Зануда
Душным июльским утром, когда Москву накрыло марево египетской пустыни, Дима Веточкин вышел из дома. Он терпеть не мог жару, предел его выносливости ограничивался 23 градусами по Цельсию, но сегодня на нём был белый элегантный костюм и голубой галстук в еле заметную крапинку. Костюм непростой, дорогой, от известной итальянской фирмы, галстук из Парижа. Начищенные бежевые туфли по своему блеску конкурировали с обезумевшим солнцем. Через час Веточкину предстояла важная встреча с представителями крупной торгово-закупочной компании "Бумеранг", и выглядеть нужно было с иголочки, в соответствии с бизнес – этикетом. В случае удачи, его посредническую фирму ждал солидный куш.
Дима не был так богат, чтобы иметь машину с шофером – бизнесом он только недавно занялся, а его старенький Нисан находился на очередном ремонте, поэтому вызвал такси. Телефон показывал, что машина будет через пять минут. Он ждал ее на аллее у шоссе, где обычно в это время было свежо и прохладно, а теперь на грудь давила невыносимая духота. Одно дело жара в Египте, там организм знает чего ждать от Африки, другое в Москве, где почти круглый год холод и дожди.
Мимо проходили люди, с удивлением косясь на Диму – надо же вырядился в такую погоду, чокнутый, наверное. Он ослабил туго затянутый перед зеркалом галстук. На шоссе образовалась пробка, такси задерживалось. Вдоль аллеи гуляли собачники со своими питомцами. Высокая блондинка, в обтягивающих стройные ноги джинсах, с лицом "Девушки с жемчужиной" Вермеера, выгуливала рыжего, пушистого немецкого шпица.
Взглянув на часы, которые неумолимо отсчитывали время до переговоров, Веточкин почувствовал, как по правой ноге что-то потекло. Обернувшись, увидел пса, с большим удовольствием мочившегося на его белые брюки. Девушка же не отрывалась от телефона.
Дима так растерялся, что не сразу отпрянул, в результате штанина оказалась "облитой" желтой собачьей струей до колена. Он застонал, потом закричал:
-Вы что творите! У меня срочные переговоры, а эта мелкая тварь обмочила меня с ног до головы!
Девушка оторвалась от мобильника.
-Ой, извините, как нехорошо вышло. Ну и не с ног до головы, а только снизу.
-Куда я такой обделанный поеду, меня серьезные люди ждут!– Слово "обделанный" было произнесено в более экспрессивной форме.
-Ну, извините еще раз, мальчик не хотел. Правда, мой хороший? Так вышло случайно, вы ему приглянулись. Мне тоже. Такой элегантный костюм, прям что-то. Меня Дашей зовут.
-Ваш "мальчик" испортил дорогущую вещь! Да таких собак тысячу продать надо, чтобы купить этот костюм.
-Успокойтесь, пожалуйста. Я компенсирую.
-Чем, собой?
Поняв, что переборщил, извинился. Вполголоса. Но девушка, казалось, пропустила хамство Димы мимо ушей.
Бежать домой переодеваться времени не было, к тому же, наконец, подъехало такси. Садясь в машину, услышал, как хозяйка шпица повторила:
-Я компенсирую.
-Ну-ну, – ухмыльнулся Дима.
Переговоры прошли так себе: деловых бумаг о сотрудничестве не подписали по причине невыносимой жары – мозги плавятся и ничего не соображают, объяснили будущие партнеры. Перенесли "окончательное решение вопроса" на несколько дней, при этом предложили провести переговоры в другом месте, так как в этом, снятом на пару часов офисе, дурно пахнет. Веточкин залился алой краской, задвинул ноги глубже под стул.
На следующий день торопиться было не нужно, и Дима решил поехать в свой офис – арендованную однокомнатную квартиру на первом этаже в глухом спальном районе.
Когда нужный электробус показался на горизонте, к нему подошла хозяйка того самого нагло шпица, протянула сверток.
-Что это?– удивился Веточкин.
-Вкусный пирожок с абрикосовой начинкой, в качестве компенсации за причиненные неудобства.
-Неудобства,– возмутился Веточкин.– Да вы мне со своим псом чуть важнейшую сделку не сорвали. Так что не надо мне вашего пирога с абрикосом.
-Поняла. Слабая компенсация.
Дима запрыгнул в электробус и быстро забыл про нее. Особо ведь и глаз остановить было не на чем. Ну да, смазливенькая, на эту похожа, как ее… Ну, на ту, что с жемчужиной в ухе на картине голландца.
Однако на следующий день пришлось вспомнить ее имя. Даша, поджидавшая его у остановки, протянула пакет еще больших размеров.
-Не любите абрикосов, возьмите пирог с кальмарами и креветками. Очень хорошо настроение у мужчин поднимает,– сказала она.
-Да вы издеваетесь, что ли?– Дима отпрянул, споткнувшись, но удержав равновесие, о бордюр тротуара. – Повторяю, не надо мне вашей компенсации! Вы прям, зануда какая-то.
-Я не зануда, я от чистого сердца.
-Покормите пирожком лучше своего шпица, может, мочиться на приличных людей перестанет.
-Поняла. Слабая компенсация.
Это что за чудо в перьях? – думал в электробусе Дима о Даше, прическа которой действительно напоминала растрепанную птицу. Может, влюбилась в меня эта зануда? А что, я парень видный, а уж когда был в белом шикарном костюме, сразу пронзил ее сердце. Вообще-то, она ничего можно один раз. Или пару. Хм.
Утром следующего дня, в день подписания окончательного соглашения с "Бумерангом", она стояла у остановки, как сторож на посту. У нее подмышкой был белый бумажный пакет. Что на этот раз она мне приготовила? – подумал Дима, снова затянутый в белоснежный костюм – жара, слава Богу, немного отступила – пирог с лангустами или осетриной? У нее же вроде "компенсации" идут по возрастанию.
Она улыбнулась, протянула пакет:
-Надеюсь, на этот раз вы будете довольны компенсацией.
И вдруг громко, заразительно рассмеялась.
Тяжело вздохнув, Веточкин принял пакет:
-Какая же вы все-таки настырная девушка, прям зануда. Нелегко придется вашему мужу.
-Ничего, я его "компенсациями" ублажу.
-Ну, разве что…
Пакет был объемный, но не очень тяжелый. Там явно был не пирог. Но что на этот раз решила предложить ему зануда?
Итоговая встреча с партнерами состоялась в банке, где сразу должны были оформить перевод средств. На этот раз ноги под стул Диме прятать не пришлось, он выстирал брюки в трех порошках, потом тщательно выгладил и надушил французским одеколоном "От Фрагонар из Граса".
Мило улыбаясь, секретарь директора "Бумеранга" Штангеля протянула Веточкину авторучку для подписи документа. Дима в сериалах видел, что солидные коммерсанты ставят подписи своими "перьями", а потому открыл портфель, где была заранее приготовлена перьевая ручка известной швейцарской фирмы. Вынимая ее, он случайно зацепил Дашину "компенсацию". Пакет раскрылся. На стол и под него полетели стодолларовые купюры. Их было много.
Представители "Бумеранга" поймали несколько банкнот. Это были даже не фальшивые доллары, а бумажки из листов А4, отпечатанные на принтере, причем с одной стороны.
-Что это?! – изумился директор "Бумеранга" Штангель, рассматривая серо-зеленые фантики.
Совершенно ошеломленный Дима только быстро моргал. Слова застряли в его горле.
-Да это просто какая-то шняга!– возмутился заместитель директора торгово-закупочной компании Циркуль. – На такой фармазон мы не подписывались, пусть для вас красивая музыка играет в другом месте, но без нас.
-Да-а, протянул директор "Бумеранга" Штангель,– не ожидал я от вас, господин Веточкин, такого дешевого цвета. Встречу считаю законченной. Мы люди солидные, культурные, законопослушные и с маргиналами не связываемся. Адьёс, как говорят в таких случаях, приличны люди. Идите в баню с кривоногой Маней, ха-ха!
Дима шел по улице, не разбирая дороги, его словно окатили кипятком. Ну, зануда, ну Даша с писающим шпицем… Это же надо так подставить! Сорвать такую сделку. Убью! Завтра же встречу на остановке и лишу жизни!
Убивать, Дима, конечно, никого не собирался, он муху-то обидеть не мог – бившихся об оконное стекло насекомых выпускал в форточку, но горечь и досада сжигали его. Мало того, что сорвалась сделка, так еще растрезвонят повсюду, что он идиот, американские фантики печатает и с ними ходит. Кстати, странный какой-то жаргон у этих "бумерангов", явно блатной. Но ведь деньги собирались платить. А там пусть хоть на жаргоне африканских племен разговаривают.
Даша ждала его у подъезда – в принципе, было не удивительно, видела же из какого дома он по утрам выходит. Первым делом Диме захотелось налететь на нее и оборвать все уши. Но, как уже говорилось, он, по сути, был совершенно безобидным человеком, ну а мысли… Мысли у всех черт знает какие.
Она улыбалась, но несколько виноватой улыбкой, словно догадывалась, что натворила нечто нехорошее своей "компенсацией".
-Я хотела пошутить, – сказала она. – Цените же юмор? Вы от малой компенсации отказывались, вот я и решила большую вам предложить. Надеюсь, это не стало причиной неприятностей для вас.
-Да, как сказать, – вздохнул Дима. – Разве что сорвали мне своей шуткой многомиллионную сделку. В иностранной валюте.
-Вы, наверное, хотите меня убить.
-Именно.
-Так убейте.
-Еще чего. Мало того, что бизнес мой рухнул, так еще и в тюрьме из-за вас париться. Не надейтесь. И на кого своего шпица оставите? А-а на мужа.
-Я не замужем.
-Ну, на жениха.
-Вы же мне еще не сделали предложения.
-Еще чего.
-Напрасно. Я удачу приношу.
-Я это уже заметил. Пока, Даша – не наша.
-До встречи.
На следующий день Дима с расстройства пил горькую. А когда очухался, в Сети увидел новость, от которой подпрыгнул, чуть ли ни до потолка. Сообщалось, что следственными органы задержано руководство торгово – закупочной компании "Бумеранг": директор Ян Штангель, его заместитель Перл Циркуль, а так же помощники. Их обвиняют в отмывании средств, незаконных финансовых операциях, взятках должностным лицам.
Бог отвел от такого сотрудничества, перекрестился несколько раз, не верящий ни в Бога, ни в черта Веточкин. И всё же его вызвал следователь, напомнил о "фальшивых долларах", выпавших из его сумки на встрече с "задержанными гражданами". Видно, уже за ними следили или на него заявили сами "бумеранговцы". Дима не растерялся:
-Это же просто фантики были. Я давно заподозрил, что Штангель и Циркуль не чисты на руку. Вот и решил отделаться от них таким образом: продемонстрировать свои, напечатанные на принтере доллары. Мол, дурак я на всю голову и нельзя иметь со мной дело. Сработало, они прогнали меня. А, как вам моя находчивость?
-Мда,– пожевал губами следователь.– Вы действительно идиот, Веточкин?
-А что, заметно?
-Талант не спрячешь. Ладно, оформим фальшивки на Штангеля, с вас проку мало. Топайте на все четыре стороны и больше в наше поле зрения не попадайте.
У метро Дима купил огромный букет из роз, ромашек, лилий и какой-то экзотической травы. Было время выгула собак. Даша, увидев Веточкина, подошла к нему.
-И все же, скажите честно, вам понравилась моя последняя компенсация? Хотя бы сама идея.
Дима протянул Даше букет.
-Еще как. Хоть вы и зануда, но я вам благодарен. Вы спасли меня от тюрьмы, сумы и позора. Отныне готов принимать от вас компенсацию хоть каждый день. Только, чтобы впредь она была, как в начале наших встреч, съедобной.
-Кто-то подавился моим последним сюрпризом?
-Еще как. Лет десять будут отплевываться.
-Ну что ж, мои старания не пропали даром.
-Вернее, вашего милого песика. Как его, кстати зовут?
-Штангель. Из Германии привезли, так по паспорту.
-Как?!– изумился Дима.– Не может быть!
-Есть немецкая поговорка: Всё на свете, всё на свете, всё на свете может быть, одного лишь быть не может – то чего, не может быть.
-Просто мистика какая-то. Никогда не верил в знаки судьбы и вот, пожалуйста, примите, распишитесь.
– Мистика – это непознанная реальность,– улыбнулась умная, как оказалось, зануда.
Немецкий шпиц, под шумок, подобрался сзади к Веточкину и направил мощную струю на его светлые, выглаженные с идеальными стрелочками, белые брюки.
Хутор Счастье
Однажды Дима Белкин услышал по телевизору, что в стране собираются создать министерство счастья. Правильно!– воскликнул он, чуть не свалившись с любимого дивана, на котором проводил, чуть ли ни всё свободное время. Дима к своим тридцати пяти годам достиг многого: создал крупную рекламную компанию, купил несколько загородных домов в Подмосковье и на южном берегу; машины крутых иностранных марок не влезали в гаражи, их приходилось оставлять на улице. В банках на его счету имелись кругленькие суммы. Словом, он имел все материальная блага, но не было главного-счастья. И где его взять? И что оно вообще такое – счастье?
Дима перечитал множество литературы на эту тему и пришел к выводу: если не брать во внимание древних философов, что теперь модно, видевших счастье в добродетели, как Аристотель или в покровительстве богов по Эпикуру, то счастье – это просто удовлетворение жизнью. Гармония между твоими возможностями и потребностями, если грубо: способность вовремя почесать там, где чешется.
Как следовало из телепередачи, министерство счастья есть, например, в Бутане, где счастье граждан измеряют не валовым внутренним продуктом, а степенью удовлетворения жизнью, балансом положительных и отрицательных эмоций. Подобными вопросами занимается ведомство и в ОАЭ. Мы станем копировать их практику?
Первым делом министерство счастья в России якобы будет проверять принимаемые законы на предмет того, насколько они делают граждан счастливее, говорилось в передаче.
Петя махнул рукой: бюрократия опять все замылит и загубит. Нет, нужно пойти по другому пути. А что если не замахиваться на всю страну, а создать "рай" на отдельно взятой территории, скажем, в собственном поместье и назвать его Хутор Счастье. Есть же Роза Хутор, вот по аналогии. Только Роза Хутор создал эстонец Адул Рооза в 19 веке, а Хутор Счастье построит он, русский Петя Белкин.
Полночи Петя переваривал эту мысль, думал, проснется утром, и навязчивая идея из головы вылетит. Но не тут-то было. "Главное нАчать и процесс пошел", говорил Михаил Сергеевич. Он ведь тоже хотел осчастливить страну, только не понимал, что реформировать насквозь прогнивший советский сарай невозможно. Нужно полностью сносить, а на его месте возводить новое здание. Но не Горбачев начал перестройку, как считают многие наивные, малообразованные граждане, обвиняя его в развале Союза, а Юрий Владимирович Андропов. Еще на посту председателя КГБ он инициировал десятки дел против партийно-хозяйственной мафии, опутавшей, словно паутиной всю страну. "Сочинско-Краснодарское дело или дело Медунова", "Рыбное дело", "Хлопковое дело", "Дело гастронома No1" "Смоленское бриллиантовое дело" и пр. Чуть было не дал отмашку на производство "Ставропольского дела", где попал бы под нож Горбачев, но решил его сохранить, видел в нем своего приемника. И вот, разворошив эту советскую коррупционную клоаку, Юрий Владимирович пришел в ужас, сказал, что если от чего и погибнет СССР, то от дефицита и коррупции. Как в воду глядел. Но если бы даже он не ушел преждевременно из жизни, а продолжил борьбу с торговой и партийной мафией, милицейским произволом в лице Николая Анисимовича Щелокова, прогульщиками, несунами, и прочими "расхитителями социалистической собственности", ничего бы у него не вышло. Сама модель "советского счастья" с запретами, ограничениями, немыслимыми кампаниями: битвами за урожай, уголь, металл и пр., идеологической фальшью была нежизнеспособна. И сегодня коммунисты мечтают "вернуться на работу в Кремль". Но кто ж им даст? К счастью, основное население страны не страдает деменцией и четко усвоило: что такое белое, а что черное, вернее, красное.
Но и теперь, при новом капитализме, когда в магазинах изобилие круче, чем в Европе, когда ворота открыты – езжай, куда душе твоей угодно, мир у твоих ног, живи, дыши полной грудью, развивайся, всё равно многие не знают счастья.
Так в чем проблема? Вообще, людям всегда чего-то не хватает для полного удовлетворения души.
И Дима пришел еще к одному, по его мнению, однозначному выводу: не хватает главного – любви, во всех ее проявлениях. А еще взаимопонимания, адекватной оценки действительности, но без какой-либо политики и мракобесия. На хуторе он будет учить людей позитивному мышлению и позитивным же поступкам. Ключ к счастью: в свободной, не нарушающей интересов других, самореализации личности. И хутор даст такую возможность.
Поселение с большими домами в альпийском стиле, гаражами, банями, бильярдными и даже обсерваторией, общей площадью в 4 гектара, Белкин решил ставить в N-ской области на берегу живописной реки Медведица. Там у него когда-то был дачный домик, купленный у рыбака. Хутор будет изначально рассчитан на 100 человек, а там как дело пойдет. И никаких заборов, никаких ворот с охраной: только низенькое "швейцарское" ограждение по всему периметру поселка. Порядок и охрану хутора будут поддерживать сами "счастливцы". Словом, некая коммуна для добрых, позитивных людей. Единственное требование к хуторянам: возраст не старше 35 лет, как и Диме, с пожилыми гражданами кашу не сваришь, у них уже накопилось столько негатива, что и пылесосом не высосать, ни палкой для ковров не выбить. Ну и гендерная разумная пропорция: 50 на 50. Вступительный взнос в общий котел хутора – 5 тысяч евро или в рублях по курсу Центробанка. Дорого? Нищие не нужны, их психику, как и у хронических алкоголиков, уже не исправишь. Отбирать поселенцев станет, разумеется, сам Белкин. На что будет существовать Счастье? Труд и еще раз труд, в этом древние и не только философы, были абсолютно правы: созидание – один из ключей к счастью. Каждый будет делать то, что умеет, а насколько это принесет хутору прибыль, при беседе с кандидатами, определит сам Белкин.
И машина закрутилась: Дима продал свою рекламную компанию, дома в разных районах Подмосковья, часть автопарка и закипело строительство хутора в N-ской области. Пустующей земли там было много. Чтобы получить разрешение на покупку 4 гектаров на берегу Медведицы и строительство хутора, много усилий не понадобилось. В Сети и в газетах Дима опубликовал несколько заметок о том, что под таким-то городом, будет построен уникальный поселок Счастье, где людей впервые в стране начнут обучать позитивному мышлению и отношению к жизни. Это полностью совпадает с предложением некоторых правительственных чиновников о создании министерства счастья. Областные власти, якобы, не дожидаясь отмашки сверху, решили проявить инициативу, разрешили некоему предпринимателю Дмитрию Анатольевичу Белкину, построить за свой счет экспериментальный хутор Счастье. Местным чиновникам ничего не оставалось делать, как безропотно поставить подписи под разрешением. Один из них сказал Диме: "Ну и жук же ты, Белкин, а тактику правильную выбрал, одобряю. Уже звонили оттуда, – он кивнул на потолок,– похвалили. В свой хутор возьмешь?" "Подумаю. Строительная техника нужна и рабочие, чтобы к лету всё готово было",– ответил Дима. "Не проблема. Ты статейку-то еще про меня лично в газету, как главного твоего помощника, тисни. Глядишь, в Москву переведут". "Так вам на хутор или в столицу?" "А как получится".
Вот такого добра мне на хуторе точно не надо, подумал Белкин. Хитрым чиновником оказался тридцатипятилетний Аркадий Семенович Калачев, при этом очень деятельный и предприимчивый мужчина. Он позвонил Диме через день и сообщил, что уже подключил к работе бригады архитекторов, строителей, электриков, газовиков. Белкин даже растерялся от такой прыти Калачева, но понял, что одному со всеми этими задачами справиться сложно, нужен помощник, коим и оказался чиновник, мечтающий о Москве.
Сам же Дима нашел психологов – двух девушек и парня, закончивших в прошлом году МГУ с красными дипломами. Они должны будут играть на хуторе "первую скрипку"– создавать атмосферу позитива и накачивать им поселенцев. И медиков: профессора из Первого меда Юрия Павловича Долькина и двух его учеников – отличников с последнего курса ВУЗа. Профессор собирался на пенсию, а студенты уже подыскивали себе место в клиниках. Но деньги, которые предложил им Белкин за работу в хуторском медицинском центре в качестве врачей широкого профиля, помощников Долькина, не оставили у них сомнения в выборе.
Итак, архитекторы и строители ударными темпами возводили дома, пристройки, электрики рубили лес, подключали поселок к электричеству, сотрудники Водоканала обеспечивали его водой, газовики – газом. Дима постоянно находился на стройке, но от него не отставал Калачев. Казалось, он окончательно забросил свою основную работу, но это было не так. Аркадий Семенович, с позволения губернатора, которому тоже пришлась по душе идея "поселка Счастье", ведь проект одобрили в Центре, не жалел ни сил, ни средств области. Да, Диме повезло и в этом, финансовая нагрузка легла не только на его плечи.
Через полгода, к майским праздникам всё было готово. Поселок Счастье выглядел как с картинки, напоминая сказочную альпийскую деревеньку, дававшую фору Красной поляне – в центре, по примеру Роза Хутора, по инициативе Калачева, возвели ратушу с часами, еще выше, чем на сочинском курорте. Правда, построили ее не из камня, а из дерева. Поселенцев Дима, как уже говорилось, отбирал сам – желающих оказалось столько, что пришлось создать электронную очередь. Помогали бывшие студенты-отличники и Калачев. Образование для кандидатов было ограничено только с "снизу" – средним образованием, совершенно безграмотные вообще не понимают, по мнению Белкина, что такое хорошо, а что плохо. Слишком умные – тоже "засада", как известно: многие знания – многие печали.
Итак: молодые специалисты-технари и гуманитарии, творческие люди со средним и высшим образованием, обязательно холостые – только еще семейных передряг на хуторе не хватало. Мужчин и женщин поровну. Все русские, чтобы не дай Бог, не было межнациональных проблем, эксперимент должен быть чистым. Внешний вид тоже имел значение – некрасивые обычно с комплексами неполноценности, на фоне неизбежных контактов между "красивыми", они будут ожесточаться и уж о счастье для них не может быть и речи. Словом, такой парник молодых, привлекательных, умных и умелых людей. У каждого своя комната – небольшая, но комфортная, со всеми удобствами, которую поселенцы могли обустроить по собственному усмотрению. И жесткое табу: на политику и религиозное мракобесие. Нет, вера не запрещена, поставлена даже небольшая часовенка у живописного прудика, речь о запрете тупого религиозного фанатизма. Дима даже сделал для себя открытие: почти все кандидаты называли себя православными, но не верили в Бога, в загробную жизнь и чудеса. Да, это свойственно русскому человеку – раздвоение личности и сознания, на это есть генетические причины: их бабушкам/дедушкам и родителям при коммунистическом режиме приходилось думать одно, говорить другое, делать третье. Впрочем, при царях было то же самое, не говоря уж о 250 летнем татарском иге.
И вот наступил счастливый день открытия хутора Счастье. Приехали губернатор Апельсинов Геннадий Степанович, областные и районные чиновники, местные телевизионщики и пишущая журналистская братия. Поселок был украшен гирляндами, воздушными шарами и прочими атрибутами праздника. Сами поселенцы, до "отмашки" Белкина, находились в домах и пристройках. После краткого выступления хозяина хутора перед гостями и обслуживающим персоналом, из домов, под фейерверк, должны высыпать "счастливцы" и, окружив губернатора с чиновниками, спеть хором специально написанную для такого случая песню. В ней были такие слова:
"Счастлив тот, кто жаждет сердцем счастья благостного всем,
Кто не сыплет в раны перца, кто не ссорится ни с кем…
Распахни пошире душу, обними весь белый свет.
И поймешь: твоей любовью, мир как солнышком согрет".
Сочинил их сам Белкин, в детстве мечтавший стать поэтом. Стихотворцем он не стал, помешала жесткая, полуголодная действительность, но вот деньги заколачивать научился отменно. Песню на музыку психолога-выпускника Вени Коровина, одобрил чиновник Калачев. Сегодня он светился яркой утренней звездой Сириус, считал, что открытие хутора Счастья – его личная и главная заслуга. И, в общем, не безосновательно. Аркадий Семенович первым дал интервью журналистам еще до приезда губернатора Апельсинова. Он сказал: "…Счастье – это понятие не эфемерное, а вполне конкретное, которое базируется в первую очередь на чистоте помыслов и поступков. Каждый, кто хочет стать счастливым должен понять простую истину: только чистое сердце может принести удовлетворение жизнью. Это перекликается со всеми нравственными ориентирами человечества и религиями, а потому стать счастливыми – не только задача, но и обязанность всех людей".
Даже журналисты зааплодировали. Калачеву кивнул профессор Долькин, мол, браво. Медик не знал, что речь чиновнику написал тоже Дима Белкин. Он уступил "славу" Калачеву, первым не полез на камеры телевизионщиков, считал, что пока нужно соблюдать дистанцию. А вот раскрутится хутор, превратится из поселка в город, вот тогда имя Белкина выбьют золотыми буквами на Красной площади. Но не в кремлевской стене-некрополе, а над воротами Спасской башни. Почему над воротами? А кто ж его знает, о чем в мечтах бредит человек.
Губернатору Апельсинову девушка-красавица в кокошнике преподнесла с поклоном рюмку водки и хлеб с солью. Рюмка, наполненная до краев, была такой большой, что высокий чиновник от удивления округлил глаза. Но отказаться не посмел. Выпил до дна, отщипнул кусочек хлеба, обмакнул в солонку, да так неудачно, что она опрокинулась.
-Ох, простите, – сказал губернатор то ли девушке в кокошнике, то ли окружающим. И воскликнул: – Мы не мистики, мы кузнецы счастья! Его на предрассудках не создашь!
Народ зааплодировал, правда, кто-то подавил ухмылку: мистика – не мистика, но народные приметы никто не отменял.
Откашлявшись, Геннадий Степанович подошел к микрофону, ему предстояло произнести приветственную речь, написанную Калачевым. Открыл кожаную папку, вынул листок. Откашлялся. С пафосом начал читать, а по-другому выступать он и не умел. Нет, когда вызывали в Центр на высокие заседания и конференции, текст долго и мучительно заучивал, но здесь был не тот случай. И так сойдет.
-Президент России,– начал он,– выразил крайнюю озабоченность ситуацией, сложившейся на Ближнем Востоке. Американские военно-промышленные корпорации заинтересованы…
Он остановился, взглянул вопросительно на Калачева: что ты мне подсунул?
Аркадий Семенович схватился за голову: губернатор не ту бумажку из папки вынул, вместе с речью в ней лежали дайджесты политических новостей, которые Апельсинов требовал каждое утро – подробные новости ему читать было лень, да и некогда. Этому его научили московские чиновники, которые всегда пользуются дайджестами.
Калачев вывернулся перед публикой за губернатора, сказал, что Геннадию Степановичу сегодня предстоит встреча с послом одной из азиатских стран, и он так тщательно подготовился к этой беседе, что написал тезисы, которые случайно сорвались с его языка. Живой человек ведь, не машина.
Апельсинов поморщился: мол, что ты мелешь, Калачев, какой может быть посол в этой глуши? Но все сделали вид, что не заметили губернаторской оплошности.
-В горле пересохло, – сказал Геннадий Степанович, оттянув пальцем галстук, – душно.
Калачев кивнул девушке в кокошнике. Та тут же преподнесла Апельсинову еще одну рюмку водки, больше прежней.
Счастливо выдохнув, губернатор продолжил уже по другой бумажке:
-Счастье господа, это то, к чему должен стремиться каждый человек. Бытие, как писал классик, определяет сознание. А государство должно человеку в этом помогать. Мы обязаны создать в стране такие условия жизни людей, которые бы определяли их поведение. В первую очередь, их нравственность.
Вдруг губернатор скомкал бумажку, отшвырнул, хмельно покривился, видно водка легла ему на старые дрожжи.
-Я вам так скажу, – произнес он.– Что такое счастье никто не знает, у каждого оно свое и под копирку создать его для всех невозможно.
Его слова явно противоречили смыслу открытия хутора Счастье. Областные и районные чиновники недоуменно начали переглядываться. А губернатор, полностью ослабив галстук, продолжил:
-Женщине по мужику, мужику по бабе, вот счастье! Помните, как у поэта: Мне бы женщину – белую, белую, ну а впрочем, какая разница, я прижал бы её с силой к дереву, и в… Ну, а дальше вы знаете.
Толпа загудела. Ответственный за фейерверк отставной прапорщик Денис Лучкин, он же завхоз, так опешил, что случайно нажал на кнопку запуска салюта.
Это и была отмашка Белкина. Из домов, шумной толпой, с веселыми воплями, выскочили поселенцы. Некоторые женщины были растрепаны и обнажены по пояс. Толпа, руководимая молодыми психологами, пела переиначенный "Интернационал": "Вставай несчастьем заклейменный, весь мир униженных рабов. Кипит наш разум возмущенный, к свободе полной он готов. Мы мир условностей нарушим, до основанья, а затем, счастливый мир на хуторе построим, кто был ничем, тот станет всем". Профессор Медицинского ВУЗа им старательно подпевал.
Несколько полуголых женщин бросились к губернатору, стали его целовать. Он не сопротивлялся.
Дима Белкин пребывал в ужасе. Он просто застыл, словно внезапно замороженный жидким азотом.
-Что это?– наконец выдал он, ошарашено глядя на беснующуюся, ликующую толпу, в центре которой был губернатор.
-Как что?– ехидно улыбался оказавшийся рядом чиновник Калачев.– То, чего вы и хотели – полного счастья. Люди понимают свободу, как вседозволенность и думают, что это и есть счастье.
Калачев подозвал телевизионного оператора:
-Сергунчик, снимай губернатора крупным планом, обязательно в окружении голых девиц.
-Так это вы всё подстроили, Аркадий Семёнович?– догадался Дима.
-Наконец-то, дошло. Апельсиновым наверху не довольны, много своевольничает, бежит впереди паровоза, посоветовали его подпихнуть с пьедестала. Понимаете? А я, тогда, на его место. Лучшего способа, чем шабаш на вашем хуторе с его участием и придумать нельзя. С ребятами -психологами я еще до вас связался, они согласились мне помочь, профессор Долькин – дальний родственник моей супруги. Так-то, господин предприниматель.
-А как же хутор?
-Я у вас его выкуплю, тем более, что моего труда в нем больше даже, чем вашего. Устрою тут парк-отель. Даже оставлю название "Счастье".
-Это я его придумал!– закричал Белкин.
-Счастье – понятие эфемерное и сложное, как сказал губернатор, ха-ха. О, глядите, мои девчонки, да, да я их к вам привел, уже с него штаны снимают. Геннадию Степановичу пить вообще нельзя, печень уже не справляется, в осадок моментально выпадает.
Областные и районные чиновники, сообразив, что здесь происходит что-то нехорошее, от греха подальше, расселись по машинам и укатили прочь. Калачев отправился обниматься со "своими девицами", а Белкин, пылая гневом, подошел к отставному прапорщику Денису Лучкину.
-Ракеты у тебя еще остались? – спросил он главного фейерверкера.
-Полно, Дмитрий Анатольевич,– ответил тот, прихлебывая из фляжки коньяк.– "Огненный залп", "Золотые брызги"… Сами заказали целую батарею.
-Да, я сам, все сам,– грустно ответил Белкин.– Давай "Огненный залп". Сам иди, спляши цыганочку, знаю, ты мастак.
-Это мы любим, Дмитрий Анатольевич, это всегда, пожалуйста. Губернатор вон уже Тарантино из "Убить Билла" изображает.
Когда Лучкин ушел, Дима направил несколько ракет на деревянную башню с часами а-ля Роза Хутор, поджег фитили.
Башня вспыхнула как спичка, рухнула на ближайший дом. Вскоре полыхал весь хутор.
В стороне, на берегу Медведицы, стоял Дима Белкин и грустно повторял: "Нет счастья в жизни, один призрачный дым. Только сизый, призрачный дым".
Зацепер
Он почти десять лет ждал, что она позвонит и предложит встретиться. И, наконец, свершилось! Веня Саврасов полюбил Свету Корзинкину, Светку-конфетку, как он её ласково называл, еще в восьмом классе, к девятому он уже пылал к ней шекспировской любовью, но она отдала предпочтение рыжему, веснушчатому с ног до головы, будто клоуну, Олегу Деревянкину. По окончании школы выскочила за него замуж и быстро развелась. Веня загорелся надеждой, и, встретив её однажды у метро, без церемоний предложил руку и сердце. Корзинкина поцеловала его в лоб и сказала, что Веня ей нравится, но после развода с "негодяем Деревянкиным", она в разобранных чувствах, но как только вновь соберет себя в единое целое и почувствует, что Веня ей нужен, сразу же ему позвонит.
Итак, прошла одна десятая века. Саврасов упорно ждал. И вдруг, словно гром небесный, сверкнула молния, ударила его прямо в лоб. Согласна! Она согласна!
Да, любовь – это страшная зависимость, круче, чем наркотическая. И если она не разделенная, то запросто сведет в могилу, как от тяжелой ломки. А если обоюдная, то рано или поздно организм справится с болезнью, войдет в привычное, спокойное, здоровое русло. В первом случае лекарство одно – новая любовь, но последствия могут опять же быть самыми непредсказуемыми. Во-втором, для сохранения чувств – черные очки и вата в уши.
Итак, Саврасов целых десять лет страдал любовной зависимостью и не только умудрился выжить, но еще и получить давно ожидаемое лекарство – ее согласие на встречу. Веня не сомневался, что Света решила, наконец-то, принять предложение, выйти за него замуж.
Влюбленный так замечтался, что потерял счет времени, а когда очнулся, понял, что опаздывает. Корзинкина назначила ему встречу на Пушкинской площади, у памятника великому поэту. Как в армии по команде прапорщика, он оделся за сорок пять секунд, галстук завязывал уже на ходу. До встречи оставалось пятнадцать минут, а ехать не меньше двадцати, еще переход с Чеховской на Пушкинскую, можно, конечно, добежать и по улице, быстрее будет. Махнув сто граммов для храбрости и скорости, Саврасов выскочил из дома.