© Катерина Баклушина, 2025
ISBN 978-5-0067-3755-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Довольно забавно, но эта книга родилась из песни известной певицы, чьи альбомы на тот момент я слушала без остановки больше года (и сейчас слушаю, и не важно, когда вы открыли эту книгу). Я так погрузилась в атмосферу, что замечталась, представляя себя исполнительницей. Это немного странно, потому что у меня и голоса-то нет. Впрочем, мечтать можно обо всем, тем и хороши фантазии.
Конечно, только кривляния (а в моем случае это были бы именно они) на сцене не могли захватить полностью. Нужна была история покруче, я тот еще фантазер. Нужно было завернуть все так в голове, чтобы самой стало интересно.
Потому что иначе не считается.
И без антиутопии не вышло. Поэтому, действие происходит в вымышленной стране, тонущей в глубоком кризисе на фоне перепроизводства, процветания искусственного интеллекта и тотальной ненужности людей. Не интересно это, только про блестящие гитары и поцелуи строчить. Но блестящая гитара будет. Обещаю.
А потом, когда сюжет почти придумался, я решила, а почему бы не написать об этом книгу? Историю настоящей певицы, ее роста, любви и ошибок? Как будет чувствовать себя персонаж в подобном мире, сможет ли, выстоит ли?
Так и вышла целая история жизни Сью, считавшей себя скорее лгуньей, чем певицей.
Но разве вымысел может быть ложью?
Кто знает
…
«Будь добр к птицам.
Они единственные, кто будет петь
у твоей могилы, когда о тебе все забудут».
Надпись на кормушке где-то в Чехии.
Пролог
– И зачем тебе это все? Молодая девчонка, а пришла в стариковский дом. Может, ждешь еще, что я тебя буду угощать? – старуха внимательно смотрела из-под круглых очков на девчушку, топчущуюся на пороге.
– Здравствуйте, меня зовут Роли Лаит, и я хочу написать о Вас книгу, – выпалила она как на духу.
– Маловато ты обо мне знаешь, раз сунулась. Я вашего журналистского брата терпеть не могу. Просто на дух не переношу.
– К счастью, я не журналистка, иначе, и близко бы не подошла, – поспешила объясниться девушка, – заканчиваю курс на факультете Изящной словесности и стоящих высказываний в Тайрусе. Мне нужно написать книгу, причем всего за полгода. Вы знаете правила. Думаю, Ваша история вполне может потянуть на дипломную работу. Вас там еще помнят.
– Вот как. Быть может, они и помнят, только я уже давно не та, что была. Да и историю мою не знает никто, разве что пара идиотов, но и их уже нет на свете. Запомни, милочка, если хочешь прославиться на всех Холмах Митавры, играй по их правилам. И захлопни внутренности навсегда, не зря их живот прикрывает. Никто не знает мою историю, и поделом. А теперь пошла прочь.
Но Роли не уходила, прекрасно понимая, что однажды старуха высунется в окно, и вновь поковыляет к двери, неспешно и одновременно деловито, чтобы спросить, с чего бы назойливая гостья продолжает сидеть на лавке. В конце концов, любое дело стоит каких-то усердий, глупо не пытаться. Так уж вышло, что эта старуха заинтересовала ее по-настоящему, значит, стоило вцепиться, как клещ.
С детства Роли жила, овеянная волшебством музыки Сью Варген, блистательной поп-певицы с Холмов. Она знала наизусть половину альбомов, и учебу то выбрала только потому, что кумир детства училась там же. А если выйдет повторить успех? Правда, голоса у Роли не было, не повезло.
Через пару часов на белоснежной лавочке под палящим солнцем, эта затея перестала казаться такой притягательной. Девушка уже начала размышлять, что в следующий раз надо будет хоть шарф взять, чтобы прикрыть голову, да может перекус, кормить ее тут и правда не планируют. До последнего на сегодня автобуса до Мибера (из целых двух), где она смогла отыскать ночлег, оставалось каких-то полчаса, стоило уходить, пока совсем не вляпалась. И именно в этот момент замок щелкнул, и старуха вновь показалась на пороге.
– Ладно уж, входи. А то еще измором будешь брать. Поболтаю с тобой, так и быть. Нигде нет этих репортеров? Ох, и умеют они портить жизнь простым людям.
Продолжая ворчать, женщина направилась вглубь дома, в маленькую, но уютную гостиную, наполненную теплым светом, бьющим из желтого леденцового окна. Вся атмосфера настолько не вязалась с манерами хозяйки, что писательница чуть не подпрыгивала от удовольствия. Ясно, что случай не простой, значит, разбираться будет еще интереснее.
– Значит, хочешь писать книгу? – холодно повторила старуха, глядя куда-то мимо, – представляю, что там могут написать такие дураки, как ты, узнающие по газетным обрывкам. Антология величайшей певицы современности. Правда же в том, что я величайшая лгунья современности и больше никто. Думаешь, хочу я это перед смертью выкинуть на чужой суд? У меня за жизнь было больше масок, чем у тебя помад в сумочке. Но, поверь мне, я не жалею.
Сообщив все это с невероятной раздражительностью, старуха принялась рыться во внутреннем ящике, стоящего поблизости стола. Наконец, вытащив, кажется, половину содержимого, она рассмеялась, обнаружив простую деревянную трубку, тут же на свет появился кисет и зажигательные пластины. Кажется, именно в этот момент Роли осознала, что на автобус ей уже не попасть. Впрочем, не так уж это и страшно. Наверное.
– Жалеть вообще ни о чем нельзя. Это я уже потом поняла. Вот скажи, Роли, что ты знаешь обо мне?
– Вы Сью Варген, женщина с потрясающим голосом, невероятным талантом писать стихи, создавшая несколько сотен уникальных композиций. Выступали по всему миру, практически со всеми оркестрами и исполнителями. А еще вложили огромные средства в три главных фонда, чем помогли невероятному количеству людей. В том числе и мне.
– Какие сладкие глупости. Впрочем, да, последние пятьдесят лет надо мной и правда неплохо поработали, чтобы сделать репутацию безупречной. Мне хватило внимания, статей и грязи в те времена, когда я была как ты.
– О чем вы? Я не слышала ничего подобного, наоборот, всегда вдохновлялась Вашей историей. Мало кто на Холмах может похвастаться тем, чем Вы.
– Да, инфоповодов я давала не много. Точнее, достаточно, да, но только в позитивном ключе. Знаешь, у кого лучше всего получается исполнять роль шута? У человека, познавшего истинное отчаянье. Впрочем, другие назовут это одиночество опыта. Значит так, это все я тебе расскажу. Подробно, не сомневайся. А потом, ты напишешь книгу, да. Может даже дашь мне почитать. И покажешь своим профессорам. Но издателям – только после моей, к счастью, уже не долгой смерти. Деньги бери себе, мне ни к чему. Как ты знаешь, никаких наследников у меня нет. А все свое я и так раздала. Даже этот дом купила с мебелью, да так и привязалась, не стала менять. Зачем?
Наступила тишина. Старуха пыхтела трубкой, а Роли молчала, чтобы не вспугнуть тягучий ход мыслей. Прошло почти полчаса, когда бывшая певица, наконец, решила открыть рот.
– Теперь бытовое. Жить ты, понятное дело, будешь здесь. Кто знает, когда на меня найдет вдохновение. Сегодня забрать вещи из дешевого мотеля, где ты решила остановиться, уже не успеешь, а вот завтра вперед, быть может, решишь вернуться. Комнату выбирай любую на втором этаже, я туда все равно не ходок. Единственное условие – никаких мальчишек пока работаем. Голову забивает, собьет с толку. А дуры мне тут ни к чему. Я плохо сплю по ночам, наверное, позову в это время, а может и днем. На старости чудишь. Все считают, что так и должно быть. Значит, почудим. Ах да, завтра придет Ру, моя помощница. По всем вопросам обращайся к ней. И скажи там, вегетарианка ты, или еще какая чертовщина. Ру не дура, она запомнит.
Снова наступила тишина. Не то, чтобы старуха уставала или задумывалась. Скорее, просто не хотела долго чесать языком. Но, Роли была не из тех, кто будут терпеть тягомотину, потому она позволила себе вопрос.
– И когда Вы готовы начать?
– А мы разве не начали, – старуха резко и хрипло рассмеялась, – ладно уж. Начать, так начать. Знаешь, мне бы хотелось, чтобы первой строчкой было: «Я всегда была ужасной трусихой. Настолько, что если бы по трусости проводились соревнования, то я бы даже не поехала туда». Мне нравится, запиши. Сварю-ка я нам кофе. Когда-то давно, один очень мудрый человек, живущий на границе между всем, чем только можно, научил меня, что под хороший кофе, можно разболтать любую историю. Даже ту, которую никогда не думал кому-то поведать.
– Это и правда хорошо звучит, хоть и в голове не укладывается. Впрочем, как раз то, что нужно, хорошая встряска. Раз уж мы будем писать антологию лгуньи, а не певицы.
– Надо же, еще есть на свете люди, которые могут что-либо понять.
Глава 1
Чужое крыльцо, острые бургеры и гитара.
Я всегда была ужасной трусихой. Настолько, что если бы по трусости проводились соревнования, то я бы даже не поехала туда. Именно так я рассуждала, сидя на крыльце новенького дома Терли Сими, где проходила вечеринка. Вообще, мне должно было там понравиться, как всякой шестнадцатилетней девчонке: дешевое вино из пакета, громкая музыка и много красивых парней, желающих подержаться за задницу в жалком подобии танца. Но, почему-то, я испытывала страх, а не радость, хотя отпустили меня аж до двенадцати, круто. Бред сивой кобылы.
Вся проблема в том, что обратно отец вернется в лучшем случае только часа через два. Идти в дом желания нет, мерзко и скучно. Все в универе умоляли родителей отпустить. А я не просила. Просто согласилась на приглашение, не особо понимая, что тут вообще будет, и поставила отца перед фактом. Он тоже может поставить меня перед фактом, и проспать время, когда нужно забирать обратно.
В нашей семей просто обожают такие штуки. Если кто-то чего-то не особо хочет, обязательно сделает все таким образом, чтобы больше не просили. Ну, я и не попрошу. Эксперимент явно не удался. На побережье меня сложно было назвать тихоней, но все игры были более детскими, и куда приличнее. А здесь ни друзей, ни приятелей, вот тебе и веселый переезд.
Тем временем, ветер усилился, ночь совсем сгустилась, вокруг одинаковых домиков начали зажигаться фонари. Можно было пойти пешком, но я все еще отвратительно ориентировалась, к тому же не хотела нарываться на проблемы. Кто знает, как у них тут устроено. Говорят, есть местечки, где могут напасть просто потому, что такое время суток. Все-таки придурки везде придурки, никуда не денешься.
Мои размышления прервала машина, аккуратно остановившаяся прямо у подъездной дорожки. Ничего такая, лучше, чем у отца. Впрочем, здесь почти у всех лучше, а ездят с одной скоростью по тем же дорогам. Смысл платить? Видимо, еще один сытый балбес собирается на вечеринку, надеюсь, не прицепиться. Но, пальцы крестиком не сработали, вышедший из машины длинный нескладный парень направился прямо ко мне, и остановился всего в нескольких шагах.
– Здорово, – усмехнувшись сообщил он.
– И тебе не болеть. Что надо? Пройти мешаю?
– Туда, – он одновременно скривился и продолжил усмехаться, – ищи дурака. Просто хотел узнать, ты в порядке? Помощь не требуется?
– Думаешь дама в беде? – мне почему-то стало смешно, хотя все так и было вообще-то.
– Обычно люди не сидят на крыльце, сжавшись в комок, у дома с такой громкой музыкой и ярким светом. Видимо, тебе не зашло на вечеринке, ты решила сбежать, но со вторым пунктом возникли проблемы.
– Скоро должны забрать. Все в порядке.
Еще чего, помощь от него принимать. Потом еще сообщит, что обязана, и отдавай чем знаешь. У меня было не слишком много вариантов, и ни один меня не устраивал. Поэтому я отвернулась в сторону, показывая, что разговор закончен. Конечно, неприятности могли случиться со мной и здесь. И по дороге домой, если к двенадцати папа не появится. И вообще, где угодно.
– Ладно. Тогда я пока посижу здесь с тобой. Чтобы все действительно было в порядке.
В ответ, я лишь хмыкнула что-то неопределенное. Нравится мол, так валяй, делать тебе нечего по ночам. Скоро надоест и поедешь, знаю я таких. Но длинный почему-то не уезжал. Сидел, смотрел на небо, а мне было спокойно и легко. Хотя, с людьми у меня такое редко случается. Обычно как-то наоборот.
– Я тебя понимаю. Тоже бы, наверное, соврал. Не люблю, когда лезут всякие. Но, прошел уже час, а ты все еще тут. Может, мне все же стоит тебе помочь и доставить домой?
– Слушай, давай по-честному. Я не местная, правил ваших не знаю. Но расплатиться мне нечем, садиться к незнакомцам в машину я не привыкла, и вообще стараюсь за себя отвечать сама.
В этот момент из печной трубы вылетело пару ракет, взорвавшихся фейерверками над домом. Веселье явно перешло через край. В отдалении зазвучали полицейские сирены.
– Ладно, отрубленная голова лучше тюрьмы. Бежим отсюда.
Усмехнувшись в который раз, он одним движением подхватил меня с крыльца, и за пару секунд мы оказались у машины. Стартовали раньше, чем усилился звук сирены, и всего через пару минут оказались в безопасности и от все еще взрывающихся ракетниц, и от служителей закона, готовых арестовать первых, кто под руку подвернется.
– Ладно, в какой лес тебя везти?
Признаться, я опешила настолько, что сначала просто открывала рот, как рыба. Но, потом поняла, что это просто шутка, и впервые за вечер рассмеялась.
– На углу Сиреневой улицы, одиннадцатый дом. Там еще флюгер забавный такой.
– Точно, я его как раз пару недель назад приметил. Раньше не было – а теперь есть. Не похож на магазинный. Откуда?
– Мама раньше делала. Она скульптор, хобби такое.
В ответ парень лишь хмыкнул (в сто двадцать первый раз), и надавил на педаль. Что ж, скорость он явно любил. И я тоже. Мы гнали по узкой хорошо освещенной улице, а вокруг не было ни души. Не удивительно, что перед моей лужайкой он затормозил всего минут через пять. Отец тащился все пятнадцать. Видимо, что-то в моей голове перемкнуло в этот момент, поэтому я выдала:
– Если хочешь, можешь зайти, угощу тебя какао. Только не кричи, если увидишь маму. Она у меня страшная.
Давно бы следовало объяснять людям по-человечески, что я вовсе не шучу. Мама и правда выглядела не лучшим образом. Да и вообще все было не лучшим образом после того, как у нее нашли прогрессирующую дрянь, медленно, но верно уничтожающую орган за органом. Поэтому, сейчас мама скорее походила на странное существо в трубках, чем на живого человека. Но, в это время она наверняка спит, поэтому вряд ли напугает моего странного гостя.
Мы тихонько прокрались через прихожую сразу в кухню, где, к моему удивлению, горел свет.
– А я уж думал тебя выдадут мне с мигалками, – заявил отец, поворачиваясь на высоком табурете.
Выглядел он при всем этом чрезвычайно довольным.
– Я не совершеннолетняя. Тебе пришлось бы приезжать за мной в тюрьму.
– Так-то завтра утром, – небрежно отмахнулся мой старший предок и был таков, – смотрю, ты привела гостя. Познакомишь?
– Собственно, этот человек и увез меня от потенциальной расправы. Приходится платить чашкой какао.
– Джереми Чар, – тут же протянул руку мой, похоже, новый приятель. Надо бы запомнить (для истории как минимум). Или даже нескольких историй, все же, их обычно примерно столько же, сколько слушателей, кто бы что ни говорил.
– Рад, рад, вы юноша избавили меня от множества хлопот. Но, раз чашка какао вам уже обещана, тогда с меня печенье. Борт Варген, рад знакомству. Сью, ты уже готовишь? Сделай и мне тоже.
А так впервые прозвучало мое имя. На самом деле, это даже забавно. Два человека могут делать вместе кучу всяких вещей, но не иметь ни малейшего понятия, что там у кого написано в паспорте. Хотя, так даже интереснее.
Потом мы почти полчаса пили какао, и отец умудрился выведать из Джереми кучу информации: оказывается, он учится в том же университете, что и я, что не удивительно, городок явно не мог похвастаться большим количеством приличных учебных заведений. Его семья держит большую закусочную недалеко от мастерских, где подают острые бургеры в сочетании с музыкой, исполняемой маленькими небольшими бандами. В их семье двое детей, брат мечтает накопить много денег, чтобы купить дом побольше, а сам Джереми о приличной гитаре. А больше он ничего особо о себе не рассказал.
Услышанного для отца оказалось достаточно. Чтоб вы понимали, он у меня страстный музыкант. Не человек – оркестр. Освоил орган, битбокс, бубен и контрабас. А гитар дома в районе десяти штук. Было бы больше, если б не переезд. В доме на побережье осталось штук пятьдесят. И домашняя подпольная студия звукозаписи. Вот так они и проговорили, а потом пошли в гостиную упражняться. Я сначала думала спрятаться, как обычно, но потом не выдержала, выбралась посмотреть. Что сказать, получалось у них отлично. Вот тут-то отец и умудрился брякнуть:
– Мы со Сью часто развлекаемся игрой на всяком. Только она еще и поет, не рассказывала? Играть пока не очень выходит, да, но поет отлично. И песни пишет, уже целую кучу создала.
Вообще, тут он не прав. Играла я вполне сносно, особенно простые вещи. Да, на гитаре и пианино, а не на ста восьмидесяти двух инструментах. Однако, в глазах Джереми тут же возник охотничий азарт.
На следующий день мы встретились после занятий на стоянке велосипедов, чтобы пройтись пешком. Дже прожужжал мне все уши гениальным планом, родившимся ночью:
– Мы будем выступать вдвоем. Начнем с бара отца, он нас точно пустит, это я беру на себя. Попробуем каверы, а там наши песни прорепетируем. А как закончим универ, махнем по всей стране. Только представь, ты и я, летим на моем мустанге по степям, выступаем в каждом маленьком городке. О нас будет говорить все! Так и до Холмов Митавры доберемся.
– Ну прямо нас там заждались. Ты не видел ни одной строчки, написанной мной, я не была в баре. Тебе не кажется, что ты, ну, слишком спешишь что ли?
Конечно, он так и остановился посреди тротуара. Хорошо, что здесь велодорожки идут отдельно, в моем родном городе его бы сразу сбили.
– Да мы катастрофически опаздываем! Это же такая хорошая идея, что надо бежать, чтобы вообще что-то успеть, да хотя бы оставаться на месте.
Подметив цитату, я поняла, что книги мы читали в детстве одинаковые. Не человек, а сплошное совпадение. Так что не удивительно, что я не смогла устоять. И уже через пятнадцать минут мы ели самые вкусные острые бургеры в мире. Я все еще думаю, что это лучшая еда на свете. Потом мы осматривали сцену. Тогда я в этом не понимала вообще ничего, абсолютно, поэтому мне понравилось. Понравилось, что была гитара с блестками, легкая, как перышко. И высокий табурет рядом с микрофоном. И даже куча проводов вокруг. Хотя, Джереми почти сразу инструмент меня ее отобрал. Сказал, что девчонка с гитарой смотрится странно (особенно с блестками. Блестки вообще – фу). И вообще, он играет, я пою. Нечего тут.
Сейчас для тебя это звучит забавно, но тогда именно Джереми принимал решения. Мне оставалось только кивать и улыбаться, как обычной девчонке. На самом деле это только кажется, что плыть по течению легко. Соглашаться, упираясь лбом во внутренний барьер своего эго и маленького «хочу», твердо общая себе, что однажды твой тоненький голосок услышат. Зато, как научишься стоять на своем, уже не свалишься. Самое забавное, что при всем этом именно с Дже у нас не было ничего «моего» и «твоего». Только наше.
Помню, в тот же вечер, мы засели с ним на чердаке родительского дома, прямо под маминым флюгером, и он внимательно вчитывался в каждую строчку моих восьми (восьми тысяч) тетрадок с текстами.
– Хорошо, что твой отец разболтал этот секрет. Серьезно, ты могла бы вообще не рассказать. Но это то, что другие должны знать. У тебя талант. Я не шучу.
– Конечно, ты не шутишь, – в тот момент я и сама была настолько серьезна, насколько это вообще возможно, – я и сама считаю себя талантливой. В конце концов, не просто же так меня взяли в университет без экзамена. Им вообще публикации в Глабере оказалось достаточно. И они сами мне написали. Вообще, знаешь, не плохо сложилось.
– Более чем. Это же главный литературный журнал, – Дже аж присвистнул, – ты просто шкатулка с сюрпризами!
– Булочка с изюмом, изюм я не люблю, – вспомнила любимую присказку, – да не, на журнал мне сиренево, это отец отправил. Понимаешь, маме очень хорошо подходит местный климат, плюс для таких, как она тут есть специальный центр. Сегодня утром перевезли, наконец-то. Если мы будем жить здесь, то сможем ее навещать. Она почти даже понимает происходящее. В общем, отец нашел, что универ берет типа талантливых…
– Ты талантливая! – перебил Джереми.
– Окей, берет талантливых без экзаменов. Не то, чтобы он переживал, что я не сдам, но знаешь, одной проблемой меньше. В общем, он отправил мое стихотворение в Глабер, а они тут же напечатали. Странные. Это я все к тому, что вообще не сомневаюсь в себе. Скорее, я сомневаюсь, что найдется много людей, способных хоть что-то понять. Поэтому, стихи для академических собраний пишу сложные, а вот песенки простые. Условно простые. Да ведь?
– Ну, так, – он как обычно усмехнулся, – боюсь представить, что там в сложных. Наверное, я и слов таких не знаю. Ну да ладно, мне еще три года учиться. А у тебя тоже пять лет учеба?
– У меня два, но у всех остальных на курсе пять, как и у тебя. Но, как они говорят, мне и занятия не нужны. Просто им будет приятно повесить табличку с моим именем, когда я начну печататься в Глабере каждый выпуск.
– А за это платят? – тут же расчетливо спросил Дже.
– О да, но такие копейки. Но, мне и не интересно особо. Пока по крайней мере. Хватает того, что есть.
В ответ Дже лишь задумчиво покивал. Так началась наша пред концертная жизнь. Всего на репетиции мы потратили что-то вроде пары месяцев, собираясь то у меня, то в парке, то после закрытия бара, чтобы попробовать аппаратуру. Забавно, Джереми всегда хвалил мои стихи, но ничего не говорил про голос. Хотя, обычно все делали акцент именно на умении петь.
Мне же в тот момент было категорически все равно, кто и что там говорил, потому что впервые в жизни, я была абсолютно и беспардонно счастлива. Стоило подойти к микрофону, закрыть глаза, как меня накрывало огромной волной, даже перед пустым залом. Знаешь, все, что мне нужно было в этой жизни – просто петь.
Петь, и не важно как, когда и что. Мне легко давалось большинство каверов, про мои и говорить нечего. Хотя, Джереми все время пытался выдать их в разных жанрах, обходя стороной лишь поп и все сочетания с ним. Он объяснял это так:
– Ты должна понять, это для дураков. Красивые блондинки, куколки с длинными ногами и маленькими головами, блестящие гитары. Ты куда глубже, ты настоящая.
Конечно, дураком тогда был он. Но я ничего не говорила. Просто смотрела на него, параллельно размышляя, как забавно, что человек одновременно может быть очень красив и очень не красив. Наверное, так не бывает, но Дже казался расположенным одновременно на столь разных концах спектра, что захватывало дух. Во-первых, он был длинный как каланча, что каким-то образом ему шло, хотя такие чаще получают дурацкие прозвища. Блондин со странной стрижкой, когда сзади длиннее, чем спереди, не знаю, как называется, не люблю такие, но ему подходило. Странным крючковатым носом, таким нелепым, но в композиции звучащим что надо. То есть вы поняли, да? Если Джереми разобрать по частям, то все они будут ужасны. А все вместе давали странный эффект. Единственной не ужасной частью я считала глаза – круглые и желтые, как у большой птицы, всегда внимательно повернутые в твою сторону. Они как будто спорили со смешливым ртом, готовым ухмыльнуться любой глупости. А глупостей вокруг было много.
– Конечно, настоящая, скажешь тоже. Не пластиковая же. Но ты не прав, и гитара с блестками, и светлые волосы сами по себе не делают тебя искусственной. И даже в простых строчках может быть много смысла.
– Такое я играть не буду, а спорить глупо. Кстати, первое выступление уже в пятницу в семь.
Вот тут я бы натурально упала со стула, но мы, к счастью, сидели на траве в парке.
– И что мы будем презентовать? Сколько у нас времени?
– Думаю, минут десять. Разогрев группы Бубз, ты их слышала, когда мы сидели на прошлой неделе.
– Блеск, никто и не заметит, пока будет выбирать по меню. Хотя, выбор там очевиден.
Почему-то я скорее удивилась, чем напугалась. И даже не стала заморачиваться образом и макияжем. Зачем? Я же не на сцене театра Девери, чтобы выпендриваться. Зачесала волосы в хвост, простые джинсы, казаки, рубашка и майка. Все так ходят, правда. Ну, разве что украшений добавила. Тут ничего не поделаешь, люблю все эти браслеты, подвески, серьги. Мама раньше смеялась, что я как сорока. Ну да.
В районе семи раздался звонок в дверь, и уже через пару минут мы с Дже и моим отцом мчали по тихим спальным улицам мимо рядов одинаковых коттеджей. Думаю, мой друг специально так гоняет, слишком скучно смотреть в окно. Да и на дороге никаких происшествий. Даже белки не выпрыгивают.
Конечно, отец собрался с нами. Мне это скорее досаждало, чем радовало, слишком много критики. Но, спорить было бесполезно. В баре он тут же занял место у стойки, где открывался лучший обзор. Народу пока не было, обычно все собираются ближе к восьми, а то и к девяти, в пятницу принято гулять до субботы. Пока лишь пара завсегдатаев звонко чокались пивными кружками размером с их головы, Ниэль протирала столы, подмигивая бармену, но он не замечал ее в упор, перетаскивая бочки под стойку. Шумно крутился вентилятор, пытаясь выгнать привычную для этого времени года жару, как всегда безуспешно.
На улице раздался шум, залаяла собака, и через минуту в просторный круглый зал хлынула неукротимая энергия. Группа Бубз в полном составе явилась на последнюю репетицию. Хоть мы и были знакомы, я не прекращала пялиться на них без всякого стеснения. Во-первых, парням это нравилось, во-вторых, они сделали все, чтобы притягивать взгляды. Для начала скажу, что их фирменный стиль звучал так: я просто надену все, что есть в шкафу. Что мешает, торчит – режь ножом. Желательно максимально тупым, чтобы лохмотьев было побольше. С волосами они поступили примерно тем же образом, завершив образ диким макияжем. Думаю, они просто брали все подряд, не особо разбираясь для чего нужны эти мазилки. Я в пять лет так же делала.
– Эй, эй, кто тут у нас? Ребятки, вы не слишком жаркие для разогрева? – закричал через пол зала барабанщик, обращаясь к Джереми.
– Какие люди! – он выглядел очень довольным, что настоящие музыканты признали его, – Немного попляшем на подоле ваших фраков, а там милости просим.
Они громко засмеялись, обменялись рукопожатиями и посмотрели на меня:
– Надо бы вам стиль придумать. А то смотришь и не понятно, кто вообще перед тобой. Как тебе наш прикид? Нравится?
– А то, – я согласно закивала, усмехаясь совсем как Джереми.
– Воооот, значит так. Белые рубашки – прошлый век. Пошли во двор, покрасим их баллончиком, – их солист являл собой настоящий вихрь, так что спорить было бесполезно.
В результате, мы высыпали во двор всей толпой, и тут же поплатились новенькими рубашками, которые подверглись атаке черной краски и пары ножниц. Получилась странная абстракция, которая, впрочем, могла сойти за что-то крутое. Тем временем басист извлек из багажника их старой машины широкополую кожаную шляпу и вручил мне с шутовским поклоном.
Знаешь, при всем этом мы хохотали как сумасшедшие, не выпив ни одного стакана.
Тем временем народ стал собираться, и отец Дже вышел на крыльцо, не особо надеясь утихомирить нашу компанию, скорее просто подать сигнал к началу. Не знаю где, но по дороге Джереми раздобыл очки в виде черных звезд, и не глядя в зеркало пошел на сцену. Он и так знал, что невероятно крут.
А дальше? Не знаю, как это описать. Маленькая сцена, высокие табуреты, где сидишь, как на жердочке. Микрофон. Первые ноты. И все, оно накрывает с головой. Ты расслабляешься настолько, что позволяешь мелодии полностью захватить тебя. И поешь, поешь. Похоже на репетиции, только там волна шла из тебя во вне, доходила до стен, таяла. Теперь же, пройдя через людей, она возвращалась в сто раз сильнее, почти сбивала с ног, но у самых кончиков пальцев вдруг оборачивалась мягкой пеной.
Я жила у моря и знаю, как это бывает. Там, в простом баре, на скрипучей сцене, я впервые осознала, что это – единственное, чего я вообще хочу в этой жизни. Мы сыграли три песни, как и планировали, но мне не хотелось останавливаться. Кавер и две моих. А потом я посмотрела прямо перед собой и поняла, что им понравилось. Да, они были в восторге!
И тут Дже сказал:
– Спасибо вам! Встречайте группу Бубз!
Мне кажется, в зале есть те, кто предпочел, чтобы мы остались на сцене? Но, вечеринка продолжалась, ребята выкатились, ударив таким драйвовым роком, что уже через пару минут я отошла от барной стойки и принялась танцевать. Энергии было так много, что казалось, мы все можем взорваться. А на пятой по счету песне фронтмен вдруг заявил:
– Сью, детка, ты же знаешь нашего «Цыбубыдза»?
Конечно, я знала, там и знать нечего. В отличии от нас, ребята не слишком заморачивались текстами. Впрочем, сейчас я была готова повторять любую ерунду. Поэтому просто запрыгнула на сцену и мы принялись нести всю эту ахинею дуэтом. Дже смеялся так, что чуть не упал со стула. А потом не стал дожидаться, и тоже запрыгнул. Партия у них с гитаристом вышла, что надо.
Уже потом, папаша Джереми рассказывал, что в тот вечер получил королевские чаевые, да и выпивка шла на диво активно. Ему пришлось обливать нас из шланга во дворе в два часа ночи, прежде чем мы угомонились и перестали выкрикивать строчки. Мокрые, но счастливые, всей толпой мы сбежали туда, где наша энергия не мешала мирным гражданам – в парк, чтобы пробежаться по лугам, залитым туманом, почти упасть в пруд и сосчитать все созвездия. На обратном пути мы зашли в единственную работающую в пять утра закусочную, знаменитую блинами со сливками.
Через пару дней эти забавные музыканты уехали в очередной тур по маленьким городкам, видимо, забыв про наш на пару лет. В результате я их больше не видела, а жаль. Мало кто умеет так веселиться без капли спиртного, и уж точно чего-то другого.
На следующий день я пришила к лоскутам рубашки, похожим теперь на бахрому, серебряные звезды, оставшиеся у меня от одного из кукольных наборов. Если уж у Дже есть очки. Ему понравилось, кстати, видимо, звезды – не блестки, достаточно интеллектуальны.
Что бы там ни было, но наше выступление зашло публике, и мы получили целый вечер, правда в понедельник неделю спустя. Что тут говорить, учебу в результате почти забросили, целыми днями сидели на чердаке, повторяя строчку за строчкой. Не знаю, как у Дже, мне было проще – не забывай приносить новые стихи раз в пару недель и можешь вообще не появляться на занудных лекциях. Поняв, что в ближайшее время я не стану успешна в академических занятиях, начала рассылать стихи в Глабер и прочие подобные ему журналы. Как показала практика, именно это принесло мне диплом, а не жалкие попытки блеснуть хоть чем-то на экзаменах.
Впрочем, мне было, где блистать. Сначала понедельник стал нашим постоянным днем, что крайне не понравилось большинству работодателей Тайруса. Первые пару недель мы пели пустым столам и бокалам, но, стоило сделать небольшую афишу, как дело пошло. Легко перешагнув обещанный час, мы могли петь допоздна, из-за чего на следующий день несчастным боссам оставалось только требовать от наших «фанатов» объяснительные за опоздания. Но это все такая ерунда.
Главное, меньше, чем за три месяца, наш дуэт получил постоянное «золотое» время в субботу, что было равноценно признанию. За время проживания в Тайрусе, у меня так и не появилось друзей, зато мы обросли мини фан-клубом из девиц, готовых рисовать афиши и помогать нам с образами. Все же, двухчасовой (а то и больше) концерт раз в неделю перед одной и той же публикой требовал куда больше фантазии, чем мировое турне с готовой программой. Можешь мне поверить.
Девчонки частенько менялись, я знала, что Джереми спит с ними напропалую, но не слишком волновалась. Как он любил объяснять:
– Это скорее спортивный интерес. Тем более, должны же нам быть хоть какие-то бонусы, кроме бесплатной кормежки и доли чаевых. Тебе бы тоже стоило посмотреть вокруг. Половина зала приходит ради твоей мордашки.
– Ты знаешь, мне они не интересны. Дже, когда я на сцене, это куда круче: ты играешь, я пою, кажется, что мы среди звезд. И можем покорить этот мир!
– Мы точно покорим этот мир!
Он вскидывает руки вверх, смеется, наклоняется и целует меня в лоб. И меня накрывает теплой волной, почти такой же сильной, как на сцене. Но только почти.
Эти выступления продолжались два года. За это время произошло так много всего, но эти события были как в тумане. Умерла мама, что было ожидаемо, но грустно. Последние дни я провела рядом, напевая ей тихонько. Конечно, она не слышала, так сказал врач, но он никогда не был в коме, так я скажу. После отец совсем перестал скрываться, и начал открыто пить, окончательно забросив дом, попытки работать и мое воспитание. Быть может, вычеркнуть все это показалось ему проще? Мне же подобное было только на руку. Как и всякому, кто нашел свое призвание и планирует в нем раствориться.
Начало лета ознаменовалось сразу несколькими событиями. Во-первых, я получила диплом, и окончательно избавилась от каких-либо обязательств. К тому моменту мы стали знамениты настолько, что мне даже предложили выступить на большой церемонии1 с речью. Неплохо для прогульщицы, верно? Во-вторых, мне исполнилось 18, и от обязательств избавился мой дорогой предок. Он был так счастлив от этого события, что умудрился напиться до нашей обычной встречи в районе полудня, когда я запасаюсь на кухне провиантом, перед очередным творческим днем, а он пытается понять, для чего встал с кровати. Точнее для какой из милых бутылочек. Впрочем, не суть. Зато, подобное неплохо отрезвляет в плане мечтаний о загробной жизни. Если бы мама взирала на происходящее с небес, мы бы явно стали свидетелями самой сильной нематериальной пощечины. А так нет, даже картины не падали и половицы не скрипели. Скука.
Самым главным составляющими, наполнявшим мою жизнь стала музыка и Джереми. Точнее, они были не отделимы друг от друга. И мы были не отделимы друг от друга. Стоило мне получить в мэрии свидетельство о совершеннолетии, как мы отправились в ближайший салон и набили себе парный тату в виде звезд на запястье. Мы любили смотреть на звезды в парке, лежа на траве, держась за руки и не чувствуя холод. Смотреть на мир через его звездные очки, подставляя наши глаза одновременно (я – правый, он- левый). Хохотать, когда звезды на одежде цеплялись друг за друга. Это был наш символ, наша цель.
Глава 2
Кукурузные хлопья, место 2 «в»
– Эй, девчонка, летом нужно просыпаться раньше, а то все веселье пропустишь! – Джереми лупил в мое окно длинной веткой и орал так, что разбудил всех спящих в Тайрусе. Пара бродячих котов с громкими криками вылетели из мусорных баков, соседка, стригущая траву, попыталась запустить в моего друга ножницами, хаос грозился выйти за пределы вселенной, пришлось предоставлять ему убежище в экстренном порядке на кухне.
Он вошел, как всегда, задевая головой дверной карниз, уселся на табурет, ленясь даже пошарить в шкафу в поисках хлопьев. И посмотрел на меня, как гордый лесной орел:
– У меня потрясающие новости!
Я тут же уселась рядом, предвкушая очередной прекрасный сюрприз, потому что обычно это были хорошие новости, но тут он меня огорошил:
– Мама записала меня на двухнедельные курсы по гитаре в Вешиле. Старт уже в четверг. Я там такому научусь! Будем потом супер выступать.
– Здорово! И когда едем?
– Оу, – тут он замялся, – ну вообще-то, еду я один. Ты не обидишься?
– Да нет, – признаться, я скорее просто удивилась, – чего мне на курсах делать? Буду только тебя отвлекать прогулками по незнакомому городу, ты же знаешь, мне только дай запустить исследователя.
– Мы с мамой вместе едем, – тут он окончательно смутился, – хотя я не особо представляю, как мы с тобой будем общаться, да и концерты. Впрочем, это всего лишь две недели.
– Ну ты и влип. Ладно, думай про гитару, а не про маму.
Тут дело вот в чем. Мама у Джереми женщина очень странная. Опекает его, как будто лет пять парню, при этом постоянно шпыняет его, что все еще маленький и не особо зарабатывает. Вот он и пропадает целыми днями на улице, а как со мной связался, так в моем доме. И заработок честно несет домой после каждого концерта. А все равно все не так.
– Я вот думаю, а как быть с концертами? – вдруг выдал он.
– И правда, не дело это, мы уже афишу поклеили. Ладно, выступлю одна. Покажешь гитарные партии? Хотя, я их в целом знаю. В общем, не парься, прикрою твой зад. Не придется возвращаться домой, закиданным помидорами.
– Спасибо! – от всей души сообщил Дже, явно повеселев, – я рад, что ты сама предложила. Просто, я же понимаю, что тебе трудно будет.
– Зато интересно.
Тут я не лукавила, а как будто немного преуменьшала. Давно хотела попробовать играть песни сама, но предложить не решалась. Что бы ни говорил Джереми, но женщина, которая просто поет у микрофона, куда глупее женщины с инструментом. Даже блондинки.
Он укатил на следующий день, оставив меня в компании гитары, что оказалось на руку. Когда нужно репетировать без остановки, грустить выходит не очень. Но, я все равно грустила, такие мы девчонки бываем глупые. Пришлось самой подбирать репертуар, признаться честно, искала самые простые рифы, и чтобы без баре, да, у меня с ним сложности.
Зато, когда наступила суббота, как все сомнения разлетелись, как тучи от ледяного весеннего ветра. Стоило мне войти в бар, как со всех сторон стали окликать приятели, уже занимающие столики.
– Эй, Сью, вы приготовили сегодня что-нибудь новенькое? – спросил толстый Билви, знающий, кажется, все наши тексты наизусть.
– О, сегодня будет гранд сюрприз, – усмехнулась я, уже не удивляясь этой привычке.
Да, некоторые вещи бывает заразительнее вирусов.
– Мы в предвкушении, – загоготали ребята футболисты, отдыхающие после напряженной тренировки (если судить по степени мокрости формы, которую они принципиально не снимали в преддверии важного матча).
– Сегодня выступаю соло, – что скрывать, лучше сказать сразу, чем смотреть на разбегающуюся публику, – Дже уехал на пару недель. Эй, а вы чего все еще здесь?
Сказала и рассмеялась от облегчения.
– Мы тебя и акапелла послушаем! – заверил меня Билви, вот уж спасибо.
– Все куда хуже, я буду вам играть, – сообщили я, принимая стакан ледяного лимонада из рук отца Джереми, который выразил все свои мысли по поводу женщин и музыкальных инструментов легким закатыванием глаз за лоб.
– А ты умеешь? – слегка удивился парень с длинными волосами в кожаной куртке.
– Да, но пока в основном свои песни. Но, ваши любимые старые хиты тоже попоем.
– Я к тому, что могу присоединиться, – неожиданно тепло сообщил незнакомец.
– Это у нас абсолютно разрешено, если знаешь песню.
Он показал большой палец, я попробовала похихикать, поняла, что женские штуки все еще не мой конек, и пошла в подсобку в поисках инструмента. Конечно, меня тянуло взять ту самую гитару с блестками, но одна мысль, что потом об этом сообщат Джереми останавливала на пол пути. Тем временем в зале вовсю шушукались, обсуждая перспективы сегодняшнего вечера. Я мысленно попросила Бога, если он там вообще где-нибудь существует, чтобы все потенциально недовольные покинули зал. Но, когда высунула нос, поняла, что народу стало только больше.
Мандраж прошел, как всегда, стоило ступить на скрипучий паркет сцены. В этот раз впереди мешался груз, я-то привыкла широко шагать, впрочем, все ерунда. Главное, что микрофон уже подключен, и фонари устремлены в центр зала, и достаточно сыграть первый аккорд, тем самым легким жестом, каким когда-то смогли высечь огонь первобытные люди, и… все вокруг наполняется сиянием.
В тот вечер пели все. Через пару песен, я позвала волосатика на сцену, где мы принялись исполнять старые песни дуэтом, а потом вышли два незнакомых парня, у одного была гитара, а у второго флейта, вот неожиданно. Тем и хороши концерты в маленьких барах. Никогда не знаешь, как придется импровизировать. Но, нам было весело, а это главное.
На следующей неделе я вновь солировала на сцене, собрав, как обычно в баре пол города. Где-то минут через пятнадцать после начала, в зал вошли трое мужчин, двух из которых я узнала сразу. Но не подала виду. Один – наш механик Баслик, он держит мастерскую в двух шагах, как раз у главной трассы, бар то почти на выезде.
Собственно, Баслик сразу прошел к стойке, где что-то шептал отцу Дже, периодически поглядывая на этих двоих. Я же старалась продолжить играть, к счастью зрителей, которые вообще не обратили внимание на происходящее. Разве что, когда из подсобки вытаскивали стол, пара человек отвернулись, но на пару секунд. Дело в том, что в этот момент я исполняла одну из самых крутых песен. Говорю же, их многие знали наизусть, хоть дискографию для них издавай.
А еще через пять минут мне стало все равно по-настоящему, настолько увлеклась музыкой. Ну, подумаешь, в зал вошел один из главных продюсеров Пу-Йота, родной брат директора театра Девери, известного своими постановками музыкальных пьес. Ну да, он открыл и продвинул столько звезд музыкального мира, сколько считаешь устанешь. И статуэтками Даллай может дверь подпирать.
И вообще, скорее всего, это мне в лимонад чего подмешали. Сейчас тут и драконы появятся, знаю я свои фантазии. Ну, не может такой человек, как Каби Голот просто взять и войти в бар, где я пою. Не бывает такого. Точка.
Драконы за вечер так и не появились. Зато, мы прекрасно попели, то соло, то дуэтом, то хором из всех присутствующих. Отпустили только через три часа после того, как исполнила самую любимую песню Билви. Такая вот цена – много аплодисментов, мало вкусного. Впрочем, стоило мне рухнуть за столик, как передо мной тут же появился огромный острый бургер и стакан газировки.
– Эй, девочка, – покровительственно сообщил отец Дже, – не затягивай с этим. Тебя хотят видеть пара больших боссов.
– Сначала еда, – я махнула рукой, а потом вспомнила, кто сидит на дополнительном столике у окна. Все еще сидит, мать их! Это было настолько внезапно, что я оставила блюдо на столе, встала и пошла прямо к столику. Видно было, что на меня смотрят. Специально. Шок.
Не знаю, как я преодолела эти несколько метров, не рухнув, но после такого, мне все под силу. Я уже говорила, что я жуткая трусиха?
– Привет, – как-то очень тепло сказал Каби, – кажется, ты – лучшая причина для поломки машины. Знаешь меня?
– Да, конечно, – я постаралась улыбнуться, но вышло как-то. Как-то вышло в общем.
– А это мой друг, Гира Лотр, он не так часто светиться.
Вот значит, как, ага. Второй оказался не меньшей шишкой, директор студии звукозаписи, выпустившей на свет больше величайших альбомов, чем кто бы то ни был. Точнее, в современной музыке. Так-то Холмы всем заведуют, но они больше по классике. А среди живых и актуальных – это банда Пу-Йота во главе с этими двумя. Мечта всех наших с Дже темных вечеров.
– Очень приятно, Сью Варген. Для меня большая честь выступить перед вами, господа.
– И весьма неплохо выступить, – сообщил Голот, улыбаясь, как сытый кот, – Я бы даже сказал, отлично. Собственно, я решил дождаться тебя только для того, чтобы сказать, что весьма заинтересован. Завтра утром, если машина будет починена, мы вернемся в Пу Йот. И, думаю во вторник, часа в два, смогу встретиться с тобой на студии, чтобы устроить небольшое прослушивание. Потом начнется проект, будет не до того. Хочу позвать брата, может еще пару ребят. Отличный голос, я серьезно. А тексты эти ты сама писала?
– Да, тексты мои, а музыка Джереми, он мой друг. Сейчас уехал на курсы. Вот бы вам нас вместе послушать. Я серьезно, он потрясающе играет.
– Тогда, пусть бросает все и мчит вместе с тобой. Так, сейчас напишу тебе пароли и явки.
И, он достал визитку из пиджака, начав быстро строчить адрес и номер комнаты. А после протянул ее мне:
– Кажется, это твой счастливый билет, Сью Варген, не потеряй его.
Они ушли, а я вернулась к своему бургеру. Рядом уселся отец Джереми, явно взволнованный происходящим:
– И что это было?
– Похоже, эти ребята всерьез заинтересовались нашим творчеством. Мы должны срочно связаться с Дже, они будут ждать нас уже во вторник. Пусть бросает свою школу и дует со мной в Пу-Йот. Вы же понимаете, как это важно?
– Знаешь, это может лишь казаться важным, – каким-то странным голосом сказал мужчина, – у него сейчас учеба, которую оплатили мы с матерью. Быть может, раз ему оказалась так не интересна история, он сможет зарабатывать хотя бы уроками гитары. Сертификат даст ему право быть учителем.
– Вы в своем уме? – я чуть со стула не упала, – да это же предложение всей жизни! Мы можем выступить перед самим Каби Голотом. Что если он предложит нам записать альбом?
– Что, если нет? – резко возразил бармен, – то, чем вы оба занимаетесь – это не жизнь. Тебе легко, красивая девчонка, задуришь кого-нибудь, выйдешь замуж, как нагуляешься, все, можно свесить ноги и отдыхать. А у Джереми однажды включится голова. И надо будет обеспечивать семью. Это важнее тусовок. Запомни. И вообще. Я запрещаю тебе звонить моему сыну. Дуй сама, куда хочешь, хоть в Пу-Йот, хоть на Холмы Митавры. Ты не представляешь, что это за жизнь. И что они делают Там с людьми типа тебя, мечтающими о дешевой славе.
Конечно, из бара я вылетела со скоростью пули. Даже не доела, чего со мной вообще никогда не случалось. Запрыгнула на мотоцикл, вождение которого недавно освоила, и помчалась домой. Слишком сильно хотелось уехать от всех этих эмоций сразу. Чем хороша быстрая езда – голова полностью отключается сразу же, можно взять передышку, позволить мозгу самому выстроить все вот эти сложные заключения в голове. Чем плоха быстрая езда – ты добираешься слишком быстро (уж прости мне эту тавтологию), поэтому я позволила себе пропустить поворот и направилась в сторону парка, потом по шоссе, объездной, но всех дорог Тайруса не хватило бы, чтобы привести мою разгоряченную голову в порядок. И только когда забрезжил рассвет, я остановилась, понимая, что так и не написала Дже.
Текст сложился сразу, две минуты от силы, но с отправкой возникли проблемы. Раз, другой, третий. У нас были простые телефоны, без доступа в интернет, но обычная сеть никогда не подводила. Может кончились деньги? Нет, баланс в порядке. Что не так?
Я просидела на обочине почти час, пока солнце не начало печь затылок, а батарея не попросила о пощаде. Сообщение не отправлялось. Поняв, что это бесполезно, направилась в сторону дома, откуда набралась смелости позвонить. Все же, уже почти шесть утра. Впрочем, это Дже, какие могут быть условности.
Телефон равнодушным голосом сообщил, что все попытки дозвониться отменяются, по причине отключения аппарата. Джереми был не в сети впервые в моей жизни. Только вчера мы проболтали несколько часов кряду, не особо парясь про время. И почему он умудрился уехать в такой день? А что, если это его мамаша отобрала телефон, чтобы помешать мне? Ну конечно, муж сразу же позвонил ей, стоило мне выйти из бара.
От досады хотелось зареветь, но я предпочла снимать стресс активными действиями. У отца в кабинете был компьютер с интернетом, что позволяло посмотреть карту и примерно составить маршрут. Тут все было очевидно – сегодня же выезжаю в сторону Лобици, ближайшего к нам крупного города, где есть аэропорт. Оттуда – в Вешил, лишь бы рейсы были. Хватаю там Дже и вместе устремляемся в Пу-Йот, где мы точно должны будем оказаться в понедельник вечером. Денежная часть меня беспокоила мало. Сразу после совершеннолетия банк открыл доступ к маминым счетам, перешедшим по завещанию в качестве наследства. Она не сильно рассчитывала на отца, да и у него свои накопления всегда были, поэтому предпочла сделать меня человеком, имеющим в районе пары миллионов. Очень круто по нашим временам, когда обычная зарплата колеблется от нуля до тысячи. Впрочем, деньги меня интересовали исключительно с позиции: сейчас можно об этом не париться. Я не сомневалась, что однажды приумножу материнский капитал в разы. Так оно и вышло, кстати.
Забавно, но мне было не интересно тратить деньги. Я не понимала смысл бизнес-класса, брендовой сумки или украшений из определенных металлов. Куда интереснее было другое. Смотреть, как карабкается солнце по небу, собираясь осчастливить нас рассветом, слушать пение птиц и подпевать в ответ. Говорить с умным человеком. Гладить кота. А в самолете можно полететь и экономом.
Утренний автобус до Лобици я благополучно проморгала, выстраивая рейсы, потому решила отправиться вечерним. Зато пока он едет всю ночь, можно было не плохо выспаться. Долго и тщательно собирала вещи, все же Пу-Йот и встреча со всеми важными людьми требовала куда более правильный образ, чем посиделки в баре. К тому же, в сценическом прикиде меня видели, пусть хоть посмотрят в нормальном. К тому же, я вообще не представляла, что ждет впереди. И решила собираться так, как будто никогда не вернусь. Памятные вещи. Книги. Стихи (к счастью) я оцифровала еще почти год назад, когда дождем смыло текст в паре тетрадей. Такой подлости от чердака не ожидал никто. Флешка с демками, которые мы записывали в домашней студии у одного из множества приятелей Джереми. Это не супер, но лучше, чем ничего. Получился чемодан весьма приличных размеров, но меня это мало пугало. В багаж влезет, и ладно.
Собственно, в результате мой план дал огромную трещину. Я звонила Джереми из автобуса, едва плюхнулась на место 2"в», как было указано в билете. Из Лобици, когда шла на посадку, когда села в салон, когда самолет коснулся земли (было бы можно, и в полете бы звонила), а потом четыре часа в Вешиле. Проблема оказалась в том, что я понятия не имела, где они остановились, и в какой именно школе проходят занятия. А Вешил – довольно большой город. Даже на машине все объехать за четыре часа не получилось бы. Но я всей душой надеялась, что Дже ответит. И, может быть, даже сам приедет в аэропорт.
Поэтому, впервые огни Пу-Йота я увидела одна. И одна впервые проехала в ярко-зеленом такси, которыми так славиться этот город. Одна заселилась в гостиницу в двух шагах от нужного мне здания, где так удачно оказались места. И одна поднялась по ступенькам главного продюсерского центра города, принадлежащего Каби Голоту. Ох, и страху-то натерпелась.
Больше всего я волновалась, что он меня не узнает. Сейчас я была в строгом песочном брючном костюме, с волосами, затянутыми в высокий хвост и естественным макияжем. Ну просто пай девочка. Впрочем, с толпой слилась не плохо. До встречи оставалось минут двадцать – самое то, чтобы добраться до кабинета в огромном здании, устремляющимся вверх этажей на сто. Я уже была готова их преодолеть, как дорогу мне перегородил охранник. Поначалу, он не показался мне страшным. Совсем молодой мальчик, быть может даже младше меня.
– Куда? – спросил как-то грубо, перегораживая путь, и так загороженный турникетом.
– На встречу с Каби Голотом. Меня ожидают.
– Да ладно, что думаешь вот так пройти? – он мерзко и высоко захихикал, – нахальства у нынешних девиц не занимать. Кто тебя там ждет?
– Я уже сказала, Каби Голот. А еще Гира Лотр наверняка. Посмотрите, я должна быть в списке. Вот, у меня есть его визитка, он сам написал кабинет и время.
– Дай сюда, – одним прыжком он оказался передо мной и выхватил бумажку из рук, – только поглядите, нашла чужую визитку и думала сунуться?
Одно ловкое движение, и заветный кусочек картона исчез в кармане его строго пиджака.
– Пошла вон, пока я не сообщил в полицию. Там тебе придется объясняться куда дольше.
Что ж, его слова от дел не отставали, парнишка уже занес палец над кнопкой, другой рукой приоткрыв полу пиджака, демонстрируя шокер. Поняв, что дело плохо, я вынужденно ретировалась. И чуть не разревелась от обиды на улице. Как можно было так глупо упустить шанс? Да и был ли он? Может быть, это даже хорошо, что Дже не нашла. Сейчас бы вдвоем стояли как идиоты. После пары часов стояния на улице, я поняла, что пытаться поймать здесь Каби бесполезно. Во-первых, толпа людей шла настолько плотно, что узнать кого-либо было не реально. Во-вторых, я сомневалась, что такие люди пользуются обычным входом. Да и что сказать?
Самое обидное было то, что я совершенно не знала, что делать дальше. Абсолютно все планы крутились вокруг этой встречи. Не понравилась бы – спокойно поехала домой. Понравилась бы, а вот тут неизвестно. Понятия не имею, что бывает дальше, наверное, запись альбома, тур, мировая слава? В журналах выглядит как-то так.
Не сумев придумать ничего путного, я просто отправилась гулять по городу, создавая новый маршрут, исходя из данных. По-умному, стоило собрать вещи и поехать обратно. Извиниться перед отцом Джереми, дождаться его возвращения, рассказать все, как было. Дать ему по башке, что не отвечал на телефон. Возможно, получить по башке, потому что уехала с общими демками. Объяснить, что все равно бы его нашла и привезла сюда. Потому что иначе просто невозможно.
Город дурил меня, складываясь в лабиринт. Здания, одно выше другого, как бы намекали, что все лучшее происходит в их просторных пентхаусах, а нам по-улицам-ходящим остается только большой парк в самом центре, скамейки у главного театра, и глупенькие мечты. В очередной раз пройдя мимо яркой афиши, с огромной буквой А с тремя восклицательными знаками, я, наконец, выпала из забытья и остановилась. Почему не знаю, редко реагирую на рекламу.
Надпись мелким шрифтом гласила: объявляется кастинг в новое музыкальное шоу. В графе подробности лишь куар-код. Конечно, здорово жить в маленьком городе, ходить как избранная с простым телефоном, но мегаполис уже давно жил обеими ногами в интернете, хочешь выжить – подключайся. Пришлось идти в ближайший салон и покупать новый телефон с доступом в сеть. До чего глупая трата. Всего через полчаса я вновь вернулась к афише, прошла по ссылке и так и осталась там стоять. Теперь я понимала, что за проект готовил Каби. Кастинг уже завтра, можно записать видео и отправить комиссии, которая пришлет время прослушивания. Что ж, это мы можем.
Решив зацепить жюри прямо вот сейчас, раздобыла яркое платье, залезла на какую-то крышу, включила микрофон и просто расслабилась. Да, это забавно звучит, но тогда я и не думала нервничать. Все, что мне было нужно – ветер, красиво треплющий волосы, звезда на щеке, нарисованная помадой и хорошая камера. А на следующее утро пришло письмо, сообщающее, что мне будут рады (да неужели) в три часа дня.
Я вновь нарисовала себе звезду на щеке, добавив немного блесток, вдоволь покривлялась у зеркала и достала яркое платье. Видел бы меня сейчас Джереми! Но, он упорно не отвечал на телефон. Впрочем, завтра конец учебы, а значит он будет дома, разберется с телефоном и позвонит, иначе и быть не может. Сегодня же – игра с самой глупой целью в мире – извиниться перед хорошим человеком, который возможно прождал меня вчера зря.
Кастинг проходил в блестящем высотном здании недалеко от театра. Очередь можно было видеть издалека, и тянулась она все выше и выше по улице. К счастью, это было для тех, кто не имел заветного письма, хоть и услышать пришлось за спиной, конечно. Но, это быстро забылось, стоило лифту взлететь на сорок шестой этаж.
Задания оказались простыми: спеть, покрутиться, станцевать на сцене перед разномастным жюри. Но, нужного мне человека не было, и никто не мог сказать, будет ли он вообще. После прослушивания часть отпускали, а часть отправляли в специальную комнату, напоминавшую скорее зал, заполненный удобным креслами, пуфами, маленькими диванчиками и столами с горой бутербродов. Я в очередной раз попыталась позвонить Джереми, плюнула, спрятала телефон, и устремилась на разведку.
Странно, но внутри царила напряженная тишина. Почти никто не разговаривал, обмениваясь разве что редкими репликами. Кто-то дремал, кто-то жевал, кто-то сидел в телефоне. Друг на друга смотрели скорее враждебно. Мне это показалось странным, поэтому я не задумываясь плюхнулась в первое же удобное кресло и попыталась пообщаться с окружающими:
– Привет! А чего все такие надутые? – эффекта много, толку мало.
– Тут некоторые уже несколько часов сидят. И не имеют ни малейшего понятия, что будет дальше, – сообщила белобрысая девочка с косичками, закидывая их за спину.
– Всего-то. Фух, я уж решила, что будем тянуть жребий и кого-нибудь убьют в конце. Значит, можно расслабиться и пожевать.
– Ты чего, совсем не переживаешь? Это же шанс всей жизни! – ядовито бросил мне хрупкий красивый мальчик, лежащий до этого лицом в подушки.
– Да ладно, как показала практика, шансы обычно подворачиваются по мере необходимости. Или случайного везения. Вот я буквально вчера потеряла, как мне говорили, золотой билет в счастье. И что? Сегодня сюда пришла. Обломится, еще куда-нибудь приду. Движение – жизнь.
Неожиданно несколько человек рядом рассмеялись. А потом как-то само-собой все начали разговаривать, делиться, выплескивать. Как будто щелкнул невидимый выключатель. И сразу оказалось, что вокруг очень много интересных людей, каждый на свой лад. И все, как один, больше всего любят музыку и хотят петь. Чего только с собой ради этого не делают. Даже пьют сырые яйца. Гадость.
Ближе часам к десяти, когда комната набилась так, что яблоку стало негде упасть, появилась та самая важная толпа, что гоняла нас по сцене, в попытке выявить таланты. Самый важный и толстый дядя достал список и принялся его читать. Признаюсь, ничуть не удивилась, услышав свое имя в самом начале. А некоторые в обморок падали, дела.
Всего в списке было человек пятьдесят, остальных попросили уйти. Нам сообщили, что следующее испытание будет завтра утром, прийти нужно с вещами, указанными в списке и документами. Все это было довольно странно, но тут кто-то выкрикнул:
– А когда я буду петь перед Каби Голотом?
И мне снова стало интересно. Возможно, это все дурацкая обязательность, но мне правда было необходимо увидеть этого человека для внутреннего спокойствия.
– Он будет судить и наблюдать за вами, начиная с первого этапа шоу, то есть, он уже где-то здесь, контролирует все, что покажут по телевизору. Если вы пройдете завтрашний тур, то появится вероятность.
Все так зашумели, что разобрать что-либо еще стало невозможно. Впрочем, я сразу получила бумажку с инструкцией, и направилась в ближайший супермаркет. Потому что даже половины списка с собой не взяла.
Как-то так я и оказалась на шоу А с тремя восклицательными знаками. Уже следующим утром толпа собралась перед зданием, нагруженная чемоданами. Я забрала все вещи из отеля, попрощалась с персоналом, рассудив, что если не пройду, то отправлюсь домой, а если удастся, то мне скажут, что делать дальше. Вообще, быть начинающей звездой удобнее с парой миллионов на счету. Это я более чем оценила в ту поездку.
Второй этап кастинга проходил на той же сцене в виде батла. По сути, все просто: тебе ставят музыку, и внезапно включают микрофон. В рандомный момент. Нужно продолжить петь с той ноты, на которой закончил предыдущий участник, не растеряться, и не сфальшивить. Мне повезло оказаться в первой десятке, а то сидела бы там, локти грызла от ужаса. Я же жуткая трусиха.
Самым простым вариантом мне показалось петь песню целиком, а там включайте, отключайте, ерунда вообще. Поэтому, когда очередное переключение вывело мой голос на полную громкость, я не допустила ни секундной заминки. Легко. Но, через пару часов, нас опять вывели на сцену. А потом опять. И снова. Сил с раннего утра почти не оставалось, кто-то был готов буквально рухнуть на сцене. Многие теряли концентрацию, не замечали сигнал, а я все продолжала петь, почти не размыкая губ до момента, пока яркий свет не падал прямо на лицо.
Уже на этом этапе появились камеры, какие-то люди постоянно бегали туда-сюда, нас заставляли выходить снова и снова, меняясь и чередуясь. Многие приобрели зеленый оттенок кожи, потому что от волнения отказывались от еды. Я же уплетала бутерброды и радовалась каждому выходу. Хорошо, мама вовремя натренировала, обучая танцам среди морских волн. Но, даже я под конец начала уставать. В самом конце мы все оказались на сцене.
– Участники! Наше жури определилось, кто из вас достоин продолжить участие в гонке за право записать свой собственный альбом. Это был не простой выбор, но мы любим сложные задания, – громогласно объявил толстяк, оглядывая собравшихся, – посмотрите на свет, окруживший вас.
В этот момент вспыхнули прожекторы, но не прямо в лицо, а сверху, создавая красивые конусы. Под ногами у каждого светились цветные круги. Мой оказался ярко-зеленый, и я сразу решила, что это хороший знак. При этом сама не знала, чего хочу больше – двигаться дальше или вернуться домой. В то время я везде была счастлива.
– Так, давайте еще раз эту сцену отыграем, мне не нравится положение средней камеры, – сообщил оператор.
И мы вернулись за кулисы. Выходить пришлось раз семь, поэтому удивление на лицах при включении света приходилось отыгрывать. Тогда я впервые задумалась о необходимости обучения еще и в школе актерского мастерства. Только спустя час, налюбовавшись разными способами включения света, мы смогли услышать вторую часть выступления.
– Красный цвет присвоен выбывшим. Спасибо, что были с нами, вы достойные ребята, но дальше идут более сильные. Оранжевый – берегитесь, в следующем туре вам придется приложить максимум усилий, чтобы доказать, что вы имеете право на борьбу. Зеленые – для вас лучшие места. Но это только пока. Все еще может измениться.
Что-то в таком духе я и предполагала. А потом началось. Сначала выводили отсеянных, выслушали три истерики и лицезрели один обморок. Жуть. Потом начали разбираться с нами. Организаторы раздали кучу бумаг, которые нужно было не только подписывать, но и читать, причем внимательно. Забавно, за дверью остались красные, а вдруг кто откажется. Но, дураков не нашлось. Это все было ужасно скучно и нудно, поэтому, когда нас погрузили в большой автобус, я просто откинулась назад и уснула. Впервые за две недели я не мучила телефон в попытке дозвониться до Дже.
Глава 3
Свет. Камера. Начинаем заново.
Рассказать подробнее про шоу? Что ж, А с тремя восклицательными знаками не показалось мне адом, ходя многие рассказывали про него именно так. Автобус привез нас на морское побережье, что мне сразу понравилось. Всего двадцать пять человек прошли испытания, причем пять были в серой зоне. Они как-то сразу объединились и показали зубы, хотя их вроде никто не задирал.
Первые две недели мы постоянно тренировались, да так, что под конец хотелось упасть без сил. Самое удивительное, что за это еще и платили. То есть, с тобой пашут лучшие педагоги, тренеры ставят номера, тебя кормят, дают жилье, ну и еще снимают без остановки. Но это не особо напрягает. Не голой же. А платят при этом тебе, важно называя это работой артиста.
Главной новостью для меня стало то, что Дже наконец начал отвечать на сообщения. Как-то странно начал, но все же. И отказывался от звонков. Сказал, дома будут ругаться, если узнают, что мы общаемся. Как будто обычно он не гулял по всему городу, не особо заворачиваясь даже ужинами. Признаюсь, мне это как-то не очень нравилось, но я не могла сбежать домой прямо сейчас, увы. Первым же письмом отправила ему длиннющий текст, а в ответ просто «я знаю». Все это не укладывалось в голове, потому что ну не могли ему родители так промыть мозги.
Первый конкурс запланировали снимать в павильоне, к нему мы и готовились столько времени. Нас разбили на пятерки, у каждой свой номер. Вылетает один человек из пяти. Вот так сразу и много. Мне относительно повезло с командой, две адекватные девочки и парни ничего так.
Для зрителей показывали, как будто мы сами выбрали песню, придумали костюмы, движения в танце. Совещались, ругались, спорили, но по факту не было ничего из этого. Все четко по сценарию, каждая сцена репетировалась и переснималась до тошноты. Говорили, что ушла неделя, по факту – две. И так было во всем. Категорически не хватало сна, отрабатывать приходилось даже по ночам, когда зал свободен.
– Кажется, они просто решили проверить нас на стойкость, – сказал Джун, садясь рядом на скамейку в спортивном зале.
– Говорят, у настоящих артистов именно так, а вовсе не клубы, тусовки, девочки, – парировала я ему. Не люблю, когда парни жалуются на жизнь.
– Да ну, бред, – он покачал головой, – я подписан почти на всех, кто сумел выпустить альбом. Главное, чтобы заметили, а там полный отрыв. Я уже присмотрел себе особняк на Холмах. Эй, Каре, а ты присмотрела себе особняк?
В этот момент худая костлявая девчонка как раз пыталась крутить обруч, но отвлеклась, отчего он с грохотом упал, ударив ее по пальцу.
– Ты что дурак? Чего отвлекаешь?
Как-то так у нас и проходили репетиции. Не удивительно, что на первом туре мы смотрелись довольно глупо, я бы даже сказала жалко. Выступления других команд посмотреть не дали, сравнивать было не с чем. Но, мне и так хватило. Впрочем, свою партию я исполнила хорошо, песня показалась легкой, да и танцевать мне понравилось.
В следующем туре нас полностью перетасовали, сделав команды по парам. И мы должны были соревноваться внутри команды по двойкам, да еще и с соперниками. Вся эта математика мало укладывалась в голове, но я не особо брала в голову. Куда больше меня занимали две вещи: странные ответы Джереми и уроки танцев. Быть может, даже в другой последовательности.
После первого тура нам разрешили звать своих друзей и родных на съемки (видать, ребятам не хватало зрителей для красивой картинки). Нам они это объяснили необходимостью поддержки, потому что у некоторых нервы не очень выдерживали. На уроках вокала все чаще участники жаловались на срыв голоса, пытаясь этим прикрыть не умение брать ноты повыше. А на тренировке по танцем Марика подвернула ногу, но не призналась, боясь, что ее тут же отправят домой. Мы были с ней в противоборствующей паре, но я все равно поймала ее после тренировки, чтобы помочь и вправить сустав. Тому, кто пол жизни провел на море, покоряя волны на узкой дощечке для фёрта никакие травмы не страшны.
Помню, она жутко удивилась этому. Сначала даже попыталась удрать, но выходило не очень. И только убедившись, что я не пытаюсь травмировать и навредить еще больше, расслабилась. Я это к тому, что нравы на конкурсе оказались именно такими, как все рассказывают. Гвозди и битое стекло в кровать вместо вечернего молока с печеньем, сломанные каблуки концертных туфель уже в коробке, плевок в микрофон после своего исполнения. Меня такие вещи напрягали мало, успевала заметить, но многие ревели еще и из-за этого.
Не удивительно, что при подобном раскладе, я умудрилась написать Дже чуть ли не десяток сообщений с приглашением. Он отвечал односложно, а потом напомнил мне, что у него вообще-то учеба. Важная. Я-то свой диплом получила, а он еще нет, последний год, все дела. Ну, ерунда полная. Зомбировали его что ли на этих курсах гитары?
Весь негатив от пустых сообщений и мрачно настроенных окружающих, я с лихвой компенсировала в танце. Как-то на тренировке Мидл сказала, что танец – это просто еще один способ рассказать историю. И когда он идеально сочетается с музыкой, волшебство усиливается настолько, что перехватывает дыхание.
– Раз, два, три, четыре, не стоит быть замороженными курицами! Вы должны чувствовать ритм, – примерно так Мидл кричала на нас, начиная улыбаться только если появлялись камеры, – Габро отвратительно, это что за осьминог Марика? Сью, твоя задница вообще связана с телом? Она тоже должна двигаться и танцевать!
И я подключала задницу, потому что и правда забыла про нее. Но, уже ко второму испытанию, мы стали двигаться в разы пластичнее, порой даже попадали в ритм, что я считала невероятным достижением.
Второй тур стартовал как обычно ранним утром, что бы там ни показывали в закрытых павильонах. Габро, мой напарник, выглядел странно рассеянным:
– Я волнуюсь так, что забыл слова. Что будет, если дует переключат на нас, а я забуду партию?
Он правда очень часто все забывал, хотя выглядел самым умняшкой из всех. Видимо, все дело в очках, которые немного странно сочетались в дредами. А еще он выбрал классический костюм. Это я к тому, что Габро был странным парнем.
– Начнем петь вместе. Я пою строчку, а ты через пару секунд ее повторяешь. Если правильно уложиться в музыку, будет очень круто звучать.
– А если я начну таращиться в твою партию?
– Выпишу тебе чек, все же я купила каждую свою строчку, а не получила ее при распределении. Забей, Габро. Все в любом случае будет хорошо. Мы либо пойдем дальше, либо покинем эту помойку с чистой совестью.
– Мне бы твое спокойствие!
Это была правда. Я не особо волновалась за исход всего происходящего. Таких шоу под эгидой Пу-Йота по всей стране снимали десятками, пуская в эфир в не самое популярное время. Но толпы девчонок и мальчишек все равно видели в происходящем смысл всей жизни. Какая глупость.
Своей очереди наша четверка ждала примерно часа четыре. Не плохо, с учетом, что перед нами было еще две группы. И сто миллионов дублей. Страшно представить, как это снимали раньше, и сколько тонн пленки испортили чужие косяки. А может, тогда все делали с первого дубля? Вот тут был бы реальный мандраж.
Раздался сигнал, и мы побежали на сцену по шаткой лесенке. Сегодня костюмеры мне выдали слишком узкое и не удобное платье, которое ужасно сковывало движение, и туфли на высоких каблуках, явно уже не раз приклеенных. Даже скучно. Макияж и прическу каждый делал себе сам, только потом появлялась замученная девочка визажист, которая махала у тебя перед лицом кисточкой на камеру, порой смазывая красивые стрелки. Быть может специально.
Но, проходит каких-то десять секунд отсчета, звучит музыка, и все исчезает. Есть только свет софитов, камера и звук. Условный сигнал – можно петь. В эти момент и происходила моя настоящая жизнь. Все остальное лишь фикция, рухнувшая подобно декорациям, задетым локтем Марики. А потом еще дубль. И еще.
Габро жутко разнервничался к седьмому, что ли прогону, когда судьи уже были готовы не стопать очередной косяк наших соперников. И, конечно, на восьмой раз забыл слова. И тут произошла магия, когда мы начали петь вдвоем. Он всего на пару секунд позже, но идеально попадая в ритм музыки. Всего пару строк, потом он все нормально вспомнил, но этот кусочек был почти совершенным. Потом я узнала, что именно этот момент использовали для главной заставки конкурса. Приятно.
Когда жюри, собрав нас всех на сцене, объявило, что дальше пройдет только одна пара из четверки, я чуть не упала в район оркестровой ямы от удивления. Да и другие заметно напряглись. Вот так сразу отрезать половину участников – явный перебор. Но, после запуска шоу в эфир оказалось, что мы не так интересны, и нам убрали пару эпизодов. Обычная практика. Если кто-то и готов был упасть в обморок, то держался стойко. За такое бы точно сразу выгнали.
На Марику было грустно смотреть, девчонка явно осознавала, что видит этот ангар последний раз. Зато ее партнер надулся от гордости, и пытался послать мне пылкие взгляды. Бесполезно, как выяснилось, жюри не стало делить пары, за что мне потом доставались все йогурты Габро, такая вот у него странная благодарность.
Забавно, но одну пару они оставили, как запасную, на случай если кто-то из прошедших отбор сдуется до следующей недели. Каким монтажом это собирались выводить мы так и не узнали. Наша десятка стала крепкими орешками.
Вместе с тем, после столь жесткой чистки, нам стало в разы легче. Видимо, любительницы рассыпать землю на лицо, пока ты спишь, счастливо уехали домой. Я сообщила Дже о победе, но в ответ получила лишь пик большого пальца. И это человек, который в пять утра мог написать мне о свойствах ствола дерева, на котором он сидел в саду, в ожидании, когда отопрут калитку, и он сможет прибежать ко мне. Чтобы говорить о деревьях еще часа три. Мне нравилось.
По вечерам, когда работа замирала, и я смазывала ноги антисептиком, чтобы почистить очередную прорвавшуюся мозоль от неудобных туфель, я любила вспоминать то время. Почти каждый день мы ходили в парк. Конечно, парком он называется лишь условно. По факту, это скорее лес в предгорье, местами переходящий в болото. Там можно было найти ежевику в колючих кустах, мелкие красные ягоды брусники, которой мы набивали карманы. Дже всегда лазил за самыми крупными ягодами для меня, а потом преподносил в подарок, как драгоценный камень. Однажды за такими зарослями мы нашли маленькую поляну, окруженную кустарником и вьюнами, спускающимися со скалы. В центре ее лежал длинный широкий камень, на котором можно было лежать вдвоем. Это странно, но в жару он всегда был прохладным, а в холод теплым, отчего мы считали его заколдованным. Там никогда не было людей, даже их следов в виде пачек чипсов или окурков, зато прилетали птицы. Там мне казалось, что мы одни в этом мире, и так и было в определенной степени. Это здорово, когда есть друг.
В мире не было темы, которую мы не могли обсудить. И это были самые теплые, самые искренние разговоры. Кажется, тогда Джереми было интересно вообще все, что происходит со мной, в моей голове и загадочной мышце, именуемой сердцем. Пока весь мир сходил с ума от безработицы, пытался преодолеть кризисы и подчинить искусственный интеллект, плавно выходящий из-под контроля, мы лежали на камне, прижавшись друг к другу. Мы были счастливы.
До третьего испытания оставалась всего неделя, и нас опять выстроили дуэтами, видимо, чтобы сэкономить эфирное время. В этот раз мне достался рыжий Болти, забавный парень, который жутко заикался в обычное время, но сразу переставал, стоило начать петь. Собственно, именно так он решил стать певцом. Отличный пинок под зад от жизни для начала карьеры.
Репетиции стали спокойнее, нам уделяли куда больше времени, Мидл не орала, а реально помогала, хотя, критиковать было уже почти нечего. Мы и правда хорошо научились. В этот раз нам досталась очень быстрая композиция, с кусками речитатива, что стало серьезным испытанием для Болти, потому что в оригинале эту часть поет как раз мужчина. Но, я всегда равнодушно относилась к правилам, а потому предложила поменять партии, чем очень смутила преподавателя по вокалу. Он героически отказывался минут пять, потом махнул на меня рукой. Мол, ваше право, билеты домой не ему оплачивать.
И все пошло как по маслу. Болти очень эмоционально отыгрывал часть, где несчастная девушка сообщала, что их любви пришел конец, а это значит, что жизнь закончена. Я же холодно и равнодушно перечисляла все моменты их отношений, напоминая, как получала всякий раз очередную стрелу в сердце. А теперь то ли место кончилось, то ли надоело быть мишенью. Ну и правильно, в жизни должно быть разнообразие.
Ты то знаешь, что у меня самой почти нет песен о любви. Я писала на множество тем, поднимая порой крайне спорные моменты, не боялась лезть в политику, всегда громко высказываясь. Потому что у меня был голос. Точнее, я была человеком, которого позиционировали, как имеющего голос. По факту, удачная интрига с приглашенной звездой для начисления рейтинга в голосовании. Не больше. Но, любовные перипетии, чьи-то слезки в подушку, сладкие моменты близости уже были рассказаны в чужих стихах так много и так фальшиво, порой, что я была и остаюсь уверена, что не смогу сказать ничего нового. А вот на конкурсе я только и делала, что пела о любви.
Возможно, именно это и натолкнуло меня на мысль, а что вообще такое любовь, как я понимаю ее, испытывала ли когда-либо. И чем больше я ломала голову, чем больше вспомнила философов, мыслителей, поэтов, тем больше осознавала, что я не особо шарю. Но, получая короткие и глупые сообщения Дже злилась. Совсем как… Разве?
Третий тур выдался ярким и громким. Нам привели пару знаменитостей, видимо, в расчете, что они могут поднять рейтинги, и они спели свой дует, пока мы топтались сзади, делая вид, что припев получается хором. Потом, конечно, смонтируют, наложат, подошьют, как надо, а пока все в основном открывают рот. Ну, а я, как полагается рыжая. То есть, стою, пою тихонько. Если есть выбор петь или не петь, то нужно петь. И переубедить не получится.
А потом наступило место наших дуэтов. Костюмерам понравилась идея, придать моему костюму брутальности, а Болти сделать милым и нежным, отчего его партия зазвучала еще женственнее. Может, не стоило этого делать, но рыжий, заикающийся Болти казался таким хрупким рядом с моим начесом, что любой поверил бы, что он страдает от любви, пока я грубо отвечаю ему на нежности. Получилось скорее комично, в итоге, но зрители аплодировали, а жюри казалось задумчивым.
Прочие пары предпочли традиционное прочтение, выйдя в красивых костюмах, повторяя примерно ту же нудятину, что только что пели мы. При всей красоте звучания, к пятому выступлению я почувствовала ощущение жвачки, чей вкус успел исчезнуть за множество пережёвываний.
Зато, потом ведущий объявил сюрприз: звездные гости вернулись на сцену, и мы вновь пели все вместе. Ну как пели, делали вид. Почти все (тут идет хитрый смех). Мы оставались на сцене, когда председатель жюри поднялся с места:
– Это было невероятно! Я счастлив видеть ваш прогресс теперь, когда мы прошли такой путь. Каждый из вас вкладывался, старался и тренировался до последнего, чтобы показать то лучшее, что вы можете дать. И мы, и наши зрители, и почетные гости признательны вам за это. Обычно мы выбираем тех, кто должен покинуть шоу, оставляя лучших из лучших, не давая комментарии оставшимся. Но сегодня мы просто не можем промолчать.
Он остановился, скромно опустив глаза. Знаем мы эти спектакли, нагнетает интригу. Но, на сцене мгновенно наступила тишина, кажется, даже воздух стал более густым.
– Прежде, чем мы особенно отметим одну из пар, мы бы хотели попрощаться с теми, кто не сможет пройти в следующий раунд, – неожиданно поднялась Флора Ауг, именитая певица, потерявшая голос лет пять назад и теперь околачивающаяся по подобным шоу.
Раздалась обычная барабанная дробь, со всех сторон девочки принялись скрещивать пальчики, а мальчики нервно покачиваться на носках ботинок. Только Болти улыбался как дурак, без капли волнения, но я-то знала, что он прячет за этой улыбкой.
– Пара номер пять, мы благодарим вас, и будем рады видеть среди зрителей следующего шоу. Но не участников.
Умеет она быть лаконичной. Девочка, имя которой я уже и не помню, тут же залилась слезами, уткнувшись в шелковую жилетку кавалера. Они быстро ушли со сцены под жидкие аплодисменты зрителей. Что ж, значит не только мне выступление показалось жвачкой. Камеры жадно проследовали за ними, эти операторы просто помешаны на эмоциях. Меня с легкой ухмылочкой почти не снимали, зато рев-коров без остановки. Думаю, многие плакали весьма наиграно, лишь бы урвать эфирное время.
– Какой же мы приготовили вам сюрприз! – продолжил председатель жюри, стоило камерам перейти на него, – Итак, вас осталось восемь. И вам предстоит показать три сложных, крайне сложных номера, при этом участвовать вы будете только в двух. Стало легче, да? Итак, главный номер, участие в котором обязательно для всех, я бы назвал цирковым. Покажите нам класс! Воздушные гимнасты, жонглеры, клоуны. Пусть это будет попурри музыки в самых невероятных костюмах. Поразите нас! Что касается двух других номеров. Сегодня мы увидели пару, добавившую креатив в свое выступление, поразившую нас настолько, что мы поняли: «Эти ребята могут делать класс! Делать шоу!». Вы славно поработали вместе, а теперь придется разделится. Покажите, кто креативнее. Сью и Болти отберут участников и создадут свое, нечто новое, сразившись друг против друга. Постановка номера на четверых участников с солистом-лидером – задача не из легких. А как высока цена. Отбор выбывших будет осуществлен из проигравшей четверки. Мы попрощаемся со всеми, кроме главного солиста. Готовы к такому противостоянию? Раньше вы боялись подвести себя. Теперь ответственность растет в разы.
– Общий план, нужен общий план, – в рупор сообщил режиссер.
– Заставка пошла! – раздалось через несколько секунд.
– Конец съемок, – коротко отчиталась девушка с короткой стрижкой, контролирующая нас на площадке.
На Болти было страшно взглянуть. Он дико озирался на всех, пытаясь одновременно найти поддержку, и спрятаться.
– Не парься ты так, – как бы мимоходом бросила я ему, на деле подбирая слова, – все будет как обычно. Они вечно говорят, что это делаем мы.
Увы, но в этот раз я не угадала. После ужина нас двоих вызвали к одному из постановщиков номеров, и шокировали тем, что к завтрашнему утру мы должны прийти каждый со своей командой. Набирать можно кого и как угодно, но против воли не идти. Если не справимся – распределят сами. Но это будет минус. Явный минус и сразу. Желательно за ночь продумать общий концепт, постановку и подобрать песню. Все сами, да.