Исполняющая обязанности жены генерала дракона бесплатное чтение

Пролог. Тайны и клятвы

– Если он выздоровеет, я заплачу вам десять тысяч золотых. А если он умрет – вдвое больше!

Ее голос прозвучал как шелест шелка.

Я стояла перед ней, не в силах поверить своим ушам.

«Как она может так говорить о собственном муже?» – пронзила меня мысль, когда я вспомнила клятву «и в болезни, и в здравии!».

Жена генерала Моравиа, прекрасная Элеонора, говорила о смерти как о смене платья.

Но шаг назад делать уже поздно!

Женщина, облаченная в великолепное платье из темно-синего бархата с оборками, казалась идеалом красоты и грации. Длинные каштановые волосы, собранные в изысканную прическу, и утонченные черты лица, обрамленные густыми ресницами, скрывали под собой мрак ее истинной натуры.

«Так и травят родственников. А глаза у них при этом добрые-добрые!» – с горькой усмешкой подумала я.

Я уже давно работала сиделкой у богатых людей, но когда меня пригласили в дом генерала Моравиа, я и подумать не могла, что тут творится такое! Эта семья была образцовой. Без лжи, подлости и предательства. По крайней мере, о ней всегда так говорили.

Одеваясь в униформу, я должна оставить чувства за дверью. Это обычно помогало в работе со сложными пациентами.

Но сейчас, когда молодая генеральша рассуждала о том, как бы поскорее избавиться от мужа-калеки, чувства за дверью я оставить не могла.

– Но он же ваш муж, – с трудом выдавила я из себя.

Я все еще не могла поверить, что кто-то способен так легко говорить о смерти близкого. Тем более в такой благородной семье, как Моравиа!

– Элана, вы не понимаете, – сказала Элеонора, глядя на меня с раздражением, вертя в руках веер. Она то раскрывала его, то собирала. – Его ужасно видеть таким. И вы, должно быть, понимаете. Его страдания невыносимы. Он потерял драконью сущность. Заклинание убило дракона внутри него и искалечило его тело. Смерть станет для него настоящим избавлением.

«Для него? Или все-таки для вас?» – подумала я.

Теперь, когда магический договор был подписан и мною была дана магическая клятва о неразглашении, красавица Элеонора могла говорить спокойно. Все как есть. И она ни капельки не стеснялась.

– Ни генерал, ни его многочисленная родня, никто не должен знать об этом разговоре. Для всех я должна оставаться любящей и заботливой женой. – Красавица откинулась на спинку стула, и её взгляд стал ещё более холодным.

В этот момент на моей руке проступил символ клятвы, как бы напоминая о том, что он может убить меня в любой момент. Через мгновенье символ померк.

Магические клятвы в богатых домах были обычным явлением. Никто не желал, чтобы их грязные семейные тайны вылезли наружу и запестрили в газетах. Поэтому магическая клятва часто стоила жизни тем, кто не умеет держать язык за зубами.

У меня от этих магических клятв пробу уже ставить негде. Но самое обидное то, что эти клятвы не имеют срока давности, и ни один суд в мире, ни одна магия не способна ее с меня снять.

«Думай о доме, который ты хочешь построить!» – вертелось у меня в голове. А я постаралась вспомнить старую картинку, которую я нашла в старинном каталоге недвижимости у одной из моих пациенток. В этот момент я почувствовала, что поместье, которое изображено на картинке, – это то, чего я хотела всю жизнь. Душа изнывала при мысли о том мгновении, когда я наконец-то переступлю порог собственного дома. Конечно, на поместье я вряд ли насобираю. Но похожий дом построить смогу! И эта мысль грела меня в самые тяжелые моменты.

– Помимо премии, будет помесячная оплата, – продолжала Элеонора. – Премия по результату.

Еще пятнадцать минут назад, когда я давала магическую клятву о неразглашении, мне и в голову бы не пришло, что в семье герцогов Моравиа бывают такие тайны!

Я ощутила, как стены кабинета сжались вокруг меня, вызывая желание сбежать, вырваться из этого душного пространства, но в то же время я осознала: отступать было некуда.

– Слуг в доме минимум. Кухарка, старая горничная и дворецкий. Мужу больше и не надо. Так что беспокоиться тебе не о чем, – заметила генеральша. – Гостей здесь не бывает. После того, что с ним случилось, мой муж никого не желает видеть!

В глубине души я мазала свое презрение жирным слоем на каждую её фразу, как паштет на хлебушек.

– Иными словами, вы хотите, чтобы я… – начала я, глядя ей в глаза. – Убила вашего мужа?

Глава 1. Первая встреча

– А не проще ли тогда нанять не сиделку, а какого-нибудь «сидельца»? – спросила я, прочитав ответ в ее глазах.

– Зачем? – спросила генеральша. – Разве убийство не повлечет за собой расследование? Ну и глупости ты говоришь! Я не требую от тебя его смерти. Я же сказала. Если он выздоровеет, ты получишь десять тысяч золотых, а если нет, то вдвое больше. Так что решать тебе.

Внутренний голос шептал мне, что стоило отказаться от всего этого сразу, но я понадеялась на безупречную репутацию семьи Моравиа. И вот во что это вылилось!

– Ну что ж! Пора тебе познакомиться с ним! Учти, характер у него не сахарок! – генеральша с усмешкой перешла на «ты». – Но я на тебя очень надеюсь! И очень рассчитываю!

Правильно говорят: «Не так страшна болезнь, как характер пациента!».

Я сделала глубокий вдох и, с трудом собравшись с мыслями, вышла из комнаты вслед за Элеонорой.

Она пошла по коридору, направляясь к одной из дверей.

– Любовь моя, – проворковала она под дверью, легонько постучавшись. – К тебе можно?

– Входи, – услышала я мужской голос, а Элеонора улыбнулась, приглашая меня внутрь.

Я пересекла порог комнаты, где должен был ждать генерал. «Помни! Эмоции мы оставляем за дверью!» – пронеслось в голове.

Стены комнаты были выкрашены в глубокий, насыщенный оттенок бордового, будто спекшаяся кровь, застывшая в неподвижности. Над головой раскинулся массивный потолок, украшенный лепниной с изящными завитками, которые будто наблюдали за каждым моим движением. Дверь в соседнюю комнату была открыта, а там виднелась массивная кровать с балдахином из тяжелой, полупрозрачной ткани, которая мягкими волнами спадала на пол, словно скрывая что-то под своей пеленой. В углу стоял старинный шкаф из темного дерева с резьбой, а на стенах – портреты в тяжелых рамах из потемневшего золота, взгляды которых казались живыми, следили за каждым моим движением. В воздухе витал запах старых книг, пыли и какой-то едва уловимой нотки магии, которая будто бы пронизывала всё вокруг.

Генерал сидел в кресле спиной ко мне, и его плечо – крепкое, уверенное – было единственным, что я могла различить.

Рядом стояла роскошная трость, аккуратно прислоненная к ручке кресла. Я увидела лишь его мужественный профиль: темные, чуть вздернутые брови, прямой нос, мягкий изгиб губ. Передо мной был молодой мужчина, и это было, пожалуй, самое грустное.

Элеонора заметила мое замешательство. Ее брови нахмурились, губы сжались в тонкую линию.

– Дорогой, – тихо произнесла она, – познакомься. Это – твоя сиделка. Ее зовут Элана. Она будет ухаживать за тобой.

Генерал, словно нехотя, повернул голову, и я почувствовала, как в его взгляде вспыхнуло что-то – смесь недовольства и внутренней боли.

– Зачем мне сиделка? – его голос прозвучал резко, чуть хрипловато.

Но я услышала в нем и нотки скрытой боли, и усталости. Он явно не хотел показывать свою уязвимость.

– Аврелиан, как зачем? – улыбнулась Элеонора, – чтобы ты побыстрее выздоравливал.

Генеральша заметила мое замешательство. Её брови нахмурились, а губы сжались в тонкую линию.

Она подошла ближе, и её аромат, смесь дорогих духов и чего-то ещё, невыразимо женственного, опьянил меня.

Генерал продолжал смотреть на меня вполоборота. Его взгляд был полон раздражения и недоверия.

Я чувствовала, как напряжение в комнате нарастает, словно натянутая струна.

Элеонора, казалось, наслаждалась этой игрой, её губы изогнулись в едва заметной улыбке, как будто она знала, что происходит в душе своего мужа.

– Я не нуждаюсь в сиделке, – произнес генерал, но на этот раз его голос звучал с пугающей твердостью. – Я неплохо справляюсь сам.

Я сделала шаг вперед, стараясь не выдать своего волнения.

Внутри меня бушевали эмоции, но я знала, что должна оставаться спокойной. В голове пронеслось: «Он не доверяет никому и пытается держать дистанцию. Он отвергает любые попытки ухаживания или помощи. Случай тяжелый».

– Господин генерал, – начала я, стараясь говорить уверенно, – я здесь, чтобы помочь вам. Я понимаю, что это непросто, но я обещаю сделать все возможное, чтобы облегчить ваши страдания.

– Страдания, говоришь?

И тут он повернулся ко мне лицом.

О, боже мой!

Глава 2. Красавец и чудовище

Уродливый росчерк шрама пересекал его красивое лицо по диагонали, проходя сквозь переносицу, и заканчивался чуть ниже мочки уха, разделяясь на две части.

При виде этого шрама внутри шевельнулось что-то похожее на жалость и смущение.

Мне тут же захотелось отвести взгляд.

Судьба! Это слишком жестоко по отношению к такой красоте!

В голове пронеслось: «За что? Такое красивое лицо, и вот так!».

Если бы не этот шрам, то я могла бы сказать, что никогда в жизни не видела более красивого мужчины.

Чувство внутренней несправедливости заставило меня сглотнуть.

От пронзительно серых глаз, казалось, не укрылись мои мысли, хотя я и всеми силами пыталась скрыть. Серые глаза смотрели на меня пристально, словно видели больше, чем нужно.

«Ну что? Полюбовалась?» – спросил меня насмешливо-горький холод взгляда. – «Ну и как я тебе?».

– Вы не понимаете, – наконец произнес генерал, и в его голосе звучала горечь. Он разгадал мой взгляд. – Вы ничем не можете мне помочь. Поэтому убирайтесь.

Элеонора, которая все это время стояла рядом со мной, словно тень, добавила ласковым голосом:

– Это невыносимо. Я хочу, чтобы он снова стал прежним, но для этого ему нужна помощь. Любимый…

Это слово, словно отвертка в сердце, заставило меня дернуть глазом.

Сколько раз я видела и слышала: «Когда же эта старая карга отправится навсегда погостить к родственникам!». И тут же, в комнате, на нее нападали с поцелуями всей стаей многочисленной родни, в шесть рук подтыкая одеяльце и в десяток ног спеша за стаканом воды.

Я почувствовала, как в груди у меня закипает гнев. Но я знала, что сейчас не время для эмоций.

– Давай ты не будешь упираться, – заметила генеральша. Она прошуршала платьем по полу, положила веер на столик и присела в кресло напротив мужа, глядя на него так, словно кроме него на свете нет никого!

И в этот момент я увидела, как его лицо изменилось. Этот взгляд…

Генерал любил жену. И даже не догадывался о том, что буквально десять минут назад она озвучила мне цену его жизни!

– Давай ради меня, – прошептала генеральша, беря его руку и целуя. – Я прошу тебя. Не упрямься… Я так переживаю за тебя. Ты не понимаешь, какую боль ты причиняешь мне сейчас, отказываясь от помощи!

Мне казалось, или эту речь она репетировала перед зеркалом? Я увидела, как генерал смягчился, но не ради помощи, а из-за просьбы любимой женщины. И тут же бросил на меня хмурый взгляд: «Ты еще здесь?».

– И поэтому ты наняла мне сиделку? Я и сам могу поесть, переодеться, принять ванну и лечь в постель. Зачем мне сиделка? Или это все-таки сторож? Боишься, что я куда-то убегу?

Он показал глазами на свою ногу.

– Я здесь, чтобы помочь вам восстановиться, – повторила я, стараясь вложить в слова всю свою искренность. – Давайте начнем с простого. Как вы себя чувствуете?

Генерал откинулся на спинку кресла, его лицо стало еще более мрачным.

– Как вы думаете, как я могу себя чувствовать? – его голос звучал с сарказмом. – Я потерял свою драконью сущность. Я не знаю, что делать с этой пустотой внутри. Мое лицо обезображено. Я с трудом передвигаюсь. А так все отлично!

Элеонора, казалось, наслаждалась этой сценой, её губы снова изогнулись в тонкой улыбке, как будто она была зрителем на театральной постановке, где её муж играл главную роль в трагедии.

– Я вас услышала, – произнесла я, стараясь вложить в свои слова поддержку. – Вы многое пережили. Я вижу, что гордость вам не позволяет принимать помощь, но прошу вас, дайте мне шанс вам помочь.

Генерал повернулся ко мне, и в его взгляде я увидела не только недовольство. Я почувствовала что-то другое. Похожее на отголосок надежды.

– Как ты собираешься это сделать? – спросил он, его голос стал чуть мягче, но все еще полон скепсиса.

– Я могу предложить различные методы восстановления, – ответила я, стараясь говорить уверенно. – Нужно будет осмотреть ногу. Выясним, почему вам больно на нее наступать. Быть может, рана не прошла. Или перелом неправильно сросся. Мы попробуем с вами сначала простые упражнения, а затем перейдем к более сложным. Я буду рядом, чтобы поддерживать вас на каждом шагу.

Элеонора, стоя рядом, прервала меня голосом, полным печали и трагизма:

– Ты не понимаешь, он не хочет выздоравливать. Он хочет, чтобы всё закончилось. Он так хочет, чтобы я страдала и плакала! Но мне невыносимо думать, что потеряю его. А он думает только о себе!

Я почувствовала, как в груди у меня закипает гнев, но сдержалась. Актриса из нее была что надо!

– Каждый имеет право на выбор, – мягко произнесла я, глядя на генерала. – Но не стоит разбрасываться шансами. Однажды у судьбы они закончатся.

Генерал снова посмотрел на меня, и в его глазах я заметила, как что-то изменилось. Возможно, он начал осознавать, что от меня не отвертится.

Или тайная надежда на то, что наступит хоть какое-то улучшение, заставило его сделать над собой усилие. Он посмотрел на лицо жены, которая смотрела на него так, будто ловила каждое его слово.

– Я не знаю, смогу ли я когда-либо вернуться к нормальной жизни, – наконец произнес генерал, и в его голосе звучала уязвимость, которую он так старательно скрывал.

– Это нормально, – с мягкой улыбкой ответила я, стараясь быть максимально поддерживающей. – Восстановление – это процесс, и он требует времени. Но я здесь, чтобы помочь пройти через это.

Я почувствовала, как напряжение в комнате нарастает. Генерал, казалось, разрывался между двумя мирами: миром, в котором он был сильным и уверенным, и миром, в котором он чувствовал себя сломленным и уязвимым.

Внезапно над нашими головами пронесся топот, словно средней упитанности слон пробежал по коридору второго этажа. Даже если натянуть натяжку, то списать все это на мышей и крыс не получится.

Элеонора вздрогнула и побледнела, но виду не подала, что тоже услышала этот странный звук.

– Элеонора, – произнес генерал, его голос стал более решительным, как только он поднял глаза на потолок, – я не нуждаюсь в сиделке. Увези ее отсюда! Ты же знаешь, что я убью эту сиделку, как и всех предыдущих.

Глава 3. Магия и опасность

– В смысле? – спросила я, словно меня обдало холодом, и застывшие слова застряли у меня в горле. Внутри всё сжалось, как будто я оказалась в ловушке, окружённая туманом недоумения и тревоги.

– В прямом, – тихо, но уверенно произнёс генерал, глядя мне прямо в глаза, словно он мог заглянуть в самую глубину моей души. – Неужели моя супруга тебе этого не рассказывала?

Мои мысли зашевелились, как волосы на голове. Я сжала губы, пытаясь понять, что же происходит.

– Я просто еще не успела, – прошептала Элеонора, её голос был тихим.. – Для начала я хотела, чтобы вы познакомились…

Она посмотрела на меня, а потом снова бросила взгляд на потолок.

– Понимаешь, Элана, мой муж не просто так удалился в это уединённое поместье. После потери драконьей сущности он больше не способен контролировать свою магию. Она – как дикий, необузданный огонь, который теперь пылает без оков, разрушая всё вокруг.

Генерал вздохнул, его лицо стало как вырезанное из мрамора— холодное и неподвижное.

– Договаривай, любовь моя, – произнёс он с тяжестью в голосе, – я опасен для окружающих меня людей.

Мой мозг будто отключился. Шок охватил меня, как волна, сметающая всё на своём пути.

Я посмотрела на Элеонору – и вдруг почувствовала, будто меня окатили ледяным душем разочарования. Если бы я знала это раньше, я бы никогда не согласилась. Не ради денег, не ради пустых обещаний – ради жизни, ради спокойствия.

Но, словно почувствовав моё замешательство и внутреннее сопротивление, Элеонора встала, мягко взяла меня за руку и аккуратно вывела из комнаты.

Как только дверь в комнату мужа закрылась, её лицо изменилось – словно тень тайны промелькнула в ее голубых глазах, скрывая что-то очень важное, что она не могла или не хотела раскрывать.

Приторная маска любви исчезла, оставив лишь холодный, безразличный взгляд. Мы отошли от комнаты, и Элеонора наконец-то заговорила, приглашая меня в гостинную.

– Ты не должна его жалеть, – произнесла она, и в её голосе не было ни капли тепла.

Я не могла сдержать удивление. Меня так и подмывало спросить, почему она мне не сказала про опасность?

– Вы не могли сказать мне об этом раньше? – спросила я. – Мне кажется, я имею право знать такие подробности! Что еще вы мне забыли сказать?

– Теперь, вроде бы все, – произнесла она совершенно спокойным голосом.– Хотя нет, еще кое-что! Особняк очень старый, и здесь бывают сквозняки. Так что одевайтесь теплее!

Элеонора спокойно подошла к зеркалу, я заметила, как она легким движением поправляет прическу, будто примеряя на себя роль актрисы, которая должна выглядеть безупречно даже в самый неподходящий момент. Ее пальцы легко скользили по локонам, придавая себе безупречный вид перед зеркалом, висевшим в коридоре, – словно она всячески старалось сохранить иллюзию идеальности, скрывая внутренний холод и пустоту.

Я рассматривала роскошную гостиную, с которой начались мои приключения.

– Скажите, – произнесла я. – разве вам его не жаль?

– Жаль? – спокойно и холодно переспросила она.

Элеонора стояла, поворачиваясь к зеркалу то одной стороной, то другой, как будто искала идеальный ракурс для портрета. Внезапно ее руки замерли, а она вздохнула, глядя зеркальному двойнику в глаза.

Она повернулась ко мне, и я увидела, как в ее глазах блеснули слезы.

Внутри меня вспыхнула искра любопытства и тревоги: что же скрыто за этой маской? Какие тайны она хранит в глубине своей души, и почему всё это так тяжело держать в себе?

Глава 4. Любовь и обуза

– Это не его! Это меня жалеть надо! Жизнь меня обманула! – воскликнула Элеонора вдруг, голос зазвучал страстно, полон боли и отчаяния. – Меня! Не его! Меня! Я выходила замуж за бравого красавца, богатого герцога, дракона, генерала! Неужели теперь я всю жизнь должна потратить на то, чтобы крутиться вокруг калеки, который и шагу ступить не может, не стиснув зубы от боли!

Она сделала паузу, будто пытаясь сдержать волну гневных слов, и продолжила сквозь подступающие слезы.

– Ладно, если бы он был старым. Я бы подождала. Но мой муж молод! И если не считать ноги и лица, то вполне здоров! И это обуза на всю жизнь! Как ярмо на шее, как цепь, что тянет меня назад – не дает мне дышать полной грудью! – проглотила слезы она, глядя мне в глаза.

Сделав глубокий вдох, она закусила губу, а по ее щеке стекла слезы.

– Неужели моя молодость должна пройти рядом с ним? Чем я такое заслужила? Я не хочу до конца своих дней строить из себя жену-героиню! Не хочу лишать себя комфорта и радостей жизни из-за того, что постоянно кручусь и верчусь вокруг него? Почему я должна посвятить свою жизнь ему? – произнесла она, сжимая кулаки.

– Но вы могли бы развестись, – заметила я, глядя на нее с удивлением.

– Развестись? – удивилась генеральша. – Чтобы общество набросилось на меня, как свора голодных собак, и растерзало в клочья за их любимого генерала? Чтобы меня растерзали за то, что я бросила своего героя, своего защитника? Как же так! Бросила генерала-победителя! Он за нас здоровье отдал, а ты… Ты неблагодарная. Вот такая вот ужасная жена! А его родственники? Они же первые заклюют меня. Мое имя будут полоскать все, кому не лень. Моей репутации придет конец!

В этот момент магическая клятва снова напомнила о том, что этот разговор тоже должен остаться между нами, будто невидимый шип прохладно пронзил кожу, заставляя сердце сжаться.

– Ты сама представь! Ты замужем? – спросила Элеонора, смеряя меня взглядом, словно оценивая, заслуживаю ли я замужества или нет.

– Нет, – ответила я тихо, чувствуя, как внутри загорается искра сопротивления.

– А представь, что ты вышла замуж за красивого, сильного, умного мужчину, и вдруг случилось нечто такое, что превратило его в калеку. Ты молода, у тебя впереди вся жизнь – яркая, полная планов, надежд и мечтаний, – и вдруг все рушится. Вокруг – красота, успех, а единственная проблема – муж, который уже никогда не станет прежним. Муж – обуза. И тебе приходится всю жизнь таскать его, как тяжёлое бремя, потому что иначе – что? – потеряешь все.

– Я бы не бросила, – прошептала я, нахмурив бровь. – Если бы любила, я бы сделала все, чтобы ему помочь. И даже если бы не любила, я бы тоже постаралась помочь. Для меня это тоже самое, что выбросить котенка на улицу.

– Видимо, ты так рассуждаешь, потому что тебя это не коснулось. Вот поверь, как только это коснется тебя, ты совсем по-другому запоешь, – усмехнулась Элеонора, уверенная в своей правоте.

Её слова пронзили меня, как острый нож. Я смотрела на неё, и в сердце моём разгоралось негодование. Как можно быть такой бездушной?

– А вы не думали, что было бы, если бы беда случилась бы с вами, а не с ним? – спросила я, внимательно глядя на нее. – Если бы он рассуждал так же?

Глава 5. Горечь и обида

Элеонора, холодная и безупречно элегантная, казалось, не услышала моего вопроса. Она продолжала поправлять волосы, будто мои слова не касались её.

Она вытерла слезы и еще раз внимательно посмотрела на свое лицо.

– Вы не видите, – произнесла я, стараясь сдержать эмоции, – что он нуждается в вас больше, чем когда-либо? Это не обуза, это человек, который страдает. И только в ваших силах помочь ему, поддержать, подарить любовь и заботу. Иногда это способно творить настоящие чудеса!

Она лишь усмехнулась и продолжила поправлять пряди своих волос, будто мои слова – лишь шум ветра.

– Вот именно, что человек! – заметила она, резко повернувшись ко мне. – Потеряв драконью сущность, он стал человеком. Просто человеком. Если бы он не потерял драконью сущность, то его раны бы затянули за несколько дней, как небывало.

Я чувствовала, что её сердце закрыто, будто стальная дверь. Но как можно так жестоко и холодно относиться к тому, кто так нуждается в заботе? Как можно говорить о нем, как о бремени, которое она вынуждена нести?

– Ты не понимаешь, – продолжала она, её голос становился всё более агрессивным. Слёзы на глазах просохли. – Я не могу тратить свою жизнь на заботу о нём. Он был моим идеалом, я просто обожала его, а теперь… Теперь он лишь тень того, кем был. То, что ты видела в кресле, это не он! Не тот, кого я полюбила! Когда я увидела его впервые после ранения, я подумала: «О, лучше бы он погиб в том бою!».

Я смотрела на неё, и в сердце моём разгоралось негодование. Как можно так легко отвергать человека, который когда-то был сильным и смелым, а теперь нуждается в помощи и поддержке?

– Иногда я жалею, что муж – не испорченное платье, которое можно выбросить или отдать служанке, – в ее тоне прозвучало искренне сожаление. – Мне бы так хотелось избавиться от этого уродства, этого шрама, этого страдания…

– Вы брезгуете им? – осознала я.

– О, ты правильно подобрала слово, – заметила она. – Меня ужасают его шрамы… Бррр! А этот ужасный шрам на лице… Разве можно продолжать любить мужчину, когда на него страшно взглянуть? Я уже потеряла надежду на то, что всё может измениться!

– А если бы всё удалось изменить? – спросила я.

Глава 6. Дракон

Я сидел в тишине, наблюдая за мягким мерцанием свечей. Их свет мягко скользил по изогнутым теням предметов, создавая ощущение таинственности и уюта. В полумраке комната казалась почти черной, словно сама тьма притаилась в углах, подслушивая мои мысли.

Раньше я погружался в мир магических книг, искал ответы, надеясь, что маги что-то упустили. Но ни одна книга не давала мне ответов. Такого история магии еще не видела – выжечь изнутри дракона его сущность, лишив его магической силы, было практически невозможным. Как враги дошли до этого? Какое заклинание они использовали?

– Скорее всего, это какое-то новое заклинание! Какой-то очень сильный маг! Возможно, древний! – в один голос твердили маги-целители. – Если это так, то мы все в опасности! Лишиться на поле боя разрушительной мощи дракона – это равносильно катастрофе! Мы потеряли свое преимущество в войне!

Если раньше драконов сбивали, ранили, временно выводили из боя, пока они восстанавливаются, то сейчас ситуация приняла совсем другой оборот. Опасный для любой военной кампании.

Воспоминания снова уносили меня туда, где слышались крики боли, сыпались обломки башен. Я снова отчетливо увидел тот момент штурма крепости, который должен был стать отправной точкой нашей победы. Последние ее защитники держали оборону, хотя уже знали, что война проиграна. И зря они ее затеяли.

Темные грозовые тучи нависали над уставшими башнями, разрушенные стены зияли каменными ранами.

Противник был уже на грани сдачи, как вдруг я почувствовал резкую выжигающую боль изнутри. От этой боли, идущей из глубины души, на мгновенье потерял чувство реальности.

Казалось, заклинание, попавшее в меня, словно яд разлилось по венам, и в этот момент голос, звучавший внутри меня, голос моего дракона, умолк. Навсегда.

Растворился в потоке непередаваемой обжигающей боли.

Я не помнил самого падения. Я помнил лишь глухой удар моего тела об землю. И то, что очнулся уже человеком среди мертвых тел. Помню, как схватил лежащий в алой грязи меч, как отразил удар, потом еще один. Помню, как крепко сжимал мокрую рукоять. Как делал замах, как выставлял меч, чтобы отразить удары.

Вспомнил, как боль разорвала лицо. Но я не замечал ее. Только кровь, заливающая глаза. Помню искаженные яростью лица противников, когда я дал мечу вдоволь напиться их крови.

Я знал, что я должен выжить. Я должен вернуться живым.

Она ждет меня.

Элеонора ждет меня.

И только эта мысль придавала мне силы и ярости.

Если я и погибну, то только не сегодня. Не сейчас. Не в этом бою.

– Господин генерал! – это последнее, что слышал перед тем, как потерять сознание.

То, что случилось, я осознал уже в госпитале. Первое, что я услышал, так это тишину. Дракон внутри меня молчал. Эта тишина казалась такой непривычной, пугающей. И в этот момент испугался пустоты. Я звал дракона, напрягал все силы, чтобы попытаться обернуться, но… ничего не вышло.

Воспоминания обрывками возвращались, а я вспомнил голос Элеоноры. Он прозвучал, словно свет во тьме. Я узнал его сердцем.

"Я могу его видеть?" – слышал я ее голос, цепляясь за него всей душой, чтобы выбраться из мрака отчаяния.

"Да, да, конечно! Только он сильно ранен. Мы не знаем, почему он не может восстановиться. Прошла уже неделя… И для дракона это не свойственно!" – озадаченный голос лекарей доносился из-за двери. – "Он просил не говорить родным. Только вам!"

Сердце ждало встречи. Я хотел сжать ее руку, обнять ее.

В этот момент она была нужна мне, как единственная надежда, как луч света среди кромешной тьмы. Я знал, что выжил ради этого. Ради этой встречи. Ради того, чтобы снова обнять ее, вдохнуть запах ее волос, почувствовать тепло ее кожи и сердца.

Шелест ее юбки и скрип двери нарушили тишину палаты. Запах ее духов разбудил во мне желание жить. Я вспоминал те счастливые времена – когда она смотрела на меня с нежностью, когда наши руки соприкасались, и я чувствовал тепло её сердца. Я был уверен, что любовь – это всё, что мне нужно. Что ее любовь способна творить чудеса. Мне хотелось обнять ее, прижать к сердцу, замереть, чтобы понять – мне есть ради кого жить. Как в старые добрые времена, когда я был уверен, что ничего не разрушит наше счастье. Что любовь, что связывала нас, непобедима, что вместе мы все сможем преодолеть.

Я видел, как Элеонора застыла на пороге палаты. Как в ее глазах промелькнуло то, чего я больше всего боялся.

Глава 7.Дракон

Но она взяла себя в руки и подошла к моей постели.

Она что-то говорила. Обсуждала с лекарями. Держала меня за руку. Проводила рукой по моим волосам. Но я чувствовал холод. Я чувствовал, что что-то изменилось.

Очнувшись от воспоминаний, я до боли сжал кулак, словно пытаясь схватить и удержать что-то невидимое, а потом резко разжал его.

Я ощущал, как моя рука – та, что когда-то была сильной и уверенной – теперь лишь дрожит, как лист под порывом ветра.

На столике лежал забытый женой веер.

Я усмехнулся, вспомнив, что жена избегает взгляда на меня, а если и смотрит, то в ее глазах отражается пустота.

Я снова сжал кулак, в иллюзии удержать что-то важное, неосязаемое, ускользнувшее от меня.

– А он поправится? – слышал ее голос из воспоминаний.

– Мы в этом не уверены, – смутились лекари. – Но постараемся сделать все возможное.

И только в этот момент я впервые увидел, как она впервые посмотрела на мое лицо. В ее глазах я прочитал недоумение, ужас и… брезгливость. Словно я – нищий, который тянется к ее роскошному платью грязными руками, умоляя о монетке.

Сначала я был уверен, что ошибся. Что мне просто показалось.

Но потом понял, что нет. Это не ошибка.

Элеонора избегала прикосновений. Может, со стороны казалось, что все в порядке. Но я знал, что между нами что-то не так. Ее рука была холодной. И такой же холод я увидел в ее глазах, когда впервые обнял ее. Она тоже обняла меня. Она что-то говорила о том, что все будет хорошо… Но я чувствовал, словно обнимаю пустую красивую оболочку. Что она сейчас не здесь, не со мной.

Я чувствовал, как Элеонора уходит, словно призрак, исчезающий в тумане.

Её тень – всё тоньше, всё дальше. Я наблюдал за этим в бессилии что-либо изменить. Я ничего не мог сделать, чтобы остановить этот уход.

Нет, она не говорила о разводе, не говорила о чувствах, она убеждала, что все в порядке, все по-прежнему.

Но я знал, что это всего лишь слова. Я видел, сколько усилий стоило ей, чтобы посмотреть мне в глаза. Видел, что за ее глазами скрывалась пустота.

Словно она ушла от меня, не уходя.

Она отворачивалась при виде моего обезображенного лица, избегала моих прикосновений. Отстранялась, как только я ее отпускал. Словно для нее это превратилось в неприятную обязанность.

Я не мог его осуждать.

Но осуждал.

В тот момент, когда одно ее слово нежности, когда тепло ее сердца способно было вернуть мне надежду, я видел лишь красивую оболочку, которая ходит, улыбается, разговаривает со мной. Но душа ее закрыта.

Я взял в руки ее веер, сжимая его.

Каждый раз я прислушивался к шагам в коридоре. Я узнавал ее по шагам. И каждый раз я представлял, что она откроет дверь и скажет, что скучала, обнимет, и я снова почувствую тепло ее сердца.

Но она не придет. Она меня боится.

Я вспомнил ужас в глазах жены, когда посреди одного разговора по стенам побежали трещины. Как порыв магии сбил ее с ног. Как я просил у нее прощения, вымаливал его, боясь, что причинил ей боль.

Горечь охватывала меня, но вместе с тем – и безмолвное понимание.

Я не мог стать тем, кем был раньше, и, возможно, она не могла принять меня таким. Моя слабость и мои раны – будто приговор, лишающий меня достоинства, силы, смысла жизни. Я чувствовал себя разрушенным, заброшенным, как руины старого замка, в которых когда-то кипела жизнь.

Тогда я понял: с этого момента я – всего лишь человек. Слабый, уязвимый и смертный. И все мои раны – не просто физические, а раны души, которые никак не заживают. Они – мой приговор, моя судьба. Я стою в тени, разрываемый между горечью и надеждой, которая почти угасла.

Я жив – и это самое страшное и самое дорогое, что у меня есть.

Глава 8. Бессилие и тяжесть

– Мы пробовали все. Маститые маги разводят руками. Заклинания его не берут! Даже странно, – заметила Элеонора. – Даже родовая магия рода Моравиа оказалась бессильной.

Элеонора закатила глаза, и в её взгляде я увидела не только презрение, но и глубокую печаль.

– Я не могу любить его таким, – произнесла она, её голос стал тихим, но в нём всё ещё звучала горечь. – Я не могу смотреть на него, не вспоминая, каким он был. Мне это тяжело. Я не хочу так.

Я поняла, что её слова были не только о нём, но и о ней самой.

– Вы должны попытаться, – произнесла я, стараясь донести до неё свою мысль. – Он нуждается в вас больше, чем когда-либо. Иногда любовь, теплота и ласка…

В этот момент мне казалось, что что не все потеряно. Что что-то внутри нее может измениться. И что она – просто уставшая женщина, которая опустила руки, которая мечется из крайности в крайность, сгорая от внутреннего отчаяния.

– Хватит! – отрезала Элеонора. – Прекратите! Я больше не хочу разговаривать на эту тему! Мне пора возвращаться. Скоро бал. Я пришлю тебе распоряжения. А пока осваивайся.

Элеонора, не дождавшись ответа, вышла из комнаты, оставив меня одну с нарастающим чувством тревоги. Я смотрела на её уходящую фигуру, и в сердце моём разгоралось недоумение. Как можно быть такой жестокой? Как можно отвергать человека, который когда-то был её идеалом, а теперь нуждается в поддержке?

Может, в глубине души, она все еще любит мужа?

Я подошла к окну и посмотрела на сад, где цветы распускались, словно жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

– О, добро пожаловать, – услышала я незнакомый голос. Обернувшись, я увидела пышную даму в костюме горничной. – Меня зовут Бэтти. Я горничная. Сослана сюда за пьянство, дебош и плохо проглаженные ленты.

– Очень приятно. Я – новая сиделка у генерала Моравиа, – улыбнулась я. – Приехала, чтобы помочь вашему хозяину. А так вроде бы больше нигде не накосячила…

– О, ему уже ничего не поможет, – заметила горничная. – Знаешь, сколько вас таких тут было? И сиделки, и доктора, и какие-то целители!

– Правда? – удивилась я. – Мне об этом не рассказывали! Неужели никто не смог помочь?

– А! Понятно! Видимо, вы еще не в курсе, – усмехнулась Бэтти.

Глава 9. Горничная и секреты

– Скоро сами всё поймете, – вздохнула Бэтти, слегка улыбаясь, словно предвкушая нечто важное и таинственное.

– Пойму что? – спросила я, чувствуя, как медленно поднимается внутри волнение.

– Всё, – ответила горничная, улыбка на ее лице заиграла мягкими оттенками таинственности.

Она взглянула на меня с легкой насмешкой, и я почувствовала, как в ее глазах загорается искра. Бэтти обошла меня, словно исследуя каждую мельчайшую черту моего лица, оценивая, насколько я соответствую этой загадочной, почти мистической обстановке, в которой оказалась.

Я понимающе улыбнулась в ответ – опыт работы у богатых учит видеть за словами и жестами больше, чем кажется на первый взгляд. Иногда слуги любят напускать загадочность, рассказывая о семейных проклятиях, призраках и прочей дребедени, чтобы скрыть свою слабость или просто развлечься.

– Нас тут немного, – произнесла Бэтти, поднимая брови и делая легкий жест рукой. – Я, кухарка и дворецкий. А теперь – и ты.

Я кивнула, стараясь сохранять дружелюбный настрой, хотя внутри ощутила, как сердце забилось немного чаще.

– И чем вы тут занимаетесь? – спросила я, стараясь изобразить интерес и невинность, но одновременно и проявить немного любопытства, чтобы понять, что скрывается за этой загадочной атмосферой.

– Делать нам особо нечего, – ответила Бэтти, улыбнувшись чуть загадочно. – Мы с кухаркой придумываем сплетни про дворецкого. Он обижается, когда слышит, что его обсуждают. Потом остывает, и всё по кругу.

Она засмеялась мягко, и в этот момент я заметила, как в ее взгляде проскользнула искра удовольствия. Я невольно улыбнулась. Забавная тетка – словно персонаж из старинной сказки, где всё наполнено тайнами и намеками.

– Большинство комнат у нас нежилые, – продолжила Бэтти. – Гости бывают редко. Иногда сюда заезжает генеральша, но ночевать тут она не остается. Как говорят, что одна туфелька здесь, а другая – уже в столице, на балу или в модном салоне. Приезжает она нечасто. Примерно раз в месяц! Иногда чаще, если ей что-то нужно.

– Я слышала наверху шум, – сказала я, наклонившись чуть вперед. – Такой громкий, будто кто-то пробежал по полу. Вы не знаете, что это было?

Бэтти вздохнула, ее лицо стало чуть серьезнее.

– Послушайте, – начала она ласково, – я не сомневаюсь, что вы добрая, милая и честная девушка. Но предыдущие сиделки и врачи, что здесь работали, – все они не задерживались надолго. Они исчерпали все свои возможности. Иногда доходили до крайностей, – добавила она, чуть улыбаясь. – И вам здесь, скорее всего, тоже лучше не задерживаться.

– А почему не задерживались? – спросила я, чувствуя, как внутри загорается любопытство.

Бэтти взглянула на меня с легкой тенью грусти в глазах.

– Из-за проклятия и характера генерала, – произнесла она тихо, словно боясь нарушить какую-то невидимую границу. – Но прежде всего – из-за его характера. И некоторые я лично провожала сметенными в совочек. Хотя это – обязанность дворецкого, – добавила она, чуть усмехнувшись.

Я почувствовала, как в голове всплывает новая тайна, словно занавес медленно поднимается, открывая темные, неизведанные грани этой загадочной истории.

Глава 10. Игра без победителей

– А что это за проклятие? – тихо спросила я, осторожно оглядываясь, словно боясь наткнуться на что-то невидимое, скрытое во тьме. Я старательно подобрала эпитет «проклятье», намекая на разгулявшуюся силу генерала.

Бэтти пожала плечами, ее лицо выражало искреннее недоумение и немного насмешки.

– А я откуда знаю? – ответила она, делая легкий жест рукой. – Я что, у него документы спрашивала? Проклятие и проклятие.

Я почувствовала, как мороз пробежался по коже, и мой взгляд невольно скользнул по древним стенам – мрачным, покрытым трещинами и облупившейся краской. В этом месте даже воздух казался тяжелым, пропитанным тайнами и забытыми страхами.

– А вы его хоть раз видели? – спросила я, ощущая, как дом вдруг стал мрачным и неприветливым, словно все его забытые уголки ожили под моим взглядом, напоминая о старинных поместьях, где каждый шорох, каждый шепот – часть давно ушедшей эпохи.

Бэтти слегка развела руками, улыбаясь загадочно.

– Ну, раза два, мельком, – призналась она.

Я подняла глаза на старинную люстру в позолоте, сверкающую в тусклом свете, и почувствовала, как внутри просыпается любопытство. Мне показалось, что люстра едва заметно покачнулась.

Бэтти подняла глаза, а потом отошла к стене. Я решила последовать ее примеру. Люстру еще чуть-чуть тряхнуло. Она даже звякнула.

– А почему оно вас не тронуло? – спросила я, не сводя взгляда с люстры.

– Наверное, в тот день мне просто повезло, – усмехнулась горничная, тоже глядя на люстру.

Она легко протерла дверную ручку, не особенно заботясь о пыли или грязи.

– Ты мне нравишься, – заметила Бэтти. – Так и быть, дам тебе совет. Не смотри на лицо генерала. Он этого терпеть не может. Как только начинаешь его рассматривать, он тут же выходит из себя.

– Но ведь он может подумать, что я наоборот прячу глаза от его шрама? Что мне неприятно на него смотреть, – заметила я. – И поэтому я отвожу взгляд.

– Тут игра без победителей, – заметила Бэтти, пожимая плечами. – И палка о двух концах. К дворецкому можешь не соваться. Он всегда пьян и редко выходит из комнаты.

– Ничего себе дворецкий, – заметила я. – А как же его обязанности?

– А он просто иногда оттуда кричит, мол, милости прошу! – заметила Бэтти. – Кухарка в основном на кухне или в огороде. И я тут пыль вытираю…

Бэтти зевнула.

– А с генералом вы не… общаетесь? – спросила я.

– Нет, конечно! – Бэтти посмотрела на меня, как на сумасшедшую. – Мы вообще от него подальше стараемся держаться. Я вообще про него мало знаю. Знаю, что он всегда после того, как попил чай, переворачивает кружку на блюдце. Привычка у него такая.

Бэтти задумалась.

– Тут неизвестно, что его может разозлить! Особенно в дождливые дни! В те дни тут вообще магия знает что творится! Так что мой тебе совет: как только пасмурно и дождик, прячься и побыстрее. Можешь у меня пересидеть. До меня вроде бы не сильно достает. Или на кухне. Там стены ого-го какие прочные.

Глава 11. Веер и тайна

Понятно. Видимо, нога болит на погоду.

– Есть еще что-то, что я должна знать? – спросила я, видя, как Бэтти собралась уходить.

– Не стой возле окон, не стой под люстрами, шкаф, даже если кажется, что дом построен вокруг него, тоже может принести тебе сюрпризы. Я не говорила, что горничных здесь раньше было две? Нет? И не буду!

Она направилась по коридору, оставляя за собой шорохи и звуки, наполняющие тишину. «Мамочки!» – пронеслось в голове, а я снова посмотрела на люстру и погрозила ей пальцем.

Вдруг в коридоре послышался шум, и на пороге появился генерал.

Я вздрогнула, чуть не подпрыгнув, и чуть не схватилась за сердце, словно в тот момент моя душа почувствовала, что один шаг – и я окажусь в мире, наполненном давно забытыми ужасами. Тут мы беседуем про генеральское «проклятие», а потом появляется он – внезапно и таинственно, как будто сам дом ожил, чтобы показать, будто оно реально здесь есть!

Лицо генерала было искажено болью, словно сквозь него пропускали осколки невыносимой агонии. Но в его взгляде горел огонь – огонь, который я не могла игнорировать, огонь, что говорил о внутренней борьбе, о страданиях и о той силе, что держит его на грани.

Он смотрел прямо на меня, и я почувствовала, как сердце забилось быстрее, словно внутренний механизм, запущенный в спешке.

– Где Элеонора? – спросил он низким, угрюмым голосом, в котором слышался тревожный оттенок – как будто он уже знал ответ, и его сердце сжималось от ожидания.

Я сделала глубокий вдох и постаралась скрыть свои эмоции, чтобы не выдать ни тени волнения.

– Она ушла, – ответила я тихо, стараясь говорить ровно, – она очень спешила.

Генерал нахмурился, и я заметила, как его руки сжались в кулаки, словно он сдерживал нечто – гнев, тревогу или, может быть, отчаяние.

– Так и не попрощалась? – его голос стал чуть мягче, с нотками надежды, словно он все еще цеплялся за ту малую искру, что могла помочь ему в этой тьме.

– Она забыла свой веер на столе.

– Я отнесу его ей, – сказала я, избегая его взгляда. И лишний раз не останавливать взгляд на его лице, как советовала Бэтти.

Он посмотрел на меня с той особенной тенью в глазах, которая будто говорила о том, что ему не все равно, и одновременно – о том, что ему все равно, что я знаю.

Я быстро вышла из дома, направляясь к входной двери, и заметила, что карета генеральши еще не уехала.

Занавески кареты были плотно зашторены, и снаружи ничего не было видно, – но я чувствовала, что внутри происходит нечто важное, словно это – ключ к разгадке всего.

Интересно, почему она еще здесь?

Глава 12. Тайна генеральши

И быстро направилась в сторону входной двери с огромными, тяжелыми ручками, украшенными тонкой ковкой.

Звук моих шагов эхом разнесся по гулкому холлу, когда я с легким усилием толкнула дверь и вышла наружу.

Передо мной раскинулся заросший сад, окутанный легкой, почти невесомой завесой тумана, которая словно прятала его тайны и воспоминания. Густые ветви старых деревьев, искривленные временем и ветрами, тянулись ввысь, как бы пытаясь поймать в свои когтистые лапы звезду.

Свет, пробиваясь сквозь густую листву, создавал причудливые узоры на земле – тени и свет, сплетающиеся в замысловатые картины, словно сама природа рисовала свою сказку.

Мох, мягкий и влажный, укрывал тропинки и корни, превращая их в зеленый ковер, по которому хотелось ступать осторожно, как по таинственной тропе, ведущей в забытые уголки прошлого. Запах диких цветов – сладкий и насыщенный, с оттенками лаванды, полыни и старой древесины – наполнял воздух, напоминая о давно прошедших летних вечерах, когда в этом саду звучали смех, музыка и голоса гостей на званых обедах и балах.

Заброшенные аллеи, обрамленные диким шиповником и вьющимся виноградом, казались таинственными путями, ведущими к невидимым сокровищам. Они вели к старинному фонтану, чей каменный рот, покрытый мхом и лишайником, хранил в себе шепот забытых признаний и потерянных надежд. Сейчас эти сухие губы, кажется, потрескались от жажды, словно хотели пить уже много десятков лет.

Я прошла по извилистой дорожке, покрытой мелкими трещинами и проросшей травой, направляясь к карете, которая стояла чуть в стороне, в тени старых деревьев.

Воздух был насыщен тишиной, только издалека доносились редкие звуки – щебетание птиц, тихий шелест листьев под легким ветерком.

Не доходя до кареты, я вдруг услышала приглушенные голоса. Они звучали изнутри, и их было два: один – приятный, бархатистый мужской голос, а второй – знакомый, женский. Второй явно принадлежал генеральше.

Эти звуки словно разбудили во мне что-то неожиданное – я даже сбавила шаг, замерев в нерешительности. Может, я не вовремя?

– …мне кажется, что скоро нам понадобится новая сиделка, – послышался голос генеральши.

– Любовь моя, тебе больше поговорить не о чем? – раздался незнакомый мужской голос, с легким оттенком насмешки.

Занавески кареты были плотно зашторены, и снаружи ничего не было видно, только слышно – голос и тихий шелест ткани.

– Ты что? Боишься, что придет муж и постучит в карету? – усмехнулся голос генеральши, с легкой ироничной ноткой. – Такими темпами он придет сюда только к следующему году!

Я почувствовала, как во мне просыпается очень плохая девочка – та, что не терпит секретов и притворства.

Внутри закипела решимость, и я взяла и постучала в дверь кареты.

Глава 13. Ложь во благо

Голоса притихли.

Внезапно одна из занавесок медленно открылась, и я, не раздумывая, протянула в окошко веер – тонкий, изящный, с узором в виде золотых цветов.

– Вы забыли, – мягко сказала я, – на столе в комнате мужа.

Генеральша мгновенно улыбнулась, тонкая и холодная, словно лед под солнцем. Ее глаза заискрились хитростью, и она, словно беззвучно, кивнула.

– О, благодарю! – произнесла она, улыбка на лице исчезла так же быстро, как и появилась, – и тут же, с легким, будто случайным движением, она дернула штору, убирая с моих глаз все лишние детали.

Печать магической клятвы снова проступила у меня на руке, как бы намекая, что генералу об этом знать не положено.

Кучер, послушно и без суеты, стегнул лошадей, и карета тронулась с места, мягко покатилась по узкой, извилистой дороге, ведущей в тень мрачного леса.

В воздухе повисла тишина, глухая и тяжелая, словно сама природа притихла в ожидании, когда карета скроется в чаще.

Я отправилась обратно в поместье, чувствуя внутри какое-то странное, гнетущее ощущение.

Генерал ждал в коридоре.

– Вы отдали веер? – вдруг спросил он, его голос прозвучал чуть глухо, словно из глубины души.

Я кивнула, хотя внутри было горько и неприятно – словно на сердце повесили тяжелый камень. Пока она тут сюсюкалась с мужем, в карете ее ждал кто-то другой – мужчина, о существовании которого она явно не собиралась говорить супругу.

– Она что-то сказала? – спросил генерал, следя за мной пристальным взглядом.

– Она поблагодарила, – ответила я, стараясь придать голосу легкость, но внутри ощущала необычайную тяжесть.

Генерал смотрел на меня так, словно всё было ясно без слов. В его глазах застыла непреодолимая боль, и в этот момент я заметила, как тяжело ему дается каждый шаг – его лицо исказила усталость, а тело будто бы сжималось под невидимым грузом.

Он опирался на дорогую трость. Трость казалась слабой, как хрупкая веточка, что вот-вот сломается под мощью его тела, которое раньше было символом силы и непоколебимости.

– Она ведь была не одна? – внезапно спросил он, а я почувствовала в его словах нечто странное.

Глава 14. Вопрос и утверждение

Тонкая грань разделяла вопрос и утверждение.

«Он обо всем догадывается!» – пронеслось в голове, и я почувствовала, как внутри всё сжалось от неопределенности.

В этот момент я не могла произнести ни слова. Врать было бы предательством, а говорить правду – словно бросить вызов судьбе. Поэтому я молчала, словно замерев, ожидая следующего удара или откровения.

Увидев мой взгляд, генерал вдруг посмотрел на меня с горькой, почти насмешливой улыбкой – той, что скрывает драмы, разрывающие сердце изнутри. Его глаза, обычно полные силы и власти, сейчас казались пустыми, усталыми. В них отражалась вся его трагедия, вся его потеря.

– Не надо так на меня смотреть, – тихо произнес генерал, голосом, насыщенным усталостью и разочарованием, словно он сам уже принял свою судьбу. – Не надо так.

Я не могла понять, что именно он имеет в виду. Что за «так»? Почему его взгляд полон боли? Почему его слова звучат как шепот, в котором слышится вся тяжесть мира?

– Как «так»? – спросила я робко, пытаясь понять его внутренний посыл.

Он указал рукой на меня, и его голос прозвучал как эхо боли, которая разрывала его сердце – безжалостная, непреодолимая.

– Вот так, – сказал он тихо, – как ты сейчас смотришь.

И в этих словах – вся его безысходность, вся его потерянная вера. Он казался тенью самого себя – сломленным, потерявшим свою мощь и достоинство. Величие, которым он когда-то обладал, исчезло, уступая место внутренней ране, которая не заживает с годами.

– Я не хотела… – начала я.

Но генерал перебил меня. Его голос стал тихим, но в нем звучала решимость, словно каждое слово было клятвой, произнесенной в бездну.

– Не нужно ничего говорить, – произнес он твердо. – Я знаю, что она думает. Я знаю, как она меня воспринимает.

Я смотрела на него, сердце разрывало сочувствие. Передо мной стоял человек, которого судьба сломала, а он все еще держится, не позволяя себе сдаться. В его глазах я увидела не только усталость, но и глубокую боль – ту, что не видна окружающим, ту, что скрыта за маской силы.

– Ваша жена… – робко начала я, – она просто…

Мне не хотелось выгораживать его супругу. Но я знала: лишать генерала надежды – значит, оставить его в бездне отчаяния. Иногда даже слабая искра надежды, призрак, которой мы боимся потерять, способен сотворить чудо. Хотя я прекрасно понимала, чем это может закончиться.

Но генерал снова качнул головой – словно отгонял свои мысли, словно боролся с внутренней бурей, раздирающей его душу.

– Она не понимает, – произнес он голосом, полным эхом боли. – Что я не выбрал этого. Я не хотел стать таким. Впрочем, ты, наверное, думаешь так же, как и она. А я не хочу быть ни для кого обузой.

Он резко повернулся, и в этот момент раздался стиснутый зубами стон – крик боли, который будто прорезал тишину, как кинжал, пронзающий сердце. Его тело задрожало, а лицо исказила мучительная агония.

Что случилось? Почему он остановился? Что за невидимая рана вдруг прорвала его изнутри? В этот момент я почувствовала, как вокруг нас словно сгустилась тишина, наполненная тяжелым дыханием судьбы.

Глава 15. Дракон

Я догадывался.

Догадка напоминала тень, которая подкрадывается в самый темный час.

Знаки – мельчайшие, почти незаметные – складывались воедино, и я понимал: моя драгоценная, моя любимая, моя Элеонора мне изменяет.

Я чувствовал это в каждом движении её тела, в каждом взгляде, в каждом слове, которое она произносила.

Как будто бы всё было продумано заранее, чтобы скрыть правду, чтобы спрятать боль, которую она мне причиняет.

Почему? Почему она не могла сказать мне правду? Почему я должен был догадываться, чувствовать, угадывать? Неужели я настолько чужой, чтобы она могла так легко забыть о том, что когда-то нас связывало?

Но одновременно с этим ощущением предательства я понимал.

Понимал, что осуждать её я не могу.

Я не в силах был винить её, ведь я – искалеченный, разбитый, с ранами не только на теле, но и на душе. Моя магия – дикая, неконтролируемая – чуть было не уничтожила всё, что было дорого мне, и в глубине я знал: она, наверное, видела во мне опасность.

И я не могу ей упрекнуть за то, что она искала утешения, – пусть даже у другого. В конце концов, кто я такой, чтобы судить её за то, что она ищет свет, когда мне самому давно нечего держать в руке, кроме пепла?

Но при этом мне было обидно.

Обидно до глубины души. Обидно за то, что я – не тот могучий дракон, которым был когда-то, что магия и раны сделали меня чужим даже для себя. И теперь, когда я думаю о ней, о её тайных взглядах и тихих словах, я чувствую, как внутри всё сжалось, как будто бы я – пленник собственных чувств, заперт в камере из боли и разочарования.

Но я не могу остановить поток мыслей, не могу отрицать то, что чувствую.

Я знаю: она – часть меня, хоть и изменяет, хоть и скрывает это под маской заботы и любви.

Мне все еще казалось, что она вот-вот повернётся ко мне, и я смогу сказать ей – не словами, а тишиной, что я всё ещё жду её. Что она нужна мне. Сейчас! Как никогда раньше! Что ради нее я выкарабкивался из темноты. Что ради нее я выбрал жизнь…

– Я не имею права осуждать тебя, – мысленно прошептал я. – Ты тоже страдаешь, тоже ищешь спасения. И, может быть, в глубине души ты всё ещё любишь меня.

Я не знаю, правда ли это. Не знаю, есть ли у меня ещё силы поверить в то, что даже в этом разрушенном мире, в сердце которого – предательство и боль, всё ещё есть что-то ценное.

Может быть, я всё ещё способен простить? Простить ее холод. Простить ее слабость.

А должен ли я прощать?

Острая боль от резкого движения пронзила меня, но что значит эта боль по сравнению с тем, какая боль терзает мою душу?

Глава 16. Чужая боль

Подняв на меня взгляд, обжигающий ненавистью и яростью, генерал сделал невероятное усилие, чтобы переставить ногу. Каждое движение казалось ему непосильным, словно внутренний пожар охватил его изнутри, а воля сопротивлялась боли.

– Давайте я помогу вам! – поспешно бросилась я к нему, чувствуя, как сердце сжимается от беспомощности. Но в этот момент вдруг прозвучал резкий рык – и я остановилась, словно удар молнии прошел по воздуху:

– Не трогай меня! – прорвалось из его горла с такой яростью, что даже воздух вокруг словно сжался.

Я не знала, чем еще могла помочь. Перед глазами у меня мелькнули картины – его лицо, искаженное страданиями, тело, борющееся с болью, словно какой-то ужасный демон. Я видела, как ему невероятными усилиями удается просто стоять на ноге, которая, похоже, вот-вот предаст его.

– Не вздумай ко мне подходить! – сквозь зубы процедил генерал, словно его слова – последний щит, который держит его в этой борьбе.

Растерянная, я смотрела, как трость выпала из его руки и легла на роскошный ковер с узором, похожим на древние руны, – словно сама судьба решила оставить свой знак. Генерал, опершись рукой на стену, медленно, с трудом опустился на край кресла. Его лицо – смесь боли, гнева и усталости, словно он на грани полного разрушения.

Я поспешила к трости, подняла ее и протянула ему.

– Может, не надо так резко вставать? – мягко спросила я, стараясь говорить спокойно, хоть внутри меня чувствовалось, будто я балансирую на тонкой грани. – Если вам больно, можете опереться на меня.

Он взглянул на меня с недоверчивым выражением, словно я сказала что-то совершенно абсурдное.

– На тебя? – произнес он с легкой усмешкой, которая быстро исчезла, уступая место новым волнам боли.

– Да, на меня, – повторила я, внутренне напрягаясь, будто собиралась взять на себя весь этот груз. – Я могу помочь.

Генерал, словно услышав что-то невероятное, усмехнулся сквозь зубы:

– У тебя позвоночник на пол ссыплется, – произнес он, и в его голосе звучала ирония и усталость.

Я почувствовала, как внутри зашевелилось что-то – смесь обиды и решимости.

– Еще чего! – заявила я, подставляя плечо, – я бабушек на себе носила! Средней крупности…

Он посмотрел на меня с недоверием, его глаза были полны боли и ярости, словно он боролся с внутренним штормом.

– Я вешу, как три такие бабушки, – добавил он с легкой улыбкой, – а то и четыре. Так что не ерунди.

– А давайте проверим? – предложила я, делая шаг вперед и снова подставляя плечо.

Он сжался, словно ощутив, что я действительно могу стать его опорой, и резко бросил:

– Еще чего! – и, с трудом собрав силы, встал с кресла, стоящего в коридоре, сделал усилие и повернулся обратно в свою комнату.

Я последовала за ним.

Наконец, он сел, поставив трость на место, словно закончив еще одно сражение.

– Я понимаю, что помощь для вас – это слабость. Но вы не слабый, – тихо сказала я, стараясь донести до него свою искреннюю мысль. – Сила – не в том, чтобы не просить о помощи, а в том, чтобы уметь ее принимать, когда она действительно нужна.

Генерал посмотрел на меня долгим взглядом, в котором читалась вся гамма чувств – от гнева до отчаяния.

– И сколько же вам заплатили за то, чтобы я побыл вашей обузой? – прошептал он, и в его голосе прозвучала горечь, словно он уже давно смирился с этой мыслью.

Пока я думала, что ответить, на стене за его спиной прямо по обоям поползли предупреждающие языки пламени. Позади меня что-то с грохотом упало на пол.

Но как только я протянула руку, чтобы помочь, стены комнаты вдруг затрещали. Люстра на потолке зазвенела, а я резко сделала шаг назад. Но что-то говорило, что уже поздно.

Глава 17. Потерявшие все

Генерал глубоко вздохнул, крепко зажмурился и сжал кулаки.

– Перестань! – прорычал он, а я видела, как лицо стало напряженным.

Сейчас я стояла, застыв в одной позе, словно мир вокруг меня вот-вот рухнет, если я сделаю хоть одно неверное движение.

Словно в замедленной съемке, я увидела, как пламя вдруг исчезает, растворяясь в воздухе, оставляя лишь легкое ощущение недосказанности.

“Ни фейхосебе!” – мелькнуло у меня в голове. Между прочим, за такое, по правилам, сиделкам полагается очень солидная доплата и больничные!

Я сделала шаг вперед, стараясь держать спокойствие, и тихо произнесла:

– Ваша супруга пока еще ничего мне не заплатила, – хотя внутри меня все сжалось от страха и неизвестности. – Я просто хочу помочь вам.

Генерал повернул голову, взглянув на меня с недоверием, и в его глазах я заметила внутреннюю борьбу – между гордостью и нуждой в помощи, которая, кажется, с каждым мгновением разгоралась с новой силой.

– Ты не понимаешь, – произнес он тихо, словно шепотом, в котором таилась решимость. – Я не могу позволить себе быть обузой. Не могу позволить видеть меня таким. Я люблю свою жену, но вижу, как изменилось ее отношение. Я чувствую это… Я вижу, как она отворачивается от меня, как ее взгляд смотрит вроде бы на меня, но как бы сквозь. И я знаю, какую опасность я для нее представляю! Как ее пугает моя внешность!

“О! Пугает – это мягко сказано!”, – подумала я. Но в целом я понимала, что генерал чувствует в верном направлении. И он куда более проницательный, чем я предполагала.

– Но вы не обуза, – возразила я, стараясь донести до него свою мысль. – Вы человек, который страдает, и это нормально – нуждаться в помощи.

Я присела возле его ноги, осторожно, чтобы не вызвать еще больше боли.

– Болит? – спросила я, перед тем как прикасаться к ней.

Генерал, с саркастической усмешкой, ответил:

– Догадайся сама.

– Болит, когда вы встаете? Когда опираетесь на нее? – продолжила я. – А когда просто сидите – не болит? Когда к ней прикасаются – болит?

Генерал отвернулся, словно боясь столкнуться с моими словами.

– Отстань, – тихо сказал он.

Я улыбнулась сквозь внутренний трепет. Ну, хотя бы я почти подобралась к ноге.

– В следующий раз говорите: “Отстань, Элана”. Тогда мне будет намного приятней, – мило улыбнулась я.

Генерал поднял брови, чуть удивленный, и спросил:

– Намного приятней что?

– Отстать, – повторила я, спокойно вставая и делая шаг вперед. – Не мешать вам и дальше погружаться в вашу бездну отчаяния, из которой вы никак не хотите выбираться.

Генерал посмотрел на меня с недоумением, и в его глазах мелькнула искра интереса – несмотря на всю его горечь и усталость.

– Ты действительно не понимаешь, что я не могу позволить себе быть таким, – произнес он, голос его звучал как тихий шепот, наполненный усталостью и горечью. – Я был сильным, я был героем, я был драконом. Да я крепости мог по кирпичам разбирать… А теперь…

– Теперь вы просто человек, – перебила я мягко, – и это нормально. Каждый из нас проходит через трудности, и важно уметь признавать слабости.

Он вздохнул, и я заметила, как его плечи немного расслабились.

– Ты не знаешь, что такое быть на моем месте, – произнес генерал, и в его голосе зазвучала горечь. – Ты не знаешь, что значит потерять все.

– О, поверьте! В деле «потерять все» я – непревзойденный мастер! – вдруг в памяти всплыло, как однажды я оказалась в этом мире, где каждое утро – битва за выживание.

Говорят, выносить мусор на ночь – плохая примета. Так говорили мне бабушки, требуя, чтобы заветный пакетик непременно благоухал в прихожей до утра. Видимо, они что-то знали про открытые люки, которые сложно заметить в темноте. Я была уверена, что после тихого писка и падения я очнусь в травматологии, а врачи будут между собой шептаться: «Какашечка». Но я пришла в себя с отбитым копчиком посреди незнакомой улицы, одна, без друзей, без родных, без квартиры – зато в теплой куртке и с ключами в кармане. Ключами от квартиры, которая осталась где-то в другом мире.

– А что ты потеряла? – спросил генерал.

Так, интерес уже хорошо. Потихоньку налаживаем диалог.

Я вздохнула и ответила:

– Дом, близких, родных, друзей и немного нервных клеточек. Однажды мне пришлось начать жизнь с чистого листа, – я улыбнулась.

Старушки любили мою болтовню. А самые словоохотливые делились со мной семейными секретами, от которых у маньяков волосы дыбом вставали, а список фобий расширялся.

– Могу я осмотреть вашу ногу? – спросила я. – Или мы еще не перешли на нужный уровень доверия?

Генерал покачал головой, словно отгоняя навязчивую мысль.

– Какое тебе дело до моей ноги? – буркнул он. – Неужели ты не думаешь, что я не догадываюсь? Что я не знаю, за что тебе платит моя жена?

Глава 18. Тяжелый характер

– Моя жена платит тебе не за то, чтобы на ее месте была ты. Чтобы ты сидела здесь со мной вместо нее. Избавила ее от необходимости проводить здесь со мной дни напролет, – произнес генерал. В его словах чувствовалась горечь. – Так что весь дом – в твоем распоряжении. Делай что хочешь, получай деньги. А меня – не трогай. Договорились? Так вот, мне нужна она, а не ты.

Все сиделки сталкиваются с одной морально-этической проблемой. Нельзя вот так вот спокойно взять и, сидя возле больной бабушки, ткнуть пальцем в портреты своих работодателей и рассказать всю правду об истинном отношении к ней ее любящей семьи: «Вася сегодня предлагал придушить тебя подушкой!», «Лена называла тебя «старой клюшкой» и рылась по шкатулкам в поисках фамильных драгоценностей!». Но иногда так и хочется сказать правду!

– Скажите, почему вы не хотите, чтобы, пока ее не было, я посидела с вами? – мягко и ласково спросила я. – Зачем вы так настроены против меня? Я ведь не враг. Я здесь, чтобы помочь, а не навредить.

Я посмотрела ему прямо в глаза и почувствовала, как внутри нарастает противоречие: с одной стороны – его гордость и желание сохранить лицо, с другой – очевидная нужда в помощи, которую он отказывается признавать.

Может быть, другая бы и согласилась на такое заманчивое предложение. Жить в роскошном, пусть и старом доме, валять дурака и греть душу тем, что ее кубышка пополняется ежемесячно на приятную сумму.

Но не я.

Генерал продолжал молчать, его глаза были полны неприязни и усталости, словно он носил внутри себя тяжелый груз, который никак не хотел отпускать. Его плечи опустились чуть ниже, и в тоне его вдруг прозвучала усталость, как у человека, который давно устал бороться с самим собой.

– Вот что, – наконец произнес он тихо, – я не собираюсь тебе ничего объяснять. Ты – тут за деньги. Тебе платят за вот это вот показное добродушие и милосердие. Твоя улыбка, твои слова – это театр заботы был оплачен.

Я сделала шаг вперед, чуть наклонившись, чтобы он мог меня лучше услышать.

– Да, это так. Мне платят за то, чтобы я находилась здесь. Но у меня и правда есть выбор. Я могу просто разгуливать по поместью и валять дурака. Или проводить время с вами. Но я почему-то выбрала именно второй вариант.

Я улыбнулась. Мне казалось, что я сейчас «упукнусь» сдвигать огромную стену, которую генерал выстроил вокруг себя.

Он несколько секунд смотрел на меня, словно пытаясь понять, есть ли во мне хоть капля искренности. В его взгляде зажглась искра – не яркая, но достаточно заметная, чтобы понять: он всё еще не полностью закрыл сердце. И шанс сдвинуть эту стену есть.

– Почему никто из вас не хочет понять, что я устал от всего этого, – наконец признался он, словно немного снимая с себя тяжелую маску.

Я внимательно слушала, и внутри меня зазвучал тихий голос: «Вот она – правда».

– Я понимаю, – сказала я, – что вы устали. И я готова подождать. Время – лучший лекарь. Может, со временем вы станете видеть меня не только как «сиделку за деньги», а как человека, который действительно хочет помочь вам выйти из этой ситуации.

– Хватит! Надоело! Ты испытываешь мое терпение! – резко произнес генерал. – Говори, во сколько моя жена оценила то, что ты каждый день будешь видеть мое изуродованное лицо, чтобы я заплатил тебе в два раза больше, чтобы не видеть тебя здесь?

Глава 19. Милосердие и деньги

Я посмотрела на его шрам, пересекающий лицо.

– Я не вижу тут уродства, – произнесла я мягко, словно пытаясь развеять тень оскорбления, которая могла бы скользнуть по моим словам. – Я не вижу в вашем лице ничего такого, что могло бы заставить меня отвести взгляд. Я вижу красивое лицо мужчины…

Мои глаза не отводили взгляда, и я чувствовала, как внутри что-то меняется, словно сама говорила это не только ему, но и себе.

– В этом лице есть что-то сильное, – продолжила я, чувствуя, как слова растекаются внутри меня, – очень мужское…

В этот момент я смотрела пристально в его серые глаза – и вдруг внутри вспыхнула какая-то странная женская слабость, словно осознание, которое приходит не сразу, а медленно, как рассвет, расплывающийся по горизонту.

Так и по мне растекалось это чувство женственности. Рядом с таким сильным мужчиной так и хочется быть женственной, плавной и нежной.

Я поняла, что шрам – не порок, не уродство. Он – скорее, часть его истории, её отпечаток, который ничуть не портит, а, напротив, делает его сильнее. Знак того, что однажды этот мужчина уже бросил вызов судьбе. И готов его повторить.

Более того, он придает ему какой-то оттенок мужественности, глубины, загадки. Я не могла это передать словами, но внутренние чувства были довольно интересными: шрам, полученный в битве, шептал мне о том, что это – не комнатный аристократ, вызывающий скорую при виде занозы в пальце. Передо мной тот, кто прошел через огонь и воду, переживший что-то настоящее и опасное.

– Меня не интересует то, что ты скажешь, – произнес генерал, отворачивая лицо. Но один его мимолетный взгляд все-таки дал мне подсказку. Нет, его интересует. Еще как интересует!

– Я вижу красивого мужчину, который, – прошептала я. – Который однажды бросил вызов судьбе и опасности. И готов повторить этот подвиг в любой момент. Рядом с таким мужчиной хочется быть женственной и нежной… Мужчина, который может защитить…

– Прекратите! – произнес генерал, резко оборвав меня. – Я прекрасно знаю, что это ложь!

– Я не вижу в вашем лице ничего такого, что способно оттолкнуть женщину! – произнесла я. – Ничего!

– Не видите, значит? – спросил генерал, усмехаясь. – Ну что ж! Браво! Из всех, кто здесь был, вы единственная пока что заслужили мое признание как актриса! Надо отдать вам должное. Сыграли вы великолепно. Я почти поверил.

– Вы сейчас меня серьезно обидели, – тихо сказала я, стараясь не показать, как меня задели его слова. – Хотя, может быть, я просто умею видеть в людях то, что они сами не хотят признавать.

Я почувствовала, как напряжение в воздухе нарастает, словно над нами висит невидимый вызов. Он отвернулся, но я не могла позволить ему уйти от разговора так просто.

Я замерла на мгновение, чувствуя, что слова, которые я собираюсь сказать, могут изменить или разрушить всё, что было между нами. Взгляд его серых глаз, скрывающих много тайных граней, наполнил меня пониманием: он уверен, что я не осмелюсь сделать шаг. Что моя слабость – лишь маска, и я не способна на то, чтобы поставить всё на карту.

Но я знала, что именно сейчас – момент, когда нужно сделать что-то большее, чем просто говорить.

И даже знала, что именно я должна сделать.

"Ты что? С ума сошла?! Так нельзя!" – забилось что-то внутри, когда я посмотрела на его губы.

Глава 20. Так нельзя!

Выбор был непрост.

Как доказать мужчине, что он привлекателен? Можно хоть цирк устроить, хоть жонглировать фразами вокруг него, крутить мяч аргументов в воздухе, танцевать вокруг него лезгинку – но всё это было бы лишь пустой тратой времени, не дающей настоящего результата.

Внутри меня всё кипело. Мысли в голове кричали наперебой: «Ты – сумасшедшая!» – потому что он был женат, потому что его взгляд – холоден и отстранен. Логика шептала: «Ты – безумна, и ты это знаешь». Но сердце – другое. Оно говорило: «Это последний шанс. Сомневаюсь, что до такого додумались мои предшественники!»

Я вспомнила сестер милосердия, тех женщин, что заигрывали с ранеными солдатами не ради собственной выгоды, а чтобы дать им надежду. Вернуть им веру в то, что война, даже оставив раны и шрамы, не способна уничтожить желание жить, любить, быть любимым.

Медленно, словно не желая спешить, я сделала шаг вперед, чуть наклонившись, чтобы почувствовать его дыхание. Его запах – смесь пыли, холодных металлов и чего-то неуловимого, хищного, цепляющего за душу. Я не сводила взгляда с его губ, и внутри меня разгорелась решимость.

– Вы знаете, – тихо произнесла я, – я удивлена, что вы – тот, кто нуждается в подтверждении. Но, может быть, сейчас я дам вам его.

Генерал отвернулся, будто пытаясь уйти, словно закрыться от этого момента, от меня, от правды, в которую не желал верить. Но я не позволила. Легко, почти игриво, я провела пальцем по его шраму, что пересек лицо, – как бы отмечая его историю. Затем остановилась у его губ и, взглянув прямо в глаза, произнесла:

– Вы были и остаетесь красивым мужчиной. И я хочу, чтобы вы сами почувствовали это.

Мой голос стал чуть мягче, чуть соблазнительнее, словно подчеркивая: это не просто слова – это вызов.

– Позвольте мне доказать вам, что даже с этим шрамом вы – привлекательнее, чем вы думаете, – прошептала я, едва заметно улыбаясь улыбкой, которая могла означать всё и ничего.

Я медленно подалась вперед и, не давая ему времени отказаться, легонько, словно случайно, коснулась его губ своими.

И в самый последний миг, когда мои губы запечатлели осторожный поцелуй, я почувствовала, как сердце моё бьется сильнее. Потому что я знала – это не просто поцелуй. Это его шанс вспомнить, кем он был и кем может стать снова. А я – его провокация, его искра.

Поцелуй был коротким, даже можно сказать, невинным, – но его сила скрывалась в другом. В том, что я показала генералу: даже с раной и шрамом он остается мужчиной, способным притягивать к себе женщин, желанным и сильным.

– Разве это – не доказательство? – прошептала я шепотом, глядя ему в глаза, ожидая его реакции.

В моем взгляде крылись вызов и одновременно надежда.

Тишина, которая последовала, была какой-то тяжелой, насыщенной ожиданием.

И я отстранилась, оставив его с этим легким поцелуем на губах, на растерзание собственным сомнениям.

Глава 21. Никто не узнает!

И вдруг генерал медленно повернулся ко мне. Взгляд его стал чуть мягче, чуть внимательнее – словно пробуждая внутри себя что-то, что он давно прятал под маской равнодушия.

– И сколько же моя супруга заплатила за этот поцелуй, который должен вернуть мне чувство привлекательности? – спросил он с насмешкой.

Я улыбнулась, чувствуя, как внутри загорается искра надежды. И в этот момент поняла – его выбор сейчас зависит только от него самого. А я сделала то, что могла. Остальное – в его руках.

– Нисколько. Она об этом даже не догадывается, – заметила я. – И сомневаюсь, что будет в восторге от того, что я целую чужих мужей.

Генерал усмехнулся.

– И как часто вы целуете чужих мужей? – спросил он. И я услышала в его голосе что-то похожее на нотку ревности.

– Ну, обычно у меня бабушки, – заметила я. – Я – сиделка-бабушатница…

В этот момент генерал, услышав новое слово, вдруг рассмеялся. Но тут же опомнился. В его глазах наконец-то появилась искорка жизни.

"Да, молодец! Давай, выныривай из своего омута отчаяния!", – мысленно подбадривала я, в надежде, что жена генерала об этом никогда не узнает. Я хорошо изучила договор. В договоре таких вещей не было. У Элеоноры и в мыслях не было, что я решу проявлять знаки внимания к ее искалеченному мужу.

И вдруг генерал медленно повернулся ко мне. Я заметила его привычку отворачиваться от собеседника, чтобы не показывать шрам.

Взгляд его стал чуть мягче, чуть внимательнее – словно пробуждая внутри себя что-то, что он давно прятал под маской равнодушия.

– И все же. Давайте честно, сколько же моя супруга заплатила за этот поцелуй, который должен вернуть мне чувство привлекательности? – спросил он с насмешкой.

– Я еще раз повторяю вам. Нисколько. И очень надеюсь, что она о нем не узнает, – ответила я тихо.

Он поднял бровь, чуть усмехнулся:

– Вы, кажется, умеете очень тонко играть словами и чувствами других, – произнес он. – Но я не уверен, что это сработает на мне.

Генерал посмотрел на меня долго, словно взвешивая каждое слово, каждое движение.

– А я уверена, – ответила я, улыбаясь.

– И что, если я скажу, что я не поверил вам и вашему поцелую? – спросил он.

Генерал вдруг резко схватил меня за руку.

В его взгляде вспыхнуло что-то неожиданное – недоверие, возможно, или даже вызов.

Он дернул меня к себе, глядя мне прямо в глаза.

Глава 22. Гулящая сиделка

– Сколько же вам усилий стоило преодолеть себя? – спросил он с явной насмешкой в голосе. В глазах генерала был холод стали.

– Нисколько, – ответила я, понимая, что он сейчас пытается поймать меня на лжи.

– Нисколько? – произнес генерал насмешливо. – Не верю.

В этот момент он грубо дернул меня к себе, а я почувствовала короткий, почти неуловимый поцелуй, но такой, что будто бы выжигал до глубины души. Он был мучительным, страстным, словно искал в этом прикосновении подтверждение своих мыслей. Этот обжигающе страстный поцелуй должен был заставить меня отшатнуться, закричать: «Вы что делаете?!» И в этот момент генерал жаждал увидеть в моих глазах страх и отвращение.