Последний день осени бесплатное чтение

"Иногда все, что у нас есть, – один короткий день, прежде чем придет зима."

Кевин

Кевина в классе будто не замечали – или, что хуже, замечали лишь затем, чтобы толкнуть или задеть словом. Любая ошибка, любой промах становились поводом для насмешек. Говорил тише, смотрел как-то иначе, одевался просто, незаметно – без кричащих цветов, без желания выделиться. Этого было достаточно.

Он шёл в школу, глядя под ноги. Асфальт ещё не высох после ночного дождя. Шаги были неторопливыми, как будто сам день отодвигался каждым шагом – и он старался не приближать его слишком быстро.

Светлые волосы ложились неровно, будто он нарочно не стал их причёсывать. Серые глаза смотрели мимо, но будто всё видели. Плечи – всегда чуть напряжённые, будто оттого, что в любой момент нужно отстраниться. Джинсовка с капюшоном, футболка, тёплые цвета, белые кроссовки. Ни яркости, ни дерзости – похоже на попытку быть незаметным. На душе было особенно тоскливо. Сегодня – опять понедельник. А значит, впереди целая неделя, которую нужно пережить.

Хуже всех относился к нему Дилан. Не просто задирал – унижал. Его слова ранили точнее и глубже, чем кулаки. Он знал, как ударить прямо в сердце – через фразу, взгляд, паузу. С каждым днем Кевин все меньше верил в себя, сжимаясь в угол собственного мира, боясь дышать рядом с другими.

Дверь в класс уже была приоткрыта, и шум голосов накатывал, как волна. Он замедлил шаг, проскользнул внутрь, стараясь не задевать взглядов – ни учеников, ни учителя, ни даже пустых стульев. На задней парте – его привычное место. Там, где не задают вопросов. Где можно спрятаться за чужими спинами. Где легче всего исчезнуть.

Он опустился на стул, вытащил тетрадь, в которой молча рисовал мечты – о далеких местах, куда когда-нибудь сможет убежать. И каждый раз надеялся, что завтра всё изменится. Но каждый раз всё оставалось прежним.

Дилан

Правда была в том, что сильнее всех боялся именно Дилан.

Он знал: в школе достаточно одного неловкого шага, и тебя затопчут. Стоит замешкаться, показать слабость – и сломают без колебаний. Поэтому он выбрал самый простой способ – казаться сильным за счет тех, кто слабее. Кевин подходил для этого идеально. Чем яростнее Дилан гнал прочь свои страхи, тем ожесточеннее унижал его, будто каждый укол, каждый толчок отгонял собственную уязвимость.

Но однажды все изменилось.

Дверь хлопнула за спиной с резким звуком, словно он вырвался изнутри чего-то плотного и душного. С крыльца он спрыгнул сразу двумя ступенями, не оглядываясь. Куртка, расстёгнутая насквозь, хлопала по бокам от беглого шага. Шнурки – как обычно – болтались развязанные.

Он не бежал – слишком гордо для этого. Но и не шёл – слишком тревожно. Торопился. Как будто хотел оторваться. От стен и голосов. От того, что осталось за дверью. И что может снова догнать, если остановиться хоть на секунду.

Школьный рюкзак висел небрежно на одном плече. Он поправлял его машинально, не замечая. Лоб нахмурен. Губы сжаты. В глазах – настороженность, что не пряталась даже за насмешкой.

Он был из тех мальчишек, чью внешность замечают – но запоминают не с первого взгляда. Густые тёмные волосы падали на лоб и щёки чуть небрежно. Карие глаза – тёплые по цвету, но холодные в выражении – скользили по улицам быстро и колко. На щеке – маленькая родинка, как случайная запятая в предложении, которое не дочитали.

В черной кожаной куртке и тёмно-зелёной футболке он выглядел старше своих лет. Не потому, что хотел казаться взрослым – скорее, потому что уже знал слишком многое, чтобы оставаться ребёнком.

Он ускорил шаг, когда за углом показалась школа.

Пустота

Дети заполняли коридоры – рюкзаки хлопали о стены, кто-то смеялся, кто-то спорил, кто-то толкал кого-то мимоходом, не разбирая лиц. Воздух был насыщен подростковым шумом и чем-то ещё – неуловимым напряжением, которое витало вокруг Дилана, как поле. Он стоял у шкафчиков, облокотившись на холодный металл, с привычной полуулыбкой, когда Кевин шёл мимо по коридору с коробкой мела в руке.

– О, гляньте, мечтатель гуляет, – Дилан бросил, будто невзначай, но чуть громче, чем нужно.

Смеялись двое рядом. Не слишком громко. Они не знали, над чем именно смеются, но были готовы подхватить любое движение сильного. Кевин остановился – не потому, что хотел, просто потому что не смог идти дальше. Медленно повернул голову. Посмотрел на Дилана.

В этом взгляде не было ни злости, ни обиды. Только пустота.

Просто – ничто. Будто внутри все уже умерло. Будто то, к чему Дилан так долго подталкивал, наконец случилось. И в этой пустоте он вдруг узнал себя. Увидел отражение – того же испуганного мальчика, который мечтает исчезнуть. Стало невыносимо. Впервые взгляд отвел он. Впервые слова застряли в горле.

Звонок. Парни рядом с ним всё ещё посмеивались – по инерции, без настоящего интереса. Дилан выдохнул. Медленно, как будто отпускал что-то внутри. Посмотрел на них. Голос прозвучал хрипло, но отчётливо:

– Звонок!

Те переглянулись. Один фыркнул, другой пожал плечами. Они пошли в класс. Без ухмылок. Без комментариев. Урок уже начинался, но Кевин не пошёл в класс. Он стоял у окна в коридоре, глядя на двор, где ветер гнал жухлые листья вдоль асфальта.

Когда Кевин вошел в класс его место выглядело почти нетронутым – почти. Карандаши сместились, как будто кто-то провёл рукой. А тетради не было. Он замер, взгляд скользил по столу, потом – на пол, потом – на соседние парты. Неловкое движение плечами. Пальцы заёрзали на ремешке рюкзака. Слева, у окна, кто-то тихо хихикнул.

– Художник потерял шедевр, – шепнул сосед по парте и, не скрываясь, протянул Дилану тетрадь.

Он взял тетрадь – и на мгновение замер, будто хотел понять, что с ней сделать. Кевин поднял голову. Их взгляды встретились. Молча. Дилан чуть замешкался. Рука дрогнула. Он мог бы отдать. Просто положить на парту и ничего не говорить. Но уже чувствовал на себе чужие взгляды. Он резко метнул тетрадь в сторону Кевина.

– Лови, – бросил, не глядя.

Не слишком сильно – ровно настолько, чтобы выглядело «как надо». А потом, будто ничего не произошло, развернулся к своим учебникам. Тетрадь ударила Кевина в лоб и соскользнула на парту.