Звездопад Марты бесплатное чтение

Вторая книга романа Воровской орден «Звездопад Марты», значительно отличается по характеру сюжета, от первой книги. Жизнь внесла значительные коррективы не только наших персонажей, но и всего общества и написана книга в другом ключе, более современном. Долго лежавший в забытье загадочный Пифагор, вновь всплывёт на горизонте. К этому раритету потянуться щупальца одного из хищников современной России и как на это отреагирует ситуация вместе с античным философом и математиком читатель узнает, когда прочитает эту захватывающую книгу

Более тридцати лет

У Глеба был свой личный Новый год, который наступал весной, когда он спускал на воду свой катер «Прогресс». Катер «Казанка» к тому времени уже пришел в негодность и использовался в хозяйственных целях.

Годы пролетели незаметно, и Глеб стал старше. Он больше не мог активно заниматься рыбалкой и другими делами, требующими физической силы. Его дочь Альбина, выпускница финансово-экономического факультета, работала бухгалтером в банке и жила с семьей на площади Свободы в старой квартире, обменянной их матерью на рижскую.

Альбина родила Глебу и его супруге Наталье внука Максима, который жил с ними по выходным. Возить его через единственный мост было хлопотно из-за пробок, а по воде можно было передвигаться только в навигационный период. Когда Максим болел, бабушка ехала к дочери и оставалась у нее до выздоровления внука, а деда оставляла на попечение семьи Корнея.

Глеб был окружен вниманием и заботой со стороны своей семьи. Дочь их, Жанна, работала медсестрой в пансионате для престарелых и предугадывала каждое его желание. Она ухаживала за ним, измеряла давление, делала уколы и давала таблетки. Глеб давно забыл о своем имени, и все называли его дедом. Наталья ласково называла его Глебушкой или дедуней.

Глеб передвигался на инвалидной коляске, но иногда выходил на рыбалку на своем катере, которым управляли либо Корней, либо внуки Карпа. На месте его старых мостков теперь стоял дебаркадер, к которому швартовались небольшие суда. Глеб ловил рыбу с коляски около дебаркадера для своего сиамского кота Захара.

Корней и Карп Нильс, их соседи, снабжали семью свежей рыбой. Их отец, Феликс, скончался более десяти лет назад от болезни легких, обострившейся после гриппа. Мать их, Зоя, уже под восемьдесят, причастилась к церкви и посещала ее каждый день. Она пыталась привлечь к богу и Наталью, но та отмахивалась, ссылаясь на необходимость ухода за Глебом.

Наталья, несмотря на приближение восьмидесятилетнего рубежа, сохраняла милое и ухоженное лицо. Соседи прозвали ее Белоснежкой или бабой Наташей. Дом Чашкиных претерпел изменения: бревенчатые срубы были обложены кирпичом, вместо русской печи стояла газовая плита и камин. В комнатах Глеба и Натальи был паркет из бука. Баня оставалась нетронутой, но ею уже никто не пользовался.

Глухонемая Настя, переселившаяся в сруб Руслана после его отъезда, вела все хозяйство. В 1970 году она начала часто пропадать и через девять месяцев родила мальчика. Кто был его отцом, она не признавалась. Через два года Настя с сыном тайно покинула дом, оставив записку. Позже выяснилось, что ее увез вор в законе Хан к своим родителям в город Торез на Украине. Хан был осужден и приговорен к восьми годам особого режима. Он прислал Глебу письмо, в котором признался, что воспитывает ребенка от него.

После этого письма прошло много лет, а затем наступило многолетнее молчание. СССР развалился вместе с коммунистической партией, и Украина стала ближним зарубежьем. О судьбе Хана и Насти Глеб ничего не знал.

Дарья после гибели Цезаря осталась одна, воспитывая трех внуков. Мужчины ей были не нужны. Работу по дому, которую она не могла выполнить, успешно выполняли Руслан и внуки. Семья часто наведывалась в родной город, где их всегда встречали с радостью.

Корней и Капа находились на пенсии, но продолжали работать. Их сын Алексей был офицером и жил в Забайкалье. Младшая дочь Жанна была еще молода и замуж не спешила. Она хотела выучиться на врача-невропатолога, а потом думать о свадьбе.

Семья Каменских покинула Латвию и Советский Союз до перестройки и переехала в Лейпциг, на родину Анны. Морис был ученым-музееведом и работал по своему профилю. Анна, журналистка, часто привозила детей летом в гости к бабушке и деду в Россию, где они получали массу впечатлений.

С тех пор жизнь резко изменилась. После перестройки рухнул Советский Союз, что привело к росту коррупции и рэкета. Преступность помолодела и ожесточилась, а в тюрьмах сидела в основном молодежь. Многие воры старой формации ушли на покой или отошли от дел. Патриарх уголовного мира Часовщик утонул в ванной в нетрезвом состоянии. Барс скончался от прободной язвы.

Глеб передал кассу воров грамотному вору Зиме, но продолжал поддерживать с ними связь. Они приходили к нему за советами или просто так, чтобы поддержать здоровье редкими медикаментами или помочь по дому.

Глеб вспоминал времена, когда его дом строили всей улицей, и соседи делились последним куском хлеба. Сейчас же дома были окружены высокими заборами, и люди стали более эгоистичными. Каждый выживал как мог, устраивая интриги и плетя заговоры на работе. Популярным изобретением стал лохотрон, привлекающий даже трезвомыслящих людей. Мошенники были разнообразными: от ловких фокусников до изобретателей финансовых пирамид. Все стремились к быстрому обогащению.

Одним из таких ловкачей был родственник бабы Наташи Кузьминой, Вадим Важенин, живший в Нижнем Новгороде. Он редко навещал дом на берегу реки, где жили его родственники. Анна, мама Сабрины, и Морис воспитывали дочь. Старший сын Август жил самостоятельно в Люксембурге, где начал работать экономистом. Морис работал в Лейпцигском музее литературы и искусства, но не прикасался к тетрадям деда, хотя давал жене некоторые разъяснения.

Анна решила опубликовать исповедь советского генерала КГБ Березина, собрав много материала по фигурке Пифагора. Эксперты из Дрезденского музея подтвердили, что у нее действительно была подделка, а не подлинник. Некоторые эксперты считали, что Пифагор был работой итальянского мастера шестнадцатого века Бенвенуто Челлини, другие утверждали, что это работа румынского скульптора Константина Бранкузи, похороненного в Париже в 1957 году.

Заказ на дом

В пятницу центральный автовокзал был переполнен пассажирами, преимущественно студентами и лицами, переехавшими из пригородов и сельских районов в областной центр. Они направлялись на выходные в свои родные места, стремясь встретиться с близкими и отдохнуть от городской суеты. У касс автовокзала образовалась длинная очередь, которая извивалась, как зигзаг. В центре кассового зала, рядом с картой междугородних маршрутов, находилась торговая точка под названием «Здоровье», привлекающая внимание большого количества посетителей. В эти дни спрос на продукцию этого пункта не уступал кассовому. Дети приносили в дар своим родителям оздоровительные чаи и биологические добавки, которые, по словам продавца, используются даже в космической отрасли.

Продавец, женщина примерно тридцати лет, имела приятную внешность: чёрные прямые волосы, утончённые черты лица и нос с небольшой горбинкой. Особенно выделялись её глаза цвета весенней листвы, которые, как у хищной птицы, сканировали лица мужчин в поисках потенциального партнёра. В её взгляде можно было прочесть неудовлетворённость семейной жизнью и чувственный голод.

Благодаря своему голосу и профессиональным навыкам, продавец искусно рекламировала свой товар, что позволяло ей продавать продукцию практически всем покупателям.

За действиями продавца наблюдала другая женщина примерно того же возраста. Её внешность была не просто приятной, а ослепительно красивой. Её глаза, большие и умные, искрились, как таёжная голубика, излучая обаяние. Длинные ресницы иногда смягчали этот эффект, когда она кокетливо опускала веки. Смуглая, бархатистая кожа её лица, не тронутая временем, приятно блестела, напоминая шоколадный оттенок. Этот блеск был дан ей природой и сравним с северным сиянием или звёздной ночью. Её красота вызывала восхищение и радость у всех, кто её видел. Определить её национальность было сложно: в ней сочетались горячая кровь дочери кавказских гор и туркменская покорность. Возможно, она была осетинкой или туркменкой, но её предки, вероятно, пережили революционные события, которые смешали разные культуры и религии. В результате на свет появилось уникальное создание.

Красивая и уверенная в себе, она знала, что все в очереди, включая женщин, наблюдают за ней. Она не крутила головой и не раздавала свой облик бесплатно, а знала свою ценность. В её глазах можно было увидеть нежность, страстный темперамент, мудрость и хитрость.

Женщина была одета в норковую шубу и берет из того же меха. Она стояла рядом с витриной, на которой были выставлены товары, и внимательно изучала их. Сжимая в руке дамские перчатки, она переводила взгляд с витрины на очередь, ожидая, когда она станет меньше. Однако очередь продолжала расти.

«Так конца не будет», – подумала женщина в шубе и, подойдя к двери, дважды постучала. Дверь открылась.

– Простите, – произнесла она, – я прочитала, что вы осуществляете доставку товаров на дом.

Продавец, увидев столь экзотическую покупательницу, слегка смутилась, но быстро взяла себя в руки и ответила с улыбкой:

– Да, мы предоставляем такие услуги.

– Я очень тороплюсь и не хочу отвлекать вас от работы. Не могли бы вы сегодня к девятнадцати часам подвезти комплект чаёв «Зелёная поляна» и комплект биологических добавок для гипертоников? – Она достала из сумочки визитку и протянула продавцу. – Будьте добры, осуществите доставку по этому адресу.

Продавец взяла визитку, демонстрируя ухоженную руку с маникюром и массивным золотым перстнем с сапфиром. Она прищурилась и прочитала вслух:

– Жук Марта Осиповна, президент ассоциации пенсионеров «Дамка», улица Горького… Подняв голову, она сказала: «Так это совсем рядом с нашим домом. Хорошо, я пришлю к вам своего мужа».

– Нет, пожалуйста, не утруждайте его, – замахала рукой Марта. – Вы так прекрасно и понятно рассказываете о полезности ваших чаёв. Я хотела бы получить консультацию именно от вас. О деньгах не беспокойтесь, для меня они не имеют значения.

– Ну хорошо, завезу вам сама, – пожала плечами продавец. – Просто мой муж более сведущ в этом деле. Я здесь лицо, объясняю поверхностно, а он – официальный представитель генерального поставщика.

В этот момент толпа начала волноваться, торопя продавца. Женщина в шубе надела перчатки, показывая, что больше не будет задерживать продавца, и грациозно вышла из вокзала.

– Пантера! – пронеслось ей вслед.

Она улыбнулась, понимая, что это комплимент её грациозной походке. Миновав привокзальную площадь, она села в тёмно-синий американский «Линкольн», где её ждал мужчина в очках с роговой оправой.

– Свидание состоялось? – спросил он.

– Безусловно, – ответила она. – Сегодня тебе придётся пожить в одной из своих квартир. Или спустишься к Берте, составишь ей компанию часов до десяти. А я займусь Ольгой Владимировной Панкратовой, моей новой знакомой. Как она покинет нашу квартиру, я тебе позвоню.

– Ты уже с ней познакомилась?

– Имя у неё на груди, как транспарант, а близкое знакомство будет вечером, – ответила она, прижимаясь щекой к меху шубы. Женщину звали Марта.

Созерцательница Марта

Марта Жук, урождённая Кожай, выпорхнула из Мордовской автономной республики и, словно птица, прилетела в миллионный город. За плечами – школьный аттестат, впереди – мечта о хоровом отделении Культурно-просветительного училища. Мечта сбылась, училище покорилось, и вот она, Марта, – молодой специалист, направленный в областной ДК «Железнодорожник». Но казённые стены и унылые перспективы душили её свободолюбивую натуру. Не медля ни дня, она направилась в профком ЖД, к самому председателю Крапину, просить об отпуске на все четыре стороны.

В этот момент в кабинет вошёл мужчина, словно сошедший со страниц глянцевого журнала. Средних лет, импозантный, в костюме-тройке кричащего жёлтого цвета, который, вопреки всем правилам, умудрялся выглядеть элегантно. В руках – стопка брошюр, которые он передал Крапину, и, небрежно опустившись на стул напротив Марты, облокотился на стол. Её взгляд мгновенно зацепился за рукава пиджака. Вместо положенных четырёх пуговиц красовалась лишь одинокая, дерзко выбивающаяся из общего ансамбля.

«Ухаживать за ним некому. Не иначе один проживает?» – пронеслось в голове у Марты, и она, словно хищница, начала исподволь изучать свою добычу.

«В лице – воля и напор, хотя ведёт себя с председателем развязно, словно демонстрирует свою власть. Очаровать меня пытается, что ли? Понятно, что он тут не последний человек. Ну хорошо, поиграем в гляделки. Посмотрим, кто кого. Либо ты меня с дипломом отпустишь, либо руку и сердце предложишь! И знаешь, я ведь не откажусь! Ты мне тоже нравишься! А пуговицы я тебе мигом пришью.»

Он отвечал ей тем же обжигающим взглядом, но едва заметный нервный тик то и дело пробегал по его губам и векам. Этого взгляда было достаточно, чтобы Марта, своим острым умом, поняла – она пленила его с первого взгляда. Такие мужчины встречались на её пути и раньше – натуры одарённые, с тонкой душевной организацией, ценители красоты во всех её проявлениях, особенно красоты женской. И она отвечала им взаимностью, но ни с одним из них жизнь не связала – все, как один, были окольцованы и не готовы променять стабильность на мимолетное увлечение экзотической красавицей.

Этот мужчина, казалось, соответствовал всем её критериям: красив, не стар, при должности и, несомненно, обеспечен. Сейчас он сидел напротив, отчаянно сражаясь со своей нервозностью. Марта видела это напряжение и, не долго думая, встала. Смело, как актриса на сцене, дотянулась до графина, наполнила стакан и протянула ему.

– Спасибо, – прохрипел он, выпив воду и закашлявшись в кулак.

– Пожалуйста, – ответила она, одарив его обворожительной улыбкой.

Собравшись с духом, он заговорил:

– Что же это вы, милейшая, ещё дня не проработав, а уже бунт на корабле устраиваете? Выйдите на работу, познакомьтесь с коллективом. А уж если не приживётесь, тогда и будем решать, что с вами делать. Кстати, в общежитие вы устроились?

– Не хочу я в бараке жить, и дворец культуры ваш мне не нравится. Отпустите меня домой!

Председатель профкома выдавил из себя:

– Да что Вы так сразу – барак? На мой взгляд, вполне нормальные там условия. Не люкс, конечно, но жить можно.

Лицо Марты скривилось от этих слов, но даже в этот момент не потеряло своей привлекательности. Незнакомец не сводил с неё глаз.

– Государство вас бесплатно обучило, – произнёс он. – Как вы думаете, нужно ли отрабатывать диплом? В далёкую неизвестность мы вас отправить не можем. Нас за это по головке не погладят. Сами понимаете, за нами тоже строгий контроль ведётся. И я должен заметить, вам несказанно повезло, что вас направили в один из лучших городов СССР, а не в глухую деревню, где сельский клуб дранкой обшит, а крыша соломой покрыта.

Марте подсказывала интуиция, что перед ней сидит не просто мужчина, а её спаситель. Такой взгляд бывает только у человека, который, как говорят в народе, влюбился по уши с первого взгляда!

Она надула свои вишнёвые губки и, словно профессиональная актриса, пустила слезу. Затем, изобразив отчаяние, в слезах бросила:

– Подавитесь своим дипломом! Всё равно я сегодня же умчусь домой!

Этот рискованный ход, как она и предполагала, сыграл ей на руку.

Домой её, конечно, никто не отпустил. Мужчина повёл её к себе в кабинет, на двери которого красовалась табличка:

Начальник юридического отдела В. А. Жук

Он тут же схватился за телефон и в считанные минуты договорился о трудоустройстве Марты на «непыльную» должность в ДК «Железнодорожник». Ей предложили место кассира, на что она с радостью согласилась. А спустя час она уже держала в руках ключ от просторного частного дома, принадлежащего её новому покровителю.

Через месяц они зарегистрировали брак, после которого он, по обоюдному согласию, перевёл Марту кассиром в один из лучших театров города. Так началась её жизнь, полная сладости и вместе с тем – непредсказуемости.

Наследие Жука

Шли беспокойные девяностые годы. Слава Жук, бывший чиновник «ЖД», уволенный за аморальное поведение после их свадьбы (партком счёл, что он, пользуясь своим положением, склонил молодого специалиста к сожительству), пустился во все тяжкие. Позже его осудили за содержание притона и торговлю огнестрельным оружием. Он вращался не только в кругу местной знати, но и в криминальном мире пользовался авторитетом. К его мнению прислушивались. Но когда после освобождения на него пали подозрения в связях с правоохранительными органами, отношение к нему в преступной среде резко изменилось. Опасаясь за свою жизнь, он с потрохами переметнулся под крыло милиции, проворачивая с ними выгодные операции. Свою жену Марту он боготворил не только за её ослепительную красоту, но и за её преданность. Находясь в заключении четыре с половиной года, Марта не забывала о нём и каждые выходные приезжала к нему на зону на его «девятке».

Правдами и неправдами она старалась передать ему за колючую проволоку деликатесы. Благодаря её внешности, препятствий на её пути почти не возникало. Поговорить с такой красоткой считали за праздник не только мужчины, но и женщины. А уж оказать ей услугу было верхом блаженства для бравых офицеров системы исполнения наказаний. Они млели перед ней и с воодушевлением выполняли любую её прихоть: водку или деньги передать – нет проблем. Продукты и сигареты – с великой радостью.

Практически Жук жил на зоне как в хорошем гастрономе. После освобождения он баловал её золотом и шикарными нарядами. Они выходили в свет, ездили не только в Сочи и Ялту, но и на престижный горнолыжный курорт Хемседал в Норвегии. Этот курорт, с его завораживающей красотой, называли скандинавскими Альпами. Там они не раз спускались с горы Тоттен и осваивали сноуборд в местном сноупарке. Потом были Флоренция, Неаполь, Париж с Лувром, кабаре «Мулен Руж» и Эйфелевой башней.

Это были прекрасные времена, и Марта вспоминала о них с теплотой. Сколько комплиментов она слышала в свой адрес! Правда, адресовались они не ей, а её мужу. Но ей было всё равно, потому что эти комплименты возвращались к ней бумерангом в виде безмерной щедрости мужа. После каждой такой поездки в её гардеробе появлялась новая шуба, а на пальце – изящное кольцо с бриллиантом. Но это продолжалось всего около пяти лет. Его арестовали снова. На этот раз – за сбыт крупной партии наркотиков и финансовую аферу. Второй срок существенно отличался от первого. Судья на этот раз не поскупился и приговорил его к одиннадцати годам с конфискацией имущества.

Марте достался четырёхкомнатный дом на Сортировке, в котором Жук родился и вырос, а впоследствии превратил его в настоящий бордель, куда часто заглядывали важные чины из разных ведомств и просто «нужные» люди, чтобы снять напряжение на девочках. Помимо частного дома у них была трёхкомнатная квартира в нижней части города, где они и жили. Дом был старый, дореволюционной постройки, с крошечным балкончиком, на котором едва могли поместиться два человека. Зато в квартире царило настоящее изобилие. Итальянская эксклюзивная мебель фабрики Cappelletti, лучшая мировая сантехника и современная японская аудиотехника.

После оглашения приговора всё имущество было арестовано. Судебные приставы оставили Марте лишь диван, стол, один стул, часть посуды и личные вещи. Жука нашли повешенным в камере-одиночке. Свободолюбивый муж не мог добровольно полезть в петлю. Марта не верила в его самоубийство и обвиняла в его смерти сотрудников правоохранительных органов. Это они помогали Жуку создать агентство по оказанию интимных услуг в частном доме на Сортировке, то есть, по сути, настоящий публичный дом, и обеспечивали ему безопасность за щедрое вознаграждение. Марта не лезла в их дела, но догадывалась, что секс-услуги были лишь прикрытием. Главной целью для обогащения была торговля наркотиками. Она любила красиво жить и от лишних денег никогда не отказывалась, поэтому никогда не предостерегала мужа от опасного бизнеса.

Марта была сильной женщиной и обладала незаурядным умом. Пережив потерю мужа, она быстро забыла о своём горе и начала размышлять о том, как жить дальше.

Продать недвижимость и уехать покорять Москву с дипломом хорового дирижёра? Перспектива не очень заманчивая, да и по профессии она ни дня не работала. Взвесив все «за» и «против», она решила восстановить кое-какие из рухнувших дел покойного мужа. Привыкнув к роскоши, она уже не представляла себя без денег. Стоять за кассой в театре тоже не прельщало. Понимая, что на билетах большого капитала не сколотишь, она решила воспользоваться схемой Славы Жука, но усовершенствовать её. Некоторый опыт, а именно – как зарабатывать на сексуальных услугах, привлекая к работе студенток из провинции, она переняла у мужа. К тому же она была неплохим психологом, что ей, несомненно, пригодится при наборе кадров. Схема была проста и надёжна.

В дешёвых пирожковых и чебуречных, расположенных вблизи высших учебных заведений, она выискивала девушек неприметной внешности, с голодным блеском в глазах, поглощающих скромную трапезу.

Хочу быть мамой

На этот раз, располагая уже целым гаремом девушек, она вознамерилась заполучить в свои сети Ольгу Панкратову, продавщицу здоровья с автовокзала. Ей, по сути, Ольга виделась ключом к ее гражданскому мужу, который после кончины богатого деда стал владельцем бесценной коллекции произведений искусства. Знающие коллекционеры оценили обстановку его квартиры более чем в три с половиной миллиона долларов, но загвоздка была в том, что муж Ольги не собирался расставаться со своими сокровищами. Марта, подобно хищнице, два месяца скрупулёзно собирала информацию о богатой чете и теперь решила действовать. И именно Ольгу она видела первой скрипкой в своей тщательно разработанной афере.

…Сейчас Марта у себя дома, в потёртой временем и нуждами квартире, перевоплощалась в гостеприимную и утончённую хозяйку. Приготовив лёгкие закуски и наполнив хрустальный графин вишнёвым ликёром испанского происхождения, она застыла в ожидании гостьи с заказом. Эта гостья была для неё путёвкой в безбедную жизнь, возможностью до конца своих дней купаться в роскоши и неге. Марта облачилась в кричаще-красный шёлковый халат, словно вызов бросающий тени скромности, идеально облегающий её точеную фигуру. В иссиня-чёрные волосы она воткнула ободок из синей кожи. На уши повесила тяжёлые золотые серьги с янтарем, а на грудь – кулон в виде звезды, тоже из солнечного камня, подчёркивая глубину взгляда и оттенок кожи. Пальцы украшали дорогие перстни с бриллиантами, отбрасывающие колдовские блики. Она не стремилась понравиться гостье – она знала, что первый этап уже пройден успешно, раз та с готовностью согласилась на доставку по адресу. Наряжаться было её тайной страстью, ритуалом, позволяющим ей ощутить себя королевой, пленницей собственного великолепия. Передник она надевала лишь на кухне, когда творила свои кулинарные шедевры.

Стрелка часов едва перевалила за семь, как раздался пронзительный звонок. Распахнув дверь, она увидела перед собой Ольгу, запорошенную снегом, с небольшой коробкой в руках.

Марта одарила гостью лучезарной улыбкой:

– Снег валит? – спросила она с деланным удивлением.

– Да не просто снег, а мороз лютый! – ответила Ольга, стряхивая с шапки тающие снежинки.

– Ну проходи же, сейчас согреемся и заодно перетрём косточки соседям, – прощебетала Марта, словно они были старыми подругами.

Ольгу не пришлось упрашивать. Она, не колеблясь, переступила порог, вручила хозяйке коробку с заказом и скинула дублёнку, явив миру свой не менее роскошный туалет. На ней были шикарные брюки-галифе от Hermes из крокодиловой кожи и обтягивающая чёрная блузка, выгодно подчёркивающая упругую грудь и плоский живот.

«Шмотки, несомненно, из бутика, а эти галифе стоят целое состояние, – пронеслось в голове у Марты. – И явилась она ко мне, чтобы устроить дефиле и доказать, что выглядит не хуже меня. Что ж, это даже к лучшему. Посмотрим, что из этого выйдет».

Гостья прошла в гостиную, оценивающе оглядела обстановку, не удержавшись от комментария:

– Небогато, но мило, без лишнего пафоса. Мне нравится!

– Все излишества описали судебные приставы из-за преступлений моего покойного муженька, – сказала Марта, обнимая Ольгу за плечи и усаживая на диван. – Судя по твоим ультрамодным галифе и украшениям, ты купаешься в роскоши? – спросила она с притворным восхищением. – И вкус у тебя отменный! Представляю, как у тебя красиво в квартире.

– Ха! Ха! Ха! – заливисто рассмеялась Ольга. – В моей квартире такая красота, что иногда хочется всё к чертям разнести. Там не тронь, тут не задень, здесь не двигай, там не переставляй. Богато до тошноты, словно живём мы с мужем в филиале музея. Вадик постоянно меня одергивает, чтобы я, не дай бог, не поцарапала антикварную мебель, когда делаю уборку. Чтобы не разбила фарфор с хрусталем. И пыль с картин убирать только автомобильным пылесосом. Короче, вздохнуть свободно нельзя. Хоть бы всё распродал. Купили бы современную мебель и жили как люди, а не рабы. Уюта нет такого, как у тебя. В твоей квартире тепло и гостеприимно. Мне нравится!

– Спасибо! – улыбнулась Марта и тут же изобразила удивление:

– Неужели картины настолько ценные, что к ним нельзя прикоснуться мягкой тряпкой?

– Если верить Вадику, то всю ценную коллекцию дед подарил государству, а нам оставил хоть и искусно написанную, но мазню. Я такие картины видела на Покровке, их местные художники пишут. Но Вадик утверждает, что их по-настоящему оценят, когда мы внуков будем воспитывать. О каких внуках он говорит, ума не приложу.

Марта молча внимала каждому слову гостьи, словно голодный зверь, запоминающий запах добычи. Ольга ещё раз бегло окинула взглядом убранство комнаты:

– Мужа похоронила, и ты теперь одна кукуешь в этой квартире? – спросила Ольга.

– Как бы тебе объяснить? – Марта присела рядом с гостьей, раздумывая над ответом. – Муж у меня есть, но мы с ним свободные люди, за исключением бизнеса. Это общее дело, неотъемлемая часть нашей жизни. Так и живём!

– У вас что, шведская семья?

– Не совсем верный вопрос, – покачала головой Марта. – У нас с ним нет никаких претензий друг к другу. Всё дело в том, что мы хотим ребёнка, но у нас ничего не получается. Вот иногда мне приходится искать донора. Он не против такого зачатия, а я, в свою очередь, не запрещаю ему развлекаться в обществе чистых женщин. У нас нет секретов друг от друга.

Марта начала своё хитроумное знакомство с хозяйкой пищевых добавок с откровенной и наглой лжи. Зная, что её слова бьют в самое больное место гостьи, она умело вторгалась в мир своей новой знакомой.

– Ой! – вздрогнула Ольга. – Какое совпадение, у меня такая же проблема. Безумно хочу стать матерью, но ничего не выходит. Где я только не была, каких только светил медицины не посещала, всё безрезультатно. Я уже от отчаяния руки опустила.

– И напрасно, милочка, а я верю, что у меня получится! Вера всегда даёт человеку силы. Я обязательно рожу! Так что все надежды я возлагаю на доноров. И поверь мне, это не иллюзия, а реальность! Я знаю много матерей, которых осчастливили именно доноры.

…Марта заметила, с каким заворожённым вниманием слушает её гостья. Пламени в её глазах не было, но лучик надежды всё же светился.

«Значит, верит, – подумала она, поднимаясь с дивана. – А этот лучик к концу беседы я превращу в пожар четвёртой категории сложности».

– Я тебя совсем заморочила разговорами, – улыбнулась она Ольге. – Дорогую гостью ничем не угощаю.

– Нет, спасибо, я ничего не хочу, – запротестовала Ольга, – я же из дома, а не с работы.

Марта не стала её слушать, ушла на кухню, откуда крикнула:

– Мы наше знакомство должны закрепить лёгким ужином и испанским ликёром, а там, глядишь, и до дружбы дойдём.

На журнальном столике появилась бутылка ликёра, ваза с десертом и паровая семга с лимоном, базиликом и спаржей.

После нескольких рюмок ликёра они смеялись и обнимались, как закадычные подруги, забыв о коробке с заказом.

– Мой Вадик инертный, – заплетающимся языком произнесла Ольга, – вроде и не устаёт на работе, бизнес у нас не напряжённый. А приходит домой, до часу ночи сидит за компьютером, а потом заваливается спать. Ему не до меня. Стыдно признаться, но я с ним ни разу не испытала блаженство. Однажды я надела эротическое бельё, зажгла свечи, наполнила воздух запахом миндаля, надеялась соблазнить его в предстоящую ночь. А он зашёл в спальню и, задув свечи, сказал: «Ты что, пожар хочешь устроить?» На моё бельё, естественно, ноль внимания.

Марте вдруг стало жаль гостью, и она устроила в сердце немую истерику, сопровождая её неординарным суждением:

– Отсутствие знаков внимания к жене – это оскорбление, – сказала Марта. – Хотя многие и не догадываются об этом, а другие намеренно это делают, убивая женщину. От таких мужей надо бежать без оглядки. Сволочи они, и самолюбие – их главный козырь. Была бы я императрицей Мартой, я бы всех таких мужей отправляла на пожизненную каторгу.

Ольга учащённо захлопала ресницами:

– По сути, он – большой ребёнок, но с богатым духовным миром. И мне с ним уютно. Вадик очень мягкий, никогда не грубит, слушает меня во всём, не пьёт, не курит. Я ему даже разрешаю ходить на сторону, чтобы он осознал в полной мере вкус постельной любви. Хотя я и сама ему всё даю в изобилии, увы, очень редко.

– Скучная жизнь равна яду, – с пафосом произнесла Марта. – Ты радуешь мужа своим присутствием, но убиваешь себя. Счастливой старости у тебя с ним не будет! Поверь мне! Кряхтеть от внутренних болей или быть прикованной к постели – вот твоя старость! И это, если ты её встретишь. А уж я знаю таких особей, я их называю половыми уродами. Ты взгляни на себя – вылитая Афродита! У тебя мягкие линии бёдер и круглые ягодицы. С такими данными прозябать в постели с половым уродом – это противно природе.

Ольга не стала спорить, но с любопытством посмотрела на собеседницу:

– Возможно, ты в чём-то права, но у меня остались обязательства перед его покойным дедом. Я у него секретарём работала после окончания курсов стенографисток. Потом его отправили на пенсию. В принципе, дед меня и сосватал за своим внуком. Но откровенно признался:

– Оленька, у моего Вадика временами бывают приступы клептомании. Я тебя не заставляю сразу идти под венец. Поживи с ним пока без регистрации. Если всё будет хорошо, то смело выходи за него – он парень хороший! Ну уж, а если когда споткнётся, решай сама.

Мы уже десять лет вместе, и ничего подобного не происходило. А наш брак висит в воздухе до сих пор.

– Зря, – покачала головой Марта. – Всякое может случиться в жизни, и он выставит тебя за дверь с корзинкой косметики и узлом ночных рубашек. Нужно становиться полноправной хозяйкой в квартире. Нужно смотреть в будущее. Взгляни, сколько женщин обманутых бродят по вокзалам и городу, протягивая руку. Это результат их недальновидности.

Признание Фаины

Вадим не пошёл по стопам деда. Чекистской искры в нём не было, и он выбрал иную дорогу. Дед пытался привить ему любовь к спорту, отвёл в секцию фехтования. Но Вадима хватило лишь на три месяца. Без должной агрессии ему не нашлось места в этом виде спорта, да и вообще спорт никогда не был его призванием. После школы он поступил в университет на факультет журналистики и закончил его с красным дипломом. В совершенстве овладел немецким и румынским языками, но применять эти знания не спешил. Несколько лет проработал в серой областной газете, а затем ушёл в кооперативное движение. В предпринимательстве у него был головокружительный успех, но дефолт перечеркнул все усилия. Тогда Вадим пошёл по стопам своей незадачливой матери, Фаины, которая в эпоху перестройки не только торговала водкой, но и сама заглядывала в рюмку. К шестидесяти годам она превратилась в сморщенную старуху готовую продать всё из квартиры за сто грамм водки. Впрочем, продавать уже было нечего: кухонный стол, заваленный горой немытой посуды, да рваный тюфяк на полу. На котором она спала, зачастую не снимая обуви. Вот и всё её имущество.

У её сына Вадима была своя квартира, доставшаяся в наследство после смерти деда, генерала Важенина. В отличие от матери, он не пил, но продавал всё, где чуял гарантированную выгоду. На мать махнул рукой и ждал её кончины, чтобы стать полновластным хозяином её большой квартиры. Мечтал поскорее продать её и поправить своё пошатнувшееся финансовое положение. Вадим вместе с женой Ольгой занимался продажей биологических добавок и целебных чаёв. Он вздохнул с облегчением, когда узнал, что мать с инсультом увезли в больницу. Но инсульт лишь приковал её на время к кровати, умирать она не спешила. После того как узнала о недуге Фаины, двоюродная сестра баба Наташа приехала навестить её. Там Фаина призналась, что много лет назад, на свадьбе у Глеба, украла из дома фигурку Пифагора, на которую положила глаз ещё в детстве, когда гостила в Риге. Спустя годы, увидев эту фигурку на телевизоре в доме Чашкиных, рука сама потянулась к ней. Куда она её потом спрятала, не помнит. Провалы в памяти участились, когда она пристрастилась к спиртному.

Фаина еле шевелила губами, но баба Наташа её поняла.

– Ты, Фая, ошибаешься, – сказала баба Наташа. – Пифагор сейчас в Германии, в доме моего сына. Глеб давно подарил его невестке Анне, – солгала она, чтобы сестра не зацикливалась на Пифагоре.

– Нет! – прошептала Фаина, пошевелив пальцами, – он у меня дома где-то спрятан, но где? Убей, не помню!

Где находится оригинал, бабе Наташе было лучше знать, но она не догадывалась, что копии фигурок Пифагора были изготовлены в двух экземплярах, считая единственной копией ту, что у снохи Анны. Она решила, что у Фаины бред на почве болезни.

– Забудь, Фая, про Пифагора, ты взяла подделку: – Настоящий Пифагор надёжно спрятан, да и не нужен он никому. Слава богу, что он помог нам с Глебом прожить счастливо и достойно встретить старость! Мне кажется, он и дочку нам помог произвести в такие-то годы. А в принципе, от него только беды.

Фаина не поверила ни слову и обиженно натянула на лицо одеяло, показывая, что ей тяжело продолжать разговор. Баба Наташа вышла из палаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Она не придала значения поведению больной сестры, зная, что бессмысленно доказывать что-либо полуживому человеку. К тому же она говорила правду. Пифагор давно покоился в первом, рассохшемся протезе Глеба, пылившемся в чулане. Об этом знали только она и сам Глеб. Недавно, весной, муж Альбины, Василий Иванович, преподаватель архитектурно-строительного института, с четырёхлетним сыном Максимом наводили порядок в чулане и наткнулись на протез. Василий, взглянув на покоробленную культю, сунул её сыну, чтобы тот бросил её в костёр, разведённый дедом в саду. В этот момент Глеб заметил свежие дрова и вытащил из огня уже охваченную пламенем искусственную ногу. Он бросил её в бочку с водой и, притушив огонь, протянул протез Альбине:

– Отнеси назад, дочка.

– Пап, да ты что? – захлопала она глазами, улыбаясь, – зачем тебе то, что уже никогда не понадобится?

«Память, дочка, она дорога для меня».

Дед не показал Пифагора дочери и зятю в тот день, хотя Наталья настаивала:

– Зачем, бабуля? Ни к чему им такое наследство. Я же тебе говорил, что у этого Пифагора есть хозяин. Своих слов и обещаний я не меняю. Вадим к нашей радости, спас Альбину во время разлива Волги. Вот после моей смерти и передашь ему Пифагора. Пусть владеет. Хоть он и барыгой стал, и к нам в последнее время носа не показывает, но это не меняет моих решений. Всё-таки, считай, он нам тоже как внук приходится. А Альбине есть что наследовать. Брошью Дашковой, думаю, она будет довольна.

До несчастного случая с Альбиной он планировал вернуть Пифагора Морису, но потом передумал и сказал Наталье, что намерен подарить фигурку Вадиму. Морис же с 1980 года жил в Лейпциге. Он был учёным музееведом и знал теорию музейного дела в совершенстве. С помощью этой фигурки Глеб мог обеспечить безбедную жизнь для Анны и Мориса.

Со временем Глеб изменил мнение о Пифагоре, считая, что этот костяной грек принёс им с Натальей не только счастье, но и долгую жизнь. Глеб думал, чем дольше он будет осознавать, что фигурка принадлежит ему, тем дольше продлится жизнь. А дети жили пока не совсем бедно. Особенно хорошо жил Морис. Работая в Германском музее книги и письменности, он, помимо этого, имел свой лоток на международной ярмарке, где выставлял на продажу картины, экспонаты художественного ремесла и редкие книги. Этим летом Морис обещал приехать всей семьёй в Нижний Новгород и прислал письмо, чтобы их ждали. Под вопросом оставался только приезд старшего сына Августа, жившего в другом государстве. Мать вложила письмо Мориса в створку застеклённой дверцы кухонного шкафа. Память у неё была уже не та, и она боялась, что письмо затеряется, и Глеб не прочитает радостную новость.

Я тебя не понимаю

– Морис, дорогой, мы оба профессионалы. Почему ты не хочешь, чтобы я опубликовала эту книгу и продала Пифагора? Есть покупатель, готовый заплатить огромные деньги. Представь, сколько мы сможем заработать и какую правду мы сможем донести до людей! Мы сможем вложить авторский гонорар в швейцарский банк для нашей дочери Сабрины. СССР ушло в забытьё, Берлинская стена давно пала. Ты не думаешь, что все вернётся назад? Никогда!

Морис сидел за своим новым компьютером, печатая статью. Он приподнял свои очки и с негодованием сказал:

– Анна, ты раньше приветствовала нашего президента, а сейчас критикуешь его при каждой возможности. Да, возможно, он и выпивал, но создал атмосферу, которую сложно не оценить. Он давно уже ушёл, а мы стали гражданами Германии и можем общаться с твоими родственниками каждый день. Я рад демократическим переменам. У нас с тобой интересная работа с хорошим доходом. Неужели ты не видишь, что наша дочь будет иметь все, что ей нужно? Что ещё тебе нужно?

– Ничего, – обиделась Анна. – Но мне не нравится твой пыл, так что сегодня я не позволю тебе остаться в моей спальне, будешь спать у себя на диване. Мне надоели твои речи о коммунизме. Морис раздражённо убрал очки и сказал: – Я образно говорил о президенте, но дядя Глеб не смог бы приехать к нам ни при Брежневе, ни при Андропове, а при Ельцине навещал нас каждый год. И подумай, у нас взрослый сын, который сам зарабатывает, и взрослая дочь. У них оба советский менталитет, а не немецкий, как у их коллег. Хотя Август живёт в другой стране, Сабрина вот-вот выйдет замуж. Как ты не понимаешь, что если мы опубликуем эту книгу, вся Германия узнает, что палач Березин – родной дед наших детей, Августа и Сабрины Каменских? Мне надоели косые взгляды в Риге из-за деда, и я не хочу такого отношения в Лейпциге. Я устал от этого! Я хочу спокойствия! А с Пифагором делай что хочешь. В конце концов, его подарили тебе, а не мне, – раздраженно произнёс он, ударяя по клавиатуре. – Кажется, я начинаю осознавать, что ты любила не меня, а русскую историю. Ты добилась в этой области многого, а мне следовало бы стереть все дедовы рукописи и уйти в забвение. Я открыл тебе семейную тайну, потому что ты пленила меня своим умом. Я глуп, а ты умна! Ты нашла себе тему для славы, но она опозорит меня и всю нашу семью, которой и так нелегко. Или ты забыла, как моя мама и дядя Глеб нам помогали? Если ты хочешь разрушить меня морально – делай это! Я переживу, но помни, наша дочь тебе этого не простит.

Анна, женщина с ясным умом и обворожительными глазами, не разозлилась на его слова. Она встала, провела руками по бёдрам и ответила:

– Дорогой, ты знаешь, что я люблю только тебя и не должна злиться из-за мелочей. Ты не понимаешь, что сегодня не подходящий день для нашей близости? У меня кризис, а у тебя временное воздержание. Глупыш, – она коснулась его носа. – И кто тебе сказал, что я собираюсь писать хронику? У меня есть возможность опубликовать рукописи, как художественную литературу с вымышленными фамилиями, а не как документальную.

Да простят меня боги

На следующий день Ольга пришла, как и планировалось. Перед визитом она позвонила Марте, чтобы предупредить о своем намерении. В крокодиловых галифе, заправленных в сапоги, и полумягком бирюзовом джемпере с красным блузочным воротником она уверенно вошла в зал. Обнявшись, как давние подруги, они уселись за стол, украшенный хохломой, с бутылкой вина, фруктами и телячьим языком в заливном.

Марта мягко вела беседу, делая акцент на важности зачатия. На ней была клетчатая шотландская накидка, которую она нервно теребила, возможно, собираясь снять. Она предлагала Ольге вино и внимательно наблюдала за ее реакцией, чтобы понять, готова ли она к близости с донором. Ольга выглядела уверенно, но при каждом упоминании мужчины уклонялась от темы. Марта подумала, что Ольга либо не слушает, либо боится сделать шаг.

– Ну сбрось её с себя, – заметила Ольга, увидев её напряжение. – В квартире тепло, а я уже всё одобрила. Я готова к неверности, – засмеялась она, чем порадовала Марту.

– Выбирай мужчину по ягодицам – они говорят о выносливости и способности к хорошему контакту, что увеличивает шансы на оплодотворение, – продолжила Марта.

– Зимой идти в бассейн знакомиться с такими донорами? – выразила недовольство Ольга. – Я даже плавать не умею.

Марта сняла накидку и положила её на диван. Затем достала четыре фотографии и передала одну Ольге.

– Выбирай любого, – сказала она. – Это настоящие жеребцы! Они нам платят, а не мы им. И ты не должна рассказывать им о своей цели – стать мамой. Поняла?

– Да, – Ольга с интересом изучала фотографии. – Вот этого я знаю, – показала она на молодого мужчину с кудрявыми волосами. – Это прыгун с трамплина, который почти каждый день проходит под нашими окнами. И, откровенно говоря, он тоже был в моих мечтах.

– Это Илья Замиров, – произнесла Марта. – Ему двадцать шесть, он из хорошей семьи. У него собственный бизнес по продаже постельного белья, хотя он по профессии радиоэлектроник. Женщин любит, но не хочет терять независимость. С незнакомками застенчив, поэтому не удивляйся, если он будет общаться на «вы». Это от бабушки, бывшей оперной певицы. Хотя он может быстро перейти от вежливости к страсти. Осторожно, не влюбись.

– Когда и где я его увижу? – недоумевая, спросила Ольга.

– Прямо сейчас, – ответила Марта. – Квартира этажом ниже пустует, там временно живет студентка из Уреня. Она уехала, так что вам никто не помешает.

Ольга почувствовала дрожь.

– Прямо сейчас? – её зубы стучали. Марта подошла к Ольге, положила руки на её голову и мягко погладила волосы.

– Ты выглядишь, как стесняющаяся девушка, но ты боишься и собираешься закричать, – с лёгким смехом заметила Марта. – Чего ты боишься? Зачем откладывать, если решение уже принято? Мы и так опоздали на день. Выпей вина и соберись, а я позвоню Илье.

Марта дозвонилась до Ильи и повела Ольгу вниз. Ольга шла по неосвещённым ступеням и вдруг икнула.

– Боже мой, откуда это? – прикрыла она рот рукой.

– Это бывает первый раз, – тихо объяснила Марта. – Когда придёшь, выпьешь воды.

Они вошли в темную комнату, где Марта включила свет и посадила Ольгу на диван.

– Дождись его и сними джемпер. Не прячь свои прелести, – сказала Марта, глядя на часы. – Я включу телевизор, и когда закончите, я зайду за тобой.

Илья пришёл без шапки, в спортивной куртке и, принёс Марте двести долларов.

– Такса не изменилась? – спросил он. – Инфляция давит.

– Ольга – это сказка! – отметила Марта с улыбкой.

– Неужели она лучше тебя? – облизнулся он.

– До меня тебе ещё далеко, – подняла она брови. – Постарайся подарить ей много ласки и не теряйся. Она новичок, так что инициатива должна идти от тебя. Если сделаешь, как я прошу, инфляция тебя не коснётся. Кстати, она тебе знакома, но не общайся с ней слишком много. Ты здесь не для сплетен, правильно?

– Понял! Ты всегда права! – ответил он и тихо ушёл.

Марта включила монитор, где показывалось всё, что происходило в квартире этажом ниже.

– Здравствуйте, – произнесла Ольга, не стесняясь. Она долго смотрела на него из окна, представляя его как своего бразильского мачо. Однако он показался ей старым добрым другом, возвращающимся из дальних странствий. Обняв джемпер, она улыбнулась и сделала шаг навстречу.

«Молодец, Ольга! – прошептала Марта. – Брось джемпер и подходи смелее. Он в восторге от тебя, не стесняйся».

Ольга бросила джемпер на диван и подошла ближе, источая тепло. Её большие глаза сверкнули зелёным светом. Она сняла с его шеи шарф. Илья пришёл в себя и ответил на её приветствие.

– Вы божественны! – сказал он, обняв её и поцеловав.

Спустя два часа Марта спустилась вниз. Илья уже ушёл, а Ольга лежала с закрытыми глазами, счастливая и уставшая, прикрыв джемпером нижнюю часть тела. Марта с восхищением смотрела на её гладкую кожу. Почувствовав присутствие Марты, Ольга открыла глаза.

– Да простят меня все боги, – сказала она, – сегодня я почувствовала матушку-природу в самом прямом смысле. Мне было так хорошо с Ильёй, ты не можешь себе представить! Это был сладкий и притягательный парень, который подарил мне океан удовольствий! Хочу его снова завтра?

– Я очень рада за тебя, – гладя её по голове, сказала Марта. – Но завтра у нас будет другой донор. Важно, чтобы ты не привязывалась к ним, иначе мы не сможем найти следующего. …Марта вложила Ольге сто долларов.

– Мне очень приятно, что я нашла такую мудрую и красивую подругу, как ты! – сжала Ольга купюры в кулачке.

– Я польщена, что наше знакомство тебе понравилось, – улыбнулась Марта. – Мне будет приятно поддерживать такие тёплые отношения. Ты понимаешь, о чём я?

Ольга расплакалась от счастья и раскаяния за своё кощунственное отношение к своему телу. Марта быстро успокоила её и не пустила домой, оставив спать на старом диване, переполненную приятными впечатлениями. С того дня они стали близкими подругами, а Ольга вошла в штат постоянных сотрудниц Марты. Она стала популярной и востребованной женщиной по вызову, начала делиться своим опытом с молодыми девушками, за что Марта щедро платила ей.

Внук чекиста

Вадим привёз мать из больницы в её квартиру, где почти весь хлам был выброшен. Он достал старую раскладушку и застелил её застиранными простынями. Нанял сиделку за небольшую плату и стал готовиться к похоронам. Но мать неожиданно пошла на поправку и через месяц после инсульта вернулась к жизни. К ней вернулась внятная речь, она самостоятельно ходила в туалет и иногда ехидно улыбалась сыну, когда он приходил её проведать.

Вадим не ожидал такого поворота, хотя и был рад, что мать побеждает смерть. Его больше всего пугало, что она может стать серьёзной обузой для его семьи. Он жил с женой Ольгой в элитном доме на центральной площади города. Дом был обставлен старинной мебелью, начиная с прихожей и заканчивая просторной ванной. Любители антиквариата часто просили его продать что-нибудь из вещей, но Вадим не собирался расставаться с наследием деда. Он вырос в этой обстановке и дорожил памятью родных.

Дед Вадима проработал на генеральской должности до восьмидесяти лет и прожил долгую жизнь после выхода на пенсию. Однако все произведения искусства, украшавшие квартиру, дед передал государству. Вадим был рад получить в наследство ретро-квартиру, но позже жалел, что дед был так скуп. Он не скрывал своего мнения о дедушке и часто проклинал его за недальновидность.

Дед говорил Вадиму, что старинный интерьер выглядит престижно и со временем будет только дорожать. Вадим ценил красоту и считал, что, лишившись любого предмета, он потеряет не только вещь, но и иллюзии, без которых не мог жить. Он любил мечтать, сидя в кресле-качалке XIX века, представляя себя барином или статс-секретарём. Эти фантазии помогали ему расслабиться и сосредоточиться.

По характеру Вадим был мягким и рассудительным человеком. У него не было близких друзей или компаньонов, так как он считал, что в нестабильное время они принесут только проблемы. Он не разбирался в людях и часто разочаровывался в тех, кого хвалил. Единственной, кому он доверял, была его жена Ольга. Она была для него и матерью, и советчицей, и служанкой.

Однажды Ольга сказала Вадиму, что его тяга к антиквариату может сыграть с ним злую шутку. Она предложила ему заняться женщинами, чтобы стать настоящим русским барином. Вадим улыбнулся и согласился с её словами, понимая, что Ольга – мудрая женщина, с которой ему предстоит прожить долгую жизнь.

Сейчас его больше всего беспокоила мать. Она окрепла после болезни, но оставалась для него проблемой. Вадим решил использовать свои методы для её оздоровления. Он убрал сиделку, прикрепил перекладину к раскладушке, чтобы мать могла заниматься физическими упражнениями, и поставил в её комнату телевизор. Мать оценила заботу сына и невестки и стала хулиганить. Её выходки превратили квартиру в хаос, и Вадим с Ольгой устали от этого. Но они не признавались друг другу в своих чувствах.

Случайно дети узнали, что, оставаясь одна, их мать стучала тапочкой в стену соседей. Так она приглашала к себе соседа, Ивана Петровича Абрамова, который любил выпить за чужой счёт. Он был одиноким пожилым человеком, бывшим настройщиком музыкальных инструментов. Фаина просила его очистить варёное яйцо, доставала из-под подушки кошелёк с пенсией и отправляла в магазин за водкой. Дети, узнав об этом, начали давать матери по сто рублей в день, надеясь, что это ускорит её смерть. Однако они не знали, что она выпивала всего семьдесят пять граммов водки, а остальное выпивал сосед.

Через два месяца после начала благотворительности детей Абрамов умер от разрыва печени. На похоронах Фаина активно участвовала, произнесла поминальную речь, которую все соседи и близкие покойного встретили с одобрением.

Вадим, сын Фаины, понял, что его мать проживёт долгую жизнь, как и её отец. Это вдохновило его, и он решил заботиться о ней по-другому. Он покупал ей дорогие лекарства, холодильник, свежие продукты и фрукты. Однако его раздражало, что сестра его матери, баба Кузьмина, приносила матери ненужные вещи. Когда в доме установили газовую плиту и розовый абажур, терпение Вадима лопнуло. Он крикнул на мать, обвинив её в смерти Абрамова.

В порыве гнева Вадим ударил по подоконнику, и тот откололся. Под подоконником он нашёл старый лаковый ридикюль, в котором лежали старинные монеты и плюшевый свёрток с Пифагором. Вадим спросил у матери, откуда это у неё. Она ответила, что давно забыла про эту заначку, но знала, что прятала туда всё, что не должны видеть другие.

Мать призналась, что раньше была воровкой, и рассказала, что её родители отвезли её на лечение к знаменитому гипнотизёру в Киев. Гипнотизёр вылечил её и стёр из памяти все грехи. Однако во время инсульта она многое вспомнила. Она также сказала, что монеты, вероятно, не ворованные, а её коллекция, которую помогал собирать ей дед.

Вадим вспомнил, что видел похожую фигурку у бабы Наташи, но не придал этому значения. Он предположил, что это подделка, и решил съездить к бабе Наташе, чтобы узнать больше о Пифагоре.

Мать посоветовала Вадиму купить для бабы Наташи фрукты и конфеты, чтобы не приходить к ней с пустыми руками.

Скороспелый план

Вадим быстро собрал с подоконника все монеты, а их насчитывалось ровно тридцать штук, и, удовлетворённый, положил их себе в карман. Возбуждённый дорогой находкой, он покинул мать.

Завтра он не будет заниматься своей прямой работой, а пойдёт к знакомому коллекционеру-нумизмату и продаст все монеты за большие деньги, которых вполне хватит, чтобы удачно сменить свой старый автомобиль. С отличным настроением он направится к бабе Наташе, не забыв купить ей бананов и апельсинов. Он ехал в своём стареньком «Мерседесе» и прикидывал, сколько денег сможет выручить за фигурку и что на них приобретёт. Ему казалось, что он обладатель древнего и бесценного экспоната.

«Заменю тачку и открою магазин „Здоровье“, – думал он, – надоело самому впаривать товар народу в тесной лавчонке. Найму продавцов, и будем отдыхать с Ольгой. Но в первую очередь обязательно нужно в гости к родственнику Морису съездить в Лейпциг. Он по искусству дока. Помочь должен. Там заодно и машину себе свежую возьму. Слава богу, нужную сумму с лихвой набрал, да Ольга обещала четыре тысячи зелёных дать. Интересно, откуда у неё такие деньги? Неужели выручку утаивала от меня, чтобы сюрприз мне сделать? Тогда она просто молодец! С такими бабками контакты попробую завести в Германии с фирмами, производящими товары для здоровья…»

Он так замечтался, что чуть не въехал в шлагбаум. Нажав до отказа педаль тормоза, Вадим сразу ощутил, как испариной покрылось его лицо, и мелкая дрожь прошла по всему телу. Переждав минут десять, он вновь тронулся с места. Силуэт бабы Наташи он увидел через открытое окно, когда подъехал к дому. Взяв из багажника пакет с фруктами, он прошёл в дом:

– Давненько я не был в ваших краях, – вместо приветствия сказал он и, поставив пакет на стол, начал выкладывать содержимое.

– Да ты не только нас забыл, но и мать родную не особо вниманием жалуешь, – упрекнула его баба Наташа, – несмотря на то, что живёшь от неё в двух шагах.

Вадим сел на стул и обиженно возразил:

– Вы напрасно так говорите, баба Наташа. Я матери и сиделку нанимал, и сейчас вместе с Ольгой забочусь о ней. Она, можно сказать, уже выздоровела. А что с ней сделаешь, если она жить ко мне не хочет переходить? Если бы жила у меня, может, и не пила бы так? Вам, конечно, спасибо и от нас с Ольгой, и от мамы за проявленную чуткость!

– Раньше, Вадик, о матери нужно было больше внимания уделять, – не ответила баба Наташа на его благодарность. – А сейчас я не удивлюсь, если её ещё один инсульт посетит. Всё-таки спиртным она сильно своё здоровье подорвала. А ведь какая красивая женщина была, и какая стала! А она младше меня намного, но выглядит значительно старше.

Вадим понуро сидел за столом, с неохотой выслушивая нотации бабы Наташи:

– Мне с ней очень трудно разговаривать, – оправдывался Вадим, – как упрётся, её уже ничем не сдвинешь. Принёс ей биологические добавки и дорогие таблетки от инсульта, так она их ни одной не приняла. Говорит, что я отравить её хочу, а сама каждый день соседа за водкой посылала. За два месяца она довела Ивана Петровича до смерти, а ей хоть бы что. Она неисправима, хотя пить меньше сейчас стала.

– Вот в это время и постарайся её к себе забрать, – посоветовала баба Наташа, – может, совсем у вас бросит пить? Ты посмотри, как я со своим дедом счастливо живу? А ведь он у меня почти каждый день употребляет горькую. Стопку перед обедом, стопку перед ужином, и я нередко его поддерживаю в этом. И ничего, не спились.

– Баба Наташ, но что вы себя равняете с ней, – подошёл к окну Вадим и понюхал распустившийся красный цветок, высаженный в горшке. – У вас с дедом образ жизни совершенно иной был. А у моей мамы одни пышные банкеты были на уме да рестораны. Была бы замужем, возможно, не скатилась бы до такого состояния. Кстати, а где дед? – опомнился он.

– Дед в санатории отдыхает. Послезавтра Корней поедет за ним. Глебу сейчас каждый год дают бесплатную путёвку, да и меня не забывают. Помнят ещё нас, фронтовиков. Раньше такого заботливого внимания к нам, мне кажется, не было. Губернатор сам лично приезжал к нам домой перед Днём Победы. Подарил телевизор большой, новую газовую плиту и огромный букет цветов. Как приятно ощущать, что тебя ещё помнят!

– Мало вас осталось, вот и не забывают, – заключил Вадим. – А я вот думаю съездить в Германию, приобрести там себе новую машину. Не совсем, конечно, новый автомобиль, – поправился он, – но чтобы свежее, чем мой был. Моему «Мерседесу» уже семнадцать лет. Если получится, к Морису заеду, я его давно уже не видел. Думаю, дай вас навещу да адресок возьму его. Анна-то часто приезжала с Сабриной, а он не особо скучает по родине и маме.

– Морис человек занятой. У него наука, а ещё твёрдый бизнес. Ему некогда разъезжать. Зато мы с дедом у него почти каждый год в Германии были, и Альбина нас не забывает. Альбина, говорит, и вас с Ольгой не обходит вниманием, частенько в гости к вам заходит со своим Васей.

Вадим вспомнил, как перед Первым мая он встретился с Альбиной в сосисочной. Он зашёл перекусить и столкнулся с ней на выходе. Они оба были несказанно рады встрече, потому что не виделись больше месяца, хотя часто созванивались по телефону.

Когда-то Альбина помогла получить Вадиму небольшой кредит для бизнеса, и после этого их родственные отношения заметно укрепились. На семейные знаменательные даты они стали ходить друг к другу в гости и нередко посещать компанией театры и концерты.

– Альбину я последний раз видел перед первомайскими праздниками, – сказал Вадим, – писаная красавица она у вас. Вылитая вы в лучшие и счастливые времена! Не была бы мне родственницей, – вряд ли Ольга захомутала меня. Точно на Альбине женился.

– Полно, Вадик, несуразицу нести, – как девочка смутилась баба Наташа и подошла к стеклянному шкафу. – Подумать только! Нашёл что сказать! С тех пор как я встретила Глеба, у меня не было плохих времён!

Она достала из-под стекла конверт, присланный Морисом, и, вытащив оттуда письмо, протянула пустой конверт Вадиму.

– Вот его адрес, – сказала баба Наташа, – да смотри, поедешь, не забудь перед отъездом к нам заглянуть? Я им небольшую посылочку соберу. К Альбине не заходи – в Сочи они уехали отдыхать всей семьёй. Сам-то Морис пишет, что, возможно, через месяц приедут всем семейством к нам. Не знаю, когда уж и дождёмся их. Неужели я Сабрину увижу и Августа? – скрестила баба Наташа руки на груди, – большие стали внуки наши!

Она резко вдруг поднялась и пошла к холодильнику:

– Я тебя совсем заговорила, – ничем не угощаю, – достала она из холодильника деликатесы.

– Мне машина нужна срочно, – заявил Вадим, – столько времени я ждать его не могу. Через неделю думаю быть уже в Германии. А перед отъездом я непременно загляну к вам, – сказал он и, отказавшись от угощения, покинул дом.

Баба Наташа из окна проводила своего родственника, и когда машина скрылась из виду, она услышала громкий разговор около реки трёх ветеранов войны, которые всегда были близки с Глебом. На траве у них стоял бидончик с пивом, и они поочерёдно через край постоянно прикладывались к нему и отчётливо разговаривали про рыбалку. Она открыла свою очередную тетрадь для стихов, написала.

На переправе сбор солдатский

ведёт под пиво разговор.

Поставив точку, закрыла тетрадь и, положив её на окно, продолжала наблюдать за ветеранами.

Вадик кажется зациклился

Корней подкатил Глеба на машине. Отдохнувший и румяный, он выпорхнул из авто и, не мешкая, направился в дом к Наталье. Обняв любимую бабушку и чмокнув её в щёку, усадил Глеба в коляску:

– Окрошки хочу! – провозгласил он, направляя коляску к облюбованному месту, откуда открывался завораживающий вид на реку и остров.

– Всё знаю, всё припасла, – защебетала Наталья, хлопоча вокруг мужа. – И окрошку, и салатики, и про бутылочку не забыла!

– Я же знал, что ты у меня умница, – улыбнулся дед. – Смотрю, и об экзотических фруктах позаботилась! – кивнул он на хрустальную вазу, полную бананов и апельсинов.

– А вот это как раз не я, – отмахнулась она. – Вадик Фаины вчера заезжал, целый пакет привёз.

– Вот те на! – изумился дед. – Давненько его не было видно, а тут пожаловал с гостинцами. Говори, что ему надо? Чует моё сердце, затевает он что-то хитрое, выгодное для себя. Пряник-то с подковыркой, но ладно хоть подлецом не вырос. Должное надо отдать генералу, его отцу, – благодаря его воспитанию, Вадим по сей день ни табака не курит, ни спиртного не употребляет. Да и мы с тобой немало усилий приложили. Хотя помню, в студенческие годы гнильцы в нём хватало с избытком. Свою выгоду во всём искал.

В кухню вошёл Корней и, услышав последнюю фразу деда, вставил:

– Прав ты, дед. И я не удивлюсь, если он сейчас зачастит к вам. Возраст у вас с бабулей преклонный, не исключаю, что он будет навязывать вам своё опекунство. Такой богатый дом на берегу реки сейчас огромных денег стоит.

Бабу Наталию его слова встревожили, она махнула в его сторону полотенцем и, обиженно нахмурившись, ответила:

– Что ты такое говоришь, Корней? Мы что, с дедом совсем немощные, что ли, что нам опекунство надо? Мы пока ещё спим с ним на одной кровати. А если понадобится, мы с дедушкой весь город обойдём без чьей-либо помощи, когда он ногу свою новую приладит. А дом, Корней, твоей семье отойдёт, тебе и Альбине, дедушка тебе давно сказал. Только дайте нам богу душу отдать спокойно. Так что побойся бога говорить про Вадима всякую чушь. Не чужой он нам человек, а один из близких родственников. И рос он примерным мальчиком.

– Простите, баба Наташа, – виновато пробормотал Корней. – Я не хотел вас огорчить. Просто я этого хлюпика Вадима знаю лучше вас. Понимаю, он вам прямым родственником приходится. Но я времени с ним больше провёл, чем вы. Вон и сейчас мать бросил на произвол судьбы. Разве это дело?

– Да ничего ему от нас не надо! – возмутилась баба Наташа. – В Германию он едет за машиной, вот и пришёл за адресом Мориса. И ещё заедет, я ему посылочку передам. А то, что он на мать свою плюнул, для меня не новость. Что может быть хуже для матери, чем холод и равнодушие от родного сына? Хотя она сама виновата во многом. Мальчишка рос без материнской ласки. Он только у нас её и получал. Сами знаете, как строг был с ним дядя Саша.

– Кстати, а как Фаина, оклемалась хоть немного? – спросил дед, вертя в пальцах изящную зажигалку и одновременно глядя в окно в сторону острова.

На острове прямо за рекой догорал костёр, от которого вился сизый дымок и постепенно растворялся в мареве знойного воздуха. Солнце, словно уткнувшись в обнажившиеся отмели, своими лучами безжалостно поджаривало их. Чуть в стороне он заметил резиновую лодку с двумя мальцами. Их он узнал и без очков – это были внуки Карпа, Мишка и Феликс, продолжатели рода Нильсов. Ему вдруг нестерпимо захотелось и самому покидать удочку рядом с ними.

Откатившись от своего наблюдательного пункта, он с хитрецой посмотрел на Корнея:

– Погожий денёк сегодня, может, рыбки Захару съездить половить?

– У твоего Захара рыбой полный холодильник забит, отдыхай сегодня, – проворчала баба Наташа. – Нечего Корнея от дел отвлекать. В выходной на зорьке и я с вами половлю. Всё равно с первыми петухами встаю.

– Ну так как там Фаина? – переспросил он, мысленно отказавшись от идеи с рыбалкой.

– Фаина уже ходит. Я ей немного помогла. Плиту газовую нашу старую ей отвезла с Иосифом на его «Газели». Одежонку, которую не ношу, тоже отдала. Но выпивать не бросила. Определила себе ежедневную норму – семьдесят пять граммов в день. Говорит, если резко бросит пить, значит разгневать человеческую физиологию. Возможно, она и права? Я ведь считала, что она не поправится, совсем плохая была. Я вначале думала, что у неё помимо инсульта ещё и белая горячка приключилась. А нет, голова у неё в порядке. Даже память частично восстановилась. Может, она наполовину симулировала свою болезнь?

– С неё станется, артистка ещё та! – хмыкнул Корней.

– Да, конечно, она вытянет! – не задумываясь, ответил дед. – Симулянты – самый крепкий и артистичный народ, они умеют отрезать нужный кусок от пирога, не вредя своему здоровью. И я их не осуждаю. Это относится и к Фаине. А что ей? Тётка она не изломанная, трудовая жизнь скудная – всю жизнь пела и плясала. А неистощимое желание к водочке, я думаю, у неё пройдёт. Должна же она когда-то сказать себе «Стоп!». Должны же гены её отца и матери побороть её распущенность!

Баба Наташа присела перед дедом и, взяв его руку в свои ладони, сказала:

– Ты представляешь, она мне такую ахинею несла, как на предсмертном одре. Я думала, точно баба чокнулась.

– И чем же она тебя удивила? – спросил дед.

– Фаина мне призналась, что украла у нас Пифагора. Но где он у неё спрятан, этого она не помнит. Я ей говорю, что тебе это приснилось. Объясняю ей, что если и взяла Пифагора, то ненастоящего, а липу. Бредила она Глебом. Я-то точно знаю, что ты эту копию Анне подарил. А Фаина утверждает, что похитила Пифагора во время нашей с тобой свадьбы. А это 1967 год. Подумала, совсем баба ум от водки потеряла.

Дед отвёл взгляд от бабушки и, услышав рёв быстроходного скутера, вновь приблизился к окну. Посмотрев вслед убегающему скутеру, он задумался. О том пропавшем Пифагоре он давно забыл.

– Ты чего задумался, дедушка? – услышал Глеб голос супруги. – Всё в своём санатории плаваешь? Бабушкой там молодой случайно не обзавёлся? – пошутила она.

Дед одарил её доброй улыбкой, обнял, поцеловал в поседевшие волосы и сказал:

– У Фаины с головой всё в порядке. Фёдор тогда изготовил мне две копии. Я хотел окончательно снять вопрос у милиции и подарить ту чернильницу Бублику. Но она таинственно исчезла из дома. Теперь мне ясно, кто глаз на неё положил. Я, впрочем, быстро про неё забыл. У меня в запасе ещё одна чернильница была.

– Всё равно нехорошо красть чужие вещи, тем более у родственников, – осуждающе покачал головой Корней.

– Это понятно, – щёлкнул зажигалкой дед. – Но Фаину винить нельзя за это. Она и Вадим больны клептоманией, об этом мне по секрету поведывал Александр Дмитриевич, когда мы были на рыбалке. Мало того, я возил Вадима в Ярославль на гипноз в клинику. После чего я не замечал за ним рецидивов клептомании, и генерал при жизни ни словом не заикался. Не знаю, вылечился он окончательно или нет, но не надо было тебе давать Вадиму адрес Мориса. Я думаю, что Вадим по-серьёзному над чем-то зациклился. Едет за машиной, а обращается к тебе, а не ко мне. Машину из Германии не так просто вывезти без бандитского налога. Я Карпу лично зелёный свет делал в прошлом году, чтобы он безболезненно проехал из Германии до дома. А Вадим хорошо знает о моих возможностях и словом не обмолвился об этом со мной. Или у него денег много, или едут большой группой? – поднял вверх указательный палец дед. – Но любая группа всё равно отстёгивает бабки за проезд, если, конечно, нет «проездного билета» от влиятельного лица.

Наталья внимательно и ласково посмотрела на мужа и тихо промолвила:

– Вдвоём они едут.

– Значит, он точно морокой обзавёлся! – заключил дед.

– Согласен с тобой, – поддержал его Корней. – Сколько его помню, он всегда гнилым был. Ему на пару с Карпом ничего не стоило для хохмы закатать в банку куриный помёт и продать его вместо гусиного паштета. И продавал его в магазинных очередях, где они бескрайние были при СССР. После чего он быстро нарезал ноги, а мне после хвалился, как он ловко объегорил простолюдина. Я Карпу тогда втык сделал, чтобы молодого парня с пути не сбивал, а этот толстяк, у которого сын ровесник Вадику, мне про приколы начал толковать. Вроде бы они это делали для прикола, но каково обладателю такой «ароматной покупки»?

– Бог с ним, Корней, – махнул рукой дед. – Зови Карпа к столу. Будем окрошку бабушкину есть. Но на Вадима рукой махать нельзя, всё-таки родственник и человек он, я бы не сказал, что потерянный. Просто предприимчивость у него какая-то нездоровая, граничащая с аферой.

Торгаши, я таких бизнесменов называю. Мало ему аптеки, так он к комиссионкам пристрастился. Скупает там приличные вещи по дешёвке у населения – не в магазине, заметьте, а у входа. Потом с этими вещами выходит на рынок. Это мне Альбина по секрету сказала. А вообще-то она о нём неплохо отзывается. Знаю свою дочь, она не стала бы с конченым человеком поддерживать какие-то отношения, а она дружна с его семьёй! И, с моей точки зрения, он с малых лет был смышлёным и грамотным парнем. Разговор как у знатного дворянина, да и манеры не как у пастуха. Может себя в обществе преподнести.

– Ты уж совсем захвалил его, дед, – сказала баба Наташа. – Обыкновенный он, как и мы все. Разве что идёт в ногу со временем. А что ему? В земле не ковыряется, за скотиной не ходит. Как модно сейчас говорить? – задумалась она и приложила палец к голове. – Тусит он! – вспомнила баба Наташа.

– Нигде он не тусуется, – возразил дед. – Не любит он этого. У него в голове одна коммерция, да книгу какую-то умную, философскую строчит. Альбина жизнь его досконально знает, вот мне и докладывает о каждом его шаге. Я же Дмитриевичу перед смертью обещал контроль над ним вести. Ездить мне до Вадима сейчас не в дугу, так я все новости от дочки узнаю. Могу точно сказать о нём, что двадцатого апреля каждого года он не празднует, как это делает некоторая безнравственная нынешняя молодёжь.

– Что это за праздник такой? – открыл рот Карп.

– День рождения Гитлеру, – мрачно ответил дед.

Возникший интерес

– Вот тебе мои позывные, – дед тщательно вывел маркером в блокноте Вадима свой номер мобильного. – Если на дороге кто из плохих мальчиков вас прихватит, ссылайся на меня. Скажи, что едешь по моему поручению за колёсами. Молодёжь обо мне, конечно, ничего не знает, но все они работают под крышей серьёзных людей. А я сейчас Захару звякну, дам ему ориентировку на вашу машину. Он вам устроит льготный и беспрепятственный проезд. Его каждая собака знает, даже в тех краях.

– Спасибо, дед, – восхищённо выдохнул Вадим, – ехать вдаль и знать, что не надо ни о чём тревожиться, это дорогого стоит.

Глеб на инвалидной коляске подкатил к окну и, водрузив на переносицу очки, подозрительно уставился на «Мерседес», в котором ждал напарник Вадима:

– А попутчик твой – надёжный мужик?

– Нашёл, что спросить, – проворчала баба Наташа, укладывая гостинцы в сумку, – неужели он в такую даль поедет с непроверенным человеком.

– Верно, баба Наташа, – воодушевлённо заявил Вадим, – он надёжен как скала! Добропорядочный товарищ! На него можно положиться! Шахматистом был известным в городе. А главное, автомеханик от бога. Если в пути с машиной что случится, он её мигом починит. Мою машину он знает лучше, чем я!

– Вот видишь, шахматист, – обрадовалась баба Наташа. – С нашей Анной, глядишь, сыграет там. Морис-то давно с ней за шахматы не садится. И к тому же машины чинит. Чего ещё надобно для дальней дороги?

Дед, казалось, не слышал бабы Наташи. Он впился взглядом в Вадима:

– Своего механика иметь в друзьях – это хорошо, – дед скинул очки на стол, – но я не об этом тебя спрашиваю. Как он насчёт гнильца? Что-то фотография мне его не особо понравилась, и дёрганый он какой-то. Не еврей он случайно?

Вопрос о национальности напарника с фамилией Гринберг Вадим пропустил мимо ушей, но в остальном заверил деда:

– Пускай вас это не беспокоит, мужик он что надо! Уверен, он меня не подведёт!

Вадим взял сумку с гостинцами и направился к машине.

Баба Наташа последовала за ним. Она стояла на дороге, пока «Мерседес» не скрылся из виду, силясь подобрать стих, но в голову ничего не лезло. Лишь перекрестила перстом дорогу и вернулась в дом.

Ехали не спеша, не превышая скорости. Останавливались у туалетов и придорожных кафе, чтобы перекусить чем-нибудь горячим.

…Они пересекли Белоруссию, и ни один гаишник их не остановил, что поднимало настроение автотуристам. Вадим ликовал про себя и был рад, что машина шла по трассе без капризов. Он ехал на своём стареньком «Мерседесе», вернее, уже не его, а Георга Гринберга, его соседа по гаражу. Вадим выписал на него генеральную доверенность за три тысячи долларов, с условием, что тот составит ему компанию в деловой поездке в Германию. Как только у Вадима появились деньги, он запланировал вояж в Германию за новым автомобилем и для заключения контракта с известной фармацевтической компанией из Лейпцига. Эта компания выпускала популярные во всём мире витамины и биодобавки. Подробности о контракте Вадим намеренно умалчивал, решив, что рано открываться Георгу. На самом деле знал он Георга не так уж и хорошо, но перед отъездом, для успокоения души родственников, пришлось его расхвалить. Скорее всего, знакомство Вадима с Георгом было взаимовыгодным.

Георг неоднократно чинил машину Вадима, а взамен пользовался ею, когда ему это было нужно. Когда был кризис с бензином, Вадим по первой просьбе снабжал Георга топливом. Он считал Георга скользким и любопытным, но ценил его умелые руки. Его золотые руки не раз возвращали к жизни, казалось бы, отслуживший своё двигатель «Мерседеса». Любопытство же Георга проявлялось почти во всём. Его интересовало всё о жизни Вадима: чем торгует, какие доходы, как зовут жену, ходит ли он с ней в оперный театр и тому подобное.

И сейчас, держась за баранку, Георг не сводил глаз с вещицы, на которую Вадим возлагал большие надежды в плане приумножения бюджета и выхода на большой фармацевтический рынок.

К панели скотчем был прикреплён Пифагор, внутри которого лежали десятирублевые монеты. Вадим не стал его прятать, чтобы не вызывать подозрений, а наоборот, выставил напоказ, чтобы любопытные стражи порядка принимали Пифагора за амулет безопасности. Но этот амулет не ушёл от зоркого взгляда нового хозяина машины. Георг то и дело бросал на него свои серые взгляды, но пока не решался задавать вопросы. Он сразу понял, что фигурка не простая, а из каталога редчайших экземпляров, и успел частично её осмотреть, пока Вадим был в доме у родственников. Интерес к античной фигурке с каждым взглядом только рос.

На трассе с Нолём

Георг Гринберг, известный среди автолюбителей как Ноль, был жилистым мужчиной с хищным лицом, подёрнутым тенью от тёмных усиков, и вечно полуприкрытыми глазами. На его теле остались следы двух огнестрельных ранений Он любил рассказывать байку о перестрелке с жестокой бандой, где и получил свои отметины. О его семейной жизни Вадим почти ничего не знал, но в гараже все были в курсе, что Георг занимается сутенёрством. Он предлагал девушек на любой вкус, не брезгуя даже знакомыми автолюбителями. Даже пузатые лысеющие пенсионеры, пропитанные запахом прели из-за постоянного пота, не отказывались от «кусочка сладкого пирога».

В гараже было много белых воротничков, которые, простившись с юностью, сохранили свои пухлые кошельки. Георг регулярно потчевал их своими недешёвыми куртизанками. Он также не гнушался сомнительными махинациями, о которых никто не знал наверняка, но многие догадывались. В этом он преуспевал. всегда одетый с иголочки и с туго набитыми карманами, Георг производил впечатление состоятельного человека. Если бы не его видавшая виды «восьмёрка», его можно было бы принять за олигарха.

Сын русской матери и отца еврея, Георг был неплохим автомехаником и часто подрабатывал ремонтом машин в своём гаражном кооперативе. Он был мастером по ремонту иномарок, и владельцы импортных авто обращались к нему по первому зову. Приятели не раз советовали ему завязать с криминалом и всерьёз заняться автосервисом. Георг понимал, что ремонт иномарок – дело хлопотное, но прибыльное. Однако его больше манили женщины, свежие сорочки и элегантные галстуки, которые он менял каждый день.

С фальшивым паспортом на имя Гущина Николая Степановича, Георг мог произвести впечатление на любого руководителя. Он выглядел как преуспевающий бизнесмен, и ему верили, отпуская товар в долг – от паяльных ламп до автозапчастей, которые он потом продавал по магазинам и рынкам области. Сорвав куш на очередной афере, Георг уходил в тень и переключался на автомобили и женщин лёгкого поведения. Когда слухи о предпринимателе Гущине утихали, Георг возвращался с новым планом.

Ноль знал о делах Вадима и, хотя этот бизнес был ему чужд, мечтал втереться к нему в доверие и подставить его в решающий момент. Его привлекало не столько дело Вадима, сколько наследство, доставшееся ему от всесильного деда. В коллекции генерала Важенина, о которой ходили легенды, Георг надеялся найти что-то ценное. Он давно вынашивал эту цель, но не спешил действовать. Он ждал подходящего момента, чтобы сблизиться с Вадимом. И вот этот момент настал. Вадиму понадобился попутчик в Германию имевший шенгенскую визу.

Георг не раздумывал ни секунды, у него всё было для преодоления границы, как и у Вадима. Он с радостью согласился на это предложение, рассматривая поездку как туристическую вылазку. Он был во многих странах, но в Германии ему не приходилось бывать. И для него это был отличный шанс для сближения. Тем более Георг считал «Мерседес» Вадима достойным автомобилем, который на трассе не подведёт его. До этого он не раз предлагал продать машину, но у Вадима не было возможности приобрести новую иномарку. Когда же деньги матери обеспечили Вадиму финансовую поддержку, он без промедления продал свой старый «Мерседес» Георгу по генеральной доверенности по сходной цене.

– Здесь, конечно, нет комфорта высокого класса, – сказал Георг, крутя руль, – но движок отличный. Мне по душе эта тачка. Покатаюсь немного, а потом, может, заменю её. Я мечтаю о «Харлее»! Когда я его получу, можно будет сказать, что жизнь удалась.

Вадим загадочно посмотрел на Георга и спросил:

– А много ли тебе нужно для полного счастья?

– Интересный ты, Вадим, – усмехнулся Георг. – Кому не хочется ездить на шикарном автомобиле и жить в богатом доме с удобствами?

В этот момент их обогнали две иномарки, и Георг с завистью посмотрел на удаляющиеся огни. Тяжело вздохнув, он закончил мысль:

– В общем, для достойной жизни нужны большие деньги. К этому стремятся многие, и я не исключение. Это не порок, а жизненная необходимость. Сейчас у меня есть небольшие нелегальные доходы, но позже я открою на них свой бизнес и буду жить припеваючи.

– Наши взгляды во многом совпадают, Георг, – задумчиво сказал Вадим. – Я тоже стараюсь не упускать возможности заработать лишнюю копейку. Легально или нет – для меня не важно. Главное, чтобы этих копеек было достаточно, и ты король жизни!

Скользкий тип

– Я для себя давно уяснил, – изрёк Георг. – Если судьба подбрасывает лакомый кусок, нужно рвать его зубами, не раздумывая!

– Золотые слова! – Вадим вскинул брови, словно взлетевшие на крыльях восторга. – Эту формулу нужно отлить в бронзе, тогда я точно буду вкушать не ливерную похлёбку, а вырезку, тающую во рту.

– Брось прибедняться, Вадим! – Георг говорил с неприкрытой иронией. – Мне кажется, ты давно восседаешь на троне и пируешь в лучших чертогах города!

– С чего такие выводы? – Вадим криво усмехнулся, словно отведал лимонной кислоты.

– Да ладно тебе! – воскликнул Георг, не отрывая взгляда от дороги, словно выискивал там истину. – Во всём нашем гаражном кооперативе знают, кому принадлежал твой гараж и этот «Мерседес» до тебя.

– И кому же? – с притворным любопытством поинтересовался Вадим.

– Да кому же ещё, как не генералу КГБ, у которого сундуки ломились от сокровищ, а единственным наследником был внук по имени Вадим, – Георг лукаво прищурился.

Вадим разразился фальшивым смехом, словно захлебнулся ядом, а затем, сплюнув сквозь щель опущенного стекла, зловеще прошипел:

– Этот старый хрыч, кроме затхлой квартиры, пыльного гаража и ржавой машины, ничего путного мне не оставил. Все свои несметные богатства он завещал государству, наивно полагая, что с перестройкой жизнь пойдёт по маслу. Если бы он отписал мне хотя бы жалкую десятую часть своих картин и коллекций, возможно, я и купался бы сейчас в золоте.

– Квартира и гараж в наше время тоже тянут на целое состояние, – перебил Вадима Георг. – Если с умом распорядиться этой недвижимостью, можно сколотить неплохой капитал. Ты же вроде как приобрёл себе аптеку? Выходит, сорвал куш с деда, а ещё его ругаешь.

Если бы Вадим заглянул в этот момент в глаза Георгу, он бы увидел там лишь ледяное недоверие, клубящееся, как змеи в логове. Не подозревая, какие гнусные мысли роятся в голове у этого скользкого дельца, Вадим продолжал изливать душу, одновременно жалуясь на судьбу и хвастаясь своими достижениями:

– Допустим, не аптеку, а жалкую лавчонку, где мы с женой гнём спину от зари до зари, – поправил Вадим. – Но это приобретение стоило мне нечеловеческих усилий. Я из кожи вон лез, чтобы хоть немного почувствовать себя человеком. Приходилось затягивать пояс потуже и питаться святым духом, но это всё в далёком прошлом. Сейчас, кажется, жизнь налаживается. И всё благодаря старинным монетам, которые я случайно обнаружил в квартире у своей матери. Надо будет по возвращении из Германии ещё раз там покопаться. Глядишь, ещё что-нибудь отыщу.

Георг насторожился, словно учуял запах крови, но расспрашивать про монеты не стал.

Вадим же не удержался от соблазна и украдкой перевёл взгляд с дороги на Пифагора, нежно погладив его по голове:

– Думаю, моим скитаниям скоро придёт конец, – продолжал он, словно исповедовался. – Замаячила на горизонте радужная перспектива наладить свою жизнь.

Георг бросил мимолётный взгляд на руку Вадима, почти с благоговением обхватившую голову Пифагора:

– Веришь в сказки? – с ядовитой усмешкой спросил он.

– Ты о чём, дружище? – не убирая руки с головы Пифагора, недоумённо спросил Вадим.

– Я о том, что ты сейчас тискаешь в руках, – спокойно ответил Георг. – Когда я учился в шахматной школе-интернате, наш тренер советовал нам брать на соревнования свой талисман, чтобы удача всегда была на нашей стороне. Я выбрал себе в талисманы маленького плюшевого енота, который, по правде говоря, не помог мне выиграть ни одного серьёзного турнира. Да и, честно говоря, мало кому из наших шахматистов улыбалась фортуна, даже тем, кто денно и нощно молился на своих идолов. Тогда я и понял, что для того, чтобы чего-то добиться в этой жизни, нужно не уповать на чудо, а вкалывать, как проклятый, и шевелить мозгами не только над шахматной доской. Только ты сам кузнец своего счастья, и никто больше! Так что можешь сколько угодно гладить свою резную куклу, можешь даже расцеловать её в засос, от этого ты умнее и богаче не станешь.

– Да причём здесь кукла, – отмахнулся Вадим и отдёрнул руку от головы Пифагора. – Это всего лишь копилка для звонких монет, которыми со мной расплачивались случайные попутчики. Я надеюсь заключить долгосрочный контракт в Германии с одной солидной фирмой. Вот тогда я заживу на широкую ногу. А в этом мне помогут родственники, пустившие корни в этой благодатной земле.

– Без надёжных компаньонов тебе, Вадик, будет сложно тянуть такую лямку, – неожиданно заявил Георг. – Для долгосрочного контракта нужны немалые деньги. Я уже обжёгся на этом в Польше. Мне такую сумму заломили, что я тут же сдулся, как проколотый мячик. Сел в свою колымагу и поехал обратно в Россию. Все мои радужные планы рухнули в одночасье. После этого я стал волком-одиночкой. Удача была на моей стороне, надо отдать ей должное, но сейчас времена другие. В одиночку провернуть крупное и прибыльное дельце практически нереально. Задавят конкуренты или налетят бандиты, как коршуны на добычу.

– Не себя ли ты предлагаешь в компаньоны? – вальяжно развалившись в кресле, спросил Вадим.

– А что, я не гожусь? – Георг резко затормозил. – Опыт у меня есть, да и деньжата, хоть и небольшие, но имеются. Скооперируемся и рванём вперёд, как болид «Формулы-1». Главное, чтобы впоследствии никто не тянул одеяло на себя, – вот в чём заключается надёжный бизнес.

Вадим демонстративно зевнул во весь рот и приоткрыл дверцу автомобиля:

– Первое правило бизнеса мне известно, а твоё предложение, возможно, я рассмотрю, но только после предварительных переговоров с немцами.

Вадим выскочил из машины и направился к обочине дороги. Окинув взглядом окрестности и убедившись, что на трассе ни души, он облегчился. Георг же в это время не сводил глаз с Пифагора. Стукнув пальцем по фигурке и услышав приглушённый звон, он приоткрыл верхнюю часть головы. Заглянув внутрь и увидев, что она доверху набита золотыми червонцами, он поспешно захлопнул крышку и ещё раз пристально посмотрел в глаза Пифагора. Ему показалось, что чёрный колдовской отблеск вспыхнул в его глазах и тут же погас, отчего ему на мгновение стало жутко не по себе.

Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

«Эта вещица не так проста, как кажется, – пронеслось у него в голове, – и не для того он её прилепил к панели. Буквально позавчера этой копилки ещё не было в помине. А сегодня в моей машине красуется этот бородач, набитый монетами, словно рождественский чулок. Не иначе Вадик что-то недоговаривает, и цель его визита в Германию не только покупка автомобиля и заключение контракта, а нечто большее, – несомненно, сбыт этой копилки…»

Вадим, закончив свои дела, бесшумно вернулся в автомобиль и, дотронувшись до локтя Георга, который сидел с закрытыми глазами, громко произнёс:

– Поехали, нас ждут великие дела! Трасса свободна, гаишники ещё ни разу не останавливали. И самое главное, бандиты под колёса не бросаются.

Георг, прежде чем тронуться с места, чиркнул спичкой и прикурил сигарету, затем, посмотрев в зеркало заднего вида, повернул ключ зажигания и хрипло произнёс:

– Не дай бог с этими чертями повстречаться. Обоберут до нитки. Я пару раз попадал в переплёт с ними. Не на этой, конечно, трассе, а на Урале. Один раз отделался сотней баксов, а в последний раз мне встреча с ними обошлась в две тысячи долларов. А когда я в Польшу ездил по этой же дороге, ко мне ни одна шавка не привязалась. Чисто всё было. Поэтому я и согласился на эту авантюру. Но зато в нашем городе мне приходится отстёгивать им дань за свой мутный бизнес.

Вадим не счёл нужным рассказывать ему о разговоре, который у него состоялся перед отъездом с дедом. Он был уверен, что вор в законе по кличке Таган, давно отошедший от дел, обеспечил их машине неприкосновенность на трассе. К тому же предостережение мудрого родственника насчёт порядочности Георга заставило его задуматься. Дед редко ошибался в людях. Эту удивительную проницательность Вадим давно подметил в нём. Несколько раз он заставлял Вадима краснеть, когда тот замышлял какую-нибудь пакость, гостил у них в летнее время. После этого Вадим не особо старался докучать своими визитами в дом Чашкиных. Не хотелось быть прозрачным для деда. А если и приходилось навещать, то старался не попадаться ему на глаза, чтобы не портить себе настроение. Он временами уважал и временами побаивался этого старика, хотя по жизни считал его родственной душой и называл, как и генерала, только дедом. Сейчас же Вадим, находясь в другом государстве, откинув голову на подголовник кресла, думал о нём с восхищением и огромной благодарностью.

«Всё складывается как нельзя лучше, – думал Вадим, – а это добрый знак. Не иначе как на шоколад пересяду! А к Георгу нужно присмотреться повнимательнее. Похоже, он скользкий тип…»

В Лейпциге

Они без приключений миновали Белоруссию и Польшу. В Лейпциге словно тень из прошлого, поздним вечером внук генерала возник на пороге квартиры своих родственников. Георг стоял за ним навьюченный сумками и гостинцами.

Морис, оторванный от привычной тишины, застыл в дверях, словно пораженный нежданным визитом. Взгляд его, полный недоумения, скользнул по Георгу, а затем с удивлением задержался на Вадиме.

– Вадим? Неужели это ты? – прозвучал вопрос, полный немого изумления.

– Я собственной персоной, – отозвался Вадим, вручая хозяину сумку. – Это вам от матери и деда. К Альбине не заходил – баба Наташа сказала, что они всей семьей укатили в Сочи, к морю.