© Sierra XR, 2025
ISBN 978-5-0067-7373-8 (т. 1)
ISBN 978-5-0067-7374-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Всем выйти из вагонов!
Часть I. Живи, плати, сдохни
Пролог
Never hoped the world stops turning
And the fire will returning
I begin to comprehend
I missed my chance, this is the end
UnterArt
Open End
… – Уже скоро, успокойся, – сказал сидевший за рулем машины Матвей своему пассажиру. – Сейчас въедем в Стольник1, а там полчаса – и на месте. Выпьем, расслабимся. Думай о хорошем, не думай о плохом.
Тимур промолчал. Какое-то странное предчувствие его преследовало. Всю эту ночь. Очень хотелось спать, но заснуть не получалось; стоило Тимуру склонить голову, как кто-то невидимый в его голове начинал вопить: «Не спи, главное проспишь!», и подбородок сам собой поднимался, а глаза открывались.
И точно.
Спустя пять минут под колеса «Штурману»2 кинулся человек. Матвей мгновенно вдавил педаль тормоза в пол – забилась АBS, взялась за дело ESP, проснулся ассистент экстренного торможения. Запахло паленым покрытием тормозных накладок и жженой резиной.
Но Матвей успел и он остановился в нескольких сантиметрах от…
Глава 1. Где жил, там и умер
За некоторое время до этого
– Пестряковское кладбище, – сказал милый женский голос. – Конечная. Просьба всем выйти из вагонов!
Марта вздрогнула и, засуетившись, начала бестолково запихивать в большую полотняную сумку вязание. Спицы, клубки. Схему, наконец. Без схемы в вязании руками никак не разберешься же, как только люди этими самыми руками вообще вяжут…
Спицы никак не умещались в баул, скотство какое. Марта начала нервничать. И от волнения даже задыхаться.
– Обращаем ваше внимание, что в соответствии с законодательством Конфедерации гражданин, не успевший покинуть вагон вовремя, будет принудительно этапирован за пятисотый километр от Столицы сроком на один год, – ласково добавил тот же милый голос. – Немедленно. Наблюдение осуществляется А-призраками3, будьте внимательны и не позволяйте в их отношении никаких противоправных действий. Подобные действия караются законом.
Марта уже почти впала в истерику. Из последних сил она попыталась взять себя в руки и сказала себе: «Так! Сейчас ты берешь свои вещи и…»
Как тут кто-то подтянул ее баул для вязания к себе, одним движением заткнул туда и спицы, и клубки, и вообще все, взял Марту за шкирку, сунул ей сумку и сказал:
– Ну ты чего спишь, щас эти пойдут, бежим уже, – и потянул к выходу из вагона метро.
На платформе Марта даже не успела разглядеть, кто ее спас. Не до этого было. Вцепившись в сумку, она бежала что есть сил, вперед, до спасительных турникетов. За турникеты призраки метрополитена не имеют права выходить. Это всем известно.
Наверное, она бежала бы и дальше, но благодетель крикнул ей в ухо:
– Стой! Да куда ты, все уже, мы успели!
Марта остановилась как вкопанная. Раньше это было развлечением – убегать в метро от призраков, и иногда она нарочно тянула до последнего, пока в вагоне не появится патруль из трех полупрозрачных фигур. Тогда она воображала себя натянутой струной и мысленно считала: «Три, два один… Ста-а-арт!».
После чего мгновенно, перед носом у призраков, вылетала в открытые двери вагона. Хохотать начинала уже на платформе и продолжала до выхода из подземки.
Тогда Марта тоже жила на последней станции метро, только другой ветки. Сейчас эта станция уже не последняя. И не ее – тоже. И вообще, все это было в другой жизни.
– Ну ты и выдала, – сказал ей собеседник. – Выдохни уже. Мы выкрутились.
– А что, кто-то – нет? – не думая, спросила Марта. И впервые посмотрела на говорящего.
Откуда-то знакомое лицо. Откуда-то знакомая полноватая фигура. Даже и рубашка знакомая – в клеточку. Это же ведь этот… как его…
– Кто-то – нет, – подтвердил «как его, рубашка в клеточку». – Я заметил, они нашли в нашем вагоне спящего. И отвлеклись на него.
– И выпроводили, – обреченно сказала Марта прежде, чем успела подумать. – За пятисотый километр.
– Да, – не колеблясь, подтвердила рубашка.
«Сосед!» – вспомнила Марта. – Точно, это называется «сосед»!».
Теперь она забывала самые простые слова. «Тарелка», например. Вот та штука, на которую кладут еду. Марта прекрасно помнила, что этот предмет бывает плоским, глубоким, маленьким, большим, в цветочек, однотонным, с голубой каемочкой; да и в составе сервиза даже, – но то, как эта штука называется, вспомнить не могла никак.
Иногда спустя какое-то время память, сжалившись, подкидывала ей название предмета или сущности. А иногда – нет. В последнее время все чаще было «нет», чем «да».
– Пойдем? – спросил сосед. – Поздно уже. Холодает опять же. Ночь.
– Конечно, – Марта пришла в себя, на всякий случай покрепче прижала к себе сумку с вязанием и зашагала, стараясь успевать своими мелкими шажочками за широкой поступью спутника.
Но на выходе из павильона метро – в который раз! – залипла на рекламу их жилищно-посмертного комплекса и зависла.
«Где жил – там и умер! Удобно!» – крутился в воздухе аномальный слоган их ЖПК – то есть того самого жилищно-посмертного комплекса.
Посмертными они назывались потому, что строили их даже не на месте бывших кладбищ. Их строили непосредственно на кладбищах, по соседству с могилами. Жилье в Стольнике, столице Конфедерации, с каждым годом дорожало. Со временем его цена стала такой, что роскошь в двадцать квадратных метров, на которых умещались и жральник, и сральник, и спальник, стала неподъемной для подавляющего большинства – даже с учетом пятидесятилетней ипотеки.
Одновременно народу в Стольник все прибывало. Ехали из субъектов Конфедерации, из ее многочисленных областей, кантонов и улусов4; ехали из сопредельных стран, в которых Аномалия тоже успела наследить, – да откуда только не ехали. Столица, несмотря на неофициальное прозвище «Нерезиновая», все же была резиновой по своей сути и не разрывалась от обилия жаждущих в ней навеки поселиться уже несколько десятков лет.
Поэтому застройщики, рассудив, что ипотеку граждане все равно станут выплачивать до самой смерти, урезали площадь жилых клетушек до капсул размерами два на три (шесть квадратных метров, между прочим! Для жизни хватает!) и плавно освоили, помимо промзон, территории столичных кладбищ.
А слоган «Где жил – там и умер!» стал главным в программе доступного жилья. Поэтому миграции застрощиков поближе к мертвецам правительство Стольника никак не препятствовало. Наоборот, всячески им содействовало, а кое-где даже закупало капсулы для переселяемых по своим программам пенсионеров5.
Ведь самой главной фишкой квартир в ЖПК стали даже не их месторасположение и не мизерная площадь. А автоматическое упокоение.
Дома строились с помощью аномальных технологий, и стоило кому-то из жильцов умереть, так его шестиметровая капсула мигом меняла свое место в конструкции дома, опускаясь вместе с трупом под землю. На ее место сразу же вставала другая капсула, как правило, та, что была сверху. Умирал еще кто-то – помещения опять изменяли свое расположение.
Подземных этажей прибавлялось, а наверху, соответственно, освобождалось место: 66-этажный дом (застройщики и восемьдесят, и даже сто этажей впихнули бы, да только правительство Стольника уперлось рогом и ограничило застройку на кладбищенских территориях почему-то шестьюдесятью шестью этажами) со временем становился шестидесятипятиэтажным, а значит, его уже было можно надстраивать до «как положено».
Все довольны: и застройщик, и жильцы, которые уверены, что после смерти о них автоматически позаботятся, и власти. Последним тех же расплодившихся одиноких пенсионеров пришлось бы, помри они в другом жилье, извлекать из него и хоронить. А тут-то все автоматом происходит: был дед, и нету. Хоп – капсула сама заблочилась, превратившись в саркофаг, что твой четвертый чернобыльский энергоблок, и сама же ушла под землю.
Понятно, что опрос по поводу качества услуг среди оказавшихся под землей жильцов никто и не проводил, потому что покойникам все равно. Да и как их опросишь?
Ведь с некромантией в Конфедерации было совсем худо: за все существование Аномалии ни один, даже самый завалящий, труп оживить пока ни у кого не получилось. И даже разговорить – тоже.
Нет, сделать это пробовали – да как не попробовать-то! И сначала милиция, а потом и Анотдел6 вынуждены были устраивать круглосуточные посты в моргах и на кладбищах, чтоб сохранить там хоть видимость порядка. Без надзора ежедневно пришлось бы закапывать вынутых из могил и разбросанных то там, то сям по всей территории погоста покойников обратно или принимать участие в скандале с родственниками усопшего. А потом и морговские трупы возвращать на место – вытаскивать их из каких-нибудь подворотен или вообще снимать с деревьев. Как-то даже с высоковольтных проводов пришлось сгружать.
С извлечением останков что из морговских камер, что из-под земли у «некромантов» проблем, как правило, не было. Проблема заключалась в том, чтобы заставить труп говорить или самостоятельно двигаться; в возврате «души» или что там было вместо неё. Тем более не могли некроши заставить труп подчиняться, – не получалось ну никак.
«Некроманты» (точнее, те героические личности, кто выдержал и не обблевался при виде разложившегося трупака и даже не грохнулся в обморок) всаживали в тело весь свой запас А-энергии, а на выходе получали пшик.
В лучшем случае труп с приличной скоростью относило в сторону в произвольном направлении (видимо, так одного из подопытных на провода и закинуло). В худшем гниющие останки разбрасывало в радиусе примерно километра, и не факт, что не кому-нибудь на голову.
Со временем попытки доморощенных переговорщиков с мертвыми сошли на нет, но время от времени появлялся тот, кто плевал на условности и полагал, что у кого, а уж у него все получится как надо, и под его дудку мертвяки будут танцевать канкан (или, в крайнем случае, соберутся в армию). Однако на выходе всё равно имел то же самое, что и его предшественники.
Ну и стоит ли здесь говорить, что все кладбища в этом свете оказались максимально безопасными объектами? Принцип «Живых бойся больше, чем покойников» внезапно оказался истиной в последней инстанции.
– Ты через Главную аллею как? – тем временем спросил Марту сосед. – Нормально? Не боишься?
ЖПК был расположен на окраине Пестряковского кладбища. Дойти к капсулам можно было двумя путями: в обход или напрямую через некрополь, его главную аллею. Заботливый застройщик учел интересы людей, страдающих предрассудками – то есть тех, которым не нравится ежедневно гулять между могил, и предусмотрел обходной путь.
Но путь через Главную аллею реально был вдвое короче. Поэтому спустя пару месяцев после заселения большинство суеверных личностей мужественно ломилось домой от метро именно этой дорогой, поступаясь принципами прямо на ходу.
Еще через пару месяцев те же самые лица уже неторопливо шествовали от станции домой через Главную аллею, презрительно поплевывая в разные стороны семечки. В связи с чем кладбищенская администрация вынуждена была публично плюнуть уже в сторону застройщика и его управляющей компании. Тем пришлось призвать собственников капсул в ЖПК к порядку, а потом время от времени свои призывы повторять.
Особых успехов в этом предприятии, правда, достигнуто не было, потому что чем дальше в лес, тем все больше к семечкам добавлялось пустых бутылок из-под пива и прочих спиртосодержащих напитков (включая одеколон). Но формальности были соблюдены, и на этом все до поры до времени успокоились.
– Нет, – сказала Марта. – Не боюсь. Пойдем.
И решительно шагнула – мимо надгробных плит «дорогим и незабвенным», мимо плачущих ангелов, мимо ажурных оградок, к светившимся вдалеке огням шестидесятишестиэтажных высоток. Домой. В ЖПК.
Но не успела она пройти и трех шагов, как резко остановилась. Где-то впереди, в районе кладбища, очень быстро полыхнула голубая вспышка. На Марту налетел сосед и чуть не отдавил ей ноги.
– Что такое? – спросил он. – Случилось что-то?
– Там, – показала она. – Что-то загорелось.
Сосед проследил за ее рукой.
– Так это не у нас, – рассудительно ответил он. – Это где-то возле могил. Дыма не вижу, так что, скорее всего, там все в порядке. На кладбищах много чего происходит. Идем?
Глава 2. Пятисотый километр
Пока шли по Главной аллее Пестряковского кладбища, спутник Марты молчал, да и ее саму разговаривать не тянуло, потому что с некоторым опозданием затрясло: подумать только, расклеилась так, что еще пять секунд, и ее бы вышвырнули за пятисотый километр. Что бы с ней там стало?! Есть ли там жизнь в принципе? Вроде есть, но как эти люди выживают?
Что такое пятисотый, да и, собственно, четырехсотый (и даже двухсотый) километр, мозг Марты как коренной жительницы Стольника прогнозировать отказывался.
Однозначно жители там есть и как-то существуют, раз в Стольнике постоянно встречаются гости, туристы и командировочные. Еще в изобилии имеются нелегалы, карают которых нещадно (когда отлавливают, конечно).
Реально жестоко, это вам не штрафы в метро: если человек осмелится просто нелегально проникнуть в столицу, без приглашения, его не только оштрафуют, но и депортируют минимум за две тысячи километров. А если он имеет наглость в Стольнике еще и проживать без регистрации, то здесь будет ссылка вообще за пределы Конфедерации – лет на десять, не меньше. Причем вместе со всеми членами семьи, которые при нелегале обнаружатся.
«А маленькие дети нелегала в чем виноваты?» – почему-то подумала Марта, вспомнив про это. – Родители старые – ну ладно, они-то хоть соображают, куда едут. Но дети же не знают о том, что нарушают, их просто берут и везут, и они ничего против сказать не могут. Да и если скажут, то кто их будет слушать…»
– Не переживай, – тем временем все-таки сказал ее спутник. – Все обошлось. Мы здесь, а не за пятисотым километром. Домой идем.
«Откуда он узнал, о чем я думаю?» – Марта вздрогнула и посмотрела на сопровождающего. Ну да, это точно сосед из четвертого корпуса ЖПК. Память, немного поломавшись, подкинула пару картинок – несколько раз Марта его видела выходящим из «четверки».
Сама Марта жила в десятом, а в корпусе 4 площадь капсул была даже не шесть квадратов, а все восемь; это стало постоянным предметом обсуждений (и зависти) среди ее собственных соседей. Корпуса с первого по шестой строили раньше, чем «десятку», а чем дальше, тем больше застройщик ужимал площадь жилья. В двадцатом корпусе, как говорили, и вовсе по пять квадратных метров – самый-самый минимум по нормам. Но ничего – люди и живут, и покупают. И умирают, само собой.
Марта набрала в грудь воздуха и хотела было спросить, а правда ли в четвертом корпусе капсулы по восемь, но вместо этого ляпнула:
– А как тебя зовут?
– Тимофей, – немедленно ответил тот. – Я – Тимофей. Живу в «четверке», откликаюсь на Тима.
– А… – Марта сама не поняла, что хотела спросить, но сосед продолжил говорить о себе, не снижая темпа ходьбы:
– Я немножко аномал. У меня мелкий бизнес. Я делаю рекламных призраков, но не очень сильных. Они живут максимум неделю, и они не особо навязчивые. Короче, до прибылей агентства «Адский Ghost» мне очень, очень далеко. Да я и не стремлюсь, потому что не считаю их методы приемлемыми.
– Я тоже, – автоматически ответила Марта.
Рекламное агентство «Адский Ghost» прославилось на всю Конфедерацию тем, что совало рекламных призраков куда ни попадя. Живучестью их призраки отличались отменной – ходили слухи, что они продолжали рекламировать зашитый в них продукт даже в Анопечах7, до полного уничтожения. Собственно, создания эти были самыми настоящими спамерами, просто (с поправкой на Аномалию) призрачными.
Их можно было обнаружить где угодно: полупрозрачные ноги с рекламными татуировками вырастали из только что вскрытой упаковки с женскими колготками; из мороженого вырывались маленькие снеговики, а стоило в книжном магазине открыть книгу, как из нее тут же выпархивал призрак ее написавшего, представленный в виде мини-бюста. Призрак ежеминутно сообщал что-то вроде: «При покупке трех книг четвёртая – бесплатно!», а для того, чтобы загнать его обратно, нужно было платить – небольшую сумму, пять килорублей монетками8, но все равно было обидно.
А сколько творений этого агентства по улицам бродило, считать было и вовсе бесполезно. Первое время призраки «Адского» так назойливо приставали к прохожим, что вопрос ограничения их количества и прыти дошел до Парламента Конфедерации9.
– Ну вот, – совершенно серьезно сказал сосед Тимофей. – Ты меня поняла. И еще я не беру в работу такую рекламу, которая мне не нравится. Например, которая обещает вечную аномальную молодость. Или марафон аномальных желаний. Или избавление от всех болезней – только купите эту аномальную штучку, которая двадцать тысяч килорублей стоит, но на деле не работает. Так, светится успокаивающе и вреда от нее нет, но ведь не лечит, только пустую надежду дает…
– И… поэтому ты здесь живешь? Потому что не за все берешься, а заказчики от тебя уходят? – ляпнула Марта прежде, чем успела сообразить, что ее вопрос как минимум невежлив.
И испугалась. Даже остановилась, сжалась слегка и закрыла глаза, хотя умом понимала, что Васеньки здесь нет и быть не может, поэтому никто на нее не шикнет и не скажет, какая она дура. А тем более – не ударит.
Но Тимофей не обиделся.
– Нет, живу здесь совершенно по другой причине, – спокойно ответил он. – Это… Ну, скажем так, личное.
– Понятно, – пробормотала Марта. В душу лезть людям она не любила.
Не то что Регина, ее соседка. Та с места в карьер могла ляпнуть: «Ты коренная стольничка? Тогда что здесь делаешь, где твоя законная квартира? А родители твои что? А, умерли. Они что – наследства тебя лишили?» Да, собственно, именно эти вопросы Регина, ни разу не стесняясь, и вывалила на Марту уже через пять минут после знакомства.
Впереди показалась «десятка». Тимофей спросил Марту:
– Твой дом ведь?
– Да, – кивнула Марта. – Ой!
И остановилась.
– Что случилось? – серьезно спросил сосед. – Что тебя испугало?
– Лампочка, – глядя перед собой невидящими глазами, ответила Марта. Ее охватила паника. – Я… я же хотела у метро зайти в магазин и лампочку купить!
Тут она от страха затараторила так, как будто ее прорвало:
– У меня обычная перегорела, а на этот аномальный свет надежды никакой, он у нас глючит постоянно, сам включается, сам гаснет; причем днем есть, а вот ночью – нет, поэтому я всегда покупаю обычные лампочки, чтоб не думать: а что будет, если я приду домой, а там темно; мне же еще поесть надо, в душ зайти, а тут… Хотела же у метро купить, на рынке, там есть ларек, работает допоздна, но вот так вот и…
– Я знаю, что происходит с аномальным светом, – перекрыл ее водопад Тимофей. – Если ты помнишь, я сам здесь живу. У нас в «четверке» такие же проблемы.
– Я… – задергалась Марта. – Нет, даже тот магазин закроется, пока я добегу. Как я могла забыть, дура… Ну… хотя ладно, у меня фонарик есть, аномальный, хороший, никогда не подводил; правда, его в этой темноте еще найти надо…
Тимофей внезапно взял ее за руки и таким тоном, как будто разговаривал с трехлетним ребенком, сказал:
– Стоп. Успокойся. Сейчас зайдем ко мне, я дам тебе лампочку. У меня много, я всегда с запасом покупаю.
– Ой, – осеклась Марта, не веря, что все решается так просто. И едва слышно добавила: – Спасибо…
– Когда сможешь, отдашь, – заключил Тимофей и двинулся в сторону «десятки». – Только не паникуй. Хватит пустых слов.
Марта поскакала за ним, не веря своему счастью.
Нет, в теории можно было зайти к Регине и попросить ее одолжить лампочку, хотя и Регины могло в это время не быть дома – опять, наверное, пропадает на своих тусовках «Как вырастить в себе аномала». Да и лампочки у нее наверняка нет; а если даже есть, то вряд ли она ее найдет. Соседка Марты в бытовом плане отличалась отменным раздолбайством. Да и темноту она любила, так что вполне могла обходиться без света. Просто сидеть со свечами, в интимной обстановке.
Марта темноту ненавидела всей душой.
Глава 3. Падение
Подошли к десятому корпусу. До «четверки» оставалась минута ходьбы. Тут все было недалеко. Ни стоянок для машин не имелось, ни детских площадок. ЖПК был рассчитан на одиночек – в каждой капсуле разрешалось существовать только одному человеку. Что до машин, то они, конечно, допускались – такси, доставщики и так далее. Но только на время разгрузки. Места, во-первых, мало, да и, во-вторых, если жилец помрет, то возиться с его стоящим во дворе авто никому не хотелось.
– Я помогу тебе заменить лампочку, если хочешь, – сказал сосед. Разговаривал он несколько монотонно, отметила Марта. – Время у меня… есть, – сосед посмотрел на наручные часы с допотопным, стрелочным, циферблатом. Стрелки светились в темноте.
– Это аномальные? – пискнула Марта, кивая на часы.
Сосед глянул на нее, как ей показалось, несколько снисходительно.
– Нет, ни капли аномалии в них нет. – Они очень старые, сделаны задолго до Волны. Стрелки просто фосфоресцируют. Никакой мистики, обычная химия.
«Химию мы вроде бы проходили в школе», – вспомнила Марта. Месяца два, ускоренно. Там еще формулы были и какая-то таблица.
Когда пришла первая Волна, которая принесла с собой Аномалию, Марта была еще школьницей. В следующем же году из программы не то чтобы совсем исключили предметы наподобие химии, физики и биологии, – нет, их давали, но давали обзорно, – так, вскользь. Люди, принявшие это решение, наверное, думали: кому эти физики теперь нужны, когда у многих граждан есть аномальные способности, которые позволяют одной силой мысли создавать дворцы и двигать горы?
Потом, как водится, обнаружилось, что нет, все не так; что Аномалия одной рукой дает, а другой отбирает, и скучные физику с химией вернули в школьную программу. Но поколение Марты над всей этой наукой пролетело, как фанера над забугорным Парижем.
Остановились перед подъездом «четверки». Тимофей ткнул пальцем в список квартир на двери, тот засветился и замигал: «Номер 740 – этаж 44», – выплыли из списка призрачные буквы и цифры. Выплыли, описали круг перед Мартой с Тимофеем и растаяли в воздухе.
– Тимофей Ильич, добро пожаловать, – пригласила опознавшая жильца дверь. Раздался щелчок – замок открылся.
Сосед потянул за дверную ручку и пробормотал:
– Не нравится мне это.
– А был какой этаж? – прекрасно поняла его Марта. – Сорок пятый?
Сосед покачал головой:
– В том-то и дело, что сорок шестой.
– Ой, – только и смогла Марта ответить. – Значит…
– Да, – ответил Тимофей. – Я тут два года уже. Да, этажи сдвигались… раза три. У нас в корпусе много социальщиков-стариков, они постоянно умирают, это норма. Но вот так, чтобы сразу два этажа исчезли…
Если жильцы комплекса умирали, их капсулы перемещались вниз, в подвал, а остальные двигались дальше – перетасовывались. В момент, когда капсул в подвале набиралось шестнадцать – по их числу на этаже, – строй гробоквартир уходил под землю. Навсегда. А застройщик получал право надстроить еще один этажик.
Со строительной точки зрения объяснить, как капсулы сдвигались и уходили, было невозможно. Да это и никому не надо было: дома-то строились по аномальным технологиям, попробуй логически обосновать необъяснимое. Пока это еще никому не удавалось, – оставалось принять все как факт.
Жильцы ЖПК, ясное дело, заранее знали о том, что их квартиры могут мигрировать с этажа на этаж. Поэтому аномальные двери на входе на всякий случай рассказывали капсуловладельцу, на каком нынче этаже он живет. Двери знали всё – никаких домофонов не надо было. Без особых указаний пропускались только жильцы и уполномоченные «управляйки» – управляющей компании. Однако вместе с хозяином мог зайти кто угодно; тут никаких лимитов не существовало. И, конечно же, выпускали двери из подъезда абсолютно каждого.
Иногда капсула после перетасовки могла переместиться и выше; но это в теории, Марта о таком только читала в договоре. Как правило, путь был один: вниз, все ближе к земле, а в перспективе – к подземелью.
Дверь подъезда открылась. Тим придержал ее, чтобы пропустить Марту, как вдруг сзади раздался вопль:
– Тимыч, держи!
В подъезд ворвался человек с пакетами – Марта едва успела отпрыгнуть.
– Ух, – весело сказал он вошедшему наконец Тимофею. – Спасибо, Тимыч! И добрый вечер! А то у меня руки заняты, носом я эту дверь открывать буду, что ли! Ладно, замок-то откроется, а створка?
Пакеты в подтверждение его слов звякнули тактичным бутылочным звоном.
Тут человек заметил Марту:
– И вам доброго вечера, девушка!
Марта подняла голову и остолбенела. Так это ж тот самый мужчина! Тот, которого она увидела месяца два назад и которого с той поры надеялась встретить каждое утро и каждый вечер, когда шла к метро и возвращалась домой. Иногда ей везло – пару раз она даже ехала с ним в одном вагоне поезда.
Мужчина, по мнению Марты, выглядел умопомрачительно: высок, черноволос, голубоглаз и обаятелен. Похож на Васеньку, только в лучшей его версии. Гораздо лучшей.
Все трое вошли в умный лифт (Марта – на негнущихся ногах, само собой), мужчины – как обычно, и хором сказали (так получилось, что хором): «Ко мне!». Прямо как собаке.
Марта не удивилась – все лифты в их ЖПК получали указания именно с помощью этой собачьей команды: в эти устройства точно так же, как и в двери, была вживлена Аномалия. Жильцу было достаточно сказать, что ехать надо «ко мне», а лифт вез его куда надо. Или даже говорить не приходилось: достаточно было войти в лифт и встать там молча – просто тогда лифт, опознавая жильца, думал больше, чем обычно.
Устройство было умнее некуда: Марта читала в памятке, которую ей выдали при заселении, что даже если вдруг жилец заснет в лифте (и такое бывало) или даже умрет в нем, то кабина все равно привезет его на нужный этаж.
Цифры на дисплее сразу стали меняться: кабина поехала вверх.
– Ты сейчас на каком живешь? – спросил Тимофей умопомрачительного мужчину.
Тот задумался. Но только на секунду.
Потом опять же радостно ответил:
– А пёс его знает! Ты ж мне дверь придержал, я даже и не знаю, на каком. Куда отвезут, туда и я!
Марта посмотрела на мужчину: тот сиял, как надраенный хорошей наемной уборщицей фикус.
– Тридцать девятый этаж! – тем временем провозгласил лифт женским голосом.
«Очень похож на тот, что в метро объявляет станции», – подумала Марта.
– Игорь Сергеевич, ваш этаж! – продолжил аномальный голос.
«Мужчину зовут Игорем», – отметила Марта. И имя его ей понравилось. Ее внутренний голос сказал было: «Да тебе сейчас любое понравится, кроме Васеньки!», но Марта от него отмахнулась.
– Ну, я пошел, – сказал Игорь Сергеевич им обоим. – Блин, а ведь раньше вроде на сорок каком-то жил! Тимыч, бывай! И вам, девушка, хорошего вечера! – и удалился, звеня бутылками в пакетах.
– На сорок каком-то, – произнес Тимофей задумчиво, когда двери лифта за Игорем закрылись. – А сейчас – на тридцать девятом…
Марта вздрогнула, возвращаясь в реальность. Посмотрела на выражение лица Тимофея.
– Все так серьезно? – осторожно спросила она.
– Надо думать, – ответил тот, глядя куда-то в стену лифта. – Внезапно дом ушел вниз сразу на два этажа. Тридцать две капсулы… И все эти люди умерли не то что одновременно, но один за другим и в течение короткого времени. В последний раз мы опускались… – он чуть задумался. – Восемь месяцев назад. И на один этаж, не на два.
– Сорок четвертый! – тем временем отрапортовал лифт. – Тимофей Ильич, ваш! Приятного вечера!
«Странно, а почему Игорю аномальный лифт приятного вечера не пожелал?» – задумалась Марта.
– Потому что он выходил один, а мы выходим вдвоем. Неизвестно, что он там посчитал, но сама видишь – пожелания озвучил, – раздался голос Тимофея. – Пойдем, нам направо.
– Ты что – правда мысли читаешь? – Марта аж подпрыгнула от неожиданности. Но в лифте оставаться не стала, поспешив за спиной в клетчатой рубашке.
– Нет, – обернулся сосед. – Не читаю. У тебя просто все на лице было написано. Кстати, тебя как зовут?
– М-марта, – пролепетала Марта.
– Отлично, Марта. Возьмем лампочку и пойдем к тебе, – сказал Тимофей. – Заходи, – и он обычным ключом открыл перед ней дверь своей капсулы. – Места, сама понимаешь, немного, но толкаться не придется.
«И правда восемь метров», – думала Марта, стоя в капсуле соседа. – Казалось бы, всего два квадрата разницы, а вот как здесь… нет, ну не просторно, но все-таки жить можно…
– У меня вся мебель – трансформеры, – не без удовольствия объяснил ей Тимофей. – Видишь – диван-кровать откидывается. Все стены задействованы, и даже потолок немного. Полки смотри какие, да? И никакой аномалии не надо, просто хорошая организация пространства.
На восьми метрах действительно умещались и санузел, и совсем мини, но все же кухня в виде маленького холодильника, шкафчика и плитки, и спальное место, и рабочее, и даже шкаф. Полки свисали с потолка. Стол, по примеру кровати, тоже был откидным.
И еще немного места оставалось.
Марта так не умела. У нее на шести квадратах было как-то тесновато, даже несмотря на то, что вещей имелось шиш да маленько. Но спасибо, что хоть такое жилье есть.
– Здорово, – искренне сказала она Тимофею. – Ты все свои вещи здесь держишь? Кладовки в городе не арендуешь?
Многие у них в ЖПК так делали. Те же зимние шмотки надо где-то хранить; а у кого-то и лыжи были, и еще какой-то спортинвентарь.
– Нет, – покачал тот головой, отодвигая дверь шкафа. – У меня все с собой. Даже дежда на один сезон рассчитана. Относил – выкинул, покупаешь новую.