Четыре дня на похоронах в сопровождении маленького оркестра бесплатное чтение

Пролог.

Вчера утром я узнал, что ушёл мой друг. Мне сообщили об этом по телефону, когда я работал над своей новой книгой. Надо сказать, это довольно странно – узнать о чьей-то смерти, когда ты пытаешься дать жизнь своему творению. Но жизнь полна таких вот странностей.

Я сидел за столом, в полутьме: за окном ещё не рассвело, но экран ноутбука освещал пальцы, замершие над клавиатурой. Четвёртая глава… Ох уж эта четвёртая глава! Казалось, я переписывал её уже сотни раз, но правильные слова всё никак не шли.

И тут – звонок. Он пронзил тишину, заставив меня вздрогнуть, будто ударило током. Телефон, который месяцами хранил молчание, вдруг затрезвонил в шесть утра. Растерявшись от столь раннего звонка, я машинально схватил телефон и ответил:

– Алло! – крикнул я в трубку.

В ответ была лишь тишина. "Возможно, мой крик сбил человека с мысли, и он забыл, зачем звонил," – подумал я. Тогда я сделал глубокий вдох, а после резко выдохнул и снова повторил, но уже совершенно спокойным голосом:

– Алло. Я вас слушаю.

– Это писатель Иван Потоев? – спросил красивый женский голос.

– Да, это я.

– Тогда боюсь, у меня для вас плохие новости.

Абсолютная дисгармония между смыслом сказанных слов и нежным, бархатным голосом, которым они были произнесены, повергла меня в ступор. Настоящий диссонанс.

– Прошу прощения, – сказал я после небольшой паузы. – Что вы сейчас сказали?

– Я сказала, что у меня для вас плохие новости. Ваш друг Михаил Герасимов вчера скончался.

Я снова замолчал, пытаясь переварить информацию. Но голос не стал ждать: на одном дыхании проговорил, когда и где пройдут похороны, и, не дожидаясь моих вопросов, повесил трубку, так и не представившись.

Что ж, не буду отрицать, после того звонка я сразу задался парой вопросов. Во-первых, почему меня вообще решили известить о смерти Михаила? Конечно, когда-то давно мы с ним дружили, но с тех пор лет тридцать прошло, и за все эти годы мы ни разу не виделись. А во-вторых, откуда голос взял мой номер телефона? Ответов ждать было неоткуда, и я вскоре вернулся к работе над книгой.

Вечером того же дня, когда мы с женой сели ужинать, она по традиции спросила меня, как прошёл мой день. В памяти сразу всплыл утренний звонок. Я рассказал ей о нём, и она тут же начала убеждать меня, что стоит съездить на эти похороны. Уж не знаю, с чего она так решила, но как бы я ни отнекивался, она уверенно стояла на своём.

– Да что с тобой такое?! – я стукнул кулаком по столу, но звук вышел глухим, скорее выражая моё бессилие, чем гнев. – Не видишь, не хочу я никуда ехать!

После этого она замолчала и сделала вид, что полностью погрузилась в телефон, но я знал, что это лишь затишье перед бурей. Я продолжил есть, но периодически всё же на неё поглядывать, ожидая неизбежного. Ждать долго не пришлось. Уже спустя несколько минут она перевела взгляд с телефона на меня, и на её лице появилась та самая, хитрая и чуть самодовольная улыбка, не предвещающая ничего хорошего.

– Готово, – её голос звучал на удивление спокойно, что меня сразу насторожило.

– Готово? Что готово? – я почувствовал, как напрягся.

– Билет тебе купила. На самолёт. Твой вылет завтра утром в 7:50.

– Какой ещё вылет? – я чуть не выронил вилку из рук. – Я никуда не полечу!.. Тем более так рано.

Но она решительно не собиралась со мной это обсуждать и, встав из-за стола, уверенно и строго произнесла:

– Нет, полетишь. Ты и так уже давно ни с кем не общаешься, а только всё пишешь и пишешь, уткнувшись в свой компьютер. Все люди вымрут на земле, а ты и не заметишь. Так что заканчивай ужинать и ложись спать. Я разбужу тебя в четыре утра.

Сказав это, она сразу же вышла из кухни.

– Эх, Ваня, Ваня… Надо всегда выключать звук на этом чёртовом телефоне, – пробормотал я тихо себе под нос и жадно стал доедать свой ужин.

С необычайной точностью, которой славятся лишь опытные жёны, ровно в 4:00, ни минутой позже, меня разбудил сильный толчок в плечо. Так как в семейной жизни моя супруга человек не новый, смысла притворяться мёртвым не было, тем более был риск, что этой ночью ей не очень хорошо спалось и за толчком в плечо мог следом прилететь удар. Поэтому я хоть и нехотя, но приоткрыл глаза и обнаружил руку, нависшую прямо над моим лицом. Я бегло осмотрел руку от локтя до запястья, а после посмотрел на кисть, что словно наконечник стрелы указывала мне в сторону окна. Я повернулся и увидел чемодан, стоящий у кровати.

– Тебе пора, – произнесла она таинственно и, как мне показалось, очень театрально.

И тут Шекспир сошёл с небес, подсвеченный лучами сквозь окно; он протянул мне маску драмы и повелел её надеть.

– Ну что же, дорогая, вот, видимо, и подошёл к концу наш брак. Наверное, не стоило вчера за ужином с тобой мне спорить. Теперь уж, думается мне, всё кончено, и жалкие попытки всё исправить заведомо обречены. Что ж, предлагаю ни о чём не сожалеть! Ведь было нам и хорошо, и плохо…

– Всё, Вань, остановись, – сказала она сонным, чуть хриплым голосом. – У тебя нет времени на шутки. Собирайся и вызывай такси.

Сказав это, она отвернулась и почти мгновенно засопела. Я резким движением скинул с себя одеяло, немного приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел в её сторону.

– Для хорошей шутки всегда найдётся время. И, между прочим, там дальше самое смешное было.

Но в этот раз она уже никак не отреагировала на мои слова, так как, разбудив меня, выполнила ту задачу, которую сама себе вчера и поставила, после чего снова погрузилась в сон. Что тут сказать, я поступил бы так же, если бы мог, но я не мог, и потому встал и начал собираться.

Мне казалось, я собираюсь молниеносно, но часы говорили обратное. Десять минут в душе превратились в полчаса – я был ошеломлен. Я выбежал из ванны и впопыхах по всей квартире стал собирать необходимые вещи. Нашёл носки, надел их, и стрелка прыгнула ещё на пять минут вперёд.

– Наверное, сломались, – сказал я, глядя на часы.

Но сверив их с настенными часами, увидел, что различий нет. Признаюсь, тут я стал паниковать. От страха опоздать на самолёт я начал суетиться, что, как мне кажется, замедлило меня ещё сильнее. В итоге, когда я собрался, то осознал, что времени на завтрак не осталось, и что давно пора мне вызывать такси. Что, собственно, я сразу же и сделал.

Буквально через пять минут я был уже в такси. Увидев мою нервозность, таксист старался ехать максимально быстро, и он действительно был мастер своего дела. К счастью, дорога в это раннее утро была почти пуста, благодаря чему поездка заняла в два раза меньше времени, чем я рассчитывал.

Заплатив таксисту и поблагодарив его за понимание, я побежал на регистрацию в надежде, что она ещё не закончилась. Только когда я увидел людей, стоящих возле стойки, над которой висело табло с номером моего рейса, я наконец-то выдохнул. Пожалуй, следующие несколько часов, которые включают в себя ожидание вылета и сам перелёт, я с вашего позволения пропущу. Скажу лишь, что я летел в Сочи, и полёт прошёл успешно.

Приземлившись в сочинском аэропорту, я сразу же отправился на улицу и сел в первое же такси. Только оказавшись на заднем сидении, я вдруг понял, что совершенно не представляю, куда мне ехать. Прекрасный и таинственный голос сообщил лишь название города, где пройдут похороны Михаила, но почему-то забыл упомянуть конкретный адрес. Я сидел и в мыслях ругал себя за то, что до этого момента ни разу не задался этим вопросом. Ровно, как и вопросом о том, что думает таксист о странном, молчащем пассажире на заднем сидении.

– Мы куда-то поедем или вы сели дух перевести? – спросил меня таксист каким-то до боли знакомым голосом.

– Не знаю, – ответил я.

– Что значит, не знаю? Куда ехать, дорогой?

– Наверное, на кладбище, – произнёс я неуверенно.

Он повернул голову в мою сторону и удивлённо на меня посмотрел. Но моё удивление в этот момент было куда больше. Хотите верьте, хотите нет, но лицо этого таксиста было точной копией Иосифа Сталина, отчего мне тут же стало не по себе.

– Уж не знаю, товарищ пассажир, что у вас там случилось, – начал он говорить голосом и в манере самого Сталина, – но на кладбище вы и в своём городе могли бы съездить. Тем более что в наших кладбищах нет ничего выдающегося.

– Что? Нет! Вы не так меня поняли, – произнёс я, словно оправдываясь перед ним. – У меня друг умер, и я прилетел к нему на похороны. Вот только я не знаю, на каком кладбище они состоятся, – сказал я и тут же добавил: – Уверяю вас, я не сумасшедший.

– Рад это слышать, товарищ, – произнёс он с холодным, как сталь, голосом.

– И я рад… ну… что сказал это. Просто вы…

– Похож на Сталина?

– Да.

– Так это всё для вас делаем. Для туристов.

– Что ж… это у вас здорово получается. Очень достоверно, я бы сказал.

– Благодарю. Стараемся, – он слегка, почти еле заметно, улыбнулся. – А как друга-то вашего звали?

– Михаил Герасимов, – ответил я.

– Какая знакомая фамилия, – он не на долго задумался. – Ладно, посидите. Попробую вам помочь.

Он вышел из машины и пошёл к небольшой компании таксистов, что стояли возле урны и курили. Подойдя к ним, он тоже закурил. После они о чём-то поговорили пару минут, а затем один из них достал телефон и стал куда-то звонить. Закончив разговор, он что-то сказал моему таксисту, и тот направился обратно к машине.

– Я узнал, где будут похороны вашего друга, – объявил таксист, садясь в машину. – Ну что, поедем?

– Да, конечно, – радостно выдохнул я с явным облегчением. – И спасибо большое за помощь.

– Не стоит благодарностей.

Но перед тем, как тронуться, таксист посмотрел на меня через зеркало заднего вида и произнес заученную фразу, которую он явно повторял несчетное количество раз:

– Добро пожаловать в Сочи. Надеюсь, вам у нас понравится.

– Уверен, так и будет, – автоматически согласился я.

Во время поездки я всю дорогу словно завороженный смотрел в окно, с интересом наблюдая за тем, как тяжёлые тёмно-синие тучи, совершенно неожиданно появившиеся из-за гор и двигающиеся в сторону моря, стремительно затягивали небо, превращая ещё только начавшееся утро в глубокую ночь. Это было поистине волшебное зрелище, скажу я вам. Как и не менее волшебно выглядели те немногочисленные лучики света, что местами пронизывали собой это толстое, плотно набитое тучами одеяло, напоминая всем о том тёплом солнце, что теперь было скрыто от наших глаз. Всё это вкупе с бескрайней морской гладью и со вскоре начавшимся мелким дождём создавало просто невероятную картину, которую мне посчастливилось наблюдать на протяжении всей поездки от аэропорта до кладбища, которая, к слову, заняла почти сорок минут.

Оказавшись на месте, я ещё раз поблагодарил таксиста, без чьей помощи мой прилёт в Сочи оказался бы напрасным, а после заплатил ему целое состояние и вышел из машины.

Не прошло и минуты, как такси уже скрылось за поворотом, оставив меня одного перед входом на кладбище. Не понимая, куда мне идти, я первое время просто стоял и смотрел по сторонам в поисках несуществующего указателя, показывающего направление к месту, где проходят похороны Михаила, которого, разумеется, нигде не было.

Войдя на территорию кладбища, я довольно скоро приметил вдалеке большое скопление людей, подойдя к которым, узнал, что это и есть похороны Михаила. Надо сказать, что людей было так много, что поначалу я даже не мог найти себе места, откуда мне был бы виден гроб, но, оглядевшись, я заметил чуть в стороне большой, высокий пень и решил встать на него.

Стоя на пне, я наблюдал за тем, как люди, не отрываясь, смотрели на гроб, внимательно слушая то, что говорил священник. Признаюсь, я не очень разбираюсь в церковных обрядах, и поэтому всё, что могу сказать о происходящем в тот момент, так это то, что священник проводил какой-то ритуал и произносил какие-то слова.

В это время неспешно и совершенно безразлично ко всему происходящему моросил тёплый, осенний дождь. Он никому не хотел мешать и шёл почти незаметно. Вот только резкий, игривый и очень жизнерадостный ветерок был явно этим недоволен и, желая привлечь к себе всеобщее внимание, брызгал дождевыми каплями присутствующим в лицо. Но опечаленные смертью Михаила люди, казалось, совсем не замечали этого и только изредка смахивали дождевые капли с лица, а после этой же рукой успешно защищали от дождя и ветра пламя свечи, которую они держали в другой руке. Я обратил внимание, что большинство людей смотрели на пламя и о чём-то думали. "Наверное, они прокручивали у себя в голове те тёплые воспоминания, что были связаны у них с Михаилом," – подумал я и решил, что тоже мог бы что-нибудь вспомнить о друге. К сожалению, я был одним из тех немногих, у кого не было свечи, из-за чего я почему-то чувствовал себя очень неловко. Тогда я стал смотреть на свечу рядом стоящего со мной человека. Видимо, из-за того, что мы давно не виделись с Михаилом, воспоминания о нём давались мне с трудом, и вскоре я просто стал смотреть на то, как горит свеча. Занятно было наблюдать, как старательный огонь усердно плавил воск, который, скользя по свечке, срывался вниз на мокрую землю, где, издав предсмертный стон, испускал душу, устремлявшуюся столбиком дыма вверх и растворявшуюся в воздухе. "В каком же дивном мире мы живём", – подумал я. Вокруг все что-то делают и издают звук: скромный дождь, озорной ветер, жаркий труженик-огонь. Казалось, лишь земля смиренно нас терпела и, не издав ни звука, готовилась принять в свои объятья тело Михаила.

Как только священник закончил свой ритуал, к гробу тут же подошли четверо крепких мужчин, которые быстро, но при этом очень аккуратно опустили гроб в могилу, к которой сразу после этого подошла высокая, стройная женщина с прекрасными рыжими волосами. Она засунула руку в карман своего элегантного чёрного пальто и что-то оттуда достала. Я присмотрелся и увидел, что это был чистый белый лист бумаги, который женщина, не торопясь, расправила и бросила на крышку гроба. Пару минут она стояла и смотрела на этот чистый белый лист, а после сделала несколько шагов назад и что-то сказала мужчинам, что ранее опускали гроб. Мужчины с той же оперативностью взяли в руки лопаты и стали активно кидать землю. Спустя время их стараниями вырос маленький холмик, который тут же укрыли венками. Я был уверен, что вскоре после этого все начнут расходиться, но люди поделились на группы и стали о чём-то разговаривать.

Будь я открытым и жизнерадостным человеком то, как минимум улыбнулся бы той комичной ситуации, в которой я без всякой на то причины продолжал стоять на большом высоком пне, прямо посреди кладбища в окружении большого количества незнакомых мне людей. Но так как я не был открытым и жизнерадостным, а вместо этого был глубоко убеждённым и совершенно не социальным интровертом, то чувствовал себя полным идиотом в этой ситуации, за что сильно злился на жену, считая абсолютно естественным для себя винить в этом именно её.

Когда же я, благополучно покинув свой пьедестал, первым делом бегло пробежался взглядом по лицам присутствующих, ища то самое лицо, с которым я бы мог поговорить о Михаиле. Но так как я здесь никого не знал, то мой выбор пал на рыжеволосую женщину, чьё лицо я до сих пор не видел, так как всё время она стояла ко мне спиной. Я подошёл и чётким, уверенным голосом поздоровался с ней. Она плавно и неспешно повернулась, и я, увидев её лицо, уверовал в Господа. Никакой большой взрыв и эволюция не смогли бы создать такую красоту, какой обладала эта девушка, ведь на вид ей было лет двадцать не больше.

Даже не знаю, как описать то состояние, в котором я находился следующую минуту. Моё тело перестало мне подчиняться, мозг словно сжали тиски. Я хотел что-то сказать, но не мог произнести ни слова, ни звука. И вдруг эта рыжеволосая девушка положила мне свою руку на плечо. Вокруг всё стало расплываться. В коленях появилась дрожь, и ноги стали ватными. Я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание. Тут резко и очень сильно она сжала моё плечо. Сердце резко ускорилось, и зрение вновь стало чётким. Я почувствовал, как мозг в моей голове будто било током со всех сторон, и все ощущения в моём теле вдруг стали возвращаться обратно.

– Что это было? – спросил я, глядя на неё своими напуганными и оттого неестественно широко раскрытыми глазами.

– Простите, я не знаю, – ответила она. – Я обернулась на ваш голос, и тут вы как-то резко побледнели. У вас быть может, что-то заболело?

Я положил правую руку себе на грудь, а левую на живот и, закрыв глаза, попытался прислушаться к своему телу, но ничего не почувствовал. Да и вообще я знал, что со здоровьем у меня всё было в полном порядке.

– Нет, – ответил я. – У меня ничего не болит.

– Не знаю, что и делать, – произнесла она шёпотом, так словно ей было неловко за это. – Я никогда до этого момента не оказывалась в подобных ситуациях.

Она слегка наклонила голову, задумавшись на мгновение. Затем на её лице появилась милая улыбка, и, подняв голову, она вновь посмотрела на меня.

– А хотите, я воды вам принесу?

– Воды? Ах, точно! – вдруг осенило меня. – Я ведь не завтракал сегодня и выпил утром лишь стакан воды. Что ж, видимо, от голода-то мне и стало плохо.

– Ну, так давайте поедем куда-нибудь и поедим, – тут же предложила она с той желанной, но совершенно недоступной для меня лёгкостью.

Признаюсь, я не ожидал такого предложения и оттого молчал, не зная, что ей ответить.

– Что-то не так? – спросила она, не понимая причину моего молчания.

– Вы знаете, – начал я слегка протяжным и неуверенным голосом, – мне не хотелось бы вас сильно отвлекать от ваших дел, а их наверняка у вас немало на сегодня.

Она заулыбалась.

– Ну что ж, вам сильно повезло, ведь у меня нет больше дел на сегодня. И вы совсем меня не отвлекаете. Ну, так что скажете?

– Скажу… что в таком случае я с удовольствием приму ваше предложение.

– Отлично, – сказала она радостным голосом. – Тогда поехали. Я знаю одно хорошее местечко на пляже.

И вот я снова был в такси и снова куда-то ехал. В пути я размышлял о том, что в этот день я больше времени провёл в дороге, чем в тех местах, что были моей целью. В реальности же эта мысль меня нисколько не заботила, но дать отпор – остановить её – я, к сожалению, был не в силах. Вы скажете: "Какая глупость! Ехать в одной машине с той, кого прекраснее не видел, а самому думать о потраченном времени в пути". И вы правы, это глупость. Но что поделать, если мысли в моей голове подобны кузнечику? Захочет – прыгнет, спрячется в траве подсознания и стрекочет противно, нудно, монотонно, а потом – прыг, и словно не было его. Так и сейчас произошло: стоило такси остановиться, как мой кузнечик испарился.

Наша поездка закончилась возле небольшого пляжного кафе. Это было вполне обычное, ничем не примечательное место, и я поначалу не понял, почему выбор пал именно на него. Мы вошли внутрь, сели за столик, выбранный моей спутницей. Когда официант принял наш заказ и ушел, рыжеволосая незнакомка обратилась ко мне.

– Видите? – спросила она, указывая рукой на что-то за окном. – Вон то большое…

Я посмотрел в окно и увидел там дерево, которое, надо сказать, невозможно было не заметить, так как оно действительно было довольно большое. И тут мне стало ясно, что мы не случайно сели именно за этот столик.

– Да, вижу, – ответил я. – Но не пойму, что должен в нём разглядеть? По мне так дерево как дерево.

– Терпение. Я всё сейчас вам объясню. Вот только у меня к вам есть ещё один вопрос. Что знаете вы о вейкбординге?

– Немногое. Так… видел как-то раз по телевизору в какой-то передаче.

– И как? Понравилось?

– О да. Особенно мне нравится момент, когда верёвка вырывается из рук, и человек эпично погружается под воду.

– Вы правы, – произнесла она смеясь. – Момент действительно забавный. Но я вас вот к чему вела. Представьте, в недалёком прошлом вы прилетели бы на отдых в Сочи и оказались здесь. На этом пляже. И вдруг вам захотелось научиться кататься на вейкбординге, – Она взяла небольшую паузу, словно хотела дать мне время, чтобы я мог представить ту ситуацию. – То, как вы думаете, – продолжила она, – куда бы вы пошли?

– Ну и вопросики у вас. Откуда же мне знать?

Она подняла брови и кивнула головой в сторону окна. Я задумался.

– Возможно, к дереву, что за окном, – произнёс я неуверенно.

– Вот именно! Ведь прямо под этим деревом весь туристический сезон была палатка, где всех желающих готовы были научить кататься на вейкбординге. И знаете, кто был бы вашим инструктором? – спросила она и тут же сама ответила. – Наш с вами общий друг, Михаил.

– Как Михаил? Да ну не может быть такого. Инструктором? Поверить в это не могу.

Я перевёл взгляд на дерево за окном и стал на него смотреть.

– Не получается представить? – в её голосе слышалась лёгкая, довольная улыбка.

– Нет, знаете, стараюсь, но никак. Тот Михаил, которого я помню, совсем не клеится с тем образом инструктора, сидящего под деревом, о котором вы мне говорите.

– И, тем не менее, он был инструктором, хотя он был не только им.

Я тут же захотел спросить, кем он ещё был, но в этот момент к нашему столику подошёл официант, который принёс нам наши напитки. Так странно, но я лишь в тот момент понял, что мы с рыжеволосой девушкой до сих пор не знакомы.

– Меня зовут Иван, – сказал я сразу, как только официант отошёл от нашего столика.

– Приятно познакомиться, Иван. Меня зовут Лили.

– Ну что же, выпьем за знакомство? – спросил я, поднимая свой бокал.

В ответ она кивнула и, сделав маленький глоток, поставила бокал на стол. Я же, мучимый жаждой, выпил почти всё, что было в моём бокале.

– Лили, скажите… – начал я не уверенно. – А как он умер?

– Несчастный случай, – она едва слышно вздохнула. – Он оступился и упал с обрыва.

– С обрыва? Ужас.

– Как знать. При вскрытии у него обнаружили рак в последней стадии. Так что этот несчастный случай, возможно, спас от тех мучений, что ждали его впереди.

– Понятно… Смерть просто выбирала, как его забрать, да? – пробормотал я с горькой усмешкой, чувствуя, как внутри всё сжимается.

– Смерть не страшилка, а лишь напоминание, что ценен каждый вдох, – Лили взглянула на меня с мягкой, но далёкой улыбкой. – И Михаил… он умел ценить каждый из них.

И следующие полчаса я с интересом слушал, как Лили восторженно рассказывала о Михаиле. Мне было очень приятно слышать от неё такие тёплые слова о нём. Одновременно с этим, мне было очень жаль того, что я не знал Михаила, о котором рассказывала мне Лили. Словно это был другой человек. О чём, собственно, я и сказал ей, как только она закончила.

– Я понимаю вас, Иван. Два наших Михаила довольно сильно контрастируют друг с другом. Но, уверяю вас, мы с вами говорим об одном и том же человеке. Вы можете мне верить – я знала их обоих.

– Обоих? – спросил я удивлённо. – А как давно вы с ним знакомы?

– Хороший вопрос, – сказала Лили и тут же задумалась.

Легко и нежно, словно шёпот ветра, её взгляд опустился на стол, скользя по его поверхности, как одинокий лист на воде. Её брови – два изящных крыла чайки, мягко истончающиеся к вискам, то поднимались – морщиня лоб, то опускались – разглаживая его, подобно приливным волнам: нагоняющим пену на песчаный берег и уносящим её обратно в море.

Мне было неловко, но я не мог оторвать от неё взгляд. В ней всё было прекрасно, но больше всего меня поражали невероятной красоты изумрудные глаза, которые словно вспыхивали, как только свет падал на них.

В какой-то момент её взгляд, словно змея, пополз к моему бокалу и замер. Она прищурила глаза, улыбнулась так, будто что-то вспомнила, и подняла взгляд на меня.

– Вы знаете, так много лет прошло, что у меня никак не получается их сосчитать. Но вот сам день моего знакомства с Михаилом я помню хорошо. Это было накануне того дня, с которого начались те события, что навсегда изменили его жизнь.

– И что же это были за события? – спросил я, облокотившись на стол.

Лицо Лили засияло от моего вопроса.

– Ох, как бы мне хотелось вам рассказать об этом. Но это слишком длинная история, чтобы начинать её сейчас. Вы только не торопитесь расстраиваться, ведь у меня для вас есть и хорошая новость.

– Какая же? – спросил я с любопытством.

– У Михаила был дневник.

– Какой дневник?

– В котором он подробно описал те самые события.

Такого поворота, признаюсь, я не ожидал. Тот Михаил, которого я знал, уж точно не стал бы вести дневника. А если этот Михаил, который был мне незнаком, и правда, вел дневник, то почему он у Лили? Насколько же они были близки? Пока все эти вопросы крутились в моей голове, Лили ещё наклонилась в мою сторону и спросила:

– Хотите его увидеть?

– Да! Да! Конечно, хочу! – громко и, пожалуй, слишком эмоционально произнёс я в ту же секунду, забыв про все вопросы, что были до этого в моей голове.

– Что ж, – сказала она, – тогда вам придётся меня проводить до гостиницы, в которой я остановилась. Дневник у меня в номере. И если хотите, мы можем прямо сейчас пойти за ним?

Несмотря на то, что я почти сразу же дал ей положительный ответ, всё же мысль о том, что мы можем оказаться с ней наедине в её гостиничном номере, тревожила меня. Я прекрасно понимал, как непросто устоять перед такими девушками, как Лили, даже если ты уже решил, что между вами ничего не будет. Это и вызывало тревогу: я очень не хотел оказаться в ситуации, которая могла бы разрушить мою семью и привычный образ жизни. К счастью, все эти опасения были лишь плодом моего воображения, так как со стороны Лили никаких, по крайней мере, очевидных, намёков не было.

Расплатившись и покинув кафе, которое уже не казалось мне обычным и непримечательным, мы отправились за дневником. По просьбе Лили я согласился добираться до гостиницы пешком, хоть она и предупредила меня, что путь до неё неблизкий. Всё же я счёл, что этот вариант для меня предпочтительнее, чем тот, в котором мне вновь пришлось бы оказаться на заднем сиденье такси.

Даже не знаю, почему так получилось, но за всю дорогу до гостиницы мы не сказали друг другу ни слова. Пожалуй, мне даже нравилось, что мы шли молча, и я, не будучи задействован в очередном диалоге, мог просто наслаждаться той свежестью, после дождя которой были щедро наполнены сочинские улицы. Что до моей спутницы, на которую я, конечно же, не забывал периодически поглядывать, то она всю дорогу с неподдельным интересом разглядывала людей, что встречались нам на пути.

Когда же мы добрались до гостиницы, не доходя буквально несколько шагов до входа, Лили вдруг остановилась и посмотрела на меня.

– Вы не обидитесь, – спросила она, – если я попрошу вас подождать меня на улице, пока я поднимусь за дневником в свой номер?

– Обижусь?! Конечно, нет, – ответил я с каким-то очевидно наигранным безразличием, да ещё и зачем-то так широко раскрыл глаза, словно я актёр, мечтающий получить награду в номинации "худшее удивление за всю историю кинематографа".

Лили улыбнулась.

– Ну вот и здорово. Я быстро.

И уже через пару секунд я стоял и смотрел на то, как вслед за ней плавно и довольно эффектно закрывалась большая и очень красивая парадная дверь гостиницы. Признаюсь, как только она ушла, я тут же выдохнул с облегчением. "Как здорово, – подумал я, – что всё так удачно вышло."

Оставшись один, я наконец-то расслабился, и чтобы как-то убить время ожидания, стал рассматривать окружающие меня пейзажи, которые, надо признаться, смотрелись довольно блёкло на фоне поистине роскошного фасада гостиницы. Правда, делал я это недолго, так как уже через пару минут Лили вернулась, держа в руках тот самый дневник.

– Вот держите, – сказала она и протянула его мне.

Я был так взволнован, что, только кивнул ей в ответ.

– Можете оставить дневник себе, – добавила она.

– Ну что вы, как я могу? Уверен, что он очень дорог вам.

– О нет, – ответила она, – к вещам я абсолютно равнодушна. Мне дороги лишь их владельцы. Так что берите и делайте с ним всё, что сочтёте нужным.

– Тогда позвольте мне за это вас ещё раз поблагодарить и… да… ещё, конечно, за компанию, что вы сегодня мне составили.

– И вам, Иван, спасибо. Теперь, я думаю, нам пора прощаться. Уверена, что вам уже не терпится почитать дневник.

– Да, так и есть, – ответил я и крепко сжал его в руках.

Не помню, как именно мы разошлись, но помню, как почти бегом добирался до гостиницы, в которой моя заботливая жена заранее забронировала мне номер. Это была не такая роскошная гостиница, как у Лили, а вполне обычная, я бы даже сказал, среднего качества. Но меня это совершенно не беспокоило в тот момент.

Заполнив все необходимые бумаги и получив ключи, я быстро поднялся в свой номер. Едва скинув ботинки, я тут же опустился на кровать и жадно принялся читать страницу за страницей. То, что я прочитал, сильно меня впечатлило. Это были не просто записи, а настоящие мемуары, которые я, в свою очередь, решил преподнести вам в виде повести.

Однако, дочитав до конца, я столкнулся с тем, что концовка последней главы оставила у меня больше вопросов, чем ответов. Думаю, и у вас возникнут те же вопросы.

Сначала я решил, что Лили сама дописала концовку. Я даже пошёл к ней в гостиницу, чтобы спросить об этом, но сотрудник на ресепшене сказал, что она уже выехала. После долгих раздумий я решил оставить всё как есть. Пусть каждый решает сам, где здесь правда, а где чужая фантазия. В конце концов, разве не так устроена вся наша жизнь?

Глава 1.

28 августа 2004 года. Эта дата выжжена в моей памяти, будто клеймо. До этого дня моя жизнь напоминала замкнутый круг: одни и те же улицы, те же тусклые мысли, бесконечное ожидание чего-то, что так и не приходило. Годы растворялись в этой бесцветной рутине, словно сахар в холодном чае. Но всё изменил один телефонный звонок.

Каждый раз, вспоминая тот день, я не перестаю удивляться тому, как всего один звонок смог запустить целую цепь событий, которые впоследствии так кардинально изменили меня. Сложно представить, но уже через месяц я стоял на вокзале с билетом в один конец, где меня ждала совершенно новая жизнь, в которой не было ни одного знакомого лица из прошлого.

Сейчас, спустя годы, я вдруг осознал, что обязан рассказать эту историю. Не из ностальгии – а потому, что она, как горящий факел, может осветить и ваш путь.

Кто-то закроет эту страницу со вздохом: «Нет, уж лучше знакомые тени, чем неведомый свет». Что ж, спорить не стану – страх перед переменами сильнее страха перед пустотой. Но если в вас ещё теплится хоть искра беспокойства, если вы хоть раз ловили себя на мысли, что живёте «не своей жизнью» – вот вам моя история.

В прошлом я жил в огромном, шумном городе, который давал мне бесчисленные, но ненужные возможности, забирая взамен единственное, что было по-настоящему ценно, – моё время. Каждое утро он бросал меня, словно уголь, в свою ненасытную печь, где в течение дня выжигал из меня всю необходимую ему энергию, а после выплёвывал меня обратно в мою крошечную съёмную квартирку, больше похожую на собачью будку. Почти каждый вечер мой день догорал на тесной кухне, под монотонный шёпот маленького телевизора.

Что до меня, то мой портрет довольно заурядный: брюнет с карими глазами и средним ростом. Фигура правда крепкая была – тут и генетика сыграла, да я и в спорте с детских лет. Предпочитал в одежде: футболки, джинсы, кеды. Ну, в общем, как и говорил – портрет довольно средний.

Во мне из «выдающегося» тогда был только нос, а список гордостей могла возглавить лишь пышная копна волос. Конечно, это просто шутки, но что ещё мне остаётся, ведь в те двадцать пять лет я мало что из себя представлял. Всё, что у меня было на тот момент, – старенький автомобиль да диплом в области менеджмента. Хотя признаюсь, что моё высшее образование никогда не являлось предметом моей гордости, так как из университета я помнил лишь то, как писать шпаргалки. Правда, надо отметить, что слово «менеджмент» всё-таки присутствовало в моей жизни, ведь в то время я работал менеджером по продаже офисной техники. Ох, и весёлая же это была работка. До сих пор удивляюсь тому, как каждое утро из навязанных мне моим поколением ценностей и привитой обществом зависимости от денег я умудрялся синтезировать искусственный энтузиазм, на котором после как сумасшедший носился весь день от одного потенциального клиента к другому в надежде хоть с кем-нибудь из них заключить хорошую сделку. Но везло мне в этом нечасто. Видимо, что-то я делал не так. По крайней мере, так считал мой босс. Что же до меня, то я вообще не понимал, что делал.

Пожалуй, единственное, что меня тогда хоть как-то радовало в жизни, – это мои друзья. Они, конечно, не были гордостью моего поколения, но точно были его отражением. Интересовались они абсолютно всем, от чего считали себя всесторонне развитыми личностями. На первый взгляд звучит неплохо, но вот проблема в том, что знания их были весьма поверхностные. Оттого почти любая их беседа сводилась к вбрасыванию какого-нибудь неоспоримого факта, ну или чьей-нибудь умной мысли, а после уж они несли всякую ахинею или, вернее сказать, выдавали за истину абсолютно ничем не подкреплённую отсебятину.

Но было в них и то, в чём невозможно не отдать им должное, – их сумасшедшая целеустремлённость и фантастическая работоспособность. Их девиз состоял из одной фразы: «Во что бы то ни стало добиться своей цели». А цели их поистине были огромны. Стоит сказать, что и работали они соизмеримо своим целям. А если быть ещё точнее, то вся их жизнь сводилась лишь к работе. И я уверен, что они смогли бы многого добиться, если бы не эта их постоянная спешка, – им как нельзя лучше подходила ещё одна фраза: «Пятилетку за три года, миллион за месяц». И в этом, думается мне, им стоит только посочувствовать: очень нелегко жить в нескончаемой погоне за деньгами, карьерой и успехом. Но что поделать? Они иначе не могли. Их непомерные амбиции ни за что не позволили бы им остановиться и перевести дыхание, какими бы последствиями им это ни грозило. Как итог – жизнь в ощущении давления со всех сторон, бессонница и постоянный стресс. Конечно, они никому этого не показывали. На публике, где их никто не знает, они вначале сдержаны, крайне приветливы и нарочито доброжелательны, а как освоятся, то тут, минуя искренность, стремительно впадают уж в другую крайность, где царит фальшивая открытость и резко гипертрофированная болтливость.

Вообще мои друзья были людьми весьма общительными. Порою даже слишком. Они, так сказать, лидеры, что тащат за собою всех и даже тех, кто их об этом не просил. И тут нетрудно догадаться, что это нравилось не всем. А так как ругань, драки и скандалы для них сродни дурному тону, то неизменно каждый раз они внимательно следили за чертой, которую во избежание проблем старались не переступать.

Их было двое: голубоглазый Влад и кареглазый Боря. Влад ростом был с меня, фигура средняя, чуть узковатые плечи. Слегка картавил и всегда ходил вразвалку. Имел соломенный цвет волос и был большим любителем футбола. Борис же сильно отличался. Он был русый, довольно полноват и ростом ниже нас. Любил шутить, но только не о деньгах.

Мы подружились ещё на первом курсе университета, а после всю учёбу были неразлучны. Но после выпуска мы стали видеться гораздо реже, ведь, как я говорил чуть выше, для них вся жизнь сводилась лишь к работе. Правда, была у нас одна традиция, которую мы никогда не нарушали. Каждую субботу, что бы ни случилось, мы обязательно собирались у Бориса на даче. На деле это был своеобразный день отчёта о достижениях и неудачах за неделю, но Влад настаивал на том, чтобы мы называли наши встречи собранием клуба будущих миллионеров.

Так вот, во время всей учёбы и после её завершения где-то года два нас в этом клубе было только трое. Пока в июне 2003-го года Влад не привёл к нам свою Веру, с которой он начал встречаться где-то за месяц до этого. Мы с Борей относились к ней терпимо – радовало, что наши встречи с её появлением несильно изменились. Всё дело в том, что Вера была довольно безобидным и тихим участником еженедельных собраний, настолько тихим, что иногда мы и вовсе забывали о её присутствии. Да это и неудивительно. Каждую субботу она неизменно садилась в просторное мягкое кресло, что стояло в углу комнаты, в которой мы собирались, и тут же словно проваливалась в мир своих тайных, сокровенных мыслей, из которого возвращалась весьма нечасто. Единственное, что она делала время от времени, так это теребила концы своих жидких и чёрных, как смоль, длинных волос, что, надо сказать, весьма невыгодно подчёркивали её округлое и слегка болезненное лицо. И всё это сопровождалось таким отсутствующим взглядом, чем-то напоминающим мне взгляд дохлой рыбы, в котором можно было одновременно увидеть как всю глубину, так и всю пустоту наших стремительно проносящихся жизней.

Когда Вера всё же вставала, чтобы немного размяться, то, проходя мимо нас, она неизменно окидывала каждого своим оценивающим взглядом, после чего резко отводила в сторону свои хитрые серые глазки и возвращалась обратно в кресло. В эти моменты я всегда смотрел на Борю, который каждый раз очень смешно кривил лицо, провожая низенькую бесформенную Веру своим вопросительным взглядом, который так и кричал: «Ну что же ты, природа… хоть талию бы ей дала?!»

Вообще мы знали, что Вере не очень-то нравилось каждую субботу проводить с нами на даче и слушать эти бесконечные разговоры о работе, карьере и деньгах, но при всём этом она не пропустила ни одной нашей встречи. Видимо, верила Вера во что-то.

Ну что ж, пожалуй, время перейти к тому самому дню, с которого я, собственно, и начал свой рассказ. Это как раз была суббота. В то утро я долго не мог встать с кровати, что, отмечу, совершенно мне не свойственно. Более того, я никогда не понимал людей, что после пробуждения могут часами нежиться в постели, при этом не испытывая скуки. И всё же верно говорят: не стоит осуждать других. Теперь же вот и сам находился в положении ранее мной осуждаемых. В попытках разгадать, что же за сила меня держит, был вынужден признать существование постельной гравитации.

Признав этот факт, мне ничего не оставалось, кроме как чем-нибудь себя занять. Не буду врать, что я был в долгом поиске, ведь правда в том, что я вообще в нём не был. Занятие нашлось само собой. Короче говоря, я принялся за изучение потолка. Вначале думал написать, что это было весело и очень увлекательно, – ну чтоб добавить чуть сарказма в текст. Потом я думал нагнетать, описывая то, как это было скучно. В конечном счёте я решил: пусть будет так, как всё на самом деле было. А было это быстро. Всё дело в том, что площадь потолка была довольно скромной, и через пять минут я уж подметил все его неровности, все трещинки и непонятно как появившиеся на его штукатурной коже отвратительные пятна.

Следующим объектом для моего пристального изучения стала громоздкая блестящая люстра, что висела строго по центру комнаты и состояла из какого-то бесчисленного количества стеклянных элементов. Сказать, что она абсолютно не гармонировала с размерами маленькой комнатки, – это значит не сказать ничего. Ей точно было здесь не место. Хотя не думаю, что ей вообще нашлось бы где-то место. Возможно, лишь в фойе провинциального театра. Но думаю, и там её столь вычурный, аляповатый вид смотрелся бы избыточно помпезно.

Довольно быстро разобравшись как с люстрой, так и с потолком, я был намерен перейти к исследованию остальных предметов и поверхностей, окружавших меня. Но тут мой взгляд привлёк косой солнечный луч, что смело впрыгнул сквозь окно на одну из стен моей комнаты и медленно по ней пополз. Его движение нельзя было назвать стремительным, но всё же своей динамикой он сильно выигрывал по части интересности у окружающего меня статичного мира. Недолго думая, я стал за ним следить. Я делал это ровно до тех пор, пока он не добрался до мерзкого шва: породившие его два обойных листа были когда-то плохо проклеены и теперь предпочитали жить отдельно друг от друга. Внешне это выглядело как расстёгнутый ворот рубашки, но не чёрной рубашки, что носят одинокие мужчины на рандеву, а скорее гавайской рубашки где-нибудь на приёме у британской королевы. Другими словами – это было просто ужасно. И хоть я и не эксперт в подобных вещах, но всё же позволю себе предположить, что если существует пособие по созданию приличных квартирных интерьеров, то в нём уж точно есть пункт о несоответствии подобных швов правилам дизайнерского дресс-кода. В итоге, чтоб не осуждать себя за ту лень, что никак не давала мне купить клей и, наконец, подклеить этот ужасный шов, я решил переключить свой взгляд на то, что в это время было за окном. А за окном в тот день была просто чудесная погода. Солнце светило ярко, а небо было настолько чистое, что напоминало нежно-голубой топаз.

На фоне этого ясного утреннего неба мне хорошо была видна крыша соседней пятиэтажки – она вся была в какой-то волшебной солнечной дымке, благодаря чему эта картина приобретала такую силу, что, казалось, была способна в кратчайшие сроки привести любое существо в состояние полного умиротворения. В этом вскоре я и убедился на собственном опыте.

Это произошло, когда я увидел, как на крыше той пятиэтажки, а вернее на её парапете, сидит небольшая кучка явно интровертивных голубей и мирно нежится на солнышке. Мне так понравилось их состояние дремоты, что я невольно начал сам в него впадать. И вот уже я – спустя всего лишь четверть часа – ментально приобщился к той голубиной стае. Конечно же, я не считал себя одним из них, скорее я воспринимал тех голубей как гуру. В моих глазах они были словно буддийские монахи, что, медитируя, при каждом вдохе могли ощутить вокруг себя весь этот огромный мир, а после резко выдохнуть и ощутить себя частичкой в этом мире. С тех пор их образ стал для меня олицетворением спокойствия. Чего нельзя сказать об их экстравертивных собратьях, что нервно ходили из стороны в сторону и ритмично покачивали головами. Это выглядело так, словно они были раздражены спокойствием своих соплеменников и отказывались верить в их истинное просветление и единение с миром, считая, что у них скорее какое-то подобие расстройства восприятия внешнего мира, приводящее их к неспешности вследствие утраты как собственного «Я», так и связи с реальностью.

Всё это напомнило мне школьные годы, где так же все делились на две большие группы: тихони и задиры. Из чего я сделал вывод, что голубиный конфликт не за горами. И я был прав. Задиры вскоре стали проявлять агрессию. Я делал ставку на монахов, считая, что у них могут быть припрятаны какие-то приёмы в рукаве, которые в этой схватке непременно помогут им победить. Но то, что было дальше, меня весьма удивило. Как только на ту крышу прилетели два больших чёрных ворона, то голуби тут же позабыли о свои разногласия и спешно все разом улетели. Что тут сказать – порою голуби куда умнее нас. Они-то знают, что бояться надо не друг друга, а тех падальщиков, что, стоя в стороне, ехидно улыбаются и потирают руки.

Так, улетевший вслед за голубями мой орнитологический интерес подвиг меня вновь вернуться к исследованию моей комнаты. В этот раз я взялся за книжную полку, что висела на противоположной от меня стене. Она почти полностью состояла из тех книг, что мне когда-то подарили друзья. Чего там только не было: там был и Маркс, и Драйзер, Макиавелли и Сунь-Цзы, и даже том Бертрана Рассела, чью книгу «История западной философии» мне подарила бывшая девушка, а вместе с ней и записку, в которой было следующее: «Прости, но нам с тобой дальше не по пути. Дарю тебе эту книгу, чтобы ты не переживал о нашем разрыве, а вместо этого отнёсся ко всему по-философски». Ну что ж, я так и поступил. Я сделал вывод для себя: раз она ушла, то всё, что между нами было, теперь осталось в прошлом, а то, что ещё может быть, в неведомом мне будущем. А если так, то зачем же мне в настоящем переживать об этом? С тех пор все девушки, с которыми я по той или иной причине расставался, уходя забирали с собой не только свои вещи, но и те чувства, которые я к ним когда-то испытывал.

Тут раздался звонок. Я вскочил и, радостный от того, что моё заключение в постели окончено, побежал в коридор, где находился телефон. Сняв трубку, выяснилось, что это звонят из автосервиса, в который накануне вечером я отогнал свою машину. Звонящий сообщил, что с моим авто всё в полном порядке и что, как и было мне обещано, я смогу забрать его не позже двенадцати. А так как на часах было без пяти одиннадцать, то я тут же начал собираться.

О, как же сильно я в тот день хотел попасть на наши еженедельные посиделки – за то время, которое прошло с нашей последней встречи, я смог заключить неплохую сделку, что исключала меня из числа неудачников и давала иммунитет от уже так набивших оскомину доброжелательных порицаний Бориса и Влада. Поэтому не буду тратить время на рассказ о том, как забирал машину, и сразу перейду к встрече.

В тот день она прошла в слегка расширенном составе. Дело в том, что неожиданно для всех Борис привёл с собой девушку, с которой на днях познакомился в каком-то баре. Такое поведение было совсем не типичным для Бориса, но надо сказать, что как только я увидел ту девушку, мне тут же стало всё понятно. Она была настолько красива, что, глядя на неё, я враз переосмыслил само понятие женской красоты. С тех пор я точно знал, что если и есть шкала, по которой можно оценить красоту женщины, то передо мной сидит та, что достигла её максимального значения.

Её фигура и черты лица были, на мой взгляд, просто идеальны. Казалось, что в тот момент, когда Господь задумал создать женщину, он представил её именно такой. Её прекрасные, чуть ниже лопаток, тёмно-рыжие волосы в тот день будто магнитом притягивали к ней всеобщее внимание. То же можно сказать и о её изумрудного цвета глазах, вся радужка которых словно была выложена кленовыми листочками, что, как по волшебству, периодически мерцали на свету. Одним словом – она была прекрасна.

Немного наблюдений. Когда в компании появляется симпатичная девушка, то другие девушки начинают напряжённо посматривать на своих мужчин, но так, чтобы этого никто не заметил. Когда же в компании появляется хищница, чья красота уже неоспорима, а помыслы ещё не ясны, то девушки мёртвой хваткой сковывают любые движения своих мужчин, не отходя от них ни на секунду. Когда же в нашей компании появилась рыжеволосая богиня, то Вера тут же, словно капитан, сдавшийся без боя, спустила флаг на своём корабле и неспешно удалилась в трюм, где её уже ждали две верные, полусухие подружки. И имя той богини – Лили. Прекрасная и загадочная Лили.

До её появления в тот день всё казалось мне обычным – ровно настолько, насколько обыденной может быть собственная жизнь, когда перестаёшь её замечать. Эта комната, наши встречи, даже лица друзей – всё слилось в серую массу привычного. Я думал, что знаю каждый угол здесь: выцветшую медвежью шкуру, которую мы когда-то считали роскошью, диван с вечно спорящими Владом и Борисом, зелёную обивку мебели с её унылым клетчатым узором. Всё было настолько знакомым, что перестало существовать.

Но когда вошла Лили – мир треснул. Внезапно я увидел. По-настоящему. Медвежья шкура у моих ног оказалась не трофеем, а жалкой тряпкой, потертой до безжизненности. Диван, на котором сидели мои друзья, больше не выглядел уютным – теперь это была просто потрёпанная мебель с безвкусной обивкой, на которой два взрослых мужчины разыгрывали один и тот же скучный спектакль. "Богатство, власть, уважение" – их диалог, который раньше казался мне хоть и наивным, но достойным, теперь звучал как бред.

Я огляделся – и комната рассыпалась на части. Камин, в котором мы давно не разводили огонь, был просто чёрной дырой в стене. Окна, через которые лился свет, не освещали, а обнажали – пыль на подоконниках, потёртые шторы, тусклые стёкла. Картины на стенах, которые я раньше считал красивыми, вдруг стали бездарными поделками. Оленьи рога – не охотничьей гордостью, а позорным трофеем чужого убийства.

А Вера… Боже, Вера. Она сидела в углу, уткнувшись в бокал вина, и теперь я понял: она не "размышляет", не "ищет ответы". Она просто напивается. Две пустые бутылки рядом – не "символы поисков", а свидетельство её бегства. От чего? От этой комнаты? От нас? От самой себя?

И когда Лили прошла мимо, едва коснувшись взглядом стен, мебели, этих жалких рогов – я вдруг понял. Она видит то же, что и я сейчас. Видит правду.

В какой-то момент Борис не выдержал. Он внезапно сорвался в свою любимую тему – планы на будущее, в которых он, конечно же, станет невероятно богатым, поселится в пентхаусе на вершине небоскрёба и будет править миром, как божество. И, разумеется, все его будут уважать. Он повторял это каждую субботу, словно заведённый, будто эти слова давали ему силы прожить ещё неделю.

И тогда Лили остановилась. Прервав своё путешествие, она повернулась к нам. Подойдя ближе, она взглянула на Бориса, и её взгляд, острый как рентген, пронзил его насквозь, обнажая всю нелепость его мечтаний.

– Вот не пойму я, – сказала она, и её голос был тих, но в нём уже звенела сталь, предвещая бурю. – В чём удовольствие жить в небоскрёбе? В том, чтобы сверху вниз на всех смотреть? И если так, то зачем? Чтоб чувствовать себя как кто? Как царь? Как Бог?

– Ну почему же сразу как Бог? – с ухмылкой произнёс Борис, отбрасывая её вопросы, как назойливых мух. – Как следующий виток развития человека. Был человек разумный, а дальше будет человек успешный.

– Человек успешный, – повторила она, медленно, словно пробуя на вкус каждое слово, а затем фыркнула. – И в чём его успех? В том, что он может себе позволить квартиру на сотом этаже, пока остальные задыхаются внизу, в удушливой давке, в тени его величия? Это успех или просто демонстрация превосходства? Это же… это как отгородиться от всего мира, от людей, от настоящей жизни! Там, наверху, есть только ты и твой… вид. А внизу? Внизу – жизнь, шум, суета, люди, которые каждый день борются, а не просто… созерцают.

Борис пожал плечами.

– А что плохого в созерцании, если это созерцание достигнутого? Если ты можешь себе позволить покой, когда другие в суете? Это не отгораживание, это выбор. Выбор комфорта, безопасности, перспективы. Сверху ты видишь город целиком, а не только свою улицу. Ты видишь, как всё движется, как система работает. Это даёт понимание, а не просто пустое любование. И да, это своего рода успех. Успех, который даёт возможность жить иначе.

Лили сжала губы, её взгляд стал жёстче.

– Жить иначе? Или отречься от части себя? От той части, которая связана с землёй, с людьми, с обычными заботами? Небоскрёб – это же своего рода башня из слоновой кости. Там нет земли под ногами, нет запаха дождя на асфальте, нет случайных встреч на лавочке. Только стекло, бетон и высокомерие.

Борис наконец поднял на неё глаза, в них мелькнуло что-то похожее на раздражение, но он тут же взял себя в руки.

– Ты романтизируешь, – спокойно сказал он. – Запахи, лавочки… это всё хорошо, но не для каждого. Сегодня человеку нужны другие ценности. Эффективность, оптимизация, превосходство над ограничениями. Гравитация, например. Небоскреб – это триумф над ней. И над человеческой толпой, кстати. Ты хочешь сказать, что стремиться к лучшему, к большему, к тому, чтобы видеть дальше – это высокомерие? Это, знаешь ли, и есть двигатель прогресса. Или ты предпочитаешь жить в пещере, чтобы быть "ближе к земле"?

Лили, чьё лицо всё ещё было напряжено от возмущения, неожиданно усмехнулась, горько и иронично.

– А знаешь, Борис? Пожалуй, да. Пожалуй, в пещере жить и правда лучше. Там хоть понятно, кто ты, что тебе нужно и кто рядом. Там нет иллюзий величия.

Что было дальше, мне, честно, даже неприятно вспоминать. Влад с Борисом взорвались хохотом, их смех был истеричным, надрывным, и они никак не могли его унять, словно демоны, захлёбывающиеся в собственном невежестве. Когда же они наконец успокоились, их лица исказились от презрения, и они принялись в два голоса доказывать ей, что не для того люди развивались, чтобы в лес вернуться жить. Да ещё и в маленькую хибару – пещерный век, не иначе. Лили молча выслушала их, и в её глазах мелькнула печаль, после чего она, словно в поисках последней надежды, посмотрела на меня.

– А вы что думаете, Михаил? – её взгляд, до этого такой твёрдый, теперь был полон ожидания.

В тот момент я мучительно желал оказаться где угодно, только не здесь, на этом поле боя, где каждая фраза была ранящим осколком. Если бы знал, что так обернётся, сразу бы приземлился рядом с Верой, в её тихом уголке безысходности, подальше от этого незримого огня. Пока я об этом думал, Влад с Борисом тоже стали на меня смотреть, ожидая ответа, словно судьи. Как жаль, что я тогда не знал, как уклониться от этого, как избежать удара.

– Сложно сказать, кто прав, – я отвёл взгляд от Лили, чувствуя её разочарование. – Но, наверное, движение вперёд не предполагает возврата к истокам в буквальном смысле. Мы эволюционируем, и, возможно, это означает поиск новых форм жизни, а не откат назад.

Друзья заулыбались, их лица расплылись в довольных гримасах. Их явно устраивал мой ответ, чего нельзя было сказать о Лили, которая смотрела на меня так, словно я очень её разочаровал, словно я предал её веру. Я неловко добавил, чувствуя себя пойманным в ловушку:

– Хотя и небоскрёб не мой идеал.

Но, кажется, это уже никого не интересовало. Моя попытка усидеть на двух стульях провалилась с треском.

Лили снова вернулась к рассматриванию стен, а Влад с Борисом, торжествуя, пошли на кухню за вином, видимо, чтобы отметить свою победу над "наивной мечтательницей". А я, как часто бывает в таких ситуациях, остался сидеть в своём кресле в одиночестве, как прокажённый, который теперь был не нужен ни тем, ни другим. Эх, если бы я в университете не только шпаргалки писал, то уж наверняка нашёл бы способ не попасть в такую нелепую и болезненную ситуацию.

Примерно в это время у меня зазвонил телефон, вырывая меня из оцепенения. Это и был тот самый звонок от моей бабушки – голос из другого, более чистого мира. В нём она попросила меня к ней приехать и спросила, могу ли я сделать это прямо сейчас. Мне не хотелось в тот момент куда-то ехать, весь мой мир был разбит на осколки, и я ответил ей, что сейчас занят. На это она сказала, что очень будет ждать моего звонка, а после повесила трубку, оставляя меня наедине с её ожиданием и моим смятением. Не успел я ещё убрать телефон в карман, как ко мне, словно призрак, подошла Лили.