Свиток первый. Обратная сторона дзэн: убийцы смысла
Автор выражает искреннюю признательность Милорду Кугелю,
благодаря полёту фантазии которого вышел из небытия
Храбрый повар Суши-сан.
Вместо предисловия
Задумываюсь о дзэн,
Облокотившись щекой
На хризантему руки.
Большая Медведица
Отражается в озере сна.
Ва Саби
Вечер. Сумерки года.
В сумерках этого мира мне вспоминается хокку:
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
…Легендарному поэту Басё нужно было бы быть на этом осеннем берегу океана, где небо вечером затянуто белесоватой дымкой. Берег чёрен, как крыло сидящего на пресловутой голой ветке ворона; берег облизан языками тяжёлых, стекленеющих на холодном ветру волн. Отлив.
На небе всё ярче разгорается Луна, и по волнам бежит, бежит, струится, протягивается серебристая дорожка, переливающаяся в такт колыханию поверхности воды. Она протягивается между автором и бесконечностью, уходящей в темноту, в таинственное место под названием «горизонт», где море сливается с небом. На берегу смутно белеют пятна раковин, выбеленных морем и лунным светом, словно кости давно умерших героев. Волны с грохотом бьются о берег, словно просят Басё впустить их в свои хокку. Басё бы и рад, но он занят: он почти бессмертный, он гуляет по волнам в хакама из лунного света и держит в руках огромную раковину, каких нет в этом холодном хрустальном море, тяжело и лениво облизывающим своим большим шершавым языком лунный-лунный берег…
Пролог
Всё в мире быстротечно!
Дым убегает от свечи,
Изодран ветхий полог.
Мацуо Басё
Золотистые звёзды испуганными мотыльками вспархивают ввысь, присоединяясь к своим сияющим алмазным светом братьям и сёстрам в бархатной темноте ночного неба. Слышно тихое потрескивание – это лопаются их хрупкие коконы-колыбельки, выпуская на просторы подлунного мира всё новые и новые частицы света. Впрочем, есть и другие звёзды – чёрные. Они не взлетают
к небу, а остаются на земле, и люди называют их алмазами – каменными звёздами, прячущимися
от нескромных взглядов в синей глине плюющихся огнём гор, подобных горе Фудзи.
Каких только историй не наслушаешься, сидя поздним осеннем вечером в горном дорожном приюте за кувшинчиком должным образом подогретого сакэ и рисовыми колобками, когда за стенами бушует лютый осенний вихрь, будто демоны бури сбежались на пирушку, а редким путникам, увидавшим в неверном лунном свете знак «Сюда пожалуйте!», даже не приходит в голову проверить, харчевня это или логово горной ведьмы. Они доверчиво испрашивают позволения погреть свои иззябшие скрученные радикулитом кости у очага, где дымится, источая аромат соснового леса, чуть подопревшая хвоя, а в кувшинчиках дремлет, ожидая своего часа, чуть подогретое сакэ с лепестками горных роз «ямабуси»…
Можете называть меня паршивым эстетом, но мне здесь нравится. Я набрёл на это место совершенно случайно, спасаясь от ледяного дождя, хрустальными стрелами норовившего вонзиться в маленького и хрупкого меня, с явным намерением пригнуть меня к скользкой глинистой тропинке, а в идеале – ткнуть в неё носом. Приходилось всяческими коварными уловками сопротивляться намерению злобных дождевых демонов превратить меня в осклизлое существо наподобие медузы или ещё кого похуже. За что ополчилось на меня хмурое осеннее небо, оставалось только догадываться…
Сосны здесь, к слову сказать, дикие и своенравные, времена года меняют по своему усмотрению. Вот, скажем, не очень они любят осенние дожди, особенно затяжные, плавно переходящие в снегопад. (Вопрос: а кто их любит? Разве что дзэнские учителя со своим своеобразным толкованием мира или особо продвинутые по стезе постижения мира поэты,
да и то не все). Кто их там, эти деревья, разберёт, в каких они отношениях с местными божествами погоды?!… Думается, что в довольно неплохих. Потому что, если верить рассказам очевидцев (Задумчивый Воробушек не склонен особо поэтизировать погодные явления, он вообще не склонен что-либо поэтизировать, прагматично относясь к бренности бытия), то прошлой ночью в сосновой роще шумела битва, не уступающая борьбе бога Сусаноо- но Микото со злобным морским чудовищем: сосны прогоняли дождь. В итоге сосны всё-таки победили, и с утра все здешние постояльцы, включая тех, кто с вечера изрядно перебрал сакэ, имели удовольствие созерцать первый снег, причём в таком чудовищном количестве, что содрогнулись бы даже северные варвары-айны, если они, конечно, способны на проявления каких бы то ни было эстетических чувств, в чём я лично глубоко сомневаюсь…
А вот бамбук под снегом поник головой (что соснам хорошо, то бамбуку смерть), и мир
для него вроде как опрокинулся. Вот и пойми теперь – где небо в снеговых облаках, а где – сугробы…
Сегодня не видно даже луны. Вместо этого с неба сыплются льдинки. Зрелище, достойное быть воспетым на поэтическом турнире в императорском дворце, но любоваться им лучше всё-таки из-за окна. Не хотелось бы в этот вечер оказаться в дороге. Снега белая завесь вся в белых узорах – то ли снежные духи слагают хокку льдистыми письменами, то ли сакэ и впрямь оказалось выше всяких похвал и уже разлилось по жилам, смешавшись с кровью в единый поток, перемещающий сознание на более тонкий уровень.
…
Дверь с треском распахнулась, и из узоров снежной завеси возник Вечерний Вьюнок.
Так я и знал, что спокойно насладиться сакэ мне не дадут. Деловито окинув взглядом полутёмное помещение, Вьюнок своим единственным глазом умудрился безошибочно вычислить меня, прикинувшегося расписной ширмой в углу, и, даже не сбросив с мокрых ног не первой свежести сандалии, отряхиваясь на ходу, он поплыл ко мне, попутно сграбастав хорошо отработанным движением с одного из столиков чашку с вяленым тунцом. Кстати, прозвище своё Вечерний Вьюнок получил именно за то, что является, как правило, вечером с целым ворохом досужих светских (и не очень) сплетен. Вьюнком же его окрестил Задумчивый Воробушек из-за привычки обвиваться вокруг своей жертвы (иной раз и буквально) – и тогда от него можно избавиться, разве что пригрозив ему Лунным Серпом. И то – помогает только на время.
– Ты видел эти сосновые ветви в снегу? – без предисловия и приветствия заорал Вьюнок, видимо, нимало не сомневаясь в том, что я вообще слеп от рождения, – да нет, конечно, откуда тебе! Небось, весь день парил свою аристократическую задницу, накачиваясь сакэ, и высунуть клюв на улицу тебе не дозволили пресветлая Каннон вместе с Буддой Амидой, так? И предложить бедному озябшему Вьюнку сакэ нам не позволяет столичное воспитание и знание китайской каллиграфии? – при этом Вьюнок успел пересечь комнату, плюхнуться на татами рядом со мной
и лихо сдвинул на затылок свою плетёную шляпу, больше напоминающую копну сена
на крестьянском поле в глухой деревеньке. Этот жест был бы достоин актёра театра Кабуки,
если бы капли уже успевшего растаять снега не покатились весёлыми алмазными горошинами прямо на тарелку с рисовыми колобками. Вьюнок, совершенно не смутившись учинённым разгромом, приложился к моей чарке, и продолжил:
– Я являюсь как снежный дух, еле вырвавшийся из плена стаи разъярённых демонов
(под демонами Вьюнок подозревает артель сборщиц чайных листьев – это толпа женщин-клептоманок, сгребающих в свои безразмерные китайские мешки всё, что попадается им на пути,
а им что только не попадается…), а ты сидишь в забытьи и даже сакэ не предложишь старому другу? Может, ты ещё откажешься рассказать мне исполненные неземной красоты стихи о вишнях
в весеннем расцвете?
– Во-первых, сезон цветения сакуры уже полгода как закончился, разве что сакэ ударило тебе в голову, и ты забыл, что на дворе – осень, причём – обрати внимание – поздняя, во-вторых,
ты безнадёжно испортил закуску, что, впрочем, не помешало тебе её съесть, в-третьих, сейчас принесут ещё рисовых колобков, и я с величайшим удовольствием заткну ими твою ненасытную глотку, чтобы ты хоть немного помолчал, в-четвёртых, где ты видел у меня клюв? Я что, настолько похож на болотного Тэнгу, этого дьявола в птичьем обличье?!
Я чувствовал, что бессилен открыть мешок, где спрятаны песни, а в особом кармашке – набор нелитературных фраз, услыхав которые, мой учитель каллиграфии долго чесал бы свою бритую макушку в надежде обрести особую милость тысячерукой Каннон. Прихоть ветерка – так называли эту обратную сторону моего творчества многочисленные почитатели, лица которых были подобны улыбающимся бутонам вишнёвых цветов. Во время трапезы Вьюнок успел поведать последние новости из столицы – Ива перебралась-таки в весёлый квартал, сменив имя на Вишню, и теперь у неё отбоя нет от посетителей, она сумела заткнуть за оби саму Вечернюю Луну, которую теперь иначе как Пристыженной Луной не называют, из-за чего последняя покинула мирскую суету и своё весьма доходное ремесло, обрив голову и двинув в паломничество на какую-то очень древнюю и всеми забытую гору. Впрочем, некоторые сплетники поговаривают, будто гора эта «перехвачена поясом для меча», и что Луна всё равно рано или поздно собиралась завязывать с ремеслом куртизанки, ибо её покровитель, прозванный (совершенно заслуженно, на мой взгляд) «Печальником Луны», недавно овдовел. Поговаривают также, что именно он «принёс бы на веере в город её, как драгоценный подарок». Это, конечно, поэтическая метафора, но всё же… Не часто видел я в Эдо Луну на веере! Точнее, вообще не видел. А хотелось бы хоть одним глазком взглянуть, потому что зрелище было бы наверняка прелюбопытнейшее и поучительное, ибо своими формами Луна запросто могла бы дать фору любому столичному борцу сумо…
Совершенно незаметно для себя я задремал, и снились мне ветки сосен у ворот, огромная,
в полнеба, луна, которую ушлый ночной сторож безуспешно пытался распилить тупой бамбуковой пилой, ворон, одиноко сидящий на голой ветке без дерева, с глазами-фонарями и шепчущий голосом ветра «Осень уже пришла!». «Осень уже уходит!» – эхом откликнулся голос Вечернего Вьюнка, и я открыл глаза.
– Снежное утро! – бодро проорал Вьюнок вместо приветствия, – или, если хочешь, утро
на айнсберге!
– Где-где?! – не сообразил я спросонья.
– На АЙНСБЕРГЕ, Будда тебя забери!!! Это такая здоровущая ледяная гора, примерно как Фудзи, только плывёт, её вылизывают солёными языками морские змеи, а айны добывают там красные чашки с коричневой жидкостью, мерз-ка-фэ называется, у неё пробивная способность – как
у даосской киноварной пилюли бессмертия! – нет, он явно нарывается на то, что я вот сейчас праведно разгневаюсь и запущу в него плошкой.
– Между прочим, айны, позволь тебе напомнить, с утра сакэ не лакают, и всякий бред
не несут! – попытка урезонить Вьюнка потерпела поражение, в чём, впрочем, сомнений ни у кого не возникло.
– Моя участь – глотать одному поутру сушёную рыбу как тень водяного демона, – обиделся Вьюнок, – а, может, мне хочется с утра петь подобно цикаде!
– Цикады, Вьюнок, по утрам не поют, а ты сейчас больше всего похож на цаплю, что бредёт на коротких ножках по колено в воде к своей придуманной ледяной горе. Даже дети знают,
что плавающих гор не бывает. Давай я лучше приправлю твой рис «травой забвенья», глядишь, заодно и похмелье пройдёт.
Но уж если Вьюнка посетило одно из его видений, унять его не так-то просто. У него это называется «ухватить кэнсё за хвост». Лучше б к нему призраки являлись по душам поболтать, честное слово…
– Вот представь себе, – начал объяснять мне Вьюнок, – кишат в морской траве прозрачные мальки. Поймаешь – растают без следа. Это как раз о том, что ты называешь своими поэтическими образинами. Видеть-то ты вещи видишь, а вот объяснить то, что видишь – не можешь, а если можешь, то никто тебя не понимает. Так же и с айнсбергами – у айнов там этих ледяных гор – смотри не хочу, потому что у них холодно. И живут они в прямоугольных белых жилищах, которые изнутри светятся… поедем к ним, а?..
Ответить я не успел, ибо в комнату влетел (в прямом смысле слова) Задумчивый Воробушек.
– Шатая дощатую дверь, сметает к ней листья с чайных кустов зимний холодный вихрь, – провозгласил он, – о чём это говорит? – и замер, наслаждаясь произведённым эффектом. Эффект превзошёл все ожидания.
– Сборщицы… – содрогнувшись, выдохнул Вьюнок, – скоро нагрянут Сборщицы. Надо бежать!!! Призрак бродит по Киото, призрак Сборщиц Чайных Листьев!
– Куда, к айнам? – лениво поинтересовался я.
– А почему нет? – встрепенулся он, – ты знаешь, ЧТО могут сделать с тобой Сборщицы?
Это намного хуже ситуации, когда во тьме безлунной ночи лисица стелется по земле, подкрадываясь к спелой дыне! Только там, в далёкой стране, у айнов, можно скрыться и обрести покой хотя бы на время…
В данном случае речевые обороты Вьюнка меня не волновали. И впрямь нужно было уносить ноги, и как можно быстрее. Хуже, чем встреча со Сборщицами, может быть разве что появление Ледяного Монаха. И то не факт. Зимой горька вода со льдом. Чуть-чуть увлажнив горло, я понял, что не худо было бы добавить в сакэ пару-другую осколков льда, для придания процессу большего изящества. И на минуту-другую вдруг почудилось мне, что в дальнем царстве У с неба тоже сыплется снег…
И мы отправились к айнам…
Тем более, что другого пути, как выяснилось позже, у нас всё равно не было.
Часть первая
Дзэн для чайника
Глава 1
Далёкий зов кукушки
Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни
Перевелись поэты.
Мацуо Басё
– Нет, вы только посмотрите на этого странствующего эстета, вообразившего себя великим странником по горным тропам! Он не может отличить дорогу на Киото от тропки в горную хижину какого-то богами забытого монаха Сайгё, который всю жизнь только и знал, что шатался
по буддийским монастырям и клянчил милостыню, даром что состоял в родстве с самим императором! – разливался подбитой кукушкой Вечерний Вьюнок, пока мы тащились, пытаясь сохранить достойный вид, вверх по тропе, хотя эту тропу гораздо проще было назвать направлением. «Ничего, – мстительно подумалось мне, – на первом же постоялом дворе заставлю его сто раз нарисовать на рисовой бумаге герб дома Тайра. А лучше – двести раз. И сакэ не дам.
И буду молчать весь вечер». Хотя… этим-то его, пожалуй, не напугать. Зная Вьюнка, могу предположить, что собеседника он найдёт себе всегда, даже если ему придётся разговаривать
со связкой вяленой трески, на которую он и сам преизрядно похож, будто боги кармы и впрямь создали их по одному образу и подобию…
– А здесь, наверное, демоны водятся, – прервал мои размышления шедший впереди Вьюнок, – злющие и с глазами навыкате…
– Ага, и голодные, с во-от такими зубами, – поддержал я, отмерив руками расстояние, достаточное для того, чтобы Вьюнок немедленно впечатлился, – а ещё у них длинные красные языки перевешиваются через плечо и слюна капает. И питаются они бездельниками вроде тебя…
Послышалось вдруг «шорх-шорх», и этого хватило для того, чтобы Вьюнок без чувств рухнул на тропинку подобно вязанке хвороста. Видно, представил себе, что демоны уже явились
за ним, предвкушая обильную трапезу… Виновником, а, точнее, виновницей оказалась всего-навсего бабочка. Так мне не доводилось смеяться очень давно, от хохота я повалился на тропинку рядом с бесчувственным Вьюнком. Ещё бы: бабочки полёт будит тихую поляну в солнечном свету! Правда, когда я разглядел, кого к нам принесло (какие, к духам предков, бабочки в конце ноября?!), смех ледяной коркой застыл у меня в горле. Видимо, сакэ со льдом не пошло мне впрок. ЭТО действительно оказалось БАБОЧКОЙ. Очень даже большой. С восемью крыльями.
Как у нормального демона, о которых в байках о привидениях в жанре «квайдан» долгими зимними вечерами рассказывают за чаркой сакэ молодые самураи. Век риса не видать – прав оказался в чём-то Вечерний Вьюнок. Кому молиться будем? Бодхисаттве Амитабхе, владыке Западного Рая, пресветлой Каннон или сразу Будде Амиде?
– Никому не будем, – тихо прошелестела бабочка, и отчего-то я сразу отчётливо понял: точно, не будем. Потому что не поможет. Между тем, бабочка плавно спикировала на землю,
и как ни в чём не бывало начала чистить свои крылья, распространяя вокруг себя отвратительный цветочный аромат, подобно гейшам из дешёвых чайных заведений.
– Ты кто? – спросил я, шокированный подобной бесцеремонностью, не свойственной приближённым к императорскому двору (а что может ещё служить мерилом совершенства,
как не утончённость манер старой придворной аристократии?)
– Я – псилоцибиновая бабочка, – ответило огромное насекомое, не переставая, однако, чесаться, – во всяком случае, в данный момент я желаю быть бабочкой. Псилоцибиновой. Ясно?
– Псилоцибиновыми бывают грибы, а не насекомые, – честно напрягши память,
с достоинством ответствовал я, и тут же о сказанном пожалел, ибо чудовище повернулось ко мне, ужасающе топорща крылья, превосходящие меня размерами чрезвычайно.
– ТЫ КОГО НАСЕКОМЫМ НАЗВАЛ?! – вопросило оно меня, прибавив к этому затейливое витиеватое выражение, смысл которого сводился к тому, что я очень нехороший человек, сравнить которого можно только с маленькой сморщенной красной редькой, да к тому же ещё бездарнейший из рифмоплётов, и не нашёлся я, что ответить, и сильно позавидовал лежащему в траве Вечернему Вьюнку, подозревая, правда, что именно он своими не к ночи помянутыми демонами приманил вот ЭТО самое, что в данный момент грозно нависло надо мной своей чешуйчатой тушей. Ничего другого не оставалось, как только ткнуться головой в дорожную пыль и попробовать выканючить себе прощение.
– Да ладно тебе, – добродушно усмехнулась кошмарная тварь, – вообще-то я Дракон, практикующий-Дзэн-на-Костях-Патриархов. Меня вроде как бы и не существует вообще. Я – вовсе не я, а проекция бессознательной фантазии одного продвинутого художника, ну того, который карпов рисовал, а потом топил свои рисунки в одном монастырском пруду, а потом всем рассказывал, что карпы сплывают с его картин в воду и уплывают в великое ничто, сверкая своими радужными плавниками. Понял?
– Нет, – честно ответил я.
– Ну и дурак, – резюмировал Дракон, – вот твой друг, – он покосился на всё ещё пребывающего без сознания Вечернего Вьюнка, – вот он бы сразу сыграл на железной флейте без отверстий.
– Ему ж ещё во младенчестве дикий буйвол на ухо наступил, – неуверенно возразил я.
– Тогда ты не просто дурак, а полный идиот, и, кстати, буйволы в Ямато не водятся – безмятежно заметил Дракон и лениво помахал крылом над головой Вьюнка. – Вставай, нечего прикидываться мешком с костями! Разлёгся тут, как императорская наложница… -
что удивительно, Вьюнок опасливо приоткрыл свой единственный глаз и восхищённо уставился
на сказочную тварь, которая только и годилась на то, чтобы с нею бессмысленно препираться,
ибо, по моему просвещённому мнению, аристократические манеры были ей просто недоступны,
так что я мог себе позволить снисходительно её пожалеть. Вьюнок же явно не замечал возмутительных пробелов в знании придворного этикета и лопотал что-то о великом кэнсё и костях каких-то неведомых патриархов-без-ресниц, а также поминал о ледяных горах и просил что-то вроде «Покатай меня, большая ящперица!».
И вспомнилось мне, как сосед-горшечник поучал своего малолетнего сынишку: «Знаешь, почему китайские чаньские монахи называют своего первого Учителя Бодхидхарму Патриархом-в-одной сандалии? Потому что вторую он всё время носил в руках. Вот ты задумаешься, к примеру, о форме будущего кувшина – а он подкрадётся незаметно – и хлоп тебя сандалией по лбу со всей своей патриаршей мудрости – тут ты сразу кэнсё за хвост и ухватишь!». Через месяц соседу на голову обвалилась глиняная черепица, и теперь он ходит по своему двору (дальше родня его не отпускает) весь такой просветлённый, улыбается блаженно и хвост ищет. Видать, от души его Бодхидхарма сандалией приложил. О, наму Амида буцу, с кем же я связался, куда я иду, и, главное, зачем? Три вопроса, и не на один нет внятного ответа… Впрочем, нет, куда – я всё-таки знаю:
к айнам. Впрочем, времени для размышления у меня было больше чем достаточно. Вьюнку удалось каким-то одному ему ведомым способом уломать «большую ящперицу» поехать покататься и они отбыли в неизвестном направлении, так что можно было неторопливо передохнуть. Случается и ногам кораблей в такой день отдыхать… Интересно, есть ли у айнов корабли?..
Глава 2
К утренним вьюнкам
Летит с печальным звоном
Слабеющий москит.
Мацуо Басё
Месяцы и дни – путники вечности, и сменяющиеся годы – тоже странники. Те, что всю жизнь плавают на кораблях, и те, что встречают старость, ведя под уздцы лошадей, странствуют изо дня в день, и странствие им – жилище. И в старину часто в странствиях умирали. Вздумалось мне пуститься пешком в дальний путь на север. Хотя под небом дальних стран множится горесть седин, всё же, быть может, из краёв, известных по слуху, но невиданных глазом, я вернусь живым…
Так размышлял я, но стройный поток мыслей был прерван возвращением Вьюнка с охапкой чуть привядших хризантем. Нашёл время икэбаны составлять…
– Вижу я, общение с нашим просветлённым другом пошло тебе на пользу, – неспешно начал я, – вот и ты наконец проявляешь чувство прекрасного. Жаль, нет у нас с собой принадлежностей для чайной церемонии, а то сейчас сели бы, наслаждаясь звуком закипающего чайника
и потрескиванием веток в костерке, сложили бы хокку – другое…
– Это не букет, – важно изрёк Вьюнок, – это ЕДА.
– Это… что? – переспросил я, подозревая, что Вьюнок слегка тронулся умом после пережитого потрясения.
– Ну, питьё, – поспешно поправился он. – Для Дракона, который Бабочка. Он питается росой с хризантем.
– А грибочков маленьких таких, светящихся, он не просил? Ведь он, насколько я помню, изначально представился не простой бабочкой, а псилоцибиновой, а псилоцибиновые бабочки
по определению должны питаться псилоцибиновыми грибочками, чтобы поддерживать свою сущность…
– Не просил. И вообще не стоит так беспокоиться, я вполне обойдусь росой, – прошелестел
у меня над ухом голос тихо и незаметно подкравшегося Дракона. Нет, это уже слишком. Откуда
у этого чудовища манера подкрадываться и шептать в ухо? И вообще надоели они мне хуже дикой зимней редьки – и Вьюнок с его не вовремя просыпающимся чувством просветления, и это чудовищное насекомое, явно страдающее манией величия и раздвоением личности. И что они вообще себе позволяют? Развели тут рассадник умалишённых…
– Всё!!! В сад!!! Все в сад!!! – заорал я, надеясь, что эта парочка хоть на несколько минут оставит меня в созерцательном покое, осмысляя услышанное. Не тут-то было.
– Камней? – пожелал уточнить Дракон.
– Каких? – в свою очередь пожелали уточнить мы с Вьюнком.
– Обыкновенных. Больших и не очень. Твёрдых. – пояснил Дракон.
«Он ещё и издевается, – подумалось мне, – ни одному нормальному садовнику не придёт
в голову выращивать в саду камни. Тем более, что их и так полно на любой горе».
– А никто и не думает их выращивать, – словно угадав мои мысли, продолжил Дракон, – их туда помещают. Специально.
– Но зачем?
– Чтобы ты и тебе подобные на свои глупые вопросы получали такие же ответы. Это такая форма выражения не-сущего в сущее. Ну так что, поехали?
– Куда?
– В Рёандзи, конечно. Если ты не в курсе, это монастырь, где есть сад камней. Ты же, вроде бы, рвался в сад?
– Но мы же собираемся к айнам! – запротестовал было я.
– Айны подождут, – развёл лапами Дракон и почесался. – Неужели ты думаешь, что они очень гостеприимны и ждут вас с распростёртыми объятиями? Да вы для них не более, чем куски мяса к ужину, свеженькие, сочненькие… Во всяком случае, ты. А из твоего друга они, скорее всего, сварят суп. С грибами. Так что шевели мозгами быстрее.
Перспектива угодить с корабля на пир, причём в качестве главного украшения стола, почему-то не очень вдохновляла. Дракон, не обращая на меня внимания, безмятежно почёсывался, причём все мои размышления наверняка не были для него тайной. Вьюнок же, склонившись над невесть откуда взявшейся глиняной чашкой, методично выжимал в неё росу из хризантем. Цветы увяли. Сыплются, падают семена, как будто слёзы…
– И как же мы потащимся в твой сад, пешком, что ли? – перспектива меня отнюдь
не вдохновляла, – и сколько мы будем туда добираться, небось, до следующего лета? – поинтересовался я.
– Всё-таки ты непроходимо туп, – вздохнул Дракон, с состраданием глядя на меня. – Вы оба войдёте в мой глаз, и тотчас же окажетесь на месте. – заявил он, – великие учителя дзэн иногда прибегают к необычным средствам, чтобы помочь своим воспитанникам обрести просветление теми средствами, которых не отыскать в других духовных практиках.
– Сроду не практиковал дзэн, – не отрываясь от своего занятия, сообщил Вечерний Вьюнок.
– Для непосвящённых вроде меня эти методы представляются просто нелепыми,
если не сказать безумными, – продолжил я.
– А ты попробуй, – хитро прищурившись, предложил Дракон, – ведь совершенно необязательно сбивать сандалии в хлам, а ноги в кровь, если нужно куда-нибудь добраться,
тем более – в особенное место.
«Обладает ли собака природой Будды?» – спрашивается в известном коане. А дракон? Похоже, что нет. Впрочем, у меня не было времени для решения этой загадки прями сейчас. «Подумаю об этом завтра» – решил я, и решительно ступил в раскрывшуюся передо мной бесконечность. Всё навьюченное на костлявые плечи первым делом стало мне в тягость. Я было вышел из горного приюта налегке, но бумажное платье – защита от холода ночи, лёгкая одежда, тушь и кисти, да ещё – от чего никак не отказаться – подарки на прощание – не бросить же было их? – всё это стало мне помехой в пути чрезвычайно. Послышался резкий хлопок одной ладони –
и оказался на церемониальном дворе какого-то храма.
Двор был абсолютно пуст, если не считать аккуратно выровненного граблями гравия.
Ну и где обещанный сад? И где, собственно, Дракон?! Или Бабочка, если ему так угодно? Никого, если не считать вцепившегося в мой рукав Вечернего Вьюнка.
– Камни… – благоговейно выдохнул Вьюнок, – большие и растут… а ты говорил, что их
не выращивают. А они растут. Давай возьмём себе один камушек!
– Зачем это? – покосился на него я. Похоже, безумие – это заразно. Ещё немного, и я сам поверю, что здешние монахи на полном серьёзе выращивают валуны из гальки, слонов из мух,
и завтракают варёными камнями, которые приятно похрустывают на зубах. А потом совершают омовение в океане песка и гальки, изображая, как драгоценный селезень проплывает мимо лотоса.
– Кажется, на них надо смотреть, – неуверенно предположил я.
– На кого? – откликнулся Вьюнок.
– На камни…
– Как растут?
– Нет, скорее, как лежат…
Сидим. Смотрим. Камни лежат и не шевелятся. Сакэ бы сейчас…
– Гравий следует рассматривать как поверхность океана, а камни, окружённые мхом, – как скалистые острова: та же символика гор и вод, которая может углубляться философски, – это острова бытия, мира вещей, вытекающие из океана пустоты, из творящего небытия, – прошелестело у меня над ухом.
– Острова айнов! И айнсберги!!! – восхитился Вьюнок.
– И… ЧТО?! – не понял Дракон.
– Айнсберги. Айнские… такие же, как эти, только большие и ледяные.
– Что он пил? – поинтересовался Дракон.
– И ты туда же! – обиделся Вьюнок, – я пил чай. Мы все его пили…
– Какой?
– Со слоном!
– С кем??? – отвисли у нас с Драконом челюсти, – с каким, храни Будда, Слоном?
– Ну, с тем самым…
– Ага, и с грибочками… После которых к тебе слон пришёл…
– Дались тебе эти грибочки!!! – похоже было на то, что у Вьюнка вот-вот начнётся истерика, – я же нормальным японским языком говорю: чай! Со слоном!!! Тот самый!!!
– Если со слоном, то это уже не чай, а суп, – условно-примирительно заключил Дракон
и добавил: – только я чего-то не пойму, чего же это у тебя живот к спине прилип, если ты, обжора, целого слона на завтрак употребил? Да ещё с чаем?!
– И с грибочками, – попытался съёрничать я.
– Да ну вас всех к айнам! – вконец обиделся Вьюнок и вскочил на ноги, но при этом
не удержал равновесия и рухнул на заботливо выровненную поверхность гравия, посреди которой величаво высились пять каменных кучек, чем-то и впрямь похожие на острова.
– Золотая рыбка резвится в воде, – прокомментировал Дракон, после чего громогласно расхохотался, глядя на то, как Вьюнок беспомощно барахтается на камнях, тщетно пытаясь обрести равновесие.
«Старый пруд. Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине» – подумалось мне. Вьюнок
и в самом деле сейчас напоминал большую древесную лягушку, попавшую в горшок со сметаной
и тщетно пытающуюся сбить лапками масло, чтобы выбраться наружу. А гравий уже перестал быть белым, он переливался глубокой голубизной, и, казалось, жил своей независимой жизнью. Голову напекло, – подумалось было, но мысль была мимолётной, словно полёт мотылька. Вода так холодна! Уснуть не может чайка, качаясь на волне. Хотя… О чём это я? Какая чайка, это же Вьюнок приноравливается к плеску волн у айнских островов!
– Что происходит? – спросил я, но в ответ прозвучал только раскат очень нехорошего смеха.
– Сегодня праздник осенней луны, поэтому ты будешь ходить вокруг пруда и пытаться ухватить за хвост трансцендентного карпа, в которого превратился твой друг и спутник по прозвищу Вечерний Вьюнок! А не ухватишь – быть ему не Вечерним Вьюнком, а Утренней Вяленой Камбалой на столе у айнов! – сообщил Дракон, и, взмахнув всеми своими восемью крыльями, нырнул в безмолвный каменный океан.
Глава 3
Первая бабочка.
Всю ночь она проспала
В миске собачьей.
Кобаяси Исса
Праздник осенней луны. Кругом пруда, и опять кругом. Ночь напролёт кругом! В зеркальных карпах должны отражаться довольные лица рыбаков. Снег, падающий на тёмную гладь воды, подобен лепесткам цветов сливы, что кружатся весной над императорским дворцом в Киото. Сколько кругов мне ещё надо нарезать вокруг этого каменного корыта? И почему Вьюнку было угодно отправиться к чертям именно сегодня, неужели он не мог выбрать более подходящего времени? Кругом пруда, и опять кругом. Ходячая медитация. С треском лопнул кувшин: сакэ замёрзло. Видно, придётся его грызть. Зубами. Вот только ухвачу поудобней за горлышко… кругом пруда и опять кругом. Лишь я да сакэ в руках – растает – прольётся зимним дождём на иссохшие камни сада. Глядишь – вырастут диковинные каменные цветы, а меня станут величать Великим Каменным Буддой. Памятник поставят, молиться будут, приношения таскать… Сакэ почти изглодано, а всё равно не спится в ночной снегопад. Луна или утренний снег? Любуясь прекрасным, я жил, как хотел. Вот и допрыгался. И тут я испытал просветление: мне стало понятно, кем на самом деле является наш Дракон – кармическим воплощением мыслеформы великого китайца Чжуан-цзы, которому однажды приснилось, что он – весело порхающая бабочка. Осталось только понять, снится ли дракон бабочке, или бабочка – дракону. Или они по очереди снятся китайскому философу?
– Кажется, это ты нам снишься, – прошелестело у меня над ухом, и Дракон-Бабочка плюхнулся на песочек рядом со мной, – и, кроме того, твоё зеркало всё ещё грязное.
– Какое ещё зеркало?
– Поверхность пруда, вокруг которого ты бродишь подобно неприкаянной душе. Что, трудно собрать с его поверхности снежную пыль?
– А чего ради ты вообще ко мне привязался? Изображал бы себе бабочку в каком-нибудь другом месте! – огрызнулся я.
– А я желаю сниться именно тебе! – не требующим возражений тоном отрезал Дракон
и добавил: – дружок-то твой всё равно утонул. Лежит себе сейчас на столе у айнов на большом глиняном блюде, а они вокруг него ритуальный танец пляшут, «Маленькая рыбка захлебнулась
в мутном сакэ» называется. Попляшут они часок-другой, умаются – да и за стол, косточки обгладывать… Потом опять попляшут – ритуал у них такой.
– А ты откуда знаешь про ритуал?
– Видел. Бывал я там. Я вообще много чего знаю такого, о чём ты даже и думать не умеешь…
– А про айнсберги знаешь?
– Ну-у… Про айнсберги – это долгая история. Впрочем, времени у нас много, поэтому я тебе её сейчас расскажу. Сидел себе как-то на берегу холодного моря старый айн, жёг костёр, смотрел, как звёзды с неба падают и погружаются с характерным таким шипением в пучину бескрайних вод. И захотелось ему, чтобы звёзды эти не гасли, а светили вечно, и – заметь! – только для него одного, а не для всего многочисленного племени. Варвары, что с них взять… Ну так вот. Сидел он, значит, сидел и высидел мысль, что звезды не худо было бы со дна морского выловить. Только вот как? Обратился он к духам предков, те посоветовали ему позвать Алмазного Морского Дракона, дескать, он всё умеет, всё знает, он такой же как мы, только с хвостом. И бородой зарос по самый гребень.
– А почему же его называют Алмазным? Так бы и говорили: Шерстяной Дракон. Ну или там Бородатый Дедушка Морских Рыб…
– Не хами! А то покусаю!
– Извини, бабочки меня никогда не кусали, а с драконами я редко общаюсь. Точнее, сегодня в первый раз…
– Всё равно, будешь хамить – натравлю на тебя радужных блох – затопчут. Дело в том,
что на самом деле его – этого не к ночи помянутого Морского Дракона – никто из ныне живущих не видел, а те, которые видели, умерли, причём давно. Потому что показывается он со дна морского редко, только по большим праздникам – конец света или другая какая масштабная вечеринка, и ничем другим его оттуда не выманить. А алмазный – потому что много звёзд с начала сотворения мира упало в воду, и все они оседали на чешуе Морского Дракона, и начал он сверкать ослепительным светом, оттого и стали люди величать его Алмазным. Кстати, он приходится мне пра-пра… ну и так далее – дедушкой… Помню, когда я был маленьким дракончиком, мы
с дедушкой играли в игру – он размахивал передо мной кончиком своего сверкающего хвоста…
– Не отвлекайся. И что же придумал этот ушлый старичок?
– Он был великим шаманом, но самому организовать что-нибудь такое было не под силу, поэтому он позвал помощника – Ледяного Монаха. Он всю ночь молился в храме, и вдруг услыхал стук башмаков – вонг-вонг – это Ледяной Монах шёл по обледеневшей тропе.
– А почему его называют Ледяным Монахом?
– Он не человек, во всяком случае, в вашем человеческом понимании. Он не имеет сердца, душа его черна как ночь, и только алмазными искорками вспыхивает звёздный свет в его глазах. Можно сказать, что его душа – это часть ночного безлунного неба, дыхание его подобно зимнему ветру над равниной Сэкигахара, а прикосновение ледяных пальцев смертельно для всего живого. Попросил старик у него маленькое одолжение – окунуть руку в океан. Ненадолго.
– И что, Ледяной Монах так сразу и согласился исполнить просьбу какого-то выжившего
из ума старого человека?
– Конечно. Он же хоть и Ледяной, а всё же монах, а монахи обязаны помогать страждущим. Тем более, что делал он всё это не совсем бескорыстно я уже, кажется, говорил, что душа его – ночное звёздное небо, так что звёзды – это, можно сказать, его собственность, а утонувшие звёзды вроде как считаются потерянными. У старика был план, как достать их со дна морского, только поэтому Ледяной Монах взялся ему помогать. И вот пришли они на берег моря, опустил Монах руку в воду, и начала вода застывать. Морскому Дракону это, понятное дело, не понравилось, ведь он сразу понял, что у него хотят отобрать его самое большое сокровище, и он взмахнул хвостом,
и поднялись на море огромные волны, и содрогнулся от ужаса айнский шаман, и дрогнула рука Ледяного Монаха, и успевшая замёрзнуть вода встала огромными ледяными горами, и одна из этих гор нависла над берегом и раздавила старого айна… – Дракон почесался и надолго замолчал.
– Какая грустная и поучительная история… А что же случилось с Ледяным Монахом?
– А что с ним сделается? Они с дедулей немного поговорили и разошлись по своим делам. Мой дедуля – он кого хочешь уговорит, а не уговорит – так напугает до смерти. Правда, Ледяного Монаха до смерти напугать нельзя – он и так неживой, но, кажется, дедуля пообещал его съесть.
У него ТАКИЕ зубы…
– Алмазные? – не удержался я.
– Большие! Каждый зуб величиной с гору Фудзи.
– Да ну? – не поверил я. – А как же зубы дракона, которые рассеивают на поле перед битвой, и из них вырастают свирепые воины, несущие смерть врагам?
– Ты веришь в эти сказки? – развеселился Дракон, – хочешь, открою тебе маленький секрет? То, что вы называете «зубами дракона» на самом деле не что иное, как драконьи блохи…
– Так им и надо, – мстительно начал я, но закончить свою мысль не успел. Меня отвлекло мерное постукивание по дощатому настилу, чьи-то бестелесные шаги приближались к нам. Вонг-вонг – от этого звука по моей спине пробежал неприятный холодок, печень сжалась, и мучительно защемило на душе. Повеяло холодом. К нам пожаловал гость, причём не надо было даже гадать – кто именно. Вонг-вонг – пронеслось эхо и замерло. Передо мной стоял не к ночи помянутый Ледяной Монах.
Мыслей не стало, будто их сдуло ветром.
Лучше бы я сейчас лежал на пиршественном столе айнов в качестве второго блюда…
Глава 4
Будто в руки взял
Молнию, когда во мраке
Ты зажёг свечу
Мацуо Басё
– Он что, всегда такой отмороженный? – поинтересовался Ледяной Монах. Слова слетали
с его губ так, будто он выплёвывал ледяные шарики – один за одним, и они нанизывались сами собой на смысловую нить из китового уса, образуя логическое ожерелье – жуткое и одновременно прекрасное.
– Не знаю, – честно подумав, ответил Дракон. – Иногда он кажется вполне разумным.
Но я редко общаюсь с людьми. А с легендарным поэтом – так и вовсе сегодня впервые столкнулся…
– И что, он даже разумно разговаривает? – с этими словами Ледяной Монах, откинув капюшон, в упор уставился на меня.
Я взглянул в его глаза – чёрные, как сама ночь, со вспыхивающими и медленно угасающими в их бездонной глубине прозрачными хрустальными искорками. И промолчал. Монах смотрел как бы сквозь меня, полуприкрыв веки. Ощущение было такое, будто меня колют ледяными иглами.
– Расслабься и получай удовольствие, – прошелестел Дракон, – это он проясняет для себя твою внутреннюю сущность.
– Что он делает? – не понял я
– Изучает, – пояснил Дракон, причем это получилось у него внушительно и даже немного зловеще, – Внутреннюю. Сущность. При этом содержимое твоего кишечника в эту категорию
не входит. Так что можешь расслабиться, только не порти воздух, это привлекает злобных демонов отхожих мест.
– По-моему, один из них уже здесь, – заметил я.
– По-моему, это ты, – выплюнул очередную порцию ледяных шариков Ледяной Монах.
У меня тихо отвисла челюсть, а вместе с ней всё то, что в принципе могло и даже не могло отвиснуть по определению. Не знаю, что он там наизучал в моих внутренностях, но, что-то его определённо не устроило. Вопрос – что. Ответ: не знаю, похоже, что печень.
– Молись о лучших днях! На зимнее дерево сливы будь сердцем похож! – посоветовал Ледяной Монах и обратился к Дракону: – Не найдётся ли у тебя зимнего сакэ?
– О, разумеется, разумеется, – засуетился Дракон и извлёк из воздуха заиндевелый кувшинчик, покрытый затейливым орнаментом.
– Вообще-то призраки не пьют, – начал было я, но меня, как всегда, перебили.
– С чего это ты вдруг взял, что он призрак?! – возмутился Дракон.
– С чего это ты вдруг взял, что я призрак?! – эхом выплюнул Ледяной Монах.
Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Дракон колотил хвостом по бокам так, будто хотел вытрясти из шкуры всех своих блох, а изо рта Ледяного Монаха вылетали потрясающей красоты ледяные цветы. Последним он выплюнул сверкающую статуэтку Будды Амиды и водрузил на её голову кувшинчик с сакэ.
– Предлагаю переместиться в сад, – изрёк Дракон, и, подхватив «ледяного Будду», сакэ
и Монаха впридачу, соскочил с веранды к ближайшей каменной группе.
– Ты идёшь? – не поворачивая морды, обратился он ко мне, – не забудь: сегодня – особенный день – Праздник Последней Осенней Луны, и мы собрались в особенном месте именно поэтому.
– А… э…, – всё, что смог выдавить из себя я.
– Да не бойся ты! – успокаивающим тоном произнёс Дракон, – он не кусается. Во всяком случае – сегодня. Хотя закон кармы гласит, что каждый сам за себя, но сегодняшним вечером у нас Ледяное Перемирие.
Если бы ещё вчера, когда мы сидели с Вьюнком в приюте, кто-нибудь рассказал мне о том, что нынешней ночью я буду сидеть посреди сада камней в Рёандзи в компании безумного Дракона и легендарного Ледяного Монаха, мне, пожалуй, не поверил бы даже Вечерний Вьюнок. Что же касается Задумчивого Воробушка, так тот просто философски покрутил бы пальцем у виска и сдал бы меня с рук на руки первому проходящему мимо лекарю. И даже не потребовал бы платы
за постой.
Ледяной Монах, не обращая внимания на окружающее, колдовал над кувшинчиком. Внезапно фигурка Будды Амиды засветилась изнутри, разгораясь всё ярче и ярче, заливая нестерпимым светом монастырский двор. Я зажмурился, а Дракон просто прикрыл глаза когтистой лапой. Кувшинчик начал оттаивать, и вот первые капли алмазными слезами скатились на голову сверкающего Будды, а по двору разлился аромат морозной свежести.
– Коктейль «морозная свежесть»! – провозгласил Дракон, – тебе налить?
И налил. И даже ободряюще кивнул. Вязкая ледяная жидкость обожгла мне горло. Казалось – ещё миг – и я уподоблюсь бесстрастно взирающей на меня фигурке Будды.
– Вот это я и называю промывкой мозгов, – довольно изрёк Ледяной Монах.
– Что это было? – прохрипел я, чувствуя, что язык вот-вот превратится в кусок мороженного кальмара.
– Это был дзэн Патриарха-Обутого-в-Лыжи! – объяснил Дракон, – хочешь, изложу тебе эту поучительную историю в жестах и танцах?
Я кивнул. Говорить не было сил, и, кроме того, я боялся, что мои слова будут похожи
на ледяные шарики, как у Ледяного Монаха. Похоже, до сегодняшнего дня моя картина мира была далеко не полной. Дракон встал передо мной в позу проповедника и, приняв задумчивый вид, начал повествовать:
– Лыжи – это такие длинные жерди, их придумали айны, чтобы ходить по глубокому снегу
и не проваливаться. Их привязывают к ногам, – тут Дракон попытался изобразить айнов, встав
на задние лапы и бестолково топчась по гравию, – и ходят. И вот забрёл как-то к ним один
из дзэнских патриархов, – Дракон выпятил брюхо и высунул язык, отчего стал похож
на объевшегося хурмой торговца чёрным деревом, – и увидел эти диковинные приспособления.
А надо сказать, что в некоторых монастырях ученики настолько трепетно относятся к своим наставникам, что готовы даже целовать песок, по которому те ходили. Посмотрел, значит, патриарх на то, как айны ловко управляются с лыжами, и решил перенять у них искусство скольжения по рыхлому снегу аки посуху. Ну, айны сработали ему пару лыж, и он отбыл, довольный собой. Прибыл в свой монастырь и решил монашеской братии чудо показать – не зря же инспектировал дикие северные земли. Собрал, значит, монахов и говорит: «Дорогие, понимаешь, жаждущие просветления! Сейчас я вам покажу такое, что все вы ахнете!». Обул лыжи, да ка-ак рванётся со всей дури вперёд! Только забыл, что каменные плиты монастырского двора – это не бескрайнее заснеженное поле, – тут Дракон издал хрюкающий звук и опал наземь мордой в песочек. – Все ахнули. Не каждый день сам патриарх перед всей братией носом канавки в каменных глыбах пытается прорыть. Вот патриарх приземлился аккурат куда следовало и задумался: «Стою на камнях я, в лыжи обутый, вроде правильно обутый, всё как айны учили, только лыжи почему-то не едут…». «Почему не едут лыжи?» – спросил патриарх у монахов, но никто не смог дать ему на это ответа. «Кто поймёт – тот сразу обретёт просветление», – объявил патриарх, и монахи удалились размышлять над этой высокомудрой загадкой.
Дракон взмахнул лапой, видимо, намереваясь изобразить, как именно монахи собирались решить загадку Патриарха-Обутого-в-Лыжи, но вместо этого опрокинул фигурку Будды Амиды, которая раскололась с печальным звоном на множество мелких льдинок. Порыв ветра, точно вздох снежного демона, пронёсся над садом камней, и по дощатому настилу послышался топот многих ног – это разбуженные звоном монахи бежали посмотреть на святотатцев, посмевших вторгнуться в святая святых – океан каменной вечности.
– Уходим, – бросил через плечо Ледяной Монах, – забирай отмороженного и за мной! Беседу продолжите потом, если, конечно, нас не отправят в нирвану прямо сейчас…
… айны с каждой минутой начинали казаться мне не такими уж и страшными…
Глава 5
Снова весна.
Приходит новая глупость
Старой на смену.
Кобаяси Исса
– Ну и где, позвольте полюбопытствовать, вас носят демоны? – полюбопытствовал Вечерний Вьюнок, – сакэ, между прочим, уже остыло. – Неужели вы изныряли все моря в поисках рыбы фугу на закуску? Я что, должен ждать вас до явления Бога Редчайших Кустов Душистого Кустарника? Или за вами гонится Тисики-но-оо-ками, Великое Божество Погони с кучей подручных, и только исключительно поэтому вы утратили не только чувство времени, но и вежливость?
– Ты сам-то давно перестал изображать из себя Бога Всплывающей Грязи? – поинтересовался, как бы между прочим, Ледяной Монах.
– Скорее уж Бога Плавающего Топора… – задумчиво пробормотал Дракон, – или, учитывая недавние события, Духа Жаждущего Посетить Желудок Голодного Айна!
– Воистину, сказано было в древности: «Солнце всплывает и умножается блеск; тучи рассеиваются и нет дыма», – процитировал из «Кодзики» Вечерний Вьюнок.
– А как ты думаешь, кто или что у нас не тонет, а всплыть норовит? – с самым что ни на есть простодушным видом спросил у Вьюнка Дракон.
– Айнсберги, конечно, – убеждённо заявил Вьюнок. Спорить с этим утверждением и впрямь было бессмысленно.
Пожалуй, только я до сих пор остолбенело пялился на Вьюнка, остальные восприняли явление его в мире живых как вполне рядовое событие. Кстати, выглядит он вполне живым,
если гроздь цветущей глицинии, прикреплённая к шапке, закрывает его незрячий глаз, то выглядит он вполне сносно.
– Ну и что уставился, как демон на Будду? – полюбопытствовал тот, помешивая в горшке какое-то весьма специфически пахнущее варево. Похоже, что Дракон в чём-то был прав…
– Так тебя же того… съели… – только и смог выдавить я.
– Кто посмел при этом не подавиться? И, кстати, когда успели? И почему меня не позвали? – взвыл мгновенно закипевший праведным гневом Вьюнок.
– Он думает, что тебя слопали айны, с кожей, костями и внутренностями!!! – захихикал Дракон и многозначительно добавил: – в процессе ритуала!
– Ка…а… какого ри…туала? – от изумления Вьюнок даже заикаться начал.
– Известно какого – поминовения святых зубов Будды. Причём в роли Будды у них выступает мой дедуля – куда до него Будде! – гордо вскинул хвост Дракон.
– Не стоит буддохульствовать в святом месте, – предупредил Ледяной Монах, вроде бы
ни к кому конкретно не обращаясь, но ветер зябко пронёсся над деревьями, как бы пересчитывая все листья, и на мгновение всем показалось, будто солнце, и так уже будучи закатным, недобро сощурилось.
Я огляделся вокруг. Деревья, судя по виду – криптомерии. Значит, нам всё-таки удалось уйти от разъярённых монахов, причём не в верхний мир, а в нормальный человеческий лес. Я устало развалился под деревом и принялся смотреть, как наша компания бодро суетится вокруг костерка. Сонная мошкара лениво кружилась в воздухе.
– …а при входе – честь по чести – табличка, каллиграфически писаная в стиле
то ли «дрожащей кисти», то ли «следов куриной лапки», короче – в старинной манере, а на ней – надпись «Праздношатающимся поэтам, драконам-оборотням, курам и женщинам прохода нет».
И подпись – «Така-ми-мусубо-но-ками».
– А это ещё что за… тьфу, без чарки сакэ не выговоришь? – поморщился Дракон, – дракононенавистник?
– А это, – принялся охотно разъяснять Вьюнок, – Бог Высоких Деревьев. Вообще-то тут никакой не лес, а роща священных криптомерий, и путникам отдыхать тут не полагается…
– А что с нами за это будет? – прервал его Дракон.
– Заставят кирпичи полировать. До блеска. – без промедления ответил Ледяной Монах.
– Какие кирпичи? – заинтересовался Вьюнок.
– Известно, какие. Глиняные. До зеркального блеска.
– Но зачем? – изумились хором Вьюнок с Драконом
– Чтобы на ветках развешивать.
– Ворон пугать? – проявил сообразительность Вьюнок
– Тебе что, сказок в детстве не рассказывали? Впрочем, нет, «Кодзики» же ты пытался вспоминать… Значит, у тебя болезнь «тут помню, там не помню, а здесь демоны резвились». Давным-давно, ты тогда ещё не родился, жила-была богиня Высокого Неба, звали её Аматэрасу. Вообще-то богов в то время расплодилось великое множество – восемьсот мириад, и все хохочут. Не земля, а какой-то приют для умалишённых. Но даже в такой семье не без урода. В роли урода традиционно выступал Аматэрасин не то братец, не то муж, одним словом, родственник. Любил он очень сакэ, придёт, бывало, в пиршественную залу, да и нагадит там. Так и развлекался,
пока Аматэрасу это не надоело. «Злые вы, – подумала Аматэрасу, – уйду я от вас.». Ну и ушла. Заперлась себе в хозяйственной пещерке и обижается. Через некоторое время про неё вспомнили
и давай уговаривать вернуться, дескать, ну кто на дураков обижается? Но Аматэрасу была богиней принципиальной. Пока, говорит, не перевоспитаете – не дождётесь. Буду, говорит, здесь сидеть
и мохом обрастать назло всем богам. Сначала её уговаривали по-хорошему, потом попытались выкурить, но куда им – у неё оборона налажена – куда там вашим хвалёным самураям! Ну вот
и сошлись на том, что возьмут большое зеркало, основательно отчистят его от пыли и грязи,
перед входом в пещерку посадят криптомерию, повесят на неё зеркало и будут в него смотреть. Молча. Своего рода сидячая забастовка. День сидят, два сидят, неделю сидят… Вот уже старый год на исходе, а они всё сидят… Переглянулись боги между собой и давай хохотать над собственной глупостью! Тут-то Аматэрасу и выглянула – посмотреть, кто это там безобразия нарушает, обижаться спокойно не даёт… Тут-то коварные родичи её за волосы на свет и вытащили. Вот такая история. И с тех пор образовалась традиция – зеркала на священных криптомериях развешивать, чтобы богов порадовать, все восемьсот мириад. Говорят, увидят они зеркало на криптомерии – и тут же хохотать начинают. Чаще всего это проделывают перед новым годом, но иногда и просто так. Бог Высоких Деревьев так и вообще определил это в любимую забаву. Обвешает деревья зеркалами и хохочет, глядя на то, как резвятся солнечные кролики. А деревья, между прочим, с той поры так и называются – ХАХАКА.
– И всё равно мне никогда не доводилось слышать о зеркалах из полированных кирпичей! – упрямо стоял на своём Вечерний Вьюнок.
– А это уже другая история, – улыбнулся Ледяной Монах. – Сидит дзэнский монах на берегу реки, полирует тряпочкой кирпич – бережно так, словно собственную макушку. Мимо проходит патриарх и невзначай так интересуется, дескать, чем это ты, преподобный отец, занимаешься? «Кирпич полирую» – отвечает тот. И тут патриарх задумался: зачем это вдруг монаху полировать кирпич? И пришёл он в монастырь и задал братии задачу: зачем монах на берегу реки полирует кирпич? И промолчали монахи, и задумались над вопросом патриарха. И один из них – храмовый служка – отправился на берег реки, увидел монаха с кирпичом и спросил: «Зачем ты полируешь этот кирпич?». «Это, – ответил монах, – дзэн кирпича». «А в чём реализация дзэн кирпича? – воскликнул служка.». Монах поднял кирпич высоко над головой и разбил его на тысячу мелких осколков. «Пришло время умереть этому кирпичу», – промолвил монах, и храмовый служка в ту же самую минуту прозрел. Так неторопливо закончил Ледяной Монах эту историю.
Глава 6
Лотос цветёт,
А я то и дело на землю
Роняю вшей.
Кобаяси Исса
Утренний холод… Чего только не пригрезится озябшему путнику в эту пору! Вот например: тёмная тень у ограды – корзина с чаем. Холодным с ароматом веточек священных криптомерий. Вот только не могу взять в толк: зачем Вьюнок налил его в корзину? Для своего мифического слона, что ли? Ах, да! Он же вчера что-то говорил насчёт чая по-айнски!
Рассвет. Пушистый туман ползёт, цепляясь упорно за ветки деревьев. В добром здравии
с тобою свиделись снова, роса на траве! Пчёлка в траве! И в следующий раз родись на меня непохожей… Вот ведь и мы – что-то вроде сидений для вшей на празднике жизни… В полуденный час растворюсь – один-одинёшенек – в лазурном небе. Воспоминания об ушедших
или отдалившихся от нас любимых подобны остывшему сакэ – и согреть можно, но жаровня потухла, да и пить не хочется…
Вчерашний вечер явно удался. Вечерний Вьюнок в очередной раз согрел сакэ. Чарка пошла по кругу. Все по очереди осушали её, а под конец Ледяной Монах притащил неизвестно откуда (сам он назвал это место «закрома Ямато» и от дальнейших объяснений уклонился) священного вина из раковины-якугай. Затем, по айнскому обычаю, последовал сбор остатков пира (на этом настоял опять же Ледяной Монах, сославшись на то, что раз мы всё равно направляемся к айнам и рано или поздно к ним всё-таки попадём, то не мешало бы подучиться их странным обычаям). Смысл этого обряда сводился к тому, что все внезапно вскакивают и, не помня себя от жадности, стараются захватить больше других, но, толкаясь и суетясь, всё рассыпают и проливают. В конце концов расхватываются самые лакомые объедки, и вновь воцаряется мир.
Изрядно захмелев, Вьюнок заинтересовался странностями китайской каллиграфии, почерпнутыми, видимо, у незабвенной Сэй-Сёнагон.
– Гречишник, к примеру, – объяснял он заплетающимся языком Дракону, – пишется двумя иероглифами: «тигр» и «палка». А ведь у тигра такая морда, что мог бы, кажется, обойтись
и без палки…
– Не-е-ет, – почёсываясь, не соглашался Дракон, – тигр какой? Полосатый. Значит,
ты неправильно прочитал. Это не гречишник, а полосатая палка.
– Полосатых палок не бывает, – настаивал Вьюнок.
– Ещё как бывают, – заявил Дракон, – даже профессия такая есть: «Продавец Полосатых Палок». Это высушенные тигриные хвосты, они приносят своему обладателю богатство. Поэтому правитель Ямато строго ограничил количество владельцев этих магических артефактов.
– Ух ты! – восхитился Вьюнок, – а где можно встретить такого Продавца?
– Обычно они прогуливаются на самых больших перекрёстках дорог, но отдельные особи могут прятаться в придорожных кустах и канавах, прикидываясь бродячими торговцами навозом или Статуями Богов Подпирающих Кровлю.
– Зачем?
– Потому что они обладают могуществом, и многие, особенно путешествующие верхом
и в повозках, боятся их до дрожи в копытах своих лошадей.
– Так они разбойники? – догадался Вьюнок.
– Нет, что ты! – замахал лапами и хвостом Дракон. Потом для убедительности помотал мордой и ещё раз почесался, – они ПРОДАВЦЫ ПОЛОСАТЫХ ПАЛОК. Смысл здесь в том,
что продать они палки хотят, только палки не хотят менять своих владельцев. Ты где-нибудь видел тигров, которые добровольно расставались с собственными хвостами?
– Ни одного, – честно признал Вьюнок, – разве только дохлых, но им всё равно…
– Ну вот. Так же и Продавцы не могут. Отобрать у Продавца палку может только император. Есть целый ритуал, который называется «Перехват оборотня», когда императорская свита получает приказ на уничтожение нескольких Продавцов. Это происходит обычно после того, как императорскую канцелярию начинают осаждать толпы обиженных всадников
и путешественников, или когда кто-либо из Продавцов пытается всучить свой товар членам императорской семьи или странствующим монахам. Тем более, что между Продавцами и микадо существует негласный договор о взаимной вежливости, и договор этот так же долговечен, как долго живут черепахи в заливе тысячелетних сосен. Хочешь, расскажу занятную историю? Напали как-то Продавцы на повозку, а в ней сидит настоятель одного из наших буддийских храмов. Неудобно им стало продавать ему палку, все-таки святой отец, проклясть может и палку отобрать в пользу храма. Тогда один решил выкрутится и спрашивает: «А правда, что в аду грешников в кипящей смоле черти варят?». «Лично сам я не был, – отвечает настоятель, – но прихожане говорят, что смолу на главные дороги вылили, чертей на перекрестках поставили, а грешников на повозки посадили.»
Пока Вьюнок с Драконом развлекались беседой, Ледяной Монах неторопливо перебирал алмазные чётки и щурился на диск закатного солнца, уже уцепившийся за зубцы дальних гор, подёрнутые лёгкой дымкой. Наступал час Священной Черепахи, пора было располагаться
на ночлег. Судя по всему, ничего не препятствовало нашей компании остаться на ночлег в этой роще под сенью криптомерий.
И тут раздался звук флейты. Бамбуковая флейта-хитирики утомляет слух, и в этом я, пожалуй, соглашусь с Сэй-Сёнагон: этот, с позволения сказать, музыкальный инструмент пронзительно верещит, словно кузнечик осенью. Не слишком приятно, когда на ней играют вблизи от тебя, ну а уж если плохо играют, то это совсем невыносимо. Этот звук эхом отдавался среди стволов, словно последняя песня огромной цикады, которой отрывают крылья, и от его переливов противно свербело в ушах, а по спине змеился неприятный холодок.
– Что это? – ужаснулся Вечерний Вьюнок.
– Это Лесная Жаба учится играть на флейте, – предположил Дракон и оказался прав.
Из-за стволов надвинулась бесформенная тень, очертаниями весьма напоминающая огромную лягушку. На бородавчатой голове существа красовался железный обруч, богато украшенный кораллами и жемчугом. Знак принадлежности к императорскому дому.
Только этого нам не хватало…
– Это знак высшего избранного богами существа, – прокомментировал Дракон странное украшение и добавил: – в жертву.
Вьюнок тихо охнул и сполз по стволу на землю.
– Да не пугайся, – прошептал Дракон, – она ждёт своего маленького принца.
– Насколько маленького? – шёпотом уточнил я.
– В смысле?! – выпучил от ужаса глаза Вьюнок.
– В прямом. Она прогневала Священного Духа Вскипающих Пузырьков Пены, и он очень обиделся, ну ты же знаешь этих богов – капризничают, как младенцы, оторванные от кормилицы. Так вот, ей предсказано, что она будет долго странствовать, но в конце концов на исходе часа Священной Черепахи в роще Священных Криптомерий они встретятся. Кто знает, не произойдёт ли это сегодня?..
Лесная Жаба приблизилась к нам и огромными печальными глазами в упор уставилась
на Вечернего Вьюнка. «Похоже, до земли айнов бедняге добраться в этой жизни не суждено» – печально подумал я. Видимо, ему подумалось то же самое, потому что он почёл за лучшее потерять сознание. По морщинистой зелёной морде тихо скатилась скупая сверкающая слеза…
Глава 7
Наконец-то и мой
Час пришёл. Обернулась трава
Сладкой лепёшкой.
Кобаяси Исса
– Только этого не хватало! И что нам теперь со всем этим делать?.. – обречённо вздохнул Дракон.
– А ты что, раньше нас предупредить не мог? – огрызнулся я, – мы бы ушли отсюда ещё в час Плешивой Белки, и проблемы бы не было!
– Карма… – философски промолвил Дракон.
– А есть способ избавиться от этой Принцессы-Рептилии? – поинтересовался я.
– Нет, – ответил Дракон.
– Есть, и даже несколько, – ответил Ледяной Монах.
– Какие? – осведомился я.
– Первый и самый, на первый взгляд, простой, – убить. Но этого мы делать не будем. Потому что в этом случае в следующей жизни наш радужнокрылый друг родится маленьким скользким червяком, а ты родишься… ну скажем, крысой. Устроит?
– Нет.
– Тогда рассмотрим другие варианты. Можем попробовать расколдовать, но у меня
нет уверенности, что это сработает. В самом крайнем случае можем попробовать откупиться.
– Чем?
– Да чем угодно.
– Тогда давайте думать. Дракон, у тебя есть соображения по данному вопросу?
– Давайте обменяем нашего обморочного друга на платье из шерсти Огненной Мыши. Она принцесса, ей должно понравиться.
– И как ты себе это представляешь? Жаба в огненном мехе! Скачет по лесу и шерсть топорщит, а по шкуре искры пробегают!!! Тем более, что кожа у неё по определению мокрая,
так что этот эксперимент может дурно сказаться на её здоровье. А вдруг у неё есть родственники? Представляешь, явится к тебе её папочка во главе жабьего войска и спросит: «Ты пошто высокорожденную обидел?». И что ты ему ответишь? Тогда это уже отразится и на нашем здоровье тоже…
– Съем его ко всем Буддам! – убеждённо заявил Дракон и облизнулся для наглядности. –
Не всё же мне росу с хризантем пить… Кстати, кормить сегодня будут, или по случаю скоропостижной женитьбы нашего бедного друга кормёжка отменяется? Мне почему-то кажется, что в этом случае всё-таки полагается пир… ну или на худой конец торжественный церемониальный ужин с рисовыми колобками, пирожками-моти и прочими вкусностями…
– Не отвлекайся, обжора, – перебил я, – лучше думай!
– Ну… тогда давайте подарим ей цикаду в золотой клетке…
– Зачем?
– Будет петь под аккомпанемент её флейты. Как я понял, нашей принцессе нравится музыка.
– Ты наивно полагаешь, что нормальная цикада способна попасть в унисон этому скрежету когтями по треснувшему черепу? Этими звуками разве что демонов отпугивать… или монахов
из медитации выдергивать.
– Ну тогда она может её съесть, – не унимался Дракон.
– И закусит золотой клеткой?
– Нет, клетку продаст или обменяет на какие-нибудь украшения с нефритом. Она зеленая,
ей как раз к морде, то есть, к лицу будет.
– Тогда ей лучше подарить самоучитель игры на флейте, – посоветовал Ледяной Монах.
– Может, лучше всё-таки попробовать расколдовать? Должен же быть способ… – пробормотал я.
– И ты ДОЛЖЕН его знать! – повернул морду к Монаху Дракон.
– Прямо сейчас я ничего не могу, – безапелляционно заявил Ледяной Монах. – нам придётся дожидаться мистическоего часа Мерцающего Феникса, и, кроме того, этот процесс предполагает использование множества различных компонентов…
– Мы подождём! – хором заявили мы с Драконом и оглянулись на Лесную Жабу, всё ещё склонившуюся над бесчувственным Вьюнком, которому (хвала пресветлой Канон!) в данной ситуации было абсолютно всё равно.
– Ну что ж, тогда приступим… – ровным голосом произнёс Ледяной Монах…
Из котомки он извлёк довольно большой глиняный горшок и для начала слил туда остатки сакэ, которое не успел употребить Вечерний Вьюнок. Затем он запустил руку в котомку,
и в импровизированный суп отправились кости медузы, жёлтый камень с вершины Фудзи, порошок из толчёных усов маленькой чёрной мыши, коготь пещерного тушканчика, высохшая куриная лапка, яйцо Малого Феникса (судя по запаху, протухшее ещё в эпоху Хэйан, если не раньше), хвост радужной ящерицы, пучки каких-то сушеных трав и ещё много компонентов, определить принадлежность которых было довольно затруднительно.
Ледяной Монах поскрёб бритый череп и изрёк:
– Мне нужна полосатая палка. Сейчас.
– А что, у тебя нет? – поинтересовался Дракон.
– Пока нет. Но вы мне её принесёте.
– Опять нас бросать под боевую колесницу? – возмутился я, – где нам взять эту буддину палку СЕЙЧАС? И неужели нельзя обойтись без неё?
– Палку можно взять у любого Продавца, – даже не соизволив взглянуть на меня, заявил Ледяной Монах, – можете, конечно, сходить к тиграм, но мне почему-то кажется, что их хвосты
в натуральном, исходном, так сказать, виде могут добыть только специально обученные люди или Сборщицы Чайных Листьев. Как я понимаю, ни теми, ни другими вы не являетесь. Кроме того, Сборщицы вообще не видят разницы между тигром и его хвостом. Так что вам лучше уговорить Продавцов, и, желательно, до полудня.
– Сейчас уже поздно, – проворчал Дракон, – отправимся с утра.
– Можно и с утра, – покладисто согласился Ледяной Монах, – только ко времени вашего возвращения микстура остынет, и во что превратится после приёма внутрь оного лекарственного состава наша красавица, – он кивнул на Лесную Жабу, – я предсказать не берусь. Но если вам
не жалко вашего друга и спутника…
Вьюнка нам было всё-таки жалко. Было совершенно ясно, что если мы не расколдуем Лесную Жабу, или, на худой конец, не придадим ей более или менее человеческий облик, то Вьюнок может к своим айнам и не попасть. Впрочем, выбор у него и так невелик: Лесная Жаба или Чайные Сборщицы, и неизвестно ещё, что хуже…
Глава 8
Жёлтый лист в ручье.
Просыпайся, цикада,
Берег всё ближе.
Мацуо Басё
Час Древесной Улитки – утро не такое уж и раннее, на постоялых дворах время расчёта вообще установлено в Час Линяющего Зайца, так что те, кому надо в дорогу, уже движутся нескончаемой вереницей по главному тракту страны. Здесь вы можете встретить и паломников,
и торговцев, и самураев…
Другое дело, что Продавцы полосатых палок в это время ещё, как правило, изволят почивать. Мы выбрали самый оживлённый перекрёсток и устроились в ожидании явления Продавца под чахлым кустиком.
– Знаешь историю о дзэн полосатой палки? – через некоторое время спросил Дракон, – я её сам придумал. Только что.
– Тогда откуда мне её знать?
– Тогда я тебе сейчас её расскажу, – поудобнее пристроился Дракон и начал повествовать: – «Однажды Бодхидхарма задал троим своим лучшим ученикам вопрос: «Является ли полосатая палка Волшебным Магическим Посохом?». «Да, – ответил один, – потому что Полосатая палка приносит своему обладателю любое благо, какое он только может пожелать.». «Нет, – возразил ему другой, – потому что с её помощью нельзя достигнуть просветления и, следовательно, стать Буддой.». А третий ученик ничего не сказал, он просто улыбнулся, достал из-за пазухи полосатую палку и сломал её.».
– Ты случайно не у Вьюнка учился литературному творчеству?
– А что, похоже? – Обрадовался Дракон.
– Ага. Так же плоско и однобоко, – попытался отшутиться я. Видимо, голову уже изрядно напекло, и из неё просто вылетело, что с нашим Драконом так шутить нельзя. Всё-таки драконы временами очень обидчивые, особенно, если речь идёт об их творчестве сомнительного качества. Дракон, как и следовало ожидать, состроил оскорблённую морду и выпустил в мою сторону струю не совсем ароматно благоухающего воздуха. Будь на моём месте кто-нибудь более нервный – эффект был бы сногсшибательным в прямом смысле этого слова.
Однако время шло, а Продавцы и не думали появляться. Солнце начало припекать, а Дракон – проявлять нетерпение.
– Клянусь гнилым зубом Будды, это переходит всякие границы, они что, не имеют совести или им деньги не нужны?
– А ты что, намерен предложить им денег? – вяло поинтересовался я.
– Нет, но они же могут так думать. И вообще, ты сакэ пил?
Такой резкий переход от отсутствия продавцов к выпитому сакэ меня несколько озадачил.
– Пил. Вчера. Все его пили. – Отпираться смысла не было, – и закусывал рисовыми колобками.
– Это хорошо, – резюмировал Дракон, – а куда оно из тебя девается?
– Ты что, хочешь сказать, что трезвым я тебе не нравлюсь? – осведомился я. Разговор принимал явно нелитературное направление.
– Нравишься. Но мы сейчас обсуждаем не проблему, кто кого больше уважает и в каком состоянии, а вопрос приманивания Продавца. Поэтому – отвечай.
– А куда оно девается из тебя?
– Никуда не девается. Оно в меня впитывается, а потом испаряется. Отсюда вывод: приманкой будешь ты.
– Не понял!?
– Не понимающий дзэн выпитого сакэ – это твоё обычное состояние. Хотя я лично
не понимаю, что тут может быть непонятного? Встанешь под кустом и изобразишь грозовое облако, орошающее землю благодатным дождём.
– Не буду, – возмутился я, – такого ритуала даже у айнов нет.
– Ещё как будешь. И нечего ссылаться на вещи, о которых ты ничего не знаешь. Тем более, что ритуал здесь не при чём. У айнов нет дорог, следовательно, нет Продавцов Полосатых палок, поэтому и вызывать их нет необходимости. Да и вообще как можно вызывать то, чего нет?
– Ну тебя-то я вызвал, – попробовал было не согласиться я.
– Меня ты как раз не вызывал. Я сам пришёл. Прилетел, то есть. Я не в счёт, тем более,
что я-то как раз есть. И вообще, мы тут можем сидеть хоть до очередного пришествия Будды,
но палку нужно добыть СЕЙЧАС. У нас, к твоему сведению, нет времени рассиживаться здесь
как на поэтическом турнире. Если, конечно, судьба твоего друга тебе безразлична, то мы можем возвращаться обратно и объявить Ледяному Монаху, что его помощь не понадобится. Ему это, конечно, может не понравиться, но это уже дело десятое. А то, что я предлагаю, – лучший способ приманивания Продавцов…
– Это варварство! – сделал я последнюю попытку урезонить бессовестную тварь, но тщетны были мои попытки, драконобабочка манерно обмахивалось крыльями, поднимая такие тучи пыли, что я начал чихать. Удивительно, что демоны разных мастей не слетелись…
– Способ, конечно, варварский, – в голосе Дракона явно прорезались менторские нотки, – однако верный. Знаешь ли, один мой большой друг по имени Ямата-но Ороти, что по-вашему означает «Змей-Страшилище-Восьмихвостый-Восьмиглавый», впрочем ты, называющий себя поэтом, даже отдалённо не можешь постигнуть своим плоским умом его космическую мощь, -
он-то как раз и открыл безотказный способ Приманивания Продавцов Полосатых Палок. Случилось это, кажется, ещё в стародавние времена, и уже успело закрепиться в качестве ритуала. Однажды дивным осенним вечером он, будучи в гостях у тогдашнего государя, имени которого я уже не помню, да это и не важно, вышел полюбоваться на кусты хаги в императорском саду…
Дальше Дракон продолжал своё повествование, но откуда бы не взялся в императорском саду этот змей-страшилище, дальнейшее было яснее двадцать раз процеженного сакэ.
– …и вот тут появились Продавцы. Очень некстати, картина и впрямь вырисовывалась…
– Понятно!!!
– Ты чего это разорался, как глухой торговец на рыночной площади? – немедленно прервал повествование Дракон.
– Ты же сам говорил, что времени мало, а тут… непотребства всякие описываешь, которых наверняка никто никогда не совершал…
– И вовсе никакие не непотребства! – явно начал выходить из себя Дракон (интересно, если он и впрямь из себя выйдет, кем окажется?), – а самую настоящую правду! Я сам видел. Если хочешь, как-нибудь я вас познакомлю, он тебя просветит… А ты вообще не отвлекайся, а приступай
к выполнению ритуала!
Не очень хотелось приступать к тому, что Дракон образно назвал «ритуалом», при скоплении народа, пусть даже и не обращающего на нас никакого внимания, как будто Дракон посреди дороги – явление заурядное, да ещё и повторяя мифический подвиг какого-то малоизвестного чудовища. Конечно, все спешат по своим делам, и никому до нас дела нет, но всё-таки… я огляделся по сторонам. Кажется, мы не одни, и даже более чем кажется. Двое. До головокружения похожи друг на друга, прямо как две капли… Да, кстати, а где?.. Голова действительно закружилась, и я самым неподобающим образом сел прямо в дорожную пыль. «Так вот они какие – Продавцы Полосатых Палок!» – колесницей в небе сверкнула мысль, и пронеслась, ухнув куда-то в глубину реальности.
– Амэ-но-Микануси-но-ками!
– Амэ-но-Микумари-но-ками!
…в один голос отрекомендовалась парочка. Только богов нам ещё не хватало!
– Это не боги, – заметил Дракон и самозабвенно почесался, – это Водяная Инспекция Небесной Канцелярии, о бездарнейший из поэтов! Не знаю, как тебе это удалось, но, раз уж ты опрокинул их на наши головы, или, вернее, на свою, потому как я в любой момент могу сделать отсюда крылья, то позволь, я представлю их тебе, иначе ты до пришествия очередного Будды будешь ртом ловить мух на этой дороге. Тот, что слева от тебя – Правитель Небесных Кувшинов,
а тот, что слева – Главный Распределитель Воды, главное, не перепутай, а то разгневаются…
– По какому случаю имеет место быть нарушение без особых на то санкций установленного порядка круговорота сакэ в природе? – вкрадчиво поинтересовался Правитель Небесных Кувшинов.
– По случаю естественной надобности. И вообще, никого не трогаем, Продавцов Полосатых Палок поджидаем, поскольку имеем к ним предложение, от которого они не отказаться, и вообще это с самого начала была идея Ледяного Монаха, дурацкая, надо признать…
Оба бога уставились на меня, как гейша на новый сямисэн.
– Так чья, говоришь, была идея?…
Глава 9
Лепестки ворожат –
Мельтешит и мерцает храм
Сквозь ветки сакуры
Ёса Бусон
Третий дзэнский патриарх сказал: «Великий путь прост для тех, кто не делает предпочтений. Когда нет любви и ненависти, тогда всё открыто и ясно. Проведите хоть малейшее различие – тогда и небо, и земля окажутся бесконечно разделёнными. Если вы хотите видеть истину, тогда не выступайте «за» или «против». Борьба между тем, что любят, и тем, что не любят, – это болезнь ума.»
– Кстати, а зачем вам Продавцы? – спросил Правитель Небесных Кувшинов, обретя дар речи.
– Во-первых, не нам, а Ледяному Монаху, – начал объяснять Дракон, – во-вторых, сами
по себе они не вызывают у нас ни блаженства, ни печали, ни желания вести светскую беседу. Собственно, нам нужны не сами продавцы. Нам нужна ПОЛОСАТАЯ ПАЛКА.
– Обязательно полосатая? – удивился Главный Распределитель Воды, – но зачем?
– Для ритуала, – коротко пояснил я.
– Вызывания призрака О-перы? – ухмыльнулся Главный Распределитель.
– Кого? – в свою очередь удивился я.
– Призрака О-перы. Он музыку любит. Как услышит красивое пение – так сразу появляется и начинает упрашивать музыканта там или певца исполнить древнюю песнь о смертельной битве, которая унесла его жизнь. И даже предлагает за это хорошие деньги, причём настоящие, на них потом можно довольно безбедно жить где-нибудь на окраине столицы. Или в деревне. А если ему уж очень нравится исполнение – может и музыканта с собой прихватить, – пояснил Главный Распорядитель Воды.
– Так что не пой без необходимости, – встрял в разговор Дракон, – впрочем, слуха у тебя всё равно нет. Тебе только в паре с нашей зачарованной красавицей выступать в базарный день перед трезвыми самураями!
– А перед нетрезвыми, выходит, нельзя? – обиделся я за такую оценку моего пения, которого Дракон никогда не слышал.
– Можно, но это опасно. Они твоё пение могут принять за призыв к битве с заклятыми врагами и зарубить тебя на месте, приняв за самого злобного и опасного противника, – откровенно издевался Дракон.
– А этот Призрак – от него можно спастись? – осторожно поинтересовался я. На всякий случай.
– Можно, – важно кивнул головой Дракон, – только для этого надо, чтобы Ледяной Монах
с ног до головы разрисовал тебя священными тестами, начиная с ушей, чтобы не получилось,
как в прошлый раз…
– А что было в прошлый раз?
– Да так же вот Призрак О-перы пришёл за одним музыкантом. Ну тот, натурально, сидит весь расписной как божок Дарума, а уши чистые. Я тебе по секрету скажу, что Призрак О-перы
в некотором роде является демоном, поэтому священные тексты читать не умеет и вообще
их не видит, равно как не видит и поверхность, на которой эти священные тексты начертаны. Поэтому и натыкается постоянно то на стены, то ещё на что… Так вот, про того музыканта, – продолжал Дракон, – у него были такие маленькие уши, что подслеповатый монах, которому было поручено ответственное задание, их не заметил. И не нанёс на них священных знаков Лотосовой сутры. А музыкант и вовсе был слепым, поэтому не посмотрелся перед концертом в зеркало. Призрак его хвать за уши – и всё…
– Давайте вернёмся к НАШЕМУ ритуалу! – попросил я, – а то время скоро выйдет! Где мы возьмём Полосатую Палку?
– Боги переглянулись, Дракон почесался (надо будет попросить Ледяного Монаха, когда вернёмся, чтобы наколдовал ему что-нибудь вроде противомоскитной микстуры) и уставились
на меня.
– А Иттан-моммэн не подойдёт? – робко поинтересовался Правитель Небесных Кувшинов.
Дракон зачесался так, что поднял тучу радужной пыли. Тут я даже не удивился – про Иттан-моммэн знает каждый ребёнок в торговом квартале. Это длинная белая летающая полоса ткани, появляющаяся по ночам и душащая своих жертв.
– Вряд ли, – выдохнул Дракон. Нам палка нужна для микстуры, чтобы расколдовать Лесную Жабу.
– Вы её встретили? – округлил глаза Главный Распорядитель Воды.
Я выразительно пожал плечами.
– Настало время сбывающихся пророчеств… – как-то туманно произнёс Правитель Небесных Кувшинов. Я не понял, о каких пророчествах идёт речь и взглянул на Дракона, ожидая, что он, хоть и обзовет меня в очередной раз тупицей, но всё же хоть что-нибудь да прояснит. Но Дракон демонстративно отвернулся, предоставив мне самому гадать, на что намекало божество.
– Тогда мы идём с вами, – решительно заявили боги, – знаем мы одно средство…
И мы направили свои стопы обратно в рощу священных криптомерий. По дороге Дракон
с Правителем Небесных Кувшинов затеяли спор на тему «Имеет ли собака природу Будды?».
– …ведь если вопрос стоит именно так, значит, бывают собаки, имеющие природу Будды,
и собаки, не имеющие таковой. А если собака не имеет природы Будды, то, значит, это уже
не собака, а о-бакэ – это такие неприятные на вкус и цвет существа, похожие на сгустки тумана, – философствовал Дракон. Я же думал о том, что мы будем говорить Ледяному Монаху.
Мы как раз приближались к храму Каннон. Настоятель храма возглавляет шествие
из двадцати монахов, направляющихся с молитвой из восточного крыла. Они бормочут заклинания; гулкую поступь на мосту не спутаешь ни с чем. Горит красная черепица в вишнёвом цвету,
это наводит на воспоминания о том, как прославленный полководец Ода Нобунага предал огню
и мечу монахов с горы Хиэй… Стоп, какие вишнёвые цветы в конце осени? Да это же…
– Горит что-то, – принюхавшись, меланхолично произнёс Дракон, – оставим как есть
или пойдём поглядим?
Оба бога шагнули вперёд и хлопнули в ладоши. Откуда-то из воздуха появилось с полсотни не то черепах, не то детей с плоскими клювиками, зеленоватой кожей и чем-то вроде чашек
на головах, которые вопросительно уставились на наших спутников.
– Каппа! – уважительно склонил на бок голову Дракон, – у тебя, случайно, огурцов нет?
Пока я пытался уловить связь между каппа и огурцами, оба наших бога склонились
в глубоком поклоне перед зелёными человечками и указали на горящий храм. Каппа так же молча взмахнули головами и тугие алмазные струи взметнулись к объятой пламенем крыше и храмовым постройкам. Как будто тысячи радуг, перекрещиваясь, заплясали в полуденном небе над храмом, монахи и прохожие благоговейно бухнулись на колени, а Дракон ткнул меня когтем:
– Так что насчёт огурцов?
– Зачем тебе огурцы? Ты их украсишь полосками чёрной туши и принесёшь Ледяному Монаху в качестве полосатых палок?
– Идея интересная, – оживился Дракон, – но, видишь ли, ты в очередной раз ошибся. Огурцы – излюбленное лакомство каппа, тем более, что эти овощи в основном состоят из воды, без которой каппа просто не живут. Если ты не хочешь, чтобы эти маленькие существа умерли прямо здесь и сейчас, тащи огурцы!
Я беспомощно огляделся. О, чудо! На углу стояла брошенная неизвестным крестьянином
в общей суете тачка, полная огурцов, которую я и подтащил к Дракону. Дракон ловко подцепил её кончиком хвоста и тачка взвилась в небо.
– Держите, малыши!!! – с этими словами на каппа обрушился целый овощной град… попутно Дракон умудрился зацепить ещё пару тележек, поэтому с неба сыпались не только огурцы, но и репа, горшки, веера и свежие карпы.
Драконы славятся своей щедростью, особенно, если то, что они раздают, им не принадлежит
или если в драконьих подарках таится какой-либо подвох. Говорят, что высоко в горах есть огромный водопад. Карп, который сможет добраться туда, прыгая из реки в реку, становится драконом…
Малыши-каппа с огурцами наперевес растворялись в воздухе, из которого и появились. Последний из них вдруг наклонился, подобрал что-то с мостовой и точным броском послал в небо. Дракон изловчился изогнуться немыслимым образом, а когда ему удалось принять более или менее нормальное положение, в зубах у него легонько покачивалась ПОЛОСАТАЯ ПАЛКА.
Глава 10
На холм могильный
Принёс не лотос святой,
А простой цветок.
Мацуо Басё
У костра сидело четверо тэнгу, хлюпающих длинными красными носами, но не забывающих самым изысканным манером отхлёбывать из плошек какое-то варево. Неужели Ледяной Монах угостил их своей микстурой? Или это расколдованная принцесса? Но нет, она смирно сидитв сторонке, аккурат возле Вечернего Вьюнка.
– Где вас носили демоны? – гудел Ледяной Монах, не забывая учтиво обмениваться поклонами с обоими богами, – неужто так сложно добыть одну-единственную полосатую палку?
– Отчего же? – самым неаристократическим образом огрызнулся я, – проще только колдовать! Всего-то надо отправиться неизвестно куда, изловить Продавца, и он с радостью отдаст свою Палку.
– Вот, – гордо протянул Дракон свой трофей Ледяному Монаху, пресекая дальнейший обмен мнениями, – мы старались как могли.
– Что ЭТО? – отвисла челюсть у Ледяного Монаха.
– Полосатая Палка, как ты и просил, – развёл лапами Дракон.
– ЭТОГО я не просил. Где. Ты! Это? Взял?! – как-то уж подозрительно спокойно и раздельно вытекли из губ Ледяного Монаха вопросы и повисли, легонько позвякивая, в прозрачном осеннем воздухе.
– А что такое? – удивился Дракон, – мне это каппа подарил…
– Какой такой каппа? – нахмурился Ледяной Монах.
– Маленький, зелёный, с огурцом… – послушно начал перечислять Дракон. Не стоило, право, этого делать. Тэнгу, нахохлившись, замахали веерами, поднимая ветер и золу над костром.
– Маленький, значит, зелёненький… – пробормотал Ледяной Монах, – а откуда он вообще взялся?
Дракон неопределённо махнул лапой в сторону богов:
– Это им лучше знать. Каппа пришли тушить пожар.
– Что вы успели поджечь? – похоже, Ледяной Монах начал гневаться.
– Ничего, – честно ответил я, – оно само…
Оба бога важно кивнули в подтверждение моих слов.
– А что, собственно, произошло? – вежливо поинтересовался Правитель Небесных Кувшинов, – горел храм Каннон, обычное дело, мы действовали по инструкции, вызвали каппа,
и вообще, с чего это мы должны перед тобой отчитываться в своих действиях?!
– Я всегда придерживался мнения, что драконы – существа разумные, – изложил свою точку зрения Ледяной Монах, – До того момента, разумеется, пока не встретился с нашим. Ты хоть знаешь, что ты притащил? – обратился он к Дракону и выразительно помахал у него перед мордой принесённым предметом.
– Полосатую палку, – неуверенно пробормотал Дракон.
– Да, только это – не просто полосатая палка, это – ХВОСТ СЯТИХОКО! Самый могущественный артефакт данного класса, только вот мне сейчас он не пригодится никак. Ты представляешь, что будет, если сейчас сюда явится Сятихоко?! Перед его явлением бледнеют даже Сборщицы Чайных Листьев!
– Это он вашего Дракона пугает, – зашептал мне на ухо Главный Распределитель Воды, – Сятихоко в высшей степени миролюбив…
– Не явится, – уверенно заявил Ледяному Монаху Дракон, – он живёт в море, он друг моего дедушки, и у нас здесь нет моря!
– А мне и не нужно море, – проскрипел у нас за спинами незнакомый голос, – я вполне могу воспользоваться телом тигра.
Мы с Драконом подскочили, как ужаленные десятью тысячами москитов, тэнгу на всякий случай взлетели на криптомерии, а Лесная Жаба, про которую уже успели позабыть, издала какой-то особо жалобный звук и уставилась на новоприбывшего огромными влажными глазами. Посмотреть действительно было на что. Сятихоко выглядел как персонаж, только что явившийся прямиком из кошмарного сна: вполне тигриная морда венчала рыбье тело с полосатой чешуёй,
из-под которой местами пробивались редкие клочки шерсти и какие-то ядовитого вида иглы. Хорошо, что Вечерний Вьюнок до сих пор пребывает в глубоком обмороке, – почему-то подумалось мне. Сятихоко облизнулся, обнажив при этом в том, что, судя по всему, должно было изображать улыбку, великолепный набор тонких и острых зубов общим числом не менее сотни.
– А дедушка твой, между прочим, на тебя зол, – вместо приветствия сообщил он, обращаясь к Дракону, – ты утащил его любимую синюю жемчужину, которую он собирался подарить своему любимому морскому демону, кстати, ты её знаешь – это Исоонна, женщина-скала. Между прочим, из-за тебя она больше не топит лодки айнов… Так что тебе придётся решать эту проблему. А не то позову Сборщиц Чайных Листьев, кстати, они бродят здесь недалеко…
– Нечего сказать, утешил! – поджал хвост Дракон, – это когда ещё было…
– Давненько, – согласился Сятихоко.
– Кажется, я её закопал, – подумав, неохотно сообщил Дракон, – только не помню, где.
Я ж в то время совсем маленьким был… Пусть отправят отряд крабов дно моря рыхлить, песок просеивать. Может, найдут…
– Я полагаю, что твой дедушка отправит на эти работы лично тебя, но под присмотром, чтоб всё было честно. И сроку даст всего три дня, – Сятихоко в очередной раз расплылся в улыбке.
– Это бесчеловечно! – вскинулся Дракон.
– Так ты ж не человек, – парировал Сятихоко.
– Значит, бездраконно! – продолжал настаивать на своём Дракон, явно чувствующий себя очень неуютно.
– А ты не воруй! – наставительно изрёк Сятихоко, – синяя жемчужина…
Договорить он не успел – воздух вспыхнул всеми цветами радуги, над рощей священных криптомерий взлетел сноп разноцветных звёзд, отдалённо напоминающий гриб, зеркала на деревьях закачались, издавая тягучий звон, и отразили изумлённые лица всех, кроме Лесной Жабы
и Вечернего Вьюнка, которые просто-напросто исчезли! Случилось так, что Лесная Жаба, оставив свою флейту где-то в траве, подобралась к горшку, в котором Ледяной Монах готовил своё волшебное зелье.
– Что это было? – осведомился Сятихоко.
– И что теперь делать? – растерянно спросил я.
– Спасать, – развёл лапами Дракон.
– Куда она его утащила? – поинтересовалась божественная парочка.
– А кто как думает? – ехидно спросил Ледяной Монах. – Я ведь предупреждал…
В принципе, можно было и не думать. И без того уже давно ясно, что все дороги ведут
к айнам.
– Кстати, нам пора, – засобирались боги, – и без того много времени потеряли, Полосатая Палка у вас уже есть, правда, теперь она вам без надобности, а нас дела ждут. Но мы ещё встретимся, – честно пообещал Правитель Небесных Кувшинов, – если не в этом мире, так в другом встретимся непременно. Это я могу вам обещать. Кстати, Сятихоко мы забираем с собой. А то он, бедняга, уже, поди, нахватался блох от вашей крылатой зверюшки…
– А как же мы? – запричитал Дракон.
– А у вас и без того группа поддержки немаленькая, – беззаботно махнул Правитель Небесных Кувшинов рукой в сторону рассевшихся на деревьях тэнгу, – как-нибудь справитесь. Кто
не справится – я не виноват!
И с этими словами он вынул из-за пазухи кувшинчик из-под сакэ, и оба бога вместе
с Сятихоко втянулись в его горлышко. Кувшинчик завертелся в воздухе и взмыл в небесную синь. Деревья расхохотались.
– Ну что, знакомиться будете? – подал голос Ледяной Монах.
– С кем? – опасливо глядя на хохочущие деревья, спросил я. Если я начну сейчас знакомиться с деревьями, то потом за меня не каждый лекарь возьмётся… Однако Ледяной Монах имел в виду другое.
– С тэнгу, конечно, – объяснил он с таким видом, что ни у кого не осталось сомнений в том, что в оценке моих умственных способностей он солидарен с Драконом.
– А это обязательно? – опасливо спросил я.
– Нет, – ответил Ледяной Монах, – просто, поскольку какую-то часть пути они будут нас сопровождать… – и выразительно замолчал.
– Что я, тэнгу никогда не видел? – обиженно сморщил морду Дракон.
– Это я расцениваю как неуважение! – прогнусавил старший тэнгу и замахал на Дракона веером, отчего тот принялся чихать.
– Жили по соседству с ведьмой Хякумой Ямамбой тэнгу, два весёлых тэнгу, один с красным носом, другой с синим, два весёлых тэнгу! Пытались они закинуть свои носы за семь гор, за девять морей, в сам западный рай, чтобы добыть лакомства, однако нос долог, да ум короток! – изрёк Дракон.
Все четверо тэнгу аж онемели от возмущения. Хотя Дракон мог бы, конечно, вести себя
и повежливее… Вот уж воистину справедливо говорят: «Слово – не воробей. Догони и убей!». Кажется, тэнгу собрались последовать этой мудрой истине, но вмешался Ледяной Монах
с требованием не топтать траву, поскольку вчера ночной порой там сияли светляки, а он-де испытывает к светлякам великое почтение.
– А где же сейчас светлячки? – подозрительно оглядываясь вокруг, спросил старший тэнгу.
– От людской погони скрылись на луне. И вообще нас ждут айны! Точнее, не совсем ждут, но нам всё равно к ним надо. Так что не время рассиживаться и выяснять отношения. – подвёл он итог.
– И куда будет лежать наш путь? – почтительно поинтересовался у Ледяного Монаха старший тэнгу, – мы, конечно, не можем назвать себя великими странниками, но всё же любим посещать другие земли, когда выпадает такая возможность. Конечно, нам нравится, когда наши спутники относятся к нам уважительно, – кисло добавил он, явно адресуясь к Дракону. Впрочем, тот только почесался и отвернулся, видимо, сочтя дальнейшее выяснение отношений излишним. Зато подал голос Ледяной Монах:
– Я в полночь посмотрел: переменила русло небесная река. К западу движется лунный свет, тени цветов идут на восток, а наш путь сейчас – к горе Кагуяма. Да поможет нам Богиня-покровительница блуждающих путников Оо-Томато-химэ-но-ками! Вот он – наш знак путеводный: посреди высоких трав луговых человек с охапкою сена.
Глава 11
С ветки скатился каштан,
Тому, кто в дальних горах не бывал,
В подарок его отнесу.
Мацуо Басё
Хризантемы в полях уже говорят: забудьте жаркие дни гвоздик! Тысяча хаги пусть вырастет из семи корней. Звёздная осень. Тэнгу размахивают своими веерами, поднимая ветер. Мне никогда не приходило в голову, что четыре веера в умелых руках могут поднять ураган. И это они просто развлекаются!!! Что будет, если их разозлить по-настоящему, лучше не думать. Поднятый ими вихрь напоен ароматом осенних цветов. Мы медленно приближаемся к горе Кагуяма – она всё ближе и ближе. За Ледяным Монахом на примятой траве остаётся заиндевелый след. Пробирает холод. Что ни говори, поздняя осень уже полностью вступила в свои права. Она живёт не только в голосе ветра, но и в плеске воды. У птичьего пугала, что ли, в долг попросить рукава?..
Червяка, путешествующего с нами, первым заметил один из младших тэнгу, и, хотя, насколько мне известно, тэнгу питаются более благородной пищей, вдруг он действительно проголодался настолько, что готов червём простым голод утолить? Сам я прост: как только раскрываются цветы – ем на завтрак рис…
– Не будете ли Вы, почтенный, против того, чтобы я, ничтожный тэнгу, полакомился насекомым, что расположилось на вашем рукаве? – высокопарно начал тэнгу, – ведь бабочкой никогда он уж не станет… Напрасно дрожит червяк на осеннем ветру.
Неудобно отказать в просьбе тэнгу, не потому даже, что они вроде как сопровождают нас
по неизвестным тропам. Просто тэнгу обычно никогда ничего не просят. Всё, что им нужно, они обычно берут сами. Интересно, что такого необычного нашёл этот тэнгу в невзрачном червяке?
– Я буду против! – встрял Дракон, – это мой брат-близнец. Зачарованный.
– Не похож, – безапелляционно заявил тэнгу.
– Ещё как похож! – упёрся Дракон, – просто его прокляли зелёные ушастые демоны.
– У вас что, вся семья такая? – перебил его младший тэнгу.
– Какая? – не понял Дракон, – обычная семья. Драконья…
– Я про то, что у вас всё младшее поколение, вырождающееся в бабочек и червяков-недобабочек, то норовит кого-то прогневить, то у кого-то что-то спереть. Давай ближе к делу: что стащил у демонов твой братец? – нагло уставился на Дракона младший тэнгу.
– Не хами! – пытаясь прибегнуть к своей обычной тактике, парировал Дракон.
– Тогда я сейчас склюю этого червяка, – безмятежно отозвался тэнгу и выразительно щёлкнул клювом.
– Свиток… – сдался Дракон, поджал хвост и крылья и попытался уменьшиться в размерах, что, впрочем, ему не удалось. Если бы драконы могли краснеть, то наш спутник, без сомнения, стал бы пурпурным.
– Насколько я знаком с этими, как ты их называешь, ушастыми демонами, свитков они имеют великое множество, хранитель императорской библиотеки просто бледнеет, скукоживается
и униженно кланяется, – почесал нос тэнгу, – и хранится у них всё это добро как попало. Так что свитком больше, свитком меньше… они навряд ли заметили бы даже исчезновение целого короба, разве что… – и он вопросительно уставился на Дракона, на которого в эту минуту было просто жалко смотреть, – как назывался ТОТ свиток? Который на тонком зелёном шёлке с печатью
из красного нефрита? Я угадал?
Дракон только сконфуженно кивнул. Подошедший Ледяной Монах смерил Дракона ледяным взглядом.
– Учитель Такуан Сохо говорил: «Действия совершает каждый. Действия бывают хорошими и плохими. Плохие действия бывают трех типов – действия тела, уст и ума. Убийство, воровство
и прелюбодеяние – действия тела. Ложь, оскорбление и бессмыслица – действия уст. Алчность, гнев и досужие жалобы – действия ума. Тело и уста не могут чего-либо сделать без участия ума. Поэтому наибольшую опасность таят в себе недобрые действия ума.». За воровство ТОГО свитка превращение в червяка – наказание воистину милосердное.
– Я бы хотел уточнить, о чём речь… – начал было я.
– Это тайное знание! – запротестовали тэнгу, – людей оно не касается!
– Ему можно об этом знать, – пресёк говорящих Ледяной Монах, – просто сейчас нет времени на объяснения, мне придётся покинуть вас, надеюсь, что ненадолго. Обстоятельства изменились, мне срочно необходимо посетить Страну Жёлтого Источника. Не надо меня сопровождать, вас там не ждут. Вы должны продолжать своё путь. Встретимся на побережье!
Последние слова он выплюнул уже на ходу, и скоро мерный перестук его сандалий
по замёрзшей тропе растаял в воздухе.
– Да уж… – хмуро почесал в затылке старший тэнгу, – странные вещи творятся в ЭТОМ мире. Впрочем, в другом тоже.
– Он забрал моего брата! – сокрушался Дракон так, что наёмные плакальщицы по сравнению с ним выглядели бы развесёлыми гейшами.
– И правильно сделал, – сообщил ему старший тэнгу, – в Стране Жёлтого Источника есть много мудрецов, способных проникнуть в последствия того, что натворил твой безмозглый во всех смыслах этого слова родственник, позор вашего рода. Впрочем, чему тут удивляться? Всем известно, что драконы произошли от пиявок. То есть это был первый неудавшийся ребёнок Идзанаги и Идзанами, которого так и называли – Дитя-пиявка. Они были, видимо, так счастливы, что у них родился этакий уродец, что посадили его в тростниковую лодку и отправили в свободное плавание. Вот только я уж никогда бы не подумал, что у вашего почтенного дедушки такие неблагодарные внуки… Видимо, время повернулось вспять и мир возвращается к своему началу.
– Но что же он всё-таки утащил? – сделал я очередную попытку прояснить ситуацию, тем более, что Ледяной Монах дозволил мне заглянуть за границу этой тайны.
– Записки Князя Эмма, – буднично отозвался младший тэнгу и замолчал, наслаждаясь произведённым эффектом.
– Но зачем ему понадобились записки Князя Преисподней? – искренне удивился я, – другого свитка для чтения не нашлось? – Впрочем, у драконов своя мудрость, может быть, они любят по ночам кошмары смотреть.
– Это была его переписка со Сборщицами Чайных Листьев, – меланхолично поправил старший тэнгу и принялся обмахиваться веером.
Будь на моём месте Вечерний Вьюнок – непременно упал бы в обморок. Что же такого могло быть в этой переписке, и кто такие эти Сборщицы на самом деле? Сам лично я с ними никогда не сталкивался, хотя весьма о них наслышан, поэтому встретиться с ними лицом к лицу не очень хотел бы.
– А где сейчас этот свиток? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Не знаю, – ответил старший тэнгу, – никто не знает, кроме этого, безмозглого. Но он
не скажет. Он наверняка уже все слова забыл.
– Так Ледяной Монах отправился в Страну Жёлтого Источника, потому что там можно расколдовать этого червяка? Ох, прошу прощения, дракона?
– Вряд ли за этим. Дело в том, что проклятье ушастых демонов могут снять только сами ушастые демоны. Они не подчиняются даже Князю Преисподней, так уж повелось с начала времён. Но если Ледяному Монаху повезёт и он встретится с Кун-Цзы или с Чжуан-цзы, у которых странные отношения с бабочками…
– Вряд ли эти мудрецы коротают время в аду, – засомневался я, – к тому же, они китайцы,
у них свой Владыка ада…
– У Ледяного Монаха связи в разных ведомствах, в том числе, и в Поднебесной. Он
не отправился бы в Страну Жёлтого Источника, не имея чётко выраженного плана. – пояснил тэнгу.
И вспомнились мне слова Сэй-Сёнагон: «Мне очень жаль миномуси – «червячка
в соломенном плаще». Отец его был чёртом. Увидев, что ребёнок похож на своего отца, мать испугалась, как бы он тоже не стал злобным чудовищем. Она закутала его в лохмотья и обещала: «Я вернусь, непременно вернусь, когда подует осенний ветер…» – а сама скрылась неведомо куда. Но покинутый ребёнок не знает об этом. Услышит шум осеннего ветра в пору восьмой луны
и начинает горестно плакать, зовёт свою мать. Жалко его, несчастного!»
– Между прочим, тут неподалёку хижина, в которой некогда жил поэт-монах Сайгё, – прервав мои размышления, сказал старший тэнгу, – попросимся на ночлег. Там, кстати, сейчас живёт Осенняя Луна. В своё время она училась живописи у самого Кано Мотонобу.
Я мысленно прикинул, сколько лет прошло с тех пор, как Кано Мотонобу нарисовал свою последнюю картину. Цифра получалась довольно внушительная.
– Так сколько ж ей сейчас лет?
– Невежливо спрашивать женщину о возрасте, это может закончиться плохо для тебя, – наставительно сказал тэнгу, – и, кроме того, она делает вполне приличные рисовые колобки, – облизываясь, добавил он. Рисовые колобки решили дело.
Осенняя Луна оказалась очень милой старушкой. Что-то в её лице неуловимо напоминало Ледяного Монаха, но в вечернем сумраке черты его таяли и расплывались, и единственным стабильным элементом были бездонно-чёрные глаза, в которых не отражалось пламя очага. Нам подали ароматного сакэ с лепестками хризантем да ячменных лепёшек. Осенняя Луна извинилась, объяснив, что незваный гость хуже нопэрапона, и что риса нет, посему и колобков не будет. Тэнгу, по-хозяйски расположившиеся у очага, явно гостили здесь не в первый раз, впрочем, стоило ли тому удивляться?
Расскажи я неделю назад тому же Вьюнку о том, что я буду сидеть в компании впавшего
в немилость внука Большого Морского Дракона и четверых тэнгу, не считая тех, с кем судьба свела или ещё сведёт меня в пути… Впрочем, Вьюнок как раз не только поверил бы, но и потребовал бы подробностей, а вот Задумчивый Воробушек точно подумал бы, что за меня взялись демоны. Хотя, похоже на то, что оно так и есть…
От размышлений над остывшим сакэ меня оторвал довольно чувствительный тычок веером:
– Смотри! Осенняя Луна сосну рисует тушью на синих небесах!
И действительно, в узловатых, как корни криптомерии, пальцах Осенней Луны непостижимым образом оказалась огромная кисть, которой она, не торопясь, штрих за штрихом, обрисовывала контуры огромной сосны, на ветвях которой, покачивая головой, сидел одинокий ворон, подобно духу-охранителю осеннего вечера.
– Нравится? – не отрываясь от рисования, спросила осенняя Луна, явно обращаясь ко мне.
– Наблюдение за работой мастера всегда доставляет истинное наслаждение. А можно мне тоже попробовать? – неожиданно для себя спросил я.
– Пробуй, – ответила Осенняя Луна и с улыбкой протянула мне кисть. Мне она показалась такой тяжёлой, будто была выточена из обломка скалы. Какой же силой должна обладать
эта хрупкая с виду немолодая женщина, которая занимается росписью по небу?
– Не отвлекайся. Всё получится, – подбодрила меня Осенняя Луна, а тэнгу согласно замахали веерами.
Но мне так и не удалось поднять кисть, с которой капала, растекаясь, полночная тушь. Кажется, мне удалось создать огромное чёрное озеро, в котором отразились первые звёзды.
– Болото что надо, – одобрительно хмыкнул за моей спиной Дракон, уже пришедший в себя после беседы с тэнгу и успевший употребить изрядное количество лепёшек. Тэнгу ещё усерднее замахали веерами, поднимая тучи чёрных брызг, которые повисли рассыпанным ожерельем
в прозрачном воздухе.
– Что это? – спросил я.
– Это слёзы Накисавамэ-но ками, Плачущей Богини Болот, чьё жилище тебе удалось изобразить, – хором ответили тэнгу.
– А почему она плачет? – в свою очередь спросил я.
– Родину не выбирают потому что, – с пафосом провозгласил Дракон, – уж очень не по душе ей всю жизнь в болоте сидеть…
– А почему её никто не видит? – искренне удивился я, вспомнив, что мне не единожды приходилось бывать на болотах, в том числе и по ночам, но, кроме лягушек, мне там никто
не встречался. Причём лягушки обычно с резким кваканьем разбегались.
– Её все видят. Во всяком случае, если говорить обо мне и о тэнгу. Думаю, Осенняя Луна тоже её видит.
– А как же я? – расстроился я, – это несправедливо!
– Смертным богов видеть не полагается, – развёл руками старший тэнгу.
– А как же те двое на городской площади? Их-то я видел!!!
– Во-первых, ты сам их вызвал. Целенаправленно. Во-вторых, дневных богов всегда легче увидеть, чем ночных…
– Я их не вызывал! – запротестовал я, – я не умею!
– Ты ещё сам не знаешь, что ты умеешь, – обнадёжил меня тэнгу, – я ещё не знаю, для чего именно ты избран, но чувствую, что в этом мире ты оказался не случайно…
Глава 12
Бушует морской простор!
Далёко, до острова Садо,
Стелется Млечный Путь.
Мацуо Басё
– Дорога к айнам проходит по Млечному Пути, – делился со мной сведениями Дракон, пока мы карабкались в перевал, – по дороге, ещё до того, как мы выйдем к морю, ты увидишь скалы среди криптомерий. В их сердце проникают голоса цикад, их зубцы заострил холодный осенний ветер,
а сами они дышат ядом, трава кругом покраснела, даже роса – в огне…
– Судя по описанию, место жуткое. Нам обязательно туда идти?
– Нет, вовсе не обязательно. Но мне казалось, что это могло бы доставить тебе впечатление
о несовершенстве этого мира и дать повод развязать мешок, в котором ты прячешь свои песни, дабы ты мог положить туда ещё парочку. Кстати, Сайгё, в чьей хижине мы коротали прошлую ночь, все свои песни об аде слагал именно здесь…
В это время мы вышли на полянку, где весело сверкал на солнце холодный горный источник, и где росли невиданные осенние грибы. Последнему обстоятельству весьма обрадовался Дракон, который со словами «Так я и знал наперёд, что они красивы – эти грибы, убивающие людей!» пустился в мистический танец по грибным шляпкам.
– Что с ним? – недоумённо вопросили тэнгу, сбившиеся в кучку возле источника.
– Он любит грибы, – развёл руками я.
Дракон, продолжая резвиться, начал расправлять крылья, все четыре пары: одна как зеркало, вторая – как звёздное небо, третья – как радуга, запутавшаяся в паутине после дождя, а четвёртая – как лепестки хризантем. Он улыбнулся во всю пасть и выдохнул целое облако бабочек самых немыслимых форм и расцветок. В глазах зарябило.
– Странно, но ещё с утра на дворе стояла поздняя осень… – задумчиво протянул я.
– Жаль, что так неловко вышло с его братом, – заговорил у меня за спиной старший тэнгу,
и, вздохнув, добавил: – у них вся молодёжь лет так до тысячи всё пытается придумать что-нибудь этакое, причём никогда заранее не знаешь, что может прийти в голову юному дракону. Посмотри только, какие у него крылья, – и старший тэнгу махнул веером в сторону Дракона, – такие, между прочим, достаются только избранным…
– Разве не у всех драконов такие?
– У некоторых, особенно морских, крыльев нет вообще. А здесь – уникальный случай. Каждая пара его крыльев трактуется в соответствии с философскими понятиями: «каруми», что означает лёгкость и возвышенность, «хосоми» – тонкость и ломкость, «сюри» – грусть и сочувствие и, наконец, «фуэки-рюко», что указывает на неизменную изменчивость мира, единство движения и покоя. И, заметь, всеми этими качествами он обладает в равной мере! Правда, пользоваться не умеет…
– А ты на него, помнится, за детскую песенку обижался…
– Ну было дело, я ж тогда ещё не знал ничего…
– А когда узнал?
– А когда узнал, тогда поздно уже было извиняться… Ты только воду из этого источника
не пей.
– А что, козлёночком стану?
– Насчёт козлёночка – не уверен, может, и не станешь, но пить отсюда всё равно не советую. Потому что стать козлёночком – это не самый худший вариант, даже нечистью стать тоже не страшно, но стать зависимой от грибов нечисью или демоном-грибом…
– Тогда дай хоть сакэ!
– Не могу, – сконфуженно почесал нос тэнгу, – сакэ закончилось ещё вчера…
Пить хотелось страшно. Где-то я читал, что вода из горных источников обладает какой-то особенной энергией, поэтому является чуть ли не традиционным ежедневным напитком владык западного рая. Наверное, именно поэтому обычным людям её пить не рекомендуют. Но не умирать же от того, что других источников поблизости нет! «Имидж бессмертного – ничто, жажда – всё!!!» – решился я и зачерпнул пригоршню. Ледяная вода приятно легла на язык. Запахло морем. Я тряхнул головой. Сушатся мелкие окуньки на ветвях ивы… Какая прохлада! Рыбачьи хижины на берегу. Наваждение. А кажется – я только в небе отдохнуть присел на самом гребне перевала… Да и небо другое, вообще всё другое. Задремал я, что ли?
Рядом со мной яростно чесался Дракон. Похоже, он знает, кто я и где мы. Надо спросить.
– Э… мы где? – подозрительно поинтересовался я.
– Не видишь? – удивился Дракон, – на морском берегу. Вода времени, конечно, иногда действует на людей странно, но чтоб простые вещи забывать… Как тебя зовут, помнишь? Или мне попытаться угадать, о, самурай печального образа?
Я честно попробовал вспомнить, но знание ускользало почти как рыбёшки в айнской народной забаве, когда устраивается состязание по ловле рыб в мутной воде, в которой рыбёшки играют, а поймаешь – в руке растают.
– Хочешь, расскажу тебе историю о дзэн-выходящего-из-воды-сухим? – участливо поинтересовался Дракон, и, приняв моё молчание за согласие, начал: – жил как-то в стародавние времена Повелитель Колючек, который, подобно нашей знакомой Осенней Луне, занимался росписью неба. Только он рисовал на нём не сосны, а звёзды, но принцип тот же. Однажды он отправился в гости к своему другу Повелителю Шерсти Горных Медведей, но попал в туман
и заблудился в поисках Призрачной Лошади. Долго бродил он в тумане меж деревьев, и призрачные цикады играли для него на невидимых кото и бива, но Призрачную Лошадь как демоны утащили. А он задался целью решить коан: может Призрачная Лошадь захлебнуться в тумане или нет. Узнать это можно было только одним способом: найти Призрачную Лошадь и спросить у неё. В конце концов он сбился с дороги и упал в реку. Но, к счастью, как раз мимо проплывал прапрадедушка моего прадедушки, то он доставил Повелителя Колючек на берег так аккуратно, что он даже не замочил лапок.
– А при чём тут дзэн-выходящего-из-воды-сухим?
– А при том, что из реки он вышел сухим, потому что, занятый размышлением над вопросом, захлебнётся в тумане Призрачная Лошадь или нет, он просто не заметил, что упал в реку.
– А что стало с Призрачной Лошадью?
– Когда узнаем, сразу станем просветлёнными. Кстати, тэнгу, скорее всего, будут добираться до айнов самостоятельно, впрочем, их способ передвижения тебе всё равно не подходит, потому что ты не умеешь летать на веере. Поэтому с заходом солнца мы двинемся в путь.
– По небу? – изумился я.
– Нет, по морю, – уточнил Дракон.
– Но ты же сам говорил, что дорога к айнам проходит по Млечному Пути, – настаивал я.
– Говорил, – согласился Дракон, – но я же не знал, что ты воспримешь это буквально. Учти, что на себе я тебя не понесу, так что, если ты не умеешь ходить по воде, можешь либо попросить
у рыбаков лодку, либо связать плот. Но чтоб обязательно был парус.
– Ты за кого меня принимаешь? За обедневшего крестьянина, который хватается за любую работу? Не буду ничего строить, не положено мне! Да и не умею…
– Тогда сиди здесь, а твоего друга там уже к ритуалу готовят… Жалко будет, если тебе
не достанется. Тебе что принести – глаз или печень?
Да уж, умеет это чудовище уговаривать. Пока я прогуливался по берегу в поисках подходящего материала для сооружения плавсредства, Дракон улёгся на песок и закрыл глаза. Вот когда я пожалел, что люди не летают, как птицы, рыбы, драконы и осенние листья.
Глава 13
Здесь я в море брошу, наконец,
Бурями истрёпанную шляпу,
Рваные сандалии мои.
Мацуо Басё
Когда Дракон проснулся, первое, что он увидел, было творением моих рук. Предупреждал же, что корабел из меня даже теоретически как из тыквы сямисэн, не говоря уже о том, что собирать плот пришлось из того, что нашлось на берегу – костей китов, сухих водорослей, обломков рыбачьих лодок и порванных сетей.
– Что это за плавучая мусорная куча? – с подозрением глядя на моё творение, поинтересовался Дракон.
– Это плот, – с достоинством ответил я.
– Это самая диковинная дзэнская штуковина, которую мне когда-либо приходилось видеть, – склонив голову, произнёс Дракон, со всех сторон обойдя объект, и добавил задумчиво: – украшай, не украшай, а на айнсберг всё равно не похоже…
Впрочем, свою лепту в строительство Дракон всё-таки внёс. Резонно рассудив, что рис васаби не испортишь, он занялся эстетическим оформлением, после чего плот стал выглядеть
как хижина сумасшедшего демона. Он объяснил это тем, что его добавления защитят мою утлую посудину от морских демонов, хотя лично я склонен был думать, что означенные демоны наоборот соберутся полным составом, чтобы поглазеть на это чудо. Особенно впечатлял парус, напоминающий нечто среднее между одиноким пугалом на поле и одноногим привидением.
– Нарекаю тебя Островом, отражающим сакральную сущность айнсбергов! – изрёк Дракон. И уже тише добавил: – Думаю, что у нас получится добраться до нужного берега без приключений.
Я свирепо и выразительно промолчал.
– Да, кстати, – как бы невзначай вспомнив о главном, сказал Дракон, – к айнам без подарка приходить никак нельзя. К ним и с подарком-то страшно, но без подарка, да ещё и в праздник,
и вовсе невежливо.
– Про праздник речи не было! – запротестовал я.
– Не было, – согласился Дракон, – но у них каждый день праздник, причём каждый второй день – так и вовсе со всякими ритуалами. Самое лучшее – это решить кулинарную загадку айнов. Ты готовить умеешь?
– Нет, – честно признался я.
– Чему вас, дураков, только учат? Сакэ пить?
– Между прочим, для разделки вяленого тунца большие способности не нужны, да и вообще для приготовления изысканных яств есть специально обученные повара! А в чём, собственно, смысл этой загадки, и нельзя ли решить что-нибудь другое?
– Другое – нельзя. А смысл заключается в том, что айны очень любят рыбу. И даже умеют её готовить. Просто их шаман во время очередного обряда общения с духами узнал у них
о существовании особенного блюда из рыбы, да не простого: голова у неё была солёной, туловище – варёным, а хвост – жареным. И с тех пор лучшие айнские повара бьются над этой загадкой,
ибо вкушать любую другую пищу шаман с тех пор категорически отказывается.
– А в чём проблема-то? Спросил бы у своих духов…
– Духи своих секретов кому попало не раскрывают, даже шаманам! – наставительно произнёс Дракон, – да и нельзя им об этом рассказывать, – загадочно добавил он.
– А ты у своего деда не спрашивал?
– Мой дед, да будет тебе известно, рыбами только повелевает, но никогда их не ест! Это было бы почти так же, как если бы ваш император требовал подавать ему к столу блюда из его подданных, к примеру, копчёную голову правого министра.
– Видел бы ты его голову! В копчёном виде на неё не позарились бы даже Сборщицы Чайных Листьев…
– Да ты канибалл! – восхитился Дракон, – но я не настаиваю исключительно на голове правого министра, можно, к примеру, заказать копчёные рёбра начальника городской стражи… Или любую другую часть тела любого другого подданного. Страна большая, вот только, боюсь, вашего утончённого императора только от одной мысли о подобном гурманстве три дня тошнить будет.
– Почему три? – полюбопытствовал я.
– А я откуда знаю? – отозвался Дракон, – может, четыре. А, может, ему понравится и он устроит из этого ритуал. И не цепляйся к словам, думай про рыбу! Ты вообще слышал когда-нибудь про дзэн слова «лопата»?
– Нет, – честно признался я, – а что, разве что-то подобное существует?
– Ты никогда не видел лопаты? – удивился в свою очередь Дракон.
– Видел, но не знал, что у неё есть природа дзэн.
– У неё есть только природа «дзынь!», да и то, когда она натыкается на камень. А дзэн есть
у Слова «Лопата». Это не одно и то же. Вот слушай: один из дзэнских патриархов как-то встретил бредущую по дороге вереницу паломников, которые сосредоточенно переворачивали придорожные камни. Патриарха это заинтересовало, и он спросил: «Зачем вы переворачиваете камни?». «Ищем слово ЛОПАТА», – отвечали паломники.
– Под камнями? – удивился я.
– Вот и патриарх удивился, – продолжал Дракон, – и спросил паломников об этом. На что они ответили, что слово «лопата» есть всеобъемлющий смысл бытия, и кто его найдёт, тот сразу же поймёт всё сущее и не-сущее, а ещё будет причислен к лику святых, и мощам его будут поклоняться все ищущие просветления. «В чём же здесь дзэн?» – задумался патриарх, и тоже начал переворачивать камни. Дзэн слова «лопата» он, правда, не нашёл, но зато придумал сад камней.
– Это твоё новое сочинение? – скорее подытожил, нежели спросил я.
– Ну… в целом – да. Моё. – не стал отпираться Дракон, – а как ты догадался?
– Не скажу, – решил было повредничать я, но не удалось.
– Дзэн слова «лопата» заключается в том, что все о нём знают, но никто никогда его не видел и не практиковал, – прогудел у меня над ухом знакомый голос.
– Ты вернулся! – клянусь костями Будды, я и не думал, что могу так обрадоваться Ледяному Монаху. Дракон тоже заметно повеселел.
– Конечно, вернулся, – немного ворчливо ответил Ледяной Монах, – я ж туда не на вечное поселение отправлялся, а по делу…
– И как? – хором вопросили мы с Драконом, – удалось?
– Прошение было принято и должным образом зарегистрировано, Кун-цзы обещал в порядке личной заинтересованности в благоприятном исходе дела, – Ледяной Монах метнул мимолётный взгляд на Дракона и продолжил: – думаю, дело решится в течение нескольких дней по адскому календарю.
– А что, адский календарь отличается от нашего? – спросил я.
– Конечно. В аду отрабатывают свою карму не только люди, но и неисчислимые множества разных других существ, – информировал меня Ледяной Монах, – странно, что ты об этом не знаешь.
– Так я ж никогда в аду не был!
– Неужели? – брови Ледяного Монаха коромыслами поползли вверх.
– Век риса не видать! – клятвенно заявил я.
– Короткая же у людей память… – пробурчал Ледяной Монах, но дальше ничего рассказывать не стал, заявив, что к нашим насущным делам это не имеет ровным счётом никакого отношения.
Ярко-красное, как глаз демона, солнце, клонилось к горизонту, великий змей-страж морских глубин уже разинул пасть, чтобы поглотить его на ужин…
– Да, ловушка для демонов что надо, – одобрительно оценил наш плавучий ужас ледяной Монах, – только, боюсь, что она не понадобится. Мы пойдём пешком.
– Вы уж определитесь, что ли, со способом передвижения… – тоскливо попросил я, – а то получается, что я зря весь день трудился.
– Определимся, – туманно пообещал Ледяной Монах, после чего отправился к кромке воды.
– Он что, хочет заморозить море? – тихонько спросил я у Дракона.
– Не думаю, – ответил Дракон, – потому что тогда он потревожит моего дедушку…
– И он перевезёт нас к айнам? – предположил я.
– Нет, – категорично ответил Дракон, – он никого никуда не повезёт. Но мне придётся скрыться где-нибудь, например, в какой-нибудь пещере.
– Так что там всё-таки за история с синей жемчужиной? – поинтересовался я.
– Не в меру ли ты любопытен? – Дракону явно не хотелось признаваться в содеянном
в стародавние времена.
– Как раз в меру, – не отступал я, – тем более, что я ведь могу и твоего дедушку расспросить, если он пожелает показаться нам на глаза…
– Это одна из самых древних жемчужин мира, – вздохнув, начал Дракон, – она хранилась
во дворце дедушки с незапамятных времён и считалась чем-то вроде реликвии нашего рода. Обычная жемчужина, очень маленькая, только синего цвета. Кто-то мне говорил, что она заключает в себе икринку нашего мира, то есть всё, что мы видим, было сотворено из неё. Я в это не очень-то верил, да и сейчас не верю. Потому что наш мир – очень большой, а жемчужина – очень маленькая. Но очень тяжёлая.
– Так зачем она тебе всё-таки понадобилась? – я попытался вернуть Дракона
к интересующему меня вопросу.
– Интересно было, – покаянно опустил хвост Дракон, – почему же она такая тяжёлая… И я решил попробовать её на зуб.
– Так ты её съел? – догадался я.
– Нет, – ответил Дракон, – я сломал зуб. Сначала я вообще не понял, что произошло, потом огорчился, а потом осерчал. И подумал, что, если когда-нибудь у меня будут внуки, то кто-нибудь из них тоже может сломать себе зуб. И я решил закопать её на дне морском. И закопал. А потом забыл, где. А потом её хватился дедушка. А потом начались безобразия в мире…
А потом наступил вечер. Море неторопливо облизывает берег солёным шершавым языком, и призраки давно умерших воинов в хакама из тумана выходят по мерцающей золотом дорожке
из глубины, держа в руках церемониальные раковины-каури. Они подходят к Ледяному Монаху,
и в их глазах начинают зажигаться звёзды понимания. Они оборачиваются лицами к закату, ловя бесплотными губами последние капли винноцветного солнца. Ледяной Монах простирает над ними руку, с которой начинают сыпаться ледяные шарики.
– Что это? – одними губами спросил я, боясь спугнуть чудесное видение.
– Ритуал освобождения, – беззвучно ответил Дракон, – чтобы дорога наша была легче, чем пары сакэ, поднимающиеся над согретым кувшинчиком, легче, чем утренняя роса на хризантемах, легче голоса цикады. Вот зачем нам нужно испросить дозволения потревожить покой призрачной дороги у её охранителей.
– А не проще было морем?
– Не проще. В это время мириады айнсбергов неслышно плывут по волнам… Короче, если хочешь ужасной и бездарной смерти, а другой ты, на мой взгляд, всё равно не заслуживаешь, – плыви морем. На своём плавучем безумии. Только гляди, чтобы рыбы не засмеяли.
Нет уж. Смеющиеся рыбы – это ужен явный перебор. С меня хватило хохочущих деревьев. А умирать и подавно не хотелось.
– Так зачем мы всё-таки строили плот?
– Пригодится… – неопределённо махнул крылом Дракон.
Глава 14
Вода так холодна!
Уснуть не может чайка,
Качаясь на волне.
Мацуо Басё
Млечный путь приглашающее рассыпался перед нами, образовав что-то вроде светящегося моста, по которому можно перейти море. Перед входом на него почётным караулом выстроились духи моря и глубокий гул ритуальных раковин-каури потёк над берегом, смешиваясь
с равномерным рокотом волн и белеющими вдали криками диких уток. Ледяной Монах шагнул
на мост, и его шаги отдались мелодичным звоном, как будто десять тысяч колокольчиков разом зазвенели в морозном воздухе.
И в этот момент на берегу показался целый отряд Продавцов Полосатых Палок, причём
в полной боевой готовности. Что им понадобилось ночью на пустынном берегу, можно сказать,
на краю мира? Оказывается, их внимание привлёк наш плот, пользоваться которым мы всё равно
не собирались, и который уже как-то отошёл на второй план. Но, как выяснилось, не для Продавцов.
– Стоять! – разнеслось над берегом.
– Ага, разбежались! – ухмыльнулся Дракон, продемонстрировав великолепный набор зубов, – только гэта смажем…
– Чем? – поинтересовался я.
– Я не знаю, о чём подумал ты, но я имел в виду сало священного вепря, – начал было Дракон, но закончить не успел: Продавцы, растянувшись цепью, начали подкрадываться к плоту.
– Я протестую! – заверещал Дракон так, что у меня заложило уши, – это противоречит последнему указу императора! Я буду жаловаться сёгуну Токугаве!!!
Но тут у нас над головами угрожающе засвистели звёздочки сюрикэнов, отражающие лунный свет. Дело принимало скверный оборот.
– Продавец промахнулся! – радостно возвестил Дракон и поинтересовался: – мы принимаем бой или как?
– Или как. Надо уходить! – Ледяной Монах схватил меня за рукав и потянул за собой на мост. Дракон взвился в небо, а раковины-каури угрожающе загудели. Продавцы ловко запрыгнули
на плот, но в это время наложенное Драконом заклятие сработало, и наше сооружение вмиг весело закачалось на волнах. Раздались протестующие крики Продавцов. Уж не знаю, что именно наколдовал Дракон в процессе подготовки плота к заплыву, но выглядели Продавцы по меньшей мере жалко. Причитания «Горе нам! Фунаюрэй пришёл!» долго раздавались над пустынным берегом. Хотя, на мой взгляд, Фунаюрэй, будучи кораблём-призраком, может только приплыть. Или, принимая во внимание специфику работы Продавцов, приехать. Тогда я ещё не знал,
что окажусь пророком. Хотя что взять с этих сухопутных крабов, которые только и умеют,
что размахивать полосатыми палками. Интересно, можно ли полосатую палку использовать
в качестве удилища? «В крайнем случае, в качестве весла сгодится», – решил я, – «и будет у них семивёсельный плот, и поплывут они на нём далеко-далеко…».
Ледяной Монах простёр руку над морем, раковины-каури торжественно загудели.
– Ничего с ними не случится, – ухмыльнулся Дракон, – разве что, как я и предполагал,
их могут и должны засмеять рыбы. В конце концов, течением их всё равно должно вынести как раз к южным островам айнов.
– Думаешь, айны будут им рады? – что-то в голосе Дракона заставляло предположить обратное.
– Думаю, что айны заставят их мостить дороги, – убеждённо заявил Дракон.
– Погоди, ты же сам говорил, что у айнов нет дорог, – запротестовал я.
– Говорил, – согласился Дракон, – и сейчас говорю то же самое. Но, поскольку теперь у них появятся Продавцы, им понадобятся дороги. А айны по этому поводу придумают ритуал,
и, возможно, даже не один.
Кто бы сомневался! В том, что айны способны обучить Продавцов дзэну дорожной пыли, можно, конечно, и усомниться, но вот в том, что обратной дороги Продавцам не будет, это уже
не вызывало никакого сомнения.
– Ну и как мы теперь будем добираться до айнов? – сварливо поинтересовался Дракон, – плавсредство у нас угнали Продавцы, на Млечном пути уже скользко… Надо непременно пожаловаться сёгуну на этот беспредел.
– Думаешь, Токугава будет тебя слушать? – ехидно поинтересовался я. Хотя… идея и впрямь интересная. Хотелось бы посмотреть, как наш Дракон, отвешивая налево и направо предписанные этикетом церемониальные поклоны, пробивается на аудиенцию, и какие глаза при этом будут у стражников. Главное, чтобы нас не обвинили в государственном перевороте с попыткой узурпации военной власти посредством вызова массированной атаки демонов отхожих мест… Иначе гражданская война точно обеспечена. А ведь Токугава так стремится обеспечить в Ямато мир…
– А что, у него есть выбор? – прервал мои размышления Дракон, – мы просто пожалуемся
и всё. Имеем право.
– Насколько я знаю, Продавцы сёгуну не подчиняются, – хотел я возразить, но, как всегда,
у Дракона был свой взгляд на события.
– А вот это уже проблема сёгуна, – объявил он. – Ну так что, в путь? До Эдо здесь недалеко. Прогуляемся по берегу, на отражения звёзд полюбуемся…
– Дедушку твоего вспомним незлым тихим словом… – в тон подхватил я, и еле успел увернуться от когтистой лапы. – Да ладно, ладно, пошутил!
И мы отправились по ночному берегу под медленно затихающее гудение ритуальных раковин. Становилось всё темнее и темнее, и только пена на гребнях волн очерчивала неровной полосой границы двух миров. Ледяной Монах шагал неслышно, и даже Дракон парил над землёй беззвучно, как тень. Шли себе и шли, пока я не споткнулся о какой-то куль и не полетел кубарем
на мокрую гальку.
– Ты что? – спикировал ко мне Дракон, – совсем разучился смотреть под ноги? И так шуму от тебя как от целого отряда стражников, так ещё и спотыкаешься на каждом шагу!
– Тут коряга какая-то, наверное, течением принесло, – начал оправдываться я…
– Сам ты коряга! – прорезал тишину незнакомый заплетающийся голос.
– Ух, ты! Говорящая коряга! – восхитился Дракон, – может, это морской демон? Давайте заберём с собой демона, веселее идти будет! Мы его сёгуну подарим! А то здесь он всё равно бесхозный валяется, простудится ещё, не дай Будда, умрёт, хорони его потом…
– Я тебя сам похороню! – раздался тот же злобный голос, и то, что мы приняли за корягу, заворочалось и приняло вертикальное положение. Насколько я мог разглядеть в неверном свете звёзд, оно больше всего походило на сноп рисовой соломы.
– Это сёдзё, морской дух, – информировал нас Ледяной Монах.
– Вот и согреемся! – оживился Дракон, – у него есть сакэ!
– А я вам сакэ не дам, – заявил сёдзё, – потому что у вас подорожной, сёгуном подписанной, нету!
– Он подчиняется сёгуну? – удивился я.
– Нет, – без промедления ответил Ледяной Монах, – он подчиняется Князю Преисподней.
Между тем, спор между Драконом и сёдзё продолжался.
– А что, крылья, ноги и хобот тебе не документы? – возмутился Дракон.
– Какой хобот? – удивился я. Сёдзё тоже несколько опешил.
– Ты ему покажи какой-нибудь свиток, – посоветовал Ледяной Монах, – он, поди, всё равно читать не умеет. А то этот (он кивнул в сторону Дракона) точно хобот начнёт демонстрировать.
– Ага, – согласился я, и, покопавшись в дорожном мешке, вытащил первый же свиток, который попался под руку и протянул его сёдзё.
– На-му-мё-хо-рэн-гэ-кё … – начал по слогам читать он. Кто ж знал, что он окажется грамотным? «Вот и всё» – обречённо подумал я, – «плакало наше сакэ…»
Свиток плавно спикировал к моим ногам и что-то глухо стукнуло о гальку. Сёдзё и след простыл.
– Что это было? – не понял я.
– Что ты ему подсунул? – в два голоса прозвучало в наступившей тишине.
– Беда у вас какая-то с этими свитками, никакого порядка нет – заключил Ледяной Монах, внимательно ознакомившись с нашей «подорожной», – у одного братец спёр свиток с Проклятием Айнов, второй морскому демону в морду «Лотосовой сутрой» тычет…
– А чего он вредничает и жадничает, – обиделся Дракон, – мы ж не со зла…
– А это ты ему попробуй объяснить, когда он вернется. Сейчас-то он, поди, уже Князю Эмма жалуется, – недобро улыбнулся в темноте Ледяной Монах, – но, если хочешь, можешь его догнать
и принести свои извинения, мы тебя подождём. Кстати, бадейку ему вернёшь…
– Какую бадейку? – вопросил Дракон, пытаясь одновременно почесаться и ухватиться лапами за голову.
– Известно какую: с сакэ, которую он тут с перепугу уронил. Или ты думаешь, что он хранит сакэ в себе подобно твоему другу Ямата-но-Ороти, о подвигах которого ты рассказывал
на рыночной площади во время поиска Продавцов? Лично мне в этом случае было бы несколько неловко угощаться…
– Где бадейка? – тут же поинтересовался Дракон, – я замёрз, у меня крылья ломит и хвост отваливается…
Бадейка куда-то запропастилась, и в поисках неё мы с Драконом начали обшаривать берег.
– Так мы до утра будем искать, – споткнувшись об очередной камень, пожаловался я, – может, костёр разведём, чтобы стало светлее?
– А откуда ты знаешь, что сёдзё был один? – немедленно спросил Ледяной Монах, – может, на свет костра их сюда сбежится столько, что берега не хватит?
– И все с бадейками! – мечтательно подхватил Дракон.
– И с Князем Преисподней во главе, – добавил Ледяной Монах, что повергло нас в тихую панику. Встречаться на пустынном берегу с Князем Преисподней, да ещё ночью…
В конце концов, Ледяной Монах но посоветовал искать на запах. Совет оказался дельным, бадейка отыскалась довольно быстро, после чего мы принялись угощаться. Ледяной Монах уверил нас,
что этой ночью сёдзё уже не вернётся, кроме того, посоветовал на всякий случай свиток с Лотосовой сутрой далеко не прятать.
– За Токугаву! – важно провозгласил Дракон и приложился к бадейке, после чего констатировал факт: – она бездонная!
– Конечно, бездонная, – согласился Ледяной Монах, – а ты наивно полагал, что сёдзё каждый раз, как сакэ заканчивается, бегает к адскому котлу за новой порцией?
– Тогда за создателя бадейки! – ухмыльнулся Дракон.
Потом мы выпили за императора, за Фунаюрэй, за айнов, за здоровье Вечернего Вьюнка,
за священные деревья хахака. За здоровье своего дедушки Дракон пить отказался, заявив, что тот
и так вечен. После тоста за япону мать Дракона потянуло на разговоры.
– Где мой брат? – спросил он у Ледяного Монаха.
– В Стране Жёлтого Источника, – ответствовал тот, – мы с Конфуцием подумали и определили его в тутовые шелкопряды, это вроде исправительных работ.
– Он Дракон, а не паук! – запротестовал Дракон, но Ледяной Монах перебил его:
– Ты хочешь, чтобы его определили в наживку для рыбы или в могильного червя?
За воровство свитков с проклятиями его и в таракана могли определить…
– А что за проклятие? – заинтересовался я, поскольку в последнее время я только и слышал, что об этом проклятии, но о своём путешествии Ледяной Монах после неудавшегося перехода
к айнам молчал как мёртвая рыба.
– Всё дело в том, что его братец позаимствовал у демонов свиток, в котором Князь Эмма сообщал Сборщицам Чайных Листьев о том, за что он проклял айнов, и как это проклятие снять.
Над берегом повисла леденящая душу тишина. Вот здесь в опьянении уснуть бы на этих прибрежных камнях, поросших гвоздикой…
Глава 15
По озеру волны бегут.
Одни о жаре сожалеют
Закатные облака.
Мацуо Басё
– Кто я? – спросил Дракон.
– Где мы? – спросил я, с трудом открыв правый глаз. В голове противно резвилась стая огромных москитов.
– Ты смахиваешь на Дракона, а вы – здесь, – ответил незнакомый голос.
– Что с нами? – хриплым голосом задал вопрос Дракон, – и почему мы здесь лежим?
– Не знаю, вы сами здесь улеглись, не спрашивая ни у кого разрешения, – честно ответил незнакомый голос, – но, судя по тому, что я вижу и обоняю, у вас вчера был праздник.
– Пить… – вежливо простонали мы.
– Легко, – согласился незнакомый голос, – только всё озеро не выпивайте, ладно? Мне тут ещё рыбачить…
– Где?
– В озере. В трёх шагах от вас.
Я открыл второй глаз. Передо мной расстилалась спокойная как зеркало гладь озера Бива.
– Как мы здесь очутились? – собрался я задать вопрос Дракону, но, как всегда, не успел.
– Ох, как крылья болят, – пожаловался он, – и когти ломит. Этот… демон… вчера хотел отобрать у меня ковшичек?
– Не помню, – честно признался я, и попытался зачерпнуть воды, но не удержался на берегу и плюхнулся в озеро. На меня тут же уставились удивлённо выпученные глаза огромного карпа.
И ещё одного, и ещё. Рой москитов в голове отчего-то угомонился, а морды карпов расплылись
в улыбках.
– Так лучше? – спросил тот, что появился первым.
Я кивнул и пустил пузыри, пытаясь поблагодарить, а то подумают, что я не проявил к ним должного почтения. Кто-то уцепил меня за ворот кимоно и вытащил на берег. Этим кем-то оказался почтенного вида благообразный старичок в поношенном красном колпаке, который выглядел на его седой голове совершенно по-дурацки.
– Вы кто? – спросил я.
– Я – Нобутаро Чуткие Уши, – важно улыбнулся он.
От дальнейшего разговора нас отвлёк Дракон, который плюхнулся в озеро, подняв тучу брызг, и стал жадно пить, издавая при этом звук, сравнимый разве лишь с низвергающимся
с отвесных скал горным потоком.
– Рыбы говорят, что они недовольны, – сообщил старичок, – потому что морским драконам
не полагается таким способом резвиться в озёрной воде.
– А Вы откуда знаете? – спросил я.
– А я всё знаю про рыб, зверей и птиц, – важно сказал старичок и поправил колпак на голове.
– Так Вы и есть тот самый Нобутаро-гадатель?
– А то кто ж? Кстати, неплохо было бы вытащить твоего дракона из озера, пока он всех карпов не передавил. Они хоть и нарисованные, но всё равно вкусные, если их правильно приготовить.
– Нарисованные рыбы плавать не могут, – убеждённо заявил я, – это противоестественно!
– А это ты им скажи, – усмехнулся в жидкую бородёнку Нобутаро, – и вообще, откуда ты знаешь, что естественно, а что нет? Ты что, Будда?
– Нет.
– А раз не Будда, то и не лезь со своими суждениями о естественности сущего и не-сущего. Вытаскивай дракона из озера!
Дракон вылез сам и, довольно отряхнувшись, расправил крылья и развалился на берегу
под лучами тусклого и злобного, как глаз похмельного самурая, солнышка.
– А как мы всё-таки здесь очутились? – полюбопытствовал я, – рыбы не рассказывали?
– Я сам всё видел, – приосанился Нобутаро, – он прилетел, подобно опавшему листу клёна
и принёс тебя в лапах, при этом вы оба пели песню про шумящий бамбук и шатающиеся сосны. Громко и с чувством. Всем очень понравилось, рыбы просили, чтобы вы им записали слова.
Выражение морды Дракона не поддавалось описанию.
– Я… дракон-носильщик? За что? – обречённо задал он вопрос небу. Небо не ответило, зато Нобутаро издевательски захихикал.
– Тащил ты его за воротник, прям как в пьесе, а по поводу носильщика – похоже, карма у тебя такая. Да и носильщик из тебя, прямо скажем, никудышный. Ты больше на могильщика смахиваешь. Как он, – Нобутаро махнул своей сухонькой ручкой в мою сторону, – при вашем приземлении не сломал себе шею, до сих пор не понимаю. И никто не понимает, даже карпы вон
с утра удивились, когда увидели его живым.
– А карпы тут при чём? – удивились мы с Драконом.
– Ну как же, – принялся втолковывать нам Нобутаро, – такого зрелища не было давно. Вот они аккурат все головы из озера повысовывали и давай смотреть. Им же тоже развлечение, какое-никакое нужно. А тут почти театр Кабуки приехал! Прилетел, то есть.
– Да нет, актёры театра Кабуки по сравнению с вами – просто пустые чарки перед полным кувшином, – раздался насмешливый голос Ледяного Монаха.
– А где ты был? – подозрительно поинтересовался Дракон.
– Сакэ пил, – сказал Ледяной Монах и потряс перед драконьим носом бадейкой, которую мы уже были готовы считать утерянной. Нобутаро заинтересовался формой сосуда, и мы наперебой начали объяснять ему, что это такое и откуда оно у нас.
– А, так это ваших рук дело? – сказал Нобутаро, – то-то все вороны смеялись, рассказывая, как ночью Князь Эмма какого-то сёдзё по преисподней гонял за утерю инвентаря. За что ж вы его так-то? Теперь над ним даже крабы смеются и медузы издеваются. Ну-ка, дайте-ка попробовать…
И он надолго приложился к бадейке.
– Рыбам и птицам не завидую больше, забуду все горести года, – заметно повеселев, мечтательно произнёс Нобутаро и утёр губы рукавом кимоно. И предложил: – давайте карпам тоже нальём, пусть у них будет праздник!
– А им завтра плохо не будет? – осторожно спросил я.
– А что им сделается? – удивлённо поднял брови Нобутаро, – они же всё равно нарисованные…
Судя по подозрительному блеску в глазах, Дракон уже успел приложиться к бадейке,
во всяком случае, он с готовностью уцепил её за длинную ручку кончиком хвоста и точным броском отправил прямо в центр озера. По воде пошли круги.
– Ну вот, снова плакало наше сакэ, – обречённо вздохнул я.
– Скорее, плавало, – поправил меня Дракон.
– Не-а, – радостно ухмыльнулся Нобутаро, – делай сакэ и сливай его в воду, оно вернётся.
Некоторое время ничего не происходило, зато потом… Сперва из озера вышли два пресноводных краба, шатаясь на всех своих восьми тоненьких ножках, затем показались довольные рыла зеркальных карпов, которые не то пускали пузыри, не то икали, но явным образом выражали восторг. И вдруг началось: вся живность, которая обитала в озере, вдруг решила вылезти на берег. Улитки водили хороводы, мидии и прочие моллюски щёлкали створками, явно изображая пение, крабы шатались по берегу и вращали своими глазами, подобно актёрам театра Кабуки, изображающим демонов. Всем явно было весело. Нобутаро веселился как ребёнок, и, хлопая в ладоши, переводил нам: «В Кумаки на илистое дно из Сираги дорогой топор уронил и плачу я! Ах, не надо горько, горько так рыдать, погляжу я, не всплывёт ли он опять?»
– Чего-то я не пойму, – почесал голову Дракон, – кто ж на рыбалку с топором ходит? Они бы ещё дайто взяли или нагинату…
– Он не на рыбалку шёл, – утерев выступившие слёзы, сказал Нобутаро, – это был лесоруб,
у которого имущества только и было, что топор. Пришёл он на берег озера искупаться, а топор жалко оставлять, вдруг украдут. Привязал он его к себе на шею и поплыл, а тут рыбы собрались
и давай его щекотать, они же никогда пловца с топором не видели, а вдруг это демон? А верёвка возьми да оборвись. Топор-то – он сам по себе плавать не умеет… – старик надолго зашёлся
от смеха. И только я хотел спросить, что же было дальше, как вдруг вода закипела и на поверхность высунулась рыбья голова, не поддающаяся никакому описанию, по крайней мере, я таких рыб никогда в жизни не встречал и даже никогда о них не слышал. Вся живность, веселящаяся на берегу, сразу присмирела и, прячась за прибрежными камнями, стала расползаться кто куда. Только Нобутаро продолжал веселиться как ребёнок.
– О, сакэ вернулось! – радостно провозгласил он. Рыба и впрямь держала в одном плавнике, больше походившем на малярную кисть, нашу бадейку. В другом же был зажат пресловутый топор, изрядно тронутый ржавчиной.
– И как позволите это понимать? – вполне нормальным японским языком спросила рыба.
– У меня сегодня день рожденья, – весело сказал Нобутаро, – присоединяйся!
– У тебя же на прошлой неделе был день рожденья, – парировала рыба, перехватив поудобнее топор, – и две луны назад тоже…
Баюкая зажатый в плавнике топор, рыба приближалась к нам, явно с недобрыми намерениями. Нобутаро заметно сник, но тут вперёд выступил Ледяной Монах и потребовал: – отдай топор!
– Почему топор, а не бадейку? – искренне изумился Дракон, – топор пить нельзя!
– Разве что занюхивать… – пробормотал Нобутаро.
Рыба, похоже, тоже удивилась.
– Зачем тебе топор? – вопросила она у Ледяного Монаха.
– Может, ей «Лотосовой сутрой» по плавникам? – предложил Дракон.
– Не поможет, – прошептал Нобутаро, – этот способ помогает только против демонов.
– А это кто?
– Хозяин озера.
– А что ему от нас надо?
– Убивать будет. Рыбам на корм. – зловеще предрёк Нобутаро.
– А что, разве нарисованные рыбы голодают? – удивился я.
– Они ж не все нарисованные, – пояснил Нобутаро.
И тут Дракон повалился навзничь, жалобно раскинув крылья, изапричитал:
– Ой, не бейте муху! Руки у неё дрожат, ноги у неё дрожат!
Рыба от неожиданности выронила топор, а Нобутаро, видимо, представив себе эту картину, повалился на землю от хохота. После этого обстановка как-то сама собой разрядилась, и уже через некоторое время мы вместе с рыбой, неожиданно оказавшейся дружелюбной, уже мирно сидели
на берегу и отмечали очередной день рождения Нобутаро.
Глава 16
Муравьиная тропа!
Ты откуда к нам идёшь?
Из-за облачной гряды.
Кобаяси Исса
– А когда придём в императорский дворец, первым делом наведаемся в золотой павильон
в Камакура… – мечтательно размышлял вслух Дракон, – а потом – на императорскую кухню…
Надо сказать, что сейчас наша компания представляла собой прелюбопытнейшее зрелище: только представьте себе старичка в съехавшем на одно ухо драном колпаке, путешествующего
в компании Дракона, буддийского монаха и странствующего поэта… Само по себе это зрелище
ни у кого бы не вызывало недоумения, если бы мы не толкали перед собой роскошнейшую повозку на колёсах. Само собой разумеется, что все встреченные нами путники предпочитали уходить с дороги либо низко кланяться, заметая рукавами дорожную пыль. На путешествии в повозке настояла рыба, решившая путешествовать вместе с нами, но с комфортом и пообещавшая в случае удачной прогулки преподнести айнскому шаману нечто уникально-сногсшибательное, а именно – ту самую рыбу, которую ему довелось вкушать вместе с духами.
– На кого ты оставишь озеро? – поинтересовался Нобутаро.
– Озеро не пропадёт, всё равно в нём сейчас такая концентрация сакэ, что ни одна тварь
в здравом рассудке туда не сунется, разве что самураи будут приходить похмеляться по утрам, – отвечала рыба, – а, кроме того, без меня у вас всё равно ничего не получится.
Ледяной Монах согласно кивнул.
– Только вот посуху передвигаться я не могу, – сокрушённо призналась рыба, – да и без воды мне неуютно…
Действительно, проблема. Учитывая размеры нашей новой спутницы, в озере Бива ей, конечно, раздолье, но в ведёрко её не положишь.
– А что, если мы поместим её в фуро? – неуверенно предложил Дракон, – как раз подходящий размерчик…
– И как ты будешь тащить фуро в столицу? – поинтересовался Ледяной Монах, – может, мы тебя запряжём?
– Почему опять я? – надулся Дракон, – я не собираюсь быть запряжённым в гужевую повозку! Я не лошадь!
– Инициатива наказуема, – наставительно изрёк Ледяной Монах, – кроме того, фуро ещё надо раздобыть, а поблизости нет ни одного жилья.
– Так это мы мигом! – оживилась рыба, – фуро я сейчас нарисую!
– Это как? – не поняли мы с Драконом.
– Эта рыба – одно из воплощений монаха по имени Коги, который славился как искусный художник, причём больше всего он любил изображать не Будд, не горы и реки, не цветы и не птиц, а рыб. Вы наверняка о нём слышали.
– А как же! – воскликнул Дракон, – я тоже в некотором роде его творение!
– Неправда! – запротестовал рыба, – я тебя не создавал! И вообще я тебя впервые вижу!!!
– …в дни, свободные от храмовой службы, он отправлялся на озеро, – продолжал Нобутаро, – где рыбаки в лодках удили и ловили неводом рыбу. Коги одарял рыбаков мелкими монетами, выпускал пойманных рыб обратно в озеро и, наблюдая, как они резвятся в воде, зарисовывал их. Порой, работая над картиной, он засыпал от усталости, и ему снилось, что он погрузился в воду
и плавает среди рыб. Проснувшись, он тут же зарисовывал всё, что видел во сне, и вешал рисунки на стену. Он даже называл себя «Перевоплощённым в карпа»…
– По-моему, на карпа оно вообще не похоже, – встрял со своим скептицизмом Дракон, -
а на художника тем более. Ну что оно может нарисовать своими корявыми лапами?
– Во-первых, не лапами, – обиделся за рыбу Нобутаро.
– А во-вторых, я – кистепёрая рыба, – с достоинством изрёк рыба, – и вообще не спорь
о том, чего не знаешь! Дайте художнику кисть!
Одного юношу не признали как художника, стал сёгуном. Надо быть внимательнее
к талантам. Я покопался в мешке и извлёк самую, на мой взгляд, подходящую для рисования кисть. Рыба извлёк из какого-то тайника водостойкие краски и принялась за дело. Наблюдать за работой истинного мастера – всегда удовольствие, я, кажется, об этом уже говорил. Менее чем через час перед нами возвышалось монументальное произведение искусства – по внешнему оформлению в нём не было бы стыдно провезти по главной улице столицы и члена императорского дома. Украшенный гирляндами цветов, позолоченный, расписанный священными текстами этот паланкин на колёсах должен был внушать почтение любому, встретившему его. Даже я поймал себя на мысли, что выразил бы своё величайшее почтение тому, кто путешествует в столь внушительной повозке, если бы встретил её по дороге. Особый трепет и уважение вызывали два воздушных змея – красный и синий, взлетающие попеременно друг над другом. Создавалось впечатление, что это два дракона играют друг с другом. Зрелище поистине завораживало. Рядом с такой повозкой даже наш Дракон выглядел естественно и не вызывал никаких вопросов у окружающих. Зато окружающие вызывали вопросы у него. Например, откуда взялся тот настырный толстый, если не сказать жирный, Продавец, который уже добрую четверть часа следует за нами, явно имея намерение нагнать наш кортеж.
– Может, это известный борец сумо? – предположил я.
– Скорее, это известный едок мисо, – прочавкалось из паланкина. Рыба явно что-то сосредоточенно с аппетитом ел.
– Может, он хочет сообщить что-то важное? – с сомнением в голосе высказался Нобутаро.
– Или продать нам полосатую палку, что более вероятно, – кисло отозвался Дракон.
– Так давайте дадим ему такую возможность! – радостно прозвучало из паланкина, – думаю, что это его последняя возможность навредить мирным путешественникам!
Прозвучало это настолько многообещающе, если не сказать – зловеще, что все тут же согласились остановиться и подождать выбивающегося из последних сил Продавца. Через некоторое время запыхавшийся Продавец, размахивая полосатой палкой, приблизился к нам.
– Стой! Кто такие? Что везёте? – с одышкой закричал он.
– Фуроко-сан со свитой изволит наносить визит императору, – торжественно возгласил Нобутаро.
– Это вы, что ли, свита, голодранцы? Признавайтесь, где украли повозку! – грозно потребовал Продавец. Создавалось впечатление, что, пользуясь магией полосатой палки, Продавец явно хотел отобрать повозку для своих нужд. В наши планы это не входило, но он ещё об этом не знал.
– Приблизься, презренный! – прозвучал повелительный голос из повозки. Ничего
не понимающий продавец доверчиво шагнул на голос и, отодвинув занавеску, заглянул внутрь. Наш Рыба, вальяжно развалившись в фуро, неторопливо поигрывал полосатой палкой размером с самого продавца.
– Ну что, померяемся, у кого палка больше? – ласково спросил он. При виде столь впечатляющего жезла верховной власти Продавец немедленно испытал что-то близкое
к просветлению и замолчал. Надолго.
– Ну что уставился как старая сводня на самурая?
– Вы… ви… виноват, – только и смог пропыхтеть Продавец, пытаясь согнуться в поклоне. Нобутаро всхлипнул и скрылся за повозкой, натянув колпак по самую шею. Это движение случайно заметил Продавец и бухнулся на колени.
– Только не казните!!! – неожиданно тонким поросячьим голоском всхлипнул он, – у меня дети маленькие.
– У тебя? МАЛЕНЬКИЕ?! – с сомнением оглядел Продавца Дракон, и неожиданно для всех обратился к Рыбе: – можно, я его съем?
Рыба с сомнением осмотрел сначала Продавца, потом Дракона.
– Ты же лопнешь, – заключил он.
– Ну тогда хоть надкушу, – продолжал канючить Дракон. Из-за повозки доносилось сдавленное хихиканье, периодически переходящее в хрюканье. Видимо, Нобутаро держался
из последних сил. Рыба ещё раз придирчиво осмотрел Продавца.
– Можно. Но не более трех каммэ за один укус. Иначе тошнить будет. Помнишь,
как в прошлый раз было? – при этих словах Продавец потерял сознание.
– Театр Но и похмельные самураи! – восхитился Ледяной Монах, – я ещё ни разу в жизни
не видел, как падает в обморок тыква.
– Предлагаю ритуально похоронить его в придорожной канаве, – внёс предложение развеселившийся Дракон, – потому что есть его я всё равно не буду, драконы падаль не едят.
– Инициатива наказуема, – изрёк Ледяной Монах, – предложил – хорони. Я в этом
не участвую, мне нельзя. А то и вправду околеет.
Дракон заметно сник. Перспектива тащить такую тушу, пусть даже до придорожной канавы, его явно не вдохновляла.
– Может, сдадим его Сборщицам? – спросил он.
– А ты их больше не боишься? – спросил Ледяной Монах.
– Ну тогда хоть Полосатую Палку отберём, – решил Дракон, – в хозяйстве пригодится. Всё равно зелье варить заново придётся…
– Бадейку у сёдзё уже отобрали, – напомнил я.
– Ты заметь, какая от неё польза! – восхитился Дракон, – предлагаю отметить ритуальную победу над Продавцом!
Из-за повозки, наконец, выполз Нобутаро, всем своим видом напоминавший червяка
в красном колпаке. Пришлось усадить его в фуро, потому что самостоятельно он идти не мог, продолжая трястись от хохота.
– А кстати, зачем мы едем в столицу? – подал голос Рыба.
– За рецептом приготовления священной рыбы для айнского шамана, – ответил я.
– Так этот рецепт не там, а у ушастых зелёных демонов, – удивился Рыба, – на свитке
из тонкого зелёного шёлка с печатью из красного нефрита. Там же и про проклятие айнов написано. А демоны живут вовсе не в столице, к сожалению… Жаль, что мне так и не доведётся увидеть начальника городской стражи…
Похоже, про это странное проклятие знают все, кроме меня. Надо будет попозже расспросить Рыбу.
– А один такой демон живёт в Киото! – подал голос Нобутаро, – мне вороны говорили.
– Где?! – хором спросили мы. Ушастый зеленый демон в столице – это что-то новенькое…
– Прямо в воротах Расёмон, – сообщил Нобутаро, – только учтите: это неправильный демон.
– Это в каком плане неправильный? – подозрительно поинтересовался Рыба, – у него что, цвет не зелёный?
– Ну, про цвет мне не говорили, зато знаю о том, что он очень добрый, поэтому
и отшельничает. И постится постоянно. Поэтому он даже «Сутру Лотоса» читать может. Вслух
и с выражением. – гордо похвастался Нобутаро, и я предположил, что именно он демона этой сутре и научил.
– Только нам всё равно демон, пусть даже добрый, без его брата бесполезен, – я указал
на Дракона.
– Это почему? – спросил Рыба.
– Потому что именно его брата прокляли зелёные демоны, и демон нам позарез нужен именно для того, чтобы брата растолковать, потому что он знает о судьбе свитка с проклятием айнов, – пояснил я.
– Ох, всё-таки бестолковость заразна! – хлопнул себя по лбу Ледяной Монах. Раздался характерный звон. – Червяк-то на перевоспитании: во славу Будды у Конфуция трудится…
– Так что же ты стоишь? – удивился Рыба, – неси его сюда.
– Так он всё равно ничего сказать не сможет, пока мы до Киото не доберёмся… – почесался Дракон.
– Зато у вас есть я, – гордо заявил Нобутаро, высунувшись из фуро по пояс, – мне скажет!
– В крайнем случае, можно попросить демона его расколдовать, – чтобы не оказаться
в стороне от беседы, произнёс я, – демон же добрый…
– Тогда встречаемся у ворот Расёмон, – заключил Рыба. Но Монаха уже и след простыл.
Глава 17
Вот и сегодня
До дому еле дополз, –
Скоро уж, видно,
Выйду из этих ворот,
Чтоб назад не прийти.
Окума Котомити
– Только пошлину на въезде в столицу платить придётся, – тоскливо промолвил я, вспоминая прошлые визиты в славный город Киото. Воистину, при новом порядке, введённом сёгунатом Токугава, путешественникам и странникам легче жить не стало.
– Продавец умер – Да здравствует Продавец! – провозгласил Нобутаро и потряс полосатой палкой, – всё равно, как я понял, вы зелье не сегодня варить будете, так что пока мы будем использовать её по прямому назначению.
– Предлагаю в городе выставить её на торг на центральном рынке, – присоединился Дракон и спросил Нобутаро: – а ты хоть пользоваться ей умеешь?
– Осы подскажут, – загадочно улыбнулся Нобутаро.
– Давайте я всем нарисую по палке, – предложил Рыба, – будете изображать почётный эскорт.
– Мне что, палку в зубах нести придётся как собаке? – обиженно спросил Дракон.
– Не обязательно, – меланхолично отозвался Рыба, – могу тебя целиком в полоску выкрасить.
– Зачем? – испугался Дракон.
– Будет стильно, – ответил Рыба, – где мои кисти?
– Не надо!!! – завопил Дракон, – я вам что, оса-переросток?
– Ну, как хочешь, – надулся оскорбленный в творческих чувствах Рыба.
Нобутаро чуть не захлебнулся в фуро, слушая этот разговор.
– А вот дедушку нашего переодеть бы надо, – продолжал Рыба, – а то какой он Продавец
в таком виде? Никто не поверит. Он сейчас больше похож на водяную крысу, нежели на продавца, – после чего Рыба потребовал чистый свиток бумаги, и они с Нобутаро заперлись в повозке. Через некоторое время Нобутаро вышел показаться нам. Рыба постарался от души – Нобутаро был одет по последнему писку столичной моды.
– Следующий! – и Рыба властно ткнул кистью в меня. Делать было нечего, пришлось подчиниться.
Одевшись надлежащим образом, мы уже было собрались тронуться в путь, как вдруг меня осенило:
– Как же мы, подобным образом разодетые, будем толкать перед собой фуро, пусть даже оформленное как повозка? Это же подозрительно и недостойно истинных Продавцов Полосатых Палок.
– Да, незадача… – пробормотал Рыба, – сейчас нарисую…
Но закончить фразу он не успел. С радостным воплем: «Я знаю, что делать!» Дракон начал размахивать в воздухе лапами. И тут я вспомнил мой плот, и по спине поползли мурашки.
– Может, не надо? – взмолился я, но меня никто не услышал.
Окончив заклинание, Дракон уселся на дороге и с гордым и довольным видом стал лицезреть дело лап своих.
– Ну и как? – опасливо поинтересовался я.
– Вроде как, если, конечно, ничего не перепутал, повозка должна поехать, как только ей скажешь, куда, – ответил Дракон.
И тут повозка зашевелилась и попыталась почесаться левым задним колесом.
– Ты что с ней сделал?! – не своим голосом завопил Рыба, – колдун недоученный, Фунаюрэй тебе под хвост!!!
Дракон благоразумно промолчал. Повозка пыталась сесть, Рыба обоими плавниками судорожно вцепился в края фуро, Нобутаро опять скрутил приступ смеха, и он торопливо скрылся в придорожных кустах.
– И как мне этим управлять? – истошно вопил Рыба, – дайте мне кисть и я превращу его
в черепаху!
И я вспомнил, как кричали Продавцы: «Горе нам! Фунаюрэй пришёл!». Жаль,
не сподобились они увидеть Фунаюрэй на колёсах…
Наконец, повозка оставила попытки чесаться, садиться и переминаться с колеса на колесо
и встала, как и положено нормальной повозке. Нобутаро, появившийся наконец из кустов, уважительно осмотрел её и что-то забормотал. Повозка послушно повернулась к нему, склонив правую оглоблю.
– Всё ясно, – сказал Нобутаро, – он наделил её разумом. Правда, не могу понять, где он взял подходящий. Для того, чтобы повозка ожила, ему нужна была чья-то жизненная сила…
Я охнул. Продавец походил на груду одежды и не шевелился. Похоже, его и впрямь надо было хоронить.
– Не надо никого хоронить, – заявил Дракон, – он очухается и станет всем рассказывать,
что встретил в пути Будду Амиду и сподобился постичь дзэн полосатой палки. Кроме того, у него теперь есть две говорящие радужные блохи Инь и Янь, которые всем это будут подтверждать. А кто не поверит – затопчут. Я их сам дрессировал.
– Главное, чтоб они на кур засматриваться не стали, – съязвил Нобутаро.
Дальнейшее путешествие для Нобутаро было очень комфортным, повозка признала в нём хозяина и слушалась как родную маму. Нобутаро подумал и решил сменить имя.
– Теперь я буду зваться не Нобутаро Чуткие Уши, а Нобутаро Повелитель Дороги!
По большому счёту, нам было всё равно, как его называть, поэтому протестовать никто
не стал, а Рыба даже выписал Нобутаро соответствующий документ за подписью микадо, а также разрешение к свободному передвижению по всем дорогам Ямато. До Киото мы добрались
без проблем. Встречные Продавцы низко кланялись и предлагали услуги в виде эскорт-сопровождения. Мы не отказывались, и к воротам Расёмон мы подошли, сопровождаемые отрядом Продавцов, и различного рода паломников примкнувших к нам по пути, растянувшимся по дороге на двести хиро. Жители окрестных деревень ещё долго вспоминали нашу процессию.
Рыба, наблюдая оказываемые ему почести, совсем заважничал и отрядил отряд Продавцов
в пятьдесят полосатых палок с наказом «Чтоб у ворот Расёмон меня ждал не меньше, чем начальник городской стражи! И чтоб в руках держал рисовый пирог и чарку сакэ!». Продавцы низко поклонились, и скоро стук их гэта по дороге затих, облако пыли осело, и мы неторопливо двинулись к столице.
Глава 18
Ветка хаги задела меня…
Или демон схватил меня за голову
В тени ворот Расёмон?
Мацуо Басё
Продавцы подошли к поручению очень ответственно. У ворот Расемон нас уже ждали. Дорога была выстлана свежими циновками, по краям стояли стражники личной императорской гвардии, а в самих воротах находился сам начальник городской стражи в парадном кимоно, держа в руках поднос с плошкой риса и кувшинчиком сакэ.
– Добро пожаловать в столицу, Фуроко-сан! – пал он ниц перед фуро, – сам божественный микадо желает пригласить Вас на аудиенцию!
По его знаку гвардия императора подхватила фуро и внесла в Киото. Судя по бормотанию, доносившемуся из повозки, Нобутаро что-то упорно ей втолковывал. Повозка довольно завращала колёсами. На нас с Драконом не обращали ровно никакого внимания, будто нас и не было вовсе.
– А ну их! – обиженно сказал Дракон, – пусть идут во дворец и скучают вместе с императором и его свитой. Нас ждут дела поважнее. Я согласился. И действительно, когда толпа схлынула, мы увидели прислонившегося к открытым створкам ворот Ледяного Монаха, который выразительно покачивал висящим на шёлковой нити коконом тутового шелкопряда.
– У него же голова закружится! – запричитал Дракон, на что Ледяной Монах пожал плечами и вошёл во внутреннее помещение ворот. Мы пошли за ним и оказались в тёмном узком коридоре. Дракон тут же начал громко чихать, поднимая тучи пыли и пугая большеглазых пауков. Пауки обиженно шипели, расползаясь по самым тёмным щелям и углам.
– Ну и где, Будда его забери, этот хвалёный лотосовый демон? – поинтересовался Дракон, перестав чихать, – может, исполним ему хором Сутру Лотоса?
– Не ругайся, а то не станет возиться с твоим братцем, и пребывать ему в теле червя
до скончания времён, – предостерёг Ледяной Монах, и вовремя. На лестнице послышалось кряхтение и шарканье. Кто-то явно спускался к нам. То, что спустилось к нам, я сначала принял
за копну рисовой соломы или ограбленного нами сёдзё, но, приглядевшись внимательнее, понял, что это не так. Существо было существенно ниже сёдзё, и у него явно выделялись длинные уши, хотя длиной своих волос сёдзё ему явно проигрывал.
– Милости прошу, – щуря глаза, неожиданно приятным баритоном произнёс обладатель шикарной причёски, – в скромную обитель отшельника.
И мы последовали за ним. Обитель выглядела несколько жутковато, её можно было описать одним словом ВОЛОСЫ. Они были везде: самурайские косички свисали со стен, парики совершенно невообразимых цветов и форм ниспадали с горшков, пеньков и прочей подручной утвари, и даже татами были сделаны не из тростника, а из иссиня-чёрных прядей волос. Я поёжился.
– Издержки производства, – не то извиняясь, не то с гордостью произнёс хозяин, – работа, знаете ли…
– А Вы, простите, кем работаете, – осведомился Дракон, тщетно пытаясь выпутаться из какой-то волосяной паутины, – ловушками промышляете, да?
– Скорее, палачом, – предположил я.
– Нет, что вы, – замахал руками хозяин, не обратив внимания на моё замечание, – я парики делаю для придворных его светлейшего императорского величества. И ещё скажу вам по секрету: мне даже сам настоятель храма Камакура лысый парик заказал.
– Я тоже хочу! – немедленно заявил Дракон.
– Хорошо, – покладисто согласился хозяин, – пятьсот монет.
– Да это грабёж! – на Дракона было жалко смотреть.
– Ну нет так нет, – так же покладисто согласился хозяин, – а вы, собственно, по какому делу тогда пришли?
Тут выступил Ледяной Монах.
– Вот, – показал он кокон.
– Дракон, – с ходу определил хозяин, – такой же, как и тот, что с вами пришёл. И что, вы хотите парик на него? Или сразу на обоих? Это будет стоить гораздо дороже, потому что волосы
с человеческой головы тут не подойдут.
– Да нет, нам бы проклятье с него снять, – просительно сказал Дракон и скорчил умильно-заискивающую морду, – это брат мой, а Вы же добренький… Мы Вам сакэ дадим сколько хотите, самого лучшего.
– Вообще-то я сакэ не пью, – почесал в затылке хозяин, и покосился на кокон, который продолжал болтаться в руке Ледяного Монаха, – а что с ним случилось? За что вы его так?
– Это не мы, – пояснил я, а ушастые зелёные демоны, которые злые.
– А… – протянул хозяин, – понятно. Но это так просто не решается, тут подумать надо. Может, чаю? – и он полез в какой-то шкафчик, вынырнув оттуда уже с умеренных размеров закопченным чайником, – может, спустимся в кухню? У меня там рисовые пирожки есть и тофу.
Действительно, это было странное чаепитие на кухне у демона. В полной тишине,
если не считать довольного чавканья Дракона, которому хозяин из отдельной бутыли налил полную плошку свежайшей хризантемовой росы (и откуда только взял?), но что не помешало ему
с жадностью пожирать пирожки, мы пили превосходный чай из маленьких чашечек и благоговейно молчали. Казалось, хозяин медитирует. Если бы он иногда не брал в лапки чайник и не наполнял чашки, я бы подумал, что он уснул. После того, как чай был выпит, и на столе совсем ничего не осталось, хозяин обратился к Ледяному Монаху:
– В принципе, я знаю, как снять проклятие, оно достаточно простое. Вопрос лишь в цене.
– Сколько? – хрипло спросил Дракон, явно подсчитывая свои будущие убытки.
– Деньги мне не нужны, – пожал плечами хозяин, – у меня их и так как риса на полях, а вот помощник надобен.
– Какой помощник? – подозрительно осведомился Дракон.
– Обыкновенный, – вздохнул хозяин, – чтоб по хозяйству помогал, парики во дворец
на примерку доставлял, ну и так, по мелочи, скажем, на рынок за овощами, а то заказов много, простые вещи делать руки не доходят… Давайте договоримся: я его расколдую, а вы мне его
в помощники определите ненадолго, лет на триста, так я его и профессии обучу, как-никак мастером станет, парики – они всегда в цене. Да и при деле будет.
– Договорились, – сказал Ледяной Монах.
– Постойте! Я не согласен, – на Дракона было жалко смотреть, – это же рабство!
– А ты что, хочешь, чтобы он всю оставшуюся жизнь на тутовом дереве сидел и шёлк производил? – поднял брови Ледяной Монах, – так ведь какая-нибудь глупая птица склевать может. Помнишь, как его чуть тэнгу не съел?
– Да хоть на тамовом дереве! – Дракон явно не желал понимать выгоды предложения демона.
Ледяному Монаху, видимо, надоело препираться с капризным Драконом, и он легонько ткнул его пальцем между глаз.
– Остынь! – приказал он, и Дракон опал как озимый рис, своротив по ходу чайный столик.
– Давай сюда своего червяка, – распорядился хозяин, и, воскурив ароматический веник, начал размахивать им во все стороны. От удушающего аромата у меня закружилась голова, и захотелось присоединиться к Дракону, но Ледяной Монах легонько стукнул меня костяшками пальцев по темени.
– Смотри, – кивнул он на хозяина, – такое не часто увидишь.
Между тем добрый демон положил кокон на ладонь, что–то утробно побормотал и от души плюнул, после чего кокон скатился на пол и стал увеличиваться в размерах. Когда он заполнил половину кухни, демон благоговейно постучал по нему веником.
– Это как раз мой самый любимый размер, – удовлетворённо произнёс он и снова забормотал какие-то заклинания. После чего, достав жутковатого вида колотушку, примерился и со всей силы шарахнул ею по кокону. Раздался хруст. От места удара по кокону поползли трещины. И вскоре, как цыплёнок из яйца, из развалин кокона выбрался удивлённый Дракон, точная копия нашего, если не считать густой шелковистой шерсти, покрывающей его туловище и нескольких пар устрашающих клыков, которые напоминали катаны, торчащие из пасти.
– Надо же, мой самый любимый цвет, – немедленно растрогался и одновременно умилился демон, – и мохнатость подходящая… А какие у нас зубки!
Катанозубый Дракон-близнец явно ничего не понимал, но на всякий случай радовался неожиданному избавлению, пока не увидел нашего нового знакомого.
– Вошподи… – осевшим голосом пробормотал он, – за што?
– У тебя что, зубы болят? – участливо поинтересовался Ледяной Монах.
Дракон-близнец начал пятиться и сделал попытку закрыть лапами глаза. Демон же, казалось, был вне себя от счастья.
– Такой миленький, такой лохматенький! – радостно причитал он, пощёлкивая неизвестно откуда взявшимися в лапках ножницами, – сейчас мы тебя в порядок приведём…
– Спасите! – прошептал Дракон-близнец, явно обращаясь к нам.
– Признавайся, мохнатая зараза, куда дел свиток! – грозно потребовал Ледяной Монах, – иначе будет как с ним, – и он выразительно указал на нашего неподвижно лежащего Дракона.
Под напором обстоятельств в виде распростёртого на полу брата, с одной стороны,
и подкрадывающегося демона, нетерпеливо пощёлкивающего ножницами, с другой, мохнатый Катанозубый Дракон-близнец окончательно сник.
– Не надо, я всё скажу, – сокрушённо сказал он, – свиток лежит в Камакура, в ноздре статуи Большого Будды.
Конечно, потом мы ему всё рассказали, и была трогательная встреча двух братьев. Но на тот момент, как сказал Ледяной Монах, «Берём тёпленьким, а заморозить всегда успеем». Идиллию прервал доносящийся от внешних ворот шум и грохот.
– О, а вот и наш Рыба в фуробчёнке прибыл! – радостно возвестил Дракон-первый.
– А кто это? – спросил Дракон-второй.
– Как-нибудь расскажу, – пообещал НАШ Дракон, – позже, когда время будет, а теперь нам пора.
Расчувствовавшийся демон-отшельник всплеснул лапками:
– Погодите-погодите, – и с этими словами преподнёс Дракону-первому шикарный парик, обильно украшенный речным жемчугом, – а это для ваших зверушек, – и вручил Дракону с полсотни маленьких разноцветных паричков.
– Рыба обзавидуется! – с мстительной радостью заметил Дракон и тут же напялил на себя подарок.
– О-о-о! – восхитился Демон, и добавил: – ну вы это… заходите, если что…
Глава 19
Уходит земля из-под ног.
За лёгкий колос хватаюсь…
Разлуки миг наступил.
Мацуо Басё
Спустившись по узкой лестнице, где Дракон опять расчихался, мы очутились на улице. После обиталища демона воздух столицы показался мне свежим и бодрящим. Рыба
в самодвижущемся фуро произвёл настоящий фурор, и мы кое-как пробились сквозь толпу. Судя
по всему, визит к божественному микадо явно удался, во всяком случае, Рыба выглядел очень довольным, а Нобутаро уже не мог смеяться и только закатывал глаза в экстазе. Увидев Дракона
в парике, он рухнул с повозки и засучил ногами.
– У-у-у, – только и смог провыть он.
Рыба выглядел озадаченным. Столпившиеся вокруг Продавцы, увидев Дракона, рухнули
на колени и принялись истово молиться.
– Это что? – спросил Рыба, показав на парик.
– Подарок, – раздувшись от гордости, важно заявил Дракон и показал обалдевшему Рыбе блоху в паричке, – а вот и подарочек!
Блоха также выглядела раздувшейся от собственной важности и донельзя довольной, только почему-то яростно чесалась.
– Интересно, есть ли у блох блохи? – спросил я у Ледяного Монаха.
– Это может узнать Нобутаро, – озадаченно ответил тот, – когда придёт в себя.
Глаза Рыбы стали ещё более круглыми:
– Ты что, собираешься в ЭТОМ путешествовать?
– Да. А ещё я куплю себе веер, сямисэн и…
– И барабан на шею, – закончил Ледяной Монах.
– Зачем мне барабан? – озадачился Дракон, – я хотел голубое кимоно с карпами и малиновые гэта…
– А чтоб по ярмаркам тебя водить, – пообещал Ледяной Монах.
Не ожидавший такого коварства с его стороны, Дракон обиженно надулся.
– И вообще, карп ныне рыба священная, – донеслось из фуро.
– Это почему же? – Дракон, узрев нового противника, ринулся в словесную атаку, – чем это карпы лучше драконов? Я на тебя императору пожалуюсь!
– Завтра выйдет императорский указ об объявлении карпов священными рыбами Ямато, – гордо заявил Рыба.
– А я тогда Токугаве жаловаться буду! – не сдавался Дракон.
– Хватит чешуёй трясти, люди же вокруг! – сурово начал выговаривать обоим спорщикам Ледяной Монах.
В это время над краем повозки показался колпак Нобутаро. Он хихикнул и заявил:
– Победили блохи!
И действительно, блохи окружили фуро и явно готовили атаку на Рыбу. Дракон сразу потерял интерес к спору и начал собирать и пересчитывать своих подопечных.
– Фух! Все на месте, – с облегчением вздохнул он и с наслаждением почесался. Продавцы
с благоговейным трепетом наблюдавшие за происходящим, пребывали в растерянности, на всякий случай кланяясь.
– А что ж мы с ними будем делать? – спросил я.
– Отправим на остров Эносима, – не раздумывая сказал Рыба.
– Зачем?
– Храм строить, – ехидно заметил Дракон, – непременно с водоёмом для священных карпов. У меня там тётка двоюродная живёт, пусть порадуется, пиявка болотная! – зловеще завершил он. При чём тут его тётка и является ли она действительно болотной пиявкой, мы так и не поняли.
…И тут они вдвоём с Рыбом обратились к Продавцам. Их совместная речь длилась достаточно долго, и что самое удивительное, они ни разу друг друга не перебили. В результате их выступления, причём они использовали фуро как трибуну, Продавцы тут же обрели просветление и с криками «Да здравствует торжество Фунаюрэя!», стуча гэта, с Полосатыми Палками наперевес, понеслись в ночь в направлении Эносимы. Потом рассказывали, что основанием храма Бэнтэн послужили полосатые палки.
– И куда мы теперь? – спросил Рыба.
– В лавку, – с ходу ответил Дракон.
– Нет, – сказал Ледяной Монах, – мы идём в Камакуру.
– А там лавка есть? – поинтересовался Дракон.
– Ну что ты пристал с этой лавкой, на кой она тебе сдалась? – недоумённо покачал спинным плавником Рыба.
– Секрет, – хитро заявил Дракон и от дальнейших объяснений уклонился.
– А зачем нам в Камакуру? – спросил Нобутаро.
– К настоятелю, – лаконично ответил Ледяной Монах.
Дракон с Рыбой переглянулись, причём выражение их морд мне явно не понравилось. Они явно что-то замышляли. Нобутаро, увидев их перемигивания, сначала вытаращил глаза, которые стали похожи на огромные плошки, а затем стащил колпак и начал яростно чесать свой череп. Дракон удовлетворённо кивнул, а Рыба скривился, как будто проглотил неспелый плод хурмы. После чего все трое покатились со смеху. Даже повозка зашевелила колёсиками и бодро понеслась по дороге прочь от ворот Расёмон.
– Стой! – завопил Нобутаро, – ты моя повозка и должна меня слушаться!
Повозка резко затормозила, и Нобутаро довольно захлопал в ладоши. Когда мы догнали наш сухопутный Фунаюрэй, Нобутаро уже сурово отчитывал повозку как самурай провинившегося вассала. Повозка что-то отрывисто проскрипела, и Нобутаро с виноватым видом повернулся к нам:
– Сакэ хочет, – развёл руками он.
– А, может, ей ещё танец гагаку сплясать? – ехидно поинтересовался Дракон.
– А зачем повозке сакэ? – удивился я, – и чем она его пить будет?
– Капризничает, – подвёл итог Ледяной Монах, – пора на дрова пилить.
После чего повозка вздрогнула и попыталась спрятаться за спиной Нобутаро.
– Эй, эй, потише! – занервничал Рыба, – тут же я внутри! Если вы меня опрокинете, император может разгневаться!
При упоминании имени императора повозка нервно дёрнула колесом, и Нобутаро вознёсся над дорогой. Правда, ненадолго. При приземлении он примял редкие кустики хаги.
– Наму мёхо рэнгэ кё! – донеслось из кустов.
Мы несколько оторопели.
– Он что, головой о камень просветлился? – озадаченно спросил Дракон.
– Это не он, – решительно произнёс Ледяной Монах и направился было посмотреть, что там происходит, но тут кусты затрещали, и появился озадаченный Нобутаро, держа в руках округлый белый предмет, нараспев читающий лотосовую сутру.
– Не было печали, купила гейша сямисэн, – скривился Рыба.
– Я тебе за сямисэн хвост откушу, – многозначительно пообещал Дракон, но Рыба даже
не стал препираться и скрылся за занавеской.
– Позвольте представить, – поклонился Ледяной Монах, – череп легендарного монаха Сюнтэя.
– А он говорить может? – спросил я.
– Нет, – ответил Ледяной Монах, – только читать сутру.
– Всё время? – ужаснулся Дракон. Ледяной Монах кивнул. Нобутаро, аккуратно пристроив череп на придорожном камне, скрылся в повозке.
– Отнесём обратно? – предложил Дракон.
– Бесполезно, – ответил Ледяной Монах, – он теперь от нас не отстанет.
– И что нам теперь делать? – уставились мы с Драконом на Ледяного Монаха.
– Придётся нести его до Камакуры, может, там монахи его приютят…
По предложению Дракона череп был пристроен на переднюю оглоблю между воздушными змеями, которые, явно внимая священным словам, бодро взвивались в небо. Дорога до Камакуры обещала быть весёлой… По крайней мере, помечтать-то я мог…
Глава 20
Пьёт свой утренний чай
Настоятель в спокойствии важном.
Хризантемы в саду.
Мацуо Басё
Всю дорогу череп развлекал нас лотосовой сутрой. Все попытки избавиться от черепа
или заставить его замолчать потерпели неудачу. Предложение Дракона набросить на череп кусок ткани не нашло отклика, и только Ледяной Монах заметил, что череп – это не канарейка, и что он привычен к темноте, а, кроме того, ему безразлично, слушает его кто-нибудь или нет, он просто вещает и всё. Карма у него такая. Предложение закопать череп на близлежащем кладбище вызвало определённый энтузиазм и даже было исполнено, но, не успели мы устроиться на обочине, чтобы отметить похороны неупокоенного доселе фрагмента Сюнтэя, как прибежал здоровенный детина, назвавшийся смотрителем кладбища и пообещал написать жалобы и сёгуну, и императору, потому что наша компания подрывает его авторитет, и что череп мы подбросили исключительно
из вредности для воскрешения покойников, каковые уже выбираются из могил, пугая окрестных крестьян. Мы попытались утопить череп в реке, но к нам пожаловала делегация каппа
и торжественно поклялась закормить нас до смерти огурцами, если мы не прекратим бросать в реку всякую говорящую гадость. Нобутаро было предложил подкинуть череп в весёлый квартал,
и даже взялся собственноручно это исполнить, но потом нам пришлось убегать от целой толпы разгневанных самураев, которые грозились поотрубать нам все выступающие части тела тупыми мечами, дабы нам неповадно было лишать их законных удовольствий. Мы попытались утопить череп в фуро, но Рыба в категоричной форме выразил протест, дескать череп пускает пузыри,
и Рыбе от этого щекотно. И даже простые попытки выкинуть череп не помогли – он просто-напросто катился за нами. Ледяной Монах не принимал участия в наших попытках избавиться от этого зловредного предмета, поскольку, по его утверждению, он как монах ничего против лотосовой сутры, особенно читаемой столь благозвучным голосом, не имеет.
– Хорошо ему, – канючил Дракон, – а у меня уже голова болит, и блохи нервничают, у них же режим дня, им сейчас спать надо.
– А ты им скажи, что это такая специальная буддийская колыбельная, – добросердечно посоветовал Нобутаро, и затянул тоненьким голоском: – спят усталые драконы, блохи спят…
– Ты его нашёл, ты и успокаивай! – обиженно зашипел Дракон и отстал на безопасное расстояние. Вскоре к нему присоединился и я, и весь оставшийся путь до Камакуры мы с ним провели в блаженной тишине.
К Камакуре мы подъехали на рассвете. И тут из-за поворота нам навстречу показался знакомый ужё силуэт, похожий на копну рисовой соломы.
– Отдайте бадейку, злодеи! – на удивление трезвым и плаксивым голосом затянул он.
Мы с Драконом переглянулись. Перед нами замаячил выход: живьём брать демона.
– Вот твоя бадейка! – с радостным воплем Дракон схватил череп и нахлобучил его на голову обалдевшего сёдзё.
– Наму мёхо рэнгэ кё! – громовым голосом проревел череп. Сёдзё издал странный звук
и исчез.
– Банзай! – завопил Дракон, – получилось!!!
– А что сейчас будет происходить в покоях князя Эмма… – задумчиво произнёс Ледяной Монах, – как бы нас не обвинили в потрясении основ мироздания. Это будет хуже, чем пьяный борец сумо в гончарной лавке. Ну да на всё воля Будды.
Довольные, что избавились от настырного черепа, мы двинулись прямо в храм. В лучах восходящего солнца статуя Большого Будды довольно улыбалась, и три сотни монахов благоговейно отчищали её от мирской пыли шёлковыми тряпочками. Пятьсот монахов хором читали нараспев сутру лотоса. Дракон сдвинул парик на затылок и завыл «Наму мёхо рэнгэ кё!», подражая монахам. Пение резко смолкло, и монахи повернулись к нам.
– Кажется, сейчас будут бить, – прошептал Нобутаро, – и, возможно, ногами…
Но его опасениям не суждено было сбыться. Монахи, потарщившись на нас положенное время, почему-то возликовали, и, окружив Дракона, принялись кланяться и робко подталкивать его к статуе Большого Будды. Тут же появился настоятель и объяснил нам причину такой радости монахов: оказывается, существовало пророчество о том, что когда сутру лотоса прочитает
не-человек, статуя Большого Будды оживёт и будет разговаривать с послушниками. Дракон же превратился в центр внимания. Монахи натащили ему охапки хризантем, и он блаженствовал.
– Отлично, – прошептал мне на ухо Ледяной Монах, – пока они будут отвлечены, мы достанем свиток.
Однако мы ничего не успели сделать, как сам настоятель важно пригласил нас принять участие в утренней беседе. Отказываться было невежливо, и мы прошли в трапезную. Нас усадили на почётные места, Фуроко-сан удостоился того, что ему налили полное фуро чая, благо,
не горячего. Со двора доносился прочувствованный рёв Дракона «Наму мёхо рэнгэ кё!», настоятель важно перебирал чётки, Нобутаро утащил со столика поднос со сладостями и, спрятавшись за фуро, довольно чавкал.
– Сказано было древними: молитесь, и воздастся вам, – после продолжительного молчания молвил настоятель.
– А то! – подал голос Нобутаро.
И тут я обратил внимание на голову настоятеля, точнее, на его бритую макушку, которая сверкала подобно глади озера Бива в ясную погоду. «Уж не тот ли это знаменитый лысый парик?» – подумал я. И тут, словно прочитав мои мысли, Ледяной Монах обратился к настоятелю:
– Некоторое время назад, когда мы были в Киото, мастер, живущий в воротах Расёмон, просил передать вам, что ваш заказ готов.
– Чудесно! – обрадовался настоятель и, перехватив мой взгляд, добавил: – все мы несовершенны, но очень не хочется быть такими… Пожалуй, я расскажу вам одну историю. Один из дзэнских патриархов как-то заметил, что у одного из монахов макушка сверкает ярче,
чем у остальных. И спросил патриарх у монаха: «Отчего твоя голова отличается от голов твоих собратьев?». И ответил ему монах, что каждое утро, вознеся молитвы пресветлой тысячерукой Каннон, он берёт простой деревянный гребень и в течение целой стражи причесывается, думая
при этом исключительно о грядущем совершенстве всего сущего. «Но зачем?» – вопросил патриарх, – «ведь голова твоя такая же гладкая, как зеркало богини Аматэрасу». «Причесать волосы может каждый» – с лучезарной улыбкой ответствовал монах, – «а вот причесать лысину дано не всякому». И задумался патриарх, и почесал свою бритую макушку, и собрал монахов, и спросил: «Что монах видит там, где мирянин видит лысину монаха?»
– А што шталось ш тем монахом? – с набитым ртом прошамкал Нобутаро.
– Он перед вами, – скромно сказал настоятель.
В это время рёв Дракона прервался, а со двора донёсся шум и знакомое по прошедшей ночи гудение сутры лотоса. Мы повскакивали со своих мест, настоятель с растерянным видом стал крутить по сторонам своей круглой головой, а Нобутаро чуть не опрокинул фуро с чаем.
– Что это? – спросил настоятель.
– Это один наш знакомый сёдзё пожаловал, – ответил ему Ледяной Монах, – кажется, его опять выставили из преисподней. Уже второй раз за последнюю неделю.
– Сёдзё? В моём монастыре?! – взвыл не своим голосом настоятель и, схватив патриарший посох, резво побежал к статуе Дайбуцу. Мы, естественно, поспешили за ним.
– Святотатец! – гремело на весь двор, – как ты посмел завладеть священным черепом монаха Сюнтэя?
«Похоже, настоятель практикует дзэн патриаршего посоха» – подумалось мне. Действительно, настоятель, размахивая посохом, гонял по монастырскому двору несчастного сёдзё, на голове у которого бесстрастно завывал лотосовую сутру череп.
Избиение остановил Ледяной Монах, перехвативший посох настоятеля. Раздался треск, и две половинки посоха покатились с весёлым стуком по монастырским плитам.
– Остановитесь! – приказал Ледяной Монах. Сёдзё, всхлипывая, подбежал к нему и уткнулся черепом в его колени.
– Помогите, – всхлипнул он, – я вам даже бадейку подарю, только снимите с меня ЭТО,
не могу я больше… Меня даже из ада выгнали, некуда мне податься теперь!
Я представил себе изгнание сёдзё из преисподней за неумышленное чтение Сутры Лотоса
и меня разобрал смех. Тем временем Ледяной Монах снял с головы сёдзё череп и передал его настоятелю.
– Вот вам священная реликвия, – сказал он, – а вот раскаявшийся грешник, который в конце концов постигнет дзэн алмазной лысины и совершит много славных деяний во славу Будды Амиды! – и с этими словами подтолкнул ошалевшего сёдзё к настоятелю.
– Куда бы нам поместить эту реликвию? – вслух задумался настоятель, но в это самое время Дракон взял у него из рук череп и увенчал им голову статуи Дайбуцу. Дайбуцу блаженно растянул губы в улыбке и чихнул. Из его ноздри вылетел свиток, который был перехвачен Драконом. Дайбуцу склонил голову набок и звучным голосом пророкотал:
– Приветствую вас, стремящиеся к просветлению!
– Чудо! – разом выдохнули монахи, а настоятель склонился перед Драконом до земли
и преподнёс ему чудесный золотой гребень.
– Вы всегда будете желанным гостем в нашем храме, а эту безделушку мы дарим Вам как символ нашего дзэн. – произнёс он и загадочно улыбнулся.
Дракон просто расцвёл и, тут же вытащив откуда-то самую свою лучшую блоху, принялся умильно расчёсывать её паричок. Блоха тут же сподобилась просветления и запищала молитву, после чего мы все были приглашены на торжественное богослужение в честь исполнения очередного пророчества.
Монахи приготовили нам прощальную трапезу, после которой мы торжественно приняли участии в пострижении сёдзё самим Дайбуцу.
– Куда теперь? – спросили мы у Ледяного Монаха по окончании торжеств.
– На Фудзи, куда же ещё? – пожал плечами тот.
Глава 21
Порывистый Листобой
Спрятался в рощу бамбука
И понемногу утих
Мацуо Басё
На Фудзи мы отправились неполным составом. Монахам не составило труда уговорить Дракона погостить у них в храме ещё денёк-другой. Кроме того, он обещал лично проследить
за перевоспитанием сёдзё из демона в монаха.
– Это будет моя месть лично князю преисподней и всем десяти тысячам демонов, – заявил Дракон, – за брата.
– Так вроде ж мы твоего брата уже спасли, – удивился я.
– И, кроме того, демоны могут этого не оценить, – добавил Рыба, которому уже сменили
в фуро чай на обычную воду, по этой причине он был настроен весьма благодушно, – ты ещё Конфуция разбуди…
– Конфуция будить нельзя, – заявил Дракон, – потому что я ему всё-таки снюсь. Если он сейчас проснётся, то меня здесь не будет, а мне хотелось бы знать, чем всё закончится. А то, когда он
в следующий раз уснёт, окажется, что о нынешних временах уже никто и не помнит…
– Демоном больше, демоном меньше, какая разница? – философски произнёс в пространство Нобутаро.
– Хуже не будет, – сказал Ледяной Монах, – пусть остаётся. Но с условием: к горе Фудзи чтоб прибыл без опозданий.
– Договорились, – подозрительно быстро согласился Дракон и скрылся за оградой храма, откуда тут же послышались восторженные возгласы монахов и довольное гудение сутры лотоса
на два голоса: Дайбуцу вместе с Драконом давали показательное выступление.
Без Дракона и впрямь было как-то спокойней. Рыба, которому не с кем было пререкаться, безмятежно дремал в фуро, Нобутаро исправно правил повозкой, насвистывая какую-то песенку, Ледяной Монах по большей части молчал, а я любовался открывающимся перед нами пейзажем. Мы только и делали, что прокладывали себе дорогу среди тростника и мисканта, то по холмам,
то по равнинам. Окрестные горы были подобны богато изукрашенным ширмам.
А в противоположной стороне – море. И побережье, и набегающие волны очень красивы. Летом здесь словно парча настелена, местами узор ярок, местами поскромней – это цветут японские гвоздики. Сейчас уже конец осени и их не видно. Однако кое-где всё же ещё остались россыпи этих цветков – печальная краса… Река Фудзигава несёт свои воды с горы Фудзи. Вода здесь необычная, она течёт так быстро, и так бела, словно это густо сыплется рисовая мука. Моему восхищению
не было предела. В этих краях находится гора Фудзи. Нигде на свете больше нет другой такой горы, как эта. Необычен и силуэт её, и то, что она словно раскрашена тёмно-синей краской, а сверху
на ней лежат снега, которые не растают вовек. Это выглядит так, словно гора надела лиловое платье и накинула сверху белый кафтан «акомэ». На вершине гора немного срезана, и оттуда поднимается дымок, а вечером мы видели, что там горел и огонь.
Наше мирное путешествие было прервано самым жестоким изо всех возможных способов. Первым опасность заметил Нобутаро. В какой-то момент он оборвал песенку и начал настороженно оглядываться по сторонам.
– Что случилось? – поинтересовались мы с Ледяным Монахом.
– Странно как-то, птички не поют, лягушки не квакают, и даже кроты куда-то делись… Нет тут никого, никого не слышу. Не иначе, сам Князь Эмма где-то неподалёку бродит. Или хуже того…
И тут мы увидели ИХ.
– Сборщицы Чайных Листьев! И МОЯ жена во главе отряда, – не своим голосом завопил Нобутаро, – придётся спасаться бегством!
Семейные проблемы Нобутаро нас не особенно тревожили, но, преграждая нам путь,
на дороге стояла толпа женщин в ярких кимоно под предводительством сморщенной старухи разбойного вида.
– Пазалаты ручку, дарагой, – как клещ вцепилась она в рукав Нобутаро, хищно оглядывая фуро, – ты мне много денег должен за мою загубленную жизнь!!!
Нобутаро затравленно завертел головой и охнул. Я оглянулся. Сзади стояла точно такая же толпа, но только без старухи.
– Засада! – прохрипел Нобутаро и скомандовал повозке: – Дави их!
Из повозки мигом высунулись два плавника и я плюхнулся в фуро. Рыба яростно что-то рисовал. Услышав команду, повозка рванулась вперёд, разметав Сборщиц Чайных Листьев
по придорожным канавам, и на меня плюхнулось что-то мягкое, похоже, что мешок, один из тех,
с которыми стояли на дороге Сборщицы. Надо бы туда заглянуть после того, как оторвёмся
от преследователей.
– А где Ледяной Монах? – отфыркиваясь, спросил я.
– Догонит, – лаконично ответил Рыба, не переставая рисовать, – тем более, что в фуро ему нельзя, мы же не собираемся пока умирать…
Наша повозка неслась с невообразимой скоростью. Я осторожно выглянул: нас преследовали, причём молча, что было самым страшным. Расстояние между Сборщицами
и повозкой медленно, но неуклонно сокращалось. И тут Рыба закончил рисовать и кинул на дорогу своё творение, из которого мгновенно начали выбираться Сборщицы Горных Бататов – заклятые враги Сборщиц Чайных Листьев. Увидев друг друга, оба враждующих клана сборщиц кинулись друг на друга. Нобутаро от радости подскакивал и довольно потирал ручки.
– Один-ноль в пользу Сборщиц Горных Бататов! – кричал он.
Зрелище действительно стоило того, чтобы им любоваться. Даже Рыба высунулся из фуро
и с удовольствием наблюдал за побоищем. Между тем, Сборщицам Чайных Листьев приходилось несладко: с тыла к ним приближались Сборщицы Первого Снега. Ледяной Монах явно позаимствовал идею у Дракона с его блохами. Почувствовав, что силы явно неравны, Сборщицы Чайных Листьев позорно покинули поле битвы, оставив на дороге несколько мешков.
– Победила дружба! – торжественно провозгласил Нобутаро и пошёл собирать трофеи. И тут я вспомнил, что один из мешков уже лежит в фуро, и мы с Рыбом решили заглянуть внутрь. Внутри что-то шевелилось и кряхтело. Когда мы развязали узлы, на нас выглянули два больших красных глаза, а потом что-то метнулось в сторону зарослей бамбука.
– Что это было? – спросил я.
– Похоже, это Порывистый Листобой, естественный враг Сборщиц Чайных Листьев, – почесал спинной плавник Рыба.
– Мог бы и поблагодарить за спасение, – пробормотал я, – похоже, вежливость не числится
в списке его добродетелей…
Но тут появился донельзя довольный Нобутаро с трофеями.
– Неплохо прибарахлились, – хвастливо заявил он, высыпая из мешка добычу.
– Мародёр, – заявил Ледяной Монах, но Нобутаро так был поглощён созерцанием своих сокровищ, что не обратил не эти слова никакого внимания. И действительно, всех заинтересовало содержимое мешка Сборщиц. Чего там только не было! Сандалия третьего патриарха, веер тэнгу, свёрнутое в трубочку рисовое поле, несколько Полосатых Палок, сверчок в золотой клетке, речные камни, деревянный пестик, обезьяньи халаты, глаз ястреба, четыре простые чашки, скорлупа каштана, тёмные статуи Будд, подушка из травы, жареные жаворонки, а также печальная радужная блоха. Пока мы созерцали эту груду, я вдруг почувствовал, как кто-то деликатно дёргает меня
за хакама. Обернувшись, я увидел Порывистого Листобоя, который, застенчиво улыбаясь, протянул мне какой-то свиток.
– Спасибо! – пропищал он, и убежал, только стебли бамбука качнулись.
– Скоро будем открывать библиотеку, – обречённо вздохнул я.
– Что там написано? – тут же подскочил любопытный Нобутаро.
Я опасливо развернул свиток, предчувствуя, что прочту очередной список с лотосовой сутры, но ошибся. «Всё, что сделано предъявителем сего, сделано на благо Ямато». Больше всего меня поразила скромная подпись «Князь Преисподней Эмма» и размашистая загогулина в нижнем углу.
– Князь Эмма за нас! – радостно заметил Нобутаро и добавил: – сюрприз.
– Кажется, это про нас, то есть приказ о нашей поимке, – повертев в руках свиток, задумчиво произнёс Ледяной Монах, – или казни. Впрочем, на Фудзи мы всё равно пойдём. Нам без Суши-сана никак не обойтись.
– А кто такой Суши-сан? – спросил я.
– Это самый смелый повар и самый храбрый кулинар во всей Ямато! – ответил Рыба, – он умудрился приготовить сасими из желчного пузыря рыбы фугу, да так, что сам божественный микадо ел да нахваливал, аж за ушами трещало. Он даже меня приготовить может! – гордо заявил он.
– Так, значит, хороший обед нам обеспечен? – оживился Нобутаро, – так что же мы ещё ждём? Вперёд на Фудзи! – с этими словами он побросал, несмотря на протесты Рыбы, добычу в фуро, посадил блоху на крышу повозки, и наша процессия двинулась к подножию горы.
Глава 22
Ты ползи, ползи,
Веселей ползи, улитка,
По склону Фудзи!
Кобаяси Исса
У подножия Фудзи нас уже ждал довольный Дракон. При виде него Рыба чуть не выпрыгнул от возмущения из фуро, а Нобутаро просто открыл рот, да так и застыл, не в силах даже смеяться. Похоже, удивился даже Ледяной Монах. Я попытался сложить подходящее к случаю хокку, но слова не шли с языка. Похоже, что я утрачиваю поэтический дар… На Драконе красовалось новое шёлковое кимоно небесно-голубого цвета, расшитое золотыми карпами с выпученными красными глазами и злобно ощеренными зубами. Сидя под расписным зонтиком, он обмахивался расписным веером и разглядывал свои позолоченные когти. На его ногах красовались малиновые гэта. Но самым удивительным был всё-таки не Дракон.
– Мама… – только и смог вымолвить Нобутаро, прежде чем повалиться на землю. Повалившись, он на четвереньках заполз под повозку и закряхтел от смеха. Дракон наслаждался музыкой. Сводный оркестр радужных блох в паричках и миниатюрных гэта с подковками исполняли на маленьких сямисэнчиках весёленькую мелодию.
– Песня священного карпа, родившего радужную блоху! – похвастался Дракон, – сам написал. Казалось, Рыбу хватит удар. Нобутаро, не в силах больше сдерживаться, заполз под повозку. Блохи продолжали самозабвенно наяривать мелодию, не забывая при этом притопывать ножками. Часть из них и вовсе побросали музыкальные инструменты и пустились в пляс вокруг фуро.
– Смотрите, под хоровод не попадите, – добродушно предупредил Дракон, – а то тут одного уже затоптали…
Единственным членом нашей компании, не удивившимся, но обрадовавшимся, была радужная блоха. Резво спрыгнув с крыши повозки, она поскакала к Дракону, который при виде неё совсем разомлел.
– Ах ты, моя прелесть, – засюсюкал он, отчего Нобутаро под повозкой душераздирающе завыл, – сейчас мы тебя оденем, обуем, накормим и научим нашей песне!
Я потихоньку приложился к бадейке, после чего в голове несколько прояснилось, и я предложил Рыбе не обращать внимание на встречу родственников, а лучше подумать, каким образом мы будем взбираться на гору.
– От глупости нет лекарства, – презрительно глядя на Дракона, заявил Рыба и тут же потребовал, чтобы дорогу на Фудзи ему выложили малиновыми циновками. Ну или на худой конец алыми. Но тут вмешался Ледяной Монах.
– Вы лучше подумайте, как мы будем затаскивать фуро по склону, – сказал он, – улитки, которые ползают вверх-вниз по склону, его не вытянут, они не гужевые!
– А мы на Драконе поедем, – возразил Рыба.
– Мне фуро таскать нельзя, я повелитель блох, – отказался Дракон, после чего они начали яростно спорить, кому что можно и чего нельзя. Рыба вцепился в драконий парик и даже выдернул из него несколько прядей. Дракон не остался в долгу и в ярости опрокинул фуро, чуть не задавив при этом Нобутаро. Блохи, побросав сямисэнчики и достав маленькие, но угрожающего вида катаны, похожие на зубочистки, начали приближаться к беспомощно извивающемуся в дорожной пыли грязному Рыбе.
– На сасими покрошим! – тоненькими голосками скандировали они.
Нобутаро кинулся на защиту Рыбы, тщетно пытаясь придать ему вертикальное положение. И тут снова вмешался Ледяной Монах.
– Всем остыть, – тихо приказал он, и от этих слов действительно повеяло ледяным холодом. Блохи мигом присмирели, Дракон принялся причитать, что ему ни за что ни про что испортили новое кимоно, Нобутаро же пытался затолкать фуро обратно в повозку. Поверженный Рыба только обиженно хватал ртом воздух. В морозном воздухе тихо кружились снежинки. После того, как худой мир всё-таки был восстановлен, а Рыба водворён обратно в несколько покосившееся фуро, мы все стали думать над вопросом, как же доставить Рыбу на вершину Фудзи. Это действительно оказалось проблемой. Улитки действительно не смогли сдвинуть фуро с места, после чего наотрез отказались тащить его на вершину. Само по себе фуро въехать не могло, несмотря на все уговоры Нобутаро. Толкать его перед собой было бы чистой воды безумием. Рыба было предложил запрячь в повозку блох, но, наткнувшись на кровожадный взгляд Дракона, замолчал. И тут меня осенило: ведь среди трофеев, подобранных на поле боя со сборщицами, был веер тэнгу, который, как всем известно, обладает волшебным свойством увеличивать или уменьшать предметы. Дело осталось за малым – уговорить Рыбу и повозку уменьшиться. День ещё не закончился, когда Рыба согласился на наши уговоры, затребовав, правда, себе в качестве компенсации за причинённые неудобства четыре простые чашки, деревянный пестик и обезьяний халат. Поначалу он ещё хотел сверчка в золотой клетке, но общим голосованием было решено сверчка выпустить, а клеткой заплатить улиткам. Сказано – сделано, и с утра, оседлав улиток, мы двинулись к вершине Фудзи. К часу Чёрного Солнечного Зайца мы достигли вершины.
– Странно, – сказал Дракон, – я думал, там, где живёт Суши-сан, будет пахнуть едой. А тут воняет тухлыми яйцами!
– Всё очень просто, о, путники! – раздался скрипучий голос, я выполняю заказ Китайской Небесной Канцелярии на партию яиц по-императорски. Почему-то в Поднебесной перевелись приличные повара, которые умеют пользоваться кулинарными книгами. Так что не обращайте внимания на запах и проходите в мою скромную обитель.
Судя по всему, о своей скромности Суши-сан мог говорить часами. Скромная обитель оказалась кухней размером с императорский дворец, а своей утварью она могла соперничать разве что
с трапезной небожителей. Дракон сразу же заинтересовался огромным золотым котлом, инкрустированным жемчугом и имеющим нефритовые ручки. Блохи тоже заинтересовались
и сплясали вокруг котла хоровод, что настолько умилило повара, что он налил им в серебряные плошечки молока. Нобутаро тоже начал жадно принюхиваться к запахам и шумно сглатывать слюну. В самой кухне пахло действительно аппетитно. Суши-сан посмотрел на всю нашу компанию и, всплеснув руками, затараторил:
– Так, все к столу, все к столу! Сначала перекусим, потом пообедаем, а поговорим за чаем.
На то, чтобы описать, чем мы перекусывали, а впоследствии – обедали, не хватит всех свитков, хранящихся в императорских архивах. Могу только сказать, что это было безумно вкусно, безумно много, и даже Дракон в кои-то веки почувствовал себя сытым. Блохи, отвалившись от своих плошечек, блаженно подставляли солнцу свои кругленькие животики, Нобутаро, похоже, потерял сознание, но уже не от смеха, а от обжорства. Изо рта у него торчала фазанья ножка. За всем этим празднеством живота мы напрочь позабыли о Рыбе, правда, он сам поспешил исправить это досадное недоразумение.
– Я тоже хочу есть! – заявил (а, точнее, пропищал) он.
– Ой! Говорящая мойва! – восхитился хозяин, – на сасими тебя пускать несолидно, тем более, ты в гостях. Чем бы тебя угостить? У меня тут где-то мотыль был…
От возмущения Рыба только забулькал, а потом потребовал возвращения своего истинного облика и сакэ.
– Может, его в бадейку пересадить? – икнул разомлевший Дракон. Блохи довольно заверещали, зацокали подковками и услужливо подтащили ему бадейку.
– Ишь, чего откаблучивают! – одобрительно заметил хозяин.
– Не, не надо, а то он напьётся и какую-нибудь гадость нарисует, – послышалось из-под стола. Похоже, Нобутаро всё-таки разобрался с фазаньей ногой.
Чувствовалось, что от возмущения Рыбы вода в фуро вот-вот закипит. Глядя на всё это, благодушно настроенный Дракон стукнул веером тэнгу по рыбе и фуро.
– Замечательно! – обрадовался хозяин, увидев преобразившегося Рыбу, – тут хватит
и на суши, и на сасими, и даже на суп останется!
Неизвестно откуда появившиеся сухопутные медузы-поварята ухватили фуро и потащили вглубь кухни. Суши-сан, достав угрожающего вида нож, больше напоминающий нагинату, извинился за вынужденную отлучку и пообещал нам говорящее сасими через несколько минут.
Из глубины кухни доносились протестующие вопли Рыбы. И прежде, чем мы успели хоть что-то сделать, хозяин уже скрылся. Над столом повисло молчание, и даже Нобутаро перестал чавкать.
– Что же это такое? – держащим голосом произнёс Дракон, – нашего Рыбу на сасими?!!! -
и, схватив самый большой котёл, скомандовал: – Блохи, в атаку!
Но тут показался хозяин с большим блюдом.
– Ну вот и говорящее сасими! Исключительно питательное, настоятельно рекомендую!
Мы с ужасом смотрели на безумного повара, Нобутаро всхлипнул, блохи понуро уселись
на пол, а Дракон, казалось, был безутешен. Даже мне отчего-то стало грустно. Только Ледяной Монах спокойно принялся дегустировать жуткое блюдо. Казалось, Дракона хватит удар.
– Сасими что надо, – произнёс Ледяной Монах, – только не очень я люблю рисовую бумагу… А минтая точно нет?
Мы оторопело уставились было на него, но тут из кухни медузы вынесли фуро с довольным Рыбой.
– Ну и как вам наша маленькая шуточка? – ехидно осведомился он.
– Ах ты, мойва безголовая! Кальмар отмороженный! – возмущению Дракона, казалось, не было предела. Блохи, восприняв это как покушение на личное спокойствие их повелителя, выхватили свои маленькие катаны и угрожающе затопали, грозя вызвать маленькое землетрясение. Ледяной Монах из каких-то своих соображений на этот раз предпочёл не вмешиваться. Медузы встали
на защиту Суши-сана с палочками наперевес. Назревал конфликт. Обе армии уже готовы были ринуться в бой, но тут хитрый хозяин принёс десерт, а Нобутаро полез в фуро обниматься
с новообретённым Рыбой.
– Боевые действия временно прекращаются! – бодро объявил Суши-сан, – потому что вы ещё десерт не пробовали!
Нобутаро икнул и свалился с фуро. За десертом, который мы, кажется, ели целую вечность, хозяин объяснил, что с Рыбой они знакомы очень давно, и то, свидетелями чего мы сегодня стали, – не что иное, как их любимая шутка.
– Он что угодно может нарисовать! – хвалился хозяин, – как-то раз он даже меня нарисовал. Получилось настолько похоже, что мы задумались: кто же из нас настоящий. И до сих пор этот вопрос так и не решили. Вот и работаем по очереди на одной кухне. Отдыхать-то даже бессмертным полагается.
– А вы сейчас тот, который настоящий, или который нарисованный? – спросил я.
– Не знаю, – честно ответил хозяин, – мы уже сами запутались. Вот он, – он кивнул на Дракона, – тоже не знает, кто из них с Конфуцием кому снится… А вот была ещё другая история…
Но его речь была прервана. Причиной, как ни странно, оказалось фуро. Повозка вела себя странно: сначала она подняла одно колесо, потом – другое, и вдруг, неожиданно для всех подпрыгнув, вихляя оглоблями, покатилась к выходу.
– Что это с ней? – озадаченно спросил хозяин.
Нобутаро проскрипел что-то вслед повозке, но та ответила ему таким яростным скрипом, что он покраснел не хуже, чем его колпак.
– Ругается! Пьяная в гэта. Кто напоил повозку? – угрожающе спросил он, свирепо глядя
на всех по очереди. Мы озадаченно переглянулись. Тут на глаза Нобутаро попалась злополучная бадейка, вокруг которой с видом заговорщиков сгрудились блохи.
– А-а-а!!! – не своим голосом взревел Нобутаро и, вращая глазами, бросился на блох. Блохи бросились врассыпную, а на пути у Нобутаро встал Дракон.
– Ты пошто животин тиранишь? – строго спросил он, – повозка твоя сама сакэ у всех клянчила. Нечего было десерт жрать как вечно голодный демон!
Тут снаружи раздался крик Рыбы, взывающей о помощи. Мы, толкаясь, побежали спасать нашего спутника. Выскочив наружу, мы сподобились лицезреть зрелище поистине грандиозное
и ужасающее: повозка, гремя и спотыкаясь, набирая скорость, неслась вниз по склону.
– Я летающая рыба-а! – донеслось до нас.
– Тоже мне, новый Фунаюрэй, – пробурчал Дракон, но всё же расправил крылья и взмыл
в воздух, – спасатели, вперёд! – и блохи, ощетинившись катанками, напевая что-то воинственное, горохом посыпались вниз по склону.
– А как же спустимся мы? – спросил я, – улитки-то уже ушли…
– Чего не сделаешь для хороших гостей? – ухмыльнулся хозяин и достал странное приспособление, похожее на корыто для стирки белья. – Используется для скоростного спуска. Садитесь, я вас подтолкну!
И мы уселись в эту лохань.
– Счастливого пути! – поклонился нам безумный повар и сильным пинком отправил нас
в путешествие. «Я там вам гостинцев на дорогу положил!» – донеслось до нас прощальное напутствие.
Глава 23
Стелется по ветру
Дым над вершиной Фудзи,
В небо уносится
И пропадает бесследно,
Словно кажет мне путь.
Сайгё
Боюсь, что этот сумасшедший спуск с горы Фудзи будет сниться мне в кошмарах всю оставшуюся жизнь. Ветер вдруг превратился в некое подобие нурикабэ: он стал плотным, злым
и колючим, не давал вздохнуть, забирался в складки одежды, норовя её сорвать, да ещё и безобразно хохотал при этом. Нобутаро, похоже, чувствовал себя не лучше, и, если бы не Ледяной Монах, недрогнувшей рукой управлявший нашим подобием фунаюрэя, мы непременно остались бы на горе навечно, размазанные по колючему снегу на всём протяжении спуска. Склоны Фудзи проносились мимо нас с невообразимой скоростью. И вот мы уже увидели нашу повозку, которая, выписывая невообразимые пируэты с подскоками, неслась вниз по направлению к чайной плантации. Нобутаро, сидящий передо мной, поёрзал на моих ногах и попытался что-то сказать, но ветер украл слова и до меня донеслись только обрывки «… цы … ют». Я не понял, что именно он хотел мне сказать, но в тот момент меня больше поглощала задача не вывалиться из нашей лоханки.
И тут повозка со всего разгона, круша всё на своём пути, въехала на чайную плантацию, откуда раздались беспорядочные жалобные крики, видимо, под повозку попадали не только кусты. Вдруг я обратил внимание, что от Дракона, на бреющем полёте кружащего над плантацией, начали отделяться и пикировать вниз маленькие круглые фигурки. Когда я понял, что это такое, на меня напал приступ смеха, особенно, когда ветер донёс до наших ушей боевой рёв Дракона: «Первый пошел, второй пошел…». Сидящий передо мной Нобутаро затрясся, и мы на огромной скорости, пропахав значительную канаву, гордо въехали прямо на середину чайной плантации, где кипел ожесточённый бой, точнее, избиение. Пикирующие с драконьей спины блохи, приземлялись точно на головы Сборщиц Чайных Листьев, норовя попасть им подковками своих гэта между глаз, отчего сборщицы почему-то падали на землю как опавшие цветы сакуры и не поднимались более. Увидев это, Нобутаро вдруг завращал головой, потом прокричал повозке «Дави!», указав перстом
на предводительницу сборщиц, которая резво улепётывала через поле, сверкая пятками. Услышав приказ, повозка бросилась в погоню, но и Нобутаро, решив не отставать, сорвал с моей ноги гэта
и с криком «Поберегись!» точным броском попал зловредной старухе прямо между лопаток. Бедняга так и ткнулась носом в мёрзлую землю, а подоспевшая повозка надёжно пригвоздила её
к месту правым передним колесом. Но поверженный враг не собирался сдаваться на милость победителя, старуха извивалась и шипела, пока Нобутаро не применил в воспитательных целях дзэн пинающего гэта, приговаривая при этом: «Это за краба! А это – за косо-косо!». На остальных сборщиц, рядами лежавших поперёк плантации, было жалко смотреть. Некогда грозное воинство, наводящее ужас на всех обитателей Ямато, напоминало тряпичных кукол, выброшенных детьми
за ненадобностью. Блохи потрудились на славу и теперь, поправляя парички, настраивали сямисэнчики, чтобы сложить героическую песню, в которой собирались воспеть славную победу над врагами.
– Мои блохи практикуют дзэн сямисэна! – похвалился Дракон.
– Ты лучше скажи, какой дзэн они не практикуют? – язвительно спросил Ледяной Монах.
– Дзэн пьяного карпа, – незамедлительно ответил Дракон.
И тут блохи грянули песню, безусловно, героическую, но абсолютно непонятную.
– Ты их лучше нормальному японскому языку обучи, – съехидничал Рыба, – а то воют они
у тебя как крестьяне на поминках…
Дракон ухватил из фуро кисть и, высунув язык и скосив глаза, старательно вывел на боку повозки неприличный иероглиф. Рыба остолбенел, Ледяной Монах захихикал, а я запомнил иероглиф для того, чтобы потом записать его в особый свиток, хранящийся в потайном кармане. Даже Нобутаро оторвался от избиения своей благоверной.
– Варвар, – только и смог сказать Рыба, – тебя айнам надо сдать для ритуала росписи пещер!
Ледяной Монах елейно поинтересовался, не лапа ли многоуважаемого Дракона была приложена к непристойным изображениям на стенах императорской опочивальни, которые впоследствии послужили поводом для полной замены личной охраны дворца и торжественного сэппуку начальника императорской гвардии?
Но тут Дракон вспомнил, что у него имеется неотложное дело, и только собрался пересчитывать своих блох, как Нобутаро, преградив ему путь, прочитал целую лекцию,
смысл которой сводился к тому, что повозка – это не веселый дом на колесах, а все мы – не пьяные гейши, и вообще, после такой выходки Дракон в его (Нобутаро) глазах, опустился ниже уровня выгребных ям Нагасаки. И если Дракон тотчас же не сотрёт с борта повозки оскверняющую надпись, то он (Нобутаро) за себя не ручается. После чего оскорблённый в лучших чувствах Дракон пригрозил нарисовать ещё и мистическую вещь «фигвам», чем вверг Нобутаро в состояние ярости. Но угрожающе оскалившиеся блохи заставили его придержать своё мнение при себе, правда, заявив при этом, что, пока надпись не будет удалена с борта повозки, повозка не сдвинется с места. После чего, достав из мешка верёвку, стал вязать предводительницу Сборщиц. Через некоторое время она начала напоминать кокон тутового шелкопряда.
– И куда мы её денем? – спросил я.
– Сдадим Токугаве, – злорадно заявил Нобутаро, – за её голову награда объявлена.
Старуха злобно вращала одним глазом и отчаянно ругалась, угрожая нам всем, а Нобутаро персонально, немыслимыми карами.
– Не порти нам карму! – наставительно сказал Ледяной Монах и заткнул её рот снежком.
Дракон делал вид, что происходящее его совершенно не касается, Нобутаро же предложил отпраздновать победу над сборщицами, благо, что было, чем.
– Капелька сакэ и зёрнышко риса нам не повредит, – сказал он, доставая мешок с гостинцами. Правда, судя по его воодушевлению и размерам чашек и плошек, капелькой сакэ празднование не должно было ограничиться. Дракон заинтересовался было процессом, но хитрый Нобутаро достал всего четыре прибора, сделав при этом вид, что Дракона нет. Оскорблённый в лучших чувствах Дракон занялся было дрессировкой блох, но вид нашей пирующей компании поверг его в окончательное уныние, и он отправил блох отмывать фуро. Нобутаро, расчувствовавшись, протянул ему рисовый пирожок. Мир был восстановлен.
Погрузив пленницу в фуро, мы двинулись по направлению к Эдо. Решив не ввязываться больше в странные истории, мы свернули с главной дороги и обошли стороной Йокогаму, где наша спелёнутая по рукам и ногам спутница могла вызвать нездоровый интерес у местного князя.
На протяжении всего пути Ледяной Монах поддерживал миролюбивую атмосферу, кормя старушку снежками с ароматом дикой сливы.
– Морозная свежесть с ароматом дикой сливы, – рассуждал он, – способствует умиротворению.
Никто и не спорил. Правда, и не горел желанием попробовать. Погода стояла замечательная, и мы наслаждались созерцанием окрестностей, как вдруг услышали задорное пение. Сначала мне показалось, что это крестьяне что-то празднуют, но в округе не обнаружилось не только признаков жилья, но и вообще чего бы то ни было, если не считать мирно бредущего по дороге навстречу нам чайника. Именно он весело пел и временами подпрыгивал.
– Ещё одна блоха! – обрадованно воскликнул Дракон.
– По-моему, сакэ было чересчур много, – задумчиво протянул Нобутаро, – это только я вижу бешеный чайник, или нет?
Мы все переглянулись. Увидев нашу компанию, чайник остановился, почтительно снял крышечку и вежливо поклонился.
– Приветствую вас, странники! – на хорошем японском языке сказал он, – позвольте представиться: меня зовут Бумбуку-Шагама. Я самый настоящий принц чайников-барсуков.
– Как это понимать? – озадачился Нобутаро, – разве такие бывают?
– Конечно! – подтвердил Бумбуку-Шагама, – правда, нас мало, но зато мы меднолобые!
– А что Вы, многоуважаемый принц, делаете на этой дороге в этот час? – осведомился оправившийся от изумления Дракон.
– Я путешествую. Видите ли, я очень люблю хорошую компанию, люблю развлекать общество, но многие этого не понимают и не ценят. Один зловредный монах даже пытался налить в меня воду и вскипятить на костре. Представляете, как бессовестно некоторые обращаются
с особами такого ранга как я?
– Не хотите ли сакэ? – предложил Нобутаро.
– Ну раз уж вы сами об этом заговорили, то, пожалуй, не откажусь, – с достоинством ответил чайник. Ещё я очень люблю покурить трубочку, хотя князь Токугава этого не одобряет. А из еды я предпочитаю рис, бобы и всякие сладости.
– Ну и запросы! – изумился Дракон.
– Ну не всем же желать малиновые гэта, – ехидно заметил Рыба.
– Я же всё-таки принц, – извиняющимся тоном проговорил чайник. И запрыгнул в повозку. Как оказалось, Бумбуку знал множество весёлых песенок и историй, в том числе он мог поделиться с нами последними новостями, поэтому дорога до Эдо пролетела незаметно. И только Дракон весь оставшийся путь удивлялся.
– Надо же, – бурчал он себе под нос, – я знал, что тануки могут превращаться в башмаки,
в котелки, но никогда не знал, что они чайники…
В числе прочего, Бумбуку рассказал нам, какие слухи ходят по Ямато о нашей компании. Они были самыми разнообразными, начиная от компании демонов, сбежавших от проклятие неизвестного святого отшельника или государственных преступников с особо заразной формой безумия до спустившегося с небес очередного Бодхидхармы, путешествующего в компании великих духов. Тут же разгорелся спор между Рыбой и Драконом, кого из них следует считать Бодхидхармой, но их самым жестоким образом разочаровал чайник, сказав, что Бодхидхарма сам по себе скромный и малозаметный, и что на эту роль изо всей компании может претендовать только один. И ткнул носиком в меня. Бодхидхармой быть почему-то страшно не хотелось, и чайник начал меня уговаривать, перечисляя все преимущества такого высокого титула.
– Хочешь, мы на тебя наденем сандалию третьего патриарха? – подключился к нему Нобутаро и споро полез в мешок.
– Ну вот ты представь: тебе же всю оставшуюся жизнь ничего не надо будет делать, – принялся за своё чайник, – от тебя только и требуется всех благословлять, а тебя за это кормить будут, подарки дарить… – облизнулся он.
– Будешь Бодхидхармой-с-чайником! – подхватил Нобутаро, – про тебя будут дзэнские истории рассказывать.
Мне ничего не оставалось делать, кроме как дезертировать за спину Ледяного Монаха. И тут я услышал от него то, от чего мои волосы встали дыбом.
– А что, идея хорошая. Бодхидхарме ведь закон не писан…
Такого коварства от Ледяного Монаха я не ожидал. В конце концов, все согласились,
а Ледяной Монах в утешение сказал, что Бодхидхармой я становлюсь не насовсем, и что после того, как мы сделаем все свои дела у айнов, я смогу снова стать самим собой и отправляться куда пожелаю – хоть к Князю Эмма в подручные, хоть к князю Токугаве в темницу. А Дракон пообещал в случае удачного исхода подарить мне одну из своих блох. По этому поводу Рыба тут же выписал мне соответствующий документ. И, нарядив меня соответствующим образом, торжественно обрили мою макушку наголо. Рыба клятвенно заверил меня, что, как только путешествие закончится, он нарисует мне новую причёску, даже лучше прежней, а Дракон напомнил, что в числе наших друзей числится добрый демон из ворот Расёмон, который, конечно же, не откажется сделать для меня самый модный парик. После этого меня торжественно нарекли Повелителем Чайников.
– А также всех юзаров, ламеров и гамеров, – добавил чайник и почему-то смутился.
– А кто это? – тут же проявил любопытство Нобутаро.
– Тсс! Это страшные демоны, – прошептал чайник, – они не из нашего мира. Но если появятся, сразу наступит конец света. Мне один странный просветлённый китаец об этом рассказал.
Поскольку Бодхидхарме не полагалось идти пешком, меня усадили на Дракона (он почему-то даже не возражал), а хитрый чайник примостился у меня на коленях и тут же принялся учить блох песенкам, которые популярны среди обитательниц весёлых кварталов. Кстати, он оказался очень неплохим музыкантом и танцором, блохи внимали ему как родной маме, что несколько обеспокоило Дракона, на что чайник заявил, что у него есть свои собственные блохи-оборотни, поэтому чужие ему не нужны. Вот так верхом на Драконе новоявленный Бодхидхарма въехал
в широко распахнутые ворота Эдо.
Глава 24
Едкая редька…
И суровый, мужской
Разговор с самураем.
Мацуо Басё
Сказать, что сёгун Иэясу Токугава был удивлён нашим визитом, означает скромно промолчать. Когда мы подходили к его резиденции, нас, как всегда, окружала толпа: стражники, монахи, торговцы, просто зеваки. Присутствовала даже делегация гейш. Все от нас чего-то хотели: кто-то просил благословления, кто-то расспрашивал о новостях, кто-то просто таращился на нашу процессию, раскрыв рты. Нашлись, правда, такие, кто пытались бросить в Дракона неспелой хурмой, но эти попытки были пресечены блохами. Одному из негодяев они затолкали хурму в ухо. Народ оценил благородство блох. «А ведь могли бы и затоптать!» – шептались в толпе. От гордости за своих подопечных Дракон расправил все свои крылья. Толпа ахнула, а Дракон показал мне язык. Пришлось срочно втолковывать ему, что в роли Бодхидхармы сегодня выступаю я, а ему придётся ждать своей очереди. Как ни странно, ситуацию исправили гейши. Робкой стайкой подойдя ко мне, они попросили благословления. Я не имел никакого представления о том, как благословляют Бодхидхармы, но хитрый чайник прошептал: «Окропи их сакэ!». Нобутаро тут же сунул мне в руку нашу бесценную бадейку. Со словами: «Благословляю!» я щедро стал поливать гейш из бадейки и даже, решив быть щедрым Бодхидхармой, преподнёс каждой по чарочке. После этого отбоя от желающих получить сакэ лично из рук нового Бодхидхармы не было. Так что до резиденции Токугавы мы добрались только вечером. Наблагословлённые горожане за нами не поползли, за что мы им были крайне признательны. Нашей процессии чудом удалось сохранить вид до крайности приличный и степенный. У ворот резиденции нас встретил начальник личной гвардии Токугавы.
– Кто такие? – вопросил он, но больше для проформы, потому что спутать нашу компанию
с кем-то ещё было бы крайне затруднительно.
Нобутаро выступил вперёд и торжественно провозгласил:
– Повелитель Чайников и Бадеек Бодхидхарма Одного Глотка и Фуроко-сан, особа, приближённая к императору, а также Ледяной Монах желают нанести визит светлейшему князю Токугаве, да пребудет его чарка вечно полной, а чайник вечно горячим!
От обилия титулов и прочих слов начальник стражи несколько растерялся, но тут же взял себя в руки.
– Вам назначена аудиенция? – поинтересовался он.
И тут меня осенило:
– Нам не назначают! Мы сами приходим! – важно изрёк я и, взмахнув бадейкой, окропил стражников. Услышав голос живого Бодхидхармы, стражники повалились ниц, а начальник стражи, пробормотав, что он сейчас о нас доложит, скрылся за воротами.
– Непорядок, – обиженно прогудел Дракон и лёгким движением хвоста превратил ворота
в груду лучины для растопки. Под обломками зашевелились стражники.
– Вот теперь они зимой не замёрзнут, – изрёк он.
– Если я им не помогу, – хмыкнул Ледяной Монах.
Стражники под обломками подозрительно притихли, и мы свободно прошли во двор. Мне начинало нравиться быть Бодхидхармой.
Переполох, устроенный нами у ворот, не остался незамеченным остальными обитателями замка. Только вот выходить встречать нас почему-то никто не торопился.
– Они что, нас совсем не уважают? – возмутился Дракон и, обратившись ко мне, спросил: – можно, я постучу вон в ту дверь?
– Не хватало ещё по кладовкам шариться! Мы ж не мародёры какие, – строго сказал Рыба,
а Нобутаро добавил: – зачем мелочиться? Пойдёмте сразу в сокровищницу…
Но тут появился бледный начальник стражи и сообщил, что князь Токугава ожидает нас
в парадных покоях. Как и подобало истинному самураю, Токугава встретил нас с совершенно непроницаемым выражением лица. Казалось, он один воплощает весь самурайский дух Ямато.
– Чем обязан вашему визиту? – хрипло рявкнул он, помолчав какое-то время.
Вперёд снова выступил Нобутаро и произнёс ту же речь, что и перед начальником стражи
и добавил: – в знак преклонения перед военным и политическим гением князя они преподносят ему подарок! И по его знаку блохи подтащили к ногам князя пленную предводительницу Сборщиц Чайных Листьев.
– Что это? – брезгливо поморщился Токугава. И тут Нобутаро пустился в объяснения. Признаться, я никогда не подумал бы, что он ТАК умеет врать. По его словам выходило, что мы захватили её в плен чуть ли не в самих палатах Князя Эмма, попутно разнеся эти палаты
по камешкам. Стражники, видевшие, во что мы превратили ворота, на всякий случай дружно закивали в знак согласия, будто видели всё своими собственными глазами. Но Токугаву,
как и всякого нормально мыслящего правителя, простыми рассказами, даже красочными, было
не пронять.
– Почему я должен вам верить? – вопросил он.
– Ты ещё потокугавкай на великого Бодхидхарму Одного Глотка! – запищали блохи
и двинулись на сёгуна боевым строем. Похоже, этого не ожидал даже Дракон, а Токугава приподнял правую бровь, что выдавало крайнюю степень удивления. Стражники не знали, что делать, тем более, что вслед за радужными блохами в бой рванулся чайник, издавая боевой свист.
Токугава милостиво изволил улыбнуться.
– Почти верю, – сказал он, – но пусть почтенный Бодхидхарма, если он, конечно, тот, за кого себя выдаёт, продемонстрирует мне дзэн одного глотка!
Я почувствовал, как по моей спине сбегают струйки холодного пота. В голове лихорадочно металась одна мысль: «Что делать?». В это время одна из блох, не принимавшая участия в атаке, подкралась и тихонечко потянула за бадейку, после чего исчезла в неизвестном направлении.
А у меня в голове раздался голос Дракона: «Скажи Токугаве, что своей милостью ты превратил воду во всех замковых колодцах в сакэ. А если не поверит – пусть идёт и убедится лично!». Правда, Токугава сам не пошёл, а отдал приказ, и через некоторое время весёлые стражники, спотыкаясь, приволокли несколько лоханок, до краёв полных отборнейшим сакэ. Сняв пробу с каждой лоханки, сёгун несколько подобрел. Маска невозмутимости растаяла и, пригласив нас с собой, он отправился лично инспектировать колодцы. Надо сказать, что инспекция несколько затянулась, так как инспектировать на голодный желудок военный правитель не пожелал. Возле каждого колодца нас ждали расстеленные циновки и накрытые лакированные столики. К концу инспекции мы уже были лучшими друзьями Токугавы. Он уговаривал нас погостить хотя бы до наступления нового года, объясняя, что ему даже по душам не с кем поговорить, а наследники только и ждут удобного момента, чтобы отправить его в лучший мир, а также интересовался, уважаем ли мы его. После того, как они с Нобутаро, обнявшись, водили хоровод вокруг очередного колодца и пели на два голоса песню о том, как шумел бамбук и сосны гнулись, он потребовал, чтобы Нобутаро поступил к нему на службу, и даже пытался подписать об этом указ. Но Нобутаро отвечал, что сейчас он состоит на службе у Фуроко-сан, и пока не имеет намерения менять хозяина. Токугава заметно расстроился, но Нобутаро вовремя напомнил ему о существовании пленницы, а также пообещал, что как только Фуроко-сан пожелает его отпустить, он непременно вернётся. На том и порешили, и Токугава тут же милостиво пожаловал ему новое благозвучное имя Шу-Ма-Хиро-сан и жалование в десять тысяч коку риса. На прощание Токугава предложил нам принять участие в суде над пленницей, но мы отказались, сославшись на неотложные дела.
Смеркалось, и Ледяной Монах поторопил нас.
– Пора идти, – сказал он, – если вы, конечно, не хотите попасть на похороны вашего друга.
Нам стало стыдно, потому что о Вечернем Вьюнке мы за последними событиями как-то уже успели позабыть. Проводить нас вышел весь замок. Благословив всех напоследок, наша весёлая компания покинула гостеприимный Эдо. К берегу моря мы добрались почти в полночь. Млечный Путь раскинулся перед нами, упираясь одним концом в берег перед нами, а другой его конец терялся где-то в небе над горизонтом. На берегу неподвижно стояли две фигуры.
– Кто это? – спросил Нобутаро.
– Это Идзанаги и Идзанами, боги, создавшие Ямато, настоящие стражи Небесного моста, – ответил ему Ледяной Монах.
– Приветствую вас, странники! – обратился к нам Идзанаги, – вам разрешено пройти
по Небесному Мосту. Нам ведома ваша цель. Но по небесному мосту можно пройти только пешком, так что вам придётся оставить вашу повозку здесь.
– Тогда я, пожалуй, останусь, – грустно промолвил Нобутаро, – не могу я без Ямато,
да и Токугава мне работу предложил. Без риса не останусь, да и повозка без меня заскучает. А вы себе в крайнем случае другую нарисуете. Береги себя, – обратился он ко мне, – ты ведь теперь Бодхидхарма. Жалко только, что вы бадейку с собой заберёте… Ну да ладно, у Токугавы колодцы глубокие.
Потом была трогательная сцена прощания с каждым, ведь никто не знал, встретимся ли мы ещё когда-нибудь. Нобутаро даже сложил прощальную хокку:
Прощаюсь с Басё,
Облачённым в рясё.
Встретимся ли ещё?
После этого все расчувствовались ещё пуще прежнего. Дракон на память о себе подарил-таки Нобутаро одну из своих блох, а Рыба нарисовал ему бадейку, строго наказав пользоваться ею только в исключительных случаях. Обняв нас по очереди, Нобутаро скрылся на повозке в ночном мраке, и только бренчанье блошиного сямисэна ещё какое-то время разносилось над берегом,
но затем смолкло и оно.
– Пора! – сказали в унисон Идзанаги и Идзанами, и я сделал шаг…
Часть вторая
Дзэн без правил
Глава 1
Долгий путь пройден,
За далеким облаком
Сяду отдохнуть.
Мацуо Басё
Месяцы и дни- путники вечности, и сменяющиеся годы тоже странники, впрочем, кажется, это уже было… Великое Начало – отдаленно и темно, и только на основе первоначальных учений познаем мы те времена, когда зачата была суша и порождены острова. Первоначало – далеко
и скрыто, и только опираясь на былых мудрецов, мы проникаем в те времена, когда порождены были боги и поставлены люди. И хотя медленный шаг и быстрый бег у каждого были разны; и хотя пышная роскошь и скромная простота у всех них были отличны; но не было ни единого, кто, созерцая старину, не улучшал бы нравы и обычаи, что уже приходили в упадок; или наблюдая современность, не восстанавливал бы законы и учения, что уже близились к исчезновению. И вот, узнаем мы о том, что прикреплено было зерцало и выплюнуты яшмы и что наследовали друг другу сотни царей; и что перекушен был меч и что рассечен был змий; и как потому умножались мириады божеств. Те, кто всю жизнь плавают на кораблях, и те что сменяют старость, ведя под уздцы лошадей, странствуют изо дня в день, и странствие им – жилище. И в старину в часто в странствиях умирали. Так и я, с каких уж пор, увлеченный облачком на ветру, не оставляю мысли о скитаньях.
С первыми лучами солнца мы спустились на землю Хоккайдо. Первое, что мы увидели, была зависшая в морозном воздухе неподвижная фигура с виду вполне благообразного старца.
– Это что, айны его отритуалили? – спросил Дракон.
– Нет, – отозвался Бумбуку и пустился в объяснения: – это великий даосский мудрец Винь Дао завис.
– И часто он так? – поинтересовался Дракон.
– Иногда по нескольку раз в день, – печально вздохнув, ответил Бумбуку, – сейчас упадёт
и начнёт отчёт в Небесную канцелярию строчить.
– А вылечить его можно? – осторожно спросил я.
– Нет, но его можно передвинуть, а потом снова поставить на то же место, айны называют это ритуалом «Переустановки Винь Дао». Он ничего и не заметит, правда, может потерять часть содержимого из своих карманов, но все эти вещи можно собрать и вернуть ему обратно. Он частенько что-нибудь теряет, и вообще он – большой растяпа. А ещё он страшно боится пингвинов, правда, я не знаю, кто это, он их называет Ли Ню Хами, а ещё сходит с ума по яблокам. Может целый мешок слопать (и куда в него только помещается?), а может и два.
Тут его речь была прервана возгласом «Я совершил недопустимую ошибку и буду закрыт
в императорской темнице до выяснения обстоятельств!» и последовавшим за ним звуком удара
о землю. Несмотря на видимую тщедушность, Винь Дао произвёл настоящее землетрясение,
хотя и маленькое. Но, сразу же вскочив на ноги, он прытко двинулся в нашем направлении.
– Только не давайте ему кисть и бумагу, – предупредил Бумбуку.
– А что будет? – заинтересовались мы.
– Ничего интересного, – пытался отмахнуться Бумбуку, но мы настаивали, и он обречённо вздохнул: – он сейчас начнёт описывать всё, что видит, и нас в том числе.
– Что-то вроде героической песни? – обрадовался Дракон.
– Не совсем, – шмыгнул носиком Бумбуку, – в том плане, что он, не имея в виду ничего дурного, рассекретит перед Князем Преисподней, да и не только перед ним, местоположение нашего отряда. Думаете, десять мириад Бодхисаттв смирятся с тем, что в их ряды затесался самозванец? Да ещё с демонической бадейкой впридачу?