Проникновение бесплатное чтение

Пролог

Открытая площадка башни поблескивала в свете заходящего солнца. Я прочертил когтями борозды, добавив очередную метку черному граниту. Встряхнулся, поднялся и кивнул застывшим у лестницы стражам. Те одновременно склонили головы, приветствуя меня.

В нижних комнатах тлели угли в каминах, я протянул ладонь, и пламя вспыхнуло, склонилось к пальцам. Но мне некогда было играть. Отстегнул оружие, положил его на подставку. День выдался тяжелым и длинным, поспать в эту ночь почти не удалось. Я размял шею, пытаясь взбодриться. Два часа сна за несколько суток — это мало даже для риара.

Вот только заканчиваться мой день, похоже, не собирался.

Осторожный стук в дверь и запах доложили мне о визите.

— Входи, Ирвин, — разрешил я.

А-тэм поклонился на пороге, показывая ладони, как того требовала традиция. Я устало махнул рукой.

— Говори. Коротко и по делу. Я жутко устал.

— Конфедерация, Сверр. — Голубые глаза Ирвина насмешливо блеснули. — Прислала очередное послание.

— Почтовым голубем? — хмыкнул я. — Или они уже дошли до узелковой письменности?

— На этот раз обычная бумага, — развеселился Ирвин, довольно бесцеремонно подходя к моему столику с кувшином отличного вина из Шероальхофа. Наглый Ирвин налил себе, не стесняясь, выпил, причмокнул. — Они пишут нам на всех известных Конфедерации наречиях, уверяют в добрых намерениях и ждут ответа из потерянных земель. Соблазняют невиданными достижениями прогресса, которые нам позарез нужны.

Ирвин налил себе еще, пользуясь тем, что я задумчиво глазел в окно, а не на своего а-тэма.

— Думаю, послание вполне пригодится мне для определенных нужд, хотя бумага, конечно, жестковата…

— Мы им ответим.

Я по-прежнему смотрел в окно на величественные горы, на сине-зеленый лес, на изрезанный берег фьорда и темные воды… Бездонные, как утверждает а-тэм.

— Что? — Ирвин наконец отмер.

— Мы ответим. — Я обернулся, встретил ошарашенный взгляд. — И пригласим их к себе. Я сам напишу это приглашение. Да, мы будем рады увидеть в гостях наших потерянных братьев, наших долгожданных родственников с той стороны Великого Тумана. Мы столько лет ждали этой встречи. И конечно, мы жаждем покориться Конфедерации.

А-тэм подавился вином и закашлялся, я мстительно остался на месте, не торопясь постучать его по спине. Нечего хлестать мое вино.

— Ты сошел с ума, мой риар? — наконец сипло выдавил Ирвин, широко распахивая глаза.

Я окинул его надменным взглядом, и а-тэм сник.

— Зачем? Не лучше ли просто промолчать, как в прошлый раз? Как во все прошлые разы?

Я покачал головой, размышляя.

— Принять? — На невозмутимом лице Ирвина возникло недоумение. — Но Сверр! Мы не можем пустить к нам людей Конфедерации! Это просто… самоубийство!

— Нет, — вкрадчиво проговорил я, прищуриваясь. План, еще смутный, но уже впечатляющий, вырисовывался перед внутренним взором. — Это то, что нужно сделать. Мы слишком долго молчим, мой а-тэм, а это может внушить страх. Опасения. Ненужные мысли. Но нам надо еще немного времени. Времени и знаний. Того, что уже есть, недостаточно. Мы примем людей. Мы успокоим их. Покажем, дадим попробовать, убедим в их превосходстве и силе. Усыпим бдительность. О да, — я предвкушающе улыбнулся. — Мы примем гостей.

— Но что мы им покажем? — не выдержал Ирвин.

— Гораздо важнее то, что мы им не покажем, — усмехнулся я, усаживаясь за массивный стол и доставая принадлежности для письма. — Скажи, племя у подножия Горлохума живет там же?

— Да, но… Ты говорил, что Конфедерация считает нас варварами, Сверр. Зверьми, — тихо добавил Ирвин.

Я поднял голову.

— А разве это не так, а-тэм? — оскалился я.

Глава 1

— Госпожа Орвей, как долго продлится экспедиция в мир варваров? Сколько человек туда отправится? Вы не боитесь ехать к этим примитивным созданиям? Правда, что у них принято брать женщину, когда и где захотят? Вас не пугают варварские обычаи? Ваш муж согласен отпустить вас, госпожа Орвей?

Я мягко улыбнулась, сдерживая желание заорать. Конференция длилась уже третий час, и Сергей поглядывал умоляюще, без слов уговаривая меня потерпеть. Я снова улыбнулась. Ради Сергея я готова сидеть здесь до утра.

— Мой муж не может возразить, потому что у меня его нет, — легко ответила я на вопрос бойкой журналистки. Раздались сдержанные смешки. Но я уже стала серьезной и вновь склонилась к микрофону. — А если бы был, то, думаю, понял бы важность той миссии, которая возложена и на меня, и на нашу экспедицию. — Зал притих, слушая. Я постаралась отрешиться от вспышек фотокамер и продолжила: — Почти тысячелетие мир фьордов отделен от нашего непроницаемой стеной. Я не буду подробно вдаваться в историю и рассказывать, как это произошло. Думаю, здесь собрались знающие и умные люди, — еще один одобрительный смешок на мою маленькую лесть. На стене, повинуясь нажатой кнопке, возникла интерактивная карта мира. Я поднялась и очертила лазерной указкой территорию между скальной грядой и океаном. — И всем известно, что примерно в 873 году произошло извержения вулкана Линторен, и огромный пласт земель оказался отделен от остального материка стеной пепла и тумана. Мы привыкли называть эти потерянные земли фьордами, хотя доподлинно неизвестно, что они из себя представляют. Мы лишь знаем, что развитие в нашем мире и в мире за стеной пошло разными путями. Наши зонды и разведчики смогли принести нам отрывочные сведения, которые все же удалось сложить в единую картину. Из которой мы можем делать весьма скудные выводы, господа. Но судя по этим данным, мир фьордов остался на довольно примитивном уровне, без малейшего следа научно-технического прогресса. И да, вы правы. Населяющие его народы — это в основном варвары и полузвери, далекие от нашего уровня развития. Их обычаи, нравы и образ жизни кажутся нам, цивилизованным людям, не только примитивными, но и вопиюще безнравственными. Именно поэтому так важна просветительская и исследовательская миссия к фьордам, господа. Мы, все мы, каждый человек нашей Конфедерации, несем ответственность за планету. За ее развитие, благополучие и процветание. И огромные пространства фьордов мы просто не можем оставить без внимания и без нашего просветительского ока. Проникновение в мир за туманом — величайший прорыв в нашей истории…

Я говорила и говорила, улыбалась, моргала от вспышек, снова улыбалась… Челюсть уже болела, но я видела одобряющий взгляд Сергея и продолжала.

И лишь когда конференция закончилась, а последний журналист удалился, позволила себе выдохнуть и медленно опустить голову на сложенные руки.

— Ты умница, — Сергей погладил меня по волосам. — Не только талантливый ученый, но и удивительная женщина! Все прошло просто блестяще, Лив!

Я с трудом выпрямилась и устало улыбнулась.

— Не понимаю людей, которые любят находиться на публике, — пожаловалась я. — По ощущениям, эта свора выкачала из меня всю энергию и высосала мозг через трубочку.

Сергей рассмеялся, усаживаясь на край стола. И я вновь залюбовалась его улыбкой. Но лишь миг. Большего я себе позволить не могла. Потерла глаза, словно ощущая под веками битое стекло.

— Эта свора ушла, влюбленная в тебя по уши, — уверил Сергей. — Даже женская половина!

Я недоверчиво хмыкнула.

— Серьезно, Лив, я видел их взгляды, — развеселился мой друг. — Тот парень, с краю, готов был предложить тебе руку и сердце, клянусь! И даже старый хрыч в очках воодушевился и начал улыбаться, радостно демонстрируя отсутствие переднего зуба. А его считают самым лютым критиком-обозревателем журнала «Око», ты знала? Но даже его ты смогла вдохновить. У тебя изумительный дар влюблять в себя людей.

Я обхватила себя руками и зябко поежилась. Я и правда ощущала себя опустошенной.

— Как дела у Мии?

— О, все прекрасно, — Сергей, как всегда, обрадовался, говоря о своей жене. — Она давно зовет тебя в гости, ты же знаешь.

— Дела, сам понимаешь, — развела я руками. — Эта экспедиция не оставляет мне ни минуты свободного времени.

— Да, я знаю. — Сергей стал серьезным, пытливо заглянул мне в глаза. — Лив… я все хотел спросить тебя… ты уверена? Уверена, что тебе нужно ехать? Все эти слова о миссии и прочем, это все, конечно, так, но… Но ведь это опасно! — неожиданно зло сказал он. — Чертовски опасно! Никто еще не был на фьордах! Звери ни разу не одобряли наши запросы! И это приглашение… выглядит подозрительно, разве нет?

— Почему? — удивилась я. — Что странного, что они хотят общения с нами? Мы многое может привнести в их жизнь, Сереж. Образование, медицину, технику! Да, их развитие сильно отличается от нашего, но я верю, что они не настолько примитивны… Они разумны, Сергей! Другие, но разумные. Послание это подтверждает. Мы много лет ждали хоть какого-то отклика с той стороны, и это свершилось!

— Они звери! Дикари! — он вдруг схватил меня за руку. — Боже, Лив! Я понимаю твой ученый энтузиазм, но черт побери! Вспомни тот ритуал, что удалось запечатлеть нашему зонду! Это ведь просто кошмар! Я уверен, что дикари приносят человеческие жертвы!

Я тоже содрогнулась. Да, отрывочные картинки, что мы тогда увидели, внушали ужас любому современному человеку. Голые мужчины вокруг камня, девушка на нем… Кровь. Просто отвратительно…

— Это не доказано, Сереж, — тихо сказала я, мягко высвобождаясь из его рук. — Не переживай за меня, все будет хорошо. Я ведь живучая, ты забыл?

Подмигнула весело, но старый друг не разделял моего оптимизма и по-прежнему смотрел волком.

— У меня дурные предчувствия, Лив.

— Предчувствия? — я рассмеялась. — С каких это пор ведущий специалист Академии Прогресса верит в предчувствия?

Он тоже усмехнулся, взъерошил светлые волосы.

— Ты не передумаешь, да? — насупился Сергей.

Я покачала головой.

— Все уже решено, Сереж. Поздно идти на попятную.

— Ты всегда была смелее меня, — улыбнулся он. В его глазах промелькнуло странное чувство, и я отвернулась. Да, наверное. Просто у меня почти никогда не было выбора. Хотя он прав, в экспедицию к фьордам я записалась сама. Мою кандидатуру рассматривали дольше других. И да, я была единственной женщиной в этой поездке за туман. Надо признать, когда я думала об этом, душу охватывал страх. Но… я должна поехать.

— Ясно, — вздохнул друг. — Довезти тебя до дома?

— Нет, я хочу завершить доклад.

— Ты неисправимый трудоголик, Лив, — усмехнулся Сергей с привычной бесшабашностью. — Ладно, не засиживайся допоздна!

— Не буду.

Я подождала, пока Сергей уйдет, постояла у окна конференц-зала, глядя на подъездную дорожку. И лишь когда ярко-красная спортивная машина вылетела за ворота, тоже натянула куртку и пошла на выход.

На улице собирался дождь. Асфальт пах сыростью и приближающейся осенью. Мне всегда казалось, что у нее вкус тлена, с горчинкой на языке. И это всегда было мое самое нелюбимое время. Потому что осенью на меня накатывало такое, что я с трудом удерживалась от слез. Если бы кто-то из коллег знал, что таится под вечной бесстрастностью одного из ведущих антропологов Академии! Но, конечно, я никому и никогда не позволю об этом догадаться. Даже Сергею. Тем более — ему.

Я вздернула подбородок и решительно двинулась к подземной парковке.

Как я и ожидала, дождь хлынул, стоило выехать за ворота.

Глава 2

В состав экспедиции одобрили восемь человек. Все — достойные члены Конфедерации и отличные специалисты. Впрочем, я тоже уже не робкая девочка, которой была когда-то. Я ведущий антрополог Центральной Академии Прогресса, преподаватель и ученый. И это в мои двадцать семь лет. Возраст я старюсь не афишировать, чтобы не будить в мужчинах ненужной зависти и негодования. Хотя члены команды давно и хорошо знают меня, так что среди этих людей я чувствовала себя спокойно. Особенно обрадовало, что начальником экспедиции был назначен мой любимый профессор и учитель — Максимилиан Шах. Этот седовласый мудрый мужчина и сейчас вызывал во мне тот же трепет почтения и уважения, что и в тот день, когда я впервые перешагнула порог Академии.

— Оливия, а вот и вы! — Макс улыбнулся, когда я поднялась на вертолетную площадку.

В день отлета экспедиции выглянуло солнце, впервые за прошедшую неделю, и я посчитала это добрым знаком. Тепло пожала руку профессору, кивнула остальным членам команды. Четверо военных, четверо ученых. В приглашении дикарей было четко указано: они готовы принять не более восьми человек.

Не дикарей. Ильхи, дети скал и воды, народ фьордов. Так они назвали себя в послании. У нас же значились как «примитивная и неразвитая форма жизни». Мое сердце вновь замерло и совершило кульбит от предстоящих перспектив. Своими глазами увидеть то, что мы могли наблюдать лишь на редких видео с зондов? Окунуться в мир фьордов, понять и прочувствовать потерянную цивилизацию? Увидеть их мир? Да, это дорогого стоит.

Главное, вернуться оттуда живыми.

— Готовы, Оливия? — спросил Максимилиан.

Я уверенно кивнула профессору.

— Конечно. Готова.

Мы придержали шапки, наблюдая за садящимся вертолетом.

Стена тумана, разделившая два мира, находилась на северной границе Объединенной Конфедерации. Туда нас и доставит самолет Академии. Значит, сначала полет до аэродрома, потом полет до стены. После — несколько километров пешком, потому что на подъезде к туману любая техника выходит из строя.

А возле стены нас должны встретить и открыть проход, закрытый от людей.

Я набрала в легкие воздуха.

— Готова, — повторила тихо.

Сергей не пришел меня проводить. Впрочем, я сама сказала, что это лишнее.

Дорога показалась мне слишком быстрой, может, оттого, что я все-таки нервничала. Уже в самолете члены команды стали серьезными, смех и шутки прекратились. Мы даже не смотрели друг на друга, в последний раз обдумывая свое решение. Еще можно повернуть назад… Теоретически. Но все мы верили в то, что делаем. Поэтому никто так и не заорал: выпустите меня!

В самолете мне даже удалось поспать, хотя обычно я плохо переношу перелеты. Но снотворное сделало свое дело, и я провалилась в дрему без снов. Очнулась, когда мы уже заходили на посадку. В иллюминаторе были видны квадраты земли, горы и стена тумана между скалами. Она начиналась резко и плотно, отделяя людей от фьордов. Конечно, каждый житель земли неоднократно видел стену на картинках, фотографиях и видео. Я наблюдала ее и вживую, в студенческие годы нас привозили сюда на экскурсию. Помню, тогда она меня поразила. Потому что ни одно фото не способно передать подавляющую мощь этой туманной преграды. Проникнуть за нее невозможно, люди терялись в белом мареве и умирали, так и не найдя выхода. Любая техника глохла, нам лишь удалось забросить несколько раз зонды, спрятанные в семенах дерева. Те немногие изображения, что мы получили, испугали и шокировали человечество.

И все же мы точно знали, что ильхи не только существуют, но и разумны.

Я потянула свой рюкзак и встряхнулась.

Что ж, пора узнать фьорды поближе. В конце концов, это то, ради чего я училась и работала долгие годы.

— Выходим, — сурово кивнул статный военный. «Юргас Лит. Безопасность» — значилось на металлической табличке его мундира. Да, у нас были такие обозначения, правда, мы не были уверены, что дикари умеют читать. Но ведь они ответили на наше послание! Коротко и сухо, но ответили… Значит, письменность им все же знакома, и язык у нас один.

Я вздохнула. Закрытые от людей фьорды столетиями были источником возникновения мифов и небылиц. Чего только о них не рассказывали! Пора развеять хоть часть этих сказок. Ну, или добавить новых.

Я закинула рюкзак на плечи и вышла на трап самолета: Солнце спряталось за тучи, хотя дождя не было. Ровной шеренгой мы спустились на землю, оглядываясь на командира и Макса.

— Самолет будет ожидать нашего возвращения, — Юргас осмотрел наши лица. — По условиям соглашения мы пробудем на фьордах семь дней и вернемся в полдень следующего четверга.

— Надеюсь, в том же составе и виде, — пошутил специалист по редким формам жизни Клин Островски.

Юргас пригвоздил его взглядом.

— Шуточки отставить. За стеной неприятеля держаться вместе и соблюдать инструкции. Вопросы есть?

Мы помялись, скрывая улыбки. Военные, что с них взять? Но сразу стали серьезнее, вспомнив, зачем явились сюда. И правда, не на увеселительную прогулку…

Инструкций мы выучили столько, что хватило бы на целую диссертацию. Юргас еще раз окинул суровым взглядом нашу мнущуюся шеренгу и кивнул.

— Следуйте за мной.

Мы гуськом потопали по дорожке, что вилась между зелеными травами, густо произрастающими у стены. Растительность здесь была сочной, яркой, мне казалось, даже в загородном домике моей подруги Клис такой нет. А Клис у меня ландшафтный дизайнер и знает все о травах… Видимо, буйство растений объясняется климатом и стеной тумана, что создает этакое постоянное орошение…

Я размышляла о чем угодно, лишь бы не думать о том, что совсем скоро мы в этот туман войдем. Смертельный туман. Из которого еще никто не вернулся.

На миг стало так страшно, что дыхание перехватило, и я полезла в карман, где держала ингалятор.

— Лив, с вами все в порядке? — обеспокоенно склонился ко мне Максимилиан.

— Да, профессор, — я вытащила руку из кармана, делая вдох. Улыбнулась извиняющейся улыбкой обернувшемуся Юргасу. Пожалуй, ингалятор пока подождет. Макс ободряюще кивнул и пошел вперед.

Через два часа мы приблизились к стене.

Самое ужасное, что чем ближе к ней подходишь, тем менее заметной она становится. Просто изменяется видимость, краски становятся чуть тусклее. Человек и сам не понимает, как увязает в тумане, теряется в нем. И когда оборачивается — уже не видит привычной и ожидаемой картины. Везде остается только туман.

Поэтому здесь давно поставлены обозначения — столбы и натянута колючая проволока. Во избежание. Единственный проход закрыт шлагбаумом, который охраняет сонный постовой. Караул здесь несли по сложившейся давным-давно привычке, хотя никто и никогда не выходил из фьордов. Так что караулили здесь скорее любопытных и бесшабашных, что решат влезть в туман по глупости.

Юргас коротко переговорил с караульным, и шлагбаум поднялся, пропуская нас. Последний рубеж. Я усмехнулась про себя. Что ж, госпожа Оливия, вы всегда мечтали об открытиях. Так что — вперед.

Наш отряд притих, все настороженно рассматривали белую пелену впереди. Клин сложил пальцы защитным треугольником, приложил ко лбу. Максимилиан что-то шептал. Неужели молитвы Единому? Кто бы мог заподозрить профессора в религиозности? Я не стала ни молиться, ни просить защиты у вечных сил. Я просто пошла за Юргасом, переставляя ноги и пытаясь не думать, что будет, если дикари нас не встретят.

Туман уплотнялся, назад мы не оборачивались. И даже друг на друга не смотрели, страшно было. Члены отряда цеплялись взглядом за спину идущего впереди участника экспедиции. На каждом мундире имелась светоотражающая полоса, она пересекала спины желтой чертой, словно луч света. Вот на эти лучи мы и ориентировались. Звуки дыхания и шагов вязли в тумане, а время растягивалось сладкой патокой. И вот уже кажется, что мы двигаемся в этом мареве бесконечно долго. Года. Или, может, столетия…

— Стоп! — голос Юргаса прозвучал неожиданно громко, и я увидела, как вздрогнул идущий впереди Клин.

— Что случилось? — поинтересовался профессор за моей спиной. Я хотела пожать плечами, потому что, как и все, не знала, но осеклась. Туман внезапно начал редеть, словно подхваченный порывом ветра, хотя движения воздуха не было. Но несколько метров земли вдруг обрели четкость, образуя пятачок, на котором стояли члены экспедиции. А потом…

— Глазам своим не верю… — чуть слышно произнес Клин.

Из марева начали появляться они. Ильхи. Не менее десятка. Бронзовые голые торсы — безволосые и с такой впечатляющей мускулатурой, что даже мужчины засмотрелись. На бедрах — черные и клетчатые куски ткани, открывающие тазовые кости и заканчивающиеся у колен. Ниже — шкуры, обмотанные вокруг ног и служащие обувью. На плечах — тоже мех, причем вместе с мордами животных. Волки, лисы, ягуар… мой взгляд переместился выше, на лица. И я вздрогнула. Провалы глазниц, окровавленные лбы, губы, щеки! Чудовища! И лишь через минуту я поняла, что вижу маски, измазанные кровью. Вернее — черепа каких-то крупных животных, надетых на головы варваров.

Жуть!

Юргас очнулся первым, что и понятно, ему к кошмарам не привыкать. Кажется, наш командир имел Ленту отваги и был участником военных действий. Он разжал руку, что судорожно искала рукоять пистолета, и сделал мягкий шаг вперед.

— Меня зовут Юргас Лит, я командующий экспериментальной экспедицией к фьордам. Ваше руководство одобрило наш визит. Поэтому я прошу предоставить нам сопровождающих и переговорщиков.

Я чуть слышно хмыкнула. Да, а вот с дипломатией у Юргаса, кажется, проблемы. Не мог еще пафоснее речь произнести?

Ильх, стоящий с краю, повернул ко мне голову и уставился в лицо пустыми глазницами черепа. На его плечах лежала шкура черного волка, а за темными провалами костей я вдруг увидела золото радужек. Или мне лишь почудилось? И еще казалось, что варвар рассматривает меня. Внимательно, остро, неотрывно. И стало не по себе. Жутко стало. Что у них на уме? Бронзовые тела ильхов казались отлитыми из металла и неживыми.

— Вы слышите? — повысил голос Юргас. — Вы понимаете человеческую речь?

Профессор рядом со мной издал протестующее шипение. Ильх с волком на плечах медленно повернул голову и посмотрел на нашего командира. И сделал ладонью жест, который можно истолковать лишь как «следуйте за нами». Бронзовые дикари бесшумно распределились и слаженно взяли нас в кольцо. Черный волк двинулся вперед, члены экспедиции — следом. Ильх шел, не оборачиваясь и не издавая ни единого звука. В белом мареве вновь вернувшегося тумана силуэты в шкурах казались то призраками, то жуткими чудовищами из кошмаров. Я смотрела на черный мех, чтобы не упустить его из вида, потом — на спину, что виднелась из-под этого меха. Не помню, чтобы когда-нибудь видела подобную спину. Широкая, бронзовая, с четким рисунком рельефных мышц. Широченные плечи и руки с буграми мускулов и переплетением сухожилий. Позвоночный столб, который привык к тяжелым нагрузкам. Две ямочки у поясницы. Верх крепких ягодиц, что виднелся из-под набедренной повязки.

Как антрополог, я могла с уверенностью сказать, что вижу перед собой великолепный образец мужского тела. Даже, я бы сказала, наилучший из всех, что довелось мне увидеть. С такого тела надо лепить скульптуры и выставлять в государственном музее, дабы люди могли увидеть эталон.

В горле внезапно пересохло, и я сглотнула. И споткнулась, когда ильх обернулся. Снова блеснуло золото в глазницах черепа. Острый взгляд пригвоздил меня к месту.

Я испуганно облизала губы и посмотрела направо, где все время шел Максимилиан. Но его там не было. Рядом со мной вообще никого не было, кроме этого жуткого ильха с черным волком на плечах. Он сделал мягкий шаг, ноги в меховых унтах бесшумно скользнули по земле. Я вздрогнула, пытаясь сдержать крик ужаса.

— Мы потерялись? — глупо спросила я, чтобы хоть что-то сказать. Тишина давила на плечи, как и туман, как и неподвижная, угрожающая фигура ильха. Он склонил голову с окровавленным черепом, а потом… Потом поднял руку и коснулся моего подбородка. Я сжала зубы, удерживая крик. Нельзя показывать зверям свой страх. Нельзя кричать, поворачиваться спиной, бежать. Нельзя. Даже если очень хочется. И поэтому я стояла, до боли выпрямив спину, подняв голову и неотрывно глядя на этот череп, за которым скрывается лицо. Горячий мужской палец погладил мою щеку. Ильх склонился ниже и вдруг шепнул:

— Боишься?

Я так удивилась нормальной человеческой речи, что даже перестала бояться. Но кивнула честно.

— Да.

— Чего? — так же тихо произнес ильх. Сейчас я видела его глаза — золотые радужки, расширенные зрачки, темные ресницы.

— Что? — не поняла я.

Палец варвара скользнул по моей коже. И коснулся губ.

— Чего ты боишься? — в тихом голосе прозвучала насмешка.

Я опешила. Чего я боюсь?

— Э-э… Смерти.

— Лжешь… — он снова тронул мои губы, и я осторожно отодвинулась.

И внезапно осознала, что ильх прав. Да, смерть меня не пугала. Я ученый и понимаю, что смерть — лишь часть бытия, неизбежность. И потому нет смысла растрачивать на нее свой жизненный ресурс.

Ильх отчетливо усмехнулся. А потом убрал руки и отвернулся, молча устремившись в туман. Я двинулась следом, слишком обескураженная, чтобы думать или анализировать. И что это было? И кто он?

Одно утешало. Варвары фьордов вполне разумны и умеют разговаривать. Связно и осмысленно. Похоже, они не так примитивны, как мы думали. Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться.

Глава 3

Туман закончился так внезапно, что я не успела это осознать. Моргнула — и увидела, что мы стоим возле узкого прохода между скалами. И что рядом находятся все участники экспедиции. Профессор обрадованно улыбнулся, увидев меня.

— Лив! Слава Единому, вы здесь! С этим туманом что-то неладное, вы заметили? Я не смог определить природу этого явления… Надо бы взять образцы, вот только не уверен, что получится…

— Они нас понимают, — шепнула я профессору. Тот ответил быстрым взглядом и кивнул.

— Ты с ними разговаривала?

Я не успела ответить, а Макс осекся, когда ильх в шкуре красной лисицы поднял ладонь, привлекая наше внимание. А потом показал на узкую щель в скалах, что темным провалом темнела впереди.

— Совсем не хочется туда лезть, — проворчал Клин.

— Поздно, — хмыкнул Юргас, устремляясь во тьму. — Шевелитесь!

Вслед за ильхами мы прошли сквозь гранитный туннель и вышли с другой стороны. И замерли на краю открытой площадки. Налетевший порыв ветра заставил на миг зажмуриться, я заморгала, привыкая к свету. А потом не сдержала изумленный и восхищенный возглас.

— Мать вашу… Ущипните меня! — прошептал рядом военный, имени которого я не запомнила.

Я согласно кивнула, зачарованно рассматривая раскинувшийся перед нами пейзаж. Величественные горы, укутанные на вершинах снежным покрывалом и изумрудно-зеленые на склонах. Бесконечно-синяя вода, что змеилась в изрезанных ломаных берегах. Леса и озера невероятного мира, что никогда не видели люди. Дрожащие над водопадами радуги. Парящие стаи белых птиц. Небо невероятной синевы, отражающееся в воде.

От увиденного захватывало дух и почему-то хотелось плакать. Я ощутила слезы, катящиеся по щекам, а удары сердца грозили пробить грудную клетку.

Никогда в жизни я не видела подобной красоты, таких невероятных красок, не ощущала вкуса соли, приносимого ветром, не вдыхала миллионы запахов, что окутывали нас на этой скале. Я, лабораторная мышь, привыкшая к стерильной атмосфере Академии и сырому асфальтному запаху города, оказалась не готова к подобному.

Пальцы судорожно сжали баллончик ингалятора, я сделала шаг назад, за спины мужчин, и поднесла спасительный сосуд ко рту. Короткий вдох и горький вкус лекарства, стирающий панику. Члены экспедиции не обратили на меня внимания, слишком поглощенные невероятной картиной, а вот ильх в черной шкуре наблюдал за мной внимательно. Я изобразила дружелюбную улыбку, показывая, что мой баллончик не несет угрозы. А то кто их знает, этих аборигенов…

Еще пару минут мы восхищались пейзажем, а потом видимость снова снизилась из-за затянувшего фьорды тумана. Зато мы услышали цокот копыт и увидели повозку, которую тянули странные, незнакомые нам звери.

— Разрази меня чахотка! — оживился Клин. — Это же горные ур-оноки! Но позвольте, разве эти звери не вымерли пятьсот лет назад?

— Вымерли, — буркнул наш лингвист Жан, — у нас. А здесь повозки возят, как видишь.

Я промолчала, рассматривая грубо сколоченный транспорт.

— Значит, колесо они уже изобрели, — чуть слышно пробормотал Макс рядом со мной. — И гвозди, похоже… Так-так! А это у нас что? Очень интересно…

Глаза профессора загорелись исследовательским интересом, и я хмыкнула. Хотя и сама озиралась с любопытством ученого. Паника отступила, задобренная лекарством, и мое сердце вновь стучало ровно. Нам указали на деревянные скамьи в повозках, накрытые шкурами, и мы залезли внутрь. Сами ильхи оседлали тех самых ур-оноков, что походили на лошадей без грив, но с острыми шипами вдоль длинного черепа и гибкой шеи. Да и клыки этих животных указывали на их принадлежность к хищникам, а не травоядным.

Сидеть на жесткой скамье было неудобно, низкий бортик повозки казался слишком хлипким, чтобы опереться на него. «Фьи-и-и-иррр», — закричал ильх-погонщик, и мы довольно резво покатились вниз с холма, прямо в изумрудные высокие травы. Я повернулась боком, схватилась за бортик, опасаясь вывалиться на какой-нибудь кочке. Ур-оноки неслись вперед не разбирая дороги, хотя она была — неприметная колея в зеленом ковре. Но даже такая тропка говорила о том, что дорогой пользуются.

Члены экспедиции с азартом вертели головами, пытаясь рассмотреть больше, но вокруг высился лес. Травы поднимались так высоко, что мы видели лишь стволы, листья и серебристые венчики-метелки на траве, что осыпались на нас мерцающей пыльцой, когда повозка проносилась мимо. Поверх этого леса виднелись снежные шапки далеких гор — вот и весь видимый пейзаж. Ах да, еще было небо. Подняв голову, я замерла, увидев его. Яркая, невыносимая синева и лазурь, расчерченная белыми перышками облаков. Я не помню такого неба в своем городе. Или я слишком давно не поднимала глаза?

Через два часа тряски в повозке мы заметно приуныли и уже не пытались высмотреть хоть что-то в зеленой массе. Картина не менялась. Ильхи скакали впереди и позади, мы подпрыгивали на кочках и ругались сквозь зубы.

— Эй, далеко еще? — не выдержал Юргас.

Нам никто не ответил. Так же как и на повторный вопрос через час и через еще два. Я прикрыла глаза, потому что устала от мельтешения листвы, и стала размышлять о том, что надиктую в диктофон для первого отчета. Каждый наш шаг необходимо подробно описывать, чтобы потом можно было разобраться и проанализировать. Делать запись по дороге я не решилась, но мысленно составляла план будущего отчета.

Прошло еще три часа, и на фьорды опустилась ночь. Резко, одним махом. Травы выцвели, потеряли краски, а потом слились в одну сплошную стену. Зато взамен вспыхнули на бархате неба звезды — огромные, золотые, величественные. Такие яркие, что мы задрали головы, глядя на них. В городе всегда слишком много искусственного света, и звезды почти не видны. А здесь они сияли так, что хотелось лечь в траву и смотреть, смотреть…

— Красиво как, — пробормотал Максимилиан. И почему-то нахмурился. — Занятно…

— У меня от этой скамьи все кишки перемешались, — пробурчал Клин. — Эта дорога когда-нибудь закончится?

— Ну, пока мы тут трясемся, мы, по крайней мере, живы, — философски заметил Жан. — А прибудем, может, там нас и зажарят…

— Вы всегда были оптимистом, — хмыкнул его друг Клин.

Я снова промолчала. Тело и правда ломило от долгой и неудобной позы, но протестовать не было смысла. И когда повозка вдруг выехала на открытую площадку, а потом остановилась, я даже не сразу поняла, что наш путь закончен.

Ильхи вновь окружили нас, спешившись.

— Идите за мной, — скомандовал «волк».

Кряхтя и разминая затекшие тела, мы сползли на землю и вновь завертели головами. В свете звезд и нескольких факелов, воткнутых в землю, мы увидели шатры из шкур и грубого полотна. Их было около двух десятков, рассмотреть подробнее в темноте было невозможно. Фигуры ильхов в этом сумраке вызывали дрожь, особенно их ужасные звериные черепа.

Ильх, который, похоже, был здесь главным, остановился перед нами.

— Дорога утомила вас. Утром я отвечу на ваши вопросы. А пока идите за мной, я покажу, где можно отдохнуть.

Жан радостно улыбнулся, услышав понятную речь, остальные члены экспедиции тоже заметно обрадовались. Мы двинулись вслед за ильхами, но мне преградили путь, отрезая от остальных членов экспедиции.

— В чем дело? — нахмурился Юргас.

— Женщине нельзя проводить ночь в одном доме с мужчинами. Женщина должна быть отдельно, — пояснил все тот же ильх. Остальные по-прежнему молчали.

— Что? — опешила я. — То есть?

— Женщина отдельно, — резко повторил «волк», в его голосе скользнули командные нотки.

Юргас нахмурился, явно не зная, как поступить. Не хотелось спорить с аборигенами или нарушать их табу. К тому же я так устала, что была согласна провести ночь в женском шатре, лишь бы, наконец, вытянуться на горизонтальной поверхности.

— Не переживайте, Юргас, со мной все будет в порядке, — успокоила я нашего начальника службы безопасности. — Разделение по половому признаку — нормальное явление для многих народов. Не будем противиться традициям наших гостеприимных хозяев.

Юргас недовольно насупился, но голову склонил.

Пока я говорила, ильх в черной шкуре смотрел на меня, я прямо чувствовала взгляд, прожигающий мне кожу. И заглянула в провалы глазниц его маски.

— Я готова идти, — сказала я как можно доброжелательнее.

Он медленно кивнул и шагнул в сторону темных шатров. Я же кинула последний взгляд на своих коллег, что смотрели обеспокоенно и тревожно. Улыбнулась, всем своим видом показывая, что ничуть не боюсь. И пошла за ильхом.

Вокруг стояла тишина. Вязкая и густая, как и эта ночь. Не было слышно ни сверчков, ни других насекомых. Возможно, они здесь просто не водились. Провожатый остановился у крайнего шатра, откинул полог и замер, пропуская меня. Я осторожно ступила внутрь, ожидая увидеть местных женщин. Но внутри было пусто. Постель из уже привычных шкур, очаг с горячими камнями и котлом, угол, в котором стояло несколько глиняных мисок и круглый тусклый камень, что освещал убранство. Я остановилась, оглядываясь.

— То есть… я буду здесь одна? — удивленно повернулась к мужчине.

Он кивнул и ткнул пальцем.

— Спи. Я приду утром.

Ткань полога опустилась за ним, закрывая вход. Я еще постояла, хлопая глазами. А потом пожала плечами. Изменить ситуацию я все равно не могу, так что лучше принять ее как есть. С облегчением скинула с плеч тяжелый рюкзак, сняла обувь и куртку. Потом, прислушиваясь к звукам снаружи, присела у котла, в котором плескалась теплая вода. Умылась. Достала из рюкзака влажные салфетки и с их помощью привела себя в порядок.

Из-за шкур не долетало ни шороха, словно мир вокруг вымер. Или застыл. Я помялась, размышляя, что делать. Потому что у меня была еще одна потребность, которую срочно нужно было удовлетворить. Вот только я не ожидала, что окажусь одна и без поддержки. И не вовремя вспомнила, что я не только ученый, но и женщина.

Однако организм требовал облегчения, и я выглянула из-за шкуры. Глаза привыкли к темноте и стали различать очертания других шатров и деревьев за ними. Недалеко темнели кусты, показавшиеся мне вполне привлекательными. Озираясь и прислушиваясь, я прокралась к ним, расстегнула комбинезон.

— Не здесь, — раздался из темноты голос, и я чуть не наделала прямо в штаны. Фигура ильха словно соткалась из мрака, и я не смогла сдержать раздраженный вдох.

— Проклятие! Ты мог бы не пугать меня! Да я чуть… ладно, неважно. Мне нужно… справить естественную потребность организма, понимаешь? И не мог бы ты просто отойти и дать мне сделать это?

Ильх склонился надо мной.

— Я могу, — в его голосе скользнула насмешка. — Но здесь змеи.

Я отпрыгнула от кустов, с ужасом натягивая на себя комбинезон.

— Идем, — кивнул мужчина. Его силуэт во тьме казался еще массивнее. И мы снова вошли в мой шатер. Ильх сделал несколько шагов и указал на глиняную чашу в углу, которую я не заметила. Ткнул пальцем: — Здесь.

— В… доме? — растерялась я.

Ильх отчетливо фыркнул и снова кивнул. Посмотрел выжидающе.

— Змеи, — повторил он. — Ночью не выходи.

Я покосилась на чашу. Ну, конечно, чего я ожидала? Канализации и водопровода? Размечталась!

— Хорошо, я поняла, — вздохнула покорно. — Спасибо.

Ильх стоял не двигаясь, я же чувствовала себя неимоверно глупо, топчась рядом и придерживая расстегнутый комбинезон. Еще раз осмотрев меня, ильх покачал головой и удалился. Я выждала минуту, прислушиваясь, а потом с облегчением присела над вожделенной чашей. Прикрыла ее широкой глиняной крышкой, посмеиваясь над собой. Да уж, я явно испорчена благами цивилизации. И ночной горшок в углу вызывает во мне приступы брезгливости и желание срочно избавиться от этого сосуда. Но если в траве змеи, то мне и правда лучше воздержаться от прогулки.

Я вымыла руки и села на шкуры в противоположном углу. Достала из рюкзака суперлегкий спальный мешок, встряхнула его, дождалась, пока ткань надуется, и влезла внутрь. Тонкая ткань из ошленового волокна в тот же миг окутала теплом, и захотелось просто закрыть глаза и уснуть. Но я вспомнила о долге ученого и включила диктофон.

— Отчет первый, Оливия Орвей, антрополог. Мы прибыли в поселение ильхов, — негромко начала я. Замолчала, переваривая. Мы прибыли в поселение ильхов! На потерянные фьорды! Сама не верю, что говорю это!

Выдохнула, сдерживая эмоции, и коротко рассказала обо всем, что увидела по дороге, описала поведение и внешность ильхов. И привычно закончила: — Первичные впечатления: ильхи разумны. Они способны приручить диких животных, строят жилища и повозки, шьют одежду и вручную производят глиняную посуду. Пока я видела лишь самцов, но отделение меня от основной группы говорит о гендерных табу местного населения. Скорее всего, мы имеем возможность наблюдать первобытно-общинный строй, основанный на собирательстве и охоте. Экспедицию встретили довольно дружелюбно, признаков агрессии пока не заметила. Общается с нами один ильх, по косвенным признакам он похож на местного лидера. Я слышу в его речи легкое искажение звуков, но слова он произносит правильно. Очевидно, что у нас одинаковая языковая основа. Дальнейшее наблюдение даст более полную картину жизни ильхов. Отчет закончен.

Щелкнула кнопкой и вернула диктофон в рюкзак. А потом с облегчением смежила веки. Несколько сухих таблеток, что я проглотила еще в пути, пока утоляли мое чувство голода. К тому же его глушила усталость. И я решила, что сон мне сейчас важнее еды.

Утром меня разбудили звуки. Я открыла глаза и минуту недоуменно рассматривала темное полотно крыши, не понимая, куда делся мой белый потолок с глазками серебристых встроенных ламп. Потом моргнула и вспомнила. Потянулась на своем ложе, расстегнула спальный мешок. И чуть не заорала, увидев мужчину. Он сидел на пятках, неподвижно, как изваяние забытому богу, и смотрел на меня. А после испуга пришло восхищение, потому что я никогда в жизни не видела такого великолепного образца мужской породы. У моего незваного визитера волосы оказались темными, короткие спереди, на висках сбриты рваными линиями и длинные — до плеч — сзади. В сочетании с янтарными, почти золотыми глазами это выглядело необычно. Мой взгляд метался по лицу: мужественному, с четко очерченными тонкими губами, твердым подбородком и острыми скулами. Нос с легкой горбинкой и пара шрамов над бровью не только не портили этого ильха, но и придавала ему еще больше мужественности. Черная вертикальная полоса пересекала левую щеку, веко и лоб. Обнаженное тело прикрыто лишь набедренной повязкой из куска кожи. На безволосой груди ожерелье из клыков и перьев, красивое и странное. Бронзовая кожа, мощные руки, выгоревшие на солнце волоски на руках и ногах. На шее — широкое черное кольцо из матового камня, похожее на ошейник. Возможно ли, что это означает подчиненное положение данного ильха? Или это лишь украшение?

На вид ильху около тридцати, хотя в этом я могу и ошибаться. И я ни на миг не усомнилась, что это не кто иной, как «волк». Золото его радужек было заметно даже под маской.

Я мысленно прокрутила в голове описание мужчины, чтобы не забыть отметить внешние данные ильха в отчете. Села на постели боком, с трудом удерживаясь от профессионального любопытства и желания потрогать пальцами это скульптурное лицо. Оценить форму черепа, ощупать лицевые кости, изучить мускулы, мышцы, качество кожи! Просто невероятный экземпляр! Но вряд ли это стоить делать прямо сейчас, лучше все же подождать и попытаться наладить контакт.

— Доброе утро, — вежливо поздоровалась я.

Он слегка склонил голову набок, продолжая меня рассматривать.

— Меня зовут Оливия Орвей, — дружелюбно улыбнулась я. — Я антрополог. Ученый, изучающий человекоподобные биологические виды. Наверное, я сказала слишком сложно… — закусила губу, размышляя. И указала на себя. — Я изучаю людей. Таких, как я. Или ты. Понимаешь? А тебя как зовут? У тебя есть имя?

— Человекоподобные виды, — повторил ильх, не моргая глядя на меня. Его тон я расшифровать не смогла. Что было в нем? Насмешка? Непонимание? Просто любопытство? Неясно. Надо сделать пометку об особенностях голосовых модуляций.

— Да, все верно, — ободрила я, стягивая с плеч спальный мешок и приглаживая волосы. — Мы с тобой человекоподобные виды. И если ты позволишь, я хотела бы рассмотреть тебя подробнее… Если это возможно.

Ильх склонил голову набок. А потом легко выпрямился и снял свою набедренную повязку. Я моргнула. Открыла рот. Закрыла. Сглотнула. И истерически покраснела. Словно не ученый-антрополог, а глупая студентка-первокурсница.

Конечно, от неожиданности, потому что опешила, увидев прямо перед собой гладкий, большой и довольно… э-э-э… красивый мужской орган. Он не был возбужден, но даже в таком виде производил впечатление. Сокрушительное.

— Могу констатировать, что детородные органы также соответствуют человеческим, — глухо пробормотала я, пытаясь отвести взгляд от паха ильха.

— Начи снимать? — прозвучало сверху, и я непонимающе моргнула. С трудом подняла голову.

— Что?

— Начи. — Ильх указал на свою ногу, обмотанную шкурой.

— Обувь, — слабым голосом повторила я.

— Снимать? — темная бровь приподнялась. — Ты хотела меня рассмотреть.

И, не дожидаясь ответа, легко наклонился, развязал кожаные шнурки, размотал мех. И снова выпрямился, глядя на меня. Обнаженный. Бронзовый. Совершенный, если не считать многочисленных шрамом на его теле. Я молчала, и ильх сам повернулся, дав мне возможность рассмотреть его сзади. Бронза. Белые росчерки рубцов. Выгоревшие волосы на некоторых местах, там, где у мужчин должны быть волосы… Невероятная спина. Крепкие ягодицы. Развитые мышцы бедер… Ох!

Я сглотнула, а ильх снова развернулся лицом. Стоял, чуть расставив ноги, и смотрел, склонив голову. Не шевелясь. Даже не моргая. Статуя, а не человек! Похоже, смущения или неудобства он тоже не испытывал, значит, ходить обнаженным для ильха норма. Впрочем, это я и так поняла, набедренную повязку трудно назвать одеждой. Я указала на кусок кожи, что сейчас лежал на полу.

— Вы всегда надеваете это? Другой одежды нет?

— Еще есть ширс на случай холодов. И теплый ширс, если горы разгневаются.

— Ясно.

Ширс и теплый ширс, так-так. Не мешало бы на них посмотреть. Сдается мне, это тоже шкуры, но интересно, каким видом шитья они уже овладели! Связывают они шкуры или уже сшивают? Энтузиазм исследователя охладил мое женское смущение. Хотя это было непросто. Да, я ученый, но изучаю в основном скелеты, а не столь живое и мощное воплощение мужской силы.

Я откинула спальник и встала, напомнив себе, зачем я здесь.

— А это что? — протянула руку, желая коснуться темного кольца на шее ильха. И тут же мое запястье оказалось сжато тисками его пальцев. Золотые глаза сузились, зрачки на миг вытянулись в линию. Я изумленно уставилась на них, закинув голову, потому что ильх был гораздо выше меня.

— Никогда. Не прикасайся, — тихо сказал он.

Я хрипло втянула воздух, ощутив неприкрытую угрозу. Что бы я ни сделала, я только что нарушила какое-то важное табу аборигенов.

— Я прошу прощения, — склонила голову, демонстрируя позу покорности и смирения. Так, тон доброжелательный, тональность средняя. Тело расслаблено. Никакой агрессии. — Я не знала. Я не хотела оскорбить вас или обидеть. У нас нет такого. И к нашим шеям можно прикасаться. Я еще раз прощу прощения.

Застыла, удерживая рвущееся дыхание и пытаясь не напрягать тело. Честно говоря, удавалось с трудом. Я просто физически ощущала ужас, что поднимается из глубины моего нутра и затапливает разум чернотой. В глазах поплыли красные пятна, кровь набатом стучала в висках. Бежать, бежать, смерть, смерть… мне казалось, я уже слышу это.

И не знаю, к чему это привело бы, но ильх разжал пальцы, и сразу дышать стало легче.

— Принимаю, — медленно произнес он, — Оливия Орвей.

Я вскинула голову.

— О, ты запомнил!

— Конечно, — ильх усмехнулся и неожиданно улыбнулся. — Это несложно. Твое имя совсем простое. Меня зовут Сверр Рагнар Хеленгвель Хродгейр.

Я набрала воздуха.

— Очень рада знакомству, Сверр Рагнар Хеленгвель Хродгейр. Так говорят там, где я живу.

В золотых глазах на миг блеснуло удовольствие и даже удивление, а я вознесла хвалу своей памяти, во многом благодаря которой в таком возрасте стала одним из ведущих антропологов. Мою способность запоминать называли феноменальной, а я просто радовалась, что она у меня есть.

Ильх медленно кивнул, а потом…

— Теперь я хочу рассмотреть тебя, Оливия Орвей.

Я опешила.

— Что?!

— Я. Хочу. Рассмотреть тебя. Подробно, — повторил ильх так, словно это я была неразвитой аборигенкой.

— Но…

Он хочет, чтобы я разделась! Чтобы сделала то же, что и он, — сняла с себя всю одежду. Но я не могу этого сделать!

— У нас так не принято, — пробормотал я, теряясь под взглядом золотых глаз. Гадство какое… вот же влипла! — Понимаешь, если бы я была мужчиной… Или ты женщиной… но… у нас женщина не раздевается перед незнакомым мужчиной!

— У нас тоже мужчины не раздеваются, — коротко отрезал он. — Но ты ведь хотела меня рассмотреть, Оливия Орвей. Я сделал то, что ты хотела. Проявил… — он свел брови, подбирая слово, — гостеприимство.

— Но это… я не могу! — в отчаянии воскликнула я. Кажется, такими темпами я провалю нашу миссию! И из-за чего? Из-за женских комплексов? Единица, госпожа Орвей, покиньте аудиторию! Грош вам цена как специалисту. Истеричная вы баба, а не специалист! Но я действительно не могла раздеться. От паники я даже начала слегка задыхаться и покосилась на свой рюкзак, где лежал ингалятор.

Я знаю, что в одежде выгляжу вполне нормально. Конечно, далеко не первая красавица Конфедерации, но и не уродина. Темные волнистые волосы до плеч, светло-зеленые глаза, стройная фигура с нужными округлостями. Да, бедра можно бы и уменьшить, а грудь увеличить, но и так я вполне привлекательна.

Но раздеться?

Нет-нет!

Так, главное — не паниковать. Надо воспринимать ильха как… как зверя. Неразумного, нецивилизованного зверя! Я же не смущаюсь, раздеваясь перед котом своей подруги Клис, которого она порой привозит мне на передержку! Вот и здесь почти то же самое…

Я посмотрела в золотые насмешливые глаза и сникла. Не то же самое. Совсем, совсем не то же самое. Пожалуй, мне было бы проще раздеться перед аудиторией студентов в Академии Прогресса, чем перед этим ильхом.

— Я… не могу, — выдохнула обреченно.

— Почему? — ильх сверлил меня взглядом. И снова от одной мысли, что я сниму одежду и встану перед ним голая, краска прилила к щекам. Он резко втянул воздух.

— Это… не принято. Как… — взгляд упал на его шею. — Как у вас не принято прикасаться к обручу! Понимаешь? Табу. Запрещено! Я женщина. Мы не раздеваемся перед мужчинами. Если… если не состоим в отношениях.

— Отношениях?

— Да! Отношения. Брак. Ну или… Или любовь. Чувства. У нас женщина раздевается перед тем мужчиной, к которому испытывает чувства. Ты понимаешь?

Ильх снова приподнял бровь.

— Значит, ваши женщины не раздеваются, когда просто хотят… спариться?

Я, кажется, снова покраснела. Просто замечательно. Да я не краснела со школы! Ни разу! Я была уверена, что и вовсе не умею это делать! А теперь вот третий раз за пятнадцать минут.

— Бывает, — беспомощно пробормотала я. — Если испытывают сильное желание.

— Что надо сделать, чтобы ты испытала сильное желание?

Я на миг закрыла глаза, призывая все свое красноречие. Ну и разум заодно.

— Ничего не надо делать. Я… ученый, понимаешь? Я… — задумалась, не зная, как объяснить. — Я не вступаю в отношения с мужчинами!

Ильх приподнял брови и обошел меня вокруг, рассматривая.

— Почему?

— Моя жизнь посвящена науке! — выпалила я, начиная потихоньку закипать от этих вопросов. — Изучению. Исследованиям. Никаких… отношений! Понимаешь?

— Нет.

Он остановился за спиной, и меня обожгло мужское дыхание у виска. И жар тела, которое было слишком близко. Я попыталась забыть, что это тело еще и обнажено.

— Э-э, это трудно объяснить…

— Даже ученому, что изучает человекоподобные виды? — и снова насмешка. Уже явная, неприкрытая.

Я открыла рот. Да уж, уделал вас варвар, госпожа Орвей. Туше. И вывод: ильхи совсем не глупы. По крайней мере, этот конкретный златоглазый ильх. Скорость его реакций на высоком уровне, сложные слова запоминает с первого раза, отвечает неодносложно.

Интересно.

Краснеть я перестала, потому что женщину во мне отодвинул ученый. Даже не отодвинул, а бескомпромиссно запер в чулане, решив заняться любопытным экземпляром. А ученый у нас, как известно, существо бесполое.

— Давай считать, что мы выяснили два запрета наших народов, — примиряюще произнесла я, оборачиваясь и почти нос к носу сталкиваясь с ильхом. Он и правда стоял слишком близко. — У вас запрещено прикасаться к шее. У нас женщины не раздеваются перед посторонними мужчинами. Но я очень ценю твое гостеприимство. И если хочешь рассмотреть подробнее, то любой из моих… друзей разденется для осмотра.

Сверр медленно склонил голову, и его губы изогнулись в улыбке. Но не разжались. Я сделала еще одну мысленную зарубку. Надо бы осмотреть его зубы как-нибудь… и пересчитать, если получится. Сузившийся в ниточку зрачок не давал мне покоя. Неужели у нас с ильхами все же разный генетический код? Или мне просто почудилось спросонья? Я уже не уверена, что видела тот кратковременный и пугающий миоз. Вот бы сделать анализ крови…

Я кровожадно осмотрела руки ильха с четкими венами. Мне и надо-то пару капелек… Но вряд ли абориген обрадуется, если я воткну в него иглу. А может, удастся разжиться волосками или фрагментами кожи?

Ильх нахмурился и сделал шаг назад. Похоже, я слишком увлеклась с осматриванием и планами. Как бы не настроить ильха против себя, я и так уже сглупила с этим раздеванием. А ведь придется еще и отчет составлять, да подробно обо всем рассказывать… Проклятие! Боюсь, ученому совету совсем не понравится моя стеснительность.

Я подавила раздражение и развела ладони, широко улыбаясь, чтобы продемонстрировать доброжелательность.

Сверр отчетливо хмыкнул, глядя на меня.

— Я тебя понял, Оливия Орвей. — Ильх сделал шаг назад. — Я подожду тебя снаружи. Остальные уже там.

— Все уже проснулись? — обрадовалась я. — Хорошо, я быстро.

Подобрав свои меховые начи и кусок кожи, ильх развернулся и как был, обнаженный, покинул шатер. Я же упала на постель и выдохнула, только сейчас осознав, в каком напряжении находилась.

Нервно усмехнулась и кинулась приводить себя в порядок. Что-то мне подсказывало, что стучать ильх не будет и просто войдет, устав ждать. Не хотелось бы, чтобы он застал меня на том самом горшке.

Глава 4

Торопливо умывшись и оправив одежду, я откинула полог шатра и прищурилась. Сейчас, при свете утреннего солнца, я видела, что жилищ было около трех десятков. Стояли он кругом, в центре располагался сложенный из камней очаг, очевидно, для приготовления пищи. Забор или другие оградительные сооружения отсутствовали. Лишь высились столбы из черного дерева, имеющие причудливую форму и расположенные по периметру лагеря.

Неужели у ильхов нет врагов? А дикие животные? Кстати, надо бы выяснить, какие из них здесь водятся.

За шатрами шумел лес. Совсем не такой, к которому я привыкла. За Краосом — городом, в котором я жила, — тоже был лес, у Сергея там даже был небольшой загородный дом. И, будучи студентами, мы ездили туда на выходные.

Но тогда я не знала, что наш родной лес даже нельзя назвать этим словом. Так, лесок. А вот здесь, за шатрами из шкур… Деревья. Огромные, качающие на макушках облака. Темные шершавые стволы, мох, густо облепивший кору. Изогнутые ветви, широкие листья. Трава у подножия — сочная, густая, высокая. Кое-где, пожалуй, выше моего роста. И все это какое-то основательное, монументальное, исконное. Древнее. Казалось, этим деревьям тысячи лет. И лес этот видел сотворение мира… С сизой скалы справа спадал десяток ниточек-водопадов, которые внизу били в чашу-озеро.

— Это подножие Горлохума, — негромкий голос за спиной заставил меня вздрогнуть. Повернула голову и встретилась со взглядом золотых глаз. — Горы предков.

Я первым делом покосилась на бедра ильха, но они, к счастью, уже были прикрыты куском грубой ткани. Подняла голову и выдохнула. Там, за могучими кронами, синел контур скалы, темнел макушкой, а еще выше лежало белое облако.

— Горлохум сегодня милостив, его дыхание белоснежно, — закончил ильх.

— Вулкан, — выдохнула я. — Вы живете у подножия вулкана?!

Ильх пожал плечами. А я опасливо глянула на облака. Надеюсь, Горлохум не выберет конкретно этот день, чтобы разгневаться и залить все вокруг лавой? Надеюсь, что нет.

— А Горлохум давно милостив?

— Черное дыхание Горлохума не видели уже очень много лет. Не бойся, Оливия Орвей.

— Лив, — автоматически поправила я. И пояснила непонимающему ильху: — Меня можно называть просто Лив. У нас так принято — сокращать имена.

— Они и так коротки, — насмешливо отозвался ильх. Блеснул глазами. — Можешь называть меня… Сверр, Лив.

— Спасибо, — с облегчением произнесла я. Все-таки я боялась споткнуться на его зубодробительном имени.

— Оливия, с вами все в порядке? — ко мне уже направлялся Максимилиан, за ним маячили лица Юргаса и других членов экспедиции. Начальник службы безопасности смотрел на меня с неодобрением, причину которого я понять не могла. Но решила пока не придавать этому значения, возможно, мне просто показалось.

— Все отлично, я замечательно выспалась, — улыбнулась всем сразу. — А как вы?

— Под впечатлением, — признался профессор и махнул рукой в сторону леса. — Вы уже видели? Реликтовые вечнозеленые иршиты, что давно не растут у нас. Исчезнувшие мхи. Деревья. Я чуть не сошел с ума, увидев все это. — Максимилиан снял очки и протер безупречно чистые стекла. Еще по годам учебы я знала, что это означает высшую степень его волнения. Водрузив окуляры на место, профессор покачал головой. — Это неслыханно, Лив. Просто невероятно…

И, бормоча себе под нос, удалился к какому-то кусту. Остальные члены нашей группы тоже выглядели слегка ошалевшими. Может, оттого, что отвыкли вдыхать столь чистый воздух, в котором не было примесей смога или пыли.

— Я покажу вам поселение, — сказал за моим плечом Сверр. — Потом мы вас накормим. Идемте.

Мы вразнобой покивали и пошли за сопровождающим. Селение ожило. Из шатров то и дело выходили ильхи, провожали нас взглядами, понять которые мы не могли. Но агрессии аборигены не высказывали, и через некоторое время даже Юргас прекратил зыркать вокруг исподлобья и убрал руку с парализатора. Осмотр поселения оказался не слишком длительным просто потому, что смотреть было особо нечего. Как я и заметила изначально, три десятка шатров, в которых проживали ильхи. Внутреннее убранство почти идентично. В каждом лежанки со шкурами для сна, грубые очаги в центре, дыры в крыше для воздухоотвода, низкие деревянные столики, на которых высилась глиняная посуда, и различная утварь вдоль стен. Жилища располагались вокруг главного дома — обмазанного глиной, с красной крышей.

— Шиар, — сказал Сверр, указав на него.

— Шиар? Что это значит? — заинтересовался Макс и повернулся ко мне. — Лив, вы заметили, что у ильхов довольно много непонятных нам слов, хотя основа языка одинакова. Вероятно, некоторые слова образовались у них с развитием ремесел или появлением новых предметов, как, к примеру, колесо или игла. Но вот назвали они их уже не так, как мы. Удивительно, правда? Так что означает шиар?

— Шиар — это шиар, — отрезал Сверр, пожал плечами. Мы не стали настаивать, решив, что успеем все разузнать. В том числе и про этот непонятный дом с красной крышей. Пока мы осматривали жилища, инвентарь и повозки с тягловыми животными, ильхов вокруг стало гораздо больше. Они тащились за нами, смотрели не мигая, втягивали воздух, принюхиваясь.

— Изумительный генофонд, — бормотал рядом со мной лингвист Жан. — Просто изумительный. Лив, ты видела?

Я видела. То, что ильхи красивы. То, что они похожи на бронзовые статуи, что стоят у нас в музее антропологии. Что их мышцы развиты образом жизни, а не тренажерным залом, а шрамы получены в бою, а не в салоне какого-нибудь новомодного мастера. Одетые лишь в набедренные повязки и начи, местные жители производили сногсшибательное впечатление. Большинство ильхов оказались светловолосыми, цвет варьировался от русого до пшеничного, радужки — насыщенного голубого или зеленого цвета. Отрезанные от остального мира, варвары сохранили свои первоначальные внешние данные. У них не было возможности смешивать кровь с другими народностями, и потому сейчас я видела перед собой прекрасные образцы генотипа, который почти утерян в современном мире. В Конфедерации уже давно преобладает темная масть. Мои светло-зеленые глаза были почти атавизмом и моей тайной гордостью. А здесь я видела еще десяток мужчин с цветом радужек от мятного до почти лимонного.

Потрясающе!

Но что интересно, каменный обруч темнел лишь на шее Сверра, хотя на большинстве мужчин и красовались похожие украшения, но из кожи. Множество нитей с перьями и звериными клыками, длинные волосы, заплетенные в косички, кожаные ремешки и браслеты, а также мазки красной краской на лицах и телах завершали портрет местного населения. Мне безумно хотелось рассмотреть все это подробнее, но я вновь заставила себя подождать. И уже мечтала о том, чтобы заполучить в свою лабораторию хоть одного варвара! Хотя бы на сутки!

Я очнулась от своих размышлений, поняв, что Жан толкает меня локтем.

— Они смотрят на тебя, — шепнул он.

Я осторожно повертела головой, констатировав, что коллега прав. Ильхи смотрели. Рассматривали даже. Склоняли головы, втягивали воздух, прищуривались. Изучали меня с ног до головы, и на их лицах возникало озадаченное выражение.

— Что происходит? — я инстинктивно шагнула ближе к своим. — Почему они так смотрят?

— И почему мы пока не видели ни одной женщины? — добавил Юргас. Его пальцы снова сжались, желая выхватить из кобуры парализатор.

— Спокойно, господин Лит, — шикнул на него Максимилиан, сверкая стеклами очков. — Обойдемся без оружия!

Один из ильхов отделился от толпы и что-то резко сказал. Гортанно, отрывисто. Совершенно непонятно. Смотрел он при этом на меня. Сверр лениво повернул к нему голову и ответил. Так же непонятно.

— Вот вам и единство языка, — сердито хмыкнул Жан. — Я даже основу не разобрал.

Незнакомый голубоглазый ильх снова открыл рот, в его голосе скользнули гневные нотки. Сверр ответил. Мягко, даже тихо. И толпа ильхов подалась назад. Разговоры смолкли.

Наша маленькая группка в черных комбинезонах со знаком Академии Прогресса на груди тоже застыла, настороженно озираясь.

— Что происходит? — не выдержала я.

— Ничего, — Сверр повернул голову к нам. — Я объяснил, что вы наши гости.

— Почему вы говорите на разных языках? — потребовал объяснений Юргас.

— Я говорю на языке северного фьорда, — негромко пояснил Сверр. — И могу общаться и с вами, и с ними. И на ваше письмо тоже ответил я.

— Невероятно! — всплеснул руками Жан. Маленький и щуплый, он взирал на ильхов как на богов. — Значит, на фьордах даже произошло языковое разделение! Можно попросить их еще что-нибудь сказать? Я хотел бы разобрать основу этого диалекта…

— Да, но позже, — Сверр снова улыбнулся, не размыкая губ. — Думаю, вы проголодались.

— Еще как! — воскликнул подвижный, словно ртуть, Клин. — Осмотр ваших достопримечательностей очень утомляет!

Мужчины рассмеялись. Сверр склонил голову и направился к центру поселения, туда, где располагался огромный очаг и откуда уже пахло едой.

— Он не ответил про женщин, — шепнул мне на ухо Жан. — Ты заметила? Может, их тут вовсе не существует? Одни мужики кругом. Странно…

Я заметила. А еще задумалась над тем фактом, что из всего племени понимает нас лишь Сверр. Так получается? Профессор рядом со мной тщательно протирал свои очки.

Однако обеспокоиться всерьез мы не успели. Просто потому, что, приблизившись к огню, увидели тех самых несуществующих представительниц прекрасного пола. С десяток женщин разного возраста суетились возле огня, занимаясь работой, которую издревле выполняли все хранительницы очага. Что-то варили в котле, резали овощи и толстые стебли, подкидывали угли и ворчали, обжигая пальцы о кипяток. Рядом крутились ребятишки — чумазые и жизнерадостные, как и положено детям, где бы они ни выросли.

И надо признать, у меня отлегло от сердца, когда я увидела эту картину. Потому что на какой-то миг я действительно испугалась. Мои коллеги тоже заметно расслабились и оживились. Сверр сделал приглашающий жест рукой, что-то быстро сказав женщинам. Те вытаращились на нас так же бесцеремонно, как совсем недавно их мужчины. Одна из аборигенок — с множеством светлых и весьма грязных косичек — ткнула пальцем в Жана и что-то прочирикала на своем непонятном языке. Остальные рассмеялись, и стало без перевода понятно, что прозвучала женская сплетня.

Жан обиженно шмыгнул носом.

— Надо признать, что местные красотки совсем не так привлекательны, как их мужчины, — буркнул он.

Я согласно кивнула. Действительно, женщины оказались коренастыми и низкорослыми, серые туники не скрывали коротких ног и мускулистых рук. Лица тоже выглядели грубыми, почти мужскими. Жан рядом со мной торжествующе хмыкнул.

— Может, подарить им зеркало, чтобы не тыкали пальцем во всех подряд?

— В природе самки часто выглядят гораздо менее ярко, чем самцы, — задумался Клин. — Закон природы, мой друг. Это мужчинам нужно доказать свое право на спаривание.

Жан презрительно фыркнул.

— Варварство…

— Жан, угомонитесь, — приказал Максимилиан и повернулся к Сверру. — Скажите, как далеко находятся местные поселения друг от друга?

Ильх пожал плечами и указал нам на шкуры вокруг костра. Сам легко сел, поджав ноги, мы, помявшись, последовали его примеру.

— Клан Лон-ир находится в десяти днях пути на восток. Клан Ос-лор у берегов Черного озера, это еще дальше.

Я тихонько вытащила маленький блокнотик и сделала запись: «Умеет считать до десяти».

— Они живут так же, как и это поселение?

— Примерно.

Коллеги торжествующе переглянулись.

— Скажите, а сколько таких, как вы? Кто понимал бы нашу речь?

Ильх снова пожал плечами. Я уже заметила, что этот жест применяется им с легкостью, если отвечать Сверр не желает.

— Что означают кольца на ваших шеях? И почему они выполнены из разного материала?

Еще одно пожатие плечами.

Вопросы сыпались на ильха беспрерывно, правда, порой его ответы запутывали нас еще больше. Между тем к огню подтянулись и другие мужчины, правда, в значительно меньшем составе, чем мы видели полчаса назад.

— Охота, — легко сказал Сверр. — Они должны добывать еду.

— Ну конечно, — пробормотал Юргас. — Мы могли бы это увидеть? Вашу охоту?

Сверр задумчиво посмотрел в огонь и кивнул.

— Скоро.

Мои коллеги обрадованно зашевелились, а я нахмурилась. Мужчины везде мужчины. Помани их возможностью убить какое-нибудь беззащитное животное, и все они моментально превращаются в дикарей. Смотреть на забой невинной твари мне не хотелось, но, как исследователь, я обязана присутствовать, конечно.

Между тем женщины уже разложили варево по глиняным мискам, накрытым широкими листьями. Та самая, с косичками, встала на колени, протянув еду Сверру. Тот кивнул, забрал тарелку. Процедура повторялась с каждым мужчиной, что сидел возле очага.

— Налицо гендерный приоритет мужчин, — хмыкнул Клин. — Если мне так будут кланяться каждый раз на завтрак, обед и ужин, можно и привыкнуть.

И закашлялся, когда его стукнул по спине Жан.

Я же уставилась в свою тарелку. Кажется, рыба. Разобрать, что именно лежит на широком листе, оказалось довольно сложно. Черное, закопченное, неопределимое. В рюкзаках у нас имелись сухие запасы и консервы, достаточные для пропитания, но мы прибыли сюда, чтобы узнать ильхов, не так ли? Так что, вздохнув, я отломила кусочек того, что находилось в тарелке, и сунула в рот.

Мои замечательные коллеги — смелые и храбрые мужчины — в ожидании смотрели на меня, чтобы узнать, выживу ли я после местной пищи. Так и тянуло свалиться на шкурку и забиться в судорогах. Просто чтобы увидеть их вытянувшиеся лица! Но я вовремя вспомнила, что уже не студентка, а ученый, и, прожевав, улыбнулась.

— Похоже на треску.

— У нас эта рыба зовется так же, — подтвердил Сверр.

— Вкусно, — удивленно протянул Жан. Остальные покивали. Даже наши молчаливые военные, что в основном хмурились и зыркали по сторонам, кажется, слегка расслабились. Хотя я заметила, что каждый из них перед едой выпил капсулу ядонейтрализатора.

Мы все тоже их выпили, конечно, еще утром. Но военные пили удвоенные дозы, на всякий случай.

За едой коллеги снова попытались расспросить Сверра, но тот наградил их хмурым взглядом и указал в тарелку. Я осторожно записала: «За едой ильхи не разговаривают, едят быстро».

И улыбнулась довольно. В целом, все, что я видела, вполне отвечало тому уровню развития, что мы ожидали. Судя по всему, ильхи законсервировались примерно на этапе развития легендарных диких берсерков, даже откатились назад. К моменту извержения вулкана на этих землях местные жители проживали племенами, занимались охотой и рыболовством, умели делать из глины утварь и обжигать ножи. То же мы видели и сейчас. Да, они освоили колесо, иглы и прочие предметы, но куда им до наших парализаторов и воздушных подушек, позволяющих летать по воздуху. Отставание в развитии от нашей цивилизации просто космическое. Варвары, как есть варвары… а все фьорды — живой музей сохранившихся в неизменном виде экспонатов.

Я положила в рот листик и задумчиво пожевала. Максимилиан вон даже есть не может, вертит седой головой, порываясь исследовать дальше быт и нравы коренного населения фьордов. И глаза его горят таким молодецким задором, что я диву даюсь. Не помню профессора таким.

Впрочем, что таить, мне и самой не терпелось продолжить знакомство с местными обычаями. Жаль только, что понятно изъясняться может лишь Сверр, и, кажется, он уже устал от наших многочисленных вопросов.

— До вечера вы можете заняться чем хотите, — сообщил Сверр, отставляя пустую тарелку. — Советую не удаляться далеко от поселения. В лесу много диких зверей.

— А вы? — вскинулся Юргас.

— Мне нужно помочь остальным в приготовлениях к завтрашней охоте. Кто хочет, может присоединиться.

Мужчины, конечно, возжелали. Даже наши вечно хмурые агенты безопасности — Люк и Риз. Я понимающе хмыкнула и решила пока обойти поселение. Однако Макс качнул головой.

— Оливия, лучше не отходите от нас слишком далеко, — почти беззвучно сказал он, склонившись ко мне. Я с тревогой заглянула в выцветшие глаза профессора.

— Почему?

— Не могу объяснить, девочка. Просто поверь моему… чутью. Мне не нравится, как на тебя смотрят.

Я, нахмурившись, обвела взглядом ильхов. Никто на меня не смотрел. Только Сверр. Но и он лишь мазнул взглядом и повернул голову к Жану.

— Будьте рядом со мной, Лив, — вновь перешел на привычное обращение профессор. — Так старику будет спокойнее.

Теперь я посмотрела на него с изумлением. Старику?! Никогда не слышала подобного от господина Шаха!

Однако рассыпаться в ненужных уверениях не стала и просто молча кивнула.

— Вы им не верите? — также почти беззвучно произнесла я.

Мирная картина пикника расслабила даже Юргаса. Тот почти улыбнулся, глядя на мальчишек, что играли у шатров. Женщины деловито убирали после завтрака, мужчины слаженно отправились по своим делам. Лес казался величественным, но мирным. Что обеспокоило профессора?

— Им — верю. Я не верю ему. — Это я не услышала, а практически прочитала по губам Максимилиана.

И повернула голову. На этот раз Сверр смотрел в упор. И мне снова показалось, что в золотых глазах сузился зрачок.

Глава 5

Несмотря на все призывы и шипение Юргаса, увлеченные исследованием ученые тараканами расползлись в разные стороны.

После еды мы все поблагодарили Сверра и женщин, которые снова попадали на колени, а потом разбрелись кто куда. Клин принялся вздыхать и охать возле какого-то кустарника, вымершего у нас, Жан пытал молодого ильха, пытаясь разобраться в череде звуков, что тот выдавал. Военные обнюхивали поселение, разыскивая бомбы, ядерное оружие и прочее, чего здесь нет и быть не может. Мы же с Максом отправились к окраине поселения. Вернее, отправился профессор, поманив меня за собой.

За шатрами было тихо, голоса ильхов сюда не долетали. Где-то пела пичуга, шелестели широкие листья деревьев.

— А у нас скоро осень, — задумчиво пробормотала я. Макс остановился у одного из черных столбов и закинул голову, рассматривая его. Я тоже посмотрела и привычно сделала в голове запись: высота около трех метров, гладкий, черный, с неравномерными зазубринами по всей поверхности.

— Интересно, что это? — обошла столб вокруг. — Думаете, они имеют какое-то значение?

И смутилась, поймав взгляд профессора. Двойка, госпожа Орвей. Идите, готовьтесь к пересдаче.

Конечно, эти столбы имеют значение! В укладе, подобном здешнему, все предметы имеют функциональное или религиозное значение. У племен слишком много времени уходит на то, чтобы получить нож или тарелку, поэтому они не делают что-то «просто так». А эти черные столбы точно не природного происхождения, значит, их для чего-то поставили.

Стремясь загладить оплошность, я провела пальцем по углублению.

— Дерево, рисунок нанесен предположительно ножом. Только вот дерево странное. Обожженное? — потерла пальцы. — Может, неизвестный нам вид? Интересно, для чего они?

— Я предположил бы, что они часть местного культа, — негромко ответил профессор, — но тогда удивляет их расположение. Если они важны для племени и являются объектами поклонения, то должны стоять в центре, ближе к огню, который, как известно, жизнь и тепло. А они здесь. На окраине, можно сказать.

— Значит, это не столбы культа, а что-то иное? — всегда любила слушать рассуждения Максимилиана. — И кстати… — я обернулась, но рядом никого не было. — Почему вы решили, что ильху не стоит доверять?

Профессор снял очки, протер.

— Это иррациональное чувство, Оливия. А я ученый и должен оперировать фактами. Факт в том, что господин Сверр весьма любезно нас пригласил, показывает свой быт, отвечает на вопросы. И мы видим здесь ту картину, что и ожидали увидеть.

— Разве это плохо? Наши предположения на основе показаний зондов были правильными.

— Это не плохо, — Максимилиан нахмурился. — Но… Я же говорю, иррациональное чувство, Лив. Можно списать на интуицию, которой, как доказал Густав Риндор, не существует, а есть лишь совокупность сигналов, что мы получили, но не обработали. Они-то и дают нам ощущения… предчувствия.

Я кивнула. Как и всякий уважающий себя ученый, я, конечно, изучала труд господина Риндора.

— Так вот, Оливия… Мои необработанные сигналы твердят, что здесь что-то нечисто.

Я тревожно обернулась. От слов профессора стало не по себе. Но моим глазам вновь открылась мирная и даже скучная картина. Шатры, деревья, женщина с верещащим мальчишкой, Клин, склонившийся у кустов. На миг показался и Юргас, кивнул нам, убедившись, что все в порядке, и снова ушел инспектировать поселение.

— Но почему вы так думаете? — я даже слегка растерялась.

Профессор пожал плечами, на миг напомнив того же Сверра.

— Возможно, я просто выживший из ума старик, — как-то устало произнес профессор то, что я никогда в жизни не ожидала от него услышать. И первый раз взглянула на него по-другому. Сколько лет Максимилиану? Кажется, не меньше семидесяти… Он был вот таким — седовласым и умудренным — уже тогда, когда я лишь пришла в Академию поступать. И за прошедшие годы ничуть не изменился. Или мне это лишь кажется?

— Давайте вернемся к столбам, Оливия, — бодро оборвал мои размышления их виновник. — Я слушаю ваши предположения.

Следующие два часа мы с профессором посвятили скрупулезному изучению и записи информации о поселении. Я даже достала свой диктофон и начала наговаривать заметки, опасаясь упустить что-то важное. К вопросам интуиции мы больше не возвращались.

Я с интересом повертел круглую банку, фыркнул, бросил обратно в мешок. Шаги снаружи шатра и запах доложили о госте, так что, когда вошел Ирвин, я лишь кивнул.

— Мародерствуешь, мой риар? — поинтересовался а-тэм, снимая с головы череп быка. — Тяжелый!

— Не ной, — буркнул я, снова перебирая содержимое мешка. — И я не мародерствую, а изучаю противника. Кстати, это твоя обязанность, насколько я помню.

— Ну кто-то же должен отвлекать внимание? — Ирвин опустился рядом на корточки. — Что это?

Я достал металлический стержень, повертел в ладони.

— Похоже, тот самый парализатор. Дай руку.

— Парализатор, который сваливает даже лошадь? Он? — с подозрением спросил Ирвин.

— Точно. Руку давай.

— Сверр!

— Ирвин! — передразнил я. — На себе я уже проверял. К тому же ты ведь не лошадь.

— Ты просто гад, — проворчал а-тэм, закатывая глаза. Но покорно протянул мне левую длань. Я повертел стержень, приложил к коже а-тэма и нажал на кнопку. Ирвин подпрыгнул как ошпаренный, зрачки сузились. — Проклятие! Жжется!

— Больно?

— Терпимо, — недовольно буркнул Ирвин.

Я хмыкнул удовлетворенно и нехотя положил парализатор обратно. Занятная штука. Хочется оставить себе.

А-тэм нахмурился, наблюдая за мной.

— Сверр, мне все это не нравится.

— Тебе не нравятся все мои начинания и решения. У тебя обязанность такая — рассказывать мне, в чем я не прав.

— Сейчас ты не прав особенно. — У меня упрямый а-тэм. — Племени не нравятся чужаки. И ты сам это знаешь. Сколько еще ты собираешься развлекаться? Чего добиваешься? Я не понимаю тебя.

— Поймешь, Ирвин. Всему свое время. Племя потерпит. Нам нужны знания, мой а-тэм. Не те отрывочные данные, что мы имеем, а гораздо больше.

— Но зачем?! — не выдержав, Ирвин вскочил и зашагал по шатру, сердито насупившись. — Мы много лет прекрасно обходились без чужаков и мира за туманом! Почему сейчас?

— Потому что туман начал редеть! — рявкнул я.

А-тэм осекся и с ужасом уставился на меня.

— Что?

— Что слышал, — я в сердцах отбросил мешок. — Пока это скрывается, но Сотня обеспокоена.

— Милостивый Горлохум, — прошептал потрясенный Ирвин. — И что теперь будет?

Я отвернулся, пряча свои эмоции.

— Мы это исправим. Идем. Я слышу шаги.

— Сверр… — а-тэм задержался у выхода, проницательно заглянул в глаза. — Эта чужачка, женщина…

— Оливия Орвей, — я растянул гласные и облизнулся. — Ей я приготовил нечто особенное.

— Ты играешь с огнем, Сверр.

— Как обычно, — оборвал я.

Ирвин недовольно приподнял брови, а я улыбнулся.

— Кстати, пора развлечься, мне становится скучно!

А-тэм выразительно скривился.

— Что происходит? — Мы с Максом оторвались от исследования столбов и удивленно посмотрели на суету в центре поселения. Женщины усаживали маленьких детей в кожаные мешки и взваливали на плечи, мужчины надевали на головы уже знакомые нам черепа животных.

— Куда они собрались? — Я пожала плечами, так как ответа, конечно, не знала.

От шатров нам махал руками Юргас, явно подзывая к себе.

— Что ж, идемте, Оливия, — улыбнулся профессор, — все равно со столбами пока лишь загадки. Надо узнать больше о местных нравах, и, похоже, нам сейчас предстоит такая возможность.

Я сунула в карман комбинезона пакетики с образцами черного дерева и тоже улыбнулась.

— Идемте.

Наши коллеги уже собрались возле огня, который сейчас лишь тихо тлел. Жан вертел головой, его очки посылали блики солнечных зайчиков, за которыми гонялся пузатый и чумазый малыш. Когда из-за деревьев появился Сверр, мы устремились к нему.

— Что происходит? Куда все идут? Что случилось?

— Все идут к чаше, — непонятно пояснил он. — Вечером будет радостное событие, шатия, значит, сейчас все должны окунуться в чашу.

— Какой-то ритуал, — прошептал мне на ухо Клин. — Надеюсь, это не та чаша, в которой варят залетных ученых?

Я прыснула и прикрыла рот ладонью. У ильхов были торжественные и серьезные лица, так что мы тоже изобразили соответствующее настроение и двинулись за процессией аборигенов. Мужчины в своих костяных масках и набедренных повязках шагали впереди и по бокам, охраняя женщин, детей, ну и нас заодно. Тропинка вилась между двух изумрудных холмов, и я вновь залюбовалась окружающей нас природой. Как же красивы фьорды! Сами ильхи шли совершенно бесшумно, ступая мягко и легко, а мы старались им подражать. Хотя и ловили на себе недовольные взгляды, когда трещала под ботинком сухая ветка или вспархивала потревоженная пичуга.

Сверр ушел вперед, так что расспросить о предстоящем ритуале, если это был он, не удалось. Рядом со мной двигался высокий и крепкий ильх, сквозь прорези в черепе я порой замечала внимательные голубые глаза. И я удивилась, заметив на его шее каменный обруч. Значит, их уже двое. Может, этот голубоглазый и мою речь поймет?

— Куда мы идем? — улыбнувшись, спросила я.

Ильх отвернулся, и я вздохнула. Ну ладно. Похоже, беседа не состоится, жаль.

Минут через двадцать мы вышли к подножию скалы, у которой темнели несколько круглых, естественно образованных каменных выемок. Внутри скальных чаш темнела красная глина.

Ильхи остановились и начали споро раздеваться, обнажая мускулистые тела. Часть женщин расположились полукругом в тени раскидистого дерева, словно зрительницы в театре, другие хихикали и суетились вокруг мужчин, держа в руках глиняные кувшины с узким горлышком.

— Что они делают? — прищурился Жан, глядя, как аборигенка наливает из кувшинчика что-то золотисто-тягучее и намазывает ближайшего мужчину. Тот жмурился, словно кот, и подставлял под женскую ладошку то плечи, то спину, то бедра. В воздухе разлился густой и пряный аромат.

— Это сок дерева, что растет в долине, — появившийся за спинами Сверр заставил нас всех подпрыгнуть и обернуться. В руках ильха был такой же кувшинчик, и мы с любопытством принялись его рассматривать.

— Этот сок похож на масло, — я растерла золотую капельку между пальцами, понюхала. — Но более густой. И запах незнакомый…

И вкусный. Так и хотелось облизать пальцы.

— Зачем они намазываются этим соком?

Сверр улыбнулся, не размыкая губ, и пожал плечами.

— Чтобы было труднее. Все, кто желает участвовать в шатии, должны доказать свое право на нее.

— Что такое шатия?

— Узнаете вечером. Да… — Сверр нахмурился, принимая решение. — Если кто-то из вас желает присоединиться, вы можете это сделать. Любой гость имеет право на чашу и на шатию.

Коллеги переглянулись. Конечно, никто из нас ничего не понял. Вот просто ни слова!

— Пожалуй, в следующий раз…

Сверр кивнул и отошел к ильхам.

— А он, похоже, не собирается участвовать в этом их натирании маслом, — хмыкнул Юргас.

Я опустилась на траву, с наслаждением вдыхая густые ароматы земли, воды, цветов и золотистого сока неизвестного мне дерева. Он все еще был на моих пальцах и, кажется, впитался в кровь, потому что пряно и сладко теперь пахла я вся. От солнца слегка кружилась голова и дрожали колени, а может, это все из-за вида десятка почти обнаженных мужских тел, влажно блестевших капельками масла на бронзовой коже. Коллеги расположились неподалеку, обмахиваясь широкими листьями деревьев. А ведь наши комбинезоны сшиты из специального материала, который сохраняет собственную температуру тела. В них нам просто не может быть жарко! Но я видела раскрасневшиеся лица и капли испарины на лбах. Да и сама ощущала настойчивое желание стянуть с себя черную ткань со светоотражающей полосой и последовать примеру аборигенов, облачившись в какой-нибудь кусочек свободно развевающейся ткани.

— Вот это жара! — не сдержался Клин. — А у нас скоро снег выпадет…

— Курорт, — хмыкнул Жан. — Радуйся, когда еще посчастливится погреться на солнышке!

Я тихонько потянула собачку молнии, расстегивая комбинезон. Ветерок остудил шею и ложбинку груди, так что дышать стало легче. Вытащила свой диктофон и приготовилась делать записи.

— Мать вашу… — изумился Юргас. — Похоже… они собираются драться!

Я открыла рот, наблюдая за ильхами. Те уже залезли всей толпой в широкую скальную чашу, прямо в эту красную глину, выстроились двумя шеренгами и застыли, уставившись на круглое отверстие в скале.

Мы тоже замерли, подавшись вперед.

Струя воды вырвалась из скалы и ударила в чашу, послужив своеобразным ударом гонга. Ильхи взревели и бросились друг на друга, норовя столкнуть противника в месиво под ногами, что от воды мигом превратилось в красную кашу. Варвары рычали, толкались, скалились, их обмазанные соком тела уворачивались и блестели на солнце, пальцы скользили. Женщины смеялись и что-то кричали, подбадривая мужчин. Один из варваров, на вид не старше семнадцати лет, упал и перевалился через бортик чаши. С дикими воплями женщины закидали его комьями красной глины, и парень понуро отошел в сторону.

Остальные продолжили битву, хотя назвать происходящее сражением язык не поворачивался. Ударить по-настоящему мешали теснота и скользкие тела, так что ильхи старались свалить друг друга или вытолкнуть из чаши под «обстрел» женщин.

Надо признать, зрелище захватило настолько, что я очнулась лишь когда подползла почти к самой чаше с мужчинами и обнаружила в своей ладони красный глиняный комок. Мой комбинезон был расстегнут еще глубже, тело горело в огне, щеки пылали. И когда очередной ильх вывалился на землю, мне захотелось тоже заорать и швырнуть в него свой метательный снаряд!

Устыдившись, я тихонько отползла назад, тяжело дыша.

И ощутила на себе внимательный взгляд.

Часть ильхов не участвовала в забаве, среди них был и Сверр. Он сидел, привалившись спиной к шершавому стволу дерева, и в золотых глазах блестела насмешка.

Выпустив из рук комок глины, я смущенно обтерла ладони о траву. И застегнула молнию комбинезона до самого верха. Обернулась на своих коллег. Их тоже захватило представление. Клин что-то кричал, Жан потрясал кулаками, а наши стражи-военные, похоже, жаждали броситься в бой! Один профессор смотрел спокойно и даже недовольно.

Но сейчас мне совсем не хотелось вникать в опасения Максимилиана. Я сидела у подножия скалы, на шелковистой изумрудной траве, под лазурным небом и смотрела на великолепных мужчин, обмазанных маслом и борющихся в грязи. Когда еще мне доведется насладиться подобным зрелищем? Что-то подсказывало, что никогда. Поэтому я решила ненадолго отключить в себе ученого и побыть женщиной. Смотреть ведь не возбраняется?

Один из ильхов издал боевой клич, и я снова уставилась на чашу. Мужчин там осталось вполовину меньше, среди них я заметила светловолосого ильха с голубыми глазами. Кажется, это мой молчаливый сопровождающий. Он явно лидировал, легко укладывая к своим ногам соперников. С ног до головы перемазанный красной глиной, блестящий от масла и пота, блондин казался воплощением первобытной дикости.

Я сглотнула тяжелый ком в горле и усилием воли отвела взгляд. Да уж, такое зрелище может свести с ума слабую цивилизованную женщину вроде меня! Усмехнулась, смеясь над своей реакцией, и решила, что пора вернуть на место ученого. Но стоило достать свой диктофон, как еще один ильх вылетел из чаши, а женщины вскочили и затопали ногами. Мужчины прекратили бой и подняли ладони, улыбаясь. Их осталось шестеро — самых сильных. Ну, или самых устойчивых.

Я поднялась, засовывая диктофон обратно в карман. Сделаю записи позже, похоже, бой закончен.

И хмыкнула, поняв, что меня это расстроило.

Глава 6

После эпичной борьбы в чаше все племя и мы с ними направились дальше вокруг холма, пока не вышли к вулканическому бассейну, заполненному водой. И здесь аборигены начали стаскивать с себя свои скудные одеяния и прыгать в воду. Все, кроме победителей. Те расхаживали с гордым видом, а красную подсыхающую глину на телах, похоже, считали чем-то вроде награды.

Члены экспедиции мялись на суше, с вожделением поглядывая на брызги воды. Сверр, приблизившись, окинул нас насмешливым взглядом.

— Здесь нет хищников. Можно заходить. Не бойтесь.

Мужчины переглянулись, явно не зная, как поступить. Честно говоря, ужасно хотелось залезть в воду, смыть с себя и грязь, и пот. Гигиенические салфетки — это, конечно, хорошо, но ничто не заменит настоящего купания.

— Можно по очереди, — пробормотал Клин. — В конце концов, мы здесь, чтобы понять жизнь аборигенов, правда?

Остальные кивнули. Юргас присел на краю каменного бассейна, взял пробу воды, добавил реактивы. Удовлетворенно хмыкнул.

— Чистая и пресная. Ладно, омовение разрешаю. Сначала вы, Максимилиан, с вами Жан. Потом мы с Клином, потом мои ребята.

Сверр наклонил голову и отвернулся, но я успела увидеть насмешку в золотых глазах. И внезапно разозлилась. Что так забавляет нашего гостеприимного хозяина?

— Мы кажемся вам смешными? — пробормотала я, не успев прикусить свой язык.

— Вы кажетесь мне… — он щелкнул пальцами, подбирая слово. — Любопытными.

— Так и есть, — подтвердила я. — Мы разные.

— О да. — Золотые глаза блеснули на солнце, словно две монеты.

— Давно хотела спросить, Сверр… Цвет твоих радужек очень необычный. И я не видела в племени других таких глаз. В основном здесь либо голубые, либо зеленые. К тому же у тебя темные волосы, а у остальных — светлые. Твои родичи похожи на тебя? У них тоже золотые глаза и темная масть? Там, откуда ты пришел, все такие?

Ильх склонил голову, внимательно глядя на меня.

— Не все. Но многие, — как-то резко бросил он и сделал широкий жест рукой, указывая на моих коллег, которые уже стаскивали комбинезоны. — А ты, Оливия? Не хочешь освежиться? Сегодня жаркий день.

Его взгляд мазнул по моему лицу, на котором наверняка выступила испарина. Я, закусив губу, покосилась на манящую прохладу, отчаянно завидуя аборигенкам, которые плескались в воде. Но увы. Женщины племени отошли за скалистый выступ, их не было видно, но, чтобы дойти до него, мне придется прошагать несколько метров под всеобщими взглядами.

Макс покосился в мою сторону и коротко мотнул головой. Сверр задумчиво посмотрел на спину отвернувшегося старика.

— Мне не жарко, — чуть сипло протянула я.

Ильх прищурился.

— Да? Ты тяжело дышишь. В воде тебе станет легче.

Да уж не сомневаюсь! Мне до одури хотелось стянуть этот костюм, в котором я ощущала себя, как в скафандре!

— Я себя прекрасно чувствую! — буркнула я, сдерживая желание потянуть вниз собачку молнии.

Сверр наклонился ко мне и… понюхал! Просто опустил голову и втянул воздух возле моего виска! Отшатнувшись, я сделала шаг назад.

— Тебе нужно искупаться, Оливия Орвей, — промурлыкал ильх, снова выпрямляясь и заглядывая в мои злые глаза. А потом отвернулся и зашагал к остальным мужчинам, разве что не насвистывая себе под нос! Я ошарашенно уставилась ему вслед, а потом, воровато оглянувшись, понюхала себя. Вроде ничем неприятным не пахну… Нахмурилась, озираясь. Тоже мне, чистюля! «Тебе нужно искупаться»? Да чтоб его разорвало!

— А ничего, что вы тут даже о мыле не знаете? — сердито проворчала я, вновь нюхая себя. — Да ничем я не воняю!

Мои коллеги уже освежились и фыркали на берегу, снова влезая в костюмы, заодно поглощающие и лишнюю влагу. К слову, профессор оголяться не стал, лишь умылся и ополоснул руки. А вот Клин, Жан и даже наш Юргас вдоволь поплавали в бассейне, не стесняясь ни аборигенов, ни меня.

Впрочем, про меня тут, кажется, забыли.

Так что я решила тоже не мозолить глаза и отойти в сторону. Наблюдать явление коллег из воды мне не хотелось.

Повернулась спиной и пошла вдоль кустов с мелкими листочками, на ходу доставая свой диктофон.

— Запись пятая, Оливия Орвей, антрополог, — начала я. — Только что мы стали свидетелями странного действия. Предположительно оно носит развлекательный, а возможно, и ритуальный характер…

Я красочно описала драку в глине, опустив свою реакцию на это представление. Запнулась. Вот свои эмоции неплохо бы обдумать, но я сделаю это позже. Завершила рассказ и огляделась. Я успела обогнуть скалу, и голоса ильхов здесь звучали тише. Вулканический бассейн с этой стороны наверняка был глубже, потому что вода здесь плескалась темно-синяя, на середине почти чернильная. Почва вокруг усеяна мелкими травинками и низкими кустарниками, рядом виднеются несколько расщелин. Подножие вулкана, ну надо же! Я задрала голову, осматривая величественную вершину, теряющуюся в облаках. Кто бы мог подумать, что я попаду сюда!

Кинув взгляд через плечо и никого не увидев, присела и опустила ладони в воду. Холодная! А я-то думала, что как парное молоко… но нет, не зря Юргас фыркал, как морж! Водичка оказалась довольно прохладной, хотя на мелководье, может, она прогревалась получше. И все равно приятная, хотелось влезть в бассейн целиком. Я быстро расстегнула молнию и провела мокрой ладонью по коже в вырезе. Водяная гладь пошла рябью, словно живая.

Я нахмурилась, всматриваясь в свое растрепанное отражение. На миг показалось, что в воде кто-то есть…

Но что за глупость? Снова опустила ладонь и… отлетела в сторону от сильного рывка.

— Что? — выдохнула я, глядя на Сверра. Тот зыркнул на меня и обернулся к воде, крикнул что-то. Из-за кустов вынырнул голубоглазый ильх, с ног до головы перемазанный подсохшей глиной, тот, что молча шел рядом со мной к бассейну. Он торопливо встал на колени, погрузил ладони в воду и произнес слова. Четко и требовательно. И снова пробежала живая рябь. Задохнувшись, я смотрела во все глаза, словно эта глубинная синева манила, звала меня! И казалось, что еще минута, и я увижу…

Что?

Голубоглазый выдохнул, поднялся. Сердито посмотрел на меня, ткнул пальцем.

— Что это было? Там что-то было в воде, ведь так? — Я уставилась на мужчин. Те переглянулись, блондин буркнул что-то, похоже, нелицеприятное, Сверр усмехнулся.

— Я ведь велел не ходить далеко, Лив. Здесь водятся… змеи.

— Но ты сказал, что в воде безопасно!

— Там, — ильх указал влево, туда, где купались ильхи. — Там безопасно.

Я насупилась, размышляя. Разница всего несколько метров, но здесь уже что-то угрожает? Как так? И тут осознала, куда смотрят оба ильха — в вырез на моем комбинезоне. Голубоглазый даже перестал так яростно сверкать глазами и почти улыбнулся!

Дернула застежку и сделала шаг назад, пытаясь сохранить невозмутимый вид. Надеюсь, мне не придется звать на помощь… вон каким хищным стало лицо Сверра! Но ильхи хмыкнули и, развернувшись, пошли на звук голосов.

Я выдохнула, еще раз проверила свой комбинезон и поплелась следом, ругая себя на чем свет стоит.

К счастью, моего отсутствия никто не заметил, на вопрос Максимилиана я ответила, что была за скалой. Не хотелось объяснять, да и самой не мешало бы все обдумать.

Например, очень интересно, кто был в той темной глубине?

Я задумчиво потерла переносицу. Сколько еще загадок таят фьорды? И как же хочется их разгадать! Надеюсь, мне это удастся хоть отчасти!

Правда, не уверена, что о моем маленьком приключении у воды стоит рассказывать… я и так слабое звено в этой экспедиции, не хочется выглядеть перед комиссией еще глупее. Так что пока лучше промолчу.

Приняв решение, я повеселела, жалея лишь о том, что не успела как следует освежиться.

Ночь опустилась на фьорды снова резко, словно птица крылом накрыла. Мы вернулись к шатрам, аборигены разошлись, оставив нас. И пока экспедиция размышляла, что делать дальше, ильхи странно оживились. Мы ничего не понимали, лишь хлопали глазами на то, как женщины утаскивают котлы и тарелки, складывают поленья у огня, торопливо расчищают площадку в центре поселения.

— Что происходит?

Я пожала плечами.

— Скорее всего, обряд или пляски, — просветила я Жана. — Обычная практика в племенах. Им тоже надо развлекаться. Интересно, кормить нас будут?

Лингвист пожал плечами. Похоже, этот жест заразный. Я закинула голову, осмотрев звезды, что вспыхивали на черном бархате неба. Звездная темнота — глубокая, бесконечная, невообразимая. Пока еще синяя, а скоро почернеет до цвета бездны. Давно я не видела таких ночей. Или… никогда?

Сдавленный тихий крик заставил меня подпрыгнуть, а нашу группку сплотиться.

— Вы слышали? — Клин вертел головой, как большая собака. — Кто-то кричал?

— Кажется, женщина… — тихо сказала я.

Мы все переминались с ноги на ногу у шатров, поглядывая в сторону разгорающегося в центре поселения огня. И все как один вспомнили отрывочные и мутные картинки с зонда. Вздрогнули. Дневная сонная расслабленность испарилась, стало не по себе. К тому же похолодало. Стоило солнцу спрятаться, и горы окутались зябким туманом.

— Надо найти Сверра, — глухо сказал Юргас, проверяя свой парализатор. — И потребовать объяснений…

Словно услышав нас, рядом возникла высокая фигура ильха. Мы все как один подпрыгнули.

— Вот вы где, — будто нашу живописно жмущуюся друг к другу группу можно не заметить. Ильх был в уже привычной повязке на бедрах, начах и широкой меховой шкуре на плечах, прихваченной с одной стороны кожаным ремешком. — Идемте. Шатия скоро начнется.

Мы с Максимилианом переглянулись. Какой-то обряд? Зачем? Какая у нас там роль? Слова и вопросы мелькали в головах и отражались в глазах. Дневная умиротворенность уступила место страху, странно, что за один день мы успели забыть о нем. Расслабились.

— Идемте, — Сверр повернулся к нам спиной и двинулся к языкам пламени, отбрасывающим на землю и шатры длинные оранжевые отсветы.

— Прекратите дрожать, — тихо, но грозно рявкнул Юргас. — У нас у всех есть парализаторы. Вы забыли? Всех этих варваров в шкурах я один уложу за пять минут.

— Хвала Конфедерации, — привычно хмыкнул Клин. Но все же слова нашего начальника службы безопасности возымели действие. И правда, чего мы так испугались? Каждого ведь учили защищаться. Даже щуплый Жан стреляет на отлично.

Просто ночь и все эти шкуры, черепа, клыки… наводят страх.

Сверр уже расположился в круге света, и мы расселись рядом, на сплетенных из травы и веток циновках. Надо признать, сейчас, в сгущающейся темноте, все казалось иным. Не таким, как днем. Уплотнялись тени, сплетаясь с языками света, и в причудливой игре мрака совсем другими виделись мощные фигуры ильхов, приближающиеся к огню. Я завороженно уставилась на бронзовые блестящие торсы, на мощные руки, покрытые красными рисунками, на звериные шкуры и черепа, закрывающие лица.

— Как называются эти… головные уборы? — обернулась я к ильху. Он сидел слева от меня, удобно расположившись на земле. В золотых глазах плясало пламя костра, расцвечивая радужки мерцающими искрами. Я даже засмотрелась.

— Халесвенг, — ответил он, поворачиваясь ко мне. Под взглядом Сверра стало не по себе, захотелось отодвинуться поближе к Максу. Или даже к Юргасу. Пришлось напомнить себе, что я ученый, а не пугливая девочка.

— Почему на тебе его сейчас нет?

Сверр медленно улыбнулся.

— Я не участвую в шатии, как и они, — кивнул на мужчин, сидящих вокруг костра. На них тоже не было черепов, лица казались высеченными из камня. — Нет нужды прятать лицо.

«Прятать лицо? От кого?» — заинтересовалась я, но спросила о другом.

— А что такое шатия? — продолжила я.

— Это завершение и начало. Ты увидишь.

Между тем ильхи начали медленно двигаться вокруг огня. Лица закрыты костями черепов животных, но по красным разводам на телах я опознала победителей в чаше. Среди них был и голубоглазый блондин, его отличал черный обруч на шее. На зрителей ильхи не смотрели, лишь на огонь и широкую посудину рядом, в которой плескалась вода. Начей на мужчинах не было, босые ноги мягко, по-звериному ступали на утоптанную землю, из света в тень, из тени в свет. Длинный протяжный звук родился где-то в стороне и поплыл к силуэтам ильхов, обвивая их серебряной нитью. Я скосила глаза. В густой тени сидел старик. Тоже в шкуре и в халесвенге, череп и коричневое тело вымазаны красным. И на коленях лежит инструмент, похожий на две бронзовые тарелки, одна снизу, другая сверху. Ильх трогает тарелки длинными узловатыми пальцами, и летит из отверстий в металле звук. Почти видимый. Почти осязаемый. Такой, что будит внутри древнее, забытое, тревожное. Пальцы перебирают и, кажется, касаются струн души, играют на них…

Ди-ин — шорх — дин — шорх… выше и выше взлетает дрожащий звук, тянет и тянет душу… Серебро и золото, лед и огонь, начало и конец…

— Какая изумительная музыка, — сипло сказал справа Клин. — Вот вам и варвары, господа…

Женщины ильхов подползли к нам, протянули глиняные кружки, в которых клубился пар и плескалась жидкость. Мои коллеги привычно сунули за щеки капсулы нейтрализатора.

— Это настой трав и ягод, — тихо сказал Сверр, видя, что я рассматриваю кружку в своих руках. — Чтобы согреться. Ночи становятся холодными.

Я зябко повела плечами. В темноте фьорды остывали. Дневное тепло втягивалось в расщелины между скал, слизывалось ночным туманом, поглощалось студеной озерной водой. И мой комбинезон из «умного» волокна, разработанного в лабораториях Академии, переставал греть. Иначе чем объяснить тот озноб, что охватил тело?

Сцепила пальцы на глиняном боку кружки, грея их. Музыка стала чуть быстрее, как и движения ильхов. Фигуры в шкурах и оскаленных черепах сливались, сплетались, распадались… Движения смазывались, то ускоряясь, то почти замирая. И в остановках летел над фьордом протяжный стон-выдох, непонятное слово-мольба. Я не понимала его значения, но все в ильхах: позы, движения, интонация — говорило о том, что мужчины о чем-то просят.

И этот танец завораживал.

— Это молитва, — чуть слышно сказал рядом Максимилиан, и я согласно кивнула. Да, в странном движении вокруг огня и чаши с водой угадывался ритуал.

— Интересно кому? — так же, почти беззвучно, прошептала я. — Надо попытаться узнать о тех, кому поклоняются ильхи. Это даст нам понимание многих моментов их жизни.

— Да, но мы с вами знаем, что вопросы культа слишком серьезны, чтобы спрашивать о них. Это может вызвать злость и агрессию. Нам повезло, что мы попали на какой-то ритуал и можем понаблюдать сами.

Я кивнула и поднесла к губам кружку. Горячий напиток в моих руках согрел, и дышать стало легче. Мои коллеги тоже смотрели на первобытный танец, качали головами, иногда перешептывались, обсуждали. Остальные ильхи сидели молча, лица у всех были отрешенные. Лишь на вздохе-просьбе многие поднимали головы и тоже произносили это тягучее слово. Я прикрыла глаза, вслушиваясь. Звук — как плеск воды, как звон, как мелодия. А потом сразу — как удар.

Наш лингвист хмурился и шевелил губами, пытаясь повторить этот звук. Или это слово? А может, целая фраза? Кто их знает, этих ильхов? Жан даже наклонился и принялся водить пальцем по земле, явно пытаясь что-то записать или вычленить знакомые ему буквы. Сверр медленно повернул голову, глянул на моего коллегу, и тот отдернул руку, словно обжегся. Но губами шевелить не перестал.

Старик с музыкальными тарелками ускорился, струна музыки натянулась тетивой. Я тревожно посмотрела назад, за круг света. Там лежал туман, скрывая очертания шатров.

Максимилиан рядом со мной сидел сгорбившись, Юргас крутил головой, осматриваясь.

И все слаженно дернулись, когда музыка оборвалась на высокой, дрожащей ноте, а в круг света из темноты втолкнули девушку. Обнаженную.

— Мать твою, — прошипел интеллигентный до мозга костей Клин, разлив на колени горячий настой.

Я сглотнула. Этой девушки не было среди женщин, которых мы уже видели. Молодая, но с налитым, оформившимся телом, пышной грудью и широкими бедрами. С ног до головы ее покрывали темные, подсохшие пятна, они начинались от волос внизу живота и тянулись вверх — к ребрам, груди, шее. Кровь, поняла я. Все тело девушки оказалось густо измазано кровью. Хотелось бы мне знать — чьей?

Девушка протянула ладони к огню и воде, тихо сказала несколько слов. И вновь я уловила уже знакомые звуки — Лагерхёгг… Ньердхёгг…

А потом она сделала несколько шагов и остановилась напротив Сверра. Сказала что-то, просяще прижав руки к груди, но так, чтобы не закрыть ее. Ильх смотрел серьезно, но головой качнул отрицательно. И аборигенка по-женски закусила губу, словно от обиды или огорчения. Один из перемазанных глиной мягко толкнул ее обратно — в центр круга, к огню.

Она медленно обвела взглядом мужчин. Ее лицо на миг исказилось, в расширенных глазах мелькнул страх. Сделала неуверенный шаг вперед, и тут же ее снова оттолкнули. Снова шаг под вновь взлетевшую музыку и снова толчок. Несильный, но не позволяющий жертве выйти из круга. Хищные движения ильхов, светлые волосы, испачканные кровью, оскалившиеся черепа, разлетающиеся шкуры… Мои нервы, натянутые до предела. Ужас предчувствия, сковывающий тело. И глаза Сверра — внимательные, острые, глядящие прямо на меня. Все это время он смотрел на меня.

— Что они делают? — прохрипела я, хотя вопрос был на редкость глупым. Я уже знала, что они делают. Хищники играют с добычей, прежде чем… что?

Сверр выглядел спокойным, даже расслабленным.

— Шатия, — сказал он. — Это… — он нахмурился, подбирая слово. — Соединение.

— Что?

Я снова посмотрела в круг света. Девушка уже металась испуганной ланью, пытаясь пробиться сквозь ряд бронзовых тел. Но какой там! Снова толчок, и она упала на землю, в оранжевый отсвет костра. Я прижала к губам руку, сдерживая крик. Тела в шкурах многое закрывали, но и многое оставляли открытым. Да и шкуры уже исчезли, остались лишь жуткие черепа на головах.

— Соединение, — мягко повторил Сверр, посмотрев туда, где происходило жуткое, кошмарное действо. Девушка выгнулась и закричала, когда ее накрыло первое бронзовое тело. Матово блеснул черный обруч на шее. Тот самый голубоглазый блондин…

Юргас сжал парализатор, на загорелом лице военного выступили бордовые пятна.

— Вам страшно? — в голосе Сверра прозвучало удивление.

— Это ужасно… — Жан тяжело выдохнул.

— Почему? — не понял ильх. — Это ведь радостное событие в жизни любой женщины. Шатии ждет здесь каждая девушка. Разве в мире за туманом нет шатии?

— Нет, — выдавила я. — Такого у нас нет.

Жертва у огня билась и выгибалась. Теперь она стояла на коленях, низко опустив к земле голову. На грязные волосы наступила нога ильха, не давая девушке подняться…

Смотреть на бронзовые тела с закрытыми лицами и готовые к… соединению было невыносимо.

— Тебя это пугает, Лив? — негромкий голос Сверра заставил вновь посмотреть на него. И осознать, что у меня пылают щеки. И еще кружится голова. Словно я залпом выпила бокал сладкого шампанского. Но ведь это невозможно, даже если и были в кружках какие-то особые травы, нейтрализатор должен блокировать их.

— Женщины твоего мира не проходят шатию? — ильх слишком близко. Он почти касается меня плечом, смотрит в глаза.

— Нет, — и мой голос звучит сипло. Я встряхнулась, пытаясь справиться с наваждением. — Зачем все это? Зачем… так?

— А как?

— Один на один… с тем, кого выбрала…

— Так и было, — кивнул Сверр. — В первый раз. Глирда выпила свой напиток и разделила первую боль со своим мужем несколько дней назад. Он станет ее защитником, будет добывать для нее мясо и дарить тепло. А с остальными Глирда разделит сегодня удовольствие и… дитя.

— Дитя? — господи, я так шокирована, что могу лишь повторять его слова.

— Конечно. — Золотые глаза мерцают. — Дитя. Ребенок — всегда желанный подарок для всех. Для каждого, кто плясал в кругу шатии.

Я поднесла к губам кружку, сделала глоток, начиная соображать.

— Общие дети. Никто не знает, кто отец, верно?

— Все, — мягко произнес Сверр.

Я качнула головой, глядя на травинку у своих ног. Смотреть туда, где двигались тела, где стонала девушка и где буйствовала животная чувственность, я просто не могла. Достаточно и того, что мои коллеги глазеют как завороженные. Жан даже рот открыл.

Впрочем, мне стало понятнее. Если никто не знает, кто отец ребенка, дети становятся общей ценностью. Нет никакого соперничества — твой сын сильнее, а мой умнее, просто потому, что неизвестно, где чей сын.

— В шатии участвуют… все? — вспомнила я о своих обязанностях исследователя.

— Те, кто изъявит желание и победит в бою. Те, кто силен и здоров. Те, кто добывает пищу.

— Почему ты не участвуешь? — слова сорвались с губ неожиданно. Хотя мне действительно было интересно.

Сверр улыбнулся.

— Я не захотел.

— Девушка… она может отказаться? От шатии?

— Зачем? — не понял ильх. — Ей ведь хорошо. Для женщины это удовольствие.

Я посмотрела в круг света. Тела сместились, и мне было видно лицо жертвы. Да. Ей было хорошо. Такое блаженство читалось в искаженном лице, в полуприкрытых глазах, в приоткрытых губах. Наслаждение, которое невозможно изобразить.

— Значит, ее попытки убежать были… ненастоящими?

— Настоящими, конечно. Женщин пугает шатия. Пугает и притягивает одновременно. Они всегда пытаются убежать. Вначале. До зова.

Я медленно поставила кружку на землю. Жан облизывал сухие губы, Клин нервно вздрагивал, всем телом подавшись в сторону света. Музыка оплетала нас всех, пронзала серебряными и золотыми струнами, вырывала души. Чуткие пальцы ильха, сидящего в темноте, отсветы огня, стоны…

Невыносимо.

— Я, пожалуй, пойду. Спать. Я… устала. — Кажется, у меня сдали нервы. Юргас повернул голову, и я увидела такое выражение похоти в глазах военного, что стало дурно.

Никто не обратил внимания, когда я встала. Даже Макс, хотя он в круг света не смотрел, он даже очки свои снял, без которых был близорук.

Развернувшись, я бросилась в темноту, чувствуя, как дрожит внутри эта проклятая струна. Серебро и золото, лед и огонь… томление, разливающееся внутри.

Пробежала вдоль темных шатров, стремясь добраться до своего, залезть в спальник, выпить таблетку успокоительного и уснуть. Выкинуть из головы искаженное мучительным наслаждением женское лицо, бронзовые обнаженные тела и золотые глаза…

Где-то возле шатра меня поймали. Хотела вскрикнуть, но тяжелая рука закрыла рот.

— Не надо.

Сверр убрал ладонь. В свете звезд его лицо казалось темным… Одним движением ильх прижал меня к себе.

— Ты спросила, почему я отказался от шатии… — горячий шепот обжег висок. — Я не желал ту, что вошла в круг. Я желал тебя… Я позвал тебя.

— Что?

Сознание затуманилось. Я ничего не понимала. Я только чувствовала эту струну, что уже оплела мою душу. И дрожит, дрожит, вот-вот порвется… Уничтожит иглами и острыми гранями…

И еще руки. Горячие, сильные. Те, что не дают упасть. Те, что трогают, ищут застежку на моем комбинезоне. Вталкивают в темноту шатра. Ближе к шкурам, что служат постелью…

— Убери это… — голос у ильха злой и обжигающий. И ласкающий. Словно пробуют кожу языки пламени — согревают, не жгут… Вначале. Сверр жадно огладил мое тело, очертил контур. — Убери. Я хочу твою кожу, а не это…

Не соображая, я дернула молнию, расстегивая ткань у горла. Потянула вниз. И сразу ильх прикоснулся к открывшемуся участку, тронул горячими пальцами. С его губ слетел тягучий выдох…

— Хорошо. Сними все.

Я стянула комбинезон с плеч, бестолково дернула застежку. От нервных движений молнию заело.

— Я сказал — сними, — прошипел Сверр и рванул ткань, разрывая материал, который «выдерживает нагрузку в двести килограммов», как утверждает классификатор. Ильх разодрал его, словно папиросную бумагу. Еще миг, и я стою перед ним в нижнем белье — дрожащая, испуганная. Или ждущая? Музыка все еще звучит, сплетаясь с дыханием, стуком сердца, стоном? Неужели он срывается с моих губ?

— Убери остальное… — шепчет ильх. — Повернись спиной…

Я послушно поворачиваюсь и… замираю.

Черт, что я творю? Что происходит?

— Покорись, Лив… Сейчас! — ильх приказывает, его голосу невозможно противиться. Я не хочу ему противиться. Но и позволить ему не могу…

— Нет, — звуки падают камнями.

— Что? — он не поворачивает меня, а обходит, поднимает голову, держит пальцами подбородок. — Я хочу тебя. Не противься.

— Нет.

В моей голове слабо ворочаются какие-то мысли. Об экспедиции, об Академии Прогресса, об ученом по имени Оливия Орвей. Кто это? Я почти не помню. Я женщина. Я самка, сходящая с ума от желания…

— Нет… — прошептала так, словно от этого зависела моя жизнь.

— Ты. Отказываешь. Мне? — В голосе ильха ярость. И изумление. И огонь, что уже не ласкает, а жжет.

— Я отказываю. Я не хочу. Уходи. Или я… закричу.

Все это глупо, странно и болезненно. В их напитке точно что-то было, потому что я дышу загнанной лошадью. А внизу живота все горит и тянет от желания. И осознание этого почти сбивает с ног. Я хочу этого ильха. Так, как никогда и никого не хотела. Так, что сейчас сдохну, если не почувствую его. Хочу ощутить все его тело, что он так откровенно продемонстрировал мне недавно. Я хочу яростных и глубоких толчков внутри себя, хочу… мучительно. Я никогда и никого так не хотела… Даже… Сергея.

Воспоминание делает желание чуть глуше, и я хватаюсь за родной и любимый образ, как за спасательный круг. Сережа — вечно лохматый и улыбающийся. Или строгий и серьезный. Или смущенный. Испуганный. Злой. Какой угодно. Надо думать о нем, а не о бронзовом теле, что вжимается в меня. Не о руках, что поглаживают мои ягодицы хозяйским, собственническим жестом.

Ильх отстранился, сдернул с бедер свою повязку и прижался ко мне. Я прикусила изнутри щеку, чтобы не застонать от горячего желания. Внутри словно кипятком плеснули.

— Ты необычная, — его голос глухой и удивленный. — Сопротивляешься… Встань на колени, Оливия Орвей.

— Да пошел ты…

Я сжимаю кулаки, трясу головой, пытаясь избавиться от дурмана, которым меня окружили. Надо закричать. Позвать Юргаса. Или дотянуться до своего парализатора, что валяется где-то рядом с разорванным комбинезоном. Вырубить ильха. Узнать, что с остальными участниками проклятой экспедиции, может, их уже доедают эти варвары… На хрена нам оружие, если мы словно кролики перед удавом?!

— Сопротивляешься… — Сверр сжимает ладонь на моих волосах и смотрит в глаза. В темноте шатра они светятся расплавленной лавой. — Не надо. Сделай, как я хочу.

— Нет!

Почему-то это очень важно — сопротивляться. Не делать так, как он хочет. Я не знаю почему, просто чувствую это той самой интуицией, которой не существует, как доказал уважаемый профессор. Я знаю, что ильху ничего не стоит скрутить меня. И сделать все, что он пожелает. Я уже видела, как легко он разорвал волокно, которое прочнее стали. Но эта самая несуществующая интуиция вопит, что надо стоять. Струна внутри меня дрожит и ощетинивается иглами. Тысячью, миллионом. И все они рвут внутренности.

— Зачем ты так? — он шепчет, кружит вокруг меня. Тень, мрак, бронзовый отсвет. Не человек. Черт побери, что здесь происходит? Во что мы все вляпались? — Зачем? Разве не чувствуешь? Я зову тебя. Покорись…

— Нет…

— Покорись! — он приказывает. Яростно, зло.

Сопротивляться так трудно… я чувствую, какая влажная у меня кожа. Как она горит. Как тянет между ног… если он ко мне там прикоснется… проклятие! Если он только прикоснется… Только бы прикоснулся…

Ильх тоже тяжело и болезненно дышит. Его тело напряжено, все мышцы вибрируют. Я чувствую это… Еще немного, и мы оба свихнемся. Или свихнусь только я. Потому что уже не могу сопротивляться…

И в этот момент ильх шипит рассерженной коброй, а у меня внутри раскрывается пропасть, в которую я падаю. Первый раз в жизни я потеряла сознание.

Глава 7

В носу защекотало, и я чихнула. Обняла себя руками, сквозь сон недоумевая, как умудрилась замерзнуть в спальнике.

Открыла глаза.

Не было спальника. Были шкура и одеяло из серого сукна, наброшенные на меня. Я скосила глаза. И села резко, вспомнив. Ночь, пламя, девушка в кругу… Я. Ильх.

Огляделась. Так, лежу в шатре, одна, укрытая. Осторожно приподняла мех, ожидая худшего. Выдохнула. Спортивное удобное белье по-прежнему на мне. А вот комбинезон валяется рядом. И в горле пересохло. Значит… мне не приснилось?

Осторожно выбралась из-под шкуры, воровато осмотрела свою одежду. Язычок «собачки» сломан, а от плеча до бедра ткань разорвана. Причем даже не по шву, а прямо по сверхпрочному волокну. Хорошо хоть, в рюкзаке имеется специальная липкая лента, способная соединить края ткани. Конечно, герметичность костюма уже нарушена, греть, как прежде, он не будет, но не голой же мне теперь ходить!

А самое противное — придется объяснить этот разрыв коллегам… Торопливо вскочила, поплескала в лицо ледяной водой. Хотелось в душ. Встать под тугие струи и долго-долго ловить губами капли, что смывают с тела и грязь, и страх. Но здесь душа нет. Здесь нет ничего, что должно быть в цивилизованном обществе, собственно, как и самого этого общества. Здесь есть ильхи, что накануне устроили групповое сношение, и один, что чуть не устроил единоличное — мне.

При мысли о Сверре внизу живота мучительно свело, и я испуганно выронила комбинезон. Да что же это? Почему я так реагирую? Хотя что тут удивительного… Женщине нужен мужчина, даже если она повернутый на науке ученый.

Ругаясь себе под нос, достала ингалятор, подышала, успокаиваясь. Странно, что ночью меня не накрыл очередной приступ. Мигом бы отбило дикарю охоту лезть ко мне… Уж я-то знаю. Натянула кое-как склеенный лентой комбинезон, решительно вжикнула молнией. Достала свой диктофон, повертела его в руках, размышляя. И какой отчет я должна сделать? Что чуть не познала «любовь» варвара? Интересно, как отреагирует на подобную запись комиссия Конфедерации?

И самое главное — как теперь реагировать мне? Чисто по-женски хочется найти этого ильха и влепить хорошенькую затрещину. Потому что произошедшее ночью точно не было нормальным. Я слишком хорошо помню и свои ощущения, и кипяток внутри, и дикое, невыносимое желание… Я и сейчас ощущаю его отголоски. Наверняка в мое питье что-то добавили. Может, афродизиак? Ну не могу я вести себя как похотливая самка. За годы моей жизни со мной ни разу подобного не случалось.

И теперь я злюсь и чувствую обиду.

Но, как ученый, понимаю, что не имею права на такие эмоции.

Ведь я измеряю поступок Сверра моралью своего цивилизованного общества. А судя по шатии, здесь совсем другие понятия и традиции. Я не видела брезгливости или отвращения на лицах ильхов, что ночью наблюдали представление. Меня все это ужасает, а вот их, похоже, нет.

И, возможно, Сверр, напротив, оказал мне честь, явившись за продолжением? Кто их знает… Та девушка, участница шатии, явно просила его вступить в круг танцующих. Значит, хотела этого.

Я потрясла головой. Единый! Я совершенно не понимала, как должна поступить. Сделать вид, что ничего не было? Потребовать объяснений? Принять как проявление гостеприимства?

Хмыкнула от последнего. Да уж, мне тут честь оказали, а я не оценила… Плохой исследователь, плохой! Где ваша готовность на все ради науки, госпожа Орвей? Кому еще доведется испробовать дикаря, так сказать, в деле?

Я прыснула и зажала себе рот ладонью. Да уж, неуместное чувство юмора порой сильно мешает моему образу ученого. Но лучше уж смеяться, чем плакать.

Торопливо провела гребнем по волосам, стянула их в хвостик. Сквозь щели у выхода шатра уже пробивался утренний свет. Я снова покосилась на шкуры в углу. Укрыл даже, гад… Потом проверила свой парализатор, решительно пристегнула его к поясу рядом с блистером нейтрализующих капсул и других медикаментов и решительно откинула кожаный полог шатра. Моргнула.

Тихое, безмятежное, мирное утро. Никаких следов ночного пиршества плоти. Не видно ни ильхов, ни членов нашей экспедиции. Неужели все еще спят? Странно. Судя по положению солнца, время уже к полудню.

Озираясь, я прошла мимо ближайших шатров, непроизвольно ступая как можно тише. Поселение словно вымерло. На миг стало не по себе, и я положила руку на парализатор.

— Ты проспала, — насмешливый голос за спиной заставил подпрыгнуть и обернуться.

И изумиться, потому что у раскидистого дерева стоял не Сверр, а светловолосый и голубоглазый ильх, что ночью танцевал в кругу шатии. И помимо уже привычных шкур на нем был тяжелый кусок темной ткани, перекинутый через правое плечо и застегивающийся под левой рукой. Звериный череп он держал в руках. На шее отливало темнотой кольцо, как у Сверра.

— Ты понимаешь мой язык? — додумалась я. — Почему раньше молчал?

— А почему я должен с тобой говорить? — нахально заявил блондин, и я вдруг вспомнила, что он был первым с той девушкой, в кругу шатии.

— И кто ты? — не слишком вежливо спросила я.

— Ирвин, — голубые глаза ильха блеснули.

— И что я проспала?

— Охоту. Все ушли. Но тебя бы не взяли.

— Это почему?

Ильх очень знакомо и очень раздражающе пожал плечами. Но я и сама поняла.

— Женщины не ходят на охоту, так?

— И не носят такое… — ильх бесцеремонно обошел меня вокруг, рассматривая. Я, нахмурившись, обернулась, потому что этот варвар весьма нагло рассматривал мой зад под черной тканью комбинезона. Ирвин пощелкал языком, высказывая неодобрение. Вот этот дикарь, с черепом в руках и в шкурах, кривился, глядя на меня! С ума сойти. Впрочем, что я так рассердилась? Конечно, здесь женщины не носят комбинезоны.

— Ушли все члены экспедиции? — глухо спросила я. — Ну, то есть… все люди из-за Великого Тумана?

— Где-то один остался, — Ивин ткнул пальцем в сторону костра. — Тебя охранять.

И презрительно скривился, ясно показывая, что думает и обо мне, и моем охраннике, и обо всей экспедиции в целом.

К нам уже шел мрачный Люк, и я удивилась. Была уверена, что остаться мог только Максимилиан, неужели и профессор решил поучаствовать в убийстве зверей? Странно.

Ильх вдруг наклонился ко мне и произнес зло:

— Убирайтесь к себе. Убирайтесь! Нечего вам здесь делать. Поняла? Пожалеешь.

Я непроизвольно вздрогнула, а ильх уже отодвинулся, развернулся и скрылся за шатрами.

— Спасибо, что решили присмотреть за мной, — улыбнулась я подошедшему парню. Этот военный был ужасно молчалив, не помню, чтобы я слышала его голос. Вот и сейчас он лишь недовольно кивнул и махнул рукой, как бы говоря: «Я буду поблизости».

Еще раз поблагодарив, я отправилась бродить. Попыталась даже предложить свою помощь женщинам, что готовили обед, но те лишь зыркнули на меня из-под бровей. Вчерашней участницы шатии видно не было, хотя это и неудивительно. После подобного… вряд ли девушка будет бодро суетиться по хозяйству. Меня передернуло. Воспоминания кружились в голове мутными картинками, в которых было слишком много огня и светотени.

— Нам что-то подсыпали, — буркнула я себе под нос, кривясь. Точно подсыпали. Какой-то местный наркотик. Не могли ученые вмиг превратиться в животных, что взирают на самку с выражением тупого вожделения на лице. А все мои коллеги ночью смотрели именно так. Не было там никакого исследовательского интереса. Была похоть. Звериная, темная, страшная. По сравнению с учеными Сверр выглядел образцом спокойствия и равнодушия. На его лице похоти не было. Там вообще ничего не было, если уж честно.

Вплоть до того момента, как он поймал меня у шатра. Но во тьме я плохо видела, было ли хоть что-то в глазах этого странного ильха.

Мотнула головой, выбрасывая его оттуда. Хватит. Я ученый и знала, на что иду. И то, что обычаи местного населения могут шокировать, тоже знала. Хотя не это сейчас меня терзало, мучило воспоминание о коллегах…

Во всем виноват наркотик, я уверена.

Оглянувшись, сунула в рот капсулу нейтрализатора, запила водой из фляжки. И отправилась работать. За несколько часов я успела заснять на мини-камеру и поселение, и черные столбы вокруг, и кустарники с деревьями, и даже мальчишек, что носились возле тлеющего очага. Мне никто не мешал, и если первые кадры я делала тайком, то вскоре осмелела и начала снимать открыто и много. Я пыталась запечатлеть все, что могла, даже не задумываясь о назначении того или иного предмета. Снимать приходилось на допотопную пленочную камеру, удивительно, но стоило пересечь туман, вся наша современная техника отключилась. Телефоны, сенсоры, супернавороченные поисковики, соединенные со спутником, все средства слежения и связи. Благо работали парализаторы, наверное, потому, что их система была совсем простой — спуск, нервно-паралитический луч и цилиндр, содержащий механизм. Также оказался дееспособным пленочный фотоаппарат, видимо, по той же причине. Все, что имело связь с Интернетом или спутником, вышло из строя.

Когда кнопка затвора не щелкнула в очередной раз, я торопливо перемотала пленку, вытащила капсулу и сунула в карман. Установила новую, хлопнула крышкой. К возвращению мужчин я успела отснять четыре пленки и была весьма довольна проделанной работой.

Вот только настроение испортилось, стоило живописной группе охотников выйти из леса.

Мой рот открылся, когда я увидела своих коллег. Нет, слава Единому, они не обрядились в набедренные повязки и черепа, но у Клина на лице темнела полоса, как у ильхов, а Юргас довольно переговаривался со Сверром. Последний прошел мимо меня, мазнув безразличным взглядом.

В центре группы покачивался на палках убитый кабан. Черные ножи, ладони ильхов и даже бронзовые тела оказались в крови, словно они не просто прикончили зверя, но и хорошенько обняли его перед смертью. И, что противно, пятна крови темнели и на одежде ученых. Жан фыркнул, встретившись со мной взглядом, Максимилиан опустил голову.

Я закусила губу, не понимая, что происходит. Явно ничего хорошего.

— Почему вы меня не разбудили перед охотой? — улыбнулась дружелюбно, не показывая недовольства.

— У кого-то слишком крепкий сон, — снова фыркнул Жан. — Но то и понятно.

Он переглянулся с военным — Ризом, тот усмехнулся. Ильхи поволокли тушу к костру, где уже верещали и радостно приветствовали добычу женщины.

Я нахмурилась.

— Брось, Лив, тебя бы все равно не взяли, — Клин развел руками. — Это развлечение только для мальчиков, ты же понимаешь. Смотри, чем меня украсили, — он рассмеялся и ткнул пальцем в черную полосу. — Я сделал последний удар, представляешь? Убил зверя. Мне… позволили.

Я не смогла сдержать отвращения.

— Клин, ты же ученый! Тебе приятно убивать?

— Я прежде всего мужчина, — он разом помрачнел и отвернулся. — Тебе не понять.

Я открыла рот, воззрившись на него. Отлично. Мне не понять. Где уж мне с моим ай кью!

— Ладно, не злись. — Среди косых взглядов мне совсем не хотелось оставаться одной. А с Клином мы всегда отлично ладили. Мне так казалось. — Как прошла охота?

— Это потрясающе, Лив! — тут же загорелся приятель. — Что-то невероятное! Такие эмоции, такой драйв! Я в жизни подобного не испытывал! Никаких парализаторов, лишь ты и зверь, один на один! Сверр все рассказал: как ждать в засаде, как искать следы, как загонять в западню! Единый, я думал, сердце сожру, когда увидел эту кабанью рожу! Видела, какой он? Гигант!

Гигантом убитый кабанчик не был, скорее, меньше среднего. Мне даже показалось, что он еще не достиг взрослого возраста. Но я специалист по антропоморфным видам, а не по кабанам. Могу и ошибаться.

— Здорово, — порадовалась я. И невинно добавила: — А вчера чем все закончилось?

Веселый азарт Клина как ветром сдуло, и в темных глазах возникло странное чувство… Что это? Настороженность? Страх?

— Я ушел вслед за тобой, — пожал плечами ученый. — Правда, в отличие от тебя — один.

— В смысле? — опешила я.

— Да ладно, Лив, — бросил приятель. — Все знают.

И двинулся в сторону костра, где звучали смех и голоса ильхов.

Я с открытым ртом посмотрела ему в спину. А потом набрала побольше воздуха и бросилась следом, намереваясь выяснить, что именно все знают. Но меня перехватил Максимилиан. Буквально схватил за локоть и потащил в сторону с неожиданной для старика прытью. И отпустил лишь возле шатров, где стелился туман, увлажняя шкуры.

— Оливия, идите за мной.

— Что-то случилось? — мигом переключилась я.

— Случилось, — устало пробормотал профессор. — Экспедиция наша случилась. Будь она неладна…

Мы дошли до одного из черных столбов, и старик как-то обреченно опустился на землю. Просто сел на нее, чего я никак не ожидала.

— Макс, вам плохо? — обеспокоенно склонилась я.

— Лив, надо убираться отсюда, — он поднял голову, и я увидела в очках свое отражение. Маленькая фигурка с растрепанными волосами.

— Что…

— Что-то происходит. Со всеми что-то происходит, понимаете? Я смотрел сегодня на нашу группу… Люди, ученые, я ведь работал с вами… всех знаю, каждую мелочь, каждого таракана в голове, если угодно. А тут… — Макс вдруг со злостью рубанул рукой. — Все словно незнакомцы! Вчера на этом ужасном действе, сегодня на охоте… я не узнаю их! Я не узнаю себя! Что-то не так в этих фьордах…

Все не так в этих фьордах. Тут я совершенно согласна.

Тоже села на землю, привалилась плечом к столбу.

— Думаете, нас чем-то опаивают?

— Я проверил вчерашние питье и еду, — на мой недоверчивый взгляд профессор усмехнулся. — У меня с собой куча реактивов, Лив. Я не первый день живу. И был стопроцентно уверен, что нас чем-то опоили, дали наркотик. Ведь не могут мои коллеги по доброй воле пойти на такое… — Макс осекся. А я не стала уточнять. Очевидно, что после моего ухода что-то случилось. Что-то, отчего старик сейчас трясется и без конца снимает свои очки, забывает, зачем снял, возвращает на переносицу и снова дергает вниз…

Проклятие! Кажется, я и не хочу знать, что было вчера.

— Не могли они… сами, — жалобно повторил Максимилиан. — Но ни одной положительной пробы. Понимаешь? Обычная запеченная рыба, обычный травяной настой. Ни-че-го! А ведь все это почувствовали. Даже я. Даже… ты.

— Я?

— Ты. Знаешь, ты ведь лучшая из нас, — неожиданно сказал профессор. От человека, который за годы моей учебы и работы ни разу не похвалил меня, услышать это было неожиданно.

— Да, лучшая. Самый высокий показатель нейропсихических связей, лучшая успеваемость, нестандартное мышление, стрессоустойчивость… И это все несмотря на твое прошлое. Не надо так смотреть, я все знаю, я ведь давал тебе рекомендацию на работу в Академию Прогресса. А туда не берут с…

— С красным грифом, — спокойно завершила я. — Я знаю. И я очень благодарна вам за помощь…

Макс оборвал меня взмахом руки.

— Я сейчас не о твоем грифе «опасно», Лив. Я о том, что у тебя потрясающий ум. Ты великолепный ученый. И даже вчера… — он вдруг смутился и забормотал, отводя взгляд. — Я не осуждаю. Я… просто хочу сказать…

— Что вы не осуждаете? — мне ужасно осточертело ходить вокруг да около. — Что, Максимилиан?

— Ты и этот ильх…

— Я и ильх? — сжала кулаки.

— Да. И я понимаю, если… в конце концов, ты свободная женщина, а местный генофонд очень… впечатляющий…

— Вот как? — от злости хотелось затопать ногами и кого-нибудь убить. Например, одного представителя впечатляющего генофонда. Того, что с золотыми глазами. Проредить популяцию, так сказать. — Это он вам сказал? Сверр?!

— Нет, — с неохотой произнес Максимилиан. По всему было видно, что разговор дается старику нелегко. Он даже покраснел. — Напротив. Когда Жан заикнулся, этот ильх так рявкнул, что спрашивать дальше никто не решился. Уж очень у ильха вид был… дикий. Но ты ведь понимаешь, ребята и сами умеют делать выводы. Ильх ушел за тобой и не вернулся…

— Прекрасно! То есть все видели, что он пошел за мной, но никто не удосужился проверить, все ли со мной в порядке? Никому не пришло в голову, что меня могут насиловать, убивать, жрать живьем? Нет?! Вы не осуждаете, значит? Вот как?! Если вам всем так интересно, то не было у меня с этим ильхом ни-че-го! Ясно?! Я приехала сюда работать!

— Оливия! — профессор тяжело поднялся на ноги. — Послушай меня. Я тебе верю. Да и потом… Надо отложить все эти дрязги. Я позвал тебя не за тем… Здесь что-то нечисто. Я это не могу объяснить, но… чувствую. И с нами здесь что-то происходит. Пробуждаются темные стороны, понимаешь? У нас всех!

Наверное, у меня был ошарашенный вид, потому что Максимилиан усмехнулся.

— Что, не ожидала таких слов от ученого? Нам надо уходить. Уходить, и немедленно. У меня дурное предчувствие. Пусть это и не по-научному. Я сегодня же сообщу Юргасу, что миссия сворачивается и мы возвращаемся.

— Но как же… исследования, фьорды, ильхи? Это же прорыв, профессор! Это же проникновение, которого мы все так ждали!

— Проникновение? — Максимилиан неожиданно рассмеялся. Зло, некрасиво, брызгая слюной. — Как бы мы все не пожалели об этом проникновении.

— Я не понимаю…

— Я тоже, Оливия. К сожалению. Но одно могу сказать точно… — он потянулся рукой к очкам, но остановился, сжал кулак. — Вы решите, что я сошел с ума. Но не все можно объяснить наукой. Не все… Идемте. Я собираюсь свернуть экспедицию.

И профессор двинулся туда, где горел огонь, звенела сталь и жарилось на углях мясо. Я — следом, раздумывая об этом странном разговоре.

Коллеги уже расселись на циновках, кажется, даже поза со сложенными ногами их уже не беспокоила. Я тоже пристроилась поодаль, не обращая внимания на косые взгляды. Сверр находился напротив, сквозь пламя я видела его жесткое лицо, прищуренные глаза. Он смотрел на меня, на губах играла улыбка. Легкое томление внутри меня вспыхнуло огненным торнадо, и я ахнула. Прижала ладонь к животу, не понимая, что происходит. Какого демона?! Снова посмотрела на ильха. Он уже не улыбался. Между бровей залегла резкая складка, в золотых глазах разлилась злость. Беловолосый ильх, что подходил ко мне утром, положил ладонь на плечо Сверра, и тот что-то резко приказал, стряхивая руку. Ирвин нахмурился и почему-то тоже посмотрел на меня.

Этот обмен взглядами мне совсем не понравился. Да еще туман… он наползал с темных холмов, подбирался все ближе, размывая очертания деревьев, столбов, шатров… Казалось, фьорд замирает в ожидании бури. Еще чуть-чуть, и она обрушится на нас вспышками молний и проливным, хлещущим дождем… Стемнело резко, но на этот раз я не видела звезд. И еще этой ночью стало значительно холоднее. Женщины ильхов проползли вдоль сидящих людей, раздавая шкуры, в которые все с благодарностью укутались.

Сверр поднялся, обошел огонь и сел возле меня. Я отвернулась.

— Как прошел твой день, Лив? — негромкий голос возле виска заставил меня сжать кулаки.

— Отодвинься, — негромко, но злобно сказала я. — В моем мире посторонние люди не сидят так близко.

— А разве мы посторонние? — он придвинулся еще ближе, коснулся горячим плечом. Я с шипением отодвинулась. А ильх, наклонив голову, лизнул мне щеку. При всех.

Мои пальцы сами собой легли на парализатор, руки рванули его из петелек. Где-то на периферии зрения успела заметить вскочившего Юргаса и обеспокоенного профессора.

— Отодвинься. От меня. — Глядя прямо в злые мерцающие глаза, четко сказала я. Сверр смотрел в лицо, не мигая и не двигаясь. И стало страшно. Нестерпимо, ужасающе страшно. И за этот миг пришло осознание, что профессор прав, надо убираться с фьордов. В этом месте действительно что-то не так. А я просто клиническая идиотка, а не ученый, раз поверила в примитивность этого ильха. О нет. Слишком изощренный разум светился в его глазах с золотыми радужками. И он точно не был примитивным.

Над костром повисла тягучая тишина. Опасная.

А потом Сверр мотнул головой и рассмеялся.

— Мне сегодня уже показали эти серебристые трубочки, — насмешливо произнес он. — Они не похожи на оружие, но жалят… Не нужно доставать ее, Оливия Орвей. Я тебя понял.

Ильхи загомонили, женщины отмерли. Я же смотрела на Сверра. Нет, смеха в его глазах не было. Даже улыбки. Было предвкушение — темное и жестокое.

Я сглотнула и отвела взгляд, с тоской понимая, что только что совершила огромную ошибку. То, чего не должен делать ученый-антрополог, находясь на территории аборигенов. То, чего не сделал бы человек без пометки «опасна» в личном деле. Я поставила себя над местными и над тем, кто обладал здесь непререкаемым авторитетом. Дала отпор, хотя должна была терпеть и улыбаться! Пусть ильхи и не поняли моих слов, но уловили смысл. И та самая несуществующая интуиция просто вопила, что мне этого не простят.

Вновь стало страшно.

Сверр легко поднялся и ушел, уже через минуту он расслабленно ел мясо и что-то рассказывал Клину и Жану, что взирали на ильха, как на бога. На меня он больше не смотрел. Я зябко зарылась в мех холодными пальцами. Ужин у аборигенов шел своим чередом, казалось, все забыли о том маленьком спектакле, что произошел. Мне, как и всем, подали тарелку с мясом и питье, даже предложили еще шкур, чтобы согреться. После еды вновь зазвучала музыка, та самая, рвущая душу, и, не выдержав, я ушла в шатер. Сделала быструю запись с обзором дня, проверила парализатор, положила его рядом с собой и залезла в спальник. Сна не было. Внутри дрожали серебряные струны, зовя меня куда-то. Настойчиво, болезненно. Так, что хотелось завыть, уткнувшись лицом в мех. Или вскочить и броситься наружу. Но я лишь кусала губы и оставалась на месте.

Глава 8

Я позвал.

Позвал снова, хотя знаю, что сделаю больно не только себе, но и племени. Но она не приходит. Никто не может сопротивляться зову риара, никто. Гнев обжигает так, что обугливаются столбы и злится небо. Ярость клокочет внутри, причиняя боль. И племя смотрит испуганно, ожидая черную тень, что принесет боль и хаос…

Нельзя.

Успокаиваюсь, закрывая глаза. Никто не должен пострадать сейчас, сидя у костра и поедая убитого кабана. Мы убили его, чтобы напоить кровью чужаков, чтобы пробудить в них скрытое. То, что каждый прячет под черной тканью, то, что я вижу. Люди Конфедерации. Ученые. Прогресс. Я знаю значение этих слов и ненавижу. Значение, слова и людей, мечтающих принести нам все это. Я знаю, что им нужно, что они ищут на землях фьордов. Они хотят то, что принадлежит нам. Наши земли, наши крепости, наших женщин и нашу силу. Но они уйдут ни с чем. И потеряют больше, чем думают.

Пока они нужны мне, они живы. Но то, что обнажает зов и фьорды, останется открытым. Люди еще не знают. Глупые. Фьорды не отпустят их, где бы они ни были.

Однако я впечатлен. Ирвин тоже. Парализаторы, ткани, инструменты. Эти люди опасны. Я знал это с самого начала, убедился сейчас. Их оружие не пугает, оно ничтожно, но мне надо понять больше. Тех знаний, что у меня есть, слишком мало. Духи фьордов с нами, но мне стоит поторопиться.

Время дрожит и растягивается тягучей смолой…

Нет, я не испытываю ярости к тем, кто изучает нас. Четверо ученых — всего лишь люди, желающие знать. Это даже вызывает уважение и понимание. Но за ними придут те, кто желает обладать, это неизбежно. Я достаточно понял о людях, чтобы не допустить этого…

Веками они стремятся попасть на фьорды. Веками туман защищал нас. Так почему он стал редеть?

Даже Ирвин не понимает всей опасности. А-тэм умен, но не знает всего. Он никогда не проводил часов, изучая людей из-за тумана. Считал, что фьорды защищены и так будет вечно. Потому риар я, а не он. Я чую опасность даже сейчас, когда люди напротив улыбаются и едят мясо убитого кабана. Но я вижу то скрытое, что прячет каждый из них. Вчера мы лишь позволили им взять то, что принадлежит племени, предложили, как гостям. И они согласились. Накинулись с жадностью, которая говорит о многом.

А завтра они захотят взять то, что мы не предлагаем.

Темные инстинкты пробудились в каждом, кроме двоих. И это меня… удивило. Я испытываю странные чувства, думая об этом. Старик и девушка. Те, что смогли устоять и не поддаться ни зову риара, ни своей тьме. Почему?

Снова прокручиваю в голове события. Старик опасен. Хилый, седой, слабый. И самый сильный из всех чужаков. Его инстинкты мертвы, и это делает разум свободным. Он внимателен и слишком умен. Слишком… Видит даже то, что в упор не замечают его соратники.

Мудрый старец. Я склонил бы перед ним голову и сделал своим наставником, если бы мог. Но придется принять иное решение.

Девушка.

И снова зов пробуждается, ломая меня. Без моей воли, без моего желания.

Ночью я позвал. Я чувствовал душу, оплетенную зовом, прикасался к ней. И слышал ответ. Обжигающий… Я хочу большего, но она воспротивилась. И злость смешалась с непониманием. Как она могла отказать?!

Она сопротивлялась так яростно, что ее разум померк. Хорошо, что успел поймать, прежде чем она приложилась головой о земляной пол…

Или не стоило ловить?

Усмехнулся беззвучно, глядя на нее сквозь пламя костра.

Чужачка с темными волосами и зелеными глазами. Я смотрю на нее слишком часто, пытаюсь понять, почему мне так хочется ощутить под собой ее тело. Оно не столь бело и прекрасно, как тела дев Аурольхолла, не столь услужливо и покорно, как тела тех, что ждут меня в Нероальдафе. И сдается мне, даже не столь умело, как тела пленниц южных земель… Она не похожа на женщин фьордов. В ее глазах горит огонь, но там нет ярости. И она улыбается, даже когда боится.

И еще она любопытна… Пожалуй, в этом мы с ней похожи. В светлой зелени женских глаз я вижу такую же тягу познания, что когда-то заставила меня изучать мир за туманом.

Чужачка, что оскорбила меня.

А я не из тех, кто прощает оскорбление.

Ирвин положил ладонь на плечо, безмолвно напоминая о моем долге. Я сдержал рык, но руку сбросил. Над головами зарождается буря, и племя смотрит с мольбой во взглядах. Женщины протягивают ко мне ладони с едой, предлагают пряности, мясо, себя… Надеются усмирить мою ярость.

Я киваю, тихо даю понять, что не обижу тех, кто дал кров и еду… Ирвин выдыхает за спиной. И зеленоглазая чужачка смотрит — сквозь пламя, так что внутри снова обжигает желание… я смотрю, как она ахает, как приоткрываются розовые губы, и почти ощущаю ее выдох на своей коже. Он тоже будет пряным, как летние травы, настоянные в горячем напитке. Чужачка отворачивается, и над фьордом ударяет первая молния…

Ночь я провела практически без сна. Над фьордом разразилась гроза, в раскатах грома мне чудился рев какого-то зверя. Так что я лишь задремывала на несколько минут и резко просыпалась, хватая сухими губами воздух. Несколько раз прикладывалась к ингалятору, мрачнея с каждым вдохом лекарства. Поэтому утро встретила с облегчением, понадеявшись, что день окажется лучше ночи.

Прошлым вечером наша группа переругалась. Максимилиан озвучил свое решение уйти, но его восприняли в штыки. Дошло до ругани, прямо возле огня… Сцена получилась отвратительная. Коллеги уверены, что ильхи их не понимают, и позволяют себе слишком многое. Но в племени как минимум двое говорят на нашем языке. Однако это не остановило ученых. И, к сожалению, Максимилиан всегда был выдающимся исследователем, но никогда — лидером. Он не умеет настаивать. К тому же не мог внятно объяснить свои мотивы. На общем собрании он удержался от расплывчатого «дурное предчувствие» и попытался оперировать фактами. Но их практически не было. Экспедиции никто не угрожал. Напротив, нам демонстрировали гостеприимство.

При упоминании последнего Клин заметно покраснел, военные — Люк и Риз — пошло ухмыльнулись. И мне стало противно. Я не стала спрашивать, но, к сожалению, начала догадываться о том, что было ночью. Вошли они в круг шатии или продолжили общение с кем-то в шатрах? Подробностей я знать не желала… И самое ужасное… А не стала ли я катализатором?

Мысли горячечно вертелись в голове. Все видели, что ильх ушел за мной. И решили, что я сама дала согласие. Опять же — криков и призывов о помощи не было… Да и все мы понимаем, что один удар парализатором — и ильх свалился бы на землю, да там и пролежал несколько часов. А серебристая трубочка всегда со мной. То есть мои коллеги рассудили, что все произошло по обоюдному согласию. И раз уж можно мне — женщине, то какой спрос с них?

Клин верно заметил — все они прежде всего мужчины. И шатия могла показаться им не такой уж отвратительной… Скорее — наоборот. Возбуждающей. Как ни ужасно это звучит. Значит, все, кроме Максимилиана, ночью продолжили… изучение местных нравов. Даже Клин, у которого дома семья? Даже Жан, что влюблен в сотрудницу Академии?

Мне стало дурно от таких мыслей.

И самое плохое, что коллеги и на меня поглядывают искоса. Спросить — никто ничего не спросил, а мне было противно оправдываться за их догадки и домыслы. Тему вчерашней ночи все обошли, сделали вид, что ничего не случилось. И это заставило меня еще сильнее напрячься.

Переругавшись и не найдя компромисса, мы разошлись по шатрам, решив еще раз все обсудить утром. Что ж, надеюсь, сегодня Максимилиан найдет доводы для отъезда. Честно говоря, мне захотелось покинуть фьорды. И Сверра. Слишком странной была моя реакция на него.

Первые лучи еще только коснулись земли, а я уже стояла возле шатра, жмурясь и осматриваясь. В центре поселения женщины уже возились у костра, мужчин не видно. Я постояла, размышляя, а потом осторожно двинулась к аборигенкам. Раз уж с мужской частью местных мне не повезло, может, удастся наладить общение с женской?

— Доброе утро! — я дружелюбно улыбнулась, приблизившись. Так, ладони открыты, тело расслабленно, смотрю в глаза… Язык тела зачастую красноречивее слов и говорит о большем. Женщины при моем появлении замерли, но смотрели с любопытством и без агрессии. Я указала на котел, который чистила одна из девушек: — Я могу помочь?

Сделала осторожный шаг и присела рядом, тронула пучок соломы, которым отчищалась посудина.

— Могу помочь?

Женщины переглянулись, прозвучали быстрые непонятные слова. И с кивком протянули мне солому.

Я схватила ее обрадованно — поняли! Даже не зная языка — поняли! И принялась тереть бок котла, изо всех сил демонстрируя готовность мыть этот котел. Аборигенки смотрели, склонив головы, а потом что-то запищали, рассмеялись. Та, что протянула мне солому, опустилась рядом на колени и принялась показывать, как надо чистить. Другая села с противоположной стороны, протянула пальчики к моим волосам, отдернула.

Я снова улыбнулась.

— Нравятся мои кудри? — закатила глаза. — От них одни проблемы. И на голове вечный бардак.

Конечно, собеседница не поняла, но, видя мою улыбку, стала смелее. Погладила ткань комбинезона, округлив от удивления глаза. Провела пальчиком там, где разорванный кусок склеивала липкая лента. Переглянулась с товарками. Я терла котел и улыбалась, позволяя себя осматривать.

— Где та девушка? — спросила я. — Девушка? Шатия? Жива?

Женщины рассмеялись, одна положила ладони под голову и закрыла глаза. Спит, — догадалась я. И при слове «шатия» местные не скривились от ужаса и отвращения, смотрят лукаво.

Нет, мне этого не понять.

— У тебя тоже так было? — пробормотала я, глядя на старшую. — У тебя? Шатия?

Женщина закатила глаза и улыбнулась, показав отменные белые зубы. Надо же, а лет ей немало, судя по морщинам. И снова выражение лица скорее веселое, чем испуганное…

— Часто такое бывает? — продолжила я. — Шатия?

Женщины развели руками, не понимая. Ощущая себя слегка глупо, я изобразила жестами ритуал, указала на аборигенку. Та кивнула и снова улыбнулась. Показала один палец и сделала огорченное лицо. Остальные расхохотались.

Так, значит, ритуал у нее тоже был. И лишь один раз.

— Ребенок? — покачала я руки перед грудью. Жест, понятный любой женщине. Собеседница быстро заговорила, лицо ее стало грустным. Ткнула пальцем на играющих неподалеку малышей.

Я замерла с соломой в руке. Так, если я правильно интерпретировала ее жесты, то ребенок все же родился. Но почему тогда грустный вид? Все же я чего-то не понимаю…

Аборигенки быстро переглянулись и подобрались ко мне поближе.

— Шир хаам Сверр-хёгг? — жадно выдохнула она.

— Что? Вы спрашиваете про Сверра? Но я ничего не знаю…

Девушка тронула шов на моем разорванном комбинезоне и повторила настойчиво:

— Шир хаам Сверр-хёгг? Шир хаам?

— Да не было никакого хаама! — с досадой выдохнула я. — И не будет!

— Сверр-хёгг! Хааленсвод! Шинга, шинга! — испуганно заверещали женщины. Я скривилась. Так-так. Теперь местные меня еще и ругают за то, что отказала их золотоглазому!

— Да чтоб он провалился, — в сердцах добавила я, и визгов стало еще больше. Да, все-таки женщины всегда поймут друг друга, даже не зная языка! Помахала рукой, успокаивая местное население, и снова выдала лучезарную улыбку.

— Я уже слышала это слово — хёгг… Его говорили на шатии. Пели… нет, не так, как же там было… Ньердхёгг… Лагерхёгг!

Пожилая дернулась и шлепнула меня по губам. Довольно ощутимо! Я прикусила язык. Значит, повторять эти слова не стоит? Или их нельзя повторять именно мне? Но что они значат? Молитвенно сложила ладони, изображая раскаяние, склонила голову.

— Простите… Я не знала… Я глупая цивилизованная женщина и понятия не имею, о чем говорю.

Мой покаянный вид сработал, и женщина, важно пошамкав губами, кивнула. И указала на небо.

— Лагерхёгг, — с придыханием произнесла она. Остальные смотрели завороженно. — Ньердхёгг! — указала на воду в котле, а потом в сторону гор. — Утьхёгг!

Я задумчиво почесала переносицу. Вероятно, речь идет о местных богах. Только о них аборигены могут говорить с таким ужасом и восторгом в глазах.

Молодая девушка с множеством мелких косичек подползла ближе и выдохнула:

— Хелехёгг…

И тут же получила по губам от пожилой, да так, что кожа чуть треснула! Залепетала что-то — испуганно и торопливо.

Я же постаралась запомнить. Три бога в почете, а имя четвертого произносить нельзя? Так получается? Осторожно показала в сторону скал.

— Ульхёгг?

Женщины истово закивали. Пожилая посмотрела серьезно. Я указала на воду и повторила второе имя. Аборигенки заулыбались и игриво переглянулись, чем вызвали у меня новый приступ недоумения. Может, бог воды — чрезмерно веселый? И ему они радуются, не боятся? Странно все это. Непонятно.

— Ир-вин-хёгг! — нараспев протянула молодая девушка с косичками. Похоже, шлепок по губам ее мало расстроил. Я снова задумалась. Ирвин? Кажется, так зовут голубоглазого блондина? Но при чем тут он? Нет, все-таки языковой барьер сильно мешает пониманию! Ничего не ясно!

— Ирвин? — повторила я. — Ивин… хёгг?

— Ирвин-хёгг! — торжественно повторили женщины. — Ньердхёгг!

— Ерунда какая-то с этими вашими хёггами, — с досадой пробормотала я.

— Хёгг салд! Хёгг шундр! — торопливо забормотали местные. Я покачала головой, понимая, что ничего не понимаю. Кажется, там еще кто-то в небе… указала на пушистые облака над головой.

— Лагерхёгг?

Девушки присели, закрывая головы и глядя испуганно. Пожилая замахнулась, желая и меня шлепнуть по губам. Но остановилась и только нахмурилась. Погрозила пальцем.

— Лагерхёгг. — Имя прозвучало жестко, сердито. Женщина же покосилась на меня и добавила шепотом: — Сверр-хёгг…

Сверр? Или я не заслуживаю своей ученой степени, или здесь настойчиво повторяют имя золотоглазого ильха. Причем в сочетании с этим загадочным хёггом. И что же это значит? Я так крепко задумалась, что выронила котел. Хотелось броситься к своим блокнотам и диктофону, все записать, начертить схемы, разложить на составляющие и проанализировать.

Но старшая из женщин не выдержала, отобрала у меня посудину, буркнула что-то. Наверное, что плохая из меня посудомойка! Зато остальные развеселились. И вдруг схватили меня за руки, потянули куда-то.

Я растерянно поднялась с земли.

— Что такое? Куда вы меня тащите?

В чириканье ответов смысла для меня не было, конечно. Так что я покорно пошла следом. Мне сунули в руки другой котел, поменьше, остальные тоже нагрузились кухонной утварью. И побежали по уже знакомой мне тропинке, правда, свернули не к чаше в скале, а вниз. И через некоторое время мы вышли к пологому берегу тихого озера. У берега вода подмигивала бликами, но дальше — темнела, говоря о немаленькой глубине.

— Здесь вы моете посуду? — догадалась я. И, увидев, что аборигенки раздеваются, добавила: — И себя заодно?

Молодая, что трогала меня, дернула за рукав и жестами начала что-то показывать.

— Гидру? Шатия?

— Шатия? — переспросила я. — Ну да, я видела…

— Шатия? — обрадовалась женщина и ткнула в меня пальцем. Потом несмело положила ладонь мне на живот. — Шатия?

— Да видела я, видела! — усиленно закивала головой, соглашаясь. — Как теперь это забыть бы…

Аборигенка снова улыбнулась и указала, что надо раздеться. Я покосилась на тропинку, размышляя. Надо признать, мне ужасно хотелось стянуть комбинезон и залезть в воду. Все же я слишком привыкла к ежедневному душу, и несколько дней без водных процедур давали о себе знать. Хотелось ополоснуться. Но вот могу ли я это сделать?

С другой стороны, я уже заметила, что женщины племени купаются отдельно от мужчин. Значит, мне не грозит появление ильхов. А вода манит…

К тому же, думаю, войди я в воду, это поспособствует взаимопониманию с женщинами!

Решившись, я осторожно расстегнула многострадальную молнию и стащила свой костюм, оставшись в нижнем белье. Конечно, на меня сразу уставилось семь пар любопытных женских глаз! Аборигенки заверещали, цокая языками и тыкая пальцами в мой живот и грудь, прикрытую белым хлопком спортивного бюстгальтера. Я заставила себя стоять смирно и не прикрываться. Не пытаться спрятать свои шрамы. Нет, не нагота меня смущала. И не из-за нее я не любила раздеваться. Увы, но тело перечеркивали шрамы — некрасивые, отталкивающие.

Пожилая покачала головой и занесла руку, показывая удар. Я медленно кивнула.

Женщины придвинулись ближе, разглядывая меня. Потом старшая фыркнула и махнула рукой так, что даже мне стал понятен смысл: что вы на нее пялитесь, все как у нас…

Я рассмеялась, настолько красноречивы были выражение лица и жест. Все же женщины везде женщины. Снова обернувшись на тропинку, стянула белье и вошла в каменный бассейн. Возглас сдержать не сумела, студеная вода вышибла из тела воздух. Аборигенки уже плескались, самая молодая повизгивала, словно щенок. Я резко присела, погружаясь целиком, вместе с головой. Вода объяла холодом, и, вынырнув, я снова рассмеялась, хотя зубы и начали стучать. Аборигенка протянула мне кусок грубой ткани и демонстративно потерла себя, показывая.

— Поняла! — сообразила я. Вот вам и местное мыло. Ветошь пахла чем-то горько-сладким и, похоже, была вымочена в растворе золы. Что ж, обычное дело для таких племен. Торопливо растерла тело, ощущая ток ускоряющейся крови и колкие мурашки на коже. Снова резко опустилась в воду, сделала несколько сильных гребков. Вода взбодрила, разум вновь стал чистым, словно тоже промытым. И я задумалась над тем, что услышала. Кто же эти хёгги? Расспросить бы Сверра, да вот общаться с ильхом совсем не хочется. Даже приближаться.

Я вынырнула.

И слово странное. Кажется знакомым, хотя и непонятным.

Хёгг…

Ушла в воду и… замерла с открытыми глазами. В темной глубине что-то шевельнулось. Что-то… огромное. Всколыхнулась волна, рябью подернулось озеро.

Я открыла рот, чтобы заорать и, конечно, нахлебалась воды. Выскочила, замотала головой, отбрасывая волосы. Пожилая аборигенка крикнула грозно, стрельнула на меня взглядом. И все попрыгали на берег, словно по команде. Я тоже вылезла на примятую траву, обхватила себя руками.

— В воде кто-то был! — воскликнула я. — Кто-то… странный…

Осеклась, потому что аборигенки нахмурились и снова заверещали. Я настойчиво ткнула пальцем в воду.

— Кто это был? Что за животное? Вы знаете? Оно же огромное!

Пожилая замахнулась, кажется, намереваясь треснуть меня по губам. Похоже, у них это в порядке вещей, чтобы лишнего не болтали. Но я отпрыгнула в сторону, и женщина лишь недовольно скривилась.

— Вы знаете, кто был в воде?

— Хёгг! — шепотом сказала девушка с косичками. Я обернулась на нее.

— Нет, я спрашивала, кто был в воде? Не про ваших богов! А про зверя в озере. Понимаешь?

Но девчонка лишь замотала головой так, что разлетелись все ее косички.

— Хёгг, хёгг! — снова закричали женщины.

А через минуту на дорожке появился незнакомый ильх. Я торопливо прижала к мокрому телу комбинезон, попятилась к скалистым выступам, чтобы одеться. Спряталась и принялась натягивать свою одежду на мокрое тело, краем уха прислушиваясь к недовольным возгласам варваров. Тон у голосов был возмущенный и немного испуганный. Молнию снова заело от моих нервных движений, так что вырез у меня получился глубокий. Я скрипнула зубами, увидев это «декольте». В нем отлично видна ложбинка груди — вот же зараза! Но застежка застряла и двигаться выше отказывалась. Так что пришлось оставить как есть.

Стоило выйти из своего укрытия, как меня подхватили под локоть и потащили в сторону поселения. Я и не сопротивлялась, размышляя, что будет дальше.

Мы вернулись к шатрам.

По заведенному порядку ильхи собрались вокруг огня, тот, что привел меня, обвиняюще ткнул пальцем.

— Раанваль хёгг! Худра!

— Сам дурак, — под нос себе пробормотала я. На меня уставились десятки осуждающих глаз.

— Я ничего не делала, — выкрикнула возмущенно. — И вообще ничего не понимаю…

— Тебя обвиняют в пробуждении… хёгга, — негромко сказал за моей спиной Сверр, и я резко обернулась, посмотрела в золотые глаза. И сразу ощутила, как кровь прилила к щекам. Вот же гадство… Вспыхнула, отвернулась, нахмурилась.

— Хёгг? Кто это? И как я могла его пробудить?

От шатров уже бежали мои коллеги, Клин на ходу застегивал комбинезон, Жан зевал. Макс снова хмурился и, приблизившись, принялся натирать свои очки. Зато военные выглядели бодрыми и собранными.

— Что здесь происходит? — с ходу потребовал объяснений Юргас.

— Говорят, я что-то пробудила. Но я не понимаю…

— Хёгг! Хёгг! Худра! Хёгг!

— О чем это они?

Я пожала плечами и покосилась на Сверра. Он молчал, что мне совсем не нравилось. Между темных бровей залегла складка.

— Кажется, все серьезно, — угрюмо протянул Юргас, осматривая ильхов. Те уже потрясали кулаками, выкрикивая слова. Казалось, еще немного — и в меня полетят камни! Я инстинктивно отступила назад, сдерживая желание побежать от разъяренной толпы варваров. Женщины, что совсем недавно мне улыбались, теперь смотрели сердито или вовсе отворачивались.

— Но я не понимаю… Не понимаю, что сделала!

— Тяжелый проступок, Лив, — бесцветно произнес Сверр. — Здесь за него наказывают.

— Но какой проступок?

— Ты вошла в воду. Позвала хёгга. Он пришел.

— Что? Хёгга? Но кто он?

Пожилая аборигенка возмущенно замахнулась, желая треснуть меня по лицу. Но отступила, переведя взгляд за мою спину. На Сверра.

Краем глаза я заметила хмурого Ирвина, подошедшего слева. Он выкрикнул несколько слов, кажется, пытался успокоить местных. Но ильхи лишь разъярились.

— Хёгг! Худра! Шатия!

— Шатия? — уловила я знакомое слово. — О чем это они?

— Тебя надо отдать под шатию с хёггом, — непонятно пояснил Сверр. — Раз он пришел за тобой.

— Это какой-то бред! — выдохнула я. — Какой хёгг? Как я могла его позвать? Я ничего не делала! Я лишь плавала… Но женщины сами привели меня туда!

— Ты невинна, Лив? — золото глаз, кажется, уже обжигало… И я снова покраснела! Вот же проклятие! Ну почему мне так не везет? Я что же, должна всем рассказывать позорную историю своей жизни? Здесь, перед коллегами?

— Какое это имеет значение?

— Хёгга может пробудить лишь невинная девушка. В воду у скал нельзя заходить тем, кто еще не утратил невинность.

— Но там была она! — я обреченно указала на девчонку с косичками. — Она-то точно младше меня!

— У нее уже есть ребенок, — бесцветно оборвал Сверр.

Я ошарашенно замолчала.

— Очевидно, в окрестностях появился какой-то зверь, — негромко произнес Максимилиан. — И варвары связывают это событие с вами, Лив.

— Я кого-то увидела в воде. Правда, не поняла, что это было… Но, кажется, этот зверь огромный!

— Если я правильно понимаю… — притиснулся ближе Жан. — То шатия с хёггом — это некий обряд по задабриванию зверя.

Мы тревожно переглянулись. Даже дураку ясно, что мне этот обряд не понравится. А дураков среди коллег не было.

— Хёгг! Шатия хёгг! Худра!

Яростные выкрики заставили нас сблизиться и нервно переглянуться.

— Есть подозрения, что тебя хотят отдать на съедение какому-то хищнику, — мрачно озвучил Клин.

Юргас сверкнул глазами из-под насупленных бровей.

— Что будем делать?

— Только давайте без оружия! — одернул Макс и повернулся к молчащему Сверру. — Скажи им, что Оливия не виновата! Она не знала о хищнике в озере… И не знала ваших традиций!

— Это ничего не меняет, — ответил ильх.

— Незнание закона не освобождает от ответственности, — пробормотал Клин, и я наградила его сердитым взглядом.

— Это все какой-то бред! — прошипел Юргас.

— Бред? — Сверр поднял темные брови, золото глаз плескалось расплавленной лавой. Мы уставились на него завороженно. Цвет его радужек менялся, почти светился…

— Ну и дела… — выдохнул Жан, дергаясь назад.

— Ты называешь бредом то, что племя чтит веками? — Сверр смотрел на Юргаса, и я заметила испарину на лбу военного.

— Я не хотел оскорбить ваши традиции, — прохрипел начальник службы безопасности. К его чести, он смог извиниться, хотя рука и тянулась к парализатору. Я подавила желание прижаться к мужчинам и выпрямилась, вскинув подбородок. Нельзя показывать свой страх! Никому.

Сверр посмотрел на меня, прищурившись, но в лаве его глаз я увидела одобрение.

Отвернулась.

— Мы готовы извиниться! — торопливо сказал Максимилиан. — И загладить свою вину! Оливия принесет извинения…

— Здесь поможет только кровь, — обронил Сверр. — Либо кровь Лив, либо…

— Либо? — с надеждой переспросила я.

— Либо кровь хёгга. Если кто-то решится убить хёгга, то шатию можно отменить.

— Отлично, нам это подходит! — встрял Юргас, но осекся, увидев взгляд Сверра. — Знать бы еще, кто этот хёгг… но, думаю, заряда наших парализаторов хватит?

Вскинула голову и увидела нахмуренные брови блондина Ирвина. Он смотрел на Сверра — тяжело, недобро. Но золотоглазый не обращал внимания. Думал.

И тут толпа ильхов всколыхнулась, набежала волной, и меня дернули чьи-то сильные руки. Варвар закинул меня на плечо и потащил под одобрительные вопли соплеменников. Я вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от страха. Как ни странно, последнего я пока не испытывала. Наверное, мой разум все еще не осознал серьезности ситуации. Что это не шутка и не постановка в театре, а по-настоящему. Что я чем-то разгневала местное население и меня хотят отдать неведомому хищнику на растерзание.

Отличное завершение моей исследовательской миссии и жизни в целом.

— Да отпусти же! — попыталась вывернуться, даже стукнула кулаком по широченной спине, но ильх лишь подбросил меня на плече и двинулся дальше. Я дергала ногами и вертела головой, но мало что видела.

— Юргас, только без оружия! — донеся голос Максимилиана.

— Я могу положить их всех…

— Да вы с ума сошли! Опустите парализатор…

— Юргас, не надо! — крикнула я, приподнимая голову. — Я в порядке!

Начальник службы безопасности мелькнул и пропал за широкими спинами. Меня дотащили до дорожки, ведущей к озеру, и скинули на землю. Вскочила, озираясь. Сильные руки ильхов прижали меня к одному из черных столбов, другие начали привязывать — спиной к поселению, лицом к озеру.

Я изумленно открыла рот.

— Профессор, похоже, я поняла, зачем нужны эти ритуальные исполины, — торжествующе изрекла я. — Это жертвенники!

Максимилиан не ответил. Теперь я вообще не видела никого из членов экспедиции. Перед глазами мелькали лишь ильхи, которые связали мне руки, прижав к столбу. Плечи сразу заныли.

Кто-то дернул мой комбинезон, пытаясь содрать его с моего тела. Липкая лента не выдержала, треснула, снова образовав прореху. А вот это уже не весело…

— Им Сверр-хёгг! — раздался позади глухой, тягучий рык. Сверр… Это точно был он. Племя затихло вмиг, даже женщины заткнулись и перестали верещать. Золотоглазый появился передо мной, осмотрел остро. И я ощутила себя совершенно беззащитной. Прикусила изнутри щеку, чтобы не показать страх. Сверр смотрел в глаза, прищурившись недовольно. Потом резко повернул голову к ильхам.

— Им Сверр-хёгг, — повторил он. И, глянув на меня, перевел: — Я смою кровь кровью хёгга.

Варвары застыли растерянно. Радости я на их лицах не видела. Похоже, первый вариант развития событий, в котором меня кто-то жрет, им нравился больше.

Сверр поднял сжатый кулак, медленно осмотрел племя.

— Скхран. Ночью.

Вперед выступил ильх, который тащил меня на плече. Сейчас я смогла его рассмотреть — высокий, плечистый, светлые выгоревшие волосы, пронзительные голубые глаза и морщины, указывающие на возраст. Все еще силен, но явно не молод.

Он обвинительно ткнул в меня пальцем.

— Худра! Ихнеменег хёгг!

Сверр склонил голову набок. И произнес несколько слов. Спокойно, почти насмешливо. Ильх недовольно скривился, посмотрел на меня. Сплюнул. И крикнул ожидающим соплеменникам.

— Апхайоль!

Да будет так? Похоже на то… Вот только развязывать меня никто не торопился. Теперь все смотрели на меня, словно чего-то ждали. Я неуверенно покосилась на Сверра. И что я должна сделать? Изобразить бурный восторг?

— Я оплачу твой долг, Лив, — сказал Сверр. — Если ты согласишься.

— Соглашусь? — уже хотела сказать, что, конечно, согласна, но прикусила язык. — Есть какое-то условие, так?

— Я оплачу твой долг. Ты станешь моей… лильган.

Юргас протестующе зашипел, Максимилиан положил руку ему на плечо. Я же лихорадочно обдумывала ситуацию. Все понятно, мужчина, выступающий защитником дамы, имеет право на вознаграждение. Лильган? Может, любовница? Неприятно… Но явно лучше, чем смерть.

— Я согласна! — звонко крикнула я. Ветер ударил в лицо, эхо отразилось от скал.

— Оливия лильган Сверр-хёгг, — приказал ильх, сверкая расплавленным золотом глаз.

Я повторила и задохнулась от ударившего в грудь порыва ветра.

И все стихло.

— Хорошо, Оливия Орвей, — насмешливо протянул Сверр. — Ночью клятва будет исполнена.

— Ночью? — встрял Юргас. — Она что же, будет стоять здесь весь день?

— Да, — отрезал Сверр и ушел. За ним потянулись остальные ильхи, недовольно косясь на меня.

— Чушь! Я развяжу…

— Не надо, Юргас, — остановила я вояку. — Не надо. Не стоит дразнить племя еще сильнее. Я нарушила какое-то табу, пусть и по незнанию. Хорошо, что Сверр вмешался…

— Не уверен, что это хорошо, — хмуро обронил Максимилиан. — Надо было уточнить условия сделки, прежде чем соглашаться, Оливия.

— Да какая разница! — в сердцах воскликнула я. — Выбор невелик.

Мы помолчали.

— Что случилось на озере?

— Я кого-то увидела в воде. Не знаю, что это за зверь, но он огромный. Впрочем, мне могло померещиться, вода была мутной.

Я со вздохом пошевелила связанными ладонями.

— Идите. Я в порядке. А у вас слишком мало осталось времени, чтобы собрать образцы и попытаться узнать больше о варварах. Будем считать, что мне повезло. Какой ученый может похвастаться подобными жертвами ради науки? Меня чуть не принесли в жертву в прямом смысле слова!

Коллеги усмехнулись и разошлись. А я сникла. Бравада бравадой, но стоять у столба — не самое приятное занятие. Закрыла глаза, размышляя. Ладно, если выхода нет, то придется смириться и принять обстоятельства. Ну и заодно попытаться извлечь пользу. Например, потратить время с умом — осмыслить все, что я узнала. Итак, все здесь завязано на каких-то хёггах. Скорее всего — местный хищник, возможно, волк или обитатели гор — барсы… Зверя однозначно здесь боятся и почитают, что тоже вполне обычное явление в таких племенах. Я нахмурилась, вспоминая, как аборигенка указывала то на воду, то на небо. Исходя из фактов, тотемных зверей может быть несколько, а само понятие хёгг — общее и обозначает объект поклонения. Например, барс — в горах, волк — на земле, крупная рыба — в воде… Но тогда почему это «хёгг» я слышала в сочетании с именем Сверра? Что это означает?

Я подергала руками и переступила с ноги на ногу. Помогло мало, тело быстро уставало от такой позы. Но и выбора нет… Значит, продолжим.

Возможно, Сверр посвященный? Оттого к его имени добавлено «хёгг», а на шею надет черный обруч? Что ж, теория выглядела довольно разумной. В истории человечества такое встречалось неоднократно. Жрецы, посвященные, адепты культа, шаманы… Те, кто говорит с богами или даже приносит им жертвы. Может, поэтому Сверр и смог договориться о замене? И спасти меня… Потому что особенный? Все же я не могла не заметить, что он отличается от других ильхов. И отличается отношение племени к нему. Оно более… уважительное? Или… испуганное?

В носу защекотало, и я чихнула. Дернулась по привычке, чтобы почесаться, вздохнула. Да уж, опыт я сегодня получу бесценный. Смогу рассказать, что ощущали приговоренные к казни, стоя на солнцепеке у жертвенного столба. Правда, я всегда предпочитала теории, а не практику…

Да, пожалуй, на Сверра смотрят со смесью страха и почитания. Именно так. Я достаточно изучала язык тела и жестов, чтобы распознать эти сигналы. Значит, служитель хёгга? Хорошо бы увидеть этого зверя. Или зверей? Скорее, их несколько. Странно, что у варваров нет изображений. В тотемизме распространены рисунки или поделки из камня и дерева, олицетворяющие объекты культа. Но я не видела ни одной. Хотя они могли быть спрятаны. Например, нас так и не пустили в тот дом с красной крышей. Ведь оттуда вышла девушка для шатии… Очевидно, что там она и познала первую боль с мужем, как сказал Сверр. Еще один обряд, тоже понятный мне.

Я облизала пересохшие губы. Солнце поднялось выше, и стоять стало тяжелее. Вдоль позвоночника медленно катились капельки пота. Хорошо хоть, волосы влажные, не успели высохнуть после купания.

Итак, тотемы, культ…

Если нет изображений животных, то поклоняться аборигены могут не зверям, а стихиям. Земле, воде, огню… Не об этом ли говорила женщина у костра? Возможно… Но что тогда хёгг? И кого собирается убить ночью Сверр?

Или… или я просто путаю разные слова. У них может быть похожее произношение и совершенно противоположный смысл. Я не лингвист, мой слух не столь тонок. Надо бы поговорить с Жаном, поделиться наблюдениями.

Я прижалась затылком к столбу и усмехнулась. Коллеги ушли, и даже звуки племени до меня долетали глухо, приглушенно. Все-таки столб довольно далеко от шатров.

— Надеюсь, на меня не позарится проходящий мимо голодный зверь, — пробормотала я. И добавила, посмотрев наверх: — Ну, и я не спекусь на солнце. А то будет обидно.

Сверр возник из-за плеча так бесшумно и неожиданно, что я испуганно вздрогнула. Ильх поднес к моим губам чашу.

— Попей, лильган.

На миг возникла тревожная мысль о ядах, наркотиках и прочем, но жажда отогнала все сомнения. Я сделала жадный глоток студеной воды, захлебнулась.

— Тише. Я никуда не ухожу, — с легкой насмешкой произнес Сверр. И провел ладонью по моим губам, когда я допила воду и подняла голову. — Капли остались.

Я сдержала возмущение. В конце концов, он обо мне позаботился, напоил. Что б его…

— Где мои друзья?

— Где-то бродят, — отозвался ильх, рассматривая меня. Его странные глаза мерцали. — Рвут нашу траву, собирают землю и воду. Даже воздух. Все хотят унести с собой.

Ясно, коллеги заняты делом. Только в устах ильха это прозвучало… неприятно.

— В этом цель нашей поездки, — сконфуженно пояснила я.

— А какова твоя цель, Лив? — Сверр стоял слишком близко. Отодвинуться бы, но проблематично, когда вы привязаны к столбу.

— Я изучаю человека. Исследую его, познаю…

Сверр вдруг рассмеялся.

— Что смешного?

— Познаешь человека?

— Да. Это моя работа. Я ученый. Антрополог…

— Разве может изучать тот, кто не знает даже себя, — ильх наклонился ниже, заглядывая в мои глаза. Его губы кривила улыбка, но смеха в глазах не было. Скорее… я попыталась распознать сигналы его тела. Что они транслируют? Агрессию? Неприязнь? Желание?

Сглотнула. Да. Все вместе. И что-то другое, что я пока не могла разобрать. Странное ощущение чужой власти и силы давило на меня гранитной плитой. Это волнами исходило от ильха, пригвождая меня к столбу не хуже веревок.

И снова внизу живота плеснуло кипятком. Ноги ослабли…

Да что со мной?

Ильх резко качнулся назад, его дыхание стало прерывистым. Сверр медленно провел ладонью от моей щеки до разорванного куска ткани. Погладил кожу, внимательно разглядывая очертания моей груди.

— Убери руки, — прошипела я.

— Мне кажется, люди из-за тумана неблагодарны, — с задумчивой насмешкой протянул ильх. — Мы дали вам кров и пищу, делимся с вами, словно с близкими родичами. А что взамен? Что, лильган?

Он наклонился и втянул воздух возле моего виска. Пряди моих волос разлетелись от вдоха ильха. Каменное тело прижалось к моему, и дышать стало трудно…

— Кто такая лильган? — я попыталась отрешиться от своего положения жертвы. И от мужчины, что неторопливо изучал изгибы моего тела.

Сверр тихо рассмеялся и протянул:

— Мне вот интересно, почему ты не спросила об этом раньше? Очень интересно…

— Когда меня привязывали, я думала о другом! Я испугалась! — огрызнулась я.

Сверр поднял брови, выражая сомнение.

— Страх? Нет. Ты не боялась. И это тоже странно… Дева должна кричать и плакать. Прятаться за спины мужчин. Ты ведешь себя иначе.

А потом он очертил пальцем окружность моей груди. Насмешливо глядя в глаза. Раздвинул ткань там, где порвал ее, и снова коснулся кожи.

— Так что я получу за ответы, Оливия Орвей? И за то, что твой проступок я смою кровью? — еле ощутимое прикосновение обожгло раскаленным углем. — Ты могла бы поблагодарить меня…

Я дернулась, тщетно пытаясь отстраниться. Но куда? За спиной — столб, впереди — ильх. И руки-ноги привязаны. Закричать? Юргас наверняка где-то поблизости, поможет…

Нет, нельзя.

Сверр смотрел внимательно, остро. Словно наблюдал. Изучал. Я прищурилась, уставившись в золотые глаза.

— Кто такой хёгг? — бросила резко.

Ильх усмехнулся, качнул головой.

— Настойчивая. Хорошее качество. Но лишь для воина. В девах мы ценим покорность и мягкость.

Я не обратила внимания на этот намек.

— Это зверь, ведь так?

— Да. — Ильх склонил голову, вот только руки так и не убрал. Сжал пальцы на моем бедре, погладил. Я закусила губу, пытаясь не паниковать. — Зверь… Сильный. Злой. Голодный…

— Как я могла его позвать? При чем тут… невинность?

Горячие пальцы снова прошлись от шеи до талии.

— Хёггам веками отдавали невинных дев. Привязывали к столбам, танцевали вокруг, чтобы привлечь, пели слова призыва. Задабривали. Хёгги забирали дев себе, и люди говорили — отдали под шатию с хёггом. Значит, дева стала невестой. Только не человеку. Зверю…

Медленные движения становятся жадными. Ильх почти не касается меня, лишь кончики пальцев чертят узоры поверх комбинезона. Но я начинаю дрожать… А его мышцы каменеют, и губы сжимаются в тонкую линию…

Я неловко тряхнула головой, пытаясь сбросить с себя наваждение. Томительная ласка, золотые глаза, низкий голос… все это завораживало меня. Я ощущала себя мышью, с которой играет удав, прежде чем сожрать. Пришлось напомнить себе, что я ученый Конфедерации, а он дикарь. Варвар.

Я не должна так трястись, теряя голову от ощущения его пальцев и первобытного вожделения в глазах. Я ученый… ученый… ученый!

— Ясно. Значит, звери каким-то образом выработали в себе способность чувствовать девственниц. Изумительный пример эволюции, надо же! — сипло пробормотала я. Сверр насмешливо улыбнулся. И погладил мои губы. Провел большим пальцем, не лаская, а будто желая ощутить их кожей. Его палец оказался шершавым. Желание разлилось внутри томительной негой, голова закружилась…

— Как выглядит хёгг? — резко спросила я.

— Любопытная, — снова тронул мои губы. — И упрямая. У нас таких женщин учат послушанию. Или убивают…

— У нас такие становятся учеными, ну или старыми девами. Так как?

— Хёгги разные. Есть те, что обитают в глубоких водах фьордов. Есть живущие в скалах. Или там, где лежит вечный снег…

И есть те, чье имя нельзя произносить, вспомнила я. И благоразумно промолчала. Или я промолчала оттого, что уже дышала с трудом? Странно, а ведь он ко мне почти не прикасается… Но мысли путаются… И Сверр смотрит голодным зверем, хмурится.

Резко отстраняется.

— Довольно, лильган, — с неожиданной злостью бросил он.

— Кто такая лильган? — прошептала я.

— Слишком много вопросов и слишком мала расплата. Ты узнаешь. Когда придет время.

Он развернулся и ушел. Дыхание восстанавливалось, но слишком медленно.

Зато небо затянулось маревом, по траве потек прохладный туман. И я ему обрадовалась, стоять стало легче, чем на солнцепеке. От гор потянуло холодом. И я подумала, каковы фьорды зимой? Наверное, так же прекрасны… и даже немного жаль, что я этого не увижу.

Глава 9

— И что все это значит? Может, объяснишь?!

— Не забывайся, а-тэм, — осек я, и Ирвин скривился. Мы оба обернулись на поселение, которое отсюда, со скалы, видно не было из-за белесой дымки. Зато хорошо просматривались обугленные шесты. Один — занят… Перед глазами слишком явно встало тонкое тело, темные волосы, падающие на щеки, яркие глаза. Беспомощная. Привязанная…

Я резко отвернулся, всмотрелся в воды, водопадом стекающие по камню скалы.

— Я могу успокоить дикого хёгга, — хмуро напомнил о себе Ирвин. — Мы оба это знаем, Сверр! Нет нужды убивать!

— Нужда есть, — бесцветно произнес я, и а-тэм прищурился, размышляя.

— Т-а-ак… — недобро протянул он. Голубые глаза потемнели, как воды фьорда перед штормом. — И зачем? Девчонка станет лильган, но для чего? Оплаченный долг свяжет тебя с чужачкой, но что ты получишь от этой связи, Сверр?

Я, прищурившись, смотрел на фьорды. Скоро время холодов. Вода у берегов покроется коркой льда, а дальше растянется серо-синей гладью. Крепости и дома укроются снегом, затихнет Горлохум. Зима — время тишины и покоя. Но внутри у меня бурлит лава, неспокойно стучит сердце. Не эта зима. Туман редеет.

— Прошлой ночью я снова был возле тумана, — сказал глухо, не глядя на а-тэма. — Слой утончается. Возможно, с новым восходом преграда исчезнет вовсе. И тогда к нам придут люди. Другие люди, Ирвин. Те, кто желает получить наши земли и нашу силу.

— Мы уничтожим их!

— Возможно, — я отвернулся от фьорда. — Но какой ценой? Нам нужны знания. Так говорят в Конфедерации. Кто владеет информацией, тот владеет миром.

— Мы можем пытать этих чужаков. Под острым ножом они расскажут все, что знают! — Ирвин мрачно кивнул в сторону шатров, я усмехнулся.

— Они лишь мелкие щепки, ты не видишь? Они ничего не решают. И знают даже меньше, чем мы с тобой. Мне нужно больше.

— Думаешь, чужаки виноваты?

— Хочу знать наверняка.

— Не понимаю, как это связано с убийством хёгга!

— Связано. Все связано. Девчонка должна выжить и стать лильган. Она мне нужна. Значит, клятва будет исполнена.

Ирвин сжал губы в тонкую линию, взгляд потяжелел.

— А может, ты просто желаешь ее, мой риар? От твоего зова ночью никто не мог уснуть. И ты велел мне укрыть ее маревом с моря, чтобы чужачка не мучилась от жара. Бережешь? Неужели?!

Я криво усмехнулся.

— Не только для этого, — снова отвернулся. — В мареве меньше видно, а-тэм. А что насчет девы… Берегу, Ирвин, еще как. Она не должна пострадать. Не зря я покинул Нероальдафе и улыбаюсь чужакам. Через силу, но улыбаюсь. — Дернул плечом, сбрасывая волчью шкуру. Над склоном горы полетел тягучий звук хангов. Повернул голову к Ирвину. — Я потерплю и поулыбаюсь, не рассыплюсь. И ты придержи свою злость или убирайся, если злость сильнее тебя. — И закончил резко: — А раз все еще здесь, проследи, чтобы все пришлые сидели в своих шатрах. Они не должны увидеть слишком много.

— Сам понял, не глупец, — буркнул а-тэм. — И все же…

Я снова посмотрел на воду.

— Скоро ты все узнаешь.

Это был очень длинный день!

Благо я давно научилась жить в своей голове и время потратила с пользой, систематизировав и проанализировав полученные данные. Конечно, предпочла бы заниматься этим за своим удобным столом с кружкой крепкого кофе, а не стоя у жертвенного столба.

Пару раз ко мне подходили коллеги, приносили воду и энергетические батончики, чтобы восстановить силы. Ну и капсулы специального средства, замедляющие естественные потребности организма, такими у нас пользуются спортсмены, чтобы не приспичило в самый ответственный момент. И все же от еды я отказалась, а пить старалась немного.

Юргас не подходил, но несколько раз я замечала его краем глаза. Значит, и наш начальник службы безопасности за мной присматривал, хоть и косился недовольно.

Заход солнца ознаменовался размеренным стуком и взметнувшимся неподалеку костром. Стучали ильхи в своеобразные барабаны — выдубленную шкуру, натянутую на каркас. Глухой звук не летел, а ударялся о землю и скалы, рождая такое же тяжелое эхо.

Я к этому времени уже так устала, что была готова на все, лишь бы меня отвязали. Никогда не думала, что просто стоять — настолько тяжело. Ломило все тело, руки затекли так, что я всерьез опасалась за их дальнейшую чувствительность. Ноги дрожали и казались ватными. Голова кружилась, в животе урчало от голода…

Так что долгожданную ночь я встретила с радостью.

Барабаны били все чаще, за моей спиной что-то происходило, но я видела лишь сгущающуюся тьму впереди.

— Как вы, Оливия? — негромко спросил подошедший Максимилиан. — Самое время узнать, что вы задумали.

— С чего вы взяли, что задумала? — скрыла улыбку, отвернувшись.

— Хорошо вас знаю. Итак?

Я сконфуженно пожала плечами.

— Вы уже и сами догадались, профессор. У меня было лишь несколько минут на решение и реакцию. Первая и очевидная — начать выяснять, кто такая лильган. Что бы Сверр ни ответил, думаю, это не то, что нам могло понравиться. Любовница, рабыня, да хоть жена! Дальше я должна была бы возмутиться и отказаться. Или согласиться, но уже зная ответ, а это ведь совсем иной расклад, так? Боюсь, в этом случае пришлось бы вмешаться Юргасу с его военными, он не смог бы это проигнорировать. И вооруженный конфликт с племенем был бы нам обеспечен, профессор. А так…

— Так мы получаем время для дальнейшего изучения, плюс возможность увидеть еще неизвестный ритуал и местное тотемное животное, — вздохнул Макс. — Вы всегда меня удивляли, Оливия.

Я польщенно замолчала.

— Правда, отличительной чертой вашего характера является то, что вы недооцениваете опасность и регулярно забываете о себе. Вашей отваге неплохо бы добавить инстинкта самосохранения!

— Боюсь, без этой особенности меня и не отправили бы на фьорды, — хмыкнула я. — Бросьте, мы все знали, на что подписались, профессор. И пока экспедицию можно назвать вполне удачной, ведь так? Я жива и здорова, все в порядке. К тому же мы узнали назначение этих столбов! Только вот остальным лучше не говорить о моей маленькой интриге.

— Вы правы, боюсь, наши бравые военные не поймут. У них слишком прямолинейное мышление. Юргас так скрипит зубами, что я всерьез опасаюсь за его челюсть.

Профессор вздохнул.

— Вы ведь знаете, что он к вам неравнодушен, Оливия?

— Наш начальник службы безопасности подает вполне очевидные сигналы, — отозвалась я. — Ничего, это пройдет.

Мы с учителем улыбнулись друг другу с пониманием. Я — спокойным, Максимилиан — мрачным.

— Будьте осторожны, Оливия.

— Не переживайте, профессор. Я отлично помню инструкцию. Лучше расскажите, что происходит в племени?

— Ильхи танцуют, — качнул головой учитель. — Но не так, как на шатии. Я бы сказал, что это танец скорби. Я попытался подробно все описать на диктофон, потом прослушаете.

— Сверр с ними?

— Нет. Ушел. Мы спрашивали, можно ли посмотреть его охоту на хёгга, но… Похоже, это тоже табу. Надо радоваться, что к столбам не привязали нас всех.

— Ну да, жертвенников много, на каждого хватит, — пошутила я.

Бой барабанов резко оборвался, за спиной воцарилась тишина.

— Ильхи расходятся, — слегка удивленно произнес профессор. — Все. Так, мне тоже приказывают убраться… Не хочу оставлять вас, Оливия…

— Идите, — устало сказала я. — Ваше присутствие ничего не изменит. Доиграем эту партию по местным правилам. Надеюсь, что все это было не напрасно и мне удастся увидеть хёгга. Все-таки тотемное животное дает представление обо всем мировоззрении племени.

— Вы снова правы. Что ж, буду с нетерпением ожидать вашего рассказа, Оливия. И помните, что мы рядом. В любом случае.

— Я помню, Максимилиан. Не переживайте.

Профессор потоптался возле. Седые брови сошлись на переносице. Он растерянно посмотрел на поселение, сдернул свои очки. Надел. Сдернул…

— Лив, я хотел сказать… — не глядя на меня и торопясь, начал он. — Наверное, вы сочтете меня сумасшедшим… Знаете, я и сам уже сомневаюсь в своем разуме… Но…

В поле моего зрения возник молодой ильх и повелительно прокричал несколько слов. Прогоняет — догадалась я.

— Но мне кажется… — отчаянно прошептал профессор, — что мы что-то упускаем. Что-то важное. И здесь, на фьордах, все иначе… Мы все заблуждаемся в оценке опасности… И еще…

— Хейль шорд! — сердито повторил ильх.

Максимилиан коротко вдохнул, посмотрел виновато и ушел с ильхом. Я же изумленно похлопала глазами, не веря тому, что услышала. Может, ветер сыграл злую шутку? Или учитель действительно произнес ЭТО?

— Этот ильх… Сверр. Он… Мне кажется… Он не человек.

Во тьме клубился туман, и я не сразу заметила стоящего там мужчину. Лишь сверкнули в полумраке золотые глаза… Миг — и снова никого.

Тишину снова разрубил удар барабана. Бо-о-ом! Протяжно, глухо. Бом-бо-о-ом! Эти удары совершенно не похожи на музыку шатии. Звуки ударяют топором, оглушают. Бом! Бом! Бом!!!

Я поежилась. От сгущающейся темноты, тумана и напряженных ударов стало не по себе.

«Не паниковать, Лив!» — приказала я. Людей пугает неизвестность, вот и все. Если бы знала точно, чего ждать, то не нервничала так. В конце концов… разве не этого я хотела? Бесценный опыт для антрополога! Еще один обряд, а у меня место в партере!

Да и потом — коллеги поблизости. У Юргаса есть не только парализаторы, но и взрывающиеся капсулы с отравляющим газом, одной такой штучки хватит, чтобы остановить стадо быков! Не то что какого-то неизвестного хёгга…

Усмехнулась, чтобы взбодриться. Поселение за спиной словно вымерло. Только чья-то рука монотонно и ритмично била по натянутой шкуре.

Ш-ш-ш-ш…

Шипение раздалось впереди, на дорожке, что вела к озеру. Я инстинктивно поджала ноги. Змея? Этого еще не хватало! Всегда боялась этих чешуйчатых тварей! Жуткая гадость!

И снова — ш-ш-ш-ш! Громко, протяжно и до мурашек на коже!

И удар барабана — бом, бом, бом!

А потом… Я до рези в глазах всмотрелась во мрак. Что это там ворочается? Словно кусок скалы вдруг начал двигаться, становясь силуэтом. Двумя силуэтами! Но что там?! Туман и тьма прятали очертания, движение то виделось мне, то замирало. Плеск воды. Удары барабана и еще чего-то… яростные, злые. Раз, другой, словно по камню ударили огромным каучуковым бревном! А потом — рык! Да такой, что горы содрогнулись, а я покрылась холодным потом!

Что это было? Что за зверь может издать подобный звук?!

Туман на миг рассеялся, и я увидела следы на дорожке — глубокие борозды, прочертившие землю. И длинную извилистую черту, словно тащили что-то тяжелое…

— Да что это? — слабо пискнула я, ощущая себя в прямом смысле жертвой. Там, впереди, что-то билось, но я могла лишь смотреть во тьму, обмирая от ужаса.

Снова удар, звук падающих камней, рык… Низкий протяжный рокот… Два длинных силуэта, ворочающихся во тьме… Шипение.

И тишина, упавшая на землю. Даже барабан смолк.

Когда из мрака показалась фигура, я тоже чуть не завизжала. Совсем как примитивная аборигенка. Не знаю, как смогла сдержаться, верно, от ужаса потеряла голос.

Сверр остановился в нескольких шагах от меня, осмотрел, прищурившись. Обнаженный. Весь перемазанный кровью. Золотые глаза сияли во тьме огнями.

— Твой долг заплачен, лильган, — зло бросил он и снова ушел. Зато возник силуэт другого ильха — Ирвина. Но этот смотрел на меня с откровенной ненавистью, причины которой я не понимала. Сплюнув на траву, и этот ильх ушел.

— Отлично, — сказала я темноте. — Я умудрилась стать врагом для всех. И самое странное, что понятие не имею как!

И особенно плохо, что пресловутого хёгга я так и не увидела! Что я расскажу коллегам? Что во тьме двигалось нечто… непонятное?

От досады я чуть не взвыла. Ладно, может, убитого зверя принесут и зажарят? Так обычно поступают варвары! И мы сможем рассмотреть тушу?

И все же… меня кто-нибудь развяжет?

Уже хотела позвать коллег, но за спиной послышались крики, шорохи, шаги… племя вылезало из укрытий. И снова полилась музыка — грустная, протяжная… А меня, к счастью, освободили. Явился ильх, разрезал веревки. Я качнулась, но устояла на ослабевших ногах, потерла опухшие запястья. Рядом уже были конфедераты, Клин торопливо вытащил стержень со спецраствором, протянул мне. Я со вздохом прижала его к плечу. Тончайшая микроигла вошла в кожу почти неощутимо, но мне сразу стало легче. Лекарство быстро восстановит меня…

И откатом пришел приступ. Я закашлялась, задохнулась.

— Дышите, Оливия, — Максимилиан прижал к моим губам ингалятор. Я покосилась на него, но не стала ничего спрашивать. Не время… потом выясню, что он имел в виду, говоря о Сверре.

Кивнула благодарно.

— Просто перенервничала, — извинилась я. — Уже все в порядке. Что происходит?

— Похоже на поминки, — угрюмо ответил Юргас. — Я-то думал, ильхи будут праздновать.

— Хёгг — это местный тотемный зверь, — тихо сказала я, шагая к шатрам. — А значит, его смерть — грустное событие для племени.

— Вы его увидели?

— Я плохо рассмотрела, — уклончиво ответила я. — Но попытаюсь описать все в подробностях.

Мы остановились на краю поселения, к огню нас не пустили. Угрюмый ильх бескомпромиссно указал на шатры. Похоже, гостеприимство варваров закончилось.

Я заползла в свое жилище, отыскала в темноте рюкзак, достал крошечный фонарик. В его свете воспользовалась горшком в углу, а потом сунула в рот протеиновый батончик, торопливо разжевала. Вколотое лекарство подействовало, усталости я больше не чувствовала. Доев, прошла к выходу, выглянула… и тут же меня втолкнули обратно.

— Ир ших! — сердито велел здоровый ильх.

— Ясно, — пробормотала я. — Сижу тут. Сижу и не двигаюсь. Чудесно.

Сунув в рот еще один батончик, я растянулась на шкуре. Неужели скоро домой? Кажется, что на фьордах я провела год, а не несколько дней. И не верится, что когда-нибудь я войду в свою квартиру, приму ванну с пеной, заварю кофе… Никаких шкур, шатии, крови… Сверра.

Сердце ударилось о ребра и застучало заполошно, истово. Да что со мной? Неужели меня огорчает расставание с золотоглазым ильхом?

Где-то в скалах раздался жуткий рев-рык, и я скатилась со своей постели, вскочила. Что это? Тот зверь? Или другой? И что я видела там, в зыбком мареве?

Волоски на спине встали дыбом, как и тогда, когда я стояла у жертвенного столба. Я сжала в ладони диктофон с нажатой кнопкой записи. Застыла. Я не знала, что говорить. То, что мне почудилось, было слишком непонятным. Или… невероятным? Прикрыла глаза, снова и снова прокручивая в голове образы.

И медленно отложила выключенный диктофон. Я просто не могла об этом рассказать.

— Лив, просыпайся! — меня дернули за руку, и я вскинулась, моргая. Тормошил меня Клин. — Вставай! Профессор…

— Максимилиан? Что с ним?!

Я выбралась из шкур, мельком порадовалась, что уснула прямо в комбинезоне. Похоже, я просто вырубилась, слишком измученная этим невероятным днем. Прикрыла рукой зевок и схватила свой рюкзак.

— Он без сознания, Лив! Кажется… дело плохо.

— Что ему вкололи? — я лихорадочно вспоминала медикаменты в своей аптечке, пока Клин перечислял. — Верно… но в себя он не пришел?

— Похоже… похоже, он впал в кому, Лив…

Я сжала кулаки и вслед за приятелем выскочила наружу. Утро выдалось зябким, траву у шатра покрывала холодная роса. Ильхи уже возились со шкурами и утварью, нас проводили хмурыми взглядами.

В шатер мужчин я ворвалась вихрем, присела возле профессора. Проверила пульс, дыхание, реакцию зрачков. И прикусила щеку. Плохо дело. Все же Максимилиан уже далеко не молод для таких путешествий.

— Мы уже все собрали для возвращения, — сказал за спиной Жан. — Главное теперь — довезти профессора.

— Довезем! — выдохнула я. — Мы сделаем носилки и понесем его. Или попросим лошадь. Он выживет!

Коллеги покивали, но уверенности в их глазах я не видела.

— За дело, господа! — скомандовал Юргас. — Клин, разыщи этого ильха, Сверра. Жан, проверь образцы. Лив, присмотри за Максимилианом…

Мужчины разошлись, я же осталась с учителем. Погладила старческую руку.

— Держитесь, прошу вас! — прошептала я. — Только держитесь…

Без спокойного и мудрого Максимилиана я чувствовала себя осиротевшей. Во второй раз…

Дальше все закрутилось-завертелось. Вернулись мужчины и осторожно перенесли профессора на телегу, запряженную двумя лошадьми. Я залезла следом, придержала Максу голову, устроила удобнее. И очнулась, лишь когда мы уже поехали.

Уезжаем? Вскинулась. Поселение осталось позади. Нас никто не провожал, и мне стало немного грустно. Я хотела сказать женщинам, чтобы не держали зла, извиниться за свои ошибки… Объяснить хотя бы жестами. Но уже через несколько минут шатры скрылись за скалой. Впереди ехали на лошадях Сверр и Ирвин, я видела их спины. Сбоку — двое незнакомых ильхов. Члены экспедиции сидели в повозке. Молча. Каждый переваривал наше путешествие.

До стены тумана мы так и доехали, слушая лишь стук копыт и шорох травы.

Когда видимость резко снизилась, что означало наш вход в зону тумана, повозка остановилась, а ильхи спешились.

— Дальше пешком, — сказал Сверр.

Мужчины погрузили профессора на носилки, и мы почти побежали за стремительно удаляющимися фигурами варваров.

Через минуту видимость снизилось до нуля, приходилось смотреть на спину впередиидущего, чтобы не потеряться. Не знаю, сколько длился переход. Время снова растянулось и стерлось. Судя по моей усталости, шли мы долго.

И когда туман начал редеть, я не сдержала радостного вздоха.

— Неужели вернулись… — прошептал позади меня Клин.

Вернулись! Я уже даже видела красные сигнальные огни на столбах, а за ними наверняка шлагбаум… Вернулись!

Ильхи остановились, и мы тоже.

— Надо попрощаться, — вскинулась я, ища глазами Сверра. Молчаливые варвары тоже посмотрели на него, произнесли несколько коротких слов.

— Хёгг… Риар… — услышала я.

И, не посмотрев на нас, ильхи растворились в дымке. Последним ушел Ирвин, и вот от его взгляда я поежилась. Похоже, этот голубоглазый меня терпеть не может.

А Сверр остался.

— Мы благодарим тебя, — выступил вперед Юргас. — За помощь экспедиции Конфедерации…

— Еще поблагодаришь, — со смешком сказал ильх. И посмотрел за спину начальника службы безопасности. На меня. — Не трать слова и время. Я иду с вами.

— Что? — коллективный возглас сотряс туман. — То есть как это?

— Разве он не говорил? — Сверр указал на Максимилиана. — Он пригласил меня. Сказал, что готов отплатить за наше гостеприимство. Я согласился.

Мне показалось, что я даже вижу бешено крутящиеся мысли в головах коллег. Наш профессор позвал Сверра? А почему бы и нет? Хотя правилами это запрещено… Мы слишком мало знаем о фьордах и их обитателях… Мог ли учитель нарушить инструкцию и позвать ильха?

— Он сказал, что я живое свидетельство потерянной цивилизации. И мне будет оказан достойный прием вашей… Конфедерацией.

Мы с коллегами переглянулись. И что делать?

— Мы не рассчитывали на это… — пробормотал Юргас.

— С другой стороны, Сверра можно расценивать как еще один экземпляр… — хмыкнул Клин. — Наиредчайший.

— Точно, — оживился Жан. — И я смогу продолжить работу с языком ильхов!

Юргас молчал и смотрел недовольно. Очевидно, вояка предпочел бы оставить Сверра во фьордах.

— Я против, — мрачно изрек военный. — Мы получили четкие инструкции, не забывайте! Ознакомительная экспедиция не предусматривает переход на нашу сторону ильха!

— Боишься? — вкрадчиво произнес Сверр, и Юргас побагровел. Сжал зубы и мотнул головой.

— Придержи язык! — огрызнулся он.

— У нас нет времени на споры! — воскликнула я. — Максимилиану нужна помощь!

— Профессор имел право на такое решение, — задумчиво произнес Клин. — У него для этого были все полномочия, как у ведущего антрополога, ответственного за контакты с аборигенами. И если Максимилиан счел возможным…

— Сейчас Макс не может ответить за свои решения, — огрызнулся начальник службы безопасности. — И я не возьму на себя такую ответственность! Я не вправе…

— Да, не вправе. Вправе Оливия, — мягко напомнил Жан. — В связи с недееспособностью Максимилиана подобное решение принимает она. И только она.

Юргас отчетливо скрипнул зубами. А я открыла рот, чтобы сказать свое решительное «нет». Вся моя сущность взбунтовалась против мысли, что Сверр пойдет с нами. «Опасность, опасность!» — выла внутри предупредительная сирена, освещая мой разум тревожными багровыми сполохами.

— Я… — начала и осеклась. Золотые глаза Сверра смотрели насмешливо. А я застыла, понимая, что не могу выдавить из себя вот это «нет». Я просто не могла! Словно язык прилип к нёбу!

— Оливия, вы ведь против, правда? — почти ласково спросил Юргас, и этот тон был настолько несвойственен нашему вояке, что я перевела на него изумленный взгляд. — Вы ведь понимаете, что это… нерационально? Мы не можем просто взять ильха с собой!

Мужские взгляды вонзились в меня — острые, внимательные, задумчивые, нетерпеливые… Но я видела лишь одни глаза и лишь одно лицо. И вроде стоял Сверр в стороне, смотрел почти равнодушно, но мне казалось, что вся моя сущность сосредоточилась на нем.

«Долг крови… лильган…» — шепнуло что-то внутри, и я тяжело сглотнула.

— Сверр идет с нами. Я разрешаю его выход и беру на себя ответственность перед комиссией Конфедерации.

Слова прозвучали так, словно их сказала не я…

— Ваше право, — разочарованно буркнул начальник службы безопасности. На его широком лице мелькнула какая-то детская обида, но тут же пропала, Юргас взял себя в руки. — А теперь — выходим!

И уже через полчаса мы покинули туман. Мы вернулись.

Глава 10

Дальше была суматоха. Встречающие, автомобили, люди в форме, косые взгляды… Самолет. Сверр молчал, словно и не видел, как смотрят на его начи, шкуру на плечах, набедренную повязку. Он крутил головой, щурил свои золотые глаза, разглядывал людей и предметы. Запнулся возле самолета, нахмурился.

— Не бойся, это для полета, — я устало потерла виски. — И это не страшно.

Темные брови ильха сошлись морщинкой на переносице.

— Согласна, звучит странно. Но ты просто поверь мне на слово. Да, это огромная железная штука летает. И доставит нас в столицу Конфедерации. Идем.

Я двинулась вперед, ильх, помедлив, вошел следом. Он тоже выглядел уставшим, яркие глаза потускнели, щеки ввалились, словно ильх не спал несколько суток. Но двигался Сверр бодро. В огромном воздушном судне нас встретили военные и врачи. Максимилиана сразу увезли в специальный отсек, и мне стало спокойнее. О профессоре позаботятся. Все будет хорошо. Нас же провели к капсулам дезинфекторов. Ильх спокойно вошел внутрь, и я видела, как он стоит, окруженный паром специального раствора.

Через несколько часов мы приземлились на закрытом аэродроме Академии Прогресса. А когда трап опустили…

— Круто, — растерянно пробормотал Клин. — Да мы прямо звезды!

Нас встречали журналисты, члены совета и ученые. Серый асфальт даже украсили красной дорожкой, и почему-то мне стало стыдно. Ильх смотрел на всех насмешливо, страха не показывал. Он молчал, а мне было некогда его успокаивать или что-то объяснять. Но перед выходом из самолета я все же подошла и осторожно прикоснулась к руке Сверра. Он повернул голову, глянул остро. И я убрала ладонь. Смутилась.

— Идем.

Толпа встречающих взорвалась криками, вспыхнули прожекторы, потому что мы прилетели ночью. И тут на трап вышел Сверр. Тишину, воцарившуюся внизу, можно было пощупать. Шершавая, словно наждак. Жадные взгляды… и снова — крики, камеры, микрофоны!

— Никаких комментариев! — оборвал Юргас. — Экспедиция ответит на все вопросы позже… никаких комментариев!

Нашу группу снова окружили люди в форме. Под прикрытием военных мы прошли в здание Академии. Здесь тоже уже ждали. Я увидела спешащего к нам Ганса Стеша — ректора и члена комиссии.

— Вернулись! — он радостно пожал нам руки. — Мы верили в вас! И, похоже, все прошло даже лучше, чем мы рассчитывали! Вы привезли аборигена!

— Он нас прекрасно понимает, господин Стеш, — оборвала я, пока ректор не сказал лишнего. — Сверр — наш проводник и тот, кто смог прочитать послание и ответить. Он нашел капсулу с письмом. Мы привезли потрясающие новости, господин ректор. — Я обвела взглядом притихших ученых. — И смогли доказать: туман можно преодолеть. А фьорды населены разумными племенами.

— Это прорыв! — с благоговением произнес ректор. — Это небывалый прорыв! Какие открываются перспективы! Изучение флоры и фауны, а главное — самих ильхов! Невероятно!

— Давайте обсудим это утром, — встрял Юргас, и я посмотрела на вояку с благодарностью. Все же неплохой он мужик.

— Да, мы ужасно устали, — поддержал Клин. — Завтра мы предоставим отчеты об экспедиции. А сейчас я хотел бы увидеть своих близких.

На миг мне вспомнился взгляд Островски на девушку в кругу шатии, и… я промолчала. Боюсь, некоторых вещей не расскажет никто из членов нашей исследовательской миссии.

— Хорошо, — со вздохом сожаления сдался ректор. — Думаю, аборигена стоит поместить в карантинный отсек…

— А может, сразу в клетку? — вдруг разозлилась я. — Я ведь сказала, Сверр наш проводник, и он прекрасно понимает ваши слова! Он почетный гость Конфедерации, господин ректор! Так что проявите уважение, пожалуйста!

— У вас есть предложения, госпожа Орвей? — оскорбился Ганс. — Конечно, ильх с фьордов — гость, но… весьма необычный, согласитесь! Завтра комиссия решит вопрос с его проживанием, но что делать сегодня?

Я закусила губу, глядя на ильха. И что теперь? Я не могу оставить Сверра одного, с наших ученых мужей станется запереть беднягу в лаборатории! Что бы я ни думала об ильхе, но не могу позволить сделать с ним это. Ведь он действительно был добр к нам, помогал, направлял, даже защищал…

И разве я сама не мечтала о том, чтобы исследовать варвара? Вот и сбылось мое желание! Надо быть осторожнее с мечтами…

— Ильх находится под моей ответственностью, — произнесла сдержанно. — И раз я за него отвечаю, то и займусь его размещением. В отсутствие Максимилиана именно я становлюсь главной на кафедре антропологии. Сверра пригласил Макс, а значит, я обязана следовать путем, обозначенным профессором. И продолжить наши наблюдения. Это бесценный опыт, уважаемые коллеги. Я смогу увидеть реакции и поведение ильха в незнакомой ему среде, оценить скорость и возможность его обучаемости. И конечно, сделаю подробный отчет…

— Но где он будет ночевать? — от растерянности невежливо оборвал меня ректор. И внутри меня ясно прозвучало: «Вместе…»

— У меня, — выдохнула я.

Коллеги пораженно застыли, размышляя.

— Что ж… — протянул Ганс. — Вы действительно становитесь главной в отсутствие Максимилиана. И имеете право на подобные решения… Хорошо, господа. Завтра я жду всех на закрытом совете. А сейчас вас развезут по домам. И еще раз — примите мои поздравления!

Мы вразнобой покивали и разбежались. Клин потоптался возле меня растерянно.

— Лив, ты уверена? Мне кажется, это ошибка…

— Прекрати, не съест же он меня, — слишком резко оборвала я, косясь на Сверра. Ильх с интересом рассматривал стенды, трибуну, высоченный потолок. В светлом зале Академии он смотрелся настолько дико, что дрожь брала. В шкурах, с темным обручем на шее, перемазанный кровью и чем-то черным, с клыками животных, свисающими на грудь. Благо без черепа на голове! Варвар… Как есть варвар! И зря я размахивала своими полномочиями, надо было оставить ильха здесь. Но совесть не позволяла. Сверр — гость Конфедерации, и я обязана обеспечить его комфорт. А в здании Академии это просто невозможно. Да и мне жутко хотелось наконец оказаться дома!

Значит… Значит, ильх пойдет со мной.

Назвалась ведущим антропологом — соответствуй.

Но почему кажется, что меня затягивает в воронку неприятностей, из которой уже не выбраться?

— Он всего лишь… ильх, — буркнула я Клину и решительно двинулась к Сверру, рядом с которым уже собралась толпа ученых. Словно вокруг диковинного зверя! Стоят, рассматривают, шепчутся, и пальцем бы ткнули, да боятся, что отгрызет! А ильх ведь все понимает! Глаза у Сверра равнодушные, только в глубине мерцает золотом какое-то странное чувство… Словно пожар разгорается.

Злость на коллег заставила меня подлететь фурией и растолкать ученых. И убедиться, что я права — оставлять Сверра коллегам нельзя.

— Идем, — сердито бросила я ильху. Развернулась и потопала к выходу, скрипя зубами. Воронка. Черная, губительная воронка, в которую я попала. Моя несуществующая интуиция просто вопила о ней.

Все, о чем я могла мечтать, — это запереться где-нибудь в темной комнате и немного побыть одной. Взвесить, обдумать, проанализировать. В самолете это не удалось, после капсул дезинфектора нас всех свалил сон — обычная ситуация. Даже Сверр закрыл глаза и сидел неподвижно, пока воздушное судно не пошло на посадку.

Да вот только отдыха эта дрема не принесла, скорее, добавила усталости. И сейчас я спешила к выходу, игнорируя взгляды ученых-коллег и пытаясь не думать о том, что совершаю ошибку. Но и вариантов у меня не было. Куда бы ни отправился ильх, мне придется находиться рядом!

Высокая фигура заслонила проход, и я чуть не сбила возникшего мужчину! Ильх молниеносно схватил меня за локоть, дернул на себя. Почти прижал, закрывая. И я услышала изумленный возглас.

— Ливи?!

— Сережа! — я вырвалась из рук варвара и бросилась к своему другу.

— Прости, я опоздал! — он поцеловал меня в щеку, косясь на мрачного Сверра. Я невольно перевела взгляд с одного мужчины на другого. Интеллигентный, аккуратно причесанный и одетый в строгий костюм сотрудник Академии и дикий ильх, сверлящий нас таким взглядом, что хотелось забиться в какую-нибудь нору. Я растерялась, не зная, что надо сказать. Представить их друг другу? Глупо как-то…

— Сверр, это мой друг — Сергей, — начала я.

— Разве друзья опаздывают, когда случается что-то важное? — с вкрадчивой яростью произнес ильх. — Не думаю.

— Какого демона?! — открыл рот мой друг, с недоумением и неприязнью косясь на Сверра. — Оливия, что это?!

Меня неприятно кольнуло это «что», ильх оскалился, словно дикий зверь. Казалось, еще миг — и он ударит Сергея. А кто станет победителем в схватке двух мужчин, я даже не сомневалась. Мой друг никогда не умел драться.

Положение спасло появление Мии. Она вынырнула из-за угла и сначала, открыв рот, уставилась на Сверра, а потом схватила за руку мужа.

— Лив, мы слышали, что экспедиция вернулась… Неужели ты привезла с собой аборигена? С фьордов?!

И уставилась на ильха с таким непередаваемым выражением восхищения и смущения, что мне стало смешно. Сергей глянул на жену обиженно и отвернулся.

— Сверр — гость Конфедерации и Академии, — произнесла я, ощущая напряжение, повисшее между нами. — Я все расскажу потом. Простите, но нам надо… идти!

— Оливия, но как же… Куда? Да какого… Лив!

— Все позже! Я тебе позвоню! — отмахнулась я, страшась расспросов. Ответов у меня пока не было. — Потом!

От колонн отделилась фигура Юргаса, безопасник тоже проводил нас взглядом. Недобрым. И я на миг ощутила желание прижаться к горячему боку Сверра. Просто чтобы почувствовать поддержку, понять, что я не одна. Но, увы, в этой битве ильх не помощник. И потому я до хруста в позвоночнике выпрямила спину, вздернула подбородок и, чеканя шаг, устремилась к выходу.

Пусть все видят, что я уверена в своих решениях!

— Поедем на моей машине, она здесь, в Академии, — сказала девчонка. Глаза она отводила и сильно нервничала, хоть и пыталась этого не показать. Но я видел ее подрагивающие пальцы, напряженную шею, упрямо сжатые губы. Лишь в темном коридоре, где не было людей, Лив слегка расслабилась, зажмурилась на миг, считая, что я не замечу.

Заметил. Каждый ее вдох, каждое движение ресниц. Я понимал ее чувства — страх, растерянность, злость… Но не делал попыток ее успокоить. Утешение чужачка не примет, а демонстрация силы сейчас лишь все испортит.

И потому молчал, не мешая ее сомнениям. И внимательно рассматривая помещение, в котором мы оказались. Размерами явно не дотягивает до Варисфольда — замка ста хёггов. Да и украшение беднее, проще. Витражи, дубовые лестницы и двери в три человеческих роста не произвели на меня впечатления, видал и позначительнее. Некоторые предметы заинтересовали, но рассмотреть подробнее не удалось, Лив кинулась к выходу. Мы вышли через низкую дверцу и оказались на улице. Я скривился.

— Да, пахнет у нас не очень, — пробормотала чужачка. — После фьордов-то… Раньше я этого не замечала. А теперь чувствую. Смог. Это называется смог. Я живу возле парка, там дышится легче. Это мой автомобиль, если понятнее, то телега, что едет без лошади! Садись.

Я остановился, рассматривая железную машину. Я читал о них. Вживую это устройство оказалось другим. Как и тот самолет, на котором мы летели. Подумать только! Риар летал на самолете. Ирония!

— Слушай, я ужасно устала, — сердито поджала губы Лив. — Давай ты просто сядешь внутрь? Поверь, эта штука не кусается.

— Верю, — усмехнулся я и устроился на сиденье. Тесно, неудобно. И хочется скорее ощутить простор.

Девчонка нажала кнопку, и автомобиль рыкнул, а после сорвался с места. Я удержал улыбку. Что ж, будь она хёггом, я бы оценил ее скорость.

Лив молчала и кусала губы, глядя на дорогу. Я не мешал ее мыслям. Она действительно устала, она всего лишь человек. А я хотел подробнее рассмотреть город Конфедерации, думаю, времени у меня немного. Надо успеть. Запомнить. Понять. Столько, сколько смогу.

Дорога оказалась недлинной, мы остановились у высокого серого здания.

— Нам сюда, — Лив выбралась из автомобиля, я следом. — Это лифт. Кабина, которая поднимет нас наверх, понимаешь? — сказала она, когда мы вошли внутрь.

— Пытаюсь. — Я снова подавил улыбку. И заставил себя изобразить хоть что-то похожее на испуг или растерянность…

Сверр выглядит озадаченным, и я его прекрасно понимаю. Даже не представляю, что он сейчас чувствует! Автомобили, самолет, оружие, электричество, лифты… Да у бедного ильха, наверное, в сознании извергается его Горлохум! Потому и молчит все время, только сверкают на бронзовом лице золотые глаза!

Но я так устала, что сил на объяснения уже не было.

Благо на этаже я жила одна, и в квартиру мы вошли, так никого и не встретив.

— Ну вот, — выдавила я улыбку. — Мой… э-э… шатер.

Ильх остановился на пороге, осматриваясь.

— Ясно, — хмыкнул он. — Просторный… шатер.

— Я не жалуюсь. — Показалось, или Сверр иронизирует? Расшнуровала свои походные ботинки, с облегчением разулась. И ступила на мягкий ворс ковра.

— Это здание принадлежит Академии Прогресса, тут живут многие мои коллеги.

И еще здесь есть тревожная кнопка на случай непредвиденных обстоятельств. Даже несколько кнопок, потому что я помешана на безопасности своего дома.

— Ты живешь здесь одна?

— Да.

Разумнее было бы соврать, но ильх не дурак. Да и какой в этом смысл? И все же, окажись на моем месте Максимилиан, все было бы куда проще. Но профессор в больнице, а здесь лишь я. Главное — не забывать, что я ученый!

— Одна. Так что места тебе хватит. Послушай… — я резко обернулась к нему и уставилась в мужское лицо. И наконец задала вопрос, который мучил меня все дорогу: — Зачем ты решил отправиться с нами? Зачем, Сверр?

— А зачем ты приехала на фьорды? — он улыбнулся, сверкнув белыми зубами. — Любопытство, Лив. Любопытство. Я написал вам, потому что всегда хотел узнать, что там — за Великим Туманом.

Я нахмурилась. Любопытство? Что ж, веская причина. По сути, эта странная эмоция и привела человечество к прогрессу.

Вот только сказал ли ильх правду?

— Ты упоминал, что вырос в другом месте. — Я решила, что разговор лучше тяжелого молчания. — У него есть название?

— Нероальдафе, — золото глаз мягко блеснуло. — Это мой дом. Там я родился и вырос.

— Нероальдафе, — послушно повторила я. — Твое племя большое?

Ильх усмехнулся и пожал плечами.

— Больше, чем племя, в котором мы гостили?

— Немного, — снова насмешка в глазах и легкое пожатие плечами, отметающее вопросы. Он стоял неподвижно в центре моей комнаты — огромный, первобытный, совершенно неуместный здесь, среди пластиковых этажерок и простой мебели.

— Ну что же… — я сделала широкий жест рукой, ощущая себя неимоверно глупо. И, кажется, только сейчас осознала, что осталась с ильхом наедине. С варваром. Дикарем, танцующим на шатии. И да, я не Макс, которому позволено все. Но на попятную идти поздно.

Просторная квартира вдруг показалась тесной. Стены сужались, придвигая меня еще ближе к Сверру… Он не шевелился, а я почти чувствовала на себе его руки, ощущала жар тела… Скорее бы наступило утро! Завтра комиссия решит, что делать с ильхом, а я смогу вздохнуть спокойно и снять с себя ответственность за него. Надо лишь пережить эту ночь! Одну ночь.

Паника плеснула мутной водой на реальность, цвета посерели… Я бросилась к комоду, вытащила запасной ингалятор, сунула трубку в рот. Вдохнула лекарство. Отпустило… Ильх все это время смотрел, не двигаясь. Я мысленно пнула себя коленом под зад и вытащила забившегося в угол антрополога. Развернулась, расправила плечи.

— Понимаю, что здесь все для тебя непривычно. Я попытаюсь объяснить, спрашивай! Но прежде я хочу умыться и переодеться. Можешь пока осмотреться, но лучше не трогай то, что тебе непонятно…

— Иди, — оборвал меня ильх. Шагнул в сторону, скользя взглядом по обстановке, остановился у полок с книгами. Посмотрел через плечо и добавил негромко: — И не бойся так. Ты дрожишь.

Я не нашлась что ответить. Вот тебе и варвар! Одной фразой дал понять, что ему известно и о моих эмоциях, что я так пытаюсь спрятать, и обо всех страхах. И даже о том, что не я хозяйка положения в своем доме!

Антрополог снова позорно забился в угол сознания, уступив место женщине. И я сбежала в ванную комнату. А прежде чем раздеться, несколько раз убедилась, что задвинула щеколду на двери!

Глава 11

Содрал с плеч шкуру и швырнул на пол. Выдохнул. Прикрыл глаза, тяжело втягивая воздух и успокаивая эмоции. Что ж, мой план почти осуществился. Я почти у цели. Главное — сдержать ярость, выдержать липкие взгляды конфедератов, их смешки, любопытство и неприкрытое гнилое высокомерие. Они столь откровенно считают себя лучше меня — дикаря в шкурах, что это даже смешно. Но смеяться я буду позже, в Нероальдафе. Когда вернусь домой. А сейчас я буду терпеть и внимательно смотреть вокруг. Запоминать. Впитывать.

Запахи этого мира раздражали. Слишком много ненастоящего, искусственного. Мертвого. И аромат девчонки в этом море вони — как свежий ветер. Мне так он нравится, что я порой забываюсь…

И снова зову ее. Не сильно, даже не осознанно, лишь отголоском истинного зова риара. Но она противится… Странно. Кто же противится, когда риар зовет?

И она боится. Нутром боится и меня, и себя. Не понимает. Но страх я чувствую в ее запахе, вижу в глазах. Они у нее похожи на спокойные воды фьордов, когда солнце гладит волну золотыми лучами. Красиво… Мирно. Я хочу видеть эти глаза, когда буду входить в нее. Первый раз будет так, хоть и нельзя… не по правилам. После пролитой крови хёгга чужачка лишь лильган. Запятнанная кровью, привязанная к тому, кто эту кровь пролил…

Ирвин задал правильный вопрос, у меня мудрый а-тэм. Стоит ли чужачка крови дикого хёгга?

Ответ я узнаю. Скоро. Или прямо сейчас? К чему ждать…

Поставить бы на колени, и девчонка станет шелковой, как и все до нее. Будет улыбаться и угождать, разве мне это не на руку? После удовольствия женщины становятся мягкими и услужливыми…

Я скривился от отвращения. Не по чести риару использовать женщину. Да и терпеть оскорбления не по чести. А я уже один раз стерпел. И сам не убил, и кровь хёгга пролил из-за этой девчонки…

Сжал кулаки так, что хрустнули кости. И снова обожгло внутри горячей яростью… Надо сдержать ее. Смириться. Спрятать ее так глубоко, как только могу.

Нет, не ради чужачки я стерпел то, из-за чего раньше оторвал бы голову. Все ради Нероальдафе. Ради фьордов. Ради зеленых озер, синих скал, белых снегов. Ради ветра в облаках, крыльев и когтей, свободы и чести. Ради этого.

Злость улеглась, словно омытая студеной водой с берегов моего дома. И я повернул голову к тонкой стене между собой и чужачкой. Прохладные капли стекают по обнаженной коже Лив. Не вижу, но знаю, что это так. И зов рождается внутри против воли, я не могу его унять, что изумляет. Ярость усмирил, а желание лишь разгорается сильнее. Почему?

Я закрыл глаза, тяжело втягивая воздух. Кровь стучала в ушах и ниже пояса.

Хочу…

Думала, что найду ильха разглядывающим обстановку, но, когда вышла из ванной, Сверр стоял у окна, заложив руки за спину. В открытую створку дул холодный осенний ветер. Я зябко поежилась.

— Сверр, уже поздно, думаю, ты хочешь отдохнуть? Вот там можно умыться, это называется душ. Если ты хочешь, конечно… У нас нет рядом озер или моря, как у вас, мы купаемся в душе. И там нет никаких зверей… Только переключатель с теплой водой, — я выдохнула, плохо понимая, как вести себя. Странно, но там, во фьордах, мне было даже проще, чем сейчас. — Я дам тебе полотенце, вот смотри. Этим можно вытираться…

Протянула ильху пушистую ткань. Он склонил голову, разглядывая подношение. Ощущая себя на редкость странно, я бочком вошла в ванную и включила воду. Струя ударила в эмалированную емкость.

— Видишь, сюда можно встать. Понимаешь?

Сверр перевел взгляд с крана на меня. Поднял брови.

— И никаких диких зверей? Правда? Удивительно.

— Ну да, — выдохнула я. — Домашний водопад. Нравится?

Ильх хмыкнул, легко скинул свои начи и двинулся к воде.

— Невероятно, — пробормотал он. — Да это чудо.

— Точно, — отозвалась я, ощущая какое-то смутное подозрение, что ильх издевается. Но рассмотреть насмешку на его лице не удалось, потому что дикарь начал снимать и то, что прикрывало его бедра. Я резко отвернулась.

— Тесно, — негромко прокомментировал за моей спиной ильх. — У водопадов простора больше. Но и вода холоднее.

— Угу, — невнятно пробормотала я, пытаясь не смотреть в зеркало на стене. В нем как раз отражался проклятый ильх, смывающий с себя грязь. Но взгляд, словно приклеенный, возвращался к бронзовой спине с буграми мышц, о которую разбивались капли воды. И к тому, что ниже спины.

— Я буду… за дверью, — пробормотала я, решив не пояснять, где находится мыло. В бездну мыло!

Вылетела в комнату и прижалась спиной к стене. Да, все непросто.

— Одна ночь, Лив! — как заклинание прошептала я.

Ильх вышел минут через десять, с влажных волос капала вода, похоже, про полотенце он забыл. Черная полоса, пересекающая лицо, исчезла, как и пятна крови и красной глины с тела. И резче обозначились скулы, мужественный подбородок, яркие глаза… Зато пах снова прикрыт набедренной повязкой, хвала всем возможным богам! Я мягко отодвинулась подальше. Прошла к стойке на кухне, сунула кружку в гнездо кофемашины. Облизнулась с предвкушением. Сверр остановился в нескольких шагах, разглядывая обстановку моей кухни.

— Утром мы отправимся в Академию, нам придется ответить на многие вопросы. О тебе, обычаях, ильхах… Тебя будут спрашивать обо всей твоей жизни, Сверр. Ты понимаешь? — я обернулась.

— Да. Понимаю.

— Ты расскажешь?

— Может быть, — варвар медленно осмотрел мои босые ноги, закрутившиеся колечками волосы, белую майку и джинсы, в которые я переоделась. Губы вмиг пересохли. И я застыла, глядя, как приближается ильх. Неторопливо, со спокойной уверенностью в глазах. Колени ослабли, и внизу живота разлилась сладкая нега…

Сверр остановился так близко, что я почти услышала стук его сердца. Наклонил голову. Медленно положил руку на мой затылок — тяжело, весомо. Сердце ухнуло и провалилось куда-то, внутри вскипела лава… Я смотрела в лицо варвара и теряла себя. Жесткие пальцы перебрали мои пряди. Не лаская, а пробуя на ощупь. Умеет ли варвар ласкать? Или берет жестко, по-звериному? Скорее, второе…

О чем я только думаю?!

Ильх потянул вверх, заставляя меня встать на носочки, коснулся губами моей щеки. Невесомо. Почти неощутимо.

— Мне не нравится ваш мир, Лив. Не нравятся запахи, здания, ваша одежда и ваши машины. Но мне интересно, какие вы. Так же, как вам интересно, какой я. Ведь так? Тебя привело на фьорды желание узнать меня. — Он медленно потянул меня за волосы. — Этого ты хочешь, но боишься. Страх и желание держат тебя в плену, ты не знаешь, что сильнее. Ты говорила, что изучаешь людей, но боишься заглянуть даже в свою душу, Оливия Орвей.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — вспыхнула я.

— Может, больше, чем ты сама, — тихо ответил он. — Когда ты победишь страх, то сможешь узнать, что он закрывал своей чернотой. Не раньше.

— Я не понимаю…

— Ты отважна, Лив, — жесткие пальцы погладили мой затылок. Слишком близко… — Но твоя отвага рождена не смелостью. Ты просто не страшишься смерти. Ты равнодушна к ней. Я ведь уже спрашивал, чего ты боишься. Ты нашла ответ?

— Для чего ты это говоришь?!

— Я хочу, чтобы осталось желание, лильган. Только оно.

Ильх посмотрел в глаза. И я хрипло задышала, не в силах сдержать огонь, вспыхнувший внутри. Пожар разгорался внизу живота, лавой выплескивался вверх — к груди, жидким огнем тек по венам. Больно и желанно, сладко и горько… Сверр улыбнулся, ловя отражение чувств на моем лице. И сжал пряди сильнее. Вторая ладонь легла на мою талию. И я ощутила, насколько меньше его…

— Если бы женщины фьордов ходили в таких нарядах, их брали бы прямо на земле, Оливия Орвей, — хрипло сказал ильх. — Там, где поймают. Всех — хоть честных жен, хоть вольнорожденных дев, хоть пленниц.

— Если бы у вас ходили в такой одежде, то вскоре вы перестали бы вообще замечать женщин, — тихо произнесла я, выворачиваясь из его рук. — Не трогай меня, Сверр…

Отступила, настороженно глядя на ильха. Бронзовое тело, усмешка звериная… Чем я думала, когда привела его к себе? Он не знакомый из соседнего города, что мирно поспит в гостевой, он — варвар… Но варвар со своими понятиями чести.

— Снова убегаешь? — хмыкнул он. — Беги, лильган, беги… Ночь длинная. Мы все успеем.

— Ничего мы не успеем! — отрезала я, делая еще шаг в сторону. — Сверр, нам надо поговорить!

— Говорить хочешь? Я слышал, что после соединения женщин тянет на разговор, а у вас, выходит, и до? Надеюсь, хоть не вместо?

— Не подходи! — Я повертела головой, вспоминая, где у меня перцовый баллончик. Интересно, если я вырублю ценный научный экспонат, что сделает со мной комиссия? Шагнула назад, не сводя глаз с ильха.

— Я буду стоять на месте, Лив. Ты и сама придешь. Дорогу своего страха каждый проходит сам, — насмешка пропала, и теперь ильх смотрел обжигающе жадно. — Но я поймаю, если ты споткнешься.

Он замер, я перевела дыхание, и тут… Внутри взорвалось такое вожделение, что я застонала. Мне казалось, что я уже чувствую сильные руки, что трогают меня, валят на ковер… Тело, накрывающее сверху, вдавливающее в пол. Сухие и жесткие губы, целующие меня… Каменные пластины мышц под загорелой кожей, двигающиеся при каждом рывке… Тело варвара, способное доставить мне немыслимое наслаждение…

— Вот видишь, Лив… — даже его голос, тяжелый и хриплый, усиливал мое желание. Если я сейчас так чувствую, что будет, когда ОН прикоснется? По-настоящему?

Я даже не заметила, что сделала шаг. Потом еще один…

Золотые глаза смотрят так горячо, лава внутри кипит…

Еще два шага… И я почувствую на себе его руки, губы, тело…

Шаг.

Судорожный вдох. Рывок… но не к ильху, что смотрит с ожиданием, а в сторону — к полкам. Пальцы сжали гладкий корпус баллончика, тело развернулось… и перцовая струя ударила в лицо варвара!

И тут же меня накрыло приступом паники, воздух закончился. Из глаз брызнули слезы, я ничего не видела и лишь пыталась сделать вдох.

— Глупая лильган, — произнес надо мной проклятый ильх. Те самые руки, о которых я грезила наяву минуту назад, подхватили меня под мышки, легко вздернули, и мои влажные волосы разметал сырой городской ветер. Сверр просто-напросто высунул меня головой в окно!

Отлично. Теперь я наверняка подхвачу пневмонию. Но зато в глазах прояснилось и живительный кислород потек в легкие!

— Дыши, Лив, — за насмешку в этом густом голосе хочется убить.

Я закашлялась и снова вдохнула, вися на уровне пятого этажа и заливаясь слезами. Ну и заодно мрачно размышляя, почему на ильха не подействовала перцовая отрава. На меня вот — очень даже, хотя направила баллончик я правильно, в лицо Сверра. А меня зацепило лишь краешком. Но именно я болтаюсь вниз головой и отчаянно кашляю!

Ильх втянул меня обратно в квартиру, протащил до комнаты и сбросил на диван, не слишком церемонясь.

— Строптивая, — задумчиво произнес он, глядя на меня сверху вниз. Гора мышц, чтоб его… — На моих землях за попытку отравить риара приговаривают к смерти. Мучительной.

— А в моих землях за попытку пристать к женщине сажают в клетку! — огрызнулась я, перестав кашлять и восстановив дыхание. — И держат в ней несколько лет!

Сверр опустился на корточки.

— У вас очень глупые порядки, Лив. Женщина слаба. Ее дело подчиняться.

Я без слов закатила глаза. И что ему ответить? В его мире это так… И мой мир он никогда не поймет. Вытерла мокрые глаза. Сверр снова был слишком близко. И перцовый душ лишь на время ослабил то притяжение, что я испытывала к нему.

— Отодвинься… — сипло выдохнула я.

— Еще и приказываешь? — в золоте глаз вспыхнуло веселье.

— Когда мы пришли на твою землю, то чтили ваши законы! — яростно выдохнула я. — Мы ели вашу пищу, уважали ваши ритуалы, принимали запреты…

— Ты нарушила один из них.

— По незнанию! Нельзя винить меня за то, что я живу не так, как ты, Сверр! Я уважаю твой мир и тебя! А ты нарушаешь законы гостеприимства!

— Уважение? — он положил ладони на край дивана, подался вперед. И я ощутила себя в западне. — Ты говоришь о чести, лильган? Мне не нужно доказывать ее тебе! Никому из чужаков! Моя честь и сила омыты кровью, не тебе судить о них! И не тебе говорить! Я чту законы гостеприимства, но хочу то, что ты предлагаешь сама!

— Предлагаю? — теперь изумилась я. — Да с чего ты это взял?

Ильх подвинул ладони и оказался еще ближе. Навис надо мной.

— Все женщины из-за тумана много говорят? — усмехнулся он. — Или лишь ты, Оливия Орвей? И слишком сильно отрицают свою природу. — Он втянул воздух. — Ты пахнешь желанием, лильган. Ты отвечаешь на мой зов. Я сильнее тебя, я риар. Так зачем ты сопротивляешься?

— Отвечаю на твой зов? — заинтересовалась я, пытаясь отрешиться от лавы внутри. Что-то он уже говорил про зов… — Что это?

Сверр обнажил в усмешке-оскале зубы и вдруг положил ладонь на мой живот. Тяжелое прикосновение заставило меня вздрогнуть.

— Ты это чувствуешь, — сказал ильх.

От его руки по моей коже завертелись огненные спирали. Нет, не на коже — глубже. Внутри… Так сладко… И его лицо было так близко… И мой страх вдруг отступил, оставив лишь понимание, что никто и никогда не волновал меня так, как ильх. Он словно ожившая статуя древнего бога, дикий и необузданный варвар. Сколько наслаждения он может дать мне? Сверр прав, я изо всех сил отрицаю притяжение к нему. И свою женскую природу. Ведь тело уже болит от неудовлетворенного желания, лава внутри сжигает внутренности… И я вижу, как тяжело и часто он дышит, как жадно смотрит… Голодный зверь, а не человек… Тот, кто будит во мне такие грезы, что самой стыдно… И не этого ли хотело мое подсознание, когда я приглашала Сверра в свой мир? Мне нужно лишь перешагнуть через страх…

И в тот миг, когда холодный голос разума победила обжигающая чувственность, я подалась вперед и прижалась губами к губам ильха. Жесткие и сухие, как я и думала… Сомкнутые. Осторожно коснулась их языком, провела. Надавила сильнее. Чуть соленые… Губы ильха раздвинулись, и я коснулась языка.

И тут же ильх отстранился. Между темных бровей залегла недовольная складка.

— Что ты делаешь? — рявкнул он.

Я ошарашенно похлопала глазами. Та-а-ак… Очередной провал, госпожа Орвей? Похоже, поцелуи у ильхов тоже не в чести! И никаких нежностей от варвара можно не ждать, если что и будет, то как на шатии — женщина на коленях, мужчина сзади. Страх вернулся с новой силой, и я вскочила.

— Ничего! — буркнула недовольно, злясь на свою минутную слабость. Да, что-то этим вечером ученый во мне все чаще сдавал позиции, уступая место женщине. Выдохнула.

— Так делают люди. Целуют других людей, когда… когда хотят сделать приятно. Доставить удовольствие. Все! Забудь.

Сверр так и остался на корточках возле дивана, посмотрел настороженно.

— Это опасно, — вдруг буркнул он.

— Что опасно? Поцелуи?

— Да. Опасно засовывать женщине в рот свой язык. Если она его откусит, даже у риара новый не отрастет. — Ильх задумчиво качнул головой. — И другие части тела тоже.

Я подавилась, изумленно хлопнула глазами, а потом, не выдержав, рассмеялась. Да так, что от хохота чуть пополам не согнулась! Отлично, дикий варвар, оказывается, боится поцелуев. Прекрасная новость! Так и напишу в отчете!

Сверр склонил голову, глядя по-прежнему недовольно, и добавил:

— Женщину лучше всего брать сзади. Придавив одной ладонью шею, второй держа бедра. Так она не вырвется и не причинит вреда.

«И не откусит ничего жизненно важного», — закончила я про себя. Ну и нравы… Дикие!

— Неужели ты всегда берешь женщину лишь так? — ура, кажется, во мне снова проснулся исследователь. — Неужели у тебя это не случалось… по любви?

Ильх нахмурился.

— Нет. Любовь — для меня плохое чувство, лильган. Непозволительное. Оно способно ослабить риара, а женщине принести много горя. Моя жизнь — бой и сражение. И потому нельзя привязываться слишком сильно. Нельзя держать слишком сильно. Иначе можно потерять и себя. Плохое чувство, лильган.

— Значит, в твоей жизни всегда так? — спросила я. — Только… так, как на шатии? Без… поцелуев?

Он кивнул, нахмурившись. Ильх смотрел остро и слегка озадаченно, словно пытался понять, о чем я говорю и зачем вообще нужны эти поцелуи.

— Мой язык мне еще пригодится, — тряхнув головой, он снова насмешливо улыбнулся и поднялся. Шагнул неторопливо. И сказал спокойно: — Но тебе будет хорошо и без таких… прикосновений.

Я фыркнула, не зная, смеяться мне или плакать. Вот и переступила через свой страх! Уж лучше вернуть на место исследователя и снова забыть о том, что я женщина! На ильха посмотрела уже серьезно.

— Я объясню, Сверр. Ты гость в моем доме. И в моем мире. И как гостю я окажу тебе всяческое уважение. Но, будь добр, и ты уважай меня. Никаких прикосновений, понимаешь? И если тебе кажется, что я отвечаю на твое желание, то прости, мы снова не поняли друг друга.

Сверр склонил голову набок, внимательно глядя мне в лицо.

А я развернулась и, крайне недовольная собой, ушла в спальню, решив, что мне нужна небольшая передышка! Надеюсь, ильх в это время не разнесет мою квартиру… Улеглась прямо в одежде на покрывало и мрачно посмотрела в потолок. Самое плохое, что желание-то никуда не делось. Перед глазами так и стояло бронзовое тело ильха.

С шипением я перевернулась и накрыла голову подушкой. Внизу живота ныло, кажется, я до сих пор ощущала там тяжелую ладонь Сверра. Да уж… Что-то с появлением в моей жизни варвара оставаться холодным и беспристрастным ученым мне становилось все труднее!

Глава 12

Спинка стула треснула, и я отшвырнул его в сторону. Закрыл глаза, втянул сухой воздух, столь непохожий на тот, которым дышат фьорды. Все иное… все чужое.

И она чужая. Надо помнить об этом и оставаться на месте, возле этого окна. Хотя хотелось лишь одного — выбить хлипкую преграду двери и взять тонкое, хрупкое тело…

Потряс головой, сдерживая желания — они до добра не доводят. Надо быть осторожнее. И время тратить на дело, а не на утехи.

Выпрямился, успокаиваясь. Пытаясь успокоиться.

Усмирил ярость, огонь и зов, обернулся. С усмешкой осмотрел комнату девчонки. Многие предметы знакомы, о назначении остальных могу догадаться. Прошелся, вертя головой. Любопытно… Положил ладонь на стену, прислушался к ощущениям. Слабый отклик кольнул пальцы. Люди Конфедерации убивают все, даже камень. Снял с полки стеклянную статуэтку, фыркнул. Не люблю стекло. Им услаждают взор дети Ульхёгга, а особенно почитают риары Аурольхолла. Чужачке понравились бы его сияющие башни. А мне вот эта мысль принесла новый всплеск злости. Отвернулся от статуэтки, запрещая себе думать о том, что может понравиться Лив. В этом помещении все такое же хрупкое и мелкое, как сама лильган. Надави — и рассыплется… Не то что мебель в Нероальдафе. Вот где каждый предмет — основательный, сделанный на века…

Внимательно осмотрел три рожка светильника с ровно горящими прозрачными сосудами. Сунул руку внутрь, сжал. Стекло ожидаемо треснуло, и кожу ужалило электричеством. Хмыкнул — не смертельно, но неприятно. Я удовлетворенно хмыкнул, стряхнул осколки.

В деревянной шкатулке блестели золотые побрякушки, и я презрительно покачал на пальце тонкую цепочку с мелкой подвеской. Недостойный подарок! С такой безделицей к вольнорожденной деве и подойти стыдно. И какой мужчина мог поднести столь позорный дар?

Бросил цепочку обратно.

С интересом открыл дверцы шкафов. Ткани внутри тоже простые — серые и черные. Почти ничего яркого, золотого, красного, расшитого. А ведь Оливия молода. В такие тона на фьордах одеваются скорбящие вдовы. И снова мелькнула мысль, что хотел бы увидеть чужачку в алом. Ей бы пошло… Вытащил с верхней полки черную тряпочку кружев, развернул. Задумался, представляя, как это выглядит на женском теле. Внизу живота стало тяжело. Снова фыркнул. Кажется, даже пар из ноздрей пошел. Тряпку отшвырнул.

Комната маленькая, я обошел ее в несколько шагов и снова вернулся к дивану. Тесно. И скромно. Моя лильган бедна? Видимо, да. Почему у нее нет мужчины, который стал бы ее защищать и дарить драгоценности? Хотя в этом мире людей все не так, и женщины здесь живут сами по себе, это я тоже помню.

Хоть и не понимаю. Зачем они так живут?

На миг задумался. Не мешало бы поспать, все-таки пришлось отдать много силы хёгга, чтобы вывести людей из тумана. Тело ослабло. Но чужие запахи, ощущения, звуки не давали расслабиться. Мне помог бы хороший бой, но и на это не стоит рассчитывать.

Посмотрел в сторону двери, за которой спряталась Лив. И заставил себя отвернуться. Снова обошел комнату. Повертел в пальцах разноцветные блестящие стержни, что россыпью раскатились на столе. Ручки для письма. У меня тоже были такие, но чернила в них давно высохли. Провел металлическим кончиком по бумаге, полюбовался на ровный синий след. Хотел по привычке забрать себе, но вспомнил, что не могу. Отложил с сожалением. Рядом с чужими ручками лежали книги и стопка бумаги. И вся — тонкая, белоснежная. На такой приятно писать… Желание присвоить листы засвербело внутри. Нельзя! Здесь я не могу взять то, что хочу. Здесь все иначе…

С досадой отвернулся, шагнул к проему, что без двери вел в другую комнату. Там теснились впритык шкафы с кухонной утварью, на полке блестели высокие хрупкие бокалы. Снова стекло? Неужели оно так нравится лильган? Я предпочитаю золото. Или железо. Вытащил один сосуд, но не рассчитал силу, и тот треснул в руке. Тихо выругавшись, повертел головой, решая, куда бы пристроить осколки. Высыпал горкой на стол. Второй бокал вытаскивал осторожнее, но и он треснул — пополам, между ковшом и тонкой ножкой. Вспылил и махнул ладонью, сбивая на пол все эти хрупкие вещицы, что не давались в руки! Не люблю стекло…

Осколки брызнули под ноги, я несколько огорченно фыркнул. Оглянулся на дверь, за которой скрылась девушка. И осторожно сдвинул мусор к стене.

В углу тихо заурчал белый шкаф, и я развернулся резко, снеся плечом боковую полку. Озадаченно посмотрел на ее остатки. Все-таки у людей все слишком ненадежное… К чему ни прикоснись — ломается. И это сильно раздражает!

Хорошо, что у меня нет с собой мечей или секиры. Ими я орудую слишком быстро… Боюсь, от урчащего шкафа уже ничего бы не осталось. Но отправляться за туман с оружием слишком рискованно, сталь всегда пробуждает в людях темное и древнее, особенно сталь из Нероальдафе. А я не хочу ничего пробуждать. Я хочу усмирить их страхи и усыпить бдительность.

Снова обошел жилище, рассматривая особенно интересующие меня предметы. На стене висели в тонких рамках цветные портреты. На одном юная Оливия обнимала того щенка, которого мы встретили в Академии. Тщедушный, хилый, трусливый. Высокомерный. В его глазах я видел мнимое и глупое превосходство и в то же время — страх. И еще я видел слабость Лив, когда этот человек был рядом. Что их связывает? Прошлое… Их связывает прошлое.

В сердцах ударил кулаком в стену, скривился, увидев вмятину. И почему здесь все такое хлипкое? Дуну — развалится! Как можно жить в таком доме?!

Стараясь больше ничего не сломать, обошел хрупкий столик, тесное кресло, узкий диван, чахлое растение на полке.

Кошмарное место.

Зато вот содержимое белого урчащего ящика рассмотрел внимательнее. Из его нутра дуло холодом, на полках лежали продукты. Морозный шкаф-холодильник. В моем доме, в Нероальдафе, запасы хранят в подземелье, в котором можно потеряться. И зажигая лампу у дверей, никто не увидит ее свет у дальних полок, настолько оно велико. А здесь — ящик размером с мелкий сундук.

Сунул голову внутрь и понюхал. Пару коробок отмел сразу, а вот одна понравилась. Разорвал плотную бумагу, сжатую так, словно изнутри выкачали весь воздух, и снова обнюхал мясо. Конечно, не свежеубитый зверь, слегка прихваченный огнем, но тоже сойдет. То, чем меня пытались кормить в самолете, до сих пор лежит в животе камнем. Энергетический батончик, так они это назвали.

Фыркнул, на этот раз точно с дымом. Голоден… И зверь близок, надо поесть и успокоить ненужные мысли и желания.

Усмехнулся, смеясь над собой. Не помню, чтобы рядом не было девы, жаждущей услышать зов хёгга. Или быть со мной даже без зова. И в годы войн, и в походах — всегда находились. То пленницы, то желающие подластиться к сильному риару. На фьордах каждая женщина знает, что лучше стоять за спиной мужчины. А уж хёгга — и подавно. А вот эта чужеземка Лив — не знает. Сопротивляется…

Я снова понюхал мясо, размышляя. И вскинулся, прислушиваясь. Звук лифта я уже знал, после — шаги… легкие, девичьи. Неопасные. Потому расслабил плечи и стал ждать, внутренне улыбнувшись.

Похоже, у моей лильган гости, и это женщины. Перворожденные услышали, что мне нужна дева? Посмотрим… Ярость нужно унять, а женщины и смех для этого — верное средство…

Уснуть не удалось, потому что раздалась настойчивая трель звонка, скрип ключа, а потом бодрое:

— Лив, ты вернулась?! Лив, ты где?!

Я мысленно застонала. Клисиндра! Подруга, у которой были ключи и которая всегда отличалась чрезмерным любопытством! А у меня в доме… ильх!

Подпрыгнув на кровати, я свалилась на пол и бросилась вон из спальни.

Клис явилась не одна, а с нашей общей подругой — Рани. И обе сейчас хватали ртом воздух, глядя на Сверра. Тот тоже рассматривал их — с ленивым интересом и извечной насмешкой в золотых глазах. Ну и конечно, на нем не было ничего, кроме куска ткани, прикрывающей пах. Задумчиво разглядывая девушек, ильх поднял сырое мясо, что держал в руках, и оторвал кусок. Вгрызся белоснежными зубами, прищурился по-звериному, проглотил, не отводя глаз от гостей. Капли крови упали ильху на грудь и медленно стекли вниз — до края кожаной юбки. И на все это подруги таращились с таким видом, что мне стало за них стыдно. А ведь обе весьма неглупы!

— Мамочки… — как-то по-детски пропищала Рани.

— Что вы здесь делаете? — недовольно произнесла я.

— В новостях сказали, что экспедиция вернулась, — слабым голосом ответила Клис, все еще завороженно глядя на варвара. На ее лице проступил предательский румянец, чего я не видела ни разу в жизни. Моя подруга не краснела никогда и не перед кем! Вернее, я так думала.

— И вы сочли своим долгом тут же меня навестить? — вздохнула я.

— Мы за тебя переживали, — промурлыкала Рани, даже не посмотрев в мою сторону. Ее взгляд намертво прилип к Сверру. Похоже, навечно. И теперь метался сверху вниз: от этой невозможной юбки-повязки на бедрах до лица и снова обратно. Подруга выглядела так, словно вот-вот свалится в обморок. Ну, или набросится на варвара.

Я покачала головой.

— Со мной все отлично. Только ужасно устала, завтра меня ждет комиссия, и хотелось бы хоть немного поспать…

— Он настоящий? Он умеет говорить? — придушенно протянула Клис, даже не услышав меня.

Сверр хищно оскалился, склонил набок голову и вдруг… зарычал! Низкий, гортанный звук прокатился по квартире, ударил в стены. Мы дружно подпрыгнули, а проклятый ильх, вздумавший развлечься, откинул голову и рассмеялся!

— Великие боги! — выдохнули подруги. Глаза у обеих вспыхнули, как у мартовских кошек, и я ощутила желание провалиться сквозь землю!

Рани, словно завороженная, шагнула вперед, к ильху. Тот склонил голову набок, прищурился. Кот, поджидающий глупую мышь, недовольно подумала я. Внутри разлился гнев — да что это такое? Дай им волю, и Рани его щупать начнет! Я тоже хотела потрогать ильха, когда впервые увидела, но у меня был интерес научный, а у подруги примитивно женский!

И это ужасно злило.

Хотя разве не должна я радоваться возможности понаблюдать за поведением Сверра с новыми людьми? Должна, еще как должна. Вот только никакого удовольствия я не испытала, напротив — расстроилась. И захотелось пнуть варвара, а подругам дать по шее!

Ужаснувшись своей кровожадности, я развернулась к девушкам.

— Клис, Рани, вы действительно не вовремя, — рявкнула я, хватая их за руки и выталкивая из квартиры. Вот только женских расспросов и любопытства мне сейчас не хватало. Девушки сопротивлялись, покидать квартиру они категорически не хотели. Так что пришлось снова повысить голос. — Мы поболтаем завтра! А сейчас мне надо хоть немного поспать и…

— С ним? — выдохнула Рани, оборачиваясь, а я вспыхнула.

— Одной! — крикнула на весь подъезд. И тут же смутилась. — Пожалуйста! Давайте поговорим потом. Прошу вас!

Подруги переглянулись и, конечно, обиделись. Я лишь вздохнула.

— Будешь должна бутылку шампанского и подробный рассказ обо всем! — объявила Клис, и я согласно кивнула. Все, что угодно, лишь бы ушли! И когда девушки наконец скрылись в лифте, я вздохнула свободнее.

В квартире Сверр неторопливо доедал мясо, стоя на прежнем месте.

— Нет, — объявил он, облизав пальцы. — В такой одежде у нас женщина не дошла бы до улицы. Ее взяли бы прямо там, где она на себя это надела.

Я вспомнила короткое кружевное платьице Рани и тяжело вздохнула. Подняла глаза на ильха. Близко… И притяжение все еще бурлит в крови.

Остатки стула и разбитую посуду я комментировать не стала. В конце концов, я на фьордах разбудила священного зверя, а тут всего лишь бокалы! И, похоже, поспать мне сегодня не удастся! Поэтому самое время поработать.

— Вижу, еду ты уже нашел и даже поужинал. Отлично, из меня плохая кухарка, — буркнула я расстроенно, развернулась и пошла в маленькую комнатку, где стоял стол с моим ноутбуком. Пока зажигался экран, я решала, что именно напишу в отчете для комиссии. Впервые в жизни я сомневалась, стоит ли выкладывать совету все мои наблюдения… И это сомнение грызло изнутри не хуже дикого зверя.

Тронула клавиатуру, поневоле прислушиваясь к звукам в гостиной. Но там было тихо.

Толкнул дверь и остановился, глядя на уснувшую лильган. Она легла головой на стол, рядом со светящимся экраном. Еще одно изобретение прогресса… Лив спала, ее левая рука беспомощно свесилась, правая лежала под щекой. Я приблизился, осторожно поднял лист бумаги, вчитался в ровные строчки. Буквы прыгали, не желая складываться в слова. На фьордах мы используем для письма другие символы, и сейчас пришлось приложить усилие, чтобы все разобрать. Отчет для ее комиссии. Удержал желание сплюнуть. Внимательно перечитал написанное, хмыкнул.

«Умеет считать до десяти… Знает буквы… Знает географическое расположение других племен… Понимает и принимает понятия гостеприимства, достоинства, чести… Вулкан Горлохум олицетворяется и считается живым… Возможны жертвоприношения… Культ хёггов не изучен… Тотемный зверь не изучен… Вероятно поклонение стихиям… Требуется более полное изучение предмета…»

Улыбнулся, возвращая листок на место.

Развернулся к двери. Что ж, девчонка не рассказала ничего действительно опасного. Как не расскажут и другие. Если кто и начал догадываться, так это старик. Старый муж, мудрый. Многое повидал, я узнавал груз прожитых лет в его блеклых глазах. Он вызывал уважение, и в другое время я преклонил бы перед ним колено, как перед тем, кто достоин такой чести. Может, потому он все еще жив… А вот очнется ли, уже не в моей власти. Ярость риара страшнее его зова…

Старик не только начал догадываться, но и успел сказать девчонке. Я слышал его слова, когда лильган стояла у жертвенного столба. Вот только Лив не поверила, не услышала, не придала значения. Женщина… Мой зов и кровь убитого зверя затуманили ее разум, все силы чужачка теперь тратит на сопротивление.

И это хорошо. Значит, все получится.

У двери обернулся. Спит. Темные локоны упали на щеку, губы чуть приоткрылись. Провел тыльной стороной ладони по рту, словно еще ощущал прикосновение этих губ. И снова в паху стало тяжело. Нахмурился недовольно…

Помню, как мы с Ирвином рассматривали книгу конфедератов. Там были картинки и описания — такие, что горели щеки. Нам было лет по восемь… Книгу у нас, конечно, отобрали и уши надрали, но увиденное я запомнил. Вот только никогда не думал, что захочу повторить. Ни с кем из женщин фьордов такого желания не возникало. Обычно я не спрашиваю даже имя… А вот сейчас, глядя на тихо спящую чужачку, хотел всего, что увидел тогда в книге, но из-за малолетства не смог понять.

Прикосновение ее губ и сейчас горит ожогом…

Приблизился, подхватил легкое тело. Хрупкая… Тонкая. Словно золоченая безделушка. И так же хочется присвоить, взять себе, спрятать в пещере среди сокровищ и никому не показывать… У меня такие желания в крови, укротить их порой непросто. Почему-то Лив хотелось присвоить особенно сильно…

Прошел в ту комнату, где стояла ее постель, опустил лильган на покрывало. Девчонка что-то пробормотала, но так и не проснулась.

Слабая.

И все же — сильная.

Усмехнулся с удивлением. Сильная. Не жаловалась ни разу. Молча стояла у жертвенного столба, не плакала, не просила. Я смотрел на нее из тени, все ждал, когда попросит. Нет, не дождался. И мужчин, что пришли с ней, не звала, не жаловалась. Напротив, отправила работать. Молчала, страха не показывала. Достойная дева… Гордая. Была бы она дочерью фьордов, мужчины принесли бы ей дары, чтобы заслужить благосклонность… А я — украл бы и запер в своей спальне…

Но Лив чужачка. Ее душа запачкана кровью убитого мною хёгга. Она дочь людей из-за тумана, что несут прогресс и разрушение.

Убрал темные пряди с женского лица.

На ее теле — шрамы.

Я рассмотрел их подробно, когда поднимал Лив и нес к шкурам там, в племени у Белого озера. Покачал головой. Второй уже раз несу ее в постель и лишь смотрю… Шрамы тянутся по ее телу бороздами, портят нежную кожу. Откуда? Если спрошу — не скажет.

И мужчины у нее еще не было.

Внутри разлилась нега, сладкое предвкушение. Пока спит — такая нежная, податливая, мягкая… Хочу-у…

Мне нужны воды фьордов, глубина, где студеная влага встречает морозным объятием. Холод, способный унять мое желание к этой девчонке. Но земля воды и скал далеко…

Задумчиво тронул ее губы пальцами. Внутри полыхнуло так, что застило огненным сполохом глаза, отсекая все, оставляя лишь нежное женское тело…

До хруста стиснул челюсти. Надо подумать о том, что будет завтра, на этой клятой комиссии. Еще раз все осмыслить, подготовиться. Но мысли снова возвращались лишь к девушке, что лежала рядом…

Глава 13

Меня придавило к постели что-то тяжелое, и я заворочалась, устраиваясь удобнее. На зыбкой грани сознания проанализировала ощущения. Горячее тело, горячее дыхание…

Доброе утро, Лив!

Открыла глаза, и сразу обожгло взглядом Сверра. Он медленно провел ладонью по моему телу, и оно предательски отозвалось, дрогнуло… Сверр улыбнулся, поглаживание стало настойчивее.

— Ты такая беззащитная, когда спишь, — тихо произнес ильх. — Мне нравится…

И собственнически притянул меня ближе.

Я сонно моргнула и попыталась отодвинуться, но ильх лишь перевернул меня на живот и сильнее вдавил в кровать.

— Хватит убегать, лильган, — тяжело выдохнул он мне в ухо. — Хватит! Ты желаешь покориться мне так же, как я хочу тебя взять!

Мужская ладонь поднырнула под мои бедра, и ильх дернул край джинсов. Плотная ткань треснула так же легко, как и волокно защитного комбинезона. Сверр потащил штаны вниз, оголяя ягодицы. Я забилась еще сильнее, ощутив джинсы где-то в районе коленей.

— Угомонись! — несильный шлепок заставил зашипеть от возмущения. Меня? Ведущего антрополога Академии Прогресса просто шлепнули по заднице, велев не мешать ему, сильному мужчине, получать удовольствие?!

Я завертелась ужом, пытаясь сбросить с себя эту глыбу. И Сверр сжал зубы на моей шее. По-настоящему, не играя. Я ахнула, ощутив этот укус. Правда, ильх тут же отпустил, но желаемое было достигнуто — дергаться я перестала. Настолько меня шокировало это варварское поведение!

— Я хочу видеть твои глаза… в первый раз, — сказал ильх, переворачивая меня. И замер. Видимо, мой взгляд был очень выразительный в данный момент! Сверр нахмурился. Я ощущала его обжигающее дыхание, напряженные мышцы, эрегированный мужской орган. Похоже, кусок ткани с его бедер куда-то делся…

Яростно мотнул головой, вздернул мои руки, припечатал к подушкам.

— Почему ты противишься?! — рявкнул он. И судя по удивлению в голосе, действительно не понимал! — Ты меня желаешь! Отзываешься так, что я теряю… теряю разум! Ты отвечаешь мне, а потом злишься, чтоб тебя Хелехёгг забрал!

— Ты не поймешь, — прошипела я. — В моем мире все не так просто, Сверр!

— Желание между мужчиной и женщиной одинаково везде! — отрезал он. — Разве твои подруги не хотели этого, когда разглядывали меня? В пекло Горлохума твои доводы! — ильх несильно встряхнул меня.

— Я — не они! Я — не хочу…

— Хочешь. Я знаю. — Убежденность в голосе ильха заставила меня скрипнуть зубами. Хочу, он прав. Но не объяснять же ему нашу цивилизованную мораль? Или мою… Не поймет… Ильх вдавился пахом в мой живот, жадно всмотрелся в лицо. — Твое сопротивление лишь ломает нас обоих, лильган… Меня — сильнее. И я больше не могу ощущать твой отклик, а потом слышать это проклятое «нет»! Я лежу здесь уже несколько часов и даже уснуть не могу, потому что чувствую тебя! — оскалился он. Его напряженное, горячее тело почти вибрировало, на шее обозначились вены. И я с ужасом увидела, что в золотых глазах снова вытянулся зрачок. Что же это? Значит, мне не показалось? А ведь я не указала в отчете этот момент. Решила, что почудилось. А вот сейчас, в свете разгорающегося дня, видела ясно!

— Твои глаза… — прошептала я. — Они… нечеловеческие…

Ильх моргнул, и зрачок снова стал обычным. А потом рывком скатился с кровати.

— О чем ты, лильган? — с насмешкой протянул он. Я приподнялась на локте, внимательно глядя в спину удаляющегося ильха. Снова почудилось? Не до конца проснулась? Мотнула головой — хватит! На этот раз я уверена в том, что видела! Его глаза менялись!

Сердце гулко ударилось в ребра. Что это было? Утраченный людьми атавизм? Другая структура глаза? Или… Мысли понеслись ураганом, отодвинув даже возбуждение.

Что имел в виду профессор, называя Сверра не человеком? И как вовремя Максимилиан впал в кому, не сумев ничего объяснить!

Стало страшно. По-настоящему, глубинно. Ильх невероятно силен. Сверхпрочное волокно он разорвал, даже не поморщившись. Он обладает каким-то ментальным воздействием, я уже не могу объяснить свое наваждение просто желанием. Его зрачки сужаются… И племя добавляло это божественное «хёгг» к его имени.

Кто он?

Только ли посвященный или хранитель культа?

Или сам… тот, кому поклоняются?

Я неловко свалилась с кровати, запутавшись в спущенных штанах. Натянула их кое-как, заметалась по комнате. Почему я закрыла глаза на все эти признаки? Почему умолчала в своем отчете о важных фактах? Словно что-то внутри меня заставляло забыть, не думать… Но почему?

Почему, почему! Потому что моя голова была занята агрессивной сексуальностью ильха! И тем желанием, что он будил во мне! Рядом с ильхом я просто утратила способность рассуждать здраво! Идиотка! Про разорванный комбинезон я ведь не написала. Я вообще умолчала о том, что ильх пришел ко мне после шатии. Побоялась нескромных вопросов и презрительных взглядов коллег. Я и так была среди них белой вороной, а тут такой повод для зубоскальства!

Замерла посреди комнаты с занесенной ногой.

Мысли неслись в голове ураганом. Если отбросить все эмоции и посмотреть на ситуацию со стороны, что я увижу?

Экспедицию, в которой каждый из ученых что-то утаил. Мы все. Каждый из нас. Я утаила сведения о приходе Сверра ко мне в шатер, свои смутные подозрения и нестыковки. А мои коллеги наверняка не написали о том, чем закончилась шатия. У каждого здесь, в цивилизованном мире, есть то, что заставило нас всех соврать. Жены, семьи, друзья, репутация, моральный облик…

То есть получается, что мы утаили важные сведения, потому что нас… просто скомпрометировали! Все, кроме Макса, в тот день показали себя не с лучшей стороны. Да, я удержалась от близости, но кто мне поверил? Да никто. Потому что остальные не удержались. Шкуры, древние ритуалы, кровь, музыка… Фьорды разбудили древние инстинкты людей, то, что так долго скрывала цивилизация.

Или их разбудил тот, кто затеял всю эту игру?

Изощренный манипулятор, который незаметно подвел нас к падению в бездну… Позволил стать частью племени, позволил взять чужих женщин… Зная, что мужчины скроют этот факт, а с ним и свои подозрения, если таковые возникнут. Я готова спорить на свою ученую степень, что сегодня комиссия услышит лишь сухие факты и смутную формулировку: мало сведений для выводов! Так поступила я сама. Так напишут остальные.

Лишь профессор был готов сказать правду! Ведь он единственный сохранил трезвый рассудок. К тому же у Макса такая репутация в научном мире, что он ничего не боялся. Но профессор в реанимации. Лишь вовремя введенные лекарства позволили довезти его до людей.

И почти последнее, что учитель сказал мне, Сверр — не человек.

Прикусила изнутри щеку, чтобы успокоиться. Не человек? Но разве это возможно? Что увидел или почувствовал Максимилиан, чтобы сказать такое?

Сила и миоз зрачка — не доказательства. Ильх привык к физическим нагрузкам, он действительно гораздо выносливее рядовых конфедератов. А мне мог достаться бракованный костюм. И почудиться изменение в золотых глазах. А светящиеся радужки — не такой уж редкий случай, в истории полно подобного. Мой коллега написал диссертацию, объясняя это явление! Порой люди даже погибали, потому что из-за вспыхивающих радужек их принимали за зверей и убивали!

Все, что мы видели, вполне объяснимо и понятно. Даже этот проклятый зов! Зачем грешить на ментальное воздействие, если можно просто посмотреть на ильха! Он невероятно привлекателен и мужествен, его окружает аура дикости и силы — вот и вся мистика. Он сексуален и хорош собой. Необычен. Он словно зверь в человеческом облике, будит фантазию и запретные желания! А я двадцатисемилетняя женщина с бушующими гормонами. И нет никаких загадок, есть лишь примитивный инстинкт.

Или нет?

Проклятие! Я уже ни в чем не уверена!

Нет! Хватит! Я уверена. И моя интуиция давно орет, что дело нечисто!

И еще я видела хёгга. Да, смутно, да, слишком мало, но… видела. В краткий миг разомкнувшегося марева я видела его. И не поверила своим глазам. Да что там, я и сейчас не верю…

Но если я прилюдно выскажу предположение, что Сверр — не человек, меня поднимут на смех. Это Максимилиану позволены смелые теории и сумасбродные идеи, за ним весомый опыт и достижения в науке. Ему позволено ошибаться. Но не мне. И, прежде чем заявить, я должна знать точно.

А для этого мне нужен всего один анализ… Конечно, желательно сделать развернутое исследование генома, но на это у меня нет времени. Зато я могу распознать человеческие белки в крови, это быстро…

И нужна лишь капля крови Сверра.

Я придержала разорванные джинсы. И как мне получить кровь ильха? Сомневаюсь, что он добровольно предложит мне свою вену для исследований. А подтвердить свои теории я должна до комиссии…

А времени все меньше.

Что же делать?!

Я метнулась в ванную, что примыкала к спальне. В тесном пространстве помещалась лишь душевая кабина и унитаз. Открыла кран, поплескала в лицо холодной водой, не обращая внимания на промокшие штаны.

Есть один вариант, как заполучить кровь ильха. Воткнуть в него иглу незаметно, конечно, не выйдет. А вот если его внимание будет в этот момент сосредоточено на другом… Например, на женском теле. Здесь я могу говорить лишь как теоретик, но вроде во время секса мужчина думает не головой…

Я плеснула водой снова. И решительно, с каким-то злым азартом стянула с себя джинсы. Следом полетели майка и белье. Вытащила из аптечки гладкую капсулу с иглой. Выдохнула. Развернулась к зеркалу.

Когда-то я приняла решение, что мое будущее — только наука. До этого я мечтала о чем-то большем, любила веселье, спорт, свою собаку… Сергея… Он тоже говорил, что любит. Я верила. И даже после того ужасного случая — верила. А вот потом, когда разделась перед любимым и увидела его взгляд — полный ужаса и отвращения, верить перестала. Да, Сергей быстро взял себя в руки, бросился обнимать, но внутри меня уже что-то сломалось. Красота и шрамы — несовместимы. Они как реактивы, что никогда не смешиваются. Ни при каких условиях, будь они прокляты!

В моей жизни было очень много работы, наука, кафедра, новая должность… Свадьба Сергея. Мой лучший друг, что до сих пор ощущает свою вину.

А вот мужчины — не было.

Я медленно, заставляя себя, провела ладонью по шрамам. Противно… Не такой должна быть женщина.

За прошедшие годы я лишь раз решилась снова раздеться перед мужчиной — случайным, незнакомым. И снова — взгляд, полный отвращения, моя невозможность дышать, мой стыд, удушающая паника, ингалятор… Больше я таких попыток не предпринимала.

И вот сейчас решила выступить соблазнительницей? Смешно. Но стоило подумать об этом, внутри стало так горячо и сладко, что я зажмурилась. Нет, не смешно. Совсем…

Тихо вернулась в спальню. Покосилась на смятую постель. Что я творю, дурная?

Капсулу спрятала в изголовье и произнесла-выдохнула:

— Сверр…

Так тихо. Не звук — шелест. И обычный человек ни за что его не услышит. Если не услышит ильх, то я плюну на свои подозрения и…

Он услышал. Остановился в дверном проеме, привалился плечом к косяку. Между бровей — хмурая складка, губы недовольно сжаты. Прикрыть себя хоть чем-то не удосужился, но вниз я старалась взгляд не опускать. Сверр медленно осмотрел мои краснеющие щеки, вырез халатика, ладони, нервно дергающие поясок, босые ноги… Снова вернулся к лицу. И поднял вопросительно брови.

Я мучительно выдохнула. Проклятье! В теориях все гораздо проще… А в реальности я лишь краснею и нервничаю.

— Ты прав, — голос-то какой сиплый, надо же… — Я… Я хочу… этого… Тебя. Близости с тобой. Просто… это все сложно. Для меня.

— Подробнее.

— Что?

— Подробнее, Оливия. Скажи, чего ты хочешь.

Я вскинула голову, прекратив теребить этот злосчастный пояс. Ах так? Значит, просто у нас не получится? Услышать хочет? Сжала на миг кулаки, как перед выступлением в Академии, выдохнула. И произнесла четко:

— Я хочу заняться с тобой сексом. Хочу почувствовать твою силу, твою тяжесть, твое тело. Хочу, чтобы ты прижал меня к этой кровати, лег сверху, раздвинул мне ноги и…

Тут я все-таки сдулась и осеклась, но услышанного ильху хватило. Он сделал два шага и оказался рядом. Мягко толкнул меня к кровати, склонил голову, наблюдая. Я не удержалась и упала на постель, полы халата разлетелись. Сверр поставил на край одно колено, посмотрел сверху. И на миг мне стало страшно. Сейчас, когда он смотрел на меня и в золотых глазах плескалось желание, я с какой-то отчаянной убежденностью поняла, что ограничиться ласками не получится. Только не с ним…

Ильх дернул поясок, отбросил ткань с тела. Я инстинктивно закрылась. Нормальная женщина прячет от мужского взгляда грудь или низ живота, а я вот — шрамы. Сверр развел мои руки, а потом провел пальцем вдоль рубца под грудью.

— Это была хорошая битва, Лив? — негромко спросил он, продолжая меня гладить.

Я непроизвольно ахнула. Проклятие, никогда не думала, что мне может понравиться такое прикосновение…

— Плохая. Очень плохая, — хрипло отозвалась я. — Но я победила…

Он поднял голову и улыбнулся. Одобрительно, с восхищением. И я прикусила губу, ощущая разливающееся внутри удовольствие. Сверр не жалел меня, как делали все вокруг, и в его глазах не было ни капли отвращения. Лишь необузданное желание… Словно для него не было ничего удивительного в таких отметинах, и значение имело лишь то, как они достались.

А потом варвар опустился и провел языком по шраму на животе. Я дернулась, пытаясь отстраниться, но он не позволил. Лишь вскинул голову на миг, полоснул золотистым взглядом и снова лизнул. Чуть ниже. Не целовал, а трогал языком, запоминая мой вкус.

И эти странные влажные движения будили внутри что-то дикое…

Я ощущала его голод — первобытный, желание — звериное и горячее. И вдруг поняла, что страха нет. Ни капли. Даже тогда, когда он переместился, накрыл собой. Ильх ничего не говорил, никаких слов о моей красоте, но я видела, как напряжено сильное тело, как тяжело Сверр дышит. Он хотел меня столь откровенно, что слова точно были не нужны.

Опустил руку и сжал ладонь на гладком лобке.

— Ты здесь шелковая, — удивленно сказал ильх. — Нет волос?

— Я… Мы… Женщины… Мы их удаляем, — пробормотала я, пытаясь справиться со своим дыханием. Выходило так себе… — Все волосы с тела. Навсегда.

— Да? — он снова потрогал, лицо стало хищным. — М-м… Интересно…

Я не выдержала и прижала внизу его ладонь, инстинктивно желая ощутить его прикосновение глубже. Шершавый палец коснулся эрогенной точки, и я вздрогнула, застонала. Глаза Сверра вспыхнули интересом, и он погладил уже сам, углубляя и усиливая ласку. Я заметалась, выгнула спину.

Ильх издал сдавленное рычание, лаская и жадно ловя столь очевидные признаки моего возбуждения. Наклонил голову, провел языком по шее.

— Еще… еще… — лихорадочно прошептала я, подаваясь навстречу.

Обхватила ладонями его плечи, получая какое-то первобытное удовольствие от ощущения пластин мышц под горячей кожей, от тяжести мужского тела. Погладила широкую спину — от лопаток до поясницы с ямочками, тронула крепкие ягодицы. Мне так нравились прикосновения, что хотелось делать это бесконечно. Ласки Сверра стали жестче… Он тоже изучал меня — касался, сжимал, ласкал… Не выдержав, я скользнула рукой вперед, провела ладонью.

Сверр рывком перехватил мою руку, вздернул, прижал к покрывалу. Сплел пальцы и коленом раздвинул мне ноги. Сквозь пелену хмельного возбуждения на миг кольнул страх…

Ильх словно почувствовал, вскинул голову, посмотрел в глаза… И снова уже знакомое ощущение лавы. Она расплавленным озером растеклась внизу живота и забурлила внутри. Я откинула голову, прогнула спину и застонала. Желание в его чистом виде заменило кровь в моих венах. Сверр тяжело вдохнул, надавил внизу. Властно сжал одной рукой бедро, не позволяя отстраниться. Да я и не пыталась… Качнулся, жадно всматриваясь в мое пылающее лицо. Мы оба задыхались… Но страха больше не было. Ничего кроме чистого желания. И когда он качнулся снова, я сама подалась к нему, цепляясь за плечи. И правда — каменный… И каждое прикосновение сводит с ума, подчиняет, забирает разум…

Ильх издал рычание — совершенно нечеловеческое — и ворвался в мое тело уже до конца, вырывая из меня стон. Сильнее, сильнее, сильнее… Лава внутри пузырилась словно шампанское, я ничего не понимала… я чувствовала. Сильно, остро, восхитительно… Так ярко, как никогда в жизни. Боль пришла и пропала, утонув в бурлящем пламени. Оставшейся каплей моего разума я успела подумать, что в первый раз никто не испытывает оргазма… А потом забилась в сильных руках и закричала от самого мощного удовольствия в своей жизни. Кажется, все мои нервные окончания взорвались, все рецепторы сошли с ума, а я превратилась в комок оголенных эрогенных точек! Я потерялась в этом наслаждении, я забыла, кто я, осознавая лишь, кто он… Золотые глаза держали и приказывали, пока бронзовое тело двигалось надо мной. И лишь когда Сверр откинул голову и сдавленно зарычал, я на миг вспомнила, зачем все это затеяла. Гладкий цилиндр легко лег в ладонь, я приложила его к ноге ильха в тот момент, когда ощутила внутри пульсацию. Игла легко вошла в кожу и снова спряталась, цилиндр скатился с ладони на ковер.

Мужчина замер на мне, тяжело втягивая воздух. Показалось, что он почувствовал иглу и все понял… И прямо сейчас свернет мне шею. Он-то может, это я ощущала всей своей несуществующей интуицией, будь она неладна! И когда Сверр поднял руку, я вжалась в сбитые простыни. Но он лишь провел ладонью по моей щеке — погладил. И рывком откатился, встал. Усмехнулся.

— Поищу какой-нибудь еды, у тебя с этим плохо, лильган.

И, развернувшись, ушел.

Я рассеянно похлопала глазами ему вслед и вздохнула. У меня только что был невероятный секс. С самым неромантичным мужчиной на свете. Проще говоря — с варваром. Ни одного поцелуя, ни одного ласкового словечка и экстаз, который, кажется, сломал мой ученый мозг. Только думать об этом нельзя, сначала — дело. Вскочила, содрала простыни, на которых остались следы нашей близости, поморщилась. Воровато оглянувшись, подобрала цилиндр с каплей крови ильха и отправилась в ванную. Там кинула испачканное белье на пол, залезла в кабинку. Торопливо привела себя в порядок и вышла, оставив включенной воду. В углу хранился короб с медикаментами и некоторыми реактивами. Я сунула за щеку таблетку-нейтрализатор, избавляющую от нежелательных последствий близости. Мне нужно сделать лишь один анализ, распознать, человеческая ли кровь в шприце. Пристроившись на крышке унитаза, я достала прибор, которым пользуются криминалисты, а иногда — антропологи и исследователи. В капсуле — калий и магний, а под действием щелочи гемоглобин человека и животного ведет себя по-разному. Всего несколько минут, и на индикаторе покажется полоса — зеленая, если кровь человеческая, красная — если нет. Большего я узнать пока не смогу, нужна лаборатория, но на главный вопрос ответ получу.

Открыла крышку, капнула кровь из шприца, закрыла. И замерла, тяжело дыша. Мысли упрямо возвращались к тому, что пять минут назад случилось в комнате, к влажным движениям, тяжелому дыханию, стонам… Наслаждению… Так что пришлось приложиться затылком о стену, чтобы прийти в себя. Это все ради исследований, все ради науки! Если повторить сей нехитрый постулат постоянно — можно и поверить… Где-то в комнате стукнуло, и я подскочила, чуть не уронив прибор.

— Лильган? — негромко позвал за дверью Сверр.

— Я сейчас… выйду! — крикнула торопливо, не сводя глаз с капсулы. Ну давай же… Давай! Подняла емкость, посмотрела на свет. Дыхание в груди прервалось…

Глава 14

Хочу повторения.

Лильган спряталась за дверью, плещется в воде. Переживает? Я прислушался к шуму воды. Да и почему меня это должно волновать? Ей было хорошо. Ее наслаждения пришлось ждать недолго, отзывчивое тело вспыхнуло в моих руках факелом и пылало так ярко и горячо, что заставило меня потерять голову. Не зря желал ее с первой минуты. С того мига, как увидел в тумане. Только вышло все… странно. Тело получило удовольствие — яркое, желанное, а вот разум и душа…

Нахмурился, пытаясь понять.

Возможно, дело лишь в том, что все вышло непривычно для меня. Хриплые стоны, влажное дыхание, ее руки, вцепившиеся в мои плечи, и ее взгляд — затуманенный, обжигающий… Проклятие! От воспоминания снова полыхнуло внутри. Хотелось вытащить чужачку из-под воды и повторить. Кажется, я забылся там, в этой маленькой комнате, на узкой кровати. Забыл, кто я и где, ощущая лишь девушку, что так страстно отзывалась на мой зов. И хотелось продлить нашу близость как можно дольше, словно это нечто большее, чем простое соединение мужчины и женщины. В Нероальдафе из ночных удовольствий не делают таинства, мы не прячем наши желания за лицемерием или ханжеством. Это так же естественно, как другие желания — голод или жажда… И когда из моей спальни уходила очередная девушка, я не хотел ее задержать или узнать, что она чувствует.

Сейчас — хочу.

Потряс головой. Не стоило смотреть Лив в глаза… Надо было сделать все так, как привык, а не изучать ее тело пальцами и языком.

Желание что-нибудь сломать снова обожгло внутри. Фьорды зовут… мне тесно в мире Конфедерации. Все чужое. Непривычное. Вызывающее злость или раздражение. Даже Оливия… Она будила внутри что-то новое, и это мне не нравилось. Я не хочу узнавать ее. Но уже знаю слишком много… И хочется большего.

Поймал себя на том, что не прочь продолжить узнавание прямо сейчас. Одного короткого раза мне мало. Но она была такой шелковой, нежной, огненной, что это не могло продолжаться долго…

Фыркнул, снова прислушался. Где Лив? Вода льется чересчур долго, пора бы ей и выйти. И внутри неспокойно… Причин я не понимал, но уже злился. Нахмурившись, пошел к спальне, намереваясь выбить хлипкую дверь, если девчонка не откроет. Дурное предчувствие кольнуло внутри. Но Лив сама появилась на пороге — с влажными волосами и розовыми, распаренными щеками. Отвела взгляд.

— Нам пора собираться, Сверр. Через час мы должны быть в Академии, на заседании комиссии. Почему ты так смотришь?

Приподнял ее подбородок, внимательно глядя в глаза. Серо-зеленые, как воды фьордов.

— Тебе больно?

Да, во время близости она ощущала наслаждение, в этом я не сомневался. Но что сейчас? Слышал, после женщинам бывало не по себе… правда, меня никогда не волновали подробности. Когда я желал женщину, то ко мне приходила дева, а после убиралась с благодарностью и подарком. Но у людей Конфедерации, кажется, все по-другому. Эту часть человеческой жизни я знал плохо. Те книги об отношениях, что довелось прочитать, вызвали лишь хохот — мой и а-тэма. И к ним я больше не возвращался. Меня интересовало оружие, корабли, самолеты, снаряжение — страшные порождения прогресса.

Она качнула головой, влажные прядки скользнули по моей ладони. И снова в паху стало горячо и тяжело.

— Нет? — опустил руку и тронул ее между ног.

Лильган округлила глаза и пискнула.

— Ты что делаешь?

Погладил еще. Между ног она была шелковой, ни единого волоска. Это странно и дико возбуждает… Когда я двигался в ней, то видел, насколько она открытая…

Чужачка… Но такая желанная, что я теряю себя. И злюсь…

Непонятно…

— Прекрати!

Лив снова покраснела. А я неожиданно для себя тронул пальцем ее губы. Она приоткрыла рот, и кожи коснулся язык. Сладкое, тугое вожделение развернулось внутри так мощно, что прижал девчонку к стене. И мне вдруг захотелось засунуть язык в ее рот. Интересно, как это ощущается? Ее губы такие же шелковые и нежные? Дернул тряпочку, которой она снова укрылась. Лив забилась, пытаясь оттолкнуть слабыми руками, и я улыбнулся. Азарт охоты вспыхнул в крови, моя добыча снова сопротивлялась… моя. И на этот раз не буду заваливать ее на спину, в глаза уже насмотрелся…

— Сверр, нет! — вдруг рявкнула она с такой силой, что я удивился. Откуда мощь в этом хрупком теле?

— Нет! — она уперлась ладошками мне в грудь, тяжело дыша. В зелени глаз мелькнула паника. — Хватит! Нам уже надо ехать! Нас ждет совет!

Хотел послать этот совет в пекло Горлохума, но не стал. Я здесь не для утех, а теряю голову, развлекаясь с девчонкой. Расслабился с ней, забылся…

Отстранился рывком, злясь на себя.

— Тогда веди, лильган, — сказал я, успокаивая дыхание. И желание…

Я щелкнула кнопкой кофемашины, сделала глоток напитка и открыла холодильник, размышляя, что делать с завтраком. Вытащила пачку яиц, вздохнула. Готовить я не умела, всегда обходилась сухими перекусами или питалась в кафе рядом с Академией. Но ильха-то кормить надо? Мне и так уже можно выписать премию и дать звание «худшая хозяйка для представителя фьордов»!..

Хотя…

Покраснела и со злостью засунула воспоминания в самый дальний угол своей памяти.

— Что ты делаешь? — Сверр возник за спиной неожиданно и бесшумно, так что пачка выскользнула из рук и на мои ноги выплеснулся яичный желток.

— Вот же гадство! — выругалась я, присаживаясь на корточки. — Ты остался без завтрака!

— Я переживу.

— Омлет — это единственное, что я умею готовить!

— Ты снова боишься, Оливия. — Я вздрогнула и посмотрела на ильха снизу вверх. Его внимательный взгляд, казалось, пытался добраться до моей души и прочитать ее. Или он это уже сделал?

— Ты так хорошо разбираешься в эмоциях?

— В запахах, — невозмутимо сказал Сверр. — Страх всегда имеет запах. Ночью ты пахла по-другому, и страха не было. А сейчас он переполняет тебя.

Я медленно выпрямилась, посмотрела Сверру в глаза. Почему годы занятий наукой не подготовили меня к утру с мужчиной? К тому, что надо что-то говорить, делать, к тому, что я буду чувствовать? Говорить и ощущать… к тому, насколько все это будет остро. Лишь научный эксперимент? Все ради науки? Ну да, скажите это моим эмоциям, что бушуют разрушительным торнадо и напрочь сносят мозги, словно соломенную крышу!

И ни одна ученая степень не может помочь мне справиться с этим!

Сверр качнулся ко мне, положил ладони на стойку за моей спиной. И я оказалась в кольце его рук.

— Почему, глядя на тебя, я забываю обо всем, лильган? — тихо произнес он. Мое сердце рухнуло и, кажется, тоже треснуло, словно хрупкая яичная скорлупа.

— Мы опаздываем…

Он усмехнулся, словно насквозь видел все мои глупые и никчемные доводы. В пекло Горлохума — так он вчера сказал. И на короткий миг захотелось плюнуть на совет и Академию, закрыть дверь, запереться с ильхом в спальне и остаться там навсегда.

Я мотнула головой, понимая абсурдность своих желаний. Да и Сверр убрал руки и отошел, словно тоже принимая необходимость ехать.

При выходе из дома мне повезло меньше, чем вчера, в лифте мы столкнулись с пожилой парой — Анной и Джоном Борк. Я уже приготовилась к любопытным взглядам и даже вопросам, но, к моему удивлению, соседи не обратили внимания ни на меня, ни на моего странного спутника в шкурах. Они держались за руки, улыбались, тайком целовались и были поглощены друг другом, как подростки, познавшие прелесть первой любви.

— Прекрасное утро, прекрасное! — радостно провозгласил лысоватый и пухленький господин Борк, выходя на улицу.

— Чудесное! — не менее радостно отозвалась его супруга Анна.

Я с недоумением посмотрела сначала вслед супругам, потом на хмурое, свинцовое небо и опавшие листья на тротуаре. И покачала головой.

В автомобиле Сверр безмятежно смотрел в окно, пока мы ехали, по его спокойному лицу и не скажешь, что обстановка для ильха незнакомая. Глядя в золотые глаза можно было предположить как раз обратное: что Сверр — король мира как минимум. Он снова облачился в свою одежду — ткань на бедрах, накидка из шкур на плечах, меховые начи… Ну а клыки, обруч и прочие атрибуты ильх и так не снимал.

Я вдруг вспомнила, как покачивался у лица черный клык на кожаном шнурке каждый раз, когда Сверр входил в меня…

Вцепилась в руль автомобиля, стиснула зубы.

Мне не стоит вспоминать об этом…

К тому же это больше не повторится.

Когда показалась арка моста, Сверр повернул ко мне голову.

— Останови.

Сказал негромко, а я вдруг подумала, что он всегда говорил так. В его интонациях каждый раз присутствовал приказ, не высокомерие, а спокойное понимание, что сказанное им будет исполнено. Этот ильх привык к подчинению во всем…

Я нажала на педаль тормоза, сворачивая с дороги к тротуару. Сверр вышел, подошел к чугунной ограде реки. Я тоже выбралась из автомобиля и прислонилась к дверце. Отсюда открывался прекрасный вид на город, и впервые мне казалось, что я смотрю на него иначе. Что я вообще впервые смотрю на него. И вижу дутые арки железных мостов, иглы строений из стали и стекла, вращающиеся рекламные баннеры и щиты, на которых улыбались белозубые девушки, низкое небо, царапающее брюхо о шпили, опавшую листву, сбившуюся стаями у бордюров…

Сверр положил руки на ограду. Его звериную шкуру трепал ветер, и почти обнаженное тело выглядело дико на фоне столичных небоскребов. А мне хотелось узнать, о чем он думает, глядя на мой город.

Тихо встала рядом.

— Сегодня холодно, скоро зима, — испытывая странное смущение, произнесла я. Посмотреть на ильха было выше моих сил. — Ты замерзнешь…

Он усмехнулся. И погладил чугун ограды, словно прислушиваясь. Я сглотнула, глядя на его руки. Против воли в голову лезли воспоминания о нашей близости. О его руках, что держали меня и гладили… Я сжала зубы, запрещая себе думать и вспоминать. Но даже при моем лишь теоретическом опыте я осознавала, что никогда больше не встречу такого, как Сверр. Второго такого просто нет.

Отвернулась резко, уставилась на реку. За спиной работал автомобиль, редкие пешеходы останавливались, глазели на Сверра. Несколько девушек-студенток уставились на него с таким восторгом в глазах, что я снова ощутила досаду.

— Нам надо ехать. Совет… — тихо сказала я. Ильх не видел медленно собирающуюся толпу, его взгляд скользил по зданиям города, а пальцы гладили чугун ограды. И на миг мне показалось, что мост звенит под его рукой, словно тот инструмент, что я видела на фьордах. Ди-ин-шорх…

— Тебе нравится здесь? — спросил Сверр.

Я нахмурилась. Нравится? Странно, но я никогда об этом не задумывалась.

— Конечно. Это мой дом. — Указала рукой на сквер за рекой. — Вон там мы гуляли с родителями, когда я была совсем крошкой. А за тем зданием расположена моя школа. Рядом магазинчик сладостей, таких вкусных булочек нет больше нигде. А в той стороне — Академия. Когда я впервые туда попала, то чуть не умерла от восторга. До сих пор не верю, что работаю там… Да, мне нравится мой мир, Сверр.

Он повернул голову, глянул остро.

— Каждый должен любить свой дом. Я понимаю, Оливия. Поехали.

И, развернувшись, прошел к автомобилю. Когда мы тронулись, в зеркало заднего вида были видны любопытствующие, с разочарованием глядящие нам вслед.

Стоило подняться с подземной парковки Академии в фойе, как на меня тут же налетели коллеги.

— Лив! Ты прекрасно выглядишь! Кофе? — поприветствовал Клин и сунул мне в руки картонный стаканчик. Подумав, протянул Сверру второй, но тот отрицательно качнул головой. Я бросила короткий взгляд в зеркало закрывающегося лифта. Темно-бордовая юбка ниже колен, шелковая светлая блузка, туфли на каблуках… На макияж времени уже не хватило, но выглядела я сегодня на редкость хорошо. Коллега радостно улыбнулся ильху, тот ответил сдержанным кивком. — Вас уже ждут. Ты не представляешь, что там творится. На совет явились все, даже Андерс Эриксон приехал! Все желают увидеть наши образцы и услышать подробности. Ну и, конечно, познакомиться с живым представителем фьордов!

Я сглотнула вязкую слюну.

— Да уж, если сам знаменитый Эриксон почтил своим присутствием — будет жарко. Впрочем, жарко будет по-любому! Жаркая ночь, жаркий день…

— Ты о чем? — не поняла я.

— Да поговаривают, ночью случились вспышки на солнце. Или комета пролетела. Или что-то еще, повлиявшее на активность жителей города. Не слышала? В новостях говорили.

— Я сегодня не включала телевизор, — пробормотала я. — Лучше расскажи, как Максимилиан? Ты знаешь?!

— Он в реанимации, — посерьезнел Клин. — Все-таки наш профессор немолод, сама понимаешь. Кома… Теперь все зависит от него самого.

Я кинула быстрый взгляд на Сверра. Тот по-прежнему смотрел равнодушно, почти отстраненно.

Отвернулась.

— Что ж… я готова, — решительно сжала свою папку с отчетом. — Идемте.

Конференц-зал встретил нас гулом голосов. Благо журналистов здесь не было, первое заседание только для ученых. Я прошагала до отведенного мне места, впечатывая каблуки в паркет. Сверр шел рядом, в золотых глазах плескалась ленивая насмешка. Зато мои коллеги тянули шеи и вскакивали, пытаясь рассмотреть ильха.

Когда мы сели, председатель совета ударил молоточком, призывая к порядку.

— Внеплановое собрание высшей комиссии Академии Прогресса объявляю открытым!

Со всех сторон на ильха глазели любопытствующие, но, похоже, его это не беспокоило. И самым интересным для Сверра стал набор блестящих ручек с золотыми колпачками. Одну он вертел в пальцах, потом без смущения засунул куда-то под шкуру. Подумал и забрал все остальные. Ученые, наблюдающие за ильхом, насмешливо ухмыльнулись. Я же внезапно рассердилась.

Дикарь, ворующий ручки. Что тут смешного?

Отвернулась и уставилась на бутылку зеленого стекла перед собой, чтобы не видеть ни ильха, ни коллег.

Первыми выступали историки и геодезисты. Мы выслушали подробный отчет об отделении фьордов. Самым значимым докладчиком, конечно, был тот самый Андерс Эриксон — исследователь, посвятивший жизнь изучению тумана. Мы все читали его работы и выслушали с интересом.

— Первое появление тумана, по нашим данным, относится к началу эннской эпохи, — неторопливо начал Андерс. Краем глаза я увидела, как блеснули глаза Сверра. Но ильх остался недвижим. — О событии, положившем начало появлению этой завесы, известно мало. Наша цивилизация на тот момент находилась лишь в начале своего пути, люди умели читать и писать, строили первые лодки-корабли, каменные дома и шили одежду. Но летописи велись кое-как, многие события приукрашивались. Поэтому сейчас мы можем лишь выдвигать теории, основываясь на довольно скудных данных. Итак, в начале эннской эпохи произошел сдвиг земной коры. Причиной послужило извержение вулкана. Как описывают историки тех дней, огонь и пепел извергались столь обильно, что погребли под собой целые поселения, а море закипело. Смертельное извержение в разных культурах объясняли по-своему. Кто-то считал, что это гнев богов за грехи, кто-то — что кара самой земли. Мой народ считал извержение яростью великого Хелехёгга…

— Кого? — вскинулась я. Председатель посмотрел укоризненно, но знаменитый исследователь лишь улыбнулся.

— Так предки моего народа называли крылатого огнедышащего змея, госпожа Орвей. И считали, что именно его гнев обрушился на мир извержением лавы. Поклонение змею сегодня забыто, хотя до сих пор храмы Хелехёггу можно найти в горах моей страны. Говорят, что в них всегда горит огонь, хотя его никто не зажигает… — Андерс помолчал и вернулся к туману. — Как мы все знаем, религии зачастую имеют реальную основу. Ту, что с веками преобразовалась, обросла мифами и легендами и предстала в виде, удобном и понятном людям. Но сейчас мы не будем говорить о теологии, а вернемся к извержению. После того как лава остыла, а пепел опал, люди обнаружили, что огромные территории нашей планеты скрыты туманом. Так мы назвали ядовитую субстанцию, которая оказалась непреодолима. Люди в ней полностью утрачивали ориентиры. Развитие научно-технического прогресса также не смогло помочь. Техника вязла в тумане так же, как и люди. Но! — Андерс обвел притихший зал взглядом. — Несколько лет назад мы обнаружили, что плотность тумана на разных участках неоднородная. Что он… редеет! И предположили, что вскоре сможем его пройти! Мы сделали спектральный анализ по всему периметру завесы и вот что обнаружили, — исследователь указал точки на карте: — В трех местах плотность тумана сократилась почти в двадцать раз. Мы снова начали искать способ пробиться на другую сторону, и каково же было изумление исследователей, когда получили ответ с фьордов. — Эриксон слабо улыбнулся Сверру, а на экране возник пергамент. — Как вы знаете, очередное послание было брошено в море, мы надеялись, что Анфинское течение затянет капсулу под туман. Так и произошло. Наше послание получили ильхи, а наш гость — Сверр — не только ответил, но и точно указал местоположение, где сможет встретить группу из Конфедерации. Капсулу с ответом мы также обнаружили в море и сразу начали подготовку к миссии. Удачной миссии! И все это случилось благодаря тому, что завеса истончилась…

— Но почему туман поредел? — не выдержал кто-то.

Андерс помолчал.

— Мы так и не нашли ответ, — с видимым сожалением произнес он. — Как и не смогли объяснить его появление. Возможно, это естественный процесс, господа. Все же мы далеко не все знаем о нашей планете, и некоторые явления до сих пор загадка. Туман — одна из них.

Поклонившись, докладчик сел. Сверр не двигался, ручки его больше не интересовали.

Следующим был Юргас. Отчет военного оказался сухим и коротким. Географическое расположение племени, количество аборигенов, соотношение мужчин и женщин, виды вооружения… Я его плохо слушала, блуждая взглядом по круглому столу, за которым разместилось три десятка человек. Выдающиеся ученые и политики. Те, от кого зависит жизнь всей Конфедерации. Некоторые лица я видела вживую впервые. В голове промелькнуло — да вы стали важной шишкой, Оливия Орвей… Вот только радости я почему-то не испытала. И с удивлением вспомнила, что так и не позвонила Сергею, чтобы хоть что-то объяснить…

И вдруг почувствовала облегчение. И хорошо, что не позвонила! Сергей давно живет своей жизнью, а мне пора заняться своей. Какой бы она ни была. На этом совете моего друга не было, его специализация была иной. И почему-то его отсутствие здесь и сейчас тоже порадовало.

Покосилась на ильха и тут же попала в плен его глаз. Он смотрел на меня — горячо, обжигающе… Так, что еще чуть-чуть, и коллеги начнут перешептываться, а то и ухмыляться. Нахмурилась и отвернулась. Хотя дыхание перехватило, а колени ослабли… И сразу накатило сладкой волной воспоминание о его руках, прижимающих к постели, о языке, ласкающем кожу…

Сжала под столом кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Клин тоже уже закончил доклад, и поднялся Жан. Особенности языковой культуры ильхов, построение слогов, языковые модуляции и прочее, и прочее… Лингвисты ахали и записывали, мелькали ручки, шуршали листы. Задавать вопросы до оглашения всех отчетов было запрещено, так что пока присутствующие пыхтели, но молчали.

— Доклад антропологов Максимилиана Шаха и Оливии Орвей! — объявил председатель. И помрачнел. — Как известно коллегам, наш уважаемый профессор сейчас находится в реанимации. — Над столом пронеслось эхо голосов. — Профессор впал в кому на фьордах. К счастью, его успели доставить в больницу, а врачи делают все возможное. Мы все надеемся, что уважаемый господин Шах придет в себя и мы услышим его отчет. А пока выступит его заместитель — госпожа Орвей.

Я судорожно глотнула воздух и поперхнулась. Закашлялась и поймала первые снисходительные взгляды коллег. И тут ощутила ладонь Сверра на своем сжатом кулаке под столом. Причем лицо ильха оставалось таким же отстраненным, как и прежде.

Я убрала руку, схватила стакан с водой, выпила. Поднялась.

— Приветствую уважаемое собрание. Председатель, коллеги… — я быстро произнесла все положенные слова. — Как вы все понимаете, основная цель нашей экспедиции — это поиск и наблюдение людей, проживающих на фьордах. Нам повезло. Капсулу с посланием обнаружил ильх, — я не обернулась на мужчину, но всем телом ощущала его взгляд. Кажется, он даже прожигал мне кожу… — Он же сумел написать ответное послание и запустить механизм возвращения капсулы. Наверняка все знают, что это устройство довольно примитивное и срабатывает автоматически через некоторое время. Но это предыстория… — заметила я нервозность коллег. — О населении фьордов мы не знали ничего. Даже меньше, чем ничего, потому что все наши зонды передавали лишь мутные пейзажи или мешанину из силуэтов и теней, что порождало жуткие домыслы. Однако фьорды встретили нас гостеприимно. — Я увлеклась рассказом и уже не замечала чужих взглядов. Впрочем, теперь все смотрели довольно благосклонно, а слушали внимательно. Я живописала наше прибытие, встречу с племенем, быт, обычаи. Коротко и сухо — шатию. Коллеги заохали, начали переглядываться. — Подобные ритуалы не удивляют антропологов, господа, — продолжила я, умолчав о том, насколько он удивил меня. — В различных культурах и на разных этапах развития мы можем встретить и не такое… Объединенная Конфедерация всегда гордилась толерантным отношением к иному укладу жизни. — Я сделала паузу, собирая разбегающиеся мысли и успокаивая заполошно стучащее сердце. — И в целом все это интересно, но… не имеет значения из-за другого, гораздо более важного открытия.

Зал замер. Десятки глаз уставились на меня. Кто с интересом, кто со скептицизмом. Я набрала побольше воздуха. И на миг внутри снова обожгло огнем. Но я не повернулась в сторону Сверра. Не стала. Иначе…

Иначе не смогу сказать то, что должна.

— Гораздо важнее и ценнее то, что на фьордах нами обнаружена новая форма жизни, господа. Ранее неизвестная.

Коллеги не выдержали и все-таки вскочили с мест, председатель ударил молоточком.

— Что вы имеете в виду, госпожа Орвей? О какой форме жизни говорите? Новый вид растения? Животного?

— Новый вид… — я запнулась. И медленно повернула голову. Да, он смотрел на меня. Сверр… Тот, чья кровь была нечеловеческой. Тот, кто два часа назад так жадно ласкал меня… — Новая раса, господа. А возможно и вид… Ильх, который присутствует в этом зале, не является человеком.

Теперь вскочили все.

— Вы понимаете серьезность своего заявления? — закричал председатель сквозь нарастающий шум.

— Да, — прошептала я. — Понимаю.

Сверр медленно поднялся, не сводя с меня глаз. Словно в этом огромном конференц-зале никого кроме меня не существовало.

— Какая умная лильган, — с усмешкой произнес он. Его услышала только я… И испугалась. Сделала шаг назад.

— И кто, по-вашему, этот варвар, госпожа Орвей? — кричал председатель.

— Кто, лильган? — улыбнулся Сверр. Он смотрел с интересом, словно и правда ждал моего ответа…

Я отступила еще. Как доказал один уважаемый ученый, интуиции не существует. Это всего лишь совокупность необработанных сигналов, полученных нашим разумом. В моей голове словно носились кусочки пазла: слова Макса… два силуэта хёггов в мареве и золотые змеиные глаза в краткий миг разошедшегося тумана… поклонение Сверру… его сила и сужающиеся зрачки… догадки и предположения… красная полоса на анализаторе… И та самая несуществующая интуиция сложила образы в единую картину.

— Кто, Лив? — повторил Сверр.

— Дракон, — прошептала я, сама не веря, что произнесла это вслух.

— Мы говорим — хёгг, — тихо ответил ильх, а я вздрогнула.

— Дракон? Она сказала — дракон? Мне послышалось? Это шутка?! — голоса со всех сторон, но я вижу лишь Сверра.

— Госпожа Орвей, вы шутите?

— Нет… я…

— Но какие у вас доказательства? Вы на полном серьезе утверждаете, что этот дикарь — змей из древнего культа северных народов? Великий огнедышащий змей? Вы в своем уме, госпожа Орвей? Какие у вас доказательства, кроме разбушевавшихся фантазий?

— Его кровь имеет иной состав… Я надеюсь, наш гость позволит сделать несколько анализов для исследований… Определить геном… — еле слышно сказала я.

И сразу же поняла — не позволит. Сверр не позволит.

Он качнул головой, и мне стало страшно от дурного предчувствия. За спиной Сверра возник Юргас и схватил ильха за локоть.

— Так и знал, что с этим варваром будут проблемы! — сказал он. — Эй, приятель, без резких движений, давай топай! Пусть господа ученые разберутся, что там с твоей кровью…

Договорить он не смог, потому что улетел к противоположной стене. Сверр повернул голову, глянул нахмурившись. Начальника службы безопасности он откинул играючи, словно и не заметил. Двухметрового мужика. На тридцать метров.

В зале повисла гнетущая тишина.

— Сверр, не надо, — пискнула я.

Ученые застыли, открыв рты. А потом председатель нажал тревожную кнопку, и в зал ворвались вооруженные люди. Дальше все смешалось: крики, суматоха, приказы… Меня кто-то толкнул, и военный в черной форме и каске задвинул к себе за спину.

— Не переживайте, госпожа, все под контролем!

— Что под контролем?! Что вы делаете? Остановитесь!

Меня уже никто не слышал. Я вырвалась, осмотрелась. Сверр… его накрыли сетью с подключенным электричеством, пытаясь скрутить. Металлическую ловушку он рвал руками, верхняя губа ильха задралась в оскале. Синие искры разрядов рассыпались вокруг, грозя пожаром… За десятком черных спин я не видела ильха, лишь мельком, когда он снова откидывал нападающих. Его били резиновыми дубинками и тыкали парализаторами…

— Осторожнее! — орал председатель. — Это ценный генетический материал! Единственный экземпляр! Осторожно! В лабораторию его, в лабораторию…

Я похолодела. Шум, крики, рычание — все исчезло. Остались лишь могильный холод и я — ученый-антрополог Оливия Орвей, только что совершившая что-то страшное.

— Не трогайте его… отпустите… Так нельзя! — Я растерянно огляделась. И поймала взгляд Андерса Эриксона. В светлых глазах ученого сквозило осуждение…

Или это было лишь то, что я сама испытывала к себе?! Но я ведь хотела как лучше! Прорыв, научный феномен, новое слово в науке! Новая раса! Это ведь невероятно! Я ожидала того же всеобъемлющего трепета, что охватил меня, когда я осознала это открытие! И, несомненно, уважительного отношения к ильху! Мы ведь люди, прогрессивная и развитая цивилизация, мы гордимся своей человечностью! Как же так?! Как они могут поступать так?! Что происходит?

Опыты. Бесконечные опыты. Клетка. Лаборатория. Новая экспедиция к фьордам, чтобы набрать подобных кроликов? А дальше? Что дальше?

Ужас затопил сознание. Что я наделала?

— Отпустите его! — на этот раз заорала так, что вздрогнули ученые и обернулись военные. Кто-то снова схватил меня за локоть.

— Не волнуйтесь… не волнуйтесь… варвар уже не опасен… все под контролем…

— Да не трогайте вы меня! — я стряхнула чужие руки, бросилась туда, где рычал Сверр. После всех ударов парализатором, дубинками и разрядов сети он все еще был в сознании и бился! Рычал, отбрасывал наступающих, подныривал под руки с занесенным оружием, отметал атакующих. Его меховая накидка летала, глаза сияли, тело двигалось так, что было понятно — оно привыкло убивать… Разворот, удар кулака, треснувший вместе с каской череп… вопли…

И выстрел. У стены на коленях стоял Юргас, сжимая в руках пистолет.

Сверр упал. Я тоже — рядом с ним. Кровь… Сердце в моей груди булькнуло и почти остановилось…

— Идиоты! Вы убили его? Да вы с ума сошли? — кричал председатель.

— Уберите женщину!

— Лив, прошу тебя… — Кажется, это Клин.

— Он дышит…

Дышит?

Я вскинула голову, посмотрела Сверру в лицо. Черные ресницы с выгоревшими кончиками подрагивали. Еле заметно, но все же.

— Не умирай…

Только не умирай! И я сделаю все, чтобы исправить свою ошибку, все, что угодно…

— Несите его в лабораторию, немедленно! — наконец отмер председатель совета. — Если мы потеряем из-за ваших вояк этого ильха, я напишу жалобу в департамент…

Меня снова оттащили в сторону, на этот раз Жан.

— Оливия, Лив, посмотри на меня! — приятель тормошил, заслонял собой картину того, как поднимают Сверра. На полу осталась его волчья шкура… — Лив! Да приди же в себя! На тебя смотрят! Я понимаю, что это зрелище кого угодно подкосит, но я не думал, что ты… Поверить не могу в то, что видел…

— Госпожа Орвей, когда вы сможете предоставить подробный отчет о своих выводах? Как вы пришли к ним? Что связывает вас с этим ильхом?..

Я оттолкнула коллегу. Разум бился птицей в силках. Внутри плескались горечь и убийственная злость. На саму себя, на совет, на всех этих людей…

Передо мной возник мужчина с ледяной вежливостью во взгляде.

— Госпожа Орвей? — голос такой же холодный и стылый. На пиджаке скромная нашивка спецподразделения Конфедерации. — Пройдите со мной, пожалуйста. Мы должны задать вам несколько вопросов…

— Я никуда не пойду.

— Не надо поднимать шум. Это не в ваших интересах.

— Я. Никуда. Не пойду! — отчеканила, вытягивая шею, чтобы увидеть Сверра.

Мужчина нахмурился и схватил меня за руку.

— Не трогайте меня!

— Госпожа Орвей, вы не в себе. Вам окажут необходимую помощь…

— Да катитесь вы со своей помощью! — в сердцах пожелала я, плюнув на вежливость. Обошла неприятного собеседника, но он снова сжал мое плечо, удерживая.

— Уберите руки!

— Вы идете с нами, — похоже, церемониться со мной безопаснику надоело, и он кивнул двум неприметным мужчинам. Те слаженно встали с двух сторон, придержали мои руки. — Не надо сопротивляться.

— Пустите! — я дернулась, пытаясь вырваться. Но меня держали крепко, не давая освободиться. Паника взорвалась внутри, дышать стало нечем. — Пустите!

— Варвар открыл глаза… — изумленный голос заставил всех обернуться и застыть. Черные спины военных заслонили носилки с ильхом, за ними ничего не было видно. Пока они не начали отбегать в стороны. И у каждого на лице читался ужас.

— Что это?!

— Кто это?!

— Мать вашу! Срочная эвакуация…

В наступившем безумии меня кто-то толкнул, я упала на колени. Вскинула голову. И увидела золотые глаза. И стремительно меняющееся тело… Ильх потемнел, его словно накрыла гигантская тень — крылатая, шипастая… А потом начал изменяться сам Сверр. Еще мгновение — и человека не стало. Посреди конференц-зала Академии Прогресса находилось… чудовище. Хёгг. Крылатый змей… Дракон.

Существо, неизвестное науке. Огромный, матово-черный, с плотными пластинами чешуи на теле, гребнем ото лба до кончика хвоста, мощными крыльями и змеиными золотыми глазами с вертикальным зрачком. И эти глаза искали кого-то в толпе визжащих, орущих и падающих в обмороки людей.

Дракон лениво повел когтистой лапой, смахивая ближайшие ряды. Военные покатились, словно игрушечные солдатики. Великолепный зал Академии, что вмещал до тысячи человек, был мал для чудовища. Хвост дракона раздраженно ударил по арочным окнам, выбивая стекла вместе с кусками стены. Узкая голова мотнулась, глаза, не мигая, всмотрелись в толпу.

Служба безопасности, к ее чести, мобилизовалась, и в дракона полетели пули. Которые со звоном отскакивали от блестящих пластин на шкуре. Не поднимаясь, я задом попятилась, все той же несуществующей интуицией понимая, кого ищет тот, кто недавно был Сверром. Или это по-прежнему он? Но как? Похоже, даже я до конца не верила, что это возможно… Ведь это противоречит законам физики! Невозможно, но вот он — дракон, громит величественный зал моей родной Академии!

— Может, я все еще сплю на фьордах? — прошептала себе под нос, продолжая отползать. — Может, меня напоили чем-то и мне все это снится?

Услышать меня в немыслимом шуме было невозможно.

Но узкая голова с черным гребнем дернулась и повернулась в мою сторону. Крупные ноздри втянули воздух, нервно выдохнули черный дым.

— Уходите! Уходите! Выносите упавших! Срочно! Эвакуация! Нужно подкрепление… Экстренная ситуация…

Да уж, экстреннее не придумаешь! Дракон.

Я уперлась задом в ступеньку, оглянулась. И в этот момент дракон сорвался с места. Огромные крылья распахнулись, и монстр за миг преодолел расстояние между нами. Все, кто стоял, упали от потока воздуха, сбившего с ног. А меня подхватила огромная лапа, сжала. Я заорала и захлебнулась своим криком. Закашлялась, вися вниз головой. Из глаз брызнули слезы, уши заложило. Так что я почти ничего не понимала, полностью лишившись ориентиров. Дракон сделал еще один круг и на полном ходу врезался в окно и снес половину стены. На меня посыпались осколки и щепки, я инстинктивно прикрыла голову одной рукой. Вторая оказалась прижата к телу, и вытащить ее не получалось. Сквозь общее шоковое состояние я поняла, что в нас продолжают стрелять, невзирая на меня, болтающуюся в лапе хёгга…

Дракон фыркнул, снова ударился о стену и вылетел в образовавшийся проем. Мы рухнули вниз с высоты десятого этажа. Кажется, теперь орали везде… Но я слышала лишь шум ветра, от которого невозможно было дышать.

Глава 15

Боль обожгла грудь куском свинца. Он вошел под ребра с правой стороны и застрял внутри. Не смертельно, я бы потерпел. Я и собирался потерпеть, не та это боль, чтобы звать зверя. Дождался бы заточения, а потом просто ушел. Камень или железо не могут остановить риара Нероальдафе, это невозможно. Но люди злили… Жалили, кусали, били… Ничего, не страшно… А потом закричала Лив. И это всколыхнуло ярость внутри. Ярость зверя пробудилась…

Мир снова изменился, став другим. Люди — мелкими и ничтожными, стены — хрупкими, а я — крылатым. Ярость и огонь, когти и клыки.

Плохо. Все не так. Проклятье! Я рассчитывал, что все будет иначе! Надо было уйти незаметно, но… но сожалеть я буду потом, когда окажусь в Нероальдафе. Потому что уже поздно, хёгг ревет, отбрасывая конфедератов и желая спалить этот зал дотла! Сгреб девчонку лапой и взмыл в небо. Вовремя вспомнил, что лететь придется низко, иначе лильган умрет. Люди слабые и всегда умирают, если поднять их к облакам. Там они не могут дышать или замерзают. Моя броня и мой огонь защищали от всего, а ярость требовала взмыть ввысь, туда, где нет червяков с оружием. Железо в их руках изрыгает огонь, и от этого оскорбления мне хочется явить им свою мощь.

Но я лишь ударяю напоследок хвостом, разрушая стену…

Девчонка что-то закричала, и я раздраженно посмотрел вниз. Предательница… И зачем забрал ее? Надо было оставить.

Но не смог. Не смог. Наказать… Отомстить… Огонь внутри плещется лавой и не дает мыслить ясно. Так бывает всегда… Зверя заполучить трудно, еще труднее им управлять… И остаться после слияния собой, не раствориться в мощи хёгга.

— Истребители! — Что кричит эта чужачка? — Они же пошлют истребители…

Фыркнул дымом, удерживая пока огонь. Лильган кричала о человеческих самолетах. Я знаю о них… Потряс головой, сбрасывая дымку багровой злобы, что застилает глаза и ум. Становясь хёггом, легко утратить разум, а он мне сейчас нужен как никогда… Самолеты. Я летел на одном из них. Я ощущал его мощь. Груда мертвого металла, оружие… Я сильнее… Быстрее… Поднимусь вверх, не достанут…

Но не с девчонкой. Поднимусь — она погибнет. С ней я могу лететь лишь так низко, что почти задеваю брюхом крыши. Иначе на фьорды притащу только ее труп.

Хотя зачем мне ее жизнь?

Все, что нужно, я уже получил. Узнал все, что знают о тумане люди. Только знают они не больше нашего. И отчего преграда истончилась, я так и не выяснил. Все напрасно… все зря…

Выдохнул, оглядывая окрестности. Надо добраться до скал, вот только чужачка права. Самолеты. Скоро они будут слишком близко…

Зашипел рассерженно. Я не понимал. Внутри кипел огонь. Я — сила. Я — ярость! Я их уничтожу!

Я — разум. Пришлось напомнить себе об этом. Раздраженно все же выпустил струйку пламени. Небольшую. Поджег крышу… И полетел не в сторону леса, а над домами. Внизу кричали людишки, тыкали пальцами. Очень хотелось их тоже сжечь. Народ Озер и Скал знает, что надо делать, когда летит черный хёгг. Прятаться и молиться древним перворожденным. А здесь люди глупые. Наказать… надо наказать… сжечь дома. Забрать золото и женщин. Присвоить все себе. Сжечь…

Рыкнул недовольно, сдерживая разрушительный гнев. Слишком много ошибок, люди не должны были знать обо мне! Не должны… но что теперь сожалеть…

Придержал огонь и призвал густое марево. Под крыльями собрались тучи, потемнели разом от моей мощи. И сила заискрила внутри молниями. Плотное тяжелое облако укутало меня, пряча от людей и их самолетов. Не найдут… Не увидят… Хёгг рычал, но буря его успокаивала, щекотала молниями шкуру… И желание разодрать всех, кого найду, отступало…

— Сверр! Куда ты меня несешь? Это ведь еще ты? Сверр!

Снова лильган. Тоже глупая. Кто же разговаривает, когда ее тащит в гнездо хёгг? Плакать надо. И тоже молиться. Обещать свою невинность, тело и всевозможные дары…

Хотя невинность она мне уже отдала. И я помню, какой лильган была нежной, влажной, шелковой… И как мне это понравилось. Драконье пламя снова обожгло горло. Внутри бились и сплетались злость и досада. Все не так… все не так!

Нет, девчонку дотащу живой…

Правда, с лапы на лапу я ее все же перекинул, чтобы больше не кричала. Она и замолкла, кажется, чувств лишилась…

Дома закончились. Я увеличил скорость, устремляясь к туману. Я ослаб, но силы, чтобы пройти, хватит. И пронести Лив. С моей силой — смогу. Людей завеса пока не пропускает, лишь это и спасает фьорды. Но как долго это продлится?

Разозлился и ударил крыльями. Мне нужно вернуться! Скорее…

Домой…

Вот только приземлиться лучше не на привычную площадку на верху башни риара, а на траву возле крепости. Наверху — гранит, и девчонка об него расшибется…

Кажется, в какой-то момент я все-таки отключилась. То ли от шока, когда увидела вытянутый силуэт дракона в зеркальных окнах небоскреба и зверюга подбросила меня в воздухе, то ли от бури и молний, что зашипели рядом, щекоча чешую зверя, то ли просто от недостатка кислорода на высоте. А когда очнулась, внизу была вода, а в отдалении — зеленели скалы фьордов. Значит, мы снова преодолели Великий Туман и вернулись.

Попыталась кричать, но из горла донесся лишь слабый писк. Мои ноги заледенели, туфли я потеряла, блузка порвалась… Правда, сейчас это меньшее из того, что должно меня волновать. Но почему-то мысли упорно возвращались к каким-то мелочам, наверное, так разум пытался уберечь себя от потрясения. Потому что понять произошедшее я не могла. Мне казалось, я сплю. Или брежу. Мой бедный разум никак не мог найти логичные объяснения и принять произошедшее. Все, что случилось в Академии. То, что происходило сейчас. В голове заезженной пластинкой крутилось лишь одно: невозможно. Даже тогда, когда чудовище резко спикировало вниз и у самой земли разжало лапу. А я покатилась по высокой траве, прямо к берегу моря.

Дракон выпустил пламя на ближайшее дерево, превратив его в факел, и лег, распластав крылья. Его силуэт расплескался, превращаясь в тень… И уже через минуту поднялся с земли Сверр. Такой, как был в конференц-зале, только шкуры не хватает…

И пулевого отверстия в его груди больше не было, остались лишь красный шрам и потеки засохшей крови на коже.

— Поднимайся, — коротко приказал он мне и начал отвязывать от столба узкую лодку.

— Невозможно, — озвучила я то, что крутилось в голове. — Никак. Не получается. Масса тела, сохранение энергии… не выходит. Не бывает. Невозможно…

Сверр покосился на меня и рыкнул, на миг до дрожи напомнив крылатую зверюгу, что тащила меня в небе.

— Лезь в лодку, лильган!

Я вскочила, перевалилась через бортик, замерла на утлой посудине. Сверр оттолкнул ее от берега, вошел в воду, а потом запрыгнул внутрь. Весло было лишь одно. Сильные ровные толчки об воду, то слева, то справа, понесли лодку к противоположному берегу.

— Невозможно… — прошептала я.

Сверр промолчал. Он хмурился и, похоже, злился, между бровей залегла складка. И зрачок суженный, сейчас я ясно видела — нечеловеческий.

— Не сходится…

— Хватит! — рявкнул ильх. — Мне надоело это слушать.

— Тогда объясни! — оживилась я. — Как?..

— Я не собираюсь ничего объяснять, Лив, — отрезал Сверр. Поднялся, всматриваясь за мою спину. Крики… Я вздрогнула и тоже повернулась. К каменному причалу, что длинным языком выступал в воду, бежали люди. Мужчины в суконных штанах и рубашках, поверх — широкие пояса. На некоторых безрукавки, открывающие сильные руки с железными браслетами на предплечьях. У двоих сверху плащи. У каждого на боку оружие: ножи, мечи, копья, даже топоры! Кожаные нагрудники и сапоги. Обветренные суровые лица, темные волосы. Цвет глаз пока не разобрать, но сдается мне — янтарные или светло-карие…

Сверр направил суденышко к берегу, минуя причал для высоких кораблей, и уже через несколько минут его дно царапнуло песок, а ильх выпрямился. И все мужчины, как один, склонили головы, когда лодка приблизилась. Иные бросились в воду, чтобы вытащить посудину на берег.

Сверр ступил на песок.

— Приветствуем тебя, наш риар, — понятно, но с заметным акцентом произнес высоченный мужик с проседью в волосах. Слова я разбирала, но произношение некоторых звуков было иным, оттого и язык казался почти незнакомым. — Тебя долго не было.

— И тебе всего доброго, Лаиф, — отозвался Сверр. Бросил на меня быстрый взгляд, отвернулся. — Лильган из лодки запереть в отдельной комнате, поставить стражу. Никуда не выпускать. — Он сделал шаг вперед, помедлил. Посмотрел на меня хмуро, словно досадуя, что вообще притащил. И буркнул недовольно: — Вред не причинять. Накормите и оденьте.

И, больше не оглянувшись, ушел. Меня вытащил дюжий парень — просто перекинул через плечо и вынес по воде на берег. Мужики окинули меня удивленными и негодующими взглядами, дружно скривились. Один стащил с себя тяжелый полотняный плащ, накинул мне на плечи, укрыв с головы до ног.

— Снова риар чужачку притащил… Откуда ж ты такая бесстыжая? На вот, срам хоть прикрой!

Я опустила глаза на свой наряд. Дизайнерская юбка до колена, внизу виден край сползшего чулка, шелковая блузка с оторванным рукавом. И подавила истерический смех. Да уж, срам сплошной!

Меня несильно подтолкнули вперед.

— Ногами шевели.

Я сделала шаг и замерла, не сдержав изумленный возглас.

Впереди, на скалах, возвышался город. Его окружала стена, центральный вход представлял собой оскаленную пасть дракона высотой не менее тридцати метров. Вместо клыков — железные лезвия, и мне не хотелось бы, чтобы они сомкнулись, когда я буду входить — и костей не останется. А за драконьей головой ползли по скалам дома — то с красными крышами, то заросшие густой темно-зеленой травой, которая живым пологом спускалась к земле. Это был удивительный город. С каменными мостами, дугами зависшими над водопадами. С острыми пиками черных скал, что растопыренными пальцами окружали город по периметру и торчали даже в море. С белыми морскими птицами, реющими в вышине. С множеством ступеней, что вели в верхний город, где высились дома с ажурными террасами. Город, расположенный на множестве ярусов, вписанный в скалы, соединенный кружевом арок, карнизов, оград и крыш. А дальше, в глубине, вырастала башня-небоскреб, подпирающая облака. Спиралью с наружной стороны вился серпантин ступеней. Без перил. Кто будет спускаться с такой высоты по скользким уступам? Тот, кто не боится упасть…

— Что, нравится? — усмехнулся в усы Лаиф. — Это Нероальдафе, чужачка. Лучшее место на земле. Гордись, что попала сюда! Вон, видишь? — он указал на столбы, что высились по бокам — шесть слева и шесть справа. На верху каждого сидел хёгг с раскинутыми крыльями. И надо сказать, отсюда, с берега, выглядели они до жути правдоподобными. Я вздрогнула, не сразу поняв, что и эти драконы каменные! — Это дюжина основателей Нероальдафе, предки нашего риара. И все как один — дети Лагерхёгга!

Последнее прозвучало с особой гордостью.

— Но как… — пораженно пробормотала я. Как можно выстроить такой огромный город на скалах без современных машин, кранов, оборудования? Как поставить гигантские мосты и статуи, как возвести башню, царапающую облака?

Кто обтесал эти камни, создавая невероятные, невообразимые скульптуры хёггов? Рабы? Пленные, как я?

Я оглянулась на море. В стороне от причала качались на воде длинные и узкие деревянные корабли с высоко поднятыми носами, на которых скалились ужасающие существа. И на миг я застыла, рассматривая искусную резьбу по дереву. И здесь драконы… только не такие, как Сверр. Крылья узкие, больше похожие на плавники. Морской дракон? Тот самый мифический Ньердхёгг?

Но рассмотреть мне не дали, поволокли за собой.

— Хватит глазеть, успеешь еще полюбоваться! Если риар разрешит, — бросил мужчина.

Не без содрогания я приблизилась к открытой пасти и вошла внутрь города. Здесь уже видны были и детали — железные украшения на окнах и дверях домов, мощенная камнем мостовая и черно-золотые знамена, реющие над башней.

— Нероальдафе — единственный город, имеющий право идти в бой с Лагерхёггом на полотнах! — гордо сказал мой сопровождающий.

— Почему?

— Потому что, когда пришло время выбирать герб, каждое дитя черного хёгга захотели присвоить изображение Лагерхёгга себе, — ухмыльнулся мужик. И посмотрел искоса. — Но первый риар Нероальдафе был быстрее и сильнее. Он убил всех.

Мужчины радостно рассмеялись, похоже, эта шутка их изрядно веселила. Я же лишь головой покачала, не забывая смотреть по сторонам.

К небу поднимался дым из печных труб, пахло жареным мясом, свежим хлебом, специями и травой, свисающей с крыш. А еще солью моря. И почему-то немного пеплом… Я сделала глубокий вдох, всем телом ощутив эти запахи. Словно здесь, на фьордах, они были острее и в то же время слаще. Мы двинулись по чистой мостовой из гладких булыжников. С непривычки камушки кололи босые ступни, к тому же мои ноги замерзли. Так что я спотыкалась на каждом шагу и шла еле-еле. Цыкнув досадливо, тот же детина закинул меня на плечо, и я снова повисла вниз головой. Так меня и дотащили до башни, несмотря на попытки сопротивления. Я висела, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Картинки чужой жизни мелькали передо мной: открытая дверь пекарни, в которой гудит пламя и снуют кухарки… женщина выбивает одеяло из ярких лоскутов… девочка бежит, прихватив в кулачки подол синего платья, ленты в ее косах плещутся на ветру… двое парней с огромными собаками на поводках остановились, чтобы проводить нас взглядами, и псы застыли, молча повернув в мою сторону морды с желтыми глазами… И я поняла, что не псы это — волки! Самые настоящие волки! А вот железная дверь, на которой скрещиваются два черных обнаженных клинка, навеки впаянные в створки. Но мы свернули в сторону, на узкую улочку за башней. Прошли до тупика и остановились. Здесь меня скинули с плеча и втолкнули в низкую дверь.

— Тут посидишь, — приказал детина, мягко, но бескомпромиссно впихивая меня в помещение. — Потом подумаю, куда тебя деть. Или риар распорядится… У меня пустых комнат сейчас нет, все заняты! А такой, как ты, и эта сойдет!

— Какой такой? — растерялась я, нервно осматриваясь.

— Такой. Чужачке, да еще и бесстыжей. Тут сиди.

И тяжелая дверь захлопнулась. Я со вздохом опустилась на грубую лавку у стены.

— Отлично, — мрачно изрекла, осматриваясь. — Не шатер. Уже есть повод порадоваться.

Хотя комнатка оказалась крошечной, как кладовка. Возможно, кстати, ею и являлась, потому что у стен ютились деревянные сундуки с железными ободами. Кровати, стола или душевой здесь, конечно, не было. Стоило подумать о потребностях организма, как дверь распахнулась, и седая женщина в длинном платье и платке бухнула на сундук поднос с едой, рядом стукнула круглая посудина.

— Вот тебе нужник. Если невтерпеж станет, — хмыкнула она, и дверь снова закрылась.

— Спасибо, — запоздало поблагодарила я закрывшуюся створку.

Сквозь маленькое окошко долетали свежий морской ветер и человеческий шум. Кто-то раскатисто рассмеялся, звякнуло железо, позвал женский голос. И собаки залаяли. Совсем как у людей. Только ведь это не люди? Или все же они?!

Я покачала головой, ощущая туман внутри черепной коробки. Всему есть разумное объяснение, надо только его найти! И я найду, если выживу, конечно.

Вот только поиск разгадок я решила отложить на потом, пока неплохо бы позаботиться о своем бренном теле. Придвинула к себе поднос, на котором стояли тарелка густого бульона и кружка с чем-то ароматным. Повертела в руках ложку. По привычке отметила, что посуда железная или деревянная. Занятно… Уровень прогресса явно выше, чем у племени, в котором я недавно гостила, но и до привычного мне далеко. То, что я успела увидеть, похоже на наши темные века: мечи, домотканая одежда, сундуки и крепостная стена. Но в то же время водопровод? Система канализации? Ведь город чистый, чего не было в истории Конфедерации. Я не видела канав с испражнениями, даже мои босые ступни не слишком испачкались, словно брусчатку помыли. Да и люди выглядят ухоженными — у мужчин аккуратно выбритые лица или бороды, одежда опрятная… Что ж, загадки города я тоже отложу на потом! Сунув в рот ложку горячей и вкусной похлебки, я зажмурилась от удовольствия. Наваристая, обжигающая, с кусочками картофеля, моркови и мяса. Половинка лепешки рядом хрустела румяной корочкой и радовала тающим сливочным маслом, так что я чуть язык не проглотила от наслаждения. В кружке оказался горячий напиток из брусники, сдобренный медом. Интересно, всех пленников так вкусно кормят или лишь мне повезло? Замерзшее тело начало отогреваться, но я все еще куталась в чужую накидку. Хорошо, что не отобрали…

Может, тот детина меня пожалел? Или… виды имеет?

Я замерла, не донеся очередную порцию супа до рта. Хорошо, загадки дракона и города пока оставим под вопросом. Слишком мало данных для гипотез… Но зачем Сверр притащил меня сюда?

Я тяжело сглотнула. Ответ был только один — чтобы отомстить.

Не рассчитывал ильх, что я догадаюсь. Не ожидал. Оттого и вел себя спокойно, зубоскалил, даже соблазнял. На свой варварский лад. Ведь никаких фактов у меня не было. Лишь предположения… и кровь, добытая во время близости.

Похлебка внезапно показалась горькой. Судя по этой комнатушке и комментариям местных мужиков, особых почестей мне ждать не стоит.

А чего ждать?

Моя умная голова мигом выдала десяток версий, одна страшнее другой. Я скрипнула зубами. Так я себя запугаю еще раньше, чем эта дверь откроется. Лучше поесть, воспользоваться горшком, как ни противно, и попытаться подумать, что делать дальше. Ну и для начала неплохо бы осмотреть содержимое этих сундуков. Вдруг что нужное найду…

Однако здесь меня ждало разочарование, на каждой крышке висело по здоровому замку. На всякий случай я толкнула дверь, но и она была заперта. А через оконце и ребенок не пролезет. Но я встала ногами на сундук и попыталась хотя бы рассмотреть улицу. Видно было немного — каменная стена башни в отдалении, край телеги и лошадиный зад. Какие-то хозяйственные постройки, похоже. Да, даже человеческой комнаты я не заслужила. Интересно, кто для местных Сверр? Понятно, что не последний человек. Вернее, не человек.

Разум снова споткнулся.

Так, не думать…

И тут я увидела знакомые светлые волосы, голубые глаза, крупный нос…

— Ирвин!

Ильх удивленно повернул голову, поискал глазами.

— Ты? — нахмурился он. — Ты! Значит, Сверр вернулся?

— Да, — только и смогла сказать я.

— А тебя, значит, заперли? — блондин нагло хохотнул. — В кладовой?

— А ты, смотрю, потерял свой звериный череп? — отозвалась я. — Да и одежонку сменил. Что, надоело бегать по лесу голышом, Ирвин?

— Осторожнее, чужачка, — процедил блондин, подходя ближе. Сейчас ильх был одет почти так же, как другие горожане. Только на плечах плащ с белым мехом и края рубашки вышиты голубой и серебряной нитью. На тяжелой железной бляхе пояса скалился дракон. — За такие слова можно и без головы остаться. Мы и так многое стерпели от людей из-за тумана. Оскорбление наших традиций, жадное любопытство, попирание порядков… Не знаю, как Сверр это выдержал. Я бы оторвал вам всем головы, да и дело с концом!

Я судорожно вцепилась в оконце.

— Значит, все, что мы видели, было враньем? Представлением?

— Много вам чести, такое представление устраивать! — фыркнул Ирвин. — Вы всего лишь увидели южное племя. У них другой язык и другой образ жизни, но основные законы фьордов мы чтим одинаково. И, кстати, попридержи язык, в том племени я родился. — Он успокоился и снова стал нагло-насмешливым. — Почему ты в этом сарае? И где твои друзья?

— Здесь только я. — Голос дрогнул, и я закашлялась. Похоже, все-таки замерзла… Приступ скрутил так, что я согнулась, а когда снова выпрямилась, Ирвин уже входил в комнатушку. Осмотрел мои босые ноги, растрепанные грязные волосы, рваную одежду. И приказал:

— Иди за мной. Живо!

— Ирвин-хёгг, но риар велел… — начал топчущийся у входа детина. И осекся, увидев взгляд Ирвина. Я поспешно выскочила из клетушки, решив, что с блондином точно лучше, чем здесь.

Ильх шел не оглядываясь, я неслась следом, подпрыгивая от камушков и ветра. Здесь, в Нероальдафе, было холоднее, чем на землях племени у подножия Горлохума. Интересно, как далеко мы сейчас от тумана?

Мы прошли вдоль каменной стены, местами увитой плющом, свернули, пересекли широкий двор. Встречные люди бросали на меня заинтересованные взгляды, я в ответ таращилась на них. Люди… на вид — люди. Мужики, женщины в платьях… заняты обычными делами, кто боевой топор чистит, кто скотину кормит, кто к телеге колесо прилаживает… Никакого пламени, когтей и клыков. Да и злости я не видела, скорее, на меня поглядывали с обыкновенным любопытством и даже добродушной насмешкой.

Все как у людей.

И только подумала об этом, увидела обугленную дочерна стену. Каменную. Словно по ней прошлись из огнемета… Даже камень спекся, край стены стек наружу от невероятного, невозможного жара и затвердел бугристым наростом.

Хотела спросить, но говорить на бегу было неудобно, да и горло снова захрипело от кашля.

Ирвин пригнулся, входя в очередную дверь, я — следом. Сделала еще несколько шагов и ахнула.

— Ух ты!

Передо мной был грот, похоже, естественный. А самое приятное — с горячим источником под водой. Потому что по низким сводам стекали капли воды, а в центре грота темнела вода, затянутая паром.

— Залезай, — указал Ирвин.

Я задумалась, насколько глубокая эта вода. И вспоминая другое купание, обернувшееся жертвенным столбом.

Правда, на этот раз подумать мне не дали.

— Живо! — приказал ильх. — Не залезешь через минуту — скину.

Я мысленно пожелала ему всего недоброго и решила, что мое белье с некоторой долей воображения может сойти за купальник.

Хмыкнула, вспомнив, как обозвали срамом наряд от столичного дизайнера. Что сказали бы ильхи, увидев кружевные трусики?

Быстро раздевшись, я села на край камня и опустила в воду ноги. Охнула, когда блаженное тепло охватило тело.

— Надеюсь, хоть здесь хёгг не водится, — пробормотала я, соскользнув в воду. Вынырнув, обнаружила, что Ирвин смеется, хотя, что такого смешного было в моей фразе, я не поняла.

Ухватившись за край, я зависла в горячей воде. И решила, что неплохо бы совместить приятное с полезным, например, расспросить Ирвина. Раз ильх улыбается, то, возможно, и на вопросы ответит.

— Скажи, а лильган это кто? Рабыня? — я откинула мокрые кудряшки и посмотрела снизу вверх. Вода лежала черная, непрозрачная, пар окутывал пеленой.

— Должница, — усмехнулся Ирвин. Он скинул свой плащ и присел на корточки. — Та, за которую мужчина пролил чужую кровь. Чтобы защитить или отомстить. Лильган не может навредить своему защитнику. И сделает так, как он захочет, когда придет время. Твой долг оплатил сам риар, и цена была высока — кровь хёгга. Очень высока.

Я кивнула. В целом понятно… Я нарушила табу племени, и Сверр заплатил мой долг, убив хёгга. Значит, я стала его должницей. А потом привела в свой мир, свою квартиру и на совет Конфедерации. Похоже, ради этого был убит зверь в том озере. Я ведь не хотела позволять Сверру выходить. Чувствовала опасность. Но все же… позволила. Все позволила…

Нахмурилась. С механизмом действия этого странного союза лильган — защитник я тоже разберусь позже.

— Ясно. А почему у вас здесь холодно? В племени было гораздо теплее…

— А мы гораздо дальше от Горлохума.

— Насколько дальше?

— Дальше.

Я помолчала, поняв, что Ирвин не скажет того, чего не хочет говорить. Ильх улыбнулся, глядя на меня сверху вниз.

— В Нероальдафе полсотни таких гротов. Некоторые принадлежат знатным горожанам, некоторые общие. Нравится?

— А этот чей? — всполошилась я. Блондин снова улыбнулся.

— А этот — мой, — сказал он. — Знаешь, ты необычная. Хоть и чужачка. Кожа такая светлая… в воде, как снег…

Он вдруг рывком поднялся и принялся раздеваться. Я слегка ошарашенно проследила, как с тела ильха исчезла одежда, а сам он нырнул в черную воду. Вынырнул, фыркая, широко улыбнулся.

Я задумалась, надо ли мне пугаться. И имеется ли в этом поступке хоть какая-то сексуальная подоплека. С моей точки зрения — да. Но ильхи другие, в этом я уже успела убедиться. И возможно, Ирвин тоже решил погреться? Всего-то.

Но тот сделал широкий гребок, мигом оказавшись рядом, и прижал меня к каменной стене.

— Интересно, почему ты все еще жива, чужачка? И почему Сверр притащил тебя в свой дом? Мне это дико не нравится, чужачка. Злит до темноты. И будет лучше, если ты прямо сейчас мне все расскажешь, — протянул ильх, и я с ужасом увидела, как меняются его зрачки.

— Не трогай меня, а то… — дернулась я, отбросив свои надежды. Подоплека в действиях ильха была, да еще какая… Я прямо чувствовала эту подоплеку своим животом. Внушительную такую…

— А то что? — он хмыкнул. — Все еще не поняла, чужачка? Здесь нет твоих стражей, твоих па-ра-лизаторов, и больше нет тебя. Ты пленница в Нероальдафе, а значит, бесправна… Да и не особо ценная, судя по тому, что тебя заперли в кладовке. — Ирвин слизал влагу с моей щеки, голос стал глуше. — Если понравишься мне, заберу тебя, чужачка… Так что постарайся… Удивишь меня?

— Меня зовут Оливия Орвей! И не смей ко мне прикасаться! — разозлилась я и изо всех сил ударила ильха по лицу. Моя ладонь оставила на смуглой коже светлый отпечаток. Но от рывка я потеряла равновесие и хрупкую опору стены, ушла под воду. И тут же мои ноги что-то оплело… чешуйчатое, живое…

Ужас лишил тех несчастных остатков кислорода, что еще был в груди. Змея? Водоплавающая змея?

Хёгг?

Ирвин.

Наверху блеснул огонь, на миг осветив черную глубину. И я увидела, что больше не было человека. В глубине блики света скользили по чешуе огромного морского змея, что обвил меня хвостом и тянул вниз…

Я забила руками, пытаясь вырваться и сделать хоть один вдох. Наверху снова блеснуло, и сквозь пелену воды я увидела лицо Сверра…

И тут же смертельные объятия исчезли, а я вынырнула, жадно хватая открытым ртом воздух.

Ирвин возник рядом, окинул меня насмешливым взглядом, раскинул руки на противоположном бортике колодца.

— Рад тебя видеть, Сверр, — без доли смущения сказал он.

Сверр смотрел сверху и молчал, потом качнул головой и посмотрел на мужика, что топтался рядом.

— Еще раз узнаю, что мой приказ нарушен, отправишься на корм волкам, — негромко произнес Сверр. Золотые глаза сверкали, хотя лицо оставалось равнодушным.

— Но Ирвин-хёгг приказал… — начал мужик и осекся под обжигающим взглядом. Вжал голову в плечи.

— Ирвин. Ко мне, — бросил Сверр и, развернувшись, ушел.

Ирвин задумчиво посмотрел на меня, а потом неожиданно нырнул и пропал. Его одежда так и осталась лежать возле колодца.

— Вылезай, чужачка, — хмуро велел мне мужик наверху. — Хватит хёгга дразнить. Шибко он любит, когда дева в воде болтается… Все это знают. Лезь, я не смотрю… Ну тебя в пекло Горлохума — смотреть… Потом бед не оберешься… Раз уж хёгги злятся, лучше в сторонке стоять и не вмешиваться… А риар-то вовсе в бешенстве, уж я-то вижу…

Мужик еще что-то бормотал, стоя ко мне спиной, я же подтянулась и выбралась на горячий камень. Стянула мокрое белье, решив, что терять уже особо нечего, вытерлась тем самым полотняным плащом, что был на мне до прихода сюда. А потом бессовестно натянула на себя штаны Ирвина и его теплую рубашку без рукавов. Все это подкатала, подвязала, укуталась в плащ с белым мехом.

Мужик крякнул, когда повернулся и увидел меня.

— Ох, дурная ты, чужачка! Ну да ладно, дурные все равно долго не живут.

— Это с пневмонией долго не живут, — ответила я, засовывая ноги в мужские сапоги. Огромные, конечно, но лучше, чем босиком. — И с воспалением легких. И без антибиотиков. Вот есть у вас антибиотики? Я так и думала. А я все это точно поймаю, если начну разгуливать мокрая и без одежды. Куда меня велено отвести? Снова в кладовую?

— Топай уже, — удивленно отозвался мой провожатый. — Дурная, говоришь не пойми что… да еще и болтливая. Ничего. И болтливые долго не живут.

— У вас тут вообще хоть кто-нибудь живет? Или всех перебили? — не стерпела я. Мужик не ответил, но я заметила скользнувшую по его губам усмешку.

Глава 16

— Стойте! — попыталась я воспротивиться возле знакомого чулана. — Можно мне бумагу и ручку? Ну хотя бы уголь, чтобы писать? И кофе? Маленькую кружечку, и я буду сидеть здесь тихо, как мышка, обещаю!

Мой страж покачал головой.

— Ох, дурна-а-ая! Может, тебя риар того, уронил, когда нес? Да пару раз… — протянул он. — Нет у нас никакой кофии! Входи давай!

Меня снова заперли. Но на этот раз я хотя бы была чистой, сытой и даже тепло одетой. Неплохо, учитывая обстоятельства. К тому же у меня есть горшок, а на сундуках вполне можно отдохнуть и подумать.

Итак, что мы имеем? Второго… хёгга. Значит, Ирвин тоже не человек. Кричать «не может быть!» я устала, так что пришла пора примириться с иной реальностью. Нелогичной, непонятной, но вполне осязаемой и материальной. Где-то внутри довольно улыбнулся исследователь, предвкушая новые знания. Снаружи опустила голову испуганная и растерянная женщина. Но ее я попросила подвинуться и не мешать думать.

Итак, два хёгга. Разные. Ирвин обернулся, будем называть этот процесс так, в воде. Он светловолосый и голубоглазый. К тому же я еще помню, как он крикнул что-то повелительное в тот день, когда я увидела в озере странного зверя. И женщины племени говорили о четырех хёггах. Тот, что наверху, тот, что в воде, тот, что в снегах. И тот, кого нельзя называть.

И если я хоть немного умею делать выводы, то Сверр — дракон черный огнедышащий, а вот Ирвин — водяной. Или водный? Лагерхёгг и Ньердхёгг — так говорили аборигенки племени. Я по привычке вскинулась, чтобы найти бумагу и все записать… И снова улеглась на сундук, досадливо поморщившись. Нет тут никакой кофии, и бумаги, может быть, тоже нет. Кофе буду пить дома.

Я закусила губу. И никаких «если». Я вернусь.

— Кажется, я давно не считал твои зубы, Ирвин?!

— Тебя расстраивает мое внимание к чужачке? Почему? И почему она вообще здесь, чтоб ее рыбы сожрали?!

Я оказался рядом слишком быстро. В воде Ирвину не было равных, но не на суше. Здесь он всегда уступал мне, даже будучи человеком. Была бы на а-тэме одежда, схватил бы за грудки да тряхнул как следует. А то и по роже съездил, чтобы стереть насмешливую улыбочку. Но этот гад до сих пор не оделся и даже не высох. Значит, понял, что возможна драка… Скользкое тело труднее поймать.

Но ловить его я сейчас не собирался. Как и драться. Хотя ярость гудела внутри так, что застила глаза.

— Не смей. К ней. Приближаться, — негромко процедил я.

Ирвин прищурился, скользнул в сторону, по своему обыкновению схватил графин с вином. Я не сдержался, отобрал и оскалился.

— Тронешь мое — пожалеешь.

А-тэм улыбаться перестал.

— А раньше ты не жадничал для меня, риар. Ни вина, ни…

И замолк. Хорошо, значит, понял, что я сейчас не в том настроении и зубоскальство следует отложить до лучших времен. Хотя трудно не понять. Я знал, что глаза и сейчас звериные, а черная тень моего хёгга так близко, что Ирвину не по себе. Я с трудом удерживал слияние, и а-тэм понял, отступил. И все же не удержался от язвительного:

— Она всего лишь пленница, Сверр. Разве не так? — и тут же отошел еще на шаг, мотнул головой, разбрызгивая капли с волос. — Кстати, я тоже рад тебя видеть. Счастлив, что мой риар вернулся живым и невредимым. И как все прошло?

— Плохо! — в сердцах рявкнул я. Но ярость внутри слегка поутихла. Посмотрел на графин с вином в своих руках, сделал добрый глоток и поставил подальше. Глянул на Ирвина исподлобья. — К девчонке не приближайся, ясно тебе? В Нероальдафе полно дев, с которыми можно поплавать, Ирвин! Я не для того тащил девку через туман, чтобы ты с ней развлекался!

— Тащил через туман? — а-тэм нахмурился. — Погоди… погоди-ка, Сверр… Хочешь сказать… что ты призвал своего хёгга?

— Да! — устало потер глаза. — Я… Я совершил ошибку. И соединился до того, как вернулся на фьорды.

— Насколько до? — тихо и напряженно произнес мой советник. Я с трудом сдержал рык. А-тэм всегда задает правильные вопросы.

— Люди видели черного зверя, — коротко бросил я.

— Великий Горлохум! — зарычал в ответ Ирвин. На лице проступили красные пятна — злится. Или испугался? — Но как?! Как, чтоб тебя разорвало? Как ты это допустил? Конфедераты видели хёгга? Ты сдурел, Сверр?! Да еще и забрал эту девку? Да чтоб тебя!

— Поздно орать! — рявкнул я. — Все уже случилось. Я за свою ошибку в ответе, я разберусь. Сейчас главное — обезопасить фьорды. Мы заблуждались насчет тумана. Прореха образовалась не в одном, а уже в трех местах. Люди указали точки, где туман редеет, все — в свободных землях. К каждой такой прорехе мы сегодня же отправим отряды с приказом никого не впускать. Никого. Кто сунется на фьорды — отправится на корм волкам и рыбам. Сегодня туман еще плотный, никого не пропускает. Мне пришлось призвать ярость хёгга, чтобы провести людей и вернуться обратно. Но кто знает, что будет завтра? Вдруг преграда истончится настолько, что люди сами смогут войти? Если так, то мы их встретим.

— Ты знаешь, где эти прорехи? — оживился Ирвин.

Я кивнул и потребовал карту. И через минуту я уже отдавал советнику приказы и обозначал те места, что указал на совете беловолосый исследователь. И пытался не думать о том, о чем умолчал. О том, почему я призвал хёгга. Неужели не мог стерпеть боль? Мог. И не такое терпел. Крошечный свинцовый болт в моем теле не мог лишить меня выдержки. Я планировал покинуть мир людей незаметно, ведь конфедераты любят прятать пленников в железные или каменные мешки, но какой камень или железо удержат меня? Нет таких. Я планировал все узнать и покинуть город людей незамеченным, ночью. Здание Академии — это тоже камень, а значит — я бы просто исчез!

Проклятье! Чтобы их всех Горлохум поглотил!

Так все и было бы, если бы…

Если…

Призыв ведь получился спонтанным, я даже не осознал его. Словно и не я позвал хёгга, а хёгг пришел сам, без моего зова. Но ведь это невозможно. Я инстинктивно приложил ладонь к черному камню на моей шее. Кольцо Горлохума дает власть над зверем. Так было всегда. И зверь не приходит без зова человека. Но там, за туманом, я не звал. Я лишь ощутил, как меняется тело и разгорается звериная ярость. Но почему?

Я должен понять…

Вспомнить и понять.

Потому что нутром осознаю, что в зале конфедератов случилось что-то по-настоящему важное.

Но пока смысл ускользает от меня.

Ирвин ушел, выкрикивая приказы принести ему одежду и оружие. А я выдохнул. Потер отросшую щетину. Чужачку снова заперли. Надо с ней что-то решать. И как-то совладать с яростью, которая охватывает каждый раз из-за нее. Еще несколько минут назад я желал разодрать горло Ирвину. Без зверя, своими руками. И а-тэм увидел это желание. Оттого и насмешничать перестал, но задумался крепко.

И мне все это не нравится. Злит… А на злость я не имею права. Значит, надо принять решение. На благо Нероальдафе…

Когда скрипнула дверь, я подскочила и выпрямилась. Створка распахнулась, Сверр нагнул голову, входя в низкое помещение. Остановился, глядя на меня.

— Я скажу один раз, а ты запомнишь, Оливия Орвей, — глухо произнес он. — Забудь о том, кто ты. На моих землях ты лишь чужачка. Хочешь жить — не зли меня.

— Болтливые и дурные долго не живут, я поняла, — вырвалось из моего рта. Сверр недобро прищурился.

— Правильно поняла.

— Допустим, Сверр. И что же я теперь должна делать?

Ильх смотрел не мигая. И мне стало не по себе. Здесь, на своей земле, Сверр был другим.

Уже не ильх в шкуре. И не дикарь, с усмешкой ворующий ручки. Сменилась не только одежда, сам мужчина словно сбросил опостылевшую роль и стал собой. Но вот каким — я не знала. И не понимала, как вести себя с ним. Нахлынули воспоминания — о его руках, словах, ласках… Словно сон.

— Хлопот с тобой много, лильган, — словно размышляя вслух, произнес он. — Бежать тебе некуда, не надейся. С трех сторон Нероальдафе окружает море, в котором водятся дикие хёгги, если ты еще не поняла. С четвертой стороны — скалы, лес и волки. В нашей местности много зверья, Лив. Такого, о котором ты и не слышала.

— И? — нахмурилась я.

Сверр шагнул ближе и уцепился пальцами за мой подбородок, поднял.

— Зачем ты мне, Оливия Орвей? — спросил он. Как-то странно спросил. Словно не меня — себя. — Зачем кормить тебя, охранять, отгонять от тебя тех, кто захочет тебя присвоить? Зачем мне возиться с дочерью Конфедерации? Если проще и легче убить да забыть? Так зачем?

Я молчала, без слов глядя в золотые глаза. В которых уже разгоралось знакомое пламя желания. И дыхание Сверра участилось… А самое плохое, что и мое тело откликнулось и дрогнуло.

— Убить, конечно, проще. Это так у вас принято, да? — И выдохнула без перехода: — Ты устранил Максимилиана, Сверр?

— Он вел себя достойно, — спокойно ответил ильх. Похоже, мое негодование его не впечатлило. — И я дал ему возможность вернуться в мир живых. Если сможет, если найдет путь, то вернется. Это уже зависит лишь от него. Честный выбор для того, кто желал навредить моему народу и моей земле.

— Он был лишь ученым! Исследователем! — закричала я. — Он никогда и никому не вредил! Что ты сделала с ним? Отравил?

— Ядом пользуются трусы и женщины, — усмехнулся Сверр. — Я же показал ему то, что он хотел увидеть. Хёгга.

— Ты убил его… — прошептала я, с яростью глядя в золотые глаза. — Он лишь старик! Из-за тебя Макс в коме!

Но ильх лишь поднял брови, говоря, что плевать ему на мои обвинения. А ведь и правда — плевать…

— Так зачем мне сохранять твою жизнь, лильган? — притянул меня к себе. Властно, сильно. Словно пришпилил к своему напряженному телу. — Вижу, ты любишь одежду, которую хочется разорвать… Штаны может позволить надеть на себя лишь морская дева-воительница. А за украденное у хёгга ты должна отправиться на корм рыбам. Как и за то, что обманом взяла мою кровь. — Жесткая ладонь легла на мои ягодицы, надавила. В золоте глаз вспыхнул откровенный голод. Сверр наклонил голову, голос стал глуше. — Я не виню тебя, Лив. Ты дитя своего народа. Лишь злюсь за обман… И я не знаю, зачем мне тебя беречь. Но… Ты можешь убедить меня. Попросить. Покориться… Прямо сейчас.

Сверр толкнул меня к стене, к узкому месту без сундуков. Прижал спиной к бревнам… Сорвал плащ, дернул завязки на слишком широких штанах. Пламя, что бурлило внутри лавой, застлало разум, заставляя забыть обо всем… Пальцы с жесткими подушечками и застарелыми мозолями коснулись моих бедер, и Сверр тяжело, мучительно выдохнул.

— Шелковая лильган… Ты здесь словно лепесток цветка… Хочется прикасаться вечно…

Он медленно погладил, и я ахнула. И почти подалась к его руке, к этим жестким пальцам. Желание било обоих, я видела в искаженном лице ильха отражение своего безумия… Или это я была лишь отражением его? Его зов раскатился внутри огнем, уже знакомо и дразняще наполнил вены жидким пламенем и предвкушением наслаждения. Пусть берет… Так, как захочет… Скорее…

— Я хочу, чтобы ты показала мне все, что делают люди… — жарко шепнул он. — Я хочу сделать с тобой все это… Но в следующий раз. А сейчас просто смирись, Лив… Прими. Мне нужна твоя покорность… На колени.

Приказ отозвался внутри сладкой болью. Хочу… Невыносимо хочу его…

Но как же Макс? И моя гордость? И обещание ни перед кем не вставать на колени. Никогда! Я ведь поклялась себе в этом! Хоть что-нибудь осталось от Оливии Орвей или все исчезло, стоило познать удовольствие с этим мужчиной?

Злость на саму себя отрезвила.

— Нет! — я отпихнула Сверра и вцепилась в его руку, не позволяя трогать себя. — Нет! Думаешь, я сделаю это ради своей жизни?

— А разве нет? — он тоже злился, я видела нервно сжатые челюсти и снова изменившийся зрачок. — Любая женщина, в которой есть разум, сделала бы. И сочла бы за честь!

Ах, значит, любая?!

— Да пошел ты, хёгг! — ярость внутри обожгла похлеще зова Сверра. Так ошпарила, что дышать стало нечем. Обида — нерациональная и женская — вскипела внутри. Зато в голове прояснилось! — Отпусти меня!

— Отказываешь? — он по-звериному оскалился. Привалился, не позволяя дернуться, придавил к стене. И самое плохое — руку не убрал. Снова погладил, посылая по моему телу огненные брызги… — Снова противишься? Никто не противится риару Нероальдафе. Ни пленница, ни даже вольнорожденная дева!

— А я не отношусь ни к одной из женщин твоего мира! — разозлилась я еще сильнее.

— Но теперь ты одна из них! И чтобы жить, ты встанешь на колени, Оливия!

— Ни за что!

Сверр убрал руку и ударил раскрытой ладонью по бревну возле моего уха.

— Ты не поняла, — процедил ильх. — Больше нет твоего мира! Есть только мой! И здесь я решаю, кому и как жить!

— Ты предлагаешь мне стать твоей… — я запнулась, глотая слово, что вертелось на языке. Слово моего мира для обозначения женщин, продающих тело.

Злость смешалась внутри с гордостью и почему-то грустью. Все мои чувства обострились стократ, словно здесь, на фьордах, я ощущала их намного ярче. Злость, обида, непонимание, надежда, разочарование… Со мной творилось странное, разум отступал под напором инстинктов и чувств, и я не могла совладать с этим! Запертые годами эмоции сейчас бурлили, лишая меня возможности мыслить ясно. И хотелось кричать. Или ударить его. Оттолкнуть… Стать покорной игрушкой? Ну уж нет! Я точно знала, что роль, уготованная Сверром, меня не устраивает. — Нет! Отпусти!

— Отказываешься?

— Да пошел ты! — гневно выдохнула я. — Кто угодно лучше, чем ты!

Ильх вдруг помертвел лицом, даже глаза потускнели.

— Хорошо. Значит, так и будет, лильган.

Он дернул меня за локоть и потащил наружу. Я задохнулась, подхватила завязки штанов, пытаясь удержать соскальзывающую ткань. Сверр выволок меня за дверь, протащил до открытого пространства, где размахивали оружием воины, и закричал:

— Слушайте волю риара! Сегодня же я отдам эту чужачку тому, кто захочет ее взять. Найдется здесь хоть один воин, пожелавший ту, что уже не невинна, и готовый защищать ее и кормить? Захочет ли кто-то взять ее в свой дом? — Я испуганно огляделась, нервно укуталась в плащ. В глазах суровых темноволосых мужчин плескалось такое знакомое выражение… Желание. Голод. Неужели все дело в зове? Зове риара? Зове дракона? Что он будит в людях? Я ведь уже видела такое в лицах своих коллег. Ученые тогда словно с ума сошли… А что будет с теми, кто и не знает о цивилизованности?

Мужики поглядывали на меня с явным интересом, подходили ближе. Детина, что тащил меня на плече, открыл рот…

— Я согласен кормить и защищать эту чужачку, мой риар. И взять ее в свой дом.

Спокойный голос за спиной заставил меня вздрогнуть изумленно, а Сверра оскалиться. У стены стоял Ирвин. Уже снова в одежде и плаще. За его спиной блестело лезвие секиры, голубые глаза казались стылым льдом.

— Ирвин, — угрожающе произнес Сверр.

— Или я не твой воин, мой риар? — блондин поднял светлую бровь. Насмешки в его глазах не было, скорее настороженность. — Я согласен взять эту чужачку. И стать ее защитой.

Двое мужчин с черными кольцами на шеях сцепились взглядами. Сверр выглядел взбешенным, Ирвин — бледным, но спокойным. Окружающие попятились, рослый детина так и вовсе сбежал подальше. На пятачке пространства, где стояли мы трое, ощутимо запахло грозой и пеплом. И даже камень под ногами нагрелся, я ощущала это сквозь подошву сапог. Ярость хёгга… Единый, не дай мне испытать это!

— Ты выбрал, — прошипел Сверр. — А я, как твой риар, приказываю станцевать танец шатии.

Ирвин сжал губы, в голубых глазах сузился зрачок.

— Что? — он осекся и вздернул подбородок. — Как пожелаешь, мой риар. Когда?

— Сегодня же.

— Хорошо, — рявкнул Ирвин. Похоже, и он с трудом удерживал себя в рамках сдержанности. — После шатии она войдет в мой дом и останется в нем. Сколько воинов ты одобришь, чужачка?

— Что? — я ошарашенно переводила взгляд с одного мужского лица на другое. Воины вокруг оживились и снова подошли ближе. — Сколько воинов?

— Для твоей шатии! — Кажется, у Ирвина кончается терпение. — Сколько?!

— Что? Я не знаю…

— Все, кто выиграет бой! — отрезал Сверр и, развернувшись, ушел.

Я обвела взглядом внимательные лица воинов. И ощутила, как земля уходит из-под ног.

— Немногим удавалось так разъярить риара Нероальдафе. Ты способная, чужачка. Или желаешь умереть, — задумчиво сказал за моей спиной Ирвин. И тоже хотел уйти, но я вцепилась холодными пальцами в его плащ.

— Подожди! Это что же… Это вы сейчас о чем?

Ильх покачал головой и выразительно посмотрел на мою руку, что комкала плотную ткань.

— Что непонятного? Шатия. Для тебя. Готовься, чужачка. В кругу я точно буду первым. А после заберу тебя в свой дом.

И, отцепив мои пальцы, ушел. И пока я хлопала глазами, пытаясь осознать тот кошмар, в который угодила, меня дернули под локти две женщины.

— Шевелись, девочка, — довольно дружелюбно произнесла та, что слева. — Времени не много, а в кругу ты должна быть достойной битвы воинов. Идем с нами, мы тебе поможем.

Я и пошла. Вернее, побежала. Рванула так, что потеряла слишком большие мужские сапоги. Мой ученый мозг просто отключился, такой страх охватил. Не осталось ни разума, ни здравых мыслей, ни логики… только понимание, что ночью меня втолкнут в круг к озверевшим ильхам, и те поставят меня на колени. Да лучше сдохнуть. И если я доберусь до воды, то буду плыть, пока не доплыву куда-нибудь или пока не утону.

Правда, добежать я не смогла даже до крепостной стены. Крепкий парень, что уже таскал меня на плече, догнал в несколько здоровенных прыжков и без труда потащил к дверям крепости.

— Не бойся, чужачка, — шепнул он, передавая меня в руки женщин у дверей башни. — Я тоже буду за тебя драться. Меня зовут Вирн, запомни это имя! И если смогу — на шатии буду вторым… С хёггом мне не совладать, то уж понятно…

И, огорченно щелкнув языком, ушел. Дверь захлопнулась, отрезая меня от возможности утопиться.

Глава 17

На этот раз я оказалась в комнате явно просторнее моей клетушки, но тоже небольшой. Хотя это и понятно — обогреть маленькую комнатку всегда гораздо легче, чем огромный холл.

Осмотрелась. Голые стены, хотя пол укрыт тканями и мехом. Простая и добротная деревянная мебель. Железные подставки для свеч, сейчас незажженных. Каменные полки. Камина или очага в комнате не оказалось, но я чувствовала тепло. Тронула стену и удивленно ахнула — камень согрел пальцы. Оттого и в помещении так комфортно!

— Но как? — изумилась я. — Как нагреваются стены?

Неужели здесь уже применяют внутреннее отопление?

Подведены трубы с горячей водой? Паром?

— Так в простенке огонь хёгга течет, — легко ответила одна из женщин. Дородная, крупноносая, в темных волосах блестела проседь. Светло-карие глаза поглядывали на меня с удивлением и любопытством, хотя губы женщина и поджала неодобрительно. — Между камней пламя и льется, так что и зимой в Нероальдафе тепло! Повезло нам жить здесь!

Вторая моя сопровождающая — молодая, румяная, темноглазая — радостно закивала.

— Ох, повезло! Правду говоришь, Ирга! Счастливчики вдвойне, всегда и тепло нам, и сытно… Главное, убегать вовремя, если хёгги разгневаются, и все дела!

— Точно так, Сленга!

Я сглотнула вязкую слюну, и тут же мне в руки сунули огромную кружку с горячим питьем. Похоже на глинтвейн — легкое вино, мед, травы, пряности. Вкусно. И страх отступает.

— И часто они гневаются? — спросила на выдохе, все еще стоя посреди комнаты. И пытаясь как-то осознать реальность.

— Риар — часто, — пожала плечами старшая из женщин. — Так то и понятно. Кровь у него такая, огненная. Гром и молния внутри, вот и взрывается. Он еще гораздо спокойнее, чем его батюшка, вот от того весь Нероальдафе по десять дней в укрытии сидел. Так ярился риар… А Сверр-хёгг почти всегда сдерживается! — последнее прозвучало с особенной гордостью.

Я уныло кивнула. Сдерживается, значит… Явно не сегодня. Да и я не смогла сдержаться, до сих пор все внутри кипит. Женские эмоции слишком новые для меня и слишком пугающие. Да что ж теперь сожалеть…

— Риар — это кто? Главный здесь? — осторожно спросила я, и женщины закивали.

— Риар — это все, — с придыханием ответила молодая Сленга.

— А Ирвин а-тэм?

— А-тэм — его побратим. Ну и второй после риара. Жизнь его бережет, ярость иногда гасит. Морские-то поспокойнее будут…

Я слегка заторможенно кивнула. Так, немного разобралась. Неплохо бы вернуться к предстоящему событию. Женщины тоже вспомнили о нем, потому что бросились к сундукам, достали оттуда что-то светлое, цвета слоновой кости. Наряд… Два куска ткани, соединенные по бокам. Без рукавов, с высокими разрезами на боках. И все расшито красной нитью, стежки уложены столь искусно, что кажутся акварельным рисунком на шелке. И от плеч стелется широкий кусок алой ткани — шлейф.

Пожилая, Ирга, ласково погладила ткань ладонью.

— Красота-то какая… Жаль, изорвут все, изничтожат. Но на то она и шатия, чтобы ни клочка ткани на деве не осталось. Да ты не бойся, чужачка. Мать моя под шатией была. И бабка. А мне вот уже не досталось…

— Почему?

— Так редкость она, — развела руками молодая Сленга. — Шатия ведь лишь с позволения риара случается, когда он велит. И в основном для пленных девок, чужачек или вольнорожденных, что сами просят, потому что надеются сильное дитя родить. Старики говорят, оттого и сыны слабые стали… Моя прабабка помнила время, когда в Нероальдафе жило с десяток хёггов, а раньше — и того больше… А ныне зов ослаб…

— Не мели языком! — прикрикнула Ирга на младшую товарку. — Девку готовь! А ты, чужачка, снимай свою одежду, все равно срам один. Видела я дев в штанах, так то воительницы с островов были. А ты и меч держать не умеешь, сразу видно! Руки вон какие мягкие, ни одной мозоли! Словно и не работала никогда! Вольнорожденная, что ли? Родовитая? Ну, тогда понятно, почему сам побратим тебя к себе берет…

И пока женщины удивленно рассматривали мои ладони, я попыталась снова расспросить их. К тому же видела любопытные взгляды. Им явно было интересно, кто я и откуда, только спрашивать боялись.

— Ты сказала, что я не должна бояться шатии. Почему?

— Не знаешь? Так ведь страх пройдет, как только хёгг позовет, — ответила Ирга, собирая мои скинутые вещи. — Все пройдет. Все исчезнет. Будет только наслаждение, да такое, какого ты вовек не испытаешь больше. И все будет понятным и правильным, так что не бойся.

Меня передернуло. Да уж, плавали, знаем… Да я сдохну, если испытаю это на себе.

— А если повезет и древние хёгги будут к тебе благосклонны, то в шатию ты зачнешь сильного сына, — журчал ручейком голос Ирги. — И сразу все-все получишь, хоть и чужачка… И золото, и платья, и почет, и всеобщее уважение. У нас риар каждому младенцу дарит золотой подарок, а как подрастет и сможет удержать — меч из своей оружейной! Родить дитя в Нероальдафе — мечта любой женщины! Пусть ты не будешь женой, потому что рождена в других землях, но вдруг с сыном повезет? Так что не бойся, глупости все твои страхи… Хотя краденные часто трясутся да вечно пугаются…

— Краденные? — встрепенулась я. — То есть часто у вас бывают… м-м-м… чужачки?

— Да случаются, — за разговором женщины натянули на меня тонкую и короткую нижнюю рубашку из хлопка. Сверху лег шелковый наряд, прохладой стек по телу. — То воины из набегов пленниц притащат, то сами риар с а-тэмом. Девицы, конечно, разные бывают, иные и вовсе по-нашему не говорят! Это если те, кто из племен, там-то они совсем дикие, ближе к туману. А вот снежные, с гор, те гордые, белоснежные, глаза словно камни синие. Красивые настолько, что смотреть больно. Их наши воины особенно любят. Но и они за того идут, на кого риар покажет… А последний раз риар украл деву у хозяина сияющей вершины — Аурольхолла. Такая красавица, что полдружины сбежалась на нее полюбоваться! А она, глупая, все плакала да о своей свадьбе твердила! А сейчас ничего, пригрелась, говорят, уже и забыла свои ледяные чертоги! И как только они там живут, во льду-то! Вот уж бедняги!

Женщины лукаво переглянулись.

— Повезло тебе, чужачка, что попала не куда-нибудь, а в Нероальдафе! Под нашим риаром тысячи тысяч голов ходят, силен! Знаешь, сколько кораблей они с а-тэмом потопили? С ними же никто совладать не может! Один сверху огнем опалит, второй волной разобьет… сила! И все золото и пленных к нам тянут. Воины со всех фьордов каждый день в городские ворота стучатся, просятся встать под черное знамя Нероальдафе!

Я задумчиво кивнула. Так-так. Значит, красть женщин здесь обычная практика. Ну и остальные блага вроде сундуков с добром. Отличная компания эти риар с побратимом! Два головореза, чтоб их!

— А где живут эти белоснежные девы? — Неплохо бы определиться и с географией.

— Так в снегах! — всплеснула руками юная Сленга, осмотрела меня восторженно. — И как только не замерзли там насмерть! Но их стерегут хёгги льдов, оттого и не вмерзают в сугробы!

— Плохо, видать, стерегут, раз ваш риар их сюда тащит, — буркнула я, и женщины рассмеялись.

— Так в крови у них это — к себе тащить. А у нашего риара и подавно, он же дитя Лагерхёгга. Не зря черного зверя величали не просто огнедышащим, но и златоносным. Самый сильный из хёггов — черный и золотой — владыка камня, железа и небесного огня! Как злится, так и небо с ним вместе гром и молнии мечет! — с придыханием произнесла Сленга. Я покосилась на девушку. Тут все ясно, диагноз определяется без дополнительных исследований. Влюбленность девичья, безнадежная. Вон как глаза сияют и щеки горят! Хотя… если я все поняла про этого златоносного огнедышащего, который тащит в свою крепость все, что плохо лежит, сидит или медленно бегает, то и Сленге может перепасть часть высочайшего внимания!

— Мы будем молиться за тебя, — торжественно объявила Ирга. — Просить перворожденных хёггов даровать тебе достойного сына! Когда стараются столько воинов, и шансов получить мальчика больше…

— Или девочку, — автоматически добавила я, но женщины скривились.

— Родить девчонку после шатии — это позор! Когда мужчины за тебя бились, когда кровь пролилась, когда хёгг подарил свой зов, разродиться девкой? Да что может быть хуже?!

Отлично, еще и дискриминация по половому признаку.

— И чем плоха девочка?

— Тем, что не мальчик, — глубокомысленно поведала Ирга. — Да не трясись. Где один воин не справится, там десять сладят… Родишь мальчишку, вот увидишь! Шатия в этом деле всегда помогает!

— Я… я не хочу… я не буду! Дайте мне оружие, прошу вас…

— Так дадим, конечно! — неожиданно отозвалась Сленга, расправляя на мне ткань наряда. — Выберешь в оружейной что захочешь. Ну, или что сможешь поднять.

— То есть как? — опешила я. — Мне дадут оружие?

— Само собой, — тоже удивились женщины. Переглянулись между собой, качнули головами. — Отбивайся изо всех сил, девонька! Так, как только сможешь! Пока хёгг не позовет, бейся насмерть!

— Что?! — окончательно перестала я что-либо понимать.

— Врежь как следует! — довольно закивала Ирга. — У меня шатии не было, я просто замуж вышла. Но в первую ночь дала муженьку в нос и глаз подбила! Пока он со мной не совладал и на колени не поставил!

Обе женщины довольно рассмеялись, я же ощутила головокружение.

— Но зачем?!

— Как зачем? Чтобы знал, что не просто так ему досталась жена! А в борьбе! Что постоять за себя сможет! И что она достаточно сильна, чтобы родить сильных детей и воспитать воинов! У нас близость зовут схваткой, чужачка, разве в твоих землях иначе? И чем она горячее, тем и удовольствие слаще!

Я хмыкнула. Еще как иначе… Теперь понятно, почему ильх не торопился меня целовать. Если их близость — это схватка, то кто знает, на что способна незнакомка из-за Тумана…

— Смотрите, бой уже начался! — воскликнула Сленга, подбегая к узкому окну.

Я тоже подошла, волоча за собой длинный шлейф, будь он неладен!

Сверху открывался вид на широкую площадку возле башни. И там действительно дрались! Мужиков было около трех десятков, все раздеты по пояс, в одних полотняных штанах. Могучие голые торсы блестят от масла. Оружия не было, похоже, как и в племени, здесь бой велся лишь на кулаках. Я увидела, как здоровяк Вирн заехал кулаком в челюсть своему сопернику, тот качнулся, но устоял и наградил детину ударом под ребра. Мужики хрипели, орали, рычали и колошматили друг друга, стремясь вытолкнуть за линию поединка. Вокруг подбадривала и улюлюкала толпа… Несколько мужчин вылетели за тонкую красную нить, сплюнули разочарованно.

— Да ты не смотри, что они битые, — деловито посоветовала ирга. — У нас мужики крепкие. Бывает после похода придут — щеки впалые, глаза хмельные, сами грязные, в кровище своей и чужой, а поймают если — все равно отлюбят так, что потом встать трудно! Потому что огонь в крови после боя кипит, понимаешь? От ярости риара… Женщины-то ярость не ощущают, мы лишь зов слышим. А вот мужики и то и другое. И сейчас воины разъярились, ты посмотри! Не иначе, зол наш огнедышащий… Ну так что, тебе лишь слаще будет…

Я поперхнулась и оглянулась на добрую женщину с таким лицом, что она осеклась и насупилась. Внизу с веселой усмешкой раскидывал противников Ирвин…

— Ладно, хватит тут болтать! — опомнилась Ирга. — Сленга, прекрати пялиться на воинов! Не по твою честь бой! А ты, чужачка, сядь сюда, надо что-то сделать с твоими волосами… срам один, а не волосы! У девицы они должны быть до пояса, чтобы воину было за что схватить да в кулаке стиснуть, когда на колени поставит. А у тебя что? Срам! Даже не на что венец положить…

Меня потащили к лавке, но я отдернула руку. От картины, увиденной из окна, снова всколыхнулся ужас. Проклятье, сколько там мужчин? Даже если за линию улетит большинство, то все равно останется достаточно… Да о чем я вообще думаю?!

Злость заставила меня вскочить и заметаться по комнате. Разговоры, конечно, отвлекают, но в то же время и приближают время шатии, будь она проклята! А на нее и моего чувства юмора не хватит. Какие уж тут шутки, невесело совсем! И бодрые подбадривания женщин совсем не помогают, от ужаса мне уже дышать трудно.

Кстати…

Словно услышав, затаившаяся паника накатила волной, заставив упасть на колени. Я согнулась, пытаясь сделать вдох. Хоть один… И понимая, что все бесполезно! Мой ингалятор остался в цивилизованном мире, за стеной непроходимого тумана! А без него я не могу дышать!

Ужасное чувство. Разум понимает, что вокруг полно кислорода — живительного, нужного, а я не могу сделать ни вдоха! Упала на доски пола, краем уха услышала, как кричит Ирга… Перед глазами взвился хоровод красных пятен…

А потом на мой лоб легла сухая ладонь, и тихий голос что-то забормотал. И снова прозвучали имена древних драконов. Что это? Молитва? Если бы я могла, я бы рассмеялась. Но я не могла даже дышать. Или? Осторожно потянула воздух. И снова. Приступ прошел, я снова могла глотать живительный воздух! Смахнула слезы и уставилась на невысокого мужчину. Одет, как и все здесь, просто, но зато без оружия. И на кожаном поясе болтается множество мешочков, в которых шелестят травы.

— Ну вот и все, — по-доброму улыбнулся лекарь. — Испугалась, милая?

— Как вы это сделали? — изумилась я. — Как?

Да ни один врач не мог справиться с моими приступами в течение многих лет! Мне ничего не помогало! Только ингалятор с довольно сильными лекарствами! А ведь причину моих удуший так и не нашли… Психосоматика, объясняли мне. Такая, от которой можно умереть.

Сленга и Ирга на целителя поглядывали настороженно. В их лицах благодарность смешивалась со страхом, что меня слегка озадачило.

— Я упросил красного хёгга забрать твою болезнь, лильган, — ответил мужчина. — Шатия — событие важное, ни к чему там корчиться от боли. Это и Хелехёгг понимает, раз вылечил тебя… Но это лишь сегодня, потом болезнь вернется. Ты сама должна победить ее. Твоя хворь не здесь, — он положил ладонь мне на грудь. А потом прикоснулся ко лбу: — Здесь. Проси Хелехёгга освободить тебя от нее навсегда. Дары приноси. Он услышит.

При упоминании драконьего имени женщины попятились и забормотали что-то. Снова молитвы? Обереги? Похоже.

— Кто такой Хелехёгг?

— Откуда же ты явилась, раз не знаешь о красном звере? — удивился лекарь.

— Издалека. Вы сказали — приносить дары. Но куда? У красного хёгга есть… храм?

Сленга и Ирга испуганно ахнули, а мужчина покачал головой.

— Очень далеко твой дом, дева, раз ты спрашиваешь. Я не встречал на фьордах того, кто не знает. Один храм у красного зверя. Его дом, его крепость. Имя ему — Горлохум.

И, развернувшись, лекарь с достоинством удалился.

Я открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но тут Сленга и Ирга отмерли и силком усадили меня на лавку. Одна женщина начала драть мне волосы гребнем, другая торопливо оправила складки наряда, нацепила мне на ноги туфли из мягкой кожи и вытащила из маленького ларца украшения. Блеснуло на солнце золото. Широкий кожаный пояс, богато расшитый сверкающей нитью и со множеством круглых монет-подвесок, что рядами опускались до самого пола. Несколько тяжелых браслетов на обнаженные руки, и наконец — узкий венец на голову. С золотого обруча на плечи и спину также свисали тонкие шнуры, на которых переливались драгоценные бусины.

Женщины застыли, восторженно глядя на меня.

— Красота-то какая! Даром что чужачка! Смотри, как золото в глазах отражается, загляденье! А золотинку с венца или пояса после шатии найти — к большой удаче, надеюсь, мне хоть одна достанется… Посмотри! У нас тут настоящее льдистое стекло, вместе с той снежной девицей на корабле было. Так все теперь у нас и стоит, не знаем, куда деть… Глянь!

Я смотреть на это совершенно не хотела, но упоминание неизвестного предмета заставило повернуть голову. И поначалу я удивилась лишь ему — куску сверкающего льда, что застыл у стены. И лишь потом увидела свое отражение. Замерла, не узнавая девушку в голубоватой глубине льдины. Красивая… Такая красивая, что дух захватывает. И совершенно чужая. Словно Оливию Орвей стерли и оставили вот эту по-варварски одетую деву с отрешенным взглядом больших, подведенных черной и золотой краской зеленых глаз.

В окна донеслась уже знакомая мне музыка — дин-шорх, дрожащие струны, оплетающие душу…

— Песнь перворожденных хёггов! Слышите? — с благоговением произнесла Сленга и тихонько запела: — Из огня, железа и камня вышел Лагерхёгг… Из морской пучины и соли выплыл Ньердхёгг… Со снежной вершины в сиянии неба спустился Ульхёгг… и пеплом осыпал фьорды Горлохум, когда зарычал Хелехёгг… Все потому, что Древние Звери увидели деву, что прекрасна была и чиста в наряде кровавом. И каждый заявил на нее свое право. Тысячу лет дрожала земля, пока бились звери. Черный и красный, белый и синий… Огонь и пепел, вода и снег… Начало и конец. А кому досталась та дева, знают лишь древние хёгги… — девушка замолчала и улыбнулась радостно. — Пора!

— Торопятся нынче воины, — недовольно поджала губы Ирга. — И подготовиться толком не дали, и песни пропеть… а чего торопятся? Непонятно!

Дверь открылась, и вошли еще женщины, старшая в руках держала широкую тусклую чашу. Золото? Но удивиться я не успела, ко мне подошли, обмакнули пальцы в тягучую жидкость и провели по моему лбу. В нос ударил сладковатый запах. Кровь…

Пока я оторопело это переваривала, каждая из женщин обмакнула пальцы и коснулась открытых участков моей кожи. Лоб, щеки, плечи, локти, шея, ноги… везде остались капли чужой крови.

— Милостивы будут перворожденные хёгги… милостивы и добры…

Последней меня «пометила» Ирга.

— Идем, чужачка. Ноги-то переставляй, не на руках же тебя нести!

— Нет! — я вырвалась, заметалась, ища хоть какой-нибудь выход. Но сразу же была поймана стражниками, что стояли у дверей. И снова схвачена своими служанками-охранницами. Сзади и спереди встали по мужику с оружием.

— Не надо… прошу вас! Я не хочу!

Сленга забормотала что-то успокаивающе, Ирга прикрикнула недовольно, и обе потянули меня к лестнице. Стражи топали молча, но их угрожающее присутствие ощущалось кожей. Не сбежать… Не вырваться!

Я должна что-нибудь придумать! Я ведь образованная, умная женщина! Ну не может примитивная сила возобладать над разумом!

Дернулась и поняла, что еще как может! И это уже произошло. Здесь, за туманом, другие законы, и здесь всем наплевать и на мои заслуги в ученом мире, и на разум. Да и на меня, собственно… И нет больше антрополога Оливии Орвей. Потому что одно дело — изучать чужую цивилизацию по древним осколкам и папирусам, а другое — быть ее частью. Не просто частью, а пленницей, чужачкой, безымянной девой, что сейчас войдет в круг шатии. Ужас сковал тело, и я лишь заторможенно переставляла ноги. Казалось, что все это происходит не со мной. Словно реальная Лив спряталась, выпустив наружу исследователя, который смотрит вокруг с беспристрастностью и отстраненностью ученого. Сколько раз я так пряталась? Вот и сейчас… Отмечаю происходящее, но ничего не чувствую. Вот мягкие туфли ступили на брусчатку, а прохладный морской ветер зазвенел монетами, свисающими с моего венца и пояса. Вот открыли передо мной дверь оружейной, и я схватила нож с удобной костяной ручкой. Вот расступается ряд воинов. В мужских глазах — восхищение и голод… Я иду по коридору из живых людей, алый шлейф течет позади огненной рекой. И подошвы наступают на угли, что пачкают белое платье…

И факелы. Впереди горят факелы, освещая место моего падения…

Музыка сплетает паутину, ловит души. А внутри меня разливается кипящая лава. Зов… Зов дракона.

Вскинула голову, повинуясь чутью, и увидела Сверра. Он стоял в одном из узких окон, и мне казалось, что я вижу золото его глаз — мерцающее, завораживающее, злое. Но, конечно, это лишь мое воображение.

А потом меня мягко толкнули в спину, я сделала несколько быстрых шагов, чуть не запутавшись в шелке. Обернулась, вскинулась. И мое отстраненное спокойствие разлетелось вдребезги! Вокруг были мужчины. Обнаженные торсы все еще блестят от масла и перепачканы кровью и грязью. Черепов-халесвенгов в Нероальдафе не носили, вот только вряд ли это можно считать хорошей новостью. Потому что видеть глаза — карие, черные, янтарные, в которых блестела похоть, оказалось невыносимо. Уж лучше бы скалились измазанные кровью кости. Хотя в данной ситуации ничего не может быть лучше! Все одинаково мерзко!

Оружие было лишь у меня, и я сжала свой нож с решимостью приговоренного.

Глава 18

Среди темной масти мужчин резко выделялся блондин Ирвин. А-тэм тоже оказался весь в крови, но как раз он — вряд ли в своей. Он сделал ко мне шаг, в голубых глазах плескался азарт. Я отпрыгнула, снова чуть не потеряла равновесие, подхватила волочащийся шлейф.

— Не приближайся!

Музыка летела, охватывала силками… Меня толкнули в спину — так же мягко, но пришлось качнуться вперед, в объятия Ирвина.

— Я предпочел бы в воде, лильган, — хрипло сказал он. — И лишь вдвоем… но с риаром сегодня лучше не спорить…

Прижал к себе, дернул скользкий шелк. Тот треснул, повис лоскутом на кровавой вышивке. Я же извернулась и со всех сил ударила Ирвина локтем под ребра, вывернулась, взмахнула ножом. На теле ильха проступила кровавая царапина, а внутри меня взвилась огненным сполохом радость. Не дамся! Так просто не дамся! Склонила голову и зарычала не хуже зверя!

Отступила. Везде мужские лица и глаза хищников… Я оскалилась, ударила лезвием по шлейфу, отрезая его! Отбросила. Увидела вспышку удивления.

— Так торопишься, чужачка? Не спеши, все будет…

— Подавитесь, — огрызнулась я и снова отступила, вспоминая все, чему меня учили на курсах самообороны. Не зря же ходила? После того случая, что оставил на мне шрамы, на те уроки я ходила, как по часам, ни одного не пропустила. Снова атака, отпрыгнула, ударила резко ножом. Сталь скользнула по телу ильха, намазанному маслом, почти не причинив вреда, и я чуть не взвыла. Каменные они, что ли? Кто-то обхватил сзади за талию, я резко присела, крестом складывая над головой руки и выворачиваясь. Пружиной разогнулась, не видя — ударила… И ощутила, как вошел нож в живую плоть! Огромный мужик зашипел сквозь зубы, оттолкнул меня. Но я уже отпрыгнула кошкой, обернулась, наступила с силой на чужую босую стопу… Получилось слабо, туфли-то на мягкой подошве… Эх, ботинки бы мне сейчас! Крутанулась, ругнулась сквозь зубы. Проклятое платье! Специально в такое неудобное обрядили, что ли? Правда, часть с меня уже содрали, остатки повисли лоскутами.

— Строптивая! — по наступающим хищникам прошла рябь удовольствия, словно они и не видели ножа в моей руке. — Горячая!

Меня снова толкнули в спину. А я и не заметила, как кто-то подошел. Оглянулась — тот самый Вирн. Но уже не добродушный парень, а жаждущий своей добычи зверь. Его я тоже ударила, правда, парень увернулся. Снова тычок… упала на колени… меня вздернули, оторвали еще кусок платья, прижали к чужой горячей груди. Снова удар ножом, снова лезвие в крови… Разворот, снова удар… Кулак скользнул по намазанному маслом телу… А я с ужасом поняла, что слишком слабая. Добыча. И звери играют, гоняя меня от одного хищника к другому, забавляются. Я дралась, я била, я кусалась, резала и размахивала ножом, но все это лишь царапины для закаленных в боях воинов. У всех на телах шрамы и рубцы, каждый наверняка убивал… Эти мужчины были иными — сильные, быстрые, смертельно опасные. Отличающиеся от рафинированных цивилизованных особей столь разительно, что я снова запаниковала.

Отступила, затравленно озираясь. Мое платье висело лентами, золотые монеты звенели при каждом движении. Словно колокольчики на жертвенном ягненке! И круг все сужается, в глазах каждого дрожит пламя. Стая… что готова рвать на части. Но, что странно, несмотря на мой нож, никто не ударил меня в ответ. Ильхи лишь рычали и скалились, загоняя меня, подставляя под клинок свои тела и ожидая, пока я выдохнусь. И этот момент почти наступил…

Снова толчок в плечо и сильное тело, что прижалось сзади. Возбужденное… Мозолистые руки сжали талию, не давая вырваться. Я задергалась, рыча сквозь зубы и сама превращаясь в животное. В глазах потемнело, на миг реальность исчезла, и я провалилась в прошлое. Такой же захват, чужое хриплое дыхание… И я — семнадцатилетняя девчонка. И ужас — тоже как тогда.

Но я уже не та девочка. И я ненавижу бояться! Не дамся! Живой — не дамся… Нож, главное, не потерять… Музыка взлетела, а проклятый зов усилился. Внутри живота слабо всколыхнулось желание и тут же пропало, раздавленное злостью. Голубые глаза Ирвина блеснули недоумением, и я бы победно рассмеялась, но кто-то схватил меня за волосы. Зашипела, размахивая руками и пытаясь отбиться. Удалось, нож снова вошел в чужое тело… Толчки, шаги, удары, тяжелое хриплое дыхание разгоряченных мужчин. Словно оживший кошмар…

От роскошного дорогого наряда уже остались одни лоскуты. Мои глаза застилала ярость, я уже ничего не видела, лишь кружилась фурией и била, била, била! Круги факелов плавали в туманной мути, мне казалось, весь Нероальдафе утонул в этом мареве! Удар! Меня в ответ лишь отталкивали, не причиняя вреда, хотя я и видела, как искажаются мужские лица. И движения их уже перестали быть осторожными — они злые, резкие, напряженные. В глазах читаются изумление, злость и почти обида. Похоже, каждый уже понял, что игра затянулась, строптивая чужачка не желала становиться покорной!

И снова толчок. Я потеряла равновесие, свалилась на колени. И тут же тяжелое тело придавило к земле, босая нога наступила на разметавшиеся волосы, не давая подняться, а сильная рука отбросила выпавший из ладони нож. Я взвыла.

— Хватит! Какая же ты неукротимая… Не ожидал.

Голос Ирвина заставил меня зашипеть и забиться под ним. А-тэм тяжело придавил к земле мои бедра, вдавился всем телом.

— Нет! — заорала я, пытаясь увидеть, куда упало мое оружие.

— Прекрати! — уже гневно выкрикнул а-тэм. И еще — удивленно: — Почему ты все еще противишься? Почему?! Я ведь зову тебя…

— Отпусти! — я изо всех сил вцепилась зубами в ладонь Ирвина, теперь уже взвыл он.

— Да чтоб тебя!

И тут же телу стало легко, позади что-то глухо упало. Я перевернулась, поджала ноги и ахнула. В кругу шатии был Сверр. И от его тела рассыпались огненные искры. Не отрывая взгляда, он сделал несколько шагов и поднял меня на руки. Молча развернулся. Я вцепилась грязными и дрожащими ладонями в его плечи, и Сверр тяжело втянул воздух, его побледневшее лицо исказилось.

— Но риар… Девчонка наша! — завопил опьяненный шатией Вирн.

— Прочь! — от рыка Сверра факелы взвились в небо огненными торнадо, и толпа испуганно отхлынула.

— Не по закону, мой риар, — Ирвин легко поднялся с земли. — Пленница наша, это закон шатии. Ты сам приказал. А прямо сейчас она моя. Бой был честным!

— Кто прикоснется к ней — умрет. А каждый, кто желает взять пленницу, будет биться со мной. Прямо сейчас. — Тяжело бросил Сверр. Над площадью повисла густая тишина. А потом ударила молния, и только сейчас я осознала, что над Нероальдафе бушует странная, противоестественная гроза. Без дождя, но с бесконечными зигзагами огненных вспышек, что рассекали небо. Лиловая, налитая туча лежала почти на крышах домов, жадно облизывая тьмой камни и печные трубы. Словно небо взбесилось и вот-вот обрушится на землю, похоронив под собой весь город…

— Но как же… — с обидой протянул кто-то из мужиков, утирая с лица кровь. Похоже, всем им от меня досталось. — Как же так? Не по закону…

— Вы забыли главный закон шатии, — процедил риар.

— Она не отвечает на мой зов, — протянул мрачно Ирвин. Уставился на меня хмуро. — А значит, брать ее нельзя! Навредим…

— Как это не отвечает? — изумились остальные. — Но это невозможно!

Сверр их словно не слышал. Он смотрел мне в глаза, и золото плавилось… Развернулся и вынес меня из круга. Воины тяжело дышали и скрипели зубами, но расступались, пропуская его. Ирвин смотрел вслед, прищурив светлые глаза. Но я уже никого не видела… Сверр толкнул ногой массивную дверь, внес меня в башню. Стремительные шаги по лестнице… И швырнул на постель.

Я подскочила, метнулась в сторону.

— Не подходи!

Ильх посмотрел в глаза… и я выгнулась от обжигающей лавы желания. А он рывком прижал к себе, к своему телу — такому же неистовому, как буря над Нероальдафе. Его руки лихорадочно трогали, гладили, сжимали, он дышал загнанным зверем, так же, как и я… Снова толкнул на постель…

— Не трогай! Ненавижу тебя!

— Хочешь, чтобы я тебя вернул в круг?! — рявкнул ильх. Вцепился в мои плечи, встряхнул. — Там лучше?

Я мотнула головой. Он вздернул мои руки, придавил.

— Говори! Где лучше? Там?

— Ненавижу тебя! Отпусти!

Он оскалился.

— Ты сказала, что с кем угодно лучше, чем со мной!

— А ты отдал меня… им! — злость и страх снова вскипели, заставив меня задрожать и попытаться вырваться. Какой там!

— Ты перечишь мне! — прорычал ильх, наклоняясь. — Ты думаешь, что все еще находишься за туманом? Ты в Нероальдафе. Ты пленница! Ты должна покориться и признать мою власть!

— Ты отдал меня!

— Никогда, — хрипло выдохнул ильх. — Не отдам. Поняла? Поняла?! Убью, но не отдам… — еще один хриплый вдох… непонимание и злость в золотых глазах… — На тебе была одежда Ирвина, и ты разозлила меня… А я слишком устал, чтобы сдержать ярость! Я не человек, Лив, чтоб меня пекло сожрало! Я не могу иначе!

Я задохнулась, уже ничего не понимая. Я лишь ощущала, что сейчас сгорю в том пламени, которым сжигал нас хёгг. Или от страха и ярости, в которые он меня окунул… Выдернула руки и ударила Сверра. Заколотила по его груди, плечам, лицу, желая причинить боль. Он не двигался, терпя мое безумство. Только смотрел своими невозможными глазами и рвано втягивал воздух. А когда я выдохлась, схватил мои запястья, сжал, не давая пошевелиться.

— Ты должна была просто закричать, — его лицо исказилось. — Закричать, забери тебя Горлохум! Позвать меня! Попросить прощения и склонить свою проклятую голову! Так сделала бы любая женщина! Какого пекла ты молчала? Ты все время молчала!

Он встряхнул меня, и я ошарашенно моргнула. Закричать? Этого он хотел? Чтобы позвала его?!

— Я не понимаю…

— Перестань сопротивляться мне!

Он торопливо, как-то яростно провел ладонью по моему телу, подминая под себя еще сильнее. Звякнули золотые монеты на поясе. А потом вдруг прижался губами к моим губам. Лизнул по-звериному. Провел языком по нижней губе, толкнулся кончиком внутрь — совсем немного. Слегка прикусил. И снова лизнул. Неумело и странно… Смутно, заторможенно поняла — целует. Пытается поцеловать. Что я сказала ему тогда, в своей крошечной квартире? Что так делают люди, которые хотят доставить другому удовольствие… а он ответил, что это опасно.

Что он хочет сказать теперь? Что дарит мне вот это доверие? Или что я могу откусить его проклятый язык, которым он велел отдать меня на шатию?

Тихо вскрикнув, я раскрыла губы, коснулась его языком… Сверр замер надо мной, а потом втянул мой язык в рот, лаская своим. Инстинктивно, двигаясь лишь по воле желания, что тянуло нас друг к другу. А оно заставляло, требовало сближения любым способом. И потому неумелый поцелуй почти сразу стал столь возбуждающим, словно ильх не раз тренировался в таких ласках… Он сжал ладони на моих бедрах, прижал к своему паху… Я вцепилась в его плечи, растворяясь в неге и каком-то всеобъемлющем чувстве безопасности. И это было странно — так чувствовать с ним. Ведь именно он отдал меня под шатию, он притащил в Нероальдафе, он — причина всех бед. И он — источник тепла, силы, наслаждения, покоя… Всего. Эмоции плескались внутри, лишая меня разума. Дракон все-таки оголил мои инстинкты, сорвал покров цивилизованности и оставил меня без защиты. В этом вихре чувств я не умела ориентироваться, я не знала как… Я ощущала себя иной Лив — той самой незнакомкой из льдистого зеркала. Сверр прав, как можно изучать людей, если не знаешь даже себя? Разве антрополог Оливия Орвей могла драться, как бешеная дикарка? А потом сгорать от желания под тяжелым телом риара?

И он снова звал меня. Я могла сопротивляться этому зову, знала, что могла. И еще знала, что он снова отступит, если я воспротивлюсь.

Ильх отстранился, горячо глядя мне в глаза. Так жадно… В золоте глаз — болезненный, мучительный голод. Сверр сжал пальцы, стискивая в руке мои короткие волосы. Выдохнул. Разжал ладонь. Снова сжал…

— Убери зов… — выдохнула я.

— Не могу… — вжался бедрами в мой живот, коротко зашипел. — Ты что, не видишь? Я не могу, будь оно все проклято! — И снова пряди в кулаке. И снова горячие губы, терзающие распухшие мои. И злые глаза, когда оторвался…

Вдох. Выдох в чужие губы. Страх и желание… Должно остаться что-то одно, так он сказал мне. И эту ночь я хочу запомнить иначе, сохранить в душе другие эмоции и образы. Вытеснить из головы шатию…

— Я хочу это забыть, — прошептала я. — Заставь меня забыть. Ты ведь сможешь!

Понимание заставило его тело дрогнуть.

— Да, — коротко выдохнул Сверр.

Сможет. Он все сможет… И от этого тоже страшно.

Зажмурилась. От моего платья почти ничего не осталось, тело в разводах грязи и чужой крови, руки дрожат… и перед глазами снова круговерть чужих лиц…

Сверр издал короткий, сдавленный рык.

— На меня смотри!

Снова приказ, но я подчинилась.

Он придавил меня к постели одной ладонью, словно боялся, что я убегу. И снова прижался к губам, исследуя языком мой рот. Торопливо дернул завязки на своих штанах, отстранился на миг, освобождаясь от одежды. И снова накрыл своей тяжестью. Я погладила мощные плечи, зарылась пальцами в темные волосы, как он, сжала в кулаке. И толкнула ильха в грудь, заставляя перевернуться на спину. Он нахмурился, не понимая.

— Ты ведь хотел узнать, как это делают люди, — я прижала ладонь к его груди, ощутила стук сердца. — Иногда — вот так…

Удержать Сверра я, конечно, не могла, но он замер, настороженно глядя на меня и позволяя делать то, что хочу. Я провела рукой, слегка царапая его загорелую кожу. Очертила контур грудных мышц, тронула железный браслет на предплечье, погладила жесткий рельеф мужского живота… И ощутила желание облизнуться. Напряженный до дрожи Сверр, лежащий передо мной обнаженный и возбужденный, — это зрелище лишало меня остатков разума! Я перекинула ногу и оседлала его бедра. Зрачки ильха расширились, сейчас от золота радужек остался лишь тонкий ободок. Его взгляд жадно прикасался к моему лицу, груди, раздвинутым ногам… И судя по этому взгляду, вряд ли риар останется неподвижным надолго. Сверр зашипел, когда я двинула бедрами, прижимаясь к его паху. Широкий пояс со стекающими вниз монетами все еще был на мне и тихо звенел от каждого движения. Дзинь! Я снова повела бедрами, заставляя ильха зарычать и вцепиться в мои бедра. Дзинь-звинь! И он приподнимается, жадно целует губы и стонет, когда я снова опускаюсь, но уже соединяя тела… Мой стон он слизал языком и начал двигаться, удерживая меня. Золотые монеты жестко терли кожу при каждом толчке, но ни я, ни он не могли остановиться, чтобы убрать их. Сильные руки, мощные проникновения, нежные губы… Невероятные ощущения вытесняли страх и дарили мне новые воспоминания. И я кричала, ловила губами его стоны и хрипы, совершенно потерявшись в чувственном удовольствии близости. Наш пик наслаждения снова показался мне извержением вулкана, и я обмякла, растянулась на груди Сверра, все еще ощущая внутри его пульсацию и свою дрожь. Ленивая нега растеклась по телу, мыслей не осталось… Риар тоже замер, тяжело переводя дыхание. Золотые глаза сияли удовольствием и искрами затихающей ярости. Черный хёгг успокоился… А во мне больше не было злости.

Но стоило подумать об этом, Сверр приподнялся и встряхнул меня.

— Не спи! Ты не сказала мне!

— Что не сказала? — ошалело повторила я.

— Что ты принадлежишь мне!

Я вынырнула из своей неги и сжала зубы, чтобы не ответить. И снова не послать этого собственника-дракона куда подальше. Он перевернулся на бок, подгреб меня под себя, сжал пальцы на ягодицах. Лизнул щеку.

— Скажешь, — протянул уверенно. — Скажешь, лильган. — И улыбнулся, рассматривая меня. Глаза ильха сейчас казались двумя начищенными монетами, и я даже удивилась, что могла принять их когда-то за человеческие. Вот уж нет!

Сверр снова тронул мои распухшие губы. Лицо его стало насмешливым и удивленным.

— Это самое порочное, что только можно придумать, — протянул он. — Ощущать твой язык у себя во рту.

Задумался. Втянул воздух. В золотых глазах искрами вспыхнули догадки.

— Или не самое порочное, — озадаченно протянул он. — Но это я испробую с тобой чуть позже, лильган. Утром.

Он прижал меня к себе, закрыл глаза. И, похоже, собрался просто уснуть! После всего!

— Мне надо в душ, — пробормотала я, пытаясь отодвинуться. — Ну, то есть… м-м-м… лохань? Корыто? Таз с водой?

— Нет, — отрезал Сверр. — Утром.

— Мне надо сейчас, — упрямо повторила я. Устало закрыла глаза. События понеслись в голове хороводом разноцветных лоскутов. Совет, Академия, полет, кладовка, шатия… Он. Слишком много всего. Тело и разум требовали передышки. Но я не могу уснуть так.

Снова дернулась, пытаясь выползти из-под придавившего меня тела.

— Завтра! — рявкнул Сверр, не открывая глаз.

— Сейчас! — воскликнула я. И добавила тихо: — Мне надо смыть с себя… все. Всех…

— Я уже стер с тебя чужие запахи. Теперь ты пахнешь только мною. — Он все-таки открыл глаза, глянул недовольно. — Упрямая. Непокорная. Не дающая мне спать чужачка.

— Такие долго не живут? — усмехнулась я. И увидела, как дрогнули губы Сверра, хотя он и скрыл улыбку. А потом рывком перекатился и встал, схватил меня за руку и потащил куда-то.

Только сейчас я обратила внимание на комнату, в которой мы оказались. Помещение было большим, круглым, уставленным прочной мебелью. Широченная кровать невероятного размера, застеленная сейчас смятым темно-синим покрывалом, массивный стол на драконьих лапах, кресла, шкаф с книгами, камин с тлеющими углями… Не похоже на жилище варвара. Да и не варвар он, но точно — другой…

— В тот грот, где меня чуть не утопил Ирвин, не пойду! — внезапно уперлась я, предположив, куда меня тащат. Сверр наградил насмешливым взглядом, откинул свисающую ткань, за которой оказалась дверь. А за ней — еще одна комната, с каменным бассейном посредине.

Ильх втащила меня в центр и сдвинул рычаг. В камень ударила теплая вода.

— Ух ты, — восхитилась я.

— И никаких диких зверей, — насмешливо произнес Сверр. — Кроме меня, конечно.

— И как она нагревается? — я не сдержала смех.

— Под башней котлован с огнем хёгга. И система железных труб, — отозвался Сверр, располагая меня на своем теле. Вода медленно заполняла бассейн, ильх довольно жмурился, перебирая золотые монетки на поясе, что все еще был на мне. Я поставила ладони на грудь ильха, приподнялась. Сверр сейчас казался таким расслабленным и спокойным, каким я ни разу его не видела. Он погладил мне спину, посылая мурашки вдоль позвоночника.

— У нас говорят, что мужчина — это скала, — медленно проговорил он. — И должен стоять нерушимо, невзирая на бури и шторма. А женщина — это вода, что течет вокруг скалы. Мягко обтекает все острые грани. — Он помолчал. — Женщина должна научиться течь водой, Лив. И знаешь… — его губы дрогнули в улыбке, — я не видел скалы, которую не стесала бы вода.

— Я не умею… быть водой, — тихо пробормотала я. Совсем не умею. Не было у меня такого опыта, чтобы научиться. Я привыкла защищать себя, но не… течь.

Сверр снова провел вдоль моего позвоночника. Вода уже набралась, и лежать вот так было невероятно приятно. И странно. Потому что и это у меня было впервые… Эмоциональная сфера жизни всегда казалась мне слишком сложной, чтобы в нее лезть, но здесь, на фьордах, все изменилось. И на миг даже возникла мысль, что я могла бы научиться… быть водой. С ним. Вот только… невозможно. Моя жизнь другая, и я другая, я не принадлежу фьордам. Я здесь лишь чужачка. Нельзя забывать об этом. И чувствовать тоже нельзя.

Посмотрела на сомкнутые глаза Сверра. И осторожно тронула обруч, темнеющий под его горлом.

— Такие носят лишь… те, кто становится хёггом, так? Это вы называете кольцо Горлохума?

— Это его дар людям, — рассеянно пробормотал Сверр. Глаза у него закрывались. И лицо осунулось. Устал? Я вдруг вспомнила, как его били в Академии. Как тыкали в него парализаторами — бесчисленное количество раз. Как пробила пуля грудь ильха. Все это было совсем недавно. И словно сотню лет назад.

Осторожно тронула красный шрам над ребрами.

— Но как это возможно? Я думала… ты мертв. Любой человек был бы мертв…

— Я ведь не человек, Оливия Орвей. Ты сама сказала это на том совете. А для того, чтобы понять, заманила в постель, пообещала наслаждение. — Золотые глаза блеснули. Не спит, оказывается. Затаился и наблюдает из-под опущенных ресниц. Как… змей.

— А кто ты? — тихо спросила я.

— Если сама все видела, то зачем слова? — насмешливо прищурился Сверр.

— Хёгг… У нас говорят дракон… — прошептала я. — Но как?..

— У нас молчат, — ильх снова закрыл глаза, его мышцы расслабились. Но ладонь продолжала поглаживать мою спину. — О хёггах лучше молчать, Лив. Так оно спокойнее.

— А тот, кого ты убил в племени? Тоже… хёгг?

— Дикий и свободный. Без кольца на шее.

Я нахмурилась.

— Что случается, когда надеваешь кольцо?

Он снова качнул головой, чуть улыбаясь.

— А зов хёгга? Что это?

— Ты его чувствуешь. Мой зов… У каждого хёгга он свой, Лив. — Золото блеснуло из-под опущенных век. — Ты не откликнулась на зов Ирвина, да и моему сопротивляешься. — Ильх нахмурился недовольно. — И это очень странно, чужачка…

Пальцами снова ощупал выступающие косточки на спине Лив. Такая хрупкая. Мелкая. Нежная… И такая строптивая и упрямая, что хочется придушить. Или вновь завалить на кровать. Даже сейчас, когда меня уже утаскивал сон, а тело требовало отдыха, хотелось снова погрузиться в жар лильган. Двигаться, смотреть ей в глаза и снова ласкать ее язык. Так порочно и невероятно приятно… Возбуждение лениво проползло вдоль хребта, разлилось в паху. И Лив покраснела, ощутив мое желание. Я усмехнулся, наблюдая за ней. Борется со мной и с собой, пугается, злится, сопротивляется… Женщина фьордов радовалась бы, а эта… Эта опять задает вопросы. Хочет знать, хочет разобраться. И надеется вернуться за туман, чтобы рассказать обо всем конфедератам.

Меня это злит, почти пробуждает уснувшую звериную ярость. Стоя у окна башни и наблюдая шатию внизу, я с трудом удержал зверя. Он был так близко, что дымиться начал я сам — человеческое тело, неприспособленное для огня… Но я забыл обо всем. Поставил под угрозу своих людей и город. Видел лишь ее — хрупкую, в белом платье, с яростью отбивающуюся от воинов… И ощущал лишь желание убивать. Убивать всех, каждого, кто прикоснулся к ней… Она должна была лишь закричать! Покориться!

Но Лив молчала. Она дралась, как мужчина, хотя ее силы были ничтожны, и молчала. И я не знал, чего во мне больше — восхищения или ярости.

Мой зверь бесновался совсем рядом, пока я осознавал главное. Первое — еще немного, и черный зверь уничтожит Нероальдафе. Второе — Лив меня не позовет. Не попросит помощи, не склонит голову. Она погибнет там, в кругу мужчин и факелов, но не сдастся. Ее гордость сильнее ее желания жить. Возможно, это глупо, но фьорды уважают гордую и храбрую душу в любом теле…

Внутри полыхнуло огнем, и горло опалило желчью. Ладони сильнее сжали женское тело, желая снова владеть. Даже близость не усмирила ярости и той непонятной болезненной ненависти, что владела мною, когда я смотрел из окна. Моя, только моя…

И она не отозвалась на зов Ирвина.

От понимания этого стало легче, хотя и ненамного. Я не хотел думать, что сделал бы, если бы отозвалась. Мои чувства слишком… неразумны. В них нет разума, нет риара, есть лишь инстинкт собственника. И если я сегодня пытался освободиться от этих странных чувств к чужачке, то сделал лишь хуже…

Лив тихо вскрикнула, и я разжал руки, поняв, что сдавил слишком сильно. Выругался сквозь зубы, втянул влажный воздух. Надо успокоиться, мне ли не знать, как опасна моя ярость. Лив останется здесь, в Нероальдафе. В моих покоях. В моей постели. Это решено.

Девчонке я пока об этом не скажу, конечно. Иначе она снова взбрыкнет. Пока ее голова забита прежней жизнью и мой мир для нее слишком иной. Мне проще, я с детства читал и изучал земли за Великим Туманом. Я был подготовлен к приходу людей. А вот для Лив все иначе.

Но она привыкнет. Со временем.

Только вот приручать придется по-другому. Лив не вода, она камень. Крохотный, мелкий, но твердый камень, чтоб ее… А если камень ударить о скалу, он лишь рассыплется в пыль…

Лильган снова спрашивает о хёггах, о кольце на моей шее.

Любопытная… мне ужасно лень ворочать языком, но почему-то я отвечаю ей. И осекаюсь, когда вспоминаю о зове. Хмурюсь…

— Я хочу, чтобы ты сейчас не отзывалась мне, лильган, — сказал вдруг Сверр, открывая глаза. — Поняла?

И, дождавшись моего кивка, медленно погладил мои плечи, спускаясь ниже. И внутри снова всколыхнулась лава… Зов… Желание, вскипающее внутри. Потребность подчиниться, принять, подарить и получить наслаждение! Я ахнула, завозилась, пытаясь соскользнуть с напряженного мужского тела. Потому что и сам ильх, кажется, был зависим от этого зова. Его мышцы затвердели, воздух рывками выходил из груди, каменный член упирался в мой живот. Я втянула воздух, мотнула головой. Больше всего мне хотелось оседлать его тело и снова почувствовать губы. Но когда Сверр с усилием разжал ладони, я откатилась и прижалась к противоположной стороне бассейна. Ильх тяжело вдохнул и кивнул.

— Даже не знаю, хвалить тебя или наказывать. Значит, я был прав. Ты способна сопротивляться зову зверя.

Ильх нахмурился, похоже, это открытие его сильно озадачило.

— Не понимаю как.

— Хочешь сказать, ты никогда не встречал тех, кто может противостоять этому… притяжению?

— Никогда, — бросил Сверр. — И не могу сказать, что рад сейчас. Зов подчиняет всех без исключения. Всегда.

Хотя и недовольным он не выглядел. Скорее — озадаченным. Ильх ужасно любопытен, его влечет все новое и непонятное, например, я… Чужачка, умеющая сопротивляться. Новая, неизведанная игрушка из-за тумана. Что та ручка с золотым колпачком…

И почему-то снова стало грустно.

Я потянулась к широкой чашке, в которой лежало что-то похожее на мыло. Провела кусочком по телу, пытаясь не смотреть на ильха. И вздрогнула, когда он рывком оказался рядом и прижал меня к бортику. Слегка утихшее желание вспыхнуло вновь.

— Разве ты не хотел спать?

Сверр собственнически потянул за кожаный пояс на моей талии, звякнули золотые монеты.

— Мы будем спать, лильган. Скоро. Но прежде я хочу повторить.

Его губы уже по-хозяйски накрыли мои. Быстро же он освоился, мелькнула сердитая мысль. Ильх придавил меня животом к краю бассейна, схватил за волосы, сжал бедра… Сдавленно застонал… Толчки — размеренные, неторопливые, чувственные… Губы, ласкающие мою шею и косточки позвоночника… И наслаждение, долгими спазмами расходящееся по телу…

— Лильган… Лив…

От сильного рывка пояс треснул, и монеты посыпались в каменную чашу. Правда, это я поняла лишь краешком сознания, слишком захваченная порочным удовольствием. Глухо зарычав, Сверр толкнулся последний раз и замер. Провел языком по моему позвоночнику и разжал руки.

— Вытирайся и иди в постель, Лив. Я тебя жду.

Сам встряхнулся, разбрызгивая воду, легко шагнул из бассейна. Дверь мягко закрылась.

— Варвар! — буркнула я ему вслед, но вышло не сердито, а насмешливо. Да и трудно злиться, когда тело все еще пребывает в неге наслаждения, а внутри затихает мой личный вулкан.

И чувства смешивались, не давая их толком проанализировать. Задумчиво брызнула на тело водой. Завтра, решила я. Моему мозгу и телу нужны отдых и полноценный сон. А завтра я все осмыслю и решу, что делать дальше.

Ополоснувшись, я тоже выбралась из воды, быстро вытерлась широким льняным полотном и вернулась в спальню. Ильх лежал с закрытыми глазами, его бронзовая грудь равномерно вздымалась и опускалась. Тлели огни в камине, оранжевые отсветы пятнами плясали на полу. Буря за окном стихла… Я легла на край кровати, и тут же, не открывая глаз, Сверр притянул меня ближе, подмял под себя.

Попыталась выбраться, но какой там! Ильх даже не пошевелился, только прижал плотнее. И я подумала, что дождусь, пока он уснет, а после отодвинусь, потому что я ведь привыкла спать в одиночестве, а значит, ни за что не усну вот так…

Но измученный организм считал по-другому. И решил, что в спать в кольце мужских рук ему удобно. Так что уже через пять минут я провалилась в сон без сновидений.

Глава 19

Экстренное заседание в Академии Прогресса началось в гробовом молчании.

Торжественный зал для таких совещаний сменился небольшим помещением в противоположном крыле здания. Во многом потому, что из окон этого зала не было видно впечатляющих и немыслимых разрушений, нанесенных Академии.

И на этот раз большинство составляли не ученые, а люди в серой форме — агенты безопасности Конфедерации.

— Приступим, господа, — начал командующий. — Кто еще не знает, мое имя Этан Грэй, командор разведки и внешней безопасности Конфедерации.

Клин Островски усмехнулся совпадению — серый Грэй, но, получив хмурый взгляд военного, сник и уставился на свои руки.

— Сегодня мы не будем обсуждать промахи и ошибки сотрудников Академии, которые просмотрели опасность и поставили под угрозу жителей Конфедерации…

— Просмотрели? — снова не выдержал Клин. — Да вы видели, кто он? Мы и предположить не могли…

— Помнится, ваша коллега, госпожа Орвей, смогла сделать подобное предположение, — холодно оборвал его Этан Грэй. — А значит, для этого были основания.

— Вы не понимаете! — теперь не выдержал ректор Академии, вскочил, утирая со лба испарину. — Это же… нереально! Невероятно! Это невозможно, в конце концов! Мы не знаем, как это объяснить! Законы физики просто попраны, вы это осознаете? Что мы должны были предвидеть? Дракона?

Ученые зябко поежились, военные ответили хмурыми взглядами. Этан продолжил:

— Я повторюсь, мы не будем сейчас обсуждать причины появления данного… существа. Объяснить его существование, равно как и появление в стенах Академии, — ваша забота. Моя же — устранить угрозу. А в том, что она существует, более того, вполне реальна, можно убедиться, взглянув на разрушенное крыло этого здания. — Военный обвел людей колючим взглядом. — Мы столкнулись с превосходящими силами противника, которые пока не можем объяснить. И не знаем, как с ними бороться. И наша первоочередная задача — узнать, понять и обезвредить.

— Обезвредить? — вскинулся Жан. — Что значит — обезвредить? Это же сенсация! Мы должны изучить уникальное явление! Незнакомая нам форма жизни — это прорыв, господа!

— Изучать эту форму вы будете после того, как она перестанет угрожать Конфедерации, — отрезал Этан. — Похоже, вы не понимаете масштаба проблемы, господа! Впрочем, я и не прошу вас понимать. Сейчас мне нужно от вас другое. А именно — схемы, графики и отчеты, позволяющие нейтрализовать угрозу. И начнем мы с вас, господин Эриксон. Вы говорили, что обнаружили три точки, в которых туман поредел? Вот здесь? — Этан указал места на карте.

— Все верно. Но одна находится в море, вторая — на горной гряде. Там туман почти исчез, но мы можем выйти в какое-нибудь ущелье. У нас нет плана местности со стороны фьордов. Самая доступная для прохода точка получается та, через которую экспедиция уже попадала на фьорды.

— Самая доступная не означает — лучшая, — бросил командор. И еще раз посмотрел на карту. Ткнул кончиком указки в очертание скал. — Каковы наши шансы пройти здесь?

— Я ничего не знаю о наших шансах пройти хоть где-то, — хмуро отозвался исследователь. — Я склонен считать, что экспедицию провели на фьорды благодаря каким-то силам, которые мы пока не понимаем. Силе дракона, если хотите.

— Но здесь туман практически рассеялся. Так?

— Да, — с неохотой подтвердил Андерс.

— Хорошо. — Этан кивнул своим мыслям. — Значит, в силу вступает план вооруженного проникновения.

Бом! Бом! Бом!

Проклятый будильник! Неужели пора вставать?

Я перевернулась, смутно ощущая какую-то неправильность, открыла глаза. И разом все вспомнила. Нероальдафе, Сверр, фьорды… Драконы.

Подпрыгнула на кровати, скатилась на пол. Сверра в комнате не было, а в узкое окно долетал тревожный и раздражающий звук колокола: «Бом! Бом!»

Дверь хлопнула, впуская Иргу.

— Одевайся скорее! — с порога закричала женщина, бросая на кресло несколько тканевых свертков.

— Что происходит? — я растерянно прикрылась краем покрывала. — Где Сверр?

Женщина одарила меня недовольным взглядом.

— Риар на берегу. Он приказал мне позаботиться о тебе, чужачка. Так что поторопись!

— Меня зовут Оливия. — Я опустила покрывало и решила, что одеться — это неплохая мысль. Рассмотрела свертки и хмыкнула — ну что ж, ожидаемо. Нижняя рубашка из беленого льна, темно-зеленое платье из тонкой шерсти и без рукавов, с разрезами на боковых швах. Чулки из сукна и нижнее белье, похожее на короткие шортики. Что ж, в целом неплохо! Короткие ботинки из мягкой кожи, пояс, несколько раз обхватывающий талию, и широкий теплый платок на плечи. Или на волосы? С этим я пока не разобралась. Хотя вроде женщины здесь голову не покрывают…

— Что это за звук? — спросила я, натягивая одежду.

— Так напали на нас, — деловито пояснила Ирга, и я уронила ботинок. Женщина удивленно вскинула брови. — Что ты так всполошилась? Там, откуда тебя выкрали, разве не нападали?

— Кто напал?!

— Кажется, снова Аурольхолл, — совершенно непонятно пояснила служанка. — Это недалеко, всего в трех днях пути по морю от Нероальдафе. Белый риар уже давно точит зубы на нашу крепость.

Ветер принес крики и звон металла…

— Ужас какой… — выдохнула я. — Там что же, сражение? А если кого-то убьют?

— Всякое бывает, — философски заметила Ирга, деловито убирая постель. — Но ты не бойся, сейчас я отведу тебя в укрытие, будешь там сидеть, пока сражение не закончится. Да не трясись, наш риар не по зубам снежным! Тем более с а-тэмом. Но лучше бы нам поторопиться…

Я быстро натянула обувь и вслед за Иргой выскочила из комнаты. Служанка побежала по извилистому темному коридору, успевая на ходу разговаривать и коситься на меня.

— А монетку-то с шатии я добыла! Хоть и не по правилам все было, но золотинка — к милости перворожденных… Совсем не по правилам… Никогда я такого не видела…

Я сцепила зубы и промолчала, игнорируя жадный интерес в глазах служанки. Она обиженно надулась, но тут же игриво хмыкнула.

— Зато к лету у нас столько детишек народится, после вчерашнего-то! Я такого зова и не упомню… Да никто не упомнит! Нероальдафе до утра уснуть не мог!

— В смысле? — остановилась резко. — Ты о чем?

— Так о страсти, что вчера всех обуяла, — Ирга хитро прищурилась. — Хороший зов был, огненный! Все почуяли, все приняли… И дети теперь родятся сильные, и мы будем здоровенькие и крепкие! Если бы не нападение, в Нероальдафе уже пир бы устроили…

— Что? — я вцепилась в ткань юбки. — Значит… зов хёгга ощущают все в крепости?

— Ну, тебе-то точно досталось больше других, — хмыкнула Ирга. — Даже страшно — столько-то пламени, так и сгореть можно… Но и остальные почуяли, конечно. Как же иначе? Чем мощнее зов, тем крепче дети, так что ночью все заняты были… Да что ты так смотришь, словно и не знала о таком? Странная ты, чужачка! Откуда только такая! Тащат к нам не пойми кого, а мне тут объяснять…

Бормоча себе под нос, Ирга поволокла меня вниз по лестнице. Похоже, убежище располагалось в подвале… Я же судорожно пыталась осмыслить новые данные. Выходит, ментальное воздействие дракона имеет значение для всей общины. И все, проживающие рядом, ощущают его. И знают, когда он… кого-то зовет. Отлично.

Скрипнула зубами. И побежала в другую сторону, прочь от ступеней в темное подземелье.

— Стой! Ты куда! Чужачка!

— Не люблю подвалы, — на ходу бросила я. Подобрала юбку и ускорилась, не обращая внимания на вопли за спиной. Ирга кого-то звала, но, похоже, все воины сейчас были заняты нападением и им было не до салочек с пленницей риара.

Чем я и воспользовалась. Юркнула за угол, выскочила из крепости, пробежала под низкими навесами непонятного назначения… По мощеным улочкам Нероальдафе носились люди, хотя особой паники я не замечала. Скорее — деловитую собранность. Женщины загоняли в хлева скотину, запирали двери и ставни домов, прятались. Мужчины споро тащили к стене орудия и снаряды, другие, в кожаных доспехах с металлическими пластинами, бежали к закрытым воротам, придерживая оружие. Никто не орал «Мы погибнем!» и «Все пропало!», никто не голосил от ужаса. Каждый занимался своим делом, и это лишь подтверждало, что подобные нападения здесь не редкость.

Я тоже понеслась к стене, вслед за мужчинами, пытаясь не привлекать к себе внимания. Но им действительно сейчас было не до меня, лишь один пожилой ильх зыркнул из-под кустистых бровей и рявкнул:

— Куда несешься, дурная? Укрытие в другой стороне!

Я истошно закивала и, когда мужик скрылся, метнулась к стене, на которой стояли воины. Через каждые двадцать метров наверх вела приставная лесенка. Огромная пасть каменной головы захлопнулась, железные ворота теперь закрывали вход. И тут над городом понесся дикий рев.

Дракон!

Мелькнула трусливая мыслишка, а не залезть ли мне и правда в подвал, но ее тут же смела волна исследовательского энтузиазма. И банальное любопытство, которое заставило меня взобраться по лесенке, распластаться на стене и выглянуть вниз.

Широкое пространство между берегом моря и укреплением блестело инеем. Я удивленно прищурилась. Точно, иней. Трава прихвачена белой изморозью, песок кое-где укрыт снежком. Но дальше, у воды, зеленеет трава. Так откуда этот кусок зимы?

В стену снова ударило — бом! К сожалению, стена закруглялась, и со своего места я видела немного. У берега покачивались лодки, на песке топтались воины. Я присмотрелась. Почти у всех мужчин волосы словно тоже тронуты инеем. На кожаных доспехах матово посверкивали светлые пластины. Неужели серебро? Похоже… Таким же было оружие — копья, короткие и длинные мечи, секиры, ужасающие топоры…

— Болты! — вдруг закричали с нашей стороны, и вниз хлынул ливень из круглых металлических орудий. Я восторженно ахнула, пытаясь не упустить ни одной детали.

Снова раздался рев, и край стены обвил серо-белый хвост. Огромный. Шипастый. Он ударил кладку, выбивая каменные брызги. И снова подтянулся, исчез за поворотом. Зато в ворота бухнуло так, что, кажется, содрогнулась вся крепостная стена. Я вытянула шею, желая рассмотреть, что там творится, но подбираться ближе не рискнула.

Удары прекратились, как и рев, а потом над крепостью раздался крик:

— Сверр! Так и будешь сидеть в укрытии или все-таки выйдешь и покажешь, на что способен?

— А я все ждал, когда тебе надоест бесполезно рычать и ты явишь нам свое белое личико, Данар, — насмешливый голос риара Нероальдафе, что, казалось, раздался совсем близко, заставил меня сжаться, пытаясь сделаться невидимкой. И прислушаться. — Кажется, в прошлый раз ты уже пытался пробить мои стены. Но неудачи тебя ничему не учат, так, Данар?

На стенах рассмеялись. Воины внизу негодующе зашипели, потрясая оружием.

— Выходи! — в голосе неведомого мне Данара рычала ярость. Но вот Сверра она, похоже, мало заботила, его интонации остались такими же лениво-насмешливыми.

— Зачем? В очередной раз надрать твою снежную задницу?

Смех стал громче, как и злобные выкрики внизу.

— Когда мы войдем, ты будешь молить о пощаде, сволочь! — выплюнул Данар. Воины внизу присели и снова закрылись щитами. Я нахмурилась. Похоже… похоже, нас сейчас атакуют. Но как?

Застывший в отдалении чужой корабль качнулся, блеснуло на корме белым, и судно выплюнуло вспышку. Она пронеслась светлым комочком, а в стену ударил уже ледяной ком, пробивая дыру.

Я закрыла голову руками и свалилась на лесенку, потому что снова посыпались болты и камни. Атакующие взревели, защитники зарычали. Сквозь дыру полезли воины снежного, их встретили копьями и мечами. Но где-то на море снова разлилось белое сияние, и еще одна глыба обрушилась на наши укрепления.

Я забилась в узкое пространство между кладкой и лестницей, с ужасом глядя на бой. Воины крушили друг друга, врезались в доспехи и тела острые грани, расплескивалась густая алая кровь…

— Как тебе это, Сверр? — глухой смех донесся эхом и тут же угас в реве. Длинная тень скользнула по Нероальдафе. Я выдохнула, вскинула голову. Над крепостью взмыл черный дракон.

— Сверр…

Имя сорвалось с губ, и дракон мотнул головой в мою сторону. Но тут же по стене ударила огромная серая лапа с зазубренными когтями, и Сверр взмыл выше, распластывая крылья. Я подпрыгнула и поползла вдоль стены, пригибая голову и надеясь стать незаметной. Совсем рядом грозно звякнул металл, и за спиной тяжело рухнул воин. Я зажала себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть, выглянула из-за деревянных настилов. Снежный… Белые инистые волосы запачканы яркой кровью. И светлые глаза смотрят в небо уже невидяще. Ужас на миг сковал мое тело. Ужас и понимание, что все это реально и что убивают здесь тоже по-настоящему. Своих или чужих — неважно. Да и кто для меня здесь свой?

Озираясь, я высунулась из своего укрытия и подобрала отлетевшее оружие. Светлое лезвие мутно отразило мое испуганное лицо, и я вдруг с изумлением поняла, что держу в руках не металл. Лед? Похоже на сосульку, слегка кривую, с рукоятью из кости и кожаной оплеткой. Такое орудие скорее втыкают в тело, а не режут гранями. Но как оно может оставаться настолько твердым и острым? И от тепла моих рук не тает…

Впрочем, размышлять было некогда. Вокруг были хаос, крики, звон, вой! И над всем этим летел рев двух драконов. Там, за стеной, что-то ударялось, падало и звенело с такой силой, что уши закладывало!

Снова спрятавшись за настил, я ползком двинулась вдоль стены, пока не увидела небольшую дыру. Маленькое окошко, выбитый ударом из кладки камень. Прильнула к нему. Песок на берегу кипел от двух чудовищ, вгрызающихся друг в друга. Один — грязно-белый, с плоскими пластинами на боках, блестящими инеем, и со сложенными сейчас молочного цвета крыльями. Второй уже знакомый — черный, с золотыми прожилками под чешуей…

Их размеры сделали немаленькую площадку перед морем крошечной. Два монстра сцепились и покатились, причал брызнул щепками, а вода забурлила, когда хёгги свалились в нее. Два хвоста били с такой силой, что поднявшаяся волна всколыхнула корабли и расшвыряла мелкие лодочки.

Рев драконов оглушал. Так и хотелось зажать уши, а еще лучше забиться в какую-нибудь нору. Меня охватили восторг и ужас, столь сильные, что тело окаменело, не в силах оторваться от невероятного зрелища битвы. Мне казалось, что моя кровь тоже закипела, как и море… И я даже не поняла, что с силой сжимаю трофейный нож, желая всадить его в тело врага…

Встрепенулась, осознавая. Значит, люди ощущают не только возбуждение дракона. Но и его ярость, азарт, мощь… Не зря же воины несутся вперед так, словно смерти нет…

Я снова прильнула к дыре. Сверр сейчас хлопал крыльями, вжимая белого дракона в песок на дне. Черные когти глубоко вонзились в тело снежного, не давая ему подняться. Данар рычал и яростно бил хвостом, но вывернуться не мог. Одно из крыльев плыло по воде линялой тряпкой, второе снежный поджал под брюхо. Сверр изогнул длинную шею, и из клыкастой пасти полыхнуло пламенем. Белое распластанное крыло почернело, снежный взвыл и сбросил Сверра.

— Отходим! — эхом ударил приказ.

Кто-то еще сражался, большинство бежало к морю. Лодок не было, так что воинам придется добираться до корабля вплавь, правда, я не понимала, как они сделают это с оружием.

Сверр тяжело взмахнул крыльями и, подняв снежного дракона в воздух, потащил на глубину. Пара ударов черных крыльев, и огненный разжал когти. Данар рухнул вниз, море всколыхнулось и волной выплеснулось на берег. Красное пламя вырвалось из пасти Сверра вместе с ревом, и хёгг взмыл вверх. Темные воды пенились и покрывались инеем там, где пытался выбраться снежный дракон.

— И кто это здесь прячется? Трофей! — ехидный голос заставил меня подпрыгнуть. Незнакомец за спиной дернул меня за руку, схватил за волосы. Я вскрикнула, с ужасом уставилась в лицо, исчерченное шрамами. Светло-серые глаза казались осколками льда на реке… Снежный! Мужик оскалился, показывая белоснежные зубы.

— А ну убери лапы! — прошипела я и ударила ножом-сосулькой. Неудачно. Лезвие скользнуло по доспеху, который оказался неожиданно прочным. Незнакомец злобно рыкнул и толкнул меня, сбивая с ног… Я покатилась по влажной земле, ударилась плечом о лесенку. Меня тут же придавило к стене тяжелое тело, и я закричала.

А потом свет солнца закрыла огромная тень, и сверху спикировал Сверр. Черные когти прочертили борозды на камне, схватили снежного, и дракон взмыл в небо. И почти сразу на песок с другой стороны стены упало тело…

Зажав себе рот ладонью, я наблюдала, как яростное пламя поджигает деревянные настилы и те вспыхивают. Огромные драконьи лапы вцепились в край крепостной стены, и вниз опустилась чудовищная голова на длинной шее. Ярко-золотые глаза прищурились и уставились на меня. Пасть хёгга открылась, и я слишком близко увидела зазубренные клыки размером с копье. И как-то заторможенно подумала, что, надумай сейчас Сверр снова выпустить огонь, от меня останется лишь обгоревшая головешка. Или совсем ничего не останется. Сделала осторожный шажок в сторону, и дракон рыкнул, обдав меня горячим дыханием. А потом резко выпрямил шею, сгреб меня лапой и взмыл вверх. От перепада давления в глазах потемнело, и я чуть не лишилась сознания. Несколько мощных ударов крыльев, скольжение в вышине, спуск, и лапы разжались, а я упала на сухую траву. Встала на колени, осмотрелась. Похоже, дракон оттащил меня далеко от крепостной стены, на тесное плато. Сюда даже звуки битвы не долетали. И море видно не было, значит, теперь я с другой стороны Нероальдафе.

Злобно выпустив огонь, Сверр сделал круг и пропал в сгущающихся тучах.

Я же потерла задницу, на которую приземлилась, и осмотрелась. Так и есть — небольшой скалистый выступ, на котором ковром лежит жухлая трава. Десять шагов в поперечнике. И никакой возможности спуститься вниз. Последнее заставило меня негодующе хмыкнуть. Похоже, Сверр решил таким образом меня наказать.

Фыркнув, я сгребла в кучу сухую траву, освобождая землю, подобрала камушек. Что ж, раз у меня появилось время, то займусь подведением итогов. Не помешали бы, конечно, чашечка крепкого кофе и горячая булочка, все-таки ела я еще вчера, и тот суп давно испарился из моего организма. Но на этом скалистом пятачке официанта что-то не наблюдалось, так что придется обойтись без еды.

Глава 20

Ярость все еще клокочет в груди, так пришлось сделать два круга вокруг Нероальдафе. Чтобы успокоиться. И не поубивать всех к Хелехёггу! Желание спалить огнем и своих, и чужих бурлит внутри, выжигая на шкуре огненные сполохи. Знаю, что это видно даже с земли, оттого жители крепости и залегли в убежищах. Мерзко осознавать, что испугал их не снежный хёгг, а свой собственный риар…

Выдохнул огонь. Горько… Упал на дерн за скалой, взрывая когтями землю. Повертелся, плюясь то черным дымом, то сгустками пламени. Покосился в сторону моря. И снова разъярился. Пока я разбирался с упрямой чужачкой, Данар успел подняться на свой корабль! И где, спрашивается, Ирвин, почему мой а-тэм до сих пор не потопил посудины пришлых? Главный хёггкар, конечно, не так просто отправить на дно, у снежных свои секреты. Я-то попытался, плюнул огнем, да только в ответ по мне зарядили льдистыми снарядами, а они для меня отвратительны… Шкуру жгут почище кислоты… Проклятые инистозадые гады! Чтоб они вмерзли в свои сугробы по самые шеи! Сверху к кораблям не подобраться, снежные защищают свои хёггкары так, что и мне не пробить. А вот снизу, с днища, можно было бы попытаться. Но на это способен лишь Ирвин, мне в море хода нет…

И где же шляется мой побратим?

Рыкнул недовольно, решая, стоит ли сделать еще круг.

И вот… Какого проклятого пекла моя лильган-чужачка делала на стене? Там, где ее могли убить, ранить или поставить на колени и взять? Ладно снежные — их можно порвать, уничтожить, а если бы попалась кому из Нероальдафе? Моя ярость кипит в груди у каждого воина, азарт битвы всегда перетекает в похоть… Таков инстинкт черного хёгга. Таковы мы все… И если бы я не успел, то что пришлось бы делать дальше? С чужачкой? С тем, кто взял ее?

Вырвавшееся пламя обуглило край скалы. Камень треснул и обвалился в море, увлекая за собой мелкие осколки. И совсем скоро вниз покатилась уже лавина, каменная пена, рухнувшая в темные воды.

Хорошо, что с этой стороны нет домов…

Я помотал головой, злобно оскаливая пасть. От мысли, что кто-то мог взять Лив, хотелось уничтожить весь Нероальдафе. Всех мужчин, у которых еще что-то поднимается…

Поскреб когтями гранитный уступ, пытаясь вернуть разум. Надо отпустить хёгга. Иначе натворю бед…

Выдохнул, и когда открыл глаза, мир снова изменился. Так было всегда. Человеческие глаза видят иначе. Я стоял на коленях, прямо в вывороченных бороздах, оставленных когтями. А самое поганое, что и в этом теле ярость разрывала грудь и хотелось убивать. Пусть не огнем и клыками, так сталью! Или голыми руками.

И все из-за чужачки…

Плюнул на траву, поднимаясь. Лив надо наказать. Оставить на том уступе на несколько дней, без воды и пищи, чтобы знала — нельзя нарушать мои приказы. Нельзя лезть туда, где бьются воины. Нельзя… злить меня!

Снова плюнул, закипая. Тень хёгга накрыла меня, а ведь не звал…

Закрыл глаза, выдыхая. Нельзя. Беда будет. Нельзя…

Ярость не утихла полностью, но накал стал меньше. Зыркнул в сторону скал. Человеческое зрение не способно увидеть маленькую женскую фигурку на таком расстоянии. И хорошо. Не надо мне ее сейчас видеть. Иначе заточением она не обойдется. Накажу…

Пусть посидит пару дней. Подумает. А когда я приду — встретит меня в слезах, готовая на все.

День уже клонился к закату, так что я оторвалась от своих записей на земле и потерла живот. Есть хотелось… Но мне уже доводилось так увлекаться работой, что голод отступал и я забывала о еде. Гораздо больше хотелось кофе, но он мне точно не светит. Поднялась, потерла затекшую поясницу и скептически осмотрела свои записи. Чертить камнем на земле — не самый удобный способ работы, но тут тоже выбирать не приходится. Зато в голове прояснилось, и я смогла проанализировать события и сделать основные выводы. Ну и наметить план своих дальнейших действий.

В целом направление выбрано правильное: изучать, запоминать, выживать. Потому что полученные данные — это не просто открытие, это прорыв тысячелетия! Понять бы еще природу этих хёггов… Эх, мне бы сюда мою лабораторию! Как же не хватает научной кафедры и цивилизованных методов изучения! Но зато я получила уникальную возможность исследования, так сказать, в натуральной среде обитания!

Драконы, подумать только!

Разумных объяснений этому я пока не видела, но от исследовательского энтузиазма хотелось петь. Впрочем, почему бы и нет? Штатный психолог Академии утверждал, что пение — отличный способ избавления от стресса. Я бы предпочла шоколад, но раз его здесь нет…

Так что, когда скала дрогнула и на камне образовался темный лаз, я как раз завершала арию из известной рок-оперы. Голосом и слухом меня природа не наградила, поэтому выходило скверно.

Из появившегося провала вышел Сверр и одарил меня изумленно-рассерженным взглядом. Я подняла брови и ногой подтерла свои записи.

И попыталась как-то выбросить из головы и сердца радость при виде его. Все-таки я… волновалась. Сильно волновалась.

Ильх нахмурился, всмотрелся в мое лицо. Не знаю, что он там желал найти, но злости в глазах прибавилось.

— Ты скверно поешь, лильган, — угрюмо оповестил он. — И песня поганая.

— Ну, прости, — развела руками. — Пение снимает стресс и приглушает чувство голода. Так говорят. Опытным путем я установила, что врут. Есть хочется по-прежнему, а пить — сильнее. Так что данный метод избавления от переживаний не работает.

Сверр как-то странно хмыкнул, разглядывая меня. И выдал:

— Я рассчитывал найти тебя в слезах и мучениях, лильган.

— Да? — искренне удивилась я. — С чего бы мне плакать? Я жива, здорова, вид отсюда прекрасный. Есть, конечно, хочется, но это не столь страшно пока. А вот ради кофе я могла бы пустить пару слезинок.

— Ради кофе? — ильх прищурился.

— Точно. — Вздохнула я, перемещаясь и утаптывая остальные записи. — Ко-фе…

— Я начинаю думать, что мне тебя нарочно подсунули, — задумчиво протянул ильх.

— Ты сам меня сгреб в свои лапы, — уточнила я. — Никто не просил. Я — так точно.

— Я тебя сгреб, потому что ты меня взбесила. Хотел наказать, — со странным выражением сказал Сверр.

— Я так и поняла.

— И кстати, до сих пор этого не сделал. Хотя ты заслуживаешь порки.

— Я очень тебе за это благодарна. Я плохо отношусь к боли.

Ильх уставился на меня не мигая. Золото глаз вспыхнуло, и Сверр сделал ко мне шаг.

— Хватит! Ты будешь наказана, Лив. За то, что убежала, воспротивилась моему приказу и полезла на стену! Поняла? Если нет, будешь сидеть здесь, пока не осознаешь. Без еды и воды.

— Ладно, — быстро проговорила я.

Ильх скрипнул зубами. И рывком дернул меня за ткань платья, притягивая к себе.

— Ты что, смеешься? Потешаешься? Думаешь, ты умнее, Лив?

— Мои знания несравнимы с твоими, — спокойно ответила я, пытаясь удержать дрожь. — Потому что они разные, Сверр. Я знаю, как и почему взлетает самолет. Ты знаешь, как взлетает хёгг. Несравнимо. И нет, я не потешаюсь над тобой. Я знаю, что не должна была выходить из крепости, но… я исследователь. Это… это как твой инстинкт все присваивать, понимаешь? Боюсь, это сильнее меня.

Ильх жадно глотнул воздух.

— Ты должна выполнять мои приказы.

— Я не уверена, что могу пообещать тебе это, — честно ответила я.

Сверр злобно сверкнул глазами, втянул воздух и вдруг ухмыльнулся.

— Не знаю, что с тобой делать, Лив. Ты сбиваешь меня с толку. И мешаешь думать. Смотрю на тебя и хочу лишь одного…

Жаркая волна окатила с головы до пят, кажется, у меня даже волоски на теле встали дыбом. Желание вспыхнуло мгновенно, отразилось от его глаз, его тела, его слов. Я вдохнула воздух, ставший густым и вязким. И показалось, что вокруг рассыпались искры, как от бенгальских огней… А может, так и было. С этим ильхом я уже ничему не удивлюсь.

Он притянул меня к себе, вжал в свое тело. Собственнически, жадно. Ладони с шершавыми мозолями на пальцах легли на мою поясницу и опустились ниже. Я облизала губы, и Сверр приподнял меня, провел по ним языком…

— Нет, — уперлась ладонями в грудь ильха.

— Сопротивляешься? — рыкнул он. — Снова?

— Я хочу пить, — сипло пробормотала я.

— Я дам тебе воду, — жарко выдохнул он, и над нашими головами ударила молния. — Сколько захочешь…

Дождь хлынул так внезапно, что я изумленно вскинула голову. Над скалами собиралась гроза. Молнии шипели и ударяли в камни, оставляя круглые выемки. И ливень обрушился на фьорд стеной, мигом промочив мое платье. Только холодно не было. Сверр со сдавленным хрипом прижался губами к моей шее, провел языком. Дернул лиф платья одной рукой, развернулся, придавливая меня спиной к камню. Огненная стрела ударила совсем рядом, возле моей ноги, и я вскрикнула. Инстинктивно отпрянула, забилась.

— Не бойся, — ильх лихорадочно задрал подол, тронул горячими пальцами обнаженные бедра. — Со мной ничего не бойся, лильган…

— Ничего? — откликнулась я.

— Ничего. Кроме меня.

И прижался к губам. Поцелуй вышел торопливым, почти болезненным. Я ощущала дикое желание ильха, и сама расплескивалась лавой… Закипала от каждого его прикосновения, от ощущения губ, рук, тела…

Где-то в углу моего сознания затаился исследователь, который пытался проанализировать ненормальную грозу и молнии, послушные ильху. Но быстро сдался и исчез, растаяв от раскаленной чувственности. Сверр поймал губами мой тихий вдох. Улыбнулся довольно.

— Вот такая ты мне нравишься, Лив… — еще одна молния ударила в скалу, оставив обугленный черный след. Такой же обжигающий, как губы и руки Сверра. — Хотя ты нравишься мне любой… И это так странно…

Он надавил на плечи, заставляя опуститься вниз, на колени. Только я воспротивилась. Сверр нахмурился, но я обхватила его шею руками, закинула правое колено на бедро. И лизнула жесткие мужские губы, желая запомнить его вкус. Пряный, соленый, пахнувший огнем и дымом… странные ощущения. И что уж там говорить — возбуждающие…

Сверр отстранился на миг, темные брови сошлись на переносице. И сразу две огненные змеи зигзагами стекли по скалам. Я же горячечно дернула кожаные завязки на штанах ильха, распустила их. И притянула мужчину к себе, выгибая спину и облизывая губы.

— Если бы я не знал, что первый, то убил бы тебя… — прорычал ильх. — Слишком… желанная…

Я изумленно открыла рот, не зная, как реагировать на такие слова. Варвар… Мотнула головой, стряхивая с волос влагу. И ничего не сказала, потому что Сверр коротко толкнулся вперед, стискивая зубы и глядя мне в глаза. Не сдержался, издал низкий хриплый рык, снова толкнулся. Вцепился пальцами в мои бедра, пригвождая к скале. И я прижалась к нему, ловя губами потоки влаги, стекающие по лицу ильха.

— А как же ваша шатия? — выдохнула в его губы.

— И думать не смей, — прорычал ильх, и движения его стали злее, яростнее. — Не смей! Только я…

И, дождавшись моего согласного кивка, сжал волосы, жадно втянул в рот язык. И я почувствовала искры, обжигающие обнаженную кожу. Как-то ошалело подумала, что молния в нас все-таки попала. Или мне это лишь почудилось…

Когда я открыла глаза, приходя в себя, тучи медленно таяли, а дождь закончился. И золотые глаза Сверра мерцали мягко, довольно. Он отпустил мое платье, ткань влажно шлепнула по голым ногам. Я вздрогнула. Ильх дернулся, словно желая обнять, и тут же нахмурился. Отодвинулся, кивнул на проход.

— Идем, лильган. Ты хрупкая, можешь заболеть. — Он сделал шаг к стене и неожиданно посмотрел через плечо. В золоте глаз сверкнула дразнящая насмешка. — И я тоже знаю, как взлетают ваши самолеты. Невелика наука.

Отвернулся и вошел в скалу. Я, открыв рот, посмотрела вслед. Знает? То есть получается, именно я здесь слабое звено? Потому что пока ни черта не понимаю в этом мире ненормальных хёггов!

И я, не сдержавшись, рассмеялась. Внутри всколыхнулось что-то столь мощное, что сердце сжалось. Глядя на спину Сверра, на его широкие плечи, на темные влажные волосы, я вдруг поняла, что испытываю жуткий страх… Так страшно чувствовать. Так страшно привязаться к нему… Нельзя! Я прикусила изнутри щеку, не зная, как совладать с эмоциями. Влюбиться в него — это самое глупое, что только можно придумать!

— Не спи, лильган, — позвал Сверр.

Я покачала головой и пошла за ильхом.

За низким входом вились каменные ступени и узкий проход. По темным стенам змеились огненно-красные прожилки, они же давали тусклый свет. Я провела пальцами — теплые.

— Что это? И как вы сделали этот лаз? Это ведь скальная порода? Чем прорубали?

Сверр, идущий впереди, тихо хмыкнул, посмотрел через плечо. Его губы дрогнули в улыбке.

— Ты так и не поняла, антрополог Оливия Орвей? Думай. Или тебя снова оставить на скале, чтобы ты могла исчертить землю закорючками? Раз уж твоего ноутбука здесь нет, — с насмешкой спросил он. И отвернувшись, пошел вниз.

Я замерла на каменном выступе, размышляя. Погладила красную змейку. Гладкая… ни следов вырубки, ни сколов. И молнии, покорные ильху. И тучи над головой. Ойкнула, когда палец кольнуло камушком — поцарапалась. Нога соскользнула с камня, но грохнуться я не смогла — сильная рука вздернула вверх. И снова ильх обжег дыханием, губы скользнули по моей щеке.

— Думай и дай мне заняться Нероальдафе, — со смешком произнес ильх, отстраняясь. — С тобой у меня это не выходит, лильган…

И сунул мой порезанный палец в рот, лизнул. Я застыла на высокой ступеньке, снова ощущая, как перехватывает горло. Какой мужчина Конфедерации сделает так? Негигиенично ведь… А этот — вот… и плевать ему на все. Дракон.

Сердце заполошно стукнуло в ребра, а я осторожно убрала руку.

Однако Сверр сжал пальцы на моем запястье, не давая снова упасть. Сцепил их кольцом вокруг руки, и я усмехнулась. Не за руку держит, а словно наручник надел… варвар!

Так мы и дошли до другого выхода. И я снова изумилась, поняв, что тесный ход в скале привел нас в башню, где располагались покои риара. А когда я оглянулась, желая запомнить вход, то поняла, что вижу лишь темную стену все с теми же огненными прожилками.

— Я пришлю к тебе женщин, — рассеянно сказал Сверр. И нахмурился, зыркнул недовольно. — Нет, лучше я пришлю к тебе стражу. Так оно спокойнее будет.

И ушел, не дав даже возразить.

Я же бросилась к столу, на котором видела бумагу и черный стержень. Схватила желтый лист, торопливо набросала свои наблюдения, поставила стрелку. Посмотрела. Вывод был лишь один.

— Не может быть, — уныло пробормотала я. Так же, как и драконов не существует… По всему выходило, что огненный хёгг управляет не только бурей, но и скальными породами. И может по своему усмотрению раздвинуть камень, налепить внутри ступени, открыть вход туда, куда пожелает…

— Это… невероятно!

Я уже почти видела, как расскажу об этом в Академии. Полное попирание законов физики, химии, гравитации, мироустройства! Человечеству придется пересмотреть все! Законы, постулаты, аксиомы и теоремы! Все они станут бессмысленны и нелепы! Горы, раздвигающиеся по мысленному приказу… Дракон, взмывающий в небо… Неведомые нам грани будущего, о которых люди не могли и мечтать! Новые возможности, открытия, прорывы!

Я с размаха села на край кресла, вспомнив, что случилось в Академии. И как накинулись на Сверра военные. От этой картины до сих пор во рту горечь, а душу обжигает чувство вины и непонимания. А что будет, если я расскажу о том, что увидела здесь? Конфедерация бросит все свои силы на преодоление тумана. К тому же, если Андерс прав, эта преграда истончается.

А Сверр никогда не отдаст свои фьорды. И никто из ильхов не отдаст. Это я уже поняла. Так что же мне делать?

Осознание ударило так, словно мне дали пощечину. Там, за туманом, вся моя жизнь. Работа, друзья, Академия, маленькая, но уютная квартирка… И все это время я даже не боялась, потому что была уверена — вернусь! Не во временную дыру ведь провалилась. Вход есть, найдется и выход. И не просто вернусь, а с багажом уникальных знаний, которые обогатят науку нашего мира.

А теперь? Теперь я осматриваю комнату, в которой все чужое, непривычное, и… начинаю бояться. Не ильхов. Себя… потому что уже не знаю, как должна поступить. Потому что люди, которых я привыкла считать разумными, стреляли в Сверра. И нужна ли наука таким людям?

Я обхватила голову руками. Меня раздирали противоречия. Я желала идти дорогой знаний, мечтала об открытиях — не для себя! Для мира, для лучшего будущего! А что оказалось? Все вранье?

И где тогда настоящее?

Мои терзания оборвала Сленга, вошедшая с подносом. За дверью звякнуло оружие, и я увидела стоящих в коридоре воинов. Отлично. Теперь меня стерегут.

— Я принесла перекусить, — улыбнулась девушка, с любопытством глазея на меня. — Риар велел не наедаться, вечером будет праздник. Мы снова отбили наступление, и все живы! Только ранены, но это не так страшно, заживет… Упросим Хелехёгга, и все заживет…

Я схватила пирожок с рубленым мясом и яйцом, сунула в рот, причмокнула от наслаждения.

— И куда пошел риар? — с набитым ртом спросила я.

— Он наверху, — Сленга ткнула пальцами и склонилась ниже. — Кричит на а-тэма. Ой, как бы не разнесли опять что-нибудь! В прошлый раз от кузницы ничего не осталось, с землей сровняли… Пришлось новую строить!

— Почему он кричит?

— Не знаю. Наши все попрятались, как только рев услыхали. Так-то оно надежнее…

Ну, так-то оно, верно, надежнее. Но я бы не отказалась послушать. Я придвинулась ближе и доверительно заглянула Сленге в глаза.

— Скажи, а где взять такой обруч, как у риара и а-тэма? Кольцо Горлохума, так вы его зовете? Из-за него мужчины становятся хёггами, ведь так?

— Призывают, — служанка похлопала глазами, косясь на меня. — Разве ты не знаешь? В твоих краях что, не так?

— В моих краях нет хёггов.

— Как это? — Сленга так удивилась, что чуть не упала. — Как же без хёггов-то? Без защиты? Без зова? Ой, бедные вы, несчастные! Так ты ноги риару целовать должна, что принес тебя в Нероальдафе! От горькой доли спас!

— Угу. Спаситель, — хмыкнула я.

Наверху что-то грохнуло так, что содрогнулась башня и с потолка посыпались камушки.

— Ой, я пойду! — заполошно вскочила Сленга. — Поднос потом заберу!

И унеслась испуганно. Я тоже подскочила к двери, но меня тут же развернули два стража.

— Чужачка останется здесь, — твердо сказал тот, что постарше.

И я вернулась, решив поискать другой выход. Ну а для начала неплохо бы подробнее осмотреть покои риара.

Ирвин уклонился, пропустив кулак Сверра над головой, вывернулся скользким угрем, отскочил.

— Прекрати орать! — возмутился он, тяжело дыша. — И хватит нападать на меня!

— Я пока не услышал ответа, почему должен прекратить и где ты шлялся, когда на крепость напали? — тяжело процедил риар.

— Я прибыл, как только узнал!

— Да что ты!

— Сверр, хватит! Да, я виноват! И если хочешь, то мы вполне можем снова разнести полкрепости! — разъярился а-тэм. — Я не ожидал нападения! Море молчало… А я слишком… разозлился! Из-за тебя. Из-за шатии и этой чужачки!

Риар остановился, глянул исподлобья. Ирвин оскалил зубы. И Сверр уже ощущал холодную влажную тень его хёгга, что был совсем рядом.

— Что с тобой творится, мой риар? — качнул головой Ирвин. — Сначала ты устраиваешь смотрины для людей из-за тумана, потом уходишь с ними, а после начинаешь нарушать наши законы? А дальше? Ты плюнешь на Горлохум? Спалишь Нероальдафе? Что, Сверр?

Риар сжал кулаки, ощущая невыносимое желание снова врезать советнику. И заставил себя расслабиться.

— Может, мне еще и объясниться, Ирвин? — процедил он. — Я делаю все для блага и Нероальдафе, и всех фьордов.

— Да что ты?! А может, ты просто не можешь оторваться от этой девки? Я вижу, как ты смотришь на нее. С самого начала так смотрел…

Сверр переместился одним прыжком, прижал а-тэма к холодной каменной стене башни. Зыркнул злобно.

— А вот она совсем не твоего ума дело, Ирвин. И лучше бы тебе вообще забыть, как выглядит эта девушка!

А-тэм скривился, правда, не пытаясь вырваться из хватки риара. Знал, что в человеческой форме это бесполезно. Да и в звериной сложно…

— Великий Горлохум! Значит, я прав. Не зря я затащил ее в свой грот, ты ведь почуял, так? Она стала для тебя важна! Чужачка, Сверр! Дочь Конфедерации! Ты смотришь ей в глаза, когда берешь, ведь так? Ты привязался к ней и сошел с ума! Да она спит и видит, как вернуться за Великий Туман и разболтать о нас!

— Я знаю. — Хозяин Нероальдафе разжал руку и отвернулся. — Она не вернется. Она останется здесь.

— И возненавидит тебя, — произнес за его спиной а-тэм. — Эта девчонка не пленница с чужих фьордов, Сверр. Она другая. Мы все видели, как она билась на шатии. Насмерть! Непокорная, строптивая! Она не смирится, Сверр! Потому что привыкла к иной жизни и никогда не поймет нашу. Мы оба знаем это. Мы для нее звери, и жизнь наша ей чужда. Пока она тешится надеждой на возращение, она улыбается тебе. Но как только поймет… Начнет убегать. Пытаться пробиться к туману, к людям. А мы не можем этого допустить. И что же дальше? Держать чужачку под замком? Мы никогда не сможем ей доверять.

— Я знаю. — Слова Сверра упали гранитными глыбами.

— Но и это не самое страшное. Ты к ней привязался. Это недопустимо, Сверр. Ты не имеешь права. Твоя жизнь уже связана с другой женщиной, той, что родит наследников Нероальдафе. Твоя постель для дев, что не смотрят в глаза и поворачиваются спиной, а твой зов для всех. Это закон, Сверр. Ты знал это, становясь риаром. Чужачке нет места рядом с тобой.

Сверр промолчал. Он уже даже не смотрел на а-тэма, но Ирвин видел, как окаменели плечи побратима.

— Было бы лучше, если бы ты отдал ее мне, — тихо сказал морской хёгг. — Но уже слишком поздно, ведь так? Ты смотришь на нее, как на свою. Ты считаешь ее своей. И что ты сделаешь дальше, мой риар? Станешь ждать дня, когда она предаст тебя? Между тобой и своим миром она выберет Конфедерацию. Это ты тоже знаешь?

— Тогда я ее убью, — Сверр спокойно глянул через плечо и пошел к лестнице. — А теперь займись своими обязанностями, мой а-тэм.

Ирвин ударил кулаком по стене, разбив костяшки. И мрачно посмотрел вслед Сверру.

— Моя главная обязанность — защищать тебя, мой риар, — тихо обронил он.

Глава 21

Когда хлопнула дверь и ввалился Сверр, мне показалось, что в воздухе запахло огнем и пеплом. Ильх явно был разъярен, хоть и пытался не показывать этого.

Окинул меня колючим взглядом, приказал:

— Иди за мной.

Я и пошла, решив воздержаться от вопросов. В конце коридора оказалась еще одна дверь, и когда мы вошли в комнату, я ахнула. На миг показалось, что я дома… Помещение, в котором было так много вещей и предметов, к которым я привыкла! Не веря глазам, я тронула бархатное кресло, на котором лежали книги, я даже узнавала обложки! Романы, что я читала в юности, приключенческие повести, исторические справочники, энциклопедии! Рядом высился громоздкий торшер, за ним — комод с бронзовыми ручками. На полированном дереве навалены газеты, фотографии, блокноты, пожелтевшие письма, коробки с ручками, две кружки, на которых улыбались пузатые коты… Дальше, на круглом столе, расположились настольные игры, сотовые телефоны, мелкие гаджеты… Вокруг было так много всего — знакомого и понятного, что сердце дрогнуло и забилось птицей.

На стене висела картина — знакомый пролесок, дома… я против воли улыбнулась.

И непонимающе оглянулась на ильха, что застыл в дверях и угрюмо наблюдал за мной.

— Но как… откуда? Откуда все это?

— Со дна моря, — бесцветно произнес он. — Корабли людей, что вошли в туман и исчезли. Железо пошло ко дну, люди погибли, но внутри осталось многое…

— Со дна? — растерялась я. — Но как вы смогли поднять?

И осеклась. Морской хёгг. Ну конечно.

— Предметы Конфедерации начал собирать мой предок, бывший риар Нероальдафе. Его звали Рагнар, его имя мне тоже досталось в наследство. И у него был побратим — морской хёгг. Это традиция, — по-прежнему равнодушно ответил Сверр. — Отец не поощрял этого увлечения, на то есть причины, и все предметы чужого мира приказал заточить в недрах скалы. Здесь то, что принес уже Ирвин.

— Твой отец? — переспросила я.

— Предыдущий риар. Ты можешь остаться здесь, лильган, — сквозь зубы процедил ильх. — Здесь много того, что тебе понравится. Здесь тебе будет спокойно. Вечером в крепости праздник, будь готова.

Я же слегка ошарашенно осмотрелась. Мысли понеслись в голове с невероятной скоростью. Вывод первый. Ильхи, ну, по крайней мере, Сверр очень многое знал о людях. У него было огромное количество источников этого знания. Он годами изучал нас по книгам, энциклопедиям, фотографиям… Вертел в пальцах предметы иного мира и узнавал их назначение. Если морской дракон способен поднимать корабли, то таких комнат у Сверра может быть множество. Сколько судов числится без вести пропавшими в районе загадочного Арвинского треугольника? А это как раз недалеко от тумана. Пассажирские лайнеры, военные крейсеры… Кладезь информации!

То есть риар с самого начала водил за нос экспедицию. Впрочем, это я уже поняла.

Вывод второй. Меня никто и никогда не отпустит с фьордов. Поэтому ильх привел меня сюда. Поэтому показал. Таким образом он сказал мне — утешься этим, Лив, и забудь прошлое. Потому что теперь ты знаешь слишком много.

Я задумчиво повертела телефон. Конечно, «мертвый». Связи не было, да и батарея давно разрядилась.

Интересно, что сделает Сверр, если я все же попытаюсь сбежать?

Отвечать на этот вопрос мне не хотелось.

— Ты хотел попасть на совет Академии, ведь так? — негромко произнесла я, поднимая толстый железный гвоздь. — Потому и затеял все это. Ты узнал, что хотел, Сверр? И что дальше? Что ты планируешь делать дальше?

— Ты спрашиваешь о себе или о Конфедерации, Оливия? — ильх шагнул ближе, рассматривая меня. Усмехнулся. — О себе ты уже все поняла. А твой мир… Меня не интересуют люди твоего мира. До тех пор, пока они остаются за туманом и не суют свой нос к нам.

— Но почему! — не сдержалась я. — Почему? Мы можем так многому научить вас! Прогресс…

— Прогресс? — Золотые глаза угрожающе вспыхнули. — Скажи честно, антрополог Оливия Орвей, что ты думаешь, глядя на меня? Я способен убивать, ходить в шкуре, есть сырое мясо, танцевать на шатии! В твоих глазах я вижу превосходство. Так ты думаешь. Так думают все люди Конфедерации. Я знаю, как был объединен ваш мир. Конфедерация просто завоевала другие народы, а несогласных стерла с лица земли! Вы считаете, что несете прогресс? Фьордам не нужен такой прогресс!

— Но у нас есть так много полезного и нужного! — вскинулась я. — Толерантность, гуманизм, законы…

— У вас нет убийств? Жестокости, подлости, предательства? Нет?

— Есть, но…

— Откуда твои шрамы? — вдруг рявкнул ильх.

— Что?

— Откуда? Говори!

— В мой дом забрались грабители, — хрипло прошептала я. Слова царапали горло… — Мне только исполнилось семнадцать. И они посчитали меня достаточно привлекательной. И решили не только ограбить, но и… они хотели поставить меня на колени и… воспользоваться…

Я осеклась, невольно возвращаясь в тот день.

— И что ты сделала?

— Убила, — выдавила я. — Одного убила. Ножом… сама не понимаю, как схватила его, как ударила… Я не могла им позволить… А второй вытолкнул меня в окно, я сильно порезалась… Тогда я поклялась, что никто и никогда не поставит меня на колени. Ни в каком смысле…

— И это твой закон? — яростно выдохнул риар. — В Нероальдафе убивают за попытку залезть в чужой дом или взять чужую женщину. Поэтому у нас не закрывают двери, а девы не боятся жить в своих домах. Мы сражаемся с врагами, но не гадим у себя дома! — Сверр забрал гвоздь, что я все еще вертела в руках, сжал в ладони. Глаза ильха горели и гипнотизировали, я смотрела на него не отрываясь… — Так зачем нам жить по-вашему? Вы считаете себя лучше лишь по одной причине, Оливия. Потому что создали кучу железных машин, способных убивать. Ваши самолеты, ваши корабли, ваши автомобили… Вы потеряли себя, но создали свой проклятый прогресс!

— Но…

Но как же наши достижения? Наука, медицина? Я открыла рот, чтобы возразить, и… закрыла. Наука? Как наукой объяснить существование хёггов? Или то, что мой приступ удушья вылечили словами?

Сверр подошел вплотную, возвышаясь, как каменный исполин.

— Так кого ты видишь, когда смотришь на меня, Лив? Кого? — зрачки сузились, и на миг я ощутила страх, зная, что это означает. — Ты видишь варвара, лильган. То же видели конфедераты в твоей Академии и экспедиция, что пришла на фьорды. Вы смотрите на шкуры, обычаи, порядки, и в ваших глазах загорается высокомерие. Дикарь, думаете вы. Зверь в облике человека. Вы измеряете развитие своими железными машинами, не так ли? И значит, для вас мы всегда будем варварами. Дикарями, которым вы не позволите быть хозяевами своих земель.

Он швырнул к моим ногам кусок железа, развернулся и вышел. Я медленно посмотрела вниз. На светлых досках лежала железная птица. Уродливый кривой гвоздь в ладонях ильха стал изящной чайкой…

Воины, набранные для охраны прорех у тумана, выстроились за оружейной. Я придирчиво рассмотрел каждого, заглянул в глаза, ударил яростью хёгга. Мужики склонили головы, стиснули зубы, но выстояли. Значит, дурного не таят и служить будут верно. Хотя похлеще страха каждого держат долг и честь. Прежде чем обосноваться в Нероальдафе, воины принесли мне клятву. Да вот только принимал я ее не в человечьем облике. И соврать хёггу никто не решится в землях воды и скал. Каждый знает — соврет риару, и в посмертии духи хёггов его накажут вечной мукой. А это хуже самой смерти.

Несколько десятков отборных воинов уже утром отправятся к прорехам в тумане.

— Приказ у вас один, — сказал я. — Охранять фьорды. Охранять Нероальдафе. Если люди смогут миновать туман, то уничтожить их. Не разговаривайте. Не спрашивайте. Не берите пленных. Просто убейте тех, кто хочет владеть фьордами. Знайте, те, кто придет, желают отобрать наши земли, женщин, золото, корабли и силу! Веками они пытались пробиться сквозь туман, что послал могучий Горлохум для нашей защиты. И если случится беда и люди смогут пройти — убейте. Все ясно?

— Да, риар! — гаркнули воины. Глаза каждого загорелись ненавистью, подогретой яростью черного зверя. И это хорошо. Я кивнул.

— Завтра вы попрощаетесь с Нероальдафе, подниметесь на хёггкары и отправитесь в море. К тем землям, что я вам указал. Три точки, три места для охраны. Через две недели вас сменят новые отряды. Но хёггкары ждут вас завтра. А сегодня мы будем праздновать.

— Да, риар!

Я распустил воинов и отправился в оружейную. До вечера успел проверить оружие, склады и стены, поврежденные при атаке снежного. Пробоины уже латали, больше всего пострадала северная часть, там в дыру мог войти корабль. Я осмотрел камни и решил, что легче призвать горы, чем ждать, пока каменщики все исправят. Да и быстрее…

На душе было неспокойно. Хотя море лежало тихое и опасности не сулило. Да и а-тэм после взбучки вспомнит о своих обязанностях и проверит воды фьорда, избороздит вдоль и поперек. В этом я был уверен.

И все же… внутри было черно, как на пепелище после огня хёгга.

Так что перед пиром я ушел в скалы, разделся и с уступа нырнул в холодные воды фьорда. Волна всколыхнулась, принимая меня, сомкнулась над головой студеным пологом. И здесь, в глубине, я смог отпустить ярость, что бурлила внутри. Конечно, она вернется. Ярость всегда возвращается. Но вечером, среди воинов Нероальдафе и их жен, я буду спокоен.

И смогу решить главный вопрос — что делать с теми сведениями, которые узнал. Держать их в тайне невозможно. И, к сожалению, в этом кроется огромная проблема…

Довольно быстро рассматривать чужие фото, потрескавшиеся картины и неработающие парализаторы мне изрядно надоело. Первая радость исчезла, и я начала ощущать себя так, словно брожу по кладбищу. В каком-то смысле так и было, если вспомнить про затонувший корабль.

Так что, когда в дверь стукнули, а потом на пороге возник один из стражей, я лишь обрадовалась.

— Идем, лильган. Велено проводить тебя.

Я кивнула, и мы двинулись по коридорам, освещенным лампами с живым негаснущим огнем хёгга. Меня вывели на улицу, провели мимо той самой площади, где прошлой ночью не состоялась моя шатия и куда я посмотрела с содроганием. Впрочем, сейчас о ней ничего не напоминало. Свежевымытые камни брусчатки сверкали, ни факелов, ни толпы… Мы дошли до здания, расположенного недалеко от башни риара, и попали в широкий и ярко освещенный зал. Вдоль стен сплошным рядом стояли деревянные столы, накрытые льняным полотном, по центру плелась цветная вышивка — орнамент из цветов, трав, неизвестных мне символов-рун и… черных драконов! Их длинные крылатые силуэты и оскаленные пасти четко угадывались в переплетении гладких стежков. Со стороны стен у столов стояли скамьи, покрытые тканями и шкурами, а с внешней — сновали расторопные девушки с подносами. Окна располагались высоко — почти под потолком, и угасающий дневной свет смешивался с уже зажженными огнями.

Мои стражи усадили меня за крайний стол, одарили внимательными взглядами и удалились к группе своих соратников. Я безропотно уселась и принялась рассматривать собирающихся людей. Воины в основном без доспехов, но все с оружием. Видимо, даже на праздник здесь не принято разоружаться. Одежда осталась такой же: простые полотняные штаны, рубахи, кожаные сапоги. На многих безрукавки, отороченные мехом и открывающие сильные руки с буграми мышц и браслетами на предплечьях. У одних такие обручи были железными, у некоторых золотыми. Там тоже блестела гравировка, правда, рассмотреть ее мне не удавалось. Но что-то подсказывало, что я увижу уже знакомый мотив — драконов.

Столы накрывали женщины, что понятно. Такая работа всегда считалась легкой. Они споро уставляли вышитую ткань огромными блюдами с мясом, сырами, лепешками и пирогами, горками печеного картофеля и моркови, окороками, колбасами, всевозможной рыбой и морскими дарами, а также кувшинами с горячими напитками и вином. От аппетитных, одурманивающих запахов горячей еды рот наполнился слюной и закружилась голова. Я вдруг поняла, что ужасно хочу есть. И именно вот эту еду — простую, приготовленную на открытом огне или в печах. Быстро оглянувшись, я незаметно стащила кусочек сыра, сунула в рот и снова осмотрелась. Торцевой стол отличался приборами, там поблескивали золотые кубки и блюда. Для риара, догадалась я.

Одежда служанок не отличалась от моей — такие же платья из тонкой шерсти без рукавов, с высокими разрезами по боками, в которых видно нижнее одеяние — более светлое и тонкое. Удобная длина до середины икры открывала вязаные чулки и крепкие ботинки без каблуков.

Значит, вот к какой касте меня отнесли, с насмешкой подумала я. Ну да, насколько я поняла, лильган и чужачка — это здесь не почетно.

Однако в зале стали появляться и другие женщины. Очевидно, жены и дочери местной знати. Высокие, темноволосые красавицы с янтарными глазами, одетые в роскошные ткани — парчу и бархат. На их платьях тоже плелась вышивка, но там и нить блестела золотом, и ткань переливалась камнями. У меня даже руки зачесались от желания не только записать, но и зарисовать эту красоту. Мужчины провожали своих спутниц к скамьям, прикрывали им колени меховыми и бархатными покрывалами и отходили к другим воинам. Одной из последних в зал вплыла беловолосая и синеглазая красавица. Снежная, поняла я. Ее вел огромный воин, зорко поглядывающий по сторонам. На жестком, суровом лице эмоций видно не было, но воин держал девушку за руку, и это уже говорило о многом. Я с жадным интересом осмотрела сложный шелковый наряд, отличающийся от одеяний брюнеток. Платье казалось слишком тонким для прохладного вечера, светло-голубая ткань блестела, словно покрытая инеем. На безупречно белом лбу красавицы сверкал венец с тремя камнями, и я чуть не присвистнула, оценив его. Бриллианты. Девушка надменно осмотрела присутствующих, взгляд прекрасных глаз задержался на мне. И выразительно скривившись, красавица отвернулась, шепнула что-то своему провожатому. Тот широко ухмыльнулся, хохотнул и проводил беловолосую к столу, тому, что стоял рядом с главным. Там они и устроились. Следом явились еще несколько прелестниц, правда, иной масти — пепельно-русой. И каждая сочла своим долгом презрительно скривиться в мою сторону, а потом гордо удалиться и усесться поближе к столу риара.

Я снова стащила кусочек, на этот раз лепешки, и с любопытством осмотрела стол женщин. И если мужчины на меня смотрели с ленивым интересом, то женщины всячески показывали неодобрение и порицание. И я задумалась: их так злит чужачка или сорванная вчера шатия?

Через полчаса зал оказался заполнен, а все столы заняты. Слева от меня уселась старуха в темном платке. На меня она даже не посмотрела. Справа скамья заканчивалась.

Ирвин явился первым, почти сразу за ним — Сверр. Никаких громогласных объявлений риара и а-тэма не было, они просто вошли, посмотрели на слаженно склоненные головы присутствующих и сели за свой стол. Гул голосов снова возобновился. Пока Сверр не обвел хмурым взглядом помещение, не нашел взглядом меня и не сказал:

— Сядь возле меня, Оливия.

Я неуверенно поднялась, ощущая, как впились в тело сотни глаз. Любопытствующих, насмешливых, осуждающих, злых…

— Ты посадишь за свой стол пленную чужачку, риар? — недовольно спросил воин, пришедший с синеглазой девушкой. — Это не по правилам.

— Считаешь, что я должен вечно делить трапезы со своим побратимом? — насмешливо отозвался Сверр. — Мне, как и тебе, Хасвенг, хочется видеть рядом красивую женщину, а не изрядно надоевшее лицо Ирвина.

Зал зашелестел смешками, переходящими в хохот. Даже тот самый Хасвенг усмехнулся.

— Ну и потом, — неторопливо продолжил Сверр, — я сам могу решить, кто разделит со мной мясо и вино. Без подсказок. Сядь здесь, лильган.

Спутник беловолосой нахмурился, но голову склонил. И смотрел исподлобья, пока я шла между столами. На окружающих я не смотрела, лишь на риара, решая для себя задачу, почему он так поступает.

Села на скамью, укрытую мягкой тканью, кивнула Ирвину, тот не ответил. Похоже, советник риара мне не рад. Тому, что я сижу теперь между двумя мужчинами, — тоже. И опешила, когда Сверр повернулся и накрыл мои ноги меховым покрывалом. Под сводами зала повисла тягучая, опасная тишина, а-тэм поперхнулся вином, которое пил. Я быстро глянула на Сверра, ощущая странный ком в горле. Но он уже отвернулся и теперь лениво осматривал свой народ. Служанка, не поднимая глаз, поставила передо мной тарелку.

— Ты задумчива, лильган, — Сверр притянул ближе поднос с кусками кабаньего мяса, наколол на нож. — Тебе не нравится здесь?

— Пока не знаю, — отозвалась я. Ирвин презрительно хмыкнул, я решила не обращать внимания. — Расскажешь мне об этих людях?

— С Хасвенгом ты, можно сказать, уже знакома, — пояснил риар, кивая на воина рядом со снежной. — Это… — Сверр подумал, подбирая слово, — конухм. То есть король. Он управляет Нероальдафе.

— Что? — от изумления я выронила лепешку, которую щипала. — Я думала, это ты тут главный!

— Я — риар, — спокойно пояснил Сверр. — Я защищаю Нероальдафе. Всегда. А Хасвенг решает вопросы, которые не касаются защиты или войны. К тому же хёгги порой погибают. Иногда уходят в походы, чтобы добыть золото или пленных. Иногда просто исчезают и не возвращаются… Но от этого не должны страдать люди. Если я однажды не вернусь, мое место займет новый риар.

— Получается, Хасвенг — наместник, — определилась я.

— Ты забыл сказать, что порой хёгги теряют разум, — не глядя бросил Ирвин. — У них становится слишком много чувств, и разум засыпает. Тогда хёгги пытаются стать просто людьми и желают снять кольцо Горлохума. И от этого погибают!

Сверр зыркнул недовольно, но потом ухмыльнулся.

— Мой а-тэм сегодня не в духе, Лив. Он слишком долго болтался в студеных водах фьорда и заморозил свой инстинкт опасности. Потому и злит меня.

— А как снять кольцо Горлохума? — задумалась я, рассматривая сплошной черный обруч на шее риара.

— Лишь одним способом, — оскалился Ирвин. — Вместе с головой. Но порой хёгги об этом забывают.

Он усмехнулся, словно в этом было что-то смешное.

— А почему хёгги теряют разум? И почему порой уходят и не возвращаются?

— Этот дар бывает слишком тяжелым, — равнодушно пояснил Сверр.

— Откуда они вообще взялись, кольца?

— Их выковали люди из камня, что нашли у Великого Горлохума. После того, как остыл извергающийся огонь и осыпался пепел, который несколько лет закрывал свет солнца. Пробудившийся Горлохум уничтожил тогда почти весь народ фьордов. Но тех, кто выжил, одарил даром слияния с хёггом.

Я задумчиво почесала нос. Обычно в мифах и легендах содержится часть правды, но вот какую искать здесь? Про извержение вулкана известно и Конфедерации. Это исторический факт. Огромная территория оказалась залита лавой и засыпана вулканическим пеплом. Море кипело и заливало фьорды, горы сдвинулись со своих мест. А после появился туман, отрезавший фьорды от остальной земли. Но кольца? По виду материал похож на обсидиан. И я помню, что прикасаться к этому странному украшению нельзя. Интересно, из чего они сделаны? И как надеваются?

От загадок ильхов у меня кружилась голова.

— Ешь, Лив, — коротко приказал Сверр. — У тебя в животе урчит, словно у голодной кошки.

Он усмехнулся, я решила последовать совету и с радостью наполнила свою тарелку. Мелочиться не стала, и скоро передо мной выросла горка из мяса, овощей, сыров и всевозможных закусок. Подхватив золотую ложку, я с радостью на все это набросилась.

Сверр рассмеялся, а я не сразу поняла, что женский стол глазеет на меня почти с ужасом. Ну еще бы, на тарелках этих прелестниц красовались крохотные кусочки, которыми можно накормить лишь мышь!

— У твоей пленницы хороший аппетит, мой риар, — ехидно прокомментировал Ирвин. — Много сил потратила?

— Очень, — проглотив восхитительное жаркое, отозвалась я.

— Мы почувствовали, — хмыкнул Ирвин. — Зов Сверра, кажется, ощутили и за морем. Не зря Нероальдафе… поражен.

— Поражен? — не поняла я.

— Да. Такую страсть принято дарить в первую ночь жене, а не пленнице!

— Хватит, Ирвин.

— Почему? Спорим, антрополог Оливия Орвей жаждет узнать о наших традициях? — сузил глаза а-тэм. — Ведь хочешь?

Я подняла вышитую льняную салфетку, промокнула губы.

— Я буду рада узнать обычаи Нероальдафе. Ведь это уже почти мой дом.

И любезно улыбнулась разозленному ильху.

— Я сам расскажу тебе, Оливия, — спокойно произнес риар. — Мой а-тэм так отчаянно намекает, что я боюсь — подавится. — Сверр сделал глоток вина из массивного кубка. — Ирвин говорит о том, что пленницы не могут стать женами риаров. Никогда. И самый сильный зов по традиции дарится той, что вступает на законное брачное ложе. — Он помолчал, вертя в руке кубок. — И еще, что у меня есть невеста. Свадьба состоится весной.

Я подавилась куском мяса, закашлялась. Отпила вина, ощущая, как темнеет в глазах. Сжала зубы.

— Вот как. Свадьба, значит.

— Прекрасная дочь черного хёгга из Ровенгарда, — кивнул довольный Ирвин. — О ее красоте ходят легенды. А отказ от невесты грозит фьордам войной, да и кто в здравом уме откажется от такой девы?

— Ирвин, тебе лучше заткнуться, — тихо, но угрожающе произнес риар, и его побратим осекся.

— Ешь, лильган, — посмотрел Сверр в мою сторону. — Мне нравится твой аппетит.

Я качнула головой и посмотрела в свою тарелку. Почему мое настроение испортилось? Я ведь все понимала, я действительно чужачка. И сама не планирую прожить свою жизнь в Нероальдафе. Конечно, нет. Я даже мысли такой не допускала. Все это лишь исследование чужого мира и материал для моей научной работы.

Тогда почему стало так больно? От одной только мысли, что закончится зима и Сверр возьмет в жены неизвестную мне красавицу? И для нее будет его зов, его страсть, его нежность… И поцелуи, которым он учится со мной, и новые ласки… все будет для другой. А я останусь лишь чужачкой, игрушкой, забавной пленницей. Проклятой ручкой с золотым колпачком, которую дракон присвоил, а потом забыл.

Во рту стало горько, горло сдавило… а я ведь понимала опасность. Знала, что не получится остаться безучастной, не поддаться магии этого мужчины. И нельзя врать самой себе. Это перестало быть исследованием в тот момент, когда я открыла глаза в племени и увидела сидящего на корточках Сверра. С ним все было слишком остро, горячо и по-настоящему, чтобы остаться просто научной работой! Это то, что стало моей жизнью. Настоящей жизнью.

Сжала под столом кулаки и вдруг осознала, что риар смотрит на меня. Остро, внимательно.

— Попробуй вино, — сказал Сверр, протягивая мне свой кубок. — Его варят с можжевельником, кедровыми орехами, медом и сухими травами. Мы верим, что оно способно исцелять и тело, и душу.

— Сверр, что ты делаешь? — прошипел рядом со мной Ирвин. Но риар на него не смотрел, лишь на меня. Не совсем понимая, что происходит и что снова так разозлило а-тэма, я взяла чашу и отпила. Крепости я не ощущала, лишь горько-сладкий, пряный вкус, медом растекающийся во рту.

— Очень вкусно, — пробормотала я, с изумлением поняв, что язык слегка заплетается. Посмотрела в кубок. Я что же, выпила все?

Риар тихо рассмеялся и вдруг притянул меня к себе.

— Я хочу, чтобы Нероальдафе стал твоим домом, Лив, — прошептал он мне на ухо и медленно лизнул. — Я хочу этого…

Желание вспыхнуло внутри так ярко, что я чуть не застонала. Проклятие, этот ильх и сам действовал на меня, как вино, я от него хмелела… И тут же ощутила, как напряглось тело Сверра, увидела голод в золотых глазах… он тяжело втянул воздух. И резко отвернулся.

Я несколько ошалело осмотрелась. И нутром ощутила изменившуюся атмосферу в зале, она стала пахнуть… желанием? Ахнула, осознавая. Зов хёгга, который чувствуют все. И стоит Сверру ощутить возбуждение — его почувствует весь Нероальдафе?

— Ужас какой… — пробормотала я. — Страсть или ярость… Они все откликаются? Как ты с этим живешь?

— Я умею это сдерживать, — хмыкнул Сверр. Кажется, он действительно успокоился. — Правда, до встречи с тобой у меня получалось лучше.

Он качнул головой, усмехаясь.

Я задумчиво прожевала листочек мяты и кивнула в сторону столов.

— Эта девушка, — тихо начала я, — рядом с Хасвенгом… Она ведь снежная?

— Да, — ответил мне неожиданно Ирвин. — Ее тоже притащил Сверр, поймал прямо возле Аурольхолла. Знатная добыча.

— Она странно на меня смотрит.

— Может, тоже желает сидеть на твоем месте? — с непонятной злостью произнес а-тэм. Побратимы хмуро уставились друг на друга. Первым отвел взгляд Ирвин. А Сверр с досадой покачал головой.

А потом поднялся, и шум в зале мгновенно смолк, а все головы повернулись в сторону риара. Он поднял свой кубок, блеснул на золоте огненный сполох.

— Сегодня мы снова встретили врага и победили его! — громко произнес хёгг. — Откинули от наших стен и заставили пожалеть о приходе в Нероальдафе! Снежные дети Ульхёгга забрали с собой своих поверженных братьев! И сегодня мы станем есть, пить, танцевать и благодарить перворожденных хёггов за нашу победу и наши жизни!

Он выпил вино, и сотня глоток выкрикнула его имя.

Воины вскочили, взлетели в воздух чаши и кубки, расплескивая густой хмель. И тут же с верхнего яруса полилась музыка — не тянущая душу, как на шатии, а задорная, веселая. От нее хотелось смеяться и веселиться.

Со смехом народ бросился в центр, мужчины притопывали, потом расходились, ударяли друг друга открытыми ладонями, снова расходились. Танец был таким же, как все в Нероальдафе — диким, страстным, простым… Танец-битва… К воинам присоединились женщины, и музыка сменилась, став плавнее и медленнее.

— Идем, — Сверр потянул меня из-за стола.

— Туда? — испугалась я. — Ты что! Я не умею! Никогда не умела!

— Если ты споткнешься, я тебя поймаю, — спокойно произнес риар, и внутри кольнуло. То же самое он сказал мне в тесной квартире другого мира…

Воины расступились перед риаром, но я их почти не видела. Кажется, я захмелела от выпитого вина, от сытной еды, от близости Сверра… Он прижал меня к себе, легко повернулся, ведя за собой в странном танце. И, наверное, мы делали что-то не то, порой до моего сознания все же доходило, что смотрят на нас… странно. Но стало наплевать. В какой-то момент я просто позволила себе плыть на волнах удовольствия, ощущать сильные руки, что держали меня, смотреть в золотые глаза. Чувствовать. Жить. Здесь и сейчас, в чужом мире драконов. И понимать, что внутри рождается то, что я боялась назвать, несмотря на свою ученую степень.

Музыка оборвалась внезапно, и Сверр остановился, прижав меня к своему боку.

— Вельма, Вельма… — прокатилось по залу.

Мимо шарахающихся в стороны людей шла старуха. Седые волосы заплетены в две тонкие косы и пегими веревками спадают на впалую грудь. Ее черное одеяние казалось неуместным среди цветных нарядов. И слепые глаза медленно обводят зал, словно ищут жертву.

Плохое предчувствие кольнула под ребрами. Не знаю, что там доказал уважаемый господин Риндор, но с некоторых пор интуиция — моя лучшая советчица! Захотелось спрятаться под стол, возможно, я так и сделала бы, но Сверр не отпустил.

— Рад видеть на нашем празднике Вещую Вельму, — спокойно произнес он, в упор глядя на старуху. — Принимать тебя, провидица, — честь, ты всегда почетный гость.

— А ты всегда мудр, риар, — с хриплым смешком отозвалась слепая. — И знаешь, когда лучше сдержать свою ярость. Последнее время она часто мучает тебя, ведь так?

— Сила зверя не победит разум человека, — сказал Сверр.

— Если он не утерян — разум! — буркнула старуха. — Если человек холоден, как воды фьордов. А не бушует, словно Горлохум! Твое кольцо тяжело, риар, я вижу. Ты славишься своей силой на всех фьордах, но у палки всегда два конца, сам знаешь. Чем больше сила, тем крепче должен быть дух, чтобы укротить ее!

Вокруг согласно закивали. Я увидела Ирвина, что неслышно встал рядом, по лицу а-тэма было видно, что визит этой гостьи его не обрадовал.

— Я пришла, потому что видела сон! Вещий! — громко объявила старуха, и я сдержала желание закатить глаза. Ну что еще за представление? Нет, я уважительно отношусь к старости и седым косицам, но вещие сны?

Ах да, это же Нероальдафе.

Подавила смешок и изобразила на лице внимание.

— И в моем сне я видела смерть! — перешла старуха на зловещий шепот. — Смерть хёгга… и пробуждение красного зверя!

Толпа всколыхнулась, забурлила. Лица исказились страхом и тревогой. Я завертела головой, пытаясь понять. Красный зверь — это Хелехёгг, ведь так? Его храм — Горлохум. Значит… Значит, старуха говорит о пробуждении вулкана. Неудивительно, что радостная атмосфера праздника вмиг испортилась. Новое извержение грозит всем фьордам. Вулканический пепел, лава, цунами, землетрясения… Да это почти конец света!

— Ты видела, когда проснется красный зверь, Вельма? — голос Сверра прозвучал ровно, и это слегка успокоило остальных.

— До наступления зимы. — Старуха подняла вверх скрюченный палец. — Я видела, как багряный хёгг поднимает голову. Как открывается его пасть, а в ней блестит язык, красный, словно кровь. Как остры его шипы цвета огня… он скоро проснется, люди Нероальдафе! И пронесется над фьордами, делая их своими! Его крылья раскроются, а тень накроет Варисфольд! Но прежде рухнет Аурольхолл! Его сияющие башни падут! А после хёгг устремится к Горлохуму! И причина всему — она!

Палец бескомпромиссно и однозначно ткнул в мою сторону. Воины угрожающе заворчали.

Сбоку от меня кто-то тонко вскрикнул, и беловолосая девушка свалилась без чувств. Хорошо, ее вовремя подхватил Хасвенг, поднял на руки.

— Эйлин, Эйлин, — забормотал он, устремляясь к выходу.

— Ты принесла плохие вести, Вельма, — негромко сказал Сверр. — Но ты лишь сосуд, не содержимое. Я прикажу сложить для тебя угощение, если позволишь.

Вельма склонила голову, развернулась и побрела к выходу.

Музыка заиграла снова, правда, как-то неуверенно.

— Ты ей поверил? — обернулась я к Сверру. — Это всего лишь сон!

— Это сон Вельмы, — не глядя на меня, ответил он. — Идем, Лив. Праздник окончен.

Глава 22

Ночью Сверр ко мне не пришел. Я со злостью измерила шагами его огромные апартаменты, рассмотрела в подробностях мебель, книги, перебрала вещи и потрогала скрещенные мечи на каменной стене. Устав, прилегла, да так и уснула.

Разбудила меня Сленга.

— Вставай, чужачка, я завтрак принесла.

Сонно зевнув, я осмотрела кровать, в которой была одна, и нахмурилась.

— Где риар?

— Он велел накормить тебя, а потом показать Нероальдафе, — девушка деловито уставляла стол тарелками, пока я слезала с кровати.

— А сам он где?

Сленга бросила на меня удивленный взгляд, который был вполне понятен. Ну конечно, в этом мире я лишь пленница. И не имею права задавать такие вопросы. И ревновать тоже не имею права! Сверр не принадлежит мне. Чужой мир, чужие порядки, чужой мужчина… Которого я, кажется, убью, если узнаю, что он был у одной из местных девиц! Вот просто… убью! А потом меня сожгут на городской площади на радость Ирвину! Так и закончится бесславная жизнь одного антрополога!

Проглотила нервный смешок.

— Я, конечно, не должна говорить, но… — негромко начала Сленга. — Но риар ночью был со своими воинами. Пили они.

Я коротко кивнула и сбежала в купальню, не желая показывать девушке своего облегчения. Да, докатилась… ревную ильха! Но что делать, чувства нельзя сложить в пробирку и запереть в лаборатории, как ни старайся.

Когда я вышла, служанка уже убрала постель. Я предложила ей разделить со мной завтрак, получила еще один удивленный взгляд и поела в одиночестве. И вскоре мы уже стояли у дверей башни, щурясь от утреннего солнышка. За спиной неслышно встали два стражника, так что прогулка обещала быть занимательной.

— Куда мы пойдем?

— А куда ты хочешь? — пожала плечами Сленга. — Риар велел показать тебе все, что ты решишь посмотреть.

— Невиданная щедрость, — буркнула я себе под нос и двинулась в сторону площади. Помялась, размышляя. — Сленга, ты слышала, что было вчера на празднике?

— Ты говоришь о приходе седой Вельмы? — девушка нахмурилась. — Многие шепчутся.

— И… что об этом думают?

Сленга бросила на меня быстрый взгляд. В нем читалась досада на то, что приходится отвечать на мои вопросы и выгуливать. И затаенный страх. Но вот чего именно боялась прислужница — риара или меня после слов ведьмы, — я не знала.

— Вещая Вельма не ошибается.

— Что, ни разу? — почти с отчаянием спросила я.

— Ну-у, — помялась моя провожатая. — Один раз было. Когда она увидела сон про юного Ирвина. И сказала, что он не сможет выдержать кольцо Горлохума. Что погибнет. А он выжил, одолел зверя, стал побратимом риара и теперь защищает его.

— Ну вот видишь! — от облегчения даже солнце стало светить на небе ярче. — Значит, она тоже ошибается! Любой факт имеет вероятность допустимой погрешности! Ну, то есть… Все люди ошибаются!

— Может и так. Но лучше тебе не ходить без охраны, чужачка.

— Меня зовут Оливия, — буркнула я, посмотрев за спину на двух молчаливых воинов. Значит, меня охраняют?

Я мотнула головой, решив не думать пока о предсказании старухи. К тому же верилось в него слабо. Как я могу разбудить вулкан? Нет ни одной объективной причины принимать ее видение за истину! А значит, сосредоточусь я пока на вещах более материальных. Например, на исследовании Нероальдафе.

Так что я ускорила шаг, с возросшим интересом вертя головой. За площадью начиналось переплетение оживленных улиц. Мимо проезжали груженые телеги, бежали мальчишки, степенно проходили богатые дамы со служанками или топали воины. Мы шагали вверх-вниз по гористой местности. Взобравшись на пригорок, я увидела блестящее вдали море и корабли, покачивающиеся у пристаней. Дома здесь в основном были одноэтажные, Сленга пояснила, что город разделен на две части водопадом. На левой живут ремесленники, торговцы, простые горожане. Располагаются лавки со всевозможными товарами и общие дома для воинов, у которых нет семей. Богатые жители селятся на другой стороне Нероальдафе, там здания двух- и трехэтажные. На каменных стенах каждого дома, возле двери, я заметила железный рожок с емкостью — для живого огня, как пояснила Сленга.

— Когда хотят его зажечь, то крышку снимают, и огонь пробуждается, — пояснила девушка так, словно разговаривала с маленьким ребенком. Ну да, ей не понять, почему чужачка не знает таких элементарных вещей! Живой огонь, подумаешь!

На скале за Нероальдафе бушевал водопад, и я задрала голову, разглядывая систему труб, что отводили воду к городу.

— Она пресная, — ткнула пальцем Сленга. — Из моря пить нельзя, а эту можно. Там, за скалой, начинаются наши поля, туда тоже проложены трубы.

Конечно, я тут же засыпала девушку вопросами, но на большинство она просто не знала ответов. Сленга была обычной служанкой и не слишком интересовалась историей, аграрным развитием или вопросами экономики Нероальдафе. Так что пришлось удовлетвориться ее рассказом о том, сколько блюд обычно подают на ужин и чем любит завтракать риар.

И странно, но последнее меня интересовало не меньше аграрных культур, выращиваемых в Нероальдафе.

— А у риара была постоянная… ну… спутница?

— Наложница? — догадалась Сленга. — Так нельзя ему постоянную. Запрещено. Ты что, и этого не знаешь?

— Почему нельзя? — я остановилась посреди улицы.

— Так зов ведь! — как глупышке, пояснила служанка. — С новой девой он силен, а потом сила уменьшается. А нельзя. Потому к риару девы приходят лишь раз, поворачиваются спиной, а после всего — получают дары и уходят. Второй раз он их не зовет.

— А жена? — кажется, я даже осипла от таких новостей.

— Жена нужна, чтобы родить наследника.

— Но одноразовых дев это не отменяет! — догадалась я. И угрюмо обвела взглядом Нероальдафе. Выходит, что и Сверр связан кучей обязательств. Не так-то это радостно звучит, если честно.

— Порой девушка задерживается на несколько раз, — Сленга нахмурилась, вспоминая. — Хотя нет, не припомню такого.

— Просто прелестно, — сквозь зубы процедила я. — Похоже, мой лимит внимания риара уже исчерпан.

— Что?

— Ничего! — я заставила себя улыбнуться и ткнула пальцем в ближайший дом — длинный, с красной крышей. — Что это?

— Мастерские. Хочешь зайдем? Здесь делают посуду для продажи другим городам. Каждое лето к нам приходят корабли, чтобы купить наши кубки и блюда. Конечно, самое ценное в Нероальдафе — это клинки, других таких на фьордах нет. За меч, выкованный мастером под нашим знаменем, воины готовы биться насмерть. Потому что каждый знает — нет оружия острее и вернее! Клинки лишь мужи куют, для них ярость хёгга нужна! — Сленга горделиво осмотрела с пригорка город. — Но и посуду нашу за морем ценят. Идем, чужачка, посмотришь.

Я вошла за провожатой в открытую дверь, не ожидая многого от этой экскурсии.

Стражники остались за дверью, Сленга тут же убежала шептаться с какой-то женщиной, я же медленно двинулась к длинным столам. За ними сидели мастерицы, перед которыми лежали деревянные лопатки, пестики, палочки, кисточки и прочие инструменты. И горками — куски камня и железа. А сами девушки мяли в ладонях пластилин. Пластилин?!

Я подошла ближе, склонилась.

— Что ты делаешь?

— Тарелку, — юная дева недоуменно воззрилась на незнакомку.

И снова перекатила в руках мягкое… железо? Я открыла рот, подняла со стола тяжелый серый кусок размером с мой кулак. Такой же был в руках мастерицы. Вот только она его месила, словно тесто!

— Можно? — не веря своим глазам, протянула я руку. Кивнув, девушка положила на нее требуемое. Я сжала пальцы, повертела. Железо. Неправильной формы, твердое, теплое от девичьей ладошки, с отпечатком пальчика на шершавой поверхности. Нет, я не сошла с ума, и девушка действительно мяла его.

— Но как? — жалобно пробормотала я. — Как ты это делаешь?

— Так чувствую его, — бесхитростно пояснила мастерица. — Каждый кусочек. Он же словно отзывается в ладони, если бережно, если осторожно. Но это умеют лишь те, кто рожден от зова потомков Лагерхёгга. Наш риар — его потомок, и все мы слышим железо и камень. Ну и золото, конечно, но с ним работают в другой мастерской, да и умельцы там одареннее. Те, кто долго живут в Нероальдафе, тоже могут научиться слышать железо, не сразу, но с годами.

Я уставилась на тусклый кусок в своей руке так, словно это был волшебный артефакт. Слышать железо? И камень? И я пыталась убедить Сверра, что ему нужна Конфедерация?!

Вскинулась, замерла, а потом вытащила из кожаного мешочка на поясе блестящую птичку.

— Какая красивая, — восхитилась юная мастерица, увидев чайку в моей руке. И огорчилась: — Я так не умею. Я могу только раскатывать круглые тарелки, а здесь — каждое перышко видно! Словно живая!

Вокруг нас собрались женщины, и все с любопытством таращились на безделушку.

— Тонкая работа, — весомо прокомментировала самая старшая. — Даже в Нероальдафе мало кто на такое способен. А наши мастера славятся на все фьорды! Мы вот кубки делаем, блюда, ложки да прочее, но чтобы так… Да и железо здесь плохое, мертвое почти, из такого чтобы поделку сотворить — сила невероятная нужна. Как у… — женщина осеклась, глянула на меня остро. Как у риара, — ясно читалось в ее взгляде. И сразу вспыхнуло понимание. — Я слышала, в башне появилась чужачка издалека. И седая Вельма предсказала дурное…

Женщины испуганно зашептались, словно стайка синиц, бросая на меня косые взгляды. Старшая шикнула на них, отдала мне железную птичку и нахмурилась.

— Уходи. Работать мешаешь.

— Почему это железо мертвое? — полюбопытствовала я.

— Потому что жизни в нем нет! Или хёгг в том месте, где его добыли, спит давно! — отрезала мастерица. — Все, иди, нечего тебе тут делать!

Я не стала настаивать и вернулась на улицу. Села прямо на ступеньку, подперла кулаком подбородок. Железо, что мнется в руках, словно кусок мягкой глины. Живое… Каменные статуи над городом, башня, стены, невероятные арки, мосты без опор, соединяющие два берега реки… Нет, не рабы умирали, чтобы создать все это. Просто… Просто в Нероальдафе все иначе. И здесь умеют делать то, что никогда не умели мы, конфедераты. Менять структуру материала на недоступном нам, молекулярном уровне! Создавать из серого камня или бесполезной руды нечто настоящее, красивое, ценное. У меня голова пошла кругом от понимания этого! От осознания чуда, которому я стала свидетельницей.

Открыла ладонь. Птичка из гвоздя, что, казалось, вот-вот сорвется с руки и улетит в небо. Туда же, где парит черный дракон… Туда, куда мне нет хода.

— Эй, чужачка, ты чего тут ревешь? — испугалась подскочившая Сленга. — Оливия, они что, тебя обидели? Так ты скажи, я живо разберусь!

Я улыбнулась воинственной прислужнице и поднялась.

— Я не реву. Я старая дева, белая ворона Академии Прогресса и непроходимая дура, считающая, что знает все на свете. И я не умею плакать!

— Еще как умеешь, — Сленга благополучно пропустила все непонятное мимо ушей. — Пошли, обедать пора. Ты голодная и потому плаксивая. Такое частенько случается. Навернешь сейчас тарелку мясного супа, да такого, чтобы ложка от густоты стояла, и сразу повеселеешь!

Я против воли рассмеялась.

— Ты знаешь толк в утешении, Сленга.

— А то! — довольно ухмыльнулась девушка и посмотрела на меня по-дружески. — Странная ты, конечно. Но то и понятно — чужачка. Не всем повезло родиться в Нероальдафе. Так ты же не виновата, да.

— Угу, — пробормотала я, направляясь к башне риара. Ее было видно из любой части города.

Сленга покосилась на меня и вдруг выдала:

— Меня тоже приводили к риару. Чтобы он подарил мне ночь и свой зов.

Мое сердце благополучно окаменело и вывалилось на мостовую.

— И… что?

— Ничего, — с досадой буркнула служанка. — Посмотрел, зевнул, закрыл глаза и уснул! Правда, на следующий день предложил остаться в услужении. В качестве… подарка. — Сленга поковыряла носком ботинка брусчатку, обиженно надув губы. Но потом подмигнула. — Хотя я не в обиде, к тому же меня зовет замуж воин из личной стражи риара! Так что все к лучшему. Знаешь, у Сверр-хёгга сильный зов, но такого, как с тобой, никто и никогда не слышал. Старики говорят, лишь у перворожденного Лагерхёгга такой был!

Я выдохнула, возвращая свое сердце на место.

— Расскажи мне о хёггах, Сленга…

Черный зверь Лагерхёгг рожден был от железа и камня, в яйце золотом. Сила его велика и в скалах, и в небе, отзываются ему буря и грозовое ненастье. Черный хёгг — властитель небес и гор, и зов его родит самых сильных воинов и выносливых дев.

Белый зверь Удьхёгг родился от союза льда и сияния, в алмазном яйце. Глаза его видят сквозь толщу льда, отзываются ему хрусталь вершин, снега и ветра севера. А от зова Утьхёгга появляются люди, не боящиеся холода и плавящие стекло, что крепче алмаза.

Серый зверь Ньердхёгг вышел из пучины морской, и яйцо его там навеки осталось. От того водному хёггу легче жить в море. Хёгг этот вольный, и зов его слаб, оттого дети Ньердхёгга суше предпочитают свободные просторы водной глади.

Яйцо красного зверя Хелехёгга треснуло в лаве и огне. Пробудился он злым и коварным, потому что жжет горящий уголь его шкуру от начала времен. И ярость этого зверя страшна так, что боятся ее люди от северного предела до южного острова. Ибо каждый ребенок фьордов знает: проснется красный зверь, издаст рев, и придет смерть. Потому что отзывается на зов красного хёгга Огненный Горлохум…

К башне риара мы вернулись как раз к обеду, правда, самого риара я там снова не нашла. Сленга унеслась, а воины на мои вопросы лишь пожимали плечами. Так что я снова отправилась бродить по башне. Предание о перворожденных хёггах все еще звучало в моей голове — напевное, странное, завораживающее. Я почти видела их — драконов, рожденных фьордами. Созданий иной реальности и иных законов мироздания. Какова доля истины в этих сказаниях, я не знала, но у меня были иные доказательства правды.

Из задумчивости меня вывела высокая фигура, выросшая передо мной так неожиданно, что я споткнулась. Ирвин, а это был именно он, не протянул руку, чтобы поддержать.

— Раньше лазутчиков отдавали диким зверям, а головы отправляли их хозяевам, чтобы каждый знал, как Нероальдафе поступает с такими чужаками, — растягивая слова, произнес а-тэм риара.

— Спасибо, обязательно учту эту важную информацию, — с благодарностью произнесла я.

Ильх вспыхнул, сжал губы.

— Думаешь, тебе можно больше, чем другим, Оливия? — процедил он. — Ты ошибаешься. В этом мире ты чужая.

— Если хорошо подумать, я и в свой не очень вписывалась, — задумчиво протянула я. И вскинула голову, в упор глядя на ильха. В конце концов, я устала от его подначек. — Слушай, я оказалась здесь не по своей воле. Так решил Сверр. И я просто пытаюсь вас понять! За что ты меня так ненавидишь? Я не сделала ничего плохого ни тебе, ни Нероальдафе!

Ирвин вдруг усмехнулся. Как-то совершенно по-другому.

— С чего ты взяла, что я тебя ненавижу, чужачка? — голубые глаза блеснули, у губ залегли складки.

Он сделал шаг, и я против воли попятилась, лихорадочно анализируя его поведение. Все это недовольство, ехидство, желание зацепить… могло ли это быть признаком не антипатии, а… интереса?

Моя спина прижалась к стене, а ладонь Ирвина уперлась в камень. И я увидела голод в его глазах, на этот раз неприкрытый.

— Не могу забыть, как ты болталась в воде, чужачка… Такая нежная и беззащитная…

— Ты ко мне не прикоснешься, — сказала я, твердо глядя в его глаза.

— Не прикоснусь, — согласился хёгг. — Ни сейчас, ни потом. Я не Сверр. Я понимаю, как ты опасна, Оливия Орвей. Ты вызываешь чувства, сильные чувства… Желание присвоить и сделать своей. А это плохо. Женщины из-за тумана обладают особой магией, риар прав. Вас надо уничтожать не глядя. — Он наклонился ниже, в упор глядя в мои глаза. — На празднике риар укрыл твои ноги шкурами и напоил из своего кубка. И все это видели. С тобой он меняется. Но не надейся на его чувства, чужачка. Сверр воин, и между тобой и Нероальдафе он всегда выберет второе. Ни одна женщина не может стать дороже родного гнезда. Запомни это хорошо, а лучше запиши на своих бумажках! Ты чужая, ты дитя Конфедерации, ты пришла из-за тумана. За одно это тебя могут растерзать, если узнают. Нероальдафе тебя не примет. Никогда.

Ирвин усмехнулся и сделал шаг назад.

— А после слов Вещей Вельмы ходи и оглядывайся, Оливия. Дети фьордов скоры на расправу.

Развернувшись, он зашагал к лестнице, я же покосилась на стражников, стоящих в сторонке и глядящих в другую сторону. Удержалась от желания сделать гадость, например, плюнуть на темные доски, и пошла искать Сленгу, надеясь, что обещанный суп и правда улучшит мое настроение.

Обедать я устроилась в небольшой зале, где ели служанки, кухарки и младшие воины — по сути мальчишки. Присела с краю, поблагодарила за тарелку горячего супа и пирог с сыром. Дружное и восторженное «риар» прокатилось по комнате, и я увидела размашисто шагающего Сверра, остановившегося передо мной.

— Почему ты здесь? — отрывисто спросил он. — Я велел Ирвину отвести тебя наверх!

— Наверное, он забыл, — хмыкнула я, жуя хлеб. Махнула рукой: — А кормят и здесь неплохо, кстати.

Риар усмехнулся и сел рядом.

— Дайте мне тарелку супа, — сказал он кухарке. Та выглядела так, словно собирается упасть в обморок. А потом подхватилась и кинулась исполнять. Мальчишки таращились на риара, как на божество, забыв про обед. Впрочем, думаю, для них Сверр и был божеством.

Когда огромная, исходящая паром тарелка появилась перед ильхом, все замерли в напряжении. Он опустил в похлебку ложку, съел, облизнулся.

— Вкусно.

Повариха засияла, стирая со лба нервную испарину. И наконец снова вернулась к своим делам, бросая на нас косые взгляды. Сверр подтолкнул ко мне золотистую лепешку с мясом, которую мне не предложили. Я улыбнулась и молча откусила. Слушая перестук ложек и треск в печи, мы ели свой обед.

— Я сегодня гуляла по городу, — негромко начала я. — Нероальдафе прекрасен. Ты был прав.

Сверр медленно кивнул.

— Это лучшее место на земле, Оливия. За него не жаль отдать жизнь.

«Между Нероальдафе и тобой он всегда предпочтет первое…» Слова Ирвина кольнули внутри, и я поморщилась. Нам принесли тяжелые кружки с ягодным напитком и травами, я с удовольствием сделала несколько глотков.

— Ты любишь свой дом, — утвердительно произнесла я.

— Ты свой тоже, — повернув голову, бросил ильх.

Я кивнула. Сверр не спускал с меня глаз, а потом протянул руку, взял кружку из моих рук, отпил. Служанка уронила тарелки, и они разлетелись осколками.

— Простите, простите! — испуганно пробормотала девушка.

— Идем, лильган, — приказал Сверр, не глядя на прислугу. Поднялся и пошел к выходу, твердо печатая шаг.

Я послушно двинулась следом, к тому же и выбора-то особого не было. Стражники, повинуясь приказу риара, остались за столами. Правда, далеко мы не ушли. За лестницей Сверр развернул меня и прижал к себе, торопливо провел ладонями по телу. И тут же приподнял, впился в губы, уже уверенно лаская языком.

— Я соскучился, — хрипло прорычал он. Но ответить не дал, снова целуя. Развернул меня к стене, рывком задрал подол.

— Сверр! — возмутилась я. — Стой! Не надо!

— Хочешь, чтобы я снова тебя укусил? — он коснулся зубами моей шеи, пощекотал языком. Волна горячей дрожи прокатилась вниз по позвоночнику.

— Мы стоим в коридоре!

— Ну и что? — искренне удивился он.

— Здесь ходят воины и служанки!

— И? — кажется, он реально не понимал!

— Сверр! — я схватила ладонь, настойчиво поглаживающую мой живот и спускающуюся все ниже. — Не здесь! Прекрати!

— Ты такая порочная в постели и такая невинная за дверью спальни, — промурлыкал он, лаская мне грудь сквозь ткань.

Я облизала губы, пытаясь отрешиться от разгорающегося внутри пожара. Бороться и с ним, и с собой было слишком сложно.

— Ты пил из моей кружки. Это что-то значит, ведь так?

Ильх на миг замер и прикусил мне мочку уха.

— Это значит, что я хотел пить, — насмешливо хмыкнул он. И вздохнул. — Идем, моя скромная лильган. Покажу тебе кое-что.

Я поправила платье, испытывая одновременно облегчение и разочарование. Сверр заметил, поднял бровь.

— Идем, — улыбнулась я и протянула ему руку. Ильх, нахмурившись, уставился на мою ладонь, и я была уверена, что он просто развернется и пойдет вперед, как раньше. Но он удивил. Сжал мои пальцы, золото глаз расплавилось от внутреннего огня. Я застыла, не в силах даже вдохнуть. И понимая, что в этом коридоре, где пахнет хлебом и говяжьим супом, а свет узкими лентами стелется из дальнего окна, что-то происходит между нами.

Но длилось это слишком недолго, Сверр снова нахмурился, развернулся и пошел к лестнице. Но мою руку не отпустил. Подниматься пришлось долго.

— Куда ты меня ведешь?

— Скоро увидишь, — обнадежил Сверр, когда я уже вознамерилась усесться на ступеньках. Толкнул дверь, и мы оказались на открытой площадке. Кажется, совсем рядом лениво ползли облака, а внизу…

Я ахнула, увидев раскинувшийся в гнезде скал Нероальдафе и море, облизывающее подножие города.

— Невероятно… — прошептала я. Город был черный, красный и зеленый, он казался нереальным со своими мостами, домами, крепостями и водопадами. Я никогда не видела ничего прекраснее. Ничего волшебнее. Ветер взметнул мой подол, растрепал волосы, и Сверр прижал меня к себе, обхватил, согревая.

— Я люблю смотреть на него сверху, — негромко сказал он. Стоя спиной, я не видела лица ильха, но слышала улыбку в его голосе. — И иногда жалею, что лишь я вижу его таким.

— Нероальдафе восхитителен, — искренне сказала я. Устроилась уютнее в руках ильха. — Сегодня я видела, как делают посуду из железа и оникса. Мне сказали, что все в этом городе слышат камень и металл. Но как? — повернула голову. Сверр выглядел задумчивым.

— Я ведь говорил тебе. Ты не знаешь ничего о себе, Оливия Орвей. А люди Конфедерации не понимают мир, в котором живут. Я не знаю, как объяснить тебе.

Он разжал руки, отошел на шаг, поднял с площадки камушек.

— С самого рождения мы знаем, что мир вокруг живой. Камни, железо, море, земля — все имеет душу, и она отзывается нам. Кому-то криком, кому-то лишь шепотом. — Ильх погладил камушек, и я снова задохнулась, увидев изменение. Но чего я не ожидала, так того, что Сверр возьмет мои ладони и вложит камень в чашу наших рук. — Ваша проблема, что вы давно оглохли и верите в то, что мир вокруг так же мертв. А мы знаем иное. Послушай, Оливия. — Я уставилась на осколок в своих руках. Тепло мужских рук и тихий голос завораживали. — Ты должна забыть, кто ты. Свои достижения, опыт, знания. Ты должна остаться здесь и сейчас, со мной и этим камнем. Я могу лишь показать, что это возможно. Но не заставить тебя поверить.

Он замолчал, а я попыталась отключить ту рациональную часть себя, что звалась антропологом Орвей. Я хотела стать просто женщиной, безымянной, вновь рожденной. И ощутить не камень на ладони, а частицу этого мира. Сверр смотрел мне в лицо, но камень в наших руках менялся, обретая иную форму. Волшебство…

— Попробуй, — шепнул он, убирая руки.

Я уставилась на серый булыжник, что потек, почти становясь чем-то новым. Как? Как это происходит? Молекулярная решетка… структура… изменение… как? Что надо сделать?

Камень вновь затвердел, став булыжником, и я испытала разочарование. Без Сверра он не желал меняться. А я-то думала, что сейчас произойдет чудо и я смогу.

— Не в этот раз, — с извиняющейся улыбкой произнесла я, пытаясь скрыть, насколько сильно расстроена.

Сверр отбросил камень в сторону и рывком прижал меня к себе.

— Смотри туда, видишь скалы? — указал он, и я кивнула. — Там был город, Саленгвард. И риар, который хотел изменений. Черный хёгг. Он тоже интересовался людьми и Конфедерацией, изучал их, ведь не только Ирвин способен достать ваши корабли. — Ильх помолчал, а я напряглась, предчувствуя дурное. — И еще риар Саленгварда тоже верил в прогресс. В городе было проведено электричество, проложены железные пути и пущены машины для перевозки. Там вообще было много всего, даже то, чего не было в Конфедерации. Два века назад, Лив, в Саленгварде было то, о чем конфедераты еще и не слышали. Риар города оказался весьма просвещенным и изобретательным.

— И что с ним случилось? — я до рези в глазах всмотрелась в скалы. Да, я видела осколки башен, темную крепостную стену, дома… Но не видела движения. И жизни.

— Скалы погибли, — тихо произнес Сверр. — Камень и железо перестали отзываться на зов хёгга. А сам риар… утратил связь со своим черным зверем и сошел с ума. Город опустел, жить среди мертвых камней слишком тяжело для детей фьордов. Ты спрашивала, почему мы не применяем достижения прогресса? Потому что помним о Саленгварде. Нельзя совместить два мира. Наш мир иной. В твоем городе железо и камень тоже почти мертвы, Лив. Управлять ими даже мне, риару, было бы непросто. А простые люди и вовсе не смогли бы изменить их…

Я закусила губу, глядя вдаль. Чувствуя Сверра за спиной. Ощущая тепло его рук, легкое дыхание, стук сердца…

Он вдруг развернул меня к себе.

— Лив, я…

Бум! — колокол в крепости разлил по Нероальдафе бронзовый звон.

— Что случилось? — встревожилась я.

— Кто-то решил примерить кольцо Горлохума, — со странным выражением произнес риар. Посмотрел на меня с сожалением и насмешкой. — Время закончилось, лильган. Надо было оставаться в том коридоре.

Вслед за Сверром я вбежала в нижний зал башни.

Здесь уже собрались люди, созванные колоколом. И почему-то висела напряженная, выжидающая тишина, причину которой я пока не понимала.

Но додумать и испугаться не успела. В зал степенно вошла полная дородная женщина, рядом с ней топтался мальчишка лет десяти.

— Дар Горлохума! — зычно крикнула гостья, остановившись на середине. — Взываю к дару Горлохума, мой риар!

Шум голосов и смех разом стихли, словно накинули черный полог. Сверр медленно кивнул.

— Кто взывает к дару Горлохума? — произнес он, и мужской голос эхом отразился от стен. Ярче вспыхнул огонь в чаше.

— Гарлета, дочь Хансы! Десять лет назад я родила сына и сегодня взываю к дару Горлохума! Мой Вилмар силен и быстр, он уже лучший среди сверстников. Он попадает в глаз белке из лука и метко бросает копье!

— Он был рожден после шатии?

— Нет, мой риар, — слегка смутилась гостья. Но тут же выпрямилась, демонстрируя внушительный бюст под плотной синей шерстью. — Но он житель Нероальдафе в десятом поколении! Я вдова. Отец Вилмара был вашим воином и погиб в походе пять лет назад. Я знаю, что он желала бы для сына такой участи!

— Думаешь, что знаешь? — негромко произнес Сверр. Я не понимала, что происходит, лишь видела, что риар злится. Это было почти незаметно, но я стояла близко и видела сузившиеся зрачки, ощущала учащенное дыхание ильха.

Что вывело Сверра из себя?

Риар осмотрел притихший зал.

— Что ж, — тяжело произнес он. — Ты имеешь право взывать к дару Горлохума, Гарлета, дочь Хансы.

И подошел к стене. Постоял мгновение, а потом протянул руку, и камень раздвинулся, являя углубление. Черный обруч блеснул, ловя красное отражение огня. Риар поднял его над головой.

— Если твой сын готов сражаться за дар Горлохума, то так и будет.

— Я готов, мой риар! — по-мальчишески звонко крикнул юный Вилмар.

— Ты знаешь, что надо делать?

— Да! Я знаю!

— Хорошо. — Сверр смотрел почти равнодушно, лишь в глазах билось пламя. — У тебя будет всего несколько минут, Вилмар. Иди за мной.

Ильх прошел мимо застывшей Гарлеты и двинулся к выходу. Присутствующие понеслись за Сверром и мальчиком. Я, конечно, побежала за толпой.

На площади перед крепостью воины поставили больше факелов, освещая пространство. Толпа потекла вокруг, не приближаясь к обозначенному светом пятну. Я высунулась из-за спин. В центре теперь стоял мальчишка, на побледневшем личике блестели тревожные темные глаза. Сейчас он уже не выглядел таким смелым, как в зале, подле мамкиной юбки. Сейчас руки парнишки тряслись, а плечи нервно подрагивали.

— Подумай еще раз, Вилмар, сын Гарлеты, — сказал Сверр, остановившись рядом. — Ты уверен, что хочешь примерить кольцо Горлохума? Не бойся, говори то, что думаешь. Никто не имеет права тебя заставить. Ни твоя мать, ни я.

Мальчик сглотнул, но кивнул снова.

— Я уверен, мой риар! И я готов…

— Будет так. Я вручаю тебе дар Горлохума. И желаю, чтобы твоих сил хватило этот дар выдержать, Вилмар.

Голоса умолкли. Над площадью стало так тихо, что казалось — упади перо и раздастся грохот. Люди молчали и смотрели с торжественными лицами. Мужчины — сурово и одобрительно, женщины — стиснув ладони.

Я пока ничего не понимала и просто наблюдала.

На землю возле стены опустились два старика с уже знакомыми мне инструментами, и поплыл тягучий и тревожный звук. Дин-шорх, шор-ди-и-ин…

Сверр поднял на вытянутых руках черный обруч и положил его на макушку мальчика. И на моих глазах кольцо Горлохума стекло вниз, словно было сделано из мягкого каучука или его растянула невидимая рука. Ударило по плечам и сжалось на шее Вилмара. И сразу мальчишка упал, забился на брусчатке.

Я не сдержала вскрик, и кто-то рядом шикнул. Пришлось зажать себе рот ладонью. Вилмар, кажется, очнулся, биться перестал. Вскочил, озираясь. Темные глаза сейчас блестели, лицо исказилось от такого первобытного ужаса, что прижать руку к губам мне пришлось сильнее. Вилмар вдруг поднялся в воздух, словно его схватила невидимая когтистая лапа. И упал на булыжники. Толпа сдавленно ахнула и откатилась назад. Мальчик снова поднялся, закрутился на одном месте, по-звериному рыча.

— Не сможет, — тихо произнес рядом знакомый голос. Я обернулась — Сверр. Риар на меня не смотрел, лишь вперед. Между бровей залегла угрюмая складка.

— Что происходит? — Вилмар снова поднялся в воздух. — Что с ним? Что?!

— Юный воин пытается поймать душу хёгга, — бесцветно произнес Сверр. — Но он слишком слаб. Он не сможет.

— Что?!

Личико мальчишки уже было в крови. Ранен? Но как? Кем?! Я видела лишь пустую площадь! И все же не могла отрицать, что в кругу света Вилмар сражается с кем-то невидимым. И бой этот самый настоящий, насмерть.

— Останови это, — стиснув ладони, прошептала я. — Останови!

— Я не имею права вмешиваться, — в золоте глаз взорвалась ярость. И… сожаление. — Все знают, чем рискуют.

В круге факелов мальчик снова взлетел и упал. И заплакал — жалобно, по-детски… Я тоже взвыла, забыв и о том, что не должна вмешиваться, и о том, что ничего не понимаю…

Оттолкнула ильхов и ворвалась в круг. Мальчишка как раз снова начал подниматься в воздух, словно его тащили гигантские когти! Я вцепилась в детское тело, дернула вниз, смягчая удар. Прижала к себе и побежала прочь. И тут же ощутила, как Вилмара буквально выдирают из рук, хотя по-прежнему никого не видела и не чувствовала!

— Не отдам! — пыхтя, перевернулась, накрыла парня собой. Похоже, он потерял сознание. — Не отдам, пошел вон!

Торжественную тишину площади разорвали вопли. Краем глаза я заметила перекошенные лица, негодование и гнев, ярость и непонимание… Но мне было не до этого. Мою ношу что-то пыталось вырвать из рук. Я не давала и, кажется, ругалась, прижимая мальчика к земле…

И тут над Нероальдафе пролетел рев. Пламя факелов взметнулось, словно на них плеснули бензином. И черная тень накрыла крепость. Женщины завизжали, воины схватились за оружие, но не достали его. Рядом со мной приземлились две лапы, вполне материальные и даже печально знакомые… Сверр. В его драконьей ипостаси.

И сразу тело Вилмара прекратило биться, выскальзывая из моих объятий, обмякло. То, что пыталось его отобрать, — исчезло…

Я, шатаясь, поднялась на ноги. До края круга я так и не доползла, оказывается. Посмотрела в золотые глаза с вертикальным зрачком. Из ноздрей хёгга валил черный дым, похоже, риар был в бешенстве.

— Прости, — сказала я, не ощущая никакого сожаления.

Дракон дыхнул раскаленным воздухом, ударил крыльями. И, отрываясь от земли, сгреб лапой меня, все еще сжимающую мальчишку.

Глава 23

Когти разжались над уже знакомым мне скалистым уступом. Я бухнулась на жухлую траву, вскинулась. Скалы дрогнули от рыка дракона и озарились красным пламенем. Над головой уже сгущались тучи, грозя обрушиться на Нероальдафе бурей.

Я положила ребенка на землю, осторожно ощупала. Правая рука сломана, ребра тоже… Прикусила губу, запрещая себе эмоции. И когда камень раскрылся, на Сверра посмотрела умоляюще.

— Ему нужна помощь! Пожалуйста! Можешь наказать меня, но помоги мальчику!

— Накажу, даже не сомневайся, — зло бросил ильх. И, подхватив парнишку, вошел в скалу. Я побежала следом. Узкий коридор, петляя, вел нас вниз, пока не раскрылся широкой пещерой, что сверху донизу была завалена разным хламом. Та самая кладовая риара…

Сверр положил парня на землю, и я кинулась к нему, пока ильх зажигал факелы.

— Мальчику нужен врач! Лекарь! Срочно!

— Никто ему не поможет! — Я дернулась от ярости в голосе ильха. — Никто! Нельзя прикасаться к тому, кто пал в бою с душой хёгга! Нельзя вмешиваться в то, чего ты не понимаешь!

— Но он всего лишь ребенок! — заорала я.

— Он воин, что выбрал свой путь!

— Какой путь? Умереть?

— Он знал, на что идет.

— Да ему всего лет десять! — я уже готова была завыть.

— Но он сделал выбор, хотя видел смерти своих сверстников! — рявкнул Сверр. Он присел рядом и осторожно потянул черный обруч на шее Вилмара. К моему удивлению, кольцо Горлохума легко соскользнуло, вновь растянувшись. — Каждый имеет право на этот дар. И каждый знает, чем он грозит! Из десятков решившихся лишь один способен победить душу хёгга!

Я молитвенно сложила руки.

— Он лишь ребенок, Сверр! Маленький мальчик! Я знаю, что нарушила ваши традиции, я понимаю! Но умоляю, спаси его! Приведи лекаря!

— Никто не придет, ты что, не поняла? — рявкнул ильх. Глаза Сверра покраснели, черты лица заострились. — И хуже того… я обязан добить этого щенка! Я обязан!

— Нет! — Я заслонила Вилмара собой, словно птица крыльями, закрыв руками. — Нет, не подходи!

Риар сверкнул глазами, нахмурился.

— Сверр, пожалуйста! — взмолилась я. — Ты же другой! Ты другой! Ты так много знаешь, ты изучаешь оба мира, ты строишь дома, мосты и делаешь птиц из стали! Ты исследователь и защитник, Сверр! Ты ведь понимаешь, что Вилмар лишь ребенок и он не должен умереть! Прошу, помоги!

Ильх тяжело втянул воздух. Я видела, как он борется с собой, как плавится золото глаз и четко выделяются сухожилия на предплечьях и шее.

— Сверр…

— Там есть ваши лекарства, Лив, — неожиданно сказал он. — Лекарства Конфедерации.

Я моргнула, осознавая. А потом бросилась в указанную сторону, зарываясь в хлам. Тряпки, куски мебели, столешница, посуда… Чемоданчик со знаком чаши… Нашла!

Снова упала на колени возле раненого. Дышит… Все еще. Критически осмотрела набор медицинского ящичка. На многих ампулах вышел срок годности, но обнаружились и годные. Действуя быстро и не позволяя себя эмоции, я стянула рваную, окровавленную рубаху с мальчишки. Снова ощупала ребра. Что мне понадобится? Анестезия, бинты, антибиотики, спирт… В пещере резко и остро запахло медикаментами. И на миг мое дыхание перехватило. Перед глазами поплыло, память настойчиво возвращала меня в другой день — когда я лежала на стеклах… Тогда тоже сильно, невыносимо пахло лекарствами… И кровь. В тот день ее было гораздо больше… Паника вернулась, и я открыла рот, пытаясь вдохнуть.

Горячие ладони легли на мои виски, и я вскинулась. Сверр молча смотрел в глаза. И взгляд этот успокаивал и поддерживал. «Если ты споткнешься, я тебя поймаю…» Вдох-выдох… И приступ отступил. Уже не сомневаясь, я ввела иглу шприца в вену Вилмара.

И лишь когда дыхание мальчика выровнялось, а грудь оказалась надежно перебинтованной, я позволила себе на миг закрыть глаза. Когда открыла, Сверр стоял рядом и смотрел на меня сверху вниз. И выражения его лица я не поняла.

Вздрогнув, я медленно выпрямилась. Застыла, беспомощно глядя на Сверра и не зная, что сказать. С одной стороны, мы с мальчиком все еще живы. С другой — надолго ли?

— Останешься здесь, — отрывисто велел риар и, резко развернувшись, пошел к стене. Камень разошелся перед ним. Сверр помедлил, словно хотел сказать что-то еще, но не стал. Не оглянувшись, он вошел в скалу, и камень снова сомкнулся.

— И на том спасибо, — пробормотала я, растирая затекшую шею. Что со мной будет дальше, я не знала. Сейчас главное — выходить мальчишку. Так что я притащила шкуры и одеяла, осторожно подсунула под Вилмара. Укрыла.

И двинулась вглубь пещеры. По потолку плелись узоры красных прожилок, давая тусклый свет. Его хватило, чтобы рассмотреть целые горы самых разнообразных вещей! Это все напоминало какой-то склад, в котором свалили груду всего и забыли. И когда я думала, что удивляться больше не могу, я обогнула кусок корабельного фюзеляжа и застыла, пораженная.

— Это… невероятно!

Передо мной лежала гора золота. Высотой в несколько метров. Монеты, украшения, кубки, блюда или просто слитки весом в несколько килограммов! На все это золото наверняка можно было бы купить пару стран за туманом… Я посмотрела на монетку, блестевшую возле моих ног. Усмехнулась.

— Драконье золото. Кто бы мог подумать! В сказках считалось, что увидеть его может только прекрасная принцесса. Похоже, я угодила в неправильную сказку!

И пошла обратно, надеясь разыскать в этих складах что-то полезное для моего маленького пациента.

Я не знала, сколько прошло времени, здесь, в пещере, это было непонятно. Но, судя по тому, как у меня начали слипаться глаза, поняла — много. За эти часы я успела обустроить в углу пещеры подобие жилища. Подтащила низкий столик, на котором разложила медикаменты и вакуумные пачки с бинтами. Подложила под мальчика еще одеял и устроила ложе для себя. Я даже нашла блокнот и ручку, решив позже записать свои наблюдения. За грудой золота, которую я снова обошла, обнаружились ящики с бутылками. И воде в них я обрадовалась больше, чем сверкающим украшениям.

Усевшись на одеяла, я устало вздохнула.

— Уверена, здесь есть даже консервы, — пробормотала глухо. — Но их я, пожалуй, поищу завтра…

Снова проверила дыхание Вилмара, прилегла на одеяло и… уснула.

— Ты не имеешь права, Сверр! — рявкнул Ирвин. Голубые глаза а-тэма бездонными омутами смотрели с побледневшего лица. — Ты обязан наказать чужачку! Прилюдно! И…

— И что? — оскалился риар. — Убить щенка? Я принес обратно кольцо Горлохума, этого достаточно!

— Ты убил мальчишку?

— Да.

— Не верю. — Ирвин прищурился. — Думаю, ты успел снять кольцо Горлохума раньше, чем оно затвердело.

— Ты забываешься, а-тэм.

— А ты теряешь рассудок! Ты меняешься, Сверр, разве не видишь? Меняешься из-за этой девчонки! Ты должен был убить обоих — и ее, и щенка — в тот момент, когда чужачка полезла в круг! Но ты не сделал этого! Где они? Где?!

— Ты забываешься, Ирвин, — холодно повторил Сверр, и блондин осекся. — И тебе стоит кое-что вспомнить. Как ты сам бился с духом хёгга. Как лежал, истекая кровью. Ты не мог победить, а-тэм. И мы оба знаем это.

Ирвин замолчал, его гнев угас. И кулаки разжались.

— Потому я и не верю в то, что мальчишка мертв, — сипло сказал советник. — Ведь я точно знаю, что одного ты уже спас. Когда-то. Никто не знает, но я-то помню…

— Я всегда ценил твои советы, Ирвин, — спокойно оборвал воспоминания Сверр. — Твою защиту. Твои глубокий ум и разящий клинок. Но не смей указывать мне!

— Ты сам сказал про защиту! И я делаю это! Ты обязал меня говорить, если я замечу изменения в тебе, мой риар! Так вот, я их вижу! Ты не замечаешь, что чужачка губительно влияет на тебя! Она затуманила твой разум!

— С моим разумом все в порядке! — разозлился риар. Над Нероальдафе полыхнула молния, но ильхи, стоящие на башне, снова не обратили на нее внимания.

— Нет! Ты никогда не вел себя так! Сколько их было, Сверр? Пленницы, местные… Тебе было наплевать! А сейчас? Ты забираешь ее из круга шатии, сажаешь за наш стол, бережешь! Да что с тобой?

— Она нам нужна! Лив знает о многом…

— Она нужна тебе! — заорал Ирвин. — Не нам! Лишь тебе! И ты не можешь причинить ей вред, даже если девчонка заслуживает этого! Она… дорога тебе!

— Не лезь не в свое дело, Ирвин.

— Ты риар, Сверр. Ты не имеешь права на чувства. — Глаза а-тэма стали темными водами. — И ты знаешь это. Мы оба знаем. Разве не ты запретил мне брать в дом пленницу из Аурольхолла, Эйлин? А ведь я просил…

— Я запретил тебе это, потому что Эйлин вольнорожденная дочь Аурольхолла! — рявкнул Сверр. — Она имеет право иметь свой дом и мужа, а не служить твоим развлечением! Я утащил девушку с ее собственной свадьбы, Ирвин! Хёггу чужды сожаления, но они есть у человека. Эйлин стала женой Хасвенга по праву рождения. А у тебя она была бы лишь игрушкой! К тому же… Она слишком много думала о золоте и шелках, и ни минуты — о тебе! А-тэму не нужна такая женщина!

— А риару? — выплюнул светловолосый хёгг. — Ты не имеешь права ни на какую. Твой зов для всех, ты знаешь это, Сверр!

— Я помню свои обязательства.

Ирвин промолчал, но Сверр уже и не ждал ответа. Миг — и с башни упал дракон, распахивая огромные черные крылья.

Проснулась я от ощущения чужого взгляда. Открыла глаза, сонно зевнула. Рядом с моей импровизированной постелью сидел на корточках мужчина.

— Ирвин? — моргнула удивленно. — А где…

— Риар занят, — угрюмо произнес ильх. — И велел мне позаботиться о тебе, чужачка. Идем.

— Куда? — не поняла я. Вскочила, оправила платье и бросилась к мальчику. Тот дышал ровно, пятна лихорадки исчезли с его лица. И я вздохнула свободнее. Хотела проверить повязку, но Ирвин сжал мою руку повыше локтя.

— О Вилмаре я позабочусь. Идем.

Я недовольно нахмурилась. Идти? Наружу? Почему Сверр сам не пришел за мной? Хотя а-тэм прав, у риара должно быть множество забот… и все же стало неприятно.

Я покорно двинулась за мужчиной, пытаясь приноровиться к быстрым шагам. Он шел уверенно, похоже, хорошо знал эту пещеру. Мы все углублялись в каменные недра и, по ощущениям, спускались ниже. Красных прожилок становилось все меньше, как и света, что они давали.

— Там есть выход? — занервничала я. — Знаешь, мне что-то все это не нравится…

Ирвин обернулся ко мне, блеснули в полумраке голубые глаза.

— Я с самого начала предупреждал тебя, Оливия. Но ты не послушалась.

— Что? — не поняла я. И тут ильх подхватил меня на руки и шагнул с каменного уступа. Темная вода подземного озера сомкнулась над нашими головами. И тут же меня обвил тугой хвост, словно змея обхватила… Хотелось заорать, но я лишь сжала зубы. Обратившийся Ирвин стремительно скользил в воде, и, открыв глаза, я смогла различить очертания хёгга. Цвет не разобрать, я видела лишь огромное обтекаемое тело, гребень шипов вдоль хребта, плавники… И кончик хвоста, что держал меня. Крепкий захват обвивал, не давая даже высунуть руки!

И кислорода во мне становилось все меньше. Я уже ничего не видела, мы неслись сквозь толщу воды с такой скоростью, что я не рискнула снова открыть глаза. Красные пятна плясали перед внутренним взором, воздух заканчивался… И когда я почти потеряла сознание, хвост взметнулся, и меня подбросило вверх. Я вылетела из воды, но змей тут же снова схватил и забросил на свое длинное тело. Я распласталась между рядами шипов, кашляя и отплевываясь. Ирвин издал рык-шипение и снова понесся сквозь водную гладь, я же болталась на нем, пытаясь не свалиться. Холодный ветер фьордов студил так, что довольно скоро я начала стучать зубами. Хотя, возможно, это было от страха. Над фьордами угасал день, красное солнце плескалось в воде, разрисовывая ее красным цветом. Но, увы, мне было не до любования местными красотами. Дрожащими руками я вцепилась в выступающие шипы на теле морского змея, пытаясь удержаться на скользкой коже. Хёгг нырнул под волну, ушел в глубину. И я снова почти задохнулась… Легкие горели огнем, пальцы онемели от напряжения. И опять — вверх на безумной скорости. Прыжок — полет над водой и скользкий вход в море… Пару раз я пыталась кричать, но Ирвин, если и слышал, ни на миг не замедлился и не ответил. Не знаю, сколько продолжался этот безумный заплыв, но когда показалось, что держаться я больше не смогу и разожму руки, хёгг нырнул, выпрыгнул, подбросил соскользнувшую меня и выкинул на высокий берег.

Я распласталась на земле, ловя губами воздух и не веря, что жива. Кашляя и хрипя, я приподнялась, неловко встала на колени.

И тут волна всколыхнулась, выплеснулась, чуть не сбив меня в воду, и из глубины вынырнул водный дракон. Змеевидное тело длиной не менее десяти метров… ряд плавников с двух сторон, серо-голубая чешуя. И треугольная голова, увенчанная широкими темно-синими шипами. Изумительное, невероятное создание! Дракон перевернулся в воздухе и без всплеска вошел в воду. Пронеслась под волной огромная тень. Ударило брызгами в берег. И вновь показались волнистые изгибы морского змея. Покачиваясь, приблизилась длинная шея, а потом пасть распахнулась, показав ряд острых клыков, и хёгг издал душераздирающий рев.

— Объясни! — заорала я в ответ. — Ирвин! Объясни!

Но дракон лишь зашипел и резко ушел в глубину, раздраженно ударив по воде гибким хвостом.

Я, шатаясь, поднялась и осмотрелась. Куда меня притащил а-тэм, я не имела понятия. Я больше не видела стен Нероальдафе. За спиной поднимались ярусами скалы, густо заросшие травой и кустарником. А на вершине мелькнуло что-то серебристое. Ждать на узком пятачке берега я не собиралась, так что, выругавшись, полезла наверх. Уже через пять минут я поняла, что скалолазание — это не мое. Да еще и в тяжелом мокром платье. Колени дрожали, ноги так и норовили соскользнуть. Цепляясь за корни и травинки, я упорно ползла наверх, проклиная Ирвина.

— Сволочь хвостатая! — пыхтела я. — Червяк водоплавающий! Чудовище мутированное! Рептилия толстокожая! Да ты тупик эволюции, вот ты кто! Да я бы тебя на кусочки и по пробиркам, для опытов! Гад, гад, гад! Чтоб тебе там икалось, в воде, чтобы ты захлебнулся, зараза…

На третьем ярусе ругаться я начала в полный голос, пытаясь заглушить страх падения. И когда все же выбралась наверх, упала, раскинув руки и уткнувшись лбом во влажную землю.

Примерно возле моего лба и остановились мужские ноги, обутые в сапоги.

Очень медленно я подняла голову и посмотрела выше. Темные штаны с кожаными вставками. Край плаща, подбитого белым мехом. Пояс с блестящими бляшками. Встрепенувшись, я вскочила и уставилась в серебристые глаза. Узкое лицо, четко обозначенные скулы, тонкие губы. Длинные, серо-белые волосы мужчины, заплетенные во множество косичек и перевитые за спиной, теребил морской ветер. И я уже видела этого человека. Вернее, хёгга. Данар — так называл его Сверр.

— Чужачка? — не спуская с меня взгляда, бросил за спину снежный.

— Да, мой риар! — басом подтвердил воин, стоящий рядом. — Из Нероальдафе, кажется… Погодите… я ее видел! Точно видел. Эту девку бросился спасать черный хёгг, когда мы штурмовали его стены! Я видел!

— Уверен? — негромко переспросил Данар так, словно я не стояла рядом.

— Да, мой риар. Это точно она.

— Ну надо же, — Данар улыбнулся, и у меня холодок пробежал по коже.

Осторожно попятилась назад, а хёгг улыбнулся еще шире. Ну конечно, бежать-то мне некуда.

— Куда собралась, чужачка? — ласково спросил Данар. — Отсюда только по воде или по небу уйти можно. Но вряд ли ты на это способна.

Воины за спиной местного риара хмыкнули. Я нахмурилась, не позволяя себе паниковать.

— Ты пожалеешь, если причинишь мне вред! Я нахожусь под защитой риара Нероальдафе!

— Вернее, просто грела ему постель, — ехидно оборвал хёгг. — Значит, и мою согреешь, для начала. А раз тебя выкинули, то не слишком дорожат, дева. — Он обернулся к своим воинам. — Тащите ее в крепость. И осмотрите берег, если морской змей еще раз появится — атакуйте. Хёгги Нероальдафе слишком многое себе позволяют!

Последнее он бросил, уже отворачиваясь. И ушел первым, больше не глядя на меня. Метаться из стороны в сторону я не стала — бесполезно. Женщина в мокром платье, уставшая и замерзшая — куда я убегу? До ближайшего куста разве что. Поэтому молча дождалась приближения воинов и кивнула.

— А девка-то покорная! — обрадовался тот, что видел меня в Нероальдафе. Здоровенный, как и большинство ильхов, беловолосый, с кривым шрамом через левую щуку. — Видать, наученная уже!

Мужчины ухмыльнулись, я снова промолчала. Только выдернула локоть, когда ильх попытался меня придержать.

— Ну сама топай, раз так, — пожал он плечами. И сплюнул через несколько шагов. — Вот дурная девка — идет, и вода в ботинках хлюпает!

— Так им красота досталась, а ум нет, — философски заметил воин с огромным топором. — Что ж ты удивляешься, Ульф? Девы нам не для того нужны, чтобы умные разговоры вести. Лишь бы мягкая была да пригожая. И покорная, как эта. Большего и не надо.

— Правду говоришь, Рихтор!

Я закатила глаза. Ну вот, теперь еще и слушать подобную ересь! Впрочем, в одном этот Ульф прав. Надо было, прежде чем лезть наверх, вылить воду из ботинок! Но после этого жуткого заплыва на спине морского змея я и сейчас плохо соображаю!

Мы углубились в редкий подлесок, а когда деревья раздвинулись, я против воли ахнула.

— Нравится? — довольно ухмыльнулся Ульф. — Небось в своем Нероальдафе такого не видела?

Я согласно кивнула. На темной скале, густо увитой растительностью, вилась лестница. Ступени сверкали на солнце инеем, словно были вырублены из кусков льда. Не менее тысячи ступеней! Они взбирались по горному склону, все выше и выше, туда, где сияла белоснежная крепость.

— Это Аурольхолл, дева, — изрек парень. — Красивее его только замок ста хёггов! Так что тебе повезло! Радуйся, что попала к нам, нет на земле места лучше Аурольхолла!

Я чуть слышно хмыкнула. Ну да, где-то я такое уже слышала. Только вот название было другим, а так — то же восторженное выражение лиц, та же гордость. Похоже, у ильхов это в крови — хвалить свой дом и считать его лучшим! В целом — правильно. Вот только…

— Мы что же, полезем наверх? — слабым голосом спросила я. — По этим ступеням?

— Конечно, — удивился Ульф. — Да не трясись, не свалишься. Я придержу, если что.

— Спасибо, — на автомате поблагодарила я.

— Ух ты, вежливая! Битая, что ли?

— Немного, — ошарашенно брякнула я.

— Оно и видно. Плетью? Звери эти огненные! Я и смотрю, ты не плачешь, не орешь, по берегу как оглашенная не носишься, как другие. Видать, все в этом проклятом Нероальдафе вышибли, да?

— Угу, — невнятно буркнула я и получила хмурые взгляды своих сопровождающих.

— Давно пора их сровнять с землей! — негодующе бросил парень. — Нельзя же так над девками измываться! Звери! Ладно, топай. И радуйся. У нас, конечно, по-всякому бывает, но просто так никто девок не порет. Разве что за дело или провинность. Так что тебе повезло!

Я как-то сдавленно хрюкнула. Да, я отличаюсь просто редкостным везением! Одно радует — с местными связь налажена. Теперь бы еще взобраться на эту лестницу!

Меня подтолкнули в спину, так что пришлось идти наверх. Ступени, на удивление, оказались не скользкими, да и выглядели вблизи скорее как камень, чем лед. Но к середине я уже проклинала всех снежных, хёггов, фьорды, а также веселых ребят, что легко топали следом. Похоже, для воинов такой подъем не составлял никакого труда. Я же к концу бесконечной лестницы хрипела, как загнанная лошадь, и мечтала кого-нибудь пустить на опыты.

Зато когда мы вползли на открытую площадку, снежно-белая крепость предстала передо мной во всем своем великолепии. Узорчатые стрельчатые окна, витые решетки, несколько сияющих шпилей, террасы, ледяные статуи и искрящаяся мозаика! Не крепость, а замок. Изумительно красивый замок. Посмеиваясь над моим очевидным восторгом, воины провели меня вдоль улицы и ввели в огромные ворота, украшенные инистым рисунком.

— А сколько здесь живет хёггов?

— Трое. Нынешний риар и два его брата. Много веков кольцо Горлохума достается наследникам самого риара, а не кому придется! И следующим будет сын Данара, если, конечно…

Воины переглянулись.

— Если этот сын родится, — угрюмо бросил Рихтор. — Что-то заждались уже…

— Помалкивай лучше, — цыкнул Ульф.

— А где находится замок ста хёггов? — благоразумно перевела я тему, когда мужчины помрачнели.

— Не знаешь? — удивился топающий рядом Ульф. — Так к югу от Аурольхолла, на скале победителей, в Варисфольде. Его тоже строили снежные, так что он чем-то похож. Больше только. Настолько большой, что, поговаривают, вся сотня может там пировать, слившись с хёггами. И поместятся, представляешь?

— С трудом, — честно ответила я. — Значит, хёггов сотня?

— Когда-то была сотня. А теперь поменьше, конечно…

Воин помрачнел и резко утратил желание разговаривать. Покосился на меня недовольно.

— Ты того, болтай поменьше. Понятно, что с девок какой спрос, язык-то что помело. Но лучше придержи его. А то снова побьют, а ты и так умом не удалась… А так и последний выбьют.

— Почему не удалась? Умом? — заинтересовалась я.

— Так слышали мы, как ты бубнила, когда наверх ползла, — развел руками мужик. — Мы-то морского гада сразу заметили. И то, как он тебя выбросил. А потом услышали, что ты орала, и сразу поняли — беда с девкой. Эву Люцию какую-то все вспоминала. Мамаша твоя, что ли?

— Ага. Она самая, — я зажала себе рот ладонью, чтобы не начать истерически хохотать. А воин толкнул очередную дверь и впихнул меня в небольшое помещение, глянул с досадой и ушел.

Я с любопытством осмотрелась. Пока лезла по лестнице, мое платье почти высохло, но нижняя рубашка неприятно липла к телу. Волосы слиплись и повисли сосульками, в ботинках все еще хлюпало. Так что первым делом я стянула обувь и вязаные носки, а потом на цыпочках двинулась вглубь комнаты. Тяжелые темно-синие занавеси закрывали окна, пропуская лишь немного света. В его лучах я рассмотрела привычную обстановку: кровать, стол, кресло… В отличие от Нероальдафе, здесь стены оказались увешаны шкурами или тканями, а белый камень замка холодил пальцы. Я отдернула руку, поежившись.

За мехами обнаружилось еще несколько комнат, одна из них с круглым пустым бассейном.

— Надеюсь, хоть горячая вода у них есть… — пробормотала я, возвращаясь в первое помещение. И замерла, прижав к груди ботинки. Рядом со столом стоял Данар. И разглядывал меня, склонив набок беловолосую голову.

Кивнул мне на постель.

— Платье сними. Измажешь все.

— Что? — удивилась я.

— Платье, — повторил хёгг, блеснув серебряными глазами. — Посмотрим, что нашел в тебе риар Нероальдафе, раз бросился спасать, забыв о битве.

— Это ошибка, — нервно выдавила я, отступая. И совершенно не зная, что делать дальше. — Отпустите меня!

— С чего бы это? — искренне удивился мужчина. — Ты теперь моя пленница. И я хочу узнать, насколько ты хороша в постели. Снимай свое тряпье.

Я отступила еще, с убийственной ясностью понимая, что бежать некуда. И это уже совсем не смешно. Позади смежные комнаты, а между мной и дверью стоит хёгг. И он не хилый юнец, а двухметровый мужик, рассматривающий меня недобро и пристально.

— Послушай, — я лихорадочно искала выход. — Тебе нельзя ко мне приближаться! Я… — сунула руку в прорезь на платье, жалея, что у меня нет оружия. Пальцы сжались на пластиковой зажигалке из пещеры Сверра. А что, если… Вытащила безделушку, взмолилась про себя, чтобы она сработала. Чиркнула колесиком. Раз, другой… огонек вспыхнул, трепыхнулся желтым лепестком.

Снежный приподнял белые брови.

— Думаешь, меня испугает пламя, что ты притащила из Нероальдафе? — рассмеялся он. — Глупая!

И внезапно схватил меня за руку, дернул к окну, распахнул занавеску.

— Меня не пугает такая безделица. Я могу разукрасить огнями все небо.

Я открыла рот, с изумлением глядя вверх. На замок уже опустилась ночь, и над серыми во тьме шпилями вспыхнули разноцветные сполохи. Северное сияние…

Я пораженно опустила свою зажигалку. Да уж, в мире хёггов никого не удивляет такая безделица с огоньком. Здесь по воле одного существа небо раскрашивается многоцветием.

— Налюбовалась? — хмыкнул Данар. — А теперь снимай свои тряпки и становись на колени. Поприветствуй как положено своего нового риара, чужачка!

И мужчина ловко повернул меня спиной, ударил носком сапога под коленку. Ноги подломились, я неловко свалилась на пол. И тут же мою голову прижали щекой к шкуре.

— А впрочем, можно на первый раз просто задрать твой подол, так? — усмехнулся риар и дернул ткань платья.

Я взбрыкнула, пытаясь подняться или хотя бы выбраться из-под тяжелого тела.

— Что ж ты так вертишься… — с досадой процедил снежный. Сжал правой рукой мое бедро, левой по-прежнему пригибая голову. Придавил коленом. Я выдохнула, собираясь с силами. Повернула голову и вцепилась зубами в пальцы мужчины. Он рыкнул, скорее от неожиданности, отдернул ладонь. Минутной заминки мне хватило, чтобы вырваться, откатиться в сторону. Села, поджимая колени и натягивая подол платья. Данар, стоя на коленях, тряхнул головой и нахмурился.

— Строптивая, значит? — задумчиво произнес он. — Я строптивых не люблю. Только время терять.

Посмотрел мне в лицо, и я увидела, как разлились разноцветные сполохи в белесых радужках. Словно в глазах снежного тоже билось северное сияние. Внизу моего живота царапнуло, будто холодом обожгло. А потом это чувство разлилось по всему телу. Так бывает, если с разбега нырнуть в ледяную полынью — и холодно, и горячо одновременно. Дыхание вырвалось из груди стоном.

— Вот так уже лучше, строптивица, — улыбнулся риар. — А теперь — на колени.

Злость взметнулась внутри, метлой прогоняя искусственное желание. На колени? Да что ж они все так помешаны на этой рабской позе? Тираны фьордов, чтоб их!

Вскочив, я метнулась к незажженному камину, выхватила из корзины кочергу. И замахнулась, оскаливаясь не хуже хёггов.

— Только подойди, я тебе эту палку знаешь куда воткну? — рявкнула я.

Сполохи в глазах снежного смыло изумлением. Оно было столь явным, что Данар даже рот открыл. Поднялся медленно, рассматривая меня.

— Ты кто такая? — спросил он. — И почему на тебя не действует мой зов?

— Я… Я знающая! Ну… Я обладаю особыми умениями! И за них меня ценил риар Нероальдафе! А не за то, что делают в постели!

— И что за умения могут быть у девки?! — усмехнулся Данар.

— Я… я могу узнать, почему у тебя не рождается сын! — выпалила я.

Риар дрогнул лицом, помрачнел. И если все время нашей пикировки он скорее развлекался, то сейчас скулы заострились, а в глазах разлилась злость. И я испугалась.

— Я могу узнать, чтобы ты исправил это, мой риар, — торопливо выдохнула я, нервничая. И с ясностью осознавая, что ни кочерга, ни даже меч не остановят снежного, если он захочет меня взять. Изменить его намерения может лишь действительно веская причина. «Женщина должна течь, как вода», — прозвучало в моей голове.

Поэтому свое оружие я отбросила, раскрыла ладони, склонила голову.

— Я в твоей власти, мой риар, — так, голос тихий, но твердый. И мышцы расслаблены. Покорность, Лив, демонстрируй лишь ее… — И осознаю это. Я благодарна риару Аурольхолла за жизнь, что он подарил мне. И хочу отблагодарить. Вот только в постели я неумела, а мое тело обезображено шрамами. Зачем тебе такая дева? У тебя наверняка много тех, что гораздо красивее и белее меня! Но если ты позволишь, я найду причину и выясню, отчего у тебя не рождается наследник! Позволь мне сделать это!

— Покажи, — скрипуче приказал мужчина. — Покажи свое тело. Докажи, что не врешь хотя бы здесь.

Я стиснула зубы, но заставила себя расслабиться. И решительно дернула завязки платья, стянула ткань с плеч вместе с нижней рубахой. Застыла, пытаясь не ежиться под внимательным мужским взглядом.

Снежный мягко приблизился, тронул пальцем рубец под грудью.

— Я слышал, что риар Нероальдафе хуже дикого зверя, но не знал, что настолько.

Задержал палец. Я затаила дыхание.

— Хорошо, чужачка, — тяжело бросил мужчина. — Пока я тебя не трону. Но уже к полнолунию ты должна сказать мне, что сделать для рождения наследника Аурольхолла. Тебя переведут в другие покои и дадут все, что ты попросишь.

Развернувшись, Данар покинул комнаты.

Я же со вздохом облегчения снова натянула платье и усмехнулась. Кто бы мог подумать, что мои шрамы мне однажды пригодятся!

Глава 24

— Где она?

Ирвин отложил топор, который натирал, и поднялся. Сверр остановился в дверях его комнаты. Смотрел спокойно, да только а-тэм слишком хорошо знал своего риара.

— О чем ты?

Сверр сделал несколько неслышных шагов.

— Я сейчас спрошу, а ты ответишь, Ирвин, — с угрожающей мягкостью произнес ильх. — Просто ответишь. Итак. Где она?

А-тэм покосился в сторону топора. Выдохнул.

— В водах фьордов.

Риар прищурился.

— Врешь.

— Правда, — твердо произнес светловолосый хёгг. — Она меняла тебя. Туманила твой разум. Я выполнил то, что должен сделать а-тэм. Утащил чужачку на дно к рыбам. Помог тебе сделать то, на что у тебя не хватало сил!

Тяжелый удар кулаком отбросил Ирвина к стене. Он вскочил, стер тыльной стороной ладони кровь с губы, оскалился.

— Как ты посмел? — прошипел Сверр. И снова ударил — по-настоящему, сильно. И не будь на шее Ирвина кольца Горлохума — не поднялся бы. Но а-тэм снова встал, подхватил боевой топор.

— Я сделал то, что должен! — упрямо повторил он. — Больше чужачка тебя не потревожит! Ты свободен от нее!

Сверр издал короткий низкий рык, блеснул в узком луче света обнаженный меч. Схлестнулся с топором. Мужчины рычали и бились, громя покои. От удара риара Ирвин рухнул на дверь дома, вывалился на мостовую. И зашипел, когда его накрыла темная тень. А-тэм не смог сдержать призыв хёгга. Чешуйчатый морской змей боднул головой обратившегося черного зверя, впился ядовитыми клыками. И два хёгга покатились, сцепившись, разбивая стены, снося крыши, выдирая друг из друга клочья. Жители Нероальдафе спешно разбегались, неслись в укрытие, стремясь спрятаться от ярости своих повелителей. Огромные когти царапали мостовую, с корнем выдирали деревца… Сверр сжал лапами извивающегося морского змея, приподнял, швырнул на камни… Но в этот момент тревожно забил на башне колокол, и огненный хёгг оставил Ирвина, взмыл вверх. И заревел, выпуская пламя.

А потом устремился к крепостной стене.

Морской дракон, шипя, помотал башкой, выплюнул ядовитую слюну, что прожгла дыру в стене дома. И пополз вслед за риаром. Частые удары с башни звучали гулко и тревожно, означая нападение.

Ярость внутри застилает глаза багровой пеленой. Трудно думать, дышать, жить… Хочется лишь убивать. А-тэма я разорвал бы на куски, если бы не нападение на Нероальдафе.

В этот раз — трое. Дикие хёгги, черные. Злобные и голодные, почуявшие теплые человеческие тела. Обычно диких хёггов отпугивают крепостные стены, статуи и мои метки, но эти трое решили поживиться…

И я обрадовался. Поднялся выше, за грань облаков. Черные тени скользили внизу, вытягивая длинные шеи. Я упал на того, что был мощнее других, вцепился клыками, отгрызая голову. От громогласного рева вздрогнули скалы. С наслаждением погрузил когти в живую плоть, разодрал… Пелена перед глазами исчезла, зрение стало ясным, четким. И желания — понятными. Убивать… Вгрызаться, рвать, жечь, выдирать мясо! Все, чтобы насытить мою ярость…

Туша упала в воды возле Нероальдафе, и я увидел, как оплел хвостом раненого хёгга морской змей, утянул в глубину. Да, в волнах нет никого страшнее… Ирвин утащит черного зверя на глубину, там и оставит, в пучине. Так же, как сделал с чужачкой…

Лив.

Имя полыхнуло перед глазами багрово-черным так ярко, что я ослеп. И боль заставила закричать… Дикий рев пронесся над Нероальдафе, зарождая бурю в вышине. Почему так больно? Хёгги живут в ярости, но не в боли. Хёгги сильны и злы, хёгги свободны…

Так почему же так невыносимо больно?!

Во второго зверя вцепился когтями, не обращая внимания на то, что и мне уже подпортили шкуру. Сильные крылья утянули меня к стене, и там мы рухнули вместе, прокатились, дробя камни… Разрушение — вот наша суть… Крики, стоны, плач, хаос — вот то, что мы несем. Ударились о стену башни, звякнул и жалобно замолчал колокол. Шипастый хвост ударил меня плашмя, разрывая броню чешуи. Вывернуться не успел… И снова удар, поперек, словно стальной плетью. Кровь брызнула на стену, а я взревел. Извернулся, вцепился, вгрызся… Сверху посыпались камни разрушающейся сигнальной башни, разбился бронзовый вестник… Тяжелыми взмахами поднялся в воздух, таща тушу дикого хёгга. Ударил о землю, снова поднял…

Ирвин в воде шипел, обвиваясь вокруг последнего, третьего… Морда морского змея вся в крови, не понять — своей или чужой.

Через минуту я сбросил добычу в расщелину между скал, пронесся над волной. Вода уже успокаивалась, под пенным гребнем извивался силуэт с плавниками.

Ирвин жив.

Вот только я не был уверен, что рад.

Развернувшись, опалил огнем студеную воду и взмахнул крыльями…

Время течет медленно. Я разрыл яму в груде золота, накрыл голову хвостом. Желтый металл обагрен кровью, что течет из моей шкуры. Больно… Не шкуре больно. Шкура зарастет.

Прежде чем улечься, завалил камнями проход к подземному озеру. Лучше Ирвину не приходить. Убью…

Время течет неспешно. И я закрываю глаза. Все равно перед ними лишь багрово-черное, больное… Здесь, в моей пещере, я чувствую запах чужачки. Она была здесь — стояла возле золота, смотрела. Ничего не взяла. Ни одна монетка не сохранила тепло ее пальцев. Слабый рык отражается от стен… Говорят, хёгги могут спать веками. Это они и делают, когда слишком устают от людей. Или когда теряют разум.

Теперь я тоже знаю, почему это происходит. Ярость хёгга дает людям силу. Зов хёгга дает детей и исцеление. А боль способна уничтожить всех вокруг… Я уже не помню, почему так важен Нероальдафе, зачем нужны фьорды. Я все забыл. Я хочу лишь убивать… Хочу уничтожить этот город, по которому ходила Лив… Хочу разодрать Ирвина… Хочу утопить в крови всех… Даже себя.

Человек почти не властен над зверем. И остатками разума я заставляю хёгга оставаться на месте…

Тяжело…

Больно…

Я хрипло дышу, зарываюсь в золото, жду…

Когда станет хоть капельку легче.

Данар не соврал. Меня перевели в небольшую комнатку, поставили у дверей стражу. Но зато действительно дали все, что я просила. Первым делом я захотела узнать всю родословную местного риара. Мне притащили свертки писчей бумаги, перья и чернила, а также приставили парнишку, обязанного отвечать на все мои вопросы. Юный Бьорн числился в Аурольхолле скальдом — шутом и потешником. Все потому, что уродился мальчик горбуном и оттого не мог держать ни копье, ни топор. Зато уже с детства демонстрировал впечатляющие умения в искусстве сложения букв и песенок.

— Таких, как я, фьорды не жалуют, — ухмыльнулся парнишка. Светло-серые волосы торчали на его голове спутанными лохмами, пальцы потемнели от чернил. — Если человек уродился с горбом, значит, его родичи прогневали перворожденных хёггов, оттого и наказание. И таких детей лучше отдать в жертву морю.

Я покачала головой. Да уж, о гуманизме здесь и не слышали!

Правда, сам Бьорн мало походил на ущербного. Живой, веселый, всюду сующий свой нос подросток, которого очень интересовало, чем я занимаюсь. Не сдержавшись, я потихоньку показывала ему, как умножать и делить цифры, чему мальчик радовался, словно прянику. Счетоводы в Аурольхолле ценились и жили сыто.

— А это зачем? — он снова сунул перепачканный чернилами нос в мои чертежи.

— Это генеалогическое древо твоего риара, — улыбнулась я, обмакивая перо в чернильницу. — Не отвлекайся, пожалуйста. Расскажи теперь о Вахенди, что родила мать Данара.

Писчий важно надул щеки и начал говорить. Я же чертила ничего не значащие линии и думала. Как ни странно, но мое нахождение в Аурольхолле оказалось величайшим подарком мне, как исследователю. Под предлогом изучения семьи риара я могла задавать вопросы! Хотя на основные — про кольцо Горлохума, хёггов и их способности — Бьорн отказался отвечать наотрез, испуганно залепетав что-то про гнев перворожденных.

Но зато я получила возможность изучать историю Аурольхолла и самих фьордов!

— То есть прекрасная Вахенди тоже была снежной, так? — уточнила я.

— Да! Белая, как снег на вершине горы, синеглазая, как ночное небо! Одна из прекраснейших дев фьордов, ликом сравнимая лишь с луной…

Я поморщилась. Порой в поисках рационального зерна приходилось пробиваться через подобные иносказания.

— Я поняла. А кто были ее родители?

Уже через пару часов я окинула схему задумчивым взглядом.

— Любопытно… А жены у риара нет, правильно?

— Так невесту-то похитил риар Нероальдафе! — всплеснул руками мой рассказчик. — Чтоб ему пусто было, зверю черному! Утащил прекрасную Эйлин, оставил нашего риара без жены!

Ну ясно! Так вот кем была беловолосая девушка на пиру Сверра! Воспоминание кольнуло, и я поежилась. Единственное, что я пыталась не делать, — это не думать о золотоглазом ильхе. Не вспоминать его слова, прикосновения, насмешку… Пыталась, да выходило плохо. Спать я стала урывками, ведь в каждом сне был он… А мысли снова и снова возвращались к вопросу: почему он так поступил — приказал Ирвину выкинуть меня? Наказал за помощь Вилмару?

Ответить могли лишь Ирвин или Сверр, но их здесь не было…

Я тряхнула отросшими кудрями и решительно сжала зубы. Меня должна волновать лишь работа. Значит, ею и стоит заняться!

Однако внутри по-прежнему бились непонимание и обида. Неужели Сверр меня отдал? Он ведь говорил, что никогда… Но что значат слова риара, сказанные чужачке?

— Расскажи мне о скале победителей, — обернулась я к Бьорну.

— О, я ее видел! — блекло-голубые глаза парня загорелись восторгом. — Лишь раз, но помнить буду всю жизнь! Там собирается великий совет хёггов, один раз в пять лет! И на время этого пира никто не крадет чужих дев, не топит корабли, не дерется! Хёгги решают, с кем заключать союз, с кем обменяться ячменем или тканями, чьих дочерей взять в жены! Это называется большой сбор риаров. Следующий — через три года, потому наш риар так злится! Ведь жену он сможет выторговать лишь там…

— А карта у вас есть? — с надеждой спросила я. — Посмотреть бы, где она, эта скала…

— Карт у нас много, вот только зачем тебе, знающая? — ленивый голос заставил мое сердце трепыхнуться. Данар! И как я не заметила его? Впрочем, как бы я заметила, если он вошел не в дверь, а там, где входа не было? Противная способность риаров — подчинять себе свои владения!

Снежный шагнул ближе, недовольно глянул на писчего. Бьорн сник.

— Это всего лишь любопытство, мой риар, — я уже привычно вскочила и склонила голову. Так и привыкну, тьфу-тьфу… — Я никогда не видела скалу победителей.

— И, кажется, даже не слышала о ней, — протянул Данар, изучая мое лицо. — Ты не сказала, откуда ты, Оливия.

— Из племени у подножия великого Горлохума, — честно глядя в глаза риару, сказала я.

Данар перевел взгляд на мой стол, заваленный бумагами.

— Сколько мне еще ждать ответа?

— Я уже близка к разгадке, мой риар, — смиренно ответила я. — Мне нужно еще немного…

— Прошло уже десять дней. Я дал тебе время до полной луны. Поторопись. Пока ты напрасно ешь мясо и отвлекаешь моего писчего.

— Конечно, мой риар. Благодарю тебя, мой риар!

Данар удалился, мы с Бьорном упали на скамью.

— Я покажу тебе карту, — заговорщицки проговорил парнишка. — Если научишь делить большие цифры!

— Научу, — тихо произнесла я. Да, времени осталось немного. И надо все успеть. Причину, по которой у риара не рождается наследник, я заподозрила уже давно. Предположила бы, что он вовсе не может иметь детей, да Бьорн рассказал по секрету о пленницах, что понесли от Данара.

Но вовсе не исследования древа риара занимали меня все эти дни. Под предлогом поиска причин я лишь тянула время и изучала местные нравы. К счастью, мои передвижения не ограничивали, но снежный приставил ко мне стража, что таскался следом, позевывая. Ему я тоже улыбалась и каждый раз благодарила за пригляд, так что мой охранник чаще всего глазел не на меня, а на пробегающих служанок или высоких тонких дев в искрящихся одеяниях, что ходили по улицам Аурольхолла.

Честно говоря, когда я увидела этих красавиц впервые, то застыла, открыв рот. Мимо меня прошла девушка невероятной, завораживающей красоты — беловолосая и светлоглазая. Дорогой плащ из черного бархата сиял множеством искр, и я с изумлением поняла — бриллианты. Драгоценные камни сверкали и в волосах, ушах, на шее и пальцах чаровницы.

— Вольнорожденная Аргель, — шепнул мне Бьорн. — Сестра риара.

— Какая она красивая, — искренне произнесла я, и дева, кажется, услышала, взглянула с улыбкой. И проплыла мимо.

— Риар ничего не жалеет для сестры. Вырастил для нее уже горы искорок!

— Ты говоришь о камнях? — повернулась я к мальчику. — То есть как это вырастил?

— Ну так, — недоуменно поднял брови Бьорн. — Как все Ульхёгги. Только у нашего риара искры выходят чистейшие, не то что у этих полукровок из Гардошела! Все знают, что покупать искры надо в Аурольхолле, и нигде больше! Кровь у риара чистейшая, вот и искры — такие же!

— А можно мне увидеть, как выращиваются эти… искорки? — полюбопытствовала я.

И мы с Бьорном подпрыгнули, когда сзади раздался голос Данара:

— Ты очень любопытна, чужачка.

— Как и все женщины, мой риар, — я склонила голову. Но, кажется, снежный не злился, напротив, пребывал в хорошем настроении. И махнул мне рукой.

— Что ж… я покажу тебе искры. Чтобы ты понимала мою силу и мощь Аурольхолла.

Бьорн при этих словах почему-то пригнул голову и кинулся прочь, страж тоже метнулся под защиту стен. Одна я стояла и хлопала глазами, глядя, как усмехающийся Данар пригибается к земле, а потом его словно накрывает сияющая тень, и поднимает голову уже не человек — зверь. Серо-белый, с бликами на чешуе, длинным хвостом и острыми иглами вдоль хребта. Снежный дракон величиной с небольшой дом… И вроде я уже знала о трансформации хёггов, но стояла, открыв рот, не в силах оторваться от невероятного зрелища.

Зверь мотнул головой, радужные глаза с вертикальными зрачками глянули на меня. Открыл пасть, показывая темно-серый язык и внушительные клыки. И ударил хвостом о брусчатку! Острый, как жало, кончик выбил каменную крошку совсем рядом со мной. Инстинктивно дернулась в сторону, краем глаза уловив мелькнувшую искру. И застыла, пораженная. Бриллианты таились в чешуе драконьего хвоста. За серыми пластинами, броней укрывающими его тело, мерцали драгоценные искры. И от удара одна скатилась вниз, упала в пыль дороги.

Я присела, подняла. На испачканной чернилами ладошке подмигнул прозрачно-голубой бриллиант.

— Можешь оставить себе, — сказал риар — уже человек. — Если ответишь на мой вопрос — получишь еще десяток. Да крупнее. С таким даром тебя любой воин возьмет в свой дом.

— Благодарю, мой риар, — на автомате ответила я.

Данар кивнул и удалился, я проводила его взглядом. И задумалась. Уже в который раз. Что будет, если конфедераты узнают обо всем, что видела я во фьордах? Пещеры Сверра, полные золота, бытовая и необъяснимая магия, бриллианты на шкуре хёгга, подчинение моря, неба, земли… Жестокость рядом с жертвенностью, мужчины и женщины, отличные от конфедератов, словно черное и белое…

Два мира, которые невозможно соединить.

И я — антрополог Оливия Орвей, уже готовая расписаться в своем полном бессилии и полнейшем провале исследовательской миссии. Потому что здесь, во фьордах, я с абсолютной ясностью осознала, что ни черта не знаю о человеческой природе. Я словно глупая примитивная старуха, что сидит в пещере, чертит знаки на остывшей золе и считает, что видела мир. А на самом деле она видела лишь свою пещеру…

Мне стало дурно. Я схватилась за голову и почти взвыла. Бьорн смотрел на меня с жалостью, верно посчитав, что я так одурела от вида искорок!

А я осознавала, что мой мир изменился настолько, что я уже не смогу стать прежней Оливией. Все, во что я верила, все, что было смыслом моей жизни, рассыпалось в прах, и ничего не осталось…

И в то же время… я не могу остаться здесь, во фьордах. Это я тоже понимала.

И сейчас мне нужна была карта, чтобы покинуть Аурольхолл. Другого варианта у меня не было. Что бы я ни сказала Данару, все закончится тем, что мне придется выполнять женские обязанности. По-другому здесь не выйдет. Фьорды пока не готовы к эмансипации! А я не готова стать игрушкой для развлечения.

— Красиво, правда? — мальчик все-таки решил меня поддержать. — Искорки нашего риара дорого стоят, ведь они не просто украшают, но и защищают от холода. Держи при себе и никогда не замерзнешь.

Я разжала ладонь, блеснул на руке камушек.

— Я думаю, что тебе пригодится одна вещь, Бьорн, — очнулась я и достала из кармашка кусочек бумаги и карандаш. — Ты ведь умеешь вырезать деревянные поделки? Так вот, сделай кое-что. Смотри, я нарисую. Сделай вот такую деревянную рамку, внутри поставь палочки, а на них надень костяшки. Это называется счеты, Бьорн. И с ними ты будешь самым искусным в сложении цифр! Ты ведь хотел этого? А взамен… раздобудь мне карту. Сможешь?

Парнишка схватил рисунок и умчался, я же устремилась в свои комнаты под присмотром скучающего стража.

Ирвин посмотрел на девушку, что спала рядом. Белые волосы разметались по темному покрывалу, нагое тело раскрылось. Красиво. А-тэм уныло скривился. Прав был Сверр. Прекрасная снежная Эйлин желает лишь шелка и драгоценности, а в постели с ней скучно. Да и слишком легко она пошла за хёггом, позабыв о своем муже. Противно как-то… А любоваться белым телом надоедает слишком быстро. Вот и Ирвин уже налюбовался. А ведь когда-то казалось, что, заполучи он деву, не выпустит ее из спальни целую зиму. Зима еще не началась, а он уже пресытился.

Дева заворочалась во сне, недовольно чмокнула губами. И а-тэм испытал внезапный приступ раздражения. Дернул Эйлин за руку.

— Просыпайся.

— Что?

Эйлин спросонья хлопала длинными ресницами, смотрела непонимающе. И раздражение усилилось.

— Одевайся и уходи, — приказал Ирвин, сталкивая деву с постели. — Живо!

— Что? Но почему?

А-тэм рыкнул, не желая объяснять.

— Иди в свой дом, поняла! Тебя проводят.

— Но… как же… я же думала…

— Убирайся, — прошипел Ирвин.

Дева живо вскочила, подхватила свое шелковое платье и украшения, которыми щедро одарил ее а-тэм. Прижала к груди, словно боясь, что отнимет.

И мужчина скривился, отвернулся. Прав был Сверр. Прав…

Досада переросла в раскаяние, что мучило уже десять дней. Как раз столько прошло с нападения диких хёггов, как раз столько риар не показывается в Нероальдафе. И воины уже задают вопросы… Пока осторожные, боязливые, но скоро голоса окрепнут. И тогда придет десяток самых сильных и спросит, готов ли а-тэм стать риаром, раз прежний исчез.

Людям нужен тот, кто будет их защищать, беречь, направлять. К кому они пойдут с просьбами и жалобами, за кого будут сражаться и кто подарит зов.

Вот только Ирвин совершенно не желал становиться этим хёггом. Под крылом Сверра ему всегда было спокойно. Он мог топить по его приказу корабли, драться с пришлыми, таскать на дно врагов и воровать чужих дев. А потом пировать, сидя по левую руку от черного риара.

А теперь Сверр исчез. И вход в пещеру с золотом закрыт. Там ли риар или где-то в недрах скал — не узнать. Нероальдафе потихоньку отстраивают, возводят разрушенную башню, чинят стену. И пока люди заняты. Но скоро…

Ирвин зашипел, отгоняя тень своего хёгга. Ему хотелось, как обычно, уйти в глубину, зная, что Сверр все решит и со всем справится. Но теперь решать приходилось а-тэму. И голова Ирвина уже гудела от вопросов, жалоб, недовольства…

И даже беловолосая Эйлин не смогла развлечь. Снулая рыба, а не дева…

Не то что чужачка из-за тумана. В той жила душа воина. Или… хёгга. И Лив никогда не предала бы своего мужа. Глаза бы выцарапала за предложение, что сделал Ирвин белоснежной Эйлин!

Может, потому он так злится? Потому что Лив всегда вызывала слишком непонятные чувства? Интерес. Ее хотелось разгадывать, хотелось изучать… Он мог бы увлечься чужачкой так же, как и Сверр, но не желал этого признавать.

Ирвин потер колючий от щетины подбородок. Устало прикрыл глаза. Он бы сказал риару, что девка жива. Да где же его теперь искать? А впрочем… лучше не говорить. Чего риар точно не простит, так это того, что его Оливией попользуется другой. Да еще и снежный… Нет, такого Сверр точно не потерпит. А в том, что Лив уже греет Данару постель, Ирвин не сомневался. И ведь хотел оставить чужачку на дне, да не смог. Думал — свалится по дороге, не выдержит, а она висела на его шкуре, как ни крутился. И утащить в глубину Ирвин не решился… Выкинул на берег, злясь и на себя, и на Лив…

Горький привкус остался на языке, и а-тэм сглотнул его, морщась. Вкус предательства, вот что это. Его предательства! И вроде правильно все сделал, но почему же так плохо?

Ильх сплюнул на пол, пытаясь избавиться от горечи. Да не вышло. И что теперь делать, он не знал.

Раздраженно схватил свою одежду, натянул торопливо. И отправился в единственное место, где в последние дни находил успокоение. С северной стороны Нероальдафе, на клочке суши в море, стоял одинокий дом. Соленый ветер и долетающие брызги воды покрыли темные, просмоленные бревна белым налетом, крохотные оконца заколочены досками. Но из трубы вился дымок, показывая, что жилище обитаемо.

Ирвин выполз на берег, встряхнулся, возвращаясь в человеческое тело, оправил мокрую одежду. Холода он не чувствовал, даже стоя на двух ногах, а не ползая змеем. Да и ткань на нем высыхала почти мгновенно. А-тэм толкнул дверь и уставился на вскочившего с кровати мальчишку, что таращился на него со смесью испуга и обожания.

— Чего встал? Тебе рано прыгать, — ворчливо сказал а-тэм. Бухнул на грубо сколоченный стол кожаный непромокаемый сверток с мясом, вареными яйцами, хлебом и сыром. И подумал, что надо было принести густого бульона с кусочками теста, такой варили в племени, где родился Ирвин. Хотя а-тэма и забрали оттуда совсем мальчишкой, но вкус того варева он помнил. Вот только тащить похлебку, будучи морским змеем, не слишком удобно. Да и остынет все в водах фьорда. Потому придется мальчику довольствоваться сухим и холодным припасом.

— Пусть бережет тебя море, Ирвин-хёгг, — благодарно произнес Вилмар, склоняя голову и упрямо не садясь на узкую кровать в углу. Ирвин хоть и хмыкнул, но посмотрел одобрительно. В мальчишке есть характер и сила, значит, выйдет из него хороший воин. Хоть и никогда — хёгг. Примерить второй раз кольцо Горлохума не удавалось никому. Хотя бы потому, что в этом поединке не бывало таких, как Вилмар. Мальчишки либо справлялись с духом дикого зверя, либо — и чаще — погибали.

И словно услышав его мысли, мальчик шагнул ближе, вскинул голову. Бледный, с синевой под глазами, но губы сжаты решительно.

— Скажи, что будет со мной, Ирвин-хёгг? И как случилось, что я остался жив? — Вилмар растерянно тронул свою шею. — На мне нет кольца, а ребра сломаны… значит, я проиграл, ведь так? И значит…

Мальчик осекся, но взгляд остался упрямым.

— И значит, не имею права на жизнь.

Ирвин хмыкнул и опустился на скамью у стены.

— Торопишься умереть, Вилмар? Вырасти для начала, а там у тебя будет много возможностей отправиться в вечность. А пока — рано. Нечего тебе рассказать перворожденным хёггам за гранью, нечем позабавить. Поэтому сегодня ты отправишься в Шарондальхолл.

— Куда? — изумился мальчишка.

— Это за морем. Далеко. — Ирвин смотрел сурово, не позволяя себе улыбку, хотя и хотелось рассмеяться, глядя на вытаращенные детские глазенки. Но а-тэм вспомнил Сверра. Тот умел выглядеть так, что даже бывалые воины вздрагивали. И лишь Ирвин знал, что в душе Сверр то веселится, то раздражается от того, как его боятся.

Но воспоминание сослужило добрую службу, и а-тэм остался серьезным.

— Да. Считай это приказом твоего риара, Вилмар. Ты отправишься на корабле, что скоро пройдет мимо берегов Нероальдафе. Это послание отдашь рулевому. — На стол лег запечатанный воском свиток. — И сделаешь все, чтобы стать достойным воином. А о кольце Горлохума забудь. И никогда не рассказывай, что пытался его надеть… Никому. Понял меня?

Мальчик хлопнул длинными темными ресницами, светло-карие глаза блеснули.

— Но как же…

— Я непонятно говорю, что ты споришь со мной? — Ирвин резко поднялся, посмотрел свысока. И снова напомнил себе Сверра.

— Понятно… — испуганно залепетал Вилмар. Выпрямился, глянул смело. — Я все запомнил, Ирвин-хёгг. Я сделаю так, как велите мой риар и ты. Это… — он облизнул губы, — это ведь не просто так, да? Я вам нужен там, в Шарондальхолле? Так?

— Поешь, — насмешливо ответил Ирвин. — И помни мои слова. Стань достойным воином.

О том, что мальчик никогда не увидит мать и родичей, Ирвин промолчал. В конце концов, Вилмар знал, на что идет, желая примерить кольцо Горлохума. И по закону выжившего парня надо принести в жертву, скинув в воды фьорда, дабы успокоить разбуженных диких хёггов.

Впрочем, именно это а-тэм и скажет сегодня вечером на совете воинов.

Прищурившись, Ирвин наблюдал за парнишкой, собирающим нехитрые пожитки. Движения у мальчика были все еще скованными — берёг срастающиеся ребра, но помогать а-тэм не стал. Это лишь оскорбит и без того растерянного Вилмара. Помогать собирать скарб воину может лишь мать или жена, но никак не другой воин, тут уж каждый обязан справляться сам. Так что Ирвин вышел, остановился возле валунов, поросших мхом и закрывающих домик от соленых брызг. На горизонте черным зубом торчал Горлохум, над вершиной вулкана стелился белый дым. В другой стороне высилась башня Нероальдафе. Ирвин привычно приложил ладонь к глазам, всматриваясь в блики на воде. Точку в волнах не заметил бы человеческий глаз, но угадал взор хёгга. Корабль. Значит, пора.

И Вилмар вовремя появился за спиной, закрыл дверь дома, глянул вопросительно.

— Промокнешь, — ворчливо предупредил Ирвин и хмыкнул на предвкушение в глазах мальчика. Конечно, кто еще может похвастаться, что его таскал на своей чешуе морской змей? Да не бывает такого!

А-тэм мотнул головой, отбрасывая с лица отросшие пряди, и с разбега прыгнул в воду. Через миг над отвесным скалистым берегом поднялась узкая длинная морда со змеиными глазами. Солнце блеснуло на шкуре, до прозрачности высветило растопыренные плавники.

Вилмар восторженно выдохнул, закинул сверток с пожитками на спину и залез на шею хёгга. Тот фыркнул, выпуская из ноздрей белесый дымок, и скользнул в водную гладь, пытаясь не намочить своего седока.

Через несколько часов, оставив мальчика на корабле своего давнего знакомого, Ирвин ушел в глубину. Промчался сквозь косяк из тысяч плоских серебристых рыбин, открытой пастью схватил сразу десяток, заглотил. Поурчал довольно, ударил хвостом, выпрыгнул из воды. Радость наполняла а-тэма. И это было странно, ведь он только что нарушил закон фьордов. И велвы-прорицательницы вещают, что за нарушение покарают древние хёгги, озлобятся на преступника. Но внутри Ирвина было спокойно. Пусть серчают, думал он, гоняясь за испуганной пестрохвостой рыбехой. Зато мальчишка вырастет, найдет свою деву, наплодит детей. Может, и права чужачка Лив. Может, и права…

Глава 25

Клин угрюмо осмотрел скалы — с виду неприступные. Рядом остановился Жан, присвистнул, задрав голову и придерживая меховую шапку. Верхушки гор терялись в туманной пелене, что стеной отсекала границу видимости.

— Думаешь, получится? — негромко спросил специалист по редким формам жизни.

Его друг пожал плечами, но в глазах вспыхнуло предвкушение. И Клин знал, что сам смотрит в сторону тумана точно с таким же выражением. Горячее предвкушение, ожидание, надежда! Вот что плавилось сейчас в их крови и толкало вперед.

— Что-то не так с этими фьордами, — глухо сказал Жан, с пониманием взглянув на друга. — Зовут.

— Зовут, — согласился Клин. И промолчал о том, что не только зовут, но и мучают снами — яркими, цветными, объемными. Настолько реальными, что он просыпается со вкусом морской соли на языке и ощущением ветра на коже. Фьорды оказались наркотиком, что не отпускал сотрудников Академии Прогресса.

Жан мотнул головой в сторону военных машин и стоящего рядом Юргаса.

— И этого тоже… зовут.

— Этот не ради фьордов туда тащится, — неожиданно зло отозвался Клин.

Словно услышав, что говорят о нем, военный оглянулся, а потом приблизился к приятелям. Осмотрел.

— Инструкции помните? — как-то раздраженно буркнул он. — Ни во что не лезьте и держитесь в стороне. Ясно вам?

— Нам ясно, что одна эта установка способна разнести небольшую гору, — яростно отозвался Клин, указав в сторону военной машины. — Какого хрена, Юргас? Ведь мы хотели лишь исследовать…

— Ты что, не понял? — неожиданно разозлился их бывший начальник службы безопасности. — Совсем дурак?! Дальше листочков и корешков не видишь? Какое исследование? С самого начала фьорды рассматривались лишь как новые земли! С новыми ресурсами, в том числе и трудовыми! А ваша исследовательская миссия, ваш прорыв — лишь прикрытие для недовольных!

— Что? — опешил Жан. — Но как же… — и схватился за голову. — Да что же это! Да как можно!

— Так, — Юргас скривился и сплюнул на землю. — Я не знаю, что там было в Академии. Не знаю. И во что превратился варвар — тоже не знаю. Но поверьте, чем бы он ни был, ему не устоять против наших машин. Зверь обречен. Все они обречены уже давно. Мы лишь ждали момента.

Клин коротко взвыл, с ужасом глядя в спокойное лицо военного.

— Так что советую вам сидеть тихо и не вмешиваться, — закончил Юргас и четко, по-военному, развернулся.

— Ты для этого идешь туда? — бросил ему в спину Клин. — Хочешь отомстить? За… нее?

Юргас замер, его кулаки сжались. Не оглянувшись, он ушел к военным, что рассматривали карту, разложенную на капоте бронированного внедорожника.

Клин и Жан переглянулись, ощущая себя лишними среди людей в черной и серой форме. Лишними, ненужными и растерянными. Их и включили-то в эту новую экспедицию, лишь понадеявшись, что сотрудники Академии могут оказаться полезными, так как уже проходили сквозь туман.

— Похоже, мы влипли, друг, — задумчиво протянул Клин, и Жан согласно кивнул.

— Думаешь, она жива?

И оба посмотрели в сторону тумана, белой полосой манящего в горы.

Сверр чихнул и открыл глаза. Мутным взглядом обвел золото, влажные своды пещеры, тонкие красные прожилки в камне. Поднял голову. Багровая пелена чуть побледнела, жажда убийств отпустила. А вот боль осталась. Хотелось снова зарыться в желтый металл, который давал успокоение черному хёггу, и снова уснуть. Но Сверр себе этого не позволил.

Рык отразился от сводов пещеры, и зверь тяжело поднялся, покружил вокруг себя, сердито выпуская из ноздрей черный дым. Сколько он спал? Холодной волной облил страх, показалось, что прошли века и там, снаружи, уже нет фьордов, Нероальдафе, людей… И Сверр опять рыкнул, да так, что вздрогнули скалы. И рванул к завалу в скале, разгреб, царапая камни когтями, выбрался наружу. И выдохнул с облегчением — башня крепости по-прежнему темнела на востоке от пещеры. Разбежавшись, хёгг упал со скалы, распахнул затекшие крылья. Ветер ударил в шкуру — старый добрый друг, блеснула в небе шальная молния. И воины Нероальдафе радостно закричали, потрясая мечами, приметив в небе своего риара.

Сверр сделал круг над городом, зорко отмечая изменения.

И на площадку башни упал, добавив несколько свежих борозд граниту. Поднялся на человеческие ноги, кивнул стражам, жавшимся к стене.

— Сколько меня не было?

— Двенадцать дней, мой риар!

— Где Ирвин?

— В крепости, риар.

Воины переглянулись, и Сверр рявкнул сердито:

— Что вы в гляделки играете? Что еще случилось?

— Утром вернулся один из воинов, что ты отправил к туману, — хрипло произнес старший страж, выходя вперед. — С новостями, мой риар. Он ждет внизу.

Сверр кивнул и устремился к лестнице. В его голове лихорадочно бились мысли. А в животе от голода сводило кишки. Хотелось есть, пить и прочее, от тела и одежды несло затхлостью пещеры, и ее тоже хотелось сменить. Но все это подождет. Сначала надо разобраться с тем, что принес вестник.

В длинную комнату, украшенную гербом Нероальдафе и оружием, риар ворвался так, что стражи едва успели распахнуть двери.

— Говори! — приказал он вскочившему из-за стола изможденному воину. Кубок с вином упал, по вышитой скатерти разлилось красное пятно.

Плохой знак, мелькнуло в голове тревожное.

Ирвин, сидевший рядом с вестником, тоже поднялся, приветствуя побратима. На его лице отразилась мгновенная радость, а потом почему-то страх. Но разбираться с реакциями а-тэма Сверр не стал, обратив взор на бледнеющего мужчину рядом. Тот склонил голову, тяжело переступил с ноги на ногу. Ранен, понял риар по неловким движениям. И указал на скамью, приказывая сесть.

— Беда, мой риар, — глухо произнес вестник. — Как ты и говорил, пришли люди из-за тумана. Мы ничего не успели сделать… Ночью выползли из марева железные чудовища, выплюнули огонь… почти как ты, мой риар, когда летишь в небе. Только эти чудовища неживые. И несут смерть. Из всего отряда остался лишь я… Не струсил, не думай. Меня откинуло в скальные расщелины, приложило головой о камень. А когда в себя пришел — пусто уже было. Я, кого смог, похоронил, а потом устремился в Нероальдафе с вестями.

Мужчина тяжело сглотнул, покосился на лужу вина.

— Куда они пошли? — спросил Сверр.

— В сторону Аурольхолла, — отозвался вестник. — Снежные ближе всего в той стороне. Уже дошли, наверное. Белых-то не жалко, да вот только отомстить за наших надо, мой риар. Не дело это…

Ирвин снова побледнел и вскочил. И Сверр нахмурился, переведя тяжелый взгляд на побратима. Предчувствие дернуло изнутри, словно ужалило.

— Говори, а-тэм, — процедил риар.

— Там чужачка, — брякнул Ирвин, и Сверр моргнул, не понимая. А потом полыхнуло внутри жаром, и сердце встрепенулось, наконец пробуждаясь и сбрасывая оковы боли.

— Что ты сказал? — обманчиво мягко произнес Сверр.

— Там чужачка. Лив. — Ирвин сжал зубы, упрямо глядя в красные глаза своего риара. Вестник боком сполз с лавки и устремился к двери, предчувствуя, что и эту комнату скоро разнесут хёгги. А-тэм рубанул ладонью по столу.

— Да, я соврал! Жива она. Ну, была жива, когда я выкинул ее возле Аурольхолла. Оправдываться не буду. Наказание приму, какое назначишь.

— Не будешь? — прошипел ему в лицо Сверр. И замолчал, отступил на шаг, лишь скулы побелели. — Предал меня, Ирвин? Продался снежным?

— Это не так! — заорал побратим. — Я лишь хотел тебя защитить! Ты менялся рядом с ней, Сверр! Ты… влюбился, Хелехёгг тебя побери! Влюбился в чужачку! Я пытался тебя спасти! Нельзя любить врагов! Что еще я должен был сделать?

— Ты мог просто пожелать мне счастья! — рявкнул Сверр. — Для начала!

— Но она девка конфедератов…

Сверр шагнул вперед с таким лицом, что Ирвин с обреченной ясностью понял: убьет. Точно убьет. Но риар остановился, втянул тяжело воздух, отвернулся.

— Сейчас я не могу наказать тебя, Ирвин, — бесцветно произнес он, не глядя на побратима. — Нероальдафе в опасности. Все фьорды в опасности. Но после… — он повернул голову, обжег презрением. — Ты меня разочаровал.

И, развернувшись, вышел.

Ирвин положил кулаки на стол, опустил голову. Горечь не давала дышать, жгла желчью. Хотя все правда, и Сверр имеет право на ярость. Но ведь он, Ирвин, желал лишь защитить побратима! Он испугался, видя огонь, что зажгла в душе риара чужачка. Этот огонь был столь силен, что мог спалить не только Нероальдафе — все фьорды. А-тэм никогда не видел Сверра таким. И его друг мог обманывать себя, говорить, что дева не важна, Ирвин знал истину. Сверр полюбил так, как любили древние хёгги. Навсегда…

И самое плохое, что Лив не просто раздражала а-тэма. Она его… притягивала. Волновала. Будила ненужные желания и опасные мысли. Не зря он захотел взять ее в кругу шатии. Сделать своей, присвоить… у хёггов это в крови. Забирать себе то, что понравилось. Такова их суть. Может, потому хёгги избегают чувств — слишком больно им терять. Но забрать у Сверра нельзя, в этом Ирвин не обманывался.

Ильх сжал кулаки. Надо было все-таки оставить девчонку в водах фьордов. Но он знал, что не смог бы этого сделать.

Я разложила на столе карту и восторженно застыла. Названия были выведены незнакомыми мне символами, похожими на древние руны.

Бьорн склонился рядом, положив локти на стол.

— Смотри, вот Аурольхолл, — ткнул он пальцем в белую вершину с искусно нарисованным замком. Я даже различила лестницу, что вилась от берега по склону горы! — С тех сторон — море, с четвертой — горы и ущелье. В двух днях пути на корабле от нас будет Гриндар, дальше — острова дев-воительниц, ух, злые они! А здесь фьорд, откуда тебя спасли, Нероальдафе. Это великий Горлохум, ну а вот тут — Варисфольд, где расположен замок ста хёггов.

Я осторожно погладила шершавые листы, соединенные нитью, на которых кто-то кропотливо нанес изображения и затейливые надписи.

— А что означает Нероальдафе? — вдруг спросила я.

— Не знаешь? — удивился парень. — Гнездо на скале. Совсем не так красиво, как у нас, да? Аурольхолл — Сияющая Вершина…

Гнездо на скале. Я зажмурилась на миг, потому что горло сжалось. И то, что я давила в себе все эти дни, обожгло слезами. Я склонилась ниже, делая вид, что рассматриваю картинки, а не реву, как дура. Гнездо на скале. И комната с мягким ковром, теплыми стенами и камином, в котором пляшет пламя. И мужчина, которого я учила поцелуям и непозволительным ласкам… блики света в золотых радужках, насмешка на жестких губах.

Я отчаянно, глубинно, невероятно тосковала по нему. И дело не в том, что он первый, лучший и невозможный. Дело в том — что единственный.

Вот только что мне делать с этим чувством, я совершенно не знала. Глупое и ненужное, оно не укладывалось ни в один мой план. Оно мешало, жалило, заставляло мечтать. Ждать. Звать.

Правильно сказал Сверр в тесноте моей квартирки. Любовь — плохое чувство. Оно делает мужчину уязвимым, а женщине приносит боль… и все же… я не отдала бы возможность изведать его ни за что на свете. Даже за Вирийскую премию Конфедерации, важнее которой нет в ученом мире.

— Лив, ты плачешь? — изумился мой юный напарник, когда слеза все-таки упала на бумагу. Я торопливо стерла влагу рукавом.

— Растрогалась от красоты названий, — с честным лицом соврала я. — А здесь что?

Бьорн бросился перечислять, я же уставилась на цепь снежных гор, что тянулись рядом с Аурольхоллом. Если мне не изменяет память, на которую я никогда не жаловалась, именно там находится еще одна точка, где туман почти исчез. Близко. Очень близко.

Сердце гулко ударило в ребра. Там, за туманом, моя жизнь: люди, цивилизация, Академия… Пора возвращаться.

Я накинула на плечи теплый плащ, подбитый мехом лисицы, и усмехнулась. Надо же, я почти привыкла к одежде фьордов. Хотя в комбинезоне и теплой куртке было бы удобнее, чем в шерстяном платье.

Но хвала хёггам и за это. Бьорн ушел к себе, а я еще раз перечитала письмо, которое оставила для Данара. Пусть у снежного и были насчет меня планы, с которыми я не согласна, но по-своему он неплох. А я обещала разобраться, почему у него не рождается наследник. Вот только ответ пусть лучше прочитает в послании, а не услышит от меня. Подхватила свою котомку. Нож, запас мяса, сыра и хлеба, загадочный холодный уголек, который загорался на дереве или опилках, веревка, карта, бриллиант, благодаря которому я больше не мерзла. Магия фьордов, которую я так и не смогла объяснить, да и не смогу, видимо. Не хватит на это моих знаний.

Вздохнула и уже привычно погладила железную птичку, а после спрятала ее обратно в кожаный мешочек на поясе. Пора…

Мои улыбки и восторги дали свои плоды — стражник, охраняющий меня, утратил бдительность, и последние дни слонялся следом лениво с явным недоумением на круглом лице. Он не понимал, зачем охранять ту, что на каждом шагу восхищается красотами Аурольхолла и славит снежных хёггов. Я столько раз благодарила окружающих за жизнь в этом прекрасном месте, что мне поверили. Даже Данар смотрел со снисходительной усмешкой и ленивым интересом. И я не желала, чтобы эти взгляды переросли во что-то большее.

Сейчас, в ранний предрассветный час, воин-страж блаженно похрапывал у дверей моей комнаты. А предусмотрительно смазанные маслом петли не издали ни звука.

Аурольхолл еще спал, когда я тенью пробиралась по светлым коридорам и выходила из маленькой двери за кухнями. Медленно разгорающийся свет зари окрасил розовым и золотым хрустальные вершины башен, и я на миг застыла, сраженная этой красотой. Но тут же отвернулась и понеслась в сторону от главных ворот. Любая нормальная беглянка устремилась бы к морю и попыталась стащить одну из лодок. Я же торопилась на восток, туда, где высились снежные горы и где виднелась мутная полоса тумана. Никто из детей фьордов не пойдет добровольно в ту сторону, на это я и рассчитывала.

Крепостная стена оканчивалась за башнями, так что уже через час быстрой ходьбы я оказалась на плато, занесенном снегом. Сияющая Вершина оставалась позади, цвета ее башни гасли в свете дня и снова становились алмазно-серебристыми. Утро выдалось свежим, но холода я не чувствовала. В моем первоначальном плане была мысль украсть лошадь, но я ее быстро отбросила. Вряд ли животное с радостью повезет на себе седока, трясущегося от страха. К тому же я даже не представляю, как крепится седло, и вряд ли способна удержаться на крупе без него. Так что топать придется ножками.

Плато оказалось живописным, сквозь тонкое одеяло снега пробивались нежно-голубые эдельвейсы, но я запрещала себе неуместные сейчас восторги и шла дальше.

Через пару часов моего успешного побега я уже видела часть скалы и край тумана рядом. Главное — не ошибиться. Если я правильно запомнила точку, указанную Андерсом Эриксоном, то здесь завеса между фьордами и Конфедерацией практически исчезла. Надо найти этот разрыв! И верить в слова ученого.

Но думать о возможных погрешностях я сейчас не желала. Я разыщу этот проклятый разрыв! Разыщу!

Туман был уже совсем близко, когда позади, со стороны Аурольхолла, раздался тяжелый глухой гул, а потом покатился тревожный звон колокола. Я подпрыгнула. Что это? Неужели мой побег заметили?! И сейчас созывают людей, чтобы поймать беглянку?

Снова непонятный звук-удар. Я обернулась, козырьком приложила ко лбу ладонь, пытаясь понять, почему дрожит северная башня Аурольхолла, та самая, что розовела час назад в свете восходящего солнца. Дрожит, а потом оплавляется и начинает рушиться, словно срезанная пополам гигантским лучом…

Ужас перехватил горло, и паника сдавила меня в знакомых объятиях. Со своего места на скале я видела, как верхушка башни рухнула вниз, и я знала лишь одно оружие, что способно на это. Лазерная установка Конфедерации.

Но как? Как?!

Так же, как и я намеревалась проникнуть на другую сторону…

Я начала задыхаться. Удушье свалило меня на снег, невидимая удавка радостно затянула петлю. В глазах потемнело, но я успела увидеть взметнувшуюся над Аурольхоллом тень. Огромный длинный силуэт, распахнутые в полете черные крылья, пламя, извергающееся из клыкастой пасти…

Сверр. Там, над сияющими пиками, был Сверр! Его я узнаю в любой ипостаси, всегда.

Встала на колени, делая осторожные вдохи. Раз-два, раз-два… Как там говорил целитель?

— Хелехёгг, рожденный в пламени Горлохума, забери мою болезнь, помоги мне, — задыхаясь, забормотала я. Сейчас не было мыслей о том, насколько ненаучно и даже глупо то, что я пытаюсь сделать. К демонам науку! Она осталась там, за туманом. А здесь, над Аурольхоллом, кружит Сверр, и по нему стреляют… — Прошу тебя, Хелехёгг! — взмолилась я. — Я должна ему помочь!

Дыхание выровнялось, и я осторожно втянула снежный воздух. Приступ прошел. Без ингалятора и лекарств.

Но задумываться об этом я не стала, подскочила и понеслась обратно в сторону города. И на этот раз я уже не видела ни красоты гор, ни эдельвейсов, что попадали под подошвы моих сапог.

Я разорвал слияние со своим зверем и рухнул на снег, потеряв равновесие. Ирвин издал трубный рык, плюнул обжигающей кислотой и тоже изменился.

— Ты что творишь, Сверр? — заорал он, тревожно оглядываясь. — Зови своего хёгга! Человеку здесь слишком опасно!

— Убирайся в Нероальдафе! — рыкнул я а-тэму. Ирвин упрямо поджал губы. И я знал, что побратим не уйдет, проигнорировав мой прямой приказ.

— Сверр, послушай…

— Убирайся!

Он крикнул что-то в спину, но я не обратил внимания, с разворота ударил топором снежного, что попытался лишить меня головы. Вокруг кричали люди. Жители Аурольхолла бежали в укрытия, прятались, орали… никто не понимал, что происходит и откуда пришла беда. Я завертелся, пытаясь сориентироваться.

Аурольхолл снова дрогнул, словно живой и раненый зверь, жалобно зазвенел всеми семью башнями. А потом верхушка восточной мягко поползла вниз. Ее срезал тонкий голубоватый луч, возникший из ниоткуда. Белые камни посыпались вниз лавиной, вызывая новые крики и плач.

— Сверр! — снова крикнул Ирвин. — Сверр, сливайся со зверем!

— Я должен найти ее!

— Я помогу…

— Ты уже помог, — процедил я, вгоняя кулак в живот атакующего воина. Пригнулся, пропуская над головой белую сталь, ударил…

— Эй, черный! — голос Данара, полный злобы и ненависти, я услышал сквозь шум битвы, развернулся. Риар Аурольхолла стоял в узком окне крепости, пока — человеком. И мне надо, чтобы он был человеком еще хоть немного…

И потому я отбросил тех, кто стоял на моем пути, побежал, сжимая в руке свое оружие. Данар спрыгнул сверху, легко выпрямился, в его ладони сверкнула льдистая сталь.

— Ты принес в мой дом горе! — заорал снежный. — Сдохни, тварь!

— Не я, идиот! — рявкнул, когда и северо-восточная башня дрогнула и начала заваливаться. — Конфедерация! Люди из-за тумана! Оглянись!

На лице Данара возникло недоумение.

— Я отправлял тебе предупреждение, замороженный придурок! Птицами!

— Я скормил твоих птиц псам, урод! — заорал снежный. Но в белых глазах уже мелькало понимание. Данар видел луч, который срезал каменные здания, словно раскаленный нож. И знал, что нет во фьордах такого оружия.

Меня ударило холодом, и я понял, что снежный зверь Данара близко…

— Стой! Стой! Где она?!

— Кто? — риар Аурольхолла уже сливался со своим хёггом.

— Оливия! Где она?!

Снежный замер, в белизне глаз мелькнула догадка. И хмыкнул.

— В Аурольхолле, черный. В Аурольхолле…

Эхо ударило о стены и принесло мне слова, когда снежный хёгг ударил крыльями, взлетая. Позади ревел Ирвин, и я тоже не стал медлить. Призвал своего зверя и уже через миг выпустил дым, поднимаясь в небо над Сияющей Вершиной.

Ненависть заставила меня огласить небо рычанием, а из пасти вырвалось пламя. Возле стены на заснеженном плато стояли жуткие железные монстры. Два десятка машин Конфедерации, на каждой установка для убийства… Голубой луч снова возник и ударил в каменную стену, образуя огромную дыру.

Данар зарычал, взвились в небо два его брата — более мелкие снежные… На миг я поймал взгляд риара — льдистые глаза с вытянутым зрачком смотрели вопросительно. Я мотнул головой и выпустил пламя в сторону машин. Данар кивнул и устремился туда же…

Обратно я добежала быстрее. Кажется, я неслась так, словно у меня тоже выросли крылья. Меня подгонял ужас и понимание непоправимости происходящего. Когда впереди показались военные машины, я снова задыхалась — на этот раз от бега.

— Стойте, стойте! — заорала, махая руками и пытаясь привлечь внимание. — Стойте! Нет! Я здесь! Я Оливия Орвей! Нет!

Грузная тяжелая машина развернулась, и лазер пробил дыру в городской стене. Да что там! Он просто разнес ее, образуя проход для техники! Людей я не видела, очевидно, они укрыты за железной броней.

— Стойте, стойте! Не надо! Не трогайте их! — не прекращая орать и махать руками, я снова побежала, не понимая, как остановить то, что видела.

Но в гуле и реве машин и кружащих сверху драконов никто не слышал мой голос. И не видел маленькую человеческую фигурку, бегущую от скал. Я ничего не понимала. Я лишь видела, как рушатся стены, как стреляют конфедераты, как выбегает из Аурольхолла толпа вооруженных снежных. В своих льдистых доспехах, с мечами… Воины, которые погибнут, но даже не доберутся до людей в военной технике!

Однако стоило подумать об этом, и в небе Данар издал тягучий рык. Снежная круговерть налетела внезапно, густым и плотным пологом закрывая армию воинов. Их белые доспехи, волосы, одежда просто растворились и стали невидимыми! Зато пятнистая окраска машин резко выделялась на фоне плато. Сверр опустился ниже, дыхнул пламенем. Ближайшая машина оплавилась, из нее посыпались орущие люди… Я зажала рот рукой, не в силах сдержать вопль ужаса. Да что же это?!

В клубящемся ледяном мареве я увидела конфедератов, которые падали на снег — их вытаскивали воины Аурольхолла. Но в ход шли парализаторы и оружие прогресса, военные уже сориентировались и пошли в атаку. Когда над стенами взвился зеленый дым, защитники башен попадали, хватаясь за горло. А я как раз достигла места сражения. Завертела головой, пытаясь понять, где наши командующие. Наши? Проклятие, я теперь не знала, где здесь «мои»… Те, кто нападает, или те, кто защищается? Конфедерация или фьорды? На чьей стороне я — антрополог Оливия Орвей?

— Надо это остановить, — пробормотала я, отчаянно пытаясь придумать — как. Сквозь снег, рев и мешанину людей я увидела знакомое лицо. — Юргас? Юргас! Это я, Оливия!

Бывший начальник службы безопасности не услышал. Он ожесточенно стрелял, пытаясь сбить кружащего вверху дракона. С досадой отбросив бесполезный пистолет, запрыгнул в машину, и я увидела, как разворачивается дуло установки.

— Нет! — заорала я. Боюсь, даже хёгг не выдержит такой удар…

Меня кто-то толкнул в плечо, и я полетела на снег.

— Беги отсюда, девчонка! — без злости рявкнул незнакомый мне снежный и отвернулся, встречая конфедерата. Я поползла, потом снова вскочила. Голубой луч ударил в небо… Мимо!

Хёгги взревели, и небо полыхнуло огнями — разом и северным сиянием, и вспышками молний. И снова смертельный луч разрезал пространство. Я не сдержала крик ужаса, и голова черного дракона дернулась. Он завис над головами людей, золотые глаза прищурились. И снова беззвучно выплюнула смерть железная машина… Луч ударил в крыло хёгга. Черный дракон как-то боком дернулся, изогнулся и… рухнул вниз, на заснеженную землю.

— Нет… — я застыла, не веря своим глазам. Этого не может быть. Не может быть!

Сверр поднял голову, мигнул. Попытался подняться, впиваясь когтями в землю, огромный шипастый хвост ударил в ближайшую машину, и та завалилась на бок. Данар подцепил огромными лапами другую, замолотил крыльями, отрывая махину от снега и поднимая в воздух. А потом разжал лапы, и железо треснуло, разбиваясь о застывшую землю…

Вот только Юргас уже снова развернул установку на Сверра…

Не думая, я понеслась вперед. Отталкивала кого-то, оскальзывалась, поднималась, бежала… Мой меховой плащ остался где-то среди камней, как и котомка… Я неслась, пока черный дракон не вырос передо мной горой. И лишь здесь я остановилась, развернулась к машинам конфедератов.

— Не смей!!! — заорала так, что даже шум сражения стих. Сверр за спиной пытался подняться, левое крыло черного дракона почти полностью сгорело… Он рыкнул и ткнул меня головой, вполне понятно приказывая убраться. Но я лишь схватилась за его лапу, глядя в дуло установки, за которой находились конфедераты. И ожидая нового смертоносного луча…

Мгновения растянулись в вечность…

И когда я уже попрощалась с жизнью, люк машины откинулся и показалось бледное лицо Юргаса.

— Оливия? Это… вы?

Последняя машина из-за Тумана вдруг как-то странно дернулась, пыхнула, остановилась, и из нее вылез Клин.

— Лив! Мы оглушили военных! И связали их! Лив, я знал, что ты жива! Лив, мы вернулись!

Я со вздохом разжала онемевшие руки, что цеплялись за Сверра. Громада хёгга вдруг затуманилась, словно размылась, и уже через миг рядом со мной лежал человек. Весь его левый бок оказался черно-красным от жуткого ожога… Я сжала зубы, запрещая себе плакать. Сверр пытался встать, но у него не получалось. За спиной воины Аурольхолла связывали конфедератов.

— Ничего, ничего, это заживет, ведь так? — бормотала я, стоя на коленях и боясь прикоснуться к ожогам ильха. Он посмотрел на меня мутным взглядом, сжал зубы.

— Лильган, — тихо сказал он и отвел мои руки. — Не надо.

Он все-таки поднялся, а потом рывком прижал меня к себе.

— Еще раз так сделаешь, я сам тебя убью, — сипло сказал он.

— Сверр, — голос Данара заставил нас развернуться. Снежный риар тоже был ранен, кровь на бледном лице и белых волосах казалась слишком яркой. И глаза слишком спокойными. — Твой побратим, черный…

— Что с ним? — встревожилась я. Но Данар не ответил. Он смотрел на своего давнего недруга, но на этот раз в его глазах не было вражды, лишь древнее и молчаливое понимание. А еще — печаль. Два снежных хёгга — братья Данара — кружили сверху, оглашая небо злым рыком.

Сверр отпустил меня и, спотыкаясь, пошел мимо воинов. Я — следом, сдерживая слезы. Потому что уже поняла, что увижу.

Ирвин лежал на снегу, и казалось — просто прилег отдохнуть. Голубые глаза слегка удивленно смотрели в небо. Вокруг молча собирались защитники Аурольхолла. И каждый поднимал вверх оружие, окрашенное кровью, — дань уважения и почета.

— Надо снять кольцо Горлохума, — тяжело сказал Данар. — Я могу…

— Я сам, — резко осек Сверр. Он стоял над телом своего побратима, глаза ильха казались двумя дырами в бездну.

— Конечно, риар Нероальдафе, — спокойно ответил Данар.

Воины опустили оружие и ударили о стылую землю. Стук-стук-стук… глухой тяжелый ритм, бледные лица… Я на миг закрыла глаза. Хотя и осталась стоять, понимая, что Ирвин заслужил эту дань уважения.

А когда открыла, в руке Сверра был черный каменный обруч… Капли крови упали с него на снег…

И я прикусила изнутри щеку, чтобы не заплакать. Наверное, до последней минуты я не забуду, какие пустые и отчаянные глаза были у риара, потерявшего своего побратима… Горе, которое невозможно выразить словами и невозможно забыть. Оно притупится со временем, но никогда не исчезнет полностью.

— Риар, — выдохнули воины, медленно опускаясь на колени. Данар остался стоять, лишь склонил голову.

— Мой риар, — тихо сказала я и тоже встала коленями на снег. Сверр дернул головой, услышав мой голос. Я осторожно подняла взгляд, глядя на него снизу вверх. И сейчас, стоя вот так, на тающем снежном крошеве, я понимала, что выбрала сторону. И риара. И он тоже это понял. Сверр моргнул и отвернулся. Воины встали. Со стороны Аурольхолла уже бежали люди…

Через час убитые были похоронены, а пленные надежно связаны. Я до хруста сжимала зубы, потому что упрямый Сверр сам нес тело Ирвина к воде, сам укладывал его в ритуальную лодку и сам поджигал, отправляя суденышко по волнам. Туда, где морской дракон обретет вечную свободу и покой. Я не вмешивалась, понимая, что Сверру это нужно. Вот только когда все было закончено, риар Нероальдафе свалился на берегу и больше не поднялся.

— Ему надо в место его силы, — угрюмо произнес Данар, присаживаясь рядом. — Иначе раны его убьют.

— Отнеси, — прошептала я. — Он помог тебе!

— Он пришел не на помощь, а за тобой, — оборвал снежный. — И свое почтение хёггу я высказал. А дальше…

— Помоги! — я вцепилась в рукав снежного, на что он посмотрел с изумлением. — Все изменилось, ты разве не видишь, риар Аурольхолла? Великий Туман редеет, люди Конфедерации идут на фьорды. То, что ты видел сегодня — лишь капля в океане. У конфедератов много таких машин, — я ткнула за спину, где валялась на боку перевернутая техника. — Очень много! И скоро они будут здесь! Кто станет сражаться, Данар? Ты даже не представляешь, на что способна Конфедерация! Сейчас не время для прошлых обид! Помоги!

— Кто ты?! — рявкнул он. — Ты… Ты одна из них, ведь так? Ты пришла из-за тумана… Ты другая, я сразу это понял!

— Да, я пришла оттуда. Но я на вашей стороне. Кажется, я уже доказала это. — И вскинула голову, глядя в хрустальные глаза ильха. — Пора и тебе определиться, за кого ты. Только лишь за себя или за фьорды.

Данар склонил голову, внимательно рассматривая меня.

— Интересно… Теперь я понимаю. — Он тряхнул головой, отбрасывая на спину длинные серебристые косы. И, не отвечая, пошел в сторону.

Я уже хотела закричать, найти слова для убеждения, но в этот момент снежный пригнулся, и его тело накрыло белым маревом. Я метнулась в сторону, по опыту зная, что лучше быть подальше от обернувшегося дракона. Так, на бегу, меня и подхватила гигантская лапа. Во второй Данар держал Сверра…

Глава 26

Нероальдафе встретил нас отрядами воинов. Но Данар лишь рыкнул, оставил нас у стены и снова взмыл в воздух.

— Риар ранен! — заорала я. — Скорее!

— Что с ним? — Ко мне подбежал Хасвенг, а Сверра осторожно подняли на плащ. Я коротко рассказала, что произошло, из глоток мужчин вырвались встревоженные и гневные возгласы. Люди Конфедерации… Туман… Прореха… Нападение… Люди пытались осмыслить изменения в их привычном мире.

— Потом потрещите! — рявкнул Хасвенг, обрывая разговоры. — Главное — спасти риара. Несите его в место силы, да шевелитесь!

Про Ирвина он не спросил, и я поняла почему. В руке Сверр все еще сжимал кольцо Горлохума, снятое с шеи своего а-тэма. И воины тоже увидели его, склонили головы, замолчали. Когда мы подходили к скале, над Нероальдафе поплыл гул колокола, извещая о печальных событиях.

Сцепив от напряжения зубы, Хасвенг положил ладони на гладкий камень. И я поняла, что наместник Нероальдафе раздвигает скалу, образуя проход.

— Шевелитесь, я долго не удержу проход! — стирая со лба пот, бросил он и махнул на узкий туннель. — Несите его. Шире раздвинуть не смогу, я не хёгг…

Воины боком втиснулись в узкий лаз, таща Сверра.

— А ты куда? — бросили мне.

— Я с ним, — отрезала, не глядя на Хасвенга. И, прежде чем меня успели остановить, ужом пролезла в трещину.

— Дура! — в сердцах бросил мужчина. — Он же сольется со зверем. И разума у него совсем не будет!

Я не ответила, углубляясь в темное нутро скалы.

— Да Хелехёгг с ней, — устало бросил один из воинов. — Сожрет ее риар с голодухи, так и хорошо, перекусит заодно…

Дальше мы шли молча, пока скалы не раздвинулись и мы не оказались в уже знакомой мне пещере с золотом. Мужики осторожно уложили Сверра на груду желтого металла, кинули на меня хмурые взгляды и ушли. Скала закрылась за ними. А я осталась.

В полумраке пещеры, освещенной золотыми и красными прожилками, дающими тусклый свет. С горой золота. И умирающим Сверром.

Присела рядом с ильхом. От страха мне показалось, что он уже не дышит. Неужели мы опоздали?

— Живи! — я с отчаянием прижала пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс. Но снова ничего не ощутила… Данар сказал, что риару нужно его место силы. Значит, это оно? Золото? Здесь хёгг восстанавливается? Я осторожно потянула с тела Сверра остатки рубахи и штанов.

— Может, тебе нужно больше контакта с золотом? — с отчаянием бормотала я, присыпая тело ильха монетами. — Всей кожей? Почему ты не дышишь? Проклятый Хасвенг ничего не объяснил… А я не понимаю! Надо промыть рану! И найти антибиотики, похоже, ваше хваленое место силы не работает! Что б его… что б вас всех! Не умирай, слышишь? Не смей умирать! Не смей! Я не могу без тебя…

Кусая губы, метнулась туда, где стояли бутылки с водой, схватила сразу несколько и побежала обратно. Надо промыть раны! Но когда я вернулась, человека не было. Был черный дракон, кольцом свернувшийся в ямке из желтого металла. Его хвост закрывал морду, сожженное крыло растянулось обугленной тряпкой.

Я тихо выдохнула, открыла одну бутылку, сделала жадный глоток. Полила себе на голову. И уже хотела развернуться и тоже поискать тихий уголок, когда дракон открыл глаза. Золотые и мутные, они уставились на меня, ноздри втянули воздух.

— Сверр, я уже ухожу, — забормотала я, делая шаг назад. — Все хорошо…

Хёгг издал недовольное шипение. Я сделала еще шаг, и пещера содрогнулась от злого рыка. Я застыла на месте, дракон тоже замер. И вдруг мотнул головой.

— Э? — произнесла я. И неуверенно шагнула к нему. Дракон снова мотнул своей огромной башкой, не спуская с меня взгляда. Еще шаг. Еще. И еще несколько. Дракон следил пристально, пока я не уселась на золото. А потом фыркнул, тяжело поднялся, раскопал металл и снова улегся. Драконья голова упала рядом со мной, глаза закрылись.

— Ну ладно, как скажешь, — пробормотала я. Несмело оперлась о черную чешую. Теплая… — Деспот.

Дракон не ответил, он уже спал. Я тоже зевнула и прислонилась к драконьему боку. Не сказать, что было очень удобно, все-таки металл и чешуя хёгга — это не любимый диван, но я слишком устала, чтобы привередничать. И потому закрыла глаза, проваливаясь в тяжелый, беспокойный сон…

Я не знаю, сколько прошло времени. Несколько раз я просыпалась и уходила подальше, чтобы справить естественные потребности, съесть что-нибудь из запасов, найденных в пещере, или освежиться в воде. Иногда смотрела в угол, где еще недавно оставила мальчика. Что с ним? Жив ли? Но рассказать о судьбе парнишки пока было некому. И каждый раз, стоило слишком задержаться, дракон просыпался, и пещера вздрагивала от недовольного рычания. Так что я возвращалась и снова устраивалась в кольце лап, правда, уже на предусмотрительно принесенных меховых одеялах. И лишь тогда хёгг закрывал мутные глаза и снова засыпал. И, похоже, его сон влиял и на меня, потому что я тоже проваливалась в сновидения. Здесь, в мерцающем золотом полумраке, время казалось несуществующим, как и мир снаружи.

Я понятия не имела, день снаружи или ночь, но, в очередной раз проснувшись, поняла, что выспалась на год вперед. Так что решила скоротать время за чтением. Удобно устроившись на одеяле, я жевала слегка подсохший шоколадный батончик, обнаруженный в ящиках, и пыталась погрузиться в любовный роман. Мне это даже почти удавалось, вплоть до того момента, когда спящий дракон дрогнул и его силуэт стал размываться. Миг — и на монетах остался лишь мужчина. Сверр открыл глаза, и меня обожгло расплавленным золотом его глаз. Я задохнулась, улыбнулась несмело.

— Привет, — сказала я, не придумав ничего умнее. Он промолчал, и я нервно облизала губы. — Твои раны… Они… затянулись?

Сверр поднял руку и провел пальцем по моим губам, на которых остался шоколад.

— Я дико проголодался, — хрипло сказал он.

— Там есть консервы… — начала я и осеклась, увидев насмешку на его лице.

Она сидела на мехе, поджав ноги, жевала шоколад, лениво листала страницы книги. Темные волосы растрепались, простое платье облегало тонкое тело, а мой голод достиг апогея. Желание бурлило в крови вместе с силой, полученной от золота. Я приподнялся на локте и провел пальцем по губам Лив, стирая кусочки сладости. Демонстративно облизал, не сводя взгляда с девушки. Она ожидаемо покраснела, а я чуть не выругался в голос. Пекло Горлохума! Хочу ее… Всю ее, такую сладкую, нежную, страстную… Переместился рывком, прижал Лив к шкуре и лизнул ее губы. Она приоткрыла рот, и наши языки встретились в порочном и диком поцелуе, сводящем меня с ума. Я дернул ее одежды, досадуя, что ткань все еще скрывает от меня Лив. Я хотел владеть ею. Хотел сделать своей здесь, в месте моей силы, ощутить так полно, как только смогу. Желание заставляло просто перевернуть ее и войти, но я уже ощутил вкус иных игр… И потому стащил с Лив платье и провел языком по нежной коже, смакуя ощущения. Контур лица, шея, грудь, твердые соски, которые я втягивал в рот и царапал зубами, жадно ловя сдавленные женские стоны. Впалый живот и гладкий, безволосый женский холм, от вида которого у меня внутри извергается лава и похоть разрывает на куски… Еще ниже, еще жарче… Оливия стонет и извивается в моих руках, я сжимаю ее бедра, не позволяя отклониться. Лив дышала чаще… мое собственное возбуждение уже достигло вершины. Вернее, я так думал. До момента, когда Оливия вскрикнула, обмякла в моих руках, а потом решительно толкнула меня на спину. Я дышал тяжело, рассматривая деву, которая проказливо улыбнулась, а потом… Потом склонила голову и лизнула мужскую плоть. Моя пересохшая глотка издала первобытный рык, все ощущения сосредоточились внизу, там, где двигалась голова Лив. Это было так дико, так возбуждающе хорошо, так запретно и остро, что разум покинул меня… Мучительные спазмы расползались от паха по всему телу, я инстинктивно сжал в кулаке темные волосы Лив, хмелея, как от самого крепкого вина… А она дразнила, заставляя сполна ощутить сладостные мучения этой порочной ласки. Проклятие! Да одно понимание, что именно она делает, заставляло меня сжимать кулаки и молить перворожденных дать мне сил! Смотреть я уже не мог — это было слишком… Откинул голову, невидяще глядя в темные своды пещеры. Но так ощущения стали лишь ярче и острее! Тело дрожало, словно после смертельного боя, и я порадовался, что лежу… А когда кровь забила в ушах колоколом, зарычал, рывком перевернул девушку, придавил к шкуре. Лив вскрикнула — протяжно, хрипло, подалась навстречу бедрами… И это тоже было так хорошо, что я прихватил зубами ее кожу на плече, просто потому, что мне нужно было ощущать ее везде… И эта ненормальная, какая-то всеобъемлющая потребность уже не злила меня… Больше, взять больше… Взять все. Присвоить, забрать, спрятать… Все себе, все мое…

Этого хотел я, этого желал мой хёгг.

Но человек точно знал, что это невозможно. И потому соитие оказалось жадным, почти бешеным, ведь я пытался присвоить себе как можно больше. Пока еще можно…

Когда мы покинули пещеру, я зажмурилась — кажется, отвыкла от солнечного света. Сверр схватил меня за руку, и мы почти побежали к крепости. Нас заметили, и над Нероальдафе понесся гул: «Риар! Риар вернулся!» На этот раз колокол звенел от радостной вести.

— Сколько прошло дней? — крикнул хёгг спешащим к нему воинам из личного отряда.

— Восемь, риар!

Сверр скривился.

— Подготовьте корабль, — на ходу начал отдавать он приказы. — Еду, снаряжение, оружие. Через час мы отправляемся в Варисфольд. Где пленные конфедераты?

— Снежный риар прислал корабль с ними. Все сидят в подземельях. Корабли снежных уже несколько дней стоят возле Нероальдафе, мой риар. Ждут вашего пробуждения. Данар-хёгг велел сообщить, как только вы будете готовы.

— Через час. Прежде поговорю с пленными, — сухо проговорил Сверр. Бросил быстрый взгляд в мою сторону.

— Я пойду с тобой, — я вцепилась в мужскую ладонь, но ильх мотнул головой.

— Нет. Тебе не надо это видеть.

— Но там Клин! — взмолилась я. — И Жан! Они оглушили военных в одной из машин, они не хотели войны, Сверр! Они ученые, которые просто мечтали исследовать фьорды! Не наказывай их за это!

— Мечты людей из-за тумана дорого обходятся нам, — отрезал риар. — Я разберусь, Оливия.

— Сверр!

— Я разберусь, — пригвоздил он, и я застыла, поняв, что лучше не спорить. Нежный и страстный любовник из пещеры с золотом сменился жестким главнокомандующим. И он сам решит, что ему делать с пленными. Я закусила губу, сдерживая желание просить и бежать следом. Нельзя.

— Да, мой риар, — сдержанно произнесла я, покорно склонив голову. И увидела, как блеснули золотые глаза.

— Отведите мою шелли в покои. Отдохни, Лив.

Двое воинов послушно встали рядом. Я со вздохом проводила Сверра взглядом и отправилась к башне риара. И уже возле двери в комнаты вспомнила:

— Что значит шелли?

Стражи переглянулись.

— Ты не знаешь? — почтительно произнес один. — Та, кому должен риар. Та, что пролила кровь, спасая его жизнь.

— Ясно, — улыбнулась я. — Лильган стала шелли.

Первым делом я отправилась в купальню. Залезла под горячую воду и до скрипа отмыла тело. Правда, рассиживаться не стала — беспокойство не давало. Когда вышла, в комнате ждала подпрыгивающая от нетерпения Сленга с чистым платьем.

— Прекраснейшая шелли риара! — радостно воскликнула она, склоняясь в поклоне, но я лишь поморщилась.

— Прекрати и быстро расскажи, что произошло, пока нас не было, — велела я, рассматривая одежду. — Хотя нет. Сначала принеси мне штаны и рубашку. И сапоги. Думаю, на корабле не слишком удобно расхаживать в платье!

Сленга вытаращила глаза, но спорить не стала и умчалась. Похоже, шелли — это и правда почетно!

Уже через пятнадцать минут я жевала пирог с мясом и сыром и оглаживала на себе новый наряд. Полотняные штаны, рубаха, широкий пояс, несколько раз обхватывающий тело и завязывающийся спереди, плащ из теплой шерсти с меховой подкладкой и мягкие сапоги. Сленга прекратила таращиться и заплела мои отросшие волосы в косички, а потом перевязала на затылке.

— Я знаю, кто ты! — сообщила девушка, оценив мой внешний вид. — Ты дева-воительница! Только дева-воительница может спасти риара!

Я хмыкнула, сделала большой глоток медового вина.

— Раз я дева-воительница, не мешало бы разжиться оружием, — пробормотала я.

— Думаю, в Нероальдафе это нетрудно, — раздался насмешливый голос Сверра, и мы со Сленгой вскочили. Ильх внимательно осмотрел меня, кивнул, приподнял бровь.

— И куда же ты собралась, моя шелли?

— В Варисфольд, — твердо ответила я, глядя в глаза дракона.

— Зачем?

— Решила увидеть прославленный замок ста хёггов. Я слышала, прекраснее его нет во фьордах, но я не верю. Разве может быть что-то красивее Нероальдафе? Но я хочу убедиться. Ты ведь не откажешь мне в этом, мой риар?

— Мне кажется, любопытный антрополог научился хитрить? — он пересек комнату и приподнял мой подбородок.

— Я сказала правду, мой риар, — я позволила себе улыбнуться.

— Вот как, — он погладил пальцем мои губы. А потом наклонился и жадно поцеловал. Где-то в ином измерении пискнула Сленга и, кажется, что-то уронила.

— Идем, Лив, — с сожалением отстранившись, произнес Сверр. — Хорошо. Ты увидишь Варисфольд.

Я подхватила мешок, в который сложила свои вещи. Пока мы шли по улицам Нероальдафе, нас провожали взглядами. На площади толпился народ, который вскинулся, заметив Сверра.

— Риар… — эхом прокатилось по тротуару, отразилось от стен. И столько было в этом слове надежды, отчаяния, страха. Жители Нероальдафе знали, что во фьорды пришла беда.

Сверр остановился, вскинул руку, призывая к тишине. И разом все смолкло. Кажется, даже ветер затих.

Я замерла, глядя на серьезные лица. Суровые и обветренные — воинов, холеные и прекрасные — дев, пухлощекие — кухарок, бородатые — мастеровых и кузнецов… Сколько их было здесь? Тысячи… И каждый ждал слов своего риара. Впереди стоял Хасвенг, за его плечом мялась беловолосая Эйлин.

— Нероальдафе! — начал Сверр. — На фьорды пришла беда. Несколько дней назад пали сияющие башни Аурольхолла. И виноваты в этом люди из-за Великого Тумана! — Гневный ропот прокатился по площади и затих, повинуясь взгляду риара. — В этой битве погиб мой брат, Ирвин-хёгг… — Тяжелое молчание оказалось громче крика. — Нероальдафе! Мы не позволим чужакам завладеть тем, что принадлежит нам! Я отправляюсь в Варисфольд, чтобы на совете хёггов решить будущее фьордов. Но прежде… — Сверр вытащил из ножен черный клинок и повернулся ко мне. — Прежде я заявляю, что эта женщина, которую я украл в дальних землях и которая родилась в чужих краях, отныне вольнорожденная дева Нероальдафе! Она его часть, а он — часть ее! — ильх разрезал свою ладонь и провел по моему лицу, рисуя кровавую полосу. Ото лба, через глаз и до подбородка. Так вот что значат такие метки… Принадлежность земле и риару. — Силой и кровью хёгга я повелеваю! Оливия, дочь Нероальдафе! Камни Нероальдафе всегда ждут тебя, дева, а железо Нероальдафе теперь всегда с тобой!

Я сжала узкий нож, что протянул мне Сверр. Он указала взглядом на землю.

И я опустилась на колени.

— Мой риар, — прошептала я.

Он рывком поднял меня, и я увидела восхищение в золотых глазах.

— В тебе больше нет страха, Оливия.

— Ни капли, — улыбнулась я. И это было правдой. Ведь здесь встать на колени означает стать достойной такой чести.

— Дочь Нероальдафе! — выкрикнули сотни глоток, и я с трудом проглотила комок, который застрял в горле.

И даже когда мы поднимались по сходням на палубу корабля, я все еще слышала эти слова: Оливия. Дочь. Нероальдафе.

Глава 27

На палубе Сверр ушел к своим воинам, меня же проводили вниз — в маленькое помещение, где можно было оставить вещи и отдохнуть. Мешок я спрятала в угол, а сама решила пройтись. И первое, куда отправилась, — к пленникам. Сверр сказал, что их везут на совет хёггов.

Большинство выживших конфедератов остались в Нероальдафе, я не знала, что с ними сделают. На корабле было пять человек, в числе которых я с радостью увидела Клина и Жана. Коллеги вскочили с пола, на котором сидели, когда я вошла.

— Лив! — закричал лингвист, хотел кинуться ко мне, но скривился — его руки были скованы цепью. Приятель смущенно улыбнулся. — Обняться не получится, но я рад тебя видеть!

— Мы верили, что ты жива! — радостно кивнул Клин.

— Не только жива, но и успела предать Конфедерацию, — сухо бросил Юргас, сидящий в стороне от других пленников. На меня он посмотрел со злостью и отвернулся, неприязненно скривившись.

— Я не предавала Конфедерацию, господин Лит, — негромко произнесла я. — Но не желаю участвовать в убийствах невинных людей.

— Это твой зверь — невинный? — сплюнул на пол военный. — Тот, которого ты так трогательно закрывала собой? Надо было выстрелить, зря я…

— Вы просто законченный идиот, Юргас, — буркнул из другого угла светловолосый гигант. — Рад вас видеть, госпожа Орвей. — И я улыбнулась Андерсу Эриксону. Знаменитый исследователь выглядел бодрым, голубые глаза светились научным энтузиазмом. Похоже, его даже не смущали цепи, приковавшие его к стене корабля. Послав мне чарующую улыбку, Андерс добавил: — Никогда не думал, что окажусь здесь! После рассказов ваших коллег — Клина и Жана — я думал, свихнусь от желания увидеть фьорды своими глазами!

— Увидите, — проворчал Юргас. — Будете смотреть, пока эти варвары станут вас жарить. Ну или что они тут делают на своих ритуалах?

— Вы напали на мирный город! — не сдержалась я. — По какому праву?!

— Мы уже все рассказали твоему чешуйчатому любовнику, — рявкнул Лит. И кивнул на остальных: — Вернее, это они рассказали. Такие же предатели, как и вы, госпожа Орвей!

Я промолчала. Спорить с военным было бесполезно. Присела возле Клина.

— Как профессор? Вы знаете?

— Он пришел в себя! — обрадовал приятель. — Знаешь, что он сказал в первую очередь? Дракон! Я видел дракона! Пришлось его огорчить, что мы тоже его видели и сведения Максимилиана устарели! — Клин по-мальчишески ухмыльнулся, но тут же сник. — Что с нами будет, Лив?

— Я не знаю. Мы плывем на совет ста хёггов, они решат вашу судьбу.

В трюме повисла гнетущая тишина. Все понимали, что это решение вряд ли будет гуманным.

— Я сделаю что смогу, — пообещала я, отчаянно надеясь, что действительно смогу что-то сделать. Вот только что? Я такая же чужачка, бывшая пленница и к тому же женщина. В обоих мирах, что здесь, что за туманом, мнение женщины звучит слишком тихо… Но я сжала кулаки и повторила упрямо: — Все, что смогу.

— Спасибо, Лив. — Жан тихо вздохнул.

Я кивнула и ушла, ощущая тянущую пустоту внутри. Все-таки слова Юргаса о предательстве укололи меня. Хотя разве могла я поступить иначе?

На палубе дул холодный ветер с моря, черные башни Нероальдафе таяли за дымкой. Я отошла подальше и остановилась, бездумно глядя на воду. Белая пена хлопьями опадала с двух сторон судна, волна подмигивала бликами и дразнила солеными брызгами. Приближение Сверра я не услышала и вздрогнула, когда он встал рядом.

— Поговорила? — Конечно, мой поход в трюм не остался тайной для риара.

— Что с ними сделают?

Сверр пожал плечами, глядя на воду.

— Ты поэтому назвал меня дочерью Нероальдафе, ведь так? — медленно произнесла я. — Чтобы защитить? Ты всегда смотришь на несколько шагов вперед и знаешь, что будет дальше…

— Сейчас я ничего не знаю, — Сверр помолчал. — Но в замок ста хёггов ты войдешь вольной девой Нероальдафе, и, что бы ни случилось, тебя не тронут. В любом случае.

— В любом случае? — нахмурилась я.

— Даже если у Нероальдафе будет другой риар, — бесцветно произнес Сверр, а я похолодела.

— Это возможно?!

— Да. Совет может решить, что Нероальдафе будет лучше под присмотром другого хёгга. Такое уже бывало.

— И ты смиришься? — почти закричала я.

Ильх повернул ко мне голову, усмехнулся.

— А ты считаешь, что надо поднять войска и повести моих воинов на заведомо проигранное сражение? Невозможно победить объединенные силы совета, Лив. Сейчас в Варисфольде собираются двадцать три хёгга. Не сотня, как было изначально, всего двадцать три. Но и этого хватит для того, чтобы оторвать мне голову. И если своей я бы рискнул без сомнения, не вижу смысла отдавать на бойню тех, кто служил мне все эти годы. Люди не должны страдать из-за моих ошибок. — Он задумчиво погладил дерево поручня. — Не думай об этом, Лив. О тебе позаботятся.

Я сердито тряхнула головой. Позаботятся? Вот значит как?

— Ты истинный воин, Лив, — не глядя на меня, произнес ильх. В его голосе звучала улыбка. — Я понял это в тот миг, когда увидел тебя. Что ты всегда будешь сражаться за то, во что веришь.

— Вот только мои идеалы оказались ложными, — буркнула я. — Ты был прав, Сверр. Я считала конфедератов цивилизованными, но это ошибка. Мы не смогли победить жадность и жестокость. Мы не стали человечнее и гуманнее. Уровень цивилизации не должен измеряться машинами для убийства. Если вся суть нашего прогресса — это все более изощренные способы завоевания и истребления, то никакой это не прогресс… а мы всего лишь варвары.

— Неплохо, Оливия Орвей, — с насмешкой произнес Сверр.

Он повернул голову, посмотрел привычно сверху вниз. В золоте глаза плавилось что-то дикое и тревожное, настоящее и глубинное… но вот об этом я боялась спрашивать…

Отвернулась резко.

— Дети фьордов с вашей шатией и традициями тоже мало похожи на цивилизованных, уж извини! — буркнула я. — Но если выбирать между теми, кто нападает, и теми, кто лишь желает защитить свое, то для меня все очевидно… — Я вздохнула, успокаиваясь.

И провела ладонью по полированному поручню:

— Красивый корабль. Я впервые так далеко в море.

— Его построил Ирвин, — без эмоций ответил ильх. — Ты ведь знаешь, что морским хёггам отзывается вода, соль и дерево? К югу от Нероальдафе есть рощица, в ней все деревья показывают неприличные жесты. — Сверр усмехнулся. — Так Ирвин отомстил мне однажды за то, что я запер его в чулане. Кажется, нам было лет по пятнадцать…

Сверр замолчал, его лицо на миг исказилось. И снова отвернулся, уставился невидящим взглядом в море.

— Ирвин любил этот корабль. Быстрее его нет во фьордах. Он подарил его мне три года назад. И последнее, что услышал от меня а-тэм, были слова ненависти.

Мое сердце сжалось, потому что я догадалась о причине тех слов.

— Он любил тебя, — тихо произнесла я, не зная, как облегчить боль мужчины, что стоял рядом со мной, рассматривая бескрайнее море. Ни одно слово не способно ее унять, лишь время поможет. Не забыть, но успокоиться. — И знал, что ты тоже его любишь.

Сверр кивнул.

— Не стой здесь долго, Лив. Ветер с моря обманчив.

И, развернувшись, ушел к воинам. Я еще постояла, обхватив себя руками и вглядываясь в блики волн. Так и казалось, что мелькнет в глубине длинное тело морского змея…

Берег показался через три дня пути. Сверра я почти не видела, он все время проводил со своими воинами, словно пытался как можно реже пересекаться со мной. И я испытывала странную тоску, засыпая на узкой кровати в тесной комнатке. Лишь в последнюю ночь ильх разбудил меня жадными поцелуями, но стоило мне открыть рот, и на губы легла тяжелая рука.

— Нет, — почти беззвучно приказал риар. Слов он не хотел, только тело его горело и требовало, погружая меня в кипящую лаву желания. И в эту ночь, на качающейся палубе корабля, мы сплетались с такой жадностью, словно это была последняя наша ночь. Впрочем, возможно, так оно и было. Сверр торопился, целовал почти до боли, облизывал мое тело, тихо рычал… Изо всех сил сдерживал зов. Я понимала его, ведь позвать на корабле, полном мужчин без женщин, — это подлость… и потому близость была рваной, злой, обжигающей, невероятной…

Я не смогла сдержать крик, и Сверр закрыл мне рот губами. А когда все закончилось, снова ушел на палубу, оставив меня на покрывале, что еще хранило его тепло и запах. И я уткнулась носом в ткань, закрыла глаза, изо всех сил стремясь продлить эту иллюзию его присутствия. Как бы я хотела…

Оборвала себя, не позволяя даже мыслей.

А утром я увидела полоску берега и скалу, на которой возвышался Варисфольд. Замок ста хёггов.

Даже суровые воины застыли на миг, наблюдая за приближением этой громады. Величественные пики тридцати башен, белый камень и черные узоры, железные арки, сияющее стекло и хрусталь… Два берега узкого канала, ведущего к суше, соединяли ступни гигантского воина, который держал обеими руками занесенный меч. Черное железное острие угрожающе смотрело вниз, и я против воли вздрогнула, когда корабль прошел под этим оружием.

— Это Харос Первый, тот, что первым слился с хёггом, — сказал один из моих стражей. — Говорят, его меч поразит тех, кто придет в Варисфольд со злом.

Следом в гавань вошел хёггкар Данара, который все время держался неподалеку. Корабль снежных казался осколком льдины на воде.

— Невероятно, — восхитился за спиной Андерс. Пленников тоже вывели на палубу, и сейчас они моргали и вертели головами, рассматривая красоты подступающего города. Меня же так тревожил предстоящий совет, что даже великолепные здания, улицы и мосты не могли привлечь моего внимания. И вспомнилось, как я везла Сверра в Академию. Неужели он тогда тоже так нервничал? Поискала взглядом хёгга и усмехнулась, увидев его спокойное и сосредоточенное лицо. Нет, не думаю, что он нервничал. Это ведь Сверр…

В гавани покачивались корабли, не менее двух десятков, значит, почти все в сборе. Сверр говорил, что входить в зал можно только на человеческих ногах, таков закон. К круглому зданию, похожему на амфитеатр, вели мраморные ступени — не менее сотни. Огромные двери распахнулись при нашем приближении, и мы наконец увидели зал ста хёггов. И с усмешкой я вспомнила, как стоял Сверр в зале Академии Прогресса. Мы-то думали, что дикарь поражен великолепием и масштабами. Теперь я знала, что после увиденного сегодня ни одно здание не сможет вызвать у меня трепет восторга. Это действительно был Зал с большой буквы. Огромное пространство из мрамора, золота, хрусталя, камней и железа. Стоя внизу, под куполом с круглым отверстием посредине, я ощущала себя ничтожной букашкой, посмевшей явиться в святилище. Со всех стен на меня смотрели драконы. Черные — с распахнутыми крыльями, белые — со вздыбленными шипами, морские — восстающие из водных глубин, и темно-красные, багровые — вылетающие из кипящей лавы. Сто хёггов окружали нас: барельефами выступали из стен, скалились железными клыками, смотрели хрустальными и бриллиантовыми глазами… Реалистичные до ужаса и желания вспомнить какую-нибудь молитву. Купол сиял звездами, и я подумала, что ночью будет трудно отличить — какие искусственные, а какие настоящие, заглядывающие в отверстие крыши.

За спиной тихо и восхищенно ругался под нос Клин, вздыхал Жан, ахал Андерс. Инстинктивно мы жались ближе друг к другу, словно звери со стен и потолка в любой момент могли ступить на мраморный пол. В центре зала высился стол из белого камня. Вокруг уже сидел двадцать один риар — хозяева и защитники самых сильных городов фьордов. Сверр кивнул присутствующим и молча сел на свое место. Мы столпились позади. Данар, ни на кого не глядя, опустился напротив. Я тайком осмотрела тех, от кого зависела не только судьба фьордов, но и моя тоже. Больше всего было морских — одиннадцать человек. От каждого пахло солью и морским ветром, лица у них были хмурые и беспокойные. Словно этим детям глубин не терпелось покинуть Варисфольд.

Снежных тоже оказалось немало — семеро. Их отличали белые гривы и льдистые, почти прозрачные глаза. Потомков Лагерхёгга было всего четверо вместе со Сверром. Я с любопытством уставилась на огромного мужика с секирой. Множество черных косичек на голове, всклокоченная борода, из которой торчали звериные клыки и кости. Он выглядел настолько диким, что делалось жутко. Кожаная одежда на нем, казалось, задубела от грязи и пота. Огромные сапожищи покрывали комья земли, а единственный янтарный глаз смотрел с веселой злобой.

— Это риар Карнохерма, Бенгт, — тихо сказал Вирн. — Лучше не смотри на него. Карнохерм — дикие и темные земли, и их риар такой же… Хуже только Дьярвеншил, но, слава перворожденным, его риар снова не явился… — я торопливо отвела взгляд, потому что Бенгт дернул головой и повернулся в нашу сторону, словно почувствовал. Рядом с ним с равнодушным лицом сидел молодой парень. Длинные черные волосы волной спускались на спину, точеные черты лица странно не вязались с выражением агрессии в желтых глазах.

— А это Мелвин из Гараскона. Сильный, даром что выглядит как девка, — почти беззвучно пояснил Вирн. Я благодарно кивнула. Морские хёгги переговаривались и шутили, снежные сидели молча. За спинами у всех стояли воины и приближенные, только одноглазый дикарь был один.

— А почему нет ни одного красного хёгга? — вдруг осознала я.

Вирн бросил на меня изумленный взгляд.

— Да кто же по доброй воле пойдет на такое? — прошипел он. — Все, тихо. Старейшина Магнус идет.

Гулкие шаги разлетелись по залу, и разговоры смолкли. Печатая шаг, к столу подошел сухой старик, окинул совет взглядом желтых волчьих глаз. Его голова была белой, и на миг я подумала — снежный, а потом поняла, что старейшина просто седой. Еще один потомок Лагерхёгга — черного дракона. Он оперся руками о высокую спинку стула, но садиться не стал.

— Не могу сказать, что рад видеть вас в этот час, риары, — резко бросил он. — Совет собрался, потому что во фьорды пришла беда. Так что давайте опустим глупые расшаркивания и решим, что делать дальше. — Морские одобрительно закивали, длинноволосый Мелвин закатил глаза. Но спорить со старейшиной никто не стал. — Данар, ты первый. Что с Аурольхоллом?

Снежный коротко и сухо рассказал о нападении людей из-за тумана. На лицах хёггов отразилось сначала недоумение, потом ярость и гнев.

— Да как это возможно! — не выдержал один из морских. — Туман всегда защищал фьорды!

— Туман стал редеть еще две зимы назад, — сухо бросил Сверр. — И тогда же я предлагал выставить отряды для наблюдения. Но вы сочли мою идею безумной, а угрозу несущественной. Данар первый, насколько помню. Эта несущественная угроза сегодня способна уничтожить фьорды.

Снежный выразительно скривился.

— Я умею признавать свои ошибки, — желчно бросил он.

— А если бы умел слушать, твои воины были бы живы, — отбил Сверр.

Данар сжал зубы так, что побледнели и без того светлые щеки.

— Думаю, сегодня мы примем это предложение, — заключил Магнус. — Каждый риар выделит отряды, которые будут наблюдать за туманом рядом со своими землями. Если враг снова придет на наши земли, то будет замечен и уничтожен…

— Уничтожен будет отряд, — без эмоций сказал Сверр. — Кажется, здесь не понимают масштабов проблемы. Я допросил конфедератов, оставшихся в живых. Машины, пришедшие к Аурольхоллу — это капля в море. А скоро хлынет водопад. Тысячи машин, оснащенных установками, которые способны разрушить наши города.

— Мы риары! — вскочил Мелвин. — Один хёгг стоит сотни этих глупцов, на чем бы они ни разъезжали! Огонь моего зверя плавит не только железо, но и камень! Им не устоять!

— Их слишком много, — в голосе Сверра скользнула усталость. — Если к нам придут войска Конфедерации, то фьордам конец. У них слишком много оружия. Машины, самолеты, снаряды, что летают по воздуху… Мы сильны, но не бессмертны. Если Конфедерация явится — начнется война, и она унесет тысячи жизней. Фьорды потеряют слишком много.

— Да с чего ты это взял?! — взвился один из снежных.

— Я был там. Был в столице Конфедерации. Видел их город, ощущал их оружие. Железо… его так много там… и почти все — мертвое. И железо, и камни. Их не пробудить зовом, а значит, невозможно остановить.

— Мертвое? — риары недоуменно переглянулись. — Но почему?

— Не знаю. Я пробыл там слишком мало.

— Ты пересек туман без позволения совета, Сверр? — угрожающе спросил Магнус. — Это недопустимо!

— Сейчас это не имеет значения, — хмуро отозвался ильх. — Я сделал это, чтобы узнать, что известно людям о прорехах в тумане. Но они так же, как и мы, не понимают, в чем причина. А между тем восстановить завесу между нами и Конфедерацией — это единственный способ сохранить фьорды.

— Мы искали ответ, — тяжело уронил старейшина. — Каждый из нас сделал все, чтобы понять, что происходит с туманом. Мы обращались к эльвам на юге, йотунам на вершинах гор, прорицательницам и морским рыбам, что помнят мир с его сотворения. Но все без толку! Ни в одном мифе и сказании нет ответа. — Магнус опустил голову и сел на свой стул. И я поняла, что этот хёгг очень стар… — Ты прав, Сверр. Нас ждет война. И я не уверен, что хёгги смогут в ней победить. Нам остается только сражаться…

— У меня есть теория, — произнесла я.

Старейшина удивленно поднял голову, остальные хёгги нахмурились. Сверр угрожающе сдвинул брови, но я уже вышла вперед.

— Женщина? — хмыкнул старейшина. — В зале ста хёггов запрещено говорить женщинам!

— Возможно, поэтому фьорды сейчас стоят на пороге войны, которая их уничтожит, — отбила я.

— Оливия, — рыкнул Сверр.

— Уберите ее, — скривились снежные. Данар промолчал.

— Сверр, ты привез свою постельную деву?

Риар Нероальдафе вскочил, его глаза угрожающе сузились.

— Закрой рот, Йонс.

— Да уберите ее!

— Она скажет! — рявкнул Сверр.

— И правда, пусть девчонка скажет, — протянул вдруг одноглазый Бенгт. — Надоело слушать ваши вопли. Уж лучше усладить слух женским голосом.

Снежные снова скривились, но замолчали. Старейшина пронзил меня взглядом.

— Говори. Кто ты?

— Меня зовут Оливия Орвей, — негромко произнесла я. — Я родилась в столице Конфедерации.

— Она одна из них! Почему девка не в оковах?!

— Дайте ей сказать! — разозлился Сверр. Он уже стоял, настороженно осматривая остальных. Воины Нероальдафе напряглись, рука каждого лежала на рукояти меча. Вот только такой отряд был у каждого хёгга. Я глубоко вдохнула.

— То, что я сейчас скажу, покажется вам странным. Но возможно, это причина всех бед фьордов. И причина того, почему туман редеет.

Густая тяжелая тишина давила на плечи. Но хёгги слушали. Они слушали меня!

— В своем мире я была ученым. Я изучала природу человека, его путь от начала и до сегодняшнего дня. Я считалась неплохим ученым… Некоторое время назад я попала в Аурольхолл, — кивнула в сторону нахмурившегося Данара. — И снежный риар попросил… то есть дал мне указание изучить его родословную. — Я опустила подробности, заметив, как блеснули серебром глаза снежного. — Я выполнила приказ и исследовала все поколения великих риаров Аурольхолла..

— Какое это имеет значение? — вскинулся Йонс.

— Молчать! — пригвоздил старейшина. Он смотрел заинтересованно, и я приободрилась.

— Проблема тумана не единственная, великие риары. Все гораздо хуже и глубже. Это место называется залом ста хёггов. Потому что когда-то за этим столом сидела сотня самых сильных воинов фьордов. Не всех, кто умел сливаться со зверем. А самых сильных! А сегодня вас всего двадцать три. Скажите, какой зверь считается самым яростным и могучим?

— Лагерхёгг, — усмехнулся Бенгт.

Я склонила голову и поправила тихо:

— Самый сильный Хелехёгг, риары. Но здесь нет красного зверя. Второй по мощи — это повелитель железа и камня. И лишь четверо из вас сливаются с подобным зверем. Третий — снежный. Но больше всего здесь морских, которые на фьордах считаются самыми слабыми.

— И что с того?

— Вырождение. Вот что происходит с вами. Вы теряете силу. Мальчиков, способных надеть кольцо Горлохума и поймать сильного зверя в каждом поколении становится все меньше. Это вырождение. Настанет день, когда на фьордах не появится ни один новый риар. Ни один мальчик не сможет слиться с драконом.

Несколько морских не выдержали и вскочили, но сели на свои места, повинуясь взгляду старейшины.

— И ты знаешь, отчего это происходит с нами, женщина?

— Да, — твердо ответила я. Посмотрела на Сверра. Его глаза сияли двумя солнцами — мои путеводные звезды. — Я знаю. На это есть несколько причин. Хотя все в природе взаимосвязано, и каждая причина является лишь продолжением предыдущей… Но я отвлеклась. Ваша раса вырождается, потому что ей нужна новая кровь. Скажите, почему вы воруете женщин?

— Это инстинкт хёггов…

— Вот именно. Его инстинкт умнее человеческого разума. Звери нутром чуяли, что для сильных потомков нужна свежая кровь. И зверь заставляет вас красть девушек. По той же причине ваши предки танцевали на шатии. После извержения вулкана фьорды были малонаселенны, возникли ритуалы смешения крови. Дети принадлежали всем. И это были сильные дети. Но вы стали меняться. — Я горько улыбнулась. — Племена у подножия Горлохума не знают, что такое цивилизация. А ведь первый ее признак — это наличие собственности. В племенах все общее — посуда, шатры, женщины, дети… А у вас появились города, замки и крепости, которые риары хотели передать своим детям. — Я кинула быстрый взгляд на Данара. Он сидел бледный настолько, что казался куском льда. — Веками риары Аурольхолла женились лишь на родовитых и вольнорожденных девах своего города. Смешивали одну и ту же кровь. До тех пор, пока она перестала давать всходы. Дети больше не рождаются в союзе двух снежных, разве не так? Риары ведь не совсем люди. Кольцо Горлохума меняет вас, сливает со зверем, а он нутром ощущает неправильность и не позволяет детям рождаться. Дракон снова и снова заставляет вас красть чужих женщин, но вы не понимаете его подсказок. Люди всегда переоценивали собственную разумность. К сожалению…

Потомки Ульхёгга вскочили, растеряв свою морозную сдержанность.

— Этого не может быть!

— Что она говорит?

— Мы что, должны жениться на темноволосых девках? А может, тогда на дикарках?

— Она права, — голос Данара отозвался болезненным эхом. — Служанки или пленницы в Аурольхолле рожают мне детей, но не девы с белыми волосами. Ни одна из них.

Снежные сели, растерянно переглядываясь. Остальные хмурились, пытаясь осмыслить сказанное.

— Я думаю, что вы нарушили равновесие, — задумчиво протянула я. — Сверр прав, Конфедерация не знает природу возникновения тумана. Но мне кажется, это что-то вроде… защиты. Туман разделил планету на две части, и в каждой цивилизация пошла своим путем. Но вы, уважаемые риары фьордов, нарушили равновесие, и туман стал редеть. Детям фьордов нужна свежая кровь. Новые люди. И женщины… способные сопротивляться зову.

— Таких нет! — выкрикнул кто-то.

— Есть, — ответил Сверр. — Оливия может сопротивляться моему. А зов Ирвина она почти не ощущала.

Я кивнула.

— Да. Женщины фьордов стали слабыми, поколения, выросшие на зовах хёггов, полностью утратили способность к сопротивлению. И это тоже повлияло на вас. Самый верный признак вырождения — слабые или некрасивые самки. Я увидела это в племени у подножия Горлохума. Слишком частое смешение крови среди небольшого количества людей ведет к вымиранию.

— Ты хочешь сказать, что туман начал редеть из-за того, что риары брали в жены лишь дев своего города? Хранили чистоту крови? — слегка растерянно произнес Магнус.

— Да. Каждый желал сохранить свою… масть. И сделать ребенка, способного поймать того же зверя, что и у отца. И получалось, что женились на своих дальних родственницах — двоюродных, троюродных или пятиюродных сестрах. Итог — каждое поколение слабее предыдущего.

— Даже если все это правда… — протянул старейшина. — Даже если правда… То нам не поможет остановить бедствие. Ты знаешь, как заставить туман снова соединиться?

— Я думаю, что фьордам нужны люди Конфедерации. И именно поэтому преграда открыла двери. И самое главное… — я сделал глубокий вдох. Мельком увидела восторженные глаза Клина и Жана, тревожные — Андерса, пылающие — Сверра. Сделала несколько шагов назад. К пустому пространству за спиной. — Самое главное… Надо не только впустить людей Конфедерации. Надо…

— Что? — не выдержав, взревел Бенгт.

— Надо восстановить равновесие. Перворожденных хёггов было четыре, уважаемые риары… Четыре, а не три. И если следовать логике, то красный зверь, перворожденный Хелехёгг был… самкой!

Теперь вскочили все. Но было поздно. В моих руках уже блеснул черный обруч, снятый с шеи Ирвина. Все это время он таился в моем мешке, а потом — под рубашкой. Не думая и уже не размышляя, я положила обруч на голову. И удивилась, ощутив, что он стал мягким, как масло, и легко стек вниз, обхватив мою шею.

— Лив! — закричал Сверр.

Но я уже плохо слышала. Фигуры риаров затуманились. Реальность превратилась в дымчатую иллюзию, открыв совершенно другой мир. На миг показалось, что осталась лишь я в этом огромном зале, а риары обернулись тенями. А потом качнулась голова одного из хёггов на стене. Черные обсидиановые глаза распахнулись и посмотрели на меня. Дракон приоткрыл клыкастую пасть, рыкнул. Вылез из камня уже целиком, втянул воздух. И бросился в мою сторону. Я инстинктивно пригнулась, падая на мрамор и откатываясь в сторону. Краем глаза увидела второго зверя — снежного, который упал сверху. Вскочив, я понеслась к стенам, надеясь спрятаться. Количество драконов прибывало с каждым мгновением, и я совершенно потерялась в этом зале, полном зубастых хищников. Они были повсюду — отряхивали крылья, рычали, скалились, пикировали сверху или змеями ползли по полу!

Тени риаров выцвели, став прозрачными, я их уже почти не видела. Только драконов. Один из снежных дыхнул, и меня окутала снежная взвесь, впилась иглами в тело. Я рухнула, больно приложилась головой о камень.

— Вставай! — рявкнул рядом знакомый голос, и я удивленно вскочила.

— Ирвин? Ты?! Но ты же…

— Пригнись! — зло оборвал ильх. Я послушно упала, снова подпрыгнула. — И не болтай! Ты что, для этого нацепила мое кольцо, чужачка?

— Но как… — пыхтя, я перекатилась, уворачиваясь от когтей черного зверя.

— Так же, как и души хёггов! — досадуя на мою непонятливость, буркнул Ирвин. — Я здесь ненадолго, надо уходить… Лишь посмотрю, что у тебя выйдет.

Я вскочила, не обращая внимания на уже сбитые локти и колени. Драконы. Везде драконы! Черные, белые, водные… Сколько их здесь? Не сосчитать…

— Не стой столбом! — снова рявкнул Ирвин. — У тебя мало времени, чужачка! Лови хёгга!

— Это все не те! — обозлилась я, оглядываясь. — Не те! Мне нужен другой! Красный!

— Что? — ильх уставился на меня как на сумасшедшую. — Сдурела?

Я махнула рукой. Некогда объяснять. Морской змей толкнул меня кончиком хвоста, словно играя. Но второй тут же толкнул обратно, и я покатилась, ударяясь. Сверху рыкнул черный, и я сорвалась с места вовремя — мрамор опалило огнем. Вполне реальным для моего тела, что сейчас находилось в двух мирах.

— Чокнутая дура, — просветил меня Ирвин, вновь оказываясь рядом. Я не ответила, уворачиваясь от драконьих лап, клыков и шипов. За снежным хёггом мелькнуло рубиново-красное…

— Ты же сдохнешь! — с яростью крикнул Ирвин, когда я понеслась в ту сторону. — Это же красный зверь! Никто не ловит красного зверя!

— Вот именно! — обозлилась я. — А надо было!

Багровый зверь повернул узкую морду в мою сторону. И я споткнулась, на миг усомнившись. Этот дракон был иным — словно сотканным из тлеющего угля. Под чешуей опасным жаром катилась пылающая лава. Алые глаза смотрели внимательно, совсем не по-звериному.

И тут меня схватили лапы черного дракона и вздернули в воздух. Ирвин внизу заорал. Я — тоже. А потом с силой вонзила свой нож — подарок Сверра — как раз там, где начинался коготь. Из пасти дракона вырвалось пламя, лапа разжалась, а я полетела вниз. С высоты третьего этажа прямо на мраморный пол…

Мелькнула багровая вспышка. И я приземлилась между двумя шипами. Изогнулась длинная шея, и снова я увидела алые глаза — совсем близко. Красный зверь смотрел внимательно и остро, прямо в душу. Вернее, прямо на душу… А я смотрела на зверя, который подставил свой хребет под мое слабое тело. На того, который поймал меня. Не наоборот. Пожалуй, впервые в истории фьордов именно дракон поймал человека и позволил слиянию свершиться. Слишком долго красный зверь ждал ту сумасшедшую, которая решится на это.

Глава 28

— Убейте ее! Отрубите голову и снимите кольцо! Срочно!

Я встал между упавшей девушкой и риарами, рывком вытащил меч — святотатство в зале ста хёггов. Но в пекло Горлохума законы! Я никому не позволю подойти к Лив.

— Только приблизьтесь, — оскалился, глядя исподлобья. Тянуло обернуться, понять, что с Оливией, но не мог.

— Ты соображаешь, что делаешь, Сверр? — протянул Магнус. Старик тоже встал. — Дева не может надевать кольцо Горлохума! Это неслыханно! Да и где — здесь, в священном месте? Отойди и дай нам…

— Только подойдите, — твердо повторил я. Оливия глухо вскрикнула и, кажется, упала. Я до хруста сжал зубы.

— Да ее и так размажут по полу, и скоро! — процедил один из снежных. — Чтобы девка одолела хёгга? Бред.

Я сдавленно зашипел. Риары переглядывались, большинство тоже уже сверкали обнаженным оружием, но нападать пока не решались. Знали, что не только мой хёгг силен, но и человек способен многих забрать с собой в иной мир.

— Сверр, дай нам помочь ей, — почти спокойно сказал старейшина. — Дева обречена, ты и сам это знаешь. Мы можем… снять кольцо, пока оно не затвердело на ее теле.

Я тяжело втянул воздух. Да, пройдет немного времени, и обруч станет твердым, как камень, хотя и легким, как перо. Иногда на это требуется час, иногда день. По-разному. И сколько времени есть у Лив, я не знал. В словах старейшины был смысл, может, я еще могу спасти мою лильган, мою шелли… Мою.

— Ну же, Сверр, спрячь меч. Мы понимаем, в твоей крови слишком много огня черного зверя, ты вспыльчив. И день выдался тяжелым… Убери оружие. И дева останется жива.

Я посмотрел в глаза старика. И крепче сжал рукоять клинка.

— Нет. Лив сделает это. И вы не подойдете к ней.

— Она умрет…

— И правильно!

— Закон!

— Немыслимо…

— Нельзя допустить…

Снова женский вскрик за спиной. Где-то наверху… Значит, Оливию сцапали чьи-то когти. И крик — жалобный, испуганный, хотя и короткий.

Я изо всех сил держал взглядом риаров, а заодно сдерживал себя. Потому что тень моего хёгга уже накрыла, требуя слияния. Без моего желания и участия зверь требовал соединения. Так было в Академии Прогресса, когда Лив нужна была помощь. Так было, когда она дралась за мальчишку в Нероальдафе. И почти так случилось сейчас. Я ощущал потребность обернуться зверем так же, как потребность дышать. Мне просто жизненно необходимо было стать больше, сильнее, яростнее, чтобы защитить и закрыть собой… не только мне. Это было необходимо хёггу. Дракону, с которым я неразрывно связан с семи лет. И этот дракон сейчас рычал и плевался огнем, пытаясь прорваться сквозь барьер моего разума и защитить Лив. Но сейчас мне, как никогда, нужен был разум. Потому что хотелось плюнуть и ринуться к девчонке, стащить с нее кольцо Горлохума, моля древних, чтобы не было слишком поздно. Но нельзя. Лив знает, что делает. И я обязан дать ей то, что она выбрала. Разрешить, позволить, сдержать свою ярость и страх… Обязан верить ей.

И мой дракон тоже знает. Не зря он тащил ее через Великий Туман. Зверь с самого начала знал, что эта женщина нужна фьордам.

Я должен верить им обоим.

Мысли промелькнули в голове за один стук сердца. А казалось — вечность.

— Да хватит! — взревел риар Хальмунга Шенк. — Остановите это непотребство!

Он в сердцах взмахнул своим клинком, я отбил, увернулся, ударил левым кулаком. Шенк тяжело отступил, но на ногах устоял. Правда, я уже отбивался от риара Моральхуна… За спиной вырос огромный силуэт, и я развернулся, занес меч…

— Слева, — неторопливо бросил Бенгт, становясь рядом со мной и отбрасывая в сторону сразу троих снежных. — Никогда мне не нравился совет! Зануды!

Я коротко и благодарно кивнул — на большее времени не было. На нас с хозяином Карнохерма наступал десяток риаров, и каждый — отменный воин, искусно владеющий мечом, секирой или двумя клинками. Среди риаров слабаков не было, это я знал. И понимал, что выстоять будет сложно. Отчего за моей спиной решил встать Бенгт — перворожденные лишь знают, этот человек всегда держался особняком ото всех.

Удар, удар, пригнуться, двинуть кулаком, удар… мой черный меч пел и уже успел хлебнуть крови, разя атакующих…

Тонкий вскрик Оливии почти утонул в звоне железа и выкриках.

— Глазам своим не верю, — выдохнул Мелвин, и я не выдержал, крутанулся, рубанул мечом с рыком. Короткий взгляд назад…

Оливия висела где-то между полом и потолком. А потом пискнула и рухнула вниз… я взревел, разум померк на миг, и я все-таки слился со зверем. И зарычал уже в полную мощность, с трудом удерживая пламя. За мной сменил форму Бенгт, следом Данар… но я уже не видел. Крылья распахнулись, ловя поток воздуха, а я устремился туда, где висела в воздухе тонкая фигурка. И застыл в недоумении.

Оливии нигде не было. Лишь на миг показалось, что у стены хохочет Ирвин, показывая ладонью знак одобрения. А потом а-тэм повернул голову в мою сторону, улыбнулся насмешливо. И исчез.

Я мотнул головой, выпуская из ноздрей черный дым и оставляя на священном мраморе следы своих когтей. Да где же она? Где?! Завертелся вокруг себя, зарычал… Где?!

И замер. Посреди зала ста хёггов сидел красный дракон. Пылающая огнем шкура, пара коротких крыльев, длинный тонкий хвост. Зверь, которого не видели фьорды уже несколько сотен лет… Рубиновые глаза уставились на меня задумчиво. Треугольная голова склонилась набок таким знакомым жестом… И дракон насмешливо фыркнул.

Я сел на задние лапы и открыл пасть. Хелево пекло… Лив?!

Рубиновый хёгг дыхнул, из пасти разлетелись пылающие угольки, что мигом прожгли мрамор. Оливия повертелась на месте, осматривая себя. А я начал смеяться. Ну, то есть рычать. И когда вернулся в человеческое тело, все еще ухмылялся. Риары давно отступили, с непередаваемым выражением глядя на красного зверя.

Он потоптался, поскреб когтями мрамор, покосился на нас и виновато отдернул лапу. А потом расплескался краснотой, и на полу осталась лишь девушка в штанах и тунике. С черным обручем на шее. Она слегка неуверенно поднялась, качнулась. И вздернула подбородок, глядя на ошарашенных риаров.

И пока все молчали, старик Магнус шагнул вперед, всмотрелся в лицо Оливии. Я сжал меч, готовясь к новым неприятностям.

— Думаю, нам стоит поставить еще один стул, риары, — хрипло сказал старейшина. — Потому что не подобает стоять первому человеку, что смог поймать душу дитя Хелехёгга. Пусть это и… женщина!

— Ну, надеюсь, хоть теперь я не буду засыпать на этих советах, — буркнул Бенгт.

В наступившей оглушительной тишине прислужник притащил еще один стул и торжественно поставил его возле стола. Оливия покраснела, но подбородок вздернула еще выше. И я скрыл восхищение, глядя на нее. Дева-воительница… гордая и сильная. Истинная… Я видел зарождающееся восхищение в глазах риаров, разгорающееся желание обладать. И ревность полыхнула внутри так, что захотелось убить. Чтобы никто не смотрел, чтобы не смели! Утащить в пещеру, спрятать! Мой хёгг рычал и бился, снова требуя слияния и чужой плоти…

Сдержал. Лив больше не лильган и не шелли. Она — хёгг. Та, что поймала душу красного зверя. И я не совсем понимал, что мне теперь с этим делать.

По ошалелым взглядам мужчин я поняла, что они ошарашены настолько, что не знают, как реагировать. Честно говоря, я и сама пока не знала. После того адреналинового взрыва, что я недавно испытала, я ощущала лишь тихую радость и усталость. Было… странно. Потому что даже сейчас я ощущала своего хёгга. Словно наши души связала незримая нить. Связь, образованная непостижимым для меня образом, но совершенно реальная и живая. Я не могла ничего объяснить своей любимой наукой, но я давно уже поняла, что есть то, чего мы не знаем. И это надо просто принять. Для начала. Нельзя одним махом охватить огромный пласт иного мира, магию, волшебство, драконов… На это мне понадобится время.

Где-то в потустороннем мире рыкнул мой зверь. И я улыбнулась. Все еще прислушиваясь к неслышному рычанию, двинулась сквозь ряд риаров. Они все стояли, глядя на меня. Расступались, когда я делала шаг. Смотрели. Оценивали. Почти принюхивались. И взгляды я видела разные — негодующие, заинтересованные, изумленные, голодные… В мире, где ценилась сила, я только что продемонстрировала высшее ее проявление. И хозяева фьордов не могли это не принять.

В оглушающей тишине я дошла до своего стула и села, выпрямив спину. Мужчины расселись на свои места, все так же не спуская с меня глаз.

— Позвольте сказать, старейшина, — обратилась я к Магнусу. Тот благосклонно кивнул. — Я хочу извиниться за свой поступок. Но это был единственный способ доказать мою правоту. Я всего лишь женщина, и по-другому меня бы просто не услышали.

— Ты могла погибнуть, — заметил старик.

— Я знаю. И думала, что это вероятный исход… Но суровое время требует решительных мер, риары. — Вздохнула, осмотрела мужчин. — Я считаю, что фьордам нужна новая кровь. Нужны конфедераты. Те, кто захотят жить здесь, рожать детей или… примерить кольцо Горлохума. Иначе нам грозит вырождение.

— Нам? — усмехнулся старейшина.

— Я вольнорожденная дочь Нероальдафе, — твердо подтвердила я. — Нам.

— Я готов надеть это кольцо! — донеслось из рядов воинов, и я улыбнулась Андерсу Эриксону. Его глаза сияли от предвкушения и исследовательского энтузиазма.

— Невозможно! Мы не должны это допустить! — снова всколыхнулись снежные, но уже не так истово. Многие сидели молча и хмурились, размышляя.

— Похоже, грядет время перемен, риары, — тяжело произнес старейшина. — И нам всем надо к ним подготовиться.

— Слово, — поднял вверх ладонь Мелвин. — Насколько я помню, совет — это место, где каждый риар решает не только вопросы своих земель, но и продолжения рода. И раз так, заявляю право на жену. — И подмигнул мне. — Хочу взять тебя в жены, Оливия. Земель у тебя нет, насколько я понял, так что Гараскон станет тебе домом и защитой.

— Но риары не женятся на тех, кто надел кольцо Горлохума! — изумился Магнус.

— Сам сказал, что настало время перемен, — с усмешкой отбил длинноволосый парень. — Так что пора менять и это.

— Катись ты в пекло, Мелвин! — взревел один из морских. — Я тоже заявляю право на жену! Это что же выходит… у нас двоих получится двойной зов?!

— Катитесь оба! Я заявляю свое право…

Пытаясь не рассмеяться, я шокированно выслушала одиннадцать предложений провалиться в пекло и столько же — брачных. Первые были предназначены риарам, вторые — мне. Воздержались те, кто уже обрел жену или невесту. А еще старейшина, Данар и Сверр… Золотоглазый ильх вообще сидел с таким отстраненным лицом, что все мое веселье как ветром сдуло.

— Оливия… э-э-э… хёгг? — прокашлявшись, обратился ко мне Магнус. — Ты готова соединиться с кем-то из риаров?

Я снова покосилась на молчащего Сверра.

— Я… подумаю. Благодарю за предложения.

— Пожалуй, нам всем нужно немного отдохнуть и тоже подумать, — заявил старейшина, тяжело поднимаясь. — На сегодня хватит, риары. Утром мы снова соберемся в этом зале, и пусть ночь очистит ваш разум и принесет благие мысли.

За Магнусом к выходу потянулись все. Я же подошла к конфедератам, что таращились на меня с испугом и восторгом.

— Максимилиана снова удар хватит, когда он узнает, что пропустил это, — заявил Клин. — Ты всегда была ненормальной, Лив!

На лице Юргаса цвели пунцовые пятна, не знаю — от злости или иных чувств. Но на меня он старался не смотреть.

— Как это ощущается? — с жадным любопытством спросил Андерс. — Слияние?

— Странно, — пробормотала я, высматривая Сверра. За спинами воинов и прислужников я его не видела. И почему он до сих пор не подошел? Где он?

Стражи повели пленных в их комнаты, правда, пообещали, что с чужаками станут обращаться достойно, пока совет не вынесет иное решение. И когда все ушли, меня тронул за плечо Вирн.

— Идем, Оливия-хёгг, — пробормотал парень. — Провожу в твои покои. А то заблудишься по незнанию.

— Где Сверр? — рявкнула я, начиная терять терпение.

— Так ушел уже, — моргнул мой страж. — Раньше всех ушел.

Ушел?! Я открыла рот, чтобы возмутиться, но вокруг все еще было слишком много людей и хёггов. Поэтому рот я закрыла, до хруста выпрямила спину, подняла голову так, что увидела рисунки под куполом, развернулась и устремилась к выходу. Вирн растерянно понесся за мной.

Меня разместили в огромных покоях. Несколько комнат, бассейн с теплой водой, личный сад, в который вели ступеньки с затейливым рисунком. Но сосредоточиться на красотах Варисфольда не удавалось. Слишком многое со мной случилось, и слишком странное. Внутри бились радость и страх, которыми хотелось поделиться. В которых хотелось разобраться.

Я посмотрела наверх, в темнеющее небо. Это получается, что я смогу… летать? Почувствую небо, увижу звезды совсем близко, коснусь облаков? И каково это — летать? Быть чем-то иным, нечеловеком? За короткий миг единения с драконом я не успела это понять.

Хотелось начать обучение прямо сейчас — разбежаться, прыгнуть, призвать зверя! Но я не стала. Пока лучше оставаться человеком, потому что мне нужен мой разум. А в теле дракона он меняется, даже за мгновения слияния я поняла это. Инстинкты берут верх и подчиняют. Значит, мне предстоит научиться справляться и с этим.

«Она подумает и благодарит за предложения?»

Бешенство заставило ударить кулаком в стену, выбивая каменную крошку. Хотелось убивать. Рвать плоть зубами, терзать, выпускать кишки… Разорвать всех на том совете, даже старика Магнуса. Мой зверь ревел и плевался огнем, вызывая внутреннюю боль. Я уже давно понял, что дело не только во мне. Мой хёгг считал Оливию своей так же, как и я.

И теперь зверь в ярости от понимания, что появились другие претенденты на Лив, и требует их уничтожить. И чтоб они все захлебнулись в водах фьордов — я с хёггом согласен! Снова треснул кулаком, скривился.

Вот только Оливия изменилась. Она — женщина, которая сможет объединить два мира. Сможет стать частью обоих. Уже не пленная чужачка, а первый за множество столетий красный дракон. До сих пор по хребту бежит дрожь, стоит вспомнить ее обращение. Но она победила, смогла, выстояла… И вряд ли позволит, чтобы я запер ее в пещере, как требует моя сущность.

Ударил в третий раз, и стена не выдержала — треснула.

Хватит! Плевать мне на ее изменения. Заберу, запру, не позволю… собственнический инстинкт дракона туманит разум, не давая думать. Моя, не отдам, спрячу… Она подумает? И думать тоже не позволю, плевать на ее желания, на все плевать… Хочу. Моя!

Потряс головой, пытаясь вернуть мыслям ясность и прогнать кровавый туман. Надо найти Лив. И остаться человеком.

Я растерянно смотрела на сундуки, которые споро вносили прислужники.

— Это что? — не поняла я.

— Подношения деве, — поведал Вирн. — От риаров.

И успокоил:

— Ты не бойся, подношения останутся у тебя, кого бы ты ни выбрала. Мужчины не забирают свои подарки.

— А что, я должна кого-то выбрать? — двумя пальцами приподняла отрез нежно-голубого шелка, расшитого серебром и камнями.

— Да, — почему-то недовольно буркнул парень. — Иначе драки не избежать. А когда дерутся риары, это плохо заканчивается. Я слышал, лет двадцать назад так же поругались из-за одной девы. Так того города, где поругались, больше и нет…

Ткань я отбросила, как ядовитую змею.

— А если я не хочу никого выбирать?

— Так украдут, — меланхолично отозвался Вирн. — Хотя ты же теперь хёгг, — он потер вихрастый затылок, пытаясь решить слишком сложную для него задачу. И, решив, кивнул: — Все равно украдут, хоть и хёгг. Утащат и в пещере спрячут. В большой пещере… Риары же, кровь такая.

— Сороки тоже все блестящее в гнездо тащат! — обозлилась я. — Я что, сувенир, чтобы меня прятать? И не хочу я никого… выбирать!

— Придется, — пожал плечами мой страж. — И ты это… одна-то не ходи. А лучше вообще никуда не ходи.

Я сердито уставилась на Вирна. Отлично! Теперь я должна сидеть взаперти, чтобы меня не украли?

— А ночью лучше в сундук спрятаться, — посоветовал он. — А то залезут же…

— Проклятые риары! — буркнула я. — Головорезы и разбойники! Чтоб их всех!

И особенно одного, золотоглазого. Снова вспомнила, как молчал на совете Сверр. Когда остальные расхваливали мне красоты своих земель и предлагали себя в мужья, Сверр молчал. Ведь у него уже есть невеста. Давно сговоренная. И проклятая честь этого ильха не позволит ему отказаться от своего слова! Родовитая невеста женой войдет в Нероальдафе, а я… Я — просто чужачка из Конфедерации. И плевать, что с кольцом на шее!

И пусть со мной он целуется на груде золота, пусть меня прижимает к постели так, словно сдохнет, если не возьмет, пусть на меня смотрит горячо и жадно, но женой ему станет другая. Ненавижу!

Ярость обожгла внутри, и Вирн вдруг дернулся в сторону.

— Твои глаза, — сипло прошептал он. — И волосы! Ты меняешься…

Я посмотрела недоуменно, шагнула к купальне, где блестело серебряное зеркало. И ахнула. Мое отражение смотрело на мир темно-красными глазами, а волосы приобрели отчетливый оттенок багрянца.

— Что это? — испугалась я. — Что со мной?

— Ты меняешь масть, — хрипло прозвучало от дверей, и я, вздрогнув, обернулась. Сверр. Он стоял там, смотрел обжигающе… но не приближался. — Становишься отражением своего зверя. Так случается со всеми, кто надел кольцо Горлохума.

Я сглотнула слюну, ощущая липкий страх. Мало мне шрамов, теперь я стану красноглазым чудовищем?! Не думала, что последствия будут такими… Тронула свои волосы. Кажется, прядки даже на ощупь иные — гладкие…

— Они тоже изменятся?

— Да.

— Что еще? — Гадство, я не смогла удержать дрожь в голосе. — У меня появятся шипы? Клыки отрастут?

— Только масть, — хмыкнул Сверр. — Но фьорды не видели красного зверя уже очень давно, Лив.

Он замолчал, и мы замерли, глядя друг на друга через шелк воды в бассейне. Сверр тяжело втянул воздух. Его взгляд касался меня, трогал, гладил, присваивал… От взаимного притяжения кружилась голова и мутился разум. Мы желали друг друга слишком истово, но заставляли себя стоять на месте. Все изменилось. Я изменилась.

— Вижу, риары уже шлют дары, — в голосе Сверра скользнула злость, и я вскинула голову.

— Да. Они очень щедры. Никогда не видела таких тканей. И украшений. И… всего!

— Не знал, что тебе интересны ткани и украшения. — Злости стало больше. — Я считал, что кроме науки тебя ничего не волнует. Ну и иногда — мой язык у тебя во рту!

Я вспыхнула, словно сера, облитая бензином. Мгновенно. Так полыхнула от гнева, что, кажется, задымилась.

— Может, я просто не пробовала других, Сверр!

Он преодолел разделяющее нас расстояние за мгновение. Рывком прижал меня к холодному зеркалу, сдавил тело словно тисками.

— А ты надеешься, что попробуешь? — его лицо исказилось от ярости. — Только посмей, Лив. Только посмей, слышишь?

— Почему?! Мне предлагают стать женой и хозяйкой, отчего бы мне не согласиться? Ты не предложил мне ничего! — последнее я уже выкрикнула, вцепившись горячими пальцами в его руки. — Ты просто промолчал, проклятый ты ильх! Промолчал!

— Я связан клятвой! Хоть и видел свою невесту лишь раз, но я дал слово!

— Так держи его! — заорала я. — И не прикасайся ко мне!

Он перехватил мои ладони и вдруг прижал к губам. Болезненно, мучительно, нежно.

— Лив, я…

Колокол ударил на башне, обрывая слова Сверра. И он отступил, убрал руки. Захотелось взвыть и вернуться в его тепло, но я удержалась. Фьорды в опасности… я уже знала этот тревожный звон бронзовых вестников.

Запыхавшийся Вирн ворвался в комнату и остановился, глядя на нас.

— Вторжение, мой риар! У гряды… возле Горлохума. И конфедератам нет числа!

Сверр сжал зубы, бросил на меня короткий взгляд.

— Оставайся здесь, Оливия. Поняла?

Я мотнула головой. Конечно, я не смогу сидеть здесь и наслаждаться видом города, когда фьорды в опасности. И Сверр тоже это понял.

— Я теперь хёгг, — тихо сказала я. — И дочь Нероальдафе. Ты сам это сказал.

— Постарайся хотя бы не лезть в битву, — хмуро бросил Сверр и пошел к двери.

Через несколько минут мы стояли на открытой террасе, с которой открывался впечатляющий вид на город. Остальные риары уже тоже были здесь и мрачно переговаривались, обсуждая вести.

— Свенн видел, как отряды конфедератов прошли сквозь туман, — Магнус кивнул на молоденького парнишку с обручем на шее. Хёгг. Совсем юный снежный хёгг. — Он охотился недалеко от гряды. Что еще ты видел, Свенн?

— Туман между пиками-близнецами исчез, старейшина, — дрожащим голосом поведал парень. — Его там больше нет! Пусто! И еще я видел за скалами много железных машин, они движутся в сторону Горлохума.

Я сдержала возглас негодования и припомнила карту фьордов. Если конфедераты идут от гряды, то дальше…

— Они направляются в сторону Нероальдафе, — закончил мальчик.

— Я надеялся, что у нас есть время подготовиться, но увы, — тяжело произнес Магнус. И выпрямился, сверкнули золотом старческие глаза. — Пора объявить призыв для всех, кто носит кольцо Горлохума. От мальчишек, едва перешагнувших рубеж тринадцати весен, до стариков. Сейчас фьордам нужен каждый, кто способен подниматься в небо, жечь и рвать врага! Пусть благословят нас перворожденные на этот бой! Вперед!

Мужчины взревели, и на террасе стало тесно от обернувшихся хёггов. Время перемен отменило даже запрет на слияние в Варисфольде. Небо огласилось рыком зверей, внизу горожане замирали, со страхом наблюдая полет драконов. Я закинула голову, глядя на них. Белые и черные — повелители бури и сияния… морские уйдут по воде, с ними мы встретимся уже возле Горлохума.

На площадке остались лишь мы со Сверром. Я растерянно перевела на него взгляд.

— Ты ведь не останешься в безопасности, так? — хмуро уточнил он.

Я покачала головой. И снова глянула вниз с высоты.

— Тогда зови его, Лив. Зови своего зверя, — хрипло произнес Сверр. — Зови!

Я вдохнула воздух, уже ощущая изменения. И в самый последний момент, за секунду до того, как мое тело растворилось, а его место занял дракон, успела сказать:

— Только это не он, Сверр. Это — она…

И увидела вспышку изумления в золотых глазах. А потом переступила с лапы на лапу, потянулась с наслаждением. Мощь, сила, грация… Я — огонь и ветер, я — инстинкт и дикость. Я — потомок Хелехёгга! Я — та, в чьем теле живет первобытный огонь!

И, расправив крылья, я упала вниз, легко поймала поток воздуха и взлетела над вечным городом. Люди внизу кричали… Они восторгались и боялись, они поклонялись мне! Я — красный зверь, я — та, о ком говорят шепотом! Я — сама ярость!

Восторженный рев вырвался из пасти вместе с пламенем — черным и разрушительным. Белая стена замка оплавилась, образуя дыру, из которой вытаращилась на меня девочка. Она вскинула ладошки, взирая на чудовище в небе, маленький ротик распахнулся в беззвучном крике.

И я пришла в себя. Разум дракона на миг победил человеческий, я совсем забыла, кто я! Я чуть не убила ребенка! Ужас сковал так, что крылья бестолково забились, забыв, как держать в воздухе огромное тело дракона. Я падала! Неслась вниз, прямо на острые пики оград! Паника захлестнула сознание, я ничего не понимала и не могла сориентироваться в хаотично меняющемся пространстве.

И когда казалось, что удар неизбежен, две мощные лапы схватили меня, сжали когтями и дернули вверх. Золотые глаза на узкой драконьей морде глянули яростно. Я пискнула, мигнула. Сверр поднял меня в небо, зарычал предупреждающе. И разжал когти. И я снова рухнула вниз! Распахнула крылья, дернула ими, как руками. Раз, второй, третий… Не полет, но уже не падение. Черный дракон кружил совсем рядом, фыркал дымом, настороженно следя за моим неумелым полетом. Я же билась, пытаясь сообразить, как двигаться в этом новом для меня теле… Краем глаза зацепилась за Сверра. Тот парил, почти не дергая крыльями, лишь ловя потоки воздуха. Огромный, черный. На миг стало обидно — его хёгг раза в три больше моего! И крылья черного зверя огромные, а мои же — мелкие и слабые! Зашипела недовольно и распласталась на небесной подушке, пытаясь не думать о падении и копируя своего учителя. Сверр снова рыкнул — на этот раз одобрительно. Удивительно, но даже в такой форме я легко понимала его. Видела знакомую насмешку в золотых глазах, любовалась…

Ветер перестал казаться врагом, он стал верным другом, надежно удерживающим в небе. Я изогнула хвост и шею, поднырнула под воздушную волну, поймала поток, вырвалась наверх… и восторженно зарычала. Рядом раздался ответный рев Сверра, за которым мне слышался смех мужчины. Сделав еще круг вокруг меня, черный дракон устремился на восток, туда, где высился пик Горлохума.

И я полетела за ним.

Глава 29

Через несколько часов полета я освоилась и уже почти могла удержать своего дракона, который то норовил погоняться за утками, то окунуться в воду фьордов, приметив под волной косяк серебристых рыб. То просто уставал и сворачивал к скалам, где намеревался поспать. Сверр иногда рычал, запрещая, и, на удивление, мой красный зверь слушался, хоть и ворчал недовольно. Несколько раз черный хёгг ловил меня, теряющую воздушный поток, готовую рухнуть вниз, и снова поднимал в небо. Направлял и поддерживал, заставлял меня вновь колотить крыльями.

Если ты споткнешься — я поймаю. И если потеряешь опору, ориентиры и разум — тоже…

Когда пик Горлохума вырос перед нами, я увидела вереницу ползущих железных машин внизу. Словно злые, жалящие насекомые, упрямо двигающиеся к фьордам. Парнишка-разведчик сказала правду, между скалами туман исчез, открывая полосы пространства в несколько километров. Не узкий туннель, а проход, достаточный для армии!

Мы со Сверром приземлились на скалистый уступ, и черный дракон рыкнул, а потом сменил форму.

— Надо дождаться остальных, — сказал ильх, подходя к опасному краю. Отсюда уже были видны силовые установки на военной технике и знаки Конфедерации на ее боках…

Я в бессильной ярости зарычала, повертелась на месте и тоже отпустила своего дракона. Шатаясь с непривычки, рухнула на траву, отдышалась. Поднялась и сжала кулаки, ощущая такую злость, которой никогда не испытывала раньше, до черного обруча на шее.

— Осторожно, — снова все понял Сверр. — Держи зверя в узде, Лив. Иначе все закончится плохо для вас… обеих. У хёггов иной разум, им чужды наши человеческие понятия и тем более мораль. Честь, достоинство, сопереживание — это все нужно людям, но не драконам. Помни, что человек и хёгг — различны, а ты — главнее.

— Это непросто, — я выдохнула. Покосилась на мужчину. — Я не знала, что это так… непросто.

— Ты справишься, — уверенно произнес Сверр. И снова повернул голову к ползущей веренице машин. — Хотя сейчас я не уверен даже в себе. Хочется… сжечь. Всех.

— Их слишком много. Но самое ужасное не это, Сверр. — Я махнула рукой в сторону двух вертикальных скал-близнецов. — Туман исчез! А значит, на фьорды придут новые войска! Нам надо что-то придумать! Надо остановить их!

— Если бы я знал как! — в сердцах выдохнул Сверр.

На уступ приземлились сразу несколько снежных, следом Бенгт, Мелвин, Маргус и остальные. Всего около пятидесяти хёггов — риары, их а-тэмы, юные сыновья и старики с уже ослабевшими крыльями. Пять десятков драконов, из которых большая часть — морские, а значит, довольно ограниченные в передвижениях на суше. Драконы — разрушительная сила, но я знала мощь Конфедерации. И видела, как упал Сверр, сбитый силовым лучом. Хёгги не были бессмертными, они умирали так же, как любое живое существо. И в этой битве их погибнет слишком много — все это понимали.

Мужчины разложили на плоском камне карты, и, пока они что-то горячо обсуждали, я отошла в сторону. Громада Горлохума возвышалась совсем близко.

А я смотрела. На небо с лениво плывущими облаками, на молчащий вулкан, на машины Конфедерации, на мужчин, решающих, как спасти свой дом. На тех, кто ежедневно сливается со зверем, но остается человеком. И ужасно, до невыносимой боли не хотела видеть их гибель.

Когда-то Максимилиан сказал, что я вырождающийся вид и отчаянная идеалистка. Потому что верю в добро, справедливость и возможность изменить этот мир к лучшему. А потом улыбнулся и добавил: но, как ни странно, только такие люди и способны его изменить! Тогда мне было восемнадцать, и если мне доведется еще раз увидеть профессора, я расскажу, что с тех пор ничего не изменилось. Я все еще верю в это. И забери меня Горлохум, буду верить до последнего вздоха!

Я вытащила из кожаного мешочка на поясе примятый лист бумаги и ручку, улыбнулась. Тонкая, с позолоченным колпачком. Та самая, что стащил когда-то Сверр в Академии Прогресса. Сколько времени прошло с того дня, как злой дракон похитил непринцессу? Сейчас мне казалось, что все это было столетия назад. Так много всего случилось с антропологом Оливией Орвей, так много я увидела и поняла. О людях, а главное — о себе. Я улыбнулась краешком губ. И быстро написала несколько слов, сложила бумагу. Погладила железную птичку, что теперь свисала с кожаного шнурка у меня на шее.

Когда я подошла, Сверр глянул слегка рассеянно, его внимание было сосредоточено на военных планах. Но отошел в сторону, когда я позвала.

— Что случилось, Лив? Тебе нехорошо?

— Все в порядке, — улыбнулась я. — Просто… соскучилась. — Ильх нахмурился, внимательно вглядываясь в мое лицо. Но потом вздохнул и тронул кончиками пальцев мое лицо, очертил контур.

— Я должен сказать тебе кое-что важное, Лив, — тихо произнес он. — Жаль только, что сейчас на это совсем нет времени… Да и обстановка неподходящая.

Мое сердце замерло, пропустило удар.

— Тогда скажи мне это, когда все закончится, — попросила я.

Сверр медленно кивнул, лаская меня золотом своих глаз.

— Хорошо, — усмехнулся он. — Когда все закончится. Подождешь?

— Да, — я смотрела на него, впитывая в себя мужественное лицо, разворот широких плеч, горячий взгляд, которым он всегда смотрел на меня, с самой первой встречи. И понимала, что мне просто жизненно необходимо все это. Я хочу, чтобы Сверр раз за разом поднимался в небо, чтобы рычал, летал, жил! Чтобы снова проносилась его тень над Нероальдафе, а в пещерах множилось золото, что дает силы черному дракону. Я так хочу этого!

— Почему ты так смотришь? — снова нахмурился ильх, а я пожала плечами.

— Тебя зовет старейшина.

Сверр всмотрелся внимательно, и на миг показалось, что он сейчас все поймет… но закричали недовольно хёгги, и Сверр отвернулся и отошел. Я же поманила одного из мальчишек, сунула ему в руки письмо и велела отдать риару Нероальдафе, когда солнце оближет Горлохум.

И заставив себя больше не оборачиваться, шагнула к краю уступа и упала вниз. А уже через миг над фьордами раскрыл крылья красный дракон, устремляясь к Горлохуму.

«Тогда скажи мне это, когда все закончится…»

Отбросил карту, выпрямился. Внутри свербело дурным предчувствием, но это сейчас и неудивительно. Или дело не в предстоящем сражении? Повертел головой, разминая шею. И высматривая Оливию. Тонкой фигурки видно не было. Отошла за скалу? Устала?

— Если ты ищешь Оливию-хёгг, то она велела передать это. — На мальчишку снежных я взглянул косо, выхватил из пальцев бумагу. Это что?

«Уверена, что ты бы мне не позволил, поэтому пишу. Сверр, мы оба знаем, что фьорды обречены. И единственный способ их спасти — восстановить туманную завесу. А у меня снова есть теория. Очередная безумная теория, но это лучше, чем ничего, ведь так? Я единственный красный хёгг, Сверр. А значит, лишь мне отзовется Горлохум. Возможно, это глупость, но я хочу попытаться. Когда-то туман возник благодаря вулкану, может, это поможет и сейчас.

И еще. Я хочу услышать то, что ты мне скажешь, Сверр. Я очень хочу этого. Лив».

— Нет! — мой рык заставил обернуться риаров, а Магнуса поднять седые брови. Но я никого не видел.

— Когда она отдала это? — Схватил мальчишку-вестника с такой силой, что он заскулил, как щенок. — Когда?

— Час прошел, риар Нероальдафе! Все как она велела!

Час! Час! Этого вполне хватит, чтобы долететь до вулкана! От моих ругательств паренек вытаращил светлые глаза и вытянулся в струнку, а снежные нахмурились.

— Сверр, хватит орать на моего сына, что случилось?

Я с трудом удержал очередной поток ярости. Обернулся на пик за спиной. Конфедераты уже приблизились к границе гряды, за которой начинались территории фьордов. Риары уже сливались каждый со своим зверем, рычали. А я разрывался между долгом и чувством. Но когда меня накрыла тень черного дракона, я сделал свой выбор.

Вблизи Горлохум казался неприступной скалой, вершина которой терялась в облаках. Я устремилась вверх, к сужающемуся кратеру, пытаясь не думать, что ждет меня внутри. Добравшись до края кратера, зацепилась когтями, всматриваясь во тьму. Там, на глубине, медленно тлели угли и бурлила магма. Спящее жерло дышало ядовитыми парами и кислотой, а порой выстреливало тонкими обжигающими струйками. Так что я не рискнула лететь внутрь на своих слабых крыльях. Втянула вязкий воздух и поползла вниз, цепляясь за шершавые камни. Магма, покрытая слоем угля, спала, но я ощущала ее движение внутри. Я чувствовала его — невероятный жар, скрытый за коркой, огонь, готовый в любой момент извергнуться и уничтожить все живое. Здесь, внутри, было тихо, лишь булькало порой жидкое пламя и газ маленькими шипящими фонтанчиками вырывался наружу. Черные уступы, хаотично расположенные внутри жерла, торчали ступеньками, и я упала на один из них. Осмотрелась. Человеческое сознание билось внутри тела дракона, а мой инстинкт самосохранения требовал убраться отсюда как можно дальше. Но я лишь выпустила из ноздрей пар и подползла к краю уступа.

Жаль, что в памяти моего зверя не было никаких сведений о том, как будить вулкан. Как это сделать? Я дернула лапой, по привычке пытаясь дотронуться до железной птички на шнурке. Но птичка, как и мое тело сейчас, в ином мире, а здесь лишь дракон. Но все же…

Птичка!

Я сосредоточилась, вспоминая башню в Нероальдафе и Сверра, когда он учил меня слышать железо. Надо понять, почувствовать, стать частью… я замерла, всматриваясь в корку пепла над магмой. Она жила. Дышала, тяжело ворочалась там, в глубине, булькала… Ударив хвостом, я тоже булькнула, а потом… зарычала! Изо всех сил! Мой рык эхом ударился в стены вулкана и затих, поглощенный камнем.

И ничего не случилось. Горлохум по-прежнему спал. Может, надо спуститься ниже?

Я озадаченно качнула головой и поползла ближе к магме, оставляя на уступах борозды от своих когтей. Ближе, и ближе, еще ближе… Дыхание вулкана уже обжигает ноздри и щекочет ядовитыми газами. Над лениво перекатывающейся лавой застыл крошечный выступ, самый последний. Дальше лишь бесконечное пространство жара и огня. Я устроилась на этой ступеньке, поджала хвост, как щенок. Лапы соскальзывали. Горло царапал отравленный воздух. И было жутко… от того, что делаю, от того, что хочу сделать. А если ошиблась? Мне бы поговорить с Андерсом Эриксоном, посоветоваться… Но исследователь тумана остался в Варисфольде. И здесь только я.

Вытянула шею и снова рыкнула. Правда, предварительно зажмурившись. А когда открыла глаза… показалось? Корка над лавой треснула. И тогда я набрала побольше воздуха и зарычала уже на всю мощь драконьей глотки. Нутро вулкана надулось, как подошедшее тесто, дрогнуло. Магма всколыхнулась, в ее сердцевине образовалась полынья, от которой паутиной побежали трещины. Струя газа вырвалась наружу и ударила вверх, и где-то в глубине что-то тяжело и мощно взорвалось, предзнаменуя огненную лавину. Я сорвалась с уступа и забила крыльями, ощущая удары жара снизу. Вулкан ярился. Его жерло дрожало и казалось живым. Я молотила крыльями что есть мочи и все же не успевала. Содрогнувшись, Горлохум ударил фонтаном раскаленной лавы. Пылающий воздух швырнул меня в сторону, словно мелкую пичужку. Я с размаха приложилась крыльями о выступы, потеряла равновесие, закружилась, как кленовое семечко-вертушка… Внизу бушевала огненная стихия, она пухла пузырем, а потом снова выстрелила фонтаном. Я взвыла, рванула вверх. Но левое крыло действовало плохо, я оказалась слишком слабой, даже в драконьем облике…

Барахтаясь в раскаленном потоке, я пыталась выровнять свой полет-падение, понимая, что не могу… И тут уже знакомые и родные когти вцепились в мой хвост и с яростной силой дернули вверх. Я зашипела, Сверр отозвался глухим ворчанием. Подбросил и снова схватил меня, на этот раз — поперек туловища. Его крылья качали обжигающий воздух с такой мощью, что внизу заворачивались нешуточные торнадо. Мы неслись наперегонки с потоком лавы, что дышала снизу, грозя похоронить под собой. И из жерла вулкана вылетели почти одновременно!

Сверр потерял равновесие и рухнул, в последний миг смягчив удар для меня. Мы покатились по склону, следом полетели камни и куски горящего угля. Яростно рыкнув, Сверр снова перехватил меня и рванул в сторону — к пикам-близнецам. Горлохум плевался черными клубами дыма. Внизу армия конфедератов спешно разворачивала свои машины, пытаясь сбежать от ярости проснувшегося вулкана. Им вслед рычали драконы…

Уронив меня на горное плато, Сверр гневно шлепнул лапой по моей филейной части, так что я изумленно взвыла. Но черный дракон развернулся и с такой яростью зарычал мне в лицо, что я предпочла оставить свои возмущения на потом. Золотые глаза хёгга сверкали так, что могли поспорить с жаром Горлохума. Сверр был в бешенстве. Я сконфуженно вильнула хвостом, открыла пасть, но рычать не стала. Лишь мотнула головой в сторону такого же рычащего Горлохума. Да, грозящее извержение остановило наступление врага и повергло его в бегство, но теперь надо остановить и сам Горлохум!

Сверр понял, заворчал недовольно. Сделал круг вокруг себя, дыхнул черным дымом. И кивнул. Я неуверенно расправила крылья, ловя поток воздуха. Слегка неуклюже взлетела, облетела пик. Черный зверь держался рядом, зорко поглядывая на случай, если я вновь свалюсь. Но я усиленно молотила крыльями до самого Горлохума, что плевался уже не только углями, но и жаркой, багрово-красной лавой. Я подлетела так близко, насколько смогла, и зарычала. Не знаю, что я должна была сделать, но когда жар вулкана коснулся ноздрей, я вдруг ощутила родство с ним. Вулкан не был врагом. Он был колыбелью, древним источником, зародившим драконов. И я уже не рычала, я говорила с Горлохумом, просила прощения за то, что разбудила… Я рассказывала ему о фьордах, которые он охраняет, о прекрасных людях, что населяют эти земли, о драконах, что его защищают… Я рычала, а может, шипела, но вулкан слышал меня. Черный дым сменился белым. Он тек по застывающей лаве кратера, и у земли густел, расстилался полотном. Между пиками-близнецами, вдоль гряды, дальше и дальше… Латая дыры в завесе между миром фьордов и Конфедерацией. И когда я, обессиленная, все-таки рухнула вниз, меня снова подхватили лапы черного дракона. А на земле, прижал к себе уже человек. Яростно, зло, почти больно… Так, как прижимает дракон свое самое главное сокровище. И я улыбалась, глядя в золото его глаз.

— Все закончилось, — прошептала я. — Значит, теперь ты можешь мне сказать?

— Я люблю тебя, — выдохнул Сверр. — Я так сильно люблю тебя, Лив…

— А я люблю тебя… — но он уже целовал, так же, как делал все в этой жизни, — яростно, горячо, как в последний раз…

Эпилог

Я стояла между двумя каменными столбами высотой в двадцать пять метров. На вершине каждого сидел огромный каменный дракон с распахнутыми крыльями. Длинные изогнутые шеи хёггов почти до земли опускали узкие оскаленные морды с янтарными глазами. Словно звери желали всмотреться в тех, кто пройдет между колонн, соединяющих два мира.

Надо сказать, я до последнего упиралась и просила совет не ставить этих устрашающих монстров, но мужчины лишь ухмылялись. Впрочем, чего еще ждать от мужчин. Пусть и риаров.

Снова покосилась на чудовищ и вздохнула. Ладно, пусть наши гости сразу знают, к чему им готовиться во фьордах.

За год переговоров с Конфедерацией мы все-таки смогли достигнуть соглашения. Не могу сказать, что эти переговоры были простыми. Скорее нет. Но на стороне фьордов был весомый аргумент — восстановившаяся завеса тумана. После пробуждения Горлохума она уплотнилась и даже сдвинулась немного в сторону пустынных земель на стороне конфедератов. Так что это послужило аргументом в наших доводах. Люди прогресса пока не знали, как бороться с этим явлением. Ну и, конечно, не последнюю роль сыграло мнение общественности. Я убедила вернуть пленников, в первую очередь — ученых. Авторитет Андерса и Максимилиана в научном мире все же был весомым, и люди прислушались к тому, что они говорили. Наши цивилизации были разными, но это не означает, что мы должны стать врагами. По крайней мере, многие из нас старались сохранить пока хрупкий, но такой желанный мир.

И результатом переговоров стала первая группа мужчин и женщин, согласившихся переселиться во фьорды. Тридцать пять представительниц слабого пола и всего трое мужчин. Я качала головой, когда думала об этом. Почему-то именно женщины оказались теми, кто решил найти свое счастье в новом мире и согласился жить по местным обычаям. Они знали, что вернуться в Конфедерацию уже не смогут, это было обязательное условие совета хёггов. Драконы не готовы были делиться своими тайнами.

Зато за каждого добровольца драконы платили золотом, алмазами или другими сокровищами.

Возможно, желающих было бы больше, но обязательным условием переселения была невосприимчивость к драконьему зову. Фьордам нужна была свежая кровь.

Я одернула подол простого светлого платья и, не выдержав, обернулась. Сверр стоял сзади, как обычно. На миг я застыла, не в силах поверить в происходящее. Реальность дрогнула, и я вдруг с какой-то острой, жалящей ясностью осознала, насколько изменилась моя жизнь. Раньше в ней была лишь наука. А теперь?

Сверр улыбнулся и, шагнув ближе, обнял за плечи.

— Не волнуйся. Если они нам не понравятся, отдадим их в то самое племя. Пусть там на шатии пляшут.

— Очень смешно, — фыркнула я. И посерьезнела. — Может, мне не стоит встречать гостей? Боюсь испугать…

Сверр поцеловал кончик моего носа.

— Хватит, Лив. У тебя самые красивые глаза и волосы на фьордах.

— Они красные, — напомнила я.

— Да? — изумился ильх. — Надо же. Не замечал.

Я толкнула его локтем в бок и вздохнула. Да, мои пряди, как и радужки, приобрели цвет темного багрянца, в масть моего хёгга.

— Ты самая красивая женщина обоих миров, — шепнул Сверр. — И неважно, какого цвета твои глаза. Мне нравятся любые. — И добавил недовольно: — И не только мне. В Варисфольде уже поставили статую в твою честь.

Я закатила глаза. Видела я ту статую. Рубины вместо глаз, красный камень волос и довольно фривольное одеяние. Зато в руках у меня был пылающий меч, занесенный над головой. А на плече сидел багровый дракон. Скульптура была красивой, хотя и вызывала у меня ощущение неловкости.

— А если ничего не получится? Если мы ошиблись в расчетах? Если…

— Все получится. — Сверр глянул насмешливо, отсекая мои сомнения. И лениво лизнул висок. — Надеюсь, встреча конфедератов не затянется. Я соскучился. Я хочу вернуться в Нероальдафе, забраться в наши пещеры и продолжить с того места, где мы остановились.

Жар опалил мои щеки. Остановились мы на очень интересном месте… Изучение людских нравов в постели шло полным ходом! И, кажется, мы уже придумали то, чего люди и не знали… Ненасытность моего варвара порой зашкаливала.

В пещерах рядом с золотом появилась еще одна груда — тлеющих углей из недр Горлохума. Теперь это было мое место силы. А пещеры — наше место жарких ночей и не менее жарких дней.

— Лив, — горячо шепнул Сверр, теснее прижимая меня к себе.

— Не сейчас! — пискнула я.

— Свою жену я буду обнимать тогда и там, где хочу, — отрезал варвар и в доказательство впился мне в губы. Жадно, дико, без доли стеснения. И внутри меня отозвалось счастьем — жена… Разве могла я мечтать о большем?

Я до сих пор просыпаюсь от ужаса, вспоминая голосование, на котором решалась судьба Нероальдафе. Останется ли Сверр защитником своего фьорда, или совет выберет нового?

— Если ты откажешься от Оливии и женишься на той, кому был обещан, то мы снимем с тебя обвинение в нарушении клятвы, — сказал тогда Магнус. И я видела, как побелели губы Сверра. Нероальдафе или я?

В тот ужасный миг я тоже кусала губы и лишь молила перворожденных о милосердии, но не вмешивалась. На фьордах понятие чести незыблемо. И новые порядки не должны были нарушать законы, сложившиеся веками. Мужское слово — нерушимо. Мужское обещание — вечно. А сам мужчина — скала. Таковы фьорды. Таков Сверр.

И я понимала, чего ему стоит выбор.

— Оливия, — спокойно сказал он. — Я выбираю ее.

На несколько минут в огромном зале повисла тишина. Риары хмурились. А потом начали голосовать.

Из двадцати двух восемнадцать оставили Нероальдафе за Сверром.

Ему пришлось выплатить бывшей невесте огромный выкуп — большую часть золота из своих пещер — и принести публичные извинения. В дом невесты, обещанной Сверру, мы прибыли вместе, и я не смогла сдержать страх, когда увидела ее. Дочь риара Ровенгарда оказалась юной и настолько красивой, что я особенно остро ощутила себя чудовищем — со шрамами и меняющимся цветом глаз и волос. Кольнуло паникой, что замечу сожаление в золотых глазах, что рассмотрю интерес к этой юной деве. Но Сверр смотрел хмуро, в его лице не было ни капли заинтересованности. А потом он сжал мою руку, посмотрел насмешливо, словно понял мои терзания.

Отвергнутая невеста глядела на Сверра испуганно, стоя на террасе своего дома, а потом дрожащим голосом сказала, что не винит риара Нероальдафе, принимает откупные и освобождает от клятвы. И улыбнулась мне.

— Любви, ради которой пробуждается Горлохум, нельзя препятствовать, — добавила она.

А потом была дорога домой, и я рассказывала Сверру об Ирвине, которого видела в зале ста хёггов. А он мне о мальчике, которого а-тэм отправил на юг и у которого будет новая жизнь. Она будет у каждого из нас, потому что фьорды выстояли.

Через десять дней в родном зале Нероальдафе Сверр положил мне на голову брачный венец, объявив своей нареченной. И поцеловал. Так, как целует каждый раз — жадно и нежно.

… Как целовал и сейчас. А я снова забылась, пока не услышала ехидное покашливание Максимилиана.

— Не хочу вам мешать, понимаю, что мешать двум драконам вообще не стоит, чем бы они ни занимались, но… но группа переселенцев уже прибыла.

Я ахнула, Сверр рассмеялся. И мы оба повернулись к новому будущему.