Познаём Алишера Навои Звезда Востока бесплатное чтение

Алишер Навои. Поэт, который дал голос народу

Введение: Почему Навои – это важно

Алишер Навои (1441–1501) – поэт, мыслитель, меценат и государственный деятель Герата. Он первый поднял тюркский (чагатайский) язык до уровня великой литературы, написал свыше трёх десятков произведений, включая эпическую «Хамсу» и лингвистический трактат «Мухокамат ул‑луғатайн». Навои строил школы, библиотеки, больницы и мосты, оставив след не только в слове, но и в камне.

Навои подарил народам Центральной Азии литературный язык, показав, что тюркское слово может звучать так же возвышенно, как арабское и персидское. Его стихи учат милосердию и справедливости, а гуманистические идеи – единству всех людей перед Богом. В Узбекистане его именем названы города, университеты, премии; его читают в Турции, Иране, Афганистане, на Балканах и в России. Для учёных он – ключ к пониманию культуры Тимуридов, для читателей – живой голос XV века, по‑прежнему ясный и человечный.

Язык и идентичность. История Навои показывает, как литература формирует национальное сознание без вражды к другим народам.

Гуманизм без границ. Его образ «совершенного человека» и призыв к добру актуальны в мире, где терпимость и сострадание всё ещё дефицитны.

Диалог культур. Навои соединял исламскую духовность, персидскую утончённость и тюркскую энергию; его жизнь – пример мирного культурного синтеза.

Вдохновение для молодёжи. Путь сироты, ставшего великим поэтом и министром, доказывает: знание, труд и честность открывают любые двери.

Читая Навои и историю его жизни, мы узнаём не только прошлое Средневекового Востока, но и самих себя – насколько ценны слово, доброта и уважение к наследию всех народов.

Маленький Алишер из Герата

Дата и место рождения: 9 февраля 1441 года, Герат – тогдашняя “культурная столица” империи Тимуридов.

Отец – Гийасиддин Кичкина (“Малый”) – высокий чиновник при дворе. Благодаря ему в доме всегда были книги, каллиграфы, беседы учёных.

Мать – Ай‑ханум, происходила из семьи учёных хандамирцев; она рассказывала сыну народные сказки и поощряла чтение.

Домашняя атмосфера: вечерами в гостиной звучали стихи Фирдоуси и Руми, игры в шахматы и обсуждение новых персидских рукописей. Маленький Алишер слушал, запоминал и мечтал о собственных поэмах.

Первое наставление: отец подарил семилетнему сыну калам (тростниковое перо) и велел: “Почерк – зеркало души; следи, чтобы он был чистым”.

Библиотека отца включала “Шах‑наме” и сборники Хафиза; Алишер переписывал любимые газели, тренируя каллиграфию.

Первый стих написал в 10 лет на персидском, подписью “Низами‑йи На‑младший”; рукопись сохранилась лишь в цитатах поздних биографов.

Переход на чагатайский: заметив, что дворовые мальчишки не понимают персидских аллюзий, Алишер попробовал стих на “простом тюркском” – и увидел восторг слушателей. Именно тогда родилась идея сделать родной язык “носителем красоты”.

Учитель каллиграфии – великий сулюсист Мир Али Табризи: за одно исправление буквы “нун” он заставлял переписывать страницу заново, приучая к совершенству.

Первый поэтический псевдоним “Навои” (“Гул звука”) появляется в 12 лет: юный автор в предисловии к тетради пишет, что хочет “зазвучать, как флейта в весеннем саду”.

Хусейн и Алишер ровесники (оба 1441 г. р.) и учились у одного наставника – мудреца Саид Шер Али. Вместо строгих лекций учитель устраивал диспуты: “Слова – оружие учёного”.

Соревнования: кто сочинит газель быстрее; кто вспомнит больше строк из Хафиза. Побеждал то один, то другой, но оба росли гениями слова.

Обще увлечение историей: вместе они читали хронику Рашид ад‑Дина; Хусейн мечтал о правлении, Алишер – о книге, которая прославит язык народа.

Клятва в саду Баг‑и Джаган (легенда, любимая учителями‑рассказчиками): подростки поклялись помогать друг другу “буквой и мечом”. Позже Хусейн станет султаном, а Навои – его первым министром и главным поэтом.

Учебные предметы: логика, астрономия, риторика, основы шариата. Алишер обожал словесность и музыку, Хусейн – военное дело, но оба сходились в любви к поэзии.

Мы видим будущего Навои ещё ребёнком: в доме, полном рукописей; с пером в руке и горячим желанием говорить на языке своего народа. Дружба с Хусейном Баякарой станет движущей силой его карьеры, а первые стихи – семенами, из которых вырастет “чагатайский сад” мировой литературы.

Друзья, поэзия и тайны слов

Абдуррахман Джами (1414–1492) – последний крупный классик персидской суфийской поэзии, автор «Семёрки» (Сабʿа), комментариев к Ибн‑Араби и трактата «Нафахат‑уль‑унс».

Первая встреча: юный Алишер (ок. 1465 г.) читает свои газели при дворе Герата; Джами замечает «редкую музыкальность языка» и приглашает юношу в своё кружево (суфийский ханака).

Джами правит первые рукописи Навои, подчёркивает силу метафоры простого слова.

Вместо строгой критики – совет: «Сократи блеск формы ради глубины смысла».

Они ведут поэтическую переписку: Навои посылает газель тюркской вязью, Джами отвечает персидской касыдой, создавая двуязычный диалог культур.

Джами помогает Навои постичь суфийскую символику розы, вина и мотылька.

Навои вдохновляет Джами обратить внимание на музыку народных лириков, что отражено в поздних газелях мастера.

Признание: Джами публично называет Навои «вторым Низами, но на тюркском», чем узаконивает нового великана в глазах учёных Востока.

Социальная функция: поэт при дворе – не украшение, а советник; стих напоминает правителю о справедливости, критикуя зло намёком, а не кнутом.

«Мягкая дипломатия»: газели Навои циркулировали между Самаркандом, Ширазом и Стамбулом быстрее послов, формируя доброжелательность к Герату.

Образцы влияния:

Газель‑просьба к Хусейну Баякаре – в ответ султан приказал отпустить заключённых‑должников.

Касыда о справедливости читалась публично в пятничной мечети, стимулируя благотворительные пожертвования.

Культурный мост: поэзия соединяет элиту и народ: образ суфийского странника‑дервиша понятен ремесленнику и визирю, потому стихи Навои собирали общую аудиторию.

XV век – эпоха доминирования персидского в литературе. Тюркский считался «языком базара», непригодным для высокой поэзии.

Идея Навои показать, что «язык народа достоин небес». Он называет чагатайский «золотым канатом», связывающим сердца простых людей и мудрецов.

Примеры метафор, недоступных на персидском («қыдык» – колодец, «йылдыз» – звезда, звучащие как живые звуки степи).

Заключение: «Каждый язык – божий сосуд; наполни свой до краёв».

Эффект: создан новый литературный канон, повлиявший на поэтов Анатолии, Крыма, Казани. Тюркское слово зазвучало в медресе и ханаке так же авторитетно, как персидское.

Современный резонанс: благодаря Навои, современные узбекский, уйгурский и туркменский языки имеют классический «золотой фонд» литературы; его стихи входят в школьные программы от Ташкента до Урумчи.

Дружба Навои и Джами – пример того, как учитель и ученик, говоря на разных языках, создают единое культурное пространство. Поэзия становится инструментом преобразования общества, а выбор тюркского языка – актом культурной независимости, актуальным по сей день.

 Как стать великим поэтом

Чагатайский – литературный тюркский язык XV–XX вв., опиравшийся на карлукские диалекты и записывавшийся арабским письмом (насх, насталик). Он сочетает тюркскую агглютинативную грамматику с богатым арабо‑персидским словарём и звучной метрикой аруза. До Навои считался «языком базара», но после его творчества стал признанным средством высокой литературы и основой для дальнейшего развития узбекского и уйгурского.

Любовь. Через образы розы, соловья и мотылька он показывал, что земная страсть может превратиться в мистический путь к Богу.

Справедливость. Символ весов и мотив праведного правителя напоминали властям о долге служить народу.

Милосердие. Истории о нищем у фонтана или путнике в пустыне учили, что добро выше богатства.

Самосовершенствование. Зеркало и «алхимия сердца» символизировали обязательный труд души на пути к инсони комил – «совершенному человеку».

Язык и народ. Птица‑симург и «оазис слов» утверждали ценность родной речи и культурной идентичности.

«Hayrat ul‑Abrоr» («Удивление праведных»). Философская поэма, построенная как диалог мудреца и юноши о смысле бытия, призывает познать мир, чтобы познать себя.

«Farhod va Shirin» («Фархад и Ширин»). История могучего каменотёса, который из любви к Ширин дробит горы и гибнет из‑за интриг царя Хосрова; ключевая мысль – истинная любовь требует жертвы.

«Layli va Majnun» («Лейли и Маджнун»). Классическая легенда о безумном влюблённом, чья всепоглощающая страсть превращается в духовный поиск и приводит к Богу.

«Sabʿai Sayyоr» («Семь странствующих принцев»). Семь принцев по очереди рассказывают семь притч в семи цветных павильонах; через их рассказы осмысливается многогранность истины и ценность жизненного опыта.

«Saddi Iskandari» («Стена Искандера»). Александр Великий возводит стену против варваров, но главное препятствие находит внутри себя; поэма учит, что величие начинается с победы над собственными пороками.

Навои доказал, что мастерство стиха – это не только красота формы, но и культурная миссия: возвышение родного языка, воспитание общества и создание шедевров, сопоставимых с лучшими произведениями мировой литературы.

 Служба, помощь людям и строительство

После воцарения Хусейна Баякары Алишер Навои получил титул «амир» и должность великого визиря. Он отвечал за государственные финансы и градостроительные проекты Герата:

Образование. На его средства возведены две медресе, несколько начальных школ и библиотека с бесплатным доступом к рукописям. В актах вакуфа прописано: «Плата за обучение не взымается, чернила и бумага выдаются даром бедным ученикам».

Инфраструктура. Навои курировал строительство трёх мостов через реку Харируд, облегчая торговлю между Гератом и сельскими рынками.

Социальные бани и караван‑сараи. Бани предназначались для бедняков (одни дни недели – бесплатно), а караван‑сараи давали приют странникам, укрепляя репутацию Герата как «города гостеприимства».

Навои считал, что власть обязана поддерживать тех, кто служит слову и науки:

Учреждён фонд выкупа: должников, попавших в тюрьму за мелкие займы, освобождали после уплаты долга из казны поэта.

Каждому молодому стихотворцу он назначал ежемесячную стипендию и дарил бумагу – тогда дорогой материал. Так выросли поэты Хилали, Хатими, Бадахши.

В пятничных проповедях визирь напоминал состоятельным купцам: «Стихи питают дух, как хлеб тело; кто поддержит поэта, тот кормит город мыслью».

Уже к пятидесяти годам Навои владел землями, доходами от базаров и пошлинами мостов. Однако под влиянием суфийских наставников он оформил имущество в вакуф – вечный благотворительный фонд. Собственные траты ограничил:

Жил в скромном доме рядом с ханака Джами, питаясь тем же, что ученики‑дервиши.

Личные подарки султана (золото, шёлка) переправлял в казну фонда «для вдов и сирот».

Стихами критиковал «страсть к роскоши»: «Палата злата тесней, чем сердце, что дарит».

Так он воплотил идеал суфийского служения: слово – для просвещения, богатство – для народа, а почести – лишь повод творить добро.

Навои различал три уровня любви:

Чувственная – искренняя, но мимолётная; она обучает сердцу сочувствовать.

Пламенная (любовь‑испытание «Фархад и Ширин») – когда чувство требует жертвы и очищает эго.

Божественная (ишк‑и хакикий) – полное слияние с Истиной; только здесь человек обретает свободу.

Добро, по Навои, – не акт щедрости, а «налог души»: тот, кто наделён знаниями или богатством, обязан делиться ими так же естественно, как источник раздаёт воду. Он писал: «Донеси хлеб до руки голодного – и твоя рука станет крылом ангела».

Человек же, по его убеждению, сотворён «незавершённым»: из глины жефа и божественного света. Его задача – одолеть внутренние пороки, чтобы «пыль дороги не закрыла сияние сердечной лампы».

Суфийская школа. Навои примкнул к Джами и кругу накшбандийцев. Они учили помнить Бога внутри мирской суеты: «Работай руками, но сердце держи в зикре».

Практика служения. Отказ от личного богатства (вакф), ночные бдения с чтением Корана, ежедневная милостыня – не показная, а тайная.

Внутренний джихад. В поэме «Удивление праведных» Навои описывает борьбу человека с семью «внутренними тиранами» (зависть, гордыня, алчность, гнев, лень, трусость, праздность) и советует «острить меч знаний постом смирения».

Символика розы и вина. Для поэта это метафоры божественной красоты и экстаза познания, а не земного пьянства. Он предупреждает: «Кто возьмёт чашу – пусть разобьёт своё “я”, иначе вино станет ядом».

Инсони комил у Навои – это идеальный сплав пяти качеств:

Разум (акл) – способность различать добро и зло, управлять страстями.

Вера (иман) – сердечная связь с Творцом, устой против отчаяния.

Милосердие (инсаният) – ежедневная забота о слабых, «чтобы слеза не упала в пыль напрасно».

Справедливость (адл) – умение распределять и власть, и любовь поровну.

Красота слова и дела (ихсан) – когда речь чиста, а поступок подтверждает сказанное.

Такой человек, по Навои, «светит миру даже молча». Это образ не святого‑отшельника, а активного гражданина: он пишет стихи, строит мосты, учит детей, возвышает собственный язык – и всё это с ощущением служения Высшему.

Навои оставил формулу человеческого роста: любовь очищает, добро утверждает, знания вооружают, а вера направляет. Шаг за шагом, преодолевая пороки, каждый может приблизиться к «совершенному человеку» – и тем самым продлить гуманистическую мечту поэта в XXI веке.

Последние годы и вечная память

В 1497 году, почувствовав усталость от придворных интриг, Навои попросил султана Хусейна Баякару освободить его от государственных должностей. Он переехал в небольшое поместье у городских ворот Герата – «Ханака‑йи Хусейни», где проводил дни в чтении Корана, переписке с Джами и диктовке трактатов о морали. Большую часть доходов от своих вакуфов он перенаправил на бесплатные столовые («дармехона») для бедняков и на выкуп военнопленных. Последней крупной работой стала «Миссия двух языков» (Мухокамат ул‑луғатайн) – манифест о достоинстве тюркского слова.

Литературное наследие. Более тридцати произведений – от «Хамсы» до газелей, касыд и исторических хроник. Эти тексты стали золотым фондом узбекской и всей тюркской литературы.

Архитектура и инфраструктура. Возведённые им медресе, мосты и караван‑сараи продолжали служить людям ещё несколько столетий; часть зданий реставрирована и действует до сих пор.

Благотворительные фонды (вакуфы). Учреждённые им доходы с рынков и садов и сегодня, по вакуфным грамотам, идут на содержание школ и библиотек в Герате и Мазари‑Шарифе.

Языковая революция. Благодаря Навои чагатайский язык приобрёл статус высокой литературы, став прямым предком современного узбекского.

Культурный канон. После его смерти каждый тюркский поэт мечтал написать свою «Хамсу», а каждый правитель – покровительствовать учёным, как это делал Навои.

Навои скончался 3 января 1501 года. Его похоронили по завещанию рядом с отцом, у стен суфийского монастыря в квартале Баг‑и Занжир в Герате. Над могилой воздвигли скромный каменный саркофаг, который позднее украсили изразцами с цитатами из его газелей.

Герат. Мавзолей открыт для паломников; каждый год 9 февраля (день рождения) здесь читают один из его маснави.

Узбекистан. Город Навои, Государственный университет Навои, Национальная библиотека имени Навои в Ташкенте, Государственная премия Навои за литературу.

Мир. В 1991 году UNESCO отметила 550‑летие поэта, в 2021 ‑ 580‑летие; его бюсты стоят в Москве, Анкаре, Кабуле и Киеве. Его стихи переведены на более чем сорок языков, а школьники от Самарканда до Стамбула учат наизусть газель «Не строй дворец на слезах нищего».

Навои прожил шесть десятилетий, но построил культурный мост длиною в века. Его слово и сегодня напоминает: «Кто не делится добром, тот хоронит свет своей души».

Рубаи Алишера Навои: анализ

Рубаи – это краткое стихотворение из четырех строк философского или любовного содержания с рифмовкой обычно ААВА либо АААА. Алишер Навои, великий поэт и суфий XV века, создал значительное число рубаи на староузбекском (чагатайском) языке. По подсчетам исследователей, в его четырех сборниках «Хазойин ул-маоний» («Сокровищницы смыслов») содержится более 130 рубаи. Специалисты особо отмечают плодовитость и художественное совершенство этого жанра у Навои – его четырехстишия отличаются глубиной мысли, естественностью и одновременно необычайной красотой и выразительностью, слова в них переливаются множеством оттенков, подобно радуге. Недаром литературоведы утверждают, что даже если бы Навои прославился лишь своими рубаи, он все равно занял бы место среди величайших поэтов.

Тематика рубаи Навои весьма разнообразна. В них воспевается любовь – земная и божественная, страдания разлуки и восторг единения, красота возлюбленной и тоска сердца. Многие рубаи носят философско-этический характер: поэт рассуждает о смысле жизни, превратностях судьбы, добродетелях и пороках. Значительная часть четверостиший проникнута суфийскими идеями: любовная лирика возвышается до мистического переживания, традиционные образы (вино, роза, соловей, саки – виночерпий и др.) наполняются духовным смыслом. Навои, будучи суфием, рассматривал суфизм прежде всего как систему взглядов для более свободного осмысления явлений жизни. Его стихи проникнуты гуманизмом, заботой о судьбах людей, жаждой справедливости и духовного совершенствования. Ниже мы приведем ряд рубаи Алишера Навои в оригинале (на узбекском языке в современной орфографии) и подробно проанализируем каждый – раскроем их философский, культурный и поэтический смысл, укажем на художественные особенности, символику, суфийские аллюзии и структурные нюансы.

Начнём с рубаи, выражающих темы земной любви, разлуки и страданий. В них Навои предстает тонким лириком, передающим порывы сердца, радости и муки влюблённого. Поэт использует богатый арсенал восточной поэтической символики – образы розы и соловья, свечи и мотылька, кипариса и тюльпана, которые традиционно воплощают прекрасную возлюбленную и истомлённого любовью героя. Также встречаются игры слов и звуков, приёмы повтора и преувеличения, придающие миниатюрным четверостишиям особую выразительность.

Толкование: В этом рубаи («Если ты влюблён – забудь про украшательства и церемонии…») поэт наставляет истинного влюблённого отказаться от притворства и излишней гордости. Первая строка призывает отбросить зебу такаллуф – показную роскошь, манерность, все искусственные украшения внешнего образа. Настоящая любовь требует искренности и простоты, поэтому влюблённому не до нарядов и условностей. Во второй строке говорится: «забудь промедление (тахаллуф) в любом деле – хорошем или плохом», то есть не медли в делах любви, действуй решительно, не сомневаясь, даже если поступки кажутся дерзкими. Третья строка советует забыть сожаления о том, что прошло и было плохим: если что-то принесло боль, не стоит постоянно оглядываться на него с грустью (таассуф – сожаление). И наконец, последняя строка учит не слишком упиваться счастьем, если выпало добро: «если пришло хорошее – забудь излишнее распоряжение им», то есть не будь беспечно самоуверен в удаче. Таким образом, через четыре императивных повтора «…ni unut» («…забудь») Навои формулирует кодекс поведения влюбленного: искренность без притворства, решительность без промедления, отсутствие жалоб на прошлое и умеренность в радости. Поэтическая форма рубаи подчёркивает наставление – все строки рифмуются между собой (рифма унут повторяется в конце каждой строки, образуя своебразный рефрен), что усиленно вдалбливает мысль в сознание читателя. Несмотря на отсылку к любовным переживаниям, этот совет можно понимать широко, философски: живи искренне, не цепляйся за прошлое и не гордись удачами. Такая моральная суть отражает гуманистические идеалы Навои, его стремление воспитать в человеке самостоятельность и честность чувств.