Прикоснуться к прекрасному бесплатное чтение

ПРОЛОГ

«Порой сердце прячется за разумом».

Эмма Скотт. «Дотянуться до звёзд».

Жизнь сложная штука.

Знаю, знаю, этим заявлением я ни для кого никакой секрет не раскрою. И всё-таки эти слова – золотая истина. Почему бы не начать историю с истины? Короче, кем бы Вы ни были, читающий эти строки (вдруг кто-нибудь когда-нибудь это прочтёт), хочу, чтобы Вы хотя-бы попытались меня понять: я старался. Может быть, не так сильно, как мог, но старался.

Думать. Принимать решения.

Жить.

И если какие-то мои мысли или поступки покажутся Вам спорными, противоречивыми, глупыми, в конце концов, то это хорошо. Ведь это значит, что я был человеком. И жил, а не просто существовал.

ЧАСТЬ 1

ИЮНЬ. ВЕТЕР ПЕРЕМЕН

ГЛАВА 1

Хоть выше и написано о том, что я жил, но так было далеко не всё время, о котором я здесь буду графоманить. Нет, вновь краски и вкус жизни я увидел и почувствовал лишь когда появилась она.

Не скажу, что до её появления моя жизнь напоминала ад, ни в коем случае; у меня была любимая кошка, заботливый брат, преданные друзья и учёба, которая приносила мне радость. Однако постепенно всё то, что делает блюдо под названием жизнь вкусным, начало отворачиваться от меня. И если бы только меня. Взять, к примеру, одного из моих приятелей, Данилу Резакова. Он тот ещё любитель тематики «Подземелий и драконов». Поначалу был простым игроком, типичным таким новичком, которого куча правил и условий отпугивают сильнее, чем котов пылесос. Но со временем он так втянулся, что смог дорасти аж до мастера и стал уже сам придумывать сюжеты для игр других игроков. Вот и меня он решил утащить в этот фэнтезийный мир. А почему я решил привести в пример именно его, чуть позже поймёте.

– Для начала, посмотри фильм, – посоветовал он мне. – Чтобы хоть какое-то представление о вселенной игры иметь.

Я сделал сомневающееся выражение лица. Вся эта фэнтези-тематика меня никогда особо не интересовала. Весь мой опыт – фильмы и книги о Гарри Поттере, пара сезонов «Игры престолов» да две трилогии, снятые по произведениям Толкина. Кто-то скажет что это много, но мне так не кажется.

– Давай-давай, – продолжал тем временем Данила, – я сам его ещё не смотрел. Хоть скажешь, как получилось.

Данила один из тех людей, кто перед тем как прикоснуться к чему-то, что ему интересно, обязательно услышит и прочтёт мнения всех возможных людей вокруг, а уж потом оценит объект интереса сам. Думаю, и у Вас есть пара таких знакомых.

– Ну, ладно, – сказал я, всё ещё сомневаясь, что мне понравится. – На днях гляну.

– Всё, супер. – Сказав это, Данила поднял с земли шишку и стал рассматривать с таким интересом, как будто она золотая. Впрочем, ничего удивительного, он ведь ботаник, или биолог, или как там можно назвать человека, который обожает всё связанное с природой, птицами, насекомыми и так далее.

Мы шли по узкой тропинке, в окружении деревьев и тишины. Было бы славно, будь мы в лесу, но увы, это было не так. Мы тогда гуляли в местности, которую можно с натяжкой назвать лесной, что недалеко от Солнечного. Ах, да, забыл написать. Я живу в Иркутске. Не самая важная информация, но почему бы не уточнить. Хотя, думается мне, я просто закину все эти строки в ящик с тетрадями, закрою его и больше к ним не вернусь. Достаточно того, что это всё будет до конца жизни хранится на жёстком диске человека – в мозгу.

Мы шагали, осматриваясь по сторонам и наблюдая за птицами, которые время от времени садились на ветки деревьев у нас над головами. Не поход хоббитов, конечно, но своя цель у нас была. Данила хотел показать мне кое-что, по его словам, интересное.

– Почти пришли, – сказал он, сворачивая с тропинки налево, к небольшой поляне, деревья на которой были повнушительнее, чем те что остались позади.

Эта поляна была мне знакома. Когда-то, а именно во времена школы, мой класс вместе с другими приходил сюда на так называемые туристические слёты. Они представляли собой цепочку заданий на «свежем» воздухе, которые должны были размять наши мозги. Как будто так ненавистных мною уроков математики было для этого недостаточно. Пока мы шли дальше, мимо меня проносились, можно сказать, призраки прошлого: вот я со своими одноклассниками пытаюсь выбраться из верёвки, которая выполняла роль паутины, а вот мы неуклюже ползём под сеткой, пачкая свою спортивную форму. Хотя, чего таить, я вспоминаю это с ностальгией. С возрастом начинаешь больше ценить такие моменты. Боже, эта фраза с словно с уст сорокалетнего сорвалась. Видимо, это во мне говорит моя начитанность. Ну а так, мне девятнадцать, и я не сорокалетний мужик, работающий в офисе банка. Я студент, будущий повар, третьекурсник.

Наконец Данила остановился, огляделся и указал рукой на дерево в паре метров слева от нас.

– Вот оно!

Я подошёл к дереву и сразу понял, что же мой приятель хотел мне показать.

– Нифига себе, – произнёс я. – Это…

– Да. Лицо, – закончил Данила за меня.

И действительно, в коре дерева были чётко видны очертания чьего-то старческого лица. И судя по тому, что лицо уже начало зарастать, оно было вырезано очень давно.

– Ну как? – спросил Данила.

Я хмыкнул:

– Прикольно.

– Посмотри внимательнее.

Я смотрел. Так прошла минута, но ничего нового так и не разглядел.

– Ну и? – спросил я, устав пилить дерево любопытным взглядом.

– Сойдёт за вдохновение? – спросил приятель с улыбкой.

Я тоже улыбнулся.

– Сойдёт, пожалуй.

Да, здесь стоит упомянуть то, что вдохновение, о котором упомянул Данил, давненько меня не посещало. Аж с конца второго курса. Я, понимаете ли, решил заделаться в писатели. Нет, конечно, работать я буду поваром, а может и кондитером, но в глубине души я понимаю, что писать – это всё же дело слишком возвышенное и прекрасное, чтобы от этого отказываться. Так что зимой, в начале января, когда я понял, что созрел для первых неуверенных шагов, я стал пробовать. И, чёрт возьми, это было круто. Образы возникали у меня в голове один за другим, постепенно превращаясь в нечто большее, чем просто образы. И финальной формой всегда становился коротенький рассказ.

Но увы и ах, вдохновение ушло, не оставив для меня даже намёка на то, как скоро оно ко мне вернётся. То что вернётся, это точно; в этом я не сомневался ни дня. Но когда же?..

Так и прошли мои май и июнь, без вдохновения. Зато от Данилы я слышал рассказы о том, что один из друзей его лучшего друга, который, между прочим, учиться со мной в одном техникуме, тоже пишет. И пишет хорошо, увлекательно. Что забавно, про собственных же одногруппников. Парня зовут Никита, фамилию я не помню. Зато помню, как мне в интернете на глаза попался один из его рассказов. Неплохо, конечно, но такое и школьнику под силу написать, при должном желании.

Короче, на тот момент моё вдохновение было в отпуске, и я надеялся, что вернётся оно лучшим, чем уходило.

Мы с Данилой тем временем начали выбираться с поляны. Уже на выходе из этой лесной местности, когда впереди была хорошо видна дорога и мчащиеся туда-сюда машины, у меня зазвонил телефон. Номер был мне знаком. Это соседка моей бабушки, из квартиры напротив. Я ответил на звонок.

– Алло, здравствуйте, – поприветствовал я женщину.

– Артём, здравствуй. Ты сейчас занят?

Её голос мне совсем не понравился. Было в нём что-то тревожное.

– С приятелем гуляю, недалеко от дома. А что такое?

«Ничего хорошего».

– Тебе нужно поскорее сюда приехать. Бабушке очень нехорошо.

«Твою ж мать»

В тот момент я испытал то, что я бы назвал перезагрузкой. Это как если бы я был компьютером и из меня резко выдернули кабель питания, а потом воткнули снова. Вроде бы ты включился, но что-то не так. Что-то стало…хуже.

Я посильнее сжал телефон в руке.

– Что с ней? – спросил я. Теперь и мой голос был тревожным.

– Давление повысилось. Я пыталась с ней поговорить, но мало что разобрать смогла. Вызвала врачей, они сказали, что только через час-полтора приедут.

– Я сейчас приеду, – быстро выпалил я. – Ждите.

Данила смотрел на меня с волнением, и я его понимал. Ведь теперь я наверняка выглядел испуганным.

– Всё в порядке? – поинтересовался он.

– Не уверен, – ответил я. Мой тон мне очень не понравился. – Бабушке плохо.

– Ох, ёлки… – Он провёл рукой по волосам. – Сейчас к ней поедешь?

– Ага.

–Ладно. Тогда поспеши. – Он протянул мне руку и я её пожал. – До встречи.

– Пока.

Я развернулся и быстро зашагал в сторону дома, благо идти было всего ничего, минуты три.

И вот так к отсутствию вдохновения прибавилось то, что здоровье бабушки резко пошатнулось. И ещё кое-что. На следующий день, как я потом узнал, у Данилы произошла проблема с компьютером, и партия игры, которую он готовил весь июль, пошла крахом.

Так что…да. Как я уже писал, жизнь сложная штука.

ГЛАВА 2

Иногда я просто поражаюсь тому, как резко всё, вообще всё может стать хуже. Быть может, не в одночасье, но так или иначе вся твоя действительность становится более жестокой, холодной, несправедливой. Вот ты и твои друзья сидите за партой, слушаете интересную речь преподавателя литературы, за окном весна, которая начинает проявляться всё сильнее и сильнее, у тебя есть вдохновение и силы для новых рассказов. К тому же скоро наступит лето, прекрасная пора отдыха и расслабления, когда у тебя почти что нет забот. Но вот долгожданное лето наступает, и вместо ожидаемого спокойствия ты сталкиваешься с новыми проблемами, по прошествии всего лишь МЕСЯЦА каникул. Вдохновение исчезает, разлука с друзьями и просто одногруппниками начинает давать о себе знать, кропотливая работа твоего приятеля, которая должна была многим доставить удовольствие катится к чёрту, а один из твоих родственников и вовсе тяжело заболевает.

То что нужно для официального начала летних каникул, не правда ли?

Говоря «официального», я имею ввиду то, что кончается моя летняя практика. В середине апреля, после сдачи сессии, наша группа, как и другие вторые курсы, вышла на практику. Эта практика длилась до конца июня, так что полноценно отдыхать мы начали лишь в начале июля. Справедливости ради, практика мне понравилась. Нас очень хорошо кормили, в отличие от техникума, где приходилось либо голодать, либо воровать сухарики, пряча их у себя в колпаке и растягивая на несколько часов. К тому же мне повезло с местом – меня и ещё двоих моих одногруппников, в отличие от других, направили не в школу или детский сад, а в гимназию! Она была большой, красивой и уютной. И очень современной. Да к тому же в хорошем районе, Солнечном, рядом с домом Данилы.

Но как я уже писал выше, радость длилась недолго. Всего лишь месяц – и его как отливом унесло от меня, далеко-далеко, возможно, в самые тёмные глубины Байкала.

****

После звонка соседки моей бабушки я трусцой добежал до дома, взял ключи от её квартиры, которые всё забывал прицепить к своей связке, взял мелочь на проезд, выпил стакан молока напоследок и выбежал из квартиры.

Как оказалось, на встречу необратимой, страшной перемене.

****

Мне повезло, и автобус приехал достаточно быстро, всего через две минуты после того как я дошёл до остановки на другой стороне улицы. Как и всегда, старенький и пыльный, зато прикольного жёлтого цвета, который выделял этот маршрут от других. Этот номер ездит и сейчас, но сами автобусы изменились, жёлтых больше не встретишь. Он быстро домчал меня до бабушкиного дома, который в Свердловском районе, и уже через пару минут после того как водитель остановился у остановки, я бегом поднимался по лестнице.

– Чёртов пятый этаж, – пыхтел я себе под нос, перескакивая сразу через две ступеньки.

Сам я жил в точно такой же старой пятиэтажке, которых в Иркутске пруд пруди. Только вот в моём доме нужно было пересечь всего четыре ступеньки, чтобы попасть в квартиру. Здесь же семьдесят семь.

Как только я добежал до последнего этажа, я увидел то что и ожидал: дверь в бабушкину квартиру была открыта.

Здесь стоит упомянуть, что бабушкина соседка, Валентина Ивановна, была для моей бабушки больше, чем просто соседкой. Они знали друг друга очень, очень много лет. Ещё с таких древних времён, когда бабушка была резвой молодой женщиной, а Валентина Ивановна студенткой. И все эти годы они жили в этом самом доме, друг напротив друга. Когда моих родителей не стало, приезжать к бабушке было некому, кроме меня и брата. А поскольку брат работал, а я учился, мы приезжали не так уж и часто. Тут то бабушку (а заодно и нас, её внуков) выручила Валентина Ивановна, эта добрая, бескорыстная женщина. Мы с братом были очень ей благодарны, особенно я, но порой она нас натурально раздражала. Очень уж она любопытная и временами навязчивая женщина; хотела знать всё, всегда и обо всех. К тому же то и дело она лезла в чужие дела со своими советами. И всё-таки не мог я на неё за это злиться, долго уж точно. Слишком много времени и сил эта женщина потратила на человека, который ей не родная кровь. Для меня она всегда будет доказательством и примером того, что существует доброта без задних мыслей и корысти.

Я глубоко вдохнул, подготовив себя к чему-то очень неприятному, выдохнул и вошёл в квартиру, на всё оставшееся лето попрощавшись таким образом с улыбкой и смехом.

ГЛАВА 3

Воздух в квартире был, как и всегда, слегка спёртым. Благо, Валентина Ивановна открыла все окна и это немного помогало. Не удосужившись вымыть руки, я сразу же прошёл в главную комнату, где тут же увидел соседку, сидящую на краю бабушкиного древнего дивана. Она обернулась ко мне.

– О, Артём! Здравствуй. – На её лице появилась натянутая улыбка. Не потому что она была не рада меня видеть, нет. Просто ситуация не располагала к тому, чтобы показывать зубы.

– Здравствуйте, – поздоровался и я. – Привет, баба.

В ответ бабушка лишь посмотрела меня и медленно моргнула. У меня начало щемить сердце. Её лицо было красным, морщин словно прибавилось с нашей последней встречи три дня назад. Я пригляделся. Глаза смотрели с теплотой, но руки холода уже тянулись к маленькому огоньку в них, чтобы безжалостно затушить его.

«Не дам, чёрт возьми. Мы не дадим».

– Ты как? – спросил я, уловив в своём голосе что-то странное. Не то слабость, не то страх.

«А может, и то и то»»

В ответ она что-то прошептала, я так и не смог разобрать, что. От этого стало ещё хуже. Тут подала голос соседка:

– Я пыталась поговорить. Ничего не поняла. – Она покачала головой.

Я отвернулся к окну и тяжело вздохнул. На меня тяжёлыми волнами наваливался страх и сильнейшее волнение. Полгода назад бабушка уже пережила микроинсульт, и тогда ей понадобилось три месяца чтобы снова нормально говорить и узнавать окружение. Теперь ей снова было нехорошо, а я никак не мог этого изменить. Мог лишь ждать, ждать и ждать приезда скорой помощи. Это злило.

– Ты сам как? – поинтересовалась Валентина Ивановна.

Я посмотрел на неё, попытавшись придать виду чуточку спокойствия.

– Нормально. Гулял с приятелем.

– Да, ты говорил. – Теперь тяжело вздохнула она. – В общем, я измерила давление. Это какой-то кошмар. Очень высокое. – Валентина Ивановна глянула на бабушку, тяжело и с хрипами дышащую. – Я ей попыталась дать таблетку, но она не смогла выпить.

Не уверен, что это здесь к месту, но меня всегда почему-то напрягало выражение «выпить таблетку». Мы можем выпить воду, сок, да что угодно жидкое. Но…таблетки? Они ведь твёрдые, значит, их не выпивают. Их принимают внутрь, проглатывают, но уж точно не пьют. Разве что запивают.

Мой взгляд метнулся к таблетке от давления и стакану воды, стоявшему тут же рядом, на столе. Этот стол стоял здесь столько, сколько я себя помню. Маленький, но всё необходимое бабушке на нём спокойно умещалось. Дело в том, что бабушка была парализована уже целых девятнадцать лет. Девятнадцать, мать их, лет! Я даже представить не могу, чтобы подобное случилось со мной. «Да и она не могла», – думал я, каждый раз смотря на то, как она дотягивается своей слабой рукой до тяжёлого чайника с горячей водой, а вторая рука мёртвым грузом покоится у неё на коленях. И ладно, если бы бабушка могла ходить, но нет. Сука-болезнь решила иначе, и лишила бабушки такой способности, парализовав вместе с левой рукой и левую ногу.

– Не понимаю, за что со мной так, – порой говорила она мне. – Никогда никому ничего плохого не делала. По жизни всем помощницей была.

Я тоже не понимал, особенно после её рассказов о том, как она с подружками по молодости разные добрые дела творили, но мог ли вообще? Такая уж штука, наша жизнь. И сложная, и временами скотски несправедливая. Поток моих мыслей прервала соседка:

– Мне сейчас надо отойти, а ты посиди с ней. Я скоро приду. – Она уже начала уходить, но остановилась и добавила: – Скорую там ещё высматривай, хорошо?

– Хорошо.

Она ушла к себе в квартиру, а я сел на старое скрипучее кресло, на котором так любила сидеть моя мама, когда мы с ней приезжали сюда. Я обычно сидел на маленьком деревянном стуле рядом, ну или стоял. Бабушка взглянула на меня и начал что-то с большим трудом выговаривать. Я наклонился ближе и прислушался, но хоть убейте, ни слова не понял. Мне было очень гадко. Я не знал, что делать.

«Ну не могу же я игнорировать её попытки говорить!»

Мысль казалась правильной, так что я встал с кресла, которое сразу же издало громкий скрип и подошёл к бабушке, опустившись у дивана на одно колено и наклонившись поближе к её лицу. Закрыл глаза и снова прислушался…

– Ты…как… Ты как?.. – кое-как разобрал я, а потом открыл глаза.

– Хорошо. – Я кивнул головой. – Я хорошо. – И улыбнулся, взяв её за руку. Ту, что не парализована, чтобы она почувствовала меня.

«Проклятье».

Меня захлестнула волна жалости и неописуемого желания помочь. Сделать хоть что-то. Но я не мог. Не мог, мать меня. Кто-то может сказать, что я уже кое-что делал: был рядом. Так-то оно так, но мне этого было недостаточно. Я встал и вышел на балкон, глянуть, не едет ли к дому машина скорой помощи. Как я и ожидал, её не было. Был лишь пёс, одиноко сидящий у двери одного из подъездов. Вообще я не любитель собак, но этого никогда не обходил стороной; всегда проходил рядом и даже здоровался с ним. Он был пухлый и побитого вида, сама безобидность. И не обманчивая, как это часто бывает, а настоящая. Я ещё ниже опустил голову и закрыл глаза, вдыхая тёплый воздух того летнего дня, который так хорошо начинался. Я как будто физически ощущал весь тот тяжёлый груз, который медленно опускается мне на плечи, занимая место беззаботности и весёлости, ради которых я так трудился на учёбе. Меня не просто раздражало, меня злило то, что всё то ради чего я и мои друзья-одногруппники усердно трудились, у меня просто отбирают, не дав им насладиться.

«Успеешь ещё на жизнь обидеться. Сейчас нужно думать о бабе».

Открыв глаза и подняв голову, я шумно выдохнул и вернулся в комнату, позволив объятиям тяжкого ожидания полностью захватить меня.

****

Скорая приехала через два часа. ДВА сраных часа. Внутри я проклинал этих медиков, которые уже поднимались к нам с первого этажа, хоть и понимал, что это нехорошо. Мой брат уже знал о ситуации, но приехать не мог. Болел и валялся у себя дома с высокой температурой. Он хотел приехать даже несмотря на это, но Валентина Ивановна смогла убедить его в том, что это не лучшая затея. Долго упираться он не стал.

Медики измерили бабушке давление, затем начали расспрашивать нас обо всём подряд: кто я, кто такая Валентина Ивановна, почему бабушка живёт одна, лежала ли в больнице за последние несколько лет и так далее. В итоге ей на месте поставили предварительный диагноз: пневмония. Когда я услышал, я вытаращил глаза.

«Пневмония?! Как она умудрилась подхватить пневмонию сидя дома и не выходя на улицу?»

Вся эта ситуация начинала казаться мне чьей-то злой шуткой. Мне хотелось кого-то в чём-то обвинить, но я понятия не имел, кого и в чём. Саму жизнь? В таком случае у жизни нездоровое чувство юмора. Потом мне ещё предстояло в этом убедиться. Так или иначе, бабушке потребовалась госпитализация. Нам сказали, что если диагноз подтвердиться, то ей нужно будет на какое-то время остаться в больнице. Если же нет, её вернут домой на домашнее лечение. Сейчас же нам предстояло как-то спустить её вниз, к машине скорой помощи. Соседка хотела вызвать машину из службы перевозки немобильных людей, но ей так и не удалось. Я слышал, как она с кем-то спорит по телефону, а когда она прекратила, у меня не было сильного желания начинать расспрос. Тем более что появился другой вариант. Мы хотели спустить её при помощи носилки, которую соорудили из одеял и ещё чего-то, уже не помню, чего именно. Спускали её я, соседка, её дочь и муж соседки с четвёртого этажа. Его жена была той ещё гадюкой, которая недолюбливала как Бабушку, так и Валентину Ивановну, но вот её муж таким не был, так что без лишних вопросов согласился помочь.

«Держись… Держись!..»

Спускать бабушку было чертовски тяжело, даже с помощью остальных.

– Ненавижу пятый этаж… – со смешком прохрипел я, смотря на бабушку, когда мы были уже на площадке между вторым и первым этажами. Она улыбнулась мне, обнажив почти беззубый рот.

«Ты тоже держись, баба. Всё будет хорошо».

Когда мы наконец дотащили импровизированную носилку до машины, бабушку переложили на старенькую каталку и загрузили в авто. Загрузились и мы с соседкой. Я написал брату про предварительный диагноз, и что сейчас вместе с Валентиной Ивановной и бабушкой поеду в больницу. Он попросил меня скинуть ему адрес, что я и сделал. Больница была чертовки далеко от всех мест, где я обычно бываю, а именно на Синюшиной горе.

«Делать нечего. Придётся бороться».

Скорая мчала нас по дорогам, которые, как мне казалось, могут на раз два прекратить нашу невесёлую поездку, так сильно трясло этот старый, чёрт знает каких времён автомобиль-буханку. Всю поездку я смотрел то на бабушку, то на соседку, то в мутное окно. В голове крутилось множество мыслей, но одна была особенно чёткой.

«Лето кончилось».

Да.

Всё верно, Артём.

Твоё лето кончилось, не успев и начаться.

ГЛАВА 4

Мы с Валентиной Ивановной сидели в больничном коридоре и ждали, когда же очередь дойдёт до нас и бабушки. Людей в главный кабинет приглашали редко, а выходили они оттуда через довольно долгое время. Я сидел и смотрел на свои новые, совсем недавно купленные коричневые кроссовки и пытался всё это переварить.

Получалось так себе.

Атмосфера была именно такой, какой и должна быть атмосфера томительного ожидания, которое наполнено тревогой. Из палат доносились стоны, храп и кашель. Из одного конца коридора в другой, там где сидели я и соседка, медленно хромал какой-то дед с потерянным видом. Примерно на середине пути его перехватила женщина в больничном халате и отвела куда-то наверх, видимо, в свою палату. Я оторвал взгляд от своих кроссовок и посмотрел на бабушку, которая лежала на каталке справа от нас, укутанная домашним одеялом. Над ней кружила муха, и я встал чтобы прогнать её. Бабушка, судя по всему, дремала.

«Такая спокойная», – пронеслась у меня в голове мысль.

«И слабая».

Вторую мысль я прогнал прочь. Мне и так было хреново. От всего этого заболела голова, но попросить какую-нибудь таблетку я так и не решился. Почему-то мне казалось, что головная боль сейчас как никогда к месту. Знаю, это странно. Но так и было.

Вдруг послышался скрип колёс каталки и я повернулся в его сторону.

– Аккуратно!.. – произнесла женщина, прокатив мимо её мимо меня. Мне стало ещё больше не по себе. На каталке лежало тело, упакованное в чёрный мешок. Я поморгал и вернулся на диван, к Валентине Ивановне. Она мотнула головой в сторону тела:

– Вылечили, да? – Вопрос сопроводился смешком и улыбкой.

Я не против чёрного юмора, но тогда мне было не до смеха, так что я не улыбнулся. Лишь серьёзно посмотрел сперва на неё, потом на бабушку.

Через несколько минут пришло сообщение от брата:

Ну что? Не запустили?

Ещё нет, – напечатал я в ответ. – Ждём.

Понял. Ты сам как?

Голова болит.

Попроси таблетку.

Да ладно, может сама пройдёт.

Ну смотри.

Я убрал телефон и посмотрел в окно слева от себя. На улице уже окончательно стемнело. Мы провели в том месте шесть чёртовых часов. За это время меня посетило много разных мыслей, но одна то и дело возвращалась ко мне…

«Я должен быть здесь с мамой. Не с соседкой».

Прошло семь лет, с тех пор как мамы не стало. За эти годы я пролил по ней много слёз, и всё равно они и не думали заканчиваться. Она умерла в 2018-м году. Это случилось в больнице. Даже спустя столько лет я продолжаю на мгновение вспоминать о ней, когда проезжаю мимо той больницы. Проезжаю я мимо неё каждый день, по дороге на учёбу. К слову, я с ней даже не попрощался; просто не смог, и всё тут.

«Чёрт!»

Все эти мысли…Бабушка…Мама…

Они всем своим весом давили на мой бедный мозг, и голова заболела сильнее. Должно быть, выглядел я также плохо, как и чувствовал себя, потому что Валентина Ивановна положила мне на плечо руку.

– Не волнуйся, – сказала она, – всё нормально будет. Ещё немного потерпим, и нас должны принять.

Не знаю, кем надо быть, чтобы при такой ситуации не испытывать волнения. Вероятно, камнем. Или сосулькой. Буквально.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовалась она.

Я покивал головой.

– Да. Просто устал ждать.

– Все тут устали, – сказала она, бросив взгляд на других ожидавших. Их было не так уж и много: два мужчины и женщина. Женщина выглядела так, словно вот-вот потеряет сознание.

Я опустил голову вниз и закрыл глаза. Решил сконцентрироваться на пульсирующей боли в висках, чтобы хоть что-то отвлекало от минут, которые, кажется, и не думали складываться в часы; время словно шло и топталось на месте одновременно. Но ни я, ни соседка не могли ничего с этим поделать. Тогда я понял вот что: беспомощность – одно из самых ужасных ощущений, которые может испытать человек.

****

Прошло ещё полтора бесконечных часа, прежде чем из того клятого кабинета вышли люди, и нас пригласили войти вместо них.

«Господи, неужели…»

Мы с Валентиной Ивановной вкатили в очень просторный кабинет бабушку и там ей измерили давление и температуру.

В основном говорили с соседкой, а я стоял в сторонке и смотрел в окно, сам не зная, что же я пытаюсь там разглядеть. Все те разговоры, в которые я не особенно вслушивался, в итоге привели к окончательному диагнозу: пневмония. Нам объяснили, что лежачие или мало подвижные люди, тем более старики, могут запросто подхватить болячку, которая, казалось бы, не может к ним прицепиться.

Валентина Ивановна как будто бы не удивилась итогу, а вот я всё ещё отказывался в это поверить. «Бред. Просто бред», – не переставал я твердить себе. Отрицание плохого во всей своей, мать её, красе.

Мой поток гневного отрицания прервала просьба женщины, говорившей с соседкой.

– Как тебя зовут?

– Что?

– Зовут тебя как? – повторила она свой вопрос, улыбаясь.

– Артём.

– Так, Артём. Тебе нужно будет сбегать в аптеку. Знаешь где здесь рядом аптека?

Да откуда ж я мог знать?!

– Нет. – Я помотал головой.

–Так, ну ладно.

Женщина объяснила мне, где там неподалёку аптека и я вроде бы запомнил.

Нам сказали очевидное (по большей части, для соседки, я же каждую минуту хранил надежду, что до этого не дойдёт): необходима госпитализация. А значит, нужно будет купить кое-что в аптеке. Памперсы для взрослых. Валентина Ивановна сказала, что побудет здесь и подождёт меня, а заодно поговорит с врачами. Она дала мне тысячу рублей (из тех денег, что относились к бабушкиной пенсии), а та женщина ещё раз объяснила, где аптека.

Я направился к выходу, где девушка открыла для меня дверь, и я выбежал в прохладную тьму улицы, подгоняемый страхом. Бояться чего-либо мне ещё тогда было не свойственно, но, чёрт возьми, кем я был? Девятнадцатилетним пацаном, который всё ещё обожает смотреть детские мультфильмы и дурачиться со своими друзьями. Конечно же, я мог испытывать чёртов страх! Впрочем, ладно. Меня в этом никто и не обвиняет.

На улице всюду летал назойливый пух, который в рыжем свете фонарей казался чем-то, как ни странно, красивым и успокаивающим. Я добежал до подземного перехода, спустился по лестнице вниз и резко затормозил. Место больше напоминало грёбаный лабиринт, чем подземный переход. Куча поворотов и лестниц. Мне не с первой попытки удалось добраться до нужной стороны улицы. «Наконец-то», – подумал я, увидев горящую зелёным вывеску аптеки. Я зашёл внутрь, не без смущения попросил то что мне было сказано купить, радуясь тому, что запомнил размер, и купив, побежал обратно.

Разумеется, и обратно я вернулся не с первой попытки.

****

Я вернулся, и не самая любезная женщина проводила нас до последнего этажа. Хотел бы я написать в палату, но здесь я честен, так напишу как было: просто в коридор. Да, бабушку разместили прямо в не очень широком коридоре, вдоль стен которого были расположены и другие пациенты на узких кроватях. «Да вы шутите», – подумал я тогда. Мне казалось такое размещение неприемлемым, но другого варианта на тот момент не было. Лишь утром бабушку перевезли в нормальную палату. Но на работников больницы я не жалюсь; кровати в том коридоре были чистые, аккуратно застеленные, да и за всеми кто там лежал вели постоянное наблюдение медбратья и медсёстры.

– Ну всё, тётя Настя, мы пошли. – Соседка поцеловала бабушку в лоб и прикоснулась к её слабой руке. – Поспите. А мы завтра к вам придём, да, Артём?

– Конечно, – ответил я, посмотрев на бабушку. – Отдыхай. – Я кое-как натянул на лицо улыбку.

Стоит ли писать, что мне одновременно и не хотелось оставлять бабушку, и хотелось убраться оттуда ко всем чертям? Но так или иначе, мы с Валентиной Ивановной спустились на первый этаж, добрались до выхода и нас выпустили на улицу.

Время было очень позднее, троллейбусы уже не ходили. Было решено вызвать такси, но прямо перед тем как соседка сделала звонок, к остановке подъехала какая-то машина, как я понял, тоже такси, но вот чьё? Ответ тут же дал о себе знать; какой-то мужик, до этого пускавший слюни на лавочке, кое-как встал и шатаясь сильнее буйка побрёл к своему такси.

Всё бы ничего, да только соседка сказала такое, во что я в первые секунды не поверил. Но сперва заговорил мужчина:

– Вам куда, уважаемые? – Пьяница еле шевелили языком. – Давайте вместе поедем, а то ни хрена не ездит уже.

– Поехали, а? – предложила Валентина Ивановна. – Чтоб другую не ждать.

Я вытаращил на неё глаза.

– Если хотите, езжайте, но я к ним не сяду. – Несмотря на сильнейшую усталость и головную боль, я сказал это достаточно твёрдо, решительно.

Как бы далеко ни была Синюшина гора от моего дома (а она в другом конце города), я бы лучше прошёл всё это расстояние за несколько часов пешком и умер у подъездной двери, но не стал бы садиться в ту машину.

Валентина Ивановна тоже всё-таки не села, и мы уехали на своём такси.

Машина везла быстро везла нас, продираясь сквозь вечернюю, почти что ночную тьму. Я прислонился к боковому стеклу и громко выдохнул. Спустя секунду на моё плечо легла рука.

– Не переживай, – сказала соседка. – Всё будет хорошо. Её там подлечат, а мы с тобой к её возвращению квартиру как следует подготовим, да?

– Да, – устало ответил я, по-прежнему смотря в окно на пролетающие мимо фонари. – Да.

Голову занимала одна единственная оставшаяся мысль.

«Лето кончилось, Артём».

ГЛАВА 5

Спустя девять дней, двадцать девятого июня, я приехал навестить бабушку в больнице. Настроение, как всегда за те дни, было паршивым. Меня просто убивало то, что приходиться ехать в такую даль каждый день. Конечно, я понимал, что должен это делать, да и было приятно видеть слабую, но тем не менее улыбку бабушки, однако меня не покидало ощущение тотальной несправедливости. Когда я около часа добирался до больницы, мне буквально хотелось кричать, бить в транспорте стёкла и тому подобное.

Но как бы это помогло?

Ответ был очевиден: никак. Так что свою обиду на жизнь приходилось заталкивать себе куда подальше.

Но всё-таки желание хоть как-то скрасить унылые, тяжкие дни бабушки в палате с другими стариками было сильнее злости. Так что я ехал молча и, с позволения сказать, покоряясь обстоятельствам.

На входе в больничное крыло меня встретила приветливая женщина, вот уже девятый день подряд открывающая мне дверь на электронном замке. Как-то раз она отметила мои длинные вьющиеся волосы:

– Очень у тебя причёска красивая.

– Спасибо, – вежливо сказал я ей тогда.

Я поднялся на последний этаж и прошёл по коридору мимо стеллажа со старыми, чертовски потрёпанными книгами. Глянул, не появилось ли чего нового.

«Нет. Вот так неожиданность».

Зашёл в туалет вымыть руки. Хоть на стене и висел запрет на курение, вонь в этом маленьком помещении была просто дикой. Словно там каждые пять минут проводили чемпионат по скоростному выкуриванию сигарет. Закончив, я вышел и подошёл к двери палаты, в которой и расположили бабушку.

Каждый раз. Каждый грёбаный раз я останавливался и собирался с духом, прежде чем открыть дверь и войти туда. Я всё никак не мог привыкнуть к тому, что я захожу и вижу бабушку, лежащую на кровати, только вот не у себя в комнате, а здесь, в этом царстве тоски и переживаний. Но так или иначе, я всегда заходил с улыбкой. Это давалось мне с большим трудом, но не думаю, что ей бы понравилось, зайди я в палату с кислой миной.

Я глубоко вздохнул, затем выдохнул и наконец вошёл внутрь.

Зрелище было не самым приятным; палату бабушка делила ещё с тремя людьми – женщиной средних лет, стариком и ещё одной женщиной, уже в приличном возрасте. Женщина средних лет лежала чуть не на краю кровати и громко храпела, старик сидел и о чём-т говорил с молодым человеком (своим внуком, как я потом узнал). А вот с женщиной в возрасте всё было не так очевидно; с одной стороны, глаза открыты, но с другой – взгляд их совершенно пуст. Просто устремлён в потолок без какого-либо выражения.

Вся эта обстановка меня кошмарно угнетала, но я был уверен, что это ерунда по сравнению с тем, что чувствовала моя бабушка. Она-то проводила время в этой не самой интересной компании уже девять дней, и предстояло ещё один.

Осмотрев других, я перевёл взгляд на бабушку и с усилием натянул на лицо улыбку. Она улыбнулась в ответ, и я чётко видел: улыбка искренняя.

– Привет, – тихо сказал я, усаживаясь на стул рядом с её кроватью.

– Привет, родной, – сказала она беззвучно. Теперь каждое её слово звучало так, так что далеко не всё я понимал с первого раза.

– Ну ты как? – поинтересовался я.

– Нормально, – был ответ.

«Мне бы твою стойкость…»

Даже тогда. Даже, чёрт возьми, тогда, когда она выглядела максимально слабо и устало, это было сказано как: «Всё супер. Конечно, подхватила пневмонию, но это так, пустяк».

– Ну и хорошо, – всё ещё улыбаясь ответил я и бросил взгляд на небольшую горстку таблеток на прикроватной тумбочке.

Эти самые таблетки мне предстояло дать ей выпить (так уж и быть, напишу именно это слово) во время обеда. Сама она есть не могла, не позволяла проклятая слабость. Именно покормить её – была моя основная задача, помимо обычного проведывания. Утром это делала Валентина Ивановна либо мой брат, а в обед уже я.

– На улице сегодня тепло, – поделился я с ней. – Не жарко.

– Не жарко?

– Нет. – Я мотнул головой и глянул в пыльное окно.

Судя по всему, она заметила, что я выглядел не так как всегда, а потому, как обычно одними губами, спросила:

– Ты сам как?

Я посмотрел на свою бабушку и увидел её через влажную пелену. В глазах уже рождались слёзы.

«Не вздумай, чёрт побери».

Даже находясь в самом своём плохом состоянии, она продолжала думать и обо мне. Ну что со мной могло сделаться? Очевидно же, что ничего, а она всё равно волновалась, и я читал это в её взгляде, который по-прежнему был ясным, осознанным, хоть и потускнел. В этом была вся Анастасия Крылова. Как бы плохо ни было тебе, не забывай о других, неважно, семья или друзья; важны все.

– Хорошо, – ответил я, понимая, что у меня слегка дрожат губы. – Всё хорошо, как всегда. У Славы тоже.

Славой зовут моего старшего брата.

– Он работает? – поинтересовалась бабушка.

– Да. – Я чуть подождал, потом спросил: – Он был у тебя утром?

Она медленно-медленно помотала головой. Перекатила на одну сторону, потом на другую.

– Хм. – Я еле заметно нахмурился. Утром здесь должен был быть как раз он. – Соседка была?

– Ага.

– Ну хорошо.

Вдруг в дверь палаты постучали и через секунду к нам зашла женщина, катя перед собой тележку с едой.

– Обед, ребятки, – с улыбкой объявила она.

Она начала порционировать макароны с котлетами в тарелки, а когда подошла к нам с бабушкой, объяснила мне, что из той кучки таблеток на тумбочке ей дать и как. Ещё она измерила у всех пациентов температуру и спасла от скорого падения с кровати женщину, что спала с громким храпом, а после удалилась.

Я же сел на стуле поудобнее, взял ложку и стал отламывать от котлеты один маленький кусочек за другим, чтобы бабушке было удобнее глотать, время от времени по её указке давая ей воды из стеклянной бутылочки с трубочкой.

Любопытная всё же штука, наша жизнь. Мы начинаем её, не в состоянии кормить себя сами, одевать и многое другое. Затем с годами эти вещи становятся для нас обыденностью, которой мы учим других так же, как этому учили нас. Но в итоге многие из нас в конце жизни приходят к тому же, с чего и начали: неспособность самому принимать пищу, одеваться и т.д.

Я не против цикличности в нашей жизни, но такая меня, буду честен, пугает.

Обо всём этом я сидел и думал, пока помогал бабушке разобраться с обедом. На удивление, она съела много, почти всю порцию. Валентина Ивановна ещё вчера сказала мне об этом, но я не почему-то не поверил. Теперь же, увидев это лично, мне стало легче. А таблетку я раскрошил и дал бабушке вместе с одним из кусочков котлеты, благо та была с какой-то подливкой.

– Достань-ка творожок, – попросила бабушка. – Внизу.

Я открыл нижнюю дверцу тумбочки и увидел там пару упаковок персикового творожка. Эта просьба заставила меня улыбнуться и приободриться. С ещё большим облегчением, я накормил бабушку и им.

– Возьми один себе. – Это было не предложение.

– Нет, тебе ведь покупали. Да я и не хочу.

– Возьми. – Даже в таких обстоятельствах она себе не изменяла. Дала мне понять: варианта отказаться у меня нет.

Я с улыбкой повиновался и убрал творожок в рюкзак. Вообще он не был мне нужен, но я настолько к нему привык, что часто стал брать его с собой даже в самые короткие поездки, где он, казалось бы, совсем не к месту. Иногда даже бывало так, что я тянулся поправить лямки, которых не было, и меня на секунду охватывал страх, который хорошо знаком людям, которые хотя-бы раз что-то где-то оставляли, а потом в панике возвращались, надеясь найти оставленное на том же месте.

После обеда я с трудом помог бабушке сесть, приобняв её за плечи правой рукой, благо они у меня длинные. Она, к слову, сама не раз отмечала это, когда что-то из её вещей заваливалось за диван дома.

Сидеть было удобно лишь первые несколько минут. Потом всё тело, но особенно спина начинали дико болеть. Но я старался не обращать на боль внимание и сидел зная, что не могу подвести бабушку. Ей обязательно нужно было сидеть хотя-бы полчаса в день, чтобы вся дрянь внутри отходила.

Вдруг баба решила поднять ту тему, о которой я сам уже успел со всем этим забыть.

– Девочку-то себе не нашёл? – Она заулыбалась.

– Я… – Я издал короткий смешок и отвернулся. Собрался и продолжил: – Нет. Пока не нашёл.

– Ничего, найдёшь. Красавчик, с такими волосами-то.

И вновь комплимент моим волосам.

– Да ладно тебе. – Моя улыбка вышла из-под моего контроля. А я и радовался.

Вдруг она пристально посмотрела на меня. Я поймал этот взгляд, в котором стояли слёзы, и чуть сам не прослезился. Океан благодарности был в тех глазах.

– Молодец. – Бабушка нашла в себе силы положить свою руку мне на макушку и погладить. – Молодец.

– Спасибо, – тихо отозвался я и крепче обнял бабу.

В голове же я услышал голос мамы:

«Молодец, Артём»

«Ты должна быть здесь, – подумал я в тот момент. – Рядом со мной. Рядом с нами».

Мы посидели сорок минут, после чего я помог бабе лечь и аккуратно укрыл белоснежным одеялом.

– Всё, пока. – Я наклонился и прикоснулся к её руке. – Завтра приеду.

– Пока, – сказали мне её губы.

Я вышел из палаты и ощущал приближающееся облегчение от того, что лежать ей в этом унылом месте осталось всего ничего.

«Буквально один день. А послезавтра – домой…»

Пожалуй, одно из самых приятных ощущений при просмотре фильма – вместе с персонажами понимать, что кошмар вот-вот кончится и из-за туч выйдет солнце, которое согреет тебя своими яркими лучами; успокоит, излечит душу от мрака и усталости.