Раздел I. Буквы, которых не было
Глава 1. Письмо с твоим именем
Когда Лив проснулась, утро уже стояло в комнате – неловкое, как ученик, пришедший раньше учителя. Оно держало в руках серый свет и молчало.
Лив лежала, не двигаясь, будто тело ее только что заново собрало себя, но не до конца. Она не знала, сколько сейчас времени. Да и не хотела знать.
Она давно не слышала своего имени.
Именно поэтому письмо, найденное в ящике старого комода, сначала показалось ей сном. Оно было вложено в тетрадный лист, сложенный вдвое, и ничем не выделялось. Ни штампа, ни конверта, ни даты.
Только имя. Её имя. Написанное не её почерком.
Лив.
Как чужая вещь, которая все еще пахнет тобой.
Она посмотрела на буквы – они были выведены с нажимом, твердо, будто их писал кто-то, кто очень хорошо знал, как выглядит это имя. Лучше, чем она сама.
Она не открывала письмо. Несколько часов оно просто лежало перед ней на столе. Мир вокруг казался слишком зыбким, чтобы выносить новые смыслы. Особенно – такие, в которых ты становишься персонажем чьей-то чужой истории.
Но письмо само начало шевелиться в её сознании. Словно в нём была не бумага, а голос. Не написанное, а сказанное.
«Ты меня потеряла.
Но я тебя – нет.
Я ждал, пока ты снова станешь собой.
Возвращайся, Лив.
Ты знаешь дорогу.
Подпись: Лив.»
Она перечитала. Несколько раз.
Подпись – её имя. Но не ее почерк.
И не ее воспоминание.
Она взяла зеркало. Убедилась: лицо то же. Ресницы длинные, родинка под глазом – на месте. Только взгляд… не соединяется с отражением.
Так бывает после слишком долгой тишины – когда ты теряешь связку между внутренним и внешним. Между тем, кто смотрит, и тем, на кого.
«Ты знаешь дорогу».
Нет.
Она не знала.
Или… забыла.
Письмо пахло пылью и деревом.
Не свежей бумагой, не чернилами. А старым ящиком, в котором оно, возможно, лежало годами. Но кто его положил туда? Комод стоял в этом доме всегда. С тех пор, как Лив сюда попала. Но она не жила здесь раньше. Или жила?
Память была будто с дырками. Целое – но не связанное. Как ожерелье, в котором потеряны нити. Бусины – воспоминания, разложенные по полу.
Она вышла на улицу. Двор был таким же, как всегда.
Куст сирени, облетающий раньше времени. Доска на крыльце, которая скрипела на один тон выше остальных. Песок, в котором ничего не росло, кроме воспоминаний.
Только она теперь шла по нему не той походкой.
Как будто в ней поселилась тень того, кто написал письмо.
В школе её встретили привычно. Ученики – молчанием. Учителя – взглядом сквозь.
В расписании ничего не изменилось. Но в классе стоял кто-то новый.
Мальчик.
Сначала Лив подумала, что он просто заблудился – слишком тихий, слишком неподвижный для новичка. Но когда она подошла ближе, то заметила: у него была татуировка. Не рисунок, не символ.
А буквы.
Они были вытатуированы на запястье – неровно, как будто их писал ребёнок.
RAN
Он ничего не сказал, но посмотрел прямо в неё.
– Это твоё имя? – спросила Лив.
Он кивнул.
– А ты знаешь, кто я?
Он снова кивнул.
– Ты – Лив.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что ты мне писала.
Во второй половине дня она снова достала письмо.
И вчиталась в подпись.
Лив.
Почерк…
Она знала этот почерк. Не потому что он был ее.
А потому что он был РАНьше. До неё.
До этой школы. До этого тела. До этой памяти.
Когда день закончился, она сидела в пустой комнате. Письмо лежало перед ней, как карта.
Но не к местности. А к забытой части себя.
«Ты меня потеряла.
Но я тебя – нет».
Слова зазвучали внутри. Не голосом, а стуком.
Как будто в ней что-то начало просыпаться.
Она поняла:
Это письмо – не просто загадка.
Это вход.
И, может быть, когда она найдёт того, кто его написал, – она найдет себя.
Ту, которую потеряла. Или ту, которой никогда не была.
Глава 2. Библиотека подписей
В Академии было место, куда не ходили по расписанию.
О нём не говорили вслух. Оно не числилось ни в плане здания, ни в списке факультативов. Его не называли кабинетом. И не рекомендовали в случае душевного беспокойства, как комнату отдыха. Оно просто… было.
Лив узнала о нём случайно.
А может, не случайно.
После письма день шел будто по кривому листу. В нём не было строк. Только зигзаги, скобки, повторы. Вещи стояли не на своих местах, люди говорили не своими голосами, а время стало… сшибаться. То ускорялось, то проваливалось между мгновениями.
В один из таких провалов Лив оказалась перед дверью, которой раньше не замечала.
Она была старой, с облупившейся краской и чернильными отпечатками рук по краям. На ней не было надписи. Только в самом центре – выцарапанная подпись. Человеческая. Почерк был знакомый, но распознать имя было трудно: как если бы оно написано в другой грамматике.
Она толкнула дверь. Та открылась легко, как будто ждала.
Комната была теплая и темная, как если бы свет тут не нужен.
Но всё было видно.
Стены – в стеллажах.
Стеллажи – в ящиках.
А ящики – в подписях.
Каждый ящик хранил одну подпись.
Каждая подпись – одну историю.
Иногда – одну судьбу.
Иногда – сразу несколько.
На деревянных табличках значились только инициалы.
A.R.
T.K.
E.∅.
L—
И странные знаки, не похожие на буквы. Как если бы подписи были написаны языком, которого никто уже не помнит.
Лив медленно шла вдоль рядов.
В воздухе пахло чернилами, слюной, страхом.
Каждая подпись будто шептала: «Не прикасайся, если ты не уверен, что это – твоё».
На дальнем столе сидел человек.
Он был в черной рубашке, с пятном от ручки на запястье. Волосы седые, как мел. Лицо – без возраста, но с усталостью, которая копится только у тех, кто долго хранит чужие тайны.
Он не поднял глаз, но заговорил:
– Новенькая? Или возвращенная?
– Что? – не сразу поняла Лив.
– Те, кто находят дорогу сюда, бывают двух видов. Те, кто только начинает путь. И те, кто его уже проходил.
Он посмотрел на неё.
Его глаза были темные, но в них что-то дрожало – как капля чернил в стакане.
– Я Лив. – сказала она. – Наверное.
Он кивнул.
– Хорошо. Тогда у нас есть твоя подпись.
Он встал, подошёл к одному из стеллажей. Пальцы его двигались точно, как у человека, который давно уже не ищет – а просто находит.
Он выдвинул ящик.
На крышке – L.V.
Внутри лежал пергамент, свернутый в тугую спираль. И рядом – перо. Настоящее. С прожилками, как у живого крыла.
Он протянул ей:
– Попробуй.
– Что?
– Напиши своё имя. Здесь. Сейчас. Тем, чем ты стала. Тем, кем ты себя знаешь. Или думаешь, что знаешь.
Лив взяла перо. Оно было тёплым.
Она коснулась чернил, вывела первую букву.
Л…
Но дальше рука дрогнула.
Внутри – что-то не сходилось.
Как будто буква и в имени Лив… не подходила. Или её не должно было быть.
Она отложила перо.
– Я не могу.
– Потому что ты не уверена, чьё имя носишь, – спокойно ответил он. – Но это нормально. Мы здесь, чтобы не только хранить. Иногда – возвращать.
Он показал ей другую полку.
На ней – чужие подписи.
Некоторые зачеркнуты. Некоторые – продублированы. Некоторые – вырезаны ножом, будто их попытались вырвать из судьбы.
– Это…?
– Люди, которые были кем-то, кем не должны были быть. Или наоборот – отказались от того, кем могли стать.
Он достал одну табличку.
RAN.
– Знаешь его?
– Да. Он сказал, что я ему писала.
– Верно.
– Но я не помню.
– Ты не обязана.
Он улыбнулся, но в его взгляде была грусть.
– А ты… кто? – спросила Лив.
– Я – Тетрадник. Архивариус забытых подписей. Я знаю, как выглядит имя, когда его вытеснили. И когда его украли. Иногда – это одно и то же.
Они долго сидели в тишине.
В комнате слышно было, как дышат чернила.
Лив смотрела на пергамент.
Почерк, который она не могла восстановить.
– А что будет, если я не найду своё имя?
– Тогда ты останешься той, кем хочешь быть. Но не той, кем могла бы стать.
Прежде чем уйти, она спросила:
– А у тебя есть своя подпись?
Он улыбнулся, но не ответил.
И только когда она уже закрывала дверь, услышала:
– Я – тот, кто забыл, как его зовут. Поэтому и остался здесь.
Ночью Лив приснился стол.
На нём – сотни подписей.
Одна из них – загорала чернилами.
Её имя. Но не в том порядке.
И среди всех букв – одна была написана рукой, которую она знала.
Твоей.
Глава 3. Имя, которое не отзывается
Когда ты не знаешь, кто ты – остаётся лишь звать.
Звать – и ждать отклика.
Как в заброшенном доме: «Есть кто?»
А в ответ – только скрип половиц.
Лив не была уверена, что её зовут Лив.
Она не была уверена, что её зовут вообще.
С утра она подошла к зеркалу.
Глянула в своё отражение, как в фото чужого ребёнка, с вопросом: «Ты кто?»
Но вместо ответа – тишина.
Ни внутренняя вибрация, ни тепло узнавания, ни ощущение «да, это моё».
Она прошептала:
– Лив.
Отражение не дрогнуло.
Будто она произнесла чужое имя. Или слово без смысла.
– Ари.
– Тей.
– Нора.
– Сана.
Она пробовала одно за другим.
Имена из памяти. Имена из воздуха. Имена, которые просто красиво звучали.
Каждое – как дверной звонок в доме, где давно никто не живёт.
Тишина.
Тишина.
Тишина.
Иногда казалось – будто где-то внутри на секунду шевельнется ответ. Но нет – это был всего лишь эхо.
На занятиях она не могла сосредоточиться.
Фразы учителей скользили мимо, как дождь по стеклу. Лив не могла понять – то ли это ей не говорят, то ли это не ей говорят.
Рядом сидел Ран.
Он смотрел в окно и что-то рисовал в тетради.
Его рука автоматически повторяла одни и те же линии – круг, черта, буква, круг, черта, буква. Как будто писал имя. Или расшифровывал его.
– Ты правда знаешь, кто ты? – спросила она в перерыве.
Он кивнул.
– И ты точно Ран?
– Точно нет.
– Тогда почему ты так подписан?
– Потому что когда не знаешь, кто ты, берёшь то, что осталось.
Он помолчал, потом добавил:
– Мне когда-то дали это имя. Я решил его оставить. Но оно не моё. Оно просто… не мешает быть.
Лив вернулась в Библиотеку подписей.
Тетрадник был на месте. Чистил перья, будто готовился к приходу кого-то важного.
– У меня ничего не отзывается, – сказала она. – Я пробовала разные имена. Даже выдуманные. Даже смешные. Но всё – глухо.
– Это нормально, – сказал он. – Некоторые имена замирают. Их нельзя вызвать голосом. Их нужно пережить.
Он провёл её к дальнему ряду.
– Здесь – полка немых имён.
– Что значит немых?
– Они были забыты не потому что их стерли. А потому что с ними случилось что-то, что не поддаётся воспоминанию. Травма. Потеря. Решение вычеркнуть себя.
Лив смотрела на ящики без подписей.
Просто пустые таблички.
В воздухе над ними – невидимый пепел.
– А если мое имя среди них?
– Тогда тебе придётся его перепрожить. Не как слово – а как путь.
В ту ночь она не спала.
Она открывала свою старую тетрадь. Писала на каждой странице разные имена. И читала их вслух.
– Лив.
– Ливиана.
– Лея.
– Лис.
– Ла.
Она шептала. Пела. Кричала.
Но ни одно не отзывалось.
Будто она звала кого-то в туман, а туман – только сгущался.
В какой-то момент она закрыла тетрадь и заплакала.
– А если меня не существует?
Утром Ран протянул ей записку.
На ней – всего два слова.
Попробуй молчать.
– Что это?
– Возможно, твоё имя отзывается не на звук, а на тишину.
Она не поняла. Но попыталась.
В течение дня она не произнесла ни слова. Ни вслух, ни внутри.
Словно погрузилась в зону без букв.
И тогда…
что-то произошло.
На третьей перемене, проходя мимо зеркала в раздевалке, она на секунду поймала свое отражение.
И оно – смотрело ей в глаза.
Не как чужое.
А как ждущее.
Она подошла ближе.
И не сказала ничего.
Просто дышала.
Просто смотрела.
И в этом молчании вдруг вспыхнуло тепло.
Небольшое. Еле уловимое.
Но оно было.
Вернувшись домой, она открыла письмо.
Перечитала:
«Ты меня потеряла. Но я тебя – нет.
Я ждал, пока ты снова станешь собой.
Возвращайся, Лив.
Ты знаешь дорогу.»
И только теперь она заметила:
в подписи буква «в» была не похожа на обычную.
Она была перевёрнута. Как галочка. Или как… открытая дверь.
– Я не знаю, кто я, – прошептала она. – Но, может быть, я – та, кто ищет.
И вдруг это показалось важнее, чем быть той, кто знает.
Глава 4. Лестница, ведущая в чью-то жизнь
В Академии было крыло, в которое не вёл ни один план.
Его не указывали на карте. Не упоминали в расписании. Не отмечали даже те, кто случайно туда попадал. Будто оно само стирало память о себе – как черновик, в котором кто-то начал писать, но передумал.
Лив узнала о нём от Тетрадника.
– Тебе туда рано, – сказал он сначала. – Но раз уже чувствуешь, значит, пора.
Он нарисовал схему, которую сразу же зачеркнул. Потом вздохнул и просто сказал:
– Иди за лестницей, которая никогда не кончается.
Она нашла её ночью.
Когда звуки Академии становятся мягче. Когда стены теряют жесткость и становятся ближе к воспоминаниям, чем к камню.
Лестница была старой.
Но ступени не скрипели.
Они шептали.
Каждая – будто была чьей-то историей, по которой можно было пройти ногами.
На пятой ступени Лив почувствовала, как сердце ударилось быстрее.
На десятой – голову обдало жаром.
На пятнадцатой – запахло дождём, хотя вокруг было сухо.
На двадцать третьей – она услышала голос.
Тихий. Внутренний.
Не свой.
И не чужой.
«Я – не я. Но я здесь. И я жду.»
Наверху был коридор.
Он казался бесконечным.
Но не пустым.
На каждой двери – имя.
Но странное. Словно чужое, примененное на себя.
"Алиса (вторая попытка)"
"Йорик / Дубль 3"
"Тот, кем не стал Эмиль"
"Л."
"Лив (если бы осталась)"
Лив остановилась.
Посмотрела на последнюю дверь.
На секунду показалось – это её.
Но затем… сжалось внутри.
Нет. Это не она. Это та, которой она не стала.
Она пошла дальше.
В конце коридора стояла девочка.
Её лицо было знакомым.
Как будто Лив уже видела его – в зеркале, в детстве, в сне.
– Ты знаешь меня? – спросила девочка.
– Нет.
– А я – да. Я была тобой. В одной из версий.
– Почему ты здесь?
– Я приняла имя, которое не моё. Оно спасло меня. Но сделало не мной.
– И теперь?..
– Теперь я храню тех, кто сделал то же самое.
Она протянула Лив ключ.
– Открой любую дверь. Проживи любую жизнь. Но помни: если ты слишком долго будешь не собой – твоё имя уйдёт.
Лив выбрала дверь.
На табличке – "Сара, если бы не ушла".
Она вошла.
Комната была как обычная спальня. Только воздух – густой, как пыльца воспоминаний.
На стене – фотографии. На столе – письма. На кровати – дневник.
Лив прикоснулась к вещам.
Внутри развернулось что-то чужое.
Память, которой у неё не было, но тело… помнило.
Сара смеялась. Сара пела. Сара осталась.
Сара – не ушла.
Сара жила.
Лив почувствовала, как начинает дышать по-другому. Как будто в неё вливается чужое течение.
Когда она вышла – прошёл час.
Или день.
Или неделя.
– Ещё одна ступень, – сказала девочка. – Ты почувствовала?
– Да.
– И что ты думаешь?
– Это красиво. Но не моё.
– Тогда иди дальше.
Лив спускалась по лестнице обратно.
Но ступени уже не были прежними.
Теперь каждая звенела другим именем. Не тем, что раньше. Не тем, что внизу.
На последней ступени она прошептала:
– Я не хочу чужую жизнь.
Тишина внутри подтвердила:
Да. Это твоя мысль.
Позже она спросила Тетрадника:
– Почему вообще люди принимают чужие имена?
– Потому что свои – иногда слишком ранят.
– А потом?
– Потом они забывают, кем были. Или… кем могли бы быть.
– А ты?
– Я был тем, кто принял всё – чтобы не чувствовать ничего.
Он посмотрел на неё с лёгкой улыбкой.
– Но ты идёшь обратно. Это редкий путь.
Лив сидела в своей комнате.
Письмо лежало перед ней.
Подпись – всё та же.
Лив.
И теперь она чувствовала:
это не чужое имя.
Но и не полностью её.
Оно – между.
Как мост.
Как шанс вспомнить.
Как лестница, ведущая в ту жизнь, которая не чужая. Просто – забытая.
Раздел II. История, написанная не тобой
Глава 1. Учебник с чужими воспоминаниями
Иногда вещь находит тебя раньше, чем ты – её.
Она просто лежит, ждёт. Не шевелится.
Но ты – проходишь мимо, и внутри у неё начинается дрожь.
Потому что она узнала.
Так случилось с тетрадью.
Лив не искала её.
Она искала книгу по истории, потому что знала: будет контрольная.
А в Академии не любят, когда ты не знаешь, чем были другие, даже если не знаешь, кем была ты.
Учебники лежали в старом хранилище. Редко кто туда заходил – только те, кто пытался вспомнить то, что им не рассказывали.
На верхней полке, под пыльным стеклом, лежала тетрадь.
Без названия.
С обложкой, которая была чуть темнее остального света.
Лив не сразу поняла, почему её рука потянулась именно к ней.
Но когда открыла – сердце дрогнуло.
Там была её жизнь.
Но написанная – не ею.
Страницы были исписаны ровным почерком. Чужим.
Не тем, что был в письме. И не тем, которым она пользовалась сейчас.
Это был третий. Незнакомый. Но пугающе точный.
«Когда мне было девять, я перестала отвечать на своё имя.
Не потому, что не любила его. А потому что оно стало звучать, как приговор.
В доме было холодно. Даже летом.
Мама писала списки. Папа пил тишину.
А я училась исчезать.
Я помню лестницу.
Я помню зеркало.
Я помню дверь, которую не успела закрыть.
Я – Лив.
Или кем бы я тогда ни была.»
Лив пролистнула дальше.
Даты, фразы, мысли.
Слишком точные.
Слишком её.
И в то же время – нет.
На одной странице – рисунок: девочка, сидящая в шкафу. На полке – имена, как книги.