Вершители легенд бесплатное чтение

Пролог. Планета Земля. Содружество.

Пляж был пустынен: лежаки и зонты отсутствовали, настилы, кафешки, раздевалки и душевые были убраны в связи с «несезонном» и штормовой погодой. Стальное море катило свои валы, одетые белой пузыристой пеной, яростно плевалось брызгами у молов, шумно выкатывалось на несколько секунд на пляж, вертя блёклую зелень водорослей, и, шипя, убиралось прочь и снова атаковало, облизывая песок и ракушки. Дул пронзительный леденящий ветер, холодное ноябрьское солнце ещё не показалось из-за горизонта.

Трудно было даже представить обнажённого купальщика в подобное время, но вот вдруг из-за сосен появилась человеческая фигура. Мужчина в одних плавках стремительно и плавно бежал по кромке воды, словно ледяная пена прибоя была прекраснейшей тренировочной дорожкой. Через несколько минут он уже миновал обширный пляж и, не сбавляя скорости, понёсся по молу к старому маяку, обдаваемый веером брызг. Выглядело это так странно и ненормально для обычного человека, что Влада сначала было подумала, что кто-нибудь шутит, забавляясь голограммой-фантомом. Однако беспристрастный датчик на браслете подтвердил: это живой человек, очень неплохо физически тренированный судя по скорости и продолжительности бега (можно и посоревноваться в своё удовольствие как с равным).

Она навела увеличивающий окуляр, чтобы рассмотреть бегуна: мужчину европеоидной наружности, с явно усредненными и идеализированными в духе классической гармонии чертами лица и простенькой прической натурального цвета (сейчас на Земле так не модно), и вдобавок с телом, совершенным просто до андроидного неприличия, без единой линии гедонистически-пикантной индивидуальности (просто отливка какая-то для тематического парка статуй «Боги – олимпийцы» из раздела «Адонис» или «Аполлон без арфы»). В общем-то, всё ясно: это звездолётчик, причём явно из флота дальнего действия, типичный представитель братии одержимых бедолаг, гордо именуемых «исследователями вселенной». Они почти все как-то так выглядят – избранная работёнка не даёт расслабиться.

Влада вздохнула: «И здесь нет покоя смертным». Потом автоматически взглянула на следящий датчик биоритмов: незнакомец явно ни капельки не устал: его сердце не ускорило биение ни на удар.

Тем временем бегун добрался до маяка и исчез в дверях этой старинной постройки. Через пару минут он появился на верхней площадке и (о, полоумный!), вскочив на перила ограждения, раскинул руки, изготовившись к прыжку.

Влада даже привстала, ведь, несмотря на приличное удаление от места действия (её флаер с открытым верхом завис над дюнами у самых верхушек передовых к морю сосен), она видела всё как на ладони.

«Ну и где же эти хваленые спасатели?» – мысленно вопрошала она.

Впрочем, «вопросить» она успела только один раз, потому что «полоумный» взмахнул руками, оттолкнулся от перил и прыгнул. Его тело на миг озарилось первым лучом восходящего солнца и исчезло в тяжёлой стали морской волны меж скалами, а спасательные автоматы так и не появились, хотя, по идее, должны были выскочить из «всех щелей» маяка ещё на мысленное опережение.

– Доигрался! – чертыхнулась Влада, посмотрев на датчик: сердце незнакомца более не прослушивалось, вероятно остановилось от удара об воду, а может быть и об чего потвёрже.

Спасатели по-прежнему не спешили появляться. Тогда женщина, более не тратя впустую ни секунды, рванула к маяку.

«Доигравшийся» лежал на воде «звёздочкой» лицом вниз. Море плавно покачивало расслабленное тело. Влада «с разбегу» почти посадила флаер на бок, и, черпнув ледяной волны, схватила неподвижное тело под мышки, одним стремительным рывком выдернула из воды, и тут же выпрямила и подняла машину.

«Утопленник» вдруг подал неоспоримые признаки жизни, ужом выскользнув из её рук и водрузившись на соседнее сидение. Оказывается, он вовсе не был без сознания или в шоке. Незнакомец уселся поудобнее и уставился на Владу таким недоуменно-любопытным взглядом пронзительно-голубых глаз, да так, что она невольно поежилась от какого-то странного, волнующего чувства.

«Надо же, человек! И какая симпатичная, ну просто очень миленькая девочка! А она ведь решила было, что я убился, вот незадача то… Придётся теперь объясняться!» – промелькнули в мозгу Влады его мысли.

«Да уж, придётся! – так же мысленно огрызнулась она, совсем не рассчитывая на то, что эти мысли будут «услышаны» её нечаянным «приобретением». – Я тебя, ну очень миленький мальчик, пристрою на обязательное обследование к психологу! Ты у меня узнаешь, что такое настоящий «естественный» экстрим, когда я на службу твою маленький рапорт отправлю… Из-за тебя, психопата-адреналинщика, теперь пол флаера воды, все туфли и брюки мокрые!»

Мужчина вдруг тихо засмеялся, всё так же не отрывая взгляда от Влады. Вода капала с его волос, капли катились по голым плечам и груди, от обнажённого тёплого тела шел пар, хорошо заметный на таком холоде, и женщина вдруг отчетливо ощутила его ответные мысли: «Девочка то, оказывается, очень грозна! Вот как, значит? За сумасшедшего меня держишь и сердишься, что оказывается, твоя помощь мне и не нужна оказалась. Не сердись, я вовсе не хотел доставлять тебе неудобства, прости. Чувствую, ты ведь такая добрая и отзывчивая, и такая хорошенькая… А то вот сейчас возьму и прикинусь травмированным и умирающим, так обида и гнев автоматически пройдут, ещё и в губы поцелуешь, когда искусственное дыхание будешь делать…»

«И не подумаю! Вижу, что передо мной за гусь! – подумала Влада. – Каков бессовестный наглец выискался! Такими вещами шутить…»

И тут до неё, наконец, дошло, что весь предыдущий диалог был мысленным.

«Ты, значит, чужие мысли умеешь читать? – беззвучно «сказал» незнакомец, опережая её удивление. – Да, давненько я на Земле не был! Это что, теперь так модно?»

«Вот это да! Братец по разуму! – только и могла «выдавить» из себя Влада, почувствовав, как он берет на себя управление флаером. – А я то подумала, что ты просто скучающий по привычным опасностям «дальнобойщик» или экстремально настроенный юнец из учебки. Сначала испугалась за тебя и удивилась, что нет спасателей-автоматов, а потом разозлилась на твое легкомыслие».

«Ты уж извини, что так получилось. Дурацкая страстишка. Люблю ощущение естественного свободного падения, но в бассейне это как-то уже не интересно, поэтому специально подбираю «вышки» с красивым природным антуражем. – Мужчина полуприкрыл ресницами шалые зрачки, его виноватая улыбка оказалась потрясающе приятной и располагающей. – Я и не подумал, что на побережье в такое время реально встретить кого-то живого, а автоматы я дистанционно вырубаю, чтобы не привязывались и не мешали. Наверное, я и твой сканер тоже на время отключил, а ты подумала, что у меня вдруг сердце остановилось».

«Именно так!»

Влада опять глянула на свой капитанский браслет: уже всё было в норме – сердечные импульсы собеседника были на месте, а ещё появилась информация из «картотеки».

«Будем знакомы. Очень приятно! – «сказал» мужчина, тоже мельком глянув на своё «украшение» на запястье. – Значит, тоже на Земле отдыхаешь? Недавно оттуда?»

«Да… Только вчера прилетела».

Влада грациозно вышла из флаера, мягко приземлившегося среди сосен и с непринуждённым изяществом пересела в рядом стоящую машину. Покидая мокрый салон, она как бы невзначай коснулась плеча своего спутника кончиками пальцев с совершенно определенной целью.

Мужчина, тоже бодро вскочивший с мокрого сидения, молниеносно оделся, высушил волосы (всё необходимое было разложено на заднем сидении его флаера) и через пять минут уже сидел рядом.

«Поехали? – кивнул он ей, ненавязчиво и нежно беря за руку и целуя в ладошку, в глазах его отразилось ожидаемое «обожание». – Я так сильно тебя искупал, что мне жутко стыдно. Я отвезу тебя домой».

Влада опять взглянула в его лицо, и неожиданно он тоже представился ей необыкновенно привлекательным именно как мужчина. Даже внутри сердца что-то как будто сладостно сжалось и нетерпеливо заворочалось. Но она не дала целиком завладеть собой этому, показавшемуся ей подозрительным (главным образом по быстроте охватывания и силе), страстному чувству, безжалостно задушив зов плоти и изо всех сил пытаясь встряхнуть себя, отрезвив и выведя из сладкого ослепления, одновременно устанавливая непроницаемый «блок» на доступ к своим мыслям. Беседу же она перевела на «внешний» словесный уровень, сказав:

– Надо же! А ведь не далее, как сегодня, я намечала навести справки о местонахождении человека по имени Эмилио Алекси, капитана-исследователя высшего ранга и эксперта по внешним сношениям Содружества, а вчера весь вечер провела в Центре, пытаясь найти подходящую кандидатуру для одного очень ответственного дела. И вот… Значит, и вправду слепая судьба есть: тебя даже не надо «выуживать» и вызывать, ты встретился мне сам прямо на Земле, в то время как остальные возможные кандидаты сейчас находятся чёрти где на окраинах вселенной и надолго заняты делами, с которых их не сорвёшь…

«Почему?» – перебил он, и это было последнее мыслеслово, которое она ощутила.

«Что почему?»

Она сосредоточилась, чтобы прочитать его мысли второго порядка, но и тут её постигла неудача. Его такая отчетливая поначалу мыслеречь вдруг совсем затемнилась и пропала, как она не старалась.

– Почему ты сопротивляешься? – он сказал это обычным способом, и она впервые услышала его голос. – Ты же сама первая пожелала завязать тесные отношения, я это почувствовал. Значит, ты с момента знакомства намерена «водить меня за нос», манипулируя сокровенными чувствами? Это нечестно!

Взгляд мужчины погрустнел, хотя заинтересованный «огонёк» в глубине зрачков не исчез (да и не мог пропасть без её на то воли). Он больше не смотрел на неё впрямую:

– Отпусти меня. И я сделаю для тебя то же самое. Зачем нам мучить друг друга? Завтра пошлёшь мне официальный «зов» и встретимся в Центре в рабочей обстановке.

Выражение его лица стало строгим, почти холодным, а в интонации прозвучало нечто среднее между просьбой и повелением (настолько неодолимо убедительное, что будь на её месте обыкновенная женщина, наверняка бы тотчас выполнила сказанное).

Влада демонстративно промолчала, оставив его слова «не услышанными» и с преувеличенной внимательностью уставившись в обзорное «окно». Может быть другого человека она бы и «отпустила», но только не его!

Флаер нёсся над городом. Несколько секунд, и он, достигнув старинной его части, «упал» во двор дома, где она временно проживала, и завис вровень с первой ступенькой парадной лестницы.

– Тебе нравиться историческая архитектура? – Мужчина «почтил» её слегка повеселевшим взглядом. – Очень милый особняк. Внутри, наверное, полно антикварной архаики! Вот бы взглянуть… Может быть пригласишь на чашечку кофе? Сегодня, да и завтра, я совершенно свободен от любых дел.

– Ты всегда так откровенно и сразу напрашиваешься в гости к случайно встреченным девушкам?

Влада игриво прищурилась, тайно очень довольная тем, что её спутник как истинный джентельмен и не подумал «корчить» обиженного, и полон решимости продолжить «игру» с прежним напором.

– Скажем, довольно часто. Ну и что с того? Ни одна девушка ещё не разочаровалась, впустив меня в свой дом.

Он первым вышел из машины и галантно подал ей руку. Она с готовностью приняла «ухаживание». Так, взявшись за руки, они и вошли.

Пространство коридора, ведущего в спальню, было густо усеяно «бездыханными» роботами-курьерами. Аккуратно переступив через «око», валяющееся почти у приоткрытых дверей в спальню, Илия заглянул через щёлку внутрь.

Оформленная антикварным наборным паркетом, гипсовой лепниной и пилястрами, комната была совершенно свободна от мебели любого рода, и только по центру располагалось высокое слегка колышущееся ложе, покрытое молочным шёлком. Илия присмотрелся: это была жёсткая иллюзия материальности и даже практически без зрительной составляющей, под простынёй вообще ничего не было, она лежала просто «на воздухе».

И тут из боковой двери (ведущей, вероятно, в ванную) появился обнажённый мужчина атлетического вида, несущий расслабленное женское тело. Сначала Илия даже подумал, что у него в руках кукла человеческих очертаний, но вдруг отчетливо узрел свою несравненную Владу.

Тем временем незнакомец уложил женщину на ложе и начал весьма фривольно целовать «добычу» во все мыслимые и немыслимые места.

В голове Илии как будто бомба взорвалась: он до сей поры даже и не подозревал, что способен на такие действия. Ему только пришлось подождать несколько секунд до наиболее благоприятного по его мнению момента, когда незнакомец, наконец, временно «оторвался» от женщины, и тогда он, с силой распахнув старомодную дверь, в два тигриных прыжка достиг «обидчика», полный решимости схватить его за горло и немедленно покарать. Что случилось далее, он не помнил: только «вспышка» внезапно возникшего перед глазами густого белого тумана, а потом провал сознания…

Очнулся он на том самом ложе, на котором на его глазах происходили так поразившие и разгневавшие его «вольности». На кровати кроме него, впрочем, уже никого не было. Он приподнял голову и оглянулся: комната была совсем пуста. Но вот дверь в ванную отворилась (все-таки эта старинная конструкция весьма презабавна), и из неё, как ни в чем ни бывало, вышла Влада. Она была в легком шёлковом халатике и шлёпанцах. Она улыбалась, смоляные кудри разметались по плечам…

– Илия, дорогой мой!

Её голос был настолько обещающе сладок и нежен, что ему захотелось немедленно вскочить, обнять её и поцеловать. Она была по-прежнему богиней, прекрасной, обожаемой и благоговейно любимой…

Он хотел было подняться, но она сделала знак рукой, и он остался лежать, как будто неожиданно ослабев до невозможности движения.

– Бедный мой! – прошептала она, садясь рядом с ним. – А я то и забыла, что когда-то сотворила это с тобой! Как глупо… Боялась потерять, боялась, что забудешь. Ты грозил, что разлюбишь, если я опять улечу… Господи! Столько лет… Мои страхи и влюблённость давно в прошлом…

Она наклонилась над ним, поглаживая по щекам, а потом вдруг резко нажала ладонями в область солнечного сплетения. Было не больно, а как-то наоборот даже очень бодряще и освежающе: слабость сразу прошла вместе с тоскливой безысходностью дурного видения, которое посетило его в дверях особняка (теперь Илия был почти уверен, что стал жертвой именно оптического обмана).

– Что это было? – Он сел, глядя в глаза Влады. – Мне привиделись отвратительные вещи! Как будто ты в совершенно беспомощном состоянии, и какой-то наглый андроидоподобный молодчик целует и обнимает тебя… А ведь я пришёл по делу…

– Я знаю, зачем ты пришёл. Ты обеспокоился тем, что связь отключена, «посланцы» тоже «окочурились», и я больше суток не отвечаю ни на какие запросы. Значит, ты, как и прежде, работаешь в отделе коммуникаций?

– Да. – Илия поднялся. – Я ведь поначалу просто хотел потрепаться с тобой по-дружески. Ну так, по старой памяти, как бывший с бывшей. Мы ведь не виделись с тобой добрый десяток лет. А тут вдруг узнаю, что ты на Земле. Как не звякнуть? Но ты не отвечала, хотя я вызывал много раз. Потом на меня как накатило: сам не пойму, откуда взялась такая настойчивость и всякие там тревожные мысли? Стал слать роботов, они почему-то отключались. Даже по твоему «браслету» вызывал… Тогда я и решил посетить твоё «обиталище» лично, в голове всё время вертелся какой-то тревожный бред…

– Сходи в душ, – прервала его Влада. Она тоже встала с ложа и повернулась к нему спиной. – Я буду ждать тебя в зимнем саду. Приходи туда, когда освежишься. Я хочу познакомить тебя с одним человеком.

…Илия шагнул в проем двери и даже слегка запнулся носком за порог. В четырёх метрах от него, под раскидистой «фантазией» из фикуса, в ротанговом кресле у столика, уставленного чайными принадлежностями, восседал давешний участник «кошмарного видения», только уже, конечно же, одетый. Илия, мужественно преодолев первоначальное, уже было вспыхнувшее в мозгу черным пламенем, чувство неприязни, протянул руку для приветствия, и тот с готовностью поднялся и крепко пожал её…

… – Мы готовы к миссии. – Влада уселась в кресло, глядя на Марга чуть прищурившись. – Хоть завтра можем «отчаливать».

– Вот как? Мы? Ты считаешь, что нашла безупречную пару? Не прошло и трех дней… Разве ты общалась со всеми кандидатами? И откуда ты знаешь, что он идеально подходит для этого? Ведь ему предстоит очень ответственное дело.

– Уверена, он подойдет! Лучшей кандидатуры ни мне, ни Совету не сыскать. – Влада улыбнулась. – Он такой хороший…

– Твое личное предпочтение – не повод для подобных выводов. Ведь ему предстоит сыграть роль «образца» для целой планеты. Маленькая ошибка или несдержанность, и придется всё начинать заново. Кроме того, мы подобного никогда ещё не делали, учиться не у кого… – Марг вздохнул. – Я бы полетел с тобой сам, но не чувствую достаточных сил, а главное, терпения для безупречного «отыгрывания» данной роли. Тут ведь нужно не только мастерство, но и определённый дар, своего рода талант к «контактной» лёгкости, чрезвычайная адаптивность и просто относительная наивность и везение.

– И всё это у него есть! – кивнула Влада. – А что касается дара, так, если бы ты видел, как он умеет «умиротворять», то обзавидовался бы! Представь, мой бывший муж застукал нас прямо в постели непосредственно за «делом», а тебе не надо объяснять, на что способен мужчина, находящийся под моим влиянием. И после этого он всего за один разговор за чашечкой чаю умудрился не только развеять неприязнь и остатки ревности, но и настолько вошёл в доверие, что практически стал другом на век.

– И это не считая того, что он сделал с тобой! Признайся, ведь ты тоже готова стать ему подругой на век? – хитро улыбнулся Марг. – Тебя то он, вижу, вообще одурманил и приручил. Не так ли? Признайся. Ведь это правда! Когда ты в последний раз втюривалась до такого самозабвения, чтобы сутки не вылезать со своим избранником из постели, забыв о времени и наплевав на долг и обязанности? В ранней юности, когда бушуют в крови гормоны, и девчонки, только что ставшие девушками, ещё глупы и неопытны?

– Уверена, он применил ко мне подобные энергопсихотехники, что и я к нему. Потому мне и было так здорово с ним, как, наверное, ни с кем другим. – Влада вздохнула. – Только сознание полной искусственности происходящего с нами охлаждает мой пыл и отрезвляет разум в признании того факта, что мы с ним наисчастлвейшая пара влюблённых друг в друга равных по силам и возможностям людей…

– Не стоит расстраиваться, всё образуется! – Марг по-отечески поцеловал её. – Я ведь с ним разговаривал и совсем недавно. И, знаешь, что? Относительно вашей встречи он думает, практически, то же, что и ты. Ну и артист, я тебе доложу! А какая скрытная и склонная к рискованным фертелям бестия! И всё это в смеси с ангельской терпеливостью и дьявольским темпераментом! Кстати, Совет уже успел утвердить его кандидатуру и, представь, практически единогласно. Даже странно, ведь в Совете не одни только женщины, которых он наверняка просто деморализует своим обаянием как тебя (при этих словах Марг подкалывающее хихикнул, видимо ожидая Владиной «бурной» реакции, но её не последовало). Кроме того, ему для этого задания даже курс спецподготовки не требуется: история древности – его хобби, личные боевые искусства, культивируемые в примитивных человеческих обществах – его конёк. Ты ещё не пробовала с ним драться? Так, ради спортивного интереса? Попробуй! Вполне вероятно, что он и тут одержит верх. Так что, берегись, девочка! Возможно, это тот самый сачок, в который может надолго попасть моя золотая рыбка. Надеюсь, он не разочарует тебя и не провалит нам такое ответственное дело…

Миссия на Аркалисе. Фрагменты ментаграммы аборигенных контактёров.

…Королевский замок был взят яростным приступом…

Геза сидела на троне с обнажённым мечом в руке, латы её были забрызганы кровью, на голове сверкала алмазная, снятая с мёртвой головы Карна, корона, а на плечах сияла безупречной белизной парадная горностаевая мантия, извлечённая из сокровищницы бывшего короля. Оруженосцы по очереди подводили к ней пленников и заставляли, встав на колени, говорить свой титул и имя.

– Ты умрёшь на рассвете, – величавым и заученно равнодушным тоном говорила Геза каждому и так же спрашивала: – Какую смерть предпочтёшь ты, о благородный муж? – Неизменно получая ожидаемый ответ: «Смерть в бою, о королева-победительница!»

– Дарую!

Она величественно взмахивала рукой в железной перчатке и пленника уводили, а у её ног оставался очередной меч в драгоценных ножнах.

Наконец, когда скорбная вереница иссякла, и Геза уже собиралась спуститься с трона, в залу вошли четверо солдат, а между ними человек в светлых одеждах. Солдаты грубо толкнули его прямо к трону, но он устоял на ногах. Ослепительной белизны с изнанки длинный плащ всколыхнулся, узкие ладони молитвенно сложились, волны чистых волос заблестели в предзакатном луче нежным золотом.

– Это что же, женщина? – удивилась Геза. – Зачем тогда?

– Принц Алек, посланник звёздных богов, – представился пленник, опуская голову в плавном легком полупоклоне.

Лицо его было действительно прекрасным почти-что по-девичьи: гладкая чистая кожа, огромные, сияющие как небо в погожий весенний день, глаза, обрамлённые густыми длинными ресницами. К тому же никаких признаков щетины бороды или усов и ясная улыбка на ярких губах. Тело, однако, было по настоящему мужским: он был достаточно высок, и хотя почти по-юношески гибок, но плечист, статен и явно крепок.

Геза на мгновение остолбенела: он был так необычен среди всей этой крови, грязи и всё ещё валявшихся по углам изрубленных трупов, как бриллиант на куче навоза.

Солдаты схватили пленного за предплечья и заставили встать на колени.

– Посланник звёздных богов? – переспросила Геза, и уже обращаясь к конвою, добавила: – Где вы его взяли?

– В Северной башне, госпожа. Чтобы войти туда, нам пришлось изрубить на куски с десяток королевских телохранителей в золоченых доспехах. Дрались как черти, не один не сдался! Двери были заперты снаружи, а в верхних господских покоях был только он один. Оружия при нём тоже не было. Ничего: ни меча, ни даже кинжала. Только вот это.

Латник с поклоном протянул небольшую книгу в золочёной коже.

Геза взяла книгу, взглянула на заглавие, потом полистала страницы и бросила её на кучу мечей.

– Я то думала, это священный молитвенник или, по крайней мере, что-нибудь магическое, а это всего лишь глупая «Повесть о Зарне и Гите»! – протянула она.

– Напрасно вы так нелестно отзываетесь о величайшем поэтическом достижении вашего народа. – Пленный, воспользовавшись тем, что солдаты его выпустили, встал на ноги и выпрямился. – Лично мне так очень даже понравилась эта повесть. Жаль¸ не дочитал…

– Узник? – Геза удивлённо воззрилась на него, отмечая про себя не без странного сладкого чувства, что ей приятно смотреть в его лицо и слушать мягкий звучный голос. – Карн удерживал тебя силой?

– Нет, госпожа. Я находился здесь совершенно добровольно. Можете не сомневаться. – Пленник улыбнулся Гезе, зубы у него были белые и ровные. – Король Карн никогда бы не осмелился меня удерживать. Однако, вижу, король Карн ушёл туда, откуда нет возврата. Теперь в замке Арбус новая королева-повелительница. Предначертанное судьбой свершилось!

– Где же тогда твое оружие, принц Алек? – спросила королева. – И почему ты был заперт в башне?

– Вот оно что! Вас удивляет, что я не отмахивался от этих назойливых… – Он искоса глянул на конвоиров, очень грозно уставившихся на него. – От этих смелых воителей длинной острой железкой, подобной этому хламу? – Он небрежно пнул чей то меч в украшенных золотыми бляхами ножнах, лежащий немного поодаль от остальных трофеев. – Да будет известно мудрой властительнице, что людям, подобным мне, не пристало иметь при себе данное безобразие, а тем более обнажать и размахивать им, рискуя задеть лезвием кого-нибудь из этих несведущих несчастных. Посланцу звёзд, находящемуся в родстве и дружбе с небом и потому без помех читающему веления судьбы, и пришедшему с мирными намерениями в этот грешный край, не к лицу бесцельно калечить и убивать даже никчёмных идиотов. Что же касается короля Карна, так я его предупреждал, что замок будет взят сегодня приступом, и что это неизбежно, как восход солнца поутру. Но он не пожелал прислушаться к моим словам, хотя логичные действия, основанные на этом знании могли бы спасти ему жизнь: достаточно было просто сдаться по первому требованию или тайно бежать…

Сильно уязвлённые речами о «несчастных и никчёмных» дерзкого звёздного горе-посланца, солдаты опять схватили его и дёрнули вниз, поставив на колени.

– Значит ты всё-таки тоже преданный приспешник Карна? – разочаровано и с какой-то затаённой жалостью молвила Геза. – В таком случае, ты тоже умрёшь на рассвете. Какую смерть ты предпочтёшь?

– Я вообще-то плохо разбираюсь в подобных тонкостях, – опять улыбнулся пленник. – С моей стороны было бы глупостью пытаться самостоятельно выбирать из незнаемого. Вы, мудрая госпожа, наверняка гораздо лучше меня в этом понимаете, так что я целиком полагаюсь на ваш высочайший выбор.

– И у тебя даже не будет последнего желания?

Геза взглянула на него уже как на сумасшедшего, вдруг начав сомневаться, сознает ли он вообще, о чем идет речь.

– Если госпожа будет так добра, что прикажет вернуть мне книгу, она доставит мне большое удовольствие. Хотелось бы дочитать её этой ночью.

Пленник опять хотел подняться с колен, но латники удержали его за плечи, а один из них от избытка «праведного» негодования «одарил» чувствительным подзатыльником.

– Нельзя ли полегче, любезный? Такая неоправданная грубость начинает раздражать. – Губы принца обиженно «надулись».

– Верните ему книгу! – Геза невольно улыбнулась под маской. – И вообще, больше не дёргайте и отойдите от него. Разве вы не видите, он же явно блаженный!

Солдаты нехотя оставили пленного и отступили к двери. Книга тоже была немедленно извлечена из кучи оружия и передана владельцу.

Посланник звёздных богов быстро встал и уже сам, без малейшего принуждения, низко поклонился:

– Я знал, что вы, госпожа всевластнейшая королева, добры и милосердны. А эти качества – залог долгого счастливого правления. Что ж, я не ошибся…

– Не ошибся в чём?

– В расчётах вашей линии судьбы.

– Так ты знаешь мою судьбу? Может быть поведаешь её мне?

– Подобные знания могут сильно повредить и направить на ложный путь. – Пленный посмотрел в глаза Гезы, и ей показалось, что он заглянул прямо в её сердце, которое вдруг сладко сжалось от неведомого доселе чувства. – Однако могу сказать точно: ваша линия жизни длинна как полноводная река Ти, петляющая по равнине Траа, и у неё, как и у реки, есть тихие заводи счастья, перекаты сомнений, мели утрат. Вам всегда будут сопутствовать слава, почёт и уважение, и они будут в высшей степени заслуженными… А сейчас я вижу, что вы уже очень утомлены, благословенная властительница, и вам стоит отдохнуть.

Он замолк и потупил взор, прижав книгу к груди.

– Но я ещё не решила, какой смерти тебя предать! – вдруг спохватилась Геза. – Что ж, дарую тебе право умереть в бою, как подобает благородному человеку. Сегодня многие обладатели высоких титулов и золочёных доспехов выпрашивали на коленях эту милость. Утром они будут драться друг с другом по очереди, чтобы пасть, покрыв себя славой воителей. Ты же будешь участвовать в этом последним. Таким образом, ты будешь видеть этот мир ещё несколько драгоценных часов, сможешь наслаждаться зрелищем смертельного боя, и может быть… – Тут Геза невольно понизила голос до шёпота. – Может быть, всё-таки расскажешь мне поподробнее о предначертанном мне.

Она перевела взгляд на телохранителей и уже громко приказала:

– Увести обратно в Северную башню и стеречь! И обращайтесь с ним уважительно, всё-таки он – посланник богов.

Принц Алек ещё раз поклонился ей и, не дожидаясь «приглашения» конвоиров, вышел из зала в сопровождении всё тех же четырех латников.

– Ах, Петра, – со вздохом проговорила Геза, позволяя своей доверенной камеристке, «сестрёнке», как она её приватно называла, расстёгивать ремни на доспехах. – Сегодня я видела такого необычного мужчину, который тебе и во сне не приснится!

– Неужто госпоже наконец-таки кто-то приглянулся? – с сомнением в голосе проговорила «сестрёнка». – Небось кто-нибудь из свиты бывшего короля? Я угадала?

– Угадала, – Геза поудобнее повернулась и подняла руки. – Представь себе, его имя – принц Алек, и он называет себя посланником звёздных богов. Такого прелестного ангела я никогда ещё не видела ни во сне, ни наяву, а его голос ласкает слух так, что хочется слушать и слушать…

– О, госпожа, смотрю – это серьезно! – игриво воскликнула служанка.

– Ах, милая, я приговорила его к смерти! Он оказался верным соратником короля Карна. И потом, он не при каких обстоятельствах, никогда, не полюбил бы меня. Ведь он так прекрасен, а я… – Геза, наконец освобождённая от «корсета» панциря, стянула перчатки и ждала, когда Петра развяжет ленту маски. – Вряд ли я могу понравиться хоть кому-то как женщина… Принеси зеркало.

Служанка подала маленькое зеркальце в серебряной рамке и опять принялась за «разоблачение» королевы от доспехов, теперь уже развязывая щитки на ногах. Геза же тем временем рассматривала своё рябое воспалённое лицо и морщилась.

– Это просто ужасно! – наконец молвила она с тоской. – Ещё хуже, чем раньше, и руки сильно чешутся. Это просто невыносимо!

Она села на постель и стала яростно тереть запястья прямо через нательную рубашку, а потом вдруг упала лицом в подушку и зарыдала. Служанка присела рядом, гладя её по волосам.

– За что мне это наказание! За какие грехи! – бормотала Геза, безуспешно пытаясь успокоиться и взять себя в руки. – За что, о боги, вы послали ко мне этого человека? Моя душа была так спокойна, что парила в недосягаемой для грешных желаний выси, разум жаждал только славы и возвышения страны, но никак не удовлетворения низменной личной прихоти, а сердце в груди билось ровно и размеренно… Но вдруг от одного взгляда, от звука его голоса всё переменилось во мне… Я не могу изгнать его образ из своих мыслей ни на минуту, а его дерзкая речь звучит в ушах неодолимым зовом… О, если бы ты только знала, какие незнакомые доселе и невыносимые внутренние муки я сейчас испытываю! Я не могу понять, что со мной твориться. Так бы и побежала к нему сейчас!

– Неужто, госпожа, ваше внезапное чувство симпатии к этому мужчине так сильно?

– Оно просто сводит меня с ума. Боюсь, что если я не взгляну на него сегодня ещё разок, хотя бы мимолетно, только издали, то рехнусь и не доживу до утра…

– Так что же может помешать вам насладиться его обществом? – вдруг спросила Петра. – Сейчас уже вечер. Впереди целая ночь. Посетите его тайно, под чужим именем. Мой отец, земля ему пухом, всегда говаривал так: «Чтобы избавиться от мук голода – надо всего лишь хорошенько поесть. Глядишь, и уже так сыт, что кусок больше в горло не лезет.»

– А ведь верно! – Геза перестала плакать и улыбнулась, поднимая голову. – Я притворюсь служанкой, и отнесу ему ужин… В башне сумрак, совсем скоро стемнеет так, что и кончиков пальцев не будет видно, не то что лица. А при слабом огне светильника даже краснолицая прачка становиться таинственно хороша как фея. Пойди, прикажи приготовить хороший ужин и налей лучшего вина в кувшин. И отдай мне свою накидку…

Геза в платье и накидке «сестрёнки» вошла в башню, неся перед собой поднос, покрытый тканью. Латник с факелом впустил её и закрыл за ней дверь.

Пленник не спал. Он сидел на ложе, застеленном его же белым плащом, сплетя ноги по-походному. Перед собой он держал раскрытую книгу, которая светилась совершенно магическим образом. Геза присмотрелась: нежное волшебное сияние, оказывается, исходило не от книги, а от кольца не пальце мужчины. Геза стояла, поражённая, потом всё же «очнулась» и, сделав к нему несколько шагов, сказала:

– Принц Алек! Госпожа моя, великодушнейшая даже к врагам королева Геза Золотая Маска, посылает тебе ужин и свою верную служанку Петру на случай, если ты захочешь последний раз развлечься с женщиной.

Пленник поднял голову и посмотрел на неё: жемчужинка в кольце как по команде вспыхнула сильнее, и Геза увидела, что он улыбается:

– Госпожа очень добра ко мне, – молвил он, и Геза вновь почувствовала, что сердце сладко сжимается в доселе неведомом страстном вожделении. – И великая Королева настолько проницательна, что читает мои сокровенные желания, как я эту книгу… Садись же рядом со мной, Петра.

Геза села на плащ, поставив поднос с едой на рядом стоящий столик:

– Я налью вам вина, господин, – сказала она, берясь за ручку кувшина, и её рука, обычно такая сильная и точная, привычная крепко сжимать тяжелый клинок, вдруг предательски дрогнула, и сосуд глухо звякнул, задевая носиком о кубок. – Я должна этой ночью во всём вам покоряться…

– Позволь, лучше я за тобой поухаживаю, – вдруг предложил принц, и его мягкая изящная ладонь отстранила её руку. – Значит, твоя госпожа обязала тебя ублажить меня в последний раз, зная, что завтра мне уготовлена смерть?

– Да, господин, – Геза потупила взор. – Это моя обязанность.

– Ты не должна делать того, что тебе не нравится. Если тебе по какой-то причине неприятно общение со мной, то скажи, не стесняйся. Насилие никогда меня не прельщало, принуждение не доставляло удовольствия. – Принц продолжал приветливо улыбаться и выглядел просто волшебным эльфом в неярком голубоватом мерцании кольца. – Мы просто поужинаем вместе, потом я уступлю тебе свою постель, а сам переночую хотя бы на полу… В общем-то, мне совершенно всё равно где сидеть, я и ложиться-то не собирался. Утром ты уйдёшь и с чистой совестью скажешь госпоже, что всё, что от тебя требовалось, ты сделала, и это будет правдой.

Он сам налил вина в оба бокала и подал один ей, а другой взял себе.

Геза приняла кубок из его рук и, пригубив напиток, взглянула на пленника. Тот пить не торопился, а только макнул в вино указательный палец и, лизнув казавшуюся чёрной каплю с него, слегка поморщился.

– Боишься, что отравлено? – Геза отпила ещё пару глотков. – Но зачем тебя травить? Ведь завтра… – Она осеклась. – Простите, господин, я очень сожалею, что напомнила…

– Не извиняйся. Ты можешь говорить со мной, о чём пожелаешь. Мне даже будет очень интересно отвечать на твои вопросы… – В руке принца «волшебным» образом появилась крохотная горошинка, которую он тут же бросил в свой кубок, отчего вино слегка вспенилось. – Понимаешь, я до полного отвращения не люблю вкус крепкого вина. Просто не хочу себя заставлять его пить, да ещё делать вид, что это мне нравиться… Поэтому, пусть это будет просто виноградный сок.

И он отпил несколько глотков.

– Это магия? Ты колдун?

– Это совсем простенькое и безобидное волшебство. Если хочешь, можешь сама убедиться. – Принц протянул ей свой кубок. – Я уже попробовал. Пить можно.

Геза взяла кубок из его рук и, отхлебнув совсем немножко, вернула ему обратно:

– Действительно, теперь это уже не вино…

Они принялись за еду. Азартно разломили жареную курицу, заедая её печёными яблоками и свежим хлебом, а в заключение полакомились медовой коврижкой, кусая её по очереди с таким расчётом, чтобы преждевременно не вытек мёд. Всё это они делали молча и только искоса поглядывали друг на друга.

– Спасибо за приятное общество. Ужин был очень вкусный, – тихо молвил принц, когда трапеза была окончена, и очень нежно взяв Гезу за руки, аккуратно и невесомо вытер её ладони той самой тканью, которой прежде был накрыт поднос. – Ну а теперь спокойной ночи, Петра.

Он встал и шагнул прочь, к дальнему углу башни, намереваясь расположиться там.

– Но, господин! – воскликнула Геза в смущении, граничащем с робкой досадой. – Разве вы не желаете, чтобы я…

– Только если ты сама этого хочешь. Я же чувствую – ты боишься меня. Твои пальцы слегка дрожали, когда я касался твоей руки. Не бойся. Моё обещание в силе.

Он развернулся к ней, поднеся руку с сияющим кольцом к лицу.

– Хочу признаться тебе… – Геза глянула на него умоляюще. – Я… Я сама упросила королеву, чтобы… Я видела тебя, господин, украдкой, тогда… – Она слегка замялась, на ходу придумывая правдоподобную историю. – Я подглядывала и подслушивала в тронном зале, когда тебя привели к королеве. Конечно же, ты не мог заметить меня тогда, я ведь пряталась за занавесью балдахина и смотрела на тебя в дырочку… Ты показался мне таким странным, и говорил с госпожой так дерзко и одновременно учтиво, что это тронуло меня до глубины сердца… По-моему, ты понравился Великой Королеве… Ты очень красив, благородный принц Алек… Жаль, что ты не догадался солгать, что был пленником короля Карна. Ведь этой ложью ты бы спас себя.

– Ложь унижает. Мне бы не хотелось унижать своё достоинство перед Великой Завоевательницей.

Принц опять подсел к ней. С его губ не сходила легкая и просто чарующая Гезу улыбка, а в глазах такими загадочно-манящими огоньками мерцало отражение светящейся жемчужинки, что королева не выдержала и порывисто обняла его, прижимаясь трепещущим телом.

– Ты всё-таки действительно колдун… – прошептала она. – Неужто ты ни капельки не боишься смерти?

– У меня нет причин её бояться, ведь это всего лишь логическое завершение жизни. Рано или поздно она происходит со всяким живущим. – Он тоже нежно обнял её. – К тому же, для того, кто знает судьбы людские, в том числе и свою, всё это даже скучно… И потом – завтра это завтра, сейчас – это сейчас.

Он хотел поднять руку с кольцом к её лицу, чтобы посильнее осветить, но она удержала его и закрылась, отстраняясь:

– Нет. Убери свет. Я… Я стесняюсь. А что, если я покажусь тебе недостаточно привлекательной?

Кольцо вдруг погасло, и наступила сначала полнейшая тьма, а потом глаза привыкли и стали различать очертания окружающих предметов в слабом свете луны, заглядывающей через узкое оконце.

– Так – хорошо?

Геза почувствовала, как его чуткие пальцы касаются её плеча.

– Ты прекрасна… Я не на секунду не усомнился в этом с первого мига нашей встречи. К тому же ты ещё никогда не общалась с мужчиной так близко, как сейчас со мной. Такой подарок!

– Откуда ты знаешь это?

– Догадался. Ты просто очень робка, вот я и понял, что ты – чиста и невинна. О такой деве мужчина может только грезить, а мне повезло наяву…

И он поцеловал её в губы так нежно и сладко, что все остатки её сомнений и страхов разом исчезли.

Они опять обнялись и стали жарко целоваться. Накидка и платье мешали, Геза сбросила плат, резко рванула лиф, стесняющий вздымающуюся от непознанного доселе острого страстного чувства грудь.

– Давай, я сниму с тебя одежды и разденусь сам, – предложил он мягко.

Его руки проворно нащупали завязки, а потом заскользили по её бокам, стягивая ткань. Геза невольно расслабилась, так это было приятно и волнительно. Он целовал и ласкал её, опускаясь всё ниже и ниже… Она чувствовала, как волна теплого блаженства растекается по всему телу, достигая самых потайных уголков души. Голова сладко кружилась, по спине пробегали мурашки приступов неземного удовольствия… Одежда упала на пол.

Он уложил её на постель, и она ощутила горячую страсть его сильного упругого тела… Это было настоящее волшебство, это было лучше, чем самый сладкий утренний сон…

…Она очнулась на заре от настойчивого подергивания за руку. Слабый свет раннего утра уже пробивался в комнату. Верная «сестрёнка» стояла над ней, держа в руках платье. Геза медленно поднялась с ложа, стараясь не потревожить спящего мужчину, и накинула на себя одежду…

– Вы плачете, госпожа? – «Сестрёнка» перестала её причесывать и присела перед ней на корточки.

– Принц Алек… Он… – Геза закрыла лицо руками и зарыдала.

– Он вас обидел? Он был грубым, делал вам больно? Ах, почему все мужчины одинаковые? Все без исключения! Просто бесчувственные эгоистичные свиньи – и пьяный конюх и благородный принц! Они кажутся достойными любви только пока держишь их на почтительном расстоянии и не позволяешь вольностей… Зато вы, госпожа, теперь и бровью не поведете, когда башка этого смазливого мерзавца покинет привычное место на плечах и покатится по арене…

– Нет, нет… – Геза всхлипнула. – Я ранее и не подозревала, что мужчина может доставлять женщине такое блаженство. Что делать, Петра? Моя душа рвется к нему. Я настолько влюблена, что отдала бы всё, лишь бы быть с ним рядом всегда… Если он умрёт, мое сердце разорвётся в то же мгновение… Подскажи мне, милая, предлог для его помилования!

В эту минуту в дверь настойчиво постучали, и служанка бросилась к двери, а Геза торопливо запахнула мантию.

Вошёл принц Дорб:

– Ваше Величество, всё готово для начала поединков между пленниками. Люди ждут… Арена огорожена, ложи приготовлены. Прикажете вывести пленных и кинуть меж ними жребий?

– Да. Иди. Я скоро буду. – Сказала Геза уже повелительно, пряча слёзы. – И того, помнишь, принца, назвавшегося посланником звёзд… Пусть его препроводят в мою ложу. Он будет сражаться последним. Это моя милость ему за то, что он не осмелился взяться за оружие против нас. Похоже, что он действительно кое-что смыслит в предсказаниях, и я желаю поговорить с ним ещё раз напоследок.

– Мне донесли, что принц Алек – колдун и соблазнитель женских сердец. Берегитесь, госпожа! Как бы он не наслал на вас порчу. Таких людей надо бы не облагодетельствовать, а отправлять на костёр, да поскорее… Я как верный вассал Вашего Величества советовал бы держаться от него подальше и поменьше слушать гадания этого ведьмака! – Строго поведал принц Дорб, слегка поклонился и вышел, недовольно хлопнув дверью.

Принц Алек восседал на скамье рядом с ещё пустующим троном с такой царственной непринужденностью и как ни в чём не бывало читал свою книжку, что подобное равнодушие к своему незавидному положению и предстоящему совсем близкому концу своего бытия у этого утонченного и изящно-чувственного совершенно по невоенному человека можно было объяснить только полным непониманием происходящего, и, следовательно, невменяемостью и тихим помешательством. За его спиной высились два латника в кольчугах и при оружии, правда, в довольно расслабленных позах. Они, не стесняясь, громко беседовали между собой. Вероятно, конвоиры не считали своего подопечного хоть сколько-нибудь опасным: ведь «блаженный», как выразилась вчера королева, не блистал какими-то особыми физическими данными, к тому же был совсем безоружен и даже не имел на себе каких бы то ни было защитных доспехов.

– …Зарежут первым же ударом, как поросёнка на кухне, – донесся до Гезы отрывок фразы, произнесённой одним из латников с явной насмешкой. – Интересно, кровь у него с божественным голубым оттенком или всё-таки обычная?

Конвоир замолчал, видя входящую в ложу королеву. Принц Алек тоже оторвался от чтения, встал и поклонился. Его лицо было ясным как безоблачное тёплое утро и открыто и приветливо улыбалось: ни страха, ни заискивания, ни мольбы.

Сердце Гезы учащенно забилось. Она церемонно протянула ему руку для приветствия, и пленник опять склонился, целуя её перчатку.

– Приветствую всех моих верных соратников, вассалов и подданных, а также тех плененных недругов, которые по воле судьбы и моей королевской милости будут искать благородной смерти в бою на этой арене, – молвила она громогласно и устроилась на троне под аккомпанемент поднявшейся в толпе бури хвалебных криков и рукоплесканий.

Телохранители уже расположились за спиной, а у ног присела, поправлявшая мантию «сестрёнка».

Наконец, все приближенные вельможи тоже сели на места. Наступило короткое затишье, потом пропели трубы, и на круглую арену вышел нарядный герольд и объявил:

– Беспристрастный жребий определил, что чреду поединков начнут граф Кравир и рыцарь Леви, по прозвищу Железная рука.

…Закованные в золочёные панцири поединщики сошлись, размахивая возвращёнными ради такого дела мечами, и начали яростно рубиться. Временами даже искры летели. Толпа одобрительно гудела, подбадривая гладиаторов.

Бой закончился отсечением головы славного графа Кравира, «правой руки» усопшего короля Карна и его племянника, одним из стремительных ударов рыцаря Леви. Первая кровь залила арену, труп утащили с глаз долой…

Благородный рыцарь Железная рука, уже изрядно уставший после первого боя, пал только в третьем поединке. Резня продолжилась.

Принц Алек взирал на действо на арене с сожалительно-понимающим видом, иногда даже вздыхая. Гезу же происходящее на арене интересовало мало, она то искоса поглядывала на пленника, мучительно раздумывая, как спасти своего неожиданного возлюбленного от неумолимо приближающейся смерти, то смотрела на острый профиль принца Дорба, увлечённо следящего за ходом боёв.

«Нет, если я просто скажу, что собираюсь пощадить пленного советника бывшего короля, принц Дорб тут же взбунтуется, выразив своё неудовольствие открыто. Он так недовольно посмотрел на меня, когда я сказала, что принц Алек будет принимать участие в смертельном бое последним. А ведь его клика так сильна, не дай Бог его разозлить! Он и сейчас, вон, сидит как настоящий король, только и ждет удобного случая, чтобы… – думала она, и её сердце сжималось от тоски. – Нет, я не могу освободить приговорённого от поединка без внятных и убедительных объяснений. Великая королева-завоевательница не может перечёркивать свои же приговоры, иначе она станет не королевой, а просто вздорной девчонкой…»

– Что ты думаешь об этом зрелище? – спросила она, дотронувшись до плеча принца Алека, чтобы хоть как-то успокоиться.

Пленник пристально посмотрел на неё, его лазурные глаза были как будто слегка увлажнены:

– Вас действительно интересует мое мнение или вы, милосерднейшая госпожа, ждёте просто комплимента?

– Конечно же, твое мнение.

Она была не в силах оторвать взгляда от его зрачков, рука невольно потянулась к его руке. Он это заметил и «сгладил» этот откровенный жест благосклонности почтительным поцелуем кончиков её пальцев.

– Да простит меня Великая Королева заранее за дерзкие слова, – сказал он, – но мне всё это кажется просто бесцельной и омерзительно безобразной бойней. И мне откровенно жаль этих людей: невежественно жили, глупо умирают.

– А что ты думаешь о том, что и тебе придется в конце концов тоже выйти на эту арену и пролить кровь под улюлюканье толпы?

– Ответ на этот вопрос я не могу произнести в полный голос, – молвил принц. – Потому что предначертанное нельзя слышать случайным людям. Но если вы соблаговолите дозволить мне шепнуть его на ухо, то…

– Соблаговоляю и дозволяю.

Геза наклонилась к нему и прикрыла глаза от невольной истомы, когда его губы слегка и как бы случайно коснулись её уха.

– Да узнает моя таинственная ночная гостья, назвавшаяся служанкой Петрой, – шепнул он ей, и рука его украдкой нашла и нежно сжала её ладонь. – Что мне вообще не суждена смерть в бою. И особенно сегодня… Вы можете за это совершенно не переживать. Я ведь чувствую, что вы мучительно размышляете, как бы отменить или хотя бы отсрочить мой поединок. Вам кажется, что я не смогу достойно противостоять вооруженному противнику, но это не так. Я конечно безоружен и незащищён в вашем понимании, но отнюдь не беззащитен. Среди всех рыцарей, здесь присутствующих, для меня нет достойного соперника даже если в моих руках не будет меча. Так что, милосердная госпожа, вам ещё придётся выбирать мне противников из своих приближённых. Когда до этого дойдет, советую назначить кого-нибудь из тех, кого вы считаете своими скрытыми недругами. Хотя бы вон того…

Тут принц Алек слегка отстранился и указующе глянул в сторону принца Дорба.

– Но он непревзойденный боец, ему не было равных на турнирах! На состязании в честь праздника Длинного дня, он зарубил насмерть четверых, ещё стольких же покалечил и получил из моих рук золотой венок победителя… – прошептала Геза.

В её голове вертелась и обжигала смущением мысль: «Он меня узнал, несомненно сразу же узнал ещё тогда, в башне, но не подавал виду и подыгрывал мне, не желая унижать мое королевское достоинство. Ах, мой милый, желанный посланец богов!»

…Огромный детина в чёрном панцире и сверкающем шлеме с красным «хохолком» наступил одной ногой на поверженного противника, хрипящего и истекающего кровью, и театрально раскланялся. Толпа рукоплескала…

– Ты – достойнейший воин, Редли! – крикнул принц Дорб. – Ты победил уже пять раз! Добей же соперника, сверши приговор нашей Королевы!

Тяжёлый двуручный меч опустился и поднялся, прокалывая кольчугу и грудь. Толпа опять взревела и затихла.

– Последняя пара приговорённых к благородной смерти в бою: рыцарь Редли Красный и принц Алек, посланник звёздных богов! – торжественно объявил герольд. – Победившему в этом поединке будет оказана честь сразиться насмерть с тремя рыцарями-вассалами Великой Королевы-завоевательницы по Её Высочайшему выбору!

– Вперёд, Редли! Тебе осталось убить этого жалкого ведьмака! Сделай это побыстрее! Я поспорил на триста золотых, что тебе потребуется не более трёх взмахов меча. Если же ты поразишь лжегадателя первым же ударом, я испрошу для тебя у Королевы помилования и приму в свою свиту! – сказал Дорб громко и засмеялся.

Тем временем принц Алек встал, сбросив плащ на лавку и положив сверху книгу, учтиво поклонился Гезе и, легко перемахнув через бортик ложи, прошёл на центр арены, где его дожидался противник, старательно переступая кровавые лужи с явным нежеланием замарать светлые сапоги. Он был в лёгкой кожаной одежде, расшитой серебряными нитями, подобающей скорее для прогулки с дамой по саду, нежели для подобных драматических событий. Ворот куртки был зашнурован довольно свободно и казал тонкую белоснежную нательную рубашку.

– Он безоружен! Он без доспехов! – взревела возмущённая толпа. – Это не честно! Не благородно! Не достойно! Королева! Справедливости!

Геза подняла руку, требуя тишины и внимания, и торжественно сказала:

– Принц Алек не имеет при себе оружия по собственным соображениям мистического характера. Мне же он поведал только то, что для посланника звёздных богов держать в руках обнажённый меч – поступок недостойный и даже, по его разумению, преступный. Однако, уступая справедливому требованию моих подданных, я всё-таки дарую этому безрассудному человеку оружие для поединка. Это меч бывшего короля Карна!

Паж вынес меч в ножнах, украшенных рубинами и золотой вязью.

Принц Алек с поклоном принял его, хотя на лучезарное лицо его набежала заметная тень брезгливости.

– Великая Королева так щедра и великодушна, что я не смею отказаться от её подарка. Позволит ли она не вынимать из ножен острую сталь, потому что это противоречит моему долгу посланника звёзд? – спросил он.

– Как знаешь, – молвила Геза. – Меч теперь принадлежит тебе.

– Тогда окажите последнюю милость, великодушная госпожа.

– Говори.

– Этот червяк опять напрашивается на милость! – зло пророкотал принц Дорб. – Великая Королева итак выказала тебе слишком много внимания!

– Эта милость не совсем мне, – невозмутимо продолжал принц Алек, «взвешивая» подаренное оружие и берясь левой рукой за рукоять, а правой придерживая ножны. – Пусть Великая Королева дозволит мне не добивать поверженного. Вот и вся моя просьба.

Народ всколыхнулся, кто-то истерично захохотал, кто-то шумно вздохнул и сказал: «несчастный сумасшедший».

– Дозволяю, – сказала Геза упавшим голосом.

Вдруг ей тоже со всей отчётливостью пришло на ум, что этот такой потрясающие нежный и обходительный с ней ночью, и спокойный и бесстрашный до полного безрассудства сейчас, вскруживший ей голову красивый мужчина, в действительности является всего лишь сумасшедшим, возомнившим себя посланцем богов и потому действительно верящим в свою мнимую неуязвимость и счастливую судьбу. Она сделала знак рукой, (мол, начинайте) и опустила взор. Тут ей под руку попалась его книга, и она крепко-крепко прижала её к груди и замерла, не поднимая глаз на вдруг ставшее ей ненавистным зрелище.

…Сэр Редли взмахнул мечом в смертельном выпаде, намереваясь первым же ударом снести голову принцу Алеку, который замер практически навытяжку. Но тяжёлое оружие со свистом рассекло лишь пустоту, не встретив ожидаемого препятствия, и рыцаря сильно «повело» в сторону. Нереально стремительно и ловко уклонившийся от вражеского клинка, принц Алек сразу же воспользовался этим и без замаха молниеносно нанёс три колющих удара в корпус мечом прямо в ножнах (при этом у сэра Редли слетел шлем, лопнула пластина панциря на груди, и выскочил из рук клинок), и уже «неспешно» размахнувшись, точно примериваясь в игре в крокет, треснул противника плашмя прямо по рыжей мясистой физиономии, лишив его сознания и оставив «на память» отпечатки рубинов на щеке.

Поверженный Редли грохнулся на спину, раскинув руки, и более не шевелился. Толпа взревела: «Браво!» и зааплодировала.

Посланник звёздных богов скромно, но с достоинством поклонился, глядя на замершую с книгой Гезу, и молвил:

– О, милосерднейшая властительница, этот поединок окончен моей победой. Рыцарь, сразившийся со мной, придёт в себя очень нескоро. А когда это наконец случиться, ещё долго не сможет удерживать в руках даже ложку, а не то что боевое оружие. Тем не менее, он жив, и потому я хотел бы просить помилования для него, так как он теперь совершенно не представляет собой ни малейшей угрозы как недруг вашей державы, а в будущем, наверняка, по достоинству оценив ваше к нему исключительнейшее великодушие, охотно присягнёт в верности и станет преданным вассалом Вашего Величества.

– Да будет так!

Геза сказала это таким «тёплым» тоном, благосклонно кивнув головой, что и без того сидящий как на иголках принц Дорб зло прошипел:

– Недостойная колдовская тварь! Ты взял верх чарами! К тому же Редли уже был сильно утомлён…

– Все видели, что я победил честно, ни прибегая ни к обману, ни к колдовству. И потом, для меня это ещё не последняя схватка, – невозмутимо парировал принц Алек. – Ведь Великая Королева сейчас выберет троих достаточно благородных и искусных в бою рыцарей, чтобы завершить дело. Хотелось бы, конечно, сразиться с человеком таких же высоких принадлежностей и звания, как и мои. Да где же здесь взять такого храбреца?

И он усмехнулся так снисходительно и скрыто задевающее-высокомерно, что принц Дорб прямо подскочил как ужаленный со своего места и воскликнул:

– Никто никогда не смел говорить при мне такие дерзости безнаказанно! – И уже обращаясь к Гезе, молвил: – Великая Королева, назначь меня и моих вассалов Раусов, для этого боя! Этот выскочка сейчас оскорбил мою честь и должен поплатиться за это, ни будь я обладателем золотого венка!

Геза посмотрела на принца Алека. Тот спокойно стоял в центре арены лицом к королевской ложе, разглядывая ножны подаренного меча, и улыбался, как показалось Гезе, с некоторым лукавством, чуть кивая головой в такт гневным словам Дорба.

– Я удовлетворяю твою просьбу, мой преданный соратник, – чуть помедлив, громко и с расстановкой сказала она. – И искренне надеюсь, что ты и твои вассалы с честью исполните мой приговор. Герольд!

– Принцу Алеку, посланнику звёздных богов, оказана честь сойтись в смертельном бою с принцем Дорбом, властителем Зара и Маринги, верным вассалом Великой Королевы Победительницы, а также с его вассалами рыцарями Раусами! – торжественно объявил герольд.

…Бой был таким же коротким, как и в первый раз. Принц Алек, так и не обнажив меча, «уложил» всех троих несколькими стремительными движениями, однако никого не убив до смерти. При этом принцу Дорбу досталось больше всех: посланец богов, играючи и как будто наказывая за высокомерие, сломал умелым ударом ножен лезвие его прославленного «кладенца» с золотой насечкой, а потом дал такого откровенного и виртуозного пинка, что тот сам заехал себе рукоятью своего же клинка в аккурат промеж глаз, да так, что всем зрителям показалось, что у него сейчас «зенки лопнут». После вышеперечисленных манипуляций принц Дорб грохнулся со всего маху оземь и впал в такое глубокое обморочное состояние, что его так «замертво» и унесли с арены.

Когда таким образом дело было закончено, принц Алек встал на одно колено, держа так ни разу и не обнажённое оружие в вытянутых руках, и молвил, переждав волну восторженных криков толпы:

– Милостивая Королева, назначенные вами рыцари повержены мною. Иногда так тяжело найти благородную смерть в бою, что не стоит и искать… Угодно ли вам назначить других вассалов для исполнения вынесенного приговора, или, может быть, вы измените свое решение и пожелаете лишить меня жизни как-нибудь по-другому и этим остановите заведомо предрешённое позорное выведение из строя ваших лучших витязей? Я же со своей стороны готов смиренно принять любую другую смерть по воле Вашего Величества без малейшего сопротивления, ибо склонен безропотно повиноваться слову самой мудрой, дальновидной и великодушной властительницы из всех сильных мира сего, которых я только видел и знал.

– Да, я изменю свое решение! – Геза по-прежнему прижимала его книгу к груди. – Понаблюдав за вашим поведением, я считаю, что щадящая корректность в сегодняшних боях и беспримерная воинская искусность, не применённая вчера против моих вассалов, а также смирение и покорность моей воле, на самом деле является неоспоримым доказательством вашей лояльности ко мне как к законной королеве и бесспорной властительнице замка Арбус и всех прилегающих к нему земель и владений. Потому вот вам мое высочайшее слово: благородный принц Алек, посланник звёздных богов, я милую вас и возвращаю вам свободу! К тому же я хотела бы видеть вас в своей постоянной свите. Если вы принимаете моё предложение, то присягните мне в верности прямо здесь и сейчас.

– О да, величайшая из Королев на свете! Это предел моих желаний и большая честь для меня. Клянусь отныне быть верным и всецело преданным подданным Вашего Величества!

Тут принц Алек подошёл к королевской ложе и низко поклонился Гезе.

Толпа возликовала, скандируя:

– Да здравствует мудрая и справедливая Королева Золотая Маска! Слава принцу Алеку!

Застолье ещё бушевало вовсю, когда королева покинула трон и ушла в свои покои. Немного погодя оставил своё место за пиршественным столом и принц Алек, явно скучавший меж уже сильно опьяневшими вельможами и абсолютно трезвый, несмотря на изрядное количество выпитого во время заздравных тостов вина.

В тёмном переходе ему в ноги кинулся человек в одеянии латника. Принц даже невольно отпрянул в сторону.

– Благородный господин! Молю о милости! – завопил дюжий парень, молитвенно складывая ладони, и принц Алек узнал своего утреннего конвоира, «интересующегося» цветом его крови. – На коленях прошу простить меня за невежество и грубость, а также за оскорбительные слова… Готов принять любое наказание из ваших рук… Убейте недостойного! – Он дёрнул ворот, оголяя шею. – Или выслушайте снизойдя!

– Встань и не ори так. Совсем оглушил! – Принц усмехнулся, но совершенно беззлобно, по-доброму. – Я уже давно забыл об этом. Ты прощён… Чего тебе ещё надо?

– Возьмите меня в свои оруженосцы или хотя бы просто в услужение! – Парень и не собирался вставать, а наоборот склонился чуть ли не до пола, норовя поцеловать сапог. – Любые поручения, любые прихоти! Я буду вам служить верой и правдой, днем и ночью…

– Вот уж ночью как раз не нужно! – Принц Алек сдержанно засмеялся. – Ну, раз ты так этого хочешь, хорошо. Верный человек мне очень даже пригодится. Но с чего это вдруг такое преклонение?

– Я и помыслить не мог до сегодняшнего турнира, что вы – великий и непревзойденный витязь! Вам нет равных … Вы стоите целого отряда, да что отряда, целой армии! По-моему, вы способны косить врагов как жнец спелую пшеницу… Я никогда не видел ни одного воина, владеющего ратным искусством хотя бы вполовину вашего! Вот бы и мне научиться хоть крохам того, что вы показали сегодня на арене.

– Значит представление понравилось? – Принц кивнул понимающе. – Конечно, грубую силу везде по необходимости уважают, а здесь особенно. Встань, хватит в ногах валяться, я этого очень не люблю.

Детина тут же вскочил как на пружинах.

– Возьми железку. – Принц Алек бросил ему меч Карна. – Ты принят в оруженосцы. Отнеси. Надеюсь, дорогу в Северную башню помнишь? И свободен. Я там буду только завтра. И завтракать тоже буду в другом месте.

– Но, господин! – «Новоиспеченный» оруженосец, видимо, сразу решил ограждать своего легкомысленного патрона от всех «подводных» опасностей, таящихся в темных коридорах замка. – Возьмите хоть мой кинжал. Здесь так много приверженцев поверженного вами сегодня принца Дорба, и они так пьяны, что могут подкараулить вас где-нибудь и ударить в спину…

– Неужели ты до сих пор так и не понял, что мне оружие вообще ни к чему? – Улыбнулся принц Алек. – В случае чего я и пальцем могу любые доспехи проколоть. Может показать?

И он приставил указательный палец к облачённой в кольчугу груди оруженосца. Палец был тонкий и холёный, с чистым (похоже, что даже наманикюренным) ногтем, да и вообще вся ладонь была чересчур изящной, до истинно рыцарской «тяжкой длани» сильно не дотягивала, и потому казались по-женски слабой. Тем не менее, неумолимая уверенность принца пугала.

– Не надо, – прошептал парень. – Я вам верю, господин.

– То-то. А сейчас не задерживая меня. Я тороплюсь.

– И, конечно же, к даме сердца! – выдохнул оруженосец. – Держу пари, она уже ждёт вас на кружевных простынках. И, конечно же, это одна из самых знатных и недоступных простому смертному дам.

– Ты угадал. Я думаю, что конечно же ждёт. – Принц мечтательно улыбнулся. – Вот что, раз ты такой умный, проводи меня и расскажи по дороге, какие сплетни про меня бродят по дворцу. – Он положил руку на плечо оруженосца совсем по-дружески. – Да, и хоть представься наконец! Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Салеван. Салеван младший, сын рыцаря Салевана, господина Марана.

– Ну, давай, Салеван, поведай мне кухонные разговоры.

Они зашагали бок о бок.

– Про вас говорят, что вы – колдун, умеете вызывать духов, превращать свинец в золото, что усопший король Карн очень уважал вас, а, может быть, даже боялся, и что перед штурмом вы во всеуслышание категорически отказались участвовать в обороне замка. Конечно, будь на вашем месте кто-нибудь другой, разгневанный король, отличающийся по слухам весьма крутым нравом, и скорый на суд и расправу не только по отношению к слугам и простолюдинам, но и к «проштрафившимся» высокородным подданным, наверняка бы тут же расправился с «потерявшим его милость», однако он не только не попытался сделать этого, но и отрядил для защиты ваших покоев своих лучших телохранителей, приказав им биться до последнего. Ещё говорят, что вы появились ниоткуда, а точнее вышли из большого мутного зеркала смерти, что по преданию лежит на дне озера Белрод, и при желании можете уйти в него обратно; другие считают, что вы прилетели на тёмном драконе в ночь звездопада, и что тварь, принёсшая вас на своей спине, ожидает, как верный конь своего седока в недоступной чаще леса, и может явиться по вашему зову в любой момент. Ещё поговаривают, что вам доступен язык домашних и диких животных, что вы знаетесь с лесной и водяной нечистью, и даже иногда посещаете в полнолуние таинственные гульбища на колдовском холме, на которых в своё удовольствие пляшете с феями и эльфами, а потом пируете с гномами в их подземных чертогах…

– Всё это я уже слыхал. Там ещё про то, что я умею становиться невидимым, что у меня глаза светятся во тьме как две свечки, и что кровь моя на самом деле имеет голубой цвет. Полнейший невежественный трёп, ты не находишь? – Принц Алек явно был в хорошем расположении духа.

– А ещё говорят, что вы знаете секрет абсолютного приворотного зелья, и что именно поэтому кажетесь всем женщинам таким желанным. Вот бы и мне узнать этот секрет. А, господин? Мне нравится одна девушка, но она от меня нос воротит…

– Что ж, расскажу вкратце. – Принц глянул на него искоса, сделав серьёзное лицо, но губы всё равно расплывались в улыбке. – Просто мойся почаще, и одежду сдавать в стирку не забывай. Патлы подстриги и причеши. Да! И просуши сапоги и не стесняйся иногда их чистить и проветривать… Уверен, твоя девушка тогда будет от тебя без ума. Женщины очень уважают чистоту, и им с тобой просто трудно общаться, не зажимая нос против ветра…

– А ещё говорят, что вы приходите к приглянувшейся девушке во сне в облике белой птицы, сулите несчастной райское блаженство и обещаете вечную любовь, заставляя явиться к вам в спальню, а на самом деле лишаете чести, забираете у обреченной душу, отравляя иссушающей неизлечимой страстью, и так повторяется каждую ночь с новой жертвой. Я ведь знаю, девушка посетила вас даже тогда, когда вы были под стражей, и осталась до утра. То была доверенная служанка самой королевы! – продолжал Салеван, несколько уязвленный «комплиментом».

– Вот это уже интересно. И что же?

– Также говорят, что наша королева якобы тоже околдована вашими чарами и не равнодушна к вам, судя по тому, как она благосклонно шепталась с вами во время турнира и как прижимала к сердцу вашу книгу, когда вы дрались…

– Да уж. Ничего не скроешь. Всё как на ладони… Однако же, мы на месте, – сказал принц тихо, когда они оказались у входа в королевские комнаты. – А теперь ты должен уйти.

– О, Боже мой! Неужели ваша дама сердца на сегодняшнюю ночь и есть Великая Королева? – удивленно и тревожно зашептал оруженосец. – Да ведь она безобразна, потому и носит золотую маску! Лицо её рябое и красное как у птичницы, а руки грубы от постоянных упражнений с оружием. У неё худой зад и перси с лесной орех, а ещё – силища, как у мужика… Говорят, что она больна какой-то болезнью, от которой зудит и чешется кожа… Не губите себя! Не равен час она вцепиться в вас как пиявка! Ведь королеву будет не так-то просто отослать, как другую надоевшую девчонку…

– Ты всё-таки дурак, хоть и показался мне поначалу умным. – Лицо принца посуровело, брови нахмурились. – И если я услышу от тебя ещё хоть одно нелестное словечко про мою возлюбленную, равную которой в добродетели и мудрости вряд ли сыщешь на этой грешной земле, то в гневе замкну тебе уста, и ты вообще не сможешь говорить! Из тьмы людей, жаждущих власти и возвышения, из сотни потомственных королей и королев только она способна направить вашу историю на путь, ведущий к миру и процветанию, дающий шанс на светлое безоблачное будущее и взлёт здешнего человечества до богов… Только она!

Он резко развернулся к двери и скрылся в проёме.

Салеван ещё немного постоял, вертя в руках меч Карна, и отправился прочь…

Герцог Дорб Старший, повелитель Армалака, посмотрел в потайные отверстия – «глаза» в гобелене и нахмурился. Пред ним предстала странная пара: представительного вида витязь в новых золочёных доспехах, блестящей кольчуге и алом плаще с белой звездой (у него было два меча, причем один – явно не простой, в драгоценных, блистающих рубинами ножнах), и благородно-утонченный молодой мужчина, почти юноша, редкостной «лучезарной» привлекательности, с васильковыми очами и аккуратной прической золотистых, чуть вьющихся волос, одетый в скромную, но очень ладно сидящую «дорожную» одежду и длинный плащ с капюшоном – с изнанки белоснежный, как лебединый пух, а снаружи неопределённо-серый с белёсыми разводами, как будто сотканный из болотного тумана (этот вообще не имел при себе какого-либо оружия).

– Колдун собственной персоной. Покорно просит принять, – шепнул приближенный и склонился.

– Вижу при нём королевский меч, опрометчиво дарованный королевой, – сказал герцог так тихо, чтобы услышал только доверенный человек. – Что ж, взять их прямо здесь! С ведьмаком не церемоньтесь: или сразу убейте при малейшем сопротивлении, или, если вздумает сдаться, в кандалы и в яму – видеть не хочу… А его спутника пощадите – жаль мальчишку, наверное, ученик… Безоружный. Просто заприте пока где-нибудь, потом разберусь.

…Из боковых дверей с четырёх сторон хлынули латники с обнажёнными мечами.

– Измена! – крикнул Салеван, понимая, что они оказались в плотном, ощетинившемся сталью кольце, и выхватил оружие, лихорадочно озираясь в поисках «слабинки», но мельком взглянув на принца, по-прежнему неподвижно стоящего на том же месте, слегка успокоился.

Тот был внешне совершенно невозмутим, только сложил руки перед грудью «лодочкой», как бы молясь, а лицо его приняло сосредоточенное «потустороннее» выражение, видимо не предвещающее врагам ничего хорошего.

– Эй, парень! Какому божеству взываешь? – командир латников явно обращался к принцу. – Иди-ка сюда, а то не ровен час зарежем за компанию, да поживее. И не бойся, тебя приказано не убивать. Нам нужен только принц Алек.

– Я и есть принц Алек. – «Парень» обвел взглядом латников, тон его был спокойным и даже извиняющим. – Вы спутали меня с моим оруженосцем. Я пришёл поговорить с герцогом Дорбом Старшим мирно и по-хорошему. Просто отведите меня к нему… И уберите от нас эти железки, не дай Бог порежетесь! – И уже обращаясь к Салевану, тихо добавил: – Любые слова сейчас напрасны, атаки всё равно не избежать. У них однозначный приказ. Постарайся поменьше размахивать мечом, я бы не хотел чьей-то случайной смерти.

Латники на несколько секунд замерли в «дезориентированной» нерешительности, а потом бросились в атаку. Салеван видел только, как неистово, подобно снежному вихрю, закружилась ткань плаща его господина. На миг всё смешалось в едином круговороте, потом зазвенела роняемая сталь, лязг доспехов, топот и вопли разом утихли, и наступила гробовая тишина.

Принц по-прежнему неподвижно стоял в позе «молящегося», и только плащ ещё слегка колыхался на нём, как трепещут крылья птицы после полёта, а все до единого латники лежали вповалку, как стадо спящих свиней.

– Дай-ка сюда железку, – молвил принц Алек спокойным как ни в чём не бывало голосом, и очередной раз пораженный до глубины души Салеван протянул ему меч.

– Добьёте? – только и спросил он.

– Не в коем случае! – Принц обнажил оружие и одним молниеносным движением, но очень аккуратно разрезал кончиком клинка кожаные завязки, стягивающие защитный стальной воротник на доспехах ближайшего поверженного солдата. – Наоборот, облегчу дыхание этим несчастным, а то «закупоренные» могут без сознания задохнуться.

Он слегка склонился над другим латником и сделал то же самое, потом над третьим и так далее. Когда «процедура» была закончена, принц неподдельно облегчённо вздохнул:

– Благодарю звёзды, все живы-здоровы. Какое счастье, что среди них не оказалось ни одного со слабым сердцем! – и уже громко и повелительно, так что Салеван даже внутренне невольно содрогнулся, и в то же время с явно просительной интонацией сказал, глядя на гобелен на передней стене залы: – Господин герцог, соблаговолите удостоить меня разговора. Клянусь, я не сделаю ни вам, ни вашим людям ничего дурного. Я пришёл поговорить с вашей милостью об очень важных для нас обоих вещах. Знаю, вы сейчас слышите и видите меня. Молю вас, окажите мне честь!

Принц поклонился невидимому собеседнику и ожидающе замер.

Ткань гобелена заколыхалась, потом отодвинулась в сторону, послышался сдавленный сухой кашель, и в проеме показался бледнолицый сгорбленный мужчина, ещё не старик, но и уже далеко не молодец, к тому же явно хорошенько потрепанный долгой болезнью.

Принц Алек отдал меч Салевану, и, сделав шаг навстречу хозяину замка, учтиво кивнул, прижимая левую ладонь к груди, и вежливо представился:

– Принц Алек, посланник звёздных богов, желает здравия и благополучия хозяину этого благословенного дома.

– И тебе того же, коли не лжёшь, – глухо откликнулся герцог и добавил: – Ожидал увидеть что угодно, но не ожидал, что ты такой…

– Я знаю, что королева Геза уже две недели гостит у вас. Гостит – очень мягко сказано. На самом деле вы удерживаете её практически насильно, и причина – я.

Принц Алек сидел в кресле напротив герцога Дорба Старшего в непринужденной, но красивой (как на показ) «отдыхающей» позе. Тонкие кисти рук возлежали на подлокотниках, на безымянном пальце тускло поблёскивала жемчужинка единственного простенького перстенька.

– Да! Причина – именно ваша светлость. – Герцог гневно сверкнул глазами. – Я, как крёстный отец и человек, долгие годы бывший её воспитателем и опекуном, не могу допустить, чтобы Великая Королева отдала свою корону колдуну… Я думал, что смогу образумить её, отговорить от брака с тобой. Надеялся, что чары падут, стоит только вырвать её из твоих лап и удержать от каждодневного близкого общения хотя бы некоторое время… Теперь вижу – мои попытки тщетны. – Он закашлялся, закрывая рот ладонью. – Геза упорствует в своём безумии, смеясь над моими предупреждениями. Ты для неё – свет в окошке! Ты тоже наверняка не желаешь отказываться от задуманного. Теперь ещё выясняется, что мои воины не в состоянии тебя одолеть даже всем скопом… Однако, зря ты не поубивал стражу сразу, тем только прибавил себе хлопот. Ведь тебе не добиться желаемого прежде, чем уничтожишь меня и моих вассалов всех до единого. Королева не пойдет с тобой под венец, даже если для предотвращения этой свадьбы мне придется объявить о её помешательстве. Знай, пока я и мои люди живы, этот брак не будет заключён! Я не могу допустить, чтобы колдун, явившийся из зеркала смерти, стал законным королём нашего края… Ты же не человек… – Тут видно герцогу стало совсем худо, так мучила его болезнь, что он схватился за грудь. – Ликуй, безжалостный соблазнитель наивных девичьих сердец! Мне уже осталось не долго… Чувствую, как жизнь уходит из меня… Скоро некому будет защищать мою девочку. Впрочем, ты уже и так успел обесчестить её, и тем похитить её добродетель и покой… Ну зачем она тебе? Глядя на тебя, я понимаю, что такому существу совершенно не обязательно использовать приворотное зелье, чтобы любая самая неприступная и гордая красавица утратила благоразумие и упала перед тобой на колени, умоляя о любовной встрече, и тебе просто остаётся выбирать из девушек тех, кто тебе наиболее приглянулся. Но королева далеко не красавица! Геза нужна тебе для другого… Получив корону через супружество, ты наверняка тут же изведёшь её, как извёл моего сына…

– Значит, по-вашему, я – злой колдун и к тому же не человек. Королеву я околдовал, и собираюсь, официально женившись на ней, стать королём, а потом разделаться с ней как с ненужной более по-своему, по-чародейски, и продолжать далее сбор урожая женских сердец, а заодно и глупеньких душ их обладательниц? И во всё это вы серьезно верите, хотя эти выводы были сделаны с чужих умозаключений, а точнее с трусливых россказней и нелепых домыслов, основанных на невежественных кухонных сплетнях. Кстати, вы обмолвились, что я извёл вашего сына. Но ведь я совершенно сознательно пощадил его жизнь, а также жизнь его вассалов в смертельном бою, в то время как он со смехом и издевательским пари предполагал, сколько ударов понадобиться, чтобы меня убить, а потом сам вызвался со мной сразиться, и наверняка без содрогания отсёк бы мне голову, и в его глазах не промелькнуло бы и тени сожаления об отнятой напрасно жизни, будь я слабее него. Это он наговорил вам про меня небылиц, мучаясь ложным пораженческим стыдом и обидой на меня за то, что я оказался сильнее в открытом бою.

– Я подозреваю, что мой сын был очень самоуверен. Ему вскружила голову слава абсолютного победителя турниров. Он действительно бывает не сдержан на язык, заносчив и чрезмерно кичлив… – Герцог опустил голову. – Я был таким же в его годы. И в том, что ты победил его, я как раз тебя не обвиняю… У тебя было полное право убить его, и, честно говоря, я бы на твоём месте так и сделал… И в глазах моих не промелькнуло бы и тени сожаления об отнятой напрасно жизни… – Он совсем сник, повторяя эти почти стихотворные слова. – Ты лишил зрения моего единственного сына… Он теперь слеп как крот… Он в таком отчаянии, что не желает больше жить… Мой сын – калека!

Глаза герцога вдруг обильно увлажнились, рука схватилась за кинжал. Он вскочил из кресла, замахнувшись, и вдруг замер.

– Чуть выше и левее. Сердце здесь, в груди под курткой. И если это действие доставит вам хоть какое-то облегчение…

Принц Алек даже не шелохнулся и ни на волос не изменил положения рук и тела, чтобы хоть как-то избежать удара или обороняться. Он только посмотрел в глаза герцога открыто и спокойно, и рука, занёсшая над ним оружие, задрожала и медленно разжалась. Клинок выскользнул из ладони герцога и упал на ковёр. Герцог же кашлянул и опять опустился в кресло:

– Нет! – прошептал он. – Так нельзя…

– Видят звёздные боги: я не хотел, чтобы он ослеп, – задумчиво продолжал принц, как будто уже забыв об «убийственных» манипуляциях. – Немного не рассчитал удар. Ваш сын так меня разозлил своим легкомысленным поведением и особенно незаслуженными прилюдными оскорблениями в мой адрес, что я, признаться, вышел из себя… Непростительная оплошность, каюсь… Но может быть ещё можно всё исправить? Я попробую вернуть ему то, что так неразумно отнял. Он здесь, рядом? Отведите меня к нему.

Он стремительно встал и повернулся к двери.

Герцог тоже встал из хозяйского кресла и нечаянно поддел ногой злополучный кинжал…

Дорб Младший понуро сидел у окна на широкой скамейке, обняв обеими руками огромную лохматую псину, видимо свою любимицу. Он был в одной длинной рубашке и с повязкой на глазах, и выглядел уже совсем не такой неприступной «крепостью», как на турнире. Спесь и высокомерная надменность покинули его вместе с зеркально сияющими на солнце доспехами, крылатым шлемом и лазоревым плащом, скромно висевшим теперь в дальнем углу. На данный момент принц Дорб представлял собой обыкновеннейшего молодого человека, босоногого, встрепанного и не бритого уже по крайней мере дня четыре.

Герцог и принц Алек вошли в комнату и приблизились к нему.

– Это ты, отец? – спросил несчастный и протянул руку.

Собака глухо заворчала и, соскочив с лавки, устремила морду к принцу Алеку, имея первоначальное желание облаять чужака, но вдруг под его взором передумала, тихо заскулила, лизнула ему руку и прижалась к его ногам, заискивающе вертя обрубком хвоста. Принц Алек наклонился, погладив её по кудлатой голове, с его губ слетел еле слышный звук, напоминающий далекий громовой раскат. Собака, коротко рыкнув как будто в ответ, отбежала к скамье и замерла рядом с Дорбом Младшим в позе подчинения.

– Отец, ты не один? – Дорб схватил подошедшего герцога за руку, прислушиваясь и «озираясь» слепым лицом. – Кто с тобой? Шарка даже не гавкнула, только сбегала поздороваться…

– Привет тебе, славный принц Дорб, властитель Зара и Маринги, от того, кого ты опрометчиво назвал во всеуслышание колдовской тварью, выскочкой и прочая. Вот зашёл проведать великого витязя.

Голос принца Алека был тихим и даже ласковым, но произвёл на беднягу примерно такое же впечатление, как гром среди ясного неба на пугливого ребёнка. Принц Дорб сжался, закрывшись руками, его лицо мгновенно побледнело от почти животного ужаса:

– Боже милосердный! Отец! Зачем ты привёл его ко мне? Ведь это мой самый страшный враг, а я теперь беспомощен как младенец…

– Можешь не опасаться. Я пришёл сюда без злого умысла. Я просто хочу излечить тебя от слепоты, которой неумышленно одарил в поединке.

– И что же ты потребовал у моего отца за это? – Дорб Младший всё ещё заслонялся руками, которые начали заметно дрожать. – Конечно же ты хочешь забрать мою душу?

– У твоего отца я пока ещё не требовал ничего. – Принц Алек понимающе снисходительно улыбнулся. – С тебя же я хочу взять клятву более не рассказывать про меня небылицы и вообще быть воздержаннее на язык. А насчет души… Так знай, при жизни душа неотделима от человека, так что щадя жизнь – оставляешь её хозяину и душу, убивая – изгоняешь её навсегда, лишая привычного пристанища на грешной земле. Усвоив эту немудрёную истину, ты не будешь лишний раз хвататься за оружие по пустякам и особенно ради надуманного тщеславия, и бой ради боя утратит для тебя желанность, приобретя зловещий смысл никчемной душеотнимающей бойни. Надеюсь, ты уловил смысл моих слов, хотя бы в той мере, чтобы понять, что я вам не враг. Твой отец настолько мудр, что понял это очень быстро, не смотря на то, что ты успел заранее окружить мой образ жутким ореолом россказней про всяческие злые чары. Клянись, что более не будешь говорить дурного про людей ни вслух, ни шепотом, если нет достаточных доказательств этому!

– Клянусь.

Дорб Младший наконец убрал руки от лица и выпрямился, всё так же сидя на лавке.

– А теперь сними повязку. Посмотрим, что там с твоими очами. – Принц Алек успокоительно кивнул стоящему рядом герцогу и поднял обе руки к голове Дорба Младшего. – Я так и думал: глаза целы, да я их и не мог повредить. Наверное, ущемление нерва… – Принц коснулся головы больного обеими руками, но только самыми кончиками пальцев. – Не пугайся. Будет немножко щекотно… А потом увидишь свет.

Он приблизил лицо к лицу слепого, его кисти слегка напряглись, перебирая тонкими пальцами в волосах висков. Это длилось около минуты. Потом принц Алек убрал руки, выпрямился и сделал шаг назад.

– Ну? Что-нибудь различаешь?

– Я вижу… – прошептал Дорб. – Это чудо! Это колдовство! Ты – великий колдун!

– Опять двадцать пять! – Принц Алек возмущенно вздохнул (явно притворно) и весело улыбнулся. – Ты же обещал! Хотя теперь у тебя конечно есть кое-какие основания… Кстати, первое время ты будешь видеть немного смутно, глаза будут быстро уставать, образы слегка расплываться. Это ничего, просто ты отвык смотреть, дело в тренировке. Сильно пока зрение не перенапрягай. И советую не сидеть всё время в помещении, а погулять по свежему воздуху. Дня через два ты будешь видеть также хорошо, как и до злополучной драки.

Старый герцог обнял сына, потом низко поклонился принцу Алеку и опять закашлялся, хватаясь за грудь:

– Видят Боги, я благодарен за то, что сейчас сделал, пусть даже это не объяснить ничем, кроме колдовства. Теперь мне не страшно умереть.

– Вам об этом и думать-то ещё преждевременно, поверьте, уважаемый герцог. – Принц Алек взял его за руку, щупая пульс и очень внимательно глянул в глаза. – Ваш недуг конечно посложнее, чем слепота этого молодца, но и он вполне поддается излечению. И если вы не против, я мог бы помочь. Раз уж начал…

– Если только вы не потребуете от меня присягнуть дьяволу или утратить честь… – Герцог посмотрел на принца Алека с надеждой. – Но все лекари отказались от меня как от безнадёжно больного. Они хором заявили, что болезненный огонь в моей груди невозможно погасить никаким известным человеку способом, и что он неумолим и скоро доберётся до моего сердца. И тогда – смерть…

– Когда вы впервые почувствовали этот огонь?

– Ещё прошлой зимой.

– При каких обстоятельствах вы заболели?

– Я уже не помню точно. По-моему, это произошло после большой охоты по первому снегу… Потом я долго лежал в беспамятстве, только изредка приходил в себя. Почти до самой весны я почти не вставал с постели. Моя жена самоотверженно ухаживала за мной, приглашала лекарей.

– Понятно. Воспаление легких. Вы очень сильный, просто железный человек. Должен вам сказать: будь вы самую малость слабее, вас бы уже с почестями закопали… Прикажите позвать моего оруженосца, здесь без зелья не обойтись.

Тут принц Алек посмотрел на Дорба Младшего:

– Вы с Салеваном сейчас сходите за стену замка ко рву. Там, прямо за мостом, есть чудесная полянка. Наберите по букету полевых цветов с неё. Да не ленитесь. Там есть такие маленькие, жёлтенькие, у самой земли. Вот их – побольше. И оденься… Негоже без штанов по улице гулять. Здоровье нужно беречь смолоду.

Дорб Младший и Салеван ушли, а принц Алек и старый герцог остались в комнате.

– Снимите куртку, рубашку, и ложитесь на лавку на живот, – сказал принц, слегка разминая пальцы, и уловив смущенный взгляд герцога, успокоительно и весело добавил: – Не стесняйтесь, господин, обесчещивать я обожаю только молоденьких девственниц, да и то с их искреннего согласия. Вы мне не по вкусу, да и не по зубам.

Герцог разделся и лег. Принц сел рядом на край скамьи.

– Будет очень тепло, даже немножко горячо, – предупредил он, положив ему на спину руки ладонями вниз. – Не сопротивляйтесь ощущению расслабленности, не боритесь с желанием заснуть… Постарайтесь думать о чём-нибудь приятном и светлом. Так я быстрее и с меньшими затратами своих колдовских сил смогу победить болезнь. А потом я разбужу вас. Согласны?

– Да. Хорошо.

Герцог поудобнее устроился на ложе.

– Тогда начнем. Должен же я помочь отцу своей невесты и мудрому деду-наставнику своего ещё не рождённого сына.

Принц слегка нажал на спину герцога кончиками пальцев, и напряжённые мышцы мужчины расслабились.

–– Что? Но откуда?

Герцог вывернул шею так, что смог посмотреть через плечо на принца.

– Не надо быть колдуном, чтобы заметить родовое сходство. Но Великая Королева похожа на вас не только внешне, но и многими душевными чертами. От вас обоих исходит родственная светлая сила, и я это чувствую… – Пальцы принца проворно забегали по спине герцога, оставляя чуть красноватые следы на коже. – К тому же, не будь она вашей дочерью, вы бы давно женили на ней своего сына, а так они брат и сестра по отцу. Грехи молодости: прекрасная королева Арманда, мать Гезы, была вашей тайной возлюбленной, а король Кристиан был слишком стар, и к тому же, подозреваю, бесплоден. Ведь до Арманды он сочетался браком четырежды, и не от одной жены не имел детей. Король умер до рождения Гезы, королева, толком не успев вскормить ребёнка, тоже… Вы забрали грудную девочку, взрастили и воспитали её на правах опекуна и близкого родственника умершего короля.

– То, что она – моя дочь, великая тайна, в которую не посвящена ни единая ныне живущая душа, – прошептал герцог. – Ведь если это откроется, то она может потерять корону. Сама Геза тоже не знает…

– Тайна будет сохранена до поры… – Принц Алек продолжал «работать» пальцами. – Геза – достойнейшая королева, и талант государственного деятеля у неё настолько велик, что чья кровь течет в ней, уже не имеет значения. Она расширит свои владения ненасильственным путём, подчинит и сплотит племена, живущие на много дней пути от Арбуса. Её держава будет процветать, люди станут стекаться к королевскому замку и образуют город, который станет идеалом мира, просвещения и медицины, и легенде о котором суждено пережить многие века и эпохи. Великая королева Золотая Маска тоже станет легендарной, как его основательница и властительница. Я же, недостойная колдовская тварь, как выразился ваш сын, не посмею переложить все эти лавры, а главное, этот гигантский труд, выпавший на её долю, на свою голову в виде королевской короны. Женившись на ней, я останусь всего лишь принцем-консортом. Моей коронации не будет, но зато наследник, которого она родит через восемь с небольшим лун, будет законнорожденным.

– Горячо, – сказал Дорб Старший и закрыл глаза. – Но дышать стало легче.

– Теперь засните…

Голос принца Алека сделался сладким и вкрадчивым, и из памяти герцога вдруг выплыл образ Арманды в венке из белых цветов. Вот он подъезжает к ней на разгорячённом неосёдланном коне, спрыгивает с его спины, и они бегут в лес, взявшись за руки. И поцелуи жарки в тени дубравы, а вода в ручье холодна…

– Проснитесь, господин! – Лицо Арманды затмилось и превратилось в лик принца Алека. – Вставайте и одевайтесь. Ваш сын и мой оруженосец уже входят в замок.

Герцог вскочил с лавки так резко и пружинисто, что сам поначалу испугался, а потом неподдельно удивился, почувствовав уже забытую силу и бодрость во всем теле. Принц Алек подал ему рубашку и куртку, и он облачился в них, расправляя ещё недавно стеснённую грызущим недугом грудь и глубоко, и осторожно вдыхая и выдыхая: боли и жжения больше не было, скребущее мучительное желание кашлянуть тоже пропало.

В этот момент вошли Дорб Младший и Салеван. В руках у каждого было по большому разнотравно-пёстрому букету.

Принц Алек оживился и, приказав подвинуть стол поближе к окну и свету, начал быстро-быстро перебирать травы, раскладывая их на кучки по только ему ведомому принципу. Некоторые из них он пробовал на вкус, и светлое лицо его при этом улыбалось. Наконец он закончил и, смахнув лишнее «сено» со стола, обратился к герцогу:

– Вот то, что необходимо чтобы закрепить эффект выздоровления, который вы, благородный господин герцог, наверняка почувствовали. – Он указал на крайнюю кучку трав и цветов. – Это нужно положить в любую небольшую пищевую посудину, залить кипящей водой и настаивать под крышкой, пока остынет. Потом пить после завтрака, обеда и ужина по небольшому бокалу. Каждый день заваривать новую порцию и не пропускать ни дня. Тут хватит лекарства на двенадцать дней… Пусть лежит так, только с солнца нужно убрать. Трава подсохнет, но это практически не имеет значения. Кто будет заваривать? Кухарка?

– Нет. Моя жена. – Герцог смущенно улыбнулся. – Лучше доверить это ей.

– Тогда позовите её. Я объясню ей в тонкостях, как всё это делать. Назову травы. И в первый раз приготовлю зелье вместе с ней… – Он глянул на Дорба Младшего со слегка поддевающей ухмылкой. – И попробую его сам. А то вдруг отрава?

Миледи Оскания оказалась очень милой женщиной, ещё не утратившей красоту и свежесть. Она, смиренно потупив взор, внимательно слушала мягкую речь колдуна, объяснявшего ей со всей обстоятельностью порядок и смысл действий. Дорб Младший и Салеван были опять отправлены «погулять», герцог же присутствовал и наблюдал за тем, как вершилось чародейство.

Наконец, напиток был готов. Принц Алек сам налил его в кубок и выпил мелкими глотками до дна, потом налил ещё настоя и подал герцогу.

– Да, получилось то, что нужно, – констатировал он. – Вы должны повторять эту церемонию каждое утро и следить, чтобы ваш муж обязательно принимал это лекарство три раза в день, пока трава не закончится. Это всё, госпожа. Позвольте поцеловать ваши умелые руки.

– О, нет! Я не подам вам руки… Ведь про вас говорят, что таким образом вы прочно околдовываете женщин страстью одним лишь прикосновением. А я не хочу быть околдованной, ведь я люблю своего мужа и поклялась быть верной ему даже в мыслях до гроба!

Это были первые слова, сказанные герцогиней помимо официального приветствия. Она вдруг зарделась как маков цвет и отпрянула от принца поближе к мужу.

– Не сомневаюсь в ваших намерениях, и даже восхищаюсь ими. Прошу прощенья, госпожа, я более не буду обращаться к вам с подобными оскорбительными просьбами.

И принц Алек поклонился ей и демонстративно убрал руки за спину.

– Осмелюсь пригласить вас к обеду, – сказала герцогиня уже спокойнее.

– Да, да! – спохватился Дорб Старший. – Настоятельно прошу отобедать с нами.

– Спасибо за гостеприимство. – Глаза принца вдруг хитро прищурились. – И я очень надеюсь, что Великая Королева тоже почтит эту совместную трапезу своим присутствием.

– Обычно она обедает у себя. – Миледи Оскания снова опустила глаза. – Но когда она узнает, что у нас за гость, то я уверена, она обязательно осчастливит нас своим присутствием при нашей скромной трапезе. Пойду распоряжусь, чтобы поторапливались…

И миледи удалилась, смущенно чему-то улыбаясь, а Дорб Старший добродушно молвил:

– А ты ведь её всё-таки околдовал! Давненько я не видел, чтобы она краснела и шарахалась. Неужто, ты настолько неотвратимо действуешь на любую женщину?

– Сегодня ночью, вы, ваша светлость, подействуете на свою супругу так, что мой образ начисто выветрится из области её желаний, – улыбаясь, сказал принц Алек. – Мне же сейчас хочется только одного: увидеть мою возлюбленную Гезу, говорить с ней, касаться её рук… Вы ведь знаете, что я пришёл именно за этим. Сами познав взаимную любовь и нежность, вы конечно же можете допустить такую казалось бы абсурдную, но тем не менее естественную ситуацию: колдун тоже способен просто любить…

Обычно сумрачная из-за довольно небольшого количества окон трапезная зала была хорошо освещена множеством восковых свечей. Королева вошла в сопровождении верной служанки, нёсшей за ней длинный шлейф мантии. Присутствующие низко поклонились.

Геза была без маски, лицо чисто и гладко, ухоженные волосы распущенны по плечам. Голову же венчала корона Карна и искусный венок из садовых цветов. Пышное платье светлого оттенка очень выигрышно смотрелось на её стройном подтянутом стане. Да, она безусловно не была первой красавицей королевства, но сейчас никто бы не осмелился сказать, что она дурнушка.

Королева медленно подошла к принцу Алеку, который замер в почтительном поклоне, и протянула руку с еле заметно дрожащими пальцами. Принц распрямился, нежно взял её ладонь и опять склонился, целуя, а потом церемонно повёл к возвышенной части стола с королевским золочёным креслом.

Вся церемония протекала в полной тишине, слышно было только шуршание материи и потрескивание свечей в массивных подсвечниках. Никто не осмеливался и вздохнуть.

«Невероятная, но, как ни странно, гармоничная пара», – подумал про себя герцог Дорб, глядя на очень корректные и сдержанные «отношения» королевы и принца Алека за столом.

Нет, они не позволили себе прилюдно ни одного слова или жеста, выдающего их склонность друг к другу, но так страстно и зовущее блестели глаза королевы даже несмотря на искусно разыгранное на лице «неприступное» официальное величие, и так нежно и успокоительно-обещающе улыбался ей принц Алек, что Дорбу стало ясно: они ждут только подходящего момента, чтобы выпустить спрятанные в глубине сердец чувства.

…Прозвучали приличествующие окончанию трапезы слова, была подана вода для ополаскивания рук. Королева сделала еле заметный жест своей служанке, чтобы та «позаботилась» о шлейфе, и молвила:

– А теперь пусть наш гость, благородный принц Алек, окажет своей королеве- повелительнице услугу и проводит до покоев. Конечно же, если мой крёстный отец и хозяин этого замка не возражает.

Последняя фраза была сказана таким решительным тоном, что герцог вряд ли возразил бы, даже если бы хотел.

Принц Алек почтительно взял Её Величество за руку, и они вышли в сопровождении Петры и Салевана.

Служанка и оруженосец остались за дверью королевских покоев, а королева и чародей церемонно вошли.

– Интересно, что они там будут сейчас делать? – прошептал Салеван. – А королева-то оказывается вовсе не такое уж страшилище, как про неё сказывали… Не иначе как мой господин над ней сильно постарался, исцелив от дурноты…

– Злыдень и дурак! – Петра толкнула его в бок. – Насколько твой добрый господин скромен и мудр, настолько ты – болтливый дурак!

– Сама ты дура! – обиделся оруженосец. – Хоть и красивая! К тому же ты – распутница. Вот думаешь, что я не знаю, кто носил ужин моему господину в первую ночь после взятия замка Арбус? Наверное, он тебя тогда так хорошенько приласкал, что ты до сих пор облизываешься как кошка, нажравшаяся в погребе хозяйской сметаны.

– Я не ходила к нему. То была не я.

Петра смутилась.

– Твое покрывало ни с чьим не спутаешь! – Салеван дёрнул её за кончик плата. – Может быть я и дурак, но не слепой.

– То была не я, и это сущая правда. – Петра почему-то зарделась и уже совсем тихо произнесла: – Это была сама королева…

Их взгляды встретились, а руки слегка соприкоснулись и тут же были отдёрнуты.

…За дверью послышался весёлый смех, что-то зазвенело, и Салеван в любопытстве прильнул к замочной скважине.

– Что там? Дай взглянуть! – прошептала служанка, стараясь потеснить оруженосца, и сама заглянуть внутрь.

– Э, нет!

Салеван «настаивал» на своём, и они толкались ещё несколько минут, борясь за «точку наблюдения», и были так поглощены этим увлекательным занятием, что не сразу смогли остановиться даже тогда, когда дверь распахнулась и в ней показался принц Алек. Всегда аккуратная прическа его была слегка растрепана, он был без куртки, пояса и сапог, а ворот нательной рубашки развязан и распахнут. Салеван мельком успел взглянуть и в комнату: Великая Королева сидела на кровати, поджав ноги под подол, и держала в каждой руке по серебряному кубку. Венок, украшавший её голову во время трапезы, лежал рядом на подушке, а корона, та вообще валялась на полу рядом с туфлями.

– Значит так, друзья мои, – сказал принц тихо и без каких-либо признаков раздражения или гнева. – Идите-ка прочь от двери. Разве в этом доме мало комнат? Кстати, Салеван, не та ли это девушка, про которую ты мне все уши прожужжал? Тогда зачем ты теряешь драгоценное время? Скажи ей то, чему я тебя учил. А теперь марш отсюда!

И он закрыл дверь, удалившись обратно в спальню.

Оруженосец и служанка послушно ушли в другое помещение и сели там на лавку у окна.

– И чему же твой господин тебя научил? – поинтересовалась Петра после некоторой паузы. – Неужто благороднейший посланник богов снизошёл до тебя как до ученика? Он открыл тебе какие-нибудь свои тайные заклинания?

– По-моему, он вообще не пользуется заклинаниями. – Салеван придвинулся к Петре ближе. – Он просто сказал, что если одному человеку нравится другой человек, то глупо делать вид, что ничего не случилось и мучиться от робости. Нужно просто собраться с духом и признаться в этом тому, кто тебе нравиться. Он также поведал мне, что люди в любви подобны богам, в них проявляются таланты чародеев: они читают мысли друг друга, способны предвидеть общее будущее, излечивать друг друга от недугов и даже спасать от смерти… А ещё он сказал, что женщины в полноте чувств, доброте и милосердии часто бывают более совершенны, чем мужчины, и потому женское сердце быстрее откликается на любовь, чем мужское… «Смотри ей в глаза, – сказал он, – и ты по их выражению поймешь, избрала ли она тебя или отвергла… И если ты будешь искренне видеть во всем её существе самое желанное и прекрасное, что есть в этом подлунном мире, то никогда не будешь отвергнут» – Салеван придвинулся к Петре ещё ближе. – Вот и я говорю тебе, что ты мне очень нравишься. Ты самая прекрасная и желанная…

Их руки сплелись, а губы соприкоснулись. Они смотрели друг другу в глаза и чувствовали тепло, любовь и нежность.

…Принц Алек лежал на большом столе, окружённый двумя десятками сальных свечей, озаряющих его красноватым колеблющимся светом. Первая ведьма подошла к нему, расшнуровала куртку и, закатав рубашку, обнажила грудь бесчувственного мужчины и приникла к ней ухом. Вторая внимательно осмотрела и даже ощупала верёвки, которыми тот был привязан.

– Он скоро очнётся, – сказала первая ведьма, аккуратно приподнимая веко мужчины. – Сестра, неси зелье, этого никак нельзя допустить! Боюсь, что, придя в себя, он тут же заколдует нас. Тогда никакие путы ни помогут, и наше дело пропадёт!

Третья ведьма, самая молоденькая, бросилась из комнаты прочь и вернулась, неся флакон и полотенце.

– Ах, он такой бледный! – Она потрогала мужчину за руку. – Пальцы совсем холодные и ногти слегка посинели… По-моему, мы перестарались, затянув верёвки…

– Ничего, скоро мы развяжем его. – Первая ведьма взяла нож и потрогала лезвие, проверяя остроту. – Мы ведь делаем это на благо людей. В жилах посланца богов течет кровь богов, а кровь богов – это абсолютный эликсир молодости и здоровья. Мы получим панацею от всех недугов… Посмотрите же, сестры.

Она аккуратно провела лезвием по обнаженной груди лежащего, образовался неглубокий порез.

– А теперь вы увидите чудо! – Она чуть помедлила и провела рукавом, стирая выступившую кровь. – Приглядитесь! Не осталось даже следа. Всё уже зажило: нет ни шрама, ни даже полоски. Он наверняка владеет секретом бессмертия и практически неуязвим для хворей и ран.

– И прекрасен, – прошептала третья ведьма. – Мы ведь не будем забирать у него всю кровь?

– Я даже не знаю, как поступить… Вряд ли нам представиться когда-нибудь ещё такой исключительный случай. Наберем вон те фляжки. – Покачала головой первая ведьма. – Но в любом случае было бы большой неблагодарностью обескровить его совсем. Он ведь вылечил нашу Альбочку. Утром мы доставим его на оживлённую дорогу и проследим, чтобы его подобрали. Потом побыстрее уйдем из этих мест, а то как бы гнев Великой Королевы не настиг нас и не пал на наши грешные головы.

– Говорят, он некоронованный, но законный супруг королевы Арбуса, и горячо любим ею. А ещё говорят, что город строиться по его подсказке, по его же слову приглашаются ко двору Великой Королевы и на жительство в город мудрецы и книжники…

Вторая ведьма прислушалась.

– Такого мужчину я бы тоже горячо любила! – прошептала третья ведьма, глядя в лицо принца с нескрываемой жалостью. – Простит ли он наше вероломство? Я бы не простила.

– Великий чародей, лекарь и благородный вельможа, и при этом легкомысленный и доверчивый безоружный мальчишка. Ездит один, без охраны и сопровождения, ночует где придётся, ест и пьет что придётся… – проворчала первая ведьма. – Ну не чудак ли? Ведь на его имущество могут позариться случайные разбойники: и им ничего не стоит ограбить и убить его. Правда, монет при нём всего небольшой кошель, а седельные сумы полны только сухими травами, да какими-то настойками во флягах. Одёжа и конская сбруя тоже небогатые – не украшений, ни амулетов, ни золота с серебром. Колечко, вот, только одно, да и то невзрачное, по-моему, даже не драгоценного металла, только камушек в нём интересный, хоть и не блестит. Наверное, чародейский талисман… Конь, правда, хороший – подкованный, резвый и горячий, на таком можно, пожалуй, от любой погони уйти… Только почему-то без узды. Как вообще он им управляет? Непонятно!

– Подозрительный шум во дворе. Как будто собака заскулила. – Вторая ведьма, видимо обладающая самым острым слухом, опять насторожилась. – Пойду, посмотрю…

– Не ходи. Тебя могут сгоряча убить в темноте.

Мужчина открыл глаза. Его голос, слегка хриплый и слабый после беспамятства, тем не менее ласкал слух, заставляя прислушаться:

– Это слуги Великой Королевы. Они искали меня и, похоже, нашли. Я ведь обещал моей милой Гезе быть дома ещё до заката, а сейчас, как я уже понял, ночь. Умная Шарка привела людей… Мы легко уладим это дело… Я не сержусь на вас, не бойтесь… Вы ведь думаете, что моя кровь – живительный эликсир. Но мне придётся вас разочаровать: это не совсем так. Во всяком случае, она точно не подействует так, как вы ожидаете, сколько её ни пей или ни натирайся. Хотя ход ваших мыслей не лишён логики…

Раздался шум в сенях, потом дверь резко распахнулась под сокрушительным ударом. Огонь сильно заколебался, некоторые свечи даже потухли от резкого сквозняка.

– Ах вы, низкие твари! Что вы сделали с моим господином? Да я вас собственноручно на костре зажарю!

В дверях стоял Салеван с обнажённым мечом. За ним толпились латники. Протиснувшись меж их ног, в комнату вбежала крупная кудлатая собака и грозно зарычала, скалясь и наступая на сестёр-ведьм.

– Да со мной, собственно, всё в порядке. Шарка, фу! – Принц повернул голову и посмотрел на оруженосца, виновато улыбаясь. – Вот, зашёл больную девочку полечить и немножко задержался. Очень гостеприимные оказались хозяйки, не решились отпускать на ночь глядя, оставили переночевать… Вишь, как позаботились, крепко накрепко примотали, рукой не пошевелишь.

И он засмеялся очень весело и совершенно беззлобно.

Оруженосец грозно глядя на сбившихся вместе сестёр, осторожно разрезал кончиком меча верёвки на принце, и тот слез со стола, зашнуровывая куртку ещё не очень послушными пальцами.

– Вот что, – сказал, наконец, он, тряхнув головой, и растрёпанные было кудри послушно улеглись в аккуратную прическу. – Этих женщин не оскорблять и не обижать. Они ведь не хотели зла…

– Все в округе уже знают, что вы, господин, добры и мягкосердечны, – молвил Салеван. – Но не кажется ли вам, что прощать такое просто неразумно? Ведь, по-моему, так они хотели зарезать вас. Это ведь настоящие ведьмы. Люди их ненавидят и сторонятся не зря! Они сглаживают детей, морят скот, насылают град и саранчу…

– Люди просто очень неграмотны и суеверны. Они склонны огульно сваливать вину за свои несчастья на чужую голову, совершенно не догадываясь об их истинной причине. А между тем, я ничуть не жалею, что попал в их руки… Таких людей я и ищу. Ты ведь знаешь, что тёмные намерения я чувствую заранее и на расстоянии, и именно поэтому мне не страшны внезапные нападения злоумышленников: они просто не могут быть для меня неожиданностью. Но сегодняшний случай особый. Я не смог защитить себя и попал к ним в ловушку не потому, что они были сильнее или умнее меня, и не потому, что моя беспечность и жажда помогать незнакомым людям заставили меня полностью забыть об благоразумии и осторожности. Просто я не почувствовал от этих женщин ни малейшей угрозы или корыстного мотива, а наоборот, ощутил от них свет доброты и любви к людям, сострадание и стремление помогать нуждающимся в помощи. И доверился им…

– А они вдруг вознамерились вас зарезать. Так, ради сострадания к самим себе или может быть ради любви к людям, ну, как к своей пище, – не унимался Салеван. – Вон, у той в руках до сих пор нож… Если бы мы не подоспели вовремя, они бы отравили вас своим дьявольским зельем и приготовили бы из вас шикарный ведьмин ужин, а может быть заодно и завтрак!

– Не говори чепухи, – принц слегка нахмурился. – Эти, как ты их назвал, настоящие ведьмы, мне – просто родные сестрёнки, не по крови, так по духу. А их «дьявольское зелье» – это величайший прорыв в медицине, а именно в хирургии. Ведь они изобрели практически безопасный общий наркоз. Просто пока оценить по достоинству это открытие способен только я… Так что, тех, кто осмелится их обидеть, накажу, не пожалею! – Эти слова были явно обращены к латникам. – Утром пусть эти милые леди собираются и переезжают в город. Салеван, проследи, чтобы была хорошая повозка. И прямёхонько ко мне на двор. Я возьму их в ученицы.

Они вышли на свежий воздух. Была звёздная ночь, на траву упала роса.

Принц по-особому свистнул, и Ветер, услышав своего хозяина, коротко заржал и, открыв ударом копыта калитку, покинул сарай и подбежал к хозяину. Чародей погладил коня, что-то шепнул ему в навострённые уши и легко вскочил в седло.

– Спасибо тебе, верный друг, – тихо произнес он, глядя на стоящего на крыльце Салевана. – Не обижайся на меня. Прости, что заставил переживать за мою безопасность. Поверь, твоё участие мне не безразлично. Я очень ценю его, хотя и считаю, что ты волнуешься за меня совершенно напрасно. Моя судьба предопределена. Свой срок я знаю до дня и часа, а до этого времени со мной не может случиться ничего плохого… Поеду, успокою бедную мою Гезу. Она, наверное, тоже жутко переволновалась.

Принц сложил руки на груди и сжал коленями бока коня. Ветер рванул с места гладкой стремительной рысью, красиво изогнув шею со свободной от узды головой.

…Эта девушка была самым прелестнейшим существом на свете. Такая красота и во сне не привидится! Она стояла в прозрачном сиянии полнолуния, стройная и неподвижная, окружённая мерцающим божественным ореолом, затмевающим даже яркий чародейский костёр. Алмазный венец переливчато горел на её челе, а струящиеся по плечам тёмные волосы ещё сильнее подчёркивали белизну тела, обёрнутого в развивающиеся на ветерке полупрозрачные одежды. Принц Алек стоял перед ней, и они о чём-то беседовали на наречии, сначала показавшемся Дорбу Младшему просто каким-то мелодичным напевом, и делали это с таким видом, как будто были давно и очень хорошо знакомы. Незаметно околдованный звуками непонятного, но ласкающего слух своей гармоничностью, разговора, Дорб присел, а потом и прилёг на траву в своем укрытии. Сознание его как будто слегка помутилось, он не отрывал очарованного взгляда от прелестной «потусторонней» незнакомки и стоящего к нему спиной чародея…

Очнулся он от невесомого прикосновения к щеке и невольно ахнул. Над ним склонилась та самая неземная девушка и улыбалась ему призывно и обещающе.

– Мой герой проснулся! – Голос её был слаще и пьянее самого лучшего вина. – Вставай же, рыцарь, твое время настало!

Принц Дорб встал перед ней на колени и протянул к ней руки, как во сне. Девушка тут же вложила в них свои ладони. Тогда он мельком огляделся: принца Алека поблизости не было, огонь уже не горел, и даже угли как будто давно остыли. Может статься, и яркого костра, и его друга-чародея, за которым он отправился в эту ночь тайком на колдовской холм, тут вообще никогда не было, а этот разговор-песня ему просто приснился? Но ведь девушка-то была! Она стояла рядом с ним, реальная и прекрасная, её пальцы были тёплыми и нежными, одежды блестели драгоценной вышивкой, и от них исходил изысканный аромат пленяющих разум благовоний.

– Кто ты? – прошептал поражённый в самое сердце Дорб. – Сон ли ты? Или явь?

– Я явь, и я пришла к тебе, мой будущий король этого края! – Девушка потянула Дорба за руки, и тот встал, оказавшись с ней лицом к лицу, и её дыхание показалось ему эликсиром неодолимого страстного желания. – Будь моим господином и владыкой, я уже полюбила тебя всей душой! Но прежде ты должен развеять по ветру пепел Арбуса и изгнать проклятого городского колдуна, именующего себя посланником звёздных богов, из этих мест!

– Но он друг мне, – пролепетал Дорб. – Да и не сравниться мне с чародеем!

– Ещё как сравнишься, мой скромный господин! – Глаза девушки вспыхнули пламенем, от которого Дорбу стало жутко и сладостно одновременно. – Думаю я, что нашла достойнейшего. Так не разочаруй же меня! Знаю, арбусский колдун вернул тебе зрение, которое сам же перед этим хитроумно отнял. Он кажется всем очень милым и добрым, однако привечает чёрных ведьм и всяких безродных проходимцев… А главное, кто теперь вспомнит о благородных рыцарских традициях войны и истинном смертельном поединке? Свежая кровь на клинках теперь не в чести! Великая Королева давно уже не водит войско своих вассалов в завоевательные походы, предпочитая силе меча изворотливость языка. И это опять же он, ваш городской любимчик-чародей постарался: популярно объяснил ей в алькове между делом, что властительница должна по его «божественным» понятиям в первую очередь заниматься переговорами о налаживании мирной жизни с соседями и их вовлечением во взаимовыгодные союзы, а не стяжанием добычи и бранной славы в военных походах. По его же наущению при дворе отменены поединки боевым оружием и оставлены только показушно-развлекательные турниры по жёстким правилам и с использованием затупленных клинков. Теперь никакой крови и никакой доблести и риска! А ещё этот ведьмак внушает людям, что все без исключения – ровня друг другу, невзирая на титулы, родство и регалии. Но разве это так? Неужели ты считаешь себя равным грязным крестьянам и рыночным оборванцам? Вспомни, ты ведь когда-то был непобедим и увенчан славой! А как тебя все боялись и уважали! Ведь ты был почти королем, пока не вмешался этот злополучный звёздный посланник… Тут она засмеялась, и в хрустальном звуке этого смеха слышалось высокомерие и скрытая, но такая возбуждающая лесть, что в памяти принца Дорба вдруг костром вспыхнули обидные воспоминания.

– Как же он вас всех околдовал и приручил! Тебя и твоего отца погладил целящей рукой и одновременно лишил гордости и силы. Где твои вассалы, где твои данники, великий потомок королей-завоевателей? Неужто ты смирился с незавидной ролью изгоя? А между тем, твоя кровь гораздо благороднее, чем кровь твоей сестрицы Гезы. Поражён? Не удивляйся! Великая Королева Золотая Маска на самом деле приходится тебе родной сестрой по отцу: она – есть плод греховной страсти твоего честнейшего родителя и развратной королевы Арманды, урождённой девицы Бриггитс, отец которой был простым латником на службе у короля. Арбусский колдун, которого ты называешь своим другом, прекрасно знал это с самого начала, но ему, святому провидцу, поборнику нравственности и честности, было просто невыгодно открывать правду, и он не чинясь вступил в тайный сговор молчания с твоим отцом… А твой папаша? Он всегда любил Гезу больше чем тебя, в чьих жилах течет законная высокородная кровь без всякой примеси и изъяна прелюбодеяния. Он фактически возвёл свою незаконнорождённую дочь на трон, скрыв от всех, а главное, от тебя, её позорную тайну! А тебя… На тебя же герцог Дорб давно махнул рукой как на неудачника, не оправдавшего его надежд. Он даже перебрался из родного гнезда в город почти со всей своей свитой, желая быть поближе к тем, кто ему милее всего: вишь ли, внучата у него там, детки его возлюбленной Гезы и посланника богов. Кровинушка родная, чародейская! А в это время ты неприкаянно таскался по приграничным весям, умиротворяя дикие племена по приказу Королевы. Где благодарность? А? На самом деле возложение на тебя подобных обязанностей можно с полным правом считать ссылкой куда подальше…

– Но откуда ты всё это знаешь?

Принц Дорб внутренне весь напрягся, сердце его больно и сладостно сжималось от страсти и невесть откуда взявшейся обиды, мучающей и горячащей воображение.

– Арбусский чародей не единственный посланник богов! – Девушка смотрела в глаза Дорба не отрываясь. – Во мне тоже течёт бессмертная кровь… Я пришла, как и он, с небес, но не собираюсь годами заниматься всей этой глупой «созидательной» вознёй, как этот слюнтяй, и расточать свои силы зря! Да будет тебе известно, боги всегда посылают двоих. Принц Алек даже не пожелал стать полноправным королём, хотя силы покорять и способности безраздельно властвовать миром людей ему были дарованы изначально! Ну что же, пришло время нам с тобой всё исправить и повернуть на круги своя: ты станешь новым королём-завоевателем, а я – твоей королевой! – Её губы коснулись его рта. – Ты согласен, мой повелитель?

– Да… – прошептал принц Дорб, страстно отвечая ей на поцелуй. – Ты уже королева моего сердца! Ради тебя я готов на всё…

– Не сейчас! – Девушка вдруг резко отстранилась, и между ней и мужчиной как будто возникла непреодолимая преграда. – Пока город стоит, и колдун ему покровительствует, я не могу быть твоей! Собирай войско, скликай вассалов и товарищей по оружию! Разграбьте и сожгите Арбус, прогоните чародея и его приспешников из страны! И не бойся его чар, благороднейший из смертных, я буду отныне оберегать твоё сердце и разум от внушаемой моим непримиримым соперником душещипательной чуши, которая называется милосердием и состраданием к ближнему. Ты займешь трон по высшему закону силы, которой арбусскому колдуну нечего противопоставить! И я сама приму участие в решающей битве, обернувшись грозным чудовищем для устрашения защитников города. Перевес будет на нашей стороне, обещаю! Ведь я не слабее арбусского святоши, смущающего разум людей сладкими речами о братстве, любви и равенстве. Мой клинок такой же быстрый и непобедимый, как и его дарёный меч, только в отличие от этого мягкосердечного дурака, я никогда не стеснялась его обнажать, и сделаю это на стене крепости с превеликим упоением! А когда трусливый колдун склонит голову перед нашей неумолимой силой и бежит из руин города под крылышко своих небесных покровителей, мы сольёмся в страсти, пылу которой позавидуют не только смертные, но и сами боги!

Она легко коснулась обеими руками груди принца Дорба, и у того перехватило дыхание, а сердце кольнуло так, что он невольно ахнул, ощущая, как все желания и сама душа его устремляются к ней в неукротимом порыве.

– Прощай и до свидания, мой повелитель! – прошептала девушка. – Я буду теперь являться к тебе в каждом сне и ласкать так нежно, как не умеет ни одна смертная женщина. Знай, что меня зовут леди Владислава, посланница звёздных богов, вершительница приговоров судьбы, исполнительница высших предначертаний, несущая муки непокорным, остужающая ненавистью души и сжигающая страстью и злобой слабые сердца… Мы встретимся на этом же месте в следующую полную луну, и за твоими плечами должно стоять воинство, готовое по первому приказу сравнять город с землёй!

…Принц Дорб очнулся скачущим на своём жеребце во весь опор. Правая рука до боли в пальцах сжимала рукоять меча, а левая правила конем, роняющим кровавую пену с удил. Колдовской холм был далеко позади, Арбус тоже, а впереди уже маячили башни Армалака, родового замка Дорбов…

…И тогда чародей раскинул руки и крикнул дивным серебряным голосом лишь одно слово: «Стойте!»

Люди, обнажившие оружие и уже готовые вступить в смертельную схватку, замерли, устремив на него взоры.

– Что же вы медлите, жалкие людишки? – взревело чудовище, в гневе хлопая перепончатыми крыльями и обдавая принца огненным дыханием. – Деритесь же! Убивайте друг друга! Крушите всё на своем пути! Пусть Город погибнет в огне дьявольского пожара, а с ним сначала вся страна, а потом и весь мир попадет под мою темную власть! Я хочу немедленно насладиться льющейся кровью и утерянными в драке жизнями! Зачем, о неразумный чародей, ты останавливаешь это великое сражение? Почему бы тебе просто не покинуть это место и не убраться к звёздным богам? Ты ведь с ними одной крови, ты один из них! Какое тебе дело до этих червей, копошащихся внизу? Что связывает тебя с несовершенным грязным миром этих смертных? Уйди! Покинь Арбус сейчас же! Ибо ещё до заката он превратится в пепелище!

– Я не покину тех, кого люблю! – молвил принц громко.

– Тогда обнажи свой меч, и сразимся! – В лапах чудовища прямо ниоткуда возникло сверкающее красными языками пламени лезвие. – И посмотрим, кто кого!

– Это всего лишь уловка! – Принц презрительно засмеялся. – Наша сила и неуязвимость – залог того, что этот бой будет очень долгим, почти вечным. И ни тебе, ни мне не дано победить в этом поединке. Такова непреложная воля богов. Ты прекрасно это знаешь! А несчастные смертные, последовав нашему дурному примеру, тоже начнут сражение и перебьют друг друга ранее, чем мы устанем.

– Тогда ты заранее проиграл! – оскалилось чудовище, и сияющий меч пропал из его лап. – Убирайся и забудь про них! Твои бредни о любви в ближнему, мирном сосуществовании, милосердии и покровительстве слабым не доступны, да и не нужны смертным, они – высочайший удел только божественных существ! Так что, души и тела этих людей уже принадлежат мне, а город обречен!

– Этот город, а с ним и весь этот мир устоят! – сказал принц Алек, и его слова прозвучали в наступившей тишине отчетливо и звонко и вошли в сердце каждого присутствующего человека благостной музыкой, гасящей огонь озлобления и ненависти. – Я позабочусь о том, чтобы ты, дьявол, более не имел открытого доступа в дела этого мира и более не тщился надеждой его покорения.

– Неужели ты готов пожертвовать своей бессмертной жизнью и испытать страшные мучения ради этого сброда, жаждущего крови друг друга, насилия и поживы? – Чудовище даже сложило крылья, и его когти заскрежетали по камням зубцов башни, а огненная пасть распахнулась так широко, как ворота. – Не кажется ли тебе, что это чрезмерная жертва за никчёмных людишек, способных только жрать, спать да драться между собой? Понимаешь ли ты, глупый, что вряд ли твоя жертва ради них будет хоть когда-нибудь оценена по достоинству? Не возьму в толк, на какую благодарность ты надеешься?

– Город и мир устоят, – повторил принц, – и этого мне вполне достаточно. Ты знаешь высшее предначертание: если найдётся человек, ни разу не обнаживший клинка для убийства, сын небес, в жилах которого течёт бессмертная кровь, возлюбивший смертный человеческий род настолько, что будет добровольно готов принять мученическую кончину в твоих когтях, то после того, как ты напьёшься его тёплой крови и пожрёшь его ещё трепещущее тело, наступит твоё пресыщение, и ты уйдешь отсюда навсегда изгнанное повелением богов, более не смущая души людские.

– Смотри, не пожалей! Ты ещё просто не понимаешь, на что согласился.

Чудовище взмахнуло крыльями и сделало таинственный и зловещий знак передними лапами. И тут же руки и ноги принца тесными оковами обвили светящиеся огненные змеи. Они впились в его тело, терзая безжалостными жадными пастями, и кровь замарала светлые одежды, но чародей даже не шелохнулся.

– Ещё не поздно одуматься! – шипело чудовище, подбирая дрожащим липким языком алые капли с камней. – Разве этот город стоит таких страданий? Ну же, скажи, что передумал, и я пощажу и отпущу тебя. Только одно словечко или жест!

Змеи стиснули тело несчастного так, что затрещали ломаемые кости.

– Нет. Я не передумаю…– прошептал тот из последних сил, но этот почти стон тем не менее был звучен и услышан всеми. – Пусть лучше живёт город! Я верю в этих людей! После того, как ты престанешь морочить их, они сами примут правильное решение, и когда-нибудь их потомки сравнятся с богами…

Голова его поникла…

Чудовище взревело страшно и обречённо, и медленно, как бы нехотя, поглотило тело чародея. Лик принца Алека в ореоле золотистых кудрей с широко открытыми глазами и застывшими в величественной улыбке побелевшими губами на миг мелькнул в костре пасти монстра и пропал, только левая рука свисала меж клыков, и на окровавленном безымянном пальце мерцало кольцо…

Отяжелевший дьявол расправил крылья и взвился под облака.

Неподвижно наблюдавшие за действом люди очнулись от оцепенения, но штурмовать город раздумали. Кто со страхом, кто с благоговением, взирали они на удаляющегося монстра, пока тот совсем не исчез в выси. Потом они тихо разошлись, оставив свои кровожадные намерения, и Город был спасён от разрушения и разграбления.

Салеван отложил перо и ещё раз перечитал последние строки на тонком пергаменте. Потом бережно закрыл обложку летописи, встал из-за стола и… остолбенел. Прямо в проёме окна на подоконнике сидел принц Алек, покачивая ногой в безупречно белом сапоге, улыбался и глядел прямо на него.

– Добрый вечер, друг, – сказал он своим обычным мягким голосом, потом слез с подоконника и приблизился к оруженосцу. – Знаю, нервишки у тебя крепкие, проверенные, потому и пришёл именно к тебе. Хочу лично попрощаться с тем, кто был мне верным другом в этом мире. Ведь мы более никогда не увидимся.

– Господин! Так вы живы?

Салеван протянул руку, чтобы убедиться в реальности «воскресшего», но ничего материального не нащупал. Принц был бесплотен, как туман над рекой. Салеван отдернул руку в благоговейном ужасе.

– Как ты уже понял, я теперь жив для вас довольно условно. – «Привидение» по-прежнему улыбалось. – Ты сейчас видишь голограмму… Трехмерную проекцию… Нет, ты так не поймешь… Вот так будет понятно: ты сейчас видишь мою душу.

– А что стало с дьяволом? Вдруг он вернётся опять?

– Не вернётся. Не опасайся. Мне ли ни знать этого наверняка? Я когда-нибудь обманывал тебя или предрекал что-нибудь неверно? – Принц вдруг заметно опечалился и даже вздохнул. – Одиноко мне без вас. Очень привык я к вашему миру за эти годы… Особенно скучаю я по моей возлюбленной жене… Как там она? Наверное, очень жалела обо мне и плакала.

– Великая Королева Геза от тоски слегла, не пьёт и не ест… – Салеван сглотнул. – Наверное, скоро ваши души встретятся на небесах, ибо она хочет поскорее умереть…

– О, звёздные боги! – воскликнул принц. – Только не это! И я даже не могу прийти к ней, опасаясь, что после этого визита она повредиться в рассудке и утратит рациональность мышления: она ведь так тонка и чувствительна, и в то же время такая материалистка! Но я не хочу, чтобы она умирала! – Тут он посмотрел на своё «призрачное» кольцо на «призрачном» пальце и уже спокойно сказал: – Вот что, Салеван, придётся организовать ещё одно, последнее чудо. Сейчас ты пойдешь к королеве и расскажешь ей о том, что я к тебе приходил. Опиши всё покрасочнее (ты это умеешь), и скажи, что я всем сердцем не желаю её преждевременной кончины, что ей отмеряно ещё много лет видеть восходы и закаты, что она должна воспитать наших детей, взрастить внуков и узреть правнуков, и что если она хочет, чтобы моя душа не страдала и не мучилась раскаянием в содеянном, то пусть соберётся с силами и далее милостиво властвует в Городе, который был спасен ценою моей жизни. Она конечно же не поверит тебе без доказательств, подумает, что ты её просто так хитроумно стараешься утешить. Но доказательство будет: ищите под холмом за городом, там, где лесной источник. Геза знает, мы с ней там часто бывали… Прощай, Салеван, идёт Петра, не хочу её пугать…

Принц махнул рукой и «растворился» в воздухе. Сделал он это очень вовремя, потому что дверь отворилась, и в комнату действительно вошла жена оруженосца.

– Что с тобой? – спросила она прямо с порога. – На тебе просто лица нет!

– Знаешь, что? Ведь я только что виделся и разговаривал с нашим господином, принцем Алеком. Точнее, с его душой…

Закат ещё не потух окончательно, когда лошади остановились на поляне, на которой под сенью величественных дубов журчал маленький ручеёк. Начало его было здесь же, под грудой камней у пологого склона: родник был прозрачен как слеза, на дне его «танцевал» белый песок, а рядом на кусте висела берестяная кружка, та, которая в народе прозывается черпалкой. Королева, поддерживаемая Салеваном с одной стороны и старшим сыном с другой, слезла с коня и в изнеможении села на землю. Слуги разбрелись под деревьями, получив приказ искать «незнамо что».

Салеван снял кружку и, набрав в неё воды, подал чуть живой от тоски и волнения Гезе. Она начала пить и вдруг ахнула: на дне черпалки звёздочкой загорелся огонёк. Это было кольцо с волшебной жемчужинкой, то самое, которое принц Алек всегда носил на безымянном пальце левой руки. Королева вынула его из кружки и надела.

«Чтобы оно светилось, нужно просто мысленно пожелать этого, – вспомнила Геза слова своего возлюбленного мужа-чародея. – Эта вещица была дарована мне братьями-богами, пославшими меня на вашу благословенную землю. Она символизирует свет любви и надежды. А он никогда не угасает совсем и, стоит только хорошенько этого захотеть, вспыхивает с новой силой».

…Мужчина с гордым, явно благородным профилем, ловкими движениями и сильными руками умелого воина, но босой и одетый в самую простую рогожную одежду, забросил верёвку на толстый сук дерева и сладил петлю. Потом встал на пень, надел удавку на шею, намереваясь затянуть её поплотнее.

– И что же это ты удумал, друг мой? Неужто благородный принц добровольно избрал для себя такой позорный конец? Фу, какая мерзость! И тебе не стыдно? -Убиенный арбусский чародей возник из ниоткуда, стоя прямо в воздухе. На нём были безупречно белые облегающие одежды несдешнего покроя, которые к тому же слегка светились. – А ну-ка, убери веревку с шеи и спускайся, поговорить надо!

Дорб выпучил глаза от крайнего изумления и, попятившись, упал с пенька, правда успев скинуть петлю. Потом, немного полежав среди кустиков черники, встал на колени, молитвенно сложив руки и не смея поднять глаз. По его бледному, перепачканному лицу струились обильные слезы, а зубы выбивали мелкую дробь.

– Ах, Мэнди, Мэнди! Порывистая, страстная натура! – Чародей плавно спустился, коснулся ногами земли и, уверенно шагнув к Дорбу, наклонился и тронул его за плечо. – С какой убедительностью ты собирал войска против моего города, и как мучает тебя теперь искреннее раскаяние! Пусть же душа твоя успокоится, ты давно прощён, и твоя судьба не безразлична ни мне, ни богам. Встань же, возродись для новой жизни! Тебе ещё предстоит сделать гораздо больше хорошего, чем ты успел натворить плохого. Ну же! Ты же сильный!

Дорб медленно поднялся, утирая слезы. Губы его всё ещё дрожали. Чародей заключил его в дружеские объятия, похлопывая по спине, потом отстранился и, глядя в его глаза, молвил:

– Не удивляйся, Мэнди, ты не сошёл с ума и не спишь. Просто я воскрес по высшему соизволению, и опять в числе живых. Правда, теперь я должен незамедлительно вернуться к звёздным богам на небо, потому что моя миссия в вашем мире завершена. Так что меня отзывают для других дел, и Владиславу тоже…

– Владислава… Королева моя… Только о ней я и могу видеть сны…– Дорб тяжело вздохнул. – Её видения совсем измучили меня, страсть выжгла все внутренности болезненной жаждой встречи, смертной тоской и ничем неутолимой печалью… Я не достоин твоего прощения, не достоин жизни, не достоин даже легкой быстрой смерти… Я предал нашу дружбу, я предал отца, сестру, город и родную страну! Я собирался с оголтелой ордой бездельников, окрылённых щедрыми посулами и жаждой легкой поживы, стереть Арбус с лица земли! Я совершенно серьезно возжелал стать королём на крови и пепелище, лишь бы леди Владислава была моей королевой! Всё это было как во сне… И проснулся я только услышав твои предсмертные слова и узрев твою кровь и мученья… С того момента не было мне не минуты покоя, но всегда к раскаянию примешивалась греховная страсть, разрывающая мою душу на куски… Временами мне кажется, что будь у меня повторная возможность, я бы всё равно поступил бы не лучше.

– Однако ж, хорошенько она тебя приложила… – Чародей слегка нахмурился и негромко позвал, повернув голову в сторону чащи: – Владислава, повелительница низменных страстей, порабощающих и очерняющих души, явись на минутку, нужна для разговора.

Воздух задрожал и заискрился, и рядом с ним переливчатым цветком «раскрылась» та самая прелестнейшая девушка с «колдовского» холма, только теперь волосы её были собраны в высокую причёску и слегка завиты на концах, а чёрные как сам мрак одежды такого же странного вида, как и у «воскресшего» чародея, наглухо закрывали прелести, обычно так заманчиво демонстрируемые несчастному Дорбу в грёзах.

– Зачем звал? – И увидев перед собой принца Дорба, расхохоталась звонко и заливисто, даже слегка запрокидывая голову: – Ах, вот оно что! Это мой возлюбленный повелитель развалин Арбуса! – Тут она зевнула, презрительно фыркнув. – А что же в рубище и такой чумазый? Ненавижу грязных и сопливых самцов человеческих! И зачем это ты помешал ему повеситься? Предателю – собачья смерть! А дважды предателю… Ну, надо-же! Убежать из-под стен города, лишившегося своего главного защитника-покровителя! Да стоило ему сразу после твоей кончины выступить ещё разок с зажигательной речью, как он неоднократно делал это, когда собирал войско, и Арбуса бы уже не существовало! И что бы тогда стоила твоя святая и нелепая жертвенность?

– Осознание вины и искреннее раскаяние ты считаешь повторным предательством? Ну-ну! – Чародей нахмурился сильнее, лицо его стало совсем строгим и осветилось неземным величием, а взгляд загорелся звёздным светом. – И вообще, его предательство – это почти целиком твоя вина! Не попав под твои чары, он бы никогда и не подумал идти на Арбус войной, а наоборот, был бы его наипервейшим защитником. Это ты вложила в его сердце эту испепеляющую страстную зависимость от твоей персоны, а ведь это не совсем дозволенный метод, если не сказать жёще! Ведь ты применила настоящее насилие над его личностью. Думаю, звёздным богам это совсем не понравится.

– Знаешь, что? Не стыди! Всё равно не стыдно! – Девушка-демон высокомерно вздёрнула нос. – Это ты у нас – ангел созидающей и исцеляющей любви. Вот и созидай и исцеляй, если не надоело и есть на то терпение! А мне, мой сладенький, такая хлопотливая возня просто отвратительна. На то я и вселенская злодейка, чтобы мучить этих смертных червяков и манипулировать ими, как мне вздумается. Так что, пусть теперь удавиться от тоски, а я с удовольствием посмотрю, как он задергается в петле, превращаясь в кусок парного мяса!

Она облизнула свои сочные алые губки с таким неподдельно плотоядным видом, что Дорба, итак пребывающего в пограничном между обмороком и помешательством состоянии, заметно затрясло, и он начал медленно оседать.

– Сейчас же освободи моего друга от своих чар! – воскликнул Чародей, хватая неудавшегося самоубийцу за руки и удерживая его от падения. – Я требую!

– Рассердился! Рассердился! – игривым тоном почти пропела девушка. – Уж и подразнить нельзя? А что ты мне дашь за то, что я выну из его сердца эту иссушающую болезненную страсть? Ведь демоны ничего не делают задаром, не то что ты, мой бескорыстный миротворец!

– А что бы ты хотела получить? – Лицо Чародея прояснилось, глаза слегка прищурились, а губы улыбнулись с еле заметной хитринкой. – Я ведь люблю делать подарки. Только чувствую, что ты хочешь того, о чем не подобает слышать посторонним. Шепни же мне на ухо свое желание, и я обязательно расплачусь с тобой. Но прежде забери обратно свой губительный дар у этого несчастного смертного.

Он отпустил руки Дорба, и дьяволица, приблизившись к «смертному» вплотную, резко толкнула его в грудь обеими ладошками, от чего тот сел на пенёк под петлей и закашлялся. Потом провела пальцами по его и своему лицу.

– Ну вот, – молвила она. – Смертный свободен от моего колдовства! Теперь займёмся тобой.

Она заключила чародея в объятия, нежно обвивая руками его шею, и тот спокойно и даже с какой-то подозрительной готовностью склонил голову, чтобы ей было удобно шептать ему на ухо.

И от объятий этих несомненных антиподов веяло чем-то до того неуловимо таинственным, что Дорб вскочил с пенька и невольно попятился от одиозной парочки, однако глядя на них во все глаза.

– И только то? Скромница ты моя! Ну, а теперь иди, скройся и жди. Совсем скоро я приду, и ты получишь обещанное.

Владислава послушно «растаяла», а чародей, немного подождав, пока Дорб придёт в себя, жестом поманил его за собой, и они пошли по тропинке…

Солнце уже клонилось к закату, когда они выбрались из леса и дошли до развилки трех хорошо утоптанных дорог.

– Здесь и расстанемся, – сказал чародей. – Выбрать свой путь ты должен сам. Сядь на придорожный камень и хорошенько подумай, куда ты хочешь пойти: в Арбус, в родной замок или, может быть, вообще прочь из страны.

– Я всю дорогу хотел спросить у тебя… – вдруг вымолвил до этого упорно молчавший принц Дорб. – Что заставляет тебя, воплощение добра и чистоты, яшкаться со злобным и хитрым исчадием скверны? Она ведь открыто потешается над тобой, играючи добиваясь от тебя исполнения каких-то неведомых мне прихотей. Что ты пообещал ей за мое освобождение? И стоит ли это моей грешной никчемной жизни?

– Ничего особенного, не беспокойся, я уверен, что не переплатил. – Чародей смотрел на него, ободряюще улыбаясь. В его глазах Дорбу виделась небесная бесконечность, а кудри развивались на ветру солнечным ореолом. – Яшкаться, говоришь? А знаешь ли, ведь я и Владислава как посланники звёздных богов немыслимы друг без друга. Представлял бы ты, что такое свет, если бы никогда не видел тьмы? Выделял бы день, если бы не было ночи? Радовался бы теплой весне и цветущему лету, не познав осеннего ненастья и зимней стужи? Разве ты мог бы отличить добро от зла, если бы никогда не испытал зла, и наоборот? Ведь я и она – две половинки бытия, противоположные и гармоничные, и так будет всегда, покуда солнце сменяет луну… А теперь о твоей жизни: она вовсе не такая уж никчёмная, хотя конечно и грешная. Жду от тебя большой пользы всему этому миру, потому что ты теперь знаешь сокровенное… То, что ты привнесёшь в свой мир после странствий и долгих раздумий и осмысления событий, участником которых ты являлся, впоследствии станет основой мировоззрения человечества. Когда-нибудь это назовут философией… Прощай.

Сразу после миссии.

Сразу после миссии. (Исследовательское судно «Покоритель».

Выдержка из архива текущих записей внутреннего наблюдения корабельного электронного дневника капитана-исследователя высшего ранга космического флота Содружества Владиславы Старк.)

…– Почему ты такой грустный? – Владислава подсела к Эмилю, нежно поглаживая его по руке. – Слушай, я точно не сделала тебе больно? Ведь всё это представление было практически «на живую», может быть я перестаралась с этими дурацкими змеями? Страдание в твоих глазах было таким неподдельным! А эта агония! Даже точно зная, что всё чистейшей воды актерская игра, а ты – мастер исполнения подобных ролей, я на миг действительно поверила, что ты взаправду умираешь в жутких муках. И, кстати, где твой маяк? Неужели ты его потерял, когда я несла тебя по воздуху?

– Нет, я его не потерял, а оставил намеренно.

– Что? И зачем ты это сделал? Взял и оставил личную «визитку»! Ты что, желаешь когда-нибудь вернуться сюда с триумфом или сам ждёшь званных гостей? – Владислава глянула в его глаза. – Ничего не понимаю! И вообще, неужто тебе так импонирует этот дикий мир, что ты не жаждешь после выполнения задания поскорее вернуться домой, в родное цивилизованное общество, пообщаться с друзьями и товарищами, узнать новости, накопившиеся за время нашего отсутствия?

– Ах, Влада! А где же на данный момент находится мой дом, мои друзья и товарищи? – Эмиль грустно улыбнулся. – Конечно же ты считаешь и не без основания, что всё это в Содружестве. Ты, верно, думаешь, что полтора месяца, проведенные на Аркалисе – просто приятно щекочущее нервы скоростное сафари, а я – неисправимый любитель «первобытной» романтики, с упоением копающийся в грязи незрелых человеческих обществ? Ведь мои отлучки «по поручениям» чаще бывают гораздо дольше и «круче», а главное, течение событий в них невозможно предугадать даже с приблизительной точностью. Совсем не так как это: здесь все было уже известно почти до мелочей заранее, выверено, рассчитано и спланировано…

– Я думаю, что ты настоящий профессионал по призванию, очень увлеченный своей работой. И все же, почему ты не очень то рад окончанию операции и возвращению? Объясни мне свое состояние, не то я буду серьезно думать, что именно я тебя чем-то нечаянно обидела. – Она обняла капитана, положив голову ему на плечо. – Не томи начальницу, ты же знаешь, что я не в состоянии читать твои мысли без твоего внутреннего на то разрешения. Воспользуйся же сам языком или позволь…

– Хорошо, я объясню. – Эмиль вздохнул и тоже обнял ее за обнаженные хрупкие плечи. – Ты, конечно же, помнишь, как меня сразу же сильно заинтересовало это задание?

– Ну да. Наткнуться на населенную такими же людьми планету в таком отдалении – вообще довольно редкий случай в масштабах вселенной, хотя тебя то этим не удивишь. Но вот подобных планет – двойников Земли с заринским феноменом пока известно только две: Зарина, ныне необитаемая и пустынная, и Аркалис. В своем роде Аркалис вообще уникален во всех отношениях: несмотря на несколько меньшие размеры, его идентичность Земле во флоре и фауне просто ошарашивает, да и люди! Эта «европеоидная» культура, сходная как две капли воды с культурой земной эпохи «самого раннего» средневековья? Ведь сведения о подобном периоде земной истории сохранились только в сказках да легендах о Камелоте и его идеальном правителе… Ураганы моров, бесконечных войн и опустошающих нашествий почти стерли все следы тех времен, мировые апокалиптические религии тоже развились много позже…

– Вот именно, люди Аркалиса живут в той самой «легендарной» эпохе, а мы с тобой позаботились о создании мифа, ничуть не хуже земного сказания о короле Артуре, а заодно «явили» жителям этой планеты «божественные образы» добра и зла. А самое главное во всем этом, что мы своей волей направили дальнейшую историю этой планеты по кратчайшему пути, который со временем приведет к созданию высшей цивилизации сродни нашей. Только вот не знаю: хорошо это или плохо на самом деле, и не совершили ли мы своим вмешательством ужасной ошибки, «насилия» над свободно текущим развитием? Хотя, конечно, глядя на радиоактивные пески Зарины, и мысленно «листая» земную историю в той ее части, где представлены «откровения» пророков, «явления» богов и «сынов божьих», и всяческие разнокалиберные чудеса, зачастую координально менявшие тогдашнее мировоззрение землян в гуманистическую сторону, начинаешь невольно склоняться к мнению о том, что когда то земная история тоже подверглась некоторой «коррекции» с чьей-то «высшей» стороны, и именно поэтому мы не последовали по «Заринской дорожке». Наше посещение Аркалиса – только начало этой работы, возможно понадобятся и другие легенды, а следовательно будут и другие их «вдохновители». Ведь эта планета не только уникальна своей идентичностью Земле, но еще и своим особым течением времени. Парадокс заринского смещения тут, как оказалось, имеет просто фантастические показатели.

– Все так, но я все равно не понимаю, зачем ты оставил личный маяк, и потом эта печаль… Похоже ты и меня ей «заразил»…

– Я провел на поверхности планеты не так много времени по земным меркам: всего сорок шесть стандартных суток. Вот ты мне поведала, что и соскучиться в одиночестве не успела: пока попутную информацию собирала, пока наблюдения в данной системе проводила, пока окрестности исследовала, время и пролетело. А теперь посчитай-ка, сколько Аркалисских денечков утекло с момента моей высадки с поправкой на «смещение». Справилась?

Владислава на полминуты задумалась, потом мягко отстранилась от капитана и села прямо.

– Это составляет восемнадцать лет, три месяца и четырнадцать дней. Честно говоря, так я как то о такой крупной цифре просто и не задумывалась, хотя конечно же знала о «смещении» и о том, что время на Аркалисе как бы сжато относительно того, по которому живем мы, именно поэтому идет потеря связи с его поверхностью при использовании дистанционных средств прямо из космоса, а также отказ навигационного оборудования на орбите.

– Вот именно. Восемнадцать лет, три месяца и четырнадцать дней. – Вздохнул Эмиль – И я провел все это время среди этих людей. Я общался с ними, а они со мной. Я завел множество знакомств, приобрел товарищей и нашел преданных друзей, в конце концов, я женился (между прочим, совершенно серьезно и с полной ответственностью, а не «виртуально – понарошку») и у меня появились дети. Старшего ты даже наверное видела…

– Это тот мальчик в серебристой кольчуге, стоящий на стене в первых рядах защитников города рядом с величественным седым стариком и крепким мужчиной в блестящей броне и с изображением звезды на щите? Пока не пригляделась, думала, что это ты… Похож…

– Да, он. Это мой наследник, принц Алек Младший, сын чародея из Арбуса, а еще есть две девочки: Рада и Нея, но они еще малы. Седой господин – их дед герцог Дорб Старший, повелитель Армалака и отец моей жены Великой Королевы Гезы Золотой Маски. Мужчина со звездой на щите – мой друг рыцарь Салеван Справедливый. А еще в Городе есть школа лекарей под руководством целительниц Гарни, Свипси и Парки, и при ней классы обучения грамоте и естественным наукам, есть отличная для этих ранних времен и хорошо приспособленная для длительного хранения ценнейших книг библиотека, есть мастерская по книгопечатанию… И вообще, много чего есть… Вот тебе и дом, и цивилизованное общество, и товарищи и друзья. А ты спрашиваешь, что это я такой грустный, и волнуешься, не обидела ли меня случайно каким-нибудь пустяком. Конечно же, ты не при чем, я просто только что расстался навсегда с теми, с кем так долго был вместе, старался понять, ценил их общество, учил, защищал… Ведь все восемнадцать лет невозможно просто «актерствовать» даже во имя высшей идеи. Я ведь жил, дружил и любил по-настоящему… все было по правде… Ты сказала, что на миг поверила, что я умираю. Так и было. Я добровольно расстался с ними, и мне было так больно, когда я осознал с полной отчетливостью, что настал тот самый неотвратимый и давно предопределенный момент потерять с ними связь навсегда, ведь я никогда более не буду с ними, именно с ними… Разве это не мученическая гибель? Может быть тебе покажется странным то, что я сейчас скажу, но задуманное и разыгранное нами представление уже стало реальным «историческим фактом» не только для жителей Аркалиса, но и для меня. Если бы потребовалось, я бы, не раздумывая ни секунды, отдал за них жизнь и по-настоящему… – Тут капитан вдруг хитро улыбнулся и обнял Владиславу. – Кесарю кесарево, богу богово… Их историческое развитие движется в сто сорок раз быстрее, чем наше. Как знать, может быть совсем скоро по нашим меркам, нам доведется пожать руку таким же развитым «богам», как и мы, и даже вполне возможно «побожественнее». Помнишь, тогда на башне ты спросила меня на виду у внемлющего чудесам народа, на какую благодарность я рассчитываю? Так вот, я искренне надеюсь, что на пальце протянутой нам в будущем «божественной» руки окажется мой маяк, заветное «кольцо любви и надежды», и что эта рука не будет сжата в воинственный кулак. И тогда я посчитаю большой честью для себя присутствовать при этой дружеской встрече.

Планета Великая Излу.

(Местная легенда.)

Было это во времена далекие, когда сам Странник Божественный, рода людского покровитель, порядки свои устанавливал. Бывало, что своих чад неразумных на путь истинный твердой рукою наставлял, насылая на ослушников всякие стихийные бедствия. Но всё же больше щадил, да жалел, и наблюдал за людским поведением.

Сказание это про то, как Великий Дух Всего Сущего со своей Божественной Подругою существами человеческого вида оборачивались и по земле первозданной прогуливались.

… Жил тогда на земле, куда снизошла стопа Божественного, грозный князь, жестокий и воинственный. Очень богат был этот князь, всё имел из благ человеческих. Залогом превосходства над сторонами ближними и дальними служило ему многочисленное войско, отлично организованное, вооружённое и обученное. Смирились под его неумолимой пятой многочисленные племена. Их селения богатые и бедные власти покорились безропотно и каждый год слали дань обозами.

И соблюдал ежегодно владыка такое заведение: во второй половине лета красного, ближе к осени, наведывался он с дружиной в пограничные владения, а то и вообще ходил разбойничать по соседским землям и спорным территориям.

И если со своей безусловной вотчины взымал он налоги регулярные всякой всячиной в договоре откупном установленной (с земледельцев – плоды земные, со скотоводов – скот, шкуры да молочное, с рыбаков – рыбу, с лесовиков – пушнину и дары леса, с бортников – мед да воск, с мастеров ремесленных – кто что делает), то во время подобных походов вёл себя совсем грабительски. Брал тогда князь, что оку жадному приглянется, и рука загребущая сможет выхватить, и относился к прочим ценностям (и особенно к жизни несчастных поселян ничейных), как к досадному недоразумению или даже как к чему-то для него вредному.

Вот однажды, во время такого похода довольно дальнего (ближе то всё уж было запустошено и разграблено), подъехал он к озеру, ранее им никогда не виданному. Довольно большое и абсолютно круглое, скрыто оно было среди холмов хвойным лесом украшенных, топором не тронутым нисколечко. А на прогалинах, ближе к берегу, были богатые луга разнотравные. У воды, как слеза прозрачной, очень студёной и недвижимой, хоть любуйся на свое отражение как в хорошее зеркало, простиралась лента ровная песка белого и мягкого, без единого камушка, и точно через решето просеянного. Но самым чудесным было то, что посередь этого озера на низком острове стояло огромное кряжистое дерево, с дубом отдалённо сходное: корни да ветви у него были наверняка толщиной с дома крестьянские, а ствол превосходил самую большую башню замковую. И этот одинокий исполин покрыт был листвой кудрявою и блестел, как будто освещённый серебристым светом полнолуния (хотя был полдень, солнышко немилосердно жарило).

Вдруг захотелось князю добраться до этого острова, поглядеть вблизи на величавое природное творение. Приказал он рубить деревья и строить плоты для себя и приближенных сподвижников. Только застучали топоры, разрывая эхом благодатную тишь первозданную, как вдруг из ниоткуда выплыла изящная лодочка. В лодке стояла, гордо выпрямившись, одетая в серо-зелёные шёлковые одежды ослепительно прекрасная женщина. На шее её стройной, на руках белых и тонких, и вплетённые в длинные темные волосы, сияли и лучились каменьями самоцветными богатые золотые украшения. Ещё в лодке была пара гребцов на вёслах, мужчин вида очень сурового и при вооружении (вероятно телохранителей), а на носу сидел, опустивши руку в воду, безусый юноша, да такой приятной наружности, точно красна девица на выданье.

Когда лодка подплыла довольно близко к берегу, на котором стоял князь, в удивлении замерший, женщина громко молвила:

– Здравствуй, господин людей, не знаю твоего звания и имени. Зачем пожаловал? Зачем тишину заповедную нарушаешь, да красоту нетронутого леса портишь ради праздности?

– Я – главный над всеми этими землями, властитель и хозяин мертвого и живущего! – Подбоченился Князь (женщина в лодке была такой редкостной красавицей, что сразу сладко пронзила желанием сердце повелителя). – Потому творю всё, что мне вздумается, и там, где мне захочется. А ты кто такая? По какому праву делаешь мне замечания?

– Я – владычица эльфов из страны волшебной. Видишь? Там на острове большое дерево. Это пристанище – моя летняя резиденция. В ней я отдыхаю от забот и суеты, окружённая только несколькими слугами доверенными да телохранителями. Твои люди расшумелись, нарушают покой и гармонию. Прикажи же им немедля, чтобы прекратили этот гомон и стучание. Если смилуешься и сделаешь по-моему, плату откупную хорошую дам тебе прямо здесь и сейчас, как хозяину места этого.

Князь тут же распорядился, чтобы порубщики свое дело прекратили (а доверенному шёпотом приказал, чтоб, как только ступит дерзкая Дева озёрная на песок берега, так хватать её немедленно и от лодки оттаскивать).

Только эльфийка сходить на берег сама не стала, а сняв с шеи ожерелье жемчужное, красоты редкостной, бросила его юнцу, что сидел на носу судёнышка, и жестом царственным указала ему на князя, окружённого дружинниками и слугами.

В ту же минуту оказался в студёной воде юноша, спрыгнул без плеска единого, лодку совсем не раскачивая, и быстро поплыл к берегу.

Вышел из воды и с низким поклоном подал князю вещицу ценную. Взял князь украшение, полюбовался диковинкой. Потом глянул на недоступную красавицу. Хоть и довольно близко лодка с Девою, а взять, хоть тресни, никак не получится! Если даже бросятся воины за ней вплавь, то догнать наверняка не смогут: ударят вёслами гребцы сильные, и тут же уйдёт и скроется судёнышко скорое да вёрткое. Перевёл взгляд на парня пригожего, драгоценность принёсшего, ухмыльнулся в бороду и громко сказал:

– Маловато ты дала выкупа. Пожалуй, возьму по недоимке я ещё и гонца твоего в довесочек. А коли не согласна, то причаливай к берегу, любезная. Сойди на землю твердую и будем дальше с тобой разговаривать.

– Почему не согласна? – Улыбнулась снисходительно и лучезарно Дева эльфийская. – С радостью дарю тебе этого бездельника. Слуга он, впрочем, неплохой, расторопный, с приятным радением. А ещё он смыслит в музыке. Так что, только прикажи – не даст тебе соскучится. Только нем он совершено, не в состоянии даже звука вымолвить. Ну, так это даже к лучшему: болтать не будет лишнего. – И обратилась уже к эльфу пленённому (двое людей князя крепко схватили того за руки и удерживали): – Служи господину новому верно и преданно, с покорством полным и подобающей прилежностью. Три раза заслони от верной гибели, как мы с тобою и условились. Тогда посмотрим, годен ли в начальники…

С такими по смыслу темными словечками махнула ладонью узкой на прощание и исчезла вместе с лодкой да гребцами, как будто вообще её и не было.

Посмотрел князь – исчезло и чудесное дерево, нет и острова на озере! Как будто всё приснилось и привиделось. Сжал кулак в кармане – нет, не сон, на месте ожерельице, да мокрый юноша в зелёной курточке стоит, головой поникнувши, а ратники ему руки за спиной верёвкой скручивают.

Восвояси князь отправился и был в очень дурном настроении до самого вечера: жалел и злился, что не сподобился красу волшебную на берег выманить. Ехал и вздыхал (хоть дома ожидал гарем, да и вообще для такого как он властителя запретных женщин во всех его владеньях не было), и коня жестоко плетью взбадривал.

Так до вечера и двигались. Нового слугу княжеского везли крепко связанным, опасаясь, что коли не держать, то улучит момент и скроется, а там вернётся к своим на озеро.

Как остановились на ночлег и стали княжеский шатёр раскидывать, так развязали, наконец, юношу, и помогать постельничим позволили. Взялся за работу парень с проворством и редким усердием: так быстро всё, что поручали, наладил, что другие только удивлялись и ахали. А он тем временем уже у повара в помощниках: дичь для ужина княжеского ощипал ловко и выпотрошил, насадил на вертел и стал поджаривать (за огоньком следит в кострище «кухонном», попутно разбирается с тарелями, чтоб разложить на них кушанья всякие). А как поспело всё, так слуг, подающих трапезу, подозвав жестами, да учтиво кивнув повару, отправился он прямиком к шатру княжескому.

А князь тем временем сидел в шатре один, грустный и расстроенный (прогнал он с глаз долой не только служителей, но даже и своих сотрапезников), всё жалел, что не смог хитростью своей завлечь да заполучить Деву волшебную с озера. Как увидел эльфа, на «пороге» смиренно ожидавшего, так подозвал жестом небрежным, а когда тот подошёл (точнее подполз на коленях к ложу, не смея поднять красивую голову), протянул руку и потрепал по кудрям шелковым снисходительно.

– Породистый щенок, жалко, что не гавкаешь, – сказал, и добавил задумчиво: – Ах, как запала мне в голову твоя хозяйка бывшая! Так взыграло во мне желание, что до сих пор никак не успокоится! Всё думаю, как бы её половчее взять силой воинской аль богатством да посулами. И где теперь её искать, чтоб посвататься… Что, краля эта гордая да премудрая теперь от меня крепко спряталась? Может быть, вернуться обыскать хорошенько те холмы да озеро? Коль найдём, так что поделает её свита малая с моей дружиною?

Эльф на эти речи только отрицательно головой покачивал, сложив ладони молитвенно. Князь, наконец, заметил такое его поведение и грозно молвил:

– Ты, раб, коли ущербен уродился, так прямо в глаза смотри и отвечай своему властителю ясными жестами! Не то прикажу угостить плёткой хорошею…

Парень тут же поднял голову и кивнул утвердительно, уставившись в лицо князя ожидающе и с таким преданным и одновременно ободряюще-участливым выражением, что вдруг отпустила того тоска и похоть буйная как-то незаметно улетучилась. И не то, чтобы забыл он совсем про Деву озёрную, просто отчего-то перестал желать её так неизбывно страстно и болезненно, и от этого настроение сразу заметно улучшилось, и есть захотелось просто ужаснейше.

– Пусть подают ужин. Ступай, поторопи, – молвил князь юноше с неожиданной благосклонностью. – И поищи в клади. Был там какой-то музыкальный инструментишка. Помниться, приближённые им даже пробовали тешиться. Сыграй что-нибудь на нём. А коль взвеселишь душу и ухо порадуешь – позволю с моего стола насытиться.

Эльф голову опять склонил и ветерком из шатра выскочил, и тут же умыванье подали и ужин принесли. Не успел князь толком первый кусок прожевать, и опять увидел юношу у полога, инструмент со знанием дела готовившего. Как настроил, подтянул все струночки, так начал наигрывать такую приятную слуху тихую да нежную мелодию, что заслушался князь, сердце чёрствое растаяло…

С той поры отметил князь искусного да расторопного парня среди других своих прислужников, приказал быть рядом во время движения (юноша отлично ездил верхом и правил лошадью, и похоже, что даже не нуждался в стременах), и доверил следить за вещами личными, чистить одежду да обувку, облачать и раздевать себя, и даже вострить и подавать оружие.

А как вернулись в замок, то и там стал князь неизменно дарить бессловесного своим благоволением и не садился есть без его музыки. Так и потекло времечко… Как разбор провинностей, так кому-то тумаки, пинки да зуботычины, кому-то на конюшне хлестание, голодовка подвальная или какое другое наказание и выволочка, а слуге безмолвному в одежде опрятной зелёненькой только благоволение да кусочек сладенький, от десерта заморского редкостного князем собственноручно отрезанный. Потому эльфу другие слуги мужского полу поначалу сильно завидовали, позволяли меж собой по него всякие нелесные высказывания, и пытались выявить какие-нибудь с его стороны тайные прегрешения или свалить на него оплошность чужую или даже провинность умышленную, да с таким расчётом, чтобы ему по первое число хорошенько досталось от хозяина. Только очень уж внимателен и осмотрителен был бессловесный парень (к тому же нереально ловок и хитёр, хоть совсем не проказлив, и в пороках да лености никем не замечен), так что в злокозненные «ловушки» да на «подставы» не попадался, а уж если кто-нибудь из слуг оболгать да очернить его пытался прямо пред очами князя грозного, рассчитывая, что не сможет немой словесно оправдываться, эльф умел мимолетно так зыркнуть на обидчика, что у лжеца на время сразу что-то с разумом делалось, вспоминал он о совести и честности, начинал неодолимо виниться и каяться во всех грехах здесь же пред повелителем. Ух, и сильно же влетало после такого концерта наушнику!

Вскорости начали прислужники замковые бессловесного парня уважать, почитать, и даже побаиваться. Как благородному дорогу уступали и кланялись, хоть он и был вообще не злопамятный, на себя спесивого виду не напускал и ничего такого от них сознательно не требовал.

С прислугой же роду женского у эльфа были совершенно особые отношения. Любая кухарка или горничная, будь то девка разбитная молоденькая или матрона степенная – ключница, юношу обходительного и ласкового, хоть и безмолвного, ликом прекрасного, телом свежего, нравом доброго, к тому же всегда трезвого и в одёже ухоженной, просто боготворили без преувеличения и, не стесняясь, чем могли помогали и всегда жаловали. Злые языки завистливые пошёптывали, что, мол, блудит парень ушлый с ними всеми в отдельности по очереди, сластями с княжеского стола приманивая, да красою своею природной для обольщения пользуясь. Только сами работницы эти злые сплетни затыкали да окорачивали, а их распространителей наказывали по-своему.

В замке, впрочем, были и другие женщины: жёны и наложницы княжеские. Жили они в специально отведенном для них помещении, именуемым «женской половиною». Были там и зала специальная для интимных утех повелителя, и малые жилые комнаты с выходом на галерею общую, и купаленка с банькою. А рядом был садик прогулочный, высокой стеною окружённый. Охранялось и обслуживалось всё это запретное для посторонних глаз «великолепие» бесполыми служителями – евнухами. Вот туда-то умный парень и близко не хаживал, и не заманить было никакими посулами.

Дни шли за днями, месяц сменялся месяцем. Наступила осень промозглая, закружил холодный ветер с дождинками. Прибавилось забот слугам: то и дело камины протапливай да дрова таскай из поленницы. Как-то князь, совсем от безделья и погоды безрадостной соскучившись, решил отправиться на половину женскую раньше всегдашнего времени, да приказал позвать слугу бессловесного. Тут же явился к хозяину покорный юноша, поклонился низко, приветствуя. А князь (был он уже подшофе) взял по-простому его за руку, да с собой повлёк на половину женскую, по дороге говоря насмешливо:

– Что-то заскучали мои курочки, нахохлились. Раззадоришь и меня и их своей мелодией. Чай, увидев, тебя, молодого жеребчика, да услышав твою музыку, кобылки из моей конюшни гривы распушат да запрыгают, так и мне сразу станет весело. Только никому об прелестях моих женщин не рассказывай… Знаю, ты не проболтаешься!

Как пришли господин со слугой в покои женские, жёны гаремные, вынужденно бездельные и в своих комнатах как в клетках запертые, действительно сильно обрадовались. А как заиграл эльф, вставший в уголочке скромненько, мелодию веселую, так стали танцевать, подпевать тоненько, в такт бёдрами покачивая, посадили господина своего на ложе богатое, и ну к нему ластиться, ублажать всячески и кубки полные подавать. Да только часто украдкой да искоса на музыканта с интересом поглядывали.

– Тпру! Кобылицы резвые! – кричал совсем уже пьяный князь, очередной кубок в рот опрокидывая. – На кого это вы всё пялитесь? Уж не на раба ли моего бессловесного? Бойтесь даже смотреть на него без моего на то желания! Лично удавлю в петле изменщицу, что паршивца осмелится щупать и спаивать!

…Проснулся князь поздним утром на том же ложе, раздетый и в окружении своих сладко спящих наложниц. Кликнул прислужников – евнухов, и первым делом поинтересовался: где же его слуга молоденький, которого он сам вчера привел сюда ради веселья и музыки, и что он ночью в гареме поделывал?

– Сразу как вы, господин, уснули, за двери женской половины выскочил и больше мы его здесь не видели. – Был ответ.

Через недолгое время вздумалось князю проверить слугу своего ещё раз на преданность. Позвал он бессловесного парня пред свои очи, подает именной перстень и приказывает:

– Иди на женскую половину. Покажешь мой перстенёк, евнухи тебя и пропустят. Развлеки моих краличек. Уж очень они просили, чтобы я ещё раз дал послушать им твою музыку. А сам я к ним сегодня не пойду, что-то мне неможется. Кольцо вернешь поутру, на завтраке.

Поклонился парень, надел перстень на руку, и пошёл выполнять приказание. А князь выждал немного, да тоже в гарем отправился. Подошёл к дверям и услышал музыку, а ещё услышал смех и визги женские.

Князь нахмурился, не стал входить сразу в дверь «парадную», а зашёл в закуток специальный рядышком и, откинув гобелен, стал в щель потайную подглядывать. И что же он узрел? Думал, что раб его тихий озорует с его же жёнами, но увидел не разврат, а игру невинную! Женщины его все вместе по кругу бегали, клубочком из шерсти меж собой перекидываясь. А кто был неловок и клубок упускал – того ждало шуточное наказание: ставили отдельно и клубками как снежками все вместе обкидывали. В этот момент визг и гам возбужденный стоял такой, что становилось не слышно музыки. Слуга же его бессловесный расположился поодаль в уголке, прислонившись к стенке и прилежно музицируя, и даже мельком глаз не поднимал, не то чтобы открыто любоваться женским игрищем…

После такого испытания, князь в честности раба совсем уверился. Стал без опаски брать его с собой на половину женскую, чтобы утоляя похоть ещё и музыкой прекрасной тешиться. К слову сказать, парень никак внешне не реагировал даже на самые откровенные действия и зрелища. Даже когда наложницы крутились вокруг него совсем нагие и, смеясь, щекотали, пощипывали, и за одежду дергали (по приказу князя подзуживая), и бровью не вёл, а уж пальцы искусные даже не разу не дрогнули, не сбились с ритма и мелодии.

…Выпал снег. По первопутку в замок привезли для князя новую пассию. Девушка была красивая и утончённая (из благородных видимо), только явно подневольная пленница. Слугу – музыканта князь с собой на женскую половину в тот вечер не взял, зато заткнул за пояс плетку многохвостую, и первая «брачная ночь» закончилась для гордой красавицы серьезными побоями, потому что не хотела она сразу беспрекословно покориться и ублажить своего нового хозяина так, как его прихоть потребовала.

Ещё две недели жестоко избитая девушка болела, и её не выпускали из специальной комнаты и вот, наконец, она более-менее оправилась, её нарядили подобающе, и она с другими жёнами стала ждать с нетерпением хозяина. В этот вечер князь с собой музыканта потребовал, сразу велел играть только бодрую музыку.

На этот раз наложница новая больше не противилась и не упрямилась, а как увидела князя, так сразу к нему в ноги бросилась, стала просить униженно прощения, целуя сапоги хозяйские. Сначала князь все хмурым и обиженным прикидывался, её жестоко отпихивал, а потом, когда она заплакала, в отчаянии моля о милости, всё же снизошёл: позволил с него обувь снять, да налить и подать чарочку (к этому моменту все остальные женщины, повинуясь жесту повелителя «испарились» по своим комнатам). Ах, как же она обрадовалась последнему его приказанию! Алый ротик расцвёл улыбкою. Наливала рукой нетвердой от волнения, и, видно из-за этого немножко у столика замешкалась.

– Что ты там копаешься, дурочка! – Князь нетерпеливо нахмурился. – Поучить опять тебя плёткою, чтобы ты была расторопнее?

Тут наложница быстро приблизилась, на колени пред ним опять бухнулась и протянула наполненный кубок рукой дрожащею. Взял его князь, да только не успел ко рту поднести и выпить. Раб-музыкант, до этого присутствующий просто как мебель, и мелодией тихой слух развлекающий, вдруг схватил с камина первую подвернувшуюся штуковину (какую-то статуэтку малую) и швырнул не прицеливаясь. Однако, попал точно в кубок. Вино плеснуло в разные стороны. Испуганный князь питьё выронил и с ногами заскочил на ложе, на котором до этого сидел обычным образом. А красавица, такого оборота дела тоже явно не ожидавшая, несколько мгновений дико озиралась, а потом, остановивши взгляд на юноше, вдруг воскликнула:

– Видно, Бог отчего-то не хочет, чтобы я с тобою, князь, расквиталась за поругание! Между тем, благоволить тебе ему совсем уж не за что!

И с этими словами она бросилась на пол и начала жадно слизывать вино разлитое, ещё не до конца впитавшееся.

– Не давай ей делать этого, оттаскивай! – заорал сообразивший, что случилось, князь (сам, однако, побоялся до девушки неистовой дотронуться) – Ведь она яд пьёт, какой мне приготовила! Если сдохнет сейчас, не смогу примерно наказать отравительницу!

Но всегда такой расторопный слуга как будто оробел и задумался, и выполнить распоряжение хозяина не поторопился. Только когда девушка несчастная слизала и высосала из ворса ковра достаточную дозу отравы и мелко задрожала в агонии, бессловесный, наконец, подошёл, перевернул её на спину, глядя в угасающие глаза с не ускользнувшим от взора хозяина сочувствием, и нежно поцеловал её холодеющую руку.

– А ведь эта стерва, похоже, тебе понравилась! – прошипел князь, слезая с ложа и пинком прекращая эти «вольности». – Вот почему ты, гадёныш, приказание сразу не выполнил! Теперь насидишься на морозе в наказание, насмотришься на свою любезную…

Рано поутру эльфа раздели до исподнего и заковали в колодки во внутреннем дворике. Напротив, так, чтобы провинившемуся было хорошо видно, к столбу привязали за волосы обнаженное тело отравившейся девушки.

– Она была очень горяча при жизни. Так что пусть и тебя теперь согреет немножечко. – Зло ухмыльнулся князь и приказал каждый час смахивать снег с трупа. – А то ведь под снегом моему влюбленному бессловесному не будет видно личика её и прелестей…

Поздно вечером повелитель, без музыки за день соскучившись, смилостивился, и замёрзшего до синевы юношу освободили из колодок и утащили в людскую, а там уж служанки его отогрели по-своему и отпоили горячей настойкою.

Утром князь опального слугу к себе потребовал. Пришёл быстро парень, низко поклонился и к хозяину приблизился. Потом встал на колени, униженно облобызал руку протянутую и преданно снизу вверх уставился, ожидая приказания.

– Явился. Здоров и не кашляешь. Ну как, наука вчерашняя тебе прибавила разума? – удовлетворённо вопросил князь, в глаза рабу глянув со снисходительной улыбкою.

Бессловесный закивал, и опять к его руке губами приложился с искренним благоговением.

– Ладно, прощаю. – Князь откинулся на спинку кресла. – Сыграй что-нибудь весёлое.

…С тех пор прошло не меньше месяца. Как-то к замку повелителя на свою беду завернули купцы иноземные с украшениями всякими заморскими и редкостями. Самих торговцев князь приказал в замок не впускать, а вот на их ценности позарился. Повелел, чтобы всё что позаковыристей и из металлов драгоценных, пред его очи представили латники (которые с позволения хозяина, распотрошили обоз торговый не хуже разбойников).

Принесли «добычу» и на столе раскинули. Среди сокровищ обнаружилась красивая корона самоцветная. Была она искусно сделана в виде шапки высокой, ценным мехом отороченной, и вся-то унизана прозрачными синими и зелёными камушками в золотую резную оправу заключёнными. А на самой маковке был крупный камень красный, огранки диковинной.

Как увидел князь эту корону, так она ему очень понравилась. Приказал он подать её, осмотрел поверху, и хотел уже водрузить на голову. Только слуга немой (он тоже присутствовал на трапезе и как всегда мелодию наигрывал) вдруг бросил инструмент, подскочил к столу, клинок у ближайшего телохранителя из ножен ловко выхватив, и ударил им так, что корону эту прямо в княжеских руках разрубил надвое.

Сотрапезники и стража от такого поступка опешили, а князь от неожиданности обе половинки короны прямо на стол из рук выпустил. И тут все увидели, что из-под подкладки изнаночной и края опушки меховой разрубленной показались жала скорпионов, смертельно ядовитейших, искусно изнутри вделанные так, что нельзя было надеть эту вещь, об них не поцарапавшись.

Когда отошёл немного князь от испуга крайнего, так стал ругать на чём свет стоит своего спасителя, укоряя неуклюжестью и пренебрежением к добру хозяйскому, и указывая, что тот мог бы быть и поаккуратнее, и тогда такую вещь редчайшую непоправимо не испортил бы злокозненно. И в запале негодования приказал прямо в трапезной выпороть юношу за эту провинность до потери сознания (а то ведь, если на конюшне наказывать, да без присмотра ока его светлейшего, то могут мастера заплечных дел шельмоватые полениться и недодать всего того, что положено).

Всё по приказу высочайшему было сделано, тут же, как раз, и подали обеденную трапезу, к урочному времени приспевшую. Так что сидел князь за столом и кушал мясо дичи, тушёное с овощами и приправами, да перепелов в белом соусе, и глядел с улыбочкой надменною, как над несчастным парнем измываются. А палачи то старались, желая угодить хозяину, всё своё умение выказывали, и исполосовали спину бессловесного вдоль и поперек, ободрав до крови. А как закатились зрачки и перестало тело истязаемого под ударами вздрагивать, махнул князь ладошкою, перепачканной в густом соусе, (мол, хватит с него) и молвил, обращаясь к присутствующим:

– Вот если бы так все себя вели под плёткою, ушей моих не напрягаючи, тогда б я всегда такое поучительное зрелище у стола устраивать приказывал.

…Двое суток служанки сердобольные за юношей почти неживым ухаживали, ни на минуту не оставляя о нём забот и меняясь «сменами». Несколько раз приходили от князя посланные, и поневоле хозяину потом докладывали голосами дрожащими, что мол, не в состоянии пред очи светлейшие явиться слуга требуемый и тем более сыграть какую-либо музыку, потому что совсем уж при смерти, и непонятно пока, вообще оклемается ли. На третьи сутки вдруг пришёл в себя парень, открыл очи ясные, улыбнулся благодарно женщинам, что его лечили и за ним досматривали. Встал бодренько, вышел во двор к колодцу и облился несколькими вёдрами воды студёной и обтерся тряпицами. Тут случилось чудо, правда никем не замеченное: корка кровавая, на спине несчастного запекшаяся, размокла и сошла, а под ней не оказалось никаких ран или даже полосок от ударов плёточных. После этого оделся бессловесный юноша и незамедлительно пред очи повелителя отправился.

А тот уж сидит за завтраком и скучает отчаянно, и оттого в ужасно дурном настроении: посуду и кости швыряет в лица прислужников, да покрикивает в их адрес совсем уж что-то непотребное (вот-вот полетят с плеч головы несчастных служителей).

Тихонько вошёл слуга немой и сразу же на колени встал, склонив до пола голову (лакеи, князю за столом услужающие, так его появлению удивились и обрадовались, что эти чувства на их лицах отразились очень отчётливо, и были замечены хозяином). Повернул голову князь и тоже увидел бессловесного.

– А! – сказал со скрытой радостью. – А меня то уверили, что совсем уж подыхаешь ты, пакостник бессовестный, и потому отлыниваешь от служенья хозяину. Вот я прикажу лжецов меня дурачащих так же как тебя прилюдно выпороть! Ну, иди сюда, паршивец шкодливый. Да смотри мне прямо в очи, в пол не тыкайся!

На коленях подполз слуга к властителю, в глаза глядя преданно и жалобно. Распростерся ниц, поднялся, и опять в лицо уставился.

– Вижу, что ты просишь извинения за свою оплошность безобразную. Ладно уж, прощаю, я отходчивый. – На лице князя отразилось нетерпение. – Что застыл как неживая статуя? Или плетью тебе разум вышибли, что не можешь никак постичь, что пора рассеять мою скуку смертную и начать немедля делать то, что твоему повелителю нравиться? Сыграй сейчас же что-нибудь весёлое…

…Стало опять тепло, и пришла весна дружная. Всё зазеленело, зацвело. Птицы перелётные вернулись из похода южного. В это-то время прекрасное князю привезли дары от наместника одной большой подчинённой области. Вступил в замок караван вьючный и привёз подарков прекрасных великое множество. Тут были и пряности, и заморские сладости, посуда, искусно сработанная из серебра и золота, шелка и бархаты, даже каменья самоцветные. Но самым ценным и диковинным подарком был скакун белоснежный, высокий, стройноногий и резвый сказочно, и одновременно сильный как тяжеловоз. Вели его по трое слуг с каждой стороны и еле за узду удерживали.

Подарки князю понравились, но пуще всего чудо-конь его порадовал. Смотрел бы и смотрел на его красоту и грацию. Очень захотелось повелителю ездить на этом чуде. На других лошадей он теперь и садиться не желал, брезговал, они ему при сравнении с этим красавцем царственным казались теперь мелкими и уродливыми. Даже приснилось ему, как он красуется перед приближёнными, гарцуя на этом восхитительном животном благороднейшим. Да только сон есть сон. А в реальности дик и своеволен был жеребец как сам дьявол, совсем не объезжен. Конюхи его жуть как боялись и ни в какую сладить не могли – брыкался и кусался он по страшному. А как вздумают седло накладывать, так вообще конец света белого! Троих объездчиков опытных (из ратников), какие пытались его смирить да обуздать, покалечил этот конь за неделю неполную, а князю тем временем уже надоело ждать, стал он сердиться и результата скорее требовать. Дошло до того, что решили жаждою и голодом донять животное, чтобы оно людям покорилось и сесть на себя позволило. Из денника уютного с кормушкой сытною перевели коня мятежного во внутренний двор каменный и там привязали коротко за кольцо железное в стене.

Князь по утру как проснулся и позавтракал, так сразу захотел на своего коня глянуть и узнать, как дело с объездкой продвигается. Вышел во двор вместе со слугами. А конь, как людей увидал, рванулся неистово, на дыбы встал, да и вырвал кольцо, к которому был привязанный. Заметался по двору, гремя подковами, храпя и раздувая ноздри бешено. Князь счел правильным тут же ретироваться обратно за дверь помещения, а за ним и слуги последовали, все кроме музыканта-юноши.

Парень же немой, наоборот, к животному приблизился, руку протянул с какой-то хлебной корочкой. Конь опять вздыбился, копыта его острые мелькнули у самого лица бессловесного. Только не испугался эльф, не отклонился и не отступил, и тем более бежать не бросился, а улыбнулся, всё ещё держа угощение, и глазом левым подмигнул, как давнишнему товарищу. И жеребец своевольный вдруг смирился под его взглядом ласковым и совершенно успокоился, взял аккуратно с ладони хлебушек, позволяя по храпу потрепать, да обнять за шею гордую.

– Седло скорей тащите! – вполголоса отдал приказ князь. – Похоже, что у тихони сейчас всё получится.

И действительно всё как нельзя лучше вышло у парня безмолвного: взнуздал, оседлал – конь горячий стоял как вкопанный.

– Сядь в седло! – крикнул князь из проёма двери в нетерпении.

Эльф «взлетел» коню на спину, стременами и уздечкою не пользуясь, и такой прекрасной паре впору было позавидовать. Конь с места плавно тронулся, понёс седока рысью гладкою, сделал пару кругов по двору и остановился, покоряясь воле человеческой. Спрыгнул на землю юноша, взял под уздцы животное, и с поклоном подвел к повелителю.

– Он точно теперь будет слушаться? – Посмотрел князь на бессловесного в сомнении (тот кивнул, честно прямо в очи глядючи). – Если взбрыкнёт и сбросит меня, с головою распрощаешься.

Забрался князь в седло (слуги спины «лестницей» подставили), тряхнул поводьями и тронулся. Жеребец, совсем недавно такой дикий и людей пугающийся, ему отлично подчинялся, и нес на себе так бережно, как будто понимал, что сидит на нём сам грозный «пуп земли» и владыка человечества.

С той поры бессловесному работы поприбавилось. Теперь кроме прочих дел стало его обязанностью за чудо-жеребцом княжеским ухаживать и подводить его князю, когда тот куда-нибудь верхом собирался, потому что конь никого из слуг более не хотел слушаться.

…В северной части владений всколыхнулось недовольство разорившими вконец жителей поборами, голод жестокий по весне вызвавшими. Пожаром лесным вспыхнуло восстание, быстро перекидываясь на соседние территории. Недовольные объединялись в ватаги, которые в свою очередь сливались в отряды довольно крупные, расправлялись с наместниками и их дружинами, занимали замки-резиденции. На местах же простолюдины голодные сбивали замки и печати и растаскивали содержимое княжеских житниц, от зерна ломящихся, и прочих хранилищ, содержащих ценности, у людей труда отобранные.

Князь собрал войско и отправился в поход на непокорную провинцию. Входя в очередное селение (причём, особо не утруждая себя никаким разбором провинностей, и вообще не особо интересуясь, мятежное ли в нем было население или, наоборот, к власти князя лояльное), властитель приказывал творить такое, что даже видавшие всякое старые сотники украдкой вздыхали и морщились. Поселян безоружных и беззащитных просто резали и душили прямо семьями, а потом сжигали трупы в их же домах или сложивши «поленницей» на деревенской площади. Тех же, кто осмелился взяться за оружие, защищаться и выжить в неравном сражении, ждал кол, разрывание лошадями, медленное убийство огнём и другие казни ужасно мучительные (князю нравилось подобное «разнообразие»). Население стоявших на дороге княжеской армии деревень, о такой крайней жестокости и беспощадности наслышанное, стало убегать в леса и прятаться, а те, кто умел держать в руках хоть какое-то оружие, пополняли ряды отрядов сопротивления. Гнев народный и противостояние от подобной тактики карательной только увеличивались, а ещё разрозненные повстанческие отряды стали меж собою объединяться во всё более боеспособные армии.

…После стычек с небольшими вооружёнными формированиями и взятия приступом укреплённых городков и замков, полных мятежниками, и последующими за этим жуткими расправами, а также долгого блуждания по опустевшим полностью или частично селениям, князь, получив сведения от лазутчиков о крупном сосредоточении противника, решил устроить полномасштабное и победоносное сражение.

Вот тут-то и случилось неожиданное. Дело в том, что повелитель решил немного «расслабиться», и заночевать не в шатре походном (погода была уж очень паршивая – дождливая, холодная и ветреная), а в опустевших при приближении его грозного войска хоромах местного богача, из которых хозяева так спешно бежали (как и все обитатели из селения), что оставили почти все вещи домашние: мебель, ковры, посуду и прочую всякую всячину. Всё войско расположилось лагерем вокруг: командиры отрядные в покинутых домах победнее, ратники в палатках во дворах, на огородах и на улицах.

Ужинал князь, пил вино и слушал музыку своего бессловесного слуги в окружении генералов-советников, а потом решил уединиться с парою девчонок совсем молоденьких («свеженьких» специальные служители ему как раз доставили). Из спальни всех слуг повыгнал за дверь и стал развлекаться, как ему нравилось. Сначала было слышно, как девки эти плакали и причитали, умоляя их не трогать и помиловать, потом раздавался свист плетки, ругательства князя и крики женские, и, наконец, всё стихло и успокоилось (наверное, уснул пьяный владыка всласть расслабившись). Далеко не сразу заглянуть туда постельничьи осмелились. А когда всё же заглянули – обнаружили, что нет нигде князя, только жертвы его развлечений сидят в уголке комнаты, прижавшись к стенке и не смея ни звука издать, ни слова вымолвить.

Немало времени прошло, пока все хоромы обыскали да из девчонок что-то мало-мальски вразумительное вытрясли. Наконец добились от них, что повелителя, оказывается, неизвестные, выскочившие из подпола, схватили, рот зажали и уволокли туда, откуда вылезли, а отверстие за собой задвинули. Стали искать лаз и насилу обнаружили. Сдвинуть попытались руками, потом ломом поддеть – не поддался. Под крышкой деревянной, такой же как доски пола, оказалась плита большая каменная, хитроумно закрывающаяся ход подземный, неизвестно куда ведущий. После этого «открытия» среди подчинённых военачальников, в доме присутствующих, началась форменная паника, а потом и делёж полномочий с дракою, стоило им удостовериться во внезапной пропаже повелителя.

А князя пленили и прямо из постели утащили хитрые мятежники, о подземном ходе, берущем своё начало именно в этой комнате дома богатого, знающие. Несказанно они своей удаче обрадовались, когда поняли, кто попал к ним руки. Оглушили и унесли его по туннелю скрытому, выходящему на поверхность аж в роще за селением. И, никем не замеченные в темноте ночной, скрутив князю грозному руки-ноги крепкой верёвкой без жалости, да заткнув рот какой-то тряпицей, закинули как мешок на круп лошади и увезли в свой вражеский стан к сотоварищам. Там, пленника своего, от страха и от сдавивших пут помертвевшего, обвязали под мышками, спустили в колодец, и охрану сверху поставили.

Довольно долгое время провел без движения в яме сырой и холодной, да в кромешной тьме князь подвешенный, беспомощный и в полузабытьи мучительном от верёвок душащих, и вдруг показалось ему, что наверху играет музыка знакомого исполнения. А когда стихла мелодия, князь почувствовал, что стали его как будто потихоньку наверх вытаскивать. Какой-то одинокий витязь, явно силой большой обладающий (князь был плотного телосложения), вытянул его наверх осторожненько, легко подхватил на руки и усадил на землю, облокотив об сруб колодезный. Так вот пристроив поудобнее, разрезал верёвки, в кожу не хуже ножей уже впившиеся, осторожно вынул кляп, и фляжку с вином ко рту княжескому поднёс, приглашая испить влаги согревающей. Сделал князь несколько глотков, окончательно в себя пришёл, и в человеке, о нём заботящемся, узнал своего слугу бессловесного.

– Ты? – прохрипел. – Почему один? Где телохранители и прочие? И, какого чёрта ты тут наигрывал песенки, а не сразу своего господина из колодца вытаскивал?

Немой только головой качнул, и тронув ладонью свой музыкальный инструмент, рукою повёл, показывая на стражу вражескую, спящую немного поодаль, да палец к губам приложил, мол, тише будь, не буди усыплённых музыкой охранников. Только князя уже «понесло», заговорил он громко, гневаясь и не обращая на этот жест предостерегающий должного внимания:

– Да как ты смеешь, раб паршивый, своему повелителю, указывать! Ну-ка, помоги мне встать и поддерживай! Аль не видишь, разиня ты эдакий, что пока ты прохлаждался и развлекал тут недругов своей никчёмной музыкой, почти до смерти задушили верёвки твоего хозяина! – И уже совсем громогласно закричал (ни с того ни с сего показалось ему, что в темноте деревьев прячется целый отряд его дружинников). – Эй, вы! Поторапливайтесь! Расправьтесь побыстрее с этой сонной падалью!

Однако никаких солдат из рати князевой там и в помине не было, зато пробудились усыплённые было сладкой музыкой стражники. Повскакивали с травы, увидали неладное, обнажили клинки и к князю со слугою бросились. Тут парень, свистнув в два пальца пронзительно, князя, очень ещё нетвёрдо стоявшего, опять к колодцу прислонил, и навстречу врагам бесстрашно выступил, а из темноты вдруг вынырнуло что-то белое и стремительное. Оказалось, чудо-конь княжеский, послушный эльфа посвисту, явился спасать хозяина. Вихрем долетел до колодца и встал как вкопанный, осталось только в седло взобраться, да не смог князь сам сделать и этого – жеребец-то ростом высок был, а руки и ноги ещё не отошли, слабы и почти не действуют. Уцепился владыка за седло, силится, да только зубами скрипит от немочи. А безоружный слуга тем временем, умудрившийся побить и раскидать вооружённых нападающих, обернулся и подбежал к князю, чуть не плачущему от бессилия. Схватил за талию и взметнул в седло, уздечку поймал и в руки подал государевы.

Сверху узрев со всей отчетливостью, что со всех сторон приближается несметное количество воинов вражеских с обнажённым оружием, резко понукнул пятками коня князь в охватившей разум панике, даже носки в стремена не вставивши, да одновременно сильно дернул за поводья (как при торможении). Взвился жеребец на дыбы от такого противоречия, и князь неуклюжий с него наземь грохнулся.

В это время бессловесный встретился с подоспевшей «второй волной» воинов. А как наскоро расправился голыми руками с нападающими, опять вернулся, и, подняв с земли охающего и невнятно ругающегося повелителя (конь стоял рядом, виновато опустив голову и фыркая), опять подсадил в седло, и теперь уже сам вскочил коню на спину, князя обеими руками придерживая.

Жеребец заржал радостно, вскинув голову, и с места взял так быстро, что ветер в ушах засвистел, а по дороге раскидал копытами свору солдат неприятеля. И не успел оглянуться князь, как скрылся стан вражеский за темной рощею. Погони и вовсе не было (а даже если и была, то угнаться не смогла и не появилась в поле видимости). Так что благополучно вернулся в своё расположение войсковое князь ещё до свету.

Как увидели его, въезжающего в ворота, военачальники, во дворе того же дома богатого друг друга до сих пор тузящие, так сначала замерли в нерешительности и удивлении, а потом чуть ли не под копыта бросились, и каждый клятвенно уверял в своей личной преданности, и тут же поносил окружающих, пытаясь в этой кутерьме поцеловать ногу повелителя. Тем временем слуга немой спрыгнул с лошади, и взял жеребца разгорячённого под уздцы, успокаивая.

Сходил князь с коня не торопясь, надменно подняв голову и уперев руки в бока. Грязь, потрёпанность и синяки от верёвок, ему, казалось, только спеси и горделивости прибавили. И счастливы были те из приближённых, кому он молчаливо, одним взглядом снисходительным, дозволил себя поддерживать, и даже те, на чьи голову, спину или руки просто наступал, из седла спускаясь, благодарили его горячо за доверие.

Уже входя в дом, князь вдруг как будто вспомнил о чём-то, внезапно растревожившим его воображение, и оглянувшись (как-то даже опасливо), грозно вопросил:

– А где слуга, что сидел позади на моей лошади?

Все окружающие сразу завертели головами, озираясь, но эльфа в пределах видимости не было (пока все остальные толклись вокруг князя, выражая всеми способами свою крайнюю радость от его возвращения и покорствование, как единственному властителю, тот увел коня княжеского расседлывать да обихаживать, ведь это было его обязанностью).

– Найти сейчас же и немедленно схватить, связать и в холодную! Коли упустите и сбежит подлец, всем не поздоровится! – Князь обвел взглядом приближённых, ловивших с подобострастным вожделением каждое его слово, и нахмурился. – Отдохну немного и буду суд чинить над этим отродьем дьявольским…

…Берег реки был здесь очень высок, и спуститься близко к воде не было никакой возможности. Князь сошёл с коня, лично приблизился к парню бессловесному, к казни совсем уж приготовленному (тот стоял крепко связанный, и даже камень ему на шею повесили) и сказал наставительно:

– Вот видишь, дурень, как тебя я всё же люблю и жалую, хотя ты, оказывается, тварь скрытнейшая и своевольнейшая, и потому для меня опаснейшая. Гордись и радуйся, сам властитель всего окружающего не побрезговал тебе, рабу ничтожному, по своей природной ущербности не достойному ни милости, ни даже вообще какого-либо высочайшего внимания, дать последнее напутствие.

Бедный раб, пав на колени, только мельком посмотрел в глаза своему хозяину с жалобным отчаянием, и тут же покорно опустил златокудрую голову. Такое смиренное поведение (но больше – тугие и прочные верёвки, опутавшие руки и ноги парня, в событиях ночи прошедшей проявившего себя могучим и искусным в драке воителем) прибавили князю смелости, и он, шагнув к обречённому вплотную, соизволил потрепать его по голове, почти ласково приговаривая:

– Где уж понять тебе, глупому, как уже скучаю я без твоей музыки. А как избавлюсь от тебя насовсем, так вообще затоскую так, что никаких развлечений долго не захочется. Буду злиться на всех, и даже на себя самого только из-за такой вот мелочи, как та, что ты, щенок породы по-волчьи опаснейшей, до поры до времени походящий на пса обычного, во всём хозяину послушного, рядом со мною не присутствуешь. Умудрился ты снискать мое доверие, просочился незаметно в сердце, как вползает погреться змея за пазуху опьянённому, но, чую теперь, стоит мне только сделать хоть одно неверное движение, прижав тебя к груди доверчиво, как улучишь момент и «ужалишь» меня, своего хозяина. Лишь вчера заметил я возможность эту, да и то по чистой случайности. Убедился я воочию, что ты страха, для всех смертных обычного, совсем не испытываешь даже перед противником грозным и множественным, и не существует для твоей воли и руки препятствий к задуманному, а, следовательно, как не таишься и не усердствуешь, не способен ты к безоговорочной покорности и послушанию, и значит, рано или поздно выйдешь из повиновения. Коли сейчас тебя жизни не лишить – дальше будет только хуже и опаснее… А меж тем я уже так привык к твоему постоянному присутствию и привязался к тебе гораздо больше, чем к любому другому прислужнику, что даже сейчас от сознания того, что больше уж никогда не будешь ты мне прислуживать, и в особенности, для меня музицировать, текут слезы невольные…

И действительно, пальцем смахнул непрошенную слезинку со щеки грозный князь, и тут же жестом резким повелел с приговоренным кончать по-быстрому. Тут же подбежали подручные, подхватили под локти немого парня, поволокли к обрыву и с берега отвесного прямо в глубокий омут кинули. Раздался негромкий плеск, и сомкнулась волна речная над головою несчастного.

Тем временем князь уже на коня своего сесть вознамерился, и приближённые проворно «выстроили» из своих тел «лестницу». А как взобрался повелитель в седло (жеребец до этого момента смирно стоял, даже не переступал с ноги на ногу), так вдруг взвился конь, слуг, держащих под уздцы, по сторонам раскидывая, и в один скачок достигнув края, вниз обрывающегося, вместе с князем сиганул с кручи в реку для всех неожиданно…

…– Посмотри-ка, дорогой мой господин, кто с визитом к нам пожаловал! – Услышал князь женский голос, нежный, проникновенный (и настолько знакомый по сладостным воспоминаниям, что невольно сердце забилось быстрее), и тут же открыл глаза. Над ним как на своде высокой залы замковой, только совсем прозрачной и мягко светящейся, вода колыхалась зеленоватыми волнами, и сквозь неё неясным золочёным блюдечком солнце просвечивало, и в этой речной стихии непринужденно резвились косяки мальков юрких и блестящих, иногда вспугиваемых крупными хищными рыбами.

Приподнялся тут князь на локтях, сел, откашлялся и огляделся (только что он лежал на полу, выложенном плитами золотыми и серебряными, в луже, натекшей с мокрой одежды). Прямо перед ним, на возвышении, как самоцветная россыпь мерцающим, стоял престол высокий, светом ярким сияющий, а на этом престоле сидело существо явно божественной принадлежности, и хотя общие очертания у него были вполне человеческие, но тело, лицо и даже волосы были как будто сотканы из пламени жарко пылающего, переливающегося всеми оттенками стихи огненной, одежда же на боге была наоборот, из бурлящих струй родниковых, обтекающих драгоценные каменья, красоты невиданной, и всё это великолепие бурное непостижимым волшебством в подобающих границах и формах удерживалось. У трона светлого на приличествующем расстоянии располагались телохранители, на людей только отдалённо походившие (были они явно металлические, многорукие, вооружённые диковинно, и хотя с головами, но практически безлицые, а вместо глаз у них было что-то неживое и немигающее, на прозрачные камни похожее, и горели эти «зенки» тусклым свечением). Прочие придворные, весьма пёстрые по виду и не совсем человекообразные (некоторые, корой покрытые древесной и листьями, а иные в чешуе и с глазами рыбьими, в перьях птичьих и в шерсти звериной, были и совсем уж ужасные чудища), находились как бы в нишах и, замерев, безмолвствовали.

А обладательницей волшебного голоса, была та самая Дева озёрная, что почти год назад так взволновала душу властителя. Она стояла прямо перед троном и была теперь неизмеримо прекраснее, чем тогда в лодке на озере.

– Он мне более не надобен. – Раздался в ответ голос мелодичный сказочно, но леденящий сердце князя своим надменным равнодушием. – Надеюсь, теперь стало окончательно ясно тебе, моя любезная, что по своим внутренним качествам он на такую ответственную должность, как глава войск объединённых в судьбоносном для всего этого мира сражении, совершенно не годится. Нельзя вручать будущее человечества тому, кто не имеет никаких представлений о чести и совести. Но, главное, эта тварь человекообразная (и нет у меня ровно никаких оснований, да и желания, называть его более высоким званием) серьезно считает, что весь мир создан лишь для исполнения его прихотей, а люди прочие существуют, чтобы он мог по своему желанию и склонностям удовлетворять похоть и получать блага и удовольствия. При этом он совершенно не испытывает ни к кому даже тени чувства благодарности, не способен по-настоящему ни к любви, ни к дружбе, ни к товариществу, ни даже просто к покровительству. Так что, как не крути, напрасно мы на него понадеялись, уповая на его ум светлый, аналитические способности и таланты управленческий и полководческий. Зря я потратил на него столько времени, надеясь посеять и взрастить в сердце каменном и душе совсем пропащей то, без чего победа над злом вселенским немыслима. Почва оказалась бесплодна и ядовита настолько, что никаких добрых чувств просто не принимается, как не старайся и не мучайся. И то, что я и, кстати, он, сейчас здесь, является этому ярчайшим доказательством. Так что придётся опять заняться практически слепыми поисками, а у нас осталось не так уж много времени до сражения…

– Ах, милый Странник, хозяин истинный всего, что в этом мире есть хорошего и доброго, дай малый срок, и мы по-быстрому подберём другого, во всех отношениях более достойного, с учетом всех ошибок нами сделанных. – Дева озёрная повела рукой плавно, и в её ладони возник кубок, выточенный из алмаза цельного, наполненный темно-рубиновой жидкостью, и с поклоном почтительным, протянула сосуд божеству огненному. – Но что же прикажешь делать с этим выродком?

– Ну, раз он сам явился так скоро, что даже не нужно являть для него приглашения, то сейчас и решим, – молвило бог таким же равнодушно величественным тоном и, приняв кубок у девы, не торопясь выпил содержимое, а ёмкость прозрачную поставил на подлокотник тронный. – Пусть подойдёт для разговора последнего.

Князь, все эти речи слушающий с сердца замиранием, сидя совершенно неподвижно на полу, вдруг осознал отчётливо, что здесь и сейчас его судьба дальнейшая решается, и перешёл к активным действиям. Он быстро поднялся и рысью приблизился к престолу, по дороге пригибая голову в поклоне, как бычок бодливый, на колени опустился да раболепно распростерся ниц, касаясь лицом и руками нижней ступеньки трона божественного.

Тут услышал князь смех хрустальный Девы озёрной, (он был сильно приглушен, как будто она ротик свой ладонью зажала) и голос божества огненного, высокомерный и грозно-насмешливый:

– Что же ты, паршивец шкодливый? Погляди мне прямо в очи, в пол не тыкайся.

Князь, подняв голову, робко взглянул вверх, и сердце его замерло, а глаза невольно выпучились от крайнего изумления. На троне сияющем вместо божества, состоящего из пламени и в струи водяные облачённого, восседал в непринужденной позе верховного мироправителя слуга бессловесный, приговорённый князем к казни скорой и по его же распоряжению только что утопленный в омуте. Даже одет парень был в ту же одёжу простую и скромную, в которой его в реку бросили (только в отличие от княжеской, она была не мокрая и расхистанная, а совершенно сухая и как всегда опрятная).

– Почему застыл как статуя? Иль узревши истину лишился разума? И зачем, гадёныш непочтительный, в твоём взгляде столько удивления? – молвил немой юноша тем же божественным голосом и с той же насмешливой интонацией.

– Бессловесный, ты умеешь разговаривать? – Глаза князя по-прежнему оставались округленными.

– Значит, что я бог – тебе гораздо меньше удивительно?

Юноша на троне вдруг засмеялся так по-доброму заразительно, что князю тоже стало весело, даже несмотря на сильный страх за свое будущее.

– Неужели снизошёл до меня, ничтожного, сам Дух Блаженный Всего Сущего? – Князь опять склонился к основанию трона, а потом благоговейно и униженно поцеловал обувь, на ногах у божества бывшую (обыкновенные сапоги грубые, какие носили все слуги придворные). – Уж помилуй, господин светлейший и божественный, меня, слепца невнимательного. И откуда я мог знать, являясь человечишкой ума скудного и знаний посредственных, что Великий Странник явит ко мне благоволение высочайшее и служить мне целый год вознамериться в облике раба дарёного, да ещё и безмолвного. И по правде говоря, полюбил я тебя пуще сына родного даже в этом обличии, хоть и явился ты ко мне пареньком обычным, от других служителей моих отличавшимся только лишь бессловесной ущербностью, но всё равно сразу показавшимся очень милым, и в талантах своих музыкальных незауряднейшим. Прильнула к тебе моя душа крепко накрепко, хоть держал я эту привязанность крайнюю в тайне глубокой ото всех, боясь козней злобных многих моих недоброжелателей. И ценил я тебя, слугу простого, даже не подозревая о твоей настоящей высочайшей принадлежности, гораздо более любого военачальника и знатного приближённого. Всегда заботился о твоём благополучии, при себе держал и голубил ласково, благоволил и сквозь пальцы глядел на шалости, делил с тобой свою трапезу, наказывал мягко и только изредка, да и то для того лишь, чтобы вразумить да наставить на путь истинный, и если была провинность настолько вопиющею, что не накажи я любимца своего единственного, так все бы остальные перестали уважать меня, как господина справедливого…

– Уже сориентировался. Унижаешься и лебезишь неожиданно попавшись, как хорёк крестьянину в курятнике, и что самое во всём этом поразительное – нагло врёшь мне прямо в глаза, потому что сам в истинности слов своих не сомневаешься. А чем же тогда объяснить такое обстоятельство, как расправа над слугою, который, как ты только что сам сказал, был любим пуще сына родного (кстати, теперь понятно, почему я не видел ни одного мало-мальски повзрослевшего и признанного тобой наследника), а ещё был настолько преданным и отважным, что в одиночку спас тебя из плена вражьего, в то время как другие твои приближённые на выручку к тебе прийти даже не подумали?

Произнося эти слова обвинительные, юноша, однако, глядел на князя, слегка улыбаясь, совершенно без признаков малейшей рассерженности.

То, что божество всесильное находится по-прежнему в хорошем настроении, князя, было растерявшегося и не знающего, как достойно ответить, чтобы не вызвать неудовольствия высочайшего, очень приободрило, и «с чувством» расцеловав сапоги Странника, и даже потеревшись лицом об них, он опять заговорил заискивающе:

– Ах, Повелитель Мира Вечного, в котором я всего лишь крупинка малая, смилуйся и посмотри без гнева на недостойного даже твои следы во прахе слизывать, в своей доверчивости наивного и потому не оправдавшего твоих высоких надежд человечишку. Не своим умом я дошёл до этой крайности, надоумили так поступить с тобой мои советники. Подольстились ко мне хитро и уверили, что замыслено против меня преступление, и что якобы есть у них свидетели, которые видели, что с врагами мой доверенный слуга неоднократно яшкался, и что моё освобождение (как и похищение ранее) было тоже хитро недругом спланировано. И так вот правдоподобно всё было ими расписано, что поверил я, глупец несчастный, в их наветы ложные, застращали меня они якобы явною опасностью и ожидаемыми последствиями мнимого предательства. Испугавшись и поддавшись на уговоры и уверения этих злобных клеветников и завистников, вынес я ужасное решение. Однако и здесь я, всё же сильно жалея слугу моего любимого, пусть даже выставленного придворными предо мной хитроумным предателем, назначил ему смерть легкую и быструю, а не долгую и мучительную, какая полагается отступникам.

– По-твоему, так получается, что ты меня со всех сторон облагодетельствовал. – Божество снисходительно хмыкнуло, продолжая улыбаться по-прежнему. – Плут ты совершенно бессовестный, князь, и горазд ты себя выгораживать, подставляя чужие головы. Только больше не трудись оправдываться и не бойся моего гнева карающего. Мне как божеству верховному не престало обижаться из-за всякой мелочи и тем более мстить своим подданным. Я ведь властитель доброго и светлого, в том числе прощения и умиротворения. Так что извиняю я тебя за твое непотребное со мной обращение, и даже награжу за то, что так поучительно выступил в роли вершителя незавидной судьбы преданного подчинённого, даже единым словом не смевшего перечить эгоистичной воле своего повелителя… Даю тебе сейчас немножко времени, чтоб ты подумал, что хочешь получить от меня на прощание в подарочек. Сосредоточься на желании.

С этими словами юноша откинулся на спинку трона и даже глаза прикрыл как бы от усталости.

Молчаливая пауза длились недолго, парень – божество слегка переменил тела положение, открыл очи, в зрачках которых князь (совсем уже было переставший бояться Странника в человеческом воплощении, таком привычном по старой памяти) вдруг опять разглядел пламя пылающее, датакое яростное и всепоглощающее, что вмиг душа его, совсем было осмелевшая, наполнилась тревожными предчувствиями.

– Много у тебя желаний, и все как одно, вздорные и глупые. Вот хотя бы самое яркое: жажда господства абсолютного и всемирного. – Странник посмотрел в глаза князя пристально, и сделал жесты, как бы снимая со своей головы невидимый венец и перекладывая на княжескую голову, впрочем, одной рукой пока что придерживая обруч незримого символа, и князь вдруг схватился за шею захрустевшую и захрипел от внезапно обрушившейся на него, перекрывшей дыхание в продолжающей неумолимо вдавливать голову в плечи, страшной тяжести. – Чувствуешь теперь, что если исполню хотя бы на малое время это твое хотение и воплощу в реальность непомерные простому смертному амбиции, перестав её удерживать, то задавит и расплющит почти сразу же тебя эта корона, глазу простому не доступная, власть, такую желанную для тебя, над всем, что есть в этом мире, содержащая, но кроме этого непомерно тяжелая от уравновешивающей эту власть такой же великой ответственности.

– Пощади… Этой ноши мне не выдержать… – прошептал князь из последних сил, настолько уже придавленный, что воочию увидел конца своего приближение.

– Ладно уж, будем считать, что ты неосмотрительно пожадничал, пытаясь проглотить кусок для горла слишком крупный. – Странник сдернул с князя невидимую корону власти и водрузил обратно на свою голову.

Резко освобождённый от непосильной тяжести князь тут же упал на пол, хватая воздух ртом и пытаясь восстановить дыхание. Пока он елозил у подножья престола, бог жестом подозвал Деву озёрную, которая тут же к трону приблизилась и встала по левую сторону, смиренно очи потупивши. Князь, более-менее очухавшись, тут же украдкой исподлобья стал красой её, разум мужской затмевающей, любоваться, и стараться получше разглядеть изгибы соблазнительных женских прелестей, и заметил даже, что под накидкой из драгоценной материи как будто сверкнуло что-то зеркально блестящее, фигуру её роскошную идеально облегающее.

– Рассмотрим другое твое желание. Оно как раз из раздела «похоть и развлечения». – Странник опять вперил свой взгляд огненный в его глаза пристально, но теперь уже с нескрываемо уничижающим выражением. – Ты хочешь, чтоб стала твоей женою моя подруга, которую ты называешь Девой озера. Что ж, в принципе, не возражаю я против такого брака, по опыту очень быстротечного. Кстати, тебе, любитель женщин слабых, покорных и во всём от тебя зависимых, знать будет не лишним, что власть и сила её простирается гораздо далее, чем водоём, пусть даже размером не маленький. И вообще, она – полновластная богиня водяная и небесная, повелительница бурь, и всяческих других природных катастроф и ужасов, а ещё по совместительству – верховная богиня воинов, славы бранной и в бою победы повелительница, воительница гордая и такая вспыльчивая и независимая, каких свет белый ещё не видывал. Так что слова нелесные говорить, тон повышать или приказывать, а тем более совершать в её сторону оскорбительные или просто резкие движения, я тебе, отвязному и грубому насильнику (проявляющему себя с девицами исключительно неотесанным и отвратительным деспотом), категорически не советую ради твоей же безопасности. Стоит тебе только позволить себе опрометчиво какое-нибудь совсем мелкое действие, которое ей хоть чуть-чуть не понравится, не успеешь даже охнуть, как тело твоё с её клинком, прямо из пустой ладони по её желанию появляющимся, близко познакомится. Бойся вызвать её неудовольствие, а паче гнев, такой же скорый и убийственный как молния (кстати – грозы тоже в её ведении). – И уже обратившись к Деве тоном, спокойным и ласковым, молвил: – Ну что, дорогая? С этим смертным на поверхность прогуляешься по-быстрому? Только, пожалуйста, не устраивай там такого бедствия, которое ты в прошлый раз, разгневавшись, устроила. Малой кровью обойдись, всех остальных вокруг не надо вмешивать…

Князь, побледневший от испуга, опять распростёрся на полу, целуя сапоги юноши, и пролепетал умоляюще:

– Пощади и помилуй, Властелин Всего Сущего, твоего раба недалекого и не в меру увлекающегося. Смутила мою душу красота небесная и голос нежный подруги твоей божественной, великой и целомудренной. Вот и возжелал я невольно, глупец самоуверенный, в мечтах дерзких то, что позволено только богу, а для обычного смертного гибельно и потому запретно. А сейчас я осознал со всей отчетливостью, что не достоин я даже на мгновение владеть таким сокровищем, каким является твоя богиня-воительница. Не должно разлучаться чете божественной ни на миг ради такого, как я, ничтожества.

– Что я слышу, этот дерзкий смертный от меня отказывается?! Да за такое оскорбительное пренебрежение я прямо здесь его лишу мужских всех признаков!

Тут такая внешне нежная и прекрасная Дева озера, глаза тёмные, как ночь, со взглядом ледяным и просто убийственным, резко на князя вскинула, шагнула к нему и сбросила с плеч накидку длинную. Чуть не замарал штаны князь, от трона опрометью скакнул и на карачках попятился. Узрел теперь ясно, что под тканью легкой женского одеяния были скрыты доспехи воинские, как день сияющие и настолько хитро сработанные, и тело ладно как вторая кожа облегающие, что вряд ли были делом рук человеческих, а в каждой длани её обнаружилось по клинку, сияющему белой молнией. И так-то эти лезвия обоюдоострые сверкнули угрожающе, её рукам во всём послушные, что совсем уверился князь в своей немедленной гибели.

– Остынь, милая моя, не гневайся. – Странник быстро покинул престол и остановил воительницу рассерженную, взяв за плечи с нежной аккуратностью. – Просто глазки этого слепца на миг отблеск истины увидели, и он вдруг осознал свою перед тобой несостоятельность. Ну, и, конечно же, это я совсем не хочу тебя сейчас отпускать, уж очень я по твоему обществу соскучился.

Он ловко развернул Деву к себе лицом, обнял и страстно поцеловал прямо в губы алые. И тут же, на глазах князя, в комок дрожащий сжавшегося, но, всё-таки, очень внимательно наблюдающего за происходящим у трона, переменилось всё в богине в безопасную для окружающих сторону. Исчезли из рук клинки, доспехи обратились в платье роскошное, расшитое золотом и самоцветами, личико прекрасное осветилось довольной улыбкою, а взгляд, устремлённый в глаза юноши, стал томным и кокетливым.

– Ну да ладно… Я уж успокоилась… Ты, мой дорогой, умеешь уговаривать… Так что поскорее тут заканчивай, буду ждать… – Тут богиня опасная из объятий юноши вывернулась, хихикнула тоненько и из зала быстро скрылася.

Парень же, как ни в чем не бывало, опять уселся на трон и поманил пальцем князя приблизиться:

– Повезло тебе, что она изначально была в прекрасном настроении, – молвил с усмешкою. – Так и быть, разрешаю надумать ещё что-нибудь. Только пусть это желание будет таким, чтобы ты тут же от него не отказывался. – И, подождав с минуту, констатировал: – Ну вот, наконец-таки, что-то более-менее для тебя посильное.

Он взял алмазный кубок с подлокотника и протянул его князю, который опять к престолу робко приблизился:

– На, допей, там ещё осталось вино на донышке, и получишь то, что сейчас пожелал, как подарочек. То напиток из ягод волшебной лозы, в стране богов произрастающей. Даже нескольких капель достаточно, чтобы смертный вернул утраченную молодость и вновь обрёл былую силу и здравие.

Князь с низким поклоном принял из рук недавнего раба своего кубок почти пустой и последние капли из него жадно вылакал. И тут же разгладились морщины на лице его, вся кожа стала молодой и нежною, борода густая и длинная, уже сильно тронутая сединой, укоротилась и превратилась в равномерно тёмную, а на голове плешивой опять шевелюра густая выросла, спина по-молодецки расправилась, дряблость и полнота лишняя пропали, и во всех членах гибкости и силы заметно поприбавилось.

Очень обрадовался князь таким переменам, приосанился, и даже на мгновение забыв, где он находится, подумал мечтательно:

–Ну, теперь держитесь все незнающие моей власти соседи да недруги! Хватит теперь у меня сил, здоровья и времени от края и до края земли пройти огнём и мечом карающим. Сам себе добуду власть над миром абсолютную, и будут её плоды легки для меня и сладостны, не то, что эта невидимая корона божественного всевластия. А уж всяких женщин, утончённых и прекраснейших, и девчонок, как ещё не раскрывшийся бутон робких и чистеньких, теперь смогу иметь сколько угодно и как мне вздумается без всякого ограничения, так что воительниц опасных с их капризами больше мне не надобно. Вот уж, воистину, отличный дар я своим умом недюжинным у этого божественного простодыры выпросил!

– Не ошибся я. Ты неисправим, и, значит, вполне достоин своей участи. – Юноша на троне опять засмеялся, но уже с откровенными нотками презрения (видно, мысли князя последние, очень дерзкие, его так позабавили) – Ах да, чуть не забыл! У напитка, что ты выпил, есть маленькое побочное действие, которое может сгодиться за доказательство истины в крайнем случае, а именно – кровь твоя теперь тоже стала эликсиром молодости, но только очень разбавленным. Чтобы увидеть явное благотворное действие, нескольких капель выпитых будет явно маловато, нужен кубок, полный доверху. А теперь убирайся, мерзавец, и чтоб глаза мои тебя, душевноубогого, больше никогда не видели, а слух не внимал преступным и похотливым распоряжениям…

Тут божество резко щёлкнуло пальцами, и в очах княжеских белый свет померк, как будто его кто-то тюкнул аккуратно, но сильно по темечку.

Очнулся князь лежащим в камышах у противоположного берега напротив того самого омута, в котором утопили слугу бессловесного, и в который конь, неожиданно взбесившийся, вместе с ним бросился. Никого из слуг рядом не было, зато почти у самого лица сидела крупная лягушка изумрудно-зелёная. Насилу выбрался на место сухое, из сапог воду вылил и полы одежды сам кое-как отжал (помочь то было некому), и отправился своих людей разыскивать. Кстати, приближённые тоже его искали, только ниже по течению.

Долго ли, коротко ли, а князь и его подданные, наконец, встретились. Только князь, проголодавшийся, порядком уже утомлённый блужданием и жаждущий отдыха комфортного и усердной прислуги внимания, рано обрадовался. Не признали его в теперешнем молодом виде приближённые, и конечно же никто не поверил его диковинной истории про встречу с Духом Всего Сущего в его же подводных чертогах, про дар божественный – молодости, и тем более посмеялись, когда услышали, что почти целый год Великий Странник прислуживал князю под личиною раба бессловесного, пока не был утоплен здесь же в этой речке, приговоренный к этой казни повелителем. Зато посчитали небезосновательно, что молодой человек, князем себя так нагло называющий – хитрый лиходей из обычных обдирал и разбойников, нашедший случайно князя раньше, чем подданные верные, и с ним в укромном месте расправившийся, на одежду его богатую и прочие карманные ценности позарившись. И сразу не утерпел, нацепил на себя все шмотки княжеские, и теперь пытается от безысходности присвоить себе титул княжеский, небылицы плетя ветвистые.

Так что вместо желанной вкусной и обильной трапезы и отдыха на ложе мягком, получил князь веревки, руки стянувшие, плевки в лицо, да пинки и зуботычины. А как в стан пригнали, так стразу же стали бить жестоко и истязать всячески, допытываясь истины. Так до позднего вечера и мучили, не веря в его рассказ, множество раз повторяемый, ни капельки (благо, силы и здоровья теперь у князя помолодевшего было вдоволь, сразу не перешибешь плеткою). На ночь же в яму тюремную под решетку посадили крепко связанным, не дав ни глотка воды и ни хлебной корочки.

А как поднялось на небо солнышко, вытащили князя из узилища и повели на площадку, специально приготовленную, вокруг которой уже расположились как зрители ратники из его дружины и прочие любопытные подданные. Как понял князь, что его к столбу только для того привязывают, чтобы пытке последней предать и казни мучительной, как разбойника, так закричал истошно про верное доказательство. Мол, пусть кто-нибудь из приближённых княжеских преклонного возраста его крови отведает и прилюдно помолодеет, чтобы все, кто здесь присутствует, в такой возможности, Великим Странником дарованной, воочию удостоверились и признали, наконец, своего повелителя.

Посовещались меж собой «генералы» и советники, выбрали промеж собой одного прихлебателя и повелели палачу крови нацедить в чашу (по объему с кубком схожую).

Вскрыл вену у князя палач, наполнил чашу доверху. Отдали выпить человеку выбранному. Пока тот не спеша пил, и пока после этого все смотрели ошарашено на его преображение в молодого и сильного, и поражались волшебству этому, у князя связанного кровь текла безостановочно. А как, опомнились и остановили кровотечение – он уж совсем ослабел и впал в обморок.

Тут уж, конечно, его признали, отвязали, возвеличили. Понесли на руках в помещение подобающе богатое, ему по сану полагающееся. Со всеми почестями уложили на ложе мягкое. И так-то ухаживали, ублажали и бегали вокруг, подносивши всё, что надобно, и всё сыпали уверениями в своей преданности и покорности воле вновь обретённого повелителя (князь то через некоторое время в себя пришёл, да только слаб был очень от кровопотери утренней и побоев, перенесённых давеча, так что с большим трудом разговаривал, в основном только ругал всех, кто его окружал, да угрожал грядущими расправами).

А на следующий день было объявлено, что скончался князь неожиданно, по причине, вероятно, такой же волшебной, как и его недавнее сильное омоложение. И случилось это скорбное для всех событие, несмотря на неусыпные старанья лекарей и приближённых советников, всю предыдущую ночь дежуривших у его ложа по очереди.

… Похоронная процессия была пышной и величественной, только в ней совсем не видно было по-настоящему грустных и горько плачущих. Гроб резной, украшенный серебром и золотом, с бледным, как выбеленная на солнце холстина, моложавым покойником в сверкающем венце княжеском и в одежде из драгоценного бархата с оторочкой из меха редкого, несли на специальных золочёных носилках преданнейшие приближённые, те, что не отходили от ложа повелителя в его часы последние. Спины их были стройны по-юношески, плечи и руки сильны, а лица, прилично скорбные, удивительно молоды.

Миссия на Великой Излу.

(Выдержки из ментаграммы аборигенного контактёра.)

…Связанный эльф шёл, ведомый за аркан, петля которого была накинута ему на плечи, а другой конец привязан к луке седла Зарилы.

Витязь поначалу был ужасно зол на юношу за такой ловкий обман. Этот безоружный, застигнутый на зорьке врасплох за сбором каких-то трав, парень, сразу показался Зариле очень даже трусоватым слабаком. Он без особо строгих принудительных действий согласился показать замаскированный лагерь соплеменников и повёл отряд по каким-то неприметным тропам. На его лице и даже во всех движениях сквозили такие испуг и покорность судьбе, что Зарила первые три часа пути даже не подумал сомневаться в том, что они скоро выйдут в тыл к ничего не подозревающему противнику. Но время шло, лагеря эльфов всё не было, а пленник твердил своё «уже совсем скоро», честно глядя в очи суровых воинов и молитвенно складывая дрожащие ладони. Может быть, он морочил бы их и далее, но к полудню они вышли из леса к реке, показавшейся Зариле очень знакомой. Тут и другие дружинники зароптали, указывая на неоспоримые приметы:

– Что же это такое? Очень похоже на границу Эсфира. Да это же она и есть – река Эстри, которую мы переходили на рассвете!

Всадники, рассыпавшиеся по берегу по приказу Зарилы, вскоре нашли следы своего утреннего марша. Тут стало окончательно понятно, что эльф просто «водил их за нос», заморив многочасовым блужданием в чаще и людей, и коней, а главное, так и не обнаружив стана врага и не дав напасть неожиданно и победоносно.

Осознав это со всей отчётливостью, Зарила чуть не зарубил в бешенстве злосчастного «проводника» боевой секирой, и уже было взмахнул ей над мальчишкой, да конь вдруг шарахнулся в сторону и топор угодил вместо головы эльфа в дерево. Пока витязь дергал рукоять, пытаясь вынуть плотно засевшее в вязкой древесине оружие, гнев его немного поутих. Да и несчастный юнец так жалобно взмолился о пощаде, упав на колени прямо перед конём, и слезы его и особенно слова были так завораживающе убедительны, что странным образом тронули даже беспощадное сердце умудрённого бесконечными драками и разбоем Зарилы.

– Не буду убивать его сразу, – решил витязь, наконец возвращая секиру в чехол. – Притащу в Унию, а там посмотрим: сразу казнить или сначала в застенке помучить.

И приказал связать пленнику руки да затянуть покрепче аркан, не без злорадства рассуждая: «Нас полдня по лесу таскал за собой, так я и его протащу сейчас на верёвке так, что навсегда заречётся врать прямо в глаза».

Тронулись в путь. От свербящей досады за неудачный поход Зарила через каждую сотню шагов хлестал и шпорил коня, пытаясь заставить его перейти на галоп или хотя бы на рысь. Уж очень хотелось ему хорошенько проволочь горе-проводника по земле. Однако конь, обычно такой горячий, казалось, совсем выдохся и шёл только шагом. На понукание же отвечал только замедлением движения, а то и вовсе останавливался и ржал, слегка пятясь. Так что получалось, что эльф следовал за Зарилой без особого напряга.

Уже к ночи с горем пополам они доплелись до Унии, и в замок входили в потёмках при свете факелов. Зарила не успел слезть с коня, как уже был обнят своей любимой и единственной дочкой, которая несмотря на поздний час не погнушалась встретить своего папочку прямо в воротах.

Эльфа Зарила приказал привязать пока к столбу во внутреннем дворике и, ругнувшись, прикрикнул:

– Да покрепче там вяжите, чтоб не утёк! – И ушёл с дочкой во внутренние покои ужинать.

Взглянув рано утром в окно, как раз выходящее во внутренний дворик, Зарила увидел сначала не особо заинтересовавшую его картину: две молоденькие служанки с кухни увивались рядом с давешним пленником.

–Ай да, девки! По карманам шарят. – Ухмыльнулся хозяин замка, отходя было от окна. – Правильно. Всё, что найдёте – ваше, ему оно больше не пригодится.

Но взглянув ещё раз, вдруг понял, что они вовсе не обыскивают и грабят связанного, а очень даже нежно и заботливо его кормят и поят. Вот одна бестия, игриво улыбаясь, дала откусить парню белой сдобной лепешки (такие стряпали только для хозяев замка!), а вторая, немного погодя, приложила к его губам кувшинчик, сверкнувший серебром и ранее спрятанный в широком рукаве (этот кувшинчик Зарила тут же узнал – в нём подавали на стол напитки для его любимой дочери!).

Зарилу так и хватил «столбняк» от праведного негодования, а действо между тем продолжалось: накормив и напоив пленного, кухарки удалились, но на смену им явились другие служанки, из горничных, да сразу три. Одна отёрла эльфу лицо белейшим полотенцем и теперь пританцовывала рядом с таким блаженным видом, как будто ей только что пожаловали целый золотой, вторая увлеченно расчесывала кудри парня, а третья, присев, чистила ему сапоги.

Очнулся от затянувшегося ступора Зарила только тогда, когда прислуга, с таким энтузиазмом холящая и лелеющая пленного паршивца прямо на глазах хозяина замка (похоже Зарилу девки вообще упорно не замечали), наконец удалилась с довольным хихиканьем, поклонами и словами «счастливы служить милому господину».

– Вот значит оно как! В моей крепости появился новоявленный «милый господин», которому всяк счастлив услужить! И это то при законном господине и хозяине замка! Ну уж теперь точно долго не заживётся на этом свете наш подлый обманщик! – гневно думал Зарила, кликая слуг, чтобы они позаботились о его утреннем туалете.

Умытый и одетый в подобающую положению одежду, прошествовал он в трапезную, бывало служившую залой торжеств, а иногда и комнатой суда, и там, сидя за столом и поглощая завтрак в обществе дочки (по левую руку) и старого друга и советника (по правую руку), (остальные «офицеры» стояли по сторонам «почетным караулом»), громогласно приказал привести пленного.

Приказ был выполнен очень быстро: не успел витязь дожевать кусок, как эльф уже предстал перед ним меж двоих стражников. Сейчас, в лучах утреннего солнышка, ласково заглядывающего в большие стрельчатые окна залы, не забранные досками и не завешенные кожами по причине тёплого летнего времени, Зарила вдруг нашёл, что парень то, не так прост, как упорно казался, и что его кажущееся давеча таким бесхарактерным и по девчачьи миловидным лицо, да и вся фигура несут явный отпечаток высшего благородства, а взгляд ярко-голубых глаз, смотревших на витязя так подкупающе испуганно вчера, оказывается весьма проницателен, горд и умён. Эльф с достоинством поклонился хозяину замка и замер, слегка потирая запястья, намятые веревками. Теперь он выглядел совсем не как растрепанный и несчастный пленник, а как натуральный высокородный гость (служанки постарались – умыли, причесали, почистили). Костюм на нём, оказывается, тоже был весьма богат: под скромной, без изысков, длинной зелёной курткой, теперь расстёгнутой, обнаружилась расшитая серебром и золотом одежда с самоцветными застёжками, и даже нательная рубашка и та была необыкновенно искусно сработана из тончайшего как паутинка и белейшего шёлка с рисунком царского четырехлепесткового клевера по вороту.

– Прежде чем объявить тебе свою волю относительно твоей участи, я хотел бы узнать твоё имя, – молвил Зарила (и крайне удивился сам себе, ведь мигом раннее даже не собирался ни о чем расспрашивать, а только хотел громогласно приказать повесить паршивца прямо за воротами замка и потом молчаливо ухмыляться, созерцая предсмертный ужас и демонстративно пропуская мимо ушей отчаянные мольбы наглеца, посмевшего обмануть его вчера и без зазрения совести пользоваться чужими благами из рук вороватых служанок сегодня).

– Меня зовут Эмилио, я младший сын Владыки эльфов, Повелителя огненных драконов из Эльсинора, – спокойно поведал юноша (стоял он при этом величественно приосанившись) и, как будто читая мысли Зарилы о повешении, добавил: – Подозревая, что господин не склонен щадить непокорных пленников, и считает меня гнусным лжецом и обманщиком, смею заметить, что, то, что я совершил вчера, он сделал бы на моём месте и сам, будь под угрозой его замок, близкие и родные. Потому молю не о пощаде, а лишь об уважении к моему благородному происхождению – не предавай меня позорной смерти через повешение как простолюдина, а выбери казнь, подобающую отпрыску королевской крови.

Он опять изящно и с достоинством поклонился, и на губах его играла гордая улыбка, а в сдержанных жестах не было и тени вчерашней робости.

– А чем-нибудь доказать, что ты королевич, сможешь? – усмехнулся (скорее от растерянности) Зарила.

– Вот, – Эльф сунул руку за пазуху и вынул золотой медальон, который оказывается всё это время преспокойно висел у него на шее на золотой же цепочке, но, однако, не был замечен ни дружинниками, ни самим Зарилой. Он открыл его и протянул даже привставшему хозяину замка. – Здесь изображена моя сводная сестра Владислава, правящая в данный момент королева Эльсинора. Точно такой же медальон носит и она, только с моим портретом.

Зарила взял медальон: внутри действительно была крошечная и очень искусно нарисованная парсуна божественно прекрасной темноволосой женщины в короне и с атрибутами королевской власти в руках, а изнутри на створке волшебно мерцал опять же четырехлепестковый клевер, вырезанный из цельного изумруда.

– Сейчас же обыщите его! Хватит с меня сюрпризов! – запоздало приказал Зарила стражникам, досадуя, что это не пришло в его голову раньше.

Солдаты полезли по карманам пленника, хлопая его по бокам и шаря по всему телу, а он только слегка раскинул руки для удобства обыска. Когда же они закончили, не найдя более ничего кроме маленького серебряного гребешка и белоснежного носового платка, он снисходительно улыбаясь, слегка одернул куртку и молвил:

– Много ли вещей нужно для прогулки? Верь, господин, более у меня при себе ничего нет. Было, правда, ещё колечко, да только я его там, в лесу оставил, как только вас завидел: вы бы его всё равно сразу же заметили, да и весточку следопытам хотелось подать.

– Вот прохвост! Оказывается, он ещё и знак лесному отродью подал! – Грохнул по столу кулаком Зарила так, что слетел кубок, и дочка невольно ойкнула: – Руки-ноги за это поотрывать надо! Размыкаю тебя, паршивец, лошадьми по полю!

– Это вряд ли получится, – покачал головой пленник. – Мы, эльфы, в большой дружбе с лошадьми. Эти животные никогда своим друзьям зла не сделают, как их не принуждай. Только зря покалечишь.

– Значит, мой конь вчера не желал скакать, потому что ты был привязан к седлу? А я то уж расстроился, что мой верный Раси заболел!

– Вот именно, господин. – Юноша сложил руки на груди. – Ваш конь вовсе не утратил резвость, просто благородная, но бессловесная тварь очень тонко чувствует высшую справедливость и не пожелала причинять мне мучений.

– А если я тебя собаками затравлю? – поинтересовался заинтригованный рыцарь. – Они тоже не будут тебя рвать во имя высшей справедливости?

– Не знаю. – Слегка изогнул губы в улыбке эльф и мельком, но очень пристально, глянул прямо в глаза дочки Зарилы, от чего та мигом застеснялась и даже зарделась (впрочем, хозяин этого не заметил). – Но вообще-то, на нас, эльфов Эльсинора, даже голодные волки не нападают. А они в зимнюю пору, да в стае гораздо увереннее в себе и злее, чем простые собаки.

– Значит, лошади, собаки и волки подчиняются высшей справедливости, – подытожил Зарила, как-то незаметно уже остывший от гнева и совсем успокоившийся. – Ну, а люди?

– У людей свои закон и справедливость, – отозвался юноша. – И иногда они не желают внимать ничему, что против их желаний и прихотей. Человек – венец природы, ему дозволено самому выбирать: чему подчиняться, а что игнорировать.

– Смерти ты, я вижу, совсем не боишься. И говоришь так складно, как будто песню поёшь… – Зарила посмотрел на доверенного десятника: – Ну, Карентус, что будем делать с этой новоявленной особой королевских кровей? Голову долой или пока повременим?

– Я думаю, если сразу голову долой – так от этого доход небольшой. Говорят, эльфы сказочно богаты. У них золота и драгоценностей – как грязи в сточной канаве. – Ухмыльнулся в усы вояка. – Если вы, господин, потребуете с королевы Эльсинора выкуп за её братца, то сможете получить недурную прибыль. Вот только как передать эльфам послание? Ведь они есть, но их как будто и нет. Да и стреляют они без промаха.

– Благодаря моему кольцу, оставленному в лесу, мои соплеменники уже знают, что хозяин Унии переходил границу Эльсинора с недобрыми намерениями и тем нарушил договор меж людьми Унии и эльсинорскими эльфами, составленный более ста лет назад. Теперь берег реки Эстри охраняется, и достаточно перейти брод, чтобы привлечь внимание дозора. Но пусть ваш человек не страшится эльфийской стрелы. Народ эльфов миролюбив и благороден, так что ни один наш воин не причинит вреда безоружному посланцу с письмом для королевы, – заверил эльф.

– Тогда решено: пусть пока живёт, – после недолгого раздумья (скорее для солидности) сказал Зарила. – Я потребую выкуп в десяток кошельков золотых монет, нет – в два десятка. Эй, несите пергамент, перо и чернила!

…Когда письмо было составлено, Зарила поманил пальцем пленного и сказал:

– Теперь твоя очередь, королевич. Черкни-ка пару слов своей сестрёнке, чтобы денежки поскорее платили, а то ведь я не отличаюсь особой терпеливостью. Могу и передумать выкупа ждать… Смотри, больше не хитри со мной! Если через неделю у меня всё ещё не будет эльсинорского золота, то я прикажу укоротить тебя на голову.

Эльф подошёл к столу, взял перо из рук слуги и, склонившись, подтянул с себе пергамент (при этом опять как бы невзначай исподлобья посмотрел прямо в глаза дочери Зарилы и очень мило ей улыбнулся) и, начертал какие-то непонятные руны.

…После того, как письмо было запечатано и вручено одному из доверенных солдат, Зарила небрежно указал на пленника и приказал:

– Пусть несут десерт побыстрее! – И как бы уже между прочим: – А лесное высокородие определите-ка пока в Старую башню. Там самое подходящее для него место. Да, и на цепь его Высочество посадите, чтоб не сбежал. А ключик сразу мне принесите…

Про себя же подумал насмешливо: «Посидишь там, «милый господин», как собака на цепи, подрожишь и паучков в паутинках посчитаешь. Авось, гордая осанка и бесстрашный взгляд опять пропадут, как и не бывало…»

…Зарилу всё равно била дрожь, как не старался он её унять. Даже густо отороченный мехом плащ совсем перестал его согревать. Впрочем, этот плащ, как и вся остальная одежда, был насквозь мокрый. Понукая уставшего коня, Зарила мысленно ругал себя на чём свет стоит за сегодняшний глупый поход «в гости». И дернул же чёрт отправиться именно сегодня, несмотря на зарядивший с самого утра холодный дождь!

Часовые опустили мост, и хозяин замка въехал в ворота. Из встречающих были только двое солдат – те же часовые. Вся же дворня как будто испарилась, только глухой старик -конюх испуганно выглядывал из дверей конюшни.

– Где все? Где слуги? Где, наконец, моя дочь? – хрипло спросил у часовых Зарила, соскакивая с лошади.

– Осмелюсь доложить господину, они все там.

Часовой указал пальцем в сторону Старой башни.

– Чёрт знает, что! Какого лешего они там делают? – выругался Зарила.

Вопрос был скорее риторический, поэтому он не стал дожидаться ответа, а почти бегом проследовал в указанном направлении.

…Из Старой башни доносились переливы чарующей музыки, бойницы верхнего жилого помещения мерцали изнутри загадочными отсветами. Зарила смирил не время желание ворваться внутрь и с руганью покарать, уж очень ему вдруг стало любопытно глянуть на «нетронутое» действо. Поэтому он, шикнув на сопровождающих его солдат, тихонько вошёл в приоткрытую дверь башни (стражи у входа тоже не наблюдалось – вероятно и тюремщики примкнули к загадочному сборищу наверху) и беззвучно прокрался по лестнице наверх, оказавшись за спинами дворни.

Верхняя комната старой башни была без перегородок, чисто прибрана, узкие бойницы завешены лёгкой тканью, в стенные трещины воткнуты ветки дуба и букетики трав, на полу разложено свежее душистое сено. На нём сидя и даже лёжа расположилась основная масса людей (включая солдат, сторожащих пленника), околдованных музыкой. В центре же комнаты стояла широкая лавка, заставленная различной серебряной посудой, начищенной до зеркального блеска. В эти блюда, тарелки и кубки была налита вода и пущены «в плаванье» короткие свечки, числом никак не менее двух десятков. Их пламя, многократно отражаясь в воде и серебре, давало тот самый необыкновенный мерцающий свет, заметный снаружи. Но главными действующими лицами здесь были, несомненно, его, Зарилы, дочка и пленный эльф. Леди Катерина сидела на специально принесённом сюда обитом бархатом стульчике, подперев щёчку рукой. Она была одета в самое красивое своё платье, шёлковое, расшитое каменьями и золотом, а на челе поблёскивала самоцветами богатая диадема (явно взятая из потайного сундучка, где хранились украшения почившей без малого восемь лет назад матери Катерины). Пленник же сидел на табурете напротив, но не совсем близко, а на почтительном расстоянии, у самой стены. Голова его была украшена венком из полевых цветов, проворные пальцы бегали по струнам лютни, извлекая необыкновенную по гармоничности и красоте мелодию, а голос, выводящий балладу о какой-то великой битве, был так волшебно приятен слуху, что Зарила замер на последней ступеньке, заслушавшись.

Хозяин замка так бы и стоял там, очарованный, но эльф, сразу же заметивший рыцаря, допел куплет и умолк. Он встал, отложив лютню на лавку, и плавно поклонился, и Зарила отчетливо услышал в наступившей тишине звяканье цепи, приковывающей пленного, и как будто очнулся ото сна.

– Что здесь происходит? Как ты посмел сманивать мою челядь? И главное, какими чарами ты затащил сюда мою дочь? – хрипло, но очень грозно спросил он. Пересёк комнату и, приблизившись к эльфу (дворня так и шарахнулась с его пути), вытащил меч и приставил острие к груди юноши. – Отвечай сейчас же, паршивец, а не то я выпущу из тебя кишки и на кулак намотаю!

– Не гневайтесь, господин. Я немедленно всё объясню. – Лесной принц улыбнулся и посмотрел в глаза Зарилы так, что гнев вдруг потух. – Ого! Очень острый и холодный! Неплохая сталь, хоть хрупка и тяжеловата…

Он коснулся лезвия клинка тонкими пальцами (тут Зарила почувствовал, как рукоять меча как будто стала значительно тяжелее) и продолжал:

– Господину Унии угодно знать, зачем собрались тут все эти люди во главе с вашей целомудренной дочерью? Одиночество и печаль, вызванная вашим отсутствием, заставили эту благородную деву смирить свою гордость и посетить столь недостойное её особы пристанище, обратив свой взор и слух на жалкого узника. Вы уехали, даже не сообщив ей, когда вернетесь, и она не чаяла увидеть вас сегодня. Потому, снедаемая скукой и тоской, а также сильным волнением за вашу безопасность (страх за вашу жизнь грызет её нежную душу неотступно каждый раз, когда вы покидаете замок, ибо она знает, как у вас много недругов), она милостиво позволила мне развлечь её песенками… – Тут эльф развел руки в стороны, пользуясь тем, что Зарила опустил тяжелеющее с каждым мигом оружие, и сделал малозаметный знак пальцами, тем не менее, воспринятый челядью как сигнал к «отступлению» (люди сразу же начали тихо и быстро покидать башню). – Ваши же слуги, преданные вам всем существом, просто сопровождали свою госпожу. Конечно, гораздо логичнее было бы призвать недостойного узника в господские покои, однако вы сами приказали приковать меня именно в этом помещении, тем самым лишив возможности передвигаться в другие места, а ключ забрали с собой.

Зарила вздохнул и вложил меч в ножны, потом развернулся и посмотрел на Катерину, замершую в испуге на своем месте. При ней остались теперь только две доверенных служанки, стоящие за её спиной, да ещё трое солдат маячили на ступеньках, остальные уже «растворились под шумок».

– Неужто всё, что сейчас сказал этот висельник, правда? – проговорил рыцарь.

– Чистая правда, милый батюшка! – Дочка вскочила и бросилась к Зариле, обнимая его. – Мне так тоскливо и страшно, когда тебя не бывает дома. Я даже спать не могу, к каждому шороху прислушиваюсь, везде мне мерещатся враги и чудовища… Пойдем скорее домой, у тебя одежда сырая, выпьешь горячего, согреешься…

– И то, правда. Пойдем, моя милая, – молвил Зарила смягчившимся тоном. – Нечего тебе здесь делать.

Силы стали стремительно покидать его. Утомление и какая-то странная пульсирующая слабость наоборот нарастали. Даже сердиться на ушлого эльфа, закатившего в его отсутствии натуральный праздничный приём, совсем не хотелось…

…Было раннее утро, солнце ещё не показалось из-за горизонта. Госпожа Катерина подошла к дремлющим на ступеньках стражникам и слегка толкнула одного из них ногой. Солдат встрепенулся, пихнув локтем другого. Оба вскочили и вытянулись перед ней, ещё мало что понимая спросонья, потом до них дошло, что это не проверка караула, и они слегка расслабились, зевая и тараща заспанные глаза.

– Слушайте меня внимательно, – тихо, но твердо сказала Катерина, показывая им ключ. – Господин срочно требует пленника в свои покои. Медлить нельзя! Будьте готовы проводить. А пока ждите.

И она почти бегом стала подниматься по лестнице в башню.

Узник спал безмятежным сном человека с незапятнанной совестью, улыбаясь во сне, укрытый плащом, подбитым мехом зимнего зайца (этот плащ был очень хорошо знаком Катерине – она сама его и передала со служанкой в приступе какой-то непонятной нежной жалости ещё в первый день их «знакомства»). Остальным же, по-видимому, снабдили его сердобольные слуги, почему-то просто боготворившие эльфа. Его постель была роскошной даже по господским меркам: тут был и хороший тюфяк, и чистая простыня и несколько новеньких красиво вышитых подушек. Всё это великолепие дополнялось парочкой самых симпатичных, совсем молоденьких и ещё незамужних служанок в нарядных сорочках (видно из сундуков с приданным достали, глупышки), почивавших по обе стороны от лесного высочества с самым блаженным видом (их верхние платья лежали тут же, на лавке).

Катерина тихонько подошла к изголовью и склонившись, дотронулась до щеки эльфа:

– Эй, проснитесь… Проснитесь, пожалуйста…

Несмотря на леденящий сердце страх за отца и сознание того, что нужно искать помощи как можно скорее, её как будто сладкой истомой окатило. Так и захотелось прилечь тут же, рядом с этим благородным юношей, таким красивым и светлым, как молодой месяц в тёмном небе, тихонько оттолкнув, а лучше вообще прогнав из его постели этих наглых простолюдинок (над ней с некоторых пор властвовало какое-то смутное ревнивое чувство по отношению именно к этому мужчине).

Эльф глубоко вздохнул и открыл глаза.

– Что случилось, госпожа? – сказал он совершенно не сонным голосом, и в его тоне отразилась искренняя готовность выслушать со всем вниманием и помочь.

– Я пришла за вами… Я пришла за помощью… Господин Унии… Он очень болен, у него сильная горячка… Ночью я проснулась от страшного хрипа и стонов и прибежала в его комнату… Ему ужасно плохо, он бредит, он даже не узнаёт меня… Я не знаю, что делать… – Из её глаз брызнули обильные слёзы. – Я знаю, что батюшка был очень жесток и высокомерен с вами. Он старался унизить вас, грозил ужасной расправой… Он держит вас в плену и требует огромный выкуп… Но мне не к кому более обратиться, в замке нет ни лекаря, ни знахаря… Я слыхала, что эльфы умеют лечить любые недуги. Заклинаю вас всем святым, если можете помочь – помогите! Я буду вашей вечной должницей, верной рабой… Ради жизни отца я готова на всё…

Обе служанки одновременно открыли глаза, испуганно посмотрели на Катерину и сползли с постели. Через пару мгновений они уже скрылись, убежав на цыпочках на первый этаж. Эльф же сел на ложе, придерживая плащ, только что служивший ему одеялом и теперь прикрывающий части тела, прилюдное оголение которых считается неприличным. Оказывается, почивал он совершенно обнажённым.

– Вот ключ. Я освобожу вас от цепи… Я сделаю для вас всё, что в моих силах… Я отдам вам всё, что вы пожелаете… Всё самое дорогое, что у меня есть… И помогу бежать из замка. Только вылечите сейчас батюшку… – лепетала она, всхлипывая.

– Конечно, я помогу чем смогу. Только не вздумайте падать ниц и прекратите плакать. Всё будет хорошо, уверяю вас. – Эльф как будто читал у неё в мыслях, и тон его был одновременно ободряющим и завораживающе успокоительным.

Она тут же бросилась его освобождать, при этом порывисто усевшись прямо к нему на колени, прильнув к груди и горячо обняв за плечи.

– Спасибо, госпожа, вы так заботливы. Дальше я справлюсь самостоятельно. А теперь позвольте мне одеться. Всего несколько мгновений, и я спущусь вслед за вами. – Он очень аккуратно и так же настойчиво ссадил её с себя, как только она повернула ключ в замке ошейника.

Девушка, вконец смущённая, бросилась прочь, стуча каблуками по лестнице. Совсем скоро явился и эльф, аккуратно одетый и даже причёсанный.

Господин Унии лежал, разметавшись на постели. Лицо его было в обильном поту. Время от времени он начинал хрипеть что-то нечленораздельное и мотать головой. В эти моменты его широко распахнутые воспалённые глаза выражали такое страдание и ужас, что слуги, окружавшие ложе своего господина, начинали истово молиться.

Эльф, подойдя к больному, сразу же положил ладонь на его лоб и тихо сказал Катерине:

– Надо поторапливаться. Он очень плох, однако, не безнадёжен. Я смогу ему помочь, и он обязательно поправится. – И уже повелительно раздал поручения слугам: – Сейчас же принесите горячую жаровню, котелок с чистой водой, ветку можжевельника, что растет у ворот, кувшин крепкого вина, полотенце и какую-нибудь лоханку. И немедленно протопите камин самыми сухими дровами, какие только найдёте, чтобы было поменьше дыма.

Слуги со всех ног бросились исполнять приказы. Эльф тем временем очень внимательно осмотрел и ощупал больного (даже в рот заглянул).

Когда всё требуемое было принесено, юноша поставил на жаровню котелок с водой и можжевельником, отчего по всей спальне быстро распространился хвойный дух. После этого он приказал выйти всем, кроме девушки, и плотно прикрыть двери.

– Сейчас я применю магию, чтобы ваш отец смог побороть хворь, которая так мучает его сейчас, – сказал он Катерине. – К сожалению, без этого уже не обойтись, если мы хотим обязательного и скорого успеха в лечении. Я разрешаю вам смотреть, как буду это делать. Но упаси вас Бог потом пытаться в подробностях рассказывать о том, что вы сейчас увидите, своему отцу. Боюсь, что он и так поначалу сильно разгневается на вас за своеволие. А теперь самое главное: сейчас вы не должны мешать мне ни словом, ни делом, что бы ни увидели и ни подумали. Обещайте же.

– Клянусь не мешать, – прошептала она и для верности даже прикрыла рот обеими ладонями.

– Хорошо. Тогда начнём.

Эльф без дальнейшего промедления сдёрнул с больного одеяло, уселся рядом и запустил руки под его рубашку, немилосердно разминая грудь и нажимая так, что глаза Зарилы выпучились, и он затрепыхал раскинутыми руками, как обезглавленная курица крыльями, и захрипел, как от удушья. Но эльф такой реакцией не удовлетворился, а наоборот, ещё яростнее взялся за тело рыцаря, тихонечко приговаривая, даже скорее напевая:

– Не сердись и не бойся. Пусть уйдут гнев, ненависть и боль. Как же много накопил ты чёрного в душе и теле. Освободись от всей этой грязи и скверны, воспрянь, пусть твой дух проснётся и откроется добру и высоким помыслам. Ты нужен людям, ты их надежда и опора. Ты должен победить!

Тут он рывком перевернул больного на живот, подогнал ногой под свешивающуюся с кровати голову лохань, и так нажал на бока и спину, что бедный хозяин Унии забился как издыхающая лошадь, с губ его закапала кровавая пена, и он изверг несколько отвратительного вида и запаха сгустков.

– Так-то уже лучше! – удовлетворенно улыбнулся эльф, вытирая больному лицо влажным полотенцем, и ещё раз, но уже гораздо легче «проходясь» по его спине и бокам.

Потом он вернул Зарилу в первоначальное положение на постели. Налил полный кубок вина из принесённого кувшина, (сам отпил глоточек, пробуя, и даже слегка скривился – видно пришлось не по вкусу), и приподняв голову больного, понемножку влил напиток ему в приоткрытый рот. Опять уложил поудобнее и укрыл одеялом по шею.

– Лечение окончено. Пусть теперь поспит. – Эльф обернулся к Катерине, всё это время так и простоявшей «столбом». – Нужно позвать слуг, чтобы убрали тут и последили за камином и жаровней. В спальне должно быть тепло и уютно, тогда господин Унии быстрее поправится. А мне пора. Леди не откажется меня проводить?

Катерина вгляделась в лицо отца: тот действительно крепко спал, дышал спокойно и ровно, и только щёки и нос были излишне румяными от крепкого вина на пустой желудок.

– Конечно, ваше высочество! Теперь я готова на всё, что вы пожелаете…

Эльф протянул ей руку. Девушка схватила его за ладонь, нежно и страстно сжимая пальцы. Так, взявшись за руки, они вышли из спальни хозяина замка, прошествовали по коридорам и залам, и далее по внутреннему двору.

Всё естество Катерины трепетало: дыхание непроизвольно участилось, сердце готово было просто выпрыгнуть. В голове же билось и ширилось только одна мысль: спрятаться с таким сейчас страстно желанным объектом куда-нибудь в скрытое от чужих глаз местечко и там поцеловать, прижаться грудью и вообще всем телом… Потом желательно избавиться от платья и… Будь что будет…

– Ничего такого не случится! Стыдно и думать о подобном такой благородной и целомудренной девице! – вдруг отчётливо пронеслись в её сознании отрезвляющие и возвращающие к действительности слова (такое впечатление, что они родилась не в её одурманенном мозгу, а пришли на ум извне).

Катерина очнулась от грёз и осознала, что они уже находятся в старой башне.

– А теперь, милая госпожа, давайте не будем опережать события. Надеюсь, ключ вы не забыли? – Эльф, отнял свою ладонь из её руки, подобрал и надел железный ошейник с цепью. – Вернём же всё на свои места. Поверните ключ в замке и постарайтесь забыть о том, что вы освобождали меня от этой пакости. Всё должно течь как течёт. И не надо так призывно на меня смотреть, милое наивное дитя. То, что не помешает простым служанкам, вам, леди, может обойтись непозволительно дорого.

Он склонился перед ней, и её руки совершенно помимо её воли достали ключ и замкнули ошейник. Разум же меж тем находился в полном смятении, а сердце и душа беззвучно рыдали, немилосердно терзаемые запретным влечением.

– Но я дала слово, что отдам вам самое дорогое, что у меня есть… Неужели какие-то простолюдинки… Я очень желаю отблагодарить вас за то, что вы сделали для моего отца. Я готова выполнить обещание и прямо сейчас отдать вам свою девичью честь без брачных обетов и свадьбы, а потом помочь вам покинуть замок Унии и бежать к своим… – всё-таки нашла в себе силы проговорить она.

– Знаю, что понравился вам как мужчина, милая моя госпожа. Знаю, что вы всем своим неискушённым в подобных делах сердечком жаждете, чтобы я обратил на вас своё внимание именно как на женщину. Страстность плотской влюбленности бурлит в вашей крови, затмевая ум и подавляя гордость и стыд. И от этого вы готовы наделать уйму глупостей. Ваше зрение и отчасти воображение наверняка предоставляют вам соблазнительный образ младого благородного пленника, несчастную добычу грозного отца, которого вы одновременно очень любите и побаиваетесь. Ведь он груб, вспыльчив и взбалмошен, и так воинственен и властен, что на ножах со всей округой. С вами же он чаще ласков и добр, буквально осыпает вас отнятыми у других красивыми вещами, и только изредка ругает и одаривает лёгкой пощёчиной. Теперь, когда ваш отец обязан мне своим выздоровлением, вы считаете, что можете сделать то, что грезится вам уже несколько ночей. Вам кажется, что отдав мне свою невинность и затем посодействовав моему побегу из пределов досягаемости отцовской длани, вы совершите сладостный и одновременно мученический подвиг во имя любви и к нему, и ко мне. Но всё это сплошная иллюзия, моя нежная госпожа, и нет ничего банальнее. И опаснее для вас… Вглядитесь-ка повнимательнее, отвлекитесь от юности лица и цвета радужки. Постарайтесь проникнуть взглядом глубже, за видимую черту зрачков. Сосредоточьтесь, и вы увидите мой истинный облик. Придётся вам его показать, чтобы вы перестали так мучиться от плотской страсти, а заодно и от ревности.

Он приблизился к ней почти вплотную, пристально и не мигая глядя в её глаза. Так продолжалось несколько минут. Наконец, девушка сдавленно ойкнула и осела в обмороке на ложе (точнее её, падающую, поймал и усадил эльф). Впрочем, через несколько мгновений она уже пришла в себя и проговорила дрожащим голосом:

– Господин, неужто вы так стары, что видели рождение и смерть от старости людей, и даже детей, внуков и правнуков этих людей? Наблюдали, как строятся дома, возводятся крепостные стены городов, а потом, после расцвета и многолюдности, эти города пустеют, а постройки и укрепления дряхлеют и обрушаются, превращаясь в прах и землю. В ваших глазницах, как в волшебном ледяном камине, пылает яркое пламя, которое не даёт тепла, а только ослепляет и завораживает. У вас морщинистое лицо старика, длиннющая серебристая борода и кудри белее снега. А самое ужасное – ваше сердце из камня… Но ведь я обещала…

– Верно, госпожа. Но теперь вы увидели всё как есть и вольны забрать своё обещание назад. Мой облик просто обманул вас, на самом деле я гораздо старше, чем кажусь на первый взгляд. В своей долгой жизни я сорвал так много цветов, точно таких же невинных как вы, леди, что хватило бы на украшение множества волшебных лужаек. Я думаю, что после всего, что вы сейчас видели в моих глазах, у вас хватит самолюбия, чтобы отказаться от пополнения собой этой обширнейшей коллекции. И на этот отказ я не обижусь, ведь моё сердце действительно давно уже не трепещет ни от томленья влюблённости, ни от жара ревнивой страсти, ни даже от обычного похотливого интереса. От такой долгой жизни все чувства, которые так волновали когда-то в первый раз, просто приедаются от бесконечного повторения. Любовь же – это вообще чисто человеческая болезнь, происходящая от того, что людская жизнь очень быстротечна, да и сами люди по сути своей так эгоистичны, нетерпеливы и жадны, что считают высшей доблестью отнимать, а не создавать своими силами, и совершенно уверены в том, что уничтожить соперника гораздо предпочтительнее, чем примириться с ним и договориться о компромиссе, и из-за этого обожают бесконечно воевать меж собой по любому невнятному поводу или вообще без оного. Мы же, эльфы, ведём длительное и мирное существование в бесстрастной гармонии и стараемся как можно реже сталкиваться с представителями суетного рода человеческого. Однако теперь настал момент, когда внешние обстоятельства заставляют эльфов и людей перестать чураться друг друга и объединиться ради всеобщего блага. Совсем скоро состоится великая битва, от исхода которой зависит судьба всех людей этого мира. Господин Унии, как ключевая фигура людей, прославится в веках и потомках, если мы победим. Вы же станете самой завидной невестой, какую только видел свет, и сможете выбрать себе мужа среди самых достойных витязей человеческих. А теперь уходите и позаботьтесь о своём отце. Сейчас он очень нуждается в вашем внимании. До свиданья, госпожа.

Катерина резко встала, сделала три шага к выходу и обернулась. Эльф уже успел улечься на кровать и даже очень натурально притвориться уснувшим. Его прекрасное в своей мужественной соразмеренности тело возлежало в непринуждённой отдыхающей позе, золотистые кудри волной рассыпались по подушке, а лицо как будто светилось таким чудесным (и соблазнительным) внутренним сиянием, что вполне окрепшее благоразумие и гордость Катерины чуть было не улетучились. Ещё несколько мгновений, и она точно забыла бы обо всём на свете и просто тихонько прилегла бы рядом, но тут явились давешние служанки (оказывается, они прятались поблизости и буквально вбежали по лестнице) и, опередив Катерину, полезли на постель с обеих сторон (такое впечатление, что бесстыжие девки вообще не замечали госпожу) и стали заботливо расстёгивать ему одежду и снимать обувь, а потом и вовсе, одна разлеглась рядом и стала нежно поглаживать его руку, а вторая обняла ноги.

Катерина вздохнула и развернулась к выходу. Смешанное чувство благодарности, страсти, стыда, ревности и ещё невесть чего, продолжало бередить её сердце.

Голуби сидели на крыше и бойницах старой башни. Некоторые были роскошно белой окраски.

– Откуда их столько? – подумал Зарила, входя в башню. – Вечно у нашего лесного высочества какие-нибудь непрошенные посетители!

Эльф сидел за столом и что-то писал пером, оправленным в серебро, на небольших листках тончайшего пергамента, и тут же ставил на записках оттиск с помощью золотого кольца-печатки (!) и откладывал в сторону.

– Всё стащили у меня для этого «милого господина»! – подумалось рыцарю, но совершенно без досады и гнева. – Просто спасу нет от этой вороватой челяди! Околдовал он всю прислугу, это точно! Даже мой письменный прибор и тот целиком у него на столе.

Впрочем, сердится на эльфа за очередную наглость (кстати, её у лесного высочества было с самого начала хоть отбавляй, но вся она была какая-то по-королевски утончённая и как бы совершенно не зависела от его поведения в целом) Зарила сейчас не мог, да и не желал.

Завидев хозяина Унии (без сопровождающих солдат), эльф встал из-за стола и учтиво (но не униженно) поклонился, приветствуя. Цепь при этом несколько раз отчётливо звякнула.

– Рад видеть вас, господин Унии, в добром здравии, – молвил он и улыбнулся. – От всего сердца желаю вам бодрости тела и духа, хорошего настроения, а также благополучия в делах житейских и неизменной удачи в исполнении замыслов.

– Здравствуй и ты, лесное высочество, – сказал Зарила, почему-то борясь со смущением. – Ох и складно же ты говоришь… И вижу, что не скучаешь в заточении… И откуда только у тебя взялось это кольцо? Неужто голуби принесли во имя высшей справедливости?

– Присаживайтесь, господин. В ногах правды нет. – Эльф подвинул к Зариле табурет, на котором только что сидел, а сам присел на скамью, поправив ошейник.

– И где же она, эта правда? – вздохнул Зарила и сел, окидывая взглядом «художества» на столе.

Конечно, ожидал, что ничего ровным счётом не сможет разобрать – эльфы пользуются странным и очень замысловатым письмом «рунами». Но к его искреннему удивлению все записки имели вполне четкие «человеческие» надписи типа «сэру Энтони, повелителю Кирота лично в руки».

– Знаешь что, королевич, давай-ка я сначала сниму с тебя ошейник…

Он достал ключ, и эльф без лишних слов склонился и подставил шею под его руки. Цепь с ошейником упала на пол, и рыцарь тут же отшвырнул её ногой, как ядовитую змею.

– Так-то удобнее разговаривать, – Зарила, виновато глянул в лицо освобожденного. – Хороший ты, лесное высочество, права моя дочка. Благородный, честный и добрый. И поёшь здорово… Катерина рассказала мне, что это ты вылечил меня, когда я был совсем плох, и даже не подумал просить чего-либо за услугу. А между тем, потребуй ты освобождения, она бы, конечно, посодействовала.

– То, что вы, наконец, осознали моё к вам хорошее отношение и уважение, уже очень ценно. – Эльф посмотрел ему в глаза открыто, чуть улыбаясь уголками рта. – Но ведь это далеко не всё, что вы хотели мне сказать.

– Прибыл мой гонец. Он привёз золото выкупа. – Зарила развёл руками. – Он рассказывает совершенно невероятные вещи: болтает, что по ту сторону реки Эстри стоит огромное разноплемённое войско… Ты свободен, королевич. Да, по правде, я и так хотел тебя сегодня освободить без всякого выкупа в благодарность за спасение…

– Позвольте письмо. Оно ведь в вашем кармане.

Эльф требовательно протянул руку, и Зарила, опять смутившись неизвестно от чего (раньше подобное чувство его практически никогда не посещало), быстро достал и отдал зелёный конверт с печатью.

Эльф разломил печать и мельком глянул на золотые руны:

– Моя сестра, королева Владислава, сообщает, что всё готово. Общий сбор состоится завтра, королевский совет тоже. Что ж, осталось только разослать записки в пограничные владения. Поможете привязать их к почтовым голубям?

– Какой ещё общий королевский сбор? Какие голуби? – Зарила уставился на эльфа, как на сумасшедшего. – Парень, ты вообще слышал меня? Я тебя больше не держу. Уезжай поскорее в свою родную чащу. Там, у ворот, ждёт белый конь в богатой сбруе с королевскими знаками, на котором вернулся мой человек, а я его посылал пешком. Значит лошадь для тебя. – И уже, распаляясь, добавил. – Убирайся поскорее с моих глаз долой в своё лесное царство, колдовское отродье! Не то я могу и передумать, и велеть вздёрнуть тебя на воротах, как планировал изначально, и тогда будет горько плакать по тебе твоя венценосная сестричка, а ещё очень расстроится моя дочка.

– Хорошо, господин. Пора, наконец, вам узнать всю ту правду, которая была до поры скрыта от вас. Голуби и записки могут немного подождать. – Эльф, как будто пропустил последние слова мимо ушей. – Прошу вас, великодушный хозяин, окажите мне честь и проводите до ворот.

– Провожу. Отчего не проводить. – Сказал Зарила, смягчаясь и уже мысленно жалея, что сболтнул на прощанье грубость.

Они вышли из башни и пошли к главным воротам, ещё издали заметив, что там творится что-то интересное. Подойдя ближе, они поняли, что виною сборищу был тот самый эльфийский белый конь, про которого говорил Зарила. Это чудо лошадиной природы не давалось в руки конюхов, взвиваясь на дыбы, угрожающе брыкаясь и норовя укусить, как только кто-нибудь осмеливался подойти к нему ближе чем на три шага. Конь был осёдлан, но без уздечки и стремян. Посланец, привёзший письмо от эльфов, рассказал Зариле, что дюжие слуги королевы эльфов вчетвером насилу удерживали этого горячего дьявола, пока он садился в седло. И всю дорогу от Эсфира до замка Унии он проскакал галопом, растряс себе все внутренности, намертво вцепившись в густую гриву и больше всего боясь упасть и разбиться насмерть во время этой дикой скачки, от которой только ветер свистел в ушах. Причём было совершенно не понятно, откуда животное прознало про верную дорогу, ведь сам то горе-седок весь путь заботился только о том, как бы не грохнуться под копыта.

Однако завидев эльфа, конь тут же смирил свой буйный нрав и, весело встряхнув гривой, встал как вкопанный.

– Арноша, друг! Любишь устраивать представления?

Эльф подошёл к коню и легонько похлопал по крупу.

– Позволите, господин? – уже обращаясь к Зариле, спросил он, улыбаясь.

– Я ж сказал – ты свободен! Делай что вздумается! – Зарила тоже невольно улыбнулся в ответ и даже кивнул, думая, что эльф собирается вскочить в седло.

Но юноша только расстегнул сумку, притороченную к седлу, и вынул из неё плоский зелёный ларец.

– Эта вещь ваша по праву, – сказал он, открывая ларец, и Зарила увидел драгоценную корону, усыпанную крупными рубинами, изумрудами и алмазами. – Отныне вы избраны единым главой и королём всех людей, и возглавите битву, равной которой ещё не было в вашем мире, и от исхода которой зависит будущее всего человечества. Победитель будет главенствовать до скончания веков, побеждённый сойдёт со сцены навсегда… Войско уже собрано и стоит за рекой. Некоторые отряды подойдут по моему сигналу ночью или на рассвете прямо к замку Унии. Дело было только за главой.

– И кто же меня выбрал? И почему именно меня? – Удивлению Зарилы не было предела. – По-моему, так ты опять морочишь мне голову, как тогда в лесу!

– По правде говоря, выбор был почти случаен, – со спокойной серьёзностью объяснил эльф. – Нужен был нейтральный человек, воинственный и властный забияка, беспринципный, опытный в бою без правил, порывистый, грубый и жестокий, но в то же время всё же сохранивший в сердце тепло любви и не потерявший отзывчивости к добру. Вы, господин, идеально подходите. К тому же у вас почти нет близких друзей и кровных сторонников, и, следовательно, в ваших глазах все великие воители и их коалиции будут относительно равны и ответственны.

– Ты так и не ответил, кто же указал тебе на меня как на будущего короля? Неужели твоя сестра в сегодняшнем письме? Нет, я не верю! Всё это как-то совсем не похоже на правду! – нахмурился Зарила. – Почему бы ей самой ни взять командование на себя? Нет, здесь явно какой-то подвох!

– Верь, господин, никакого подвоха нет. – Эльф водрузил корону на голову Зарилы. – Сам великий Странник, покровитель людского рода, указал мне на тебя, и это было незадолго до нашей встречи в лесу Эльсинора. Собственно говоря, именно потому, что я заранее знал, кем ты должен стать, я и вышел к тебе из чащи.

– А ведь я тебя тогда чуть не зарубил! И хотел твой дом ограбить! – выдохнул Зарила.

– Всё это в прошлом. Прощено и забыто. Теперь вы полновластный король людей. – Эльф отступил на шаг назад и почтительно поклонился. – Привыкайте носить этот венец, владыка. Он даст вам огромную власть и почитание, прославит в веках, осеняя немеркнущим величием и славой. А теперь покорно прошу вас позволить мне воспользоваться вашим гостеприимством ещё на один день. Старая башня меня вполне устроит как пристанище.

–Да оставайся хоть навсегда, сумасшедший мальчишка! – добродушно, но со скрытым волнением молвил Зарила. – На цепь больше не посажу. И обзывать тоже больше не буду. Во всяком случае, постараюсь.

– Очень благодарен вам за это, господин. – Эльф улыбнулся. – Тогда с вашего позволения я покину вас, чтобы разобраться с посланиями.

И глянув на стоящего перед ним коня, тихо и ласково приказал:

– Арноша, в конюшню! И не бузить.

Конь опустил голову и, как бы согласно встряхнув гривой, шагом отправился в двери конюшни, не обращая внимания на остолбеневших конюхов.

Всю ночь, выдавшуюся безлунной и пасмурной, за крепостными стенами слышался какой -то непонятный, но нарастающий шум. А утром, яснейшим и лучезарным на удивление (морось прекратилась, все тучи и даже облачка умчались за горизонт как по волшебству), проснувшийся и поднявшийся на донжон Зарила узрел бесконечный строй палаток и шатров, табуны пасущихся боевых лошадей, обоз, множество костров и полевых кухонь, и тысячи и тысячи людей с оружием.

…Торжественно и мелодично протрубили эльфийские рога, и через опущенный мост в замок Унии въехала королева эльфов Эльсинора леди Владислава с небольшой свитой, состоящей из очень рослых и плечистых эльфов в искусно сработанных посеребрённых доспехах под зелёными, как первая трава, плащами. Эти витязи (их была всего дюжина) были не иначе как единоутробными братьями-близнецами, так как выглядели настолько одинаковыми на лицо и фигуру, точно отражения в непотревоженной воде. А взгляды их глаз бледно-изумрудного цвета были так холодны и бесчувственны, что вызывали невольную оторопь. Сама же королева эльфов показалась Зариле во сто крат прекраснее, чем её изображение (он сначала хотел вернуть принцу медальончик, но потом решил «зажать» ставшую милой сердцу вещицу, ведь эльфы такие богатые и искусные, что ещё сделают, не перетрудятся; что для них – какой-то медальон, если они царскими коронами «разбрасываются»).

Вслед за королевой в замок проследовала солидная делегация из очень внушительных (и разнокалиберных) рыцарей в золоте и бархате, экипированных драгоценным оружием и на отличных лошадях. Причем каждый сопровождался нарядным оруженосцем и знаменосцем со стягом, на котором были вышиты всевозможные гербы и грозные девизы. Из чего Зарила заключил, что это были самые влиятельные, богатые и родовитые владыки земель, простирающихся на многие дни, а может быть и месяцы пути.

Зарила совершенно не представлял, как теперь вести себя с этой горделивой толпой, но эльфийский принц был уже тут как тут и собственноручно накинул на плечи хозяина Унии роскошную горностаевую мантию (Зарила смутно припоминал, что она давно хранилась у него в одном из сундуков, когда-то отобранная у каких-то торговцев «за право проезда»).

В мантии и в короне (её-то он надел сразу же, как с постели встал) и спустился Зарила с башни навстречу гостям. Внизу, кстати, его поджидала подобающая королю свита из строя прибывающих при полном параде и вооружении ратников во главе с верным Карентусом, блистающим начищенными до зеркального блеска доспехами, и огромное златошитое знамя со знаками верховной власти трепетало у них над головами. Зарила от такого великолепия даже попятился, растерявшись, но вдруг почувствовал мягкий дружеский толчок и услышал совсем тихий шёпот принца (тот следовал в полушаге от Зарилы): «Не стесняйтесь, господин, просто ведите себя непринуждённо как всегда, ведь вы же тут хозяин. А я вам при необходимости буду подсказывать, что делать и говорить».

Тут лесное высочество бочком проскочил мимо Зарилы (но не дерзко и совершенно не обидно) и кинулся вперед к ожидающей прямо на лошади королеве эльфов. Он припал губами к её ладоням, целуя, и собственноручно помог ей спешиться (коня тут же увели конюхи). После этого, даже не обменявшись с леди ни словом, принц сразу же отошёл к Зариле, став по его правую руку, и начал обстоятельно, подробно (и в полный голос) подсказывать, что и как подобает делать новоявленному и потому ещё неопытному королю при подобной встрече. И всё пошло как по маслу. Только Зарила поначалу очень стеснялся того, что эти «суфлирующие» речи слышны гостям, но потом вдруг обнаружил, что слова эльфа совершенно беззвучны для всех кроме него. Лесное высочество, оказывается, не только не издавал ни единого звука, но даже и губами не шевелил. На удивление господина Унии и его беззвучный вопрос «Как же так у него получается?» тут же был дан такой же немой ответ: «Тот, кто носит эту корону, может слышать и понимать не только обычную речь, но и способен к чтению мыслей. При желании вы, господин, теперь можете узнавать потаённые чаяния любого человека, только нужно слегка потренироваться сосредотачиваться на объекте». После такого открытия и, главное, после такого объяснения, Зарила окончательно успокоился, обрёл прежнюю уверенность и, наконец, почувствовал себя настоящим королём уже без всякого обмана. Тем более, что эльф практически не отлучался от него за пределы видимости, с почтительной и ненавязчивой преданностью помогая беззвучными советами там, где это было необходимо, давал разъяснения и отвечал на всяческие вопросы, касаемые имён и прозвищ дружественных вождей, численности их отрядов, состоянии вооружения и прочая, а также об особенностях врагов, с которыми предстояла битва (и откуда только он всё это так хорошо знал?). Только вот про загадочного и всемогущего Странника отвечал очень уклончиво, хотя явно видел его собственными глазами и даже наверняка был знаком лично, а не понаслышке.

– Может быть, у него категоричный приказ: не трепаться о своём патроне? – раздумывал Зарила, сидя на тронном возвышении во главе трапезы и искоса взирая на принца и королеву Эльсинора, обедавших вместе с другими главными военачальниками за длинным общим столом (на возвышении за отдельным столом восседал один лишь Зарила, как символ верховной власти над всеми присутствующими). – Можно, конечно, «вынуть» из мальчишки интересующие сведения с помощью допроса из таких вопросов, на которые нельзя дать двусмысленный ответ, и волшебной короны. Но зачем? Своим навязчивым любопытством я могу обидеть и оттолкнуть «сынка», и он перестанет помогать советами.

«Сынком» Зарила стал мысленно величать эльфа сразу по выздоровлении, как только дочка рассказала о том, что эльф вылечил его и даже не потребовал ничего за услугу. И вообще, дьявольски умный, обходительный, смелый и одновременно благородно бескорыстный парень, рядом с которым хозяин Унии ощущал себя легко и доверительно свободно, так по-хорошему понравился Зариле, что он впервые задумался, что неплохо было бы заиметь такого наследника на старости лет.

…Великая битва продолжалась уже целый день с переменным успехом. Люди дрались преотлично, но и отты не плоховали. Полки сходились и вновь расходились. Конница степных людей разила неприятеля короткими стрелами в стремительном наскоке, вражеские кентавры отвечали длинными отравленными стрелами без оперения. Поле боя было усеяно телами убитых и раненных с той и другой стороны…

Король Зарила восседал на покрытом красной попоной коне под королевским стягом и хоругвью объединённых войск людей, рядом на своём белом Арноше обретался принц эльфов. Королева же Эльсинора наблюдала за побоищем с соседнего холма, окружённая своей зеленоглазой гвардией. То и дело подбегали и подъезжали гонцы, сообщавшие о положении дел, и королю даже начало казаться, что битва близится к завершению, и победа людей близка и очевидна. Вдруг клонящееся к закату солнце затмилось странной мерцающей дымкой, сверкнула яркая молния, и раздался такой невыносимый режущий слух звук грома, что волосы невольно встали дыбом, обезумевшие кони взвились на дыбы, сбрасывая седоков, а пешие воины зажали уши, роняя оружие. Вслед за этим ужасным явлением последовало другое, не менее ужасное – земля под ногами содрогнулась, мгновенный порыв ветра взметнул пыль и согнул, ломая, немногочисленные деревья и кусты, валя с ног людей и лошадей, и прямо по центру поля битвы, подминая попавшие под огромные лапы отряды людей и оттов, возникло ошеломляющее разум многоногое чудище, пышущее голубым огнем. Этот «дракон» повёл своей огромной головой, изливающей пламя, сжигающее всё находящиеся перед ним, и, нацелившись на королевские знамёна людей, «плюнул» огнем, но не достал струёй совсем немного.

Прямо перед Зарилой взметнулась стена жаркого пламени, опаляющая тех, кому не повезло находиться чуть ближе к чудовищу. Оруженосцы, удерживающие королевскую лошадь под уздцы, шарахнулись от вспышки, и обезумевший конь, внезапно получивший свободу, скакнул всеми четырьмя ногами, сбрасывая короля, и умчался прочь. Ещё полмгновения, и всё покрыл шлейф удушливого дыма от горящей сырой травы и земли. Зарила вскочил, ловя на лету драгоценную корону, слетевшую было с головы, и в ужасе бросился вниз с холма, подальше от огня, озираясь и отплевываясь. Его нагнал и остановил, преградив путь, принц эльфов. Мальчишке, как оказалось, всё было нипочём. Он по-прежнему прямо и гордо сидел на своем лихом белом чудо-жеребце без уздечки и стремян и даже не держался за гриву. Облачиться в доспехи или хотя бы кольчугу он тоже не пожелал. Так и выехал на битву как на прогулку: в легкой куртке и с непокрытой головой.

– Вы живы, господин! Какое счастье! – Голос эльфа перекрывал дикую какофонию треска огня, воплей горящих заживо людей и рёва чудовища.

Он протянул Зариле руку и помог сесть позади себя:

– Сейчас мы доберёмся до соседнего холма. Ещё не всё потеряно!

Он легонько хлопнул ладонью коня по шее, и тот рванул таким головокружительным галопом, несмотря на двойную ношу, что не успел Зарила толком прийти в себя, как они уже были на месте.

Королева Эльсинора нисколько не пострадала и даже ничуть не испугалась. Она величаво восседала на угольно чёрном жеребце в золоченой сбруе и была чудо как прекрасна даже в этом невообразимом смраде и дыму. Её витязи навытяжку застыли вокруг неё. Но как только на холме появились король и принц, они как по команде бросились в разные стороны и скрылись за пеленой дыма и гари (все, кроме знаменосца и оруженосца).

– Ларги нарушили слово! Они пришли на помощь оттам недозволенным методом! – Сказала королева эльфов гневно и одновременно так величественно спокойно, что Зарила тоже вдруг внутренне успокоился и приободрился.

Он слез с коня и теперь стоял рядом.

Принц же седла не покинул, а только «притёрся» совсем близко к королеве и сказал:

– Знаю, ты ожидала чего-то подобного с самого начала. Но договор есть договор: ни мы, ни они не должны были привлекать никакой силы извне, и обещали только советовать и направлять, но никак не помогать своей воинской мощью и тем более нездешними техническими средствами. Что ж, когда я скреплял этот договор, видит Вселенная, я готов был исполнить его до конца, несмотря на исход битвы. И теперь никто не вправе объявить странников вероломными захватчиками молодых миров, ведь я не первый нарушу клятву!

Эти слова были такими резкими, а тон таким непримиримо жёстким, что Зарила удивленно уставился на эльфа во все глаза: ранее казавшийся таким утонченно-нежным, незлобивым и вызывающим всеобщее расположение и симпатию своей необыкновенной учтивостью, обходительностью, да ещё, пожалуй, исключительной внешней привлекательностью, лесное высочество сейчас совсем не походил на привычного «сынка». Лицо его как будто окаменело и осветилось величием разгневанного божества, взгляд загорелся страшным в своей проницательной мощи цепенящим огнём, а побледневшие губы сложились в непримиримо упрямую линию.

– Дай-ка мне свой плазменный резачок! – тоном неодолимого приказа продолжал эльф, требовательно протягивая левую руку. – Я желаю выпотрошить эту гадину прямо сейчас!

– Да ты что, братец? Умом повредился? – Леди Владислава оттолкнула его ладонь. На то она и была настоящей королевой эльфов, чтобы не спешить подчинятся гипнотически убедительным словам. – Он тебя спалит или раздавит! Ты же ведь даже без защитного поля.

– Ты тоже. Ведь таков был договор. Никаких несдешних средств защиты и вооружения во время боя! – Лицо и особенно глаза принца неуловимо мгновенно утратили недоступную божественность и осветились такой обволакивающей и притягательной теплотой, а губы совсем не по-братски зовущее улыбнулись королеве. – Но резак то ты, конечно, взяла на всякий случай. Ты никогда не верила клятвам ларгов и оказалась права. Думаю, длины и накала луча будет вполне достаточно, чтобы вскрыть броню… Без него у меня будет очень мало шансов… Ну же, пожалуйста, моя милая!

– Тебе невозможно отказать ни в чём, мой Странник, – «сдалась» королева и, вздохнув, достала из складок платья небольшой серебристый предмет, чем-то похожий на кинжальную рукоять с начисто обломанным лезвием.

– Я люблю тебя, моя леди! – Эльф крепко сжал странный предмет в ладони, и (о чудо!) в его руке возник диковинный пламенный клинок. – Пожелай же мне удачи!

– Верю, она никогда от тебя не отвернётся! – тихо сказала королева.

– Тогда, до скорой встречи!

Принц ещё раз улыбнулся королеве эльфов так, что даже у Зарилы странным образом сладостно закружилась голова, почти лёг на шею коня, что-то неслышно нашёптывая и прижавшись к нему всем телом. Арноша запрядал настороженными ушами, забил передним копытом и, вихрем сорвавшись с места, полетел во весь опор прямо к «линии» фронта.

Дракон медленно шёл (даже скорее полз) вперед, извергая огонь и сея смерть и панику в людских отрядах. Отты уже догадались, что он им в подмогу, и, перестроившись, начали наступать, стараясь не попадать под огненные струи чудища.

Одинокий всадник на белом коне, быстро приближающийся к линии соприкосновения, вызвал на себя целую тучу вражеских стрел, однако каким-то чудом смог отбиться от них своим блистающим клинком. Вот он благополучно миновал последние рубежи людей и как бы «галсируя» из стороны в сторону, поскакал по территории противника, норовя подъехать к чудовищу сбоку. Так он подобрался к дракону достаточно близко, но тут его конь упал, поражённый меткой вражеской стрелой (далеко не первой, попавшей в него).

– Ах! – воскликнула королева эльфов и закрыла лицо руками.

– Конец мальчишке! – горестно подумал Зарила, а вслух сказал: – Какой смелый был воин, ваш младший брат…

Но тут же увидел, что для эльфа ещё не всё кончено: он как ни в чём не бывало поднявшись с земли, опять начал своё движение к выбранной цели, виртуозно отбиваясь от подскакивающих к нему оттов и прямо-таки кося воинов, преградивших ему путь, как траву. Он действовал с такой быстротой и непревзойдённым искусством, что практически продвигался бегом прямо по трупам мимоходом поверженных врагов.

Но вот уже и дракон. Чудовище, наконец, заметило и запоздало оценило опасность в лице изворотливой и назойливой одинокой «букашки» с пламенеющим мечом, и попыталось плюнуть в цель огнём, но только сожгло своих союзников, преследующих резвого наглеца по пятам. Эльф же оказался в очередной раз сообразительнее и быстрее, чем неповоротливая махина, и сначала заметался сложным зигзагом, не давая прицелиться, однако продвигаясь всё ближе и ближе, а потом, когда дракон окончательно повернулся к нему всем телом чтобы ни сжечь, так затоптать, отважно и ловко проскочил прямо под его брюхо и пропал из видимости.

Зарила посмотрел на королеву эльфов. Та возвела взгляд к небу и сложила руки на груди, как будто молясь. На прекрасном лице выписалась мука тревожного ожидания.

Тем временем вернулись трое эльфов из свиты королевы. Один вёл лошадь Зарилы, двое других несли королевские знамёна, изрядно обгоревшие и закопчённые, но всё-таки вполне узнаваемые.

…Чудище вдруг осело на всех своих конечностях, а голова перестала извергать горящие струи и резко ткнулась в землю. Дикий рёв дракона сменился звенящей тишиной.

– Оно сдохло! – воскликнул Зарила. – Неужели это наше лесное высочество постарался?

– Он вырвал сердце у чудовища, – облегченно вздохнула леди Владислава. – Недаром все в нашем роду зовутся повелителями драконов! – И возвысив голос, торжественно сказала:

– Наступает решающий момент битвы! Общее наступление подобает возглавить королю всех людей лично!

Оруженосец королевы помог Зариле взобраться в седло, и тот, оглянувшись, увидел, что недавно ещё беспорядочно рассеянные отряды людей начали стекаться к подножию его холма, ориентируясь на гордо реющие королевские флаги. Сбору разрозненных войск очень способствовали те самые эльфийские витязи, которые покинули холм сразу же после появления на нём короля и теперь служили координаторами, проводниками и даже воодушевителями испуганных людей. В скором времени человеческие отряды были построены для последней битвы, и королю Зариле оставалось только, пришпорив лошадь, спуститься к войску и, проорав воинственный клич и обнажив меч, вести людей к окончательной победе.

Мёртвый дракон, оказывается, был целиком железный. Зарила спешился и даже для верности пощупал его бок, покрытый чешуйчатой бронёй, каждая чешуйка которой была величиной со столовое блюдо. Чудовище было огромным как холм, голова при падении взрыла в земле глубокую траншею, наполненную теперь горючей слюной. Там и подойти близко было невозможно – слюна пылала жарким голубым пламенем, а сама голова была раскалена докрасна.

Королева эльфов тоже спешилась и внимательно оглядывала бок дракона там, где чешуи были покрупнее, но посажены пореже. Вдруг как раз на этом месте появился красный светящийся круг. Железная шкура размягчилась и запузырилась, оплывая неряшливой бахромой, кусок её выпал наземь в клубах пара, и в отверстии показался принц эльфов. В следующее мгновение он уже был в объятиях своей венценосной сестрицы.

Впрочем, сейчас он был мало похож на того изысканного щёголя, каким его привык видеть Зарила, настолько был чумаз от копоти и забрызган засохшей вражеской кровью. Но даже эта грязь и кровь не могли скрыть мертвенно-синеватой бледности лица, а кисти рук были как будто в странных неопрятных перчатках от сплошного ожога. Стоять он тоже уже не мог, ноги его дрожали и подкашивались от слабости, и поэтому леди Владислава поспешила уложить его на землю и склонилась над ним со словами:

– Бедный мой! Дай, я тебя полечу…

– Потом, – хрипло молвил принц. – Король в порядке?

– Да.

– Пусть немедля прикажет войскам отходить как можно дальше от дракона. Эта пакость настроена на совсем скорое самоуничтожение, ведь ларги очень заинтересованы в сокрытии следов своего вероломства. Но представь себе, кроме обычного взрыва, разрывающего на мелкие ничего не напоминающие осколки быстро окисляющегося железа, калечащего только тех, кто окажется в непосредственной близости, эта дрянь была запрограммирована ещё и на термический взрыв, при котором была бы начисто выжжена территория радиусом более ста километров! В случае поражения своих войск, они собирались избавиться вообще от всех непосредственных участников или свидетелей событий, и тем самым как бы обнулить счёт. От такого коварного и безжалостного варварства по отношению к аборигенам просто кровь стынет! Мне повезло, что я успел обезвредить термическую бомбу до того, как эти изуверы подали команду к взрыву. А обычный взрыв я смог только слегка отсрочить: его механизм необратим, он изначально заложен в данную конструкцию и просто разъедает материал машины, неумолимо приближаясь к критической точке. У нас для отхода осталось минут тридцать. – Он протянул рукоять волшебного появляющегося и исчезающего пламенного клинка королеве. – Я так понял, что мы победили. И теперь нам нужно поскорее убираться за естественные складки местности, если мы собираемся и дальше радоваться победе и вообще жизни…

Тут бедняга болезненно согнулся и так страшно закашлялся с кровью, что Зарила с тревогой сказал леди Владиславе:

– Похоже он совсем плох, а меж тем глубоких ран не видно…

– Он сильно отравлен. Эти драконы очень ядовиты изнутри и даже после своей гибели способны принести окружающим увечья и смерть. Дело в том, что тушу скоро разорвёт злая колдовская сила, и острые куски железной шкуры полетят во все стороны, как брошенные из пращи, ища свои жертвы. Нам нужно срочно отсюда уехать. И другим людям тоже. Командуйте отход, владыка. Пусть воины отбегают подальше от дракона и ложатся на землю, а лучше всего – прячутся за кочки и в ямы.

Король Зарила медлить не стал и тут же отдал надлежащие четкие распоряжения. Гонцы разъехались галопом и вскоре войска как ветром сдуло. Зарила тоже у дракона не задержался и отправился вместе с королевой эльфов за ближайший холм. Туда же эльфы бегом понесли и своего окончательно сомлевшего принца.

…Рвануло так, что земля на миг ушла из-под ног, а уши заложило настолько прочно, что Зариле показалось, что он оглох навсегда. Люди его свиты испуганно сжимая головы, упали наземь. Лошади взбеленились и помчались прочь, оборвав уздечки. И только эльфы, казалось, совершенно не обратили внимания на ужасное явление. Все уцелевшие после жестокого решающего боя зеленоглазые гвардейцы королевы (восемь из двенадцати), остались стоять вокруг своей госпожи и даже голов не пригнули. Леди Владислава же, сидящая прямо на земле подле своего героического братца, выглядящего натуральным трупом, похоже даже ничего не заметила. Она, не вздрогнув и ни на волос не поменяв положения тела, продолжала сидеть, возложив свои божественно нежные ладони на обнажённую и, очень похоже, что уже бездыханную грудь принца, благо его куртка, да и рубашка были так сильно разорваны и опалены в этом месте, что даже не было нужды их расстёгивать.

Прошло довольно много времени, пока люди оправились от испуга и успокоились. Потом вернулась разведка, посланная королём, и доложила, что туша дракона полностью уничтожена, а королева эльфов по-прежнему была недвижима как изваяние.

Зарила, наблюдавший за ней, наконец, устал ждать и, медленно подойдя к ней вплотную и даже очень учтиво поклонившись, сказал:

– Госпожа, смиритесь. Он был величайшим храбрецом и совершил во имя нашей победы невозможное. Сразить в одиночку железное чудовище! На такое способен только величайший из витязей! И его подвиг не забудется в веках, про него будут слагаться легенды и баллады… Мы похороним его с достойными его великого деяния почестями.

– Он жив. Я не верю, что он умер, – прошептала королева. – Он ведь исключительный любимчик самой Вселенной! Такие, как он, бессмертны…

– Он и будет бессмертен в нашей памяти… Ох, горе-то какое, горе! Не стало у меня сынка-помощника… – пробормотал Зарила, почему-то сильно смутившись и вытирая ладонью брызнувшие с воистину предательской неожиданностью из глаз слезы.

Ему вдруг стало так пронзительно тоскливо, что, кажется, ещё никогда и ни о ком так не скорбил.

– Ну, знаешь, моя королева! Это, в конце концов, нечестно. – Бледные уста «трупа» вдруг обиженно изогнулись, ресницы дрогнули, приоткрывая шаловливо блестящие глаза. – Даже наш суровый господин Унии и тот заплакал, а ты – не слезинки!

– Я чувствовала обман, – облегчённо вздохнула Владислава, убирая руки. – Тебе не удастся меня разыграть. Можешь даже не стараться.

– Очень жаль. Знаешь, как бывает иногда приятно, когда люди горюют по тебе, признают во всеуслышание твои достоинства, о которых никогда бы не обмолвились, будь ты в здравии… – Он подмигнул Зариле с такой извиняющейся и в то же время задорной улыбкой, что тому ничего более не оставалось, как забыть пришедшие было на ум бранные слова и тоже облегчённо улыбнуться, и опять перевел взгляд на королеву эльфов: – И знаешь, мне так понравилось, как ты делилась со мной своей энергией. Я прежде никогда не испытывал такой сладостной эйфории. Когда сам отдавал, было только приятное удовлетворение, но не более того… А сейчас я как будто летал во сне… Нет, мы летали вместе…

Он протянул к ней руки (тут Зарила присмотрелся и с удивлением отметил, что никаких ожогов как не бывало, просто копоть вперемешку с пеплом, и ещё засохшая чужая кровь, а так руки как руки, может быть слегка красноваты), и королева взяла его за ладони и помогла сесть.

– Что, господин? Вы всё ещё удивляетесь? Не было там никаких ожогов, показалось вам. Так, просто грязь, отмоется… – ещё раз задорно подмигнул Зариле эльф и неожиданно загрустил, даже вздохнул: – Ах, как жаль моего Арношу! Какой был конь! Не каждый человек с ним мог сравниться по уму! А какая преданная умница!

Тут витязи из свиты королевы даже без намёка на приказ синхронно подошли к нему, помогли подняться и, поддерживая, подсадили в седло подведённой лошади. Королева эльфов и король людей тоже сели на лошадей и отправились в замок Унии.

Похоронные обряды над павшими были завершены с предельной быстротой, и тут же организованно празднование Великой победы. Пир длился уже две недели, и гости не торопились разъезжаться. Замок превратился в гостиницу для самых знатных особ с их обслугой, окружающие же луга и роща – в шатрово-палаточное становище тех, кто попроще. Каждое утро прямо у ворот накрывались трофейными шелками и бархатами длиннющие наскоро сколоченные дощатые столы, а на них наваливались горы разнообразной снеди, которую готовили прямо рядом на полевых кухнях, а то и просто на кострах. Быков жарили десятками, баранов сотнями, птицу вообще без счета, фрукты и овощи поглощали возами. Вино, пиво и наливки били из кранов бочонков водопадными струями в бесчисленные кубки и кувшины радующихся великой победе людей. Из соседних селений были приглашены все музыканты, которые только там были, а также бродячая актерская труппа, чтобы на победном празднике были веселые танцы и зрелища. Зарила не жалел припасов, ведь всевластнейшему королю подобает щедрость. К тому же он собственноручно награждал отличившихся в бою воинов серебром, золотом и ценными подарками во время своего каждодневного пышного выхода к пирующим простолюдинам, сопровождающегося хвалебными речами и всяческими иными милостями (так делать присоветовал конечно же лесное высочество, и Зарила исправно следовал этому совету, всё больше и больше убеждаясь в том, что он как король стремительно набирает популярность). За порядком же во всём этом пляшущем, поющем и выпивающем «бедламе» прекрасно следили эльфийские гвардейцы, отряженные для этого королевой. Несмотря на свою малочисленность, они прекрасно справлялись с этой «полицейской» функцией даже без применения силы, потому что были такие представительные, расторопные и совершенно не пьющие (и это не считая пронизывающего бледно-зелёного взгляда и явно крепких как железо кулаков, способных вразумить самого отъявленного дебошира одним лёгким тычком), что вызывали невольное трепетное почтение не только у простых солдат, но и у родовитых рыцарей.

В замке тоже вершилось праздничное действо, почти такое же, что и за воротами, но с той только разницей, что оно было поутончённее (в этом ощущалось сильное влияние опять же лесного высочества), понаряднее, и с заметным уклоном в «жениховские смотрины». Ведь за праздничным столом на королевском возвышении теперь сидели не только хозяин замка Унии король Зарила, друг и советник короля эльфийский принц Эмилио, победитель вражеского дракона, и королева эльфов леди Владислава (ослепительная, божественная и настолько же недосягаемая и даже надменная и резкая с некоторыми особо дерзкими глупцами, к коим причислил себя и хозяин Унии, однажды от излишне выпитого осмелевший настолько, что мысленно предложил ей себя в мужья или хотя бы в любовники, и получил такую убийственно изысканную отповедь, тоже мысленную, что теперь вообще боялся даже просто по-мужски мечтать о её прелестях). Туда иногда ненадолго подсаживалась прекрасная и нежная, как только что распустившийся бутон розы, королевская дочка, своей юной непосредственной прелестью и рассудительными речами просто сражавшая потенциальных соискателей руки и сердца наповал. А они, кстати, собрались за королевским столом очень достойные – все как на подбор родовитые и богатые владыки обширных земель и селений. Среди них выгодно выделялись двое: оба подходящего возраста и стати, холостые и самой благородной княжеской крови, с необъятными богатствами и большими дружинами хорошо экипированных воинов. Таким мужам явно никто более из присутствующих в соперники не годился. Оба страстно возжелали породниться с королём, и оба сначала «воспели» предмет обожания в изящных любовных стихах и всяческих словословиях, и, наконец, сподобились одновременно сделать официальные предложения руки и сердца королевне через её венценосного отца, и теперь жаждали получить ответ.

Зарила, поначалу опрометчиво обрадовавшийся этому, призвал Катерину утречком для того, чтобы узнать, какому из княжичей она больше благоволит, а услышав её нелестные суждения об обоих и категорический отказ выходить за кого-нибудь из них, рассердился и накричал на неё, обвиняя во всех «бабских» грехах и капризах, и в запале пообещал, что выдаст её замуж прямо на сегодняшнем пиру по своему выбору. После чего Катерина, вообще-то обычно покорная родительской воле и тихая, топнула ножкой, разревелась и куда-то скрылась, а потом так вообще исчезла из королевских покоев. Это обнаружилось во время дневных сборов на королевский выход «к простолюдью», во время которых Катерина помогала Зариле приводить в порядок усы и бороду, контролировала состояние костюма и проверяла, не забыли ли слуги подать что-нибудь из королевской атрибутики. Ужасно расстроенный из-за внезапной дочкиной пропажи король кое-как провёл «выход», и злой и озабоченный, поскорее отправился искать свое чадо.

Долго, впрочем, разыскивать не пришлось: слуги доложили, что она, совершенно одна, без слуг и служанок, проследовала в Старую башню, где, кстати, образовалась натуральная эльфийская резиденция: ведь теперь в башне проживал не только принц, но там обреталась и королева эльфов.

Но Зарила, совсем забывший об этом, и потому распалённый всякими недостойными подозрениями, влетел в башню как смерч и, тут же, остолбенел, поражённый, (кстати, лесное высочество сейчас был тут явно неглавный, и скромно сидел на скамеечке у самого входа). Такого зрелища хозяин Унии явно не ожидал. Всю комнату перед ним заполняли окованые сундуки с всевозможными женскими платьями, драгоценными покрывалами и поволоками, а рядом ещё сундучки, вполовину поменьше, но наполненные до краев самыми изысканными украшениями из бриллиантов, жемчугов и самоцветов, золота и серебра. Перед всем этим суетилась королева эльфов, вынимая то одну вещь, то другую, придирчиво осматривая и даже как будто взвешивая. А чуть поодаль, на застеленном шикарным ковром ложе сидели три(!) умопомрачительно красивых и как капли воды похожих друг на друга и одеждой, и украшениями, и прическами, и даже нарумяненными и набеленными лицами, невесты в фате и свадебных венках из живых цветов. Все три девушки мило улыбались и грызли румяные яблочки. Но самое удивительное, что Зарила и сам бы теперь не смог отличить свою настоящую дочь (он не сомневался, что она среди них), от других двух.

– О, Ваше Величество! Мы очень польщены вашим приходом, но, к сожалению, вы немного не вовремя, – сказала королева, величественно выпрямляясь. – Вы очень обяжете нас, если посетите наше скромное пристанище несколько позже. Но, несомненно, было бы ещё лучше, если бы вы подождали до означенного времени пира, где мы бы предстали перед вами в подобающих нарядах, и были бы в состоянии соблюсти все приветственные церемонии, чтобы ещё раз засвидетельствовать вам, всеславнейший король, своё почтение и искреннюю дружбу.

Всё это было сказано таким неодолимо не терпящим возражений тоном, что язык Зарилы сам буркнул «извините за вторжение», а ноги самовольно понесли к выходу.

На лестнице его догнал принц, ненавязчиво взял хозяина Унии под локоток и, виновато улыбаясь, сказал:

– И меня Её Величество выставила вон вслед за вами. Видите ли, нечего мне на невинных девушек сальными глазками смотреть. Тоже мне! Чего я там не видел у девушек, скажите мне на милость?

– Вот ты мне и объясни, чего это вы затеяли с моей дочкой? – выдохнул Зарила (его, наконец, отпустило). – Я то, грешным делом, подумал, что это ты, шельмец, причина её непокорства. Для тебя-то ведь тут любая девка готова босая на ёжиках плясать! Думал, околдована тобой моя Катерина, полетела к любезному чародею пожаловаться, что я её хочу замуж за другого отдать.

– Всё не так, господин. Ваша дочь пришла жаловаться не ко мне, а к королеве Владиславе. Кстати, кого именно вы прочите леди Катерине в мужья?

– Как будто не знаешь! – Зарила вдруг остановился и развернулся к эльфу, пристально вглядываясь в его лицо. – Да ведь ты знаешь абсолютно всё и в прошлом и в будущем! Сдаётся мне, что ты и есть воплощение самого великого Странника.

– А ты мне всё больше нравишься. Ты – настоящий король! Но вынужден вас, Ваше Величество, разочаровать: я тоже далеко не всё знаю и предвижу. К тому же я, как и другие живые твари, смертен. Какое уж там воплощение? Посланец, только и всего…

Эльф открыто смотрел на него, улыбался, и не было в его взгляде ничего пугающе божественного. И Зарила в очередной раз подумал о том, что его просто подвели зрение и слух тогда, в критический момент битвы. И ведь королева назвала принца Странником всего то разок, да и то, скорее всего, под чарами, которые тот очень мастерски умел наводить.

Тем временем парень продолжал как ни в чём не бывало:

– Я, конечно, мог бы тебе просто указать на достойнейшего, и дело с концом. Но король то – ты! И с чего бы мне решать за властителя людей судьбу этих людей? Так что мне просто интересно, кого же ты сам хочешь видеть рядом с леди Катериной?

– Они оба очень достойные. И если я выберу кого-то одного, то второй наверняка смертельно обидится. Если откажу им обоим – ужасно оскорбятся оба. Кроме того, Катерине они оба почему-то совсем не нравятся, и она категорически отказывается от замужества.

– Тогда нужно придумать испытание для претендентов. Благосклонность королевны следует заслуживать не только высоким положением и внешним богатством, но и богатством внутренним – чистотой помыслов и широтой души. Ведь вы, как истинный король, вольны проверить соискателей, так сказать, на прочность любви. Кроме того, нужно бы удовлетворить чаяния обоих княжичей, причём так, чтобы ни один не считал себя обделённым или униженным.

– И как же это сделать? Турнир что ли для женихов устраивать?

– Турнир, конечно, тоже неплохо. Однако на турнире далеко не всегда побеждает самый достойнейший руки прекрасной девушки. Да и покалечиться могут женихи в этой драке не на шутку. Тоже потом проблем не оберёшься!

– Так что же ты хочешь от меня, хитрец? – «взорвался» было Зарила, но тут же успокоился, опять встретившись взглядом с эльфом.

– Это испытание придумала леди Владислава. И вы, мой дорогой король, конечно же со временем оцените всё его остроумие. А главное, после него не останется недовольных ни среди женихов, ни среди невест. Всё очень просто: на пиру вы покажите ни одну, а сразу трёх девушек, которых вы только что видели, и представите их как своих дочерей. Объясните претендентам правила игры. И тут же без промедления благословите образовавшиеся пары.

– Ничего не понимаю! Какого лешего я буду подсовывать высокородным княжичам простых дворовых девок?

– Кровь у всех одинаково красная. Кому как не вам меня понять. Вы ведь сами ещё вчера были простым рыцарем, а сегодня вдруг стали полновластным королём, которому даже потомственные князья не ровня. На самом деле эти девушки – тоже ваши дочки, только рождённые вашими служанками. Неужто вы не помните своих юношеских романов с деревенскими красотками Розочкой и Марселочкой?

– И вызнал ты всё это, когда они тебя в Старой башне утешали? И ты, господин добрый и щедрый, решил пристроить угодивших в усладах любовниц замуж за князьков раз уж наступил такой подходящий момент?

– Неужели ты наивно полагаешь, что я тогда просто возжелал разврата с твоими пусть внебрачными дочерьми, и теперь от них таким образом откупаюсь? Нет, я не случайно призывал их в Старую башню. Общение со мной, хоть и недолгое, их многому научило. На телесную же девственность я вообще и не покушался. Можете даже проверить. – Принц улыбнулся и глянул так, что у Зарилы все скабрезности просто застряли в горле. – Став княгинями, они не только будут жить в довольстве и почёте, о которых ранее не смели и мечтать, но и покажут себя рачительными и достойными хозяйками всех княжеских владений и милостивыми госпожами множества подчинённых людей.

– Но почему невест именно три? – Тут Зарила хитро прищурился, считая, что очень ловко повернул беседу в нужное русло. – Неужто, вы, ваше высочество, всё-таки да решили посвататься к моей Катерине? Так тут и раздумий никаких быть не может: я не против, а наоборот очень даже за! Как зять, вы мне исключительно симпатичны!

– Только вот я, пожалуй, уже сильно староват для подобного союза. Кстати, Катерина знает, каков мой истинный облик, и не пришла от него в восторг, а совсем наоборот. В нем я ей совсем не понравился. – Мягко осадил принц. – Хотя третий достойный претендент действительно существует, в этом вы не ошиблись.

– Неужели? Ну и девка, ну и горда! И тут, вишь, своевольничает! – удивился Зарила, и к этому удивлению примешивалась искренняя досада. – Тогда кто же этот третий?

– Это тот, кто давно успел понравиться вашей дочери, и за кого она пойдет замуж без всяческого принуждения. Вы же хотите дать ей мужа, с которым она будет счастлива?

– Конечно, хочу! – Зарила насупился. – Почему же тогда этот женишок до сих пор не объявился и не попросил у меня её руки?

– Совсем скоро он это сделает. И у вас, мой король, появится честный и преданный помощник, а потом и чудесные внуки. И вы, наконец, познаете незнакомое вам доселе удовлетворение от спокойной мирной жизни. Только чтобы всё это стало реальностью, вы должны вести себя как истинный властитель. Только от вашей выдержки и самообладания, а также от благородства души и крепости данного слова зависит теперь счастье вашей любимой дочки, да и ваше будущее тоже.

…– Сейчас я намерен официально представить собравшимся именитым гостям всех своих дочерей. Ведь именно сегодня настал тот день, который по тайному предсказанию является самым удачным для них в решении сердечных дел! – торжественно объявил Зарила. – Не удивляйтесь, что ранее за моим столом вы наблюдали только одну дочку. Двух других я просто скрывал от посторонних глаз, чтобы не вызывать сравнительных разговоров об их красоте и, следовательно, раздоров среди женихов. Тем более, что подобные споры совершенно бессмысленны, ведь дочери у меня – абсолютные близняшки, да такие, что и сам я не всегда могу их различить.

Три совершенно одинаковые на вид девы в белоснежных платьях и свадебных венках вышли из-за занавеси и предстали перед гостями. Они были так ослепительно прекрасны в своей невинной весенней свежести и смущении, окрасившем их щёчки ярким румянцем, что все присутствующие замерли в восхищении.

Тут из-за стола поднялась королева Владислава и величаво «подплыла» к девушкам, неотступно сопровождаемая принцем эльфов.

– Я желаю сделать драгоценным королевнам свадебный подарок! – Тон её был и как-то по-особому торжественен, а сама она выглядела так величаво и строго, что казалась гораздо старше своего обычного облика.

Двое зеленоглазых гвардейцев, появившихся в дверях, чеканя шаг, прошествовали по зале и остановились. В руках одного был поднос с тремя кубками искуснейшей работы из полированного золота, богато украшенного драгоценными каменьями, а у другого не менее красивый кувшин.

– Это волшебные кубки, указывающие на чистоту и правдивость намерений. Если из такого кубка отхлебнут искренне желающие друг другу добра люди, то он замерцает и засветится всеми цветами радуги. То же случиться, если жених и невеста, отпившие из одного из них, подходят друг другу и будут счастливы в браке. Но если жених и невеста не милы друг другу, или кто-то один из них не честен по отношению к другому, то кубок станет чёрным как головешка! – сказала королева и указала на кувшин. – Вино тоже волшебное. Оно не только бодрит и веселит, но и исцеляет от всех болезней и продлевает век. А ещё оно развеивает самые сильные чары и показывает окружающим истинный облик выпившего его человека.

Королева собственноручно взяла кувшин и разлила вино по золотым кубкам.

– Отнеси подарки девушкам! – приказала она гвардейцу, но принц эльфов ловко перехватил поднос и сам подал кубки невестам.

– Не мешало бы прилюдно проверить их свойства, чтобы никто не сомневался, – подмигнул он Зариле.

– И то – дело! – согласился король. – Ведь не далее, как вчера я обещал двум достойнейшим людям, просившим руки моей дочери, как можно скорее дать ответ. Так вот. Пусть они сейчас выйдут из-за стола и, коли не передумали жениться, испытают судьбу, отпив из кубков.

Оба княжича, до этого чинно восседавшие на самых почётных местах общего стола, поднялись, подошли к девушкам и были встречены легкими поклонами, приветливым улыбками и кокетливо потупленными глазками двух ближайших к ним невест. Третья невеста как бы невзначай сделала несколько мелких плавных шажков в сторону и «спряталась» за эльфийского принца, тоже как бы невзначай ещё не покинувшего место главного действа в отличие от королевы. Таким образом, на «сцене» образовалось как бы три пары.

– Пусть же сначала сделают глоток мои дочери! – торжественно прокомандовал Зарила, и когда девушки отпили, быстро добавил: – А теперь настал черед женихов!

Двое женихов послушно взяли кубки у невест и отхлебнули по полному глотку. И тут пиршественный зал осветился так, как будто в него дополнительно внесли ещё две сотни свечей: то замерцали, светясь всеми цветами радуги волшебные кубки.

Вздох восхищения и радостные крики гостей огласили залу. Всеобщее ликование продолжалось бы и дальше, но его громогласно прекратил сам король, еле заметно ухмыляясь в усы:

– А что же ты, Катерина, уклоняешься от своего счастья? Сейчас же подай свой кубок герою – победителю дракона, что стоит с тобой рядом! Сдаётся мне, что достойнее жениха нам не сыскать!

– Ах, господин! Вы меня всё-таки не услышали! – молвил эльф со вздохом и взял из рук оторопевшей девушки кубок. – Однако всё к лучшему. Так уж угодно провидению, чтобы испытание свершилось до конца.

С этими словами он пригубил из волшебного кубка маленький глоточек.

Тут загремел гром, непонятно откуда ворвался в зал порыв ветра, задувший свечи на столах и люстрах, и каким-то чудесным образом загасивший факелы у входа. На несколько мгновений стало неестественно темно, а когда, наконец, тьма рассеялась, и опять запылали факелы и свечи (зажглись сами, как и не гасли!) то перед поражёнными гостями и королём предстал величественный, очень рослый и грузный телом старик в длинной красной шубе, подбитой горностаем, в такой же шапке, увенчанной сверкающей крупными алмазами короной, с горящими очами, белыми косматыми бровями, румяными морщинистыми щеками, красным носом и длинной, почти в пол, седой бородой, завивающейся по краям серебристыми колечками.

– О-хо-хо! – сказал старик густым басом и обвёл орлиным взором окаменевших гостей. – Испугались, ребятки?

– Ах! – вскрикнула бедная Катерина и сползла на пол, впав в глубокий обморок.

– Ха-ха-ха! – залилась пронзительным смехом королева эльфов. – Вот это да! Такого даже я не ожидала! Настоящий Дед Мороз собственной персоной! Ну, потешил! Ну, позабавил!

– Позабавил и хватит! Пора дело с мертвой точки сдвинуть! – громогласным басом заявил колдовской старик и, демонстративно макнув в кубок морщинистый указательный палец с непонятно откуда взявшимся сияющим перстнем, поставил ёмкость на край стола. – Вот и славненько! А ты, моя дорогая девочка, изволь-ка теперь вернуть мне привычный для всех вид.

– Всё, что пожелает мой господин Санта, будет в точности исполнено! – воскликнула, всё ещё смеясь, королева эльфов и, резво выскочив из-за стола, прошествовала к старцу, низко и вычурно ему поклонилась, а потом обняла его и совсем не по-сестрински сочно чмокнула прямо в губы.

Тут опять волшебным образом потухли все свечи и факелы, а когда через миг опять разом загорелись, то вместо тепло одетого венценосного старика перед леди Владиславой уже опять стоял юный и прекрасный во всех отношениях принц эльфов. Теперь уже он сам нежно обнял королеву и с таким чувством «вернул» ей поцелуй, что среди наблюдавших эту откровенную сцену невольно пронесся умиленный вздох.

– Ох! Какой же я осёл! – пробормотал Зарила сам себе в усы. – Видел же, как они друг на друга смотрели на холме!

– Именно так, всевластнейший король! – сказал принц, выпуская королеву из своих объятий. – Леди Катерине нужно искать другого жениха. Вот и кубок это наглядно демонстрирует. – Он поднял абсолютно чёрный кубок и показал собранию. – Только вот очнется теперь королевна только от поцелуя и объятий любимого и по-настоящему любящего её человека. – Голос его вдруг стал торжественно печальным. – А если такового не найдётся, то она так и умрёт, не приходя в сознание. Такова плата за то, что мне пришлось показаться посторонним в истинном обличии.

– Ах ты, колдовское отродье! И чего ж я тебя тогда в лесу пожалел, башку не снёс! И потом на воротах не повесил, хотя мог бы! – еле слышно прошептал в сердцах Зарила, усиленно моргая, чтобы не пустить слезу. – Ты ж вот какой шельмец коварный! Поманил, заморочил своими советами… Наобещал с три короба, помощника верного там, внучков… Погубил мою дочку, не сжалился…

– Не нужно преждевременно так расстраиваться, мой король. – Принц запросто подошёл к Зариле, сидящему на золочёном троне, открыто глянув ему в глаза, и поставил чёрный кубок перед ним на стол. – Издайте королевский указ, и пусть глашатае донесут его до всех ваших теперешних подданных, будь то сельские жители или обитатели замков и городов. Кликните клич и пообещайте любому не зависимо от рода, титула и богатств, что если сможет он разбудить леди Катерину, то получит её в жены. А чтобы излишне не тревожить невинную деву пустыми объятиями и тем более далеко не дружескими поцелуями и не собирать излишней толпы из любителей наживы и прочих бездельников-искателей острых ощущений, оповестите, что тот, кто пожелает попробовать разбудить королевну поцелуем, после попытки должен будет испить вина из этого вот чёрного кубка. Кстати, даже капля из него обернётся для неудачливого претендента отравлением и мучительной смертью… Надеюсь, все видели волшебное колечко, которое я окунул в вино? От этой отравы человек сначала воет и корчится, а потом коченеет и медленно, но верно умирает.

Тут эльф, опять переглянувшись с королем, резко обернулся к гостям, окинул их мимолётным, но до одури пронзительным оценивающим взглядом, и добавил:

–Так что, если среди присутствующих есть желающие испытать судьбу и получить руку и сердце спящей красавицы, то не стесняйтесь, целуйте девушку и подходите сюда, к кубку. Он почти до краёв полон. Хватит всем желающим.

Весть о спящей волшебным сном королевне и чёрном кубке с отравой быстро разнеслась среди простолюдья, пирующего у стен замка, и покатилась дальше со скоростью скачущей во весь опор лошади. Уже с раннего утра у ворот волновалась толпа желающих будить королевну и прочих любопытствующих. Эти вояки успели даже передраться за место в очереди.

Бедная Катерина по-прежнему находилась в пиршественной зале, только теперь уже не на полу, а возлежала на принесённой из спальни кровати с задёрнутым с трёх сторон пологом.

Зарила, угрюмо сидевший на троне за пустым столом, по бокам двое бывших десятников (теперь произведённых в сотники), латники при входе да принц эльфов – вот и все присутствующие. Желающих же пробуждать королевну обезоруживали ещё при входе и под руки препровождали к кровати для поцелуя, а потом и к Зариле, который собственноручно подносил к губам резко бледнеющего неудачливого претендента зловещий черный кубок и почти силой вливал в судорожно дергающийся рот адский напиток…

Желающие испытать свою удачу кончились ещё до завтрака: настолько мерзким и ужасающим были мучения первых трёх горе-женихов, для пущей назидательности оставленных корчиться и хрипеть прямо во внутреннем дворике. Ещё парочку самоуверенных идиотов латники сразу же сволокли помирать в подвал. Толпа любопытных тоже скоро рассосалась, и только ближе к вечеру явилось ещё несколько сильно нетрезвых претендентов в королевские зятья. Зарила приказал облить каждого парой вёдер ледяной ключевой воды и гнать, напутствуя, чтобы приходили утром без хмеля в голове. Естественно, никто из них по утру уже не явился. Кому ж на трезвую голову охота гарантированно сдохнуть от эльфийской отравы за один поцелуй пусть даже с королевской дочкой?

К полудню следующего дня уже потерявшему надежду Зариле вдруг доложили, что явился ещё один «женишок», и что это – никто иной, как младший отпрыск ближайшего соседа хозяина Унии, захудалого рыцаря Шали, по имени Арчибальд. В былые времена, ещё по молодости, Зарила близко дружил с его отцом, но потом как-то не сложилось. Хотя по старой памяти об этой дружбе он и не совершал набеги на его владения. В противоположность воинственному стяжателю Зариле, предпочитающему забирать по максимуму и отнимать, что приглянется, Шали даже в юности был кроток и никогда никого не тиранил, потом вообще рано женился на простолюдинке из принадлежавшей ему же деревни, образцово соблюдал данный ей на свадьбе обет верности, и даже, говорят, не чурался сам точить косы и ковать лемеха, а также выходить работать в поле на пахоту, сев и уборку наравне с крестьянами. Жилище Шали было замком только по названию, а на деле так, фермерская халупа за низкой стеной. Сын у старика Шали был только один, зато дочек было хоть пруд пруди – собственно они то беднягу окончательно и разорили на приданном. Арчибальда Зарила тоже хорошо помнил: ещё совсем нежным юношей тот попросился к нему в латники и даже стал на какое-то время оруженосцем, да только был с позором изгнан за слишком уж глупое и вызывающее для оруженосца поведение. Вишь, заступался всё время за всех, даже Зарилу «жалобить» пытался, книжки какие-то таскал с собой, вино с другими латниками пить не желал и доступных баб не тискал. А ещё всё цветочки собирал у рва и Катерине таскал, кукол и кошек из глины ей лепил, на дудке ей играл, голодранец этакий! В конце концов, Зарила потерял терпенье и приказал выдрать его на конюшне и выкинуть вон из замка. С того времени уж года три как прошло…

Возмужал Арчи за эти три года, оформился. Статью весь в отца (тот только норовом робкий был, а телесно силён и ловок аки лев, всем на зависть). Плечи – косая сажень, стройный, ладный, загорелый. Кудри густые, однако хорошо чесанные, профиль тонкий, глаза умные, глубокие, грустные…

– Тебя-то на кой ляд сюда занесло, ублюдок придурошный! – Вскочил Зарила навстречу «жениху». – Мало тебе наподдали мои люди, что опять пред мои очи явиться не постеснялся! Не я ль тебя ещё тогда обещал собаками затравить, если снова на глаза мне попадёшься!

– Я пришёл не к вам, всевластнейший король. Я пришел к ней! – твердо сказал парень. – Уже давно я всем сердцем люблю леди Катерину. Полюбил ещё в бытность у вас в оруженосцах. Уж очень она ко мне относилась по-доброму: улыбалась, когда цветы дарил, слушала внимательно, когда на свирели играл. Даже однажды позволила в щёчку поцеловать, когда я ей книжку с рыцарским романом почитать одолжил. А перед битвой с оттами случайно увиделись мы, побеседовали совсем недолго, и пожелала она мне удачи в бою и благополучного возвращения… Так грустна она была и взволнованна, таким взглядом смотрела на меня, что чувства, было слегка поутихшие за то время, которое мы не виделись, вспыхнули вновь с утроенной силой. Понимаю я, что не ровня ей. Она ведь теперь – королевна, и мужем её может стать только знатный и состоятельный человек, а я даже ещё в рыцари не посвящён, и нет у меня ни богатства, ни титула. Потому я уже было совсем собрался покинуть родную страну, чтобы больше даже случайно не встречаться с той, которую так неосуществимо желаю. Уехал бы ещё неделю назад, но конь мой, поражённый стрелой в битве, до сих пор так сильно хромает, что, боюсь, не выдержит сейчас дальней дороги. Да и сердцу не прикажешь. И раз случилась с моей возлюбленной такая напасть, что никто из достойнейших не может её разбудить, то тогда и мне не грех попытаться. А не разбужу, так и жизнь без неё всё равно не мила! Хоть в последний раз увижу единственно желанную, прикоснусь к ней, а там хоть яд, хоть верёвка, всё равно…

– А вот и наш тайный претендент, – то была беззвучная речь принца эльфов. – Держите своё королевское слово, и всё будет в точности так, как я вам обещал.

– Но… – Зарила обернулся к эльфу, чтобы ответить или заспорить.

Этим и воспользовался Арчибальд, вырвавшись из рук латников и без лишних церемоний ринувшись к Катерине. И не успел Зарила и глазом моргнуть, как парень уже обнял и поцеловал спящую девушку, от чего она в тот же миг открыла глаза и даже ойкнула от удивления. Арчи же сразу отпрянул от неё, почти подбежал к столу, схватил чёрный кубок и осушил до дна. Тут в его руках точно радуга засияла – это кубок опять стал золотым и осветил залу волшебным светом.

– Поздравляю вас, всеславнейший король! Вы нашли именно того, кого искали! Его слова и поведение впрямую свидетельствуют о том, что он – сама чистота, самоотверженность и преданность. И судя по тому, как засиял в его руках кубок, он – ещё и могучая опора для вас и отличная партия для леди Катерины, – сказал принц эльфов вслух.

И добавил то ли так тихо, что только один Зарила и расслышал, то ли вообще беззвучно-мысленно:

– И не смотрите на меня так, как будто муху проглотили! Вот же глупые, мелочные и суетные людишки! Возишься с вами, возишься, и всё без толку! Прямо носом в счастье тычешь, а они ещё и отворачиваются! Сам же ведь о помощнике и наследнике раздумывал, маялся и слёзками капал. Так вот это сокровище – стоит перед тобой, покорно ждёт твоего высочайшего слова: благородный, добрый, честный, молодой, здоровый, всё при нём, опять же не подсидит, козней и интриг строить не станет, бескорыстен. Благословляй, объявляй мужем Катерины и разреши им ещё раз поцеловаться. Уж очень им этого сейчас хочется. А он что? Он ещё раздумывает!

Тут эльфийский принц улыбнулся так многозначительно и загадочно, и в то же время скрыто удовлетворённо, что Зариле ни с того ни с сего стало ужасно неловко за те мимолётные тёмные мысли относительно юного Арчибальда Шали, которые только что пробежали в его голове как тараканы по пирожным, и он тут же поклялся себе больше не валять дурака, а поступать, как подобает королю, хозяину своего слова и любящему отцу.

Он подошёл к замершему от неожиданного чуда Арчибальду, по-отечески крепко обнял и ободряюще похлопал по плечу. Потом подошёл к уже успевшей сесть и начать прихорашиваться, поправляя сбившийся и порядком подвядший венок и фату, пунцовой от смущения Катерине, рывком помог встать, подвёл к юноше и соединил руки невесты и жениха:

– Что ж. Любите друг друга, дети, и будьте счастливы. Благословляю ваш союз как полновластный король … и отец. Сегодня же отпразднуем свадьбу! А теперь можете поцеловаться… – И вдруг вспомнил: – А как же яд-то колдовской? Этот молодец зачем-то всё вино одним махом выхлебал и ничего ему пока не сделалось!

– И не сделается, – махнул рукой эльф. – Не было там никакого яда.

– Как это не было? А как же все эти горе-женихи?

– Сила внушения и зрительно наведённая галлюцинация. Чары, короче. Пойду, сейчас, скажу латникам, чтобы из подвала их повытащили и отвели в людскую погреться винцом… Ну, поколдую над каждым немножко, и пусть катятся туда, откуда явились. Я ж не зверь какой, чтобы своих же союзничков – людей, с которыми бок о бок против оттов насмерть стояли (пусть даже таких проходимцев и дураков, как эти женишки недоделанные) подло ядом травить ни за что.

И опять лучезарно-лукаво улыбнувшись и небрежно салютнув ладонью присутствующим, лесное высочество направился к выходу. Королю даже показалось, что он тихонечко напевает какую-то весёленькую песенку.

Похоже, что Великому Страннику нравилось быть добродушным лгунишкой и шутником-волшебником, а может быть это состояние и являлось его по-настоящему истинным обликом.