Аделаида: путь к Тьме бесплатное чтение

Пролог

К Дамми́ру я пришла добровольно. Дважды споткнулась по пути, но это от волнения. Судорожные вдохи-выдохи не помогли унять сердцебиение. Напротив, попытка успокоиться закончилась нервной дрожью и вспотевшими ладонями. Взять себя в руки гораздо сложнее, если они влажные.

Его кабинет был просторным, светлым и сдержанным – под стать хозяину. Маг Света смотрелся в нём органично, как ещё один предмет мебели: такой же сухой, жёсткий и лишённый каких-либо эмоций. Он стоял возле стола, заведя руки за спину, и изучал меня пристальным тяжёлым взглядом.

От Дамми́ра зависела моя дальнейшая судьба, и я рассматривала его с жадным любопытством, пытаясь хоть что-то прочесть в его глазах. Высокий, атлетичный, пожалуй, даже привлекательный, если бы не холодное, отстранённое выражение лица. Чёрные кудри не разметались в беспорядке, как и положено порядочным кудрям, а лежали строем, в котором каждая прядь боялась выбиться из прически, ведь за такое её могли не за ухо заправить, а вырвать с корнем.

Я почувствовала прикосновение чужого заклинания и вздрогнула, но сопротивляться не стала. Было бы наивно предполагать, что маг такой силы меня не раскусит. Выражение его лица перестало быть отрешённо-скучающим. Наоборот, он буквально впился в меня чёрными глазами.

– Значит, вот как… И долго же тебе удавалось всех обманывать. У меня есть доказательства, что именно ты убила мою сестру. За это тебя казнят, – голос был равнодушным, таким говорят, что зима в этом году ожидается холодная. – Картина преступления мне вполне ясна. Однако я хочу знать, кто тебя нанял. У тебя есть выбор: открыть имя заказчика сейчас или после пыток. Во втором случае ты расскажешь даже то, чего не знаешь. И это будет больно. Очень больно. Выбирай. Я своё получу в любом случае.

Даммир резко вскинул руку. Пространство колыхнулось, на его пальцах заплясали всполохи Света, и в комнате развернулась магическая сеть. Всё произошло так быстро, что я не успела отреагировать, только мысли поскакали вразнобой.

«Нужно ему всё объяснить!» – воскликнул Разум.

«Нужно бороться! Мы же знаем целых два вида щитов! Мы его победим!» – возразил Оптимизм.

«Таки, конечно, победим. Магичка-недоучка на тропе войны, все прячьтесь, а то рискуете сдохнуть. От смеха!» – встрял Сарказм.

«Бежим! Вон шикарное окно – сигаем в него!»– заверещала Паника.

«Мы можем прыгнуть с места и в шпагате, изящно раскинув руки, распахнуть створки ногой и красиво исчезнуть в окне», – поддержала её Грация.

«Ты, Грация, на днях в дверной проём не вписалась, у нас до сих пор на плече синяк. А сейчас не до того – нас вообще-то убивать собираются!» – ответил Разум.

Паника снова взвыла: «В окно! Бежать! Спасаться!».

Стало страшно. По-настоящему страшно. Даммир не выглядел шутником. Напротив, если верить молве, он всегда был крайне серьёзен. Сильнейший маг Шемалья́ны, один из Высшей Десятки, учёный и боец, каких единицы. И сейчас в его глазах полыхала ледяная ярость.

– Гранда́й Даммир, пожалуйста… – нервно сглотнула я.

– Кто ты такая? Зачем ты убила мою сестру? – его взгляд обжигал холодом.

Сеть в комнате набухла, напиталась светлой магией и угрожающе зазвенела.

Внезапно проснулась Злость: «Мне кажется, или тут кто-то потерял берега? Он тут вообще кто? Какого рожна нам угрожает?! Пусть катится вслед за своей звезданутой сестрицей! Мы ему ещё плюнем на могилку!».

Я подняла магические щиты и приготовилась дорого продать свою жизнь.

Глава первая, в которой сначала всё хорошо

Перед выходом я привычно проверила, всё ли с собой: ключи от машины и квартиры, телефон, кошелёк, документы. Без остального в крайнем случае можно и обойтись. Окинула взглядом своё отражение в зеркале и осталась довольна: тугие, как пружинки, мелкие кудри вьются в художественном беспорядке, взгляд весёлый, а ямочки на щеках готовы к улыбке. Блеск!

Я, конечно, не классическая красавица. На постер Диора меня бы не взяли, а вот в рекламу Бенеттона – вполне. Чуть оттопыренные ушки несколько портят почти идеальную картину. Так уж вышло, что мамин отец был темнокожим мулатом. В анналах семейной истории его причислили к американцам, но кто знает, как всё было на самом деле? Может, говорил по-английски, и этого бабушке хватило, чтобы на глаз определить национальность. Причём степень владения английским роли точно не играла. Иностранных языков бабушка всё равно не знала.

В общем, так получилось, что они встречались, он ворковал что-то на иностранном, она ничего не понимала, но всему верила. Потом страстный мулат исчез за границей железного занавеса, а бабушка осталась в холодной тогда ещё Советской России.

В 1981 году в Москве родилось немало олимпийских деток, и мама была в их числе. Она у меня чудо как хороша. Папа говорил, что потерял голову, едва её увидев. Неудивительно: нас до сих пор принимают за сестёр. А длинные чёрные мамины локоны побудили немало её приятельниц сделать химическую завивку. Надо признать, не всегда удачную – тут уж либо дано от природы, либо нет. Смоляные кудри и смугловатая кожа у меня от мамы, а ярко-голубые глаза – от блондина-отца.

Подмигнув отражению, я закрыла дверь и спустилась к машине. Коля попросил отвезти какие-то заказы, и хотелось ему помочь.

Коля… Три года назад мы познакомились в общей компании. Он старше на семь лет и идеален во всём: высокий, спортивный голубоглазый красавец-блондин с умопомрачительной улыбкой. Он умён и независим, организовал свой бизнес и преуспевает. А ещё играет на гитаре и потрясающе поёт. Конечно же, я влюбилась. И не я одна.

До восемнадцатилетия Коля внимания на меня не обращал, но потом начал выделять… Мы встречались уже семнадцать дней, и я была до неприличия счастлива. Да, виделись редко, и в основном приходилось помогать ему по работе, но я относилась с пониманием. Он занят, у него столько дел и проблем. Я, конечно, немного ревновала его к Ире, которая работала администратором в его чайном магазине, но дурные мысли старалась загнать поглубже.

Я села в ярко-жёлтую «Ко́рсу» – подарок отца на совершеннолетие – и вырулила из двора, отправляясь в Колин магазин. Там и заказов-то всего три. Коля обещал, что когда я с ними закончу, мы посидим где-нибудь вдвоём. Если, конечно, не возникнут срочные дела. А они, к сожалению, постоянно нам мешали. Он так хотел проводить со мной больше времени, но не мог.

Папа ворчал, что я «бесплатно работаю на благо другого мужика за семейный счёт», но разве я могла отказать моему Коле? Ему же так сложно! А у меня после учёбы часто куча свободного времени. Младшие братья выросли достаточно самостоятельными, я их теперь только с тренировки по вечерам забирала, да и то не каждый день.

Подъезжая, я позвонила в магазин по громкой связи.

– Ира, привет! Пожалуйста, вынеси заказы минут через пять, а? Не хочу искать парковку.

– Я не могу оставлять магазин! – с противной интонацией ответила она. – Твоя парковка – не моя проблема!

– Ира, я подъеду к дверям!

– Вот и зайди в них тогда! – процедила она и бросила трубку.

Да, забыла упомянуть – наша с Ирой нелюбовь была страстной и взаимной.

Пришлось ставить машину на аварийку и бежать на первой космической к заветной двери, пока не влетела на штраф. На штрафы папа из принципа денег не давал.

– Привет ещё раз! Ой, что-то ты опять какая-то бледненькая, и круги вон под глазами. Всё болеешь? – с фальшивой заботой спросила я.

Ира ничего не сказала, только злобно цокнула в ответ.

Я схватила пакеты и унеслась. Ехать пришлось далеко, но хотя бы все три адреса находились примерно в одном районе. Не самом благополучном, кстати. Да и клиенты выглядели так, словно дорогой чай могли себе позволить с трудом. Один так и вовсе оказался почти беззубым и одетым в дырявую засиженную мухами футболку. Странное дело, на молочный улун у него деньги есть, а на нормальную одежду – нет?

Раздав заказы, я позвонила Коле.

– Алло, привет! Я закончила, где встретимся?

– Привет, малыш, тут такое дело… – раздался из динамика до дрожи любимый голос. – Езжай пока домой, я к тебе заеду вечером. Занят, не могу вырваться.

– Хорошо, тогда жду тебя дома.

Конечно, стало немного обидно, но не устраивать же скандал?

Коля приехал уже поздно вечером, в районе одиннадцати. Я выпорхнула из подъезда и села в его машину. Какое-то время мы страстно целовались, а потом он в очередной раз недвусмысленно положил мою руку на вздыбленную ширинку.

Да, тут у нас имелись некоторые разногласия. Я не торопилась переводить дела в эту плоскость. Мы и встречались-то меньше трёх недель, вот только Коля настаивал и говорил, что я «ломаюсь». Само это слово отзывалось внутри неприятным резонансом, но я понимала, что у взрослого парня есть потребности. Просто мне не хотелось вот так – впопыхах, в машине, а другого он не предлагал.

Я неловко убрала руку, и он чуть насмешливо посмотрел на меня.

– Как дела, малыш?

– Хорошо, только я скучала.

– Я знаю, малыш, но столько дел. Мы с тобой обязательно выберемся куда-нибудь вместе на выходные. Ты и я. Можно на следующей неделе, – предложил он, забравшись рукой под короткую юбку.

– Можно, – я обрадовалась его предложению и улыбнулась в ответ.

– Тогда договорились. Слушай, у меня к тебе просьба. Мне нужно машину в сервис отогнать, а я забыл вещи кое-какие дома выгрузить. Забери, а? Там всего одна коробка, просто неохота с ней переться от сервиса домой. Потом как-нибудь за ней заеду.

– Конечно, без проблем. А ты разве успеешь в сервис? Время уже позднее…

– Там круглосуточно. Завтра без машины, так что к тебе не приеду.

– Я могу сама подъехать.

– Не надо, ты же понимаешь, без машины тяжело время планировать. Встретимся через пару дней, когда тачку заберу. Идём, я отдам тебе коробку.

– Ты уже уезжаешь? – разочарованно спросила я.

– Ага, в сервис-то надо успеть, – ответил Коля, выходя из машины.

В душу постучались подозрения.

«Таки в круглосуточный сервис действительно страшно опоздать», – отметил Сарказм.

«Но спать-то ему, бедненькому, тоже когда-то надо, он так устаёт», – встрепенулась Любовь.

Я отмахнулась от неприятных мыслей и тоже вышла из машины.

– Может, всё-таки задержишься ненадолго? – прижалась я к Коле и заглянула в лицо.

– Если ты меня приласкаешь, то задержусь, – игриво ответил он.

– Тогда до встречи, – я смутилась и расстроилась.

Заклеенную скотчем коробку из-под принтера забирала, закусив губу. Ну почему он так себя ведёт?

– Малыш, ты же не обиделась? – спросил он, перехватывая меня за талию – Я так по тебе скучаю…

– Если скучаешь, то приехал бы хоть раз на пару часов, а не на пятнадцать минут, – мягко упрекнула его я.

– Ну, не разгоняй. У меня дела, я и так на другой конец города ехал, чтобы тебя увидеть. Всё, иди, пока не поругались, – он шлёпнул меня по пятой точке и сел в машину.

А я осталась стоять с коробкой в руках и ощущением, что всё у нас как-то неправильно. Домой поднялась раздосадованная и взвинченная, затолкала коробку в шкаф и завалилась на постель, бездумно пролистывая ленту новостей.

Коля не объявился ни на следующий день, ни через два дня. И даже про коробку не вспомнил. Спустя неделю, наполненную терзаниями и борьбой с гордостью, я позвонила сама.

– Привет, малыш! Я сейчас занят, наберу тебя в выходные. У меня неприятности.

– Что-то серьёзное?

– Да как сказать… решаемо. В общем, это… Сиди ровно, я тебе позвоню, когда всё утихнет.

Он сбросил вызов, а я в тревоге заметалась по комнате. Какие у него неприятности? С машиной проблема? В аварию попал? Обокрали? Ира что-то учудила, устроила недостачу? Или товар пришёл порченный, как в прошлом году? У него тогда с поставщиком до суда даже дошло. А может, магазин сгорел? Вчера в новостях показывали, что в центре города поджигали ларьки, неужели это и Колю коснулось? Или опять тёрки с налоговой? Можно попросить у папы телефон дяди Бори, кажется, он там работает. До вечера Коля трубку не брал.

Спала я отвратительно, больше ворочалась в постели, поэтому первая заметила, что утром свет в квартире вырубился. Замолчал холодильник, отвалился вайфай, стало тихо и тревожно. Пришлось идти и будить отца. А то ещё протечёт морозилка, мама будет ругаться.

Папа натянул футболку, пощёлкал автоматами на щитке в коридоре и, буркнув под нос что-то непечатное, нашарил в ящике фонарик. Дверь открыть даже не успел, только ключ повернул – и её с силой толкнули с той стороны, а в узкий коридор влетели здоровенные мужики в форме. Отца уронили на пол, меня прижали к стене и быстро зафиксировали. От испуга я не успела даже завизжать. Всё произошло в странной тишине, которую прерывали лишь хрипы, топот, короткий вскрик мамы и испуганные возгласы младших братьев.

Нас всех перетащили в зал. Кто-то зажёг свет, и вспышка резанула по глазам. Я на секунду зажмурилась. Встревоженная мама в шёлковом халате выглядела неуместно и потерянно на фоне омоновцев в бронежилетах. Страх и растерянность наполнили комнату.

– На каком основании?.. Что происходит? – прохрипел отец.

– Обыск. На основании постановления, – сухо ответил коротко стриженый парень с папкой в руках.

Он достал лист с печатью и махнул им у отца перед лицом.

В дверях показались соседи-понятые, и стало дико стыдно. Разумеется, одной из них оказалась подъездная сплетница Галина Александровна. Завтра весь дом будет судачить, что нашу квартиру штурмом брал ОМОН с вертолётов, а при обыске нашли четырёх расчленённых проституток.

Полицейские представились, скороговоркой зачитали постановление, но я не могла сосредоточиться на бесцветном канцелярском языке. Кто вообще так говорит? Что они имеют в виду?

– Вам предлагается добровольно выдать предметы и вещества, запрещённые в гражданском обороте. Имеются ли такие в этом жилище? – стриженый смотрел почему-то на меня.

Сердце стучало в ушах, от ужаса я онемела. Просто помотала головой и посмотрела ему в глаза. Подумала, что он слишком молодой, чтобы иметь настолько усталый и тяжёлый взгляд.

– Аделаида Смирнова, где вес?

В смысле «вес»? Какой вес? Не мой же? Тогда что такое вес?

Разум отказывался осознавать происходящее.  Не дождавшись ответа, полицейские приступили к обыску.

– Где ваша комната? – сразу спросил стриженый.

– По коридору и налево. То есть направо, – собственный голос звучал сипло и чуждо.

– Пройдёмте, посмотрим, что у вас там интересного.

– Ида? – взревел отец.

– Ничего, – пролепетала я, – у меня ничего нет.

Кровь стучала в висках, руки похолодели, к горлу подступила тошнота.

Когда обыскивающие добрались до коробки, я даже не дрогнула. Вот не возникло ни страха, ни плохого предчувствия. Интуиция позорно молчала, может, спала ещё.

Оперативники оживились. Галина Александровна закатила глаза в экстазе фальшивого сочувствия. Отец посмотрел на меня с такой болью и недоумением, что я едва не рухнула на пол. Мне было плохо видно из-за спин, но в коробке, кажется, лежали какие-то чаи, порошки и таблетки.

– А говорите, ничего нет, – хмыкнул стриженый оперативник.

– Папа, это Колина коробка, он попросил взять, потому что ехал в сервис, – затараторила я.

– Что?

– Это не моя коробка, я не знала, что там! Просто Коля сказал, что везёт машину в сервис, и попросил у себя подержать пару дней, – суматошно объясняла я.

Отец молчал.

– Чтобы ему из сервиса с коробкой не идти… – проговорила уже тише, осознавая, какую глупость сделала.

Галина Александровна алчно улыбалась, переводя взгляд с меня на отца.

– Папа, я клянусь, я бы никогда… Это не моя коробка, я не знала!

Слёзы подступили к глазам, руки затряслись, а я отчаянно захотела, чтобы папа мне поверил.

Его взгляд смягчился.

– Ага… Все так говорят, – небрежно бросил полицейский. – Куда ни плюнь, одни невиновные по тюрьмам сидят.

Дальнейшее помню смутно.

После окончания обыска меня вместе с коробкой увезли в отдел. Отец с дядей Витей – другом семьи и юристом – приехали следом.

События цеплялись друг за друга, мелькали лица, звучали голоса.

Но я застыла, впала в ступор.

Я перестала быть собой.

Что-то отвечала. С кем-то говорила. Куда-то шла. Где-то сидела. Чего-то ждала.

Мир погрузился в плотную вату. Я шарила по ней руками, и под ладонями то и дело проступали острые грани предметов, которые я перестала узнавать.

Оказалось, что меня «вели» уже две недели. Что есть оперативная съёмка того, как я доставляю наркотики. Что есть показания Коли, его закадычного дружка Димы и даже Иры, как я им предлагала купить дозу.

Меня определили в СИЗО, но камера даже не запомнилась. Всё вокруг казалось нарочито картонным, небрежно сделанным похмельным декоратором. Несколько раз меня водили на опознания. В кабинете присутствовали ещё две-три девушки и понятые. Тех, кому я возила чаи, я и сама прекрасно узнавала. Как и они меня. С каждым доказанным эпизодом лицо дяди Вити становилось всё мрачнее и мрачнее.

Дни шли один за другим, не задевая сознания. Я с трудом ела, не интересовалась новостями и даже толком не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Когда меня привели на свидание с отцом и дядей Витей, я попыталась сфокусироваться на разговоре.

– Ида, как ты могла? Как ты могла?.. – обречённо спросил отец.

– Папа, я правда не знала. Я думала, что это чай. У него же чайный магазин… – невнятно пробормотала я.

– Ты понимаешь, что сядешь? У них доказу́хи на три срока! – процедил отец, с хрустом сжав кулаки. – Отпечатки, съёмка, телефонные разговоры, даже переписка! Сначала вели Николая, но он утверждает, что настоящий дилер – ты. Ида, ты либо очень хорошая актриса, либо пустоголовая идиотка!

– Идиотка, – покорно согласилась я, опустив голову.

– Игорь, перестань, – вмешался дядя Витя. – Это делу не поможет. Ида, может, есть что-то, что мы можем использовать? Какой-то разговор? Не знаю, сообщение? Хоть что-то? – спросил дядя Витя.

– Нет… он всегда говорил «заказ» или «посылочка». «Ида, отвези посылочку». И я везла. Идиотка, да. Сколько мне светит?

– От десяти до пятнадцати. За особо крупный размер. Ида, очнись! Там одного метадона было полтора кило!

– Что такое метадон? – зачем-то спросила я.

Можно подумать, есть разница – метадон, кокаин или героин…

Отец схватился за голову, вскочил и заметался по обшарпанному помещению, отпихивая с дороги лишние стулья. Я с трудом узнавала в нём прежде спокойного и ироничного главу семьи, к которому привыкла с детства.

Дядя Видя с горечью посмотрел на друга, а потом обернулся ко мне.

– Ладно, Ида. Мы будем стоять на своём. Ничего не подписывай. Если вызовут на допрос без меня, то отказывайся от дачи показаний и ссылайся на пятьдесят первую статью. Мы постараемся что-то предпринять.

– Разве они не должны доказать, что я невиновна?

– Зачем, если у них уже есть все доказательства обратного? Дело раскрыто. Подозреваемая задержана. Верная палка. Да ещё и особо крупный размер! Твою невиновность теперь должны доказывать мы. Всё, Аделаида, нам пора. Помни про пятьдесят первую статью.

Я с тоской проводила взглядом осунувшегося отца, затем конвоир отвёл меня в камеру.

Поверить в происходящее я всё равно не могла. Всё вокруг казалось нереальным: предательство Коли, подлог, камера, другие женщины в ней, следователи, решётки, отвратительная еда, какие-то анализы и все доказательства против меня. Надежды на положительный исход не оставалось. Нельзя сказать, что мне было плохо, скорее просто никак. В спасительном оцепенении я не осознавала происходящее. Мир вокруг – бумажный, а люди – лишь нарисованные картинки.

Когда рано утром в камеру, минуя дежурного и все препятствия, вошёл странно одетый мужчина с подведёнными чёрным карандашом глазами, я тоже не удивилась. Как и тому, что никто не обратил на него внимания.

– Аделаида? – деловито спросил он.

– Да, – равнодушно отозвалась я.

– У меня для вас есть предложение, но давайте обговорим его в другом месте.

– Я без адвоката показаний не даю, – заученно ответила я.

– Да я не из этой… среды, – он обвёл камеру взглядом. – Хотите какой-нибудь напиток? Кофей? Или поесть?

Разум зацепился за слово «кофей» и заставил присмотреться к посетителю, которого больше никто не замечал. За столом в общей камере сидели четыре женщины, но на гостя они не кинули даже мимолётного взгляда, продолжая поливать помоями какую-то Соловьёву Настю. Одетый в тёмное мужчина неопределённого возраста от тридцати до пятидесяти оценивающе смотрел на меня. Со старомодной стрижкой «маллет» в стиле восьмидесятых он выглядел как привет из прошлого.

– Вы следователь?

– Нет, я маг. И здесь я расходую много силы, чтобы на нас не обращали внимания. Давайте поговорим где-нибудь ещё, я хочу предложить вам сделку.

Сделку? Мне? Зачем я ему нужна?

– А если я откажусь от вашего предложения?

– Тогда я верну вас обратно в темницу, никто и не заметит.

Почему-то слово «темница» в его устах показалось уместным и правильным.

Словно во сне я вышла вслед за ним из камеры. Никто даже головы не повернул в нашу сторону. Я ждала, что дежурный нас остановит, но он уставился в телефон и вообще не отреагировал, когда мы прошли мимо. Ни в одном из длинных коридоров, ни на выходе нас не окликнули. Бронированные двери странный гость открывал одним прикосновением. Его ладонь всякий раз окутывал сгусток тьмы, и металлическая дверь отворялась с лязгом, до которого никому почему-то не было дела. Пройдя бесконечный лабиринт проходов и вереницу коридоров, мы оказались на улице. Я посмотрела на утреннее небо.

– И что дальше?

– У меня к вам предложение, госпожа Аделаида. У нас, к сожалению, очень мало времени на разговор. Я из другого мира, ищу потенциальных жён для императора. Ваша кровь дала хорошую реакцию на совместимость с ним, и я приглашаю вас поучаствовать в конкурсе невест.

Я как-то сразу ему поверила. Видимо, ничему меня жизнь не научила.

– И когда?

– Портал? Через два часа, как раз успеете заехать с близкими попрощаться. Они ещё дома.

– Вы за ними следите? Как вы вообще меня нашли?

– Мы тщательно подходим к отбору претенденток, – одними губами улыбнулся он и поправил воротник старомодного плаща. На солнце сверкнули массивные, старинной работы перстни. – Мы обратили внимание на вас после медицинского осмотра, который вы проходили в институте, но ваш арест стал для нас большим сюрпризом. Мы даже на какое-то время потеряли вас из виду. Потребовалось время, чтобы разобраться в вашей системе правосудия. Давайте я посвящу вас в детали позже, сейчас у нас действительно мало времени.

– Как вас зовут?

– Шарито́н Торвиа́ль, Верховный маг Альмендри́и.

– Понятно, – заторможено кивнула я.

Происходящее всё ещё казалось странным сном. И этот Шаритон в латунных перстнях и подводке для глаз отлично в него вписывался. Он усадил меня в машину с водителем, и мы отправились домой. Адрес был ему известен. Для пришельца из другого мира маг вообще неплохо ориентировался в окружающей действительности. Однозначно лучше меня.

Подъездная дверь открылась, выпуская соседа с восьмого этажа. Тот буркнул какое-то приветствие и двинулся в сторону магазина. Мы поднялись на наш этаж и позвонили в дверь.

Открыл отец, и его глаза при виде меня стали просто огромными.

– Ты что тут делаешь? – изумлённо просипел он.

– Она пришла попрощаться, – Шаритон бесцеремонно задвинул меня в прихожую и захлопнул за собой дверь. –  Меня зовут Шарито́н Торвиа́ль, я маг из мира, который называется Карасте́ль. Не мне вам объяснять, что Аделаида попала в крайне неприятную ситуацию. У меня есть отличное решение – участие в конкурсе невест в нашем мире. Заключим магический договор, Альмендри́я – империя, которую я представляю – возьмёт на себя денежное обеспечение всех претенденток даже в случае проигрыша. Мы знаем, что Ида невиновна, у нас она будет жить спокойно, обучится магии. Здесь её ждёт темница, а у нас – обеспеченное будущее и возможность стать императрицей. Вот само соглашение, ознакомьтесь.

Повинуясь жесту мага, прямо из воздуха возник документ. Шокированные родители уставились сначала на него, потом на меня, а затем на Шаритона. Несколько бесконечно долгих минут они молчали, осознавая ситуацию.

Потом отец быстро пробежал договор глазами. Он, как ни странно, был составлен на русском.

– И что же, мы её больше не увидим? – спросила мама, утирая набежавшие слёзы.

– Зависит от обстоятельств. Открывать порталы в ваш мир очень затратно, да и по очевидным причинам сюда Аделаиде лучше не возвращаться. Если мне правильно объяснили, то сегодняшний побег из тюрьмы только усугубил её положение, – равнодушно ответил маг.

– Ида, что же ты творишь? Ты же сделала только хуже! Если до этого у нас были пусть крохотные, но шансы на оправдательный приговор, то теперь их точно нет! – отец сжал кулаки, сурово сдвинул брови, но подумал несколько мгновений и всё-таки вернулся к чтению договора.

– Подписывай, – прошептала мама. – Наверное, другой мир лучше, чем тюрьма. Подписывай, дочка! И помни, что мы тебя очень любим. Пусть у тебя всё сложится хорошо! Береги себя, девочка моя…

Она прижала меня к себе, и щека стала влажной от её слёз.

– Какие-то вещи ей собрать с собой? – спросил отец.

– Нет, ничего не нужно. Наш мир не приемлет вещей из других миров.

– У вас есть доказательства, что вы маг? – выглянул из своей комнаты старший брат.

Шаритон вытянул руку, и над его ладонью заклубился тёмный сгусток. Братишка завороженно наблюдал за происходящим.

– А мне с ней можно? – с надеждой спросил он.

– Нет, со мной пойдут только невесты. Аделаиде повезло, что она подходит. Иначе я ничем бы не смог помочь.

– И что теперь? – обречённо спросил отец, и от его голоса всё внутри оборвалось.

– Папа, мама, простите меня! Я не специально! – я стиснула родителей в крепком объятии.

– Ты можешь остаться, как-то вернуться в камеру, выйти по УДО… – неуверенно начал отец.

– Игорь, какое УДО?.. – всхлипнула мать.

– Мало ли, могут и поменять законы со временем…

– Не хочу. Не хочу жить в тюрьме! Я невиновна! Я не сделала ничего плохого! Почему я должна сидеть в тюрьме? – голос сорвался.

– Госпожа Аделаида, подписывайте договор, и вас отвезут на место открытия портала. Мне ещё нужно успеть вылечить двух маленьких девочек, – поторопил меня Шаритон.

Утирая слёзы, я вышла из дома в последний раз. Меня душила тоска. Я любила родителей, братишек, наш дом. У меня было множество подруг и друзей. Я бы ни за что не ушла в другой мир, если бы не угроза страшного тюремного срока. От десяти до пятнадцати… Это же вся моя сознательная жизнь!

Глава вторая, в которой сначала тоже всё хорошо

В просторное офисное помещение я вошла первой из девушек. Отошла к стене и замерла возле неё, чтобы не мешать снующим из стороны в сторону людям. Полтора десятка рослых черноволосых мужчин что-то обсуждали, настраивали и подготавливали. Они говорили на незнакомом языке и неуловимо отличались одеждой и манерами. Я наконец отмерла, словно вынырнув обратно в реальность. В голове роились тысячи вопросов, но кому их можно было задать?

Во мне внезапно проснулось Любопытство и спросило: «А почему они все такие высокие? Что они делают? Что это за страна такая, Альмендри́я? Почему мы ничего не узнали про того самого императора, которому нужны невесты? Сможем ли мы вернуться? Может, стоило самим договор почитать?».

Ему ответил Разум: «Раньше надо было думать! Желательно, когда Коля коробку передал. Что же ты туда не заглянуло?».

«Это Любовь виновата! – уверенно заявило Любопытство. – Тебе от неё тоже неплохо прилетело. Я уж думало, что ты кончился. Ан нет, что-то там поскрипываешь ещё шестерёнками».

«Я – великое чувство, для меня нет возрастов и преград… и не моя вина в том, что вы в окружение допустили подонка. Я его голубые глаза увидела – и всё, дальше ничего не помню», – оправдалась Любовь.

«Мы опять в какую-то дрянную историю вляпались! И снова по вине мужика! Авторитетно заявляю, что ничем хорошим это не кончится», – внезапно проснулась Интуиция.

«А вот ты, поганка, сейчас получишь!» – воинственно накинулся на неё Разум.

Вот так, прислушиваясь к внутреннему диалогу, я и простояла до возвращения Шаритона. Смотрела в окно и не замечала ничего вокруг. В помещении постепенно становилось людно, откуда-то раздался нервный женский смех. Любопытство схлестнулось в битве с Разумом, и никого разглядывать не пожелало. Я вообще ещё не до конца пришла в себя, слишком быстро разворачивались события. Даже не увидела, как вернулся маг.

Голос Шаритона заставил вздрогнуть.

– Уважаемые девушки, – заговорил он, – через десять минут мы откроем портал. Проходите по одной, за руки не держитесь, не толкайтесь и не нервничайте. С той стороны вас встретят. Прохождение абсолютно безболезненно, вы просто сделаете шаг в портал, а затем ещё один шаг в наш мир, Карасте́ль. Там вас уже ждут. Мы пойдём следом за вами, поэтому прошу вас на выходе из портала не толпиться, отходить в сторону. Вас встретят и всё объяснят. Провожающих прошу отойти вон к той стене.

– Мы выйдем из портала без одежды? – спросила очень красивая брюнетка.

«В смысле “без одежды”?» – разволновался Разум.

«Это ещё почему?» – испугалось Стеснение.

«Обнажённые мы – великолепны! Мы выйдем и вот так сделаем ножкой! Нам нечего скрывать!» – уверенно воскликнула Грация.

«Разве что волосатость на этой самой ножке. И вообще, мы в ду́ше когда последний раз были?» – спросил Разум.

«Я так и знала, что случится что-то подобное!» – мрачно сказала Интуиция.

«Ура! Приключения!» – восхитилась Пятая точка.

– Да, но на той стороне вам выдадут и одежду, и обувь. Сейчас прошу вас подойти ко мне, я должен подготовить вас к переходу.

После этого нас окутала странная дымка – должно быть какое-то заклинание изменения внешности, так как все девушки поголовно стали брюнетками. Я всё ещё не понимала, почему в другой мир мы выйдем голышом, особенно учитывая, что сейчас все стояли одетые, и обнажаться никто не спешил.

Когда в портал вошла первая девушка, та самая красотка, возникла заминка. Никто не захотел быть второй. Шагнула следом. Нечего тянуть, а то ещё ворвётся сюда конвой с собаками. Я же теперь не только наркоторговка, но и беглая арестантка. Наверняка уход из СИЗО тянет ещё лет эдак на пять.

В портал вошла, в чём была, но одежда в нём действительно мгновенно истлела. Я так удивилась произошедшему, что даже забыла, как дышать. А когда вспомнила, то оказалось, что внутри портала вакуум. Как и велел Шаритон, сделала торопливый шаг вперёд и наконец вырвалась из безвоздушного пространства. Портал вывел в небольшой закуток и потух.

Поначалу я растерялась, никто из других девушек за мной не последовал.

Впереди виднелся небольшой проход, а за ним тёмное помещение наподобие купальни. Или огромной каменной бани. Внутри жаркой душной комнаты клубился пар. У дальней стены мылись женщины разных возрастов. Мне тоже отчаянно захотелось искупаться!

Поэтому я тихонько присоединилась, тщательно повторяя их действия. Вода почти обжигала, но мне это даже понравилось, тем более что после можно было сполоснуться прохладной. Когда все помылись, то выстроились в очередь. Всего шесть женщин, я встала седьмой. И ни одной из тех, кого я видела в моём мире. Странно. Это что, какая-то другая группа конкурсанток? Меня, конечно, смутило, что возраст у всех разный, но, возможно, император не отличался привередливостью. Насколько я запомнила, в договоре речь шла о наследниках. Если честно, то выходить замуж и рожать детей какому-то непонятному (и, возможно, очень страшному и старому) мужику не хотелось, поэтому я для себя решила пока придерживаться серединки – не лезть в лидеры, но и не проигрывать. Мало ли что? Надо сначала разобраться. Судя по тому, что спрашивала красотка, другие девушки подготовились не в пример лучше и успели больше разузнать об этом мире.

Тем временем к нам вышла рослая дородная дама в вычурном наряде тёмно-зелёного цвета. Можно было только посочувствовать кружевам на огромном бюсте: выглядели они так, словно их сейчас порвёт на лоскуты. В руках дама держала трость, вот только хромоты я не заметила.

– Вы прибыли в моё полное распоряжение! Я здесь – порядок и закон. Споров я не потерплю! Послушание должно быть беспрекословным! – громогласно заявила она.

Я мысленно понизила её в звании с дамы до баби́щи. Интересно, кто она? Свекровь? Тогда это плохие новости. Плюс только в том, что она пока не старая, а значит, император не так уж дряхл. Но вот эти рабовладельческие замашки совершенно не вызвали восторга. Вообще-то, я из тюрьмы сбежала. Должно же быть какое-то принципиальное улучшение жизненных обстоятельств!

Во влажном, наполненном паром помещении дышалось с трудом. Вообще, новый мир пока как-то не особенно отличался. Ну да, краны другие, но в остальном… Да и женщины казались вполне обыкновенными, разве что ростом удались, многие даже выше меня. А я – метр семьдесят, на секундочку. Бабища так вообще роста гренадёрского. Когда она подошла поближе, у меня появилась возможность убедиться, что всё у неё было тяжёлым: и взгляд, и характер, и судьба, и рука.

Бабища не представилась.

«И не преставилась! А я прямо-таки настаиваю, что нам этого ещё захочется!» – эмоционально отреагировала Интуиция.

«Будет плохо себя вести – мы ей в этом поможем…» – нежно шепнула Тьма.

Я вздрогнула. Это ещё что такое?

«У меня для вас три новости – первая, хорошая и плохая. Первая – в нашем полку прибыло. Хорошая новость – это магия. Плохая – она тёмная», – сказал Разум.

«Не нужно судить о магии по цвету! Цвет ещё ничего не значит!» – встрепенулась Наивность.

Тем временем остальные женщины вытирались полотенцами, по одной подходили к бабище и подвергались осмотру – волосы, зубы, ногти, руки. Одной девушке она щедро вылила на голову склянку с чем-то пахучим. Хорошо хоть не подковала и уздечку не накинула. Кому-то она вполголоса задавала вопросы, но ничего толком расслышать не получалось.

Стоп, а как я вообще понимаю язык?

«Это исключительно моя заслуга!  –  гордо объявил Разум.  –  Здесь я получаю гораздо больше информации о мире – не только образы, звуки и запахи, но ещё могу различать энергетические потоки и скопления. Язык тоже несёт в себе определённый заряд. Эти данные я обрабатываю и выдаю тебе готовый результат. Смысл. Так что с моей помощью ты всё понимаешь».

«Ну да, только с твоей», – томно усмехнулась Тьма.

Ну привет, магия.

«Здравствуй».

Обалденно! Получается, что в этом мире и языки учить не надо? Конгениально!

– Теперь ты! – бабища властно указала тростью на меня. – Я госпожа Домоправительница, можешь обращаться ко мне так. Я заведую всем домом и прилегающей территорией. В этом поместье выше меня только Управляющий!

Она вещала с таким апломбом, будто имела в виду «выше меня только Бог».

– Здравствуйте, – вежливо ответила я. – Меня зовут Аделаида.

– Блаженная, что ли? – сощурилась она. – Говорить умеешь?

– Умею, – уверенности в голосе поубавилось.

– Понаберут убогих, а я потом с ними мучайся! Хватит тут мычать! – яростно пихнула меня тростью бабища. – Одевайся и выходи в коридор!

От неожиданности я растерялась. Получается, что я её понимаю, а она меня – нет? Эй, Разум, что там по энергетическим следам в ответной речи?

«В работе!» – глухо ответил он.

«У него получится!» – заверил Оптимизм.

«Приключения обещают быть весёлыми и небанальными!» – обрадовалась Пятая точка.

«Давайте лучше подчинимся, сдаётся мне, за неповиновение нас могут наказать», – предложила Осторожность.

Я потёрла место на ноге, куда болезненно ткнули тростью.

Из одежды нам выдали длинные светлые рубашки в пол, тёмно-серые платья-чехлы на шнуровке и передники чуть более светлого оттенка. На передниках карманы имелись, а вот на платье – нет, и было оно какое-то неудобное. У рубашки тоже ткань грубая, швы толстые, да и размер неподходящий. В итоге она хорошо села только в груди. В остальном болталась, но я затянула шнуровку платья, подвязала передник, и стало вроде получше. В куче на скамье нашла гольфы и ботинки самого маленького размера, которые всё равно оказались великоваты. Бельё по типу панталон решила не брать, хотя выглядело оно чистым. И дело не в эстетике – просто побрезговала.

Закончив, встала в более прохладном коридоре рядом с другими.

«Магии тут больше ни у кого нет. И будет лучше, если мы себя никак не обнаружим», – вкрадчиво шепнула Тьма.

«Вынуждена согласиться, мало ли какие тут правила и законы? А у нас Тьма. Не целительство там какое безобидное, а самая что ни на есть тёмная сила», – подала голос Осторожность.

«Просто закройся от них, спрячься ото всех!» – мягким голосом прошелестела Тьма.

      Я вроде бы попробовала подчиниться, загнать свою магию поглубже и заключить в подобие скорлупы, но точно не могла сказать, получилось или нет. Спросить-то не у кого.

Когда из купален вышли остальные девушки и женщины, в коридоре показалась покрытая испариной Домомучительница. Кружева натужно скрипели, изо всех сил стараясь совладать с рвущимися наружу телесами.

– Ты хоть понимаешь, что я говорю, убогая? – обратилась она ко мне.

Я кивнула в надежде, что кивки тут означают согласие. Хотя вон даже в Болгарии всё наоборот, а это, на секундочку, в нашем мире! Отчаянно хотелось суметь договориться и убедить Домоправительницу, что я не умственно отсталая, а просто из другого мира. Видимо, кивок её удовлетворил, потому что она продолжила:

– Хорошо, будешь мыть полы, это не сложно. С таким даже юродивая справится. Все за мной!

«Так, я не понял, о каких полах речь? Мы же вроде как на конкурс невест императора собирались! Причём тут полы?» – озадачился Разум.

«Это конкурс на лучшую поломойку. Она за императора и выйдет. А ты, если шо не понял – таки переспроси!» – ухмыльнулся Сарказм.

Мы двинулись по прохладному коридору в ещё более прохладный холл. Влажные волосы мгновенно остыли, а голые ноги под платьем покрылись мурашками.

«Мне тут поддувает как-то неприятно. Разберитесь там!» – сказала Пятая точка.

«Не до тебя сейчас!» – рявкнул Разум в ответ.

По изящной мраморной лестнице нас привели в очень аккуратный кабинет на третьем этаже. Занавески, покрывала на креслах, коврики, скатерть на столе и даже абажуры на лампах – всё было кружевное, в зеленоватых тонах. Сама Домомучительница в этот интерьер вписывалась идеально. Замерла бы на полу – вполне сошла бы за большой мягкий пуфик.

Перед нами разложили семь документов. Естественно, не на русском.

Как насчёт чтения?

«Мимо», – обречённо ответил Разум.

Женщины тем временем одна за другой прокалывали пальцы единственным кинжальчиком и ставили кровавый отпечаток на документ. Подписала только одна, самая младшая, использовала при этом что-то типа грифеля. Выглядела она очень юно, скорее девочка, чем девушка. На вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать.

«Вы хоть представляете, сколько заболеваний сейчас может быть на кончике этого кинжала?» – взвыла Осторожность.

«Мы все умрём!» – заверещала Паника.

«Помолчи! Умрём в любом случае, вопрос только когда. Кто нам мешает подписать карандашом?» – урезонил её Разум.

«Я мешаю подписать!» – тут же вскинулась Осторожность.

Когда очередь дошла до меня, я замерла. Подмахивать непонятно что? Сопротивляться? Так остальные невесты вон подписали!

«Да всё будет хорошо!» – заверил меня Оптимизм.

«Там наверняка ничего плохого нет», – тонким голоском добавила Наивность.

«А ты таки ишо не сдохла после того, что с нами сделал Николаша?» – удивился Сарказм.

«Это просто один плохой пример. Мы ещё встретим свою любовь», – застенчиво ответила Наивность.

«Обязательно встретим!» – горячо откликнулась Любовь.

«Можно просто кого-то симпатичного… с кубиками… и высокого, – эротично зашептала Сексуальность. – А любить его совсем не обязательно».

«Ты вообще откуда вылезла? Замолкни, не до тебя сейчас!» – рыкнул Разум, призывая к порядку.

«Сами виноваты, нечего без трусов разгуливать!» – обиделась Сексуальность и затихла.

– Дай руку! – железной хваткой уцепила меня за конечность Домомучительница. Я отчаянно замотала головой. – Это всего лишь рабочий контракт! Стандартный! – разозлилась она и дёрнула посильнее.

«Стандартный – это прекрасно!» – воспрянул Оптимизм.

«Придурок, мы же не знаем, какие тут стандарты!» – резко ответила Осторожность, и Разум её поддержал.

Я снова замотала головой.

– Хотя бы объясните, что там за условия! – я начала тыкать пальцем в разные параграфы. Бабища нахмурилась и пристально на меня посмотрела.

– Не мычи тут! Договор стандартный, полтора года, оплата два золотых в месяц, включает проживание, питание, обеспечение одеждой и обувью, – ответила она, внимательно наблюдая за моей реакцией.

Я помотала головой. Какой контракт на работу, а как же конкурс? Или это не невесты?

– Слушай меня, убогая. Или ты подписываешь контракт, или я тебя выставляю обратно на мороз в чём была!

Она демонстративно распахнула занавески. С высоты открывался вид на заснеженный двор с хозяйственными постройками. Мощёные дорожки аккуратно почищены, вокруг царил буквально армейский порядок. И да, это речь о квадратных сугробах. Вариант быть выставленной на мороз «в чём была» вообще не понравился. Я, конечно, понимала, что происходило что-то странное. И где Шаритон? Почему нет остальных девушек?

Однако по лицу Домомучительницы прекрасно видела – выставит. И тогда на поиск ответов у меня останется минут десять-пятнадцать. Или сколько там нужно, чтобы на морозе окочуриться?

– Хорошо, – прохрипела я и кивнула.

Документ подписала, чем сильно удивила и бабищу, и остальных. Роспись мягко замерцала и изменила цвет. Совсем как на том договоре, что мы подписали с Шаритоном. Домомучительница поставила на каждом договоре по большой ажурной закорючке.

«Мы сделали ужасную ошибку!» – драматично застонала Интуиция.

«Поменьше трагизма! Что, надо было на мороз идти? Разберёмся! В любом случае тот, другой договор мы подписали раньше. Значит, в первую очередь действует он. А уж император должен быть повлиятельнее своей Домоправительницы. Нас явно перепутали. Может, мы не в ту часть дворца попали. К служанкам. Обязательно разберёмся. Нам просто нужно время», – заверил Разум.

«Зато помылись!» – весело воскликнул Оптимизм.

– Значит так. Вот вы трое отправляетесь на кухню, – бабища указала растопыренной пятерней на наш ряд, и все немного растерялись. Домомучительница раздражённо фыркнула и с силой ткнула тростью в район солнечного сплетенья трём женщинам постарше. – Вы поступаете в распоряжение к главному повару, мастеру Ро́льгу. Если кухню не найдёте, то пеняйте на себя! Тупые тут не нужны!

«А что она тут тогда делает? – хохотнул Разум. – Явно не самая острая бабища».

«Конкуренции боится», – ответил ему Сарказм.

– Теперь вы. На вас уборка. Юродивая будет мыть полы, но только в пустых и общих помещениях. В личные покои в приезды хозяина или гостей заходить запрещается! Убирать там будут личные слуги. Остальным – пыль, окна, обстановка, стирка. Вот ты, – ткнула она в девочку, – будешь натирать мебель. Состав я выдам. Сейчас же начнёте с чердака. Служанки из предыдущего набора уехали неделю назад, в штате осталось только две, небось, пылища уже легла. А я. Ненавижу. Пыль. Это ясно? До обеда ещё три часа, за это время как раз посмотрю, как вы работаете!

Вслед за бабищей мы поднялись на четвёртый этаж. Пока шли, я успела заглянуть в одну из комнат с низкими потолками. Узкая, размером с полторы кровати, она навевала тоску и мысли о страхах Гоголя. Помимо комнат для прислуги, на этаже располагались два общих санузла – мужской и женский. А ещё на этом этаже было ощутимо прохладнее. Я запоздало порадовалась тому, что тут не совсем уж раннее средневековье. Вон и краны имеются, и слив. Обстановка ближе к девятнадцатому веку.

Домомучительница показала чулан с тряпками, вёдрами и щётками. В нём громоздилась большая металлическая раковина устрашающего вида. В фильмах ужасов в такой обязательно разделывают грудастую подружку главной героини.

– Прачечная находится в цокольном этаже, там же рядом есть ещё один чулан, где тоже имеется всё нужное для уборки. А теперь берите вёдра, тряпки, наливайте воду и за мной! Чего уставились, тут вам не театр!

Блеск, я оказалась в магическом мире, чтобы изучать чуланы. И тряпки. И два ведра. Об этом обязательно напишут книжку, даже не одну, а серию! «Ида и уборка на магическом чердаке», «Ида и подметание волшебных полов», «Ида и чародейские вёдра» или «Ида и колдовские тряпки». Хотя нет, про последнее можно подумать, что это о моде.

Дальше нас погнали на чердак.

«Шикарное помещение», – оценил Сарказм.

Здесь едва можно было стоять в полный рост. Чердак оказался завален всевозможной рухлядью. Сундуки, деревянные коробки, металлические ящики, закрытая чехлами мебель… И всё это настолько запылилось, что стало понятно: либо кто-то отчаянно врал про неделю, либо тут ежедневно выпадал толстый слой магической пыли. Почему-то верилось скорее в первый вариант.

Загремев вёдрами, мы приступили к работе.

Под пристальным взглядом бабищи все молчали.

«Таки смотрит, шоб вы металлические сундуки и кресла по карманам не распихали», – подал голос Сарказм.

«Пойдёмте вон в тот уголок подальше ото всех? Хотя бы не под носом у неё. Меня нервирует лёгкость, с которой она применяет свою трость», – отозвалась Осторожность.

Следующие три часа я мыла полы. Холодные полы в холодном помещении холодной водой. Хорошо хоть движение согревало, только руки замёрзли.

Я не торопилась. Мыла медленно и тщательно. Не хватало ещё показать все свои умения в первый же день, тогда работой загрузят по самые ноздри. А мне ещё нужно время разобраться, как я сюда попала, и что вообще произошло. Судя по тому, что магии больше ни у кого нет, это не такой уж распространённый ресурс. Вряд ли меня в этот мир привели, чтобы полы мыла… Как-то это не соотносилось ни с затраченными усилиями, ни с логикой. Значит, ошибка. Сбой в портале. Ох, повезло, что он открылся в женской бане, а не где-нибудь в зимнем лесу!

Срочно нужна информация, но что делать, если говорить я не могу? Библиотека! Неизвестно, получится ли читать, но попробовать-то я должна. Вдруг Разум как-то разберётся?

«Разберусь! Выучим язык при необходимости», – с достоинством ответил он.

«Прямо как с французским? Таки два года его учил. Ну-ка, скажи что-нибудь!» – тут же встрял Сарказм.

«Французский не являлся жизненной необходимостью, это было опциональное знание, следовательно, я экономил интеллектуальные ресурсы при его изучении», – уверенно откликнулся Разум.

«Давайте лучше думать, что дальше делать. Как нам отсюда выбираться? Мы же явно не там, где нужно!» – сказала Осторожность.

«Это точно. Судя по тому, что магии тут ни у кого больше нет, одарены далеко не все. Вряд ли нас бы забрали из другого мира, чтобы мы тут окна намывали. Глупо и неэффективно. Следовательно, мы промахнулись. Нужно разведать, как далеко мы находимся от места назначения. Нам известно, что мы прибыли сюда на конкурс невест к императору Альмендри́и. Звучит как что-то достаточно заметное, скорее всего, об этом должны знать. Как вариант, можно попробовать обследовать замок. Хотя пока что он не производит впечатления императорского… Очень уж тут всё уныло», – сказал Разум.

«Нужно послушать разговоры. Наверняка они обсуждают политическую обстановку или что-то для нас полезное!» – заверил Оптимизм.

«Если бы мы нашли способ говорить, то попросили бы кого-то нас отвезти, куда нужно. Людей добрых много, нам бы обязательно помогли», – сказала Наивность.

«Та заткнись ты уже, – беззлобно сказал Сарказм. – Ты вообще атавизм. Не понятно, откуда взялась, зачем нужна, и годам к тридцати таки сама отомрёшь».

«Почему сразу атавизм, а не хотя бы рудимент?» – обиделась она.

«Не ссорьтесь! Давайте лучше подумаем, какие тут могут быть мужчины… Так и хочется утонуть в чьих-то голубых глазах…» – мечтательно сказала Любовь.

«НЕТ!!!» – хором закричали остальные.

Кроме Наивности, естественно.

«Нам бы на улицу сходить, осмотреться», – протянула Интуиция.

«Та ты шо? Нам недавно предлагали, шо-то никто не захотел», – съязвил Сарказм.

«Верхнюю одежду можно у кого-нибудь одолжить», – встрепенулась Наивность.

«Украсть, ты хотела сказать. Раз объясниться мы не сможем, именно так оно и будет называться. Таки шикарное предложение, мухам бы понравилось», – сказал Сарказм.

«Ты правда так думаешь?» – спросила Наивность.

«Та кого хочешь спроси», – ответил он.

Казалось, что время тянулось бесконечно. Неужели три часа ещё не кончились? С каждой прошедшей минутой я всё больше сомневалась в правильности принятого решения. Было до жути обидно, что по вине одного подонка я оказалась по самые уши в чужой мечте. Мне ведь никогда не грезилась магия или что-то подобное. Я даже фэнтези не читала, только космическую фантастику.

Глава третья, в которой сначала всё плохо, а потом ещё хуже

– Так-так-так! Посмотрим, как вы справились со своей задачей за три часа. Вот ты, это что за серые следы на мебели? После обеда будешь переделывать! И что ты за бездарность такая, прежде чем пол мыть, надобно чехлы с мебели снять и вытрясти! Весь труд насмарку! – обратилась Домомучительница к одной из девушек.

Та опустила глаза и жалобно пролепетала:

– Извините…

– Теперь ты! Кто так моет полы? Одни разводы от тебя! – указала бабища на идеально чистый пол. – Переделать!

– Конечно, – прошелестело в ответ.

– К тебе тоже вопросы есть, – ткнула она тростью в меня, – Ты почему такая медлительная? Ты что, думаешь мне по три часа мыть один несчастный клочок? Лоды́рыня! Вас, лентяек, теперь ещё и кормить придётся за хозяйский счёт!

От её претензий стало противно. Половину чердака мы привели в порядок, до вечера закончим другую. Можно подумать, что она из своего кармана нас кормить собирается. На обед я спускалась расстроенная и подавленная.

Эта бабища вообще представляет, насколько отвратно и шаблонно себя ведёт? Вот найду императора и нажалуюсь ему. Он накажет всех виновных, а потом разглядит во мне прекрасное, покажет кубики на животе и умчит в светлое магическое будущее. А эта змеюка зелёная сама полы будет мыть до опупения!

Мы с другими девушками спустились на первый этаж в столовую для прислуги. В довольно большой комнате за длинным деревянным столом обедали человек двадцать, и все уставились на нас. Мебель, как и публика, была разномастной. Ни один стул не походил на другой. Какие-то очень изящные, но старые, какие-то добротные, но безыскусно выполненные. Люди смотрели с любопытством, некоторые – с враждебным. Большую половину слуг составляли мужчины, в основном пожилые или зрелые, но среди которых было и несколько парней. Домомучительница есть со всеми не стала. По-видимому, Управляющий тоже. Ни в одном человеке за столом магии не чувствовалось. А ещё они все оказались кареглазыми и черноволосыми.

– Какие красавицы! – похабно оскалился молодой кучерявый парень и посмотрел в нашу сторону. Мы с другими девушками продолжали держаться вместе, вчетвером. – А эта что, бледноглазая, что ли? – он с интересом уставился на меня.

– Она юродивая, что-то мыкает и бекает на своём, – презрительно ухмыльнулась одна из женщин, которых ранее определили работать на кухню.

– Дык бледноглазая если, то понятно, что убогая, – продолжал скалиться кучерявый.

Кровь прилила к щекам. От унижения хотелось бросить в него миской с едой и уйти.

– Ой, не вяжись ты с нею! Бабка моя сказывала, что бледноглазые горазды порчу наводить и проклятия накладывать! – сказала сидящая напротив старуха, очевидно, что из постоянных слуг.

– Дык для того магия нужна! – неуверенно возразил кучерявый.

– Таким не нужна! – громко прошептала она.

Теперь на меня смотрели ещё и с опаской. Да что ж такое-то?

– Она речь понимает, не задирайте её, – сказала девочка, которая подписала договор.

– А ты, сопливка, тут какими судьбами? Не маловата ли для работы? – спросил кучерявый.

– Она сирота. Уж лучше честная работа, чем бордель, – вмешалась одна из женщин.

На этом все замолкли и принялись за еду. На обед дали что-то вроде перловки с чем-то вроде мяса. Все ели с удовольствием, а я еду запихивала в себя через силу. Даже в СИЗО кормили вкуснее. Разговор занялся вновь, когда люди утолили голод. Говорили о погоде, делали предположения о времени начала сезона, обсуждали крышу на сарае: перекрывать сейчас или по осени? Последний вопрос вызвал самые жаркие споры. Кучерявый в нём активно участвовал. Его звали Дий. И за столом его было слишком много: к каждой фразе он давал похабный комментарий, на каждую реплику отпускал гнусную шутеечку, а на меня кидал глумливые и какие-то липкие взгляды.

Когда обед закончился, все разошлись. Я постаралась держаться поближе к девочке. Жаль, что её имя выяснить пока не удалось.

Изнуряющая работа на чердаке продолжилась. На этот раз без Домоправительницы дело пошло веселее. С девушками я постаралась подружиться. Подхватывала чехлы, если они за них брались, старалась как-то помочь, но благосклонности никто не проявил. Две постарше даже шарахаться от меня стали к концу дня. И только девочка реагировала нормально. Улучшив момент, я подошла к ней и представилась.

– Ида, – ткнула я себя в грудь, а потом указала пальцем на неё.

– Ох, бедная, – пожалела меня сирота. – Болит что-то?

От такого поворота я растерялась.

– Ида, – снова ткнула я в себя.

– Голодная? Ужин уже скоро, – с сочувствием ответила она.

Я отрицательно замотала головой и сделала третью попытку.

– Ида! – с отчаянием показала я на себя.

На этот раз девочка только горестно поджала губы и ничего не ответила.

Проклятый чердак мы намывали до темноты. Затем зажёгся свет, но в желтоватом и тусклом освещении пыли почти не было видно. Домомучительница зашла уже перед самым ужином.

– Отвратительная работа! Завтра будете переделывать! – поджала губы она.

Никто спорить не стал.

На ужин подавали другой злак, кажется, бурый рис. К нему полагалось по одной маленькой обжаренной в масле рыбёшке. Никаких фруктов или сладостей. Из овощей – сырые корнеплоды наподобие редиски, довольно резкие и не особо приятные на вкус. В каше попадались кусочки сладковатой моркови или её ближайшей родственницы.

На столе лежали порубленные пополам луковицы – совсем как земные – и их ели с удовольствием, вприкуску. Суеверная бабка брала половинку, вонзала в неё крепкие не по возрасту зубы, луковый сок брызгал в разные стороны и наполнял столовую тяжёлым запахом. Меня передёргивало от каждого сочного хруста. Жевала бабка с открытым ртом, смакуя и причмокивая. Я упёрлась взглядом в тарелку. Еда была вроде и обычной, но всё равно непривычной. Ни специй, ни вкуса. Даже соли, и той самая малость. Пили что-то наподобие лёгкого пива или крепкого кваса. Я терпеть не могла ни то, ни другое. Прекрасный ужин, невкусный до сытности.

Я пыталась прислушиваться к разговору за столом, но никак не могла ничего понять. Несколько раз упомянули какую-то Шемалья́ну, но я даже не смогла разобрать, кто это. Когда ужин подошёл к концу, взяла в руки тряпку и отправилась на разведку. После ужина все разбрелись по комнатам, некоторые слуги ушли из замка, а я прогулялась по нему в поисках библиотеки. Она нашлась на третьем этаже. Помещение встретило неуютной темнотой, но я уже подсмотрела, как нужно зажигать свет. Если меня поймают, то сделаю вид, что натираю полы. Что с юродивой взять? В крайнем случае примусь мычать и пущу слюну.

Было обидно, противно и горько.

Никогда, никогда больше не буду относиться к другим людям с предубеждением!

Библиотека поразила размерами. Стеллажи, забитые книгами, устремлялись к высокому потолку. Несколько добротных рабочих столов из тёмного дерева так и манили сесть и написать литературный шедевр про селянку с редким именем Лебедина. Удобные кресла и небольшие светильники над каждым обещали уют и вдохновение. Мраморные полы дышали холодом. На них замерли мозаичные изображения свирепых существ. Я от всей души надеялась, что мифическими, ведь даже в таком плоском и отполированном до блеска виде они смотрелись устрашающе. Огромные осёдланные пауки-скорпионы среди барханов, гигантские клыкастые медведи на фоне закованных во льды вершин, ящеры высотой с человека, крадущиеся по болотам.

Внимание привлекла огромная карта, висящая на противоположной стене. Я пробежалась пальцами по плотному тиснению. Ну здравствуй, другой мир. Не такой уж ты и большой, всего три материка. Один на севере, второй на юге, третий, самый крупный и вытянутый, посередине. Я попыталась прочитать обозначения на карте. Естественно, ничего не получилось. Местная крючковатая письменность показалась совершенно чуждой. Я даже не смогла опознать отдельные буквы. О том, чтобы понять, в Альмендри́и я или нет, даже речи не шло. Рядом висели другие карты, более подробные, можно предположить, что той страны, в которой я находилась. Не понятны ни размеры, ни название.

Поиск по книгам никаких результатов не принёс. Иллюстрации попадались нечасто. Правда, одна книга с изображениями разных животных особенно выделялась яркими и правдоподобными картинками. Названий этих зверей я не знала, поэтому справочник ничем не помог.

«Можно взять эту книгу, показать кому-то и узнать названия животных. Попробовать соотнести звуки и надписи, отследить закономерности», – предложил Разум.

«А если книги брать запрещено, и нас накажут за самовольство?» – засомневалась Осторожность.

«Да разве кто-то захочет нас обидеть? Для чего? Мы же никому ничего плохого не сделали!» – воскликнула Наивность.

«Да уж, таки хорошо, что никто никого не обижает просто так!» – весело воскликнул Сарказм.

На это даже Наивность ничего не ответила.

Пришлось вернуться в свою комнату-пенал. Если где-то потребовалась бы иллюстрация слова «аскетичность», то фото этой комнаты не приняли бы, ибо дело обстояло гораздо хуже. Тут имелись только кровать и две плетёные корзины под ней вместо шкафа. Их я сначала даже не заметила. Ширина комнаты была такова, что я доставала до обеих стен, раскинув руки. Длина – около трёх метров. На дальней стене сочилось мутным светом узкое – в три ладони шириной – окно с цветным, жёлтым стеклом. Оно не выглядело особо кустарным, но цвет имело несколько непривычный.

Вскоре ко мне постучалась девочка и передала объёмный свёрток.

– Ты где была? Тебя искала Домоправительница, чтобы вещи отдать. Вот, возьми.

Я закивала, выражая благодарность, а потом осторожно погладила её по тыльной стороне ладони.

– Спасибо! – сказала я, хотя и знала, что она ничего не поймёт.

– Ты чего, ластишься, что ли? – удивилась она.

Я неуверенно кивнула. Вдруг девочка улыбнулась и слегка неловко погладила меня по голове. А затем убежала.

С интересом вывалила содержимое свёртка на кровать. Да уж, не сокровища. Запасное платье-чехол, две рубашки, трое панталон, тёплая кофта, одна глухая фланелевая ночнушка, зубная щётка и порошок в маленькой коробочке (аллилуйя!), ещё какой-то непонятный предмет, фонящий магией – видимо, артефакт. Два полотенца, деревянный гребень с длинными зубцами, три пары носков, ещё один передник и брусок мутного мыла с не самым приятным запахом в другой деревянной коробочке. Всё. Даже запасной пары обуви не было, а ведь вредно всё время носить одну и ту же. Сложила свой договор и остальное в корзины под кроватью и села, уставившись на стену перед собой.

Раньше я бы на такие вещи даже не посмотрела, но они, бесспорно, привлекали больше, чем перспектива ходить голышом.

«Мы обречены влачить жалкое существование до конца своих безрадостных дней», – с подвыванием запричитало Отчаяние.

Ему никто не ответил. Я легла на жёсткую постель с грубым бельём и разрыдалась.

«Не надо реветь! Завтра обследуем замок и выясним, что к чему», – сказал Разум.

«Наша жизнь бессмысленна и безрадостна. Мы – лишь жалкая песчинка в жерновах судьбы. Счастье никогда не улыбнётся нам. Мы обречены вечно прозябать под сенью бесконечных неудач!» – не унималось Отчаяние.

«Руки-ноги есть, голова на месте. Мы сыты, здоровы, одеты, обуты и размещены в индивидуальных стилизованных под средневековье апартаментах. Перед нами целый новый магический мир, который нам ещё предстоит исследовать! Да нам вообще повезло!» – подал голос Оптимизм.

«Действительно, просто-таки нереальное везение!» – согласился с ним Сарказм.

«Давайте лучше спать. Завтра предстоит нелёгкий день», – сказал Разум.

«Очередной безрадостный день…» – прошелестело Отчаяние.

«В котором нам обязательно повезёт», – совсем тихо прошептал Оптимизм.

И я уснула. Прямо в платье.

За что и поплатилась уже на следующее утро.

– Ты что, в хлеву валялась? Что за вид? – орала на меня Домоправительница.

Мне было не до её криков, жутко хотелось в туалет. Вчера перед сном я в ванную комнату не заглянула, и сегодня об этом активно жалела.

«Пока сдерживаю натиск, но я бессилен против гравитации! – взволнованно сказал Организм. – Ещё немного, и я за себя не отвечаю!».

«Я приказываю тебе держаться!» – суровым тоном велел Разум.

«Таки шо ещё ты имеешь ему приказать? Отменить физиологию?» – ехидно спросил Сарказм.

Домомучительница что-то ещё вещала на повышенных тонах, но я была сосредоточена только на одном: дотерпеть. В конце концов дождалась короткой паузы в её тираде, коротко промычала что-то согласное и бросилась в сторону туалета. Три вожделенные кабинки для раздумий с каменными чашами под ногами, такие непривычные и такие желанные! Я залетела в первую попавшуюся и закрыла за собой дверь.

– А ну-ка мигом выходи оттуда! – яростно взревела бабища снаружи.

Ответом ей стало виноватое журчание. Я бы честно дослушала её до конца, если бы не крайняя нужда. Стоило выйти из кабинки, как на меня обрушился град слов и ударов тростью.

– Убогая, своенравная, жалкая непослушная лентяйка! Будешь намывать уборные! – не унималась она, стегая меня палкой по ногам.

Ну это уж слишком!

– Я что, виновата, что вы на меня орать решили с утра пораньше, не дав даже отлучиться в уборную! Кружевная Жаба! – сердито воскликнула я, с изяществом горной козы отпрыгивая от очередного удара.

– А ну не смей на меня блеять! Уродина бледноглазая! – заорала она в ответ.

В этот момент я разозлилась по-настоящему.

Свет в ванной комнате и коридоре вспыхнул, рассыпался искрами и потух.

«Мы можем её придушить… прямо сейчас… за то, что она посмела поднять на нас руку…» – змеёй зашипела Тьма.

Нет, это уже за гранью. Убивать за грубость – это слишком.

В помещении стало жутковато, и остальные попятились.

– Ой, не вяжитесь с ней! Мало ли какая скверна в этой бледноглазой! Проклятое семя! – запричитала луковая бабка.

А я вдруг поняла, что да, могу и проклясть. Верно бабка говорит.

Домомучительница стушевалась. Я воспользовалась паузой. Задрав голову и печатая шаг, вышла из ванной, взяла ведро с тряпкой и отправилась в библиотеку. Может, оно и на руку, что меня считают юродивой. Мыть туалеты полтора года желания не возникло. А зубы почищу, когда все разойдутся. Аппетит пропал, поэтому на завтрак решила не ходить.

Когда бабища нашла меня пару часов спустя, я аккуратно и очень бережно, едва влажной тряпочкой, протирала стеллажи и старые фолианты на них. Она, кажется, хотела сделать замечание, но сдержалась. Только с подозрением, опаской и затаённой ненавистью наблюдала за моими движениями. Я не торопилась, но и не медлила. Вынимала с полок книги, протирала запылённые поверхности, затем отдельной тряпицей – сами фолианты. Обратно устанавливала в том же порядке, мало ли, может, тут есть система?

Подставила лестницу и взобралась повыше. Под пристальным взглядом бабищи я рьяно принялась за самый верх шкафов. Без надсмотрщиков я ещё заглядывала в книги и пыталась понять, к чему они относятся, но в присутствии Кружевной Жабы старательно изображала трудовой экстаз. Если разобраться, в библиотеке тоже полно работы, большая часть шкафов покрыта слоем пыли, особенно сверху. Мои старания приносили пользу, просто не так, как этого хотела Домомучительница.

Она, видимо, удовлетворила любопытство и исчезла в дверном проёме.

На обед я пошла вместе со всеми, но рядом со мной никто садиться не захотел. Разговоры стихли при моём появлении, а потом начались противные, липкие шепотки. Никаких оскорблений я не расслышала, но стало мерзко от всей этой ситуации. Никогда не была изгоем, наоборот, всегда росла в окружении друзей и приятелей. От меня раньше никогда демонстративно не отодвигались, не делали два шага назад, если я проходила мимо. Тошно. Я всегда считала себя сильной личностью, но последние события поставили эту убеждённость под сомнение. Хотелось сдаться и устроить истерику, но я усилием воли заставила себя поесть.

Полезного из разговоров за столом вычленить удалось не так уж много. Говорили то ли обо мне, то ли специально тихо. Домомучительница осталась за главную во всём замке. Оказалось, что Управляющий привёз девушек и отбыл до начала весны. Ещё выяснилось, что у него есть магические способности. Хорошо это или плохо?

Остаток дня провела в библиотеке. Свою безграмотность я переживала очень остро, вот только поделать с ней ничего не могла. Бабища зашла лишь вечером и проинспектировала сделанное. Так как я не отлынивала, а честно работала, то претензии ко мне она высказывать не стала. Я прекрасно понимала, что мнимое неподчинение она не простит и обязательно отыграется позже, но какие у меня были варианты? Описаться и позволить себя избить?

Кружевная Жаба явно привыкла к своей главенствующей роли, и моё поведение – вызов. Значит, нужно готовиться к её пакостям, а ещё лучше наконец разобраться с тем, куда меня занесло. Единственный человек, который неплохо ко мне относился – это девочка, имя которой так и оставалось тайной.

Вечером многие ушли и в замке не ночевали, значит, поблизости должна находиться деревня или поселение. Не на улице же они спали? Тем более зимой.

После ещё более скудного ужина, прошедшего в ещё более гнетущей атмосфере, я отправилась на детальный осмотр замка. Прошлась по всем четырём этажам. Заглянула в шесть хозяйских покоев на втором. Этажом выше осторожно сунула любопытный нос в несколько кабинетов, но два оказались закрыты. Наверное, это кабинеты Управляющего и Домомучительницы. Там же на третьем находились их спальни, как и покои повара. На первом, самом большом этаже, располагались кухня, столовая для слуг, которую называли людской, кладовые и подсобные помещения – в служебной части. Два прекрасных бальных зала, столовая и просторный рабочий кабинет – в господской.

Библиотека казалась непропорционально крупной по отношению к остальному замку. Такую скорее ожидаешь увидеть в университете, а не в небольшом полупустом поместье, где, судя по всему, только слуги и живут.

Я даже вышла на улицу, нацепив оба платья и кофту для тепла. В темноте прогулялась вокруг замка по расчищенным дорожкам. Быстрый осмотр показал, что рядом никаких других крупных зданий нет. Замок был построен на возвышении и предстал во всей мрачности в свете двух чужих лун.

Мощёная дорога от крыльца вела куда-то вниз, но среди деревьев и квадратных сугробов даже с горки не удалось разобрать, что там располагалось в долине. Посёлок? Императорский дворец во всём его блеске? Обрыв и геенна огненная, в которой сгорают грешники?

Плана на завтра у меня не было. Даже Оптимизм молчал. Я вернулась к себе, переоделась во фланелевую ночнушку, повесила платье на спинку кровати и уснула.

Глава четвёртая, в которой появляется план

Проснулась затемно. Судя по тишине – ранним утром или даже ночью. Часов у меня не было, так что время еды определяла на слух по собирающимся на кухне людям.

«Мы однозначно не в императорском замке. Задавать вопросы некому. Управляющий, который – возможно, но не обязательно – сможет нас понять, прибудет только весной. Сколько до неё времени? Месяц, два, три, полгода? Неизвестно. Соответственно, решать проблемы нужно сейчас. Девочка, которая с нами общалась, вроде бы обучена письму. По крайней мере, договор она скрепила подписью, а не кровью, как остальные. Нужно каким-то образом наладить с ней контакт и попросить показать нам буквы. Дальше сами разберёмся. Как только выясним, где мы, станет понятно, что делать дальше», – сказал Разум.

«Отличный план!» – поддержал его Оптимизм.

Весь день я работала в библиотеке и перебирала в уме разные варианты, как наладить контакт с девочкой. К моему везению на ужин всем дали по небольшому печенью. Я отложила своё в карман и решила пробивать путь к знаниям древнейшим способом – подкупом. После украдкой проследила за девочкой и запомнила, где её поселили.

Её комната не особенно отличалась от моей, только окном выходила на другую сторону замка. Свет был тусклым, но для небольшого помещения этого казалось достаточно. Девочка удивилась, увидев меня на пороге.

Я достала печенье и с улыбкой протянула его ей.

Она удивилась ещё сильнее.

– Это печенье для тебя. Его едят, – попыталась объяснить девочка.

Я отчаянно замотала головой и буквально всунула его в руки юной служанки. А потом аккуратно погладила и с надеждой посмотрела на неё. Очень не хотелось, чтобы она меня прогнала.

– Возьми, пожалуйста.

Она взяла угощение. Вздохнув с облегчением, я достала книжку с рисунками животных, открыла на странице с каким-то леопардоподобным зверем и указала на картинку. Затем на надпись.

– Тебе нравятся тали́ры? – спросила она.

Я пальцем провела по названию, а потом старательно вывела эту же вязь на листочке и ткнула в неё. Девочка удивилась.

– Ты умеешь писать?

– Тали́р? – с вопросительной интонацией указала я на картинку.

– Тали́р, – нахмурившись, ответила девочка.

– Тали́р, – указала я на картинку, – Ида, – указала на себя и ткнула палец в неё, вопросительно вздёрнув брови.

– Ая́ла. Ида – это твоё имя? – наконец догадалась она.

Я радостно закивала.

Дальше на том же листочке я постаралась разделить слово талир на пять букв. И назвала их по очереди.

– Т-А-Л-И-Р?

– Нет, не так. Т правильно и Р, а Л вот так пишется, – показала она.

Тогда я стала тыкать во все подряд названия. Ая́ла поняла, что от неё требуется, и написала местный алфавит. Прямо при ней я принялась читать названия животных.

– Синесо́лка, – указала я на ярко-голубую птичку.

– Верно! Ида, но как же так получилось, что ты не умеешь говорить, если настолько быстро учишься читать?

Ответить я, конечно, не смогла.

Зато сердечно попрощалась и поблагодарила за урок. Буквы Аяла не только расписала, но и произнесла. К счастью, никаких иероглифов, обычное буквенно-звуковое письмо. Не самое сложное.

На следующее утро я пылала энтузиазмом. После завтрака отправилась в библиотеку и для начала сверила названия на картах.

Здоровенный континент назывался Карасте́ль. Именно на нём находилась Альмендри́я, самая большая страна. К моему огромному сожалению, Шемалья́на, которую упоминали слуги – это не человек, а тоже страна. И в библиотеке имелась укрупнённая карта именно Шемалья́ны, из чего я сделала вывод, что нахожусь как раз в ней.

«Очень плохие новости. Судя по масштабу и изображению городов, до столицы Альмендрии от нас – тысячи километров. Если мы действительно находимся в Шемальяне», – сказал Разум.

«У нас нет ни копейки денег, как мы туда доберёмся? Ещё и договор подписали! Всё пропало! Мы никогда не выберемся из кандалов этого рабства!» – взвыло Отчаяние.

«Отставить истерику! Договор действительно стоит почитать, может, что-то для себя почерпнём. А пока хорошо бы найти что-то ещё с картинками. Детские книжки, например», – ответил Разум.

«Да для того, чтобы язык освоить, не так много времени и нужно. У нас же полное погружение в среду!» – заметил Оптимизм.

«Отправляться через всю страну, не имея ни денег, ни понимания ситуации, ни даже знания языка – это форменное самоубийство», – взвилась Осторожность.

«Или настоящее приключение!», – воодушевилась Пятая точка.

«Сиди тихо в своих панталонах, нам не до приключений», – цыкнул на неё Разум.

Я предполагала, что читать, зная лишь буквы, тяжело. Но я даже представить не могла, насколько. Магическое понимание речи и попытка начать бегло читать словно противоречили друг другу. Это оказалось невероятно трудно. Если с животными я хоть как-то справлялась и освоила несколько названий, то продираться сквозь тексты приходилось с неимоверными усилиями, грамматики-то я не знала. Читала себе вслух и что-то из этого понимала.

Выработав систему, я чередовала изучение новых слов и уборку. К обеду едва ли могла похвастаться тридцатью названиями птиц и зверей. К счастью, меня никто не трогал, на библиотеку не претендовал, и я была предоставлена сама себе.

К Аяле пришла после ужина и принесла ей дары волхвов – яйцо и морковку, припасённую с обеда. Она улыбнулась и приняла только яйцо. Слова «пожалуйста» я пока не знала, но надеялась, что съедобные взятки помогут наладить взаимоотношения.

– Читать, – сказала я на местном языке, протягивая ей злополучный договор.

И она прочитала. В общем-то, ничего слишком уж плохого в договоре не было. Время работы от завтрака до ужина с перерывом на обед, отдельная комната, предоставление одежды и предметов первой необходимости. Требовалось соблюдение местных законов, которые я не знала. В случае беременности договор по отдельному требованию приостанавливался на срок не более одного года. На это время ни оплата, ни жильё, ни питание не предоставлялись. В случае неисполнения договора без объективных причин (таких как болезнь, стихийное бедствие или магическое внушение) наказание было суровым – лишение обоих мизинцев. Работодатель мог расторгнуть договор, выплатив всю сумму целиком. В случае банкротства работодателя, по договору отвечала Канцелярия Правительства.

Тема с мизинцами изрядно напрягла. Попрощавшись с Аялой, я побрела к себе.

«Не то чтобы я мог придумать, зачем именно, но мизинцы нам очень нужны», – сказал Организм.

«Нам бы почитать ещё и наш брачный договор, вот только где взять копию?» – сокрушался Разум.

«Шаритон призывал его из воздуха, может, и у нас так получится?» – предложил Оптимизм.

«Та у нас уже столько всего получилось! И влюбились, и Николаше подсобили, и родителей порадовали, и в другой мир так удачно сходили! Да мы везучие шлима́злы, с какого бока ни кусай!» – сардонически рассмеялся Сарказм.

Разум призвал всех к порядку: «Уймитесь! Завтра уточним, точно ли мы в Шемальяне, и куда именно нас судьба забросила».

Следующие дни оказались бедны и на информацию, и на события. Никто, кроме Аялы, со мной не общался. Да и она это делала несколько украдкой, стесняясь. Я выяснила, что ей четырнадцать, жила она с бабушкой. Та не так давно скончалась, и Ае пришлось искать работу. Находились мы в Шемальяне. Многого об этой стране узнать не удалось, кроме того, что тут есть Правитель, которого выбирают из Высшей Десятки родов. Это элита элит, гранда́и. Есть ещё Сотня – анда́и – они пожиже, и Тысяча – да́и, мелкая аристократия. И есть все остальные. Я интересовалась магией, но в записях это слово пока не нашла, поэтому спросить Аялу не могла.

Я работала исключительно в библиотеке, и к этому все как-то привыкли. Единственный раз изменила правилу, когда Аялу наказали за какую-то провинность, и ей пришлось мыть уборные. Решила помочь, ну и потом, нечестно же, что их всё время моет кто-то другой. Пользуются-то все, логичнее и мыть по очереди, а не в качестве наказания.

Домомучительница моим подвигом не впечатлилась. Уже позже я подумала, что зря показала симпатию к Аяле, вдруг её бы начали из-за этого травить? Пришлось на следующий день помогать мыть окна другой девушке. Та от моего порыва пару раз из них чуть не выпала на улицу, но я держалась стойко и причиняла ей добро до самого вечера. Ещё спустя несколько дней в случайном порядке присоединилась к отмыванию плафонов. Ими занималась луковая бабка, считавшая меня проклинательницей. Я её разубеждать не стала, наоборот, хищно скалилась каждый раз, когда она случайно натыкалась на меня взглядом. Суеверная бабка вздрагивала, а я веселилась.

Вообще, были свои плюсы в том, чтобы считаться юродивой. При мне спокойно обсуждали что угодно, а Дий так вообще насмешил до колик. Как-то вечером после ужина он постучался в мою комнату и принёс камешек. Красивый такой, с серебринкой.

– Ты же меня понимаешь? – спросил он, я утвердительно кивнула в ответ, пропуская его внутрь. – Знаешь, я тебя как увидел, сразу подумал, что ты самая красивая. Кра-си-ва-я! Дай за задницу подержаться, а? А я тебе камушек подарю! Смотри, какой замечательный, прямо как ты. А если ты мне дашь ещё кое-что сделать, то я тебе морковку дам. А? Хочешь морковку? Давай, давай, соглашайся, больно не будет, тебе понравится!

«Таки отличное предложение, надо брать! Отдадим ему невинность за морковку! Почему нет, когда да? Шикарное предложение, все мухи в восторге», – откликнулся Сарказм.

«Пусть сначала гонит морковку! А дальше мы его выставим. Что, он пойдёт на юродивую девку жаловаться, потому что та у него морковку отжала? И камешек. Не знаю зачем, но камешек тоже нужен!» – завопила Жадность.

Камешек я у Дия взяла, на память. И мирно наблюдала за тем, как он принялся развязывать штаны.

Ох, как он радовался! Ох, как был доволен своей шикарной придумкой поа́хаться за камешек! Ох, как невероятно гордился собой! Ровно до тех пор, пока окончательно не спустил штаны, а я не заржала в голос над их содержимым. Во-первых, меня реально разобрало, во-вторых, хотелось от имени всех несчастных угнетаемых женщин, которым делают вот такие предложения, нанести этому недолюбовнику моральную травму. Я тыкала пальцем в его невесть какое достоинство и продолжала заливисто хохотать.

Дий побагровел шеей, растопырился ушами, выкатился глазами и попятился. Штаны, спущенные до щиколоток, не позволили ему разбежаться, но позволили споткнуться и едва не распластаться на полу у выхода. Теперь мой смех стал абсолютно искренним и неудержимым. Подобрав рейтузы, он вывалился из комнаты и был таков.

«А морковка?!» – возмутилась Жадность.

«Таки нам её показали и нас ею не впечатлили!» – довольно отозвался Сарказм.

«Знаете что? За такое издевательство нас могли убить или покалечить!» – возмутилась Осторожность.

«Мы сами кого хочешь убьём и покалечим! Пусть радуется, что живым ушёл», – грудным смехом отозвалась Тьма.

Такому методу борьбы с неприличными предложениями меня обучил дед по папиной линии. Он был мужчиной фактурным и колоритным, за словом в карман не лез. Сарказм во мне говорил его голосом, с мягким южным акцентом. Даже хорошо, что дед не дожил до времени, когда я оказалась в СИЗО.

Вообще, у меня к новому миру были определённые претензии:

Где принц-дракон, влюблённый в меня до беспамятства?

Где балы, красивые платья, украшения и пышное великолепие дворцов?

Где хотя бы приличный оборотень-альфа, который с ума сходит от одного моего запаха и готов спасти от смертельной опасности ценой своего хвоста?

Ладно, оставим драконов и оборотней, может, их тут нет. Но где магическая Академия с молодым мускулистым ректором, по совместительству ближайшим родственником императора и владельцем всех местных заводов и пароходов?

Какого чёрта я надраиваю полы и окна? Я порядочная попаданка, я право имею! Где моя магическая феерия? Что за дела? Кому-то приключения, ухажёры, интриги и водоворот событий, а мне унылое намывание шкафов? Нет, после случая с Николашей я понимала, что везёт мне как утопленнице… но всему же есть предел!

Что не так с местной едой? Где экзотические фрукты, утончённые завтраки, изысканные пирожные и крабовый мусс с икрой летучей рыбы? Заберите перловку и дайте мясо молодого крокодила!

Конечно, в новом мире я устроилась не так уж плохо. Не сказать, что хорошо, но явно лучше, чем в тюрьме. Тут хотя бы можно ходить на улицу без конвоя. Зимнюю одежду и обувь, кстати, тоже выдали. Эдакие унты и грубую дублёнку на пару размеров больше, чем нужно. Согласно договору, выходной выпадал раз в неделю. Вот только неделя тут длилась целую дюжину дней, а в месяце насчитывалось три недели и, соответственно, тридцать шесть дней. Так что слугам полагалось всего три выходных в месяц. Некоторые женщины брали их разом и куда-то уезжали, а я хотела пройтись вниз по дороге, ведущей от парадного крыльца поместья, и узнать, есть ли там посёлок, и как он называется.

За очередным обедом состоялся разговор.

– В последние дни зимы ярмарка будет в Като́ньхах, – с набитым ртом сказала одна из кухарок.

– Дык как обычно. А на первый день кто в капи́лью идёт?

– Я пойду, – с придыханием сказала луковая бабка. Звали её Фи́клой, – люблю на невест смотреть… А ты не ходи! Сглазишь ещё кого!

Все сердито посмотрели на меня, будто я только и делаю, что на младенцев и невест порчу навожу. Но почему-то в эту неизведанную капи́лью сходить захотелось. Интересно, это что-то типа храма? Какие такие невесты и почему во множественном числе? О культуре и традициях этого мира я пока знала до безобразия мало. Навык чтения тренировала ежедневно, но дело продвигалось натужно и со скрипом.

К концу месяца, в преддверии ярмарки, у меня скопилось три отпускных дня, но я их не расходовала – не знала, куда деть. Погода за окном изменилась, темнело всё позже, светало раньше, снег стал по-весеннему рыхлым, днём сугробы таяли и стекали ручейками, а ночью всё подмерзало. Пахло весной.

Когда за два дня до ярмарки в доме раздался шум и голоса, я выглянула из библиотеки и тоже спустилась вниз. Слуги толпились в холле. Там стоял молодцеватый хорошо одетый мужчина лет пятидесяти с шикарными, переходящими в бакенбарды усами. Управляющий.

Все гомонили, кто-то обращался с просьбами, кто-то что-то рассказывал, Фи́кла и вовсе тянула его за рукав и навязчиво гундела прямо в ухо. Домомучительница вышла из господской части и подошла к Управляющему, рассекая толпу бюстом, как ледокол «Арктика» замёрзшие северные воды. Все утихли.

– Дай Иссо́н! Солнечного дня! Уже целый месяц не могу понять, как тебе в голову пришло нанять бледноглазую юродивую дуру? – с негодованием спросила она.

Кружева на груди угрожающе заскрипели.

– Солнечного дня, Лади́га. С чего ты взяла, что я нанял юродивую? – возмутился управляющий в ответ.

Что, неужели её зовут не фрекен Бок? Даже удивительно.

«Это о нас речь идёт!» – подсказал Разум.

«Та ты шо? Никогда бы не подумал! Точно о нас? Ты таки прям уверен?» – фальшиво поразился Сарказм.

«Бежим!» – завопила Паника.

«Далеко нам не сбежать. Лучше останемся и послушаем, хоть знать будем, что нам уготовано», – возразила Осторожность.

«Они же нас не выгонят на мороз?» – спросила Наивность.

«Это вряд ли, у нас и договор есть, и работали мы честно. Вон, половина библиотеки уже сверкает! Даже стеллажи воском натёрли. Мы вообще-то молодцы, вот увидите, нас ещё и похвалят!» – браво ответил Оптимизм.

«Пусть расторгают договор с полной выплатой, мы тогда в Альмендрию отправимся и с императора спросим, почему нас никто даже искать не стал? И компенсацию с него вытрясем», – вклинилась Жадность.

«Ура, приключения! Скандал с императором!» – обрадовалась Пятая точка.

Тем временем разговор в холле продолжился.

– Так вот же она стоит, была в купальне со всеми остальными. Я ещё удивилась, что ты семерых привёл, планировалось-то шесть, но, думаю, сердобольный ты мужик, Иссо́н, пожалел дурынду. Она ни бельмеса не говорит, только мычит да блеет. Но речь понимает. Так откуда она? – воскликнула бабища.

Телеса под платьем заволновались и сделали попытку вырваться и посмотреть, о чём речь.

– Я нанял и привёл шесть девушек! – низким голосом ответил Управляющий.

– Так она к нам прямо в душе присоединилась. Мы думали, что так и надо, – влезла кухарка. – С да́ем Управляющим она не ехала.

Все взгляды обратились на меня.

– Кхм, тут такое дело… Я в вашем замке появилась по ошибке. Извините, – сочла нужным объяснить я.

Надеялась, что Управляющий меня поймёт. Магические способности у него были, хоть и совсем слабенькие.

Разумеется, меня никто не понял.

– И чего она? Ты с ней договор заключила? – нахмурил густые седые брови дай Иссон.

– Заключила!

– Не работает, что ли?

– Работает, но только в библиотеке. Или так, помогает кому-то, но исключительно по своему желанию. Меня не слушается! – нажаловалась Домомучительница.

– И чего, плохо работает? Посуду колотит, вред наносит? – посмотрел на неё Управляющий.

– Нет, в библиотеке нормально справляется, за книгами ухаживает, – процедила она.

– Ну так нехай работает тогда. Как контракт закончится – продлевать не станем.

Вот так и закрепили меня за библиотекой. Или библиотеку за мной? После этого случая относиться ко мне стали ещё настороженнее. Аяла оставалась единственным человеком, который не прекратил со мной общаться. Даже Дий больше свои камешки ко мне не подкатывал.

Глава пятая, в которой есть ярмарка, но нет понимания, что делать дальше

На ярмарку все нарядились. Аяла надела красное платье, и мы заплели ей косу особым образом. За неимением нарядов, сама я пошла, в чём была. Зарплату за первый месяц уже выдали, карман жгли два золотых. Хотелось купить другую пару обуви, одежду, элементарный маникюрный набор, заколку и сумку.

У меня даже ленты для волос не имелось, приходилось делать пучок и закреплять его гребнем или карандашом. Местным это казалось странным и добавляло очков к моей репутации блаженной. Про карандаш особенно много шутили, мол, юродивая дура не знала, как его правильно применить. Действительно, ведь, как вариант, можно было бы вогнать его шутнику в глаз поглубже, а я всего лишь носила в волосах. Ну не дура ли?

Своё умение писать и читать я не афишировала.

Скопившиеся три выходных пока решила потратить следующим образом: один день на ярмарку, второй на капи́лью, а третий про запас.

Утром первого ярмарочного дня мы шумной толпой человек в пятнадцать высыпали на крыльцо. Дорожки уже высохли, но земля так и сочилась влагой, пахло весной. Только в овражках и под деревьями ещё лежал снег. Светлоство́льные деревья покрылись почками. Чёрная почва напиталась талой водой и жирно блестела в лучах весеннего солнышка. Припекало совсем по-весеннему, и у меня впервые за месяц было по-настоящему хорошее настроение.

«Держи деньги в кулаке, а то ещё украдут!» – сказала Осторожность.

«Горло перегрызу за попытку! Мы за них целый месяц горбатились!» – взвилась Жадность.

«Если нас кто-то обидит, то мы всегда сможем защититься… Просто отпусти меня на волю, и я сама разберусь…» – томно прошептала Тьма.

Почему-то это предложение мне не понравилось. Тьма постоянно склоняла то к насилию, то к убийствам, то к хождению без панталон. А, нет, погодите, последнее – это происки Сексуальности.

Дорога до Като́нех оказалась наезженной и ухоженной. Посередине пути находились какие-то крупные мастерские, где вовсю шла работа. Понять, что именно там делают, не смогла и попробовала спросить у Аялы.

– Что? – выразительно тыкая пальцем в двухэтажную фабрику, спросила я.

– Это? Цеха по производству тканей и верёвок с канатами. Летом снимают урожаи, а зимой обрабатывают. Шемальяна славится тканями, их у нас весь мир покупает, – ответила она и ускорила шаг, чтобы догнать других девушек.

Нашей с ней дружбы Ая стеснялась, но никогда не грубила и в помощи не отказывала. Хотя на людях всегда была немногословна и скована. Видимо, от этого ей становилось неловко, и в личном общении она старалась скомпенсировать это повышенным вниманием.

До посёлка оказалось около двух часов хода. Единственная дорога стелилась светлой лентой, запутаться было бы невозможно.

Ярмарка кипела жизнью. На меня лавиной обрушилась какофония звуков: голоса зазывал перемежались со звонким смехом, птичьим гвалтом и басовитым мычанием животных. В воздухе витали ароматы жжёной карамели, квашеной капусты и вяленой рыбы. И всё это венчала, как венчает оливка торт из мокриц, жуткая навозная вонь. Запахи били в нос с такой силой, что начинали слезиться глаза.

Под ногами шуршали опилки и солома – попытка прикрыть грязную площадь, в некоторых местах которой ноги проваливались в неаппетитную жижу по щиколотку. Лавки и палатки с товарами были разбросаны в хаотично-систематичном порядке. Кто-то явно пытался создать некоторую закономерность в расположении торговых точек, но потом то ли смирился, то ли отвернулся – и в результате ряды то раздваивались, то закручивались стихийными спиралями, то образовывали не поддающиеся объяснению скопления.

Остальные девушки смело ринулись в толпу, врезались в людскую волну и тут же смешались с ней. Я же осталась стоять поодаль и изучала Катоньхи издалека. Не город, а крупное, одноэтажное село. Дома в основном деревянные, но встречались и каменные. По торговым рядам ходили нарядно и разномастно одетые люди. Вокруг сновали и прохаживались рослые брюнетки в брюках и высоких сапогах, вполне современные на вид. Я почему-то думала, что тут носят только платья. Возможно, таков был порядок именно в замке.

Вдалеке мелькнул всадник на талире. Ох, как же я ошибалась, думая, что этот зверь похож на леопарда! Талир оказался раз в пять крупнее, высотой с меня в холке, а на вид напоминал помесь кошки и лисицы. Зверь переступал могучими лапами и недовольно бил толстым, тяжёлым хвостом по луже на земле. Думать о когтях и клыках даже не хотелось. Его всадник, кстати, обладал магией.

Я отметила, где именно находились ряды с птицей и скотом, а также продуктовый рынок, чтобы туда не ходить. Меня интересовали только одежда и обувь.

Попав в нужные ряды, осмотрелась. Табличек с ценами не было, продавцы охотно торговались. Толпа шумела, ругалась, смеялась, суматошно двигалась от одного ряда к другому. Кто-то покупал, а кто-то – чинно прогуливался в компании отпрысков. Для начала я прошлась между палаток и отметила понравившиеся товары. Затем решилась и подошла спросить насчёт сумок.

– Сколько? – спросила я у миловидной девушки за прилавком.

– Двенадцать золотых за сумку-безразме́рку и три золотых за простую!

– Сколько-сколько? – нахмурилась я, до глубины души поражённая тем, что зарплаты не хватит даже на сумку.

– Одиннадцать и два с половиной, – поскучнела девица.

– Спасибо, – ответила я и развернулась, чтобы уйти.

– Десять и два, последняя цена! – воскликнула она.

Нет, сумка нужна, но не настолько сильно. Я потолкалась среди рядов ещё немного, а затем решила понаблюдать. В нашем мире торговцы иногда отдавали товар подешевле под закрытие ярмарки. Мне приглянулись небесно-синие штаны на одном из прилавков. Их люди почему-то откладывали в сторону и даже не рассматривали.

– За серебрушку возьми! – предложил их продавец очередной покупательнице.

– Такого цвета? Да и за двадцать медяшек не возьму! – ответила женщина.

– За полсеребрушки, всего тридцать медяшек, ты глянь, какое качество! – чуть ли не взвыл продавец.

– Ага, качество! А носить-то их как? Никак! Дак и смысл тогда какой в этом качестве?

Жадность алчно зашептала: «Надо брать, шикарные штаны. Посмотри, остальные он по три серебрушки продаёт, а некоторые и по пять! Это ж какая экономия! Надо брать сразу трое, может, он уступит трое штанов за серебрушку?»

Я подошла к прилавку, когда остальные покупатели расступились. Потрогала штаны. Они и впрямь оказались чудо как хороши по сравнению с платьем служанки из грубой ткани. Интересно, чем их тут красят? Будут у меня после них ноги синие?

– Сколько? – спросила я, показывая продавцу стопку из трёх штанов.

– Три серебрушки за всё! – ответил он.

Я демонстративно выгнула бровь и склонила голову набок.

– Ладно, бери за две! – смилостивился он.

Я пожала плечами и положила вещи обратно на прилавок.

– Полторы! – кинул мне в спину он, когда я уже готова была уходить.

Я развернулась, смерила его долгим взглядом и сказала:

– Одна за всё.

Продавец разозлился, распушил усы и возмущённо насупился. Я сделала вид, что отхожу от прилавка. Он сделал вид, что верит, и сдался:

– Забирай!

Я дала ему золотой. Он с сомнением посмотрел на монету и на меня, затем набрал сдачу и отдал мне. Я тщательно пересчитала. Пятьдесят семь серебрушек. Я понятия не имела, сколько серебрушек должно быть в золотом, но Интуиция подсказывала, что не пятьдесят восемь. Про медяшки он сказал, что тридцать – это половина серебряной монеты. Возможно, по аналогии в золотом шестьдесят серебряных? Сощурившись, я тяжёлым взглядом посмотрела на ушлого торгаша.

– Мало.

Сквозь зубы сыпля проклятиями, он отдал мне ещё две монеты. Я отошла от его прилавка подальше с ощущением триумфа в душе. С остальными покупками дела обстояли куда печальнее, много сэкономить не вышло. Пришлось купить подобие заплечного мешка, чтобы сложить в него новые вещи, на сумку мне явно не хватало. На обувь в итоге осталось только полтора золотых.

Сапожный прилавок выглядел не особо презентабельно: вся обувь была свалена в кучу, со стороны тяжело понять, какая пара к какой относилась. Сначала я наблюдала за тем, как товар выбирали другие. Покупатели доставали одну половинку пары, а вторую лавочник вынимал из-под полы. Платили по-разному. За сапоги два-три золотых, за ботинки – полтора. Я нуждалась в летней обуви, поэтому присматривалась к сандалиям и чему-то наподобие очень открытых мокасин. Сандалии тут делали довольно практичные – с защищённым носком, открытой пяткой и обмоткой из завязок по щиколотке. Никаких пряжек, замочков, крючочков, только кожа.