Глава 1. Белый лист не так прост. Наверное
День совершеннолетия – не по документам, а по его сути – каждый вчерашний подросток ждал накануне по-разному. Кто-то спокойно, кто-то изводя себя. Ведь им предстояло не просто вступить во взрослую жизнь, а получить первый результат теста на способности, от результата которого зависит все.
Повезет – примкнешь к элите УНИКов, нет – получишь метку БЕЗУНИКа.
Обмануть тест не получится, он оценивает не знания, а твои гены, выискивает в них предрасположенности, зачатки способностей. Если в тебе есть что-то не типовое, уникальное, то это отразится в бланке, повлияет на общую оценку и даст возможность получить предложение о работе в приличном месте. Если нет…
Маша никогда не думала об этом “если”, потому что у нее давно все было расписано – дедушка по своим схемам просчитал ее будущее еще при рождении. Он не сомневался, что тест обязательно покажет высокий балл, и договорился о месте в лаборатории. Даже новый проект подготовил. Правда, его пришлось временно заморозить, как и всю секцию, за которую отвечал дед.
И вот неделю назад в день рождения Маша получила личное приглашение. Ее ждали. Во всяком случае именно так было написано на сопроводительной к бланку бумаге.
“Лаборатория по исследованию генома готова к открытию снова. Кто если не вы, Мария Кумнешева, сможете возглавить новое уникальное направление? Это ваше семейное наследие. Осталась формальность, впишите в бланк итог теста и мы ждем вас в научном городке. Дедушка вами гордился бы.”
Последняя фраза ранила. Больше года прошло, а боль от потери совсем не утихла, она затаилась и в тот момент уколола острым шипом. Хорошо, что никто не заметил, как Маша замерла, восстанавливая броню, которую натянула спустя три месяца после поминок. Она устала плакать то навзрыд, то тихо в подушку, устала вздрагивать, когда слышала его голос в шуме ветра, шелесте листьев, устала скучать и закрылась в коконе злости.
Он ведь ее бросил. Эгоистично бросил. Хотя обещал, что будет рядом всегда, что проводит на тестирование и расскажет, как себе не навредить. Ходили слухи, что такие случаи редко, но происходили. Но это ведь слухи, а дед сотрудничал с центром оценки и знал все изнутри. Молчал потому что нельзя было разглашать информацию, намекал, что когда наступит время Маши все может измениться.
К чему забивать голову лишним? Все заложено в генах, все давно предрешено. И готовиться особо не нужно – лучше прийти таким, какой ты есть в жизни, не пытаться что-то показать, доказать, прыгнуть выше головы – от этого будет только хуже. Говорят. Или врут.
Так, хватит!
Маша покрутила указательными пальцами по вискам: в одну сторону, в другую. Словно намотала нитку и тут же ее размотала. Полегчало, в том числе от понимания, что скоро уже все случится. Вечерние сумерки без слов намекали – день подходит к концу. Осталось чуть-чуть.
Надо лечь спать. Отдохнуть. Ни на что повлиять все равно не возможно.
Только выполнить задуманное она не успела – в окно постучали, и Маша вздрогнула.
Игорь. Он пришел. Хотя она просила сегодня вечером ее не беспокоить. Но разве можно остановить влюбленного парня? Кажется, он волновался больше Маши. Утром заглянул, пожелал хорошего дня, в обед проехал мимо калитки ровно, когда Маша вышла подышать свежим воздухом. Будто караулил. Ее это задело, вот она и буркнула, что хочет побыть одна.
А сейчас стало стыдно. Игорь же хочет как лучше. Наверняка. Действует, как умеет. Сам прошел оценку полгода назад, знает каково это – просто ждать назначенного часа. Но о процедуре ничего не рассказывал, говорил, что любые навязанные другим человеком картинки создадут неверный образ, а у Маши должен быть свой. Уникальный.
О чем Игорь любил поболтать, так это о том, как они будут жить в научном городке, как обустроятся там. Он ради Маши не спешил принимать свое предложение, хотел въехать вместе. Так проще. Опять же говорят. Или врут.
– Машуль, – Игорь прилип лбом к стеклу, скорчил смешную рожицу.
– Ну? – Маша открыла окно и недовольно съежила губы, сдерживая улыбку, ведь на самом деле была рада его видеть, умел Игорь отвлекать от тягостных мыслей.
– Хочешь узнать, как пройдет завтрашний день? – Игорь протянул ей ромашку…
Ромашку!
Да, он не знал, что эти цветы значили для Маши, она ему никогда не рассказывала, и вот результат. Именно сегодня он притащил эту белую убийцу… Детскую гадательную забаву, обернувшуюся для ее семьи трагедией. Воспоминание о потере заставило сжать кулаки.
– Уник, безуник, – начал срывать лепестки Игорь, не глядя на Машу.
– Прекрати! – она вырвала из его рук цветок и выбросила.
– Эй, Машуль, – Игорь запрыгнул на подоконник и притянул Машу к себе, – ну ты чего? Я ж все проверил, прежде чем тебе предложить. Там было четное количество лепестков. Все давно решено. Ты забыла?
– Что? – Маша отпрянула.
– Ты же не думала, что я правда доверюсь какой-то там ромашке? Ты уник, все об этом знают. И завтра…
– Не надо.
Маша попыталась вырваться, а Игорь чмокнул ее в щеку и потянул на себя.
– Пойдем прогуляемся?
– Нет, – она насупилась, уперлась ему в грудь.
– Небо сегодня чистое, луна яркая, ну же, – Игорь накрутил локон ее рыжих волос на палец, – проведи вечер с самым романтичным парнем на свете.
– Еще скажи, звезда упадет, и я смогу загадать желание, – фыркнула Маша, но уже не так злобно, она поняла, что не хочет сейчас оставаться одна.
– А я его угадаю и тут же исполню. Пойдем? У меня для тебя есть сюрприз.
Ну как можно ему отказать? Тем более, что Игорь правда умел находить такие места, где в любое время суток, в любую погоду им было хорошо. Вдвоем. Может, это и есть любовь?
Маша, сдерживая смех, позволила Игорю выкрасть себя из окна, наплевав на то, что скажет мама, что подумает отец. Все равно. Этот вечер, а может, и ночь, хотелось провести не в четырех стенах, ведь как ни пыталась Маша храбриться, мысли сомнения лишь затаились, ждали момента, когда смогут наброситься вновь.
Лучше насладиться теплой летней погодой рядом с человеком, которому ты, кажется, дорог.
Они прошлись по нехоженным тропкам поселка, добрались до ручейка, посидели у него, послушали воду, покидали в нее камушки, попрыгали, побесились – нервное напряжение от предстоящего дня улетучилось. Игорь принялся собирать хворост для костра, а Маша села у дерева, скрестив ноги. Она медленно осмотрелась, особо не вглядываясь ни во что, и все же краем глаза заметила, как из кармана Игоря выпал белый листок. Отвернулась. Задумалась: сказать или нет.
В районе лопатки засвербило, и Маша поступила нелогично, сделала вид, что тоже собирает веточки для костра, подняла листок и спрятала за пазухой. Почему не сказала Игорю? Ей будто кто-то внутри запретил, еще и оправдание подбросил, что с бумагой связан сюрприз и теперь его преподнесет она. Хотя кто так поступает? Это же ложь, а ложь Маша не любит.
Зуд в лопатке усилился. Вот, даже тело говорит, что это плохо. Маша вернулась к дереву, и… забыла о бумажке. Не сразу конечно, просто ее важность перестала царапать душу. Игорь начал дурачиться с ветками, в стороны полетели листочки, труха, и Маша решила, что подобрала ничего не значащий мусор. Поэтому вовсе не нужно о нем говорить.
Треск костра завораживал, объятия Игоря согревали, Маша положила голову ему на плечо и наблюдала за танцем искр, ни о чем не думая, наслаждаясь молчанием и природными звуками.
– Уники, безуники, придумали какой-то бред, скажи, – Игорь отстранился, чтобы подкинуть в костер дров. – Если двое друг друга любят, разве важны статусы?
Игорь сплел свои пальцы с Машиными, слегка коснулся их губами и прошептал:
– Семья – это сила, не важно, кто в ней выше. Пара друг друга уравновешивает.
– Игорь, ты же сам сказал, что веришь в меня, зачем…
– Прости, – он прервал ее поцелуем.
Маша с трудом сдержалась, чтобы не отпрянуть, затронутая тема ее удивила, не такого финала прекрасного вечера она ожидала. В районе лопатке снова засвербило.
Может, это знак, что пора домой?
Игорь не стал отговаривать, проводил и пожелал приятных снов. Маша переоделась в темноте, свет включать не стала, чтобы не раздражать глаза. Она не заметила, как на пол упал белый лист, прижался к ножке стола, будто хотел спрятаться.
Но от кого? Почему? Что же в нем кроется?
Глава 2. Ромашки-предсказатели
Вот и настало то самое утро – предсказанное дедом. Это на бумагах и схемах он все серьезно оценивал, высчитывал, рисовал и зачеркивал, а для Маши погадал на ромашке. В шутку.
На пятый день рождения подвел к клумбе, спросил, какой цветок больше нравится, а после вместе срывал лепесток за лепестком приговаривая:
– Кем же станет моя внученька? Поваром?
– Неть, – Машенька покачала головой и насупилась.
– Может, тогда строителем?
– Неть! – Машенька топнула ножкой. – Я ученым буду. Как ты.
– Ну хорошо, хорошо, – дед покрутил цветок, повздыхал. – А ведь сколько профессий есть: учитель, водитель, маляр, торговец, сказочник.
Каждое слово сопровождалось полетом отвергнутого варианта.
– Неть, неть и неть, – Машенька потянулась к ромашке, но тут же отдернула руку и всхлипнула. – Деда, а ей не больно?
– Ты ж моя умница, – дед присел и подмигнул. – Я уж решил, что мы оставим ромашку совсем лысой. Ну-ка, давай посчитаем, сколько лепестков осталось?
– Один, два, – старательно выговаривала Машенька. – Тли…
Дальше цифры она забыла, но дед помог, вместе они насчитали десять лепестков.
– О-го-го. А знаешь, что это значит?
***
Взрослая Маша еще сонная стояла перед зеркалом, она помотала головой в ответ на проснувшиеся воспоминания. Ну откуда в пять лет она могла знать, что это значило? А дед объяснил. Непонятными тогда словами. Зато интересными действиями. Маша открыла комод и достала сложенный пополам лист. Развернула его, села на стул, провела пальцами по ромашке с десятью лепестками, приклеенной слева и по восьми лепесткам, приклеенным справа.
Дед собрал в тот день их с земли и пообещал: “В совершеннолетие у тебя откроется твоя главная способность, только не пропусти ее”. Он постучал по одному из лепестков, напоминая, как они его не сразу заметили, запрятался тот в траве, словно хотел там остаться.
В восемнадцатый день рождения Маша с самого утра прислушивалась к ощущениям и гадала, уже проснулась способность или нет, а если проснулась, то какая. Когда зачесались ладони, решила, что будет мастерски читать линии жизни, потому что они притянули взгляд и словно просили по ним поводить пальцем. Правда, ничего не прочиталось, и Маша отвергла этот вариант. Когда начало сводить пальцы ног, она предположила, что предстоит много путешествовать или изучать чьи-то странствия, а может, уметь составлять уникальные маршруты.
Измучила она себя самоисследованием, спать легла с головой, напоминающей колокол, в который били без остановки. А догадки все приходили и приходили. Музыка? Нет, что-то связанное со звуками, об этом колокол в голове напоминает. Вот только попытка отключить гул провалилась. Не оно. А что, если управление снами? Или пробуждениями, да такими, что ты помнишь все-все, что видел во сне. Надо срочно уснуть. Но и тут ничего не получилось. Маша расстроилась, как ребенок, перевернулась на живот и прижала подушку к ушам, словно это могло заглушить гомон с идеями.
– Ты и здесь обманул! – прорычала Маша, ударив кулаками по матрасу.
Она вскочила с кровати, схватила приглашение в научный городок, чтобы его разорвать, но стоило взять конверт, как ее озарило: не о дне рождения дед говорил. Естественно, пятилетка не могла это понять, ведь до совершеннолетия было неизмеримое количество времени. И что такое совершеннолетие она тогда не представляла. Дед говорил о другом дне.
И вот он настал. Сегодня Маша пройдет тест, сегодня узнает, что за уникальная способность в ней пробудилась. Или она пробудится во время оценки? Как же дождаться бланка с результатом и не сойти с ума?
Из кухни донеслись голоса – родители проснулись. Обычно отец уходил рано, но сегодня явно хотел поговорить с дочерью перед важной в ее жизни процедурой.
Маша умылась, заглянула в шкаф, достала платье, которое подарил дед. Купил его не глядя, ездил на съезд ученых, гулял по рыночку и увидел платье принцессы, забрал не торгуясь – с размером только прогадал. Маша тогда обиделась жутко. “Ты меня видишь куклой?”
Ну представьте, пятнадцатилетней девчонке вручили наряд, в лучшем случае десятилетки. Дед извинялся, бабушка подтрунивала, что за работой совсем во времени потерялся, папа молча недоумевал, а мама успокаивала и просила не устраивать сцен. Только благодаря ей, Маша не выкинула платье, а вот сейчас прижала к себе и почувствовала невидимые объятия, словно в нелепом подарке осталась частичка души деда. Или любовь. Ведь он всегда заботился, а тот выбор… Маша прогнала затягивающие сознание тучи, плакать не время. Натянуто улыбнулась, возвращая броню.
– Все ведь будет хорошо? – сказала она и вернула платье в шкаф.
Надела свободную футболку и потертые брюки – для завтрака пойдет, а для тестирования еще будет время переодеться, оно через три часа. Убрала тетрадь с ромашками и краем глаза заметила что-то белое. Сердце екнуло.
Это же та бумага, выпавшая из кармана Игоря. Развернуть? Прочитать? Как-то неудобно. Лучше подождать и отдать владельцу. Извиниться, сослаться на то, что вчера сглупила. Он поймет и простит. Точно простит. А если простит…
Любопытство без спроса забрало управление телом, Маша расправила лист и… опешила – на нем было всего четыре цифры 1 0 0 0. И что они значили? Наверное, Игорь хотел так показать, что одну из способностей Маши тест точно определит в уникальные. Или тут напоминание про обещанный итоговый балл от деда – 10.
Все! Стоп! Не начинай собирать из мелочей калейдоскоп, он изменится при первой же встряске. Лучше поесть, тем более…
Желудок заурчал, и Маша вынырнула из комнаты. На кухне витали запахи травяного чая и бекона – обжаренного бекона, с яичницей. Мама такое готовила редко, обычно кормила блинчиками или сырниками – полезными для организма. А тут жарешечка. Все для единственной дочери.
Маша пожелала доброго утра отцу, чмокнула в щеку маму, села за стол и чуть не замурлыкала.
– Глазунья? Мамуль, а ты шутница. – Маша наигранно поводила руками над желтым яичным глазом. – Чуфыр, чуфыр, увидь все, что нужно, раскрой все способности и уникальности Маши.
Родители шутку не оценили, даже не улыбнулись, только переглянулись. Папа взял чай, и Маше показалось, что его рука дрогнула. Мама отвернулась к плите и тоже дрогнула, но плечами.
Переживают. Скоро их птенчик покинет гнездо.
– Ну мамуль, папуль. Вы чего? Все же хорошо. Даже если бы я этого захотела, я не смогу остаться с вами. Вы не потянете налог за меня. Я получу сегодня паспорт способностей и перееду, начну сама зарабатывать и вам помогу.
Но и на это родители ничего не сказали.
Ну и пусть. Маша-то не волнуется. Под лопаткой свербит, правда. Или кажется? Наверное, что-то не так с футболкой, но не бежать же в комнату, чтобы сменить ее на что-то помягче. В попытке отвлечься от неприятного ощущения Маша затараторила, жуя яишенку с беконом.
– Я же не уезжаю куда-то за грань. Буду приезжать иногда. Или вы ко мне. Я уже вижу свою квартирку – на каком-нибудь пятом этаже, чтобы сверху смотреть на город науки. И в лабораторию дедову войду, не как гость, а как сотрудник. Представляете?
Мама всхлипнула.
Чего это она?
Папа засуетился, отнес кружку в мойку.
– Милые, мне пора, – он чмокнул маму в висок. – Машик, тебе оставить велосипед?
– Нет, – выпалила она без раздумий.
Как оставить? Зачем оставить? Папе на велосипеде добираться до работы не меньше часа. А тут пешком? Устанет ведь. Зачем здоровьем так рисковать? И так последнее время выглядит не утренним первоцветом. К тому же Маше спешить ни к чему, времени до оценки с запасом. Она может и прогуляться. Погода хорошая: лето, тепло, центр тестирования недалеко. Плюс в крайнем случае есть вариант с попутчиками добраться, не у одной же Маши сегодня тестирование.
Хотя… Нет. Лучше самой. А то будут что-то спрашивать, подбадривать.
– Машик, ты чай тоже пей, он остывает.
Мама села напротив, пододвинула чашку, погладила Машу по тыльной стороне ладони, вызывая мурашки, которые все до единой собрались в районе лопатки.
Да что ж такое-то? Дурацкая футболка! Надо ее выкинуть.
– Вы чего так волнуетесь? – натянуто бодро выдала Маша. – Дед давно все предсказал. Забыли? Я получу не меньше десяти баллов, – она раскрыла ладони, как бы намекая – вот они, баллы по количеству пальцев. – И приглашение у меня уже есть.
– Машик, ты пойми, оценка – это…
– Калейдоскоп, я помню. Но ведь не для меня? – она вытянула руку, приготовившись загибать пальцы. – Способность первая – разбираю даже самый корявый почерк.
– Ты меня с нею столько раз выручила, – добавил отец. – Только…
– Не тянет на уникальную, согласна. Но и не самая банальная? На пару-тройку баллов потянет?
– Но ты ждешь ту, что дед рассмотрел, – почти прошептала мама.
Почему так неуверенно? Или со страхом?
– А если нет? Что? Останусь пустышкой?
Маша выпила чай в два глотка, громыхнула чашкой и ушла в свою комнату. Закрыв дверь, поругала себя. Чего вспылила? Неужели все в таком напряжении проводят время перед оценкой?
Взгляд притянул листок с цифрами. Маша его повертела и бросила на комод. С ним можно будет разобраться позже, сейчас важнее настроиться на успех.
Научный городок. Там Маша провела много времени – по сравнению с другими подростками. Ей нравилось там все: атмосфера, строения. Ей хотелось приносить пользу не на словах, хотелось стать такой же, как дед – и… папе помочь. Он не просил и не попросит, но Маша видела, что с ним что-то происходит, и надеялась, что успеет разобраться со всем в лаборатории и пригласить его на обследование. Постараться пригласить.
Только бы он не противился…
***
Маша минут десять бездумно перебирала одежду: любимая рубашка показалась мятой, юбка короткой, платье неуместным, брюки… тоже улетели в сторону. Почти весь гардероб перекочевал с полок и вешалок на пол или на кровать.
В комнату заглянула мама, тихонько постучала по двери и, не дождавшись разрешения войти, переступила порог, подошла к МАше, обняла со спины и протянула чехол, в котором явно пряталось что-то из одежды. Маша склонила голову, прижалась щекой к ключице мамы, выдохнула: “Спасибо” и медленно расстегнула молнию.
В чехле прятался брючный костюм цвета утреннего облака. Ткань мягкая на ощупь – ее название Маша при всем желании бы не угадала – работать с тканями – это особая способность мамы.
– Я все ждала, что ты спросишь, что тебе сегодня надеть.
– Мамулечка, спасибо! – Маша с восхищением посмотрела на маму. – Но когда? Когда ты успела? И…
Не высказанный вопрос не захотел произноситься, но мама его поняла и ответила.
– Машик, ты же знаешь, я люблю работать с тканями, а бессонные ночи проще провести за работой, чем ворочаться под храп папы.
Они рассмеялись, правда, смех вышел напряженным. Маша изучала лицо мамы, каждое мимическое движение, и прислушивалась к себе, вернее, к лопатке, там уже, будто навечно поселившийся, ворочался зуд. Но зачем маме врать? Она не могла рисковать – она же сама рассказывала, что с некоторыми тканями нужно работать только на фабрике, под присмотром мастеров, видящих переплетения линий. Нельзя ошибиться, нельзя допустить, чтобы самая обычная нитка повлияла на способность человека и ненароком пробудила опасный ген.
Хотя… это ведь просто страшилки? Как могла нитка на что-то там повлиять?
– Машик, не накручивай себя, – мама села на кровать и кивнула на принесенный костюм. – Примерь. Я всего лишь перешила свой костюм, в котором проходила тестирование.
– Хочешь поделиться удачей? – наигранно фыркнула Маша, повторять, что она ей не нужна, не хотелось. Надоело.
Все давно решено. Предстоит формальность, зафиксировать в бланке оценку и завтра же отправиться в научный городок. От предвкушения этого переезда даже дыхание перехватывало. Мечта вот-вот сбудется. А еще… там Маша окажется в мире любимого дедушка, в мире, от которого он ее держал в стороне. “До поры до времени”.
Маша надела брюки, те идеально сели по фигуре. Как мама это сделала? Ведь без единой примерки сшила. Вот оно мастерство, развитое из зернышка, выявленной на тесте способности.
А у Маши их будет больше одной. Точно больше. Ей поставят не меньше десяти баллов. Дед обещал. И записка Игоря подтвердила. Его сюрприз же был в этом?
То ли от маминой заботы, то ли от мягкости ткани, то ли еще от чего настроение Маши приподнялось. Как и подбородок. Почувствовав – вернее, убедив себя в успехе в очередной раз – Маша вышла на улицу.
Солнце – обычное. Погода – приличная. Велосипед… папа его все же оставил. Ну зачем? Надо попросить, чтобы его доставили папе, чтобы хотя бы обратно он не шел пешком. Где же Игорь, когда он так нужен?
У подъездной дорожки притормозил многоместный велосипед. Водитель скучающе посмотрел на Машу, она отвернулась. Там уже сидело трое. Трое! Нет уж. Уникам положено индивидуальное все: комната, транспорт. Если Маша сейчас воспользуется чем-то общим, то еще след оставит.
Конечно, все это домыслы. Никак многоместные велосипеды не влияли на тест. Как и ткань костюма. Просто нервы уже не знали, как заставить кипеть мысли.
Треньк.
Игорь. Снова он. Улыбается и кивает на сидушку.
– Откуда у тебя велосипед? Ты же говорил, что твоя мама не может его себе позволить, а ты еще не устроился.
– Машуль, садись.
– Он не твой? Что взамен? – Маша посмотрела на велосипед отца. – Давай лучше…
– Машуль, погнали, если надо я и ваш перевезу.
Какой же Игорь понятливый. Маша устроилась за его спиной, обняла и расслабилась – насколько смогла. Все будет хорошо.
Глава 3. Центр тестирования покрыт тайной. Зачем?
Как ни храбрилась Маша, стоило взяться за ручку входной двери центра тестирования – сердце сжалось до размера рисинки, дыхание перехватило, ладони вспотели.
«Ну ты чего? Эй! Возьми себя в руки!»
Маша обернулась, окинула взглядом пространство возле центра: ровные тропинки, аккуратно подстриженные кусты. Все так чистенько и безлюдно, будто не было здесь жизни. Настоящей жизни: с ошибками, мусором, кривостями, сломленностями. Словно тем, кто пришел на оценку, показывали: дальше у тебя все будет по правилам, все четко, без выкрутасов.
Взрослая жизнь пугала, но не рамками и запретами, которые в большей степени касались безуников, а тем справится ли Маша с новым отделом в лаборатории, не подведет ли, не натворит ли глупостей. Ее должен был ввести в курс дела дедушка, но его больше нет. Он ушел, бросил ее.
Обида снова показала зубы, Маша зажмурилась и отрывисто задышала через нос, будто каждым выдохом хотела прогнать и ненужные мысли, и щекочущие глаза слезы.
Игорь попытался поддержать, обнять, предложил проводить до дверей. Зря. Рыкнула на него Маша, сказав, что не маленькая, что справится сама. Он не стал спорить, чмокнул в щеку, не прикасаясь, и уехал.
Тоже ведь бросил. Трус! Дед бы не сдался. Он бы придумал, как переключить Машу – часто так делал. Она любила похмуриться, покукситься, посопеть словно ежик. Будь дед рядом, он бы наверняка провел большим пальцем по ее лбу, разглаживая думательные морщинки – название он придумал, еще и подтрунивал, что мысли змейками сбегают из беспокойной головушки.
Сейчас бы Маша такой ласке обрадовалась, а когда дед так сделал в первый раз, расплакалась и к бабушке побежала. «Я уже старая, да?» А было ей тогда всего шесть. Мама услышала, рассмеялась, объяснила, что морщинки бывают не только от старости, но и от умности. Маше это понравилось, и она стала порой специально морщиться и просить деда погладить ее по лбу. Это была одна из множества придуманных ими забав.
Маша вздохнула, мысленно шикнула на себя за то, что отвлеклась, нужно ведь на оценку настроиться, а не в прошлом тонуть, дернула дверь и вошла внутрь центра.
Никто ее не встретил, она даже решила, что ошиблась, что тест ей назначили на другой день или что перепутала время, но заметила на столике оценочный бланк со своим именем. Перепроверила. Дата – сегодня. Данные – ее. Рядом нашла указатель на кабинет номер пять – на бумажном кругляшке алел красным.
Нет, чтобы объяснить, где искать эту дверь, написали цифру и все. Разбирайся сама, куда двигаться, да еще и таблички на дверях будто назло перемешали. За седьмой комнатой шла не восьмая, а двадцать шестая. Рядом с третьей располагались не вторая с четвертой, а девятая и тридцать первая.
Что за бред? Где кто-нибудь?
– Эй! – Маша крикнула и зажала уши – эхо оглушило будто раскатом грома.
Так. Дыши. Все хорошо. Это просто часть тестирования. Соберись.
Маша медленно осмотрелась и чуть не выругалась. Пятая комната была совсем рядом со столиком, на котором лежал бланк. Как она ее не заметила сразу? Правду дед говорил, что Маша частенько видит вокруг все, кроме нужного, если не соберется.
Стоп! Хватит!
Она не позволила новой волне воспоминаний отвлечь. Сейчас необходимо закончить то, ради чего она здесь. Маша несмело заглянула в комнату, внутри было темно. Она обернулась, никто так и не появился. И что делать? Посмотрела еще раз в комнату, на полу загорелась пунктирная линия.
– Добро пожаловать на оценку, входите, – прошелестел голос, и Маша послушалась.
Как только она переступила порог, дверь закрылась, щелкнул замок, пунктирная линия словно пригласила пойти вперед.
Маша снова послушалась, пошла медленно и почувствовала, как с каждым шагом становилось все неуютнее и неуютнее. По телу побежали мурашки, зачесались предплечья, живот, словно ткань костюма вдруг стала жесткой и начала раздражать, хотя до этого казалась мягкой, поддерживающей.
«Не выдумывай! – шикнула на себя Маша, закрывая глаза. – Будь собой. Все хорошо».
Маша вспомнила детскую забаву, как утыкалась носом в цветок, если переполняли эмоции. Дед называл ее пчелкой, просил мед принести, Маша смеялась, признаваясь, что так успокаивается. Вот и сейчас она представила, что держит в руках букет. Пусть невидимый. Но даже это поможет.
Вдох. Легкая сладость побежала по носу. Выдох. Спокойствие потекло по венам. Его поток пока не справлялся с бурлящей паникой, но уже стало чуть легче. Вдох. Еще порция эликсира. Выдох. И вот уже появились силы открыть глаза и сделать очередной шаг.
Мурашки остались, теперь они не щекотали слегка, они будто перешли в наступление, стали покалывать, пробуждать желание почесаться: не в одном месте, хотелось почесать сразу все тело.
Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…
Маша представляла то ромашки, то лилии, то одуванчики.
Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…
Покалывание перешло в жжение, казалось, что кожа плавится, что сейчас Маша опадет прямо тут лужей. Бесформенной? Нет. Она назло всем растечется здесь лепестками. И будет постоянно менять форму рисунка. То лепестки станут продолговатыми, то начнут пухнуть, то напоминать неровный круг, то…
Вдох… Выдох… Шаг… Еще шаг…
Вот уже стало чуть проще дышать, только в горле запершило, и глаза заслезились.
Вдох… Выдох… Шаг… Еще шаг…
Зашумело в ушах, а в волосах будто жучки закопались, захотелось встряхнуть головой, но ее будто зажали сильные невидимые руки. Паника мигом заставила закипеть кровь.
«Мамочки… Мне страшно… Это когда-нибудь закончится?»
Маша снова представила ромашки. Много ромашек. Еще больше. Вокруг сплошные ромашки. И их будто кто-то начал обрывать и гадать. На что?
«Нет-нет-нет!»
Маша представила, что она сама ромашка, что это ее лепестки какой-то гадатель вырывает, она вцепилась в них изо всех сил.
«Не отдам! Это все мое!»
Ее будто услышали, неприятные ощущения раз и пропали. Маша даже сперва не поверила. Прислушалась в себе. Ни жучков, ни зуда, ни жжения – ничего. Она приоткрыла один глаз. Туман будто развеялся, а впереди теперь виднелась дверь.
«Все?»
Маша недоверчиво осмотрелась, заметила, как от нее отползал к темноте у стены туман, и замер, будто его застали, а он этого не хотел. На всякий случай Маша отвернулась от него и почти побежала к двери, оказавшись в комнате типа прихожей, выдохнула.
Здесь тоже никого не было, но пустота ощущалась иначе, Маша догадалась, что за ней наблюдали.
«Ну и что дальше? Видимо, ждать?»
Спустя целую вечность с потолка спланировал конверт. Маша его поймала и с трудом сдержалась, чтобы не отбросить – не самые приятные ощущения он вызвал. В лопатке засвербило, да так сильно, будто вернулся один из жучков и хотел пробуриться сквозь тело Маши, чтобы самостоятельно посмотреть на конверт.
Маша повертела бумагу и увидела цифру пять.
Наверное, это обозначение, что результат из пятой оценочной секции.
Но вскрывать конверт все еще не хотелось. Закрадывались сомнения – а в ту ли комнату она зашла? Может, не зря дверь ускользала? Может, это часть испытания?
Ну почему… почему никого нет?
– Эй! – крикнула Маша в пустоту.
Ладно. Я могу быть терпеливой. Дед бы сейчас, конечно, посмеялся. Уж чем-чем, а терпением Маша не отличалась.
Она походила по комнате, обмахиваясь конвертом, вгляделась в возможные щелочки, откуда еще какой-нибудь документ мог появиться. Но ничего не происходило.
Маша попыталась открыть дверь, откуда пришла – неудачно. Села на пол, скрестив ноги, и, наконец, заглянула в конверт.
Ну точно. Он не мой!
В итоговой строке бланка алела цифра пять.
– Эй! Кто-нибудь!
Сегодня ведь оценку проходило еще несколько человек. Результат не мой. Или мне предстоит еще один этап?
Маша вскочила, начала колотить по двери, по стенам – метаться по комнате заблудившейся мухой. И не заметила, как появился скучающий мужчина в сером халате.
– Выход там, – он указал на открывшуюся за спиной Маши дверь.
– Погодите, я не могу, мне рано. Я не завершила оценку, – Маша помахала бланком.
Мужчина закатил глаза, взял бумагу.
– Выявлены способности – три штуки. Первая на единичку, самая простая, банальнейшая – считаете быстро, этим может похвастаться каждый второй. Две на полтора балла, неярко проявились, хотя интересные, в цветах разбираетесь и стрессоустойчивы. Хотя… если посмотреть на третью, она аж на целых два балла, – прочитав описание способности, он хмыкнул, – а, кажется, на все десять.
– Знаете, что!
– Ну точно на десять, жаль, не придумали еще способ снижать проявление такой вот несдержанности.
Маша забрала бланк и снова им потрясла, тыча пальцем в итоговую строку.
– Здесь цифра пять!
– Не слепой.
– У меня должно быть больше!
– Да вы что? И кто же это сказал? Маменька с папенькой, целуя ваши пухлые ручки в младенчестве?
– Дедушка, он ученый, – поникла Маша, – был.
– Девушка, выход там, – указующий перст пронзил воздух и будто подтолкнул неугомонную девицу.
Вот только сдаваться Маша не собиралась.
– Но это ошибка! Это не мой бланк! – она тоже ткнула, только не пальцем, а документов в грудь мужчины.
Он взял бумагу и скучающим голосом произнес:
– Мария?
– Да, – нетерпеливо брякнула Маша, она хотела, чтобы ее не опрашивали сейчас, а выдали верный бланк.
– Кумнешева?
– Ну да, да.
– Родились в семь тридцать восемь утра?
Маша кивнула, чувствуя набухающий в горле ком.
– Место рождения по меридиану…
– Вы издеваетесь? – она вырвала из рук мужчины бланк, пробежалась по нему глазами, выискивая закрывающуюся ошибку. – Да, в шапке все про меня. Но результат не мой. Он должен был быть другой.
– Все вы так говорите, – мужчина открыл дверь и, перешагнув порог, обернулся. – Радуйтесь, что у вас верхняя граница. Еще бы каких-то пол бала ниже и…
У Маши ухнуло сердце под щелчок замка. Мужчина ушел, оставив ее одну с оценкой, которую она не ожидала. Пять… Всего пять… Или целых пять? Как их интерпретируют? Какой меткой ее наградят?
Дедушка, как же так? Ты говорил, что у меня есть уникальная способность, что ее обязательно выявят на тестировании. Неужели, она не проснулась? Или… я просто не подпустила жучков к ней.
– Эй! Позвольте пройти комнату еще раз!
Дверь за спиной Маши раскрылась, явно намекая, что ей пора.
Хорошо, сейчас я уйду, но обязательно добьюсь переоценки!
Маша скомкала бланк и сунула в карман, а перед глазами алела цифра пять.
Это она меня сбила, это был не мой кружок. Не моя комната. Я докажу, только бы дали шанс.
Глава 4. Не совпадением единым вымощен путь… Куда?
Мир будто узнал, что произошло с Машей, и поджидал на пороге центра тестирования. Стоило открыть дверь, как подул ветер – не ласковый, а колючий, не остужающий пыл на щеках от разочарования, а подталкивающий как можно быстрее уйти. Словно она не достойна была здесь находиться.
Пустынность двора перед центром сейчас приободрила, не хотелось бы встретиться с чужими изучающими взглядами. А если еще и спросит кто о результате?
Маша порадовалась, что Игорь не дожидается, где-то в тенечке, от него бы скрыть свое состояние она не смогла. И домой возвращаться не хотелось. Там слишком пусто. Слишком.
Отец последнее время допоздна на работе, мама наверняка ушла в мастерскую и ворожит с тканями, создавая одежду на любой вкус и ради любой цели. В этом ее талант, в этом ее способность. Жаль, что на дочери что-то сломалось. Маше захотелось скинуть с себя костюм, он снова стал раздражать, давить, зачесалось запястье. Из-за манжеты? Маша потерла руку о брюки – зуд слегка уменьшился, но не исчез насовсем, он словно спрятался на время, притаился, чтобы покусывать иногда, напоминать о себе.
Солнце слепило, челка выбилась из прически и прикрывала лицо. Прятала от прохожих? А они появились, когда Маша свернула на аллею, примыкающую к центру тестирования. Только никто не замечал Машу, никто не смотрел в ее сторону. Она и сама отводила взгляд, но краем глаза все равно наблюдала за людьми, хотела понять, какие вызывает эмоции.
Никакие! Всем было плевать. Она будто разом стала невидимкой!
Такова судьба безуника. Наверное.
Но я не она! Это не моя оценка!
Маша сунула руку в карман и сильнее скомкала бланк. Выкинуть не решилась. Хотя чего проще? Прийти в центр, развести руками, сказать, что не было теста. Но знала, что бланк – это всего лишь бумага, результат хранится в другом месте. И лучше прийти с доказательством – вот смотрите, тут про меня, тут тоже, а дальше все чужое. Информацию тогда перепроверят, найдут ошибку.
Только бы понять, к кому с таким вопросом бежать. Только бы все получилось.
Жаль, сердце не верило. Оно замедлилось. Не банально пропускало удар, оно экономило силы, готовясь биться в истерике, делиться энергией, которую Маша будет безжалостно вытягивать из него ради того, чтобы убедить других в своей правоте.
Может, вернуться прямо сейчас?
В туфлю попал мелкий камушек, стал царапать ступню, и в запястье усилился зуд.
Ладно. Нужно все взвесить, спешка сейчас ни к чему. Именно так бы сказал дедушка, еще и ромашку бы протянул, намекая проверить, какое решение лучше. Но после того, к чему подтолкнул этот цветок деда, Маша смотреть на белую убийцу не могла. К тому же показалось, что сейчас вся растительность враждебно настроилась. Или осуждающе?
Деревья вдоль тропинки покачивались и словно шептали, но не сказочное и доброе, что слышала от них Маша ребенком, а упрекали:
«Что же ты, Маша, всех подвела. Вся надежда была на тебя».
Слезы проклюнулись и потекли по щекам.
Ну почему? Почему все так? Дедушка, почему ты меня бросил? Это все ты! Ты виноват!
Маша побежала, почти не глядя под ноги, и чуть не столкнулась с велосипедом.
– Безумная? – крикнула блондинка.
Это прозвучало так громко, так больно, ведь услышала Маша совсем другое слово. А когда разглядела в водительнице соседку Злату, с трудом сдержалась, чтобы не крикнуть что-то из серии: «Сама дура!»
Сдержалась по привычке, потому что, за такое ей бы влетело. Мама не разрешала использовать ругательные слова, папа таращился, словно происходила в этот момент вселенская катастрофа, дед же покачивал головой и говорил, что в любой ситуации нужно владеть собой, не позволять внутренним плохишам показывать нижнее белье, а пришлепнуть их, как муху, иначе. Не словами – действием.
Стоп! У Златы тоже сегодня была оценка? И почему она вся светится? Вот же лепестки разлетевшиеся!
Маша достала бланк и развернула его.
Это же результат Златы! У них дом номер пять, и в дне рождения у нее есть пятерка. Это не мой бланк! Наверное, Злата прошла оценку передо мной и тот, кто выдавал документы, все перепутал, мне ее бумагу отправил, а ей мою.
– Эй, погоди!
Куда там, Злата укатила, не дав шанса догнать. Но Маша воодушевилась догадкой и поспешила следом, не обращая внимания ни на камень в туфле, ни на зуд в запястье, а тот, тем временем, перешел в режим пульсации, словно хотел о чем-то предупредить.
***
– Мам, пап, все получилось!
Маша так и видела, как Злата забежала домой и помахала бланком. Чужим бланком! Им должна была порадовать свою семью Маша.
– Златочка, доченька, мы и не сомневались в тебе, – проворковали бы по очереди родители. Наверное. Ну а как еще они могли отреагировать на чудо?
Не было ничего выдающегося у Златы. Совсем. Маше отец говорил, что ничего не светит новоприбывшим Красовым, зря надеются на былые заслуги. Мама переводила подобныек беседы в другое русло, а Маша пропускала мимо ушей, она в тот момент переживала трагедию. Так совпало, что дом номер пять заселили накануне смерти деда, это одна из причин, почему Маша не приветила, как многие, новенькую сверстницу блондинку, да и после общий язык они не нашли. Хотя с чего бы?
Маша выросла в этой деревушке, расположенной недалеко от научного городка, и нигде больше не бывала. А Злата чирикала про путешествия, горы, леса, океаны. Хвасталась успехами папы, гордилась, что им предоставили дом аж на целый год, чтобы у Златы было время подготовиться к тесту.
«Других мест, что ли, нет?» – возмущался отец Маши.
Мама сглаживала углы, как могла. Объясняла, что папа просто тоже переживает потерю, вот и бурчит не по делу. Тема Красовых постепенно сошла на нет, приехали новые семьи, затем еще и еще. Дома редко пустовали, но и занимали их ненадолго. Обычно. Деревня использовалась для приезжих лишь как временный пункт – заселились, дождались оценки ребенка, получили рекомендации, отправились дальше.
Не всегда подростков родители вот так поддерживали, Маша слышала, что иногда их отправляли на тест самостоятельно из самых дальних уголков. Но какое это имеет значение? Это все про других…А другими, скажем честно, Маша почти не интересовалась, ей хватало своей семьи, историй о научном городке от деда. Она будто сама там вместе с ним жила и работала. С детства.
Маша подошла к двери дома номер пять, занесла руку, чтобы постучать, но ее будто кто-то потянул за талию. Уж не любопытство ли, за которое много раз Маша получала по носу от дедули?
Украдкой, оглядываясь то и дело, Маша свернула за угол и пробралась к ближайшему окну. Почему к нему? Сама не понимала, ее словно кто-то туда повел. Заглянула. Злата расхаживала по гостиной, обмахиваясь бланком. Появился ее отец, покачал головой, что-то буркнул. Маша присела, напрягла слух и разобрала обрывки фраз.
– Ну хоть ты. Что там? Так и знал, не весть какие способности. Теперь важнее другое, как ты ими воспользуешься, а то знаем мы пример…
– Толь, ну ты хоть поздравил бы дочь, – донесся женский голос.
Маша привстала, увидела, что в гостиную зашла мать семейства.
– Не заслужила, – фыркнула Злата. – Нужно отрастить кое-что, да?
– Мозги! – рыкнул отец и ударил кулаком по ладони.
С дороги донесся звонок велосипеда, Маша испугалась, что это ей просигналили, что заметили, как она подсматривает. А это ведь нехорошо. Стыд заставил прижаться к стене и медленно двинуться на задний двор, оттуда уже можно будет выбраться к нехоженым тропкам и незаметно вернуться к себе домой.
Около второго окна пришлось сесть на корточки, перейти на утиный шаг, только вмешалась неуклюжесть – рухнула Маша, хорошо, что ладони успела выставить, а то лбу не поздоровилось бы. Закусила губу, чтобы сдержать крик, и опешила, услышав басовитое:
– Промашки по-прежнему с тобой рядом?
Маша огляделась и поняла, что обращались не к ней, голос прилетел от окна. Она поднялась, заглянула в него, но говорившего не увидела, рассмотрела лишь тень гостя Красовых.
– Вот уж кому здесь не рады, – это сказал отец Златы, сказал с неприятием и вышел из комнаты.
– А мог бы поблагодарить.
– Что? – донесся почти рык. – Да если бы не ты, этот выродок бы…
– Па, а нельзя просто порадоваться за меня?
– Толь, ну правда, пойдемте пить чай с тортом, я морковный испекла.
Вместо ответа хлопнула дверь, видимо, входная.
Что так разозлило отца Златы? Что или кто? И кого он подразумевал под выродком?
Хотелось еще хоть немного подслушать, но Красовы расположились на кухне, окна которой выходили на дорогу, незаметно возле них не получится встать.
Через задний двор Маша все же выбралась на тропинку и отправилась бесцельно вперед. Мысли вспыхивали и угасали, ни одна не складывалась в понятную картинку, каждая оседала своим словом, вызывая лишь вопросы. Тест. Злата. Пятерка. Чужое. Выродок. Злость. Ромашка. Или промашка? Чья только? Ошибка. Ошибка. Ошибка. Ошибка.
Сколько их произошло? И можно ли их исправить?
Взгляд Маши блуждал, она почти ничего не видела перед собой, поэтому не удивительно, что запнулась о сухую ветку. Пошатнулась, но в этот раз не упала, спас ствол яблони.
Маша обняла дерево, почувствовала тепло, попросила дать сил, подсказать, как же быть. Села в корнях, скрестила ноги, прикрыла глаза и уплыла в темноту сна без сновидений.
***
Спать на земле неудобно, тело дало Маше об этом знать, выведя из забытья. Она распахнула веки, потерла глаза, зевнула и вскочила, осознав, что день клонился к закату. Мысли по-прежнему путались, она не могла понять, что происходит, где она, который час. Да и как так вышло, что уснула на улице? Очень странно. Наверное, переволновалась перед оценкой. А когда она, кстати?
Воспоминания о центре тестирования спрятались в темном углу подсознания, прихватив с собой и то, что Маша подслушала у соседей. Она добрела до дома и уже у порога сунула руку в карман.
Что за смятая бумага?
Ведро холодной воды не так бы ошарашило. Маша успела убедить себя, что оценка завтра, что результат ей приснился, что это было предупреждением. Но… вот она злосчастная пятерка, смотрит и говорит: все твои мечты рухнули, все обещания деда оказались лживыми.
Злость затлела в душе, Маша ее притушила – не время, нужно сначала как-то объяснить все родителям, рассказать, что дочь их бездарность, что мечты о научном городке, остались мечтами.
– Машик, ну наконец-то, – мама выглянула из кухни. – Проголодалась?
– Дочур, а тебя Игорь искал, – рядом с мамой появился папа.
Так рано? Или это я слишком задержалась?
Маша спрятала бланк в кармане и еще раз попыталась осознать – результат не привиделся. Но как об этом сказать?
Она отправилась в комнату, бумагу с оценкой положила на столе, разгладила, почитала, снова смяла, накрыла книгой. Жаль, что скрыв бланк от взгляда, не получится произошедшее отменить. Помыла руки – тщательно, зажмурившись при этом, и представляя, что стирает результат теста.
Да, она понимала, что это самообман. Да, ничего не изменить. Пока.
Но ведь мир не рухнул? Я жива и здорова. А пятерка в бланке – не приговор. Она погранична. Ее может хватить, чтобы воспользоваться присланным ранее приглашением.
Маша ополоснула лицо холодной водой, посмотрела на себя в зеркало, подмигнула, натянуто улыбнулась, расправила плечи.
– Точно не приговор! Посоветуюсь с родителями, как лучше попросить дать шанс на переоценку. А если… Нет! – Маша до побелевших костяшек сцепила пальцы. – Не будем думать о плохом.
Хотя очень хотелось – все рассыпалось, то будущее, которое Маша себе рисовала, не сбывалось. Совсем. Сейчас она не представляла, как быть, цеплялась даже за призрачные шансы вернуться к тому, что известно, понятно. Ей требовалась поддержка. От родителей? Хотя бы. Они же поймут? Ну не справилась дочь, не получила униковство с первого раза, но ведь она попытается все исправить.
Маша зашла на кухню, села за стол, родители заговорили о всякой всячине: о велосипедах, погоде, домашних питомцах. Но ни словом не затронули главное событие дня. Им неинтересно?
– Твой любимый пирог с щавелем, Машик.
Мама поставила тарелку, аромат вызвал желание зажмуриться, чтобы им насладиться.
– Давно хотел листья смородины заварить, – папа принес кружку чая.
И тут Машу будто кипятком ошпарили. Родители не просто так не задавали вопросы. Они знали! Знали итоги, но как? Результаты оценки получал в руки подросток, их не передавали никому. Получается… они повлияли на тест? Разве такое возможно?
Вспомнился завтрак, как суетилась мама, чай странный заварила, костюм еще этот дала, который в процессе начал раздражать и… мешать? Отвлекать? Они как-то скрыли от теста мою способность! Но почему? За что?
Да, папа никогда не восхищался научниками, на этой почве порой ругался с дедом, а после его смерти нет-нет да и предлагал уехать подальше. Мама сопротивлялась, и он сдавался. Может, сторговались до дня оценки? А теперь все – ничего их здесь не держит.
Внутри все взорвалось, захотелось снять пиджак, бросить на пол, еще и потоптаться по нему, высказав о качестве материала. Но Маша сдержалась, молча съела кусок пирога, с трудом прожевала, чувствуя набухающий ком в горле. Глотнула чай, поперхнулась, выставила руку, чтобы остановить мать, которая хотела постучать ей по спине. Встала из-за стола, отнесла грязную посуду в раковину, выронила чашку.
– Ты не волнуйся, я сама помою.
Маша стиснула зубы, так и не взглянув на родителей, отправилась к себе в комнату, на пороге развернулась и тихо-тихо произнесла несмотря на желание заорать:
– Вы все решили, да? Все решили за меня? Спасибо. Только я не просила.
Она вышла из кухни, перед глазами все расплывалось, мир продолжал рушиться и таять все, во что она верила.
– Доченька, мы же… – донесся всхлип матери.
Папа цыкнул, ну, конечно, сейчас скажет, мол, пусть дай ей время, она вспыльчивая, но отходчивая.
– Вы мне всю жизнь испортили! – рыкнула Маша и грохнула дверью в свою комнату.
Она разделась, разбросала костюм, словно он и правда виноват в результате оценки и не достоин вешалки или хотя бы спинки стула. Упала на кровать, накрыла голову подушкой и разрыдалась.
Все врут! Все! Никому нельзя верить! Дед бросил, родители подставили. А-а-а-а-а!
Глава 5. За тучами скрывается солнце, когда-нибудь оно и тебе улыбнется
Маша закрылась от всех, не хотела никого слушать, ни с кем говорить. Хорошо, что родители у нее понятливые – дали возможность проплакаться. Приходил Игорь, но мама увидела его под окном и спровадила. За это ей большое спасибо.
Для Маши мир рухнул. Второй раз за ее, в общем-то, короткую жизнь. Или все сломалось навечно после ухода дедушки, а она просто этого не осознала?
Как он мог с ней так поступить? Как? Почему выбрал не ее?
Обвинять другого всегда проще, и в броне из злости легче – в очередной раз Маша себя в этом убедила. Она села на кровати, подышала, поправила волосы, походила по комнате, попинала воздух, ополоснула лицо холодной водой – в зеркало при этом на себя смотреть не стала. Раскрыла шкаф, достала футболки, брюки, аккуратно сложила в сумку. Платье, подаренное дедом, запихнула поглубже в дальний угол, еще и смяла посильнее, и поколотила. Отправилась к комоду, перебрала тетради, записки, карандаши, сложила с краю только нетронутое – старое и использованное в новой жизни ей ни к чему. Лист с ромашками, которым еще утром вдохновлялась, постаралась не замечать, хоть взгляд то и дело его выцеплял. С силой захлопнула ящик, если бы задержалась еще на пару секунд, полетел бы тот лист клочками да не в мусорку, а на улицу.
Все, что решила взять с собой, отнесла в сумку, взвесила ее. Терпимо. Лишнего брать с собой точно не стоит. Подошла к столу, повертела приглашение, куда нужно было всего-то вписать результат оценки. Усмехнулась. Взяла красную ручку и вывела цифру пять.
– Ну что, дедуль, отличница я у тебя, да? Отличилась, – Маша натужно рассмеялась. – Ты давно все про меня понял, да? А сказать не решился. И родителей подговорил? Или нет? Папа не согласился отдавать дочь этому монстру научному городу, который забрал бабушку и тебя. Ты не смог его убедить и сдался? Трус!
Скомканный бланк полетел в мусорку. Ненадолго. Маша достала его и начала рвать приговаривая:
– Это была твоя мечта! Ты мне ее навязал! И раз тебя нет, то я не обязана ее исполнять!
В дверь постучались. Тихонько. Несмело.
– Уходи! Никого не хочу видеть!
Маша разбросала клочки бумаги, раскрыла окно и выбралась на улицу. Неуклюже. Оцарапалась, неудачно приземлилась и прихрамывая, пошла прочь.
Прохладный воздух немного успокоил. Маша осмотрелась и заметила буквально в двух шагах сарайчик, на крыше которого они с Игорем любовались звездами.
Вот бы он пришел сюда. Вот бы нашел меня.
Маше захотелось объятий, поддержки. А когда поднялась на крышу и села, скрестив ноги, почувствовала стыд.
И чего так сорвалась? Не выслушала родителей. Вряд ли они хотели навредить, все утро переживали, а не спросили про результат, потому что ждали, когда она сама все расскажет. Но нет же, позволила эмоциям в очередной раз взять верх. Ни чай мамин не помог, ни костюм. Надо будет извиниться. Да и что произошло страшного? Уеду завтра колесить по свету, не стану заложником научного городка. А Игорь? Поедет со мной?
Донесся скрип колеса, Маша подползла к краю крыши.
– Вась! – крикнула она, узнав соседского мальчишку. – Выполнишь просьбу?
– А ты мне что?
– Что-нибудь придумаю.
– Не, пообещай сразу. На экскурсию к научникам сводишь?
«И чего вы все помешались на них», – вслух этого Маша не высказала, только неопределенно угукнула.
– Передай Игорю, что я его жду. Здесь.
Мальчишка хохотнул. Что уж он там себе выдумал, непонятно, но явно не то, ради чего Маша на самом деле хотела своего парня. Смешок ее задел. Она поискала взглядом, чем бы кинуть в мальчишку, но тот быстро смекнул, что его ждет расправа, и укатил.
Выполнит ли просьбу? Сомнения в этом росли и росли, множа слезы, которые Маша пролила за сегодня до целого моря. Обеляя мальчишку, рождались причины, почему Игорь не отреагировал на приглашение: заболел, уснул, обиделся. Или… узнал, что Маша безуник и больше общаться с ней не захочет.
Когда рассохшимися ступенями зашуршала приставная лестница, Маша решила, что это все, что или кто угодно, только не Игорь. Даже зажмурилась, чтобы не разочароваться, и вздрогнула услышав:
– Привет, моя ромашка! Я так рад тебя видеть, – Игорь забрался на крышу и пошатнулся, не удержался, рухнул к ногам Маши, хохотнул, встал на колени и взял ее руки в свои.
От него дохнуло весельем, и глаза странно блестели. Маша отмахнулась от щекочущих темечко мыслей: это луна все, и звезды, и груз пережитого за день.
– Ты поедешь со мной завтра? – с ходу спросила она, чтобы не передумать.
Игорь расплылся в улыбке и принялся целовать каждый пальчик Маши, почти промулыкивая:
– Ну куда же я без тебя? Цветочек мой.
Он забормотал про то, как они вместе приедут в научный город, как вместе выберут, где поселиться, как вместе устроятся на первую работу.
– Игорь, но там ждут не всех… – Маша забрала свои руки и слегка отодвинулась, из-за чего Игорь чуть не завалился набок.
– Ой, Машуль, тебе кто-то наговорил уже? Не верь ты им. Да, с моим приглашением что-то там не срослось, я не хотел тебя расстраивать накануне оценки. Да это и неважно, приглашение есть у тебя.
Он снова взял ее руку, прошелся пальцами по ладони, добрался до запястья и… отпрянул.
– Что это? Шутка? Если да, она не удачная.
Маша опешила, спрятала руку за спину, но это словно разозлило Игоря, он дернул ее, поймав за рукав, и оголил запястье.
– Как ты это сделала? Зачем? Кто тебе рассказал?
Света луны хватило, чтобы увидеть символ бесконечности, он пульсировал, он горел, он выдавал то, в чем Маша не успела признаться, что не успела принять до конца. Она потерла линии – шероховатые. Так вот почему после оценки запястье чесалось. Игорь поправил свою кофту, это не ускользнуло от взгляда Маши, теперь уже она поймала его и задрала рукав.
Одновременно они произнесли:
– Ты безуник? – произнесли они одновременно. Игорь с обидой, Маша с удивлением.
– Но как… – Маша сглотнула ком размером с огромное яблоко.
– Я тебе никогда не врал, – фыркнул Игорь и спрятал символ за тканью кофты. – Ты сама решила, что я уник, а я просто не стал тебя разубеждать. Да, знай ты сразу, какой у меня статус, не посмотрела бы в мою сторону.
– Игорь, я…
– Маш, не надо, не делай хуже. Расскажи лучше…
Маша инстинктивно снова завела руку за спину и выпалила:
– Это правда, я получила на тесте всего пять баллов…
– Как ты про меня узнала, – договорил Игорь, и от слов его повеяло каким-то… презрением?
Маша запуталась, она не понимала, что делать, что говорить, как вести себя. Оправдываться? Но за что?
– Прости, – Игорь, видимо, понял, что ведет себя не как влюбленный парень, толкнул Машу плечом в плечо. – Прорвемся, научный город…
– Я не поеду туда.
Игорь вздохнул и слегка покачал головой.
– Но и дома не останусь.
– И правильно. Мне тоже нужно было сразу это сделать.
На вопрос «почему», Игорь, не вдаваясь в подробности, объяснил, что это уники получают интересные предложения и время на раздумья, а безуников сразу ставят в не самые выгодные условия. Безуник должен работать. Неважно где. Чем скорее приступит, тем лучше. Каждый день простоя залезает в карман к родителям, и не все могут себе позволить оплачивать налог за не вылетевшего из гнезда подростка. Даже если он сам пытается принести в дом любую монету.
Маша вспомнила про выпавший из кармана Игоря лист с цифрами, призналась, что подняла и забыла отдать. Игорь не стал упрекать, а только спросил:
– Ну и как?
– Что?
– Цифры. Впечатляют?
Оказалось, это была сумма долга. Маша никогда не видела счетов, ими занималась бабушка, а после ее смерти мама, поэтому не могла оценить, насколько в бумаге Игоря была большая сумма.
– Ох, Машуль. Ты ведь ничего не знаешь о безуниках, тебе будет нелегко среди них.
– Но… Ты же поедешь со мной?
Игорь не ответил, просто обнял, коснулся лбом ее лба. Из дальнего края деревни донеслись звуки веселья, где-то радовались, пели, шумели, гудели. Игорь растер предплечья Маши.
– Замерзла? Давай, провожу?
Прозвучало неискренне, и Маша помотала головой.
– Ты иди. Все хорошо. Я еще немного посижу. Подумаю, как начать перестраиваться и принять новый статус.
Игорь неуклюже чмокнул ее в щеку и ушел. Даже, можно сказать, сбежал. А Маша осталась одна: без уникальной способности, без парня, без будущего, которое было так близко. Или у нее никогда ничего этого не было? Что, если она жила в выдуманном мире? Во сне, где все идеально. Почти. А после ухода дедушки созданная им сказка начала постепенно развеиваться.
Добро пожаловать, Мария, в реальность.
Что ж. Завтра будет новый день. Завтра появится новая Маша. Она не повесит на родителей затраты за продление своего детства. Неважно какого объема предусмотрена за это плата. Раз ей суждено стать взрослой вот так, без поддержки, без подготовки. Пусть. Она справится. Она научится быть безуником, пусть и пока мало что о них знает.
Сколько она так просидела, прокручивая одни и те же мысли то в одну, то в другую сторону, неважно, в какой момент голова отяжелела и оказалась на соломенной крыше, не имеет значения, уже на рассвете пришла мама и увела ее домой. Маша брела в полусне, только благодаря заботе мамы спустилась по лестнице без травм, послушно легла на кровать, позволила накрыть себя одеялом, а когда почувствовала поцелуй на макушке, прошептала:
– Мамуль, прости меня за вчерашний срыв.
– Ну что ты, цветочек. Не переживай. Спи.
Мама посидела еще немного. Может, собиралась что-то сказать, но не решилась? Или хотела убедиться, что дочь дома, что она в порядке. Или…
Опять эти вопросы, опять эти сомнения. Маша зажмурилась, прогоняя их словно мух, и почти сразу провалилась в сон.
И ведь ей что-то снилось, точно снилось. Там были ромашки, был дед и тень незнакомого мужчины, был и Игорь, и Злата, и еще несколько человек. Они все от Маши чего-то хотели. Ситуация вокруг постоянно менялась, как менялись и лица, словно все они были частью калейдоскопа. Тревожного. Тонко чувствующего. От любого движения, от любой фразы, даже случайно брошенного слова, все перестраивалось и больше не повторялось.
Сновидения материя неустойчивая, стоит открыть глаза, как они испаряются без следа. Маша потянулась в кровати, зажмурилась от яркого света из окна.
Сколько времени? Я проспала?
Она в панике заметалась по комнате, умылась, наспех заплела косу, распахнула шкаф и отшатнулась.
Второй раз попалась в ловушку, думая, что тестирование еще впереди… Но собранная сумка напомнила о решении: сегодня Маша уйдет. Куда? На этот вопрос ответа у нее не было, зато теплилась надежда на понимание и совет родителей. Раз уж они приложили руку к оценке…
Да с чего ты это взяла? Надумала себе что-то. Взяла бы и спросила прямо. Вроде бы они раньше не врали. Или врали? И что это изменит?
В дверь постучали, Маша инстинктивно закрыла дверцу шкафа, еще и спиной ее прижала.
– Проснулась? – в комнату заглянула мама. – Я шаль принесла. Она согревает не только душу. Бабушка твоя мне ее подарила, когда у меня был сложный период. Вот, – она протянула тонкой работы вещь.
Бабушка тоже была мастерица, но о том, что она умеет и любит вязать, знали только в семье. А с этой шалью мама не расставалась в самый холодный день осени. Раз в году укутывалась в нее и бродила по саду, ни с кем не разговаривая.
– Мамуль, ну зачем, а как же ты?
Слова оборвались, когда до Маши дошел смысл маминого поступка, она ведь поняла, что дочь уезжает, видимо, увидела вчера сумку. И не стала отговаривать, ругать.
«Да потому что они в этом виноваты. Они хотели избавиться от тебя, как от сорняка!» – прозудел внутренний голос.
Маша резко выдохнула, не позволяя злости взять верх. Не сегодня. Не с мамой. Она обняла маму и вместе с ней вышла из комнаты.
На кухне шкворчала картошка. С грибочками. Малосольный огурчик манил взгляд, пахло укропом и чесночным соусом.
– Мамуль, я буду скучать.
Маша всхлипнула, мама прижала ее к себе и заворковала, как в детстве, о всякой всячине. Это согрело и успокоило.
Хлопнула входная дверь.
– Девочки мои, слышу запах любимого чая, вы еще не все печенье без меня съели?
– Он никогда не умел шутить, – Маша оторвалась от мамы, шмыгнула носом и улыбнулась, когда в кухню вошел отец.
– Жареное печенье с грибочками, вместо чая малосольный рассольчик?
Маша начала накрывать на стол и краем глаза заметила на лице папы недоумение, оно появилось и исчезло так быстро, что Маша даже решила, что ей показалось.
– Да-да, я их и имел в виду. А ты как? Уже собралась?
И снова Маша опешила, и снова злобный бубнеж про то, что ее спроваживают, как бракованную, задвинула в подкорку подальше. Не могли родители радоваться ее отъезду. Тогда что не так?
– Я транспорт тебе подготовил. Колеса подкачал, цепи все смазал, проверил слабые места, велосипед не подведет, если будешь с ним осторожна.
У Маши сжалось сердце.
– Подожди, а как же ты?
– Машик, ну не списывай уж меня совсем на покой. Я не старик, вполне бодр, – папа напряг бицепс, присел пару раз.
Только мама почему-то замерла при этом. Маше показалось, что она готова была рвануть к папе, остановить. Почему? Все ведь в порядке – он сам это сказал. Воображение с домыслами все же разыгрались, закидывая Машу жуткими кадрами, но она не стала в них вглядываться. Гаркнула на себя же мысленно: «Хватит»! А вслух сказала:
– Па, я не возьму твой велосипед. И вообще, вы что от меня избавляетесь? – не сдержалась в итоге она.
На этот раз опешили родители. Даже обиделись, объяснили, что просто хорошо знают свою дочь, что не останется она здесь, как ни уговаривай. Так зачем тратить время и нервы, если лучше помочь.
Плотный завтрак не помешал семейному разговору. Они обсудили варианты, куда Маша могла бы отправиться. Мама впервые рассказала, что родилась не в этих краях. Правда, не помнит ничего из прошлой жизни.
Маше стало так стыдно за то, что она никогда не интересовалась не только безуниками, но и близкими. Думала лишь о науке, о генах, о лаборатории, проводила большую часть времени с дедом. И вот итог – сейчас ощутила себя слепым котенком, которого выбросили на помойку, и поняла, что на самом-то деле не одна. Родители всегда были рядом, а ценила ли она это?
Мама будто считала настроение Маши. Хотя чему удивляться? Это еще одна ее способность, умела замечать, когда перевести разговор в другое русло.
– Не думай о том, что упустила. Думай о том, что приобрела. Ты со всем справишься.
– Тем более Игорь поедет с тобой, я прав?
Маша поперхнулась.
– Я видел его с рюкзаком, – добавил папа. – Если что наш велосипед выдержит вас двоих. Вы еще и меняться за рулем сможете.
От неловкости спасла мама, не дав папе развить тему, заговорила про то, где лучше останавливаться, чем в дороге лучше утолять жажду и голод, не упустила возможности предупредить, что кушать важно и не стоит экономить на здоровье, протягивая шкатулку с накоплениями. Это напугало Машу, она не могла себе объяснить почему, но ей стало страшно, что если она заберет эти деньги, то лишит родителей чего-то важного. Как они будут оплачивать счета? А если за неуплату их выгонят? А если они заболеют?
– Мамуль, я не возьму. Я молода, сама заработаю. А вам…
От намечающегося спора спас стук в дверь.
– Это Игорь, – Маша поспешила в коридор, понимая, что разговор о деньгах еще не окончен. Но если она отправится в путь не одна, убедить же родителей будет проще?
Глава 6. Что там говорят, от судьбы не уйдешь?
Маша распахнула дверь, готовая распахнуть и объятия, но попятилась, на пороге стоял вовсе не Игорь, а мужчина лет тридцати: усики, кудрявая шевелюра, серый костюм, какой носят те, кто выполняет самую простую – в цвет одежды – работу.
– Вы Мария?
Она кивнула.
– Вот, – мужчина протянул конверт и поспешил удалиться, словно избавился от чего-то неприятного и боялся, что ему это что-то вернут. А если вернут, то жди неприятности.
Раньше Маша не обратила бы внимания на поведение посыльного, ну принес конверт, ну вручил, ну ушел без объяснений. А сейчас у нее в голове прокрутился целый каскад мыслей – чужих мыслей. Неужели она постепенно перестраивается под мир безуников, частью которого теперь стала?
В задумчивости Маша вернулась на кухню.
– А чего одна? – мама натирала третью кружку.
– Али Игорь не хочет с нами чаю попить? – подмигнул папа. – Велосипед осматривает? Вот молодец парень, хозяйственный.
– Это не Игорь приходил.
Маша бросила конверт на стол и только сейчас заметила на нем эмблему научного городка: переплетенные овалы, напоминающие лепестки.
Папа встал, резко перевернул конверт, словно даже рисунок мог нанести вред, что уж говорить о ненавистных научниках, частью которых он явно не хотел видеть дочь. Папа сжал зубы, Маша заметила, как напряглись желваки, схватил тарелку, громыхнул ею, кинув в раковину, заложил руки за спину и направился в сторону окна. Мама не двинулась с места, казалось, даже дыхание задержала, а вот пальцы ее побелели, хорошо, что чашка от силы хватки не треснула.
– Что? Что не так? Что вы не договариваете?
Маша со злостью вскрыла конверт и с желчью прочитала короткое:
«Мы будем рады видеть вас частью нашей команды».
Кто мы? Какой команды? Только место указали, куда нужно явиться. Сегодня. Будто все в силе, и разорванное приглашение ничего не изменило. Просто на скорую руку отправили новое, чтобы не упустить нужного работника, и в спешке забыли добавить умных фраз и мотивирующих украшательств.
– Я не поеду! Хватит! – Маша скомкала лист.
– И правильно, дочь. Ты все решила, – с облегчением выдохнул папа, он собрался взять приглашение, но не успел, мама оказалась проворнее.
– Если что-то дается вам в руки, не надо его сразу выкидывать.
Такую фразу мог бы сказать дед, но не мама, это удивило и Машу, и папу. Только если Маша загордилась и нашла еще один повод поругать себя за то, насколько плохо знает маму, то папа расширил глаза и тут же их опустил. Словно фраза его задела, или затронула что-то из прошлого.
«Выродок!» – почему-то прозвучало в голове Маши. Но почему? Она не слышала подобного ни от кого из окружения. В их семье не бросали таких обидных слов.
Папа молча вышел из кухни. Грохнула входная дверь, и мама выронила-таки чашку. А у Маши словно калейдоскоп встряхнули перед глазами, и его частички подбросили ей осознание. Очевидное. Слишком очевидное.
– Мам… Ты поэтому не отговаривала меня? Ты знала, что меня пригласят снова?
– Ты так горела этой наукой. Я увидела вчера в твоих глазах… – ее голос осип, она налила себе воды, сделала несколько глотков. – Я не смогла… Не смогла все так оставить, – мама посмотрела на Машу. – Ты выместила обиду на приглашении, но мне показалось, что ты хотела бы его принять.
– И ты пошла туда?
– Не спросив меня!
От рыка папы и Маша, и мама вздрогнули. Когда он вернулся? Так тихо. И почему злится? Он не повышал раньше голос. С отцом своим мог громко поспорить, но на жену с дочерью никогда не кричал.
Мама шагнула к раковине, повернувшись ко всем спиной, папа встал перед Машей. На лице его читалась тревога, он не мог сфокусировать взгляд, а все бегал им, будто подбирал слова.
– Машик, девочка моя, – папа сжал плечи Маши так сильно, что у нее перехватило дыхание, заметив это, он опустил руки. – Думай только о себе, слышишь? Это твоя жизнь, не проводи ее взаперти. Любой безуник имеет больше свободы вне этой вашей науки, чем хваленый уник, но за забором ненасытного городка.
– Пап, я правда все решила. Велосипед готов?
– Да, кхе-кхе, – папа закашлялся, побледнел, остановил попытку мамы подойти к нему. – Душно тут. Жду тебя на улице, – кивнул он Маше в сторону коридора. – Или мое мнение не имеет значения?
Последняя фраза предназначалась маме. Но она не ответила, включила воду и принялась намывать и без того чистые тарелки.
Папа ушел, Маша растерялась.
Что происходит? Почему кажется, что напряженность между родителями никак не связана с результатом оценки?
– Мам… – Маша подошла к ней, выключила воду, развернула к себе. – Что происходит?
Мама боязливо посмотрела в коридор, видимо, хотела убедиться, что папа не вернулся и не услышит их, всхлипнула, вытерла мокрой рукой лоб.
– Понимаешь… у папы запоздало проснулась еще одна способность. И… Понимаешь… Он сначала обрадовался, ведь получил возможность добавить обязанности и зарплату. Но…
Сердце Маши ухнуло в пятки, перед глазами замелькали картинки того, что происходило с бабушкой. Слабость. Бледность. Кашель. А потом…
– Папа болен, – выдохнула она неприятную догадку.
Мама кивнула.
– Как ему помочь?
– Ну… – мама снова посмотрела в коридор, подошла к столу, взяла конверт с приглашением. – Понимаешь, не все и не всегда можно получить из роли уника. Иногда полезно быть невидимкой. Твой дед не сразу добился высот, он просто знал, куда посмотреть в нужное время, и любил науку.
– Он жил ею. А когда наука к нему повернулась спиной, сразу ушел.
– Это не твои слова, – мама положила конверт на стол.
Да, в Маше снова заговорила обида, и в этот раз она незаслуженно колола родного человека, но вовсе не потому, что хотела сделать больно кому-то еще кроме себя. Маша растерялась, она не знала, что думать, как действовать. Развернулась к плите, поставила чайник, открыла шкаф и посмотрела на коробочки с травами.
– Что было в чае, которым ты меня поила вчера перед тестированием? – от неприятного осознания защекотало в лопатке. – Мам, только не ври. Пожалуйста.
Вместо ответа мама взяла по щепотке из нескольких коробочек и засыпала в чашку, назвала травы, объяснила их силу и то, как она меняется в сочетании с другими соцветиями, из-за температуры воды. Сказала, что этому ее научила бабушка, но мама не решалась воспользоваться советом, да и ни к чему было. А вчера услышала ее голос во сне.
– Что было в чае, мам, – уже тише спросила Маша.
– Ромашка, календула, немного смородины, смесь должна была тебя взбодрить и дать силы, утихомирить эмоции.
– А костюм?
– Милая, – мама провела пальцами по косе дочери, – не думай, что вокруг только враги. Через ткань я передала тебе частичку себя, хотела быть рядом, поддержать.
Маша всхлипнула, обняла маму, взгляд притянул конверт на столе.
– Я не могу, мам. Я не хочу. Я думала, что приду в городок уником, что продолжу дело деда. А теперь…
– Хорошо, милая. Ты не волнуйся, – мама поцеловала ее в макушку. – Все будет хорошо. Папа прав, думай о себе. А конверт… – она потянулась к нему, наверное, чтобы выкинуть, но Маша забрала приглашение и спрятала в карман.
Без долгих прощаний она взяла сумку и вышла на улицу, будто боялась передумать. Папа ждал ее возле велосипеда. Бледный, осунувшийся.
Как она не могла заметить его состояние? Эгоистка! Но чем она бы ему помогла? Вот если бы стала уником, возглавила бы лабораторию, наверное, тогда было бы чем. А теперь?
Маша сдержалась, чтобы не сунуть руку в карман и не коснуться конверта, будто тот мог ей ответить. Она ведь не знала, кем ее приглашали, не знала зачем. Что, если отец прав, и она пожалеет, выбрав жизнь в научном городке?
– Даже не думай. Ты молода, у тебя все впереди, – вырвал отец из размышлений.
В этой фразе послышалось отчаянное: «Беги!» и Маша испугалась. По-настоящему испугалась, ведь отец не стал бы так настойчиво ее прогонять, так давить на ее будущее вне научного городка.
– Пап, я все решила и не отступлю, – не особо уверенно прошептала Маша. – Только велосипед не возьму.
– Кхе… – отец сдержал кашель, лицо пошло пятнами, на лбу проступила испарина, но он улыбнулся и подмигнул. – Поперхнулся. Столько хочу напутствий сказать.
Но слова не шли, ни у него, ни у Маши. Они обнялись. Маша услышала, как неритмично билось сердце отца, увидела в окне маму, зажмурилась и, не прощаясь, ушла.
Это ее жизнь. Она сделала выбор. Она не станет рисковать и отдаваться научникам без понимания, в чем предложение. Она не дед. Она молода, и метка безуника не приговор.
Покидать родную деревню было грустно, Маша, не спеша, прогуливалась по улочкам, всматривалась в дома, пыталась сохранить в памяти каждую мелочь, ведь будет скучать не только по родителям.
Вон у того дома с аляповатой крышей всегда был покосившийся забор, какая бы семья ни заезжала, как бы не выправляла его, он быстро возвращался в привычное положение, словно живой.
А вон та тропинка вела к озерцу с леденющей в любую погоду водой. Из-за ключей. Маша лет до десяти все пыталась понять, что там за дверь, где у нее замочная скважина и как перекрыть холод. Дед посмеивался, брызгая ее насупленное из-за очередной неудачи лицо.
Вот в тот сарай с обугленной стеной молния как-то попала, пожар начался, тушили все вместе, и озерцо пригодилось.
Маша все брела и брела, а деревня будто бы не кончалась, или Маша кругами ходила? К своему дому только не приближалась, а то ведь забежит внутрь, к маме в объятия кинется. Как она без родителей будет справляться? Страшно одной оставаться. В научном городке все знакомо, но как туда отправиться, зная, что деда там нет? Так может, и к лучшему, что оценка получилась невысокая? Может, хорошо, что Маша получила метку безуника?
Рюкзак стал отчего-то тяжелым. Наверное. Ну а почему еще плечи резко так опустились? Шея вытянулась – просто затекла. Ну не ради ж того, чтобы хоть краем глаза Маша смогла увидеть здания научного городка. Зачем? Все! Это закрытая дверь. Или… может, нужно попрощаться?
С большой дороги донесся звон общественного велобуса.
Это совпадение. Это никакой не намек. Маша даже отвернулась и ускорила шаг, а покинув, наконец-то, деревню, присела у первой же скамейки. Ноги устали. Желудок заурчал, а еды-то она с собой не захватила. И денег не взяла. Вот наивная дурочка. Как собралась выживать в мире взрослых?
Рука сама собой залезла в карман, достала конверт.
– Станьте частью команды? Кем?
Маша скомкала приглашение и убрала обратно. Встала, закинула на плечо рюкзак, сделала пару шагов и… развернулась.
– Я только попрощаться. И приглашение отдать. Сказать, что мама его не для меня просила. Или нет. Лучше про папу намекнуть. Хотя он не примет помощь от тех, кто, по его мнению, лишил его и матери, и отца. Но это не значит, что не стоит попробовать. Как дед говорил, иногда место подсказывает, как быть. Вот и проверю.
От принятого решения стало чуть легче, и рюкзак уже так не тянул плечи к низу.
Глава 7. Сорняки тоже хотят жить
Научный город располагался за высоким забором с большими прогалинами. Забор особо ничего не скрывал, он только обозначал границы, а через прогалины каждый мог увидеть манящие внутренности закрытого научного мира, куда мечтали попасть многие.
Почему? Все очень просто: те, кто работал внутри, держались за свои места до последнего. Не было такого, что человек увольнялся, просил его перевести, поэтому казалось, что научникам предоставляли идеальные условия, которых они не собирались лишаться. Тем более что попасть в этот закрытый мир было не так просто – отбор сотрудников проводился жесткий. Из сотен заявок одобряли в лучшем случае одну в год. Во всяком случае это касалось уников. Но ведь там работали и безуники.
Маша шла вдоль забора, рассматривая красиво ухоженную аллею по ту сторону, и только сейчас задумалась, что аллея ведь не сама по себе стала такой. А забор? Ни одной трещинки, ни одной ржавчинки не встречалось – почему она этого раньше не замечала? А ведь бывала в научном городе бесчисленное количество раз.
У главной калитки гостей встречало двухэтажное здание. Строгое. Оно будто охранник смотрело окнами на проходящих мимо людей. Машенька строение это первое время побаивалась и прижималась к деду, когда провожала его до городка утром и встречала теплыми летними вечерами обратно.
– Деда, оно такое, потому что ему грустно?
– Почему ты так решила?
В тот день она не ответила, но стала пробовать со зданием подружиться. То яблоко ему оставит, то куклу, то просто посидит на траве возле крыльца. Мама, правда, после таких посиделок ругалась, трава-то не хотела отстирываться. Дед слышал упреки, разводил руками, пытался убедить Машеньку, что не обязательно к нему приходить каждый день. Но куда там, стоило бабушке отвлечься, как малышка сбегала, и нет, чтобы к детям своего возраста, мчалась к научному городу, словно уже там работала.
Смирились родители, смирились и дед с бабушкой, тем более с ровесниками у девчушки общение не складывалось, их было мало, приезжали они ненадолго. Маша устала знакомиться, запоминать имена, а потом прощаться, вот и предпочитала проводить время близ научного городка.
На десятый день рождения она получила подарок. Не куклу, не платье и даже не любимый ягодный пирог, а скамейку. Самую обычную скамейку в тени раскидистой акации у крыльца того самого здания, которого она первое время побаивалась.
Дед разрешил приходить когда угодно, давал книги, журналы, пустые тетради с карандашами, просил только в само здание не заходить – мала еще. Машенька сдерживала любопытство, вернее, старалась сдерживать, нет-нет да заглядывала все же за угол пропускной двухэтажки, правда ничего интересного ни разу там не увидела.
К главному корпусу научников вела дорога – всегда чистая, вдоль нее росли кусты – ухоженные, за ними стояли дома – красивые, там жили уники, работающие здесь. Машенька порой представляла, как пройдется по этой улочке, как будет выбирать дом, куда заселится после того, как получит паспорт с оценкой способностей. В этот день обязательно будет солнце – Машенька верила в это. А как иначе? Ведь оно будет радоваться вместе с ней.
Жаль, что все это осталось лишь в детских мечтах. Не забыть об этом помогала метка на запястье. Маша почесала ее, сдерживая желание содрать вместе с кожей.
– От нее не избавиться без последствий! – мужской голос заставил Машу вздрогнуть.
– То есть тебе важнее она? Не я? – от женского голоса веяло обидой и отчаянием.
Маша прижалась к забору спиной, стараясь стать незаметной, не хотелось подглядывать, но и выходить к ругающейся парочке желания не возникло.
– Прекрати, ты знаешь, что это не так, – прошептал мужчина, пытаясь обнять собеседницу, та увернулась.
– Но ты выбираешь ее!
– Да пойми…
– Это ты пойми! Ты потеряешь все! Все! Слышишь! – женщина колотила мужчину по груди, на последней фразе всхлипнула и на выдохе прошептала: – И меня… Но тебе ведь неважно?
Мужчина стоял спиной к Маше, но судя по тому, как женщина отшатнулась взгяд мужчины выдал не то, чего она ожидала. Женщина развернулась и убежала, мужчина опустил руки, оставшись на месте. Маша поежилась, она еще никогда не видела такой эмоциональной ссоры.
Интересно, из-за чего?
– А вы бы как поступили?
Маша не сразу поняла, что спрашивали ее.
– На ромашке бы погадали? – мужчина подошел к забору и посмотрел на клумбу возле скамейки.
Эту клумбу засадила Машенька в одиннадцать лет, хотела приятное сделать своему молчаливому другу – зданию. Выпросила у деда старую велосипедную покрышку, когда он понес ее на утилизацию, натаскала земли из огорода. Почему из него? Ну а как? У бабушки все колосилось, цвело, значит, земля там волшебная. Правда, бабушка возмущалась долго, а Машенька пряталась, боялась признаться. Она не подумала, что, забирая взрыхленную землю – ее же все равно было много – портит посадки.
Не любила она и не понимала всей этой возни с огородом, а бабушка охала, что не кому знания передать. При этом посматривала почему-то на яблоню. В проступке Машенька тогда призналась, стыдно ей стало, что несправедливо ругали соседских мальчишек. Папа с мамой похвалили за смелость, дед показал большой палец, а бабушка поделилась секретом, как посадить в клумбе цветы, как за ними ухаживать. Машенька покивала, но ничего не запомнила.
Ромашки и без того взошли. И не только ромашки.
Как-то раз вечером дед не выдержал, вернулся в пропускное здание, вынес распрыскиватель, мини-тяпку, мини-грабли, перчатки и отправился к клумбе. Машенька остановила его, спросила, что он собирается сделать, а когда услышала про уничтожение сорняков, уперла руки бока и запретила.
– Они тоже хотят жить! И это моя клумба!
Дед ухмыльнулся и объяснил, что делают сорняки, как мешают ромашкам, забирая у них возможность получить достаточно питания от земли. Машенька призадумалась.
– То есть если бы у меня была сестра, то она бы забирала мою кашу? Сама бы ела, а я бы оставалась голодной? Поэтому… – Машенька недоговорила, она пообещала перестать спрашивать, почему в семье одна, это расстраивало маму. – Ну и пусть бы забирала, мне не жалко, и кашу я не люблю.
Машенька забрала из рук деда тяпку, распрыскиватель и понесла вредоносные вещи к двери здания.
– Но ромашкам же плохо, – поцокал дед, следуя за внучкой.
– А я их пересажу!
– Сорняки?
Дед сел на скамью, Машенька рядом.
– Ну как ты не понимаешь? – она растопырила пальцы. – Ну вот смотри, ты же не выбираешь, какой оставить палец? Они тебе все нужны. Вот и я хочу сохранить и ромашки, и сорняки.
– Так ромашек-то мало, и они пользу приносят, а сорняков больше, и они только вредят, – задумчиво сказал дед и посмотрел на клумбу, склонив голову.
Машенька хихикнула, к уху деда приблизилась и прошептала словно по большому секрету.
– А волосы? Представляешь, если ты одни волосы любить будешь, а другие, как вредоносные станешь выдирать.
– Так я старый, от меня они сами сбегают, – все еще задумчиво, но уже с легкой улыбкой сказал дед и подмигнул. – Скоро совсем лысым стану.
– Не станешь! – Машенька чмокнула его в щеку, вырвала у себя длинный волос и приложила к короткой седине деда. – Я с тобой своими поделюсь. Они ведь тогда не станут сорняками? Твоих не обидят?
Дед забрал из рук внучки волос, долго смотрел на него, пальцами собирая кожу на лбу, словно хотел так мысли размять. А потом резко выдохнул и вскочил со скамьи.
– Ромашка моя, ты беги домой. Я… Мне надо кое-что записать!
Машенька тогда пожала плечами и не ушла, а села рядом с клумбой, пообещала сорнякам, что не даст их в обиду, и ромашки погладила, сказала, что будет любить каждый цветок.
– Доверить судьбу лепесткам, какая глупость.
Мужской голос вырвал Машу из воспоминаний, она посмотрела на его обладателя.
– Что вы об этом знаете? – буркнула она и отвернулась.
Разговаривать Маша не хотела, ответа не ждала, но краем глаза заметила, как ветер заколыхал ромашки, и те будто с обидой закачались – она не приходила сюда со дня потери деда, а ведь пролетел целый год. Но цветы не засохли, значит, за ними ухаживали. Так же незаметно, как и за всем остальным.
– Вы не видите очевидного, отгораживаетесь от всего мира.
Маша набрала в грудь побольше воздуха, чтобы объяснить непрошеному собеседнику, что она здесь одна побыть хотела, но мужчина смотрел не на нее, а сквозь забор. Маша присела, протянула руку через прогалину, но до клумбы не достала, скинула рюкзак, встала на колени, просунулась насколько смогла на территорию научного городка, сорвала ромашку и вручила мужчине.
– Давайте, гадайте, а то мнетесь тут. Та женщина, – Маша кивнула в сторону, куда ушла подруга мужчины, – точно вас любит, а та, – она кивнула за забор, – может, от вас отвернуться.
На вторую мысль натолкнула метка, ее Маша разглядела у мужчины на запястье и решила, что он влюбился в уника, а такие союзы редки, не каждый готов смешать уникальную кровь с типовой.
Мужчина провел пальцами по рисунку, напоминающему рубец от незаживающей раны, провел ласково, будто извинялся.
– Вы еще так наивны, думаете, что все так просто.
– Только не надо меня жизни учить! – Маша схватила рюкзак и закинула его на плечо. Осознав, что эмоции начали разбухать, как оставленное на окне тесто, резко выдохнула, отметив про себя, что после оценки с эмоциями то и дело творится что-то неладное, объяснила это тем, что организм перестраивается – из ожидаемой судьбы уника переодевается в незнакомую роль безуника, вот и взрывается по поводу и без.
Мужчина повертел ромашку, поднес к носу и закашлялся, прикрыв рот рукой, а когда убрал ее, Маша заметила тонкую струйку крови у губ.
– Вам плохо? – она всполошилась. – Я сейчас. Позову кого-нибудь на помощь.
Она знала, что люди обращались к научникам с просьбой о лечении, много раз видела, как они чего-то ждали у ворот, но внутрь не заходили. Мужчина застонал, схватился за голову.
– Эй! Помогите! – Маша пересекла порог городка, в который идти не собиралась, подбежала к двери пропускного здания, дернула ее и чуть не упала, когда та поддалась – ее открыли с той стороны. На пороге появилась дородная женщина в зеленом платке и белом халате.
– Ой, Машуль, ты чего так долго? Тебя все заждались.
– Теть Вер, там мужчина, – Маша обернулась, но никого не увидела, договорила мысль почти шепотом: – Ему плохо… было…
– Ой, Машенька, тут каждый день кто-то концерты разыгрывает. Ты проходи, приглашение взяла?
– Я… – Маша попятилась. – Я не к вам. У меня… – она показала метку.
Теть Вера сдвинула брови, съежила губы – если бы не сложность ситуации, Маша бы рассмеялась, потому что казалось, что лицо теть Веры собралось, как салфетка, которой промокнули пролитую воду.
– Значит, все же безуник… Сколько?
– Пять, – Маша опустила взор.
– Хм… Пять… Значит, пять…
Сомнения в ее голосе дали Маше надежду.
– Теть Вер, это же ошибка? Да? Я же смогу пройти переоценку? – Она подалась вперед, сердце заколотилось и тут же ухнуло в пропасть.
– Система выдает, что нащупала, сколько нашла, столько и записала.
– Тогда мне здесь делать нечего, – Маша развернулась, но теть Вера ее остановила.
– И чего вы, молодежь, такие быстрые? Еще и обидчивые. Раз пришла, проходи. Во всем можно разобраться.
– А… я смогу, как безуник, с собой взять…
– И эта туда же, не рано тебе женихаться?
– Папу, – договорила Маша, чувствуя, что краснеет.
– Что с ним? – теть Вера снова сдвинула брови.
– Ну… у него способность проснулась.
Теть Вера побледнела, или показалось, она всегда была бледной, будто избегала солнца, а сейчас просто свет так упал.
– Давно?
– Я… я не знаю, мама мне рассказала сегодня.
– Вот же пчела распотрошенная, и ведь не пришел. И тебя попросил держаться от нас подальше?
Маша помотала головой, теть Вера ухмыльнулась.
– Знаю я твоего папаню, с пеленок знаю. И что наговорил тебе представляю, но решать тебе. Можешь идти, куда ты там собралась, – она кивнула на Машин рюкзак, – или стать частью мира, о котором с детства мечтала, – указала на комнату за собой.
– Но я же безуник, – Маша выставила запястье, – меня не возьмут в лабораторию на обещанное дедом место.
– Ага, а голова твоя значит из-за метки резко так опустела? – теть Вера постучала Маше указательным пальцем по лбу. – Иди, – она подтолкнула к входу, – не теряй шанс.
– Хотите сказать, он все-таки есть?
– Ну уж здесь вероятности больше. Или ты сорняк бесполезный? – Теть Вера подмигнула и захлопнула дверь за Машей, оставшись на улице, словно хотела не дать ей сбежать.
Маша пошла по коридору – первый раз – осматривалась, поеживалась, ее все пугало, со спины донеслись шаги, наверное, теть Вера все же последовала за ней, просто убедилась, что мужчины, которому поплохело, нет, а теперь догоняет. Дверь вон распахнулась, не сама же по себе?
– Только будь осторожна, – раздался шепот, – что, если отец не зря сделал все, чтобы ты сюда не попала?
Кто это сказал, Маша не поняла, ее вытолкнули на улицу и снова закрыли дверь. Появилось желание развернуться, постучать, попросить ее выпустить, в голове зазвучал голос отца: «Некоторые безуники посвободнее уников взаперти города». Что, если она не сможет уйти отсюда? Что, если зря не послушала папу?
И тут она услышала кашель, огляделась, заметила мужчину, он держался за прутья забора и с трудом брел. Куда? Зачем? Почему исчез, когда Маша попыталась помочь?
«Нам отмерено время, нам отмерены силы, как мы ими распорядимся, вот в чем вопрос. Стать сорняком так легко, если сам себя считать им начнешь. Но разве не хотят они колоситься, жить, цвести, размножаться. Кто решил, что они несут только вред? Кто решил, что им нет места на клумбе?»
Странный голос певуче звучал то ли от здания, то ли в Машиной голове. Она слушала его, провожая взглядом мужчину, пока тот не скрылся из виду.
«Шанс дается людям нечасто. Шанс манит и пугает. Вот ты стоишь на развилке, и пока все хорошо. Но как только шагнешь вперед или в сторону, все изменится. Если к лучшему – повезло. Но что, если там тебя ждет опасность? Что, если, сделав тот шаг, ты все потеряешь?»
Донесся крик. Женский. От него сердце сжималось. В крике было столько боли. Невыносимой. Такой Маше знакомой.
«Потерять близкого – это мука. Потерять возможность его спасти – это глупость. Даже попытка, пусть неудачная, лучше, чем годы сожалений об упущенном шансе».
Маша коснулась конверта в кармане, на всякий случай дернула дверь, та не открылась.
«Все решено. Давно решено. Можно этому сопротивляться, но к чему оно приведет? Уверена, что к хорошему? Готова рискнуть? Ты не сорняк, не пытайся им быть. Все в твоей голове. Иди и попробуй забрать свое. Иди, но будь осторожна».
Было ли все это в действительности произнесено? Или всплыло в памяти? Такими словами подбодрить мог только дедушка. Что, если он как-то смог оставить послание? И даже пусть его нет рядом физически, он выполнил обещание, побыл с ней, хотя бы мгновение.
Маша расправила плечи – усилием. Улыбнулась – натянуто. И пошла по улочке к главному корпусу. Солнце светило, как и в мечтах, только почему-то не согревало, и в лопатке нестерпимо зазудело…
Но ведь все будет хорошо? Она осмотрится, найдет способ исправить ошибку, пройти переоценку, и папу сюда пригласит, обязательно пригласит. Только бы успеть, только бы ему не стало хуже, только бы мама научилась по бабушкиным рецептам какие-нибудь отвары делать. Она справится. И Маша справится. Во всяком случае попытается.
Глава 8. Безуник безунику рознь, да и уник унику тоже
Атмосфера научного городка и пугала, и вдохновляла одновременно. Маша всматривалась в дома – двухэтажные, вслушивалась в звуки, пытаясь понять, есть ли на улице люди, хотелось спросить у кого-то, куда ей идти. На всякий случай. Хотя заблудиться шансов гостям не оставляли, улочка упиралась в главное здание – широкое, светлое. То, что оно не жилое, можно было понять сразу, по окнам – на них не яркие занавески висели, как в домах, мимо которых Маша прошла, а строгие темные шторы, напоминающие усталые веки.
– Ну привет.
У Маши появилось детское желание погладить стены, но она сдержалась, еще подумают, что она странная. Хотя кто подумает? Никто так и не появился. Ни возле здания, ни внутри. Внутри вообще оказалось пусто: ни столов, ни шкафов, ни стульев, ни картин или ковров. Ничего не было. Только пустые стены и проемы в них, откуда начинались уводящие куда-то глубже или выше коридоры.
Дед рассказывал, что здание это можно считать высоким, несмотря на то, что с улицы видно всего три этажа, еще сколько-то – а сколько это большая тайна – скрывается под землей. И туда попадают непослушные дети. Что уж с ними там делают, он не раскрывал, но Маше хватало картин от собственного воображения, которое, чего только не подкидывало.
И сейчас оно проснулось, неспокойный водоем страхов всколыхнуло.
Что, если Машу не в лабораторию пригласили, а заманили, чтобы на нижние этажи отправить. Туда ведь наверняка по своей воле никто не спускается.
Или проверку устроили: специально не встретили. Выберет она правильный коридор, на переоценку попадет, а ошибется, как в центре тестирования, закрепит статус безуника и навеки застрянет в архивах. Пыльных. Скучных. Почему именно в архивах? Это наименьшее из зол, которые себе напридумала Маша еще ребенком, когда представляла, что располагается на нижних этажах.
– Новенькая?
От тихого женского голоса и прикосновения к плечу Маша чуть не закричала.
– Я… да… Здрасьте… – дрожащей рукой она достала конверт с приглашением и протянула женщине в желтой кофточке, белой юбке и с широкой улыбкой.
– Ну здравствуй. Бумаги мне твои ни к чему. Не узнала я тебя со спины, а ведь помню, когда ты была… – женщина показала рукой чуть выше талии. – Идем.
Маша последовала за ней в комнату за углом, обратила внимание на табличку с сундучком и поняла, что за дверью прячется склад.
– Вот, приберегла, – женщина протянула ключ на цепочке. – Но уж думала зря. Ты чего так долго?
– Я…
– Сомневалась, понимаю, ну ничего, осмотришься, освоишься. Все, беги.
Машу снова вытолкали. Здесь так принято, что ли? Сначала теть Вера, теперь кладовщица.
– Подождите, а…
– Вот, – женщина предугадала вопрос и ткнула на головку ключа. – Корпус три, комната…
– Дина Сергеевна!
От мерзкого возгласа захотелось зажать уши, и чтобы понять кто за спиной появился, можно было даже не оборачиваться – Злата.
– Вы сказали, что в ближних корпусах нет свободных мест, отправили меня в дальний шестой! А этой по блату даете? Ее фамилия больше ничего не значит!
Дина Сергеевна вышла из своей вотчины, злобно ухмыльнулась, взяла ключ у Маши и протянула дерзкой блондинке.
– Поменяешься? Бери, комната двадцать семь, с видом на забор.
– К безуникам? – Злату перекосило. – Я лучше подожду.
Она задрала подбородок и направилась к коридору, судя по всему, не первый раз была здесь, уверенно ориентировалась.
– Милана Дмитриевна не у себя, – как бы между прочим бросила Дина Сергеевна.
Злата запнулась. На мгновение. Поправила челку и плечико на белом сарафане с крупными розами.
– А я и не к ней. Я… Осмотреться… – менее уверенно она скрылась за поворотом, откуда почти сразу донеслось ворчание, мол, лезут, куда не просят, лучше бы за собой следили, и вообще пора все менять, и повезло всем, что нужного человека взяли, а не ту, кому здесь и делать-то нечего.
У Маши опустились уголки губ, слышать такое было неприятно, она же понимала, что Злата про нее говорила.
– Н-да, кому-то униковство к лицу, а кому-то усиливает стервозность. А ты уши не развешивай, и сама будь осторожнее. Это здание так устроено, что вывернет наружу все, что ты скрыть попытаешься. И вообще, ключ получила? Беги, заселяйся, обустраивайся, не маячь тут зазря. И знаешь, что конверт свой давай, я Миланочке передам. Ох, и заставила же ты нас понервничать.
– Потому что не сразу пришла?
– Да нет. Оценкой своей.
– Может, это ошибка? – в голосе помимо Машиной воли просквозила надежда, но ее в очередной раз пришлепнули, как муху, которая зря себя выдала звуком.
– Если бы, если бы. Но ты не переживай, Миланочка что-нибудь придумает.
Вопрос про переоценку почти вырвался, но его пришлось проглотить, потому что он оказался не к месту. Дина Сергеевна объяснила ситуацию по-другому.
– Мы ж не могли внучку такого деда отпустить, найдем, как тебе даже с пятерочкой тут найти свое место. Все. Иди.
И Маша пошла. Не зная, куда, не зная, зачем. Рюкзак стал тяготить. Или думы? Солнце начало слепить. Или не из-за него глаза заслезились?
Корпуса безуников прятались за первой линией домов, где размещались уники. Строения отличались серостью и безликостью и будто прятались за красивыми с чем-то особенным собратьев, стыдясь своего внешнего вида.
Ближайшие к главному зданию дом для уников и сараюшка для тех, кто не вышел способностью, напоминали двух братьев. Не родных. Один вырос ладным, с ровной кладкой, чистый, ухоженный, на окнах красовались занавески яркие, а в некоторых еще и цветы глаз радовали. Веяло от него уютом, возле него возникало желание задержаться, полюбоваться. Но пришлось шагнуть за угол, а там вкусить смесь грусти и зависти.
Сараюшка с обшарпанными стенами не вызывала желания даже подойти к ней. Неужели в подобной Маше придется жить? Она обернулась, из людей так никого и не появилось. Куда все подевались? Маша пожалела, что не повыспрашивала побольше у Дины Сергеевны, но вернуться не решилась. Испугалась. Ей все здесь сейчас казалось странным и страшным.
Проход между корпусами и забором язык не повернулся назвать даже тропинкой. Рытвины, камни, ветки заставляли быть повнимательнее, споткнешься и лекаря не дозовешься. Если они заглядывают в эту глушь.
У забора росли высокие деревья, а возле них ютились колючки. Света сюда почти не попадало, и ощущалась сырость. С каждым шагом Маша все больше жалела, что не послушала отца и не отправилась от научного городка подальше. Поглядывая на забор, предположила, что их там посадили намеренно, чтобы отбить желание сквозь них пробраться.
Интересно, как часто безуники отсюда сбегают? Если сбегают. Вернее, если им удается сбежать, без ран точно такое действо не обойдется.
– Бр-р-р, дедуль, почему ты мне не рассказывал о том, как здесь все устроено?
«А ты бы послушала?»
Снова этот голос. Маша огляделась в поисках деда, в душе затеплилась надежда, что он все же здесь, просто появиться не может. Или не хочет… Если бы это был он, то он бы продолжил, сказал бы, что Маша всегда видела только хорошее, что даже тучи считала грязными облаками, и что дождиком они умываются. Она бы никогда не поверила, что безуники живут здесь в таких вот условиях.
– Заблудилась? – из-за поворота появился парень в черной форме. – Не самое лучшее место для прогулки. Ни место, ни время.
Маша попятилась, ни вид, ни тон парня не располагали к дружеской беседе.
– Я… Я… Новенькая…
– Чего здесь забыла?
– М-м-м-м.
– Мамы тут нет, папы тоже. Некому ваши униковские сопельки подтирать.
– Я не уник, – просипела Маша и выставила запястье.
Парень хмыкнул.
– И чего тогда здесь забыла?
– За-заселиться. Дина… Вот, – Маша протянула ключ.
– Корпус какой? – парень продолжил держаться на расстоянии, щелкнул суставами на пальцах, размял шею.
Будто к чему-то готовился. Не ловить ли беглянку? А Маша уже готова была броситься наутек.
– Т-т-т-т-ретий.
– Третий, – парень сплюнул. – А здесь чего забыла?
Маша пожала плечами. А что она могла ответить? Ищет корпус, но на строениях нет номеров. Парень вздохнул. Тяжко. Так тяжко, будто новенькая его уже достала, а еще и нянчиться придется. Он кивнул ей, предлагая пойти за ним, и проводил на другую сторону главной улицы.
– Нечетные здесь. И не советую путать право и лево.
Маша закивала, нырнула в дверь третьего корпуса, закрыла ее и прижалась к стене, чувствуя, как слабеют ноги. Почему ей казалось, что она только что избежала шанса отправиться на нижние этажи?
«Все! Если никто больше не встретится. Нормальный. Пойду к Дине Сергеевне и не уйду, пока она не объяснит, что тут можно, а чего нельзя, куда ходить, а куда точно нет».
С этими мыслями Маша взбежала по лестнице на второй этаж, нашла дверь с номером двадцать семь и сунула ключ в замочную скважину. Только он не подошел. Как Маша его ни крутила, как ни ругалась, как ни старалась – ничего не помогало. Но дверь все же открылась. Сама. И на пороге появилась девушка. Взъерошенная короткая прическа говорила, что она спала, а зеленые глаза цвета сочной травы выражали недоумение, приправленное злостью.
– Тебе чего?
– Я… – Маша набрала в грудь побольше воздуха, чего это она совсем размямлилась и выпалила: – Мне Дина Сергеевна дала ключ.
Она обошла негостеприимную соседку и оказалась в комнате. Размером меньше Машиной спальни в доме родителей, по обе стороны от узкого окна расположились такие же узкие кровати. Две.
– Но мне обещали никого не подселять, – соседка громыхнула дверью.
– Все вопросы не ко мне, – Маша села на кровать, которая была застелена. Пружины слабые, матрас слишком мягкий. Что ж, спасибо, что не солома. – Да и зачем тебе одной две кровати?
– Не твое дело!
Какие все здесь приветливые… Хотя можно ведь самой сделать первый шаг.
– Я Маша, – она встала и протянула руку соседке.
– Тина, – буркнула та.
– Расскажешь мне, как тут и что?
Вместо ответа Тина взяла со спинки второй кровати полотенце и скрылась за еще одной дверью. Судя по всему, там уборная – это не может не радовать. Пока соседка принимала водные процедуры, Маша выглянула в окно. Из него был виден забор, как и обещала Дина Сергеевна. Хорошо, что он не такой страшный, как на четной стороне. Краем глаза Маша заметила силуэт, он направлялся к главному зданию. Такой знакомый. Но ведь это не мог быть Игорь? Или мог?
– В это время на улицах никого нет. Все работают.
– А ты почему… тут, – Маша обернулась, слово «дом» не смогла произнести.
Тина вытирала мокрые волосы и будто не заметила запинки.
– У меня особый график.
– И за него тебе обещали никого не подселять?
Вполне искренний вопрос вызвал воинственный взгляд, напомнивший, что Маша не умела общаться с ровесниками, не складывалась у нее дружба с чужими людьми. Может, пора это исправлять?
– Прости. Я не хотела тебя обидеть.