Живи счастливо бесплатное чтение

Все мы избираем свой путь,

даже если идем по дороге, вымощенной другими.

Каждый раз, как я еду в город или из города домой, я проезжаю мимо кладбища. Таблички с именами. Эти жившие люди уже ничего не смогут изменить. Я могу. Что я изменю сегодня? Стану ли я чуть лучше? Сделаю ли мир чуть лучше? Или будет хуже? Мир меняется вместе со мной, он мое отражение? Почему я знаю его другое отражение? Я стала хуже?

Зная зеркальный закон, не заблуждаюсь ли я в зеркалах? Что зеркало, а что я? Нужно ли мне это знать?

Луч света, отражаясь в зеркале, может прожечь дыру. Не могу ли я так же прожигать дыры? Может, тогда лучше не светить? Или просто не светить в зеркала? А может, я не луч света, а темнота? В темноте зеркала не отражаются друг в друге?

А пока я еду мимо кладбища, мимо тех, у кого мыслей нет. Есть лишь тишина, прерываемая взмахом крыльев не ангелов, а птиц.

Птицам все равно, что я думаю. Они в зеркале лишь увидят другую птицу, и какая будет их реакция? Заклевать или исполнить брачный танец? И знает ли птица, что это она сама?

Это не конец, для меня это начало. Начало новой жизни.

Я хотел вылечить близкого мне человека. И я залез туда, куда лезть нельзя. Люди для меня открытые книги – я могу взять любую и начать читать. Но однажды в одной из таких книг я прочел о себе…

Книга жизни Екатерины

Как я бы описала свою жизнь кратко, «без воды»? Родилась. Вышла замуж. Родила. Заболела. Родила. Заболела и написала книгу. Но «без воды ни туды и ни сюды».

Странно, но после выздоровления становишься счастливее. И мне хотелось бы стать счастливее, оставаясь здоровым человеком. Я постараюсь описать, как любить ту «воду» в нашей жизни, что мы не ценим. У нас есть вода, мы можем просто выпить воды или приготовить чай. Можем даже набрать ванну и, погрузившись в теплую воду, не думать о ее ценности. Африканцы лишены такой возможности, и ценность воды у них другая. Когда смерть стоит у твоей кровати, ценность жизни меняется. И понимаешь, что жизнь – подарок. А в болезнь иногда завернут подарок. Вернее, подарок завернут всегда, но задача в том, чтоб его увидеть.

Январь 2019. После операции прошло время, а я всё не свыкнусь. Я видела, как у людей бывают рецидивы, как они умирали. Как рыдали ночами, почему опять, не знали, как пережить этот кошмар снова. Я так не хотела, мне лишь 35. У меня дети! Это должно закончиться!!! Я не переживу это снова. Как сделать, чтоб это не повторилось? Я перебираю в памяти всех людей, что прошли через это. Их истории. Впервые я сталкиваюсь с онкологией в 16 лет. Мой учитель математики… Как ее сын даже в 16 лет будет без нее? Позднее – мать соседского мальчишки. О ней мне напоминают цветы, что растут у подъезда. Лучше б она продолжала возмущаться и гонять подростков с подъездов… Женщина с третьим рецидивом, она, видимо, что-то не осознала, и это случалось с ней снова. Мужчина, что скоро умрет, а пока ему не для чего жить. Очень сильная мать, которая до болезни делала невозможное для своих детей и умерла после 40, оставив двухлетнего малыша. Ее малыш сидит в планшете сутками напролет. Как она могла оставить его? Сколько их, что умерли? И, кажется, нет тех, кто выжил. Подруга хочет меня поддержать, говорит, что знает женщину, что уже лет 10 после этого живет. А я не вижу просветов, но тревожность и депрессию я уже проходила, и надо найти выход, чтоб мои дети имели мать.

Я собираю в памяти и тех, о ком читала и кто выжил. Их всех объединяет, что им было для чего и было для кого жить. У них были или появлялись любимые дела. Они не могли оставить своих близких.

Что-то во мне начинает происходить, все знания переплетаются, и я знаю одно, мне нужны силы, я не могу оставить своих детей. Сколько это тянется, я не знаю, я плохо сплю или вообще не сплю, во мне идет какая-то борьба, и я понимаю, так нельзя. Мне нужно что-то, что-то для себя. И приходит решение. Решение, в котором есть выбор. Странно, но я успокаиваюсь. Я принимаю решение, и мое состояние начинает быстро меняться.

Я вылечилась. Когда ты выжил, задаешься вопросом: почему ты выжил? Почему другие с таким же диагнозом умирают? Почему бывают рецидивы и как их избежать? Я осознала, что болезни, приходившие ко мне, говорили: ты живешь не так, измени свою жизнь. Но я не слушала, и болезни приходили всё тяжелее. Я была вынуждена изменить свою жизнь.

Мой ответ: ты выжил, потому что изменил свою жизнь и для того, чтоб изменить свою жизнь. Также некоторые навязывают ответ, чтоб помочь другим. Нет, если помощь другим будет доставлять удовольствие, улучшает вашу жизнь, то помогайте. Только то, что будет вами любимо и в чем конкретно вы видите смысл, что является вашей мечтой, будет изменять жизнь к лучшему.

Как итог я написала книгу о том, как изменить свою жизнь, чтоб такие болезни обошли стороной, и где взять силы на то, чтоб справиться, если уж болезнь пришла. С сил и начну. У людей, что выжили, были любимые дела и близкие люди. Всё любимое дает нам сил, дает мотивацию жить. Осталось найти нашу любовь.

Зачем писать подобную книгу, если сказано и написано так много? Написано много, но почему не так много людей ее познали? Возможно, потому, что любовь принято рассматривать как чувство к другому человеку. А это лишь одно из направлений. Основа ее в другом.

Очищение пространства

Лучше быть одной, чем с кем попало, считала я. Я была одна до 19 лет. Нет, был один парень, с которым я общалась, были и те, кто хотел со мной «гулять». Только я не хотела. Я романтичная особа, воспитанная на стихах Ахматовой, Цветаевой, мне нужен был если не принц, то любовь одна и на всю жизнь. Ее я и искала всеми путями, книгами, мечтами, что давала жизнь, и нашла, но не там и не так.

Любовь под мусором? Странное название для книги, но иначе не сказать. В пустой комнате гораздо легче найти ту вещь, что нужна. Она на виду. А если заставить комнату мебелью, принести книги, коробки, то найти станет сложнее.

Приходя в некоторые захламленные дома, мы не понимаем, как среди кучи предметов можно хоть что-то найти? И можно ли во множестве таких комнат найти любимую вещь? Хорошо, если у нее есть свое место, и человек точно знает, где она лежит. А если нет? Сколько времени он потратит, перерывая кучи шкафов, ящиков, заглядывая во все уголки? А если вещей надо найти несколько? Всегда проще искать там, где вещей минимум. Поэтому первым шагом будет убрать лишнее. Вторым – навести порядок. Рассортировать нужно там по удобной нам системе: категории, временной иерархии, значимости, хоть по цветам, лишь бы нам самим было легче искать.

Убираем хлам

Можно начать очищать свою жизнь от мусора в прямом смысле. Тут мне очень помогла книга «Магическая уборка». Не буду заниматься плагиатом, просто скажу: отдайте, продайте всё лишнее. После такой уборки появляются силы и желания творить. Смешно, что сама я такую уборку затеваю в третий раз. В первый я вынесла из дому 2/3 квартиры, вернее вещей из нее. И эта уборка длилась более 2 недель. Во время второй уборки я только бумажки (квитанции, документы на ипотеку и прочую макулатуру) разобрала и старалась оставить только любимые вещи. В прошлый раз я смогла раздать те, что с пятнышками и мне не идут. Вещей надо было разобрать меньше, но как же было не легко. Сейчас намереваюсь закончить разбирать все вещи в кладовке. Самая маленькая комната, а самая для меня тяжелая. Разберу вещей 20, и всё, я без сил. Иду кушать. От такой уборки сколько лишних кг было бы во мне, если б та же уборка их не сжигала? Видимо, пошла самым легким путем и черпаю энергию из еды, а ведь есть еще столько способов. Но об этом позже.

Неоконченные занятия, отношения.

Разбирая хлам, мы видим множество вещей, которые хотели сделать и не сделали. Эти вещи, неоконченные дела вызывают чувство вины, сожаления… Все это тут же отнимает силы. Чтоб силы не ушли на эти чувства, нужно закончить эти дела. Закончить все, что начали. Недовязанный свитер – распустить и подарить нитки или начать довязывать прямо сегодня.

Дочитали книгу или сказали себе: «Я взяла из нее все, что мне было нужно, и больше я к ней не вернусь». Если лет через 5 захочется ее дочитать, то никто не мешает, но это уже будет новое занятие, а то будет завершено. Кстати, очень полезное занятие – не тратить время на книги, людей, которым вам нечего сказать. Уходить с плохого фильма, чтоб потратить время на тех, кого действительно любишь, или тех, кому действительно хочешь помочь, или заняться тем, чем действительно хочется, нравиться, или просто доставить себе удовольствие другим, действительно классным для вас фильмом. Но для этого нужно уйти и сделать выбор в пользу того, что хочет душа. Не врать себе, а услышать ту правду, которая говорит с тобой постоянно, но которую ты часто не хочешь слышать, так как она очень болезненная для нас. Очень тяжело довериться голосу души, кажется, это какая-то чушь, ну почему я хочу пойти этой дорогой и пойти медленнее или быстрее? А ты попробуй сделать это и увидишь, что будет. Ты встретишь или любимого человека, которого давно хотел встретить, или того, с кем не хотел бы встречаться никогда, но в любом случае, если не испугаешься, эта встреча может перевернуть всю твою жизнь. А может, ты никого не встретишь, ни новых людей, ни старых знакомых. А увидишь что-то в глубине себя, в глубине окружающей природы, просто позволь себе посмотреть на мир широко раскрытыми глазами. Ведь миру всегда есть что сказать тебе, просто ты не хочешь этого слышать. Жить в предсказуемом мире проще и, кажется, безопаснее, но тогда и не жди так же и чудес в своем мире, ведь они тоже часть непредсказуемой жизни. Есть ли чудеса? Ответ и да, и нет. Да, если ты в них веришь и позволишь себе с ними встретиться, по-новому взглянув на мир. И нет, если ты так решил, и все так банально и предсказуемо, все давно изобретено, и все давно просто и понятно, и ничто не удивляет, и человек просто компьютерная машина со своими программами, просто чуть умнее обезьяны. А все другие программы с чудесами – это вирус, и лучше ее удалить – так безопаснее. Ведь когда все так предсказуемо, никто тебя не отвлекает от твоей предсказуемой работы, и все идет по накатанной, своим чередом, и мы забываем жить. И только неожиданности, как приятные, так и не очень, могут выдернуть нас ото сна, в который мы погружаемся. Монотонная, однообразная деятельность медленно нас убивает, а в то же время спасает. Вот я выбираю однообразие и скуку, когда неожиданностей и так слишком много и потрясений. А когда жизнь стала предсказуемой и выправилась, и поехала по накатанной, тут-то и нужно получить новые впечатления и удивляться разнообразию жизни.

Увидеть ненужные вещи, не приносящие удовольствия дела, отнимающие силы отношения сложно. Но еще сложнее увидеть прошлые ситуации, воспоминания, которые радуют или которые злят, вызывают чувство вины.

Пришло время описать мой путь, чтоб кто-то его не повторил.

Чтобы вспомнить, у меня есть чертоги памяти: это мой город детства. Сидя на колесе обозрения, я вижу всё, что мне дорого: лес; мой садик; мой университет; дом родителей. И к каждому пункту я могу приблизиться и вспомнить любое значимое событие до 28 лет. Библиотека. Я иду за детскими детективами. Новинок нет. Экономлю на завтраках, чтоб купить лишнюю книжку. Обмениваюсь книгами с одноклассницей, договариваемся, какую она купит, а какую я. Я могу уйти по линии к школе или к книгам, или к одноклассникам. А могу снова сесть в колесо и увидеть: площадка. На ней автобус, видавший лучшую жизнь. Детьми мы понарошку чиним его и едем. Вокзал. Я вспоминаю вокзал и могу переместиться в другой город: туда, где я впервые изменила свою жизнь. Или в мой дом и вспомнить события взрослой жизни после двадцать седьмого дня рождения.

Первая встреча

Весна 2011 года. Мрачная картина: измученные супруги, которым еще нет тридцати, прошли мимо здания, которое давно требовало ремонта. Забор. Ветхая деревянная пристройка.

– Что это за место? Мне тут не место! Нашли нужный дом. Фу, хоть это оказался не тот сарай, но ноги уже собрались валить домой. Он же не оставит меня тут? – думала я, сдерживая слезы.

Прошли два наркомана. В силу своей профессии мой муж Павел умеет их распознавать. Обсудив красоты местных фасадов и колорит персонажей, муж сказал, что в этом окружении мне не место. Я чуть не начала реветь уже по другой причине:

– Он меня не бросит в этом притоне!

Тревога тут же ослабла.

– Поехали домой? – с надеждой в голосе предложила я.

Я и без этого была напугана и уже не хотела идти к психологу, что сама себе нашла. Но муж сказал, что раз уж приехали, надо зайти.

Психолог имел военную выправку, и больше сорока пяти и не дашь. После пары фраз психолог решил переговорить с моей половиной наедине. Я прочла всю информацию, что висела у кабинета:

«Жук Л.В. Психотерапевт, психиатр, нарколог, сексолог».

Подсчитав стаж его работы, я поняла, что он уже должен был справить 50-летний юбилей. Будет небось лечить средневековыми пилюльками и нафталиновыми уговорами. Мне это не надо. Может, всё не так уж плохо и я справлюсь без этого пенсионера, грызущего ручку?

Выйдя на улицу, я села на скамейку и сделала еще одну робкую попытку себе помочь. Позвонила своей подруге. Ее мама ходила к известному психологу К., и ей помогает. Стоимость была для меня неподъёмной. Я уже месяца четыре как уволилась, чтоб окончательно не лишиться здоровья и быть с сыном Костей.

Вышел муж. Сказал, что видит ситуацию по-другому и Жук мне поможет.

Я нехотя пошла в кабинет. Психолог протер глаза, должно быть, от усталости, представив объём работы.

– Странный психотерапевт, – думала я, сидя в кабинете. Но муж сказал, что он мне поможет. В это я не верю, но мужу верю.

«Кто я такая и что тут делаю?» – спросит читатель.

Тогда я тоже задавала себе тот же вопрос. Эта богадельня была нет, не последней надеждой. Я уже ни на что не надеялась. Я была на дне. Богадельня имела аббревиатуру СОТа. В переводе, наверное, «Столетнее отделение трутней», – подумаю я, когда юмор во мне проснется. А пока боль и страх сковывали меня. Все казалось сном, и я мечтала проснуться без страха.

– Кто ты? Откуда приехала? – начал меня спрашивать психолог.

– Меня зовут, – ответила я и замялась. Хотела сказать «Катя», но, вспомнив тренинги в универе, сказала:

– Катерина.

– Ну рассказывай, – сказал психолог, не взглянув на меня.

Безразличным тоном, с деланным спокойствием я произнесла:

– С чего начать?

Внутри же тряслась от страха, как будто сижу в холодильнике.

– С начала. С чего хочешь? Что тебя сюда привело? – психолог оторвал глаза от бумаг.

От нахлынувших воспоминаний я внутри разревелась. Мне было уже все равно, что со мной будет, поэтому я решила рассказывать как есть.

– Все началось полгода назад.

– Так, а сюда что привело? – перебил Л.В.

Я тогда не знала, как бывает ценно время. Но вот беда, меня нельзя прерывать. Я замыкаюсь в себе и теряю мысль.

Я хотела встать и уйти. Но продолжала сидеть, ожидая продолжения. Его не последовало, но мне стало чуть легче. Но оставаться я не собиралась. Я должна быть с сыном.

– Я, наверное, домой поеду, – сказала я, поднимаясь.

– Сидеть! – послышался приказ Л.В.

Это меня обескуражило и встряхнуло.

– Что из тебя клещами тащить? – улыбнулся психолог.

– После того как я отдала ребенка в сад, он начал болеть, – осторожно начала я.

– И что? В саду все дети болеют.

– Да, с сентября по декабрь так и было.

– А потом?

– А потом что-то случилось. Я не хочу вспоминать. – начала тереть я лицо, вспоминая и стараясь не разрыдаться.

– Надо. Это надо тебе. Уже нечего терять, – мысленно уговаривала я себя.

Набрав побольше воздуха, я выпалила:

– Мы с подругой поехали в Финляндию, хотя мама была против. Я сильно кашляла. – пояснила я.

– Мы с подругой магазин хотели открыть. – прыгала я в воспоминаниях. – Потом я хотела купить подарки к Новому году в соседнем городе. Мама опять была против, чтоб я ехала.

– И?

– А я всё болела. Обычно за неделю, без лекарств всё проходило. А тут выписали антибиотик. Он не помогал. Выписали другой. К концу января держалась температура, кашель. Зашли разговоры о том, чтоб лечь в больницу. Но я категорически отказывалась. Меня ничто не радовало. Матери надоело со мной возиться. Каким-то образом меня отправили в больницу. Там мне стало еще хуже. Их уколы, капельницы не помогали. Меня тошнило. Мне сменили антибиотик, уже четвертый. Тошнить меня перестало, но становилось всё хуже. Через неделю я не могла встать с кровати…

Воспоминания накрыли меня:

– От пневмонии умирают. – сказала как-то мне врач, видя, что нет улучшений.

Тревога и без этих слов лилась во мне через край. Обливаясь липким, холодным потом, я боялась открытых окон, грязи в туалетах и не только. Тетка с двойным поражением легких. Вдруг у нее другой вирус и я заражусь? Глядя на бабулю-астматика, мне становилось плохо. Я думала ей тяжелее всех, она вечно открывала окно, чтоб вздохнуть. На удивление бабуля была более жизнерадостной и вскоре ее выписали.

Подруга и родные посещали меня все реже. Я уже отчаялась. Думала, хорошо уже мне не будет никогда. Я не могу встать, хожу в утку.

Я уже не хотела, чтоб они ко мне приходили и видели меня такой. Для мужа я была обузой, он не знал, что со мной делать. Смерть мне начала казаться избавлением от этого унижения, бессилия, тревоги.

Воспоминания, чувства и мои мысли бешено скакали по кабинету психолога. На деле прошло лишь несколько мгновений. Я вынырнула из воспоминаний и поняла, что успела произнести только:

– Потом мне позвонила мама и сообщила, что Костя заболел. – мой голос сел. – Это мой сын, ему три года. – срывающимся голосом произнесла я. Слезы мне уже было не остановить.

– Что было потом?

– А потом я должна была быть с ребенком. – рассказывала я, усиленно пытаясь не скрещивать руки и ноги. Но все равно периодически их переплетала.

Тягостные и стыдливые воспоминания подплыли снова. Вроде бы я успела сообщить их часть. У меня болело сердце, отдавая в руку. Врачи мне потом сказали: разберёшься с пневмонией, потом уже сходишь к кардиологу. Я начала массировать себе какие-то шарики на спине. Через несколько дней я смогла встать. Костику стало лучше. Меня выписали, сказав, что и так я очень долго у них была, держать они меня более не могут.

Я приехала домой, думая:

– Наконец-то всё закончилось.

Через день у Кости снова поднялась температура. Врачи сказали: ему надо в больницу. Я легла с ним в детскую. Амбулаторно долечиться мне самой не удалось. Казалось, до меня никому нет дела.

В детской больнице меня внутри раздирало:

– Почему? Ну почему это случилось? Почему это не кончилось? Где, когда и что я сделала не так?

– Почему я должна была делать Костюне уколы?  – спрашиваю я.  – Ему же больно.

И вновь я погружаюсь в воспоминания:

Страхи не оставляли меня ни на минуту. Я не могла ни на чем сосредоточиться. Я так любила ванну, а тут я боялась в нее залезть. Когда Костю выписали, лучше не стало. Все страхи пришли со мной домой, прихватив с собой пару друзей.

Я еще делаю усилие и произношу:

– Я не хотела отдавать Костю в садик, но мать настояла, сказав, что ему лучше заболеть, чем с такой мамашей.

Как следует высморкавшись, я произнесла:

– Костя заболел опять.

Голова моя трещала. Но останавливаться нельзя.

– И так и пошло: гайморит-отит-гайморит… – выпалила я на одном дыхании, боясь, что меня опять перебьют или я передумаю. – В итоге в сад он пока все же не ходит.

Выслушав очередную порцию моего нытья, он восклицает:

– Руки покажи.

Я замешкалась, от смущения, что он мог обо мне подумать, замотала головой.

– Покажи руки, – в его приказном тоне послышалась угроза.

Я закатала рукава, обнажив чистые худенькие руки.

Л.В. с облегчением расслабился на стуле.

Надо бы описать чучело, что перед ним сидело: 40 кг бледного тела, висящие сосули вместо волос. Папиллома на лице выгодно затеняла впалые щеки и круги под безжизненными глазами. Пульс 100 ударов в минуту, при обычных моих 60. Скоро 30 лет. До болезни мне и 20 не давали. А сейчас говорят: «Маленькая старушка».

– Брак был по любви? – послышался вопрос психолога.

– Да. – ответила я.

Про себя думая:

– А как еще-то? Замуж выходят только по любви.

– Я предлагаю тебе у нас пожить немного. – выдернул меня из мыслей голос психолога.

– В смысле пожить? – растерянно спросила я.

– Полежать не амбулаторно.

– Нет. Это мне не подходит. Есть другие варианты?

– Какие? – поинтересовался Л.В.

– Ну там гипноз мне дайте, и я поеду.

– Это не лучший вариант. – тяжело выдохнув ответил психолог.

– Почему?

– Потому что через некоторое время все возвращается.

– Ну и что? Хотя бы так.

– Да, но время упущено.

Л.В. сделал паузу и продолжил:

– У нас нет гипноза. Знаешь, у нас в России самые лучшие гипнологи…

– Господи, – подумала я, – куда я попала? Манипулирует, сейчас кинется мне историю гипноза втирать.

Психолог вдруг остановился. Я была вынуждена переключить мое внимание с мыслей на Л.В.

– Ты на кого училась?

Я с грустью усмехнулась и сказала:

– На психолога.

– Останешься? Бесплатно. – предложил Л.В.

Я замотала головой.

– Побудь у нас недельку. Не понравится – уедешь.

– А смысл?

Меня дома ждал ребенок, а зачем мне быть тут, я так и не понимала.

– Если ты не останешься, дальше будет только хуже.

Возникла пауза.

– Родители разговаривают при мне, как будто меня нет и я не слышу, – осторожно произнесла я.

– И что говорят?

– Что меня надо в дурку, а им придётся растить Костю, – выдохнула я. – У меня что, могут забрать ребенка? – оторвала я глаза от пола.

– Такой исход возможен.

– Тебе здесь будет лучше, чем где бы то ни было еще, – психолог поднялся.

Я видела, что он терял терпение. Но я так и не приняла решение.

Психотерапевту придётся сказать фразу, после которой я все же останусь. Но я решаю поиграть в дуру, чтоб посмотреть, как тут и что делают с людьми при необходимости свалить.

Сейчас, по прошествии многих лет, вспоминать все прошлые годы мне невероятно тяжело. Мне так хотелось запереть это все и сказать, что этого никогда не было. Сейчас я понимаю, что только оттолкнувшись от этого дна, я та, кто есть сейчас.

Игры в прятки

Я лежу тут вторую неделю. За это время прогресс небольшой. Проходя мимо поста медсестры, я увидела красивый дневник. Он был красиво оформлен вручную. Я решила записывать то, что было важно для меня.

Вспомнила, как я подростком записывала каждый прожитый день. Но как встретила Пашу, прекратила. С ним мы гуляли, общались, и все, что раньше я рассказывала дневнику, я говорила ему. А сейчас его нет рядом, и я опять веду беседы с дневником.

Чем больше я писала, тем больше осознала: что думаю о других людях, а не о своих близких. Почему другие и их мысли обо мне важнее?

Кому я тут могу все рассказать, это Л.В. После наших разговоров я чувствую душевный подъём. Я даже рассказала о своей старой дурной привычке. Реакция его была странной – он посмеялся. Я тут же смутилась и устыдилась.

Тревога моя периодически отступала. Иногда все было прекрасно, я даже научилась отслеживать свои мысли, после которых она появлялась. И казалось, зачем меня пичкают таблетками, которые я всегда терпеть не могла. А иногда присниться, что Костя заболел, и я опять боюсь.

Мне нравилась арт-терапия. В первый раз я зашла на нее и совсем упала духом, увидев преподавателя.

Лет семь назад студентом я сдавала ей зачет по арт-терапии, а теперь буду рисовать в качестве пациента. Видимо, она меня не признала, я тоже сделала вид, что мы не знакомы. Мы рисовали карнавальный костюм. У меня вышло красное платье на берегу моря.

Во второй раз надо было изобразить свое положительное качество. И отрицательное качество, от которого хотелось бы избавиться. У меня вышли: ответственность (она опять же была по отношению к другим людям) и лень (хотя мне хотелось нарисовать свои страхи и свою тревожность). В следующий раз рисовали животное, на которое мы похожи. Я покапала водичкой на овал с четырьмя сосисками, и вышла пушистая кошка. Хотя себя я ощущала мышью, которая тревожится за свое будущее и Костика.

Других людей я избегала и даже побаивалась. Кто-то со странностями. Кого-то было слишком жалко. Особенно тех, кто пережил насилие со стороны чужих и еще хуже близких. Тех, кто потерял родных и остался совсем один. Как выживают люди, потеряв родителей в детстве? А были и те, у кого-то ни мамы, ни папы вовсе не было никогда. Так плохо становилось от их историй.

На фоне этого у меня просто ерунда. Я не понимаю, что со мной. Наверное, я настолько слабая. Родители, видимо, правы, я нытик, ною на пустом месте.

Были у нас и физкультура – работа с душой через тело. Делая упражнения, я еще больше тревожилась, слыша хруст суставов. Как бабка, ей-богу. Как я буду дальше жить, если в 27 лет такое? Умом я понимаю, что нужно только успокоиться, и всё постепенно придет в норму. Как говорит Л. В.: «Были бы кости, мясо нарастёт». Я ему верю, что это всё нервное и нужно только чем-нибудь заняться, и всё пройдет. Может, мне в игрушки на компе поиграть? Но где его тут взять? Даже в комнате тестов стоят такие «динозавры», которые загружаются минут по 20. Я как будто не в 2011, а в конце девяностых в лучшем случае. За этими «пнями»1 не то что не поиграть, их давно пора выкорчевать, чтоб сами не мучились и не мучили пациентов.

Прошло две недели моего пребывания здесь. Другие пациенты говорят, что тут по-настоящему отдыхают, как на курорте. Почему у меня не так? Мне плохо, и я хочу скорее домой. Сегодня должен приехать мой муж. Как назло, он приехал с насморком, и рядом с ним я боялась заразиться. Он быстро уехал, так что, несмотря на мое возродившееся сексуальное желание, мы так и не удовлетворили эту потребность.

Опять проснулась посреди ночи. Вернулись мысли об Костике:

– Ну как он будет жить без меня, если я не смогу выбраться из этой паутины тревожащих мыслей, доходящих до панических? Я должна, ОБЯЗАНА выйти из этого состояния и вырастить его, чего бы это ни стоило.

Сказать, что я на этом «курорте» расслабилась? Нет. Очень напрягает девушка, с которой меня поселили в одну палату. Палаты были на четверых, но пока мы были там вдвоем, она очень часто по диагонали меряла палату шагами. Зачем – я не знаю, а спросить боюсь. И засыпать при ней боюсь. Но хоть у нее нет кучи лекарств, как у многих тут. И чем старушки болеют? Про баралгин, ибупрофен я знаю, приходится частенько их принимать от головной боли, которая идет со мной по жизни, как хвостик. А остальные таблетки на тумбочке? Надеюсь, это не заразно.

В первый же день мне против моего желания сделали снотворный укол. Сказать, что это мне сильно не понравилось – ничего не сказать. Доверия это не прибавило. Пришлось уже не дуру играть, а идиотку: выпендриваюсь как могу своими «знаниями» психологии. Надо мной начали посмеиваться, и даже от Л. В. исходит ирония. Так же, как в школе учителя, аж скучно. Ну что ж. Ярлык мне уже повесили, и можно привычно молчать. Мне не привыкать. Я всю жизнь молчу, меня никто не слушает и не воспринимает всерьез, начиная с родителей и теперь тут. Это-то мне и надо, так мне комфортно и чувствую себя в безопасности.

Молодежи было очень мало, и тут не задерживались. Самой позитивной была девушка, слезшая с иглы уже как год. Ее воспитывала тетя, так как ее родители умерли, когда она была малышкой. Вот странность: она уехала через неделю моего прибывания там, и я очень сильно стала ощущать, насколько чаще я стала слышать разговоры пациентов о болячках. Чтоб их не слушать и спокойно спать, я купила беруши. Я только стала казаться еще более странной. Как-то раз я услышала:

– То матрасы ей не такие, то спит с затычками.

Жизнь научит

В этом состоянии могла читать только любовные романы, свои любимые детективы Перцовой не могла – наваливался страх, тревога. Вникнуть в научные книги не получалось, мысли всё время уезжали в тягостные дали размышлений. Чтоб хоть как-то развлекаться и отвлекаться, я прогуливалась то с женщинами, лежащими тут, то с барабанщиком Витей. В детстве в моем дворе не было девчонок, и я дружила с мальчиками. Родилась я в семье столяра и инженера. Когда мне исполнился год, родители наконец-то получили квартиру. Себя я помню с двух лет. Папа вернулся домой с подарком. Мои брат с сестрой спорили, как назвать мурчащий «подарок». Назвали Муська.

Росла я, как многие дети, рождённые в Советском Союзе, сорняком. Родители заняты на работе. Следят, чтоб поела, ругают за низкие оценки, иногда не только ругают. Сейчас такое отношение к детям перестает быть нормой, хотя изживается медленно, особенно в глубинке.

Вот кратко мой портрет детства: неряшливая пацанка. Стремление к простоте – это часть меня. Я не вижу смысла тратить много времени на что-либо: опрятность, порядок в доме, разговоры о погоде… Я всегда иду к цели разговора напролом, иногда мне это выходит боком. Но в мире столько всего интересного, и если тратить время на то, чтобы нравиться обществу, чтоб тебя правильно поняли, то… То сколько же всего можно не узнать, не понять, не почувствовать, не ощутить?

Для себя еще в юности я решила, что больше всего хочу любви. Чтоб именно я любила. Гуляя с собакой по вечерам, я просила любви у звездочек. Почему именно у них, я сама не знаю. Но я знала, что у них можно попросить только самое заветное, а так, по мелочи, я и сама решу, куплю, узнаю.

Так прошло несколько лет. Были поклонники, несколько мне не интересные. Не зная, как бывает, принимаешь это за норму, то, что есть. Но для меня норма была любовь из книг. Принца я не ждала, но простой парень, с которым можно разделить тяготы и поделиться всем на свете… Я такого пока не встретила. А может, я его не заметила? Расставалась с кавалерами я быстро – из-за того, что видела, что им от меня нужно. Никто не был со мной просто так, хотя бы не из любви, а хотя бы из-за того, что я им интересна. А у меня чувств тех, о которых пишут, не было, но я хотя бы умом знала, чего и кого ищу.

Так я дожила до 19 лет, где самым долгим отношениям было два месяца. Роль, отведенная в них (ты главная во всем и добытчик тоже главный), меня не устраивала. Я от этих отношений с Русланом устала уже на второй неделе, но бросить его и причинить ему боль я не хотела.

По дороге с универа домой я обдумывала, как завершить эти отношения. Вот и дом, а не ничего не придумала. Ладно, это подождет, а вот гранит Фрейда пора обтесывать. Переписав конспект, взятый у сокурсницы (приходилось подрабатывать, поэтому я не могла быть на всех лекциях), я собралась на шейпинг. Фигура меня не радует, но в любимые джинсы я еще влезаю. Втянув живот, я справилась со змейкой, что никак не хотела распрямляться и так и норовила изогнуться дугой.

Завернув за угол дома, я столкнулась с бушующим Русланом. Отплевываясь горьким огнем, он говорил что-то о предательстве, каких-то девках. Я не сразу поняла, в чем он меня обвиняет. А когда поняла, обрадовалась. Вот он, шанс расставания! Оказывается, папа не слышал, как я пришла домой, и сказал Русе, что меня нет. Руслан же подумал, что я специально попросила отца так сказать. Разубеждать я его не стала.

Расстанемся мы на мосту, он скажет мне вместо прощания:

– Жизнь научит.

Чувства. Кто кого.

Но вернемся в палату. Я все надеюсь, что через неделю, две все станет на свои места. Я уже не так боюсь микробов. Дневник меня очень выручает. Я могу не держать все в себе. Хотя Л.В. говорит, надо говорить не «могу», а менять на «хочу». Так вот, я не хочу держать все в себе, и если это поможет, то буду писать сколько нужно. Раньше я писала, и проблем у меня не было. Жаль только, соседи по палате без конца трещат про свои болячки. От их разговоров мне явно хуже. Чтоб их не слушать и скорее поправиться, я ходила на все занятия, что тут проводились. Даже на музыкотерапию, что ведет девушка моего возраста Екатерина.

Вместо того, чтоб сосредоточиться и слушать, как «теплый ветерок касается моего лица, и оно расслабляется», меня тянет ржать. Это, считаю, плюс, хоть какие-то позитивные эмоции. Хожу с улыбкой, чтоб наладить контакт. На что Катя говорит, что это не веселье. Общаемся с ней, спрашивает меня о моих мыслях, семье, спрашивает, чем я занимаюсь. Говорит, что нужно знакомиться с людьми и общаться, даже если нет общих интересов (видимо, поэтому-то меня одну в магазин и не отпускали, чтоб я общалась). Говорит, что хватит уже себя жалеть. Не знаю, со стороны оно виднее.

Она спросила про ребенка… В итоге опять слезы. Каждый раз, как речь заходит о сыне, я реву. Перешли на тему готовки. Я не люблю и не хочу. Стоять у плиты весь день и вместо «спасибо» слышать «суховато»? Нет, спасибо, сие не вкусно.

В общем, Катя милая девушка, готова с ней дружить. С ней можно о шмотках, дискотеках поговорить, а не только копаться в песках времен, что сыпется с здешних обитателей. Мне этого не хватало.

На арт-терапии опять разревелась, рисуя мои победы и поражения. Моя семья – моя победа, болезнь Кости – мое поражение. Опять я все вижу в черном цвете. Л.В. говорит, что очки эти нужно поскорее снимать. Он хочет выпустить отсюда не только хорошую мать, но и хорошую жену.

Вот что я вынесла пока за эти дни: вылечиваются тут те, кто хотел и действовал через страх, стыд. Те, кто надеялся на таблетки и разговаривал о болячках, холя их и лелея их, уехали с тем же, с чем приезжали. Не нужно бояться и стесняться своих проблем, чувств – они есть у всех.

Предлагали мне книжки почитать того самого известного психолога К., к которому ходила мама моей подруги. Читала я когда-то пару его книг. Ничего такие. По странному совпадению на первом этаже есть кабинет, где висит табличка с именем и фамилией автора. Видимо, он тут практиковал. Значит, тут первоисточник и бесплатный – мне повезло.

Сегодня произойдет одно из важнейших событий в моей жизни. У моей лучшей подруги родится сын.

Так спрятаны лучшие друзья

С ней мы познакомились лишь в пятнадцать, но жизнь наша шла всегда рядом: в соседней группе в саду, в школе в параллельных классах. Пятиэтажка, где она жила, стояла недалеко от той, где жила я.

После окончания 9 класса я не знала, куда хочу поступить, чем заниматься. Поэтому перешла в 10 класс, так у меня будут пара лет на раздумья, и если решу получить высшее образование, то нужно будет 11 классов.

Не все идут в 10 класс, поэтому остатки с четырёх классов расползлись по двум. Проучившись около полугода, я нашла общий язык лишь с Машей. К моему сожалению, она общалась и с бесившей меня Любой. Как она меня раздражала, не передать словами. Она то тихая заучка, не может вымолвить ни слова, то наглая как танк. Что с ней? Но мне пофиг, буду я думать о какой-то дуре.

Маша сидела то со мной на задней парте, то с Любой на предпоследней. В ноябре Маша заболела. Видя это, учитель литературы не нашел ничего лучше, как посадить нас рядом. Я была вне себя:

– Не буду я сидеть с этой дурой!

– Ты офигела! – не осталась в долгу Люба-дура.

Сидя с ней первую неделю, я уговаривала себя:

– Ну это ненадолго. Сейчас Маша вернётся. И в конце концов это только на литературе.

Но к литературе прибавилась и математика. Дались училкам эти полупустые задние пары.

Как же Люба меня бесит. То она забыла учебник, и пришлось с ней пользоваться одним. То я, как назло, посеяла где-то ручку, а у пацанов с предыдущей парты не было запасной, зато была у Любы. В этот день я забыла ей отдать ручку. Я ругала себя последними словами:

– Надо же, сначала пришлось унизиться и взять у нее ручку. А теперь что она подумает, когда я ее ей не вернула? Завтра надо отдать. Извиняться и переступать через себя я не стану.

С такими мыслями я ворочалась и не могла уснуть. На душе было гадко. Голова болела нещадно.

А на следующий Любка не пришла – заболела.

– Вот черт! – думала я. – Таскать с собой ее ручку и мучиться перед сном? Надо срочно отдать. Где она живет и даже номер ее квартиры такой легкий, что запал в памяти, когда она как-то не в тему его сказала.

Я пришла к ней домой. Потопталась, немного собираясь с мыслями и настраивая себя. Продумала вариантов двадцать того, что может сказать и сделать Люба и что я на это отвечу. Хорошенько выдохнув, я нажала на звонок. Распахнулась дверь. Из-за спины Любы вылезла веселая копна волос со словами:

– Здравствуй! Проходи, раздевайся. Будешь чай? А то дочка совсем одна, скучает.

– Ну, мам, – сказала Люба.

Ей, как и мне, было неудобно. Мы не подруги, скорее наоборот. И чай тут не к месту, вместе с такой доброжелательностью.

Так я познакомилась с мамой Любы. Это была красивая, волевая женщина средних лет, одетая со вкусом и приятным звонким голосом. И имя такое же, как у моей матери – Нина. У такой женщины и такая дочь?

Нина Владимировна попросила меня заходить или хотя бы звонить и сообщать Любе домашние задания. Заходить я, естественно, не хотела, но отказать ей я не могла и звонила, и сообщала Любе домашку.

Как-то раз пришлось занести тетрадь, что передал Любе учитель. И что-то случилось в этот день, видимо, от недостатка общения мы разболтались. Тут я имею в виду в значении «говорить много и быстро», а не то, что кому-то из нас не помешало бы закрутить гайки. Хотя… Мы начали обсуждать, а потом и откровенно ржать над нашими одноклассниками и учителями. Не снимая куртки, я ржала так, что сводило мышцы снова и снова. Любка, держась за живот, сползала по стене в коридоре. Незаметно прошло четыре часа. Дома меня уже потеряли.

С этих пор мы на всех уроках сидели вместе с Любой. Маша, будучи ранее нарасхват, осталась сидеть одна. Переживать за нее не стоит, позднее придет новенькая и сядет с Машкой.

Вместе с Любой мы будем хохотать везде, где это даже, казалось бы, неуместно. Играет слезливая песня: «Ты здесь! Чувствую я тебя…»

И кто-то из нас произнесет:

– Мужик домой пришел и потные носки снял.

И наш смех будет заливать комнату.

Смеялись и на уроках. Учитель литературы, наверное, пожалел, что посадил нас рядом. Не раз он просил «олигофренов» на задних партах быть потише. Когда мы заканчивали юморить про классическую литературу, мы писали свою «нетленку» вида:

В школе, где шум и балаган,

Есть место ли моим стихам?

Тетрадку если взять мою,

Я точно пару получу.

Опять я не учу уроки,

Не уберу свои пороки.

До сравнения и оценивания себя как поэта:

Стихи мои написаны нелепо,

Быть может, в них проснётся лето.

Ведь мне всего шестнадцать лет,

И никудышный из меня пока поэт.

Не могу я писать, как бушует природа,

Или о красах восхода,

Как в море тонет солнце,

Как дождь стучит в оконце.

И вдохновенье мне

Приходит о прошедшем дне.

Две зажатые пай-девочки вместе стали раскрываться, освобождаться от эмоций, с которых вылезал сленг как средство защиты и накопленной злости. Придумают себе прозвища, станут ходить на дискотеки, шейпинг, часами болтать по телефону и уступать друг другу парней…

Люба спасет мне жизнь минимум дважды. В первый раз мы пойдем с дискотеки домой часа в четыре утра. На дороге ни души. Идя по краю тротуара, мой внутренний голос скажет мне:

– Идти нормально!

Но пока я буду рационализировать, будет уже поздно. Любаша вытащит меня буквально из-под колес. Нам крупно повезло, что это случилось рядом с широким газоном, если б это было чуть раньше, где отпрыгнуть некуда, то нас бы размазало по стене. Я была в шоке. Водитель микроавтобуса наорал на нас и скрылся. Мы знали, кто это, но расскажи мы о наезде родителям, то про дискотеки мы могли бы забыть. Благодаря Любе я живая и могу ходить.

За эти двенадцать лет дружбы мы и пуд соли съели, и попрыгали по медным трубам и через огненное кольцо. Учеба в разных университетах нас не разлучила, как и создание семей.

Лето 2011. Я очень хотела приехать и поздравить Любу с рождением сына. Л. В. сказал, что я могу ехать, если готова. Я долго колебалась, но решила, что не стоит омрачать подруге такой день моим еще болезненным видом.

Здоровье.

Так вот, если нет физического здоровья, есть многолетняя усталость, то для того, чтоб накопить хоть немного сил на изменения, требуется отдых. Я себе этот отдых не позволяла, и пришли болезни, которые мне обеспечили так мне необходимую передышку. Лучше бы я отдохнула и занялась собой и своим здоровьем. Но мой разум никогда не искал легких путей. Это сейчас я такая умная и делаю передышку и питаюсь нужной и питательной едой, гуляя иногда.

Есть мнение, что организм сам снимает защиты и пускает вирусы, чтоб вирусы съели бактерии, которые организму становится тяжело вывести. Когда вирус сделал свое дело и бактерий стало меньше, тогда организм (если позволяют силы) выводит вирус.

Это первая стадия, чтоб человек отдохнул и восстановил силы.

Я, к сожалению, и тогда бегала работала, занималась новогодними хлопотами. Пока третий антибиотик мне не помог, и я не загремела в больницу, как думали врачи, с пневмонией.

Можете пройти мой путь, где только болезни дают отдохнуть. А можно поступить умнее. Питание. Спорт. Отдых. Сон и другие потребности.

Болезнь перевернула всю мою жизнь. К моему сожалению и к моему счастью.

Мы изо дня в день просыпаемся с зарядом энергии, у кого-то больше, у кого-то меньше. Я имею в виду не физическую, а внутреннюю, ту, что побуждает нас что-либо делать, ту, что заставляет встать с кровати, ту, что движет нас к целям, мечтам. Такую энергию Л.В. называет «любовью». Мне это слово не подошло, так как люди воспринимают это как чувство к другому человеку. И встречая тут слово «энергия», знайте, это об этой силе, энергии, что не видна, но осязаема. 20-летний накачанный спортсмен может ее не иметь, а бабка в свои 80 имеет и поет, и пляшет. Почему так происходит. Энергия нам дается на действия, что ведут к целям, мечтам. Но если действий нет, то не будет и энергии. Я хотела больше энергии. Прося больше энергии, я не знала, чего просила, энергия же могла разрушить меня в одну секунду. Я в те годы сама себе копала яму, и будь у меня больше энергии, я бы докапала ее тогда.

Я могла и просто с ней не справиться.  Имея больше энергии, начинаешь и мир видеть по-другому. И людей, которые подскажут, как правильно, нет. Если хочешь двигаться дальше, то приходится совершать свои ошибки. И только ошибившись, понимаешь, как глупо это было. Я добилась того, чтоб было 90% верных решений. Но 10% ошибок я с трудом себе прощаю.

Я хотела найти источник этой энергии. Просто хотела. Хоть что-то еще хотела. На тот момент это было хоть каким-то смыслом. И я стала писать эту книгу. В последствии мне стало не хватать сил. И ее пришлось продолжить уже по другой причине.

Контроль за собой – это битва с собой. А это заведомо проигрыш.

С первых дней пребывания тут я веду дневник, Л. В. говорит, что у нас с ним невербальное общение. Тогда я думала, он говорит о том, что понимает мои чувства по жестам, мимике. Что это не так, я осознаю позже.

Я очень хотела сказать Л. В., что когда он во мне разочаровывается, это меня мотивирует, но в то же время и тревожит, что я что-то делаю не так. Думала сообщить ему, что он стал для меня эмоционально значимым человеком. И что хвалить меня не стоит, от этого я расслабляюсь и перестаю что-либо делать. Он был усталым, и я не решилась это сказать и вряд ли решусь. Хотелось спросить, нормально ли, что я часто размышляю о наших разговорах и сожалею, ведь они могли бы быть другими. Я что-то не скажу, стыдясь. То прокручу в голове предстоящий разговор и в реальности не задам мучавшие вопросы.

С одной стороны, мне очень нужны наши с ним разговоры, с другой же меня раздражает, что я бегаю как к папочке к нему. Чувствую, что надоела я Л. В., да и устал он от работы и от меня лично. Вроде бы он собирался в отпуск, но не ушел.

Л.В. отправляет меня и к другому специалисту Т.Н. Но у той я лишь чувствую ее равнодушие и обесценивание. Я даже плакать при ней стесняюсь. Ощущения, что мне расковыряли рану и не закрыли, чего нет с Л.В.

Я подозреваю, что злюсь на Л.В. за то, что стало так важно наше общение. Вслух же я скажу про злость, но не про свои подозрения. Он ответил:

– Ну это же твои чувства. Разбирайся.

Очень напрягает его спаренный кабинет, дверь в который даже временами приоткрыта, и периодически кто-то туда входит или выходит. Очень такая «конфиденциальность» способствует раскрытию.

– Я не телепат, – говорит Л.В., имея в виду, чтоб я говорила, а не молчала. А сам не может закрыть дверь, чтоб это случилось.

Будет много озарений от упражнений на личной группе Л.В. Некоторые инсайты догонят меня позднее. Выматываясь физически, отключался и мой контроль, мой критик. Я стану узнавать, что мне нравится, хотя это мне давалось нелегко: все время были мысли о том, что пока я тут прохлаждаюсь, мой ребенок не пойми в каких условиях. Да, он был с моим отцом и с моей матерью, но я-то с ними жила и знаю, насколько мои родители могут быть токсичны и скоры на руку.

Еще хоть что-то я узнаю о своих чувствах и способах их выплеснуть. Это так важно, но при этом кажется глупостью. Глупо, что можно, просто выплеснув сидевшие в тебе эмоции, добиться результатов и в физическом, психическом здоровье и повысить свою энергию, ране тратившуюся на сдерживание их. Вот так учила я это, при этом не практиковала. Как часто полученные знания мы не применяем на практике?

Злость я стала скидывать физически, бить что-то. Пока это были подушки, но этого было недостаточно, и мне было стыдно. И на помощь пришла полуразрушенная бетонная стена забора вдали, где можно без свидетелей уничтожить свои мысли, чувства и дать стене сдачи за свои разбитые ноги. После иногда были слезы, а иногда я шла проветривать голову, и становилось хорошо. Одиночество на природе меня умиротворяет.

Шар чувств

Насколько важно выплескивать свои чувства? Представим человека как шарик с воздухом. Если есть энергия – он накачан. Нет сил – спущен. Энергия может быть нейтральной, без чувств. Силы есть, а радости нет. Этому человеку не хватает теплых чувств, нужно заполнить пустоту.

А пустота другого может быть заполнена гневом или страхом.

Вот начальник спустил на человека свой пар, свой гнев. Если подчинённый обладает силой, он может разрешить конфликт, объяснить ситуацию или признать свои недоработки, в крайнем случае сменить работу или начальство. Тем самым он затратил энергию на разрешение ситуации. Если же сил и знаний о чувствах нет, то человек накапливает это недовольство, раздражение. Разозлился или расстроился человек от разбитой вещи – сам накачал свой шар. И если человек спустит пар таких чувств, то сможет заполниться нейтральными или теплыми чувствами. Если нет, то или шар будет надуваться до предела. И тогда надутый он или спустит гнев, свой пар на ту ситуацию, которая не имеет отношения к источнику гнева – допустим, ребенок пролил воду или прохожий случайно толкнул. Или, затрачивая кучу сил, будет концентрировать чувства в шаре, и эти чувства будут отравлять самого человека, и придут болезни.

Поэтому так важно спускать пар, выплескивать чувства. Причем необходимо отпускать любые чувства, не только гнев, страх, но и радость, смех… Чувства лишь имеют свой цвет, свою эмоциональную окраску. И какое это будет чувство, такой цвет будет у пара: цвет гнева – красный, желтая радость, синий – цвет печали, зеленый – страха. И окраску можно поменять, о перемене окраса позже.

Чтоб выплеснуть чувства нужны силы, нужна энергия. Если мы совсем без сил, то даже злиться тяжело. Поэтому, возможно, придётся отдохнуть, выделить на это силы и время.

Выпуская чувства, мы хоть и тратим энергию, но также перестаем тратить ту энергию, что тратили на сдерживание чувств. Поэтому страстные натуры очень активны и полны энергии, они не тратят силы на зажим чувств. А чем больше были зажаты чувства, тем сильнее будет их выплеск, поэтому выплескивать их лучше в одиночестве или с тем, кто поможет, примет такие сильные эмоции.

Итак, первый источник энергии – это выплескивать свои чувства. Если пришлось их зажать, то выделять на это время, чтоб спустить накопившиеся чувства.

Как скинуть чувства, не причинив вреда окружающим? Не всем подходит колошматить грушу, реветь ночами в подушку. Но способов много: вытанцовывать под подходящую эмоциям музыку, написать и, может, сжечь написанное, прокричать в одиночестве, поплакать в ванной, потопать ногами, драить пол, разорвать старую одежду, пропеть в караоке, пострелять в тире, пробежаться по лесу, выразить чувства в творчестве и многое другое.

Самый лучший вариант – это если с детства детям позволить проживать все чувства: плакать, бояться, злиться… При этом все равно любить его, быть рядом и поддерживать. И это не вседозволенность. А позволение ему быть, какой он есть. Чтоб не было вседозволенности по мере его роста учить, что есть и другие люди, со своими мнениями, тоже верными, но только для них. Для выросшего ребенка верно то, во что он сам верит, исходя из полученных знаний и опыта. Оберегать его от негативного опыта, объясняя ему, что есть и другие люди и не всегда они поступают хорошо с тобой, могут поступить и плохо. Не потому, что человек плохой, а потому, что у него в голове другая система ценностей, возможно, не верная. Так сложилось, что родители, учителя не смогли ему их привить верные. Возможно, потому, что сами получили такие ценности и установки и пользуются ими всю свою жизнь. Но их можно изменить. И я в это верю.