Пролог
Своё чело мы лавром увенчали,
Сложили прочь избитые доспехи,
Весельем заменили грозный бой,
А звуки труб – напевом песни нежной.
У. Шекспир «Король Ричард III»
Этот мир, что скрыт за великим океаном Ор, всё ещё таит в себе загадки, понять которые человеку не дано. Ему всегда были безразличны чудеса и магия, некогда будоражившие воображение и до, и после той кровопролитной войны, закончившейся почти полвека назад. Махина, которую запустил человек, разрослась до невиданных границ; ушла эра сверкающих в небесах медных дирижаблей, напоминавших пламя войны. Их сменили серебряные и дымящие корабли, бороздившие моря из столичного Карлеона, заснеженного Геркуланска, мраморного Атласиса или золотой Сиболы, через Купеческое море, огибая Западный континент, в обратную сторону мира, некогда поставленному на колени перед могучим триумфатором, в экстерналии, как назвали их в столице, заграничные владения стран-победительниц.
Это мгновение доминирования, попытки удержания солнца на небосводе, застыло, словно во льдах. Люди шёпотом называли это время эпохой Статики, прикрывая личиной стабильности и процветания мировой Унии неминуемый закат. Двадцатисемилетняя война осталась в хрониках. С ней же ушла Глория, эпоха Великих Королей, создавших процветающую Конфедерацию, союз держав, раскинувшихся на всех известных континентах.
Мир перекроился. Объединённая армия распущена. Проигравшие страны бывшей Федерации были изрезаны на экстерналии[1], так сейчас называли эти осколки империй, подчинённых странам-победительницам. Черта на карте, проведённая кривой дугообразной линией, отделила триумф от позора, богатство от бедности, белое от чёрного. Конфедерация преобразилась в элитный клуб империй, Конфедеративную Унию[2], стыдливо прикрывая всеобщее порабощение в маску вечного мира.
Солнце, поднимавшееся каждое утро из глубин океана Ор и пересекающее каменистую Шамбалу, слышало, как люди пробуждались и возносили клятву верности; она откликами отдавалась по испещрённому скалами и горами Пределу через Горные, Нефритовые, Храмовые и Береговые уделы. Оно заставало торговые дымящие корабли в спокойном Апеллиотском море. Светило добралось до шатров в бескрайних дюнах Атлантического Шангри-Ла, через устланные густыми коврами цветов равнины, через животворную реку Пишон, к Внешнему морю. Клятва звучала и здесь, в мевийских рощах, и на Мысе в Царском уделе, по ту сторону Южных вод. Золотой континент присоединился к ней через какое-то время, объявив на всё Великое Му о своей преданности Короне. Слова замолкли на побережье Залива Вождя, впадающего в тот самый великий океан Ор, с которого и начался путь. Ночь вновь наступала, принося с собой ужасы и страхи, прятавшиеся в пучинах морей, песчаных барханах пустыни, недрах диких лесов и безмолвных снегах.
Абсолют авторитета Короны всегда озаряемой Солнцем Унии, возведённый в ранг всеобщей идеологии, укутал грязный, разрушенный, но ещё живой мир в богато расшитый шёлковый саван. Так, с момента окончания войны, сменилось два поколения, и царствование четвёртой Королевы Конфедерации медленно и уверенно приближалось к своему Платиновому юбилею[3].
[1] (общ.) от "exter" – «снаружи», «за [пределами]»
[2] (общ.) «союз»
[3] 70 лет
Глава I. Се твоя держава!
Ранняя зима 394 года Эпохи Феникса
Поэт театрально поклонился в сторону трона. На позолоченном возвышении восседала иссохшая фигура, среди драпировок и подушек с покоившимися на них коронами в муаровой тёмно-синей мантии, расшитой золотыми орнаментами и отороченной мехом. Могучий округлый трон с высокой резной спинкой возносил фигуру, увешанную многочисленными золотыми цепями. Женщина, в чёрном платье, чей подол растекался по бутафорской сцене, была центром внимания. Художники лихорадочно шуршали кистями по холстам, прописывая каждую деталь появившейся ненадолго модели.
Эти блеск и помпезность должны были отвлечь от старческой немощи изображаемой. Прищурившись, можно было разглядеть леску, хитроумно подвешивающую тяжёлый золотой скипетр, что якобы держала сухая пятнистая рука. Никакой толстый грим не мог скрыть глубокую морщинистую сетку на лице. Левый уголок рта отвисал, а глаза, поражённые тусклой плёнкой, смотрели в разные стороны. Редкие белые волосы, прилизанные по пробору, прятались под полупрозрачной чёрной вуалью и сверкающей жемчужной тиарой.