Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах
Цугцванг
Осенью небо все ближе, все ниже, почти падает на купол зонта, стекает мутными слезами, будто оплакивает.
Я стояла под дождем, смотрела на Казанский собор и… нет, не плакала, думала.
Смерть – дело одинокое. Сказал писатель, доказал Кощей.
«Ты уже умирала, Яга? Знаешь, он запоминается, первый раз». Голос Бессмертного не выходил из головы. Эта фраза крутилась на повторе, которые сутки сводила с ума.
Осень две тысячи девятнадцатого. Местами уютная, часто мрачная; то согревающая яркими красками, то пронизывающая острыми холодными струями и ветром. Отличная осень, чтобы умереть.
Но обо всем по порядку.
***
Я, как и обещала, позвонила Кощею с целью предложить сотрудничество. Мы увиделись несколько недель назад. Посидели, как обычные люди, в кафе, поговорили о своих сказочных делах.
На встречу ходила одна, без провокатора-компаньона. Столик у окна был занят, но я больше люблю уютные уголки, тем более пришла на час раньше. Не выглядывать же все это время в окошко, ожидая повелителя Пустоши. Учебники, интересные статьи и какао заняли время, так что я пропустила его появление.
– Яг… Янина, добрый день, – раздалось над головой.
– Привет!
Кощей выглядел непривычно. Джинсы, кроссовки, расстегнутая ветровка демонстрировала футболку с логотипом рок-группы. Волосы наскоро причесаны. Я привыкла к выпендрежным костюмам и дорогим часам. Ну и к туфлям, куда без них. Сейчас мы с ним одного поля ягоды – типичные студенты.
– Ты поговорить хотела о чем-то важном. – Он устроился напротив.
– Да. Но сначала скажи, ты общался с Баюном? В прошлый раз мы виделись на общем собрании, и ты был несколько в шоке.
– А ты как будто нет, – ухмыльнулся Кощей. – Я допросил этого лохматого. Он подтвердил про Первородных.
Судя по всему, за прошедшее время не только я взяла себя в руки. Кощея всегда выдают глаза – есть в них безумный блеск или нет. В этот раз мы могли поговорить без резких переходов.
– Хорошо. Помнишь, ты меня спрашивал, как я смогла получить помощь Горыныча? – Он кивнул и отложил меню, весь внимание. – Он помог потому, что я обещала найти его кладку и позаботиться о детях.
– Ты шутишь?
– Конечно, полгода выдумывала, как бы тебя рассмешить. Эта кладка где-то в Нави. Предлагаю искать вместе.
– Нормальный Горыныч вместо мелких засранцев? – Выражение лица Кощея говорило само за себя: в перспективе он уже оседлал змея и летел на нем.
– Так, повелитель драконов, я не питомца тебе предлагаю. В сказке вымирание, нужно возродить популяцию.
Я говорила, конечно, уверенно, но сама этого не ощущала. Я принимала решение, влияющее на судьбу многих людей Лукоморья. Это вновь сожженные города, это самые красивые девушки на съедение… И герои, которые должны с Горынычами биться. Равновесие.
– Калинов мост должен стеречь Змей Горыныч. Баюн занял свободное место, это не его территория. И сам мост нужно восстановить, – добавила я.
– А ты чего раскомандовалась? – хохотнул Кощей. – Тебя главой корпорации назначили?
– Потому что, похоже, больше некому. Тяну лямку с самого увеселения возле Дуба. – И злиться по этому поводу теперь можно адресно – знаю, кому проклятья посылать.
– Я в деле. Тебе по моей земле одной не пройти, не пытайся. Ты хоть и проводник, но навьи… приставучи.
– А что они такое, кстати? Я их видела только издали, ничего не разглядела.
– Ну вот и будет шанс полюбоваться.
Он замолчал, принял от официанта свои кофе и пирожное. Съел эклер в два укуса и довольно улыбнулся:
– Я могу ими немного управлять. Не скажу, что это легко. Откровенность за откровенность – я ведь только учусь всему этому, сказочно-жуткому. И поверь, мне самому порой не по себе. То ли дело в Лукоморье – все живые, весело.
Весело. Просто обхохочешься. Хотя если посмотреть с его места, то, пожалуй, так и есть.
– А искать как будем? – уточнил Кощей.
– У меня есть карта Нави.
– Ты полна сюрпризов.
– А на ней отмечена река Истаяти, за которой мы найдем – или возможно найдем – то, что ищем.
– Надо же. Тебя послушать, так, наверное, знаешь, как в мою сокровищницу пройти.
Ехидный Кощей нравился мне больше одержимого.
Кофе допили, договорились созвониться, когда я буду готова отправиться на поиски, и покинули уютное кафе. За дверями нас ждал осенний Невский с его безумным потоком машин и людей. Я была на своих двоих – захотелось побыть среди толпы, может встретить кого-то необычного, как это часто бывает в сердце города. Порыв холодного ветра пробрался за воротник куртки, и я с неохотой накинула капюшон. Жаль, лето ушло, и от осени осталась половина.
Кощей шел рядом, не разговаривая, но меня не тяготила его компания. Очень приятно было видеть его адекватным.
– У тебя где-то машина? – прервала я молчание.
– Да, почти дошли. А как там Настасья поживает? – вдруг спросил он.
– Все хорошо, тренировки, тренировки…
– Передавай привет. Я не буду тебя до метро провожать, дела. До скорого.
И он скрылся на боковой улице. А несколько минут спустя, пока я ждала зеленый на переходе, проехал мимо. О такой машине я могла лишь мечтать, но мечтала совсем о другом – разгадать все шарады Корпорации.
Кощей, по-моему, как-то умудряется жить и учиться в этом мире, несмотря на все, что с ним сотворили. Я мало о нем знаю, но очевидно, что у него есть желание быть больше чем пешкой в непонятной игре могущественных существ.
И мы с ним поборемся за себя.
***
– Яга, надо поговорить.
Обычно я сплю довольно чутко, если не вымотана беготней по Лукоморью, так что шепот в тишине прозвучал сродни будильнику. Голос принадлежал не Бальтазару, это я и спросонья поняла, к тому же он ушел гулять. Нащупала телефон – два ночи. Посветила экраном: возле стола, опустив глаза, стоял летописец.
– Тихон, какого самописца?
– Извини. Дело, кажется, срочное. Я… Вот, сама посмотри.
Он передал мне скомканную бумажку и как-то понуро вскарабкался на стул.
– Ты увольняешься, что ли? – предположила я. Он вздохнул в ответ. – Если что, я понимаю, работенка так себе.
Разгладила бумажку, прочитала. Потом еще раз, медленно. А затем едва ли не по слогам.
– Это что? – Тусклый свет экрана прятался в заломах бумаги, делал из слов иероглифы. Я не хотела их понимать.
– Собирал одежду, в прачечную нашу отнести, нашел в кармане.
Дальше летописец сбивчиво рассказал, что уже некоторое время мучился от чувства, которому нет четкого определения. Месяц назад у него потерялось время, выпало, и он не мог вспомнить, что делал. Каждый следующий день чувство притуплялось, но полностью не исчезло. И вот он нашел записку.
– Думаю, я действительно потерял час или два своей жизни. Не знаю где, но уверен: за этим стоит корпорация и Первородные. Кто еще способен на подобную гнусность?
– Получается, выбора нет?
– Я его не вижу. Данные условия загоняют в угол.
– Мои родители?..
– В порядке. Я проверил каналы, какие смог, указаний не поступало. Пока что.
Он замолчал. Я отбросила записку, как что-то гадкое, пачкающее руки. В целом так оно и было.
– Может быть, ее подложили? Шутка такая. – Я говорила, но не верила себе. Они способны. И Ялия с ее зловещим пророчеством о потерях туда же.
– Исключено, Яга. Это написано моим самописцем.
В голове пустота. Пальцы замерзли и онемели. Как же так? Я же неваляшка – меня бьют, я встаю. Встану и в этот раз, должна.
– Если они примутся за семью, это можно будет обратить?
– Не могу сказать.
– Спасибо, Тихон. Иди спать.
Летописец исчез.
Наверное, вы думаете, что меня теперь не пронять – я же воительница, вон сколько всего смогла, храбрая такая… Черта с два. Хорошо, что дома никого не было. Никогда в жизни меня не выворачивало от страха. До сегодняшней ночи.
***
Учеба, работа, друзья, Маркус.
Делай, что в твоих силах, и следуй привычным маршрутом, сказала я себе. Решай повседневные задачи и держись за рутину – она вытянет, пока ты готовишься принять решение. Не даст свернуться калачиком в пыльном углу и выть.
Как найти выход?
Я крутила ситуацию под всеми возможными углами и не видела ни подходящих дверей, ни форточек, кроме одной – сделать все на своих условиях.
Если нет выхода – прорубить? О таком и подумать страшно.
Непроходящее мрачное настроение увеличивало и без того сильный отрыв от однокурсников. Сидя на парах, я думала: зачем оно все надо? А может, взять академ или перевестись на заочку? Начать с другими людьми, более занятыми своими делами, которым моя кислая физиономия будет подана как родная. И тут же ругала себя за слабоволие: Кощей продолжает жизнь в этом мире, я-то чем хуже? Справлюсь.
Ни Бальтазару, ни друзьям я пока ничего не сказала.
Молнии прорезали темноту, красиво распадаясь в воздухе, светящимися корнями небесного дерева. Я сидела на бортике ступы возле кладбища у Академии и выжигала очередную могилу. Хожу сюда три раза в неделю, как на работу.
Шоколадный батончик – единственная пища за день – медленно таял в руке. Дурная привычка не есть нормально, когда нервничаешь. Вообще, место для ужина неподходящее, конечно.
– Что-то ты мне не нравишься, – проворчал Бальтазар. – Ведешь себяу странно. Все время думаешь, в глаза не смотришь. С колдуном своим поругалась?
– Нет. Осенняя хандра, наверное.
Кот фыркнул:
– Ты врешь. Но яу подожду, сама скажешь. Пока держишь в себе – и спишь плохо, вон синяки какие под глазами.
– Зачем спать, когда есть кофе?
Я доела батончик и решила выжечь еще одну могилу.
Ни у кого из моих друзей больше не будет красных глаз, гарантирую.
***
С каждым днем становилось все страшнее. Ожидание того, что в любой момент Корпорация сделает свой ход, превращало меня в параноика. Спокойно было только в Убежище, но я не могу позволить себе остаться в нем жить. Я, подумать только, начала скучать по своим докучливым внутренним голосам, с ними можно было что-то обсудить. В лабиринтах сознания остался только один.
– Это тяжело – перестать быть человеком?
Девушка с косами – эхо Ядвиги – обернулась, улыбнулась так снисходительно, словно ребенку:
– Ты не перестанешь. Просто все будет иначе.
– Я буду как прежде? Спать, дышать, наслаждаться вкусной едой, чувствовать этот мир?
– Гораздо полнее. Увидишь то, что скрыто. Услышишь то, чего не могла раньше. Не обещаю, что тебе это понравится, но…
– А внешне я поменяюсь?
– По своему желанию.
Она ушла, а вслед за ней летели снежные бабочки.
Крохотные сияющие точки исчезали одна за другой, как исчезало отведенное мне время. Пришла пора поговорить с друзьями.
Я собрала в своей квартирке почти всех, кому доверяла. Не хватало Казимира – с ним я хочу поговорить отдельно, – Ворлиана и милого духа дома.
– Заходите, гости дорогие! Ягуся что-то важное от нас скрывает и вот решила признаться, – расшаркался кот перед Тохой и Бастет.
– Здравствуйте.
– О чем базарить будем?
Я подождала, пока кошка закончит воспитывать Тоху и они устроятся поудобнее. При таких новостях лучше сидеть.
Зашла чуть со стороны, с рассказа летописца. А после зачитала записку, в которой говорилось просто и незамысловато: в течение двух месяцев после получения письменного приказа сотрудники ССБ должны лишить меня жизни любым подходящим способом. Если буду сопротивляться и нанесу им урон – стереть память о моем существовании моим родителям и другим родственникам. А после снова попытаться устранить погрешность в работнике, то есть во мне. Точка.
Первой подала голос Баст:
– Должна признаться, что ожидала нечто подобное. Твое убийство – вопрос времени. Кощей уже полностью в своей должности, а ты нет.
Тоха молчал, его лицо исказила злость. Бальтазар вздыбил шерсть и поклялся растерзать всякого, кто ко мне приблизится, а потом обнял лапами за ногу и заурчал:
– Не бойся, яу с тобой.
Супчик верещал так, что не разобрать, и носился под потолком.
– Сначала они убили моего компаньона – им этого мало, мешает, что я живая.
– Ян. Ты что-то надумала? – Тоха пристально взглянул на меня, выискивая ответ на свой вопрос.
– Приходило в голову, – честно призналась я. – Но это слишком дико даже для такой ситуации. Сама? Нет, никогда. В этот раз они действительно загнали меня в угол, и любое мое действие ведет к ухудшению положения. Они могут поступить со мной, как с Кощеем, любым извращенным способом. Кто знает, какой метод устранения выберут? Буду сопротивляться – примутся за близких. В любом случае – со службы нельзя уволиться.
Четыре пары глаз с растерянностью смотрели на меня.
– Мне только двадцать один! Я не хочу умирать! – Хотелось это прокричать, но горло сдавило, вышел хрип.
Тоха обнял меня и шепнул на ухо, чтобы никто не слышал:
– Я не смогу это сделать. Прости.
– Я бы не попросила, – еле слышно ответила я.
Вот рассказала, а легче совсем не стало. Думаю, что зря это затеяла. Сообщила бы по факту, и все. А теперь у них такие лица и морды…
Прощались мы напряженно. Бастет даже погладила меня хвостом.
***
Бальтазар в глаза заглядывал, спрашивал, не хочу ли я новые туфли купить для настроения или, может, шоколадку. Я понимала, что он переживает и как никто понимает: благодаря Первородным у него осталось восемь жизней. Но, святые суслики, это жутко тяготило. Лучше бы язвил или выбирал мне наряд на конец человеческой жизни. Я раздражалась и испытывала чувство вины за это. Потому оставила кота и мыша дома и ушла в сказку.
Лукоморье обдало теплым вечерним ветерком. Здесь, говорят, нет осени, зима сменяет лето, и я пока не знаю, как это выглядит. Наверное, уже скоро снежинки упадут на зелень травы и листвы.
Изольда без меня пустовала. Казимир и Настя жили в гостевом доме, я приходила раз в несколько дней – проводить души и позаниматься с Настей грамотой. Ей было откровенно скучно и тянуло на подвиги, но она училась ратному делу у профессионалов и делала большие успехи в чтении.
Души у порога меня не ожидали, и я спокойно затопила печь, чтобы заварить травяной чай. Самобранку расстилать не хотелось, хотелось немного бытовой рутины. Так, за кружкой с успокаивающими травами, меня и застал Казимир.
– Яга, что это ты не поздоровавшись? – начал он с порога и вдруг замер, глядя на меня, нахмурился. – Что случилось?
– Присядь. Где Настя?
– Спит, укатали тренировки.
Налила и ему чай, хотя он не любитель.
Рассказывала ему, а сама все думала об изнанке сказочного мира. Совсем не доброй, опасной, трагичной. Интересно, можно ли иначе?
В какой-то момент стало настолько тошно, что не хватало воздуха, мы вышли наружу, под бархат неба.
– Вот такие дела, Каз. Цугцванг.
– Иди сюда, рыжуля. Тебе совершенно необходимы обнимашки.
Казимир раскрыл свои объятия, и я уткнулась щекой в толстовку без дополнительного приглашения. Он пах как обычно: смесью серы, дерева и кожи. Такой привычный, уютный запах. Огромная рука крепко держала меня за плечи, второй он гладил по голове. Хотелось заснуть и проспать весь этот кошмар. Монотонные поглаживания и какая-то успокаивающая чушь: «Я держу тебя, рыжуля», совершенно не похожая на Каза, заставили закрыть глаза. Момент необратимости, когда объятия стали крепче, а рука замерла на моей шее, я упустила…
Не была к этому готова.
Оказывается, перед тем как нырнуть в небытие, можно услышать хруст своих костей.
Тайные тропы
Мир потемнел и пропал.
Исчезли тепло объятия, стук сердца, звуки Лукоморья.
Сгинула тревога, канула в темноту вместе со мной, чтобы раствориться в сказочном мире. В этом бесконечно-вечном небытии, где нет верха и низа, где нет безумно колотящегося сердца и ног, которые несут тебя вперед, вперед, не останавливаясь, я испытала облегчение. У меня не было ничего, кроме мысли: «Это что, конец?» Да и к ней не было эмоций. Меня убил друг. Ну и что. Я останусь навечно в безмолвии. Ну и что.
– Не останешься!
Я услышала знакомый голос. Увидела сияющий силуэт с ореолом. Он летел ко мне. Темнота перестала быть непроглядной. Эхо Ядвиги и ее неизменные спутницы – светящиеся снежные бабочки – замерли возле меня.
– Пойдем. – Она протянула руку, но мне нечего было подать в ответ. – Встряхнись! Дай руку!
Ее косы парили, словно в невесомости, сияние бабочек ослепляло.
Стоп. У меня есть глаза, чтобы ее видеть, уши, чтобы слышать, значит, я не растворилась!
И я подала руку…
Лес. Величественный, спокойный, древний. Деревья смыкаются в вышине, переплетаются ветвями, кронами. Сумрачно. Мох, кора под щекой, жучок ползет по пальцу.
Я смотрела на свои кисти, такие белые на фоне лесной палитры, следила, как тонкие лапки шустро уносят насекомое в безопасность, в лесную подстилку. Рядом со мной сидела Ядвига, ее платье больше не сияло, оно сливалось по цвету со мхом, корой и пестрело по подолу мелкими желтыми цветками.
На мне оказалось такое же.
– Я умерла.
– Да.
– Где я?
– На пути назад.
– Куда – назад?
– К себе, девочка. Домой.
Ядвига улыбнулась. Коснулась ладонью мха, и от кончиков ее пальцев побежали искорки, зажгли белую гирлянду на елке. Огоньки пропадали в зелени, вновь появлялись, разбегались вдаль и в стороны, озорно подмигивали, убегая глубже в чащу. Ядвига убрала руку, во мху остался сияющий отпечаток. Я повторила.
Ладонь погрузилась в мох, точно вросла, тепло прилило к коже, я почувствовала пульс.
Нет, не свой. Леса.
Живого организма, большего, чем я видела раньше, большего, чем я знала. Тонкие нити мицелия переливались, как будто я могла смотреть сквозь почву – вероятно, так оно и было. Над головой ухнуло, посмотрела вслед улетающей птице – и за ней тянулся шлейф.
– Это галлюцинации?
– Если так подумать, то и меня нет, верно? Плод воображения. – Ядвига рассмеялась. – Это ты прозрела. Из-за козней Первородных бегаешь, мир спасаешь, вместо того чтобы жить как положено, в единении с лесом. Ты ведь едва взглянула на свой дом, едва прикоснулась к разуму зверей – и полетела дальше. Пойдем, поглядишь наконец на свое царство.
Под нашими ногами тускло светились следы животных, пешие тропы. Где заяц проскакивал, где волк рыскал, где лось продрался сквозь заросли. Деревья, а в них сок. Я касалась стволов, чувствовала, где больное дерево, где полное силы. Слышала биение звериных сердец…
Как много было скрыто от меня.
– Потому что ты была живая. – Подол платья Ядвиги струился, подобно воде, ни за корягу не зацепится, ни за кустик. – У живых другой взгляд. Иногда им нужно умереть, чтобы прозреть. Это только начало.
Ее босые ступни оставляли тусклые следы, как и мои шаги впечатывались в тело леса, пересекались со следами животных. Каждый шаг, словно стежок в полотне, вплетался в затейливый, неповторимый узор.
– Начало пути куда?
– Не знаю, это ведь твой путь. Одно точно – пару железных сапог ты уже истоптала. А может быть, и две.
– Всем Ягам так тяжело?
– Моя жизнь была спокойной, не то что твоя, Янина. И каждая Яга по-своему живет. Другое дело, что такой, как ты, прежде не бывало.
Обсуждать свою уникальность не хотелось. Спокойствие, которым одарила безмолвная вечность, все еще пребывало со мной. Я впитывала лес и отдавала часть себя.
Мы шли, не нарушая гармонии, в полном молчании, и молчание было самой естественной вещью на этом свете. Никто не терзался неловкостью, не хотел заполнить тишину своим голосом. Мы… я замолчала, чтобы услышать. Замедлилась, чтобы увидеть.
Озерцо – не больше прыжка Бальтазара, – скорее лужа на нашем пути. И рядом второе, равное. В них виднелись клочки неба, порванные кронами деревьев. Будто глаза погребенного великана смотрели из земли, небо тонуло в них, а они – в небе.
– В очи леса ты глянь, живущая в чаще, – шепнула Ядвига.
Заглянула в первое око. Светло в нем оказалось, отражались солнечные лучи и я: волосы заигрывали с солнцем, блестели рыжими искрами, глаза ярче, чем есть, – зеленые до нереальности, и бельма нет. Я улыбалась в отражении.
Во втором озерце моя улыбка померкла, волосы спутались в паклю, кожа потускнела, пошла пятнами, глаз затянуло. Я не видела ничего, кроме своей головы, но была уверена: опущу взгляд вниз – увижу костяную ногу.
– Жизнь и смерть? – уточнила я.
– Источник живой и мертвой воды теперь доступен тебе. Ты всегда можешь сюда прийти и взять немного. Нужно лишь крепко заснуть.
– Кощей-предатель сулил раскрыть нахождение источника. Но ведь он не об этом говорил?
– Нет, он говорил о доступном для всех, кому требуется помощь. Там, на сказочных просторах. Здесь же твое собственное место.
– Это не Убежище. Тогда что?
– Другая сторона бытия, мир за завесой жизни и смерти отныне есть и у тебя, как у любой Яги. Твое тело будет нуждаться в отдыхе, оно живое. Продолжит стареть, хоть и медленно. В Убежище можешь быть и сама, и с избой, и с компаньоном, но оно для сокрытия с глаз, для передышки. А здесь – восстанавливать дух. Лес внутри тебя, всегда рядом. И никто не потревожит.
Так просто, так естественно. Никакой суеты.
Раньше я вдыхала и задерживала дыхание до рези. Я бежала, игнорируя боль в боку.
Пришло время для глубокого, спокойного выдоха.
Мы шли дальше, я видела травы для ритуалов и снадобий, они светились среди прочих.
Умиротворение и возвращение к генетической памяти, вот что происходило. Кажется, из меня вынули нервную систему, почистили, починили и вставили обратно – так было хорошо и спокойно.
– Ты готова? – спросила Ядвига.
– Смотря к чему.
– Веди нас дальше по своему пути, ищи выход, чтобы открыть глаза. Твой друг ждет тебя.
– Мой друг убил меня.
– Да. Как поступишь с ним, когда сделаешь первый вдох новой жизни? Обнимешь или убьешь? – лишенным эмоций и акцентов голосом спросила Ядвига. Снежные бабочки замерли в полете.
– Я не знаю.
– Почему он это сделал?
– Я еще не думала.
Лес бескрайний пах грибами и ягодами, стелился удобной тропой под ноги. Пульс под ступнями бился все сильнее; казалось, почва шевелилась, как будто я шла не по земле, а по шкуре гигантского животного. И оно просыпалось.
Деревья расступились.
Изба лежала, спрятав ноги, на своем привычном месте. Я почувствовала тепло, запах хлеба и молока, трав, что пучками висят на стене. Изольда теряла четкость, рябила легкими волнами. Она манила к себе. Ее рябь шла в том же ритме, что пронизывал меня от ступней до головы. Крыша и стены вспыхивали искрами, тянулись артерии энергии, оплетая бревна. Какая же она, оказывается, живая!
– Посмотри, как связано все в Лукоморье между собой, – произнесла Ядвига.
Впереди, как вечность до этого, стоял Дуб, солнце на нем тускнело и светлело ровно в том же ритме, что пульсировали лес и изба.
– Почему ты меня направляешь, подруга? – спросила я эхо Ядвиги.
– Так заведено. У меня тоже была проводница. Я уйду, когда уже нечего будет сказать.
– А сейчас есть?
– Ты слишком открыта миру. У тебя много друзей и родни. Они твоя опора и твоя слабость. Из-за них ты и сильна, и уязвима. Пока Лукоморьем заведуют силы, потерявшие человечность…
Она не договорила, да и не нужно. Я никого в обиду не дам.
Мы прошли сквозь двери в пустую избу. Ни моего тела, ни Казимира. Зато насколько красива Изольда! Можно было увидеть переплетение частей, деталей… За дверью бани находилось что-то сродни сердцу, похожее на цветок физалиса. Оно светилось, как всё в лесу, пульсировало. Я зачарованно наблюдала, забыв о невзгодах.
– Красивая, да? – тихо спросила Ядвига.
– Потрясающая!
Я прошла вдоль стен, касалась бревен и чувствовала тепло дома. Избушка с характером, своя, родная. Так сложно устроена. В одном углу обнаружила утечку энергии – свет вытекал из царапин на бревне: здесь побывали когти Бальтазара.
– Я исправлю, – пообещала избе, и мы вышли наружу.
Мое тело лежало поодаль, Казимир унес его от избы за ближайшие деревья. Со стороны да в тусклом свете луны и «солнца» на цепи не заметишь. Подошли ближе, реакции не последовало.
– Он нас разве не видит? – Впервые за время путешествия по сумеречной зоне появился намек на эмоции.
– Мы не совсем души. Я вообще в твоей голове, – последовал загадочный ответ.
Я подошла ближе, потом просто села на траву, наблюдала. Что нужно чувствовать? Я по-прежнему не чувствовала ничего к своему убийству.
Казимир зато явно нервничал: ходил вокруг тела, внимательно смотрел, оглядывался по сторонам. Вставал на колени и поправлял мою голову, лежащую на свернутом пледе, прислушивался в поисках дыхания, хмурился. Он бы укрыл меня, наверное, но тут ему кое-что мешало: трава укутала тело в кокон. Я наблюдала, как травинки поднимаются, растут и укрывают, сплетаясь в зеленый живой саван, оставляя открытой лишь голову. Судя по виду Казимира, для него это была такая же внезапность, как для меня.
– Ты часть леса. – Ядвига присела рядом, и подолы наших платьев-близнецов слились с травой и друг с другом, а цветы на них подняли свои бутоны, расправили стебли, раскрыли лепестки. – Лес заботится о тебе. Он лекарь для души и тела. Эти травы сберегут плоть, покуда ты не вернешься.
– Бальтазар будет в бешенстве, – меланхолично подумала я вслух. – Его не было рядом, когда случилось… это.
– Это самое меньшее, что должно тебя заботить, – хмыкнула подруга. – Переживет.
Тем временем Казимир ругался сквозь зубы. Его хвост молотил по земле, а когти на руках стали длиннее. Он волновался. Поразительно.
– Помнишь, как он берег тебя? – тихо спросила Ядвига.
Я помнила.
Перед битвой Казимир принес мне броню со словами: «Легкие ранения могут долго заживать и приносить массу неудобств. Хотя бы от них защитишь себя».
Помнила и остальное хорошее.
Рука непроизвольно коснулась груди – помнила и плохое.
– Он же был не в себе, – упрекнула Ядвига.
– Я знаю.
– Разбери его на рога и копыта, на кожу и черную кровь. На когти, личину, на ступу с метлой. Это твой человек или чужой?
Я подошла к своему телу, обошла вокруг него и едва не коснулась беса. Он почувствовал.
– Янина? Ты тут? – Оглянулся, заскрежетал зубами. – Вернись в свое чертово тело, рыжуля! У меня слишком мало друзей, чтобы их терять. Если ты к утру не очнешься, от меня только копыта останутся – Настя пробудится от богатырского сна и прибьет. Лучше вернись и отомсти сама, если захочешь.
Я не желала мести, а хотела понять, разобраться. Совершенно очевидно, что он беспокоится и заботится, даже плед вон под голову положил. И букашек с лица снимает. Достаточно ли этого, чтобы пробудиться и жить как прежде?
Я оглянулась на Ядвигу: ее лицо закрывал сонм снежных бабочек, она отстранилась. Мне одной принимать происходящее, раскладывать на рога и копыта, на плюсы и минусы. Отсутствие эмоций мне нравилось, хорошо бы в жизни их отключать, рассчитывать на логику. Интересно, когда я вернусь в тело, так и останется?
– Разверни полено, – тихо сказала Ядвига.
Прошлые уроки не забыты. Нащупала мысль:
– Я не просила меня убивать. Пришла поговорить.
Так и было, я отправилась к другу, чтобы услышать, как ситуация выглядит со стороны. Совет или неожиданное решение очень бы помогли. Впрочем, как раз последнее я и получила.
– Хочешь сказать, не думала, что он способен убить тебя, если потребуется?
– Думала. Одну секунду. Но я бы никого из друзей не попросила это сделать. Никогда.
– Ты знаешь, что ему одному по силам подобная ноша?
– Я не решала, кому что по силам. Не слишком ли это – решать за других? Он, может, и не человек, но я своих воспринимаю одинаково.
– Если он твой, не мучай. Поговори и прими решение.
– А он решил за меня.
– Мы не простые люди, Янина. Мы бок о бок со смертью и сами почти как боги. Стоит ли усложнять? Это лишь кочка на длинной дороге твоей судьбы. Отныне тебе жить иначе, чем раньше.
– Пока что мне все нравится, – ответила я, имея в виду чудеса, которые увидела здесь, между жизнью и смертью.
– Не торопись с выводами. В твоем родном мире тоже будет не как прежде. Не тяни. И до встречи, Янина.
Эхо Ядвиги растворилось. У тела остались я и Казимир. Он прилег рядом и жевал травинку. Я немного постояла, глядя на эту странную картину, потом дотронулась до себя, и мир снова померк.
Необычно вновь чувствовать тело. Как будто долго плавала, а потом вышла на берег – гравитация дает о себе знать. Немного поморгала – глаза пересохли – и быстро огляделась: Лукоморье больше не сияло, как елочная гирлянда. Грустно.
– Святая инквизиция! – почти крикнул Каз мне в ухо, подскочил и загородил своей рогатой головой весь обзор. Протянул руку и почти сразу отдернул. – С пробуждением, ваше бессмертие. Ты пока полежи в травке, поговорим. Кто вас знает, воскресших, еще бросишься с кулаками, поранишься.
Пошевелиться я особенно не могла, это правда. Впрочем, это не помешало бы испепелить его молнией.
– Дай мне объясниться, потом решишь, – будто прочел мои мысли Каз. – Ты как, шея болит?
– А то ты не знаешь. – В горле тоже пересохло.
– Не-а. Те, кого я убивал, потом не оживали, чтобы поинтересоваться этим моментом.
– Не болит.
– Слушай… Ты пришла совершенно разбитая, ждала удара корпорации из-под каждого куста, видок – краше в гроб кладут. Сейчас, кстати, гораздо лучше. Я подумал, что в моих силах помочь тебе.
– Дай мне встать.
– А драться не будешь?
– Нет.
Казимир вспорол когтями плотный кокон из травы и подал руку. Я не приняла. Он хмыкнул и отошел.
– Корпорация бы с тобой не церемонилась, им все равно. Машиной сбить, отравить… Я умею убивать быстро, неожиданно, тихо и безболезненно.
– Да ты просто ниндзя. Я не просила тебя об этом.
– И не нужно, рыжуля. Я и так все понял. Из всего твоего окружения только я и Маркус имеем навыки и отсутствие совести, и ты пришла ко мне. Я сделал выводы, взял на себя ответственность. В итоге на тебе не осталось ни царапины и ты их переиграла.
– Ты мог со мной об этом поговорить.
– Мог. Но ты бы испугалась. Люди боятся смерти.
– Понятно, ты просто отличный че… демон.
Казимир озадаченно посмотрел на меня – кажется, не понимал, что не так.
– Дружба – штука двусторонняя. Ты спасла меня от страшной участи быть марионеткой, я отдал долг, избавив от мук ожидания смерти, и сделал это как мог мягко. Но ты… показала мне дружбу гораздо раньше, ворвавшись в лавку с этими нелепыми идеями про ступу и метлу.
Поразительные вещи происходят после смерти. Я вижу чудесное, я слышу от Казимира откровения. Признаться, мне нечего было ответить в ту минуту.
– Знаешь, веснушка, я давно живу. Все разговоры, которые могли быть, уже проговорены. Все обиды, какие могли быть, уже случались. Я понял, что тебе нужно время принять ситуацию. И если не собираешься меня поджарить своими молниями, я пойду, а то утром Настю гонять. Ты пока подумай, подашь ли мне руку при следующей встрече.
Летописец. Заметка № 1
Мои отчеты – самые читаемые во всем отделе. Я обогнал по интересности летописца Кощея. Данная заслуга не моя, а бурной жизни новой Яги. Признаться, мне бы очень хотелось ее притормозить.
Какой ужас случился на моих глазах, какая неожиданность, я едва не стал заикой! Однако следует заметить, что Корпорация не любит расходовать ресурсы: умерла так умерла, неважно как. Хотя бы с этим от нее отстанут.
При всем уважении к Яге, я считаю, что помощь Казимира Трехрогого – наилучший выход из сложившейся ситуации, и надеюсь, что она примет это рано, а не поздно.
Новое начало
– Яу смотрю, пока гуляла, обновления поставили? – выдал кот, едва я порог переступила. Честно говоря, заходила домой с опаской, памятуя, как он бросился однажды, почуяв чужеродное, непривычное. А я теперь… что-то совершенно новое.
На удивление, он вел себя адекватно: лениво спрыгнул с дивана, обошел меня, обнюхал.
– Ну, заходи, поведай, девица, где была? Где смертушку нашла?
– Ты в порядке? – спросила я на всякий случай, уж очень оригинально он меня встречал. – Когда я уходила, ты тут чуть по стенам не бегал в ужасе.
– Да ты тоже была не образцом радости, Ягуся. – Кот сел возле миски, указал хвостом: – Дно видно.
Я подозрительно покосилась, но корма выдала. Жрать просит – значит, в порядке.
– Так где была?
– В Лукоморье.
– Хм-м, думал, к колдуну убежала. Надо отпраздновать, суши закажем, – прочавкал он и флегматично добавил: – Не каждый день умираешь впервые.
Вот уж всем праздникам праздник. Признаться, я ожидала чуть более душевную встречу и разговор. Но мало ли что мы от других ожидаем. Вот кот включил режим «исчадие» на полную катушку.
– Тебе письмо пришло, Гомер принес – в двери торчало. Яу под диван спрятал.
Коричневый крафт-конверт, отправитель – ООО «Лукоморье», сургучная печать, крепкая, едва сломала. Письмо лаконичное, не обремененное чувствами: «Янина Владимировна, поздравляем с полным вступлением в должность Яги и первой смертью. Ваши обязанности остаются прежними, заработная плата будет увеличена на 30%. Плодотворной Вам работы и всего хорошего. С уважением».
С уважением? У них даже совести не хватило подписаться! Прамерзавцы!
– Ягуся, заживем! – ехидно обрадовался Исчадие. – Можно будет нанять мне массажиста, а тебе косметолога!
Но радость эта была фальшивая. Мы снова играли в гляделки, и победителя в этой схватке быть не могло.
– Яу почувствовал, когда ты умерла. У меняу сердце остановилось, – наконец сказал кот. – А после легко стало. Как будто… – Он замолчал, но не смог подобрать сравнения. – Потом ты ожила – искры электричества в шерсти. Ты… сама?
– Нет, Казимир свернул мне шею.
Никогда не видела настолько вытаращенных глаз. Раньше он бы еще и асинхронно моргнул, но былое не вернуть.
– Конечно, кто же еще! Яу уверен, он все сделал в лучшем виде!
– Могу заверить, сервис шикарный: беседа, обнимашки и быстрота, как в кино. Больно не было. Профессионал.
– Погоди-ка, ты что, злишься на него? – удивился кот, запрыгивая ко мне на диван. – Вот дурная башка, зелье для прочистки мозгов свари! С тобой могли расправиться без всякой жалости – долго бы кости собирала. Яу ему спасибо скажу, если ты не соизволила. В среднем человек умирает один раз, но это не про тебя. А первый раз запомнится. Мы теперь одинаковые – познавшие теневую сторону. Есть еще плюс: что мертво, умереть не может.
– Пойдем в кошачий бар делиться историями?
Бальтазар захихикал и боднул меня головой в плечо.
– Как ты, Ягуся?
– Пока не понимаю. Сердце бьется, зрение, слух, осязание в норме.
Невнятный писк вылетевшего из ванной Супчика прервал беседу. Мыш спикировал на подлокотник дивана, черные глазки блестели, рассматривая меня.
– Смерть, – сообщил он и погладил крылом мою руку. – Сильная.
Кажется, друзья одобряют мой переход в разряд нежити. Не знаю, хорошо это или не очень. Нужно свыкнуться, и побыстрее, обратного пути ведь нет.
– Что ты видела? – спросил кот.
– Это было великолепно и исполненно спокойствия.
И они внимательно слушали рассказ о волшебном лесе, источниках, о Ядвиге, о растениях, что хранили мое тело. Об умиротворении и восхищении избой. Я действительно под впечатлением от Изольды и всего нового, что открылось мне.
– Жаль, яу не видел твоей сумеречной зоны. Моя не запомнилась, несколько кадров и обрывки фраз. Рассказать нечего. – Он как будто действительно жалел. – Как будем действовать дальше?
– По прежнему плану: пойдем все в Навь искать кладку Горыныча, – долги нужно отдавать. Может, где-то там и Первородных встретим. Я не понимаю, где их искать. Все эти игры… Неужели нельзя иначе, словами?
Ответа ни у кого не было. Друзья молчали, сидя рядом в обнимку.
– Слушай, Ягуся. Раз уж у нас планы, включающие Кощея, не помириться ли с ним? – неожиданно сменил тему Бальтазар.
– У меня с ним все хорошо.
– А у меняу нет. Он носит сорок четвертый размер, выбери ему новые туфли взамен испорченных. Ты же в этом профи.
Какой интересный поворот. Но вполне справедливо возместить ущерб. Друзьями они не станут, но градус напряжения спадет. Стоило раньше сделать, но человек – а в данном случае кот – задним умом крепок.
Я прислушивалась к своему телу, разницы не замечала. По-прежнему немел мизинец, если долго опираться на локоть, и хрустели пальцы на ногах. Люди из комы возвращаются примерно так? Те же, но внутри другие?
Усталость навалилась внезапно.
Бальтазар что-то говорил, но я не понимала. Прикрыла глаза с мыслью, что нужно смыть косметику. Проснулась в одежде, на неразобранном диване и с затекшей спиной. На часах двенадцать дня.
– Вы чего меня не разбудили? Я опоздала…
– Куда? Сегодня воскресенье. На свои поминки если только, – меланхолично отозвался кот и зевнул на меня. – Давай позавтракаем, потом побежишь. Тебе ухажер-ухожор телефон оборвал. Пришлось ответить, ты не просыпалась. Он может быть недоволен: яу обещал приготовить из него мурито, если не прекратит названивать.
Есть не хотелось. Привела себя в порядок, почитала сообщения в чатах, встревоженные послания от Маркуса – он, видите ли, потерял меня с радаров, – а кот ходил вокруг и нудел про завтрак. Самая важная пища дня. Ну и что, что в обед. Проще уступить. Сделала бутерброд с колбасой себе и ему, откусила… Склизкая, кислая с горечью масса – это не то, что ты ожидаешь от бутерброда. Выплюнула под внимательным взглядом Исчадия.
– Колбаса протухла.
– Колбаса в порядке, яу же ем. А вот тебе отныне есть только в Лукоморье, Ягуся.
– С чего вдруг? Шутник.
– Не-а. Яу хотел проверить, когда ты пришла, но у тебяу был план давить подушку, странная женщина.
Сок, молоко и хлеб не прошли проверку… Кисло и отдавало плесенью. Я в растерянности смотрела в недра холодильника, пытаясь представить новые вкусы в своей жизни.
– В Лукоморье должно быть в порядке все. А то и в Нави.
– Да почему так?!
– Потому что все связано по-сказочному. Потому же, почему ты вонять в Нави больше не будешь и мы начнем путешествовать с комфортом. Ты мертвая, Яга-привратница, для тебяу все иначе.
– Подстава. А тебе почему нормально?
– Яу – кот. У меняу все не как у людей.
Испробовала все продукты в холодильнике, и мамино варенье: горькое, будто таблетка. Вот за него больше всего обидно. Еда в самом лучшем случае напоминала жеваную бумагу.
– Пойду прогуляюсь. – Мне нужно с кем-то обсудить происходящее, но не с Тохой, не сейчас.
– Маркусу привет передавай. Можно Гомер в гости зайдет?
– Раньше ты не спрашивал. – В дверях я обернулась: – Ты ведешь себя странно. Все в порядке?
Бальтазар прищурился и дернул ухом:
– Трикс бы сказала что-то умное про эмоциональное состояние. Опасность миновала, напряжение спало, выброс гормонов счастья… – Он закатил глаза. – Иди уже. Яу за тебя спокоен, мордовороты корпорации отозваны.
***
Улицы мелькали за стеклами машины, и под звуки старых хитов все казалось вполне безмятежным, привычным. Хмурые тучи царапались о купола питерских храмов, вселяли спокойствие: мол, ты же знаешь, мы здесь почти всегда, а значит, все стабильно. Корпорация слезла с хвоста, и можно выдохнуть. Мои родители в безопасности – это главное, а я… Я все размышляла над словами друзей.
Ядвига и Бальтазар твердят, что Казимир – благодетель. Мои же чувства в смятении, не понимаю, могу ли ему теперь доверять безоглядно. Он позволяет себе решить что-то за секунду и сделать как задумал, пусть и из лучших побуждений.
Затем мысли о коварстве и откровенной жестокости Корпорации привели к Добрыне. Он советовал пообщаться с рыжим, с Поповичем: его девушку лишили памяти, а мне все некогда узнать подробности.
Очередное открытие подстерегало в рекламной паузе между хитами и за мостиком через Карповку, когда я вынырнула из раздумий, чтобы полюбоваться архитектурой.
Этот город полон мертвых.
Знаете, сколько душ бродит в старом районе, на Петроградке? За четверть часа насчитала шестерых. И это я еще из машины не вышла, искала, где припарковаться. А они мимо шли, по тротуару, как будто так и надо. Парочка одна попалась – модники начала двадцатого века. Вальяжно гуляли между живыми, никуда не торопились. Ключ-от-всех-миров морозил без перерыва. От удивления сама с собой говорить начала:
– Души разгуливают по Большому проспекту?
Телефон обрадовался, искусственный разум воспрял, думал, я с ним общаюсь. Вещал что-то про историю района, я не слушала. Не могу сказать, что долго удивлялась, так – кольнуло и прошло: с тех пор как подписала контракт, слишком многое поменялось. Но раньше я не видела души в этом мире, только в Лукоморье. А можно огласить весь список обновлений? Первое мне не понравилось, а с этим я справлюсь, не настолько свежее.
Только разобраться нужно. Зарплату увеличили небось из-за добавочной работы.
Наконец втиснула машину в одном из проулков. Накинула капюшон, вышла под мелкий дождь, а навстречу снова эта парочка. Идут сквозь немногочисленных прохожих, не притормаживая. Люди ежатся, думают, из-за дождя холодно стало. Посмотрим, на что способны эти блеклые голограммы.
Встала у них на пути. Души остановились так близко, что, будь они живыми, наше дыхание смешалось бы. Женщина взглянула из-под шляпки: пустые глазницы, серые губы. Мужчина такой же. Ничего нового, если бы не одно но – они говорили! Я слышала шепот, но не могла разобрать.
Души пошли дальше, но не сквозь меня, а обогнули. Как интересно! Пристроилась за ними. Телефон зазвонил, как всегда, не вовремя.
– Джьянина, ты где? Жду.
– Мне нужно пройтись, извини. Позвоню позже, Маркус.
Парочка тем временем просочилась сквозь решетку на входе во двор-колодец и исчезла. Вот же блин!
Ладно, не все потеряно, я видела достаточно неприкаянных душ, найду еще.
Долго бродить не пришлось, встретила торопливую душу мужчины, на вид из семидесятых. Он вскинул голову, взглянул, но молча прошел мимо. Я за ним.
Шли прилично, дождь усиливался, из-за капюшона не видела, куда свернула. Оказались в комиссионном магазине. Душа исчезла сразу за порогом. Не привыкла я к такому своеволию. А как же их провожать?
Я не знала, что делать дальше, – развернуться и уйти если только. Решила согреться, подумать.
– Здравствуйте, – поздоровалась сотрудница магазина.
Я откинула капюшон и поздоровалась в ответ. Женщина вздрогнула и отвела взгляд:
– Если что-то подсказать, обращайтесь.
Куда делась душа, вы не видели?
– Спасибо, – только и ответила я, оглядывая стеллажи.
Декоративные тарелочки, куклы, светильники, охотничьи трофеи – головы животных… Коробки, жестянки, фарфоровые фигурки, милые сердцу безделушки на тесных полках. Но меня привлекла закрытая витрина с ножами. Вот это красота! Я рассматривала, едва не упираясь носом в стекло, выбрала один.
– Покажите, пожалуйста. Слева, второй снизу.
– Охотничий, костяная ручка. – Женщина как-то напряженно подошла ко мне, взглянула в упор и расслабилась. «Показалось», – шепнула она себе под нос. Я сделала вид, что не расслышала.
Желание держать в руках нож было почти нестерпимым. Рукоять удобно легла в руку: кость будто плавилась, принимая нужную форму. Лезвие потертое, затупленное – видно, что верно служил. Я знала, как им пользоваться, но свежевать тушу не собиралась – я хозяйка леса, не охотник. Мне просто нужно было его иметь. Купила.
Снова вышла на поиски неупокоенных и бродила, совершенно забыв, зачем вообще приехала. Зато Маркус не забыл. Я почувствовала его присутствие загодя, как будто по татуировке перебирали паучьи лапки.
– Чика, за тобой не угнаться. – Он дернул меня за руку под ближайшую арку.
– Привет.
– Куда ты пропала, что случилось?
– Обновления установили, пока мы не виделись, – ввернула я фразочку Бальтазара.
Он молча вглядывался в мое лицо. Даже отступил.
– Ты была мертва.
– Молодец, возьми с полки пирожок, – улыбнулась я, впрочем, безрадостно.
– Как?..
– По контракту положено.
Я ему ничего до этого не говорила про летописца и записку. Это мое дело. Хотя он видел напряжение и тревогу, пытался как-то сгладить. Кино, кафе, все эти милые вещи, положенные парочкам. Только выглядел при этом как балерина в кирзачах, ухаживания не его конек. Вот и сегодня у нас свидание, не помню правда, куда идем.
Сомнительная из нас пара. Он вроде бы честен со всех сторон – и в симпатиях, и в том, что ему нужны мои силы для мести, с которой он, кстати, не торопится. А я просто решила попробовать, давно ни с кем не встречалась. Как Ядвига говорила про людей – «мелькнет и исчезнет», а он не совсем человек, хоть и с виду вполне. В свои сто четыре выглядит меньше чем на сорок. Колдун – загадка для меня. Не понимаю, что он такое, как живет так долго, и вообще. Интересно.
– Мы можем просто побыть у тебя, Маркус?
– Твой кот мне угрожал, – хохотнул он в ответ. – Не хочу его злить.
– И правильно, не стоит. – Я оглядывалась в поиске безхозных душ, все это новое раздражало своей внезапностью. – Не хочу никуда идти, а если там нужно есть, то тем более, – чуть грубее, чем следовало, сказала я.
– Почему?
– Пойдем, по пути расскажу.
– Только не по-русски, я не всегда тебя понимаю.
Его русский, как и мой английский, улучшился, но проще было на английском.
Мы шли, едва касаясь пальцами, я говорила про ССБ, угрозы, контракт, неприятности с едой. Кто помог мне в смерти, не сказала – не стоило. Собиралась упомянуть про души, но Ключ снова заледенел.
– Что с твоими глазами? – осторожно спросил Маркус, пока я оглядывалась.
– А что, тушь потекла? Погода.
– Один глаз белый.
Вот черт…
Мимо нас прошла душа молодой девушки. Лицо не просто серое, а изможденное, как после долгой болезни. На ней была пижама с Губкой Бобом.
– Привет! Тебе нужна помощь? – спросила я.
Девушка не ответила, шла дальше. Куда они все идут? Мне что, избу тащить в это измерение? Не положено.
– Наркоманы, – процедил вполне живой дедуля, шедший вслед за девушкой.
И тут я поняла, что совсем забылась: стоим посреди улицы, я с бельмом, у Маркуса вообще глаза без белков, разговариваем с невидимками. За кого нас еще принять?
– Джьянина, что…
– Я вижу души, Маркус, здесь. Раньше так не было.
Он молча потащил меня сквозь поток мокрых хмурых людей в свою квартиру недалеко от студии. Предстояло разобраться с «обновками».
Уж лучше бы неуклюжие романтические потуги, а не это все.
Мрачный жнец
Маркус спит как камень.
Несколько раз я думала, что он все – покинул тело и ушел в иной мир. Немного жутко и хорошо одновременно, не люблю, когда кто-то рядом сопит или храпит. Отчасти поэтому не складывались мои более ранние отношения: раздражение от посторонних звуков перетекало в неприязнь к парню. А Маркус… Ему, кажется, плевать на мою отстраненность. Я прихожу и ухожу, когда захочу, он ничего не говорит против. Живет как обычный (почти обычный) человек и речь не заводит о своей вендетте и моей роли в ней. Думаю, стоит ему напомнить, что где-то его ждет враг, нехорошо заставлять людей ждать.
Отдам колдуну должок, а там посмотрим, как будут развиваться события. Маркус слишком иной для моей нормальной половины, воительнице же он очень нравится. Но если брать меня целиком, без разделения на светлое и темное, то я теперь тоже не совсем нормальная, мягко говоря. Такая же иная. Я меняюсь. Возможно, однажды и старые установки, хорошо-плохо, вложенные воспитанием, канут в Смородину, и межвидовые связи спустя сотню лет покажутся нормальными. Одно я знаю точно – я не влюблена, и это радует.
«Ты так неэмоциональна оттого, что для другого рождена», – вновь звучит в голове голос Ядвиги.
Заинтересована – да, но никакого подъема эмоций и необъяснимого счастья не чувствую, смотрю и анализирую Маркуса. Пригодится.
В середине ночи мне все еще не спалось. Отголоски нашей вечерней беседы крутились в голове. Маркус выглядел обеспокоенным, удивленным, рассматривал меня со всех сторон, чуть ли не нюхал. Убеждался, что живая. Попросил еще раз рассказать про смерть, уточнил, не тянет ли меня прямо сейчас на человечину. Он до сих пор не определился, ем я ее или нет, а я не собиралась раскрывать карты – ему ведь нравятся загадочные девушки, не стоит отбирать у него эту интригу. Он такой забавный в своих заблуждениях. Сидит, сказки наши с переводчиком читает, то и дело брови вверх лезут.
Потом обсуждали души в городе и мои новые способности, он был серьезен и внимателен. В моем окружении много серьезных и внимательных: Каз, Тоха, Маркус. Много мужчин, подруги нет.
Я смотрела в черные глаза с отблесками ламп, он что-то рассуждал и прикидывал, пытался найти логику в происходящем, как будто успокаивал. Но я не волновалась, прогулка по загробному лесу изрядно укрепила мои нервы. В целом мы пришли к выводу, что это новый уровень способностей, но инструкции нет, придется собирать очередной пазл без картинки.
В квартире из звуков лишь мое дыхание, и его эхо отскакивает от кирпичных стен. Не могу сказать, что люблю лофты – будто на заводе кровать поставили. Экран смартфона в руке то и дело загорался и тоскливо потухал: я думала написать Тохе, не знала, как правильно начать. Многое нужно рассказать. Стоило прояснить ситуацию и понять, что с этим делать.
Пора на охоту за душами, у меня к ним есть вопросы.
Я аккуратно вытащила из сжатых в кулак пальцев колдуна прядь своих волос.
– Джьянина?
Все-таки разбудила.
– Мне нужно идти, увидимся на неделе. Я позвоню.
– Окей, чика. Только не умирай снова, это нервирует.
– Постараюсь.
Оделась, в темноте по памяти пробралась к выходу из стодвадцатиметрового лофта – переделанной коммуналки. Коридор казался бесконечным после моей студии. Несколько комнат были объединены и подавляли своими размерами и высотой потолков. В одной стоял бильярдный стол. Маркус пытался научить меня играть, но в последний раз мой шар разбил светильник. В другой был натянут белый экран и стоял старый аппарат для просмотра фильмов. В целом у меня было ощущение попаданства в нуарное кино, и сама я будто становилась черно-белой.
Замок мягко щелкнул, лестничная клетка окутала запахом старого дома, тусклый свет и облупившаяся краска выступали ему гармоничной парой. Подошвы ботинок в который раз коснулись стертых ступеней. Скрипучая дверь выпустила меня во двор-колодец, а из него – на проспект.
Центр никогда не спит. Дождь закончился, автомобили раскатывали по асфальту лужи, и в летевших из-под колес каплях отражался свет вывесок. Сырость, бензин и старая архитектура. Я решила отдаться на волю случая и просто пошла в надежде встретить разговорчивую душу – не показалось же мне, в самом деле, что они шепчут?
***
Удача улыбнулась несколько километров спустя, возле театра. Прохожих почти не было, редкие люди шли по другой стороне дороги, им не было дела до происходящего. В отличие от меня.
Никогда не видела, чтобы душу уговаривали сесть в машину.
Душа сопротивлялась и активно жестикулировала.
Помните, я в самом начале своего пути задавалась вопросом, кто же их провожает в этом мире? Нашла ответ.
У тротуара была припаркована побитая жизнью «десятка» серого цвета, рядом девушка – миниатюрная, в узких джинсах, в желтых резиновых сапогах и короткой куртке – скандалила с душой какого-то модника с длинными волосами, забранными в хвост. На нем тоже были джинсы в облипку с прорехами на коленях, что совсем не украшало его ноги. Звуки проезжающих машин заглушали разговор.
Я остановилась неподалеку, частично спряталась за фонарный столб и присмотрелась всеми своими способами. Душа была душой, девушка – как Кощей, не живая, не мертвая. Из-под черной шапочки задорно выглядывали две тонкие светлые косички.
– Садись в машину, кретин! – почти взвизгнула она. – Мне еще других собирать.
Парень что-то ответил и упрямо скрестил руки. Его фигура на секунду пропала, потом снова появилась. Девушка уперла руки в бока и медленно, почти по слогам сказала:
– Никто не придет. Тебя сбила машина. Вчера ночью. На этом. Пешеходном. Переходе.
Парень растерянно оглянулся в сторону зебры, а я решилась подойти.
– Может быть, ему последнюю трапезу предложить? – тихо произнесла я в спину девушке. Она обернулась и удивленно вздернула бровь.
– Здесь не твой район, жнец. Своих покойников хоть в цирк води.
Думаю, мы с ней ровесницы или она ненамного старше. В противовес телосложению лицо было круглое, маленький нос раздраженно сморщился.
Черные тени, темные глаза и бледные губы. Жнец, значит. Тот самый?
– Я не жнец, – спокойно ответила я и подошла к парню. – Ну-ка скажи что-нибудь на призрачном.
– Что вам всем нужно? – довольно тихо, но отчетливо произнес мертвый парень.
Потрясающе! Они правда разговаривают. Это только здесь или в Лукоморье тоже? Что могут рассказать сказочные души? Столько вопросов, на которые срочно нужно ответить.
– Кто ты, если не жнец? – требовательно спросила девушка.
– Я Баба Яга.
– Серьезно? – Она хихикнула. – Яга? Старая карга из леса?
– Повежливей! – Ближайшие фонари предупреждающе моргнули.
– Чем докажешь? – Световое шоу ее не впечатлило. Вряд ли она вообще поняла, что случилось, однако взрывать ради нее лампочки я не собиралась.
– Доказать? Того, что я вижу этого парня, недостаточно? Хорошо. По проспекту днем ходила парочка, только слов не разобрать, как будто белый шум. И девушка в пижаме, но она не хотела говорить.
– Да, знаю их. Старые души не понять, их речь стирается, они не захотели уходить и давно уже не понимают, что умерли. А до девчонки пока не достучаться, она не готова принять свою кончину. – Жнец окинула меня взглядом. – Что с глазом?
– Им я вижу души.
– Ну допустим. А каким боком здесь Яга?
– Яга – проводник умерших в сказочном мире. Только я принимаю в избе, готовлю баньку, угощаю последней трапезой. И ловить мне их не нужно, сами приходят.
– А-а, – озадаченно протянула девушка. И снова: – А… Завидую. С этими часто туго.
Парень упрямо смотрел на нас.
– Как тебя зовут? – спросила я его.
– Макс.
– Выпьем кофе? – Никому не помешает, особенно тем, у кого был поганый денек. – Хочешь раф?
Жнец тут же подхватила мою мысль, и после недолгих уговоров парень согласился сесть в машину, правда не за раф, а за латте с лавандой. Чего я не ожидала, так это увидеть на заднем сиденье тучную недовольную женскую душу. Она окинула нас презрительным взглядом и отвернулась к окну, поплотнее запахивая на груди домашний халат.
– У тебя тут что, маршрутка? – удивилась я. – Как это работает? Ты их отвозишь куда-то и выгружаешь, пусть идут на свет?
– Нет. – Она вздохнула. – Не занята, смотрю? Прокатимся?
Не занята, вообще не занята и согласна покататься.
Жнец. Вот это да! Значит, эти городские души – не моя работа. Спасибо!
– Юля, – представилась девушка, заводя машину. – Яга, а ты чего из леса ушла?
– Вообще, меня зовут Янина. Яга – моя должность, хотя кот говорит – титул.
– Кот говорит?
– Да, мой черный говорящий кот. И из леса я не ушла, живу на два мира.
– Шикарная история, расскажешь как-нибудь. – Она даже не улыбнулась. Интересно, это из-за работы или сосредоточена за рулем?
Тем временем на заднем сиденье две души тихо переговаривались, делились своими историями. Вот женщина поскользнулась в ванной и ударилась головой. Фатально. Жнец не обращала на них ровно никакого внимания, поглядывая по сторонам.
– Высматриваешь новых? – спросила я.
– Да.
– Как ты их опознаешь?
– Они светятся.
– Понятно. А меня заранее Ключ предупреждает, холодит, потом уже вижу. – Я вытащила цепочку наружу. – Но сейчас он все время холодный, эти двое рядом.
– Они скоро успокоятся, в компании им проще принять смерть. Не все могут осознать свой уход, держатся за последнее воспоминание. Намного проще смириться с потерей, если на память осталось нечто прекрасное, а не бытовой травматизм или несчастный случай. Сейчас им хочется все переиграть.
Ночной город – идеальная декорация для странных разговоров. Красота старины и кричащая яркость современности, каменный лес с клочками-заплатками живой растительности, зажатой в кирпичных тисках. Обновленные фасады, а зайди со двора – маска в трещинах, и проступают замазанные морщины, видна печать усталости и затаенных страстей. Город как люди: за нарисованными лицами не разглядишь истины. Я не люблю старые районы за это ощущение. Любоваться архитектурой – да. Жить здесь? Нет. Новостройки честнее, в них сразу видно подноготную. Они не нарастили в своих недрах столько прожитых жизней, не накопили столько эмоций, спрятанных за годовыми кольцами краски.
– Странно, что тебя никто из жнецов не встретил раньше. – Юля бросила на меня подозрительный взгляд.
– Раньше мы друг друга не замечали. Я только недавно умерла, и открылись новые способности – видеть души в городе. Честно говоря, полегчало, что это не моя работа. Хватает сказочных покойников. А как давно ты?..
– Мертва? Двадцать два года. – Она немного замялась, как будто вспоминая. – С лишним. Веселый квартирник, алкоголь, что-то подмешали, сердце встало. Пока была мертва, со мной поговорили.
Некая сила озвучила список требований. В целом они были простые, но предполагали систематичность. Встретила душу – побудь с ней, пока она не уйдет в вечность. Если видишь человека, пульсирующего красным, – он умрет в ближайшие минуты. Юля согласилась.
– И много ты красных встречала?
– Нет, и это хорошо. К такому не привыкнешь, уж лучше собирать по ночам урожай.
Юля очнулась, когда ее из скорой выгружали, у больницы. Перепугала всех, написала отказ и ушла.
– И кто вам платит за работу? Вот я своих нанимателей еще не встречала.
Но хотя бы знаю, кто эти мерзавцы.
– Платят? – Юля прыснула. – Ну ты даешь. Жизнь – вот моя плата. Живой я была бестолочью: вечеринки, парни, тачки. Ничего не видела – ни мира вокруг, ни людей. Зато после поверила в высшую силу и бессмертие души.
Мы кружили по району, души на заднем сиденье говорили все тише, и в кафе уже никто не собирался, мы словно перестали для них существовать. Юля кратко рассказывала о своей не-жизни. Раньше приходилось менять жилье, работу, а сейчас достаточно работать удаленно, ни с кем не общаться – это нормально. Говоришь всем, что интроверт и социофоб, и никто тебя не трогает. Если есть семья, контакты свести к минимуму. Она даже документы еще не меняла.
– Но ты ведь не стареешь, – заметила я. – Как объяснить?
– Ходила на уроки визажа. Макияжем легко как накинуть возраст, так и омолодить. Одежда тоже помогает. Раз в несколько лет я встречаюсь с семьей, напряженные моменты.
– Мы больше похожи, чем хотелось бы, – буркнула я, но на самом деле разговор вызвал у меня проблеск радости. Будто вселенная услышала меня и послала подругу. Конечно, я не знаю, согласится ли она иногда встречаться где-то за столиком в неприметном кафе, чтобы просто поболтать.
В ее старой машине что-то дребезжало, немного пахло бензином, и в целом было ощущение тлена. Вспомнился Харон. Это старое авто перевозило души вместо лодки.
Мрачный жнец.
Юля предложила закурить. Я отказалась, а она приоткрыла окно.
– Рак меня точно не убьет, – ухмыльнулась она.
– А что будет, если души не собирать или они не хотят уходить?
– Тысячи шепотков звучат, как крик, вот что бывает. Это невыносимо, и, чтобы приглушить звук, который живые не слышат, все равно выйдешь за урожаем.
Она рассказала, что шепот душ хоть и не слышен, но создает напряжение, притягивая новые жертвы. Если сводки происшествий кажутся фильмом-катастрофой, значит, город выплескивает потустороннее – жнецы плохо постарались, но ведь за всеми не успеть.
– Нас много, на самом деле много. В каждом районе минимум четыре жнеца. В каждом городе, поселке, почти вымершем селе.
– А как вы узнаёте, куда идти? Вам присылают списки? Не говори, что таксуешь по району наугад.
– С нами никто не контактирует. Новости, желтая пресса – вот наши списки. Да и мы, жнецы, – одиночки, не обмениваемся информацией.
Юля с неудовольствием добавила, что часто приходится адреса навещать, квартирные не отходят далеко и обитают рядом. Я обернулась: тучная женщина потеряла краски, ее силуэт едва виднелся на фоне сиденья, и парень тоже будто пропадал.
– Что с ними? – спросила я.
– Собираются уйти. Я же говорила, в компании они более сговорчивые и понятливые.
Когда я обернулась в следующий раз, их не было, и никаких спецэффектов тоже. Были – и нет.
Юля подбросила меня до машины.
– Я бы послушала твою историю, Янина.
Эти несколько слов, произнесенные с некоторой неловкостью, как будто нехотя, вызвали у меня вздох облегчения. Мы обменялись номерами.
***
– А, явилась не запылилась! Ты подумай, шесть утра, она только пришла, – встретил меня Бальтазар. – Чего довольнаяу такая?
Его заспанная морда говорила, что время он провел не в ожидании меня, а сладко посапывая, и ворчит для профилактики.
– Теперь души повсюду, – порадовала я компаньона.
Пока рассказывала, приготовила завтрак. Есть, на самом деле, не хотелось, несмотря на то что последний обед был очень давно. Так, привычка перекусывать. Налила чай и откусила печенье… Забылась. Чай был просто водой, печенье – бумагой.
– Попробуй в Убежище поесть, – предложил кот и поторопил: – Дальше давай, что там с этой девушкой в пижаме?
Мы уселись на берегу моего озера, где трава зелена и стрекочут кузнечики. Голубое небо, которого не хватает городской осенью, и печенье привычного вкуса. Святые суслики! Все не так плохо.
– Ну вот, а ты боялась! – Бальтазар был доволен и жаждал новостей. – Ядвига не рассказывала про городских. Никогда. И в книгах я не помню.
– Ядвига много чего не успела… Да, может, не считала это важным, она ведь сказку почти не покидала.
– Тихон, ты здесь? – спросил кот.
– Да. – Летописец появился у входа в квартиру.
– Надо передать Ворлиану, что учебники по Ягам неполные. У нас вон уже сколько накопилось: посторонние в Убежище, души в городе.
– Я-то напишу служебную записку, – кивнул летописец. – Но лучше еще что-то собрать и одним разом передать.
– Разумно, – нехотя кивнул кот.
Мы еще долго сидели на берегу, я закончила рассказ про жнеца и любовалась кувшинками, а кот просил познакомить с Юлей поближе. Что ни говори, а жить-то интересно. К слову, пора на учебу собираться, а в универе наверняка есть застрявшие души. Как замаскировать периодически возникающее бельмо, чтобы не вызывало вопросов?
Свет мертвых очей
…Черепа горели, как в сказке.
Свет лился из глазниц, сочился сквозь оскал пожелтевших зубов, стекал вниз по кольям. Вечный свет, способный сжечь дотла при нужде или вывести из чащи. Черепа – помощники, охрана от любопытных и маяки для заблудившихся душ. И каждый из них я зажгла кусочком от большого пылающего сердца…
– Янина, не спи, – пихнул меня в бок староста, оборвав прекрасное видение.
Я и не спала, просто отключилась от реальности, где тихий голос лектора вводил в транс, и нашла ответ на мучивший вопрос. Как долго я его ждала, сколько вариантов перебрала – ничего не подходило. В черепах ведь не простой огонь, нельзя в них поставить свечи или лучины, необходимо волшебство.
Ради него придется постараться и кое-что отдать.
– Не сплю, – отозвалась я. До конца учебного дня меньше получаса, и снова я пропаду на все выходные, чтобы изучать неведомые тропы Лукоморья. Приятные мысли.
– Вся группа шепчется, что ты со своей работой совершенно изменилась. – Серые глаза Славы выражали тревогу. Я поняла, куда он клонит.
– Там мухоморы выдают, – «призналась» я и подмигнула. – Это они во всем виноваты.
Он вежливо хмыкнул, давая понять, что оценил шутку.
– Нам практику в лагере летом проходить. Давай без них.
– Конечно.
Только непонятно, как мне практику проходить с такой работой. Отпуск мне оформят от аниматорства? А когда успевать души провожать, если вожатый должен бдеть, и по ночам тоже?
Слава снова улыбнулся и вернулся к пометкам в конспекте. Парней в группе по пальцам одной руки пересчитать, и все они настроены дружелюбно, а вот остальная часть – серпентарий. Досадно, конечно, что шепчутся, но правду я им сказать не могу. Хорошо еще, они не знают, какие сообщения мне от Юли приходят. В сети она гораздо общительней, и черный юмор через край хлещет. С утра рассказывала одну занятную историю с душой и про количество человек скошеных за несколько дней. Мне пока в диковинку травить шутки про души, а у нее за столько лет, наверное, профдеформация, как у всех, кто с людьми работает.
***
Всю неделю Бальтазар наблюдал за чередой курьеров со сдержанным любопытством: я ничего не объясняла, он не спрашивал.
Поверили? Ха! Где Бальтазар, а где сдержанность?
– Раньше курьеры с обувью приезжали, а теперь с ножами? – Вот что он мне выдал после первого же. И продолжил язык разминать с каждым новым:
– Этим мясо не порежешь, только если живое и размером с бизона.
– Можно в Кощея метать, мне кажется, ему подойдут как украшения. Вроде пирсинга по всему телу.
– А с ним ты что собралась делать? Цветы пересаживать на кладбище? Сойдет за лопату.
– О, вот это хорошая вещь, ветки в лесу рубить.
– Ягуся, воительница требует жертв?
И тут он оказался прав. Моя воинственная половина потребовала дань. С того ножа в комиссионке начался зуд в ладонях – я хотела больше и позволяла себе больше. Заказ, заказ… Предвкушение до дрожи. Любовалась отражением в клинках, крутила в руках, метала их в Убежище – не каждый выдерживал такие испытания, большинство были просто красивыми безделушками.
Переданные мне навыки воителей играли в мышцах и просили действий.
Надеюсь, меня не потянет на покупку боевых коней.
– Все не то, – резюмировала я, глядя на кучу лезвий в спортивной сумке.
– Не то – это твой парень, – фыркнул кот. – Я бы сказал, престарелый ловелас, а не парень. Дернула меня нелегкая познакомить вас, готов хвост свой сожрать, как вспоминаю.
– В чем ты сейчас его обвиняешь? – усмехнулась я.
– Сомнительная работа и плохая стрижка, мр-р.
– А у меня просто мечта, отличная работа, хоть кому расскажи – позавидуют! – Я пнула сумку поближе к двери. – Мне нужен кузнец, настоящий, выковать крепкое и надежное, как кладенец.
Пока что лучшим приобретением был нож с костяной ручкой. За нее приятно было держаться, и лезвие после заточки просилось в работу. Я то и дело крутила его в руках, и даже смастерила ножны на пояс.
– Все дороги ведут к Казимиру, – без раздумий ответил кот.
– С чего это?
– Он кузнецом был, мне Баст говорила.
И военачальник, и на гуслях играет, метлы-ступы делает, на рынке торгует и мечи ковал. Везде, чертяка, поспел, а мне с друзьями некогда поговорить о своих «обновлениях».
Почти неделя прошла с перехода в новую не-жизнь. Я отработала аниматором, посещала занятия, звонила родителям, оплатила кредит – ничего не изменилось, кроме мелочей. Одна из них – отсутствие голода, вторая – сплю меньше, но не чувствую сильной усталости.
– Эй, на Марсе! – позвал кот. – Вернись ко мне, нам в Лукоморье пора. Тоха ждет, души вокруг избы стенают.
– Они так не делают!
– Не будь занудой, – махнул он лапой. – И пора черепа зажечь! Великое событие, не каждый день увидишь!
Я рассказала коту про озарение, и он настолько впечатлился, что почти подталкивал на выход из квартиры и уже мечтал жарить с помощью черепов сосиски.
Кощунство.
– Родителям позвонила?
– Да.
С недавних пор звонки и сообщения от мамы стали поступать чаще, она волновалась, сама не знала почему, и как-то неловко даже извинилась за навязчивость. Сердце матери не обманешь – она знала, чувствовала перемены. Но мой голос, лицо на экране смартфона за несколько дней вроде бы ее успокоили.
Тоха тоже позвонил, будто дело есть ко мне, помощь нужна с неким зельем. Голос звучал взволнованно. Представить не могу, зачем ему зелье, – для Бастет мы сварили впрок, и оно еще не кончилось.
– Кощею тоже написала, что пора в путь. Он будет ждать нас. – Гвоздей и саморезов для его коня прихватила.
– Готова встретиться с Казом и спасибо сказать за одолжение? – участливо спросил кот.
– Встретиться готова.
Насчет «спасибо»… Не думаю, что наш конфликт закрылся сам по себе спустя неполную неделю. Кажется, мы разошлись каждый при своем мнении и между нами не все сказано, далеко не все.
– Репей мне на пузо, что ты будешь с ней делать…
– Пойдем уже, а то, пока собираемся, зима настанет. – Я бросила в сумку детскую книжку для Насти, летные очки – купила наконец-то! – и открыла дверь.
Супчик обогнал нас с радостным писком.
***
В Лукоморье вечерело. Воздух казался чуть прохладнее, чем обычно, трава – не такой сочной, и небо немного другим. Полагаю, сезон вскоре сменится. Осени и весны здесь, в центральном Лукоморье, нет, как говорил Бальтазар. Зима лишь четыре месяца и лето. Сложно устроена система, заковыристо. До сих пор снег я видела только в измерении, где спрятана Академия, но там представлены все времена года. К Дубу пришла, когда здесь лето уже было. Как будто сто лет назад…
Бальтазар с удовольствием сменил форму и померцал к берегу, где слышались крики и звон мечей. Полагаю, Настасья и Казимир там упражняются. Хорошо, будет время подготовиться к встрече. С неудовольствием отметила, что немного волновалась.
– Яна! – раздался голос с неба.
Давно не видела Тоху в полете и всякий раз удивляюсь его уникальности. Ну где вы видели летающего парня в трениках?
Супчик с радостным писком кружил рядом с ним, соскучился. Тоха заложил вираж над гостевым домом и приземлился рядом. Большие крылья обняли меня, в глазах тревога.
– Че как не родная? Почему не звякнула, не пришла?
– Эм-м…
– Каз растрепал нам все. Знаю, что ты кони двинула его стараниями. – Он нахмурился. – Мне пришлось следить за тобой, типа убедиться, что ты в норме.
– Я едва смогла удержать Антона от необдуманных поступков, продиктованных гневом, – сказала Бастет где-то за пределами моего поля зрения. – Здравствуй, Яга.
– Привет! – немного напряженно поздоровалась я. Стало совестно, не знала, что у меня за спиной кипят страсти.
Тоха убрал крылья и потащил меня в дом.
– Мне нужно было побыть одной, – оправдывалась я, скидывая сумку с оружием на лавку. – Я в порядке, насколько возможно. Теперь мне есть что рассказать.
– Вот это спасибо типа. Начинай.
Видела, что он обижен, и обида эта не первой свежести – тянется еще со времен разборок с Баюном. Мы его отстранили, заставили сидеть и ждать. Его, заживо сожженного Горынычем, спрятали, чтобы котик не поцарапал. Да, я так сделала – и сделала бы снова: Баюн не менее опасен, и нечего лезть на рожон понапрасну. Не стану за это извиняться, но мне стоит быть внимательнее к другу. И меньшее, что я могла сделать, – начать говорить.
Рассказ много времени не занял. Казимир, хруст шеи, сумеречная зона – тут я задержалась, уж очень понравилось там, – говорящие души, потеря привычного и новые знакомства, тяга к оружию. Мрачный жнец. Бастет навострила уши, и прищуренные зеленые глаза пристально наблюдали, считывали каждую эмоцию с моего лица. Порой она так смотрит, что хочется накинуть плащ-невидимку.
– Ну ни х… – начал было Тоха, когда я закончила.
– Не выражайся в присутствии дам, Антон! – жестко оборвала его Баст, и он прикусил язык.
Кошка не отрывала от меня взгляда, ее зрачки то сужались, то расширялись, будто гипнотизируя.
– И как ты себя чувствуешь после всего происшедшего? – участливо спросила она.
– Физически – отлично. Морально? Мои тараканы-присяжные еще совещаются.
Она кивнула, будто подарила мне царское одобрение. Как Тоха с ней уживается? От одного кивка мне захотелось срочно переодеться во что-то изысканное и держать чашку оттопырив мизинец.
– Так для чего вы хотите зелье варить? – вернулась я к насущному.
Оказалось, он услышал от Бастет о рецепте трансформации. Она его толком не знала, и решили спросить у меня. Жабры он хотел. Я навскидку тоже такого в книгах не видела, да и память не подкинула ничего похожего. У меня в основном жуткие рецепты ядов от одного из бывших голосов. Предположим, Ядвига что-то и знает, но идея в целом мутная.
– Гидрокостюм купить с баллоном? Или у Черномора спросить, как они себе жабры отрастили? Кто знает, как зелье подействует, даже если мы его и сварим, – ты же не человек.
Тут уже разоткровенничался Тоха. Он избегал смотреть на нас, прятал грусть: не получалось у него с Селиной ничего. Они встречались на том камне, он приносил побрякушки, она восхищалась. Он рассказывал о нашем мире – она хлопала в ладоши. Сама звала на дно, показать владения отца, но тайком – Морской царь гневался по поводу и без. Хотела провести нашего Тоху к затонувшим кораблям, показать дворец и все морское царство.
– Не понимаю, че там дальше, Ян. Она мне снится, думаю только о ней. А по факту? – Тоха был в полном раздрае.
Под водой он не способен жить, там даже поговорить нет возможности. И в свой мир Селину не привести – у нее нет ног, и не факт, что ей дозволено сменить место жительства.
Уйти надолго Тохе никак – работа и подкроватный монстр. Его сюда не притащить и оставить нельзя.
– Один раз уже предал другана, бросил, сбежал… А он… – Тоха вздохнул, безостановочно измеряя шагами дом. – Никогда себе не прощу и не повторю. Братан почти щупальца отбросил, и если бы не Каз…
Шум за дверью отвлек нас: возвращались кот, Настасья и Казимир. Тоха вздохнул и сел за стол как ни в чем не бывало, накинул маску спокойствия. Я была рада передышке, ведь никаких ответов и утешения для Тохи у меня в тот момент не было.
– Яга! – воскликнула запыхавшаяся, краснощекая Настасья. Из-под кольчуги едва пар не валил, видимо тренировка была горячая.
– Здорово, нелюди. – Каз повесил в углу свой меч. Рубашка была изрезана, словно его гребным винтом задело, на некогда белом полотне потеки черной крови. – Девчонка делает успехи, – пояснил он и скрылся в своей комнатушке, едва взглянув на меня.
На секунду повисла напряженная тишина.
– Настюха молодец, – подтвердил Бальтазар и ушел шептаться с подругой.
Настя бегала туда-сюда. То с охапкой одежды к ручью неподалеку от дома, то в дом с книгой, чтобы гордо показать, что прочла несколько страниц без помощи. Я хвалила, конечно, она большая молодец, все успевает: и хозяйничать, и учиться, и тренироваться. Скучать, должно быть, некогда, но я ошибалась.
– Богатырша наша рвется на подвиги. – Каз вернулся в джинсах и черной футболке, несколько глубоких порезов виднелись из-под коротких рукавов. Затягивались быстро, значит он вполне восстановился после кладбища. После инцидента с душой он медленно приходил в себя.
Настя сердито засопела:
– Не век же в доме сидеть! Прячете меня будто, а ведь сколько лихих людей на дорогах промышляют. Я бы могла…
– Пойти со мной и Кощеем в Навь, искать кладку Горыныча, – перебила я.
– С Кощеем… Горыныч… – Голубые глазищи стали еще больше.
Я не умею читать мысли, но с ней и не нужно – весь восторг на лице написан. Ох, следить бы за ней, но ведь и правда, если богатырскую силу не выгуливать, она снова сорвется, и кто знает, чьи зубы в этот раз будут выбиты. Тут не понятно, что хуже: Кощей поблизости или она без присмотра. Я много думала об этом и решила, что личная жизнь Настасьи не мое дело. В обиду ее не дам, а остальное… Пусть сама.
– Тогда и я с вами, Яга, – непререкаемым тоном заявил Казимир. – Делать мне нечего, а Навь не распробовал, не довелось.
И никакой тебе «рыжули». Выходим на уровень «деловые отношения»? Интересно.
– Отлично. Но мне нужно кое-что сделать… – Я улыбнулась в ответ на вопрошающие взгляды.
***
Изольда прекрасна, ее сердце похоже на цветок-коробочку физалиса, и в ней плоды – тлеющие угли, будто осколки. Мысленно обратилась к ней:
– Ты позволишь зажечь маяки?
Мы в сумеречной зоне, где видно скрытое, и не до конца понятно, как мне вынести в сказочную реальность кусочки непостижимой магии. Есть уверенность, что смогу, но как…
Изольда позволит.
Сердце дома пульсирует, само точно маяк, готовится отдать часть себя ради нашего с ней пути. Так положено. Ее это не печалит.
Сердце забилось чаще, радостно и ярко. На его поверхности проступили бугорки – по количеству черепов на ограде; они зрели обжигающими ягодами, наливались багровым светом. Драгоценные – работа волшебного ювелира, – манили сорвать.
Я протянула руку. Свет сердца был настолько ярок, что просвечивал кисть. Мерещилось, будто плоть и кожа растворились в этом сиянии и угли-осколки срывали пальцы скелета. И между тем было приятно, словно гладишь теплое кошачье пузо.
Я бережно собрала в ладони дар Изольды, вновь залюбовалась сиянием.
– Благодарю!
Вернулась в реальность и вышла из бани, бережно неся в руках дары.
Не существовало мира, наблюдателей, друзей – лишь я и волшебство в ладонях. Все, кроме моего пути, потеряло четкость, скрылось в кисее тумана. Я несла угольки, чувствуя тепло, растекающееся от кистей до локтей и выше, оно охватывало негой тело, и расставаться с ним не хотелось…
Я клала их на черепа, между рогов, и они растворялись, таяли, словно красный лед, и впитывались в кость, становясь с нею единым целым. За одним из черепов однажды придет повзрослевшая Василиса, мы будем ждать.
Последний уголек занял свое место, и свет озарил округу. Изгородь стала страшным предупреждением любому путнику.
Я смотрела на мрачную красоту так долго, что вошла в транс.
И там, где нет времени, из глубин памяти появился ритм танца, передаваемый от Яги к Яге. Таинство столь древнее, будто высеченное на костях рунами, знаками; горящие надписи как угли. Тело отреагировало: никогда раньше не танцевала, полностью отдавшись ритму, не замечая ничего и никого.
Грянул гром, вспышки молний озарили ночное небо Лукоморья. Движения танца ускорились, я не думала о том, как выгляжу со стороны, – все было так, как должно. Юбка кружилась вокруг ног, босые ступни утопали в траве…
Во мне рождалось что-то новое, еще больше отделяющее от живых людей…
И была лишь я и свет мертвых очей.
Пустошь
– Бойтесь юристов, доспехи носящих, – глубокомысленно изрек Бальтазар утром, завидев Кощея.
Мы его не ожидали – встреча назначена в Нави, – но явился он кстати: нас снова настиг нюанс в виде Настасьи и Казимира. Через дверь для душ им идти нельзя. Давать девушке последнюю трапезу, чтобы провести, – странно, и я опасаюсь. Подожду подопытных Иванов, которым в Навь позарез нужно, опыта наберусь всамделишного, а не выуженного из глубин памяти. Идти тем путем, как она впервые попала, – непредсказуемый результат.
Второй вопрос: как провести беса? Не представляю, как применить к нему известные варианты, хотя смеяться над их исполнением можно до икоты. На тебе, демон, пожирающий души, последнюю трапезу. Приятного аппетита! Откидывай копыта, и пойдем. Черт, завеса тебя не пускает… Наверное, ты не помер от этого ритуала. Незадача.
Известный проход между мирами мы завалили и других не знаем. Все эти подводные камни изрядно меня достали, так что огрызаться начала.
Спутники предпочли ретироваться за ограду и не отсвечивать. Кроме кота, он зевал от скуки, глядя на мои метания.
Кощею, как водится, было наплевать на напряженную обстановку. Я до сих пор не знаю, как он перемещается: появления всегда внезапны.
В этот раз, для разнообразия, он не перелетел через голову изверга Морока, а спешился. Я бы сказала, элегантно спустился, что в его наряде подобно подвигу. Так и щеголяет в неизменном костюме-тройке, который выглядит безупречно, что бы ни случилось. Наверняка колдунство.
Доспехов на нем не было, но к седлу коня приторочен меч. Эвтаназия сползла с шеи Кощея и исчезла в траве… Кажется, эта змея стала еще больше. Кот прав: юрист с мечом в пятьсот пудов опасен со всех сторон.
– Здрасьте, живые и не очень, – ржанул Морок. – Приготовили лукошки, миксер положили? Гоголь-моголь «Горыныч» в меню.
– Дружище! – Исчадие радостно замурчал, как будто кто-то завел мотоцикл, и умчался с конем наперегонки.
– Смотрю, вы не торопитесь, – сказал вместо приветствия Кощей. Впрочем, довольно добродушно. Поздоровался с Казом, кивнул Тохе, проигнорировал Бастет. Огляделся быстро, будто между делом, но я поняла, кого высматривает.
Настя в доме была, дулась на нас и в целом на ситуацию. Ее самоотверженности хватало на последнюю трапезу, но я не собиралась подвергать богатыршу ненужным испытаниям. Честно говоря, я была готова и оставить их с Казом, если придется, а потом расхлебывать необдуманные обещания… Но появление Бессмертного нам на руку.
Кощей остановился возле ограды и почти уткнулся носом в один из черепов, разглядывая. Хмыкнул:
– Все обустраиваешься.
– Да, уборку делала. Знаешь, кости под половик замести, ожерелье из зубов собрать, лампочки вот вкрутила. Ты вовремя.
– Для чего?
Подробно объяснила ему проблему. Настасья, легка на помине, звонко поздоровалась, и на том ее бравада закончилась: стоит, очи опустила, рука на рукояти кладенца. Похудела, подтянулась, тренируясь с Казимиром и витязями. Кольчуга новая блестит, порты, сапоги, рубаха – собрали ей гардероб за последнее время. Черномор передал кольчугу, Казимир в деревне одежду купил. В волосах богатырши красовались заколки со стразами, совершенно выбивающиеся из образа, но Настасья – сорока еще та, как увидала их в гостинцах, так и ночью не расставалась, похоже. В целом ей были к лицу отросшие, вьющиеся на концах волосы и эти блестящие камни. Объективно Настасья Милютовна расцветала не по дням, а по часам и собиралась стать потрясающей красавицей.
– Конечно проведу, – слегка улыбнулся Кощей.
Настя подняла на него взгляд. На чуть осунувшемся лице и без того большие глаза казались еще больше. На щеках выступил румянец, она снова потупилась. Надеюсь, совладает с собой, нам бок о бок находиться дольше, чем когда бы то ни было.
– Я вещи возьму и готова путь держать. – Настя поспешила в дом.
– Отлично, спасибо. – Казимир не торопясь отправился следом.
– Ты тоже идешь? – спросил Кощей Тоху.
– Не, меня ведьмы ждут. Тут один ковен заказ подогнал… – Тоха переглянулся с Бастет и подхватил ее на руки. – Покеда.
Я едва успела крикнуть «пока», и они исчезли. Снова кольнуло чувство вины – отодвигаем его от всех дел. С другой стороны, что ему в Нави, по сторонам глазеть? Мне туда тоже особенно не хочется.
– Как они добрались до тебя?
Я обернулась к Кощею и наткнулась на совершенно серьезный, немного печальный взгляд. Серые глаза слегка прищурились, будто он пытался заглянуть мне в голову.
– Загнали в угол. Я не могла сопротивляться без оглядки, у меня есть родные.
– И как?..
– Как я умерла?
– Да.
Повтор истории в сто первый раз не вызвал привычной волны обиды, как будто не со мной было. В самом деле, можно смириться с чем-то, просто повторяя случившееся во все свободные уши в округе?
– Ничто не вечно, да, Яга? Дружба рушится, отношения рвутся… Лучше одному, никто не заденет. Но я удивлен, вы же были как игла с ниткой, и такая мелочь способна вбить клин? – Его глаза снова стали холодными. – Ты не страдала, как я…
Он отвернулся и громко свистнул. Морок в два прыжка очутился возле хозяина, змея приползла и обернулась тростью, ее приторочили рядом с мечом. Настя и Казимир прошли мимо, встали возле Морока.
– Что делать? – деловито спросил бес.
– Возьмитесь за поводья и не отпускайте. С непривычки может тошнить. – Кощей вскочил в седло и бросил через плечо: – Буду ждать у избы.
Морок скакнул вперед и вверх, за долю секунды превратился в размытое черно-красное пятно и растворился в воздухе вместе с седоком и спутниками.
Вот так я узнала, как он перемещается. В горле стояли невысказанные слова о том, что у каждого из нас свои страдания, что мы проживаем их по-разному и не стоит измерять по себе чужой болевой порог.
– А яу хотел налаживать связи… – Бальтазар ободряюще боднул меня в бедро. Едва не уронил, кабан на лапах. – Туфли-то новые в избе лежат.
– Налаживать связи нужно всегда. Он просто высказал свое мнение… и свою боль.
Мы зашли в избу, Супчик приземлился на плечо, пищал – поторапливал идти приключаться. Не хватало героической музыки на фоне.
– Жаль, он тебяу вчера не видел. Впечатляующе было, мы с Бастет долго не спали, вокруг ограды ходили, и Казимир с нами. Говорил, что много в жизни повидал, но это шоу с черепами было почти так же красиво, как извержение вулкана.
Я смутно помнила вечер.
В какой-то момент танец закончился, умиротворение растеклось негой от ушей до пяток, и я знала, что все сделала правильно. Черепа горели уютно, по-домашнему, в их свете танцевала мошкара – радость для мыша. Друзья что-то восхищенно говорили, Тоха и Настя – опасливо, Казимир – одобрительно, Бастет подходить не хотела. Бальтазар просил все-таки достать сосиски и шампуры. Вместо пикника я поднялась к себе и уснула, едва коснувшись лицом подушки; в этот раз меня бы не разбудила и толпа душ у порога.
Никто, правда, и не приходил. Рассчитываю вскоре прояснить для себя, говорят души в этом мире или нет.
Последние приготовления: собрать вещи в сундук, переодеться. Остановила выбор на наряде, в котором мы первый раз пугали Соловья-разбойника: черная юбка в пол, ботинки, футболка с черепом, куртка и смена одежды. Все немаркое. Сундук был под завязку.
– Мои доспехи? – Сборы в тишине Бальтазар не любил, хоть что-то да спросит.
– На месте.
Волшебный клубок и карта, полотенце и гребень, самобранка и перо Жар-птицы, наша броня. Впечатляющий арсенал для впечатляющего путешествия.
Я глубоко вдохнула, собираясь, – не нравится мне ходить сквозь холодную завесу – открыла дверь. Супчик вцепился в волосы, кот прижался ближе, и мы вместе шагнули в Навь.
Завеса оказалась теплой! Ледяные крапинки не кололи лицо, в носу не щипало от холода. И завеса не упругая, как раньше, а чуть заметная, окутывающая теплом остывающей бани. Я не нажимала всем своим телом, чтобы пройти, не прорывалась с боем – меня пустило по любви.
Посмертные изменения даже в мелочах.
– Тихон, ты прошел?
– Да, – отозвался незримый летописец.
Изба-двойник все такая же мрачная, но не настолько запущенная, как при первой встрече. Все на месте, ничто не тронуто. Тонкий слой пыли на столе, полу, лавках.
Я послала мысленную просьбу, и она встряхнулась, ожила, в печи зажегся огонь сам по себе. Дров там почти не было, так, жалкие остатки. И все же стало чуть уютнее…
Достала карту Нави.
– Избушка, избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом! – раздался голос Кощея.
Они на месте, отлично. Пора приниматься за дело.
Снаружи нас ждал неизменно удручающий пейзаж: чахлые деревья, скалы, тусклое красное солнце на сером небе. БТР стояла на потрескавшейся земле среди беспорядочно торчащих кольев, увенчанных черепами. Несколько тоненьких деревьев на крыше в прошлый раз были едва живы, теперь уже сухостой. В целом постапокалиптический вид.
В нем есть своя прелесть.
– Ты больше не ароматная, Ягуся, – радостно сообщил Бальтазар. – Не нужно разорять парфюмерный.
– Угу, спасибо, – рассеянно отозвалась я, наблюдая за Настей. Девушка отчетливо позеленела и явно сдерживала позывы опорожнить желудок.
Каз хлопнул Настю но плечу:
– Иди чутка прогуляйся, свежим воздухом подыши, если найдешь.
Богатырша одарила его злобным взглядом, но отошла недалеко, пиная камни. Бальтазар наступил мне на ногу и красноречиво скосил глаза в сторону избы, сигналя о важном. Совсем забыла, пришлось вернуться за коробкой.
– Что это? – удивился Кощей, принимая подарок.
– Яу хотел извиниться за свое поведение в прошлом. – Кот неловко шаркнул лапой, подняв пыль. – Думал, враждовать будем, как в сказках, а вышло иначе.
Бессмертный снял крышку, вздернул брови. Кажется, мы смогли его удивить, причем по-хорошему.
– Хм… Даже мой размер.
Казимир и Морок тоже заглянули в коробку, раздались одобрительные возгласы.
– Мир? – спросил Бальтазар, от напряжения кончик его хвоста дергался.
– Почему нет? Спасибо…
– Туфли примирения прям. – Казимир все веселился. – Порой я жалею, что у меня копыта. Люди так изобретательны.
– Да ты шмоточник в душе? – ржанул Морок.
– У меня нет души. – Казимир неопределенно пожал плечами, хитро улыбаясь.
Вычеркнули одну проблему, и я в самом деле надеялась, что эти двое помирились, – постоянно быть начеку совсем не улыбалось. Бальтазара явно отпустило: он выдохнул тихонько в сторону и расслабился.
Где-то на фоне Каз делился с Мороком способами ухода за волосами, помахивая перед мордой коня кончиком своего хвоста с кисточкой, и, что удивительно, конь внимательно слушал. Мне вот интересно, кто будет ему бальзам наносить на гриву и хвост?
Кощей щелкнул пальцами. Коробка пропала, зато перед нами появился большой стол, уставленный блюдами с едой, и стулья. Все подозрительно похожее на мебель из столовой в его замке.
– Так будет удобнее. – Он уселся во главе стола и закинул в рот виноградину. – Угощайтесь.
– Благодарю. – Я расчистила место для карты, к еде не притронулась.
Вместо меня Супчик нашел себе фрукты по вкусу, кот в один укус проглотил тушку жареного цыпленка и облизнулся языком-лопатой. Каз и Морок тоже чем-то хрустели.
– Потеряла аппетит, Яга? – участливо спросил Кощей.
– Да, есть такое. В нашем родном мире вообще все безвкусное или противное.
– Не переживай, вкус позже вернется, хоть и не полностью. Я тоже первое время совсем не ел, потом что-то выборочно. Могу и без еды, это стало неважно.
Вернулась Настя. Скромно села, не встревая в беседу и не прикасаясь к еде, но Кощей что-то шепнул, и перед ней появилась креманка с мороженым.
– Настасья, угощайся. Думаю, такого ты еще не пробовала.
Я наблюдала за ее смущением, затем удивлением и улыбкой – мороженое она еще и правда не ела. Поймала серьезный взгляд Казимира, он оценивал ситуацию. Не думаю, что нам стоит опасаться невинных игр, но мотивы Кощея в целом интересны. Он явно успел пресытиться жизнью… – и смертью – в своем не столь долгом кощействе, потому банально интересно, зачем ему простая деревенская девушка.
– Мы сюда не поесть пришли, Андрей, – напомнила я ему.
Судя по настроению группы, мы будто на отдых «все включено» приехали.
– Так времени у нас вагон. Ты просто скажи, куда нужно попасть, я нас всех перенесу, делов-то.
– Ты хорошо знаешь свои владения? – не без ехидства уточнила я, вспоминая, как он сбегает из Нави княжить в купленной деревне. Нам нужно узнать друг друга лучше, и чем дольше мы заняты делом, тем выше шансы понять этого сложного человека. Должно ведь им двигать еще что-то, помимо скуки?
– Он хорошо знает, как Соловью-разбойнику нервы трепать, – фыркнул Морок. – А что у него в огороде растет…
Кощей недовольно поморщился:
– Ладно, можно и погулять. Помолчал бы ты… – Он ткнул пальцем в сторону Морока, конь закатил глаза и выпустил пламя из ноздрей.
– Тварина, – пискнул Супчик, заканчивая фразу Кощея и улетая в избу.
Кроме меня с Бальтазаром, его, конечно, никто не понял.
– В общем, смотрите. – Я подождала, пока вокруг меня соберутся спутники. – Горная цепь Керста. – Ногтем постучала по обозначенной пещере Горыныча. – За рекой Истаяти. И, судя по переводу этих названий – гроб и погибель, – я бы была осторожна, даром что мы сами покойники. Неизвестно, что за хтонь там водится. Не думаю, что Горыныч оставил кладку в легкодоступном месте.
– Где ты взяла эту карту? – Кощей задумчиво потер подбородок.
– Морская дева подарила. Не бери в голову.
– Как ты умудряешься со всеми ладить?
– Ну что сказать, это у меня от природы, – подмигнула я.
Решили идти со всем хозяйством: я в ступе, кот на свободном выгуле, Каз и Настя по желанию на метлах или в избе, которая тоже с нами; Супчик в недрах дома спал. Летописцы не отстанут. Спасибо Кощею, он свою змею так в виде трости и держал – не хватало, чтоб ползала.
Мужчины собрались: Казимир пошуршал в вещах, но из всего достал лишь меч, повесил на бок – самоуверенный; Кощей вдруг оказался в джинсах, кроссовках и толстовке. Причем выглядело все это не дешевле предыдущего наряда. Кто здесь шмоточник, еще поспорить можно.
Сориентировались по карте, вроде бы поняли, в какую сторону идти, и выдвинулись. В большой компании Навь была чуть менее жуткой, тусклое солнце – вполне достаточным, а воздух… Тут ничего не поделаешь. По крайней мере, мы далеко от Смородины, и нас донимал не смрад, а пыль. Беготня Морока и Бальтазара свежести не добавляла.
– Казимир, – с серьезной миной начал Кощей спустя недолгое время, – давно хотел спросить, почему у ваших солдат такие странные доспехи?
Каз озадаченно нахмурился.
– Живот открыт, а спина закрыта, – подхватила я: тоже когда-то думала об этом.
– Ну, во-первых, экономия металла. У нас его не так много. Мы собираем броню с павших и снова переплавляем. А во-вторых, ранение в живот и смерть воина не настолько трагичны, как крылья, которые могут вырасти.
– Чего? – От моего удивления даже ступа споткнулась.
– При смертельном ранении у некоторых особей могут прорезаться крылья, они сходят с ума, рвут своих и чужих без разбора. С таким ангелом преисподней сложно справиться. В далеком прошлом подолгу отлавливали с большими потерями. Поэтому придумали странный доспех, который закрывает спину и заговорен, чтобы реагировать на изменения тела. Если вдруг крылья, тогда доспех плавится и добивает носителя. У кого они могут появиться, генералы не знают.
– Так, может, проще не допускать смертельного ранения? – резонно уточнил Кощей.
– Ты не понимаешь, у нас все иначе. Рядовой бес – расходный материал. Ну, погибнет в стычке между уровнями несколько десятков, да и ладно. Менять систему дороже, – пожал плечами Каз. – И в Лукоморье думали нахрапом возьмут – незачем было изобретать седло загралу…
Мы все помолчали, переваривая информацию.
– И у тебя могут быть крылья? – тихо спросила Настя.
– Ради всех нас я бы не хотел проверять, – хмуро ответил Казимир.
– Напомни мне не выпускать тебе кишки, – ухмыльнулся Кощей.
Мне же стало не до веселья. Возможно, в этом путешествии я узнаю много нового не только о нем.
***
Наверное, у каждого должна быть цель в жизни. Вот у Морока – держать в тонусе седалищные нервы Кощея и мышцу сарказма. Как он хозяина доставал – ни в сказке сказать. Мне думается, этот клятый конь вполне может выступать соло на телевидении за весь состав комедийной передачи. Исчадие, конечно, тоже не лыком шит, однако ж из них двоих именно конь просто рожден для издевательств над хозяином.
Навь тянулась бесконечная, пыльная. Местами холодная, местами с горячими суховеями и перекати-полем. Настя с Казимиром бодро топали позади нас и высматривали бродячие души. Мелких горынычей не было. Кощей сказал, что часть в замке, часть возле Смородины на вольном выпасе с Баюном территорию делят. С тех пор как Соловей подгадил Кощею, в Косых Ложках народу поубавилось и бои проводились реже. Что с боевыми горынычами делать в периоды простоя? Сами прокорм добывают. Князь Бессмертный был недоволен: планы по увеселению почти рухнули, деревня-крепость не оправдывала надежд. С одной стороны, он закрепился в Лукоморье, с другой, зря усилия прилагал.
– Три пары железных сапог истоптать, три комплекта доспехов сносить в этом путешествии, – нудел Бальтазар, нахально реквизировавший у меня ступу, – он, видите ли, лапку ушиб о камень, ему нужнее. – Давай предложение Кощея рассмотрим, быстрее доберемся.
– Два часа прошло, а ты уже раскис! Будем глотать пыль дорог, – упрямо ответила я, поглядывая на Бессмертного. – Не забывай, что нам нужно наладить связи.
– С кем наладить? – вскинул голову Кощей, до этого мгновения будто дремавший в седле.
Я подвела свою велометлу ближе:
– С тобой. Раз уж нас, похоже, начальство в одну связку ставит.
– М-да, как раз об этом. – Его лицо выражало не то раздражение, не то брезгливость. – Письмо получил недавно. После того как Баюн сказал мне то же самое, что и тебе, я задал «Лукоморью» вопросы. Посоветовали заниматься своими делами и больше времени уделять освоению обязанностей. Пренебрежение в каждой букве…
– Посмотрите, его задело! Не знал, что ты неженка. Я заново обдумаю нашу дружбу, – фыркнул паром конь.
– Мы не друзья, – с долей издевки произнес Кощей.
– Нюхни-ка пыли, костлявый!
Конь взбрыкнул, едва не задев меня, но план не удался. Наездник в полете обратился в ворона, аккуратно спланировал на землю и каркнул в оскорбительной манере. Конь гордо задрал голову и умчался вперед.
– Знаешь, первые его слова были: «Пошто долгонько так, мил человек? Аль не нравлюсь тебе?» – хмыкнул Кощей, вновь став собой.
– Это когда было? – Я из солидарности тоже спешилась.
– Перед битвой. До этого не решался к нему подойти.
– Наглый жеребец, – подала голос Настя. – Приструнить бы его.
– Не так просто все… – загадочно ответил Кощей и бросил одобрительный взгляд через плечо. Понравились Настасьины слова.
– За собой следи, девица-носок: легко потерять, сложно найти, – нехорошо прищурился Бальтазар и, забыв про лапу, померцал за другом.
Настасья так зыркнула ему вслед, что стало понятно – оставлять их одних чревато. Найдет коса на камень, полетит шерсть по углам, кому-то руку оторвут еще раз, а они мне оба дороги.
– Серьезно, этими словами? – переспросил Каз.
– Ага. Спросил, как величать меня. Заметил, что я не такой, как прошлый хозяин, и ему «надобно перекинуться». И говорит: руку правую положи мне на лоб, мо́лодец. Знакомиться будем.
Кощей и положил.
Конь закрыл багровые глаза, тряхнул хвостом, замер. И чувствовал Андрей, как ладонь греется, все сильнее и сильнее, до раскаленного утюга, потом боль пропала. Она всегда пропадала в этом проклятом месте. Он не знал, когда отнять руку, а конь застыл, лишь багровые точки под шкурой подмигивали. Ладонь от соприкосновения слегка дымилась, такой необычный был контакт.
Конь очнулся совершенно другим. Голос, выражение морды изменились. Словарный запас тоже: появились словечки современного, привычного нам мира. Для начала он назвал Кощея Андрюхой и кренделем. В ответ Кощей впервые назвал его «твариной».
– «Повежливее, мажор», заявил он мне! – Кощей рассмеялся. – Потом представился. Ну и с тех пор ведет себя как видите. Что ни день, то схватка характеров. Но я должен его побороть, иначе так и будет.
– Андрей, думаю, он уже тебе предан. Когда я принесла иглу, он был строг со мной, сказал, что разочарован, – вступилась я за Морока. – Может, не побороть, а подружиться? Мой компаньон тоже со скверным характером, но мы нашли общий язык.
Умрем друг за друга, не сказала я вслух, но здесь все об этом знают.
Казимир почесал хвостом затылок:
– Получается, он считал тебя, как сканер считывает штрихкод, и подстроился. Я уже давно думаю, что Морок не совсем конь…
Настя подергала меня за рукав, спросила, что такое «сканер» и «штрихкод». Я честно пыталась объяснить ей на примере «коробочки со скоморохами», что это технология другого мира, работает примерно вот так и так, но в глазах юной богатырши я несла околесицу. В итоге она махнула рукой, пробормотав про волшбу заморскую, крепко заковыристую.
– Морок в самом деле странный, не конь – машина какая-то, – разговорился Кощей. – Я как-то у него спросил, откуда он появился. Сказал, что из табуна кобылиц одной древней Яги. На одной сама Яга каждый день вокруг света облетала, других пасла. Иногда дарила жеребят за службу. Вот один из Кощеев у нее пастухом три дня отработал и жеребенка получил, да тот так и остался при замке, служит хозяину. Потом другому… Наследство самоходное. – И обратился ко мне: – У тебя нет, случайно, таких Мороков на заднем дворе?
– У меня и заднего двора нет, – уныло отозвалась я, и самой стало как-то неловко за свое уныние. Все живы и в порядке, насколько возможно, а у меня все поблекло: вкус, эмоции. Переходы на новые уровни даются потерей равновесия.
Задний двор… Почему бы нет? Попрошу егерей посадить цветочки, можно разбить сад камней для медитации, или сама займусь – торопиться мне некуда.
Я посмотрела вдаль, вспоминая Морока среди битвы – как он нес своего седока сквозь огонь, как бил копытами, проламывая черепа. Хорошо бы иметь такого коня, полезно. Память воителей пока что не требовала ни коней, ни пони. И вообще они помалкивали, что несказанно радовало.
Тишина в собственной голове, оказывается, изысканное наслаждение – не поймешь, пока не испытаешь обратного. Будто сто лет прошло, как закончилась битва, и эмоции воительницы были другие: яркие, настолько острые, что ранили меня саму, никаких полутонов. Ярость – так чистая, без сомнений. Создание молний – мурашки по коже. Убийство бесов – захлестывающее удовольствие, неправильное, постыдное, которое люди обычно прячут и не показывают никому.
Дар Ядвиги уравновесил. Маркус позволяет подружиться с темной стороной, с ним я могла бы быть откровенной, рассказать о мельчайших деталях, которые не смею открыть вам и друзьям… Только я все равно помалкиваю.
Впереди мелькнули тени – наши компаньоны возвращались.
– Твои граждане идут, кучка небольшая. – Смазанная тень превратилась в Морока, его глаза покраснели еще сильнее, свет вытекал из глазниц и стелился по морде кровавыми дорожками.
Кощей тяжело вздохнул, щелкнул пальцами и переменил облик. Классический костюм, поверх него уже знакомые нам доспехи в виде стальных ребер, сапоги со шпорами, на голове золотая корона – небольшая и без лишних выкрутасов. Морок соответствовал хозяину: узда золотая с самоцветами, седло серебром отделано так густо, что выглядело цельнометаллическим, к нему меч приторочен. Конь подставил хозяину бок, чтобы тот забрался в седло.
– Это что за модный показ? – хохотнул Казимир.
Змея обвивалась вокруг шеи Бессмертного тугими, полными силы кольцами.
– Приходится быть при параде. Они проявляют любопытство. Если я не в должном виде, так и тянут руки потрогать. – Он передернул плечами и строго посмотрел на нас: – Лучше зайдите в избу, для меня они безопасны, а для вас – как знать.
– А куда они идут? – спросила я, подталкивая самое ценное, что у меня есть, – кота! – в сторону избы. – И чем могут быть опасны нам?
– Да бродят сами по себе, кучками, будто им так менее одиноко, – с некоторым сочувствием пояснил Кощей. – Здесь идти-то некуда. Я не знаю, как они отреагируют на вас. В прошлый раз они как будто волновались при виде тебя, Яга. Пришлось пойти с ними, кто знает, что у них на уме.
Да, помню те черные силуэты, Кощея на коне и горынычей над ним. Тревожная была картина.
Настя придвинулась поближе ко мне, напряженная, как струна. Тягаться с душами готова, да возможно ли это? Она что-то шептала, поглаживая рукоять. Думаю, воинский заговор, один из тех, которым ее Черномор учил.
Морок радостно подпрыгнул, отчего у наездника клацнули зубы.
– Твои души-бродяги могут обрести плоть, если вывести их в Лукоморье. Вот они и жаждут вернуться в подобие жизни. – Конь дождался общей реакции – озадаченного молчания – и, склонив голову набок, хитро продолжил: – А под твоим царством спят беспробудным сном подземные королевства… Бродячих было бы меньше, если бы королевства не спали, – они бы туда ушли.
– Медное, серебряуное, золотое и, кажется, мышиное, – проурчал Бальтазар, довольный, будто ему любимых консервов поднесли.
– Почему раньше не сказал? – рыкнул Кощей на коня. – Мне такое еще не снилось…
– Ждал момента тебя опозорить! – заржал тот. – Ты посиди, поспи на троне подольше, авось приснятся уже.
Казимир вдруг рассмеялся, глядя на нас:
– Ну, хозяйственники! Наняли правителей по объявлению, обкурлыкаться! – Из ушей от радости повалил серный дым. – Хоть бы инструкции выдали… Бессмертные, не могу!..
Кощей зло указал пальцем на избу, мол, валите уже. Я благоразумно не стала спорить. Кот уже скрылся в дверях, а я тянула за собой молчаливую телохранительницу. Тянула с трудом, идти внутрь ей явно не хотелось. Подвиги сами себя не совершат, прекрасно ее понимаю, но что поделать.
– Казимир? – озадаченно спросила я с веранды: бес остался рядом с Кощеем.
– Волнуешься за меня, воительница?
– Вот еще.
– И правильно, зачем волноваться о том, кому руки не подашь. – Он подмигнул мне и отвернулся, обращаясь уже к Кощею: – Я давно не ел, можно одного неприкаянного употребить?
– Попробуй, мне не жалко. – Кощей неопределенно дернул плечом, не отрывая взгляда от просторов – в поле зрения появились души.
– Кто ж народ разбазаривает, эх, княжеское твое великолепие! – закатил глаза Морок.
Казимир весело болтал о том, что обычно ему сами отдают и что душа живого человека маленькая, не похожая на души мертвецов в полный человеческий рост. Кстати, да, когда он питался на моих глазах, души выглядели иначе.
Морок стоял не шелохнувшись, Кощей кивал, сдвинув брови, но, думаю, не слушал. И вдруг выдал:
– Пойдемте навстречу. Тут хозяин я, а не они.
Конь без понуканий и вопросов пошел вперед, Изольда следом. Я стояла в дверях, с интересом ожидая встречи с душами.
«Не ведись на их уговоры, воительница. Не армия умертвий вам нужна, а порядок в мирах, коего давно нет», – раздался голос Ядвиги, неожиданно, я даже вздрогнула. Давно ее не слышала.
– Ягуся, все в поряудке? – встрепенулся кот.
– Да.
***
– Какие уговоры?
– Давненько говорила тебе, что ходить сюда не стоит, души прицепиться могут. Не говори с ними, не принимай близко к сердцу пустые слезы. Им место здесь и внизу – Навье царство большое, а правитель покуда не разумеет всего. Другой Кощей выдернул бревно из-под низу, покосилось все Лукоморье, будто старая изба.
– А что делать-то?
– Горынычи должны возродиться, Калинов мост должен вновь стоять, а Змей на его страже – это все ты и без меня понимаешь. Тогда и подземные царства воспрянут ото сна, и души найдут там приют и новую жизнь. Во всем порядок нужен, девочка.
– Думаешь, кроме нас его некому наводить? – Вопрос риторический, я сама себе уже ответила на него.
– Некому. Первородные выбрали пешек – вас, но пешка может стать ферзем. Вы погибли, будучи частью этого мира, и возродились, накрепко связанные с Лукоморьем, хотите или не хотите. Кощей бежал от этой доли, но все меняется, и он меняется, и с уходом старого Кощея он начал принимать свою участь.
– Он стал чуть более адекватным, – подумала я.
– Полагаю, на него подспудно влиял предшественник, он был фактически в должности. Не знаю, как объяснить, чувствую, что права: Навь не принимала Андрея полностью из-за того, что прежний хозяин не был разжалован, и это давило на него. Возможно, сейчас станет лучше, но рассудок, поврежденный жестокостью первой смерти, перетянутый шрамами, всегда будет болеть. – Я не видела образа Ядвиги, лишь чувствовала, как она грустно улыбается. – Помни: не ведись на уговоры навьих скитальцев – все души здесь негодные. Пришли в Навь обходными хитрыми путями, без моей помощи да по своей воле, погибли здесь и здесь должны вовек остаться.
– Я поняла.
– И, девочка моя… Ты знай себе помни – кость тело наживает.
***
Ядвига пропала, не ответив, что это значит. Да и не до общения стало: путь нашей компании пересекся с душами.
Изольда ощутимо напряглась, как это может сделать дом: заскрипела бревнами, хлопнула, закрываясь, ставнями, поднялась на ноги.
Меня слегка прижало дверью, чтобы скрылась внутри, но любопытство…
– Трапеза? – пискнул мыш, спикировав мне на плечо.
– Нет.
Голова Бальтазара протиснулась между моим бедром и косяком.
– Какие-то они невеселые, – заметил он, впрочем, без ехидства.
– У нас за столом и до этого счастливых не наблюдалось.
Одна Настя не выглядывала, сидела на лавке, руки на груди скрестив, хмурая.
Мрачная кавалькада из нескольких десятков душ перегородила путь, не подняв ни пылинки – шли они над землей. Я, сама не осознавая, вышла на крохотную веранду, рассматривая и зачем-то их пересчитывая. Они не сильно отличались от тех, что я раньше видела в двух других мирах, разве что все как на подбор тощие и лица более чуждые, как в страшилках.
Мужчины в основном, немного женщин. Серые краски тел, местами с глубоким зеленоватым отливом, тусклые одежды истрепаны, кое на ком просто лохмотья и те, казалось, пеплом припорошены. Все выглядели настолько бездомно, будто чем дольше они здесь, тем более походили на одинаковые огородные пугала с шевелящимися в безветрии волосами, с белыми точками в черных провалах глаз, с тенями во впалых щеках.
– Красавица, судьба свела нас в этот чудный день! – Казимир с ухмылкой погрузил руку в ближайшую женскую душу с растрепанной косой, аккуратно подтянул ближе, а затем наклонился к призрачному лицу, как будто в поцелуе. Демон открыл рот шире, и душа безмолвно втянулась в бездну, лишь тонкие серые руки взмахнули…
Все закончилось в мгновение ока, кажется я даже не моргнула ни разу. Казимир сыто рыгнул и смутился:
– Простите, где мои манеры.
Я ожидала, что остальные бросятся на обидчика, но их взгляды были прикованы ко мне.
Распутье
Время застыло на несколько мгновений. Пустошь, и без того не баловавшая звуками, окончательно замолкла, затаила дыхание в ожидании нового действа.
Все эти души, будто изжеванные Навью, перемолотые сухими ветрами с песком, в жалких остатках некогда добротных одежд, с глазами, в которых застыла вечность скитаний, встали полукольцом у ног избы.
– Сверкая впалыми глазами, вся в рубище, худа, бледна, стоит, луной освещена… – тихо продекламировал за спиной кот.
– Что за патетика? – насторожился Морок. – Может, валерьянки, в себя прийти?
– Почему бы и да! – покладисто согласился кот, но шиш ему – бармен тут я, и у нас сейчас не наливают, даже за стихи Пушкина с табуретки.
Толпа зароптала. Голоса, шелестя и наслаиваясь друг на друга, обрели громкость, и мы расслышали:
– Отвори нам врата…
– Сними оковы…
Действо заворожило: развевающиеся волосы, мольбы, изможденные тела, могильного цвета лица и отрешенные выражения на них, не соответствующие трагизму ситуации. Темная половина меня была довольна, ей нравилось это зрелище. Спуститься бы к ним да проводить… Я тряхнула головой, отгоняя липкое наваждение – они лживы, как хищные цветы. Распустили ярким цветком приманку для Яги.
Одна женская душа протянула ко мне руки и нараспев завела:
– Тоска въелась, не унять. В грудь и сердце впилась когтями упыриными, растеклась по жилам, по костям ноетой и сухотой. Отвори, Яга-привратница, да пусти света белого, света белого очи долгонько да не видывали…
Она заплакала. Страшные черты искривились, растеклись свечным воском, вся толпа как один подхватила, напевая про белый свет и раскачиваясь на месте. Мне не нравились их глаза – у душ, которые провожаю я в Лукоморье, и то получше будут, а у этих совершенно потусторонние. Казалось даже, что эти глаза поглощают крупицы света, которого и без того не хватает в Нави.
Ядвига не зря предупреждает: мудрые советы не слушать – себе дороже выйдет; а я не из тех, кто от вовремя данного совета отмахивается и твердит про личные границы.
– Уходим! – Я попятилась в избу, то и дело натыкаясь на кота.
Кощей кивнул и сжал поводья, Казимир забрался на метлу.
– Стряслось что? – вскочила Настя, сменив настроение, как бес личину, и готова была в бой.
– Нормально, драпаем, держись за воздух! – весело отозвался Бальтазар и обнял лапами ближайшую лавку.
– Гони! – пропищал Супчик, впившись когтями в плечо.
Изба вздрогнула и совершила несколько прыжков, предположительно в ту сторону, куда нам нужно, – не до любования пейзажами в оконце, сами понимаете, – и так резко затормозила, что кашпо из черепа безымянной бывшей Казимира сорвалось с крючка и едва не попало в кота. Череп крепкий, ничего ему не будет, а вот кактус, полетевший с куском земли в дальний угол, было жалко.
– Тпру-у! – раздался снаружи голос Кощея.
– Я не пожалею – гвоздей под простыни насыплю, будешь тпрукать, Андрюха, – спокойно посулил конь.
– А ничего такие метлы я делаю, скорость хорошая, аж волосы дыбом, – веселился Каз. – Сам себя не похвалишь…
– …и привыкать неохота… – что-то бубнила себе под нос Настя, потирая лоб.
Выглянула наружу. Пейзаж поменялся: потрескавшуюся сухую землю заменила растительность. Не тропики, конечно, но кустик там, клок травы сям – уже разнообразие. В небе носились одиночные птицы; на низких, кривых, будто скрюченных болезнью деревьях каркали вороны. Под лапами избы проглядывала старая дорога, некогда хорошо хоженая, а сейчас будто растворявшаяся в земле от времени и одиночества. В пыли пробегали маленькие ящерки, да и всё, никаких непрошеных соседей. Оторвались от неупокоенных, и то хорошо. Действительно, ну их.
Я на минуту задумалась, как неоднозначна роль Яги в Лукоморье и соседних с ним мирах, столько условностей и мелких деталей рабочего процесса, что и запутаться немудрено. Может, затем и нужны контрасты, чтобы держаться в рамках и не отходить в сторону, не своевольничать, не пытаться изменить распорядок вещей? Души за последней трапезой у меня, загадочные души, питающие магическое солнце, души в Нави, души в людском техномире… Слишком много. И кладбище старое я еще не все выжгла – там работы предостаточно, но хотя бы тихо стало, никто не шепчет о моей неправильности, да и выпить силы не пытаются. Теперь этим занимается кое-кто другой.
– Андрей, мы в ту сторону ломанулись хоть? – спросила я.
– Да, не сворачивали, все по плану.
Привычка все проверять и контролировать погнала меня ввысь. Летные очки и правда вещь – щуриться не нужно. Я осматривала местность из ступы, сравнивала с картой. Похоже, все верно. Горы, к которым мы шли, были еще довольно далеко. Прямо по курсу дорога упиралась во что-то большое – развалины, что ли?
– Тихон, что думаешь о душах бродячих и о царствах, которые якобы спят под этой землей?
В ответ тишина.
– Тихон!
Нет ответа. Наверное, не успел за мной или остался внизу: ничего интересного сейчас не происходит, чтобы мимику мою протоколировать.
Казимир страдал от кашля, вот это привлекало внимание. Морок предлагал ему постучать по спине и угрожающе замахивался копытом. Бальтазар перечислял средства от кашля из арсенала наших книг – одно другого противнее. Не хотелось бы в итоге готовить.
***
Странное недомогание беса пошло на спад после того, как он попросил у Кощея высокоградусную микстуру. Хмурый Каз шагал с бутылкой, постоянно прихлебывая и морщась. Я не выдержала:
– Что с тобой?
– Тебе что за печаль? – грубовато ответил он между глотками.
– Никогда не видела тебя… Простывшим?
– Я не болею. Это душа, которую я употребил, никак не угомонится. Привкус, как будто я ее вдохнул и хлебом плесневелым заел. Хуже, чем обычно, не перебить никак. – И снова отхлебнул. Такими темпами скоро понадобится новая микстура.
– Ха, думал, в сказку попал? – зачем-то поддел кот. Они с конем скоро доиграются. Но бес ничего не ответил, словно и не слышал.
Вслед за Казом шла хмурая Настя, прожигая взглядом его спину. Голубые глаза потемнели, между бровями залегла суровая складка. Пришлось ее отозвать в сторону на пару слов.
– Ты чего на него так смотришь?
– Я в смятении, Яга, – призналась она. – Людская молвь доносила до меня еще в деревне, что он ест не только в таверне, да и про особую диету он сам говорил. Одно дело – досужие разговоры глупых девок из прислуги, другое – самой видеть: я глядела из окна, когда он… он… Была душа – и боле нет, а ведь это дух какой-то заблудшей по глупости. Неправильно это, совсем не по-человечьи. Заслужила ли она подобное? Кем стану я, оставаясь рядом с ним, под одной крышей, за одним столом?
– Хочешь уйти? – спросила я прямо.
Она ведь праведница с мечом, ради правого дела и зубы выбьет, и целую семью в заложники возьмет. У Настасьи свои принципы и видение жизни, я ее вряд ли смогу переубедить, что бывает не только черное и белое, а тут еще праведницу наставляет не просто неподходящий человек, а целый демон. Хотя, если честно, выбор у нас есть. С тем же успехом для воинских навыков я могу отправить ее на учение к трем богатырям, и такая мысль посещает меня все чаще.
– Нет, – буркнула она, бросив на меня быстрый взгляд.
Да, ей важна клятва. Потом девушка перевела взгляд на Кощея, усиленно делавшего вид, что его уши не переехали на затылок, вздохнула и просветлела лицом. Интересная мотивация остаться.
– Мне следует подумать, что делать дальше. Нечистое это – души людские будто щи хлебать, – вновь посуровела богатырша.
Мыслимо ли – в шестнадцать лет быть настолько взрослой! Другой мир – другие правила. Я в шестнадцать не имела и толики ее уверенности в своих взглядах на мир, да и менялись они раз в месяц.
Развалины приближались, но я ошиблась – это был одиночный камень в несколько моих ростов. Изольда без предупреждения уселась на земле, спрятав лапы, и, похоже, никуда идти в ближайшее время не хотела. Я не ожидала почувствовать неуверенность собственного дома.
– У нас новое приключение? – вздернул бровь Кощей.
Настя прошлась по периметру, оглядываясь, и за углы избы заглянула. Я проковыляла следом – нога противно ныла, – наверное, ударилась и не заметила. Картина открывалась до боли знакомая, такая из детства, родная, от которой и правда нужно ожидать приключения.
Чудна́я наша компания стояла на развилке трех практически поглощенных пустошью дорог, у огромного камня, поросшего мхом и вьюнками, от которых остались одни иссохшие паутинки. Надписи, выбитые на камне, терялись в этих зарослях. Казимир не церемонясь смахнул и соскреб все, что мешало. Почесал рога…
– Серьезно? Чтоб мне до конца дней одним тунцом питауться, – покачал головой Бальтазар.
– Осторожнее с желаниями, – фыркнул конь.
Полустертая от времени витиеватая надпись гласила… Пока я, прищурившись – будто это поможет, – разбирала буквы, нас всех порадовала моя телохранительница.
– Направу ехати – коня потеряти, женату быти, – тихо, стеснительно, по слогам почитала Настасья. – Пряму ехати – живу не бывати: нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролетному. Налеву ехати – богату быти.
Девчонка-то молодец! Грамоту освоила, горжусь.
– Направо нам не надо, – фыркнул Морок.
– Налево тоже – здесь нищих нет, туристы класса люкс собрались, – потер ладони Каз и, скривившись, снова кашлянул в кулак. Лучше ему не становилось.
– Дайте угадаю – нам прямо. – Кощей искренне радовался. – Живых здесь меньшинство.
– Дурак! – пискнул мыш.
Огибать вещий камень и мчаться навстречу очередной смерти никто не спешил. Казимир вычищал буквы от скопившейся грязи, когти противно скребли о камень, как в фильме ужасов. Картину дополняли его черные разводы на коже – они как будто слегка двигались, а сам он выглядел напряженным. Кощей задумчиво смотрел вдаль.
– Предлагаю подумать и не торопиться, – предложила я спутникам, заходя в избу.
– Дело говоришь, с этими приключенияуми не то что никакой личной жизни, поспать и то некогда, – пожаловался кот и, сменив форму, устроился уютным клубком на печке.
Я задумчиво смотрела в окно, где Кощей воздвиг большой шатер одним щелчком пальцев. Расшитая золотом ткань смотрелась тяжело, богато и совершенно неуместно в этом пейзаже. Широким жестом пригласил внутрь гостей, придержал полог для Насти. Морок остался снаружи. Хотела написать «пастись», но сомневаюсь, можно ли назвать его трапезу из камней подобным образом. Он так хрустел, что в общей тишине Пустоши чудилось – великан шел по гравию.
Тихона не оказалось и в избе – это уже было странно.
Нога продолжала ныть, грозя спазмами, и я устроилась на лавке, пытаясь расслабиться и обдумать положение. К сожалению, память воителей не располагала информацией о вещем камне – Яга не ищет приключений на свою ступу. Либо в избе сидит, либо кого-то по ноздри в землю вбивает, а в целом инициациями занята и проводами душ. Не до камней на перекрестках. То, что выпало мне, ни в какие ворота не лезет – приходится проламывать реальности для своих нужд.