Писатель бесплатное чтение

Глава 1

I

– Сеньор Креспо! Сеньор Креспо, подождите! Прошу Вас! – кричала запыхавшаяся низкорослая женщина, мчавшаяся к знакомому молодому мужчине через весь рынок. Этот человек был настолько необходим данной особе, что она, в момент резкого и стремительного старта со стороны рыночных лотков, где продавались свежие овощи, потратила немало своих драгоценных усилий, и теряла их на протяжении всего дальнейшего полета сквозь толпу людей. Сопровождалась погоня искусными уклонениями от столкновений с ошарашенными покупателями и, одновременно с этим, извинениями за причиненные неудобства.

Человеком, который так взбудоражил сеньору средних лет, был молодой писатель – сеньор Альберто Мария дэ Креспо. В его родном небольшом городке все друг друга отлично знали, поэтому и не удивительно, что сеньора, увидев его в толпе, сразу приметила свою будущую цель, не по собственному желанию перенявшую пост у длинных кинайских огурцов.

Альберто Креспо не любил шумных сцен и контакта с людьми в общественных местах. Сделав непонимающий вид и «ничего не услышав», писатель попытался скрыться от надоедливой женщины, что впоследствии оказалось тщетно. На удивление всем, сеньора очень умело, словно хищник, выследила свою добычу. Обывателям даже показалось, что в обычной толпе от нее никогда не скрыться. Застигнутому при попытке побега сеньору дэ Креспо в негласное наказание за свое преднамеренное «преступление» пришлось выслушать ее уже тысячную за последний месяц просьбу:

– Сеньор Креспо, простите за беспокойство… – извинялась после спринта женщина, пытаясь отдышаться. – Все же у вас отпуск, вы предупреждали, чтобы я вас не тревожила излишний раз, но у меня очень серьезная проблема! – закончила сеньора и прикрыла рот, заглатывая воздух надувшимися ноздрями. Альберто даже показалось, что вскоре у нее глаза вылезут из своих орбит, отчего и давление на захваченного врасплох молодого человека значительно увеличится.

– Я вас слушаю, – сказал писатель и направил пронзительный взгляд на женщину, словно зная, что сейчас она будет очень долго разъяснять цель своего визита, и собираясь своей проницательностью самостоятельно вытащить всю залежавшуюся, но поневоле необходимую информацию из головы этой сеньоры. Словом, даже если это и было возможно, вышло бы гораздо быстрее, нежели предстояло молодому писателю в разгар своего заслуженного отпускного дня.

– Сеньор Креспо, я хочу попросить вас написать еще одну сказку для моего сыночка, пожалуйста! Он много нервничает, плохо спит, у него развились колики, он…

Дэ Креспо перебил женщину своим огненным взглядом.

– Сеньора Кастро! – начал резкой точкой Альберто. – Я по вашему мнению врач, священник или шут? Как я могу излечить вашему ребенку сон или избавить его от болей в животе? Я писатель, сеньора Кастро, и… – Альберто замешкался. Вспомнив о присутствии других людей на рынке и заметив резкость своего тона, он перевел взгляд вниз, на свои развязанные после попытки «побега» шнурки, сделал глубокий вдох и затем продолжил.

– А что, моя прошлая сказка уже не помогает? – спокойно продолжил Креспо после небольшой передышки. – Я над ней хорошо постарался в прошлый раз. Вы сказали, что остались довольны результатом…

Его собеседница на мгновение замялась, дав молодому человеку подробнее изучить, в чем перед ним предстала сеньора Элиза Кастро, жена местного дежурного полицейского и мать четырех неугомонных детей, младший из которых – Карлос – был самим порождением Инферно. Именно Карлоса сеньора Кастро и пыталась постоянного урезонить сказками молодого дэ Креспо, покуда все остальные инструменты и методы перестали помогать и успокаивать маленького демона. Его мать настолько вышла из своего обычного курса, что перестала замечать, в чем выходит за продуктами, хотя раньше акцентировала сильное внимание не только на своих нарядах, но и, как большинство женщин этого скользкого городка, на проблемах и секретах других людей – малочисленных незнакомцев, многочисленных знакомых или даже своих соседей и друзей. Однако, по-видимому, сеньора Кастро настолько задалась вопросом благополучия своего ребенка, что совсем забыла о том, что она и сама может стать объектом всех свежих сплетен их небольшого городка. Одета она была необычно, некоторые даже скажут «неподобающим образом» – в общем, не так, как следовало бы одеваться женщине в ее статусе и положении. Быть женой блюстителя порядка означало соблюдать определенные нормы, как законодательные и общественные, так моральные и этические. Однако ее непокрытая и взъерошенная после преследования Альберто голова, выеденная молью шаль, слегка накинутая на плечи, ее длинное, достающее до икр домашнее платье с небольшой узорной вышивкой на передке, кожаные перчатки не по погоде и темнокоричневые сапоги на каблуке давали не только всем вокруг, но и самому сеньору дэ Креспо понять о трудном и безревностном положении бедной женщины. Увидав такой наряд издалека и приметив стремительность приближения неузнаваемого сеньором дэ Креспо силуэта, он было воспринял сеньору Кастро за попрошайку, приметившую его, как львица примечает зебру среди стада буйволов. В конечном счете, Альберто жалел, что не смог покинуть опасную зону вовремя и был настигнут, потому что сие сцена выглядела не только потешно в глазах прохожих, но и неприятно отражалась внутри самого сеньора дэ Креспо. Однако не долго было молодому Альберто смущаться в тишине от контакта с сеньорой Кастро. В один момент женщина воспряла мыслями и ответила молодому дэ Креспо.

– Сначала так и было, дорогой мой сеньор, но потом… – женщина подумала, что сказанула лишнего и хотела была сконфузиться, но поняла, что не в силах сейчас препятствовать своему слову и, выдохнув, продолжила. – Я пыталась ему ее читать – вашу сказку моему сыночку, Карлосу моему – но он резко перестал засыпать – как отрезало, понимаете?! – перешла на негодование сеньора Кастро, а глаза ее действительно теперь лезли из своих орбит. – Я не знаю, что еще мне придумать, ей богу! К врачу обращаться дорого, к священнику страшно – начнет дьявола из мальчика изгонять, а ведь ему всего двенадцать лет!.. А шута у нас в городе вроде нет… – По взгляду женщины было видно, что она мысленно просматривает и другие варианты, какие могли бы подействовать на улучшение состояния ее сына, однако очень быстро очнулась, по-видимому, ничего не подобрав.

– Прошу, помогите! Сеньор Креспо, помогите! Ваши сказки так хорошо его усыпляют! – умоляла писателя Элиза Кастро, хотя после ее последней фразы Альберто невольно поднял правую бровь. – Ну, конечно, кроме этой последней…но зато остальные…

– Ладно! – перебив согласился Альберто, чтобы больше не продолжать этот разговор. – Я напишу вам новую сказку, но она будет последней, которую вы от меня получите!.. Иначе уже может показаться, что я работаю на вас… Хотя вы все равно мне не платите… – задумчиво заключил сеньор дэ Креспо.

Выражение лица женщины, мгновение назад казавшееся таким обреченно-яростным, в шаг секундной стрелки изменилось на умиротворённо-благодарное, а в глазах показался огонек надежды.

– Спасибо большое! – чуть ли не подпрыгивая произнесла сеньора Кастро. – Вы меня очень выручите, я буду вам должна! – с задором произнесла женщина и также стремительно, как появилась, скрылась из виду.

Такое утро, изначально запланированное сеньором дэ Креспо в виде спокойной прогулки за любимым сортом груш к местному торговцу и таким же спокойным и бессуматошным возвращением домой, он уже никак не мог назвать добрым. После встречи с взъерошенной сеньорой, Альберто долго думал, почему прошлая сказка, которую он писал так старательно (дабы раз и навсегда отвязаться от надоедливой и неугомонной «клиентки») и считал ее не хуже остальных своих работ, не понравилась малышу. Неужто у молодого автора замылился глаз, и Альберто теперь не может определить, что у него получается хорошо, а что лучше переписать, поправить или вовсе порвать и выбросить… Конечно, его работы не должны никого усыплять, иначе Альберто был бы первоклассным анестезиологом в какой–нибудь частной клинике с экспериментальным лечением, какие сейчас очень медленно, но верно становятся популярны на других континентах. Однако ранее отгоняемое сеньором дэ Креспо чувство, что в его творчестве настали тяжелые времена, а на ключевых участках пути к достижению успеха начали возводиться небывалых высот стены, теперь ни на миг его не покидало.

Альберто уже давно начал замечать, что некоторые аспекты его творческих навыков начали проседать по сравнению с тем уровнем, каким он славился в начале своего литературного пути. Может, все изменения были из-за того, что дэ Креспо значительно поменял подход к своей работе или из-за того, что изменил своему первоначальному авторскому стилю? Трудно ответить наверняка. Однако в самом начале, когда Альберто Мария дэ Креспо только зарождал то, что в будущем люди из его городка назовут «современная проза от человека нового времени», он славился необузданным литературным характером и искусным в своем выражении стихотворцем. Когда молодой Альберто покорил свой родной городок (что случилось достаточно быстро – книги нового популярного автора расходились под стать горячим пирожкам), амбициозный писатель направил своей взор за океан, где его торжественного появления на страницах местных журналов ждали все жители столицы. Однако, как бы «легендарный (каким он стал в округе своего города) Альберто дэ Креспо» ни старался, проза и стихи, публикуемые в воскресных газетах столичного региона, никогда не могли привлечь должного и столь желаемого Альберто внимания публики. В довершение проза подающего надежды автора попалась на глаза касте литературных критиков, курирующих несколько популярных и самых читающихся журналов Большого города. «Циник», «Баклуши», «Перо» и «Кулинар» безжалостно прошлись по всем произведениям молодого писателя краткими упоминаниями в конце своих художественных колонок. «Циник» отзывался в своем воскресном выпуске достаточно резко, но красноречиво.

«… В завершение упомянем еще об одном случае, заставившим нас всей редакцией взять выходной день – настолько всем сеньорам и малочисленным синьоринам стало дурно от присланного неизвестным доселе автором произведения.

Ерундой (и весьма заслужено!) называют работы Роберта Ботума, Клима Вознесенского или Энтель Порейна, однако даже в них есть то, за что можно зацепиться – будь то яркий и невообразимо прекрасный персонаж, или поражающий своим разнообразием и простотой форм стиль письма или краткость, которой при этом присуща вся полнота жизни…. Но здесь же…

Данное произведение (извините за такое громкое слово) – «Мрачный колокол» – новоиспеченного «как бишь там его» автора может быть использовано только в уборной – по своему прямому назначению! Это некультурно, это бессовестно, это нагло и бесталанно! Не рекомендуем к прочтению!»

Литературный журнал «Перо» в свою очередь отличился сноской от главного редактора, что, несомненно, прибавило веса и заметности произведению сеньора дэ Креспо… В своих заметках на последних страницах редактор был весьма краток.

«…Не думал, что когда-нибудь наткнусь на столь безнадежное чтиво, как «Поющие у водопоя» или «Священнослужитель» молодого (я в этом не сомневаюсь) сеньора Альберто Мария дэ Креспо. «Успех» данных работ явно дает понять, что юному автору стоит перейти на письмо сказок для детей и оставить в покое мечты о восходе на литературный олимп. Благодаря таким работам ему это точно не светит! И вряд ли он сможет чему-то научиться… Берегите свое время и свои литературные вкусы!»

Примерно с таким посылом писали все столичные журналы, сноски в которых появились лишь спустя пару недель после публикации первых произведений Альберто. Для молодого автора было сильным ударом то, как его приняли в столичном обществе. Однако, сеньор дэ Креспо имел закаленный и яростный характер, и не собирался сдаваться на первых неудачах. Продолжая свои поиски, он писал денно и нощно, создавая совершенно разные произведения, удовлетворяющие, как он предполагал, потребностям и вкусам столичных критиков. Подготовив порядка дюжины первоклассных (как оценили работы Альберто местные знатоки) произведений, дэ Креспо вновь отправил заявки на публикации в столичных журналах, вдобавок захватив тиражные компании, которые, в мечтах автора, должны были сразу пустить в печать минимум пару тройку его новейших рукописей. Спустя время появился первый ответ от одного из известнейших литераторов и по совместительству главного критика журнала «Кулинар».

«…Месть на пиру» – бестолковое, пошлое, скучное и тусклое произведение, какое только видел свет. Отличился сеньор Альберто Мария дэ Креспо, старательно норовясь записать свое длинное имя в литературные гении.

Проза пышет отвратительными персонажами, что для пира – сущая непозволительность! – грязнющими эпитетами, легкомысленными метафорами и, попрошу заметить, самыми отстраненными описаниями еды в мировой истории! Неужели этот сеньор никогда не ел человеческой пищи и не знает, как может восхитительно пахнуть свежеиспеченный хлеб, таять во рту госландский сыр или какое послевкусие за собой оставляет бокал великолепного красного фиуанцузского вина? Я никогда не поверю в это!

Остается думать, что автор обделен хоть каким-нибудь талантом. К прочтению рекомендую лишь в «веселом» состоянии души…»

В тот вечер пришло еще одно извещение – печатные конторы отказались выпускать даже минимальный тираж произведений дэ Креспо, ссылаясь на весьма негативные оценки местных критиков и, на этом фоне, опасаясь повышения рисков провальной реализации продаж. Новый удар для молодого и пылающего свои делом писателя…

После таких громких замечаний в его адрес и удара по творческим чувствам, Альберто перестал направлять свои работы в столичные журналы, сконцентрировав внимание на более благодарной публике. «Подкоплю силы и вернусь на газетные строки Большого города! Они еще обо мне услышат, они еще меня поймут!» – уверял себя мрачными вечерами сидя за рабочим столом, заваленным грудой исписанных и перечерканных бумаг, Альберто дэ Креспо. Однако, вот прошло уже порядка четырех лет, и молодой писатель сам начал замечать, что отстал от своего графика покорения литературного мира.

Не желая мириться с «неизбежным» (как он воспринял данный процесс), Альберто дэ Креспо стал все больше и больше брать простых и незамысловатых заказов, будь то любовные поэмы (хотя ранее он ими славился куда более, нежели сегодняшними коронными прозаическими произведениями), или те же самые сказки для всех возрастов. Данный подход молодого писателя к своей работе дал новую жизнь его покрывавшейся пылью карьере и презентовал перед всем городом отличного дельца сказок. Однако, сказочными произведениями сам Альберто Креспо планировал заниматься только до момента, покуда он вновь не станет востребованным прозаиком. Когда это произойдет, Альберто условился сразу оборвать свою связь с написанием сказок, не желая уделять время такому, по его мнению, безрассудному и безрезультатно поглощавшему время «дельцу». Но сколько бы сеньор дэ Креспо не ждал возрождения интереса публики, день за днем публикуя свои небольшие романы в местной газете и вновь по разу в месяц направляя свои самые лучшие работы на публикацию в единственный не критиковавший его журнал «Баклуши», сказки, заказы на которые приходили ему почтовыми письмами, теперь являлись основой его писательского рациона. Тем временем, «Баклуши» располагал прозу Альберто на самых последних страницах, что изначально унижало его творчество в глазах читателей газеты. Сказать, что сеньор Альберто дэ Креспо был возмущен подобным исходом дел и находился на грани яростного припадка – не сказать ничего.

Может быть, если бы дэ Креспо хоть что–то платили за работу, у него получалось бы смотреть на такие вещи иначе. В прошлом он выполнял множество заказов, преимущественно, на написание прозаических произведений, пополняющих личные библиотеки его соседей и знакомых. Кто–то платил, кто–то предлагал свои профильные услуги, будь то плотник, портной или садовник. До уже известных всем случаев в столичном регионе, Альберто работал в редакции главного журнала своего городка (пока не воспылал ненавистью к этой профессии и не ушел оттуда навсегда), и параллельно с этим учил (как мог) грамоте и литературе молодых людей и девушек, желающих поступать в университеты. Альберто жил в достатке и процветал. Но теперь… некоторые расплачивались с молодым автором только на словах, в будущем обещая вернуть долг. В такое время Альберто жил только на редкие гранты мэрии, скудные роялти от своих публикаций в местной газете и очень немногочисленные платные заказы. Конечно, проходило время, и все забывали о такой надоедливой мелочи, как возврат долга, тем более, если он не принадлежал банку. Однако сеньор дэ Креспо все равно продолжал писать для людей, дабы не прослыть в «светлом» обществе своего городка, как потерявший хватку скупой делец с пустыми идеями и мыслями лишь на пополнение опустевшего кошелька.

Сегодняшние привычные слова «…я буду вам должна!» по обыкновению не вызвали у Альберто никакого положительного эффекта, который, скорее всего, ожидала увидеть женщина в «постоянной беде». К слову, у Элизы Кастро долг банку как раз имелся, и она одна из немногих в городке, кто мог «гордиться» такими обязательствами. Ведь драгоценная сеньора Кастро, чей муж зарабатывает не сказать, что много, даже такой вещью, как долг, способна похвастаться, и счастье, если к этому моменту он у нее накопится и будет составлять немаленькую сумму! «Чем больше, тем престижнее, не так ли?» – интересовалась она у своей подруги, явно подыгрывая на статусность.

Проводив суматошную клиентку, Альберто с пылом, однако не с первого раза, завязал свои шнурки и в расстроенных чувствах направился домой. Его не огорчало, что даже в свой самопровозглашенный отпуск он не сможет отдохнуть от бумаг и перьев, намереваясь фактом выходных дней просто отвязаться от подобных сеньоре Кастро надоевших ему личностей.

– Вновь сказка… – думал Альберто, перешагивая с плитки на вымощенный бульвар. – Когда же и на моей улице будет солнце?

Не желая уходить с головой в меланхолию, Альберто Креспо шел и думал над сюжетом новой сказочной истории – думал над героями, которых создаст на немногочисленных страницах данного произведения, рассуждал об их характерах и внешности, об их увлечениях и привычках. Все же молодой человек жил своего работой, потому даже столь ему досаждающий жанр увлек его настолько, что, углубившись в свои мысли, молодой автор не заметил, как прошел порядка пяти кварталов кругом по всему городу и вернулся на рыночную площадь, но зашел на нее уже с другой стороны.

Городок «Ла Серенидад Пострэра» (перевод с исп. Последнее спокойствие) не мог похвастаться своими размерами, однако располагал другими примечательными особенностями. Расположившийся на небольшом архипелаге и соединённый многочисленными мостами, окаймленный каменными набережными и разноцветными крышами припортовых домов, угасающим градиентом уходящих вглубь полиса, город создавал впечатление заброшенного, при этом, на удивление, дьявольски шумного и многолюдного места, наполненного однако людьми лишь в жизненно необходимых местах – на рынке, в порту и на Таможне, в Главном здании городского банка и в городском Доме управления. Спроси любого горожанина, и будь он более сведущим в познании мира и своей страны, точно смог бы сказать, чем этот городок отличается от всех прочих. Однако сам Альберто никогда не придавал своего месту жительства великого статуса. В его представлении Ла Серенидад был простым и скучным пристанищем для бесцельной, но весьма спокойной жизни. Однако, по сравнению со всеми остальными подобными городками на материке, Ла Саренидад Пострэра обладал очень заметной и немыслимо важной для «спокойной жизни» особенностью – он был торговым городом, соединяющим в себе два наиглавнейших товарных потока всей страны, кои на языке местных жителей носили названия «Богатство Востока» и «Столичный Путь».

Однажды, когда Альберто дэ Креспо сдавал незамысловатую прозу (а именно, рассказ был про одинокого смотрителя маяка на пенсии, который решил бросить все и отправиться на своей маленькой лодке бороздить белый свет) местному мэру Гонсало Пуну, который заказал работу для своего предпенсионного возраста отца, Альберто, не по собственной воле, лишь мельком и неразборчиво из приемной управленца услышал диалог мэра с фискальным участковым, в котором обсуждалось удачное расположение их городка. Отметив громко высказанные фразы «удачное и…жизненно важное расположение для…» и «богатство рекой», сеньор дэ Креспо ушел в думах о своем положении в этом городе. Поинтересовавшись у местного библиотекаря мнения, Альберто услышал в ответ: «Кто-то получает выгоду от этого, кто-то, как я, не получает ничего – в этом смысл моей отстраненности, в этом большая несправедливость!» – объяснял старый библиотекарь свою позицию. На новость о сгоревших днем ранее в порту пяти торговых кораблях старик лишь отмахнулся: «Эти корабли мне безразличны, сеньор. Они делают богаче только своих владельцев, торговцев на рынке да, возможно, вас! Осмелюсь предположить, что именно на этих кораблях прибывают самые зажиточные ваши клиенты!» Побагровев, сеньор дэ Креспо с громким хлопком закрыл книгу, которую рассматривал на протяжении последних пятнадцати минут (новый сборник поучений от Великого монаха Тинджола), и на повышенном тоне высказал старику.

– Вы глубоко ошибаетесь, сеньор Гонсалес! Данные господа не имеют ко мне никакого отношения! Свои книги я пишу для людей, а не для заросших мхом преследователей алчной скверны! Никто не сделаем меня богаче, кроме меня самого! Да и, чтобы вы знали, во всякого рода торги и банки, и акции, и проценты, и все остальное, что может хвалить любой уважающий себя банкир (хотя я сомневаюсь, что они себя переносят на дух) – я ни капли не верю!

После сего, Альберто стремительно покинул помещение, даже не перекинувшись со стариком прощанием.

Дэ Креспо возвращался домой тем же маршрутом, который выбрал для себя и часом ранее, сбегая после нападения сеньоры Кастро. Вновь переводя поступь с гранитной плитки на вымощенный булыжником бульвар, ведший в направлении не только дома молодого человека, но и городского порта, Альберто строгим и торопливым шагом отправился в путь, обходя навстречу и сонаправленно ему плетущихся и раскачивающихся людей. Среди них Альберто выглядел кометой, пролетающей мимо колоссов-планет и заманивающей их своим хвостом. Ему повезло, что дорога, ведшая к его дому, не была одним из тех трех главных плиточных путей, по которым следовала всякая приезжая орава, коя полнилась торговцами с далеких краев и их компаньонами, моряками и солдатами, туристами и простыми зеваками. Такой разбухший и хаотичный поток просто-напросто вмиг бы унес молодого человека в неизвестном направлении. Бульвар Левого берега был самым безмятежным в городе, по нему прохаживались лишь горожане или меньшая доля портовых рабочих, обходящих свалку остальных трех бульваров, что давало Альберто надежды на своевременное возвращение домой.

По пути молодой человек начал примечать удивительные для себя вещи, ранее на которых дэ Креспо за тридцать пять лет своей жизни в этом городе не останавливал внимания. Может, так на него повлияла работа над сказочными произведениями – сам автор ответить не мог. Однако сегодня он стал смотреть на этот мир сквозь призму своих страхов и видеть яркие страницы…

Вот дверь семьи Ганзо, приехавших из далекой страны в этот городок в поисках спокойной и размеренной жизни, и сегодня торгующей заморскими сладостями на местном городском рынке. Как ни странно, их дверь не пестрила символикой далекой родины, а наоборот – отдавала местным колоритом, переливаясь в красках. Кое-где виднелись изображения маленьких птиц, расположившихся на нарисованной под дверным косяком ветке. То ли это были соколы, то ли снегири – Альберто не смог различить, нужно было подходить поближе, что не входило в планы молодого человека.

Дэ Креспо шел дальше, осматривая все новые и новые двери. Как оказалось, практически все жители города занимались «творчеством» на фасадах своих домов и любили своеобразно разукрашивать входные группы. Было ли это негласным соревнованием между горожанами – Альберто не знал (либо его просто не посвятили), однако он точно был уверен в том, что не только его район выделялся такими нелепыми вещами, но и весь остальной город пестрил подобной скверной.

– Как я раньше не замечал… – думал про себя Альберто, разглядывая следующие и последующие фасады, – наверное, все это появилось совсем недавно…

Вот дом семьи Мартинес – сеньора Педро, священнослужителя городской церкви, и его жены сеньоры Моро, занимающейся домохозяйством и обучением своих детей, прививанием им любви к вере и своей истории, а также наставлением к скромности и доброте. Дверь их семьи, по первому взгляду самая скромная из всех существующих на этом бульваре, была выкрашена в небесно-голубой, дополнена тусклой линией темно-коричневого цвета, обозначающего песчаный берег, и небольшими летящими по простору чайками. Сеньор Педро приехал с женой на архипелаг с далеких песчаных берегов, что были южнее Ла Серенидада и носили емкое название Магэд. В это время года те берега кишмя кишели белыми птицами, а теплый морской прибой омывал яркий песчаный берег. Торговый архипелаг не мог похвастаться таким избытком. Скалы и каменные берега, на которых стоял Ла Серенидад, ежедневно осаждались сильным океаническим приливом, а птицы, использовавшие город лишь как перевалочный пункт своей миграции, всегда молчали.

За поворотом Альберто приметил дверь одинокого художника Сэмира Рафана и дом с осыпающимся от времени кирпичом. Отец Сэмира, по слухам, перебрался в Ла Серенидад Пастрэра вслед за своим дедом, а тот – за своим дедом, который, в свою очередь, перебрался за своим дедом. Каждый взрослый мужчина из их рода уезжал из фамильного гнезда в Восточном пределе и перебирался в этот скупой город. Была ли это традиция их семьи или просто навязанная обязанность – никто не мог сказать, а у самого сеньора Рафана боялись спрашивать – он отличался дурным нравом. Однако и его дверь отображала яркий восторг. На фоне цветущей поляны художник расположил в ряд кошек необычной породы – они были голыми, как будто вовсе без шерсти, кожа их поблескивала серебристым оттенком, а глаза выражали яркий огонь неприязни ко всему. «По-видимому, сеньор Рафан данную картину рисовал с себя…» – подумал Альберто, провожая взглядом эти неугомонные, напряженные и, по ощущениям, жаждущие крови кошачьи глаза.

На протяжении всего пути, в какую бы сторону дэ Креспо не переводил свой взор, всюду можно было приметить необычные картины, интересные задумки с отвратительной, по мнению Альберто, реализацией. Со временем картины начали тускнеть в глазах смотрящего. Пестрота образов начала раздражать молодого человека, отчего ему пришлось ускорить шаг. Однако, нет худа без добра! В каждой из «дверных картин» Альберто нашел то, что было необходимо ему сейчас больше всего на свете – зародыши вдохновения или то, что сделает его сказку более яркой, осязаемой для молодого мыслящего ума и благосклонной к любому читателю…нежели обычно.

Как только богато украшенный красками бульвар завершил свой модный показ, а перед Альберто встал один из широких городских мостов, соединяющих архипелаги и, по совместительству, городские районы, дэ Креспо углубился в свои мысли. Тем патче, что до его дома осталось совсем немного, а обдумывать начальные этапы создания своих превосходных во всем отношении произведений он любил на свежем воздухе. Надо было поспешить.

Альберто всегда был фантазером. Он умел уходить в свои выдуманные миры с такой концентрацией, что любой сведущий в шахматах человек усомнился бы в своем профессионализме – настолько хорошо лицо молодого автора выражало торжественную вдумчивость, горделивое спокойствие и уверенность в себе. Однако, когда дело касалось сказок, дэ Креспо начинал сдавать позиции.

Как всегда, начал молодой автор с героев. Альберто, не следуя стандартам литературного искусства, придерживался формулы полезного товара – такого, который можно было хорошо продать. Он не стал придумывать своим героям те черты, которые могут омрачить впечатления от сказки неспокойного ребенка, а наоборот, сделал своих героев исключительными во всех отношениях – добрыми, красивыми, благородными, честными, отважными, рассудительными, размеренными. Именно такой эффект, как подражание маленьким куртуазным мальчиком стати сказочных героев нового формата ждал Альберто в результате своей работы. Его не беспокоил мир, в котором проживут жизнь и будут действовать персонажи, его не влекли приключения, которые выпадут на их долю, и даже один из наиглавнейших постулатов таких произведений – злодей – не обременял мысли сеньора дэ Креспо. Главное – как украсить героя, а где он будет справляться с трудностями, каким образом побеждать раз за разом и над кем он будет доказывать свое превосходство, не имело великого значения. Писатель отмахивался от них, плевался и переводил на свои страницы различные литературные шаблоны, в своем многообразии подробно известные даже детям. Альберто горячо любил свои идеи и был невероятно уверен в них, и именно их течение привело его к пункту назначения – к скудно окрашенной темно-серо-коричневой краской и местами покрытой полупрозрачным и уже облупившимся лаком двери собственного дома.

Дверь отворилась с ярким узнаваемым скрипом. Как только Альберто вошел в дом, он в секунду снял с себя сапоги, пальто и шляпу, в которых разгуливал в облачную погоду, и отправился разгружать продукты, какие успел купил на рынке перед «нападением» сеньоры Кастро. В них числились его любимые крупные помидоры и кинайские огурцы, крупнозерновой рис и несколько мягких мандаринов, а также десяток клубней картофеля и целый пучок зеленого лука. Не обошлось и без пары говяжьих консервов, двух головок чеснока и бутылки козьего молока. Как только все продукты были рассортированы и разложены по своим местам, сеньор дэ Креспо изволил отужинать, после чего со свежезаваренным чайником поднялся к себе в кабинет.

Сегодня, на удивление, собственная рабочая комната не впечатляла и, что самое тревожное для Креспо, не вдохновляла его. Полный решимости в самом начале, он сидел в своем кожаном кресле и допивал уже почивший чай, мерно поглощенный за поиском интересных мыслей. Как белка за окном, бегающая с найденными припасами к себе в дупло и убегая за новыми, Альберто перекладывал свои бумаги с наработками из одной стопки в другую, расположенные в разных концах его большого стола из темного дерева. Спустя несколько десятком таким бумаг, в голове дэ Креспо начало что-то зарождаться. Вмиг Альберто подхватил зерно этой мысли и начал ее расширять. Спустя несколько часов, запыхавшись от перекладываний больших кип бумаги со стала в коробки, расположенные около книжных полок, и с ярким блеском в глазах, автор поставил точку в своем новом и невообразимо для него самого ценном произведении. «Сказка-пересказка! Пересказать, да неперевысказать!» – дивился Альберто своей работе. В меру нарадовавшись успехам, дэ Креспо в мгновение вспомнил, что не успел дать название свежеиспеченному сказочному произведению. Он аккуратно извлек из машинки последний им написанный лист, сложив его в кипу свежеподготовленных, но уже запылившихся бумаг, а затем вставил в аппарат новую и более качественную страницу. Немного поразмыслив перед действием, Альберто выставил лист на середине и с легкой торжественностью вывел название новой сказки – «Вечный Рыцарь».

Слегка прибрав бардак в своем кабинете, накопившийся за несколько часов плодотворной работы, Альберто быстро подготовился ко сну и, с мыслями о завтрашнем триумфе, стремительной поступью отправился в царство Морфея.