Разлом бесплатное чтение

Глава 1

Всё кругом внезапно стало серым, тусклым и безжизненным. Я даже не заметил, как это произошло. Никто этого не заметил. Просто шутки и болтовня мгновенно выветрились, будто эта серость вытянула из нас все звуки.

Бойцы в кузове собрались разные. Некоторых я почти не знал, но молодых, совсем уж необстрелянных не было. Все знали, куда едут. В меру шутили, поддерживали бодрость. И тут умолкли. Словно каждый здесь, попав в дымку тумана, за мгновение смирился с тем, что уже не вернётся.

Серость необычная. Я осторожно высунул голову и осмотрелся. Только что небо было голубое, точно помню, и уже одни тучи.

Что-то очень странное, неуловимое, что-то пугающее в этой пустоте. Такое, что даже те, кто в бою уже побывал, молчали. Только что, ещё секунду назад была весна. А теперь в округе попрятались все листья. Каждая травинка. Как будто бы каждое цветное пятно исчезло.

Все это почувствовали разом. Исчез горизонт. Когда это случилось?

Словно мы прошли рубеж. Все это почувствовали. В кузове потому и стало тихо. Это был первый удар, с которым мы должны были справиться.

Тогда беспокоило одно.: как много из нас сможет вернуться туда, где весна ещё не закончилась?

Глава 2

– Капец, э! Это что за серость?!

Звонкий кавказский акцент разбивает молчание, дрожащее от грохота мотора.

Камаз трясёт на неровной сельской дороге. Слякоть, сырость. Осень, посреди весны.

– Даже в самом глухом ауле в самый скучный день его жизни, – снова и снова пронзает он пальцем воздух, – и то веселее!

Говорит он уверенно и громко. С живостью. Поддерживая жесты резкими взрывами голоса.

– Хм-хм-хм-хм-хм, – расплывается накатом дружный хохот.

На улице и впрямь странная атмосфера. Похолодало в одно мгновение. Следом тянется колонна, и часть машин уже не видно.

– Хуже, чем в квартире моей бывшей. Которую она отобрала после развода.

Лёгкий хохот выветривается рычанием мотора. Бойцы оборачиваются, смотрят на товарища. Кавказец жестом просит соседа уступить ему место, подсаживается и кладёт на плечо руку.

– Э, что ты рассказываешь, да? Если хорошая девушка, то не ушла бы. А если плохая, то не ушла бы от СВОшника.

Он смеётся, ударяет по спине. Остальные всё ещё глядят.

Слегка озадачено хмурится сержант в глубине кузова. Он сидит у выхода, так что видит и слышит всё.

Впрочем, военный на шутку реагирует спокойно.

– Когда она узнала, что я еду на СВО, то сказала, что прощает меня и разрешает вернуться.

Горячий южный нрав в бойце с позывным «Аул», от такого ответа вскипает.

– А ты что?

Военный молчит пару секунд. Улыбается.

– После трёх лет брака? Здесь явно будет проще, чем с ней в постели.

Бойцы опять смеются, и это хорошо. Шутить стало тяжело. Атмосфера холодная и неприветливая. Совсем не по сезону. То и дело мерещится свист и жужжание. В любой момент приходится ждать прилёта. И в такой атмосфере как никогда важно не рассыпать нервы на пустыре.

Напротив тоже заводится короткая беседа. Один из бойцов заглядывает в блокнот к связисту.

– Что пишешь? Рэпчик для подруги?

Тот сразу прячет записи в нагрудный карман.

– Ничего такого.

– Да дай посмотреть.

Машина подпрыгивает на кочке. Слегка встряхивает. Опять молчание. Тихий мрак незаметно опускается на землю. Неуловимый, незаметный и непредсказуемый.

В стороне мелькает пятно. Бесшумный, тёмный, безжизненный кусок убийственной стрелы, благословлённой Марсом, показывается на мгновение. В следующую секунду он подбрасывает в воздух сразу три машины, шедшие следом.

Взрывная волна ударяет прямо в лицо. Грязь, осколки, ошмётки, обломки. Всё разом летит во все стороны. Грузовик бросает в сторону.

Связист чуть не вываливается. Его успевает схватить кто-то из бойцов и швырнуть на пол. Остальные подхватывают и протаскивают дальше. Своих никто не бросает.

Тормозные колодки впиваются в диски. Солдаты валятся и давят друг друга. Как по приказу становится тихо.

В тот же миг в стороне нарастает шум. Из жуткой безмятежности гробового молчания ползут звуки боли. Чей-то предсмертный крик успевает прожечь в груди рану сострадания, спотыкается о бессилие и пропадает в оковах смерти.

На развалинах уничтоженных машин танцует пламя. Раздаётся взрыв. В небе снова мелькает чёрная тень.

Второй удар завершает мучения несчастных, искавших последний вздох. На глазах бойцов остатки трёх машин разносит в щепки. Остаётся только чёрная, полыхающая яма. Путь назад отрезан, колонна разбита. Остальные грузовики разворачиваются.

Третий удар цепляет ещё несколько Камазов. В голове мешанина и попытка понять, как вернуться обратно.

– Приготовиться! – сообщает командирский тон из кабины. – Прорываемся вперёд! Вперёд! Езжай!

– Держитесь крепче! – подхватывает сержант.

Сам он меняет положение и отправляется ближе к кабине.

Грузовик срывается с места. Рычит мотор. Колёса взлетают над ухабами. Машину трясёт сильнее, чем в турбулентности, но она набирает полный ход.

Держась друг за друга, бойцы смотрят, как ракеты вспахивают поле, зарывают глубоко осколки техники, оружия и людских жизней. На долгую память археологических раскопок будущего.

Позади остаётся рубеж старой жизни. Граница, которую переступаешь лишь однажды. Черта, которая только что была пересечена.

Глава 3

Трясёт из стороны в сторону, подбрасывает. В голове всё разбалтывается и смешивается. Затем резкое торможение вырывает дыхание. Топот, возня, пробежка по лесопосадке. Всё как будто за один миг.

Бойцы рассыпаются под деревьями. Капитан стоит с сержантом в нескольких шагах. Только они собираются что-то обсуждать, как внезапно тишину прерывает жуткий вой.

Тихий, тяжёлый бас, похожий на сирену, медленно тянется издали. Все замирают. Взор устремляется в даль, которую не видно за зарослями, но которую слышно всё чётче.

Звук похож на гудок тягача. Только ещё ниже. Такой тяжелый, что его давление ощущается физически и тянет к земле сильнее усталости.

Он всё громче, нарастает за полсекунды, начинает сводить с ума. Проникает в кости. И так же внезапно исчезает. Лицо не успевает скорчиться.

Аул поворачивается к товарищу и слегка встряхивает его за плечо.

– Твоя бывшая, по ходу, расстроилась, что не женился опять.

Солдат задумывается.

– Не расстроилась, – качает он головой. – Она так только в спальне кричит.

Чем тяжелее обстановка, чем страшнее и непонятнее, тем сильней и спасительная сила юмора. Одна идиотская шутка, и все расслабляются. Смех быстро гаснет, почти мгновенно, но успевает впитать в себя страх.

Капитан приказывает позвать связиста. Оглядывает солдат. Стоит с прямой спиной, как на плацу.

– Остальным построиться.

– Становись! – немедленно дублирует сержант.

Связист получает приказ доложить в штаб. Он садится в сторонке. Сержант оглядывает отряд, считает, проверяет, осматривает, оценивает ситуацию.

– На разведку не нарвёмся, товарищ капитан?

Офицер говорит спокойно, не давая кому-то случайно услышать речь, но даже немного не сгибает спину.

– Не нарвёмся. Карты у тебя?

– Так точно!

– Тут никого нет. И ещё минут тридцать минимум не будет. Так что сейчас определим маршрут и будем прорываться к позициям наших. К ним в тыл не могли зайти незаметно, так что здесь никого быть не может, бояться нам нечего.

Тревоги заставляют солдат переминаться с ноги на ногу. Они тихо разговаривают, чем и привлекают внимание.

– Смирно, сукины дети! – взрывается командир. – Забыли, как порядок держать?! Сейчас отправитесь строевой шаг под обстрелом тренировать!

Про командира в части ходят настоящие легенды. Говорят, что воин он суровый. Как-то ему пришлось без патронов полезть на автомат. Заколол несколько боевиков, выжил каким-то чудом, задачу выполнил. А через две недели уже маршировал в строю.

Вспыльчивостью офицер не прославился. В части за ним не замечали криков и ругани. С другой стороны, давно уже командир не выбирался из кабинета в окопы. Почти ни у кого нет ни малейшего понятия, чего от него ждать.

Он замечает, что в строю что-то не ладно. После слов офицера один из бойцов едва держит себя в руках. И это слишком очевидно, так что сержант тут же быстрым шагом направляется к нему.

Сержант хватает военного за разгрузку и подтягивает к себе.

– Встал в строй! Живо! – шипит он, потом добавляет тише, – Угомонись.

Умудряется сказать с сочувствием, с пониманием. Ярость не исчезает, но остывает сразу. Товарищи утягивают бойца во второй ряд, чтобы его поведение не было заметным.

Аул всегда славился горделивостью. Только капитан не тот человек, который закроет на такое глаза в окопах. Приходится успокоить солдата, пока не стало хуже.

Вроде, пронесло. Взгляд сержанта падает на связиста. Если ещё и он подведёт, то добром это может и не кончиться.

– Блокнот! – обращается сержант к военному в паре шагов. – Долго ковыряться ещё собираешься? Где связь? Шевели живее…

– Старшина, не трожь, – обрывает офицер.

Он подзывает жестом. Как будто специально усложняет задачу.

А стоило ли? На Блокнота уже начали коситься, особенно Аул, в котором кипят чувства. Пока все строятся, он в сторонке. Приказ, ничего не поделаешь, но для бойцов он будет лишним, единственным, кто не разделил их невзгоды. И даже хуже – наблюдал всё со стороны.

– Я, товарищ капитан.

– Командир.

– Есть, командир, – виновато поправляется боец.

Взор тут же падает на окрестности. Здесь уже лучше обходиться без званий и жестов. Если враг заметит, офицера могут достать.

– Командир, – торопится сержант, пока не начался разговор, – может, не стоит? Бойцы могут неправильно понять.

Ответ находится так быстро, что возразить уже невозможно.

– Всегда кто-то может неправильно понять. И всегда половина обязательно поймёт неправильно. – Он даже не отрывается от карты. – Смотри. Пойдём здесь. До позиций наших никого не встретим. Если дронам не попадёмся, то проблем не будет. Главное не показываться на открытой местности. Так что проинструктируй бойцов. Через пять минут выдвигаемся, пока «птички» не полетели.

– Есть! Ждать связи не будем?

Командир оглядывается задумчиво. Связист с позывным «Блокнот» сердито возится с техникой, явно прилагает все усилия. Офицеру будто и так понятно, что ничего не получится.

– Если бы проблема была в технике, он бы уже исправил её или хотя бы нашёл. Связи не будет. Нужно двигаться дальше. Всем собраться. Дадим ему немного времени, затем выдвигаемся.

Связь так и не появляется, командир оказывается прав. Врагов поблизости не оказывается.

– Выдвигаемся, – командует офицер.

Сержант жестом поднимает людей.

– Ровнясьмирношагомарш, – брякает он.

Хмурый взгляд и недовольное бормотание говорят сразу о многом. Всем нелегко, всем это ясно, но сейчас надо выполнить работу. И никто другой этого не сделает. Все всё понимают.

– Э, хватит там свою антенну чистить, – тихо бросает Аул связисту.

Он даёт товарищу лёгкого пинка. Больная и неприятная шутка, которая гораздо больнее для внутреннего мира, чем для телесной оболочки.

Блокнот вскакивает, но встречает хор улыбчивых и вместе с тем уклончивых взглядов. Мысль быстро успокаивает не такой вспыльчивый дух. Сейчас в любом случае не время заводить драку. Он собирает оборудование и встаёт в строй.

В шуршании листвы разговоры стихают. Здесь уже приходится растянуться и идти на расстоянии друг от друга. Чтобы убило, как можно меньше, если вдруг небо обрушит вражеский снаряд.

Каждый прислушивается. Взгляд всё чаще стреляет в высь, пытается вовремя засечь опасность, прежде чем она оборвёт чью-нибудь жизнь. Время идёт, но для взгляда в небе не появляется ни единой мишени.

Звуки нарастают в молчании. Дыхание становится громче. Слух чувствует, как опускается сапог товарища на маленькую веточку, как воздух щекочет ноздри, как ветер хрустит сухими кончиками старых ветвей.

Это продолжается довольно долго. Затем, в самом худом месте лесопосадки внезапно раздаётся стрельба.

Бойцы рассыпаются. Сержант командует. В суматохе кто-то даже не успевает понять, откуда стреляют. Несколько солдат прижимаются к деревьям не с той стороны.

Густой, тёмный туман окутывает заросшие стволы. Из-за него выстрелы гремят эхом. В стороне не видно огней разрывающегося пороха. Испуг быстро находит жертв в такой суматохе и спутывает им мысли.

Капитан мгновенно оценивает ситуацию. Он разворачивается и быстрым шагом идёт к солдатам. Хватает одного за шкирку и бросает в небольшую яму за деревом. Боец застывает на миг, потом, наконец, догадывается, в какую сторону воевать.

Офицер даже не пригибается. Странно такое наблюдать, но это происходит прямо на глазах у всех. Он обходит почти каждого, оборачивается и таким же быстрым, уверенным, стройным шагом отправляется назад во главу колонны. Практически строевым, будто идёт по части, как обычно.

Все смотрят ему вслед. Рты открыли, глаза выпучили. То ли он сумасшедший, то ли из стали. Не вздрогнул, не пригнулся, и прямо под обстрелом прошёл всех.

Под особым впечатлением оказывается Аул. Не знает, как реагировать.

– Э, он что, стальной что ли, да?

Капитан тем временем хмурится.

– Командир! – зовёт сержант в укрытие.

Военный, вместо того чтобы уйти с линии обстрела, вдруг опять с задумчивым видом высовывается. Он глядит вперёд, высматривает что-то несколько секунд, а затем вновь выходит.

На этот раз, к счастью, не для очередной прогулки. Капитан становится на колено рядом с одним из солдат и протягивает ему руку.

– Дай-ка автомат, боец.

Тот теряется на миг. Не знает, соблюсти устав или подчиниться. Тут же бросает взгляд на сержанта. Старшина торопливо кивает.

Оружие в руках офицера начинает плыть, словно в течении подлинной любви. Каждый щелчок, глухой звон металлической бляшки на ремешке отзывается командиру особенным призвуком. Затвор беззвучно открывается, будто совсем без усилий.

Мушка нацеливается на туман, на маленькое пятно. Странная погода. Вроде бы день, но темно, как ночью. И в то же время всё чётко видно.

– Как отдам автомат, не высовывайся, – говорит капитан.

Он резко уводит ствол в сторону. Делает несколько выстрелов. Дуло бросает вправо, ещё одна короткая очередь. И тут же капитан протягивает автомат обратно.

Он встаёт. Идёт быстрым, уверенным шагом. Стрельба вдруг стихает, потом в дерево врезается пуля.

Летят щепки. Боец инстинктивно сжимается, закрывает лицо. Офицер даже не оборачивается, чтобы увидеть, что в том месте, где он только что стоял, воздух прошили мстительные выстрелы.

Холодный, спокойный взгляд. Военный даже не запыхался. Он становится за деревом рядом с сержантом, выглядывает и осматривается.

Старшина не выдерживает. Беспокойство вынуждает сорваться.

– Командир, нельзя так. Вдруг что?

Офицер поворачивается. Взгляд его изменился, стал легче. Будто он высмотрел в тумане какую-то особенную тайну.

– Командир – это не просто шишка на жопе, которая заставляет тебя шевелиться. В первую очередь – это пример. В самую первую очередь.

Несколько лет уже сержант служит под началом капитана. И с каждым годом всё больше меняет своё отношение.

Поначалу офицер казался натуральной сволочью. Затем стало ясно, что он не так прост. Появилось уважение. Сомнения в его приказах стирались с каждым днём, пока не исчезли все, до последнего.

Сейчас, после этого поступка, стираются даже те из них, которые ещё только должны были возникнуть в далёком будущем.

– Теперь иди, выбери шестерых бойцов. Кто посмелее. Пойдут штурмом. Возьмём одним ударом.

Сердце брыкается. Беспокойно становится за товарищей. Да ещё и выбрать. Такая работа. Сержант кивает и поворачивается.

– Пригнись, – добавляет командир. – Теперь-то они знают, в какую сторону стрелять.

Начинается настоящий бой.

Глава 4

Всё кругом покрыла тьма. Сначала казалось, что это просто сумерки. В стороне время от времени ругался очередью автомат. Его было видно всё хуже.

Похоже, все подумали, что ничего необычного. Никто ничего не спросил. Голос свистевших над головой пуль был гораздо важнее, а остальное на его фоне выглядело незначительным.

Этот серый котёл, накрытый крышкой унылых облаков, с самого начала был темнее обычного дня. Только вот ночь никак не наступала. Мы тогда ещё даже не поняли, что именно произошло.

Капитан собрал несколько человек. Задачу поставил относительно простую. По три бойца должны были обойти противника справа и слева. Отвлечь врага. Создать видимость окружения. У противника, как сказал капитан, командовать некому. И поскольку там одни солдаты, этой уловки хватит, если действовать быстро.

Тут же возник вопрос, как он узнал. Капитан объяснил. На той стороне странно реагировали на ответный огонь. Били из одних и тех же точек, позиции не меняли, стреляли без остановки. Любой грамотный командир уже бы принял меры. Иначе бойцы потратят весь боезапас, а потом не смогут отбиваться.

И в ответ палят совершенно бездумно. Стреляют в ту же точку, из которой раздаётся очередь, но ничего более сложного придумать будто даже не пытаются.

Думаю, он и сам понимал, что всё это лишь догадки, но любой солдат, побывавший под пулями, точно знает, что риск – главное оружие войны. Так что все были готовы.

Лучше всего в такой ситуации дождаться, когда у врага закончатся патроны. На такой идиотизм со стороны противника рассчитывать не стали. Нужно было нанести удар быстро, чтобы там никто даже пошевелиться не успел.

Остальных ждала работа не проще. На словах всё выглядело легко, надо всего лишь по сигналу выйти из укрытия и двигаться прямо на позиции противника. Настолько тихо, насколько возможно. Только и всего. Капитан заверил, что при любой другой тактике умрёт гораздо больше людей, как бы мы ни старались.

Все застыли. Будто сковало ледяное одеяло. И тут капитан подозвал снайпера. Он уже заметил то, чего никто из нас не успел понять.

Командир велел использовать ночную оптику. Даже в этих сумерках мы могли чётко видеть, как сильно растерялся снайпер, когда заглянул в прицел. Командир велел снять прибор с винтовки. Всё равно не пригодится. И затем дал посмотреть каждому.

Это было очень странно. Всего через пару метров наступала граница непроглядной тьмы. Бездушный, непробиваемый мрак. Это не просто глаза не видели в сумерках, но даже прибор ночного видения ничего не мог распознать. То, что различал обычный взгляд, уже совершенно исчезало в прицеле, который должен видеть намного чётче и дальше.

Разумеется, для противника это работает так же. И либо их командир понятия не имеет, что делать в такой ситуации, либо его там нет. А потому надо просто спокойно подойти ближе и заставить врага сложить оружие.

Он пообещал, что почти никто не пострадает, если все чётко исполнят приказ. Даже убивать никого не придётся. И мы приготовились.

Это был страшный миг. Очень необычный. И никто не мог даже представить, чем это всё обернётся.

Глава 5

Наступает момент истины. Даже самый храбрый иногда чувствует, как от каждого удара сердца вздрагивают колени. Биение в груди такое чудовищное, что глаза едва не закатываются. Кажется, что в любую секунду можно рухнуть. Адреналин зашкаливает, в ушах начинает звенеть.

Это и есть тот самый момент.

– Приготовиться, – командует капитан.

Аул и ещё несколько бойцов вжимаются сами в себя, чтобы отпружинить и рвануть по сигналу вперёд. На их плечи возложена опасная и ответственная работа. Нужно промчаться несколько сотен метров, точно изменить направление, пробежать ещё, поднять шум, занять позиции. Надо заставить противника поверить, что весь отряд рассредоточился по сторонам.

Чуть ошибёшься, направишь дуло немного в сторону, можешь зацепить своих. В этом мистически плотном покрове тьмы, под ударами адреналиновых приливов легко запутаться.

– Пошёл, пошёл!

Шестеро вскакивают с места. Трое отправляются бегом в одну сторону, трое в другую. Всё это время не смолкает вражеская пальба.

Всем остальным капитан командует прекратить стрельбу и затихнуть.

Нервы на пределе. План чёткий и ясный, но это не успокаивает. Если с той стороны продолжат бездумно молотить в воздух, то шальная пуля легко сумеет найти жертву. Смерть эта странная пелена не сумеет удержать.

В стороне начинают тарахтеть автоматы. Сначала слева, потом справа. Аул и остальные стреляют прямо на бегу.

Капитан обычно немногословен. Отвечает чётко и по делу. Коротко. Иногда даже слишком. Узнать, о чём он думает, получается нечасто.

Потому сейчас его слова выглядят слишком внезапными и необычными.

– Этот туман, – почти шепчет он.

Командир поворачивается к бойцам, собравшимся за спиной. Все ждут приказа, чтобы выстроиться в линию и пойти вперёд, прямо на противника. А быть может, прямо на пули.

– Мы должны слиться с ним. Стать частью этого тумана. Бесшумным, невидимым. Единым целым.

Сердца начинают биться легче. Надо всего лишь сделать шаг. Заставить себя пойти вперёд, когда прозвучит команда. Стоит поддаться страху, и он уже не отпустит. Победишь, и он больше не притронется.

Офицер первым встаёт из-за укрытия. Во весь рост.

– Действуем, согласно плану.

Он прикладывает к губам палец. С этого момента – ни звука. Только молчание. Ни шороха, ни слова, пока в мушке прицела не станут видны озадаченные и напуганные лица обездвиженных солдат противника.

Командир делает шаг. В плечо ему тут же ударяет что-то. Никто сразу не замечает. Несколько капель бьют паре солдат в лицо.

Сержант отирается, оглядывается, резко бросает взор на капитана.

Военный не произносит ни единого звука. Он застывает на несколько секунд. За это время рану на его плече, вернее, порванный китель, обагрившийся свежей кровью, замечают почти все. Командир только нахмуривается крепче и делает ещё один шаг вперёд.

Сержант тут же жестом даёт команду выдвигаться. Ему приходится взять Блокнота за шкирку и встряхнуть. Тот от страха застыл и не может пошевелиться.

Бойцы рассредотачиваются. Надо всего лишь медленно, тихо и спокойно идти вперёд. Вместе с остальными двигаться единой волной, неотличимой от этой мрачной пелены, окутавшей проклятые земли.

Мгновения идут медленно. И лишь благодаря тому, что вокруг происходит хоть что-то, хоть что-то меняется. Взгляд пытается ловить вспышки оружейных выстрелов. Даже они потонули в непробиваемой тьме.

Ориентироваться можно только на слух. В стороне трещат автоматы. Впереди тоже. Своих тоже почти не видно. Два-три человека вправо, два-три влево. Дальше размытый силуэт, ещё дальше уже полный мрак.

Пуля свистит рядом. Сержант нахмуривается. Блокнот чуть не падает, но удерживается. Так и хочется ему врезать. Время идёт, а прогресс тонет в тумане.

Это всё никак не кончается. Шаг. И шаг. Ещё один. По ощущениям расстояние ни на сантиметр не изменилось. Кочки похожи одна на другую. В какой-то момент приходится задуматься, что они не просто кажутся одинаковыми, а повторяются, как декорации в дешёвых играх.

Разум почти достигает предела, когда рядом, недалеко впереди внезапно раздаётся выстрел.

Почти все замирают на месте. Прямо на полушаге. Даже никто не заваливается. Только капитан идёт, как шёл. Стоит на него взглянуть, и ноги снова двигаются.

Стреляют куда-то в сторону. Уже совсем близко. Несколько пуль просвистели у кого-то из бойцов над ухом, но никого не задело. Если не считать ранение офицера.

В итоге весь этот кошмар заканчивается совершенно неожиданно. Всё позади. Ещё несколько шагов, и в тумане невидимыми чернилами окрасятся силуэты. Кожу покрывает щекотливый холодок, чувства предсказывают кульминацию.

Руки крепче сжимают оружие. Пока ещё нельзя делать резких движений. Страшно нечаянно щёлкнуть лямкой, или вовсе зацепить чем-нибудь затвор, но тело уже дрожит от нетерпения. Давай. Давай! Ещё всего пару шагов.

Глаза ловят каждое шевеление в дымке. Теперь всё, абсолютно всё зависит от того, кто кого заметит противника первым.

В тумане вырисовывается картина. Неглубокие окопы, насыпь на одну сторону. Только что ничего не было, но теперь всё это рядышком. Военные. Оружие. Целятся в стороны, не видят.

Всё, что взгляд с трудом вырвал из стены тумана, разваливается на глазах и собирается заново. Всё меняется быстрее, чем роспись молнией на небе бури.

Это не окоп. Просто ямы, вырытые наспех. По ним особо не побегаешь. Да и солдат не так много. Отряд совсем маленький. Сержанту в голову лезет мысль, что это большое везение, но он тут же отмахивается. Дело не в везении. Капитан ведь всё понял сразу. Рискнул, но оказался прав.

– Не двигаться! Сложить оружие!

Вслед за офицером орать начинают все сразу. Каждому достаётся собственная цель, а некоторым всего одна на двоих или на троих.

– На землю! Бросай! Никому не двигаться!

Враг застигнут врасплох. Такой подлости бойцы и впрямь не ждали. Их удалось обмануть относительно легко. Туман, шум, страх, стрельба. Да ещё и без командующего. Солдаты изначально вели себя глупо. Просто растерялись.

– Сложить оружие, сукины дети!

Как гром прокатывается по земле голос командира. Противник сдаётся. Автоматы выскальзывают и падают, руки медленно ползут на затылок и соединяются замком. Аул и остальные быстро подтягиваются. Отряд полностью окружает противника.

В этот миг происходит внезапная перемена. Такая, какую не предугадать.

– Никому не двигаться! Стоять на месте! Сложить оружие!

В спину тычут по два-три ствола одновременно. Подчиняться бойцы не торопятся. Даже тем шестерым никого не удалось заметить. К ним тоже спокойно зашли за спину.

Один из окопных собирается встать.

– Ну шо, вояки?!..

Тянется к автомату, как вдруг ему прямо в лицо целится кто-то из-за спин неподвижных бойцов.

– Руки за голову! Не двигаться! Стоять на месте!

Возникает небольшая пауза. Все, и свои, и противники, теряются и замирают.

Бойцы глядят на капитана. Продолжают держать оружие, даже несмотря на нарастающее напряжение.

Офицер не успевает поднести пистолет к виску. Оружие выбивают у него из рук ударом приклада. Остальным целят в спины. От командира отстают, это даёт возможность предпринять другую попытку.

– Гранату, – шепчет он, медленно наклонившись к сержанту. – Гранату, живо.

Сержант рукой берётся за тяжелый плод в подсумке. Как будто все пятьдесят килограмм вместо шестисотграммовой дуры. Надо думать быстро. Приказ надо выполнять, но рука отказывается.

– Время, – торопит командир. – Гранату.

Он ловит взгляд и на миг застывает, перестаёт двигаться. Смотрит прямо в глаза. Мгновение, наступившее случайно, становится прощанием. Он добавляет последнее, что может успеть:

– Меня не должны взять.

Сержант крепко стискивает зубы. Дрожащей рукой тянет полутонный груз утяжеливших оружие чувств. Как бы ни хотелось, поспорить невозможно. Командир видит гораздо дальше, и если бы был выход из этой ситуации, то он бы его не пропустил мимо глаз.

– Только без глупостей! – раздаётся в стороне. – Свои, братва. Свои. Так что складывайте оружие. Всё вам объясним позже.

Что-то внутри в этот миг ломается и подводит. Сержант наклоняется и кладёт автомат. Он так и не протягивает гранату. Командир взглядывает со злостью, а затем гордо выпрямляет спину. По нему видно, что он и так ничего и никогда не расскажет, и всё, чего он хотел, это спокойной смерти вместо долгих пыток.

Остальные, кто стоит рядом, видят, как сержант зажмуривается. Знает, что призрак невыразимой боли будет преследовать его всю жизнь, если вдруг это решение окажется ошибкой. Знает, что не сможет жить с этим призраком.

Правда, выбора теперь уже нет. Всех отводят в сторону. Оружие собирают отдельно. Разоружают полностью, забирают гранаты, ножи, снимают бронежилеты с разгрузкой. Остаётся лишь ждать от судьбы милости. И надеяться, что предчувствие не подвело.

Глава 6

Всех грузят на Камаз. Пара бойцов с оружием остаётся сторожить пустоту возле окопов. Смотрят в туман так, будто могут в нём что-то разглядеть.

Руки вяжут пластиковыми хомутами. Один из солдат объясняет, что это всего лишь для безопасности, но дышать легче всё равно не становится.

Капитан не разговаривает. Сидит хмурый на лавке с остальными, спину держит прямо, не шевелится даже во время езды. Будто всех подбрасывает от езды по неровной дороге, а его намертво приколотило к сидению.

Бойцы уже поникли. Сержант оглядывает их исподлобья, стараясь не привлекать внимание. Сам пытается не расслабляться. Надо хотя бы понять, что происходит.

Всех грызут одни и те же вопросы, но только Аул не может их сдержать.

– Э, почему не едем?! – Он сердито и разочарованно фыркает.

Кто-то из солдат озвучивает мысли сержанта.

– Они, похоже, нашу машину ищут.

– Ц! Э-э!

Гадать не приходится. Солдаты без затей сами всё выдают.

– Нет машины, – докладывает один.

Второй тут же суёт голову в грузовик.

– Мужики, без машины шли?

Сержант отвечает мгновенно. Пока никто другой не успел.

– Пешком от места высадки.

Если не станут искать, и если вдруг придётся снова тут оказаться, то транспорт может очень пригодиться. А без подсказки они его не найдут. Слишком далеко.

Незнакомец верит на слово. Мешкает пару секунд, но потом вылезает. Через некоторое время грузовик трогается.

Кем бы они ни были, ведут себя очень странно. Едут, как попало, не боятся обстрела. Хотя, туман лишь усилился, сквозь него никто ничего и не заметит. И всё же. Они нарушают практически все инструкции и гоняют хуже, чем на гражданке.

Глаза закрывать не стали. Да и есть ли смысл? Как сами видят что-то на дороге – уже вопрос. Тем не менее, в какой-то момент грузовик останавливается.

Сержант тут же выглядывает в маленькое окошко, соединяющее кузов и кабину водителя. Его тоже прикрывать никто и не думает. Слишком много нелепых ошибок, чтобы подумать, что все они случайны.

Жаль, что руки связаны крепко. В этом солдаты не ошиблись. Хомуты затянули сильно, не вырваться.

Через окошко в кабину ничего особенного рассмотреть не удаётся. И всё же кое-что занимает ум сержанта. Остальные не обращают внимания на такую мелкую деталь, но туман становится намного ярче. Почти белеет. Затем темнеет, как море, в котором потонула вспышка. И так несколько раз.

Машина какое-то время не двигается с места. Всё это время грузовик стоит с заведённым мотором. Затем грузовик продолжает езду медленно и плавно, можно было бы не заметить, если не характерный для армейской техники жёсткий старт.

Не проходит и пяти минут, как в дымке взгляд с трудом улавливает черты ворот и высокого забора.

Сержант тут же наклоняет голову на бок, ближе к капитану. До сих пор едкое чувство не позволяло сказать даже слово, отравляя и сковывая мысли. Сейчас оно растворилось.

– У них тоже нет связи, – раздаётся рядом с командиром тихое бормотание.

Тот взглядывает строго. Давит хмурым взором.

Военный не прячет глаза от командирского взгляда. Сдержанно кивает, чтобы автоматчики не заметили.

Офицер не произносит ни слова. Его действия говорят сами за себя. Капитан сам наклоняется, понимает, насколько это может быть важно.

Надо объяснить всё быстро. Не время для подробностей. Первым делом главное.

– Вы были правы, дело не в технике. Всё ещё хуже. Техника работает, фары и двигатель никак не отреагировали. Значит, сигнал глушат.

Командир быстро, коротко и осторожно осматривается. Никто даже не обращает внимания на то, что пленные переговариваются.

– Мотор не глушили. Остановились заранее и своим дали сигнал фарами. Там ответили, потом машина тронулась. Связи нет, иначе зачем? Скоро остановимся. Прибыли.

Капитан задумывается. Прокручивает в голове всё, что сказал сержант. Выглядывает наружу и замечает силуэты.

Следом он бросает взор на окошко, ведущее в кабину. Туман не сильно, но заметно светится от фар автомобиля. Если ещё раз оглянуться и посмотреть в другую сторону, то разница становится очевидна.

Он поворачивается к Старшине и кивает.

Грузовик встаёт. Снаружи уже встречают.

– На выход!

Голос знакомый. Тот же, что и в поле.

Всех выстраивают на небольшом полевом плацу, оформленном по всем правилам военного порядка. Ничего особенного, просто ровная, вытоптанная площадка.

– Слушайте внимательно! Сейчас вы узнаете, куда на самом деле попали. Этого вам командование не рассказывало.

Его едва видно сквозь туман. Бойцы смотрят растеряно. Кто-то сердито таращится. И всё-таки слушают. Только несколько человек остаются настолько внимательны, чтобы заметить, что у говорящего никаких опознавательных знаков. Ни погон, ни нашивок, ни хотя бы какой-нибудь бирки.

Вдруг незнакомец ошарашивает всех одной фразой:

– Нет никакой войны России с Украиной!

Повисает молчание. В голове неразбериха. То ли это шутка, то ли проверка. А может, это какие-то психи.

Никто не знает, что сказать.

Он это будто понимает. Смотрит, ждёт, прохаживается немного. Лишь затем продолжает.

– Всё это полная чушь. Нет никакого русского фашизма. Никаких сало-националистов. В каком-то смысле нет и никакой войны.

Из строя кто-то выкрикивает.

– А, ну тада по домам, хлопцы. А то даже огород вскопать не успел.

Капитан не оглядывается, в отличие от солдат. Сержант чуть поворачивает голову, а он сам лишь подвигает зрачки.

Это всё ещё сильнее запутывает. Кто кого взял в плен? Почему в строю и русские и украинцы?

Военный, вышагивающий перед строем, на шутку реагирует спокойно.

– До этого мы дойдём. Сначала о главном.

Не похоже, чтобы этот человек шутил. Остаётся стоять и угадывать, псих он или издевается.

В тумане видно плохо, но вооружённые автоматами бойцы стоят со всех сторон, это можно разглядеть. Руки у всех до сих пор связаны, так что даже вместе напасть и вырваться шансов мало.

Военный достаёт какой-то пузырёк. Показывает. Держит его на уровне глаз или даже чуть выше, вытянув перед собой.

– Закапайте это в глаза. Потом продолжим.

Туман стал жёлтым. Когда это случилось? Пейзаж обрёл ядовитый окрас радиоактивной картины. Как последствия ядерной эволюции. И только сейчас это стало заметно.

Мужчина ждёт некоторое время. Почти минуту. Затем подходит к капитану и протягивает пузырёк. Ни движения. Командир встречает этот молчаливый жест полным безразличием.

Ответ находится быстро. Военный коротко вздыхает, после чего открывает тюбик и закапывает несколько капель себе в глаза.

– Это не яд. Ничего опасного в нём нет.

Он снова протягивает тюбик капитану. На этот раз, хотя и с недоверчивой медлительностью, офицер всё-таки принимает пузырёк. Пока только для того, чтобы рассмотреть.

На бирке название известных глазных капель. Жидкость внутри фиолетового цвета. Явно не то, что продают в аптеке.

– У нас один боец из РХБЗ хорошим химиком оказался. Если бы не он… – Объясняет уверенный незнакомец, затем снова жестом предлагает воспользоваться средством. – Быстрее будет самому увидеть, чем слушать объяснения.

Они так и стоят. Бодаются взглядами. Наконец, капитан поддаётся. Он закапывает по несколько капель в каждый глаз, после чего пытается проморгаться.

Солдаты с интересом наблюдают. Выражение на лице офицера быстро изменяется. Средство каким-то образом подействовало. Это даже у хмурого военного, скупого на эмоции, вызвало сильное удивление.

– Теперь ясно? Передайте остальным, товарищ капитан, – обращается к нему мужчина.

Несколько солдат из местных, оттянув оружие, подходят ближе и передают ещё нескольким бойцам тюбики.

Всем достаются разные марки. Видимо, используются они повторно. Кто-то и вовсе получает просто шприц без иглы, наполненный мутной фиолетовой жижей.

Командир поворачивается к сержанту, отдаёт флакон. Кивает. Боец незамедлительно вливает средство на поверхность глазного яблока.

Вскоре эффект ощущают все. Видят воочию. Туман стремительно отступает. Он будто убегает вдаль, освобождая простор для зрения.

В тишине немедленно рождается голос.

– Братья и сестры! Я прозрел!

Военный бросает в сторону строгий взгляд.

– Отставить шутки! – командует он.

Впервые он поднимает голос. И впервые удаётся осмотреться. Прежде всего, сам военный всем видом напоминает каждого офицера. Спокойно и уверенно ходит перед строем, но не по-сержантски, по-своему.

Вокруг стоят солдаты. Их даже больше, чем казалось. Все вооружены, но на пленных они не смотрят, как на врага.

Вокруг плаца самодельная часть. Необтёсанные брёвна, куски палаток, какие-то металлические листы. Что-то покрашено, что-то нет. Маскировочные сети не натянуты.

Чем больше осматриваться, тем меньше становится понятно, что именно здесь происходит.

Теперь можно продолжать беседу.

– Нет никакой войны, – повторяет мужчина, снова встав перед строем. – Все мы с вами попали на проклятые земли. Этот туман, – бойцы его назвали скверной, – окутывает всё кругом. И хотя войны нет, у меня для вас парочка очень неприятных новостей.

Пока он говорит, все осматриваются. Можно понять, лагерь очень большой и очень занимает внимание. Здесь отстроено не просто скромное военное пристанище, а самый настоящий городок. Крытая полевая кухня, армейская баня, палатки, столовая – всё, как полагается.

Очень много дерева. Практически целые здания из сруба, утеплённые и облагороженные.

Земля вытоптана. Ни травинки. Люди живут здесь явно не первую неделю. И даже не первый месяц. Есть забор, ворота, вышки, позиции для стрелков. Получается настоящая крепость.

Хотя, не всех это волнует больше, чем беседа.

– А кроме химика из РХБЗ другие врачи есть? Психиатр, например.

Ползёт неуверенный хохот. Сержант оглядывается. Бойцы даже со связанными руками не теряют дух. Держатся. Только Блокнот странно выглядит, но даже он не похож на испуганного.

Эту шутку военный воспринимает спокойно.

– Я вам скажу главное, потом вы сами всё увидите, – отвечает он уклончиво. – В этой области есть… нечто. Мы не знаем точно, что это такое. Разлом. Магия, сраный робот или адская тварь. И этот разлом источает скверну.

Никто так и не решает окончательно, как на это реагировать. То ли он смеётся, то ли серьёзен. Да и этот странный туман.

Смешки прекращаются. Строй умолкает.

– Мы знаем не так много. Первая плохая новость заключается в том, что выбраться из скверны не получится. Уже пробовали.

Он проходит несколько шагов с задумчивым видом. Говорит серьёзно. На шутника не похож. Да и место для таких шуток неподходящее. Невольно задумываешься. Ещё не веришь, но уже сомневаешься.

– Война – тоже дело рук этой фиговины. Она искажает пространство, как мы поняли. Или что-то в этом роде. Эта штука выросла прямо на границе между нашими странами. И каждый из нас видит только то, что она показывает.

Военный останавливается. Осматривает бойцов.

– Что одни, что другие, видят полчища настоящих тварей, готовых убивать только ради удовольствия. Насильников, маньяков. Ублюдков. И когда мы приходим сюда, чтобы защитить свой дом…

Его интонация изменяется. Становится тяжёлой, грубой, громоздкой. Режет по сердцу, вынуждая вспоминать всё, что ещё утром казалось нерушимой истиной.

– …Мы становимся жертвами скверны.

В этот раз шутить никто не решается.

Капитан неожиданно делает шаг вперёд. Пара солдат напрягается, но глава местных сразу даёт отмашку.

– И у вас, конечно, есть способ это доказать.

Не похоже, чтобы капитан загнал офицера в тупик таким вопросом. Мир – вереница сумасшествий. Только что все смеялись, теперь каждый с ужасом воображает, как таинственное доказательство разрушит иллюзию прежнего мира в пыль. Иллюзию, от которой и так ничего не осталось.

– Это ещё одна неприятная новость.

Военный отвечает с тяжестью в голосе. Он поворачивается, делает несколько шагов. Снова обращает взор к капитану и жестом приглашает идти следом. Остальным приходится ждать.

Вдвоём они следуют к охраняемой палатке в стороне от остальных. Она не кажется большой, но охраняется сразу двумя вооружёнными солдатами. Да и по лагерю никто не передвигается без автомата. Значит, не так уж всё и радужно. Кака-никакая, но война всё-таки есть. Местные таскают с собой даже какие-то здоровые лезвия.

Это место хранит много тайн, за которыми прячется тревожное чувство опасности.

Возле палатки происходит короткая беседа. В строю ничего не получается расслышать. Офицеры на миг останавливаются возле дежурных, потом заходят внутрь.

Там они проводят от силы минут пять. Лицо, с которым капитан выходит обратно, заставляет всех перестать шептаться и молча уставиться на офицера.

Местный командир достаёт нож. Он поднимает капитану руки и перерезает хомуты. И даже со свободными руками командир смотрит так, будто его контузило и он всё ещё не понимает, что происходит.

В его руки возвращается офицерский пистолет, и вот теперь все понимают, насколько ситуация необычная. Даже получив оружие, капитан не решается ничего сделать. Он просто идёт молча с хмурым взглядом, отступает в сторону и там останавливается.

Никто не останавливает. Местный офицер молча идёт следом, останавливается рядом.

Хоть что-то проясняется. «Свои» – не просто так ляпнул кто-то из местных. И всё же выражение на лице командира не даёт успокоиться.

Вскоре военный оставляет капитана наедине с мыслями и снова встаёт перед строем.

– Теперь вы все подчиняетесь капитану, – говорит он, попутно отступая на полшага назад. – Здесь нет больше ни россиян, ни украинцев, есть только солдаты. И мы должны сражаться вместе, чтобы выжить. Остальное узнаете позже.

Он уступает место командиру. Отходит в сторону. Все молча ждут, когда капитан вернётся. И тот быстро приходит в себя.