Смерть на ногах
Джаспер Блэквуд был не особо приятным человеком. Он относился к тому типу людей, что больше походили на безупречно настроенный механизм, чем на человека. Одежда – всегда идеально выглажена и выстирана. Речь – поток сложных слов и фактов никак не связанных между собой. Всегда ухоженный и довольно симпатичный, но грубость, легкое высокомерие и дева в гороскопе навсегда отталкивали любого.
Он любил порядок. Его имя можно было бы вписать в словарь как синоним порядка. Ценность порядка была настолько велика для него, что любая угроза чистоте возмущала его. К угрозам в прочем могли относится как совершенно обычные вещи(забытая на тротуаре банка колы или крошки хлеба оставленные на столе), так и полностью неожиданные(одноклассницы, служительницы любви, да и в общем все женщины). Однажды это его настолько возмутило, что он решил посвятить всю свою жизнь наведению порядка.
Клиннинговая компания, неплохой дом в пригороде – все это маленькие частички его маленького идеального мира. Утром – кофе со сливками и свежая газета. Днем – дела компании, надзор за безупречностью каждого угла. Вечером – небольшая уборка, горячая ванна и крепкий сон. Но было кое – что еще в его маленьком мирке. Что – то грязное, темное и жестокое. То, чему не место в душе обычного человека. Этим чем – то были особые субботники примерно раз в месяц.
Синий Шевроле плавно скользил по улицам неблагополучных районов, выискивая мусор. Каждый раз у мусора было новое имя, история и лицо. Сначала шестнадцатилетняя Кэтрин Милш. У нее были невероятно красивые густые черные волосы, плохой отец и проблемы с наркотиками. Она оказалась внутри Шевроле будучи уже полностью в опьянении. Это даже к лучшему, ведь так ей было не так больно, когда ей по очереди отсекали конечности топором.
Вторая – Сьюзен Кларк двадцати трех лет. Она прожила дольше чем Кэтрин, ведь для своей столь низкой профессии имела довольно высокий интеллект. Ей удалось обмануть Блэквуда: тот был уверен, что она без ума от него. Он продержал ее в подвале три дня, моря голодом, прежде чем вывести на верхние этажи дома. Стоило ему уйти как Сьюзен попыталась сбежать. К сожалению это была проверка, и к сожалению смерть настигла и ее. Двадцать семь ударов ножом, большинство из которых пришлось на сердце.
Каждая жертва имела разную историю и разную смерть, но у всех был один и тот же конец: опушка леса, где их убийца часто бывал в детстве. Лес любил Джаспера. Лес уважал его и хранил его секреты. В лесу же он и пытался сейчас закопать свою последнюю на данный момент жертву.
Лиза Прайер была кроткой, хрупкой девочкой с золотыми волосами и небесно – голубыми глазами. За все свои двадцать лет она совершила всего четыре ошибки.
Во – первых, он родилась у Триши Прайер известной скандалистки и пьяницы. Во-вторых в девятнадцать лет она влюбилась в довольно симпатичного парня Ника. Он работал с ней вместе в небольшом магазинчике и она находила его улыбку милой. В – третьих, она отправила уж слишком откровенные фотографии своему парню. К сожалению, обворожительная у Ника была только улыбка. И как только они с Лизой расстались он позаботился о том, чтобы все соседи, друзья и родственники его бывшей увидели ее прелести. Ну и в четвёртых, Лиза так сильно хотела сбежать из родного города, что соглашалась на любую подработку. Каждый день, после смены кассиром, она закрывала магазин и шла помогать соседям за деньги. Обычно платили немного, а потому она сразу согласилась, когда мистер Блэквуд предложил ей довольно большую сумму за уборку на его чердаке.
Где-то в параллельной вселенной, Лиза Прайер совершает только три или две из этих ошибок и доживает до восьмидесяти в окружении любящей семьи. Два и три – хорошие числа. Но к сожалению, Лиза Прайер из этой вселенной собрала комбо из четырёх, а четыре – число смерти. Потому девочка с золотыми волосами и небесно-голубыми глазами умерла в двадцать лет от перерезанного горла. Потому сейчас, пока ее мать спала дома будучи пьяной, труп Лизы закапывали в сырой земле.
Джаспер Блэквуд уже убирал лопату в машину, как вдруг волосы на его затылке встали дыбом. Он всем своим телом и тем, что у него было вместо души ощущал приближение смерти. Это конечно было не в первые, но это впервые по-настоящему пугало. Убрав лопату в багажник, он решил успокоить нервы и закурил. Несколько минут он выпускал облака дыма в небо, пока не услышал странный шум. Воздух потяжелел раза в два, когда он понял, что оум исходит от только что закопанного им тела. Потушив сигарету, он схватил из машины топор и начал медленно двигаться на звук.
В последний раз он держал этот топор, разрывая Кэтрин на куски. Тогда инструмент казался продолжением его руки. Сейчас же, скользя в потной ладони, он будто так и наровил сбежать. Подойдя в источнику звука он увидел нечто невозможное: только что зарытый им труп вылез из могилы наполовину.
"Неужели выжила?" – пронеслось в голове. Он занес топор, но тот лишь упал из его рук с глухим стуком, когда девушка подняла голову. Глаза. Ее едко желтые глаза парализовали его как оленя парализует свет фар.
– Ах, люди, всегда можно рассчитывать на ваш теплый прием. – Было выплюнуто с раздражением.
Она постепенно вытаскивала ноги из ямы, пока он пялился на ее черные волосы и задавался вопросом:"КАКОГО ЧЕРТА ОНИ ЧЕРНЫЕ?!" Она уже твердо стояла на земле и отряхивала грязь с одежды(ВИДИМО ПЕРЕРЕЗАНОЕ ГОРЛО НЕ ТАКАЯ УЖ И ПРОБЛЕМА), когда он смог хоть что-то сказать. – Кто.... Что? Ну.... Или промямлить.
Она посмотрела на него с недоумением, а после с весельем в глазах. Подойдя вплотную к Джасперу, она с широкой улыбкой произнесла:
– Спасибо за столь симпатичное тело в столь хорошем состоянии. Серьёзно, в наши дни очень сложно найти более менее презентабельный труп! Она встала на носочки и коснулась своими ледяными губами его щеки. Поцелуй смерти ледянил его кожу. Девушка же грациозно (насколько грациозен может быть труп) прошла мимо него.
Мужчина был в ужасе. Приятный прохладный воздух замораживал тело. Поцелуй горел диким холодом, словно метка на коже. Ранее приветливый лес нависал громадной черной стеной. Все звери притаились. Из звуков было слышно лишь дыхание и биение сердца мужчины и шаги девушки.
– А кстати, Джаспер!
Он медленно повернул голову и вновь упёрся в ее дикие желтые глаза. В сочетании с милой улыбкой они смотрелись жутко.
– А ты знал, что здесь есть волки? На самом деле волков в этом лесу не было уже давно и это Джаспер знал как одну из истин мироздания. Но вой, раздавшийся в нескольких метрах от него послал мироздание к черту. Блэквуд в панике оглянулся вокруг, но ни машины, ни топора, ни девушки не было.
Джаспер Блэквуд испытал на себе боль и страх каждой своей жертвы. Он бежал в ужасе от своих преследователей, как от него бежала Сьюзен. Он с пеленой на глазах смотрел как его конечности отделяют от тело, как смотрела Кэтрин. И он умер от вскрытой сонной артерии, как умерла Лиза.
На следующий день волки из леса пропали вновь.
Санта Барбара
София дрожала от переполнявших ее чувств. Иден упрямо сверлил её спину взглядом. Ранее она кричала на него и просила уйти, но он стойко стоял на своём месте. Она не понимала: чего он хочет от неё? Она сказала, и он уже сделал достаточно. Иден убил её брата! Плевать на то, что было раньше, или что могло быть в будущем: он – убийца!
– София, послушай…
– И что ты мне скажешь, Иден?!
Несмотря на стойкий вид, он звучал отчаянно. По какой-то причине ей было ненавистно видеть его побежденным и слабым. Именно поэтому она перебивала его жалкий скулёж своим яростным негодованием.
– Что ты мне скажешь, Иден?! Что?! Нож вдруг обрёл сознание и решил самостоятельно зарезать моего брата?! Или, может, мой брат сам упал так, что случайно вспорол себе кишки?! Я устала от этого, Иден! Хватит терзать меня! Прошу, оставь…
Она была измотана этими эмоциональными горками. Иден Кэпвелл изводил её днём и ночью. Она любила его, нет, она его боготворила. Ей было плевать на его семью. Возможно, ей было бы плевать и на его судимость, но он убил её единственного брата, и она не могла это так оставить. Она его ненавидела. Но всё ещё любила…
– Как бы я хотела не встречать тебя никогда, – прошептала она, опускаясь на колени. Она чувствовала надвигающуюся истерику и, в попытке защититься, прижала дрожащие руки к себе. И вот произошло нечто неожиданное: в одно мгновение она прятала лицо в гуще своих медных волос, а в следующее – её губы уже сминали в отчаянном поцелуе.
– Поверь мне, София, прошу тебя. Я и пальцем не тронул твоего брата. Это был не я. Прошу, прошу… – шептал он дрожащим голосом, уткнувшись ей в плечо. Было так тепло, так хорошо в его объятьях.
– Я… Я…
– Иван Николаевич, имейте совесть!
Голос главврача перекрыл поток любовных клятв Софии. Тихонова Анна Сергеевна – миниатюрная брюнетка – стояла в дверях. Уголки её глаз и бровей были немного приподняты из-за туго затянутого пучка. Идеально собранные волосы, аккуратная одежда, бумаги, прижатые к груди, и строгий цепкий взгляд – всё это неизменные составляющие главного диктатора одной из казанских больниц. Несмотря на свою миниатюрность, она была способна напугать многих своих подчиненных. Но исключения всё же были, и один из них сейчас лениво валялся на больничной койке, уставившись в телевизор.
Иван Николаевич Ершов – один из лучших хирургов города, если не страны. Обладатель светлых кудрей, чёрных глаз, впечатляющего медицинского таланта и такого же впечатляюще ужасного характера. Казалось, ему было плевать на всех – он делал только то, что сам хотел: ругался с пациентами (в основном пожилого возраста), ворчал на нерадивых медсестёр и постоянно шёл начальству наперекор. Но самое удивительное – каждый раз пациенты просили именно его, и каждый раз он чудесным образом избегал увольнения.
Он работал здесь уже пятый год, и на протяжении всех пяти лет каждый раз вытворял что-то новое. Сейчас, например, он валялся в больничной VIP-палате и жевал орешки под дешёвые мыльные оперы. Видимо, его совершенно не заботило, что палата уже была занята. И, видимо, его также не заботил тот факт, что он должен сейчас находиться в своём кабинете и разгребать горы документации.
– Вы хоть понимаете, какие проблемы вас ожидают?!
Это уже выходило за все рамки. Анна Сергеевна и так была не в себе от злости, но внутри неё всё буквально вскипело, когда её лучший хирург лениво повернул к ней голову и осуждающе цыкнул.
– Ну и чего вы так разорались? Будьте тише! София вот-вот скажет, что любит Педро.
Он отвернулся обратно к телевизору и закинул арахис себе в рот. От такой наглости Анна Сергеевна на некоторое время впала в ступор.
– А, простите, хотите орешков? Полезно для здоровья! – Он протянул ей пакет, наполовину наполненный арахисом. Тихонова ощущала себя закрытой скороваркой: добавь ещё капельку давления – и рванёт.
– И… Извините, но это моя палата, я её оплатил… – раздался неуверенный тихий голос. Мужчина в самом расцвете сил пытался протиснуться в дверной проём.
– О, Михаил Юрьевич! Присоединяйтесь! Эдан вот-вот сделает предложение сестре-близняшке Софии! Хотите орешков? Очень полезно для здоровья! Ведь так, Анна Сергеевна?
Бум.
После того как Ершов был выведен из палаты за ухо, как нерадивый мальчишка, Анна Сергеевна отвела его в свой кабинет. Там она час ходила взад-вперед, высказывая подчинённому всё, что накопилось. Но как только гнев улетучивался, одного взгляда на мужчину хватало для новой вспышки бешенства. Он сидел, широко раскрыв глаза и словно не слушая её, зачем-то время от времени щёлкая пальцами. После каждого такого щелчка он недоуменно смотрел на неё так, словно её кожа вдруг стала зелёной.
В итоге, вся больница стала свидетелем взбучки нерадивого хирурга. И последующие после этого дня две недели низший медперсонал только и делал, что потешался над несчастным, у которого вычли десять процентов из зарплаты и поставили несколько дополнительных дежурств.
На всеобщее удивление, Ершов отнёсся к этому серьёзно и отработки свои не пропускал. И вот после очередной такой смены Иван Николаевич брёл домой. Он отработал двенадцать часов в больнице, а после час трясся в автобусе. Ещё десять минут пешком – и он сможет растечься лужицей по своей прекрасной кровати.
Позже он отругает себя за то, что не заметил необычную тишину большого города и то, как обычно тёплый ночной воздух холодил его тело. Но это будет потом. Сейчас же он на ватных ногах добрался до лифта и поднялся на пятый этаж. Открыл общую с соседями железную дверь, потом входную и расслабленно вздохнул, когда оказался дома.
Первым импульсом было лечь, но нужно было покормить Гиппократа. Ему не нужна ещё одна мёртвая рыба. Он сменил уже девять аквариумных рыбок за год, а ведь шёл только седьмой месяц! Каждый раз оказывалось, что работа в больнице и мольки рыб плохо сочетались. Из-за чего время от времени, приходя домой, он находил труп. Гиппократ десятый был упрямее остальных по той простой причине, что смог преодолеть стадию малька и даже подростка. Конечно же, здесь не обошлось без маленького чуда, но всё же.
Иван Николаевич наблюдал, как маленькая золотая рыбка счастливо нарезает круги в чудесным образом оставшейся чистой воде. Чешуя сверкала золотом, а хвост элегантно рассекал жидкость. Его всегда удивляло то, насколько эти крохи могут быть завораживающими.
Ну что такого особенного было в этих невежественных созданиях, живущих в таком же маленьком, как они сами, мирке и зависящих от его снисхождения? И всё же, каждый раз видя их, разговаривая с ними и помогая им, он впадал в трепетный восторг, словно был свидетелем чего-то невероятно редкого и прекрасного.
Он ещё несколько минут постоял, наблюдая, как красиво свет от фонарного столба на улице подсвечивает маленький мирок Гиппократа, и побрёл к своей кровати.
Квартирка его была небольшой однушкой с балконом и кладовкой. Он устало волочил ноги по тёмному коридору, когда вдруг всё его тело будто пронзило тысячами игл. Он остановился. Воздух в квартире вдруг стал спертым, с запахом гнили. Температура понизилась, а тьма перестала быть успокаивающей и уютной. По коже поползли мурашки, а сердце забилось чаще обычного. Всю усталость как рукой сняло – всё его тело приготовилось к бегству.
Несмотря на сигналы своего тела, мужчина постарался взять себя в руки. Он был врачом, его невозможно было этим напугать. В конце концов, медики видят смерть чуть ли не каждый день. А где смерть, там и она.
Он выпрямил спину, нацепил маску безразличия и смело шагнул в зал.
– Здравствуй, Азраэль.
Голос прозвучал холодно и безэмоционально, но даже у него дрогнуло сердце, когда два ярко-жёлтых глаза впились в него. Он не мог видеть её, но был уверен, что она там.
– Здравствуй, братец, как прошёл твой день?
Его сестра. Его жуткая младшая сестра, которая могла напугать самого дьявола. Он всё ещё не понимал, как в такой маленькой и аккуратной девушке помещается столько жути. Сквозь тьму он смог различить её силуэт. Она сидела идеально ровно, не шевелясь в кресле, в самом дальнем и затемнённом углу. Её глаза, словно маяки, горели во тьме. Маяки, зовущие на погибель.
– Неплохо, а твой? – отчеканив ответ, он ненароком посмотрел вниз. Там, на светлом линолеуме, имитирующем паркет, он увидел уже высохшие пятна от смеси грязи и крови. Она ждала его. Несколько часов она сидела с прямой спиной в кромешной тьме, не шевелясь и глядя в одну точку.
– Довольно увлекательно, должна сказать, – на фоне сделанного открытия её дружелюбный голос добавил ещё пару мурашек к бегающему табуну на его спине.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он довольно резко: ему не хотелось мусолить любезности больше необходимого. Её глаза скривились в ехидной улыбке. Удивительно, но теперь она выглядела ещё страшнее.
– Как грубо, Рафаэль.
– Не называй меня так! – резко рявкнул он. Плевать на хладнокровие. Никто не смеет его так называть! Это имя – клеймо. Одного только имени хватало, чтобы всё его тело объял жар, а в голове всплыли воспоминания: крики, мольбы, пустые, измученные и разочарованные взгляды. На секунду ему почудился запах пепла. Тьма, вокруг лишь тьма. А вдали огонь. Яркий, опасный, уничтожающий всё на своём пути. Жёлтый прямо как…
Прямо как глаза Азраэль. Она даже не шелохнулась! Просто смотрела на него всё теми же улыбающимися глазами. Жуть.
Он неловко кашлянул в кулак и попытался переступить через свой мимолётный срыв.
– Вернёмся же к моему изначальному вопросу. Что ты здесь делаешь… сестрёнка? – слова будто царапали наждачкой по горлу. Он должен сосредоточиться! В конце концов, с Азраэль всегда так: стоит с ней заговорить, как она тут же вытаскивает все твои худшие воспоминания, сожаления и страхи. Еще одна причина с ней не пересекаться.
Она наклонила голову вбок в недоумении и мимолётным движением пожала плечами.
– Дома слишком скучно. Михаил действует мне на нервы. Он слишком много о себе думает. Вот я и подумала: почему бы не навестить любимого братика?
Руки Ивана затряслись.
– Я не единственный твой брат на Земле. Так почему бы тебе не навестить Самоэля или Рагуила? Да того же Разиила в конце концов?
Она снова пожала плечами. Казалось, тьма стала не такой густой, и он мог пристально следить за ней. Глаза его сузились. Ладони сжались в кулаки. В ответ Азраэль элегантным движением подпёрла голову рукой и с интересом наблюдала за ним.
– Ты всегда был моим любимчиком.
Его челюсть свело, когда он смог различить её мёртвую улыбку.
После нескольких минут игры в гляделки Иван тяжело вздохнул. Бесполезно пытаться что-то выведать у самой Азраэль. Нужно искать окольные пути, но при этом нельзя позволить сестре путаться под ногами. Ладно, значит, игра в дурачка и гостеприимного хозяина. Он провёл ладонью по светлым кудрям и со смешком наконец включил свет.
– Ну что ж, мой дом – твой дом, сестрёнка!
Он смог натянуть дружелюбный оскал, но тот тут же сполз с лица. Помимо пятен на линолеуме, всё кресло было измазано в грязи. Азраэль была одета в грязные лохмотья, что когда-то были платьем. Всё её тело было в синяках, босые ноги были практически чёрными, а на шее виднелся огромный порез с запекшейся чёрной кровью.
Казалось, его рот перестал его слушаться. Руки снова задражали.
– В ванну живо! – гаркнул он, указывая в сторону двери. Она посмотрела на него, сбитая с толку. Точно, он забыл, что ангелы не пользуются душем и не спят к тому же.
Он устало посмотрел на неё. Теперь, под тёплым светом лампы, она не выглядела такой жуткой. Она больше походила на потерянного ребёнка, чем на воплощение смерти, которым и была.
– Ладно, давай почистим здесь всё.
Она энергично закивала. Он хотел оказаться поскорее в кровати, но было необходимо избавиться от запаха трупа в квартире. Тот факт, что Азраэль в качестве физической формы могла получать лишь грязные вонючие трупы, был ещё одной причиной её одиночества.
Он щёлкнул пальцами, и всё вокруг тут же засверкало от чистоты, в том числе и Азраэль. Запах мертвечины превратился в лёгкий запах лаванды. Она благодарно улыбнулась ему.
Он слишком устал.
– Делай что хочешь, только не укради чью-нибудь душу, пока я сплю, – пробормотал он, идя обратно к выключателю. Вдруг блеск чего-то серебряного привлёк его внимание. Браслет. Из рая. Должно сработать, но… Завтра. И, думая о древней вещице, он погасил свет.