Последний полупринц бесплатное чтение

Глава 1

Действующие лица:

Ничихиро Юске – второй помощник главного судьи провинции Тогай.

Мукогава Шинджи – вельможа из провинции.

Хафуцуки Горо – ронин.

Хиёри – послушница шамана.

Немотосе Майто – умерший император.

Исикава «Красный» Шиймоку – двоюродный брат императора, второй сёгун.

Исикава Кэтсуо – первый сын Красного Шиймоку.

Исикава Хикару – второй сын Красного Шиймоку.

Куроки Дайсаншу – первый сёгун.

Дзёмэй Сэйчоку (прежде Куно Сайяки) – главный шаман.

Момоку Кэнджи – шаман-соперник за место Дзёмэя.

Хироми Шинья – первый советник императора.

Киришима Исао – второй советник императора.

Харата Акихиро – третий советник императора.

Утэ Хифуми – дядя Мукогавы.

Тамура Ацуши – даймё Сэнриганна.

Сатору и Сатоши – старик и его внук, отплывшие в столицу.

Нобука – жена Ничихиро, Хидэо – старший сын, Такаши – младший.

Ёто Асука – женщина из проклятого клана Ёто.

Ёто Сатоши – её сын, наследник клана.

Сова – слуга Хироми.

Каваджи, Хиро, Хисикацу, Мэнсэн, Урасимэ – воины Хироми и Хараты.

Кирэту – даймё из числа подчинённых Куроки.

Бэнкэй – монах, предводитель сохэев.

Сейрейгадоточи – страна действия.

Мацумото – столица.

Сэнриганн – провинция, откуда родом Мукогава и Хафуцуки.

Кладбище Рэйтокику – кладбище императоров.

Хара – провинции у моря.

Суридзава – деревня проклятых.

Ниихама – храм буддийских монахов у излучины реки Сигэнобу.

Белое дыхание гор скопилось в долине, словно аромат пьяницы, чьего пробуждения никто уже и не ждёт. Оно клубилось между крутых тростниковых и соломенных крыш, возникавших поперёк дороги, так же не к месту как козьи орешки, и расплывалось в полях. Кроме этих мшистых грибов вокруг почти ничего было не разглядеть.

Туман смешивался с водой. Бывший первый советник наместника Ничихиро Юске, ставший нынче лишь вторым помощником судьи, брёл в ней по колени, вздрагивая от холодных струй и жалкого плюханья шагов.

Рядом раздался другой звук, и, глянув в его сторону, Ничихиро увидел всплывший труп кошки.

– Сколько ещё нам идти!? – визгливо спросил он.

– Вы почти на месте, господин.

Крестьянин подле него нагнул голову и пошёл чуть быстрее, раздвигая тёмную воду голыми толстыми бёдрами.

Помощник судьи поморщился и двинулся за ним, стараясь не вглядываться в сдавливающую икры муть.

Он чувствовал, что его лицо всё больше хмурится и скукоживается, как усохшая хурма. Ему уже казалось: морщины, не дерзавшие прежде портить красоту кожи, за последние полгода словно забрали налог сразу за десяток лет. Опала, забвение и обнищание ждали его. И последняя возможность хотя бы отчасти отвоевать прежнее положение.

Встретив таких же вымокших голодранцев, крестьянин что-то залепетал на незнакомом наречии. Ничихиро не стал даже вслушиваться. Местные должно быть обменивают гласные на еду. Дождавшись, когда те потычут пальцами куда-то вбок, его провожатый покивал ему и позвал следом.

Туман понемногу редел.

Затопленная деревня показывалась медленно. Дома чередовались с развалами мокрой глины, бамбуковыми плетнями и редкими деревьями. Ивы никого не спасли: в ветвях жалко висели мокрые остатки крашеных нитей. Селянам было уже не до духов: они несли остатки пожитков, чуть не волоком тащили скотину, из землянок вычерпывали воду, вытаскивали гнильё и… младенцев?!

Юске сбился с шага и едва не поскользнулся на чём-то рыхлом и липком. Вылупив глаза к небу, он в три шага нагнал крестьянина.

Скоро глины вокруг стало меньше, а землянки исчезли. Плетни сменились каменной кладкой. Дыхание Ничихиро выровнялось, когда вблизи показался большой для местного захолустья деревянный дом. Бурая вода танцевала у самой веранды, не захлёстывая, однако, толстое дерево пола и неровный ряд сандалий: соломенных дзори и деревянных гэта – у хозяина уже были гости.

– Дом господина Утэ.

Крестьянин неуклюже кланялся, стараясь не задеть воду.

– Господин Мукогава живёт здесь.

– Наконец-то.

Ничихиро сорвал с пояса кошель и стал суетливо развязывать тесьму, желая отделаться хотя бы от этого побыстрее.

Сунув в руки крестьянина мелкий медный мон и неслышно фыркнув на новые поклоны, он ногой нащупал ступени лестницы и осторожно поднялся. Из дома доносились голоса.

Замерев на пороге, рассматривая грязные следы, расползшиеся повсюду, и передёрнувшись от прерогативы ступать по этой грязи и так мокрыми носками-гати, Ничихиро сложил пальцы в знак и пересёк веранду прямо в обуви.

Торопливые голоса не успели замолкнуть, когда он нашёл их обладателей, раздвинув входную дверь: с десяток людей набились в главную комнату и подскочили при его внезапном появлении.

– Наказание Императора! – провозгласил он, не став дожидаться, когда крестьяне разберутся, кто он такой и кому следует принимать его, но тут же пожалел.

Выбор слов оказался провальным. Или повальным.

Услышавшие его попадали на колени: наказание правителя грозило добить и так пострадавшую от наводнения деревеньку.

– Наказ, наказ!

Юске махнул рукой, торопливо зажав в ней свиток с нераскрытой печатью.

Лица, побледневшие было и уткнувшиеся носами в доски пола, растерянно приподнялись. Замелькали чёрные, словно у хорьков, быстрые взгляды. Неясный пока шёпот пробежал над головами.

– Его Императорское величество, наместник неба на земле, правитель царства от скал Цирихоши на востоке, реки Юна на западе, моря Пин на юге и моря Хеби на севере, сын луны и солнца Немотосе Майто повелевает Мукогаве Шинджи явиться к нему без промедления.

Свиток опустился, печать осталась нетронутой – крестьяне явно не решились проверять её на подлинность, но и отвечать что-либо никто не спешил.

– Ну?

Ничихиро грозно нахмурился и приготовился к публичному унижению.

– Кто из вас Мукогава?

– Так… так нету его, господин! – голоса вновь зазвучали нестройным хором.

– Это не мы! Не мы…!

– На поля ушёл он, господин! – кто-то всё же сообразил.

– Верно, на поля, за домом!

Грязные пальцы указывали куда-то сквозь заднюю стену. Ничихиро опешил и, недовольно глянув на вновь бухнувшихся на колени, побрёл прочь по слегка раздувшимся от влаги доскам.

Унижение откладывалось.

Зрители остались позади, когда он оказался в саду, почти сразу нырявшем в голое поле с видневшимся далёким лесом. Застойная вода чередовалась с мелкими лужами, кустарники с бурыми кочками. Поняв, что сопроводить его никто не догадался, он медленно побрёл по полю, стараясь находить хоть что-то похожее на тропу среди воды.

Ноги скользили. Ничихиро ругался про себя, зная, что штаны теперь испорчены безнадёжно – размоченный чернозём вперемешку с глиной станет разводами серой грязи, которую ничем будет не вымыть из зелёной ткани. Очередные расходы жалких крох, теперь составляющих оплату его трудов. Возможно, жена была права и не стоило надевать представительное платье для путешествия по самым отдалённым провинциям. Но остатки гордости вынудили его выглядеть внушительно, а не как низкородный хикяку, и проявить себя перед сыном императора. Надежда на лучшую долю всё ещё теплилась в душе.

Но на лысом поле, запрятанном под слоем тёмной воды и кое-где пестревшем туманными клубами, его никто не ждал. Оглянувшись, Ничихиро заметил, как пара людей покидает дом, также оглядываясь вслед ему. Скрипнув зубами, представив, что же будет делать, если крестьяне напутали и послали его искать карпа в море, или и вовсе обманули, он сошёл с намеченных кочек и ступил в воду поглубже.

Поле осталось позади. Полосы низкого кустарника разграничили его от другого. Воды там было поменьше, а, поводив взглядом по далёкой опушке, Юске заметил склонённую фигуру. Понаблюдав, как человек, озабоченно кружа, приближается к лесной полосе, он решил направиться к нему.

Лишь через несколько минут его приближение заметили. Молодой мужчина, сжимавший в руке длинную палку почти с его рост, начал оглядываться и скоро замер, склонив голову и ожидая. В фигуре и лице читалась усталость. Он заговорил первым:

– Большая часть полей размыта. Урожаи потеряны. Деревне нужна будет большая ссуда. Вы, должно быть, от наместника Тогано?

Ничихиро решил поторопиться.

– Нет, не от него. Я ищу господина Мукогаву Шинджи. Мне указали на эти поля. Не вы ли им будете?

– Всё верно, я Мукогава Шинджи.

Молодой мужчина сжал палку в руках. Светло-сиреневое тяжёлое кимоно, подвязанное синим оби, уже вымокшее в грязной воде, подсказывало, что мужчина не крестьянин, но и до второго помощника судьи ему, казалось, было далеко. Однако свиток с печатью словно жёг ладонь Юске, и он поспешил поклониться, низко, как следовало перед старшим по положению.

Подняв лицо и руку с указом, он с удовлетворением пронаблюдал, как меняется выражение молодого, достаточно красивого лица, похожего на его собственное с десяток лет назад.

– Наказание Императора! Его Императорское величество, наместник неба на земле, правитель царства от скал Цирихоши на востоке, реки Юна на западе, моря Пин на юге и моря Хеби на севере, сын луны и солнца Немотосе Майто повелевает Мукогаве Шинджи явиться к нему без промедления.

Вдохнув воздуха и чуть выпрямившись, он пронаблюдал за потянувшимся было мужчиной, так и не взявшим свиток.

– Явиться к императору? Отчего же…?

У Ничихиро начала затекать спина. В ладони тяжелел казавшийся невесомым груз. Мысленно закатив глаза и нахмурившись, он всё-таки решился, и плюхнулся на колени прямо в грязь. Штанам точно придёт конец.

– Меня предупреждали о ваших сомнениях, – протараторил он в землю. – В свитке содержится вся информация.

Мужчина взял свиток. Юске выдохнул, зная, что мечтал бы сам однажды получить такой же. Он поднял голову, проследив за взломом восковой печати и трепыханием золотого шнура, надеясь, что хотя бы читать Мукогаву Шинджи в этом захолустье научили.

Глаза мужчины забегали по строкам, свиток развернулся больше, и по дрожанию рук Юске понял: да, читать тот умеет.

Он знал содержание свитка. Доверенный не правителя, но и не судьи, он был шестым из тех, кто покинул столицу в поисках внебрачных детей императора. Пятеро уже возвратились, каждый приведя нового наследующего принца, взамен четырёх погибших – истинных кровных наследников. Но всех их настиг бог смерти: болезни, несчастные случаи, схватки, а иногда и то, что запрещалось обсуждать всем, но словно сами духи разносили слух – подлость наёмных убийц. Немотосе Майто доживал свой век на снадобьях и колдовском тумане. Страна искала нового императора.

– Прошу простить меня, господин…, – медленно проговорил молодой мужчина.

– Ничихиро Юске, второй помощник главного судьи провинции Тогай.

– Господин Ничихиро, боюсь, здесь какая-то ошибка. Я не могу стать наследником императора.

Мужчина протянул свиток обратно с видимой внутренней борьбой. Юске мысленно усмехнулся.

– Ошибки быть не может.

Он принял свиток и встал с колен, решив, что пока тот сообразит поднять его сам, он окоченеет в холодной воде.

– Хоть вы и лишились имени, данного вам родителями, и были вынуждены покинуть дворец в шестилетнем возрасте вместе с матерью, император позаботился о возможности узнать сына в случае нужды. И я, как доверенный, обязан также убедиться, что вы – это вы. Отец одарил вас яшмовым браслетом и надел вам на шею бусину из янтаря. Одну из бусин его императорского ожерелья. Такие же носили и его законнорождённые дети. Главный шаман не мог ошибиться – духи указали на неё за многие ри.

Молодой мужчина побледнел. Рука, вернувшаяся было на шершавый ствол палки, зашарила по груди. Из-под ворота показался тонкий шнурок. Янтарная капля, пронзённая им, показалась на свет, не спеша сверкать золотом краёв. Юске взглянул на неё с вдохновлённым и подтверждающим свою уверенность видом, внутри всё же немного разочаровавшись. Частица императорских регалий в одиночку впечатления не производила.

– Ошибки нет.

Он склонил голову, решив всё же повременить с поклонами.

– То есть, – голос Мукогавы прозвучал глухо, – император вызывает к себе незаконнорождённого сына, чтобы…?

– Чтобы вы стали нашим новым правителем.

В поле словно затих ветер. Даже лес, шуршавший вершинами, примолк. Юске не смог сдержать улыбку. Природа, несмотря на грязь и тяжёлые тучи, знает: делам императора стоит оказывать уважение.

Но молодой мужчина не улыбался. Он крепко сжал бусину и смял шнурок, и казалось, его глаза видят перед собой не помощника судьи и даже не разруху и несчастье собственной деревни. Перед ним наверняка вставали золотые штандарты и гобелены в стенах дворца, спины слуг и дворянства всех мастей, согбенные в поклонах, армии и корабли в грохоте волн и кто знает, что ещё. Юске показалось: что-то Мукогаву даже напугало, так резко и мрачно проступили ноздри и натянулась кожа на скулах. Молодой мужчина был не глуп, раз сразу понял, что девятеро детей императора погибли, возможно, не просто так. Великий дух великого рода Немотосе терял силы.

– Я отправлюсь с вами. К императору! – сказал Мукогава внезапно, нарушив рассуждения Юске. – Двинемся сейчас же.

И молодой мужчина заковылял по чавкающему полю с необъяснимым проворством, сразу оставив его далеко позади.

– Э-эй! Подождите! – крикнул было Ничихиро, но понял, что того сейчас не дозваться, и, недовольно бурча, медленно двинулся следом.

За короткий разговор вода, казалось, стала холоднее. Ступни не слушались. Он шагал неуклюже, как новорождённый жеребёнок, и норовил найти лужу поглубже. Фигура Мукогавы начала скрываться в тумане. Низкое небо словно захотело опуститься на него и раздавить.

В воде раздавалось тихое, беспокоящее журчание. Застойные воронки появлялись то тут, то там. От усилий выдернуть ноги из жадной грязи Ничихиро запыхался. Он встал посреди поля, недалеко отойдя от леса, и упёрся руками в колени, переводя дыхание. Глаза напрасно старались различить хоть кого-то в тени далёкого дома.

Вдруг его уши словно заложило. Он попытался потрясти головой и понял, что липкие мурашки побежали по всей спине. Журчание воды сменилось глухой тишиной. В ней раздалось дыхание. Но совсем не его.

Большое, огромное животное выдыхало холодный воздух. Влажная пасть истекала туманом. Барабан сердца Ничихиро сбился с ритма.

Он медленно, надеясь не привлечь ненужного внимания, обернулся.

Оками. Золотые глаза волка смотрели на него на границе леса. Манили и не пускали дальше. Золотые пушистые уши двигались, ловили ветер, а нос искал его запах, наверняка кислый от страха, наполнившего тело. Мощные лапы терялись в траве, показавшейся незнамо откуда, прямо над слоем тёмной воды. Трава, как и волк, едва заметно сияла.

Тишина и золотой взгляд пронзили всё тело Юске. Он не знал, сколько времени стоит, вглядываясь в каждую шерстинку далёкого волчьего тела, и сколько ещё хочет так простоять. Он сомневался, что хочет. Но стоять продолжал.

– Он вас не тронет, – раздались из-за спины едва слышные слова.

Сиреневые одежды прикрыло лиловое хаори, тёмные волосы скрылись под широкополой шляпой. Мукогава вернулся за ним.

Молодой мужчина увидел волка, но не замер в страхе, не бежал в ужасе. Он молча вернул золотым глазам такой же потусторонне мудрый долгий взгляд и поклонился. Поклон занял едва ли пару мгновений, а волка уже не было. Край леса опустел.

Ничихиро, словно онемев, вглядывался в опушку и тропки, показавшиеся из воды и разбегавшиеся по сторонам.

– Вот и всё.

Мукогава улыбнулся ему, встав рядом.

– Оками не трогают людей.

Юске хотел поспорить, но сил у него уже не было. Поняв, что найденный сын императора не только приоделся для дальнего пути, но и захватил пожитки – тёмный баул свисал со спины, – помощник судьи отвернулся от леса, заметив только ещё одну фигуру, медленно бредущую среди паводка, пуская робкие волны. На этот раз человеческую.

Снова закрапал дождь. Тучи, казалось, опустились ещё ниже и грозили свалиться на головы тяжёлыми серыми тюфяками. Обратный путь по деревне не стал короче. Если прежде Ничихиро нужно было только следовать за крестьянином и избегать особо топких мест, то сейчас они не изменились, вода, несмотря на потерянный час, нисколько не ушла, но жители обращали на него гораздо больше внимания.

Юске недовольно морщился при каждой остановке, понимая, что дело вовсе не в нём. Ни слухи о посланце самого императора, наверняка пробежавшие по деревне, ни его выдающийся внешний вид крестьян, казалось, не волновали. А вот к Мукогаве так или иначе собирались все. Кто с поклонами, кто с разговорами, жалобами и просьбами. Словно сын императора уже облачился во власть.

– Вы уже сообщили о вашем престолонаследовании? – тихонько спросил Юске Мукогаву, когда целая группа наконец распрощалась с ним, отправившись дальше гнать волны застойной воды.

– Что вы, господин Ничихиро, конечно, нет. Такие новости не стоит сообщать внезапно, – молодой мужчина удивлённо взглянул не него. – Да и, правду сказать, я до сих пор не уверен, что император призвал меня как своего наследника. Может быть, он лишь хочет дать мне работу при дворе?

– Ошибки нет, – Ничихиро покачал головой и двинулся следом, – император твёрдо выразил свою волю. Я лишь беспокоюсь, вдруг ненужные слухи помешают нам добраться до столицы в кратчайший срок.

– Слухов не будет. Те, кто слышал наказ императора от вас, не знают всей сути, а я рассказал о нём только дяде. Чтобы уменьшить его беспокойство и объяснить своё скорое отбытие.

– Что ж, это вы хорошо сделали, – пробормотал Юске.

– Отчего же тогда крестьяне преследуют нас? – спросил он раздражённо, когда новая группа селян окружила их и ему вновь с трудом пришлось разбирать торопливый говор.

Ему, однако, повезло. Мукогава отделался от них довольно быстро. Промокшая чуть не насквозь группка помахала руками в разные стороны, покричала и удалилась с новыми поклонами. Путь был свободен.

– Они спрашивают, где в первую очередь латать плотину, – Шинджи пожал плечами. – Река вышла из берегов из-за дождя. Поля смыло, леса и дома затоплены. Урожая можно не ждать. Люди идут к тем, кто может выбить для них деньги.

– И вы?..

– Мой дядя весьма уважаемый человек здесь.

Мукогава слегка поклонился, но помощнику судьи не с руки было разбираться, кто есть кто в этой обнищалой деревеньке, да и в этой провинции. Он хотел лишь побыстрее вернуться домой и выполнить важное поручение с максимальным успехом.

– Меня обучали каллиграфии и чтению, а также математике и арифметике. Я владею языками народов Кито, Кайко и Дэропан. Изучал картографию, земледелие и немного медицину.

– О-о, вижу ваша матушка позаботилась о вашем образовании, – немного удивлённо протянул Юске.

Он было решил, что следующий император будет несколько невежественен, и сейчас стал чуть спокойнее и радостнее. По крайней мере ему не придётся краснеть за крестьянина на троне.

– Матушка отрекомендовала меня дяде, – после некоторого молчания продолжил Мукогава. – Он и стал моим первым и лучшим учителем.

– Вы не взяли с собой меча, – осторожно заметил Ничихиро. – Значит ли пренебрежение оружием ваше неумение им пользоваться? Эту часть обучения ваш дядя вам не обеспечил?

Ответ не звучал долго. Ничихиро решил было, что его не расслышали, и раздумывал, стоит ли повторить вопрос или свернуть со скользкой темы, ведь не ему – второму помощнику судьи, вмешиваться в государственные, а тем более семейные решения императора. Но когда деревня наконец осталась позади, назойливые встречи завершились и туман и остатки воды перестали пронизывать одежду холодными влажными струями, незаконнорождённый сын заговорил.

– Я не люблю вспоминать эту часть своей биографии. В детстве, когда мне было семь, на одном из занятий верховой езды, как мне говорили, меня лягнула лошадь. Прямо по голове. От ран я потерял способность достойно владеть своим телом и часть детской памяти. А ещё… боюсь, как бы не желал я выказать радость его императорскому величеству, своего отца я не помню. Если бы не эта бусина, которую мне наказывали хранить, как величайшее сокровище, я бы и не узнал о своём происхождении.

– Вот как…, – Ничихиро растерялся. – Что ж, теперь ясно отчего вы не сразу мне поверили.

Они обменялись сочувственными улыбками.

– У меня осталась вмятина на голове.

Шинджи поднял руку и коснулся шляпы.

– Хотите потрогать?

Юске отшатнулся и судорожно принялся подбирать слова для отказа. Но Мукогава, рассмеявшись, и, видно, поняв его оторопь, не стал настаивать.

Они преодолели очередной ручей, разбухший до ширины трёх шагов, но и так он казался совсем не естественным. Вода явно пришла из другого места, может, с реки Юны, а, может, и с неба. Хляби небесные в этот год решили словно иссушить сами себя.

– Как же вы здесь живёте? Разве не страшно быть последним поселением перед границей? В столице говорят, воды Юны разливаются так же далеко, как летят из-за неё стрелы варваров.

– Последним? – отозвался Шинджи, видно, задумавшись.

– Духи хранят достойных, так говорят у нас, – продолжил он. – Мы ждём напастей, но благодарим за спокойные времена. Если есть чем разделить трапезу, мы поделимся.

– Да хранят нас духи, – согласно отвесил пару поклонов Ничихиро.

Вдали наряду с шапками холмов замаячили крыши. В большинстве черепичные и двухскатные, как горбатые змеи. Здесь, хоть основной паводок и пришёлся на деревню и поля Мукогавы, тоже пахло сыростью, тиной, грибами и далёким лесом.

– Вы, должно быть, оставили свои вещи в деревне Гато, Ничихиро? – Шинджи кивком указал на приближающееся селение.

– Так и есть. Или вы что же, думали, я прошёл весь путь голодранцем? Даже воля императора не спасла бы меня от тягот пути, будь так.

– Вот тягот я и опасаюсь. Вы умно поступили, что оставили вещи для сохранности. Боюсь, теперь нам может грозить не только вода. Лихих людей в округе немало.

– Как же, слышал. Ходят слухи о нескольких бандах, облюбивших восточные пути.

Юске задумчиво глянул вверх по дороге.

– Я, признаюсь, решил поберечься и пристал к шапочно знакомому торговцу. Возможно, благодаря этому и добрался без приключений. Вот только в обратную дорогу он пока не спешит. Так что… думаю, придётся нам надеяться на случай.

– Прошу простить меня, господин Ничихиро. Возможно, как сын императора я должен был бы позаботиться о вашем благополучии. Но… Боюсь, пока не располагаю достаточными богатствами даже для найма бычьей повозки.

– Что вы! – Ничихиро замахал руками.

Не хватало ещё ударить в грязь лицом на глазах у будущего императора.

– Это мне полагалось бы заботиться о вашем удобстве, но я вынужден сообщить: быки нынче мне не по карману. А ещё же погонщики!

Юске не знал, стоит ли упоминать, что был сильно понижен в должности и уже порядком порастратил остатки своих прежних накоплений. Одним из расходов был подкуп знакомого, который через своих знакомых и предложил его скромную персону для выполнения императорского задания. Не второму помощнику судьи стоило бы пересекать полстраны в поисках наследника престола, но император был слаб, его дети мёрли, как мухи, а доставившие их в столицу пропадали вслед за ними. Случайно или нет, кто знает. Только для нового сына искали и новых гонцов. Ничихиро удалось добиться назначения, и он желал выполнить его с толком.

Мукогаву его признание, казалось, успокоило. Несмотря на опасность долгого путешествия, он стал выглядеть менее смущённым.

До первых изгородей добрались скоро. Холмы разгладились под ногами, крыши, умытые недавним дождём, заблестели, будто крылья стрекоз.

День стоял в разгаре. Повсюду на улицах сновали люди. Крестьяне в соломенных шляпах, женщины, пересекавшие улицы мелкими кошачьими шагами, торговцы с торбами и тележками. Запах водорослей и тины пропал, сменившись ароматами пищи, готовящейся прямо на улицах, пота и редких духов, дыма, стелящегося из очагов. Свой гостиный двор Ничихиро нашёл быстро. Вывеска была почти неприметной, теряясь в тени навесного козырька, несмотря на то, что гостиница была единственной в селении, а может, благодаря этому.

Решили остановиться на перекус в соседней лапшичной. Юске надеялся было отобедать в гостеприимном доме императорского сына, будучи провожаемым всей обрадованной семьёй, но надежда скрылась в зубах лиса. А тот в водах потопа. Не к месту было напрашиваться на гостеприимство, да и каким оно могло бы быть?

Горячая наваристая лапша с жирным бульоном и промасленные клёцки отвлекли от слишком медленно сохнущей одежды. Беседа за едой потекла вежливо, неторопливо и благостно. Молодой наследник императора, казалось, пришёл в хорошее расположение духа. Оттого Юске решился наконец задать робкий вопрос на щекотливую тему:

– Не обессудьте за любопытство, Мукогава, как часто вам доводилось встречать оками? Вы даже не дрогнули, увидев могучего духа, словно привыкли. Или это я своим внезапным появлением потревожил священное место?

– Нет-нет, что вы. До священных мест здесь ещё идти и идти. Ближайшее, это Храм Тоёкава.

Мукогава покачал головой и замолк, раздумывая, как бы отвлёкшись на остатки лапши в миске. Палочками он выполнил в ней целый танец, пытаясь подцепить особо изворотливую лапшичку. Ничихиро наблюдал за ним с терпением, достойным будды. Снаружи. Внутри он уже кипел и хотел опростать несчастную миску тому за шиворот.

Лапшичка наконец сдалась. Мукогава отставил посуду в сторону и подозвал хозяина. Тот явился вместе с чашами горячего чая, благоухающего паром. Втянув его носом, Юске немного успокоился и отложил нетерпение.

– Не скажу, что мне часто довелось видеть духов. – Заговорил Шинджи, когда хозяин отправился восвояси, оставив их наедине друг с другом и чашками. – Дядя рассказывал, как видел меня пару раз играющим с кем-то, похожим на дзасики-вараси прямо на веранде. Этого я, к сожалению, не помню. Но позже я пару раз видел бакэнеко и цукумогами. А духи леса нередко бродят среди деревьев в тумане, их видят там многие. Вот и вам повезло.

– Да уж, повезло, – с сомнением подтвердил Ничихиро. – Говорят, увидеть оками – к счастью, но сердце моё так зашлось в бое, что пару лет жизни волк наверняка у меня забрал.

Он покачал головой, вызвав согласный смех. Видимо, многие встречи с духами не избавляют от страха перед ними. Юске перестал хмуриться, поняв: раз сын императора не видит в том позора, то и ему не зазорно.

В путь отправились вскоре после еды. Расплатившись и раскланявшись – Мукогава ещё и на улочках наткнулся на пару знакомых, от которых не удалось отделаться лишь приветственными поклонами, – покинули селение.

Впереди лежала дорога, узкая и вертлявая, как собачий хвост, утоптанная и уезженная. Однако вновь заморосил дождь, и лужи на ней отозвались блестящей рябью. Совсем скоро блеск пропал. Небесные владыки озлились на людей и не выпускали солнце из-за тяжёлых серых туч, норовивших вновь затянуть весь небосвод.

В низинах под насыпями лежали поля. Затопленные, но уже не по воле природы. Рисовые стебли торчали над серой водой, сгибаясь под ветром. Юске сглотнул слюну, представив сколько коку можно с них выручить. Выходило, однако, что не особенно много. Как первый советник наместника он знал цену и рису, и золоту, а сейчас, пониженный в должности, познал цену лишений.

Его шанс на возвращение мирно шагал рядом с ним, иногда оскальзываясь в грязи и поглядывая по сторонам. Разговор за пределами селений угас, да и лица оба старались поднимать реже, чтобы вода не капала с широких шляп. Дождь не прекращался. В паре пройденных деревень надрывались шаманы: мерный бой барабанов и бубнов раздавался от храмов окрест, не достигая пока что божьих ушей.

Деревни стали встречаться реже. Вскоре дорога почти обезлюдела. Лишь несколько крестьян прошло им навстречу, всадник проскакал медленной рысью, напрасно нахлёстывая отощавшего мерина, да изредка звенел колокольчик на шляпе кого-то вдалеке. Поля окружили побеги бамбука. Скоро он вымахал в высоту, вытянувшись копьями по сторонам дороги. Старые, неопрятные стволы наводили на мысли о заржавелых мечах на надгробьях давно погибших самураев.

Ничихиро чувствовал, что обратный путь по тем же местам внушает ему большие опасения. Дух-защитник семьи императора или не дух, а девять наследников уже нашли свои могилы, далеко не похожие на кофуны далёких предков – гробницы кладбища Рэйтокику. Защитит ли он последнего наследника от дорожной беды так далеко от дома?

Тёмный лес смыкался вокруг дороги. Утоптанное полотно, здесь отчего-то бывшее более сухим, сужалось. За стволами с лёгкой порослью побегов местность просматривалась довольно плохо.

– Не нравится мне этот лес, – тихо проговорил Мукогава.

Тоже, видимо, почувствовал тревогу.

В тенях то ли шатались стволы с лёгким потрескиванием набухшей коры, то ли крались лихие люди, осторожно выглядывая блестящими глазами. Прицениваясь, оценивая. Что взять с двух пеших путников? Как они смогут дать отпор в случае чего?

– Согласен с вами, – Ничихиро покивал.

Отчего-то оба пошли медленнее.

Морось дождя чуть уменьшилась, но в тени леса это не помогало. Видно было лишь прорезь дороги, похожую на горлышко бутылки саке, ведущее либо к свободе, либо к головной боли.

– Вы никого не видели здесь прежде?

– Не поверите, – Юске развёл руками, – но вчера, в окружении купцов и волов, этот лес казался лишь лесом, а не прибежищем тёмных душ.

– Должно быть, мой отец действительно плох, раз не послал вам в помощь с дюжину самураев. Длительные переходы опасны для одинокого путника.

– Так и есть. Боюсь, я и сам не тяну даже на одного самурая.

– Наверное, остальных моих братьев и сестёр отсылали куда ближе к столице?

Должно быть, Мукогава решил, что император отправлял его по схожим поручениям не в первый раз. Ему не хотелось разочаровывать наследника, но и ложь раскрылась бы слишком просто.

– Мне выпала честь сопровождать лишь вас. Знаю только, что шестой сын… Простите, не вправе раскрывать его имени – так и не прибыл во дворец, будучи отравлен в пути вместе с его сопровождающим. Возможно, отчасти поэтому каждый раз император выбирал нового слугу среди далеко не первых своих советников.

Ничихиро не любил вспоминать свою взятку, но больше судьбу, постигшую одного из гонцов, так и не выполнившего приказ.

– Вот как…

Шелест бамбука стал навязчивее. Бугристые копья шатались вдоль дорожки, словно нарочно принявшейся сужаться. Пару раз Ничихиро натолкнулся плечом на плечо принца, и теперь приходилось предупреждающе кланяться в два раза чаще. Он не знал, кому здесь следует идти первым.

Впервые он пожалел, что не взял с собой даже разрешённого ему ножа. О мече или луке приходилось только мечтать. Когда где-то сбоку начал раздаваться приглушённый треск, он подумал о верной руке или нескольких, поднявших бы оружие за него. По напряжённому взгляду Мукогавы и всей его взвинченной фигуре Юске понял: тот мечтает о том же.

Но уши будд видимо забились ватой облаков, и мечтания дошли до них как-то не так.

Лезвия сверкнули в полутьме ярко и быстро. Несколько лезвий.

Следом раздался стук срубаемых стеблей, шуршание под ногами бегущих, и на дорожку высыпали словно горошины из стручка с десяток разбойников. Выкрики и приказы, угрозы и просто неразличимый вой обрушились на Юске. Он напрасно схватил Мукогаву за рукав, интуитивно пряча того за спиной, тут же поняв: вряд ли чем-то поможет.

– Йяа-а!

– Отдавайте деньги! Украшения!

– Деньги, деньги! А то убьём!

Загорелые лица, замотанные тряпьём, окружили обоих со всех сторон. Не было видно ни леса, ни дороги за мельтешением лезвий и глаз с жёлтыми белками.

– Мы не купцы! Не купцы! – завопил Юске среди продолжавшихся воплей «йяа-а» и требований денег.

– Деньги давай! Украшения!

– Деньги есть!

Ничихиро потянулся за кошелём, молясь, чтобы бандитам его скромных накоплений хватило.

Мешок у него вырвали тут же, и тот пошёл гулять по рукам. Кто-то ударил его по лицу, и он упал, заметив, как Мукогава так же отдаёт свой кошель.

Скоро во влажной пыли дороги лежали оба. Успев только перевернуться и привстать, Юске получил второй удар, к счастью, смазанный, а оттого менее болезненный.

– Мало денег! – хрипло завопили разбойники словно стая обезьян, передразнивающих друг друга.

– Украшения! У того бусы есть! Давай!

Он проклял про себя глазастого разбойника, щерившегося полузубой улыбкой. Остальные поддакнули тому и притихли, ожидая добычу. Ветер прошелестел вверху, и наступила тишина. Только чьё-то дыхание с присвистом раздавалось над маленькой толпой.

Мукогава не двигался. Юске скосил глаза и поймал отчаянный взгляд. Ни зимней одежды, ни укутывающих от осенних ветров шарфов или шалей. Ничто не укрыло голую шею принца с блестящей на ней бусиной. Бусина-подтверждение. Наследие императора.

Ничихиро скрипнул зубами и мелко кивнул.

Ответный кивок Мукогавы затянулся. Разбойники ждали в тишине, наполненной поверхностным жадным дыханием и шелестом травы и бамбука, а тот сидел, втянув голову в плечи. Спустя несколько быстрых громов, раздавшихся прямо в сердце, он стал похожим на готовящуюся к броску змею, подняв голову и потянув шнурок. Он выпростал руку, но движение было медленным и незрячим, как у глубокого старика, а каплями яда стал лишь блеснувший янтарь.

Жёлтые белки блеснули, скрывшись в тени под тяжёлыми бровями, и разбойник разразился громким криком.

– Вот! Дорого продам!

Радость не успела сойти с тёмного лица, запечатлевшись навеки так же, как и в памяти Юске. Он зачарованно проводил глазами радостный лик до самой земли. Отдельно упавшая голова оставила за собой лишь куль тела и красные чернила, забрызгавшие всё вокруг.

Снова раздался звон колокольчика. Из-под соломенной шляпы блеснул чёрный глаз и исчез, скрывшись в блеске мечей.

Тишина и смех сменились воем и криками ужаса. Свист мечей вторил им слитно, словно музыка. Невидимые пальцы тронули струну сямисэна, и новая голова пала с плеч. Вторая струна запела, и бегущий лишился ноги. Третья вспорола живот, и музыка позвала танцующих за собой в театр теней, театр душ.

Юске едва отшатнулся, продолжая сидеть, как всё уже замерло: шесть тел на земле и ронин, чуть поодаль по тропе за ними.

Ронин. В зелёной одежде, чуть ли не сливающейся с покровом бамбукового леса, в соломенной шляпе с колокольчиком, чей звук изредка доносился до них по пути среди широких рисовых полей. Он был не чета этим, бродягам, давно забывшим и долг, и честь, и, видимо, всё своё искусство. Тачи и танто скрылись в ножнах, одним движением стряхнув с себя красную влагу. Добивать никого из лежащих не требовалось.

– Благодарю вас за спасение! – пылко воскликнул Мукогава, чем заставил Ничихиро вздрогнуть. – Я у вас в долгу!

Ронин качнул головой, сняв и вновь надев шляпу. Тёмные волосы шевельнулись под ней чёрной вуалью.

– Долг хозяина избавляться от вредителей. Долг жителя бороться за свою родину. Я слышал об этой шайке.

– Хотите сказать, вы намеренно искали их? – Шинджи удивился, вставая с земли.

На его штанах Юске заметил брызнувшую кровь и в страхе осмотрел собственную одежду. Пара пятен нашлась, но не больших, и он встал, чуть выдохнув: грязь на одежде ничто перед возможностью повременить с очищением пред садами будды.

– Не искал, но знал, что не сверну, если встречу их, – ответил ронин Мукогаве.

– Истинно пути будды направили вас нам на помощь!

Поклонился Ничихиро в свою очередь, всё же предоставив принцу перехватить инициативу и рассчитаться за спасение. Надеясь только, что тот не решит отблагодарить воина всем содержимым кошелей, помня про всё ещё предстоящий путь.

– Я – Мукогава Шинджи, а это мой поверенный Ничихиро Юске, – представился принц, не забыв и его.

Юске мысленно хмыкнул, едва не упустив имя ронина.

– Меня зовут Хафуцуки Горо.

– Куда же вы направляетесь, если можно узнать?

– Видимо, туда же куда и вы. Дорога тут одна.

Ронин был высоким и крепким. Возвышался над далеко не низкорослым Мукогавой на добрые полголовы. На лице под яркими, пугающими глазами, слишком заметными из-за разного размера, пряталась лёгкая улыбка. Только сильный духом человек может улыбаться так посреди поля боя. Либо же тот, чья сила уже не боится карающей морали.

– Если у вас нет господина, – замялся вдруг Мукогава, – не хотите ли наняться ко мне?

Заинтересованный взгляд подбодрил его, и принц продолжил более уверенно:

– Мы направляемся в столицу. И не откажемся от помощи такого великого воина! Вот всё, что у нас есть.

Два мешочка монет зазвенели в его руках. Юске чуть не зашипел с досады, но сдержался. Не хватало указывать принцу теперь, показав лишь свою бесполезность. Да и десяток воинов, обратившийся на поверку всего шестёркой, не позволял усомниться в полезности нанимаемого.

А ронин всё-таки проявил заинтересованность. Уставился на кошели, прицениваясь. Юске замер, так же как и Мукогава надеясь на согласие.

Ронин принял один из кошелей – принца – и заглянул внутрь. Недолго он смотрел вглубь и вернул со вздохом.

– Я отправился в путь, чтобы заработать денег и помочь своему деду восстановить хозяйство. В прошлом году нас постиг неурожай, а в этом и вовсе всё залило. Я с удовольствием стану вашим охранником и отдам жизнь, если потребуется, но здесь всё-таки слишком много за такой короткий путь. Видимо, придётся разделить его с вами до самой столицы.

Дым парил над курильницей. Кольца вились будто водоворот. Кружили под потолком тёмной комнаты. Лишь мерцание свечи отражалось в белой завесе.

Белёсая дымка вихрилась и в глазах наблюдателя. Старик с шумом втянул дым и выпустил втрое больше его обратно. Словно прозрачный язык свесился из его рта и развеялся в сгущавшейся полутьме.

– Духи танцуют, – неожиданно тонким голосом возвестил он. – Танец судьбы открывает ворота жизни и смерти. Император уходит. Император идёт.

Глава 2

Дождь наконец прекратился. Серые тучи пропали, облака становились тоньше с каждым часом и спустя несколько дней вовсе исчезли. Казалось, шестой месяц, хотя бы к своему окончанию, вспомнил о своём имени. Вновь вернулась привычная летняя жара, и везде заблестела зелень, играя на солнце.

Несчастливый бамбуковый лес, да и вся провинция Мукогавы с её горестями остались позади. Юске выдохнул, поняв, что больше укромных, сулящих неприятности мест им встретиться не должно.

Вокруг словно просыпалась страна. Дорога мельтешила спинами и шляпами, пучками самураев и цветными косоде. Даже крестьяне на полях как будто стали выглядеть приветливее.

Встречались повозки: быки и кони манили удобством и скоростью пути, и даже попутчики могли бы подобраться неплохие. Купцы, чиновники, самураи. Но Мукогава и он сам решили поэкономить и продолжили идти на своих двоих. Тем более, вместе с ронином Хафуцуки дорога казалась легче. Поклажу тот нёс играючи, лишь иногда возвращая мешки владельцам, когда на Мукогаву нападала излишняя благость и он пускался с ним в разговоры. Хворост тоже будто лип к его рукам. Стоило углубиться в лес, и разводить огонь стало легко, как в домашнем очаге.

Хафуцуки и Мукогава общались на равных: принц не спешил ставить своего нового слугу в известность о своём скором будущем. Разговоры лились легко и непринуждённо, и иногда Юске даже начинал чувствовать себя несколько забытым.

Ревность подтачивала надежду.

Однако его всё же не оставляли. Будущий император, должно быть, волнуясь в предвкушении, принимался засыпать его вопросами. Выяснял внутренний уклад дворца и слухи столицы, тяготы чиновничьей службы и его собственных дел.

Ничихиро отвечал с почтением и охотой. Только об одном он не спешил рассказать, о том, отчего его сняли с должности, направив на место рядового помощника судьи. Не хотелось посвящать будущего властелина чужих судеб, и уж тем более его собственной, в столь глупую историю.

Хафуцуки тоже слушал его с интересом и достойным почтением. Не спеша встревать в их разговоры, словно соглашаясь держать намеченную неизвестно кем очерёдность. Только тёмные глаза блестели из-под шляпы, моргающие редко, как у холодной водной ящерицы, и такие же жутковатые.

В первую их встречу, уже позабыв многие и многие подробности, Юске не полностью разглядел и лицо ронина. После же, присмотревшись, понял, что его смутило – слишком разные глаза. Один глядел из прорезей век щелью дупла боязливой совы, а второй был раскрыт, как порванная бумажная дверь. Шрам оттягивал веко к виску, и даже во сне левый глаз воина оставался чуть приоткрытым. Однако это был единственный изъян молодого мужчины: крепкий и высокий, он был достоин как предложенной ему оплаты, так и присутствия в кортеже будущего императора. Хоть и в таком скромном.

Однако, мысли советников подкреплялись необходимостью: нельзя было привлекать внимание посторонних в это тревожное время. Ничихиро помнил, как, выслушав множество наставлений, скрыл своё отбытие даже от семьи и в первые дни пути был подозрителен к любому, кто только вставал рядом с его следами.

Но теперь под защитой умелого мечника он чувствовал себя куда более уверенно. Да и лёгкий нрав будущего императора, хоть и находящегося большую часть времени в серьёзном настроении, усмирял его тревогу.

– Отсюда к столице ведут два пути, – сказал он однажды ближе к полудню.

Впереди открылись очередные поля, на этот раз пересечённые, словно на пейзажах Ачисуто Сэки, убегающими вдаль штрихами серебряных и золотых ручьёв.

– Неделя по суше, через города Сато, и будем на месте. Есть ещё путь по воде, но после ливней её прибыло, и ветер ещё порывист, а я, боюсь, подвержен морской болезни.

– Никогда не плавал морем, да и реками тоже, – слегка смутился Мукогава. – С удовольствием последую вашему примеру и выбранной дороге.

– Прежде я также шёл пешком, так что путь разведан, – Юске с поклоном улыбнулся.

– Больше шаек встретиться не должно, – согласился и ронин. – Слишком близко к столице. Городская стража выходит и за стены. И дружины даймё следят за порядком на дорогах.

– Надеюсь, вы оба правы. Но всё же, раз мы так удачно встретились и обо всём договорились, не будем разлучаться, Хафуцуки. Думаю, ни лишняя плата, ни наше присутствие не отпугнёт тебя от помощи нам.

– Наоборот, я с удовольствием пребуду и дальше в вашей компании. Только вот мне несколько совестно брать плату ни за что.

– Вы уже доказали свою полезность, Хафуцуки, – отозвался Юске первым.

Он боялся подумать, что было бы, не следуй тот за ними. Ограничились бы разбойники только бусиной и деньгами, или оставили бы их головы лежать в бамбуковых зарослях? Что тогда стало бы с императором, утратившим последнего наследника. А с его собственной семьёй? Оклад помощника куда меньше его прежнего, а пенсии по потере кормильца для семьи он и вовсе ещё не заслужил.

Юске мрачно покачал головой, отгоняя непрошенные мысли, и увидел благодарные улыбки обоих спутников. Он улыбнулся им в ответ, поняв, что они, должно быть, приняли его переживания о семье на свой счёт.

– Кроме того, благодаря вам мы выглядим куда представительней, – продолжил он, с хитрецой кивнув Мукогаве.

– Главное, чтобы наша представительность не накликала на нас новых бед. Самураи любят деньги, так же как и все. А служивые самураи выбирают богатых господ, – пожал плечами Шинджи, украдкой глянув на мечника.

– Как вышло, – вскоре он не удержался от неловкого вопроса, – как ты стал ронином, Хафуцуки?

Тот в ответ ненадолго замолк, задумчиво глядя вдаль. Однако скоро, видимо, решился.

– Когда-то я жил с матерью далеко от моего теперешнего дома. Однако она была вынуждена вернуться к родителям вместе со мной. Мать умерла через несколько лет после нашего возвращения, оставив меня с дедом. Он научил меня всему: дал мне образование, какое имел сам. Но, хоть он и самурай по крови, у него есть лишь маленький надел земли, а попросить за меня у кого-нибудь из знакомых он не захотел. Так я стал ронином. Хозяина у меня действительно нет, кроме разве что императора. Однако, если будет его воля, я с удовольствием заступлю на любую службу.

– Надеюсь, императору не придётся призывать людей, – мрачно ответил Мукогава.

Он кинул хмурый нечитаемый взгляд на Ничихиро. Помощник судьи мог лишь согласно поклониться: на границе вновь назревают малые стычки, конники с раскрашенными лицами гонят купцов в стороны от намеченных путей, ходят слухи о варварах, что грозят им под серыми парусами. Море бережёт Сейрейгадоточи проливами и тайфунами, но варвары на джонках скрываются в волнах и появляются вновь. Не дело никому из них узнать, что великий император при смерти и не оставил прямых наследников. И не дело новому императору бояться будущих битв.

– На всё воля будд. Будет их воля – нас сохранят духи, – снова поклонился Ничихиро, пытаясь хоть так поддержать помрачневшего наследника.

Все трое коснулись лбов, призывая светлый взор хранителей. Если им улыбнётся судьба, то духи увидят их и услышат.

– Но служба мне бы не помешала, – немного погодя продолжил Хафуцуки, разведя руками. – С постоянным жалованьем мне удалось бы взять ссуду и помочь деду. Наша земля сильно пострадала.

– Так вы за этим и направились в путь? – уточнил Мукогава. – Найти достойного хозяина и поступить на службу?

– Хозяина, – согласился ронин. – Или временную работу. Но деньги мне очень нужны. Боюсь сказать, но мне повезло, что на вас напали.

Он хохотнул, дождавшись, когда Мукогава кивнёт ему. И Юске понял: его шаткое положение пошатнулось ещё больше. Нужен ли будет молодому императору проштрафившийся помощник судьи? Не затеряется ли его скромная фигура на фоне такой могучей горы – самурая Горо?

Он потерял нить беседы, крепко задумавшись, чем может пригодиться Мукогаве и обратить на себя внимание. Как ему использовать шанс и, если не вернуться к своей прежней должности, так добиться новой – сравнительной по доходам и статусу? Как найти новое укрытие в тени большого дерева?

Голоса и редкий смех летели над дорогой рядом с ним. Шаг вырастал в кэн, кэн оборачивался дзе, а тё и вовсе приближали последние ри. Неделя пути. Неделя и они прибудут к императору. Что станет делать Мукогава во дворце?

Разговор угас. Юске пригляделся к фигурам спутников, чуть обогнавших его. Они казались настороженными. Ронин держался за рукоять тачи, оттесняя Шинджи в сторону.

– Что случилось? – тихо спросил Ничихиро, поравнявшись с наследником.

– Хафуцуки что-то увидел, – тот приподнял руку, преграждая ему путь локтем. – Тсс.

Солнце палило жарко. В сгустившейся тишине по виску помощника судьи поползла щекотная капля. Как лягушки перед грозой, все трое притихли в ожидании посреди уже запылившейся дороги.

– Выходи! – внезапно крикнул ронин, заставив помощника судьи вздрогнуть.

Тишина угнездилась над ними. Никакого ответа не прозвучало. Хафуцуки крепче сжал тачи, и серебристая лента лезвия показалась из ножен.

– Выходи!

На этот раз из горла ронина вырвался не крик, а рык. Предупреждающе грозный. Он устремился вперёд по дороге, будто подняв порыв ветра, шевельнувший кусты и траву. И что-то ещё. Тёмное и большое.

Закутанная в чёрное тряпьё фигура поднялась из поросли. Блеск стали словно отразился в зеркальной улыбке кусаригамы. Груз на её конце предупреждающе качнулся.

– Кто ты? – грозно спросил Хафуцуки.

Ответом стала ещё одна улыбка, выраженная лишь сощурившимися глазами поверх тёмного шарфа, скрывшего лицо нападающего. Ничихиро перестал сомневаться в намерениях человека и попятился мелкими шагами, оттягивая за рукав Мукогаву.

– Мы мирные путники! – крикнул тот, не спеша всё же вырываться и вмешиваться в назревающую схватку. – Дайте нам дорогу и мы уйдём!

Голос воина так и не раздался. Лишь свист ветра от раскручиваемой цепи загудел в ушах.

– Держитесь сзади! – предупреждающе крикнул Хафуцуки, и самураи начали сближение.

Сердце Юске забилось молотом. Поднятый серп засверкал на солнце. Советник судьи принялся молиться духам-защитникам, кем бы они ни были. Надежды, что заблудший ронин с дальних окраин справится с таинственным ниндзя, было мало.

Вой груза раздался с новой силой. Страшная мельница закрутилась над головами воинов, и пара ударов уже промелькнула вокруг тела Хафуцуки. Обманные удары ветвились словно змеи, страшное жало грозило, но пока не могло приблизиться. Два меча в руках ронина, видимо, внушали напавшему какие-то опасения.

Цепь вновь прогудела. Возле плеча, покрытого зелёным, опустился опасный груз, но не задел – Горо успел отшатнуться. Оба меча уже смотрели вверх в его руках.

Удар, промелькнувший мимо тут же направился обратно, едва не задев колено. Ронин едва успел отпрыгнуть, и лезвие серпа пронеслось возле его уха, сбросив прочь шляпу. Солома, выпростав наружу кишки колосьев, веером спланировала вниз.

Остриё тачи подхватило шляпу у самой земли и бросило её в глаза ниндзя словно воспетый легендами врага сюрикен. Воин в чёрном капюшоне отшатнулся, и ронин бросился в атаку.

Воители приблизились друг к другу. Быстрый выпад, кручение цепи, и вот малый танто Хафуцуки оказался в ловушке – спелёнатая цепью рука мешала ему двигаться.

Груз повис, как ведро в пустом колодце, бесполезный и временно утративший опасность, как и кинжал в руке ронина. Только меч и серп устремились друг к другу.

Почти одинаковые по длине – каждый мог оставить кровавую прорезь. Лезвия столкнулись со звоном, отразившимся чьим-то криком, то ли Мукогавы, то ли самого Юске. Он не знал и знать не хотел, напрягая глаза, следя за поединком, решающим их общую судьбу. Вряд ли ниндзя, убив ронина, (что тот не оставит его легкораненым на обочине дороги, Ничихиро не сомневался), отступится от сына императора. Важное дело перестало казаться таким уж выгодным.

Рука принца крепко вцепилась в него, и напряжённое испуганное лицо молодого мужчины зеркально отразило его собственное. Волнение, страх, ожидание.

Меч и серп сшиблись снова. Со звуком более тихим, но оттого не менее грозным. Цепь зазвенела, но не выпустила зелёный рукав. Рука Хафуцуки всё так же не отпускала клинок, но внезапно тот ринулся из неё словно дротик из арбалета: прямо в голову нападавшего.

Кровь пролилась росой над воинами. Красные капли забрызгали чёрный капюшон и зелёные рукава. Меч, прочертив круг над их головами, опустился на шею ниндзя.

Цепь поникла бессильной рыбачьей сетью, скат – рукав ронина, юрко вывернулся из неё, и только, как утопшие поленья, пали на землю фундо, серп и тело в чёрных одеждах.

Ветер вновь промчался над дорогой, словно заставив трепыхнуться мёртвое тело в последний раз.

Вместе с Мукогавой Ничихиро осторожно приблизился к телу и убиравшему мечи в ножны ронину.

– Слава духам, что вы с нами, Хафуцуки! – пылко воскликнул Мукогава.

– Да уж, везение явно на нашей стороне, – ронин слабо улыбнулся, видимо, вспомнив, как тоже поминал удачу совсем недавно, убирая мечи в ножны.

Отрабатывать деньги ему явно нравилось. Ничихиро подумал: будь у него больше возможностей, он бы и двойного жалованья не пожалел. Где найти самурая, способного в одиночку справиться с шестёркой разбойников и с настоящим ниндзя? Что за духи прячутся в его тени? И как бы им самим схорониться за его спиной понадёжнее, до самых императорских ворот?

– Он был один? – с опаской кивнул на тело Ничихиро.

– Пока не знаю, – Хафуцуки неуверенно покачал головой. – Больше я никого не заметил. Его-то и то только чудом: показался какой-то блеск. Но… он успел кое-что сказать, прежде чем умер. «Вас уже ждут».

– Нас ждут? – голос Мукогавы показался Юске слегка севшим.

– Наверное, не близко, – ронин словно поспешил успокоить их, – если б его товарищи увидели нас, им легче было бы присоединиться и помочь. Тогда, боюсь, мне бы пришлось нелегко. Но никто на подмогу не явился. Возможно, нам просто стоит быть осторожнее.

– Ничихиро, – обратился к помощнику Мукогава, – как вы считаете? Есть ли ещё места, где может ждать засада?

– Я думал: таких мест давно нет, – Юске покачал головой, чувствуя, как холодеет спина.

Из-за его уверенности и беспечности они оказались на острие меча. Что было бы, не будь Хафуцуки так осторожен и умел?

Мукогава задумался, насупив брови. Он встал плечом к плечу с ронином, и оба посмотрели куда-то вперёд. То ли на дорогу, ведущую в новую неизвестность, то ли на труп, медленно заливающий землю густеющей кровью.

– Как насчёт второго пути? По реке. Он ведь длиннее? Может быть, кто бы нас не ждал, решат, что мы спешим и не рискнём идти кругами?

– Круг не такой уж и большой, – припомнил карты Ничихиро. – Не думаю, что так мы потеряем много времени.

– Тогда решено, пойдём к порту, – кивнул ему Мукогава.

Все в последний раз оглядели чёрные лохмотья и, обойдя труп по широкой дуге, устремились вперёд. Искать другой путь.

Развилка ждала их неподалёку. Ступив на неё, и потеряв старый рукав дороги из виду, спутники немного выдохнули. Хафуцуки, идущий последним, стал оборачиваться реже, и скоро все пошли медленнее.

– Могут ли эти встречи быть не случайными? Вдруг грабители и этот ниндзя посланы за нами?

Мукогава покосился на ронина, то ли боясь, то ли удостоверяясь, что тот слышит его слова. Ничихиро и сам немного подумал в беспокойстве, прежде чем ответить. Однако, решил: таить что-то от нанятого воина глупо – тот уже успел доказать свою полезность. Без него они оба были бы уже мертвы. Должно быть, духи предков императора наконец решили позаботиться о своём последнем подопечном и послали воина навстречу.

– Шайка разбойников вряд ли способна на такое дело. Они не отличались организованностью. К прискорбию, мы не первые, на кого нападали в пути. А вот про ниндзя, думаю, сомневаться не стоит. Теперь следует быть осторожнее.

Ронин только хмурился, идя рядом. Он ничего не спросил и не заговорил на долгом пути до речного порта, который все ждали с нетерпением и тревогой. Лишь иногда бросал нечитаемые взгляды на Мукогаву.

Дорога вновь запестрела путниками. Теперь никто не казался Ничихиро таким уж безобидным, и он шёл в напряжении, приглядывая за Хафуцуки и иногда оттесняя сына императора в сторону от подозрительных прохожих.

Скоро воздух стал чище, пыль унесло влажным ветром. По правому рукаву заблестела сияющая лента реки. Запахло тиной. Лучи солнца, льющиеся с неба сплошным полотном, запутались в серебристых ветвях раскидистых ив. Всё выше и выше росли они вдоль дороги, ограждая устье от её насыпей и камней.

Путь разделился, и одна из троп повела их к реке. Пахнуло рыбой, раздался отдалённый шум порта. Стоило свернуть, как вода блеснула прямо в глаза, заставив щуриться. Раздался плеск вёсел, и горбатая спина плота из связанных древесных стволов величаво проплыла мимо. Люди на нём перекрикивались с кем-то, кто в лодках поднимался по течению. На их троицу внимания не обратили.

Они двинулись вслед за лодками. Шум нарастал.

Тропа расширялась, собирая откуда-то меньшие тропки, постепенно прирастая в дорогу. Она вела прямо к портовому городку и причалу, досками спускавшемуся над водой. Возились рыбаки, распространяя вокруг улова не всегда приятные миазмы, швартовались лодки и мелкие судёнышки, пригодные для рек, но вряд ли способные взобраться на крутую морскую волну. Сновали торгаши и грузчики, работяги и матросы нанимались и возвращались по домам. Среди серых одежд и голой, тёмной от загара кожи, мелькали яркие кимоно таких же путников, решивших отправиться водным путём.

– Вот и река.

Ничихиро замер позади Мукогавы, коснувшись лба рукой, мысленно благодаря духов, позволивших им добраться до приветливых вод.

Каждый осматривался. Опасности пешего пути остались позади. Разбойники редко становились пиратами посреди водных просторов, ограниченных двумя слишком близкими берегами. Лишь в море, бурлящем и дышащем по другим законам, могла их ждать иная участь, кроме смерти, обещанной стражами императора и даймё. Но портовая суета и мельтешение лиц, одежд и занятий сбивала с толку.

– Надо найти корабль до столицы.

Мукогава задумался и, дождавшись их согласия, направился вперёд.

У причала мелькали лодки – в них рыбаки добирались прямо сквозь серую рябь. Чуть поодаль покачивались мелкие джонки, не имевшие ни кают, ни удобств. Ничихиро глянул было на них, но не стал ничего говорить, боясь узнать, насколько новый император в силу рождения непривередлив.

Переговорив с парой капитанов и простых моряков, предоставлявших свои судёнышки для путешествий путникам, приценились. Выходило, что денег впритык, и надеяться на каюты под парусами не приходится.

Мукогава выглядел смущённым. Он бросал беспокойные взгляды на помощника судьи и ронина, и Юске поспешил прийти на помощь, надеясь всё-таки избежать тесноты среди тюков и корзин с товарами или рыбной требухи, креветок и раков.

– Я нижайше прошу принять мои деньги в уплату мест на корабле, Мукогава.

– Боюсь: даже наших общих сбережений не хватает. – Мукогава хмурился, переминаясь на краю влажных терракотовых мостков. – Обещание платы Хафуцуки я назад не возьму.

– Я не хочу доставлять вам неудобства, – сказал мечник. – Тем более, вряд ли вам понадобится защита среди рыбаков. Я согласен на меньшую плату, если мы отправимся вместе.

– Это великодушно с твоей стороны.

Мукогава согласно отвесил лёгкий поклон. Ничихиро ничего не оставалось, кроме как поклониться чуть ниже. Слишком уж радушное отношение будущего императора к безвестному ронину немного смущало его. Но и прислушаться к мысли, мелькнувшей в чистой воде разума, как мусорщик-рак, поднявший мутные разводы, он не захотел. Отправить Хафуцуки восвояси с половиной оплаты, зная, что тот спас их жизни, было бы кощунством против духов. А вдруг дух-защитник императора и впрямь сделал его своим посланцем?

– Ничихиро, – оставаясь слегка растерянным обратился Мукогава. – Можно ли спросить вас… Не знаете ли, не положено мне будет жалованье от его императорского величества? Могу ли я давать обещания от своего будущего имени?

Ронин вновь бросил выразительный взгляд на них обоих. На этот раз более любопытный.

Ничихиро замер, не зная, как отвечать. Он не был в числе первых слуг императора, да и вторых тоже. Как складывались отношения вновь прибывавших внебрачных сыновей с отцом, а тем более с его секретарями он не знал. Какая роль отведена последнему сыну?

В душе поднялось смущающее чувство. Теперь, после нападения ниндзя, он полностью уверился, что его дело серьёзно и ответственно. Не приведёт ли оно к падению и его самого, и нового императора, не имеющего достаточно опыта и власти?

– Ваша принадлежность к великому роду доказана шаманами, – кивнул он с трудом. – Всё, способное вам помешать, будет лишь временной проволочкой. И, конечно, вы сможете распоряжаться как своими расходами, так и доходами.

Запутанная вязь слов разнеслась вместе с ветром и достигла нескольких ушей. Ничихиро надеялся, что смыслу сказанного внял только знающий. Мукогава сам решит, посвящать ли ронина в свои дела.

– В таком случае, – Шинджи вновь обратился к Хафуцуки, – я обещаю выплатить всю награду по прибытию в столицу. Я должен получить доходную должность и деньги у меня будут. А до того мы с удовольствием продолжим наш путь с тобой, но думаю, на более удобном корабле.

Ронин согласился с ним, и вместе они вновь пошли искать подходящее судно.

Синие паруса приглянулись всем. Скатанные в вышине над реями, они бросали узкие тени на бурую палубу. Джонка была побольше, и навес превратился в узкие переходы дощатых стен. Общая каюта была как раз им по карману.

Капитан бросил знак выходить на воду не так быстро, как хотелось бы. Около часа пришлось скоротать в городке, хотя они нашли, чем занять время. Ароматы рыбы и различных соусов раздавались далеко повсюду, и место для трапезы искали не долго. Юске, несмотря на ставшее привычным за время пути чувство голода, на угощение налегать не стал. Речные воды не так страшны и норовисты, как морские, но тоже могут выдавить лишнюю пищу из желудка.

Отчалили незаметно. Среднего размера корабль словно затерялся среди других: крупных и малых, вёртких и грузных, о чьи борта били волны с шумом и брызгами. Все трое, стараясь не мешать команде гребцов, проводили глазами причал и городишко, медленно пропадающие позади.

Вскоре мелькающие мимо берега, поросшие высокой травой, слились в однообразную картину. Наблюдать её надоело даже Мукогаве.

Пригнув головы, они прошли в каюту, накрытую такой же парусиной. Там, в душноватой тесноте уже собрались другие путешественники.

Циновки были раскатаны по полу. Стояло несколько маленьких столиков-сундучков. Некоторые уже за ними ели. Но в основном люди сидели на коленях, беседуя между собой.

Ничихиро приглядел более пустой угол и указал на него принцу. Разместились не то чтобы с удобством, но и не так плохо, как было бы на открытой палубе.

– Вполне не плохо, – заметил Мукогава. – Хотя бы не страшен дождь.

– Отлично, отлично! – закивал ему старичок поблизости. – А как быстро плывём! В столице будем уже через шесть дней!

– О, выходит, вы наш попутчик до конца, – улыбнулся принц.

– Моё имя Сатору, – поклонился старик. – А это мой внук – Сатоши. Мы плывём устраивать его в школу! Поприветствуй господина, внучок!

Мукогава и остальные представились в ответ, разглядывая юного мальчика, жующего лепёшку. Старик ловко надавил тому на голову, пригнув её чуть не до самых циновок, и кусок едва не выпал из его недовольно раззявленного рта.

Взрослые добродушно посмеялись.

– Из какого вы города? – поинтересовался Шинджи.

– Из Кагэру! И мне, и его родителям пришлось потрудиться, чтобы собрать плату на обучение в самой столице. Но оно того стоит! Может быть, удастся увидеть императора или хоть его брата!

– Разве Красный Шиймоку прибыл с границы? – удивлённо спросил Ничихиро.

– Да, вместе с победоносным сёгуном Куроки Дайсаншу! Говорят, около недели тому, как они ступили во дворец. И приплыли по реке, как и мы!

Старик Сатору продолжал вещать что-то о радостном совпадении, сулящем им удачу. Однако не об удаче подумал Ничихиро, переглянувшись с Шинджи.

Сын императора, нахмурившись, задумался. Помощник судьи хотел было успокоить его, но при посторонних делать это счёл неразумным.

Что же случилось во дворце, раз и брат императора, и даже первый сёгун вернулись из своих ежегодных проверок куда раньше, чем настала осень? И чем их присутствие обернётся для нового императора? Теперь ему не дадут времени освоиться и закрепиться среди слуг.

Юске почувствовал, что тяжесть его мыслей всё больше отражается на лице. Как поведёт себя брат императора с последним из его детей? И нет ли в том совпадения, что единственный наследный принц, едва выжив после двух нападений, окажется рядом с дядей, чьи притязания на трон следующие по воле крови и духов?

– Какой крайний срок вашего поручения? – тихо спросил принц, словно прочтя его тёмные мысли.

– Последний день шестого месяца. В случае задержки в пути я должен был отправить свиток. Посему у нас ещё есть почти три недели.

Мукогава кивнул, но больше ничего не ответил.

Потянулись тягостные дни путешествия по реке. Ничихиро, раньше лишь подозревающий свой организм в возможной измене, теперь уверился в его слабой натуре. И еда, и вода то и дело просились наружу. К счастью, дожди прекратились, и он бесстрашно восседал у бортов и под палящим солнцем, и под мерцающими звёздами. На третий день он и вовсе перестал есть, довольствуясь лишь крепким душистым чаем, который пассажирам дважды в день подавали бесплатно. Несмотря на это решение, внутренности то крутило, будто он проглотил мельницу, то жгло, словно вместе с чаем в его рот заплыла рыба фугу. Тошнота, однако, уменьшилась, и он по возможности старался оказаться ближе к Мукогаве. Как бы не был велик его стыд от жалкого вида, больше был страх, что принц позабудет о его пока ещё ведущей роли в их путешествии.

Тень на лица попутчиков больше не набегала. Шинджи, казалось, решил пойти по дороге судьбы без лишних размышлений. Хафуцуки почти перестал с интересом разглядывать их во время скомканных бесед.

Старик Сатору, разговорившийся с ними ещё с первого дня, оказался собеседником хоть и назойливым, но вполне приятным. С Мукогавой они нашли общие темы и с видимым удовольствием обменивались условностями день ото дня. Его шустрый внук также вносил в беседы и довольно скучное времяпровождение на корабле некоторое разнообразие.

Иногда причаливали к берегу. И вместе с матросами, переносившими туда-сюда свёртки, бочки и тюки, на палубе мельтешили пассажиры, сходившие с корабля в городки и деревушки прогуляться, либо покидая его насовсем. Появлялись и новые – платья ближе к столице становились богаче, а лица капитана и помощников благодушнее.

Ничихиро с радостью отзывался, когда Мукогава тоже решал прогуляться. Его голова переставала кружиться, хоть и запахи еды, когда они решали перекусить, тревожили невыносимо. Всё это время Юске позволял себе только пустые бульоны с крохами чуть ли не рыбьих костей. Прибытия в столицу он ждал, как благословения будды, с каждым часом, проведённым на воде, всё сильнее.

Несмотря на то, что дожди прекратились, река была полноводна и её волны норовисто шумели под досками кораблика. Качка в местах, где в реку впадали притоки, усиливалась. В последние дни, смотря на мучения Ничихиро и, видимо, ухудшившийся внешний вид, которые и принц, и ронин тихо комментировали со скорбными лицами, они принялись даже беречь чай. Красно-карминное варево было единственным, что ещё могло удержаться в его вконец разбушевавшемся желудке, словно те бурные волны под кормой. И оба спутника сливали свои порции чая из глиняных чаш во фляги к моменту, когда он сможет им подкрепиться. Ронин, казалось, и вовсе перестал пить, отчего на дереве души Юске произрастал очередной плод благодарности. Иногда, однако же сменяясь на удушливый побег зависти. Ни принц, ни сам Хафуцуки этого, к счастью, не замечали.

Ночами его накрывал тяжёлый сон, хотя бы на время уносивший прочь тошноту. Спал Ничихиро постоянно крутясь, как поплавок рыбака, подъедаемый хищной щукой. Но всё же долго и крепко. И с зарёй его никогда не будили ни крики матросов, ни болтовня пассажиров.

От этого он и решил, что видит мутное сновидение в виде встревоженного разноглазого лица ронина, будящего его весьма грубо для такого же слуги принца.

Туман вокруг, в котором медленно проявлялись очертания каюты и спящих тел, оказался предутренним сумраком. Полутьма ещё клубилась вокруг и мешала как следует приглядеться. Только такая же тревога на лице Мукогавы, показавшегося рядом, помогла сбросить сон и сесть.

– Слава духам, вы очнулись, Ничихиро! – воскликнул принц полушёпотом.

– Я, дда… очнулся. Зачем мы встаём в такую рань? Разве будем причаливать?

– Теперь уже и не знаю, будем ли.

Принц развёл руками, обменявшись с ронином растерянным взглядом.

Хафуцуки ещё раз вгляделся в его лицо, но больше не тряс за плечи и лишь наблюдал, как он ворочался, стараясь поскорее накинуть и подвязать верхние одежды.

– Все матросы мертвы, – глухо сказал мечник, оглядываясь. – Остальные, боюсь, тоже. Корабль плывёт сам по себе.

– Как мертвы?!

Ничихиро испуганно оглянулся. Вокруг лежали тела, в тех же позах, что и мгновение назад, но теперь он понял: ни храпа, ни малейшего дыхания не слышно от них. Никто не ходит, готовясь ко сходу на сушу, не бредёт, оступаясь, к гальюну на корме, ни один матрос не топочет за ширмой парусов. Ни шороха, ни шёпота, ни жизни.

– Что произошло?

Помощник судьи схватился за сердце, вновь чувствуя его сбивающийся бой.

– Мы не узнали, – Мукогава покачал головой. – Всё обнаружил Хафуцуки, он и разбудил меня. А вот вас поднять ему едва удалось. К счастью, ваше дыхание не пропало, как у других.

– Люди спят мёртвым сном, – мрачно кивнул рядом ронин. – Мне не удалось найти никого живого. Но ни ран, ни крови возле тел. Словно колдовство потрудилось здесь. Или злой дух прошёл рядом с нами.

– Нет духов, избирательных в жертвах, – прошептал Шинджи. – Если и есть, то они служат не себе.

– Возможно, нас сберёг какой-то другой? – так же шёпотом спросил Юске.

– Боюсь, как бы тут всё не было проще.

Ронин протянул руку к его боку и вытащил из складок одежд кожаную флягу. Красный чай медленно пролился на циновку, но в полутьме масляная чернота с трудом, словно ленивый мерзкий слизень, впиталась в солому.

– Отрава, – ронин отбросил флягу.

– Чай был отравлен! – дыхание Мукогавы сбилось. – Но кто мог пожелать отравить здесь всех? Неужто капитан или кто-то из его команды?

– Все они на палубе, я пересчитал, – Горо покачал головой. – И все, кто был с нами с вечера, тоже.

– Что за счастливый случай уберёг нас.

Юске коснулся лба, ощутив на нём испарину.

– Пусть же он хранит нас и дальше, – нахмурился ронин. – Нужно уходить с корабля. Не следует ждать отравителя.

– Но как же люди? Оставить их так? – испуганно спросил Мукогава.

– Боюсь, никто из нас не умеет править кораблём, да и как делать это без команды? Мы не сможем доставить тела к земле.

Ещё более помрачневший взгляд мечника опустился.

– Я мог бы перевалить каждого за борт, но будет ли река нам благодарна, если мы усеем её устье мёртвыми?

– Вам лучше не брать на себя такое упокоение, Мукогава, – шепнул Ничихиро, соглашаясь с Хафуцуки. – Неизвестно ещё, сколько это займёт, а утро близко.

– Пусть корабль плывёт дальше без нас. Река позаботится о телах сама.

Обменявшись взглядами, они решили прислушаться к ронину. Собравшись, опасливо выбросив фляги, все трое медленно двинулись на палубу, словно крадясь между телами, боясь хоть мельком потревожить их последний покой. Юске почувствовал, что волоски на шее встали дыбом, когда он заметил детское лицо Сатоши, так и оцепеневшее с каким-то лакомством за щекой.

Лодку удалось приготовить не сразу. Ничихиро плавать не умел, да и Мукогава не выказывал радости от возможного испытания. Только Горо мог бы рискнуть доплыть до берега, маячившего тёмной порослью в кэнах двухста, но им вряд ли бы помог.

Наконец, через четверть часа верёвки натянулись и скрипя принялись раскручиваться под весом лодки, которую Юске и ронин осторожно спускали с борта. Вскоре она закачалась на волнах внизу.

Первым выбрали лезть в лодку Ничихиро. Путаясь в рукавах и оби, наступая на широкие хакама, он, немало удивив этим самого себя, довольно споро спустился. Его ловкость, казалось, воодушевила и сына императора. Передав сумы с поклажей, он быстро оказался рядом с ним. Лодка зашаталась, когда он приземлился, и чуть отошла от палубы. Река плеснула в борта, оттолкнув их ещё дальше.

– Хафуцуки, скорее! – предупредил Мукогава, протягивая руки.

Ронину, однако, помощь не требовалась. Ловкий, как лесная кошка, он спрыгнул прямо в воду, не утруждаясь цепляться за скользкие и шершавые доски. Его макушка тут же вынырнула совсем рядом с бортиком лодки. Только здесь он принял ладонь сына императора и позволил выловить себя из воды, также одним мощным движением забравшись к ним.

Убрав воду с лица и волос, он уселся за вёсла и мощными гребками принялся толкать их лодочку к берегу.

Юске и Шинджи устроились вдоль бортов, не в силах отвернуться от корабля. Тот тёмным холмом проплыл мимо них, медленно удаляясь по течению. Его накрывала тишина.

Плеск волн и вёсел раздавался над рекой. Далёкая полоса голубого рассвета едва-едва виднелась над горизонтом. Юске послышался какой-то слабый треск, словно змея-гремучка свилась в комок между сумами.

– Смотрите!

Сам испугавшись своего свистящего шёпота, Юске схватил сына императора за руку.

На корабле возвышалась тень. Чернее ночи и змеиной чешуи, плотнее сумрака и почивших душ. Похожая на человека, но лишь по плечу каждому из троицы, и с опутанной словно речным илом головой. Тень стояла у самого бортика и смотрела, казалось, прямо на их лодку. За её спиной медленно разгоралось пламя. Она замерла на миг и вдруг бросилась в воду, не подняв брызг и шума.

– Каппа? – растерянно спросил Ничихиро.

Треск огня вскоре превратился в гул. Корабль медленно горел, тела внутри него наверняка обратились в пепел. Теперь никто не скажет, что приведённый им сын императора замешан в смерти нескольких десятков невинных.

До самого берега никто не проронил ни слова.

Закат горел над столицей. Багровое солнце пряталось от глаз живых. Одни глаза смотрели на него не отрываясь, но и не видя. Белый туман всегда жил во тьме.

Журчание воды качнуло бамбуковый стебель, и он повернулся, вновь набирая её в полое нутро. Стук от его падения отозвался и в опущенном мундштуке длинной трубки, упёршейся в пол.

– Чей-то дух посмеялся над тобой. Молодой озорник. Но старых духов он не разбудит. Что ж… Наш срок не настал. Хризантемы отцветают на пороге зимы.

Глава 3

Шумный, зеленеющий тенями лес остался позади. Столица – благословенная Мацумото застыла в утренней дымке, словно яшмовая игрушка. Крыши домов взлетали вверх, будто перья в хвосте стрижа, река разделяла город искристой лентой, и уже видны были тёмные стены замка императора. Путь был окончен.

– Добрались! – вздохнул рядом Мукогава.

– Верно, ещё немного и мой долг будет исполнен.

Ничихиро склонился, то ли восторгаясь моментом, то ли напоминая о своей неоценённой пока работе.

– Ворота уже открыли, – указал Хафуцуки, – можем идти.

Мукогава кивнул ронину, чуть замешкавшись, и тень наползла на оба лица.

Обсудить произошедшее на корабле никто не спешил. Лодка причалила тихо, как падает в траву грецкий орех, и, выпустив три ещё более беззвучных ядрышка, уплыла вслед за кораблём пустой скорлупой.

В молчании, опережая настигающие лучи рассвета, они прошли полями, прячась от любого любопытного существа, будь то человек, пёс или мышь.

Кто отравил попутчиков и команду? Кто провожал их среди языков пламени? И куда исчез он потом?

Однако, больше на пути ничего не произошло. Редкий лес, сквозь который лежал путь к столице, стал последней преградой, и его прошли быстро. Горо шагал, обнажив лезвие. Ни человек, ни дух остановить его не рискнули.

Пыль дороги шуршала под ногами, как ей и положено. Ни лишней воды, ни луж, ни смурных взглядов крестьян. Ничихиро был рад наконец оказаться в городе, где его ждёт семья. Он бросил короткий взгляд на принца и понадеялся, что ему разрешат переселиться сюда окончательно. Мукогава крутил головой.

Закончив с поклонами, Юске провёл их сквозь стражу на воротах – свиток с печатями императора открывал здесь все створы, и двинулся вперёд по улицам.

Город галдел. Но галдел тихо, приятными голосами, и сиял распахнутыми чёрными глазами. Везде трепыхались яркие ткани и мерцали окрашенные ставни и коньки крыш. Вдоль реки летел свежий ветер, путаясь в полах ярких юкат и косоде. Хафуцуки тоже принялся оглядываться вслед вельможам и самураям. И только он, Ничихиро Юске, преисполнился ответственности и достоинства, стараясь загодя дать понять жителям столицы, что их новый император стоит на пороге.

Вскоре показались чёрные укрепления. Стена, отделанная тёмным камнем, уходила в обе стороны от ворот, возле которых на этот раз стояла стража в доспехах, под стать самураям.

Для них пришлось свитки развернуть.

Один воин вчитался в столбики письма, второй осматривал их платья, словно пронзая взглядом одежды в поисках оружия, как строгий они на пороге своего подземного царства. Его глаза уже зацепились за рукояти на поясе Хафуцуки, но приказ разоружиться не прозвучал.

– Приветствуем наследника императора! – громкий крик, хоть и в пределах разумного, огорошил самое меньшее двоих.

Склонившиеся воины остались позади, и Ничихиро повёл принца и ронина внутрь, на территорию императора, его семьи, соратников и слуг.

Спиной он словно чувствовал изумлённый взгляд непохожих глаз Хафуцуки, и неожиданно, наравне с воодушевлением и гордостью, почувствовал укол вины. Не дело заявлять о своём превосходстве человеку, несколько раз спасшему жизнь и ему, и Мукогаве.

– Вот и раскрылись наши тайны, – тихо заговорил принц, словно узнав его мысли. – Мне совестно, Хафуцуки, что мы скрыли от тебя моё намечающееся положение, но пойми: опасность была высока.

– Теперь мне ясно, отчего вас преследовала смерть, – ронин поклонился. – И тем более, я рад, что мог случайно помочь вам.

– Надеюсь, моё молчание тебя не задело. И ты согласишься остаться моим мечом и моим другом!

Мукогава воскликнул это так пылко, что вспугнул каких-то птах, и те зачирикали где-то в ветвях высоких клёнов. Однако больше их никто не услышал. И ронин перестал оглядываться по сторонам, согласно согнувшись в поясе.

– Честь для меня отныне служить вам!

Юске мысленно вздохнул и повёл будущего императора и, кажется, его первого вассала дальше, приближаясь к самому дворцу.

Тропки уходили в стороны: к амбарам, конюшням и хозяйственным домам. Дорога от ворот вела прямо, постройки обслуги менялись на дома челяди, пристройки врастали в тело дворца. Тёмное дерево взбиралось на холмы и камни, мощёная тропа расширялась в просторную площадь и упиралась во множество ступеней. Дерево стен было раскрашено цветами императора. Золотые хризантемы орнаментом украшали их до самых крыш, где скалились на непрошеных гостей острозубые драконы.

Их уже ждали. Ничихиро увидел знакомое белокожее лицо и поспешил к встречающему.

– С возращением, Ничихиро, с возвращением, – благолепно улыбнулся советник императора. – Вижу, вы с успехом справились с вашим делом.

Они вместе спустились по ступеням, и советник склонился перед Мукогавой, выступившим навстречу.

– Рад приветствовать достойного сына моего господина в его родовых стенах.

– А я вдвойне рад оказаться здесь! О, если бы только не скорбные вести привели меня сюда! Можно ли мне увидеть его величество?

И вновь пылкие слова императорского сына пронеслись над площадью. Наверняка, они достигли многих ушей. Юске согласно нагнул голову, повторив позы обоих говоривших, мысленно улыбнувшись. Молодой наследник словно знал, что следует сказать. Скорбящий сын, с первой минуты стремящийся видеть занемогшего отца: что может быть праведнее?

– Боюсь, император находится не в том состоянии, чтобы принять вас сейчас. Пока отдохните с дороги. Если что-то понадобится, обращайтесь ко мне. Я, волей его величества, первый советник императора Хироми Шинья, и с удовольствием и почтением окажу вам любое содействие.

– Очень рад стать вашим другом! Моё имя – Мукогава Шинджи. Ещё я хотел бы просить кого-нибудь позаботиться о моём друге и помощнике Хафуцуки Горо и, если возможно, не разлучать меня с моим проводником Ничихиро.

Юске мысленно хмыкнул. Как же, забыть о ронине даже в такой важный момент Мукогава не мог. Мечника, однако, Хироми приветствовал с меньшим пылом, и вскоре нашёлся провожатый, уведший того вдоль террасы вглубь дворца.

– Думаю, Ничихиро, как и вы, нуждается в отдыхе и встрече с семьёй. Он может вернуться к нам позже, скажем, к ужину, когда соберутся и все, достойные первыми познакомиться с вами.

Надежда, появившаяся было после того, как затерялась обтянутая зелёным хлопком спина, пропала. Следом за принцем его всё-таки не примут.

– Пожалуй, соглашусь с вами, Хироми. Буду ждать вас вечером, Ничихиро. Надеюсь, без вашей помощи не упаду в грязь лицом.

– Что вы, господин Мукогава! Теперь ничто не грозит ни вам, ни нам!

Юске согнулся в поклоне, добавив в позу уверенности, которую не очень-то ощущал. Что бы ни ждало сына императора во дворце, кто знает, где притаились тени, желавшие его смерти, и где они явят себя теперь. Другое дело: даже будь он рядом с принцем или нет, вряд ли что-то изменил бы.

Вернуться вечером, он, однако, решил обязательно. И остаться так надолго, насколько позволят.

Раскланявшись и проследив, чтобы за обоими закрылись двери, он отвернулся от императорского дворца, мазнув взглядом по улыбающимся драконам. Казалось, хитрые морды знали какую-то тайну.

На обратном пути он едва не заблудился, обдумывая, хорошо ли показал себя при встрече с советником Хироми, да и в течение всего пути с сыном императора. Мысли метались в какой-то круговерти, и он сам не понял, как вновь оказался подле стражников на воротах.

Из их любопытных глаз, казалось, сейчас польётся свет, так сильно они открывали их в намекающих ужимках. Но Юске сделал вид, что ничего не понимает, и вышел прочь.

Вышел, правда, крайне неудачно. Споткнувшись и полетев чуть не кубарем в дорожную пыль.

– А-а, что за духи шалят! – вознёс он хулу небу, подумав, не стражники ли наслали на него какую пакость.

Показалось, или рядом со смешком мелькнуо что-то мелкое?!

Город дохнул ему в лицо свежим ветром. Ноги сами понесли вперёд. Он, путаясь в улицах и переулках, всё-таки достаточно уверенно двигался к дому родственников.

Тётка встретила его чуть ли не на пороге. То ли семья прослышала про его прибытие, то ли это была случайность, но радостные возгласы понеслись над всем двором. Из дома споро выскочила жена, за ней бежали дети. Младший, трёх лет отроду, протянул ручки. Юске раскланялся с тёткой, кивнул жене и поднял сына, уткнувшись в его мягкие волосы.

– Уж они ждали тебя, – со смехом воскликнула Нобука. – Всё спрашивали, где сейчас папа идёт.

Такаши продолжал обнимать его за шею, тепло дыша, восьмилетний Хидэо тоже приблизился и уцепился за оби.

– Папа наконец-то пришёл!

Ничихиро довольно потрепал старшего сына по спине и двинулся вглубь дома.

Тётка тут же побежала за едой, жена уже потрошила его мешок и стягивала пропылившуюся одежду. Он не спешил призывать к порядку и утихомиривать громкие голоса, звучавшие, казалось, со всех сторон. Семья соскучилась. И он знал, что скучал тоже.

За онигири со сладкой фасолью и душистым горячим чаем, который Юске пил и никак не мог напиться, он принялся рассказывать о своём путешествии. О виденном наводнении на южной границе, о путешествии на корабле, о деньгах и бандитах, намеревавшихся эти деньги отобрать. О великом ронине, погрозив пальцем впечатлившему старшему сыну. Только об отравителе и ниндзя не рассказал он: незачем семье знать о тонком волосе будды, который удержал лодку его жизни на правом берегу. И о сыне императора, Мукогаве Шинджи.

Надежда и вопрос горели в глазах жены. Она украдкой бросала на него выжидающие взгляды, но говорить при тётке Юске не спешил, а ночи ждать ещё долго. Да и сегодняшний вечер мог решить в его жизни больше, чем предыдущие полгода.

Поев и пообщавшись с заждавшимися его домочадцами, он с удовольствием вымылся в чане снаружи. А после проспал пару-тройку часов, отложив до вечера все заботы.

И вскоре вечер наступил. Жёлтая монета солнца пряталась в кошеле далёкой земли, вокруг собирались тёплые сумерки. По городу зажигались фонари. Улицы кутались в оранжевые всплески пламени и приглушённые тени. Казалось, столицу накрывает покров тайны.

Одно из лучших хаори Ничихиро, используемое им чаще всего в качестве чиновничьего наряда, высохнуть после стирки не успело. Он сжимал в ладонях потяжелевшую ткань, гадая, сможет ли вечерний ветер просушить её прямо на нём. Выходило, что нет. У него оставалось лишь два подходящих хаори и трое штанов.

Вздохнув, он направился прочь со двора, оставив висеть распятое платье. Жена уже достала другие одежды на выбор, не спеша высказывать своё мнение. Он её тоже не спросил. Волнение сжимало сердце и подъязычную косточку.

Итак, чёрное с серым узором или светло-коричневое?

Он протянул было руку к чёрному, которое было почти нарядным, памятуя, что его зовут не куда-либо, а на первое появление принца в обществе. Рука зависла в воздухе и опала. Тело в чёрных одеждах уже тлело где-то на далёкой дороге, наверняка исходя неприятными миазмами.

Не желая хоть как-то показаться причастным к случившимся в их путешествии несчастьям, Ничихиро взял коричневое.

Переодеваясь в тишине, он посмотрел на дымящую палочку благовония – она медленно догорала. Час петуха заканчивался, скоро наступит час собаки. Время идти к императору.

Стражи на воротах сменились. Узнав лишь его имя, Ничихиро пустили на территорию замка. Но свитка с печатями у него больше не было, и ничего кроме имени он предъявить и не смог бы.

Фонари и факелы здесь встречались куда чаще, чем в городе. Не было ни тени на тропках и лестницах. Чем ближе ко дворцу, тем больше света. Только встречавшиеся сады и островки деревьев кутались в полутьму. Там мелькали фигуры людей, иногда замиравших, иногда разбегавшихся со смехом при приближении чужаков. Женщины и их прислуга.

Слуги встретили его на входе. Проследив, что оружия при себе он не носит, а гэта сняты, служанка семенящей походкой повела его сквозь двери и переходы.

Отодвинув наконец последнюю створку, она указала ему вглубь большого зала и скрылась. Ничихиро понял, что прибыл первым. Нахмурившись, он расположился на коленях в одном из дальних концов, неторопливо оглядываясь.

Дерево зала было тёмным и старым. Первым, куда падал взгляд, было небольшое возвышение у дальней от входа стены. Там лежали вышитые золотыми нитями гобелены и стоял трон. Широкая скамья раздавалась в стороны, оканчиваясь золочёными же драконами.

Справа стояло зеркало. Ничихиро почувствовал, что пожирает его глазами, и поклонился реликвии, смиряя волнение. Древним было это зеркало, древним, как сама Сейрейгадоточи.

Существовала легенда, и ни один из живущих не сомневался в её подлинности. Легенда о дарах императора.

Когда мир погрузился в нескончаемые войны девяти народов, когда земля перестала родить от тяжёлых поступей армий и не заживали на ней шрамы пожаров, тогда явился сияющий Будда. Народы стали забывать о его наследии и его детях, и великий бог напомнил о себе. Разогнал он армии и потушил пожары, а императору, своему внуку, даровал реликвии, наказав беречь, ибо содержат они в себе великую силу. Меч, зеркало и ожерелье.

Спустя века зеркало стояло прямо перед его глазами, блестя матовой бронзой. Чутко оглянувшись, Ничихиро вытянул шею. По легенде, только достойные потомки Будды отражаются там. Вот и сейчас его поверхность затянула патина и сквозь охряную дымку ничего было не разглядеть.

Насмотревшись, Ничихиро с трудом поворотил взгляд налево. Там, на другом возвышении, высилась стойка для мечей. Лежал на ней лишь один. Лезвие сверкало острым краем, не нуждающимся в заточке. Длинная рукоять отливала чёрным железом. Велик был меч, велики были и ладони, сжимавшие его в прошлом. Немотосе Шиймицу – Громовой Столп, Немотосе Хаширама – Победитель Змей, Немотосе Шигеругами – Пожиратель армий.

Каждый император держал в своих руках этот меч, и лишь несколько раз передавался тот на время их величайшим соратникам. Сильнейший Гай Сунчан, союзник из дальнего Рогейдая, удостоился великой чести за помощь в войне с варварами триста двадцать лет назад и носил меч до собственной смерти, вместо императора-побратима. При правлении Немотосе Юко, единственной правящей дочери, меч перешёл в руки её вассала Хироми Юичи и вернулся, только напитавшись кровью её врагов. Ничихиро поёжился и вновь поклонился награде богов. Духи, стерегущие эти вещи, достойны любого почитания.

Однако, теперь и третья реликвия займёт своё место: сообразил помощник судьи. Наконец ожерелье, разделяемое издревле по количеству наследников, а при императоре Майто, и вовсе на все десять частей, соберётся вновь. Теперь, дай боги, долгое время Мукогаве Шинджи доведётся носить его в одиночку.

Да уж, непостижимы пути будд. Последний принц, незаконнорождённый, вовсе не должный ступать во дворец, остался единственной надеждой императора. Не потому ли, что был одним из старших и слыл любимейшим из детей когда-то? Отогнав от себя слышанные слухи, Ничихиро принялся рассматривать зал дальше.

Сейчас, напоминая о неформальном приёме, на полу к возвышению вели два полотна. На них уже стояло несколько низких столиков, перед которыми разложили циновки. Постепенно, возникая по одной, начали вновь появляться служанки. Но гостей они с собой пока не приводили, а лишь приносили посуду и кушанья, которые должны остыть, и кувшинчики с водой и саке. Снующих слуг становилось всё больше, как и столиков с пищей. Зал неторопливо превращался из тронного в пиршественный.

В левой стене открылась новая створка, и оттуда шагнул воин в зелёном.

Меча при ронине не было, но его выправка не давала спутать его ни с кем другим. Он был задумчив, если не мрачен. Войдя, он остановился, оглядевшись, и так же задержал взгляд на реликвиях. На зеркало он смотрел даже дольше, чем на меч.

Отвернувшись, даже без поклонов, что заметил Ничихиро, ронин принялся с оглядкой искать себе место, видимо, до сих пор не заметив его.

– Хафуцуки! – окликнул его Юске.

Воин поднял голову, и его правый глаз немного расширился.

– Рад вас снова увидеть, Ничихиро, – мечник приблизился, аккуратно ступая по расстеленным циновкам. – Знакомые лица радуют даже среди роскоши.

– Что вы! Роскошь здесь под стать вам!

Взаимно раскланявшись, они примолкли, не спеша обращать на себя внимание слуг и принялись вместе ждать остальных.

Ожидание подходило к завершению. Новые двери открывались по бокам, оттуда появлялись люди в одеждах, похожих на их. Не праздничных и не богатых. Они занимали места рядом с ними – с конца зала. Дальше от трона.

Скоро и центральный вход оживился. Явился Хироми Шинья в окружении ещё четверых людей. Двое из них пристроились неподалёку, Хироми же вместе с двумя другими советниками расположились почти у самого возвышения. Только два места пустовало между ними и императором.

И одно из них сейчас займут, понял Ничихиро по послышавшимся звучным шагам. Двоюродный брат императора, второй сёгун страны, Красный Шиймоку вошёл в зал.

Не успели все толком встать для приветствия, как он уже миновал половину пути, на ходу распекая слугу. Его тёмно-красное кимоно словно продолжало окрашенную хной копну длинных волос, уже почти наполовину захваченную сединой. Мощная фигура на пару с громким голосом, казалось, заполонили собой пространство. Вскоре, однако, слуга был отпущен без видимых увечий, и брат императора опустился на циновки, вцепился в бутыль саке и сам наполнил себе первую чашу.

– Время пить ещё не пришло, господин Шиймоку, – шепнул ему Хироми. – Сначала вам следует увидеть племянника.

– И воздать ему почести, как же! – громовым голосом прогудел самурай. – Не волнуйся, не стану я затевать знакомство с моим новым господином пьяным. Да и сколько их уже было! Тут и лица забудешь быстрее, чем дымка саке сотрёт их из памяти.

Шепотки разлетелись за их спинами, как перья взлетевших птиц. Но никто больше не обратился к Красному Шиймоку, опасаясь нарваться на склоку.

Хироми отвернулся от брата императора и посмотрел на вход. Там уже появилась новая фигура. Не такая значительная, но не менее значимая.

Первый сёгун Сейрейгадоточи – Куроки Дайсаншу стоял на пороге, оглядывая собравшихся. Он был невысок и тонок в кости, но мало кто решил бы преградить ему дорогу с мечом. В аккуратном лице читались ум и прозорливость, но и гордости там было достаточно. Он явно слышал слова Шиймоку и изучал того с нечитаемым взглядом. Лишь после долгого растянувшегося мгновения тишины, развеянного наконец приветственными вскриками, сёгун вошёл в зал и устроился подле императорского возвышения.

Все места были заняты.

Юске вновь осмотрелся и выдохнул, поняв, что кроме советников императора, его ближайших вассалов и сёгунов, не будет здесь ещё одной приближённой фигуры. Шамана. Он поёжился и порадовался до времени.

Теперь ждали лишь одного человека.

В тишине раздался шорох ткани, и створки дверей пришли в движение. Невидимые слуги закрыли их снаружи за спиной появившегося принца.

Мукогава не изменил себе, одетый в то же кимоно, что и раньше: видимо, одежды наследника императора сохли быстрее. Светло-сиреневый цвет теперь лишь оттеняло хаори цвета сливы.

Молодой мужчина двинулся вперёд, медленно ступая по проходу между столами. Он вглядывался в лица прибывших, иногда кивая. Все встали и вновь сели, только дождавшись, когда наследник расположится на троне. Перед ним также поставили столик с едой.

Поднялся советник Хироми.

– Вновь приветствую сына императора, теперь и от имени всех присутствующих. Разрешите представить вас тем, кто не имел чести знать вас прежде.

Он повернулся так, чтобы видеть не только принца.

– Перед вами господин Мукогава Шинджи, пятый сын господина Майто по старшинству и десятый, к всеобщему прискорбию, последний оставшийся в этом бренном мире, по велению духов.

– Вот удружил брат, – буркнул, но так, что слышно было всем, Шиймоку.

Хироми проигнорировал его со спокойствием неба и принялся представлять достойных наследнику императора.

– Я молюсь, чтобы мой меч послужил вам так же верно, как и вашему отцу, – склонил голову сёгун Куроки.

– Ну, здравствуй, племянник, – Красный Шиймоку пристукнул по столу. – Говорят, ты моей крови, так уж не подведи меня, как твои братья. Не помри тут за месяц, будто чахлая роза.

Киришима Исао и Харата Акихиро – советники императора – молча поклонились.

Были и другие: вассалы, подданые, даймё и самураи, кого позвали и кто явился поприветствовать будущего императора. Знающие и почитающие его отца, теперь вынужденные ждать лишь смерти того и следующего правителя.

Что принесёт новый император? Какое будущее открывается перед каждым из них? Что ждёт страну? И сулит ли новое начало для Ничихиро, по глупости спустившегося по карьерной лестнице до второго помощника главного судьи? Скорее даже упавшего в тёмный погреб нищего прозябания и забвения.

Юске, не сдержавшись, глубоко вздохнул, и его нос учуял запах свежеприготовленной еды. Покончив с официальной частью, Хироми махнул рукой, и слуги принялись заносить горячую еду, сменяя подносы и друг друга.

Воздух наполнился ароматными кольцами пара, застучали пиалы, чашки и палочки. Перестук сливался в приятную тихую музыку, не мешавшую литься тихим же разговорам. Мукогава молчал, Хафуцуки, ни на что не отвлекаясь, ел, Ничихиро прислушивался.

– Мы долго ждали вас, – послышался издалека голос первого сёгуна. – Из какой же провинции вы прибыли?

– Из Сэнриганна, господин Куроки, – ответил принц. – Путь был долгим.

– Надеюсь, кроме долгих переходов трудностей удалось миновать.

– Отчасти, – палочки в руках Мукогава ненадолго замерли. – В пути на нас с господином Ничихиро напали. И не единожды. Если бы не случайная встреча с таким умелым воином, как Хафуцуки, боюсь, вам пришлось бы искать одиннадцатого сына.

– Вот ещё! Мой брат не настолько богат на сыновей, как на несчастья!

Хохот Красного Шиймоку грохнул в основании зала будто фейерверк.

– Прискорбно слышать, – тихий голос первого сёгуна перекрыл его. – Должно быть, в отдалённых провинциях полиция даймё не справляется с задачей.

– Главное, что было кому расправиться с бандитами, – вновь громко заговорил брат императора. – Поднимись, воин! Воздадим хвалу крепкому мечу в сильной руке!

Хафуцуки, едва помедлив, встал на ноги. Чаши вокруг разбрызгали саке. Громкие кличи Шиймоку подали пример.

Нихичиро выпил вместе со всеми, почувствовав, как зависть меркнет рядом с благодарностью. И бандиты, и ниндзя, и злые духи остались в прошлом благодаря ронину.

Принц также далеко не первым опустил чашу.

Вновь заговорил Хироми. Но теперь, после новых возлияний, его голос терялся в шуме. Что-то о дорогах, ворах и грабежах доносилось до Юске. Выкрики Шиймоку становились то резкими, то довольными. Еда не успевала остыть, как новые блюда появлялись на подносах служанок. Вновь поднимались чаши и наполнялись бутыли.

По ощущениям, вой собак уже кончился и час свиньи опустился на дворец. Пара советников и приближённых отправились по домам. Ничихиро переглядывался с Хафуцуки. Оба не знали, надолго ли продлится гостеприимство императорского дома. Казалось, Мукогава и окружавшие его забыли о посторонних.

Снова раздвинулись двери, и в зал словно маленькие птички впорхнули танцовщицы. Подобно пёстрому оперению замелькали на девушках яркие юкаты. Музыка полилась отовсюду.

Танцовщицы закружились вокруг столов. Мукогава, видно, немного растерявшись, принялся хлопать в такт музыке вместе с Хироми и Харатой. Красный Шиймоку же вскочил на ноги и принялся вытанцовывать вместе с одной из служанок. Всё утонуло в смехе.

Музыка словно становилась громче. Топот и крики Шиймоку звучали не в такт. Шелестели одежды и створки. Крик первого сёгуна потонул в шуме, и Ничихиро не понял, отчего тот отгоняет от себя брата императора и танцовщицу.

Лицо Куроки было обращено к створкам дверей.

Музыка стихла. Танцующие замерли на полудвижении, а вошедший слуга упал на колени.

– Император! – прокричал он в доски пола. – Император умирает!

Суматоха замерла на краткое мгновение. Застыли все, кто был в зале. Ничихиро и сам растерянно уставился на Мукогаву. Трон терялся в дымке благовоний и свечей за фигурами слуг и гостей. Краем глаза он различил винный отблеск в бронзовом зеркале.

– К отцу! – громко воскликнул Шинджи.

Поскальзываясь на гладких досках и отбрасывая столики, присутствующие рванулись к дверям. Ничихиро тоже бросился вместе со всеми.

Перед ним бежал ронин, позади другие вассалы. Коридоры сужались, дерево темнело тенями. Ему показалось: под ногами расцветают призрачными цветами чьи-то следы. Он проморгался, почувствовав привкус саке на губах и прибавил шагу. Хафуцуки догнать не удавалось.

Зелёное хаори скрывалось впереди, загороженное другими цветастыми спинами, но впереди уже открывались новые створки. Поток подданных императора втекал в новый зал. Куда меньше размерами. Ничихиро понял, что место для скорбящих там уже заканчивалось. Прямо на бегу он врезался в кого-то, и тут же в едином порыве все пали на колени.

– Император умер! – прокричали их рты одним голосом.

Дверь перед преклонённой толпой закрылась. Ничихиро остался снаружи.

Глава 4

Император лежал посреди большой комнаты на белых простынях. Его лицо почти сливалось с ними. Седые волосы прилипли к влажному лбу, веки и щёки набрякли и обвисли. Глаза были едва приоткрыты. Казалось, он ничего не видел.

Хриплое дыхание раздавалось вокруг, словно вбирая все окружающие звуки и напитываясь ими. Из коридора раздавались крики и топот прибывавших вассалов. Однако скоро двери закрылись и стало гораздо тише.

Мукогава замер на пороге, не зная, что предпринять. Что должен делать сын, встретив отца на смертном одре после разлуки длиной в пятнадцать лет? А императорский сын?

– Мой император! – глухо воскликнул он, встав на колени, прямо на разметавшиеся по полу покрывала.

Все вокруг затихли. Ни Хироми, ни Красный Шиймоку не спешили нарушать тишину. Брат императора тоже словно побелел, и его красные волосы, казалось, поблекли.

– Жизнь императора подходит к концу, – объявил лекарь, незаметно примостившийся у изголовья. – Боюсь, вам осталось лишь проститься.

– Отец! – воскликнул Шинджи, поняв, что, и вправду, император на пороги смерти.

Он подполз ещё ближе и взял старика за сморщенную руку. Он знал: императору едва ли шестьдесят лет, но рука того тряслась, как у древних старцев, а глаза смотрели куда-то в сторону.

– Сын мой…, – забормотали сухие губы.

Вокруг все, казалось, затаили дыхание. Только плач раздавался из-за стен. Мукогава вслушался в слова императора, ища последнее наставление.

О, он надеялся, что всё будет совсем не так!

Он мечтал оказаться при дворе и увидеть императора, который в болезни своей ищет себе наследника и будет способен передать не только власть, но и знания, как этой властью управлять. Стать не только наследником, но и учеником. И будь его право доказано или нет, но возможность спасти от голода свою семью, и даже деревню и провинцию стоила разлуки и неизвестности.

Но император умирал на его руках. Ладонь слабела, а губы почти не двигались. Лишь бледно-розовый язык едва показался, чтобы смочить их последней влагой.

– Сын мой будет следующим правителем, – горячо зашептал старик. – Дай ему силу!.. Охраняй его!.. Защити моего сына и город!..

Хрипы наполнили его грудь.

– Защити… моего сына… город… и страну…

Судорога прошла по его лицу и руке. Пальцы сжались в последнем усилии. Седая голова упала на подушки и там и осталась.

Лекарь, едва сдерживая стенания, подполз ближе и стал щупать шею старика. Скоро плач вырвался наружу.

– Император мёртв! Да здравствует новый император! – громко, так, что за стенами наверняка услышали, провозгласил Хироми.

Мукогава осоловело уставился на него, не в силах прийти в себя. Рука старика так и осталась зажатой в его ладони. Только с помощью второго советника он смог разжать её.

– Примите наши соболезнования, – Харата похлопал его по ладони, отпуская.

Второй сёгун рядом только фыркнул, и Мукогава, не отвечая за себя, сжал его локоть.

– Э-эх, – тот отмахнулся, – не шёл брат на войну, да и из дома больше не выйдет!

В тёмных глазах сверкнули слёзы. Мукогава заметил схожесть братьев, терявшуюся за высоким ростом и рыжим хвостом. Хироми и Куроки протянули ему ладони и потянули на выход. Он последовал за ними, всё ещё растерянный и испуганный, мимо других советников и самураев. Все сочувствовали ему, многие плакали, Хафуцуки плакал тоже.

Комната почти опустела. Свита императора покинула его. Оставшийся слуга возжёг благовония, призванные святым дымом прогнать злых духов и приманить духа-хранителя для последнего прощания.

Когда он вышел, Красный Шиймоку грузно, но почти беззвучно уселся на колени подле брата. Помедлив, он натянул белую простынь на лицо покойного.

Тело в сладком дыму успокоилось под шёлковой тканью.

Вдруг раздался шорох, и старик, на долгое время замерший возле стены, вынул мундштук изо рта. Второй сёгун мрачно посмотрел на него, словно совсем не удивившись его появлению.

– Тропы духов расходятся, – сказал старик тонким голоском, заставив сёгуна поморщиться, – никому не дано знать, какой путь приведёт к победе.

– Духи, духи…

Брат императора, которого вскоре, возможно, начнут называть его дядей, махнул рукой.

– Только и слышал о них. Да что-то твои Тени не такие уж шустрые оказались, а, Дзёмэй? «Не дойдёт сюда десятый сын», а?!

– Моя Тень сделала всё верно. Только и его духи решили поиграть. Сильный дух.

– Уж, наверное, не сильнее моего! У нас дух вообще-то один должен быть.

Шиймоку замолчал. Последняя фраза затихла, так и не став вопросом. Дым трубки старика мешался с белёсым покровом благовоний.

Сёгун громогласно чихнул и утёрся кулаком. Старик не изменился в лице. Белые глаза слепо смотрели куда-то в пол.

– Один, – старик хмыкнул. – Хранитель императора спал уже много лет. Лишь его разлитая сила удерживала остальных. Сможет ли новый сын пробудить его, мне не ведомо.

Он выдохнул длинную струю дыма, махнувшую змеиным хвостом, протянувшимся до самого плеча сёгуна. Тот дёрнулся и отмахнулся.

– У вас сила есть, – продолжил старик, не заметив нервный жест. – Надеюсь, когда последний сын умрёт, хранитель захочет отозваться ей.

– И когда?

Оба замерли. Шиймоку ждал ответа. Старик тоже.

– Смерть приходит зимой, – пискнул наконец старческий голос. – Жизнь тоже. Духи не примут наследника, пока не придёт его год.

– Значит, до зимы он должен умереть?

– До зимы.

Шум остался за пределами комнаты. Стены, покрытие гобеленами и гравюрами, сжимались вокруг. Татами легко шуршали при каждом движении, и Мукогава старался не шевелиться. Он медленно пил чай.

Горячая горечь обжигала губы и язык и делала мир вокруг чётче и понятнее. Поднять чашечку, опустить, глотнуть и проглотить. Про необходимость наслаждаться напитком императорского дома, коим угощался далеко не каждый самурай, он пока не вспоминал. Голова была занята совсем другим.

Что же он натворил?

Итак: молодой наследник императора – только что почившего императора, почти занял своё место. Престол великой древней страны Сейрейгадоточи в её центре – великом городе Мацумото, дарованный Буддой и его великими духами.

Наследник, правда, незаконнорождённый. От служанки или же травницы, числившейся при дворце и принявшей благосклонный взгляд императора. После чего её вместе с ребёнком отправили в далёкую провинцию Сэнриганн без связи с любовником и без возможности вернуться.

Чай во рту обжог губы до заполыхавших щёк.

Не пристало так думать ни о великом императоре, ни о родителях. Ой-ё, что бы сказала его матушка? Да и отец с дядей такой напраслине бы не обрадовались.

Мукогава склонил голову и нашёл взглядом шнурок с императорской бусиной. Дар императора. Незаконнорождённому сыну. Должно быть, он и вправду любил и его, и его мать, раз отделил часть наследства от законных детей.

Только вот, он-то точно не тот, кого все искали.

Шинджи, несмотря на первую оторопь, быстро понял, что бусина действительно указывала на наследника. Стоило только предоставить её Ничихиро, Хироми, да и всем остальным, как сомнений ни у кого не осталось. Никто не спешил карать лжеца и обманщика или ссылать его восвояси. Даже духи-хранители не возопили под его ногами и не утянули в царствие страшных они на вечные муки. И не было больше наследников, способных потеснить его от трона.

Какой бы поспешной авантюрой ни была его затея, она удавалась. Отныне в его руках власть императора и судьба страны и его собственного дома. Чуть подождать, и он будет в полном праве отправить провизию, рабочих и деньги в потерявшую чуть не весь урожай деревню.

О, как не сделать неверный шаг и не прогневать судьбу?

И как же, будда помоги, не проявить своё полное несоответствие силе императорской семьи? Что делать, если его знания недостаточны для правления?

И что делать, если найдутся недовольные, как наверняка недоволен его появлением «дядя» Шиймоку? Тем более, несмотря на неполное родство (он был лишь двоюродным братом, что было известно всем), следующим претендентом на трон будет как раз красноголовый сёгун.

Чай почти закончился. Последний глоток был так мал, что лишь смочил губы и вызвал странный неприличный звук. Мукогава поставил чашку на маленький столик и всё ещё неверными руками принялся наливать новую порцию.

Дверь едва слышно подвинулась. На него взглянули чёрные глаза служанки, тут же пригнувшей голову.

– Налить вам ещё чаю, господин?

– Нет нужды, я сам, – он помахал ей рукой, мягко прогоняя.

Дверь также тихо закрылась. Чай в чашечке вновь стал обжигающим.

Ночь ещё не достигла пика. Половинка луны мерцала серебряным глазом в темноте. В окно долетали звуки шелеста деревьев и стрекота ночных цикад. В глубине дома слышны были приглушённые расстоянием горестные возгласы и плач.

Мукогава аккуратно поставил чашечку на стол, вновь коротко взглянув на дверь, и задумался, как же стоит изобразить потерю давно не виденного отца. Прежде, при знакомстве с главным советником императора он решил не забывать слова, сказанные Ничихиро, и теперь все будут уверены в его потере детской памяти, а значит, отца он забыл тоже. Так стоит ли вообще скорбеть?..

Однако, равна ли память чувству ответственности и кровной связи?

Кроме поведения, волновало его и другое.

Никто особо не удивился, когда он рассказал о нападениях. Наоборот, словно ожидали подобных известий. Первого сёгуна беспокоила лишь несостоятельность правления даймё на местах, а второго и вовсе, казалось, впечатлили лишь успехи Хафуцуки на военном поприще.

Не мог ли кто-то из них подослать ниндзя или бандитов?

И кто убивал его названых братьев?

Он поёжился, тут же вспомнив про неизвестного, поджёгшего корабль со всеми людьми на борту. Кто из окружавших его теперь может оказаться таким хладнокровным врагом?

Чай снова почти закончился. Вкус стал лишь чуть более различимым.

Ему нужна защита. Не только от врагов, но и от новых «друзей». Какие виды на него имеют советники старого императора, если даже безвестный второй помощник главного судьи провинции Тогай стремится остаться подле?

Мукогава подумал ещё немного, покачав чашечку в руках, но скоро решился.

– Не могли бы вы привести ко мне ронина Хафуцуки Горо? – спросил он служанку, отодвинув створки.

Девушка поклонилась и быстро убежала, почти неслышно стуча голыми пятками по доскам пола.

Прошло не так много времени, прежде чем дверь снова отворилась – уже не так тихо, отодвинутая сильной рукой. Мечник шагнул в комнату, вопросительно глянув.

Шинджи дождался, когда тот сядет, и отослал служанку. Теперь, по крайней мере на вид, их никто не слушал.

– Сколько ты хочешь за твой меч и дружбу, Хафуцуки?

Ронин непонимающе нахмурился.

– Цену назначает господин. А платить за дружбу и вовсе неслыханно. Или я вас чем-то задел, и вы хотите обидеть меня?

– Вовсе нет.

Мукогава неожиданно печально вздохнул.

– Пойми, Хафуцуки. Я только прибыл и совсем не знаю здешних порядков, людей и, тем более, кто из них на что способен. Ты ведь тоже не думаешь, что корабль загорелся случайно? Мне нужна помощь и защита, надёжные мечи и люди, готовые выбрать мою сторону против всех прочих. И боюсь…, кто-то может предложить тебе большую цену, либо же предстать лучшим правителем, нежели я.

Лицо Хафуцуки словно потемнело.

Мукогава замолчал, поняв: если и есть слова, способные спасти его от возможного предательства, они должны прозвучать в мыслях ронина, а не от него.

– Есть воля духов, указанная прежде всего! – глухо сказал мечник, мерцая глазами в свете свечей. – Наследник императора должен занять трон. И первый наследник сейчас – это вы!

Внезапно он ткнулся головой в колени.

– Клянусь: мой меч не поднимется ни против вас, ни против ваших слуг! Пока мир не изменится, я ваш вассал отныне и до самой смерти!

Мукогава кинулся было поднять его, но услышав слова, замер. Ком в горле, мешавший понять вкус чая, наконец-то исчез.

– Благодарю, Хафуцуки! От всего сердца!

Он искренно улыбнулся, наконец за плечи подняв мечника. Тот улыбнулся тоже, возвратив объятие.

– Итак, как насчёт восьмидесяти коку в год?

– Это слишком. Прежде я получал сорок пять.

– Но раньше ты служил не императору.

– Служба равна чести, а не количеству позолоты на крыше.

– Я уверен, что могу тебе это обещать. Успел уточнить у Хироми, какое жалованье у меня. И поверь, буду только рад честно с тобой поделиться!

– Вот только будут ли рады ваши советники, узнав, что простому ронину вы платите такие суммы?

– Ну, я ведь не уменьшаю оплату им? А сильные мечи рядом помогут добавить им уверенности.

– Вы хотите набрать ещё людей? Разве первый и второй сёгуны не выделят вам достаточно воинов, если попросить?

Мукогава замялся. Как сказать мечнику, что он в бою не силён, а его сёгуны вызывают скорее опасения, чем уверенность в безопасности?

Однако острый взгляд Хафуцуки пронзил его почти тут же. Мечник, несмотря на озвученные слова, всё прекрасно понимал.

– Что ж, за такую плату я согласен быть вашей тенью, охраняя от любого призрака. Либо отправиться вместе с войсками на любую из войн империи! Располагайте мной!

На этот раз Мукогава успел поймать мечника, не дав ему вновь ткнуться лбом в татами, и пожал тому руку, почувствовал, что действительно приобрёл хорошего друга.

Оба выпрямились, уже не скрывая радостные улыбки. Слишком поздно Мукогава вспомнил про недавнюю смерть предполагаемого отца.

Дверь отворилась.

Шинджи успел было порадоваться, что чашка чая так и стоит полупустая на столике, являя всем желающим тёмное донышко. Принять благородную киноварь чая за бледный блеск саке было бы невозможно. Но, увидев, кто замер на пороге, забыл опасения. Недостойное поведение вряд ли взволнует этого гостя. Он наполнился страхом.

Встретиться с ним решил главный шаман.

Мукогава и прежде задумывался, почему тот не явился на чествование, устроенное Хироми. Но спрашивать было боязно. Да и не спешил он привлекать внимание сил, которые неявно опутывают мир и Сейрейгадоточи, как его средоточие, творя деяния, недоступные людям.

Старик молча стоял на пороге, и слепые глаза вглядывались внутрь комнаты. Поняв, что тот просто слушает, есть ли здесь кто-то, Мукогава решился заговорить:

– Приветствую вас, господин Дзёмэй! Я наслышан о вас и жалею, что вы не смогли прибыть на праздничный ужин.

– Приветствую, молодой наследник.

Словно бледный змеиный язык дыма свесился изо рта, опередив слова. Мукогава почуял странный запах, похожий на запах благовоний, но не совсем. Что-то дикое присутствовало в нём, словно мускус животного. Наверное, так пахнут цари медведей, веками спящие в лесу.

Хотя на медведя шаман ничуть не походил. Скорее на старую обезьяну, слишком умную для своего вида. Невысокий и наполовину лысый, в слишком тёплой одежде для летней ночи, с большими глазами, затянутыми бельмами.

Мукогава старался не глядеть на него, как на чудо, хотя и понял: он этого заметить не сможет. Но, несмотря на кажущуюся слабость слепого, он выглядел опасным. Опасно было и то, что стояло за его спиной. Слава духам, пока лишь на словах.

Не только власть придворного шамана, сколько сила существ, которых, по слухам, он мог вызывать и даже заставить служить себе. Духи, проклятия, тени и мёртвые. Вот, что было в его руках. Вот, что могло ждать Шинджи, если Дзёмэй Сэйчоку хоть на миг заподозрит, что бусина, подтверждающая наследие императора, попала в чужие руки.

Глубоко вдохнув, стараясь унять растревожившееся в груди сердце, он заговорил вновь:

– Надеюсь, моё прибытие не встревожило духов моего отца. И не станут они меня избегать?

– Духи мудры.

Новая порция дыма проникла в комнату, оседая на блестящих досках.

– Возможно, лишь они и помогали его величеству Майто продержаться так долго. Вы могли прибыть позже, но благодаря чуду успели выслушать последние наставления.

Старик замолчал, словно разглядывая Мукогаву. Тот мог бы поклясться: сейчас о нём выносят первое суждение. Как никакое другое способное стать приговором.

– Пусть будет сила в ваших руках, новый император, – заговорил наконец шаман, когда дым скопился в комнате словно туман в лесу. – И да откроются наши глаза, чтобы прозреть знаки. Будем надеяться, духи пойдут за достойным повелителем.

Мукогава поклонился, краем глаза увидев, что Хафуцуки припал на колено. Старик не удостоил того и кивком и, попрощавшись, ушёл.

Дверь осталась открытой, и во тьме коридора маленькая фигура расплылась в темноте. Шаги и шелест одежд тоже вскоре пропали. Теперь только дыхание слуг отражалось в стенах.

Шинджи, с трудом сбросив робость и охватившее оцепенение, потянул за створку. Белые квадратики скрыли тьму за уютом императорского дома.

– Дзёмэй Сэйчоку, – пробормотал он, – великий шаман императора.

– Великий, – тихо согласился Хафуцуки. – И повелевает странными силами.

– Жаль, даже он не в силах умилостивить всех духов на свете.

Лёгкие шаги прозвучали за спиной старика. Он не обернулся.

Дворец императора тонул во тьме. Он знал это и без подсказок зрения. Темнота глушила звуки и пускала зябкий ветер по затылку. Белый дым, чьи длинные плети он выдыхал изо рта, с трудом пронзал её. Но не насквозь.

В углах таились тени. Одна из них встала за его спиной. Тень живая, знакомая и не страшная. Не более, чем другие, способные пырнуть ножом, подставить слепому подножку или отослать старика за многие мили от дома. Живая тень.

Он пососал мундштук, и вновь дохнул дымом, чтобы ткань тумана прощупала всю фигуру в тёмном одеянии. Не стоило всё же позволять кому-то заносить меч или отравленную шпильку над жизнью главного шамана.

Фигура осталась недвижимой. Она знала: дым – это не оружие. И сама подставлялась под его незримые пальцы.

Он двинулся дальше. Молча. Тень следовала за ним. Неслышные шаги могли смутить не только слепца. Ни один человек не увидит Тень, если она сама того не захочет. Он выучил её превосходно. Лишь духи Тени не властны.

Скоро он добрался до своего жилища: небольшого скромного дома, через мостик от императорского. Ручей – маленькая часть текущей воды разлучала их, но и этого для шамана было достаточно, чтобы духи правящей семьи, и те, кого привлекала их сила, не захотели следовать за ним.

Здесь их никто не услышит.

– Новый император привёл с собой духов.

Лунная ночь глядела в окно. Шаман чувствовал глаз богини – как любая женщина, любопытной.

– Сила в нём есть, но достанет ли этого, чтобы защитить страну, не знаю.

Тень слушала молча, упав на колени. Чёрный капюшон она сняла, и только шёлк волос покрывал девичью голову.

– Императорская кровь не говорит со мной больше. Майто давно утратил силу. Дух его семьи заснул, и кто из его потомков пробудит его? Шиймоку, может быть, но дети Майто слабы. Ни один из прежних не нёс в себе и десятой части его былого могущества.

Девушка шевельнулась, приподняв голову. Круглые чёрные глаза, будто у лесной рыси, робко взглянули на старика.

– Я попробую ещё раз! Как только выдастся момент! Только прошу вас, снимите с меня проклятие. Моя семья ведь не должна страдать из-за моих ошибок.

– О, они и не будут.

Трубка старика полыхнула угольком.

– Они давно отдали тебя мне. Теперь твоя судьба сплетена с моей, а не с их. Что я говорил всегда? Забудь. Их хворь – не твоя.

– Мой клан не станет вымирать вновь из-за моей неудачи?

– Конечно же нет, – старик немного разозлился, и Тень чуть не отшатнулась, но стерпела испуг. – Они не будут. А вот ты…

То ли хмыканье, то ли смешок пролетел над ними. Но старик покачал головой, и стало понятно: это лишь отзвук старческого оханья.

– В тебе их проклятие. Их общее в тебе одной. И теперь ты умрёшь, а потом утянешь всех за собой. Если мы не поймём, что наслали на тебя духи и которые из них так зло подшутили.

– Я буду служить вам верой и правдой! – пылко воскликнула девушка.

– Я это знаю, – голос отозвался улыбкой.

Дым между ними почти пропал, и вновь сгустилась тьма, когда луна спряталась за налетевшее облако.

– Подождём, но недолго. До зимы мы должны наградить брата императора силой духов. Иначе… нас ждут многие беды.

Шаман замолчал. Он долго сидел почти без движения. Только сморщенная ладонь подносила мундштук и губы шевелились, жуя тонкий жасмин.

– Кто ещё был сейчас с сыном императора? – спросил он, когда девушка почти заснула, свернувшись калачиком чуть не у ног старика.

– Ронин с окраины, Хафуцуки Горо, – ответила девушка. – Сильный воин.

– Это шутка его духа помешала тебе?

– Вряд ли. Чай не пил советник судьи – Ничихиро Юске.

– Хм, многие духи любят играть с людьми.

Старик посмотрел прямо во тьму.

Домик шамана стоял на отшибе. Туда без спросу не заходили ни слуги, ни вассалы. Даже сам император не приходил без предупреждения. Ручей тёк, никем не тревожимый, кроме нескольких карпов. Карпы спали ночами и разевали безмолвные рты по утрам, когда ждали кормёжки. Сейчас рыбы не было видно.

На мостике хмурился ребёнок, вглядываясь в тёмную воду.

Он крутил в руках прутик, вытянув его далеко за оградку мостика. Прутик создавал водовороты и запруды, и в них застревали изредка проплывающие листья ив.

Наконец плеск ручья усилился. Это разбуженные кои заинтересованно поднялись со дна. Ребёнок хихикнул.

Рыбы неторопливо парили в воде, моргая чёрными неразличимыми глазами. Искали кормящую руку. Но не находили.

Ребёнок с золотыми глазами хихикнул громче. Прутик пропал, растворившись в воздухе. Только смех пролетел над мостиком.

Шаман посреди темноты вздрогнул.

Глава 5

Красного Шиймоку сегодня можно было бы именовать «Белым». Старый сёгун зевал во весь рот и что-то бурчал на слуг и вассалов, мельтешащих вокруг.

Мукогаве всё не удавалось подойти ближе, чтобы поздороваться, как полагается, но и оставаться в обществе Хироми, Хафуцуки и Киришимы его вполне устраивало.

Императора хоронили с помпой.

С самого утра вокруг замка собралась толпа, стоило только в городе прослышать о кончине правителя. Били барабаны и звучали флейты, затихая через каждые четыреста шагов, когда повозка с телом, укрытым золотыми шелками, останавливалась для чтения над ней шаманами и монахами заклинаний и сутр.

Расстроенный сёгун шёл следом вместе со слугами. Бессонная ночь сделала его тише, но и раздражительнее, и никто не стал спорить, когда он захотел сопровождать брата до кладбища первым.

Следом шли воскурители, музыканты и женщины, так или иначе связанные с домом императора, несущие скорбные цветы и ленты. И, конечно, гербы. Вышитые штандарты, словно для войны, трепетали в руках вассалов, приспущенные, как и должно.

Мукогава не выспался тоже. Стоило попрощаться с Хафуцуки, и мысли, множество мыслей и страхов продолжили будить его в течение ночи. Он предполагал, что мирный сон отныне станет роскошью, достойной только беспечных слуг и честных крестьян, к которым он совсем не относился.

Как наследник, он нёс в руках глиняную табличку с узорами, которую всю ночь изготовляли лучшие умельцы. На ней застыло имя императора. Очередной глава великой семьи упокоится рядом с предками, очередная табличка появится на камнях, выстроившихся в ряд на Малом кладбище Рэйтокику.

Здесь не было огромных курганов и странных форм кофунов, всё стало куда скромнее, когда семья императоров расплодилась и её членов стали хоронить рядом со столицей и их замком.

Его, если не подведёт удача, тоже однажды похоронят здесь, среди золотых цветов и высоких камней. Дай будда, чтобы это случилось нескоро.

Музыка вновь стихла, но теперь не зазвучала вновь. Только один удар барабана раздался над всеми, и плач смолк. Тишина сковала земли кладбища.

Процессия входила в ворота.

– Можете подойти к вашему дяде, – шепнул Хироми. – Сейчас самое время проститься.

«Напомнить о себе», наверное, хотел он сказать.

Мукогава слегка занервничал, но послушался. Скосив глаза, он понял, что последовал за ним только Хафуцуки. Молчаливое присутствие мечника укрепило его уверенность в собственных силах. Уж в поминовениях он не ударит в грязь лицом: немало их видел.

– Примите мои соболезнования, дядя. И позвольте мне разделить утрату.

Красный Шиймоку кинул на него быстрый взгляд опухших глаз. Молчание затянулось.

Гроб, обшитый золотом, медленно опускался под землю. Её крохи иногда сыпались вниз.

Далеко отсюда было до родных полей, поглощённых влагой. Этим летом мёртвых там не хоронили в земле, а вылавливали из грязи. И сжигали. Пеплом и гарью пропах некогда зелёный лес.

Мукогава мрачно смотрел на то, как богато украшенный гроб императора медленно покрывается чёрным крошевом. Новый холмик вырос под по-осеннему серым небом. Скоро за ним установят величественный надгробный камень. Табличку он подносил также в молчании, просто не зная, что сказать, и мысленно прося прощения у старика, так и не дождавшегося настоящего сына.

– Вот мы и последние, – хрипло сказал ему второй сёгун. – Смотри, вот где теперь твои братья.

Рукава его кимоно взмахнули по сторонам, и проследив за ними Мукогава увидел: камни и холмики, таблички с именами и без. Его названые братья, сыновья императора, не успевшие сесть на трон, лежали вокруг, словно провожающая отца свита. Или наоборот, как духи, только и ждущие, чтобы увести за собой.

Непроизвольно сложив пальцы в знак, он едва не отшатнулся, поняв, что все таблички уже поставлены, а имён на них никогда не появится.

– Аа, не бойся, – отмахнулся Красный Шиймоку. – Их имена в других местах. Там, где они жили. А тут, видишь ли, разрешено славить только императорскую кровь.

– Разве они… мы не одной крови?

– Духи того не подтвердили. До коронации не дожил ни один. Так что, племянник, постарайся. Или тебе тоже поставят здесь безымянную табличку.

Брат императора с силой, вовсе даже не нужной, вырвал глиняную табличку из рук Шинджи и отвернулся, увенчав холм.

«Здесь покоится Великий семьдесят второй Император Сейрейгадоточи, наместник неба на земле, правитель царства от скал Цирихоши на востоке, реки Юна на западе, моря Пин на юге и моря Хеби на севере, сын луны и солнца Немотосе Майто.

И достигнет он небесных предков. И дух его станет нашим до заката мира».

– Вам письмо, правитель!

Харата появляется из-за двери словно шаловливый пёс. В его руках свиток: печати не взломаны, но лицо советника горит нетерпением.

Письмо от даймё провинции Дадзайфу. С заверениями в верности и преданности, и духи ведают, в чём ещё.

– Вам письмо, правитель!

Ничихиро выбегает из-за двери ещё резвее. Поскользнувшись на надраенных лаковых досках, он неуклюже приземляется на колени. Мукогава делает вид, что увлечён разговором со вторым советником и не заметил внезапной неловкости.

Письмо от судьи города Киёсу провинции Юдзава. Запрос на предоставление права казнить смертников без согласования с сёгунатом. Тот же запрос от даймё провинции был получен четыре дня назад.

– Вам письмо, правитель.

Хироми Шинья никогда не спешит. Белокожий до бледности, степенный до болезненности. Даже свитки с печатями он преподносит с поклоном, но неторопливо, так, чтобы выдержать все писанные и неписанные нормы поведения императорского общества. Шинджи равняется на него, часто угадывая верное решение, но часто и дожидаясь подсказки.

Сообщение от первого сёгуна. Тот пересёк реку и возвращается к армии. По пути он набирает воинов, и войско на границе вырастет. Мукогава отчасти рад, что Куроки уехал, но и встревожен, не зная, стоило ли оставлять при себе Красного Шиймоку.

Тот письма не носит. Сидит в своём углу дворца, то ли горюя по брату, то ли просто напиваясь во время вынужденного отдыха. Говорят: второй сёгун всегда рвался на войну, но стоило императору захворать, как меч отправился в ножны, а кони пали от усталости на пути в столицу. И, видимо, новых он не особо и ищет.

– Вам письмо, правитель.

Хафуцуки отодвинул дверь, дождавшись разрешения. Стоял на коленях у порога, но вошёл, стоило кивнуть.

Его он принимал вечерами, когда ни Красному Шиймоку, ни Хироми, ни другим советникам больше не удавалось найти повод удерживать внимание правителя.

Мукогаву пока назначили лишь правителем, спросив позволения у чиновников и у духов. Он не знал, чьё разрешение тут было важнее. Шаман больше не показывался, но о согласии старика ему сообщили. Коронация императора ожидалась второго дня нового года, что ознаменует и начало новой эпохи: правления семьдесят третьего Немотосе.

Лишь тогда ему присвоят новое имя, и Мукогава Шинджи канет в забвение. Останется лишь его величество император. Новое имя в дополнение к клановому величайшего дома он ещё не выбрал.

– Это от дяди Утэ! – радостно воскликнул Мукогава.

Провинции Дадзайфу, Юдзава, Тогай, Ичикава, Татеяма, Ураясу и многие-многие другие засыпали его письмами, словно каждый сановник решил напомнить о себе лично. Просьбы, запросы, сообщения и отчёты чуть не погребли его, как лавиной. Был бы одиннадцатый месяц, и он бы вправду подумал, что бумагу делают из снега, так неожиданно обрушились письма. И только из Сэнриганна писем не было.

Ни Сэнриганн, ни Сирои не отправляли запросов императору. Ни просьб о помощи, ни уплаченных налогов. Только беженцы шли от Юны, появляясь то здесь, то там, как призраки или духи. В поисках перерождения – лучшей жизни.

Шинджи уже раздумывал, не намекнуть ли кому, чтобы запрос всё-таки появился у него в руках, сопровождаемый торопящимся вассалом, с заверениями в покорности и с просьбами о прощении. Однако, вот он. Наконец-то дядя решился, и свиток, подписанный не только наместником Тогано, но и самим даймё Тикурудзе вопрошает о ссудах и провианте.

Как он и думал: пшено погибло, рис загнил, ботва овощей тухнет над несозревшими корнеплодами. Голод ждёт его дом.

– Две провинции, – сказал он задумчиво. – Запад затоплен дождями. Только Тикуго ещё держится. Её задело краем, да и земли там рыхлые и леса больше.

– Вы сможете отправить помощь? – тихо спросил Хафуцуки.

– Смогу, – Шинджи нахмурился ему в ответ. – Пусть я ещё не император, но как мне помешают помочь собственному дому?

– Возможно, кое-кому это не понравится.

– Знать бы точно, кому, – Мукогава вздохнул.

– Киришиме наверняка, – мечник понизил голос. – Возможно, Харате.

– Хорошо хоть Хироми вряд ли будет возражать – он и сам озабочен ситуацией на границах. Не только варвары несут угрозу. Если к зиме не накормить людей, и не посеять хоть что-то, наш запад опустеет, словно желудки адских слуг подле храма Тоёкава.

– Не будет ли против Красный Шиймоку?

Они обменялись долгим взглядом.

Мукогава оглядел тонкие стены. Были за ними слуги, охранял ли его покой очередной охранник-вассал? Как далеко слышно дыхание в коридорах, и кто прячется в тенях, не способных помешать слепому взгляду шамана?

Ожидает ли названый дядя начала его царствия или ждёт не дождётся его гибели?

– Если он будет против, – медленно проговорил Шинджи, – придётся пойти наперекор. И всё же… Второй сёгун не особо вовлечён в торговлю и налоги. Больше думает о войне и границах. Это мне на руку.

Он развернул свиток снова, вчитываясь в знакомый почерк. Столбики вырастали ровно, словно стволы бамбука, окружавшего родные ему дома. Сами иероглифы были мелкими, чуть с наклоном. Дядя всегда отличался изящным письмом, таким же, какому обучил и его.

«Молодому правителю, да будет мудрость Ваша несопоставима с летами.

От презренных держателей провинции Сэнриганн, а в особенности от деревень Сёу, Гато, Ичимори, Огаки и Мино.

Лишены наши поля благословения духов и императорского величия. Наши земли залиты водами разлившейся реки Юны. Народ стонет от несчастья и бедствия, против которого мы бессильны.

Юна прокляла нас нынче своим недовольством.

Смиренно просим у Вас, великий правитель, помощи и надежды.

Заботы Ваши велики и непомерны, каждая провинция, город и деревня зависит от Вашего слова.

А смиренно сообщаем мы, что без Вашего благоволения погибнут не только деревни Сёу, Гато, Ичимори, Огаки и Мино, но и вся провинция Сэнриганн обратится в упадок. Нечем нам заплатить будет Ваш благословенный налог в намеченный день.

Так говорят наместники, так говорю и Я – даймё Сэнриганна, Тамура Ацуши.

Если бы Вы могли простить нам эти месяцы голода и разрухи, воды и запустения. Молим Вас спасти нас и наших дорогих жителей от голодной смерти.

Буддами данный правитель, духами благословим будь.

Я, Тамура Ацуши, за сим подтверждаю нашу просьбу».

– Говорите, письмо написал ваш дядя? – спросил Хафуцуки, когда оба прочли его.

– Да, я узнаю почерк.

– Он вхож к даймё? – мечник с интересом изучал свиток.

– Не то чтобы к даймё. Скорее к наместнику Тогано. Они старые друзья. Должно быть, вместе пошли на поклон к Тамуре.

– Он умно поступил, – Горо добродушно улыбнулся.

– Верно, – кивнул Мукогава, – не думаю, что он решился бы сам писать императору. Да и правителю тоже.

Мечник выпрямился, вернув письмо. Мукогава погасил лишние свечи, оставив комнату в полутьме.

Его разместили там же, в тех же покоях, что и в первый день, чему он в общем-то радовался. Странно было бы так сразу занять покои императора, богато украшенные золотым шёлком, древними ширмами с выцветающими пейзажами и прекрасными безделицами варваров. Тут было привычнее: татами, футон, столик и тумбочка. Слуги ходили, не пригибаясь и не боясь задеть что-то, стоящее, как их голова. Вассалы сами отпирали двери, лишь стукнув о тонкие перегородки и дождавшись оклика. И Мукогава медленно привыкал быть правителем, зная, что на императора пока не похож.

– Могу ли я спросить: помощь будет выделена только этим деревням?

Мукогава заметил, что Хафуцуки уже упёр руки в пол для поклона: то ли ожидая окрика и порицания за неуместные вопросы правителю, то ли, наоборот, заранее радуясь ответу.

– Ты думаешь о своей деревне? – дождавшись кивка, Мукогава уточнил. – Та, которая стоит на самой границе. Даже наши крестьяне не любили ходить туда. Как она зовётся? И сколько там людей?

– Токучу, господин. Жителей мало, около сорока. Старики, в основном.

Шинджи укоряюще посмотрел на мечника, взглядом напомнив, что просил не разводить церемоний, когда они без свидетелей. Ни к чему ставить всех своих подданных на одну ступень. Кого-то следовало приближать, и лучше с самого начала. Тем более, Хафуцуки уже доказал свою пользу.

– Думаю, ни дядя, ни господин Тогано не забудут про неё. Я напомню им в личном письме.

Хафуцуки благодарно склонился. Но Мукогава не спешил одёргивать мечника. В мыслях, растерянно затянутых туманом, внезапно наметился просвет идеи.

– Может быть, нам стоит переселить их подальше от реки? – задумчиво спросил он у Горо. – Поля ведь начинаются через лес. А рыбу ловить можно и в других местах?

– Дед говорил…

Хафуцуки нахмурившись замолчал.

– Я много раз спрашивал, не стоит ли нам перебраться в другое место. Но он отвечал, что, как духи сторожат границы подземного царства, так и люди должны охранять свои границы. Если не останется рядом с варварами зорких глаз, то как мы увидим полёт стрелы в темноте?

– Воды Юны разливаются так же далеко, как летят из-за неё стрелы варваров, – поддержал его Мукогава, вспомнив слова Ничихиро. – Верно. Ты прав, не стоит оставлять её без пригляда. Заставы на реке есть, но они редки. Рис проплывает мимо широко разведённых пальцев.

Выход был лишь один.

– Провизию следует поделить поровну. Токучу выделят часть еды, как и каждому из пострадавшего населения Сэнриганна. Мы никого не забудем!

– Я рад это слышать, – кивнул мечник.

– Однако, – Мукогава неловко замялся, – лучше нам не упоминать, что Токучу совсем крохотная деревушка. Навряд ли местные чиновники про неё знают. Путь лучше думают, что это просто часть Сёу.

– Как решит правитель, так и будет.

Ночь закрыла глаза солнцу и луне. Только фонари окружили себя тёплым светом и указывали пути среди троп императорского замка. Переходы дома стали похожи один на другой, пронзаемые лишь редким охристым светом снаружи. Хафуцуки ушёл, взяв с собой одну из свечек, чтобы не искать слуг в потёмках.

Мукогава снова развернул письмо и пробежался по строчкам. Заметил ли мечник послание, зашифрованное дядей только для него? Он вспомнил, как бегло тот читал. Успел ли просмотреть письмо ещё раз более вдумчиво? «Молюсь за тебя», гласили столбики тому, кто знал, куда смотреть.

Страх и опасения за непродуманную ложь волновали и его самого.

Мукогава принялся разоблачаться ко сну.

Не всплывёт ли где расположение его дома?

При встрече Ничихиро упоминал, что отправился на поиски самой дальней деревни. Лишь глупая ошибка не позволила ему выполнить долг. Кто из советников императора слышал о Токучу, и кто только о границе? И сколько таких маленьких поселений разбросано вдоль реки? Стоит ли поднимать ил со дна уже успокоившегося пруда?

Мукогава лёг, накрывшись тонким покрывалом. Хоть ночи были по-летнему тёплыми, иногда разгорячённую за день кожу опутывали тонкие нити свежего ветра. Пять месяцев осталось притворяться сыном императора. После никто уже не посмеет задавать какие-либо вопросы. Золотая рюэй покроет его голову, и склоняться больше ни перед кем не придётся. Только бы случайность не выдала его.

Никто не узнает, что кроме Сёу на границе есть другие поселения. Ничихиро станет одним из помощников императорских советников, Хафуцуки и Сэнриганн получат помощь, и все добьются своих целей. У Сейрейгадоточи появится правитель. Да примут духи его судьбу.

В полусне его рука поднялась и накрыла грудь. Там лежало ожерелье из единственной бусины. Где сейчас тот, кто отдал её…?

Дождь шёл всю ночь. Шинджи слушал, как капли стучали по крыше, словно гэта танцующих тэнгу. В полусне он принимался гадать, не утащат ли злобные карасу его в свои древесные замки. Было страшно. Особенно, когда он слышал отдалённые крики. Ведь одного мальчика уже утащили.

Взрослые не говорили ему про это. Но Айдо – сын повара, рассказал по секрету, что мальчик из проезжающего мимо каравана ушёл вслед за тэнгу в лес и до сих пор не вернулся. Наверно, его уже съели или заколдовали, и он вернётся через три года старый и сморщенный, как дикая обезьяна.

Шинджи поёжился под простынёй и скосил глаза на окно. Там изредка мелькали высверки факелов. Это мальчика искали в лесу. Его дядя и дедушка тоже были там. Только мама и тётя оставались в доме, охраняя от тэнгу детей.

Он слышал тихое дыхание. Мама сопела рядом. Она спала и совсем не волновалась. Наверно, не нужно и ему?

Полежав ещё немного, он тихонько встал на колени и подполз к окну. Факелы мелькали чуть дальше, освещая тёмный, чёрный в темноте лес изнутри. Пахло травой. Дождь не кончался, и капли струями стекали с крыши. Блестела мокрая земля.

Он зевнул. Хотелось спать, и мёрзли босые ноги. Но словно заколдованный, он вслушивался, не раздадутся ли голоса дедушки или дяди, или радостные крики о том, что нашёлся заколдованный мальчик.

Но струи дождя вбирали в себя звуки и смазывали вид на деревья. Сплошная стена леса с побегами кустов и невысокими бамбуковыми изгородями стояла без движения.

Вдруг какой-то золотой блеск померещился Шинджи в полутьме. Он сонно моргнул и присмотрелся.

Неподалёку кто-то стоял. Ребёнок, старше чем он, но совсем ещё не взрослый. И, вроде бы, смотрел прямо на его окно. Шинджи затаил дыхание и прищурился. Длинного носа или крыльев у ребёнка вроде бы не было.

Ребёнок заметил его и глянул прямо в глаза. Шинджи испуганно отшатнулся. Спрятавшись за стеной, он медленно выглянул, вновь посмотрев на гостя.

Волосы чужака были такие же чёрные, как у него, а вот глаза совсем другие. Ярко-жёлтые, будто панцирь золотого жука. Он выглядывал и выглядывал из-за укрытия, и совсем не заметил, как ребёнок подошёл совсем близко.

– Это ты потерялся? – шёпотом спросил Шинджи, поняв, что трусить вроде бы не с чего.

Ребёнок молча изучал его и только потом покачал головой.

– А чего ходишь тут один?

Странный мальчик повернулся к лесу. Одет он был совсем так же, даже обуви не было. Только тёмная накидка защищала плечи от капель.

Дождь будто услышал его удивление и прекратился, перестав мочить землю и макушку ребёнка снаружи. Тот снова обернулся и, позвав его кивком головы, пошагал к лесу. Без стука дождя стало совсем тихо.

– Эй, стой! – громко зашептал Шинджи, растерянно оглянувшись на маму. – Куда ты? Нельзя ходить ночью на улице! А в лес уж точно нельзя!

Ребёнок не останавливался. Вот он уже поравнялся с изгородью, точно направляясь к деревьям. Шинджи понял, что ждать его тот не будет.

Закусив губу и ещё раз осторожно глянув на спящую маму, он решился, и перелез в сад. Едва не поскользнувшись на мокрой земле, он побежал следом за ребёнком.

В лесу было мокро. Липкая земля чавкала под ногами, с веток падали крупные капли, листья хлестали по лицу. Ребёнок, за которым бежал Шинджи, будто знал дорогу и совсем не плутал и не оглядывался.

– Эй, куда мы идём? – спросил Шинджи, когда дом совсем пропал из виду и даже крики ищущих потеряшку взрослых, всё ещё слышные издалека, отдалились и пропали.

Ребёнок молча глянул. Его глаза сверкали и вблизи. Шинджи сглотнул, вновь вспомнив про демонов-обманщиков. Они ведь не могут притворяться детьми, да?

Босые ступни мёрзли всё больше. Грязь на них засыхала слоями, и он смутно почувствовал: мама не обрадуется, если он вернётся так в постель.

Вокруг стало совсем темно. Света показавшейся из-за туч луны недоставало. Редкий лес превращался в чащу. Сюда Шинджи раньше не ходил – слишком далеко от дома. И, хотя ребёнок всё ещё уверенно вёл куда-то, ему становилось немножко страшно.

– Далеко ещё? – тихо спросил он, подгадав момент и чуть не коснувшись чужой спины, внезапно нагнав.

Ребёнок опять не ответил. Шинджи вздохнул, начав думать, не сглупил ли он, отправившись в лес. Но продолжил идти за таинственным молчуном, выбирая дорогу полегче.

Что-то его настораживало, но что, он долго не мог понять, пока внезапно не споткнулся. Проскользив на мокрой земле и схватившись за ветви, повиснув, он увидел. Увидел длинную полосу, оставленную его голой пяткой. И полное отсутствие следов своего поводыря.

Странный ребёнок не оставлял следов!

Он и вправду был тэнгу!

Шинджи отшатнулся, едва не завопив от страха. Но ребёнок будто того и ждал.

Он остановился, зыркнул на него своими жёлтыми глазами и вытянул руку. Указал куда-то вперёд. Шинджи сглотнул, отложив крик на потом, и глянул ему за плечо.

Впереди что-то темнело и, приблизившись, он понял, что стоит на границе небольшой ямы, может быть даже овражка. Крутые обрывы скрывались за кустами и порослью, и он бы, наверное, свалился туда, если б был один. Вдруг, он различил что-то в темноте.

– Эй, там!

Сжавшись в комок на корточках, в овраге сидел мальчик. Обняв себя руками, он то ли спал, то ли плакал, спрятав голову между колен. Услышав окрик, он растерянно поднял голову.

– Так это тебя все ищут! – завопил Шинджи, забыв о грязных ногах и о тэнгу за спиной.

– По-помогите! – слабо крикнул ему мальчик.

– Вылазь оттуда! – грозно сказал Шинджи.

– Не могу. Тут скользко!

– Попробуй хотя бы. Если заберёшься хоть чуть-чуть, я тебе помогу!

Мальчик растерялся, но встал. Должно быть он замёрз: дрожал, а его ладони срывались с ветвей и кореньев, за которые он принялся тянуть, чтобы выбраться наверх.

Провозившись впустую, постоянно соскальзывая вниз, обратно в западню, он встал и задрав голову, едва не заплакал.

– Подожди, не плачь! Я что-нибудь придумаю!

Мальчик был маленьким. Явно младше него. Шинджи не знал, как тот вообще забрался по лесу так далеко. Маленьких взрослые с собой на работы не брали. Одежда в овраге вся запачкалась, и он даже не мог понять, крестьянин тот или нет. Но догадывался: взрослые сейчас далеко, и, если он пойдёт их искать, мальчик может замёрзнуть совсем. Он рыскал среди деревьев, ища хоть что-то, за что мальчик мог бы уцепиться, и наконец ему повезло. Тонкое деревце, обломанное кем-то почти у земли, выглядело отличной удочкой.

– Нашёл! – обрадовался Шинджи, вернувшись. – Вот, цепляйся и карабкайся ко мне!

Мальчик обрадовался и потянулся к тонкому стволу. Не сразу, продолжая оскальзываться на крутых склонах, он всё-таки надёжно ухватился, и пришлось поднатужиться, чтобы вытянуть его наверх.

– Уф, получилось.

Шинджи устало уселся на землю, уже не боясь запачкаться. Оба они были, как поросята. Ругать его всё равно будут не только за грязные ноги.

Мальчик согласно кивнул и приземлился рядом. Видимо, от облегчения, он заплакал, утираясь рукавом.

– Ну, не плачь, – поддержал Шинджи. – Сейчас вернёмся и всё. Не бойся.

– Я думал, меня никто уже не найдёт, – мальчик продолжал всхлипывать. – Я звал и звал, но никто так и не пришёл.

– Сколько же ты тут сидишь? И зачем вообще бродил в лесу?

– Я не бродил! – мальчик нахмурился и плакать перестал. – Я заснул рядом с мамой, как всегда, а проснулся уже тут!

– Так это правда! – завопил Шинджи, от восторга подавившись воздухом. – Тебя похитил тэнгу!

Мальчик недоверчиво посмотрел на него.

– Подожди-ка, – Шинджи задумчиво огляделся. – А куда делся тот – твой друг? Который привёл меня сюда?

– Я был один, – мальчик покачал головой. – И никаких тэнгу я не видел. И я хочу к маме!

– Пойдём, – согласился Шинджи.

Он встал и протянул мальчику руку, вновь помогая подняться.

Ладонь была холодная и липкая, как рыба. А ещё грязная. Ему точно попадёт.

Они медленно побрели обратно к деревне. Луна выглянула полностью, и света было достаточно. На пути сюда Шинджи изрядно натоптал и мог легко находить следы. Задумываться о том, что только свои, было немного жутковато, а пугать и так испуганного и уставшего мальчика ещё больше ему пока не хотелось. Он осторожно оглядывался по сторонам, но никаких других детей так и не увидел.

– Скоро уже придём, – сказал Шинджи мальчику, когда лес стал редеть.

Тот кивнул, успокоенный, но будто задумывающийся о чем-то всё больше. Скоро он начал отставать и как будто стесняться.

– Чего ты возишься? В кустики захотел?

– Да нет, – тихонько пробормотал мальчик. – Я просто подумал… Ты ведь меня спас, значит, я должен тебя отблагодарить.

– Да не надо! – отмахнулся Шинджи. – Домой вернёшься и хорошо.

– Нет. Так нельзя.

Мальчик стал рыться где-то за пазухой, и Шинджи любопытно покосился. Интересно было, чем мальчик вздумал его отблагодарить. Может, он как раз бродил в лесу в поисках чего-нибудь этакого…?

– Вот! Это одна из двух самых дорогих мне вещей! – гордо провозгласил мальчик.

Он вытянул руку, в которой болтался шнурок, а на ней единственная бусина.

– Фе, бусы?!

– Это подарил мне мой папа, когда мы с мамой уезжали! – мальчик обиженно задрал руку выше. – Эти бусы и вот, ещё браслет!

На руке у него, и правда, болтался браслет. Тоже из бусин, но круглых, правильной формы. Браслет выглядел побогаче и Шинджи решил, что лишиться бусины для того будет не так обидно. А если он хочет отблагодарить за спасение, то, вроде бы, отказываться невежливо.

– Ну, хорошо! Я согласен принять от тебя подарок: в знак дружбы!

Мальчик просиял. Он сам натянул ему шнурок на шею, словно нарочно дёрнув им за уши. Когда тот зацепился ещё и за нос, оба расхохотались.

– Спасибо! – сказали они хором.

Толкаясь, они побежали вперёд, продолжая поскальзываться и смеяться. Совсем скоро они достигли опушки и побежали к дому.

Что было дальше, Шинджи помнил плохо. Вроде бы их заметили взрослые и его сначала отругали, потом похвалили, а мальчика и вовсе сразу увели. На следующий день, когда он рассказывал друзьям о ночном найдёныше, караван с мальчиком уже отправился прочь.

Мукогава спал. Ночь была совсем другая, сухая и тёплая. Он стал старше, и никто уже не ругал его за немытые ноги. Его дом, вместе с лесом и безымянным оврагом, где могло произойти несчастье, были далеко. И только золотоглазый ребёнок, наблюдающий за ним из окна и потерявший своего истинного хозяина, остался таким же.

Наступили следующие дни, и письма начали уходить обратно. Приказы, повеления, распоряжения. Мукогава чувствовал себя распростёртым осьминогом. Его рука немела от новой непривычной подписи, пальцы покрывались синяками чернил. Свитки и пергаменты раскатывались по приёмному залу, словно играющие котята, и норовили попасть под ноги слугам, вассалам и самураям.

Ушло поручение и в деревню дяди Утэ. Обещана провизия, семена, ссуды. Помощь столицы в этот раз будет поистине императорской.

Как и предположили Мукогава и Хафуцуки, недовольство советники выказывали, но с опаской. Хироми стал самым лояльным и предложил часть денег выделить из собственных средств, подав этим пример остальным.

Киришима и Харата смолчали. Лишь кланялись и пятились прочь – готовить очередные приказы для подписи. Читать их Мукогава решил с большей тщательностью, на всякий случай.

Красный Шиймоку так и не показывался. Лишь однажды мелькнули его бордовые одежды между перекрытиями стен и пропали, словно затухающие языки пламени.

– Думаю: храм следует возвести, – задумчиво говорил Мукогава, выслушав долгую, утомившую половину двора полемику между Хироми, Харатой и пришлыми просителями: монахом храма Хирисацу и советником даймё одной из провинций.

– Богоугодные дела помогут благословить вашу власть, повелитель, – поддакивал монах.

– Смею надеяться, моя власть уже благословлена, да пребудет Будда на своём престоле во веки веков, – Мукогава в ответ постарался сделать улыбку благожелательной.

Монах склонился глубже, тряся яшмовыми чётками. Среди придворных пронёсся согласный гул: просьбы, перемежающиеся некоторым, пожалуй, излишним количеством предупреждений, вызвали раздражение.

– Храм мы построим, – Шинджи оглянулся по сторонам, читая по лицам, – но, думаю, провинция Моока слишком далека. Не будем лишать подданых нашей дорогой Мацумото шанса поклониться стопам будды. Пусть храм встанет ближе к нам, допустим, на границе Эбизу. Там есть прекрасное место, насколько я знаю.

Монах поперхнулся воздухом, и чётки затряслись с участившимся щёлканьем. От радости, как понял Мукогава. А вот даймё позади монаха решение не особо понравилось. Что ж, больше не быть ему любимцем Будды среди половины востока.

Но решение правителя, высказанное перед всеми, было уже не оспорить. Стали раскланиваться.

Чётки плясали, богатые кимоно колыхались, как листья деревьев, лбы обнажали бритые и лысеющие макушки. Мукогава мысленно вздыхал. Раскрытые настежь двери уже впускали следующего просителя. На этот раз, к счастью, только посыльного. Выслушивать устные просьбы снова пока не хотелось.

К посыльному устремился Киришима, но Ничихиро успел первым. Он принял письмо и поднёс Мукогаве.

Шинджи вновь пришлось сделать вид, что не замечает неловкого скольжения помощника на коленях. Словно свиток с красной печатью уже привлёк его внимание. Однако, в этот раз падение увидел не только он.

– Не трогайте!

Свиток зелёной молнией выбило у него из рук. Одновременно с бумагой на пол упал и Ничихиро. Голова Юске запрокинулась, он забился, как головастик в пересохшем ручье, а на губах появилась белёсая пена.

– Отрава! – вскричал Хафуцуки, отпихивая свиток к стене пинком ноги.

К счастью, нога была в гати, и второго танца угря в раскалённом масле не последовало.

Отбросив растерянность и нелепые сравнения, так и лезущие в голову, Мукогава кинулся к Ничихиро.

– Держись! Позовите лекаря, лекаря!

– Лекаря! – закричал Хироми.

– Лекаря! – вторили ему советники.

– Шамана! – завыл кто-то.

Конвульсии Ничихиро продолжались недолго. Шинджи удалось сдержать его за плечи, чтобы он не нанёс себе травм ударами об пол. Вскоре он замер, хрипя, а его глаза закатились, являя белки, словно под действием варварского дурмана.

– Лекарь явился, повелитель! – послышался голос Хироми.

Подняв глаза от подёргивающегося лица Ничихиро, Мукогава увидел прибежавшего молодого лекаря. Того же, который провожал императора в последний путь. Правитель посторонился, выпустив напряжённые плечи.

Все сгрудились в кучу, наблюдая. Лекарь принялся считать удары сердца Ничихиро и заглядывать тому под веки. Дыхание становилось громче и более хриплым. Вскоре появились ещё лекари и слуги. Вместе они подняли обмякшее тело на лёгкие носилки и понесли куда-то вглубь дворца. Часть придворных последовала за ними.

Мукогава поражённо огляделся, заметив наконец, что Хафуцуки удерживает кого-то, обхватив рукой за шею и заломив локоть. Приглядевшись, Шинджи узнал посыльного, передавшего свиток.

– Измена! – громко провозгласил Хироми.

Толпа вокруг пришла в движение. Мукогаву вытолкнуло прочь, а вокруг замерших пойманного отравителя и державшего его мечника словно закружился диковинный танец.

Посыльного скрутили верёвками и поставили на колени. Невесть откуда выбежали самураи с мечами наголо и стражники. Чуть ли не каждое лезвие в их руках замерло, казалось, на расстоянии волоса от его шеи.

– Говори, кто послал тебя! – заговорил Киришима.

Посыльный, чьи щёки покрылись налётом текущей со лба воды, молчал. Тёмные глаза упрямо, как у быка, смотрели точно на Мукогаву.

– Отвечай! – второй советник императора разъярился и хлестнул пленника по лицу.

– Стойте, советник Киришима, – едва слышно во всеобщем гаме раздался тонкий голос.

Гам тут же стих. В дверях самураи раздались в стороны, пропуская низкорослую фигуру шамана. Дым окружал того кольцами и уже тянулся к отравителю. Мукогава вдруг понял, что ни угрозы, ни побои, ни пытки уже не нужны.

Язык дыма стрелой взметнулся из трубки. Он накрыл голову и лицо отравителя словно саван и, как оживший спрут, впился щупальцами в глазницы и ноздри. Раздалось беспомощное приглушённое мычание.

– Э-эй-ма! – низко запел носом старик. – Да не скроешь ты ни мысли, ни духа. Э-эй-ма!

– Спрашивайте, – сказал он, когда пение прекратилось.

Мукогава растерялся, не зная, ему ли следует задавать вопросы, но советники оказались первыми.

– Ты хотел отравить правителя Мукогаву? – спросил Хироми.

– Кому ты служишь? – одновременно с ним задал свой вопрос Киришима.

Голос, вырвавшийся изо рта пленника, казалось, исходил не от человека, таким низким и горловым тот был. Отравитель сопротивлялся чарам шамана, как только мог. Но этого было недостаточно.

– Отравить, убить Мукогаву Шинджи, – прорычал он.

– Кому ты служишь?! – вновь повысил голос Киришима.

– Хозяину, – пленный сплюнул туманным сгустком.

Его тело задёргалось, несколько лезвий проткнули кожу, и кровь принялась впитываться в тёмную рубаху. Новая порция дыма обхватила его голову. Лицо полностью скрылось в тумане. Шаман кивнул Киришиме.

– Кто послал тебя?

– Хо-хоз…, – рык наполнил грудь пленного. Но ненадолго. – И-ии… Исикава Кэтсуо!

Поражённые вздохи пробежали среди присутствующих. Отравитель качнулся в удерживающих его руках и рванулся прочь. Прямо на лезвия. Его шею располосовало, словно в кожевенной лавке. На десяток ремней.

Второе тело рухнуло на пол за день. В этот раз умирающий скончался быстро.

Мукогава отшатнулся дальше, толком не зная от чего: то ли от смерти, то ли от крови, растекающейся между дощатых швов. Самураи и вассалы замерли вокруг тела: не прошло и пары мгновений, как каждый из них понял, что прозвучало. Все замерли, ожидая, когда правитель решит, что делать со своим троюродным братом и дядей – Красным Шиймоку, отцом Исикавы Кэтсуо.

Тело вскоре унесли и доски замыли от крови. Мукогава дожидаться не стал и перешёл в тронный зал – смущённый, растерянный, испуганный. И злой.

Злость скапливалась где-то под ключицами, мешая дышать и связно думать. Ему казалось, словно всё вокруг покрывает туман: так путались мысли. Однако, усевшись на трон, и заметив в императорском зеркале бордовые отблески, он усмирил и злобу, и свой страх разоблачения. Ни Шиймоку, ни его сын не имели большее право на императорский трон, чем он и кто-либо ещё. Так велели духи. Духи и гневались. Бусина нагревалась на груди.

Он сжал её в кулаке, встретившись взглядом с дядей.

Шиймоку был хмур и простоволос. Знаменитый хвост не добавлял ему больше роста, а на коленях старый воин и вовсе выглядел усмирённым зверем. Его сына здесь не было. Вероломное дело совершалось издалека, лишь посыльный и отец рисковали расстаться с головами немедленно.

– Что вы скажете, дядя? – тихо обратился Мукогава к Красному Шиймоку.

– Это ошибка, – глухо и упрямо заговорил второй сёгун. – Или подлость и ложь! Не мог мой сын пойти против императора.

– Подлость? – нарочито удивился Шинджи. – А не подлость ли посылать ядовитые свитки? Если были у вас какие-то счёты со мной или, быть может, с моим благословенным отцом, не лучше ли было обсудить их лицом к лицу? Не потому ли вы так задержались здесь, дядя? И не отправились обратно к войску?

– Нет у меня к тебе никаких счетов! – прикрикнул Шиймоку. – Я знать тебя не знаю, как и половину щенков до тебя! Но коли брат решил посадить вас на трон, так я принял его волю безоговорочно. Лишь кровь императора покорит великого духа.

– Не поминайте духов, дядя, – Мукогава поморщился, вновь почувствовав жар над грудью. – Они сказали против вас.

Шаман, сидевший неподалёку, среди множества вассалов и помощников вокруг, кивнул.

– Великий Дзёмэй Сэйчоку не мог ошибиться. Отравитель назвал имя вашего сына. Значит, ваш сын послал его.

– Так может, это духи подсказали ему не то имя?! – намекнул сёгун.

Бусина начала теплеть вновь. Разозлился и шаман. Белёсые глаза старика заблестели, и в бельмах словно выглянул хищный чёрный зрачок.

– Духи знают лишь то, что хотят знать, – сказал он. – Я не могу заставить их сказать другое.

Мукогава прислушался. Шаман говорил своё слово сейчас. Красный Шиймоку провопил всё время, пока его тащили трое самураев, отобрав мечи и связав, словно ската сетями. Советники, да и все, кто присутствовал, когда отравился Ничихиро и захватили и допрашивали посыльного, ждали только приказа. Стоит ему сказать слово правителя, как головы брата императора и его сына слетят с плеч.

И только один своего слова ещё не говорил. Ребёнок. Чью тень он увидел, стоило лишь коснуться горячей бусины. Золотые глаза блеснули, то ли наяву, то ли в глубине памяти.

– Скажите мне, дядя.

Подумав, Мукогава вновь коснулся бусины так, чтобы каждый увидел это. Ему показалось, стоило заговорить, как даже отражение внутри бронзы затрепетало.

– Скажите, вы или ваш сын посылали ко мне убийцу? Пытались ли вы как-то навредить мне, моим помощникам или вассалам?

– Нет, не посылал, – Шиймоку склонил голову, видимо, поняв, что это последний вопрос, с которым повелитель сегодня обратится к нему.

Молчание, словно зимняя стужа, пало на головы всех, кто ожидал решения Мукогавы. Он же замер, раздумывая. Растерянность постепенно уходила, а злость пропала совсем. Бусина остыла. Золотые глаза больше не изучали пристально красноволосую голову.

– Я верю вам, дядя, – тихо сказал Мукогава, зная: во дворце его услышит каждый. – Но один из моих первых помощников лежит при смерти, и имя вашего сына прозвучало из уст отравителя.

Красный Шиймоку поднял на него глаза. Шинджи понял, что боится этого взгляда, но отчасти и ждёт. Взгляд приговорённого, но смирившегося, признавшего над собой власть будущего императора.

– А потому, ваш сын лишается титула наследника. Отныне он ронин. Никто из моих подданых не даст ему земли и надела. Вам наследует младший сын – Исикава Хикару. Надеюсь, он будет мне добрым братом. Вы же, Исикава Шиймоку, второй сёгун Сейрейгадоточи, искупите сомнения в вас на войне. Пока варвары не отойдут от наших границ на пять сотен лиг, вам запрещается возвращаться в столицу.

Глухой удар прозвучал в тронном зале. Это Красный Шиймоку грянулся лбом об пол в порыве благодарности. Мукогава вздохнул и разрешил ему уйти, уже без помощи самураев. Он надеялся: не пожалеет о том, что пощадил названого родственника и поверил в неясные знаки.

Чуть позже он остался над постелью Ничихиро, наблюдая, как того медленно покидает жизнь. Вместе с Хафуцуки они ждали решающего часа, отослав слуг, лекарей и советников. Только шаман ещё долго сидел вместе с ними в молчании, словно топя умирающего в белой призрачной влаге. Даже он оказался не в силах справиться с ядом.

Лицо Ничихиро, прежде белевшее, как цветки яблони, покраснело налившимся плодом. Глаза побелели и больше не открывались. И Мукогава, и Хафуцуки молчали. Ни правитель, ни недавний ронин не знали, что можно ещё предпринять. Их товарищ медленно умирал, приняв на себя судьбу, уготовленную наследнику императора.

– Возможно, он отправился за мной в чёрный час, – прошептал Мукогава.

– Это глупо, – тихо буркнул Хафуцуки, оставив церемонии. – Вам не нужно брать на себя ответственность за преступников. Для Ничихиро честь вам служить, как и всем остальным.

– Думает ли он так же теперь?

Они снова посмотрели на часто дышащего умирающего. По словам шамана, уже началась агония. Ещё час, и можно будет звать лекаря и монаха.

Мукогава то следил за подёргиваниями багровеющего лица, то отводил глаза, чувствуя, как холодеет спина. Он мог бы лежать тут вместо Ничихиро. Он обязан помощнику жизнью.

– Он лишь хотел получить место при дворе, так мне передали, – Шинджи поник головой. – Если бы ему не отдали поручение императора, он бы оставался вторым помощником главного судьи в Тогае. И был бы жив и здоров.

– Вы не могли этого знать. Он тоже не мог.

Хафуцуки успокаивал правителя как мог, со смирением и отстранённостью. Только правый глаз щурился, сдерживая эмоции внутри нечитаемого лица. Мукогава порадовался, зная, что несмотря на неизбежную и скорую смерть Ничихиро, хотя бы один из новых друзей останется с ним.

– Он случайно не рассказал тебе, отчего его понизили? – спросил он, смутившись.

– Рассказал, – мечник скованно ухмыльнулся. – Проиграл в карты почти трёхмесячную зарплату. И вынужден был закрыть глаза на показания по одному делу, где проходил его займодатель. Об этом узнали.

– Ему было очень стыдно за это, – добавил Хафуцуки чуть понизив голос.

Они обменялись улыбками рядом с умирающим. Ничихиро был хорошим человеком и пытался оставаться таким в меру своих сил.

Мукогава, отбросив страх, взял его за руку. Ладонь была горячей и мягкой. Спустя некоторое время, которое они провели в молчании, конвульсии тела стали видимыми и ощутимыми. Багровевшие щёки окрасились в цвет мороженой сливы. Дрожь прошла по руке, отозвавшись в сердце правителя, и Ничихиро Юске умер, оставив семье пенсию, достаточную для достойной жизни детей.

Второй сёгун отложил кисть. Два свитка остались лежать перед ним. Первое письмо было измарано в чернилах, словно в слезах, и переписано раз десять: так часто он переходил на ругань и угрозы. Второе было сухим и пресным, как лист придорожного дерева, запылённого и чаще поливавшегося собаками, чем дождём. В первом он вопрошал: что за духи надоумили сына так поступить, что за чёрные козни? Во втором приказывал: отлучение, изгнание, забвение. У него остался лишь один сын, и, да благословит Будда нового правителя, всё ещё одна голова. Не будь Мукогава Шинджи так добр, и он бы лёг рядом с братом, в лучшем случае. В худшем, его закопали бы в канаве под тем же безымянным деревом.

Он запечатал письма и понуро глянул на дверь. Далеко за ней прятались слуги. Только стража бродила неподалёку, изображая праздный интерес.

Дождавшись, когда сёгун всё-таки решится и отдаст послания, шаман отодвинул створку, появляясь из-за стены.

Старый сёгун разозлённо ударил по полу кулаком.

– Как я теперь взойду на трон, Дзёмэй?! Мальчишка отослал меня за тысячу ри. Что теперь делать?

– То же, что я сказал вам прежде: ждать. Почему вы не послушались и принялись действовать сами?

– Сам?! Ты думаешь, я стал бы подсылать отравителя?!

Шаман выдохнул дымом. Трубка зависла в руке.

– Если вы не подсылали его, то ваш сын действовал один?

– Кэтсуо был мне хорошим сыном, – запальчиво воскликнул Красный Шиймоку. – Он бы не стал делать ничего опасного. Да и не в его характере посягать на императора. Он бы не стал.

– Он бы не стал…, – нахмурившись, повторил сёгун почти себе под нос. – Может быть, это и не он? Скажи, великий шаман, почему духи указали на него?

Старик в ответ промолчал. Оба пронзили друг друга взглядом – тем, на какой были способны. Белые глаза прикрылись, и вздох прокатился по комнате.

– Не я был причиной сегодняшнего несчастья, – шаман отвернулся, сев прямо там, где стоял. – Но духи сказали: отравитель не лжёт. Он служил твоему сыну.

– Я знаю, – понуро махнул рукой Красный Шиймоку. – Я видел его среди слуг вассалов. И другие тоже узнают его, если спросить. Кэтсуо бы не оправдался, даже без твоих слов. Но разве не ты знаешь любые яды, как собственное курево? Не ты ли подмешал отраву в воск печати?

Старик пыхнул дымом ему в лицо.

– Не гневите духов. Я сказал: до зимы Мукогава умрёт. И он умрёт. До зимы, а не через месяц от появления. Не так быстро. Он ещё не нажил себе врагов. Слишком многие понимают, кто будет следующим императором. Если он уйдёт сейчас, вы погрязнете в судебной волоките. Даже великий дух не справится с тремя сотнями секретарей.

– Мы должны были ударить позже, – старый сёгун опустил голову. – А теперь… Я не вернусь, пока война не закончится. Но варвары не уйдут от границы, пока Сейрейгадоточи не прогонит их силой.

– Только сил у вас нет.

Красный Шиймоку нахмурился. Отвечать ему было не нужно.

– И всё же… Зачем он пощадил меня? И даже Кэтсуо? Не лучше ли Мукогаве было приказать ему совершить сэппуку?

– Благодари духов и богов. Будь он умнее, вам обоим уже готовили бы могилу.

– Благодарю…