Каньон. Том 1. Столкновение бесплатное чтение

На зов неба

За год до событий

Невысокое каменное здание, походившее на несколько построенных впритык казарм, почти раскалилось под лучами дневного солнца. Наверное, все его обитатели сбежали на воздух от такой духоты: тишина, царящая в коридорах, долгое время никем не нарушалась.

Пустой коридор на втором этаже, ведущий к мастерской главы крепости, был едва освещен, но юноша, уверенно идущий на назначенную встречу, явно чувствовал себя как дома.

Дик быстрым шагом двигался по коридору, пытаясь привыкнуть к тому, что новенький развевающийся плащ все время с хлопаньем задевал стены и пытался обмотаться вокруг ног. Буаро и раньше уже вызывал Дика так внезапно, и всегда разговор выходил на ключевые для крепости моменты – отстройку стен, изменения в соревнованиях, новые трюки в воздухе. С утра же молодой командир, перехвативший Дика ради этих нескольких слов – обязательно зайти к нему после обеда – был просто неузнаваем. Замерев на миг перед дверью, Дик еще раз вспомнил его лицо – потрясенное, взволнованное. Снова ожившее.

– Могу?.. – Он заглянул в дверь, не открывая ее до конца.

Буаро не сразу можно было разглядеть за грудой бумаг, но он тут же нетерпеливо махнул юноше рукой, рассыпав при этом верхние листы.

– Оставь, – бросил он, быстро огибая стол, заметив попытку Дика подобрать чертежи: тот успел разглядеть на них лишь хвост самолета. – Можешь отдать мне корпус на несколько дней?

– Что?! – Дик застыл в таком шоке, что не сразу обратил внимание на странный внешний вид старшего товарища: правый рукав старой, еще городской толстовки был срезан по локоть. – Зачем тебе?

Буаро чуть замер, будто засомневавшись, а затем неожиданно расплылся в лукавой улыбке.

– Ты должен просто исполнить что велено. Я же командир, забыл?

– Ага, и не воспользовался шансом надавить через это на кого-нибудь еще ни разу за целый год. – Дик с любопытством вглядывался в бумаги, пытаясь что-нибудь разобрать. – И если ты прям командир, почему такой неуверенно-вопросительный тон?

Буаро только пожал плечами, исподлобья поглядывая на юношу, но скрыть торжествующий огонек в глазах не выходило. Сейчас от радости он даже выглядел на свои девятнадцать – обычно седые виски добавляли ему несколько лет.

– Доделал один проект, – уклончиво пояснил он. – Придется чуть перестроить крылья корпуса, чтобы все заработало. Доверишься мне? У Приза и так экспериментальная конструкция, с ним сложнее, а ребята на карьере сейчас. А ты обычно не против новых идей – будешь первым подопытным?

– Да. – Дик почти перебил его и шагнул назад к двери. – Ты покажешь хотя бы схемы, что придумал?

– Да я и на твою помощь с прошивкой бы так-то надеюсь. – Буаро подхватил папку со схемами и бросился догонять юношу.

– Помощь с чем?

– Сейчас увидишь.

Две фигуры – юноша в белоснежных одеждах и паренек помладше с угольно-черными волосами – медленно кружили вокруг установленной на подпорках странной конструкции, напоминающей издалека бумажный самолетик огромных размеров.

Вдоль стен в мастерской были закреплены модели самолетов, дельтапланов, всего, что могло летать. Огромные, на полстены чертежи крыльев, электрических схем, еще чего-то непонятного были явно закреплены наспех: Буаро только-только начинал с ними работать.

– Ты хочешь вскрыть крылья, остов корпуса, протянуть внутри эти железки и веришь, что корпус взлетит? С увеличением массы, чувствительностью к воде? И эта химия, то, что ты рассказал про материалы… Как ты собираешься в достаточном количестве заполучить их в нашей пустоши? Не хуже меня знаешь, что в Городе ничего толкового не достать… – Дик почти безостановочно засыпал Буаро вопросами и комментариями, снова и снова ходя по кругу, рассматривая пугающе-уродливую конструкцию: изящный белоснежный корпус самолета командира был будто разрезан вдоль, его верхний слой был приподнят и подвешен под крышей доков, а нижнюю часть досок покрывали железные вставки и густая сеть мелких проводов. Светильники на стенах были специально повернуты под большим углом, чтобы освещать рабочее пространство, и отблески от металла непривычно резали глаз на фоне дерева.

– Нет практически никакого утяжеления, особенно если сравнить с корпусом Приза, – терпеливо пояснил Бур. – И они будут в разы мощнее, чем при ручном управлении; по моим расчетам, смогут спокойно поднимать двух-трех пилотов в зависимости от категории судна. А все, что нужно, надеюсь получить в Горах.

Дик попытался собрать в памяти воедино все, что ему успели рассказать по химии и добыче, извлечению элементов. Выходила не очень радужная картина: требовалось большое количество приборов, однозначно труднодоступных в их условиях жизни.

Вероятно, его недоверие очень явно отразилось на лице, потому что Буаро поспешил исправиться:

– Я не собираюсь добывать каждое вещество сам, по горсточке и кустарным способом. Летом при переходе через Горы я имел возможность чуть-чуть присмотреться к внутренней жизни горцев, и, похоже, они сами периодически используют ресурсы недр. Не знаю уж, как они это делают, но попытаться договориться можно.

– Тогда вполне себе жизнеспособная идея, – задумчиво протянул Дик. – Раньше я бы все поставил на то, что это звучит бредово, но если у кого и есть возможность договориться с горцами, так это у тебя. Хотел бы я это видеть.

– Почему нет? Как раз и опробуем в полете корпус-контроль. Я думал вечером набрать небольшую группу для вылета в Горы, материалов на настоящий момент хватит на пять корпусов.

– Твои ребята успеют вернуться?

– Вряд ли. – Буаро сразу как-то сник. – Но мы не можем их ждать. Если мне и позволят поговорить с горцами, решение будет принимать только мейстер, а он будет на этой линии Гор только несколько ближайших дней. Потом потеряем месяцы, а с учетом зимы и больше.

– Это ты информацию… по той поездке запомнил? – чуть помедлив, все же спросил Дик. Слишком уж внутренние сведения оказались в распоряжении Буаро, и это было единственное объяснение, хотя и малоправдоподобное: прошло почти полгода, сто раз забылись бы такие упоминания на фоне последующих событий. Да и кто за полгода будет наперед называть точные даты своего передвижения? Но откуда-то же Буаро знал то, что знал.

– Буаро? Бур? – Дик еще раз окликнул командира коротким именем, заметив, как тот замер в задумчивости.

– Сам не помню, – медленно отозвался тот. – Знаю, и все. И уверен, что ничего не перепутал.

Пилоты какое-то время молча смотрели друг на друга, не понимая, что обсуждают. Дик сдался первый, потянувшись к схемам:

– Ты сказал, я могу помочь и сам начать переделывать свой корпус. Объяснишь, что делать?

Кольцо невысоких стен из грубого, плохо обработанного камня уносилось вверх, навстречу закатному солнцу. Место, где когда-то были ворота, до сих пор выделялось: заложенное более светлым камнем, оно бросалось в глаза, и такого же цвета заплаты перекрывали многочисленные бреши и складывали новые зубцы. По краям бывших ворот поднимались две башни, вытянувшиеся к небу на еще одну высоту стен. Стоя на них, можно было увидеть и заново возведенные строения в кольце стен, и молодые насаждения на недавно выжженной земле, и будущее второе кольцо стен, окружающее крепость более надежной защитой.

Проведя весь вечер за перестройкой любимого самолета, командир крепости поднялся на башню и в ожидании младшего товарища наконец-то позволил себе просто полюбоваться багровеющим небом. Было так непривычно проводить время без друзей детства, но Неп и Панти улетели с отрядом к Горам за камнями для стройки, а Приз – суровый, часто саркастичный Призрак – не разделял его любви к долгому любованию видами. Как ни странно, молодой Дик Рихард, самый практичный и деятельный пилот крепости, с большим удовольствием присоединялся к нему на башне в последнее время, правда тратя при этом каждую минуту на обсуждение чего-то насущного.

– Я пришел. – Черноглазый юноша аккуратно помахал рукой перед лицом командира, возникнув будто из ниоткуда. Ходить так бесшумно не умел никто из пилотов.

– Не заскучаешь? – спросил Буаро на всякий случай, аккуратно сдвигая вбок полы белоснежного плаща, освобождая место.

Дик молчал, и спустя пару минут Буаро вопросительно посмотрел на юношу: тот обычно коротко, по делу, но отвечал.

– Хочу поскучать, пока можно, – наконец ответил Дик, будто с предчувствием мрачновато глядя на поднимающееся кольцо внешних стен.

Буаро защищающим жестом прикрыл левой рукой правое предплечье, на которое крепилась разрабатываемая панель управления летающим корпусом. Еще пара дней – и с башен смогут пуститься в полет новые, быстрые и послушные легким движениям руки, корпуса самолетов. Только-только он смог ощутить себя по-настоящему дома на этих землях вдали от родины, где с первых же дней его и друзей преследовали тяготы и потери. Неужели снова грядет буря?

Алое солнце огненным шаром опускалось за мощные деревья, пуская в полет последние лучи-стрелы.

В шаге от края земли

Молодая незапыленная листва мягко шелестит где-то выше. Земля чуть прогрета, но трава уже разрослась, молодой мох мягкий, между его холмиками пробиваются листочки ягодных кустиков. Сережа лежит на спине, перебирая рукой травинки, ощупью выбирая нужные растения, периодически вкапываясь пальцами в землю, нашаривая корешки. Растительность буйная, и даже на том клочке земли, до которого он может дотянуться не вставая, выбора вполне хватает. Сережа переламывает ядовитые стебельки, обрывает листья, другая рука привычно перехватывает добычу и, сминая, заворачивает в бумагу. Сладко-терпкий дым стелется низко над лужайкой, не поднимаясь в небо. Сережа смотрит на серо-стальные облака, быстро меняющие форму. Он схватывает не их самих, а измененные, яркие образы, отраженные в голове. Облака близко к нему, он ощущает их запах.

Вкусно. Перед глазами ярко мелькает живое, обволакивающее небо, оно на языке, тени пляшут, дым струится, сливаясь с облаком. Рука мягко срывает еще растения, меняя запах, вкус, форму иллюзий. Где-то в затылке чуть ломит, в ушах трубный звук. Дым забивает ноздри, небо падает, окружает, поднимает, он не чувствует себя нигде, кроме точек, улавливающих силу этого давления. Его личное небо. Живое, близкое. Пришедшее само. Не то механически завоеванное пространство, в которое его толкает отец. Если ударить по этим запахам деревянными крыльями, пропадет и само небо, не только его мираж. Слишком назойливо, неестественно посягательство человека на его вышину.

Облако настигает солнце, оно рвется из его рук – перистых ответвлений, мелькают красные закатные отблески. Последний вечер так, без оков. Завтра его увезут. Сережа не может прогнать мысли, мешающие задремать прямо в объятиях неба. Форма, муштра, строй, учеба. Вечная серость вместо его поляны. Слюна во рту горчит, уши заложены. Злоба, обида стягивают покрывало дремы, холодят изнутри. Отец не имел права решать за него. Как хорошо было в детстве! Они вставали вместе, по росе шли на луг, отец показывал ему приемы деда-мечника, приемы, никогда не использованные им самим нигде, кроме тренировок. Они одни среди тумана, стук деревянных мечей, туман и небо вместе, и тишина, и вечный стук. Сестренка еще слишком мала, чтобы идти вслед за ним. Где была грань, когда это милое наивное существо стало его кошмаром, неотвязной тенью, вечным укором? Сейчас она каждый день мучает его, что-то твердит, так суетится, будто он на больничной койке.

Дерущий горло кашель скручивает в комок, он задыхается; небо скомкано; он еле ложится на бок, руки нервно ищут рядом очередной корешок. Небо становится темным, почти незримым, но он уже привык, что под конец полусна почти не видит, что пропадает зрение и остается стук в ушах, едкость дыма во рту. Солнце все еще не зашло, закат дарит последние краски.

Сережа лежит в полусне, руки сжимают мох и едва тлеющий огарок. В голове голоса: что-то заставило выйти их снова, образы из полудетства. Это было лет пять назад. Ему девять, он во главе шайки мальчишек. Теплая осень, яблони клонят к земле уставшие, отяжелевшие от плодов ветки. Они всегда шли район на район – дети замусоренных переулков под боком у фабрики и счастливые обитатели полосы вдоль городских садов. И еще большой вопрос, кому были выгоднее эти набеги – «истинным» горожанам, лакомившимся фруктами, или «сельчанам», таскающим с улиц старую арматуру для своих игр. В тот раз Сережа повел отряд на самый край сада, к дому с синей облупленной крышей. Они тогда встали все, остановились, увидев тот дом, а он пошел дальше один, зная, что не достанет и яблока в этом саду, только не мог остановиться, не подойдя ближе.

Паренек старше его на год, с черными волосами, одиночка и гроза вражеской шайки, если та была в обороне. Он за забором, это его дом. Он, как всегда, отрабатывает приемы, не обращая внимания на чужой отряд: тот недостоин его. Сережа перемахивает через символическую изгородь и бежит с неуклюжим мечом (расплющенным ломом) на врага. Вот сейчас тот достанет знаменитый кинжал… Дик поворачивается и ловит железо голыми руками, обдирая ладони о едкий ржавый налет. Смотрит горящими черными глазами, и Сережа сам не понимает, как падает, как получает удар своим бывшим оружием. Он не смог даже коснуться Дика… Там, за забором, слышится смех. Они не пойдут его выручать, они все боятся молодого Рихарда. Сережа ни разу не преуспел в атаках, всегда был бит, но старый дом притягивал снова ввязаться в обреченный бой. Он лежит на спине, над ним небо и вечная ухмылка соперника, нагло заглядывающего ему в лицо…

Дика увезли больше года назад, и на короткое время все банды Города подчинились авторитету Сережи. А теперь отец увозит его самого, и спустя год снова рядом окажется самодовольная ухмылка мальчишки, спасшего полуостров. Дик, герой Каньона… Одна из самых неприятных сторон его ссылки в училище…

Сережа сам не заметил, как сон уступил место обмороку.

Огромного роста мужчина завел Сережу в кабинет и тихо притворил за ним дверь, оставляя его одного. Широко распахнутое окно впускало так много света, что бледное дерево на стенах будто светилось. Пятно света от полок, небольшой столб огня от шкафа… Сережа прищурил глаза, оглядывая обитель Буаро. В тени оставался только массивный стол, забросанный бумагами. Стул был отодвинут к стене, – казалось, только сейчас командир крепости резко оттолкнул его, стараясь быстрее покинуть кабинет. Часов не было. Время не ощущалось, свет из окна играл с пылинками, равно как допуская видения из прошлого, так и предлагая мыслям бежать вперед.

Сережа медленно пошел вдоль стола, по-детски ведя рукой параллельно краю – бумаги с шуршанием разлетались от его прикосновений. Стул недовольно заскрипел. Стараясь точнее уловить звучание, Сережа несколько раз осторожно подвигал стул, заставляя ножки петь в унисон с половицами. Было тихо и сонно, ни звука в коридоре, и совсем непонятно, сколько еще ждать командующего.

Сережа опустился на стул и закинул ноги на стол. Уголки губ чуть дернулись в довольной ухмылке. Что-что, а следовать навязанным правилам он точно не собирался, что бы ни вздумал твердить ему Буаро; он сможет вдоволь измотать командира, наогрызаться, тем более что это вконец разозлит Ленку. Сережа так и не простил сестре ее последнюю выходку: она посмела прокрасться за ним на поляну и не просто шпионила, а еще и отца позвала! О том, что отцу пришлось уносить его из леса в бессознательном состоянии на руках, Сережа не думал. Сестре было очевидно, что он загнал себя в угол и умирает. Отцу было очевидно, что с этим надо срочно что-то делать. Мать просто плакала. А ему было очевидно, что они все не имеют права решать за него. Даже – жить ему или нет. Тем более это.

Сережа закрыл глаза. Голова с того дня в лесу кружилась почти не переставая. Он понимал, что перешел черту и вряд ли ему поможет даже строгое соблюдение режима в училище. Это не вызывало страха, скорее – интерес, любопытство, как будто он смотрел на себя со стороны. Конец пути был только словом, и чем больше в семье накалялась атмосфера и росла паника, тем больше соблазна было в пути.

Он задремал. Сны были цветными пятнами. Различать их уже который день не выходило. Люди периодически тоже становились неразличимы, как эти пятна, и он крутил головой, пытаясь нашарить контуры. Тогда Ленка кричала особенно громко и испуганно, и он нагло смеялся над ней.

Дверь скрипнула. Глаза сквозь веки уловили мелькнувший силуэт. Сережа открыл глаза не сразу специально – в предвкушении привычной гневной тирады очередного учителя. Тишина странно затянулась. Он крепко зажмурился, стараясь прогнать сон, и открыл глаза.

Буаро уже успел снять плащ и теперь стоял к нему спиной – похоже, наливал воду из графина: слышался слабый звон. Сейчас он обернется и…

– Будешь пить? – Буаро приветливо протянул ему стакан, подходя к столу.

Не заметить наглую выходку мальчишки-новобранца было невозможно. Буаро уселся прямо на стол, чуть подогнув одну ногу.

– Твой отец из меня чуть душу не вынул.

Это было сказано таким доверительным тоном, с такой искренней грустью, что и так удивленный Сережа опешил вконец.

Буаро буравил взглядом стакан, аккуратно вращая его несколькими пальцами.

– Я вроде как пообещал ему, что смогу сделать из тебя адекватного, а главное, живого человека, но вот пока сам я не очень уверен в своем слове.

Командующий поднял голову и серьезно посмотрел на мальчика. Встретившись с ним взглядом, Сережа невольно напрягся. На строгого учителя этот человек точно не походил, и позволить себе дерзость явно не страшно, но что-то в нем было, что делало невозможным любую грубость или хамство. Отпор указаниям – не вопрос. Но такая же лютая борьба, как раньше, дома…

– Я поставлю? – Буаро как ни в чем не бывало подвинул его ногу, освобождая место для стакана.

Сережа ошарашенно понял, что до сих пор сидит вразвалку за столом командира крепости.

– Конечно, я разрешаю.

Быстро вспыхнувшая улыбка скрасила секундную заминку. Сережа закинул сцепленные руки за голову. Он снова ощущал себя хозяином положения.

Буаро продолжал наблюдать за ним с легкой улыбкой.

– Ты не самый трудный ученик на моей памяти.

Памяти… Звучало так, будто Каньон воспитывал подростков десятилетиями, а не пару лет. В Городе могли по именам назвать всех студентов Буаро, благо имен было не больше двадцати. Сережа даже не знал, радоваться или нет, что он оказался не самым задиристым среди всей этой братии. Точнее, пока не оказался таким. И это только по мерке командира…

– И кто у тебя тогда самая большая ходячая проблема? – полюбопытствовал Сережа, догадываясь, чье имя услышит в ответ. Вопрос прозвучал мрачно.

Теперь уже Буаро улыбался в открытую. Налет неприязни в вопросе он, несомненно, уловил и, разумеется, понял, чем она вызвана. Он встал со стола и отставил стакан подальше от Сережи. Тот внутренне напрягся, ощущая, что сейчас разговор станет более деловым.

Пока Буаро начал с того, что протянул ему ключ:

– Это от комнаты в общежитии при училище. Комната на двоих, жить будешь вместе с Диком.

– ЧЕГО???

Ключ скользнул между пальцами, когда Сережа попытался вскочить. Из положения, в котором он находился, старт вышел явно неудачным. Стул въехал в стену, руки неловко взметнулись вверх, ноги резко по инерции сдернулись со стола. Сережа рухнул между мебелью, как сложившаяся книжка, шибанувшись по пути лбом об угол. Отлетевший на пол ключ еще несколько секунд звенел, перекатываясь по половицам.

– Живой? – негромко спросил Буаро. Он остался стоять в той же позе, только глазами проследив за полетом.

– С Рихардом? – тихим голосом переспросил Сережа. Переспросил просто по привычке что-то говорить. Ошибки и вариантов тут быть не могло.

Он медленно сел, потирая лоб. Буаро молчал. Когда его новый ученик наконец вылез из-за стола, вид у него был потрепанный и злой. Простым недовольством такое выражение лица никто б не рискнул назвать.

– Проблемы? – так же спокойно поинтересовался Буаро.

Паренек стоял напротив взъерошенный, со сжатыми кулаками.

– Я бы на твоем месте взял ключ. – Буаро не стал дожидаться внятной реакции. – Дик предпочитает на ночь закрывать дверь, так что, если не хочешь спать на улице, лучше подними. Судя по тому, что я услышал от твоего отца, домой тебя в ближайшее время вряд ли пустят.

Сережа хотел сказать, хоть как-то ответить, но гневная тирада захлебнулась сама собой. Потрясенный, он стоял, чувствуя себя беспомощным болваном, и глупо ловил ртом воздух, пытаясь осмыслить всю ту нелепицу, которая теперь должна была стать его повседневностью. Не просто видеть рядом этого самоуверенного спасителя вся и всех, а еще и жить с ним бок о бок?! Сережа с досады плюнул на пол, забыв, где он.

Буаро хмыкнул:

– Ключ. Подними, а потом плюй сколько влезет. Другого места не будет. В чем я согласен с твоими близкими – это что присмотр за тобой действительно нужен. И Дик с этим справится лучше других, к присматриванию и воспитанию неординарными методами у него просто талант.

– Издеваешься?!

– Скорее предупреждаю. При нем на пол лучше не плюй. И лучше вообще просто тихо сиди, – подумав, добавил Буаро. – Дик, мягко говоря, тоже не был рад новому соседу. Точнее, просто соседу…

– А, то есть раньше хоромы у него личные были? – Сережа чувствовал, как все годы детских разборок оживают в нем одной большой потребностью наконец-таки разобраться с противником. Подумать только, еще этот недоволен!!! Король, блин!!! Тоже мне воин с синей зубочисткой.

– Ты выбрал уже себе имя? – Буаро отвлек его от планов скорой расправы над Диком.

– Перебьетесь, – мрачно отрезал Сережа.

С новостями о комнате он успел забыть, что через несколько дней ему придется прыгать с башни на огромном летательном аппарате, готовность которого к полету никто не проверит. И этот ритуал вдобавок лишит его прошлого и имени… Да-а, на фоне такого маразма перспектива жить с Диком в одной комнате вполне вписывалась в общую картину. Не желая нарваться на новые вопросы или, что еще хуже, новости, Сережа сгреб с пола ключ. Комната, такая светлая и яркая, начинала давить на него и вытеснять из себя.

Буаро прошел наконец к своему месту, поднял стул, спокойно сел, каким-то чудом почти не отрывая глаз от собеседника.

– Как хочешь. Время у тебя еще есть.

– Могу идти? – Резкий короткий вопрос Сережа задал почти с порога.

– Эй! – Возглас Буаро перехватил его совсем в дверях. Он снова улыбался, может, даже более лукаво, чем подобало в этой ситуации. – Будешь выбирать имя, не забудь, что Дик тоже будет тебя так называть.

Сережа захлебнулся глотком воздуха и выдохнул, яростно глядя на командира. Тот почти смеялся, глядя на него. Сережа повернулся, чтобы уйти.

– Если будут любые проблемы или просьбы, заходи! – уже в спину крикнул ему Буаро.

Дорогу к училищу Сережа умудрился найти только с четвертого раза, постоянно сворачивая не туда и путаясь среди кип лохматых кустов – выбранных им же ориентиров. Дорожки были усыпаны грубым песком и обломками вездесущих рыжевато-красных камней, и мальчик то и дело спотыкался об их угловатые выступы. Когда наконец из-за тонких яблонь вынырнула длинная трехэтажная постройка, с Сережи градом катился пот и ноги предательски дрожали. Он опустился на корточки, пытаясь сфокусироваться на своем новом жилище. Деревянные бревна плыли перед глазами, и на фоне ярко-голубого весеннего неба Сереже показалось, что он видит большой бревенчатый плот, уложенный набок. Закружилась голова, и он завалился на траву, по привычке ища за спиной сумку с мягкой курткой. Пусто. Несколько минут Сережа пытался нашарить в памяти момент, когда и кто забрал его вещи.

От размышлений его отвлекло движение впереди. Легкие темные тени мелькнули, заслоняя на миг здание училища, и, проследив за ними дальше, Сережа заметил сбоку еще одно странное строение, напоминавшее ему сушилку для посуды. Корпуса опускались и замирали на ее тонких балках. Солнце ушло за облака, и стали лучше различаться цвета. Вглядываясь в корпуса, Сережа внезапно увидел среди ярких пятен синее – кусочек вечного шторма. Дик Рихард.

Сережа вскочил мгновенно, не обращая внимания на обрушившуюся боль в висках. Еще не хватало, чтоб этот малолетний мученик увидел его в таком виде. Перед глазами сама собой возникла непрошеная картина: пренебрежение на лице Дика сменяется издевкой и его вечной гадкой ухмылкой. Прогоняя видение, Сережа не удержался и мысленно бросил кулак вперед, разбивая картинку, как зеркало. Лицо Дика с разбитым носом его повеселило, и он наконец двинулся дальше.

Несмотря на передышку, перед самым входом в здание его снова охватили прежние мысли. Вблизи постройка выглядела обычно и отбрасывала темную тень. Пустые оконные рамы без стекол, занавесок и тем более подобия растений в горшках. Никакого уюта. Серость, тяжеловесность и принуждение. Хмуро вглядываясь через порог внутрь, Сережа мысленно заставлял себя понемногу вдыхать дух казармы.

За спиной раздались шаги, и нестройный хор голосов окликнул его по имени, здороваясь. Радуясь возможности оттянуть неприятный момент, Сережа отступил от двери и повернулся к компании.

Лица все были знакомые. Компанию мальчишки, стоящего к нему ближе, чем остальные, он знал еще по Городу. Они мало общались с ним, однако, к немалому удовольствию Сережи, друзьями Дика тоже не считались. Хотя это были единственные ребята не из клана, которых молодой Рихард терпел без особых усилий.

Главаря здесь звали Анри. Сережа, видевший соревнования, знал это, а даже если бы и не видел вживую, узнал бы по рассказам горожан: яркая одежда ребят, совпадающая с раскраской их корпусов, хорошо запоминалась, и их имена часто были на слуху. В отличие от взрослых Лётных, компания подростков не удовлетворилась новыми именами и выделялась на общем фоне еще и бьющими в глаза красками, бесшабашностью и горячностью поступков.

Сережа в итоге поприветствовал их вполне радостно, даже спокойно выслушал, как они называют свои выбранные имена, правда, пока никак не мог их соотнести с приятелями из раннего детства. Его имя в компании тоже помнили, и он запнулся, не зная, стоит ли говорить очевидное. Но…

– Ты уже выбрал имя? – Вопрос парня, представившегося Лао, поставил его в тупик. Опять ему напоминали об этой гадостной части обучения. Он зло и резко мотнул головой, вызвав смех всей компании. Сережа уже был готов ввязаться в потасовку, когда до него дошло, что его не дразнили. На лицах было скорее понимание. И что-то еще. Ожидание?

– Все, кто приходил не по своей воле, строили такие рожи, – пояснил Рэй с довольной ухмылкой. – И через пару часов в воздухе могли кричать до хрипоты, убеждая новеньких вроде тебя, как здорово в небе.

Терпение Сережи неожиданно иссякло. Сорвавшись, он в сердцах плюнул на песок и быстро вошел в дом, не слушая смешков за спиной.

Темнота поглотила его сразу, и на какое-то время он снова потерял ориентир. Команда Анри не пошла за ним, и пришлось ждать, пока глаза привыкнут к полутьме.

Он стоял в центре длинного коридора, в обе стороны от него убегали двери. В обоих концах коридора были прорублены окна, но их перекрывали молодые деревья, и свет через них практически не проходил. Сережа вытащил из кармана ключ (вот черт! Нет бы потерял его где!) и попытался разглядеть номер комнаты. Возвращаться к Анри с его сюсюканьем о небе не хотелось. На всякий случай он ощупал ключ пальцами – ничего.

Ругнувшись про себя, Сережа наудачу пошел направо. Только сейчас он заметил, что все двери были открыты – не настежь, а совсем чуть-чуть, но ясно было видно, что запирать здесь что-то очень не любят. Обдумывая это, Сережа не заметил, как уткнулся в конец коридора, и уже почти решился окликнуть из окна Лао (этот хоть не улыбался так, будто всю жизнь мечтал встретить его именно здесь), как заметил на ближайшей к нему двери нарисованные синие полосы – эмблему волнующегося моря. Дик подписал свою дверь.

Ключ так и не понадобился. Дверь была открыта, как и все остальные. Сережа прислушался, пытаясь понять, внутри ли хозяин, потом вспомнил, что речь идет о Дике и такие штуки с ним бесполезны. Сжал зубы и толкнул дверь. Пусто. В отличие от коридора, здесь окно выходило на незасаженный участок и света было вдоволь. Комната была очень похожа на необитаемую. Заправлены были обе постели, на левой стопкой лежали новые вещи, и Сережа подошел к ней. На половине Дика вещей почти не было и царила безукоризненная чистота, будто здесь жила девчонка. Единственное, что выдавало молодого Рихарда с головой, – развешанные над кроватью короткие копья и мечи.

Развалившись на кровати, Сережа не заметил, как стопка его новой одежды рухнула на пол. Он вгляделся в потолок: по всей площади с него свисали сетки, короткие канаты и еще какие-то штуки.

В горизонтальном положении особенно сильно чувствовалась навалившаяся усталость. Сережа почти заснул, когда дернувшаяся рука ощутила что-то твердое под ладонью. Ключ. Ощущая, как губы сами расплываются в недоброй усмешке, Сережа все же нашел в себе силы перебороть усталость, добрел до двери и запер ее на два оборота ключа. И, довольный, снова рухнул лицом в подушку, заснув почти моментально.

Плавится небесная гладь

Дик оставил корпус около училища и пошел пешком к оружейной, оставив Анри и ребят. Идти было не очень близко, но ему хотелось побыть одному, и он знал, что в воздухе приятели не дали бы ему этой возможности. Дика порядком трясло в преддверии встречи с новеньким, и он уже устал от невозможности выплеснуть раздражение. Бить корпус о стену из-за малолетнего курильщика – больно надо! Нового соседа Дик уже мельком видел сверху, куда Сережа еще не привык смотреть и поэтому не заметил его. Впечатление было даже хуже, чем та смесь собственных воспоминаний и рассказов Буаро, которая завладела его мыслями в последние часы. Такими зигзагами можно было идти только в могилу. Парнишка, вероятно, даже не осознавал, насколько далеко зашел. Об умственных способностях Сережи у Дика тоже сложилось весьма невыгодное мнение. Будто бы мало ему забот с разведотрядом, еще и в няньки записали!

Ноги сами вывели с нужной тропинки на поворот к озеру. Неровная площадка за густым кустарником, усыпанная обычными для плато обломками песчаника. Здесь, по крайне мере, было тихо.

Дик раздраженно швырнул в воду мелкий камень и опустился на землю у самой кромки воды. Когда прошла рябь от его броска, он уставился на свое отражение в воде, брезгливо сморщившись от уродливого шрама на правой щеке. Больше года прошло, а он так до конца и не привык…

Из озера на него смотрело лицо уже взрослеющего юноши, не подростка. Чуть взлохмаченные короткие, антрацитового цвета волосы, жесткий взгляд черных глаз – у людей обычно встречались просто темные радужки или хотя бы с переливами оттенков, крапинками. Рождение же в клане Рихардов обрекло Дика в том числе и на это – абсолютно черные, пугающие глаза и в тон им волосы. Опознавательные знаки проклятых воинов – единственного древнего клана на этом полуострове…

Все его детство, прошедшее на окраине Города, семью Рихардов боялись и игнорировали, поглядывая при этом кто просто с неприязнью, кто с неприкрытой злобой. Обособленность клана, его непохожесть вызывали отторжение и непонимание взрослых; заносчивость Дика и его упертая, маниакальная уверенность в высшем предназначении своего рода, живая вера в реальность старых легенд сделали его одиночкой среди сверстников.

Они все выросли в тусклом, замершем мире. Работающие через раз салоны с прокатом старых видеокассет, потрепанные велосипеды, противно дребезжащие на разбитой многие годы назад дороге… Городок не просто вымирал – он тихо угасал на собственных развалинах: давно остановились все большие производства, была брошена единственная одноколейка, ведущая к Горам, – бывший путь на большую землю. Город расползался вширь, постепенно захватывая каменистые, неплодородные окрестности за кольцом из одичалых садов. Здесь Город начинал превращаться в деревню, что отнюдь не красило его и не давало новой жизни: блеклые, вытянутые посадки в неказистых огородиках были будто отражением ослабевшего, больного Города, желающего только одного – сна без потрясений.

А потрясение случилось, когда четырнадцать лет назад в Город пришел отец Дика с семьей. А с ними пришли, начали воплощаться в жизнь старые сказки, легенды земель, многие десятилетия до рокового дня вызывавшие лишь насмешки.

Город стоял на меньшем участке большого полуострова, разделенного на две неравные доли обширной затопленной низиной, почти непроходимым болотом, и попасть на другие земли возможно было только по узкой тропе, вьющейся по обрывам Гор, но она была так опасна и стара, почти разрушена, что много лет никто не пытался перейти на другую сторону. И именно оттуда пришла семья Сэма Рихарда, связав воедино разобщенные земли.

Вопреки желаниям ныне живущих, то, что объединяет эти земли, было всегда – общая история, история из легенд. Легенд о создании Гор и каре, обрушившейся на эти земли.

Они были прокляты многие столетия назад. Тогда жизнь кипела за Болотами, на полуострове около Моря, уже тогда получившем само имя Море – земли были заселены преимущественно вдоль береговой линии и по островам. Жизнь здесь достигла, по меркам современного человека, средневекового уровня развития и замерла, когда хозяева городов погрязли в междоусобицах, жители – в злобе, зависти и разврате, а дороги наводнили бродяги с пустыми глазами и сухими душами.

Противовеса тьме почти не было. Немногие, чью душу в кровь рвала боль из-за творящегося, уходили все дальше от побережья, объединялись в группы наподобие монашеских орденов, но лишенных определенной веры, и все, что правило ими, – желание помочь и защитить. Сперва они только лечили, выживая благодаря нескольким семьям сильнейших воинов. Потом что-то случилось. Страшное, немыслимое и непоправимое, и ни в каких легендах не сохранился поступок Хозяев Моря, но боль и отчаяние крупнейшего ордена переросли в гнев. Как жестокость и ненависть Моря были почти всесильны в то время, так боль и любовь в сердцах будущих Стражей стали настолько сильны, что чувства обернулись стихией и вырвались из душ. Стражи выбрали путь судей и прокляли полуостров, решив, что его тьма больше ни на шаг не продвинется с этих земель, и ни одна новая светлая душа не найдет дороги к Морю, не принесет спасения, и жители земель захлебнутся в собственном зле. Ярость была так сильна, что от боли сердец преграда, начертанная духом, воздвиглась в камне. Поднялись Горы, перекрыв дороги с полуострова, а Стражи, обретшие силу сражаться и наносить удары без оружия, только силой внутренней воли, стали охранять их, не позволяя перейти кордон ни в одну, ни в другую сторону.

Со временем Горы разделились на два кордона – часть Стражей, более терпимая и щадящая, ушла охранять участок Гор за болотами, приняв решение пропускать на эти земли людей из внешнего мира, давая тем самым шанс местным жителям впитать новые идеи, взгляды, отношение к миру. Маленький городок, состоявший из пришедших на эти земли по перевалу, продолжал медленно развиваться, понемногу догоняя в развитии земли за Горами.

Единственные, кто имел шанс избежать участи вечных затворников-стражей и получил выбор – пойти с ними и охранять Горы или остаться среди проклятых, став врагами бывшим друзьям, – семьи Древних воинов. Среди кланов были принявшие и одну, и другую сторону и была одна семья, отказавшаяся делать выбор – брать на себя роль судей или предать союзников.

Говорят, когда воздвигались Горы и Рихарды не пошли за своими прежними братьями по оружию в Стражи, их сердце раскололось пополам и все поколения рода сходили с ума, выбирая между долгом защитника, долгом рода и зовом собственного сердца. У каждого воина был свой рок, губивший его. Человек мог быть одержим деньгами, но, собирая их всю жизнь, разом отдать все и идти снова в путь, мучимый своей внутренней битвой. Он мог безумно любить свою семью, но одного брата закрыть собой в бою, а другого продать врагам. Он мог идти на корабле в море и утопиться в тоске по земле. Каждого бил, добивал свой внутренний бой как отголосок давнего, не сделанного до конца выбора. И при всем этом у каждого была Судьба, его путь, который шел по пятам, куда б ни свернул человек. Воин мог пройти мимо, мог не заметить, но поворачивались все дороги, время шло вспять, и вот измученный, прошедший не свои войны, он приходил к порогу, от которого сбежал годы назад, и находил часть своего сердца. Это нельзя было отнять у рода, этому нельзя было научить младенца. Как бы и с кем бы ни вырос ребенок Рихардов, ему суждено было взять наследственный кинжал – Бездну – в руки и найти путь к своему дому. А потом умереть в предначертанном бою, потому что воины уходили рано и с рождения знали, что пришли в этот мир ради единственной битвы, которую им суждено выстоять, но не пережить.

В Городе давно забылись все сражения рода и имена его сынов, но в каждом доме жила незримая память о воинах, рождавшихся ради своей битвы, воинов, которые в жизни могли выбрать только свой путь к концу.

Когда кузнец пришел в Город, люди молчали, никто не назвал имя, но все смотрели в черные, без единого оттенка глаза мастера и такие же черные, чуть увитые сединой волосы, узнавая в них сотни ушедших поколений из преданий.

Он пришел в трауре, и лишь через несколько лет сказал, что чтил павшего брата. Он пришел без правой руки, в обгоревшей одежде. Он привел семью – женщину и троих детей: двух дочек-малюток и годовалого сына. Люди застыли, глядя на них, как на тени: они пришли с Гор, по тропе над обвалом, среди качающихся скал, вдоль самой границы владений Стражей Гор. Кузнец с семьей прошел две недели там, где обычный горожанин не прошел бы и часа. И вот теперь он шел по их Городу. Потомок рода, идущего впереди войны, позади безумия, ибо оно всегда вело за собой детей Рихардов.

Толпа шла молча, пока кузнец смотрел по сторонам, пока выбирал брошенный дом на краю садов. Люди стояли и смотрели, как женщина помогает однорукому мастеру с вещами, смотрели на измученных, грязных от дорожной пыли детей. Девочки лет четырех и двух. Третий ребенок был на руках, и даже обычно несуеверные люди боялись посмотреть на него. Если кузнец, назвавшийся Сэмом, пришел с сыном, то он привел в край войну. Мальчик рождается в клане лишь тогда, когда на пороге сражение, в котором будет нужна его сила.

Люди стояли и ждали. Если ребенок взглянет на них черными глазами, то уже лет через десять-тринадцать их ждет беда. Разом забытые сказки обретали форму.

Женщина опустила корзину на землю. Ветер шелестел, чуть затихая, бежал среди замерших горожан. В хмурое небо над старым домом смотрели упрямые черные бездны глаз.

Черные глаза молодого воина скользили по водной глади, ловя на воде редкие тени от пролетающих высоко корпусов. Дик уже пожалел, что спустился: на земле было тяжелее забыться, уйти от мрачных мыслей. Взгляд все время перескакивал на вражескую отметину на лице.

Четыре года назад наивные горожане думали, что их покой окончательно нарушен прилетевшими невесть откуда из-за Гор незнакомцами, решившими построить на плато недалеко от Города свою крепость.

Год назад они замерли в потрясении и захлебнулись в панике, когда впервые за несколько столетий из-за моря пришли корабли с людьми страшного вида – озверевшими, глухими к словам, увешанными клинками. Казалось, что это шутка, фантасмагория, но потом один из войска, пришедшего под стены Каньона – странной крепости гостей из-за Гор, поднял лук, и молодой пилот упал со стен и не встал. Глава Каньона, считающий человеческую жизнь неприкосновенной, был связан по рукам и ногам своей любовью к миру – не нанося ответных ударов, не поднимая оружия даже для защиты, он мог только отступать. А потом начали рушиться стены молодой крепости, и одновременно войско Моря двинулось к городу.

И тогда перед последним уцелевшим строением Каньона встал юный Рихард, выигрывая минуты для вылазки Буаро с друзьями. Нескольких брошенных с корпусов брусков взрывчатки хватило, чтобы в один день и закончить бои, и спасти уцелевших в Каньоне, и не допустить движение Моря к городу.

Крепость выжила, Город устоял. Стены отстраивались заново, горожане, успевшие увидеть лишь несколько банд морских воинов на окраинах, были уверены, что пережили ад.

Дик, упавший от ран и попавший в плен в конце сражения, Буаро, единственный взявший на себя ответственность проявить силу и пролить кровь врага, заслуженно считались спасителями и Каньона, и Города. Буаро в свои восемнадцать стал командиром, продолжил проектирование самолетов, вернул соревнования. Все вздохнули с облегчением.

А сейчас Дик стоял на берегу озера и надрывно хохотал в душе, понимая, что все случившееся было лишь ласковым прикосновением ветерка перед бурей. Катастрофа, уже готовящая где-то наряды для своего более эффектного появления, улыбалась, вспоминая покинутые недавно земли и их легковерных жителей.

Которые снова смотрели на изнурительные тренировки Дика как на чрезмерную, излишнюю настороженность, не имеющую основания. Которые все силы бросили на восстановление Каньона, тренировки под руководством Буаро, но все же видели и в новом круге вторых, более высоких стен вокруг первого Кольца, и в своих занятиях просто новый этап жизни, а не подготовку к очередной проверке: выстоят ли.

И вот надо же было именно сейчас, когда Дику требовалось как можно скорее закрыть уязвимые места в своем стиле боя, стать выносливее, сильнее, собрать нормальный отряд для разведочных полетов за стены в будущем, – сейчас, когда все его время уходило на самосовершенствование и подготовку ребят, ему подсунули на попечение самое безответственное и неадекватное существо, какое только можно было себе представить!

Окончательно вынырнув из воспоминаний, Дик резко выбросил вперед правую руку с надетым как наручи контролем корпуса и повел на себя, будто подтягивая что-то невидимое за веревочку. Темно-синий каркас самолета, появившийся из-за его спины, описал такую же дугу, как и ведущая его рука, и Дик запрыгнул в хвост, одновременно вновь вытягивая руку вперед – корпус устремился вверх еще до того, как пилот подхватил прочные тросы, закрепленные на крыльях, и начал управлять своим воздушным судном.

Немного придя в себя благодаря полету, Дик вернулся к училищу, твердо решив не дать навязанному «ученику» ни одного шанса испортить ему жизнь. К тому же и Буаро редко напрямую просил его о помощи – можно было и постараться. Наверняка будет достаточно рявкнуть разок на парнишку, чтобы тот больше не лез и вел себя поприличнее. Не может же быть с ним все совсем плохо?

Дверь не поддалась обычному мягкому толчку. Не поняв сразу, в чем дело, Дик несколько раз толкнул сильнее: никому б и в голову не пришло запирать его дверь.

– Ах ты ж…

Осознание пришло мгновенно, и внутри поднялась буря, казалось бы уже усмиренная. Черные глаза тяжело смотрели на дерево перед собой, но, по сути, Дик видел провалившуюся попытку нормального знакомства.

Выдох. Губы еле дрогнули в издевательской ухмылке, и молодой Рихард резким движением вышиб дверь ногой.

Бедный Сережа видел десятый сон к тому моменту, как тишину разорвал жуткий грохот: один раз, другой, третий – снесенная дверь с шумом повалилась набок, рухнул вмиг ставший трехногим инвалидом попавший под раздачу стул.

– Добро пожаловать. – Дик, скрестив руки на груди, привалился спиной к ободранному дверному косяку, едко улыбаясь уже в полную силу. – Хорошо спалось?

Парнишка перед ним выглядел ужасно жалко. От такого дикого пробуждения у него сердце ходило ходуном, он все никак не мог отдышаться, глаза были круглые от страха, и он беспомощно переводил взгляд то с обломков мебели на Дика, то обратно: давящие черные глаза вызывали желание спрятаться куда-нибудь, лишь бы не быть под их прицелом.

– С ума сошел? – дрожащим, запинающимся голосом выдавил он, одновременно пытаясь податься назад и вжаться в спинку кровати: Рихард зашел в комнату.

– Это мой дом, – с нажимом произнес Дик, повернувшись к новичку спиной, и стал медленно снимать с себя крепления с ножами. Демонстративно, всю коллекцию – после событий годичной давности он даже на ночь оставлял при себе пару лезвий помимо Бездны. – Будешь жить здесь по моим правилам и не выпендриваться, понял?

– А не то что? – еще не восстановившимся голосом поинтересовался Сережа, сворачивая дрожащими пальцами самокрутку. Ему определенно требовалась помощь в борьбе со стрессом.

Дик повернулся, чтобы ответить, и замер, глядя на его действия.

– Я тебе вопрос задал! Что, весь мозг на высоте сдуло из головы? – Сережа ничего не мог понять по каменному выражению лица Дика и приближения грозы не заметил.

Не отводя глаз от соседа, Дик подхватил кончиками пальцев со стола один из ножей и играючи метнул вперед – уже тлеющую травяную скрутку выбило из пальцев и пришпилило к стене за краешек.

Сережа ошалело смотрел на Дика пару секунд, потом на свою руку: на пальцах не было ни капельки крови, но он был уверен, что на какой-то миг почувствовал кожей холод металла.

– Еще раз увижу у тебя эту дрянь, будет по пальцам. И мне глубоко наплевать, что скажут твой отец и Буаро по поводу моих методов воспитания, – тихим, будничным тоном пообещал Дик, вновь отворачиваясь к своей половине комнаты. Как раз на те мгновения, когда парнишка скорчил ему в спину полную презрения рожицу и затянулся прямо от торчащей в стене самокрутки.

Дик, усаживаясь за стол с книжкой, с подозрением окинул его взглядом – вроде все было нормально, не считая глупого выражения лица, но другого он от новенького и не ожидал.

– Живой? – на всякий случай спросил он, боясь в глубине души переборщить с напором. Похоже, Буаро не ошибался и парнишка действительно был не особо здоров, в том числе и физически, – мало ли что с ним будет из-за потрясения.

Сережа почему-то только молча кивнул, и Дик настороженно нахмурился. Что могло твориться в этой голове?

Они какое-то время молча смотрели друг на друга, а потом Сережа не выдержал и на резком выдохе выпустил изо рта весь втянутый пряный дым, заходясь в хохоте.

Следующие дни были сущим кошмаром для обоих. В Сережу прилетел минимум десяток ножей, причем в последние разы он уже не был уверен, что Дик специально бросает их мимо, а не промахивается, потому что у него от раздражения дергается глаз. Рихард же надышался целым гербарием, и это при том, что в первое же утро, когда Сережа ушел на завтрак (причем в такое время, когда впору было подавать обед), он вернулся в комнату и нещадно изничтожил все запасы курева. Мальчишка умудрялся курить все, что растет, и вскоре у Дика закралось подозрение, что тот даже не искал какого-то специфического действия – просто рвал и тянул в рот все, что видел. Как ребенок. Как последний идиот.

Он врезался во все на своем пути: в стены, мебель, деревья вдоль дорожки. Начинал смеяться или разговаривать со своим обидчиком, а Дик, сдерживая дурноту от этого зрелища, хватал его за шкирку и пинал ногой дальше по дорожке, чтобы они хотя бы к вечеру дошли до цели. К сожалению, оказалось, что просьбу-приказ Буаро ему придется выполнять буквально: выпустить подопечного из виду даже на пару минут было чревато. В итоге Дик, и так не отличавшийся прилежностью, совсем забросил посещение лекций, выгадывая заветные часы, чтобы сплавить Сережу учителям, а самому побыть в небе в одиночестве. Благо туда пока что новенькому путь был закрыт: он только-только приступил к постройке своего корпуса, и Дик, чьи обязанности заканчивались у дверей доков, куда он ежедневно пригонял паренька, с содроганием пытался представить себе, что же тот соорудит. И почти молился, чтобы это «что-то» не поднялось в воздух на страх и трепет всей крепости.

Сережа же, в свою очередь, был рад врезаться во что угодно, лишь бы не видеть Дика лишние пару секунд. Перекошенное от омерзения лицо, надменная, самоуверенная маска героя уже и так стояли у него перед глазами, и незаметно для себя он полюбил время в доках – единственное место, где он мог отдохнуть от своего надсмотрщика. На лекциях он предпочитал бессовестно спать.

Корпус собрался совсем незаметно. Помогли и максимально простые схемы Буаро, и множество деревянных моделей, да и старшие на каждом этапе давали советы и пояснения. В день перед первым полетом Сережа вышел из доков на пару часов раньше обычного и, не заметив нигде в небе синей точки, облегченно выдохнул. Похоже, предупреждать Дика о том, что они закончили, никто не собирался.

Вечно сутулые плечи сразу подраспрямились, шаткий шаг курильщика чуть выправился. Конечно, ни о каком притворстве перед Диком и речи не было: Сережа так часто стал ощущать слабость в ногах и головокружение, что мог упасть на ровном месте, да и в существовании половины деревьев, которые он пытался обогнуть, паренек вовсе не был уверен. Однако все же определенный налет драматичности и перегиба в этой своей игре он добавлял намеренно: очень уж нравилось выводить Рихарда из себя.

Как ни странно, если убрать из уравнения Дика, Каньон оказался не так плох и ужасен, как он его себе представлял. Тоскливость и скука занятий вполне уравновешивались тем, что учителя не давили на него так, как в городской школе, – казалось, они действительно стараются присмотреться к его складу характера, чтобы потом дать возможность заниматься наиболее подходящими предметами. Режим он не в силах был выдержать чисто физически, что лишний раз было поводом для скандалов с Диком, так что жил, по сути, в своем прежнем ритме. Ребята в училище отнеслись к нему, возможно, даже лучше, чем прежде в Городе: здесь они сразу стали все «одной крови», исчезли прежние разделения, и бывшие знакомые стали открываться перед ним гораздо охотнее, да и вели себя дружелюбнее, старались изо всех сил подловить момент и показать ему Каньон радушным и гостеприимным. Дик, конечно, закатывал глаза при виде их попыток, но или был так рад передышке, или, как подозревал Сережа, не меньше других обожал крепость – препятствий им не чинил.

Сама крепость поистине впечатляла. Грубые здания-общежития были построены каждое в своем стиле, как пришло в голову строителям-самоучкам; несколько отдельных домиков, спрятавшихся кто за линиями молодых насаждений, кто за тихим озерком, тоже выделялись индивидуальным обликом. Сереже очень нравился этот уютный разнобой после стандартного, бездушного Города, и была какая-то особая прелесть в том, что этот мирок был закрыт от остального полуострова аж двумя рядами стен.

Новые, наполовину отстроенные заново после сражений внутренние стены уже успели порасти снизу плотной завесой плюща и дикого хмеля, из густой травы у подножия пробивались робкие кустики малины. Сережа даже присмотрел место, где ему хотелось прилечь и просто посмотреть вверх, на уносящиеся к небу грубые камни: здесь можно было одновременно увидеть и Внутреннее кольцо, и часть Внешнего.

Внешние стены были на порядок выше, с равномерно распределенными башнями, служившими стартовыми площадками для корпусов. Вынесенные за линию стен и наклоненные наружу, в сторону плато, снизу они казались то ли клювами птиц, то ли когтями неведомой твари, что лезет через стену с плато.

Сереже еще с первых дней пребывания в крепости хотелось оказаться на башнях и посмотреть на крепость с высоты, но без своего корпуса подняться на Внешнее кольцо было невозможно: в отличие от изначальных, довоенных стен, новые не были оборудованы лестницами, только большими подъемниками для самолетов, но их запускали только дежурные на стене.

Пробравшись на приглянувшееся местечко, Сережа растянулся на земле, мечтательно поглядывая на далекие стены. Перспектива старта с такой высоты на незнакомом летательном аппарате, весьма громоздком и, как ему казалось, перегруженном, как ни странно, не пугала совсем.

Подготовки или инструктажа как таковых перед полетом не предполагалось: особенности строения корпуса и его управления ему объяснили еще в процессе сборки, а дальше в ход должны были идти интуиция или какие-то врожденные навыки, хотя было категорически непонятно, откуда они могли у него взяться.

Другое дело, что на высоте голова у него кружилась точно так же, как и на земле, и нечто новое впереди скорее пьянило, и интерес был вполне живой – понаблюдать за собой, за своим телом будто со стороны, как оно справится. Сейчас даже уже не так раздражало, что родители привели его в крепость против воли.

Очень хотелось на башни. В плане стены Каньона представляли собой трапецию с более широким основанием на пониженной части плато и более коротким – на приподнятом обрыве. Почему-то Сережу привлекали больше всего Обрывные башни, выходящие не на плато, а на скалы над рекой в дальней, «хвостовой» части крепости, и одна из Угловых, венчающая крайнюю точку на понижении; она была наиболее приближена к лесному массиву, и была вероятность, что с нее видно не только заваленную валунами пустошь с редкими кустарниками.

Поддавшись порыву, Сережа вскочил и пошел к Внутреннему кольцу, пытаясь понять, не прозевал ли он лестницу. Как ни странно, ступени нашлись почти сразу, и даже ухоженные; ростки, пробивавшиеся из трещин между камнями, были срезаны, что удивляло: за несколько дней в Каньоне Сережа уже успел понять, что ходить пешком даже на минимальные расстояния здесь не очень любят.

По высоте стены были не больше городской пятиэтажки, так что поднялся он быстро. А вот со спуском вниз, в зону между стен… Доки располагались именно там, но при постройке корпуса его каждый раз кто-нибудь спускал вниз, а потом поднимал. На нем, конечно, уже давно был страховочный плащ… Сережа провел руками по креплениям странной формы, которую на него надели практически сразу же, как он попал в училище. Непривычный и не очень удобный плащ – аналог парашюта – мешал при ходьбе, заплетаясь вокруг ног, и выглядел не особо прочным, но со стороны Сереже уже не раз приходилось видеть, как пилоты просто шагали со стен или с крыла летящего корпуса, и неказистая ткань легко раскрывалась в изящный поддерживающий купол, и, что было важно сейчас, быстро; не требовалось определенной высоты, чтобы защита успела раскрыться.

В детстве ему приходилось прыгать с тарзанки, не более. Кто-то из старших приятелей занимался экстримом и поопаснее – прыгал со страховочным тросом с высоких перекрытий на брошенном заводе, и до момента, когда трос разматывался на полную длину, это давало ощущение неконтролируемого падения. Наверное, здесь будет так же?

Шаг вниз.

Вид с Обрывных так был непохож на остальной Каньон, что Сережа замер, вглядываясь в раскинувшуюся под ногами бездну. Крепость была построена не на самой кромке обрыва, но острые скалы, расщелины, скатившиеся вниз обломки делали кручу абсолютно недоступной снизу. Вряд ли вопрос безопасности поселения учитывался при закладке первых камней, но после набега Морских внешние стены уже намеренно построили с расчетом на то, чтобы хотя бы со спины крепость нельзя было обойти. Скалы постепенно рушились внизу и у основания обрыва лежали непроходимой грудой огромных острых камней, образуя небольшую пустошь почти без растительности: сильные ветры сдували отсюда малейшие частицы почвы, и выживали лишь немногие деревца, пустившие корни глубоко под камни. Искривленные, они придавали определенную атмосферу ландшафту и смотрелись вдвойне необычно в сочетании с несколькими ветряками: Каньон умело использовал силу ветра, обеспечивая свои скромные нужды в энергии с помощью маленькой ветроэлектрической установки.

Крутой берег реки, примыкавшей к Каньону, на противоположной стороне, наоборот, утопал в густой травянистой растительности. Река здесь вбирала в себя множество маленьких рукавов, ручейков, где-то образовывались озера, и даже со стен уже было видно знаменитое огромное «болото» – необъятное водное пространство, слишком заросшее, чтобы передвигаться на лодке, и слишком затопленное и обширное, чтобы искать тропы.

Где-то далеко за этими водными полями были земли Моря, принадлежавшие будто другому миру. Сережа опустился на шершавый камень, не смущаясь из-за сильного наклона площадки, и стал разглядывать причудливые силуэты каменных глыб внизу. Почему-то здесь эта красота виделась действительно грозной, хотя и плато перед крепостью было также усеяно обломками, правда, гораздо реже, что, собственно, и представляло наибольшую опасность: скрытые за молодой порослью, каменные ловушки не всегда были видны с неба, и приземление на них могло быть очень чревато.

Сережа пытался представить себе свой грядущий полет и одновременно вспоминал, как совсем ребенком пришел с родителями на соревнования Лётных еще в год их появления на полуострове. Стен тогда не было вовсе, лишь две стартовые башни в чистом поле и единственный каменный дом-общежитие. Новое зрелище казалось горожанам не вполне адекватным, но не более того: раз за разом юные пилоты демонстрировали безбашенную отвагу и яркую маневренность, удивляя владением корпусами, хотя было еще очень далеко и до корпус-контролей, и до страховки: все полагались только на силу рук и интуицию в борьбе с ветром.

Было так здорово показывать пальцем в небо и ахать, видя очередную атаку ветра, почти перевернувшую самолет. Обсуждать потом с ребятами, как пилот справился с угрозой, смог приземлиться под восторженные крики товарищей…

Никому в Городе тогда еще не было знакомо имя Буаро, и белоснежный корпус запомнился лишь своей красотой и безукоризненной устойчивостью при любой погоде. Он и в страшную грозу в начале осени смог опуститься на камни ровно, без единой царапины… А вот черно-алый корпус, летящий следом, бросило грозой прямо на камни, и впервые на глазах горожан пилот не просто пострадал – подростка пятнадцати лет нашли на земле без сознания, окровавленного, практически разорванного на части. Корпус ударом о глыбу разбило пополам, кругом валялись щепки. Буаро так кричал от ужаса, добежав наконец до упавшего друга…

Сережа смотрел с высоты вниз, овеваемый безопасным весенним ветром, и, впервые так глубоко вернувшись в тот день, чувствовал, как его заполняет буйное, неукротимое желание понять, как же там, в небе, если после того, что случилось в ту грозу, Призрак, собранный по кусочкам, рассеченный жуткими шрамами, до сих пор ходящий с тростью, – летал. На том же, спаянном по линии разлома корпусе, сразу же, как встал после травмы позвоночника, – летал.

Что это было такое, раз оно того стоило?

– Тебя вся крепость ищет! – Резкий голос Дика вывел его из размышлений.

– А? – Сережа неторопливо оглянулся.

Дик на ходу спрыгнул с корпуса и быстро пошел к нему; даже на расстоянии было видно, что он зол.

– Двадцать минут до начала!

Сережа удивленно моргнул. Он действительно не думал, что так задержится.

– Как ты поднялся?

Дик уже стоял вровень с ним, и Сережа нервно дернулся, попав под прицел черных глаз. Заметив это, Рихард только схватил его за грудки: за спиной был уклон стены, и соскользнуть вниз было легче легкого.

– Я не полечу тебя подхватывать, – отрезал Дик, заметив недоверчивый взгляд парнишки. – Сам будь добр за собой следить, твое спасение зависит только от тебя.

Он все же отступил на пару шагов выше, к ровной части башни, утягивая за собой Сережу.

– Как ты поднялся? – Дик упрямо повторил свой вопрос, но наглый новичок просто стряхнул его руки и пошел к синему корпусу.

– Мне казалось, мы спешим, разве нет? – С хитрым прищуром мальчишка замер около корпуса Дика в ожидании. – Тебе придется меня довезти, верно?

Рихард молча перепрыгнул на крыло и сорвался вниз без предупреждения. Уже через секунду рядом мелькнул грузовой подъемник, на котором сейчас никто не дежурил. Обернувшись на ходу, Дик заметил, что шестеренки еще крутятся после недавнего подъема.

– В курсе, что их запрещено запускать без разрешения?

– Кто бы говорил про правила. – Сережа перегнулся через крыло, по-детски стараясь достать рукой до зубцов: они были уже над Внутренним кольцом.

– Мы, кажется, договорились, что ты не тявкаешь в мою сторону. – Дик хорошо если не скрипнул зубами. На памяти Сережи он был единственным человеком, столь остро реагирующим даже на малейший кивок в его сторону.

– Гав-в, гав-в.

Дик обернулся, не веря, что эти звукоподражания издает человек почти одного с ним возраста.

– У меня грудная сестренка уже обогнала тебя в развитии, – с отвращением бросил он, рассматривая, как у Сережи странно расширены зрачки. – Чего ты успел налакаться?

– Не помню, – беззаботно бросил тот. – Знал бы, что ты за мной прилетишь, выпил бы больше.

Дик резко рванул крыло на себя, выводя корпус почти вертикально, и Сережа кубарем свалился на Внешнее кольцо буквально в нескольких метрах от стартовой площадки над плато, куда уже был поднят его корпус.

– Нервничаешь?

– Сразу же после пробных полетов соревнования, сможешь обогнать Дика!

– Имя придумал?

Вопросы градом сыпались на Сережу со всех сторон, когда он протискивался к своему, как бы это ни непривычно звучало, новенькому корпусу. С площадок было удобно стартовать одному-двум пилотам, но сейчас новичков было трое и развернуться было сложнее. Габриэль, миниатюрная девушка с длинным хвостом густых волос, была из самых первых Лётных, пришедших из-за Гор, и сейчас она распоряжалась на площадке, подсказывая ребятам, как установить корпуса для старта, как встать остальным, чтобы не мешать друг другу. Бегло осмотрев корпус Сережи, хихикнула и стала поправлять канаты: хоть все и было закреплено верно, даже до полетов Сережа умудрился создать на своем судне форменный беспорядок.

– Ты так можешь запутаться, – пояснила она, показывая слишком длинные концы тросов, валявшихся на маленькой площадке между крыльями, где должен был стоять пилот.

Сережа вспомнил, что ему уже говорили что-то похожее, но было очень лень обрубать веревки, обжигать края, заново все выравнивать… Кажется, в тот день он сбежал с постройки чуть раньше.

– Имя придумал?

Он чуть не взвыл от этого вопроса: ну сколько можно?! Правда, в исполнении Габриэль он звучал не так надоедливо… Странная традиция Лётных давать имена своим самолетам и потом называть так и друг друга, отказавшись тем самым от настоящего имени, шла как раз от пилотов-переселенцев, но их можно было понять: они бежали от прежней жизни и хотели начать с чистого листа абсолютно все. Что им и удалось – настоящих имен тех же Буаро и Призрака не знал никто из местных, да и выглядело их общение со стороны так, будто они сами их уже не помнят.

Для новичков же, пришедших из Города, дань традиции вроде и не была неудобной, но значила явно не так много: из перемен, пришедших в их жизнь, гораздо больше рушило привычный мир нашествие Моря, а не переезд в новую крепость.

– Я не думал, – честно ответил Сережа, чувствуя, что ему совсем не хочется дерзить. Всегда веселая Габи так искренне пыталась пойти навстречу, что он бы и полет с удовольствием пропустил, чтобы просто с ней поболтать. – Как выбирала ты? У тебя такое странное имя, человеческое… – Он запнулся, понимая, как это звучит со стороны, но что было делать, если многие ребята за милую душу годами откликались на имена типа Орел, Летучий голландец. И это еще были нормальные примеры. Иногда возникало ощущение, что пилоты просто надели на себя в юности маски любимых персонажей книг или легенд и так и остались жить обреченными на тень историй, из которых давно выросли.

– Ну… Я видела отрывки фильма в детстве по телевизору… – Габи подтвердила его предположение. – Там была девушка, очень красивая… И я запомнила, что она была очень сильной. Я тогда хотела стать такой же…

На форме Габи красовалось несколько самодельных подвесок – знаки победы в соревнованиях, и ее небольшой, аккуратный корпус был раскрашен после прошедших битв: так делали пилоты, оказавшиеся в последние дни боев в самой гуще сражений, – маскировали «шрамы» на своих самолетах.

Габи была очень сильной. Отважной, неунывающей, открытой девушкой, прошедшей уже очень много тяжелых дорог. Со стержнем в характере, достойным многих мужчин, и она хотела этого, целенаправленно работала над собой. Знала, чего хочет.

Каким был он? Сережа не задумывался о своем будущем, настоящем, о своих сильных сторонах – не факт, что они были. Он вообще что-то мог? Помимо того, чтобы облаять Дика.

– Привет, готов стартовать? – Рядом на уровне башни завис лоснящийся черным корпус, и девушка-пилот перегнулась через крыло, чтобы обнять Габи. Чуть вдалеке парил самый обычный, аскетично нераскрашенный корпус.

Черная Пантера – Панти – и Неп, ребята из четверки Буаро и лучшие друзья его и Приза. Сережа поозирался вокруг в надежде заметить белый или черно-алый корпуса, но сейчас около башни были только эти двое.

– Наверное. – Он равнодушно пожал плечами.

Его почему-то назначили первым из трех новичков. Ребята уже отошли к краю, чтобы не мешать, деревянный корпус был чуть оттянут назад ремнями, как заряд в огромной рогатке: ускорение вместе с наклоном должны были помочь при старте.

Первый полет не предполагал сложного управления или маневров – просто спуск, удачное приземление. Изредка, но у начинающего пилота могло не получиться сесть с первого раза, тогда полет повторялся. В зависимости от количества попыток присваивалась категория – первая, вторая и так далее. Правда, Сережа успел понять, что почти все пилоты, строившие большие корпуса, взлетали с первого раза; не укрылось от его внимания и то, что категории были практически бесполезны – по крайней мере, он не увидел пока, чтобы они влияли хоть на что-то, в отличие от размеров корпусов, которые делили Лётных на группы во время соревнований для равных условий.

Первые полеты проходили в пространстве между двумя кольцами стен, откуда еще во время строительства вывезли все камни. Сейчас внизу было ровное поле, заросшее травой: отсюда нещадно выпалывались даже молодые деревья.

Сережа занял положенное место – площадку на дне корпуса, ухватился руками за ремни, управляющие крыльями. Первые секунды ему ничего не надо было делать: корпус плавно оттянули назад, и Сережа даже успел еще раз глянуть вниз, но абстрактное понимание, насколько он высоко, не дало ничего. А потом…

На миг показалось, что нет ни мира вокруг, ни движения. Тяжелый деревянный остов просто рванулся вперед под своим весом, и на какое-то время ноги Сережи оторвались от площадки, подарив чувство парения в пустоте. Ремни, намотанные на руки, быстро напомнили ему, что если он и один против всего мира, то – в единении с корпусом. Прочные обмотки, скрепляющие пилота и крылья, утащили его за собой, как тряпичную куклу. Смотреть по сторонам пока что не было желания, вперед – возможности: сильно бил в лицо ветер, хотя до старта казалось, что его вовсе нет.

Казалось, здесь ничего не зависит от человека. Мир стихии, не замечающий, что ему подарили на время новую игрушку, равнодушно нес вперед по инерции корпус с пилотом, и Сережа, никогда не управляющий своей жизнью осознанно, даже на фоне своего опыта невероятно ярко ощутил, каково это – не иметь возможности повлиять на свою судьбу.

Все изменилось мгновенно. Пролетев по прямой столько, сколько ему позволил разгон, корпус на секунду завис на месте, снова повторив жутковатое ощущение уходящей из-под ног земли, и потом рухнул вниз, заваливаясь на нос и левый бок. Сережа дернулся вправо, компенсируя вес, инстинктивно – левое крыло начало подворачиваться, сокращая свободное место для ног в этой стороне корпуса, и он был просто вынужден сдвинуться правее.

Он мог все. Совсем незначительное движение тела так послушно и быстро отозвалось в корпусе, что падение тут же прекратилось, крыло выровнялось и полет снова пошел по прямой с мягким понижением, корпус будто скользил по плавно опускающимся на землю рельсам.

Стихию даже не надо было покорять. Оказывается, надо было лишь оказаться в ней, а кроме этого первого безумного шага, усилий и не требовалось: ветер был союзником, стоило лишь дать ему право быть таковым, не ставить клеймо противника.

Всевластие здесь, в воздухе, граничило с удивительной гармонией. Не брать вопреки, не отвоевывать силой, а вплетаться всем своим естеством в тонкое кружево из потоков ветра, лучей света, так неожиданно играющих с ним почти на закате.

Он еще долго летел почти над самой землей, прежде чем дно корпуса мягко заскользило по траве. Сверху она казалась одноцветным зеленым газоном, но на деле под корпусом бушевала выше колен растительность самых разнообразных оттенков зеленого с нотками желтых, белых соцветий-зонтиков, сухих пучков травы, красных вкраплений крупного клевера. Сережа обожал поля, но сейчас тянуло наверх. Будто бы не только полет, но и вид с Обрывных до сих пор не отпускал его.

Рядом мягко приземлился Буаро – оказывается, он все же был где-то наверху в числе зрителей. Восхищенный взгляд командира порядком удивил: это было не то отношение, к которому Сережа привык.

– Ты изумительно летаешь, и очень быстро, красота! – Горящие искренним восхищением глаза сбрасывали с командира сразу несколько лет. – Я не шучу, ты, скорее всего, после тренировок вообще быстрее Дика будешь летать!

Что там Рихард говорил, не тявкать на него? Сережа взлохматил и так растрепанный хвост пепельных волос и задорно посмотрел сперва на чистые доски крыла, потом на командира.

– Где на нем писать название?

Лимма

Большой корпус из светлого дерева задел огромные тяжелые подпорки, служащие в крепости для поддержки корпусов в основном в плохую погоду, когда на земле были лужи и слякоть. Обычно пилоты старались оставлять их поближе к себе, поэтому и основное жилое здание, и общежития училища окружали обширные незасаженные газоны – там пилотов ожидали корпуса с обеда или вообще всю ночь.

Около озерка пресловутые каменные глыбы, заботливо убранные из полосы между стенами, были оставлены намеренно, сохраняя привычный для плато дикий, нетронутый облик. Камни и густые заросли ивняка не оставляли места для корпуса непосредственно у воды – единственным выходом было установить его на стойки чуть дальше.

Растрепанный подросток, кутающийся под вечер в новенький плащ, несколько неуклюже попытался приподнять самолет корпус-контролем, чтобы аккуратнее поставить на подпорки: корябать дно о каменистую поверхность в первый же день очень не хотелось.

Такое простое со стороны движение запястья с закрепленным прибором на деле требовало ювелирной точности. Лишь спустя две попытки и ухнувшее в пятки сердце, когда нос корпуса неожиданно накренился слишком близко к замшелой глыбе, операция по водружению корпуса прошла успешно.

Облегченно выдохнув, парень спустился ближе к воде и сел прямо на землю, периодически оглядываясь и проверяя своего нового «спутника». Лишь убедившись несколько раз, что корпус падать не собирается, он расслабился и потянулся в тайничок под одним из камней: углубление в земле надежно прятало несколько самокруток.

Пальцы впервые за долгое время не дрожали, пока он поджигал бумагу, но зато теперь на них виднелись следы черной краски – той самой, которой Лётные выводили свои имена на корпусах.

– Умнее ничего не придумал?

Не было слышно ни шагов, ни стука крыльев на подлете – Дик возник неожиданно, заставив поперхнуться дымом.

Отдышавшись, Пес поднял голову и окинул взглядом окрестности озера. Синего корпуса даже не было видно.

– Что-то не нравится?

Удивительно, но сейчас он ощущал себя с Диком почти на равных. Будто бы его отделяли от прошлого с именем Сережа не пара часов, а пара лет, и вместе с привычными задором и легкостью внутри ощущался неожиданный стержень, уверенность взрослого человека. Еще утром он действительно больше был похож на бесцельно тявкающего щенка, сейчас же что-то внутри удерживало от поспешности, хотелось словно приберечь игривость, самому решать, когда позволить ей вырваться.

– Ты серьезно собираешься продолжать это, даже встав на крыло? Понимаешь, что тебе может стать плохо в воздухе?

Пес недоумевающе посмотрел на свою руку с сигаретой. Услышав голос Дика, он ожидал реакции на свое новое имя. Не мог же Рихард с его извечными колкостями просто закрыть глаза на такую выходку? Ладно другие, но он-то точно понял, ответом на что был его выбор.

– ПЕС! – Дик рявкнул на него так уверенно, будто много лет называл именно так. – Я не шучу, еще один раз, и…

– СЕРЕЖА!

Из-за зарослей выскочила тоненькая фигурка девочки и решительно бросилась к ним. Командирский голос резко не соответствовал ее хрупкому, изящному облику, и Дик в первые секунды просто ошалело смотрел на это явление: дисгармония очень бросалась в глаза.

Девочка застыла перед Псом, скрестив руки на груди и поджав губы, как заправская мать семейства, занятая воспитанием не первого ребенка. Ее можно было бы принять за близняшку Пса, так они были похожи: такие же черты лица, такие же длинные соломенно-пепельные волосы, только собраны они были не абы как в лохматый веник, а аккуратно подвязаны чистой лентой. Одежда – светлое платье и наброшенный поверх него плащ – тщательно выглаженная, только что не хрустящая, будто бы девочка и не продиралась только что через плотные ряды ив, а шла по главной улице.

– Ты же не собираешься всерьез летать с этой кличкой?! Сережа!

Тоном идеального завуча школы Лена пыталась докричаться до брата, совершенно не обращая внимания на застывшего рядом Дика. Пес, с обреченным видом отвернувшийся к озеру сразу же, как она позвала его в первый раз, не удержался и бросил на него взгляд – догадывался, что Рихарду не понравится столь открытое игнорирование.

– Ты мне ответишь что-нибудь или нет?! – Потеряв терпение, Лена обошла Пса кругом и встала перед ним, загородив вид на озеро. – Убери эту гадость!

Она попыталась выхватить сигарету, но Пес молниеносно отдернул руку. Дик распахнул глаза от изумления, не ожидая от него такой реакции.

– Когда позовешь по имени, может быть, и отвечу, – медленно протянул Пес, подныривая под ее руку. Встал и отошел в сторону, не забыв по пути выдохнуть дым на Дика.

– Собака, – яростно процедил тот и, схватив Пса за плащ, резко дернул назад, одновременно пнув его ногой под колени. Потеряв устойчивость, парнишка завалился на землю, и Дик бесцеремонно выхватил из его рта сигарету и отшвырнул в сторону. – Что не так, ты же хотел по имени, вот я назвал?

– Ты не имеешь права с ним так обращаться, Буаро тебе не это велел!

Гневное лицо девчонки возникло перед Диком чуть позже, чем воздух прорезал ее возмущенный крик.

– Ты его командир, и ты должен… – Вдохнув побольше воздуха для продолжения своей тирады, Лена подняла голову и наткнулась на равнодушно-пренебрежительный взгляд черных глаз.

– Что я тебе должен?

Пес хихикнул с земли, наблюдая за разворачивающейся сценой. Кажется, встретились достойные противники.

– Ты должен контролировать его и не давать вредить себе, а не бить сам! – Девочка на удивление стойко перенесла его взгляд, не отступив ни на шаг.

Дик повторил ее позу, скрестив руки на груди, и ласково посмотрел как на умалишенную.

– Если не хочешь видеть, как я бью, лучше свали.

Она непонимающе моргнула.

– Я же тебе сказала, что так нельзя!

Казалось, в ответ она ждала реакции не меньшей, чем раскаивающийся крик Дика «Как я мог забыть, больше никогда так буду!».

Дик молчал. Пес, так и не встав с земли, чуть сместился в сторону, за его спину, предпочитая быть максимально незаметным для сестренки.

– Сережа, что за детский сад, хватит за него прятаться! – Она заметила этот маневр.

– У меня имя есть, – зло, уже на исходе терпения, выдохнул Пес.

– Я не буду называть тебя как животное!

– А вести себя со мной, как с животным, лучше?!

– Я?! А то, что он тебя избил, тебя не волнует?!

Оказавшись непреднамеренно зажатым между ругающимися братом с сестрой, Дик был готов уже зажать уши, так резали слух их крики, к тому же приблизившиеся вплотную: Пес вскочил на ноги и теперь смело выкрикивал у него из-за плеча, Лена придвинулась еще ближе и только что не подпрыгивала, чтобы заглянуть Дику за спину.

– Обоих сейчас придушу.

Интонация, с которой он это сказал, мигом отрезвила парочку. Выскользнув из ловушки, Дик пошел прочь, мысленно костеря себя, что вообще влез в дела этой семейки. Хотелось только тишины и пару глотков свежего ветра: сладковатая гадость Пса будто осела в легких, раздражая рецепторы.

– Ты же поговорить со мной хотел! – Пес бросился за ним следом, чуть не растянулся, зацепившись за корягу, и вдруг сунул обе руки, растопырив пальцы, прямо в лицо Дику – тот еле успел отпрянуть, спасая глаза. – Вот, видишь, больше ничего нет!

– Сережа!

– У меня имя есть! – Пес с отчаянием оглянулся и с мольбой уставился на Дика, понимая, что сестра приближается. – Можно полететь с тобой, там она не достанет?!

– У тебя свой корпус теперь есть, – отрезал Дик, сам не чая, как поскорее взлететь.

– Да, но я… я же… – Пес беспомощно взмахнул рукой, вспоминая свой первый не очень удачный опыт обращения с контролем полета. Вероятность того, что он с первого раза без повреждений снимет корпус с держателей, была очень мала.

Синие крылья хлопнули над головой, унося Дика прочь. Пес обреченно смотрел в небо, даже не сразу поняв, что, сделав небольшой круг, Дик возвращается: не сажая корпус, он прыгнул через крыло, хватаясь за незаметный держатель, и протянул вторую руку Псу.

Не успев подумать, готов ли он к такому полету, Пес моментально вскинул в ответ свою и через секунду взмыл вверх, крепко удерживаемый Рихардом.

Корпус, накренившись под их весом, какое-то время летел, почти плашмя разложив крылья в вертикальной плоскости, а потом, реагируя на сигнал контроля, резко вернулся в горизонтальное положение. Дик по привычке просто перекатился по крылу, а вот Пса пришлось сильно дернуть за руку, чтобы он хотя бы смог ухватиться за поручень.

– Рука цела? – Дик просканировал взглядом, как неожиданный попутчик неуклюже подтягивается, чтобы переместиться внутрь корпуса.

– Кажется, да. – Пес, сам прибалдев от своего порыва, посмотрел вниз – озера уже не было видно, и корпус продолжал набирать высоту, направляясь при этом явно за стены Каньона.

– Я не в училище. На стене высадить?

– А с тобой можно? – замявшись, все же уточнил Пес.

Дик, не отвечая, развернул корпус в сторону леса перед крепостью. Заметно расслабившись, Пес стал разглядывать верхушки деревьев под ними, пытаясь осознать, что сейчас был действующим лицом одного из самых красивых воздушных трюков: такой «распластанный» полет ребята часто показывали раньше на соревнованиях, иногда спонтанно, а не для зрелища: при сильном ветре главной опасностью было оказаться зажатым между сложившимися крыльями, и пилоты специально избегали этого, поднимая корпус на дыбы. Ловкость, смелость и потрясающее доверие к партнеру, необходимые, чтобы легко перемещаться в воздухе между корпусами, просто шагая вниз с крыла и зная, что тебя подхватят, тоже казались раньше не его историей. По крайне мере, не с Диком, однако, вопреки характеру, надежность Рихарда чувствовалась очень сильно.

– Она всегда такая? – Голос Дика вывел его из раздумий.

– Это она еще отвыкла от меня, реже видимся с тех пор, как я в училище, – фыркнул Пес, уже отойдя от стресса. – Робкая была сегодня.

– Робкая… Неудивительно, что ты употребляешь и не в себе, – заключил Дик. – Правильно понимаю, теперь ее энергия будет и на меня направлена?

– Угу. – Пес вздохнул с совершенно искренним сочувствием. – Но ты же много летаешь, тебя сложнее достать…

– Сам не собираешься ходить на тренировки? Я тебя не буду все время возить, – предупредил Дик.

– Учить ты будешь? – уточнил Пес, впрочем в любом случае собирающийся все свободное время проводить в воздухе.

– Да, приказ Буаро. И еще теперь, когда у тебя больше времени, будешь ходить на тренировки со мной. Меч, копье, – уточнил Дик, видя недоумение на лице Пса.

– Как это у меня больше времени, если я буду все время учиться летать? И зачем мне ваши средневековые игрища?

– Ты же достроил корпус – значит, теперь свободен. Для занятий, которые определил тебе Буаро.

– Не уверен, что про меч он тебе сказал, – подозрительно насупился Пес. – Ты не ответил зачем.

– Чтоб ты не сдох. – Дик плавно направил корпус вниз, приземляясь на большую лесную поляну.

– Ты действительно ждешь нового нападения?

– Не сдох от безделья, праздности и своей травы, что случится очень скоро, если ты будешь предоставлен сам себе. И – да, я жду нападения.

– Безумец, – еле слышно пробормотал Пес. – Зачем мы здесь? Разве ты не хотел полетать?

– Хочу объяснить правила. – Дик поймал его взгляд, привлекая внимание. – С этого дня не куришь и не пьешь. Если увижу…

– Ударишь?

– Если только так понимаешь – да. И ты будешь ходить на все занятия, как я скажу.

– А…

– А если нет, скажу Буаро, чтобы запретил тебе вылеты.

– Здесь так не делают. – Пес с отвращением помотал головой. Только-только ему показалось, что они могут нормально ладить, и вот…

– Я не один день просидел не то что без корпуса, вообще под замком. Если Буаро решает спасти кого-то, не церемонится. Не думай, что, если он терпеливее меня, не может быть жестким. Не проверяй.

– Я тебе не попадусь, – с вызовом фыркнул Пес, правда отведя глаза.

– Попробуй. – Дик пошел в лес, поманив Пса за собой.

Замешкавшись, тот все же отправился следом, не понимая, чего хочет его новообретенный командир.

– Слышишь? – позвал его Дик спустя пару минут.

– Что я должен услышать?

– Свой топот. Так ты даже своей сестре попадешься.

Пса передернуло.

– Ладно, лучше уж твои тренировки, чем она, – выдохнул он, еще не понимая, как же сильно ошибается.

Губы Дика чуть искривились в ухмылке, и он пошел назад, к корпусу, уже бодрым шагом. Цель была достигнута.

– Завтра в шесть утра перед училищем, – бросил он за спину, готовясь взлетать.

– Что?!

Новый ученик Дика все же предстал перед ним наутро в нужное время, правда качаясь и еле продрав глаза. Дик решил не начинать ссору с первого дня, удивившись самому факту: ему не пришлось возвращаться в комнату за Псом и самолично его расталкивать. То, что парнишку силой стащил с кровати Анри и буквально выгнал за дверь на тренировку, осталось маленьким секретом Пса и командира второго отряда. Точнее, уже единственного, потому что прежние партнеры Рихарда по полетам, даже Рико, потихоньку отдалялись – сбегали – от Дика и его зверских тренировок на выживание, стараясь побольше летать с другими пилотами.

– А где все? – Сонно оглядевшись, Пес окинул взглядом площадку.

– Все сами тренируются, без няньки.

– Не много мне внимания? – Пес, стараясь скрыть любопытство, бросил взгляд на стойку с мечами и короткими шестами, которую Дик вытащил из подсобки. – А почему они боевые?

– А ты какие хотел, плюшевые?

– Ну… деревянные? А если я его на ногу уроню?

Дик, услышав такую версию боевой травмы, издал странный неопознанный звук и поджал губы.

– Будет стимул не уронить.

– Они же тупые! – радостно провозгласил Пес, приблизившись к оружию.

– Вы нашли друг друга, – с издевкой поздравил Дик и оттащил загоревшегося энтузиазмом ученика в сторону. – Сперва в порядок себя приведи. – Он еще раз осмотрел Пса, похожего на восставшего зомби. – Нет. Просто не свались, понял? Бежишь передо мной и не халявишь на каждом углу. Хотя бы десять кругов.

До халявы дело не дошло: Пес начал задыхаться еще на прямом участке первого круга и уже скоро обессиленно рухнул на землю, переводя дыхание.

– Вставай. – Дик попытался поднять его за шиворот, но с аналогичным успехом можно было пробовать передвигать куль с мукой: осевший на землю парнишка будто раза в два прибавил в весе и не двигался.

– Считаю до одного. – Дик достал из ножен Бездну.

– Ты не ударишь, – нечетко выговорил Пес, вспоминая при этом их знакомство и брошенный нож. Но Бездна же другое дело? Дик бы не стал просто так марать оружие клана…

С синим всполохом древний клинок вонзился у его бедра, пришпилив штанину к земле. Пес сквозь головокружение разглядывал темную струйку крови на ноге, не очень понимая, что произошло.

Дик наклонился к его лицу, возвращая кинжал в руку. На секунду лезвие замерло, как-то подозрительно направленное в сторону Пса.

– Встал и побежал.

Пес сглотнул слюну и попытался встать хотя бы ради того, чтобы не смотреть на Дика в упор. Неизвестно как, но черные глаза казались еще страшнее, если Рихарду что-то не нравилось. Сразу оказалось, что силы закончились не до конца. Так и не отдышавшись полностью, Пес медленно потрусил вперед под пристальным взглядом своего надсмотрщика.

Дальше было хуже. Он падал чаще, сбивал колени, задыхался, глаза окончательно заволокло дымкой, и голос Дика пробивался будто через толстый слой ваты. Пытался ли Дик снова пустить в ход оружие, Пес уже не понимал и реагировал, как животное: пнули – откатился подальше.

В какой-то момент, когда дурнота почти победила, Пес даже обрадовался: почувствовав приближающийся спасительный обморок, просто сдался. Но тут же тело, обмякшее на песчаной дорожке, окатили ледяной водой.

Пса будто подбросило вверх – он смог оказаться на коленях, но чуть не упал снова, когда на голову обрушилось второе ведро, и он заорал от неожиданности и дикого холода: вода температурой напоминала лед. Залило нос, уши, попало в горло, когда он тщетно пытался откашляться, и теперь стылая жидкость ужасно неприятно обволакивала еще и изнутри. Пес долго не мог прийти в себя, все время ожидая еще одной атаки, но Дик просто стоял рядом, безучастно наблюдая за его мучениями.

– Дай угадаю: встал и побежал? – хрипло выдавил из себя Пес, когда смог наконец поднять на него глаза.

Он ненавидел, когда Рихард так самодовольно ухмылялся, но вместе с отвратительной гримасой перед его лицом появилась протянутая рука.

– Второе – угадал. – Дик не убирал руку, ожидая, когда Пес сможет подняться с его помощью.

Опасаясь подвоха, Пес все же стиснул ладонь и кое-как встал, почти завалившись на Дика, и тот, выставив вперед кулак другой руки, удержал горе-ученика на расстоянии от себя.

Совсем паршивый вид, читалось на его лице, но ругаться Рихард не стал.

Они смогли пробежать только полтора круга вокруг училища. Пса мутило так, что он дрожал всем телом, и от холодной воды, стекающей по волосам, и неприятно прилипшей к телу одежды было только хуже.

– Переоденься иди и возвращайся. Дойдешь? – Дик медленно убрал руки, следя, чтобы Пес мог стоять сам. И, вытащив из кармана на поясе пузырек, протянул:

– Чтоб не простыл, а то сейчас продует на высоте.

Пес долго пристально смотрел на него, чуть пошатываясь на слабых ногах, затем резко выхватил протянутую настойку и побрел назад, ко входу в здание.

Стойка с оружием, оказавшаяся пока ненужной, сиротливо стояла в тени. Пес, проходя мимо, намеренно не хотел смотреть в сторону так любимых Диком лезвий, но один клинок, не замеченный им вначале, сейчас привлек его внимание. Водруженный на самый верх, он разительно отличался от остальных: лезвие было из сплава, в котором неизвестные металлы сплетались, образуя узор из светло- и темно-серых стальных оттенков, какой-то совсем дикий, бессистемный орнамент, напоминающий разводы на коре деревьев. Рукоять было сложно разглядеть: даже чуть-чуть поднять голову вверх для Пса оказалось тяжелым испытанием. Но возникло подозрение, что оплетка была схожа с ползучими побегами и выполнена в растительном стиле.

– Нравится?

Пес вздрогнул от голоса за спиной, как всегда не услышав, как подошел Дик. Рихард неспешно протянул руку и снял меч, держа его на доступном для Пса уровне, давая рассмотреть. Вблизи клинок завораживал еще сильнее, хотя ему и не хватало опасной остроты: как и другие, он был затуплен.

– Это такой же сплав, из которого Бездна?

Пес почти протянул руку, чтобы коснуться меча, но тут же отдернул, не зная, чего ожидать от Дика.

– Сплав другой, способ ковки тот же. Его делал отец, – пояснил Дик, внимательно следя за реакцией. – Перестанешь подыхать через шаг – заберешь его, он для тебя.

– Это шутка?

Дик развернул его за плечо, направив к дверям.

– Переоденься и не забудь лётный плащ.

Когда Пес натянул сухую одежду, оказалось, что ледяной душ даже принес своеобразное облегчение. В голове немного прояснилось, и было бы огромным счастьем просто остаться в комнате, повалиться на кровать и заснуть, но Дик почти в открытую сказал, что они пойдут летать, а эту тренировку Пес никак не хотел пропускать или откладывать.

Корпус-контроль пока был для него просто наручем, непривычным дополнением к одежде, и иногда даже возникало жгучее желание снять неудобную вещицу. Пес пробежался пальцами по кнопкам, разглядывая панель. Включение рации, включение собственно связи с корпусом и ряд цифр, чтобы набрать номер чужого корпуса для разговора или принятия контроля на себя. Последним обычно пользовались пилоты во время многодневных перелетов: они разбивались на пары и вели корпус попеременно, давая отдохнуть товарищу.

Вспомнив номер корпуса Дика, Пес неуверенно набрал цифры, просто чтобы проверить прибор.

– Долго еще? – Голос вырвался из динамика так отчетливо, будто Рихард стоял рядом.

– Иду. – Пес так поспешно отключил связь, что не был уверен, услышал ли Дик его.

Когда он снова оказался на улице, его корпус уже стоял на земле рядом с синим корпусом Дика, и не тронутое краской дерево выглядело как-то непрезентабельно на фоне индиго-черных волн, перекатывающихся по всей поверхности соседних крыльев и остова. Пес ощутил укол недовольства, будто бы он виноват, что еще не успел раскрасить свой, и мысленно пообещал исправить это в ближайшее же время.

– Разве ты можешь подключаться к управлению без моего согласия? – поинтересовался Пес, глядя, как на крыльях его корпуса медленно гаснет синее свечение – последствие того, что Дик снял его корпус с креплений и пригнал к училищу своим контролем.

– Если чуть переделать контроль, можно, так – нет. Главное, что есть в небе, – полное доверие друг другу. Если кто-то решает вести тебя, значит, ты сам попросил или это необходимо.

– Или кто-то просто творит что хочет.

– Нет. Запомни это. – Дик одернул его, возвращая внимание к себе. – Твоя уверенность, что это нужно в данный момент, и готовность полностью нести ответственность за жизнь другого. Если уверен в обоих чувствах, можешь вмешиваться. Только так. И не рыпайся, когда внезапно, даже без видимой причины, повели тебя: если ты не видишь повода, не значит, что его нет, просто доверяй.

– И тебе?

– Мне в первую очередь. Буаро поставил нас в связку, значит, наши жизни зависят друг от друга.

– Мы не на поле боя. – Пес поморщился, видя, как Дику не понравилась предыдущая фраза. Он и сам был не рад, но такое отторжение было все равно неприятным. – А как же ты? Тебе тоже придется доверять? Мне?

Для убедительности он ткнул себя в грудь, будто пытаясь донести до Дика всю курьезность ситуации. И вся крепость, и сам Дик наперебой твердили ему, что он и о себе не может позаботиться, и Пес знал прекрасно, что это правда. В глубине души он на самом деле понимал раздражение Рихарда: с его уровнем иметь в напарниках равного себе было действительно вопросом выживания. Что в воздухе, что на площадке с мечом в руках, Дик всегда ходил по грани, не жалея себя, бросаясь без колебания в любую авантюру, пробуя и принимая самые безрассудные идеи.

Летать с ним должно было быть потрясающе. Пес неожиданно понял, что скорость, трюки, за большинство из которых Дик получал по шее (никто в крепости не хотел увидеть, как он разобьется), – все то, чем владел Дик в воздухе, было уникальным. В этом смысле он и правда благодаря Буаро получил счастливый билет.

– Мне не нужна помощь или страховка, сам прекрасно справляюсь. Так что, если не собираешься намеренно убиться, уже хорошо. – Голос Дика вернул его в реальность. – Сможешь взлететь?

Пес занял позицию между крыльями, зайдя через площадку в хвосте, опускающуюся до земли. Осторожно повторил движения, которые ему показывали еще при постройке корпуса, – вместе с ним конструкция плавно приподнялась от земли, продолжая набирать высоту.