Совсем не тихий омут бесплатное чтение

© Венедов С.И., 2021

© Издательство «У Никитских ворот», серия, 2021

Пролог

Когда-то, здесь, у кромки моря, в самом конце Курортного проспекта, был расположен молодёжный пансионат «Спутник». Народ селили в похожие на бочки коттеджи с покатой крышей. Каждый был рассчитан на две пары. Но кровати в узком пространстве помещались только в два яруса, как в вагоне или, не приведи господь, в зоне. Зато была своя душевая и отдельный санузел, большие преимущества по тем временам. Ну и конечно – в добавок развесёлая жизнь, бурные танцульки до полуночи на музыкальном пятачке и шумные утренние и вечерние заплывы в море всем гуртом, парами же или по одиночке.

«Бочки» давно снесли. Территорию расчистили и расширили. То, что было когда-то кустарниками, стало высокими, почти непроходимыми зарослями, если бы не прорубленные коридоры и дорожки, уложенные красивой керамической плиткой. Вокруг – сплошной безупречный, прямо-таки английский газон. А самое главное – вместо убогих коттеджей, посередине газонов вознеслись два стройных, современных 10-этажных корпуса с широкими лоджиями и огромными окнами во всю стену.

Но по неизвестным причинам или по прихоти владельцев чуть поодаль, среди пышных зарослей, оставили двухэтажный старый административный корпус в стиле ложного барокко, отгородив его от многоэтажек железной сеткой. Здание капитально отремонтировали, повысили комфорт и выкрасили в симпатичный салатовый цвет, удачно гармонирующий с окружающей тёмной зеленью растений. Теперь это был особый корпус для особых, привилегированных гостей, а попасть туда проще всего можно было «по знакомству» или за особую плату. Весь второй этаж этого отеля, получившего название «Штиль», заняли 12 уютных номеров, ещё не люксовых, но «повышенного стандарта», для имущих, но ещё не очень привередливых постояльцев, которые между собой именовали это здание «виллой».

Но это ещё не всё. Через короткую и кривую дорогу для выезда с территории элитного корпуса, за ограждением из железной сетки, окружавшим его не очень большое пространство, в живых от прошлого осталось ещё одно здание, бывшее когда-то не то складом, не то спортзалом, выкупленное у властей города частниками с приходом капитализма и позже переделанное под приём отдыхающих, но уже малоимущих и не семейных, под гордым и подходящим названием пансионат «Спартанец». Для этого просторное внутреннее помещение разделили простыми перегородками на комнаты-боксы, то есть на два спальных места раскладного типа, без лишнего комфорта. Единственной меблировкой бокса была прикроватная тумбочка между раскладушками, с ночничком для чтения и бдения, и раскладной походный матерчатый шкаф для одежды и сумок. Питаться обитателям пансионата предлагалось в соседних столовках или за высокую плату и по абонементу в ресторане элитного корпуса. Это приводило к хаотичному смешению контингента двух точек и площадок отдыха.

Надо ли добавить, что человеческая «начинка» пансионата осталась прежней – небогатые молодые люди, в одиночку или парами, без претензий на особый комфорт, влекомые к морю исключительно надеждами на интересные встречи и/или спортивный отдых. Две комфортные высотки по соседству заполнялись людьми разных возрастов, побогаче и поскучнее, а также интуристами среднего достатка, которые «жили своей жизнью» и никак не пересекались с жильцами виллы и пансионата. Для контингента высоток в любое время дня на «свой» пляж курсировала маршрутка, или они разбредались по окрестным платным и городским бесплатным пляжам. Диких пляжей в «наше время» здесь уже практически не осталось.

Если в башни набивались люди со всех концов страны и скромного зарубежья, без особых претензий, но способные заплатить некую сумму за пару недель отдыха, то успешные люди, не слишком молодые и средних лет, норовили заполучить номера в тихом элитном отеле «для ВИП-гостей», хотя бы из престижных соображений, мол, отдыхал в «Штиле» по старинке, «по блату». Это круто. Другими словами, в «Штиль» попадала отборная публика, прошедшая фильтры селекции по закрытым каналам ведомств и турагентств по трём главным критериям – приличный социальный статус, личное знакомство и доплата. Таков уж негуманный капитализм… и российский, в частности. Сменился только владелец этого большого хозяйства. Если раньше, в доисторическую эпоху, вся эта территория называлась «база отдыха» и принадлежала ЦК ВЛКСМ, то теперь элитный комплекс был собственностью и гордостью компании «Метарикс», производившей где-то под Москвой, если верить слухам, беспилотные летательные аппараты – дроны. Секретное, но прибыльное по новым временам производство.

Часть первая

Долог день до вечера…

В общем, всё началось с обычного прогноза погоды. В своём журналистском блокноте корреспондент регионального иллюстрированного журнала «Водоворот – событий, чувств и информации» Дмитрий Коренев, любитель вести дневник, записал: «Шеф на сегодняшней летучке ударился в красноречие. Как же он надрывался! До сих пор в ушах гудит его оперный баритон.

Вещал, что журнал гибнет, что наша лень и тупость загоняют его в гроб. Что мы не журналисты, а архивные крысы, конторские писаки, бумагомаратели без воображения, не способные добывать сенсации. Что в нашем возрасте он каждый день приносил по две. В своих острых зубах. Находил или придумывал сам, потому что людям нужна встряска, они с нетерпением ждут и заглатывают сенсации, сплетни и скандалы, как наркотик. Только давай. Людям надо щекотать нервы, приоткрывать чужие тайны и пороки. И, если возможно, лезть в постель и в трусы. Но, с другой стороны, нужно и что-то успокоительное, благостное, изящное. Приятное – для слабонервных, пугливых и брезгливых. Лекарство от перевозбуждения и страхов непростой текущей жизни при диком капитализме. Все читатели обожают загадки и мистические явления, пусть даже похожие на враньё. Репортажи о выполнении нормы по выпуску металла или удоям молока остались в советском прошлом. Наш профессиональный долг, орал шеф, создавать для них эти иллюзии, щекотать нервы, лепить горбатого к стенке, пусть верят всякой галиматье. И если с завтрашнего дня мы этого не сможем делать большим валом – журналу конец, крышка, трындец и пипец! Последнее он выразил другими словами, потом обмяк, понурил голову и устало прошептал, мол, шукайте, рыскайте, друзья хреновы, будьте ищейками, подмечайте, тяните за язык всех подряд, находите горячее и острое, где угодно, быстро тащите в редакцию».

– А ты, Дима, вроде бы собрался в отпуск? Уж не на моря ли? Прогноз погоды на конец сентября в средней полосе не самый приятный. Не лучше ли махнуть на море? И порадовать читателей зажигательными вестями из тёплых краёв.

Произнеся эту длинную фразу, главред журнала Арсений Палыч Терешин шумно выдохнул и лукаво посмотрел на Коренева.

– Шеф! Вы угадали, мои планы немного поменялись, – не чуя подвоха, откликнулся крепко сложенный, белобрысый, молодой журналист, не отрывая глаз от смартфона.

Он принципиально пользовался «Самсунгом», а не айфоном, как у всех коллег, в «знак протеста против русофобской политики США».

– Сперва хотел поехать по Оке, в Бёхово или Тарусу, у моих друзей там есть жильё, но по дружбе мне из метеослужбы шепнули, что прогноз погоды на этот период действительно из рук вон плох, сплошные дожди. Поэтому я решил махнуть на море, да, в Сочи. Едем с друзьями, нашли неплохой пансионат.

– Ах вот оно как? – брови шефа поползли вверх. – То есть легко меняешь раздолье русской, пусть даже прохладной и мокрой, но всё равно прекрасной равнины на жару и сомнительную экзотику черноморского побережья? Что же, это похвально… и даже весьма и весьма кстати. Когда вылетаешь? Или поедете поездом?

Как ни странно, журналист пока не улавливал скрытую мысль в саркастичном тоне главреда. Его отвлекал смартфон. Кстати, предыдущие установки шефа он счёл по крайней мере странными и неприемлемыми для себя: трудиться на жёлтую прессу, гнать туфту, придумывать сенсации он, Коренев, ни за что бы не стал, не планировал и считал ниже своего достоинства. А вот найти настоящую сенсацию – это круто, да ещё кудряво расписать и изящно преподнести, с элементами лёгкой эротики. Дневник отпуска, для тренировки пера, он уже начал вести, то есть примерно за неделю до того, как на морском берегу будет обнаружен первый труп. Просто фиксировал достоверные факты и любопытные ситуации, многие из которых потом оказались весьма кстати для прояснения дела, хотя поначалу подсмотренные им события и ситуации никак не предвещали трагического разворота.

Вообще-то, все «бойцы» в молодой редакционной команде любили и уважали немолодого, но хваткого и добродушного главреда. Его обычно унылое лицо, с большим шрамом на правой щеке (в молодости на рафтинге он упал в быструю реку и распорол щёку об острый камень), преображалось, когда он волновался или сердился – и тогда шрам багровел. «Старик шрама дал», – предупреждала сотрудников секретарь Нина, – зайдите попозже». Главред действительно славился особым нюхом на сенсации и владел пером как бог. Честно говоря, журнал держался в основном на нём одном. От его внимания не ускользала ни одна мелочь, он знал и ценил способности каждого своего работника, хотя журил и распекал каждого по-чёрному, но не зло, а по-отечески, взывая к совести и старанию. И строчил на клавиатуре – как чапаевская пулемётчица Анка. Ну а к его занудным, но безобидным тирадам все уже давно привыкли. Палыч так разряжался.

– Какой ещё пансионат!? – гремел главред. – Попроси Верочку из нашей транспортной службы найти ночлежку посолидней и удобный рейс, – посоветовал он. – Вылетай прямо сегодня вечером или завтра поутру. Будешь на время отпуска нашим спецкором в Сочи, там небось побольше заметных событий и больше народу нехилого шляется, чем в наших Палестинах: концерты, скандалы, происшествия. Красивая жизнь. Репортажи из лучших отелей и санаториев, интервью с интересными известными людьми, а главное – УСПЕШНЫМИ, УСПЕШНЫМИ! Короче, надо любой ценой поднять после лета тираж журнала. Поразвлекать читателей. Иначе прогорим. За репортажи буду платить сдельно… На такси денег дам… На девок свои потратишь. Показывай наш журнал администраторам отелей, ресторанов, злачных мест. Талдычь, что будем их рекламировать в своём богатом Центральном регионе, привлекать клиентов, пусть раскошелятся на паблисити. Без которого, как известно, нет просперити. Держи связь с нашим отделом рекламы…

Голос главреда заметно повеселел от собственной идеи, только что пришедшей ему в голову. Этот разговор состоялся в понедельник после обеда. Тем же вечером Коренев прибыл поездом в столицу из своего, как он считал, «захолустья», чтобы во вторник утром сесть на самый ранний самолёт по маршруту Москва – Сочи. Переночевал у тётки Варвары, маминой сестры, бывшей актрисы погорелого театра. Перебиваясь всю жизнь на маленьких ролях и утренниках, пятидесятилетняя Варвара никогда не теряла присутствия духа, имела тысячу друзей-актёров, с которыми делила радости и горе, обильно омывая оба типа событий крепкими напитками и обкладывая всех и вся заковыристыми матюгами. Таких журналист не слыхал ни у кого больше. Фольклор! Племяннику тётя была всегда рада.

Шефу Коренев соврал: ехал один, никакие друзья на море с ним в конце сентября не собрались, хотя считалось, что это ещё «бархатный сезон». Электронный билет на дефицитный рейс «по дружбе» ему «сделала» милая Верочка из транспортной службы. Хотя он был бы не против думать, что «из любви»: на тоненькую барышню с горячим взором западали многие ребята из редакции. И во вторник, около полудня, Коренев уже входил в свой просторный номер с опущенными от жары жалюзи в отеле «Штиль». Снова заслуга Верочки: номер был зарезервирован по «её каналам». Боковым зрением журналист отметил, что рядом высились две престижных башни – «Золотая» и «Платиновая», как кредитные карты, но «Штиль» показался ему круче – только для ВИП-гостей. Приятно сознавать себя «весьма важной персоной».

В обед солнце пекло нещадно даже сквозь жалюзи. После самолёта и такси фирменная футболка начала попахивать потом. Поэтому для начала следовало, конечно, добежать до пляжа и быстро окунуться в море. Вода не по сезону оказалась достаточно тёплой, но бодрила, поэтому из моря Дима вышел с ощущением свежести тела и мыслей. Пока он добрёл до номера, морская влага на коже уже высохла – и появилось радостное ощущение начавшегося отдыха. Но, сразу вспомнив о поручении шефа, молодой журналист сам себе сказал, что думать об отдыхе и расслабляться пока рано. Надо действовать. Из чемодана такого размера, что его всегда можно было брать в кабину самолёта, прямо на пол вывалился клубок модных маек, футболок, рубашек и шортов, спешно запихнутых дома в дорогу на юг. Отодвинув в сторону футболки, Коренев вытащил из кучи слегка помятую голубую рубашку с короткими рукавами и лейблом «Ральф Лорен», решив, что она самая приличная и больше всего подходит для рейда в город по злачным местам. Предстояло, не откладывая, начать обход отелей и ресторанов. Список с адресами он тщательно выбрал в интернете ещё в редакции и уже испытывал охотничий, вернее, журналистский азарт.

Такси, вызванное по телефону, явилось к воротам отеля минут через десять. Всё-таки у капитализма есть свои преимущества. Дальше всё произошло, как и предсказывал шеф. Поначалу его встречали настороженно, с недоверием или безразличием (опять пресса чего-то вынюхивает), кое-где даже не хотели пускать в служебную зону, но, внимательно рассмотрев удостоверение журналиста большого гламурного еженедельного журнала из неблизкого, но мощного и богатого индустриального региона, услышав заверения в публикации «только позитива», все представители администрации меняли «гнев на милость», шли на подробный разговор и соглашались держать контакт с молодым симпатичным и модно одетым журналистом для подготовки репортажей «об интересных событиях и людях». Все как один куртуазно предлагали кофе, а в двух отелях даже пригласили отведать местные блюда из ресторанного меню, причём не «на сухую» и даже с некоторым перебором. Отхлёбывая разнообразные напитки, дотошный журналист старательно вносил в блокнот названия ресторанов при отелях, фирменных блюд, имена шеф-поваров, руководителей оркестров и их солистов, а также контактные данные. Денег, правда, никто не предлагал, вопреки предсказаниям главреда, но телефоны и электронный адрес рекламной службы журнала записывали охотно.

Но самый раблезианский приём был оказан Дмитрию именно в отеле «Штиль», куда он заселился пополудни. Уже слегка «приуставший» после посещения других точек, он в конце дня для порядка представился директору, и тот оказался душевным и гостеприимным грузином – пригласил его на ужин; оба ели и пили на полную катушку, оба трещали без умолку, а собеседник Димы всё сетовал на испорченные отношения между Россией и Грузией, «но не между людьми», добавлял он, подливая отборную чачу. Потом долго, по-русски прощались, пили на посошок, хотя подниматься надо было лишь к себе на второй этаж. Получив на прощание бутылку добротного красного «в номер» и заверения в том, что он, Зураб, будет рад принять друзей дорогого гостя, Дима подивился и был искренне тронут таким отношением к провинциальному журналисту. Но не загордился. Добредя до номера, он рухнул, как подкошенный, в постель и моментально провалился в тяжёлый сон.

Утром в среду он проснулся ни свет ни заря, со странным ощущением тяжести на душе, банального похмелья, несварения желудка и изжоги, которую удалось погасить только холодной бутылочкой «Боржоми». «Эдакий возврат в советские времена», – подумал он, вспомнив рассказы родителей о том, как они гуляли здесь лет 30 назад, навещая на лошадках с кучером ресторан «Кавказский аул», где танцевали до десятого пота и полного изнеможения.

В дверь постучали – и в номер неслышно вошла смазливая горничная с подносом и блудливыми глазками.

– Зураб Гивович велел завтраком вас накормить, – сказала она, нежно и многозначительно улыбнувшись.

Но Коренев многозначия «не понял», сухо поблагодарил и отправил решительную барышню за дверь, несмотря на запас гормонов. Так далеко его понятия о гостеприимстве не заходили, да и девушка была не в его вкусе.

Вопреки прогнозам утро разочаровало, от вчерашней жары не осталось и следа: серое небо, мелкий, противный, хоть и не очень холодный дождь, от которого настроение улучшиться не могло. Он решил остаться в отеле и спустился на первый этаж, в большую гостиную, где работал бар – явное место вечерних посиделок и знакомств. Сейчас гостиная выглядела пустой. А если бы и не выглядела – всё равно особого настроения с кем-то поболтать у Коренева, честно говоря, не возникло. Наверное, по причине похмелья и несварения желудка. «Надо бы сначала поправиться», – подумал он и не стал откладывать мудрое решение на вечер.

У стойки бара, куда он подошёл за пивом и кофе, топтался атлетически сложенный молодой человек, похоже, сверстник, лет под тридцать или чуть моложе. Из одежды на нём, несмотря на дождливую погоду, был курортный минимум – футболка без рукавов, короткие шорты и шлёпки. В гостиной же отчаянно шпарил кондёр, и на фоне серого неба ощущение холода усиливалось. На открытых плечах парня даже появилась гусиная кожа. Но, похоже, это не мешало ему ощущать себя на пляже под палящим солнцем. Коренев смекнул: «Атлет бодрится, ему нравится выставлять напоказ свои мускулы. В обычном костюме они, может, и не так бы бросались в глаза». Прозвище как-то само собой пришло в голову. Коренев, считавший себя немножко психологом, вообще любил всем незнакомым людям приклеивать прозвища, которые, как ему казалось, отражали их внешний облик и внутреннюю сущность.

– Лев, – коротко представился парень, прихлёбывая кофе.

– Барс, – как бы шутя, в тон ему ответил Коренев. – Может, присядем, в ногах правды нет, – добавил он дружелюбно.

Когда они пристроились на узком диване возле бара, добавил тоже кратко:

– Вообще-то я Дима, вчера только прибыл. Как тут обстановка?

Судя по выражению лица, разговаривать царь зверей тоже был не очень расположен, но, наверное, из вежливости, пожевав губами, через силу процедил:

– Да я сам только утром прибыл… На сборы приехали… Команду, всех вместе, поселили в башнях, а мне номера не хватило… Вот определили сюда… к богатеям. Сегодня расслабляемся, завтра начинаем потеть, а прекрасного пола и не видать… Пойду прилягу, что ли… Да и погода испортилась…

С этим словами он допил кофе, звякнул чашкой о блюдце, встал и ушёл пружинистой походкой, поигрывая широкими плечами. «Не Атлет, а прямо Атлант», – подумал Коренев.

Его несколько расстроила первая неудачная попытка завязать знакомство, но не настолько, чтобы сидеть в одиночестве в номере и смотреть в окно на дождь. Повертев головой, он заметил в кресле, в тёмном углу гостиной мужчину лет пятидесяти, уткнувшегося в иллюстрированный журнал. На низких столиках гостиной таких журналов «для чтения на досуге» было навалом – бери, листай, читай великосветскую чушь. Лицо мужчины выражало неподдельную скуку, и журналист решил «подкатиться» к нему: вдруг важная птица или анонимный герой жёлтой прессы. Случайные люди в такой отель не попадают. Он подошёл поближе и поразился количеству морщин на волевом лице мужчины, то и дело искажаемом незаметными издалека нервическими тиками. Безучастными, застывшими оставались только впившиеся в текст глаза, тёмно-серые, глубокие. На подошедшего мужчина никак не отреагировал, и Кореневу пришлось кашлянуть, чтобы представиться. Хотя он чувствовал себя немного нахалом.

– Извините ради бога, если побеспокоил… Я вот только вчера… Никого здесь не знаю… Обычно с друзьями езжу… Погода – сами видите какая… Вот решил…

Мужчина не дал ему закончить фразу. Повернул красивую седую голову, изобразил что-то вроде улыбки на морщинистом лице, похожем на венецианскую маску, и протянул руку, на удивление сильную для его возраста и печального образа. Пожал руку журналиста и потом резко убрал свою, отвернулся, прикрыл свои тёмные глаза и снова уткнулся в журнал. Даже имени своего не назвал. Странный тип. Пришлось вернуться на свой диван, слишком вместительный для одного. Больше в гостиной делать было нечего, и Дмитрий с глупым видом, невольно или для юмора, двинулся в сторону лестницы на цыпочках. Но уже на первой ступеньке передумал подниматься к себе в номер и, наоборот, повернул на ресепшн. За стойкой портье царило безлюдье, персонал улетучился, видимо, по причине плохой погоды явно не ожидал массового заезда и даже появления случайных клиентов. А поскольку журналиста одолевала скука и разбирало любопытство, он перегнулся через барьер стойки и, увидев список постояльцев, впился в него глазами.

На втором этаже заняты были только четыре номера – в 102 обитала некая Аглая Политова, музыковед, и он задней памятью сразу вспомнил её популярную телепередачу «Музыка души». В 103 значился Аркадий Богун, предприниматель, в 105 – он сам, Дмитрий Коренев, журналист, в 107 – Глеб А. Веригин, финансист. Напротив номеров 106, 108 и 110 стояла надпись: забронировано для г-на Бушманова В.А., вице-президента страховой компании «Стрейт». Надпись «забронировано» стояла и против люкса 111, но без указания имени, с пометкой VIP. Рядом со списком лежала неаккуратная стопка фотокопий кредитных карт и паспортов. Самый верхний был на имя финансиста Веригина, то есть давешнего молчаливого господина с тёмно-серыми глазами и сильными руками. Пробегая данные паспортов, Дмитрий сам подивился своей неожиданной способности фотографически запоминать имена и даты рождения постояльцев. Прямо разведчик Белов, в исполнении Любшина, из фильма «Щит и Меч», любимого родителями Дмитрия.

Паспорт Атлета в майке отсутствовал в стопке, выходит, он не проживал в этом отеле. Соврал, значит. Ни по возрасту, ни по виду на коммерсанта, тем более на ВИП он не тянул. Некоторые имена что-то смутно Кореневу напоминали, но при всех почерпнутых из жёлтой прессы познаниях о «тонкостях» культурной и гламурной жизни столицы на память ничего путного не пришло.

– Простите, пожалуйста, могу ли я получить справочку…

Коренев обернулся на голос и отпрянул от стойки, старясь не показывать ни удивления, ни испуга. Худощавый молодой человек, лет 25-ти, стаскивал изрядно промокший плащ и робко улыбался. Чуть выше среднего роста, с романтической гривой густых вьющихся чёрных волос, обрамлявших правильные изящные черты, способные затуманить взор чувствительных барышень, он смотрелся возвышенным и ранимым юношей позапрошлого века. Но взгляд не выдавал в нём сердцееда, а был скорее застенчивым, нерешительным и даже печальным. «На Вертера не похож, больше похож на Пьеро из „Золотого ключика“», – подумал журналист.

– Был бы рад услужить вам, сударь, – игриво откликнулся он, – но, боюсь, смогу дать вам не все справки…

По лицу Пьеро пробежало едва скрываемое разочарование. Но желание оставаться любезным взяло верх.

– Мне бы только узнать – приехал ли один человек… Это ведь не запрещено?

– В общем-то, сведений о постояльцах мы не даём, – с напускной строгостью ответил Коренев. – Таковы правила в отелях класса «люкс»…

Увидев растерянность на лице вошедшего, он перестал ломать комедию и спокойно объяснил, что служащих ресепшна нет на месте, но они скоро появятся, если не фантомы. Про список постояльцев говорить не стал. В лице незнакомца было что-то трогательное, но бог его знает – что за фрукт?.. Парень стал бормотать какие-то извинения, не переставая смущённо улыбаться. Коренев протянул ему руку и представился. Но Валерий, как тот назвался (кажется, Локотов… или Локтев), выглядел растерянно, словно приклеился к полу и онемел, не отрывая глаз от входных дверей, так что журналист предпочёл ретироваться в гостиную, где он сразу же наткнулся на спортсмена и задержал его правой рукой. Тот резко перехватил его руку, дав почувствовать упругость своих мускулов, но, поскольку он при этом широко улыбался, Коренев понял, что реслинг ему не грозит и меряться силами прямо здесь в проходе им не придётся.

– Что ж вы, сэр, сразу не могли сказать, что вы… ты журналист? – с ироничной улыбкой сказал Атлет. – Читал, читал твои репортажи в инете. Неплохо строчишь. По делу. Имя я запомнил. Но журнал ваш мне на глаза не попадался.

Это была сущая правда – несколько репортажей Коренева на спортивную тему с его фотографией проскочили в интернет и собрали неплохой отклик. Какие точно – он не помнил. Вернее, помнил те, что привели к конфликту с весьма известными и уважаемыми в спорте людьми. Они послали опровержение, завязалась нервная переписка. Желание трогать спорт и размещаться в интернете, «этой помойке», у Димы надолго пропало. Он перешёл на общие темы культурных событий, и ему хватало похвал в региональной печатной прессе. А то ненароком ещё подкараулят где-нибудь за углом. В наши-то лихие времена.

Стена первоначального недоверия рухнула. Молодые люди опять уселись на диван возле бара, заказали кофе с коньяком и пустились в беспорядочный непринуждённый разговор обо всем и ни о чём, призванный прояснить возможные точки соприкосновения и общие интересы. Москвич Лёва Ружев скороговоркой сообщил, что в свои 29 лет занимается пятиборьем, но больше всего любит плавание и одновременно готовится к защите степени магистра в Высшей школе экономики, хотя ещё не решил, кем стать: профессиональным спортсменом (короток век, если не член национальной сборной), бизнесменом или менеджером (смотря, как пойдёт). В пятиборье лучших результатов добился, кроме плаванья, ещё в стрельбе и фехтовании, а бег и конкур получаются не очень. Слаба дыхалка и ОФП (общая физическая подготовка), несмотря на накаченные мускулы. А к лошадям он подход пока не нашёл. Надо бы больше тренироваться, для чего и приехал в Сочи на сборы с командой. Он прожужжал Диме все уши именами великих спортсменов, результатами чемпионатов и мировыми рекордами, не догадываясь, что спорт для Коренева был сферой наименьшего интереса, в отличие от событий в мире культуры и личных историй знаменитых людей. Казалось, что разговорчивый Лев решил полностью подавить собеседника спортивной информацией, без которой, видимо, считал жизнь журналиста лишённой смысла.

Коренев вежливо внимал, прихлёбывая кофе с коньяком, понимающе кивал, стараясь не показать, что вся эта «информация» ему до лампочки. Просто ему было приятно болтать с новым знакомым. Сошлись на том, что терпеть не могут убогую отечественную попсу и поющие трусы, любят джаз, песни Олега Митяева и вообще бардов, хотя сегодня это «не в тренде». Стараясь подыграть собеседнику, Коренев заговорил и о рок-музыке, к которой относился прохладно, на что Лев, подняв для важности палец, заявил, что джаз – явление универсальное, великая музыкальная культура, а рок – явление чисто англосаксонское, а посему «российский» рок всего лишь повтор, подражание, плохая копия западного рока, не в традициях русской культуры, как бы родные рокеры не старались. Американцы ведь не поют русские частушки, не играют на балалайке, у них есть своё кантри и свой рок, свой музыкальный строй; на фига это перенимать, всё равно так не получится, как у америкосов или бритов. С этим Коренев не стал бы спорить.

С музыки, естественно, перешли на тему отношений с «прекрасным полом». Она оказалась предметом «общего интереса» у двух гормонально полноценных особей мужского пола: как привлекать девушек, завоёвывать их и как с ними обходиться, чтобы избежать осложнений и головной боли. Тема оказалась неисчерпаемой, и у них было чем поделиться на это счёт. Лев сообщил, что обожает рассматривать девушек на пляже и всегда готов броситься на помощь, если какая-то их них станет тонуть. Несколько раз ему уже доводилось спасать тонущих красавиц – и продолжение знакомства никогда не разочаровывало. Одна незадача – чаще тонут пожилые женщины и страшные девушки. Кореневу, однако, надоело слушать эти «охотничьи байки», и он как бы невзначай быстро спросил:

– Ты в каком номере здесь живёшь?

Ответ последовал после короткой заминки:

– Да не здесь я, конечно, живу, откуда у наших такие бабки. Дали номер в пансионате «Спартанец» по соседству. Это я тебе у бара так сказал, для понта. Просто потусоваться сюда прихожу, окунуться, так сказать, в атмосферу роскоши и гламура. А может, и склеить какую-нибудь очаровательную тёлочку. Вон, например, принцессу в таком роде. Зацени. Просто атас!

Он кивнул на входную дверь в гостиную, откуда в свободной блузке и коротких облегающих брючках появилась элегантная молодая женщина, редкой полноценной и величественной красоты, сразу бросающейся в глаза: высокий лоб, строгий и внимательный взгляд огромных глаз, чувственный, не испорченный скальпелем рот, безукоризненная, прижаренная солнцем шелковистая кожа, ладная и ухоженная фигура, как у модели, спортивная лёгкость движений, без всякой претензии на светскость и неприступность. Чуть неправильный овал лица с доброжелательной мягкой улыбкой, застывшей на губах, делал её окончательно женственной, неотразимой и желанной. Не говоря уже о стройных ногах, словно нарочно скроенных так, чтобы поразить мужское воображение. А поскольку Коренев втайне считал себя психологом, то, конечно же, не удержался от своей привычки и решил: «Ну просто богиня охоты Диана какая-то. Не хватает только лука или арбалета. Идёт – как по волнам, а не по ковролину гостиной, пусть и дорогому».

Богиня подошла к бару, заказала две чашки кофе, осторожно донесла их до маленького столика на другом конце гостиной, поставила и присела рядом в кресло, глядя на дверь, из которой уже выходил мужчина неопределённого возраста: по всей видимости – её кавалер. Двум молодым орлам он сразу не понравился из-за того, что сразу стал виться ужом вокруг красавицы, стараясь продемонстрировать свои как бы изысканные манеры и тонкое обхождение с помощью неестественно плавных и томных жестов, казалось, заранее заученных перед зеркалом. Кроме того, мужчина был ростом ниже своей дамы; когда присел рядом, весь его вид вызывал снисходительное мужское сочувствие вперемешку с ревнивой завистью самцов «вот бы нам на его месте…» Кавалер не вышел и лицом: слишком крупный нос, оттопыренные уши, острозубый, как у волка, рот от уха до уха, нелепые, длинные, спадающие на глаза волосы цвета соль-перец, тщательно, до синевы выбритые щеки (а не трёхдневная щетина, как у молодых людей, следующих моде). Но самым отталкивающим был застывший, пристальный, как у медиума, взгляд тёмных, глубоко посаженных глаз – пронизывающий, гипнотизирующий, с жутинкой. Короче, неприятный тип, не сговариваясь, решили оба.

– Так это же и есть Аглая Политова, ведущая передачи «Музыка души» на НТВ, – вдруг шёпотом произнёс журналист, наконец узнав красивое лицо женщины, растиражированное модными журналами и блогами. – Все торчат от её бесед со звёздами классической музыки. Звезда прайм-тайма. Рейтинг зашкаливает. Элегантная, тонкая. Умница. Мечта поэта. А какая стать – и впрямь богиня.

Прозвище Диана показалось ему удачным.

– Не правда ли похожа на богиню охоты Диану? – поделился он своей находкой с приятелем, решив блеснуть эрудицией. – По-любому богиня, ведь Аглая – дочь Зевса и Эвриномы, а Диана – дочь Юпитера и Латоны… Если слышал…

Спортсмен наморщил лоб, будто что-то вспоминая:

– Точно, вспомнил слова поэта про неё: «Дианы грудь»… и ещё чё-то.

Он коротко заржал и, перейдя на шёпот, спросил:

– А что это за хмырь при ней, не знаешь? Неужели хахаль? Или просто так – спонсор?

Коренев, большой спец по отечественному телевидению, напряг свою фотографическую память и сразу вспомнил.

– Если не ошибаюсь, это Аркадий Богун, известный предприниматель, владелец модной сети ресторанов «Только здесь», продюсер нескольких телепрограмм по искусству, меценат. Крутится на ТВ. Любитель и спонсор ряда известных деловых женщин, разумеется, не страшилищ. С ними и светится… в свете.

– Берёт он их, конечно, капустой, ну не душевной же и уж точно не физической красотой, – Льва аж передёрнуло. – Неужели за деньги можно всё?

– Ему ещё нет сорока, он в отличной форме. На вилле у него, как показывали по телику, зал фитнесса, бассейн, тренеры по боевым искусствам, рысаки, породистые собаки и прочая фигня. Этот он в пиджаке выглядит как рохля, а вообще-то – он яхтсмен и вроде боевыми искусствами занимается. И, возможно, даже неплох в искусстве любви. Да, бабла у него немало, но одно другому не мешает. А может, даже дополняет. А Аглаю ты разве никогда не видел по ящику?

– Да не смотрю я такие передачи, потеря времени, сидят, треплются друг с другом, рисуются, ну и в чём кайф? Я спорт смотрю или боевики, жесть какую-нибудь, чтоб не оторваться от текущей жизни. Хотя такую кралю стоило бы посмотреть и послушать…

– Ты не пожалел бы. Классно ведёт, всегда интересно. Думаю, не её ли поджидал тот парнишка, что утром заявился в отель… Как его там… Валерий Локотов?

Дмитрий быстро изложил суть утреннего визита на ресепшн молодого незнакомца и получил категорический ответ.

– Не думаю. Ты сказал с виду паренёк был неказистый, робкий, а она вон – звезда ТВ. Ему такая не по зубам. Вот спонсору в самый раз. А может, они здесь и случайно встретились. Знакомы по тусовкам – и он мылится.

– Вряд ли, – сморщился Коренев, перебирая в голове увиденный список номеров с именами постояльцев.

Вспомнил не всех и, внезапно почувствовав прилив усталости от второго дня «отдыха», распрощался с собеседником. Да и время обеда подошло, а делить с кем-то его не очень хотелось. Ему показалось, что Атлет только этого и ждал.

В ресторане на первом этаже Дмитрий нашёл укромное местечко в дальнем углу, но не в поисках уединения, а потому, что рассмотрел там «человека дождя», парня по имени Валерий, который утром искал кого-то в холле отеля. Тот сидел за столом, повернувшись лицом к входной двери, словно ждал или караулил кого-то. Коренев решил расположиться рядом с ним ещё и потому, что через два стола от них разместились теледива и её мрачный спутник. Трудно сказать, обрадовался ли Валерий, увидев журналиста, или смутился. В его улыбке было что-то искусственное, но плавным жестом руки он пригласил Коренева присесть; предугадывая вопрос, он сообщил, что работает в крупной и успешной страховой компании «Стрейт» в Москве, и вот решил на недельку выбраться на море в счёт накопившихся переработанных часов: шеф у него классный профи, хотя слишком строг и не всегда справедлив. Дальше беседа не шибко развивалась, потому что стали разносить блюда, указанные в обеденном меню на этот день. Выглядело всё аппетитно – и голод дал себя знать обоим. Дмитрий уловил неохоту собеседника заниматься беседой и желание сосредоточиться на своей роли караульного или дозорного. Явно кого-то высматривал. Кореневу и самому не очень интересно было вести очередную банальную беседу, так как ему больше хотелось подслушать разговор мужчины и женщины, сидящих через два столика. Для чего нужно было превратить свои уши в локаторы и здорово напрячься.

Боже, какую же чушь ему удалось расслышать, хоть и с большим трудом. Спонсор занудно сетовал на погоду, на дождь, который шёл с утра, на серое небо. Аглая же вяло соглашалась, однозначно повторяя «да» и «жаль». Сомнений не было – особо нежных чувств и даже большого интереса к собеседнику она не испытывала. Тот либо был болваном, если не понимал этого, или изображал такового, преследуя определённую цель. В какой-то момент Коренев осторожно, как бы случайно, повернул голову, их взгляды с телеведущей встретились, от чего он испытал некоторую неловкость и почувствовал, как кровь прилила к его щекам. Волнение удалось скрыть за фигурой официантки, принёсшей ароматно пахнущий суп и подобострастно склонившейся над столом. Видимо, с подачи директора, персонал ресторана проникся к скромному журналисту большим почтением. Пьеро вполоборота наблюдал за церемонией с насмешливой обезоруживающей улыбкой мальчишки, но взгляда от входной двери не отрывал и почти не притронулся к еде. Кого же он всё-таки караулил?

Обед был по-домашнему вкусным и сытным, особенно куриные котлетки с жареной картошкой. Такие здорово умела готовить мама Димы. Встав из-за стола, он не сразу вышел из зала, нарочито медленно побрёл к выходу, искоса наблюдая за теледивой и её спонсором. Тот, нацепив очки, пристально изучал счёт, то есть, видимо, они с Аглаей снимали отель без питания, предпочитая выбирать еду по меню. На ум сразу пришла пошлая фраза: «Кто её ест, тот её и танцует». Разочарование и неприязнь к Меценату усилились, когда Коренев увидел, как тот по-барски небрежно кидает официанту кредитную карточку. «Наверняка платиновую, – невольно подумал он и сам себя одёрнул, мол, завидовать нехорошо. Губы невольно сложились в презрительную трубочку. Музыковед заметила эту гримасу и наклонила голову, подавляя улыбку. То есть на него обратили внимание. Журналист с благодарностью принял улыбку Дианы в подарок, повернулся к ней спиной и бодро направился к выходу, стараясь не улыбаться во весь рот.

Уже выходя, он заметил в ресторане ещё одно уже знакомое лицо, похожее на маску, – немолодой молчаливый господин из гостиной. Веригин, что ли. Коренев уже придумал ему прозвище Гарпократ, бог молчания у древних греков. По увиденному на ресепшне паспорту вспомнились имя и сложное отчество – Веригин Глеб Аристархович, финансист, 53 года. На сей раз его глаза были широко открыты и излучали непонятный свет – тревоги, азарта или восторга? Взгляд финансиста неотрывно сопровождал красавицу-музыковеда, тоже двинувшуюся к выходу, и буквально впитывал каждый её шаг. Заметив взгляд журналиста, Веригин опустил глаза, довольно наигранно изобразив на лице апатию и безразличие к происходящему. Поднявшись к себе в номер, Коренев снова, как подкошенный, повалился на кровать и моментально забылся тяжёлым сном. Снилось что-то мерзкое: какие-то жуки, ящерицы, склизкая трава, грязные лужи и густой лес, сквозь который он с трудом продирался, причём не один. Кто-то тянул его сзади за руку…

Послеобеденный сон, именуемый сиестой, был глубоким, но непродолжительным. Когда Дмитрий снова спустился в гостиную, чтобы выпить кофе, то опять застал там Веригина в кресле с полузакрытыми глазами. Если тот спал, то, судя по лицу, ему тоже снилось что-то неприятное. Гримасы спящего менялись – от крайнего испуга до блаженства. Впрочем, оказалось, что финансист не спал, а дремал – его пальцы незаметно выстукивали на подлокотнике какой-то ритм, возможно, сопровождавший смену эмоций на его лице или ход мыслей. В другом углу гостиной на диванчике восседал и Пьеро со своей словно приклеенной улыбкой блаженного юноши. Рядом с ним пристроился Атлет, который что-то возбуждённо вещал, помогая себе движениями рук по-итальянски. «Небось сыплет про свои спортивные подвиги, не исключено, что его задело моё равнодушие к этой теме. Надо бы исправить», – подумал Коренев.

– Эй, папарацци, – нарочито небрежно окликнул журналиста Ружев. – Присоединяйся, поведай нам что-нибудь интересненькое из вашей необычной жизни.

«Это уже сарказм, значит, обиделся», – заключил Дмитрий. Без особого желания он приземлился на пуфик возле диванчика и сразу отметил, что Лёва выглядит настоящим франтом: теперь на нём были тонкие сандалии, белые джинсы и салатовая тенниска с крокодилом, выгодно подчёркивавшая его бицепсы. Но про себя Коренев ехидно решил, что это вряд ли повысило IQ спортсмена. Парень нёс какую-то пургу про свои отношения в команде, «с этими дебилами», и с девушками, «этими лахудрами», буквально сходившими от него с ума. При этом он то повышал голос, то презрительно играл губами, не забывая вставлять словечки, прерываемые на телевидении характерным запрещающим сигналом. Казалось, что, сменив наряд, спортсмен решил показать высокосветский стиль беседы на сложные житейские темы, чтобы утереть нос этому журналюге. Но, конечно, соблюдая приличия.

– Наша жизнь нам не принадлежит, – провозгласил Атлет, – кто-то невидимый, но вездесущий и властный держит в своих руках ниточки к нашим жизням и дёргает их по своему усмотрению. Этот невидимка всё про нас знает, следит за нами и не прощает ничего. Разве не так?

В этом месте Валерий потупился и стал смотреть исподлобья, то ли принял сказанное на веру и испугался, то ли просто подыгрывал оратору. Коренева вообще всегда мутило от деланной высокопарности, и он с трудом скрывал улыбку.

– Не все осознают могущество невидимки, – продолжал философ, – силу его рук, дёргающих за нитки. Вот, к примеру, Аглаин спутник – за какие ниточки дёргает? Почему такая конфетка тусуется с этим уродом? Только за башли? На невидимку он, конечно, не похож, но на чёрта точно. Типичное производное доктора Франкенштейна. Одни глаза чего стоят. Может, нам заняться этим и выяснить, за что и как он дёргает? А что, если мы втроём за дамой немного приударим? Нас ведь тоже не на помойке нашли – журналист, спортсмен, страховщик. Атос, Портос и Арамис – один за всех, все за одного. Крутые пацаны… красавцы… хоть и без платиновых кредиток. Зато возраст более выигрышный… в известном смысле. По-моему, ей это должно понравиться.

Коренев, пожав плечами, изобразил согласие: будет чем заняться на досуге, отчего не порисоваться перед теледивой. Но Валерий совсем сник, пробормотал извинения и слинял. Может, даже кстати, так как на лестнице началось какое-то движение. Теледива грациозно спускалась одна, держа в руке зонтик. Похоже, собралась прогуляться под дождём. Дима и Лев опередили её и на самом выходе преградили дорогу, учтиво улыбаясь. Посетовали на погоду, выразили удивление и сожаление, что такая известная особа намерена покинуть уютную гостиную, а не остаться в компании двух приличных и начитанных ребят для содержательной беседы о том и о сём. Аглая дружелюбно улыбнулась в ответ, оценила иронию молодых шевалье и их искренний порыв познакомиться (почему бы нет?) и, стараясь попасть в их иронический тон, игриво ответила, что о том и о сём она рада будет поболтать с симпатичными, судя по всему, решительными ребятами, но не в гостиной, а на террасе.

– Там больше воздуха, хочется подышать, а дождь туда не залетает, – уже без кривляния пояснила она.

На террасе, откуда открывался потрясный вид на море, слегка подпорченный дождём, они разместились вокруг низкого столика на деревянных жестковатых креслах. Тотчас же на террасу выскочил официант и принял заказ – кофе и коньяк для мужчин, мартини со льдом и лимоном для дамы. Неутомимый шармёр Лёва сразу включил шестую скорость, затараторил и понёсся, по своей методе, покорять охотницу Диану рассказом о своих достижениях в спорте и в общественной жизни. Кореневу оставалось только внимать, созерцать молодую женщину, глупо улыбаться и лишь изредка, дабы напомнить о своём присутствии, вставлять комплименты в адрес своего «потрясающего друга», заговорщицки при этом ему подмигивая. От бахвальства, наглости и прямоты пятиборца его корёжило, но приходилось держать марку учтивой беседы, чтобы не спугнуть телеведущую. Но та, казалось, на полном серьёзе слушала Лёвушкин трёп. «Неужели она дура, несмотря на внешность и телепередачу», – с ужасом подумал Дмитрий. Но сразу догадался: «Просто вежливая, воспитанная, не хабалка, добросердечная, уверенная в себе, владеющая собой. Шикарная женщина, необыкновенно красивая и желанная, смотреть на неё можно бесконечно». Судя по обилию эпитетов, закрутившихся в голове, журналист почувствовал, что втюрился как последний пацан. И, как бывало в ранней юности, испытал парализующее оцепенение от робости перед объектом своей нежданной влюблённости. Так случалось всегда: чем больше ему нравилась девушка, тем больше обуревала застенчивость. Именно это отличало его от напористого Атлета, который лез напролом. «Вряд ли такая женщина клюнет на бицепсы», – в самоутешение подумал журналист.

Его мучительные размышления прервало появление Аркадия Богуна, предпринимателя, спонсора и законного спутника телеведущей. Надо ли объяснять, почему густые брови медиума поползли вверх, а глаза бешено сверкнули при виде двух явных ухажёров рядом со своей подругой. Разумеется, не от удивления, а ещё меньше – от расположения к незнакомцам. Однако, соблюдая приличия, собаковед и яхтсмен, как джентльмен, подавил свой гнев, рывком придвинув соседнее кресло, присел к троице и вполне любезно предложил всем выпить. Молодые люди не отказались от виски. Аглая попросила повторить мартини.

– Принесите всю бутылку, – шикарно и веско потребовал бизнесмен. – …Односолодового, лучшего… Немножко льда и орешков… Мы тут покалякаем… и разберёмся – ху есть кто…

Разговор невольно перешёл со спорта на телевидение. И здесь на первые роли вышел журналист: ТВ было его коньком, и он чувствовал, что в этом он может дать фору противному спутнику Аглаи и нахальноватому спортсмену. Так и случилось. Прошлись по всем последним кровавым сериалам, нудным и тревожным новостям, неубедительным заключениям политологов, убогим ток-шоу и кошмарным концертам одних и тех же королей попсы. Но, похоже, Богун, продюсер и меценат, как ни странно, был не совсем в теме ТВ, потому что реагировал слабо на шутки и подначки журналиста и не владел фактологией. Возможно, кроме своих денег и тела телеведущей, его ничего больше не интересовало. В конце концов беседа вернулась к спорту, когда совсем невпопад предприниматель сообщил, что больше всего на свете он любит воду, обожает плавать, гонять на катере или ходить под парусом и погружаться с аквалангом. Особенно на далёких морях, где под водой можно увидеть массу красивых рыб. Плавно перешли на рыб – кто какие видел и ловил. Спонсор и здесь вырвался вперёд, рассказав, как с баркаса ловил на гарпун огромных тунцов в Индийском океане, между Маврикием и Мадагаскаром. Тему собаководства Коренев решил не затрагивать, так как был в ней, как говорится, ни в зуб ногой. Прекрасная Аглая почти не участвовала в беседе, внимала, сохраняя на лице загадочную улыбку Джоконды или реально дочери богов.

Под односолодовый виски беседа всё так же развивалась бы в никуда, если бы не прозвучавший рядом хриплый голос:

– Вам бы всё экзотику подавай, дальние края, тропические острова, тёплые моря… А сколько классной рыбалки в России… куда ни кинь… Только пожелай…

Замечание исходило от финансиста, который оказался совсем рядом и, бросив колючую фразу, снова уткнулся в свой журнал. Воспользовавшись паузой, Коренев извинился, направился в сторону туалета, но у дверей сделал вираж и выскочил с террасы прямо под дождь. Через минуту его нагнал Лев.

– Слабо выступает Спонсор. По-моему, я его уделал по спорту. Надоело соревноваться в глупости и бахвальстве.

Журналиста разбирал смех. Он и Лёву-то не считал вершиной остроумия и скромности. Соревновались два жеребца в расчёте впечатлить даму. Её молчание было признаком вежливого сочувствия обоим. А поскольку его интересовала только прекрасная Диана – Коренев вернулся на террасу. Спонсор испарился. Похоже, беседа с финансистом у него не завязалась. Телеведущая перешла в зимний сад и там села к окну, укрывшись за пышными растениями. Валерий, всё с той же глупой улыбкой, сидел на своём наблюдательном пункте, не выпуская из рук смартфон. А Веригин, перейдя в гостиную, казалось, опять погрузился в нирвану, откинувшись в кресле с полузакрытыми глазами. А может, хватил больше, чем нужно, вискаря, щедро предложенного Спонсором. Но, приглядевшись, Коренев заметил, что финансист вовсе не спит, а, скосив полуприкрытые глаза, рассматривает теледиву сквозь зелёные растения. Не оставалось ничего другого, как пристроиться к Валере в соседнее кресло и тоже открыть смартфон. Пробежав новости, Коренев поднял глаза на Пьеро в тот момент, когда тот напряжённо уставился на входную дверь, которую в этот момент открывал портье.

Вошедшим оказался мужчина лет пятидесяти, среднего роста, сухопарый, подтянутый, с аскетическим лицом, но яркими очами неопределённого цвета – зелёными или серыми, издалека не разобрать. В глаза бросалась его модная молодёжная стрижка: нулёвка по бокам и ёжик седых волос на макушке, огибающий залысины. Одет он был подчёркнуто щеголевато – светло-серые фланелевые брюки, летний клубный пиджак в полоску с двумя шлицами, голубая рубашка с воротником на пуговичках и вышивкой какого-то бренда на левой груди. Войдя, он прежде сложил зонтик-трость, а потом только огляделся. Но, видимо, это всё же был не тот человек, которого поджидал Валерий, судя по разочарованию на его печальном лице. Коренев решил, что ему даже больше подойдёт прозвище Ялем, бог плача у древних греков.

Минут через двадцать вновь прибывший спустился в гостиную уже без пиджака. Первым делом он рванул к бару, заказал «Кровавую Мэри» и, не отходя от стойки, осушил бокал большими глотками, как будто его мучила жажда, и сразу заказал вторую порцию. Удивляла непринуждённость и уверенность его поведения, как будто он был завсегдатаем или постоянным клиентом этого элитного отеля. Заметив молодых людей, он направился прямиком к ним, дружелюбно улыбаясь, и, присев рядом на краешек кресла, представился:

– Магута, Эдуард Георгиевич, преподаю географию в Уральском университете.

«Не москвич, хотя в таком отеле их должно было бы быть большинство», – рассеянно подумал Коренев и, сам дитя провинции, испытал невольную солидарность с прибывшим, которого сразу прозвал Профессором.

– Простите за навязчивость, – продолжил Профессор, – но я решил прервать своё унылое одиночество в этом замечательном месте. Рыбалка, охота и путешествия – мои главные увлечения, но есть и масса других… например, хорошее вино и общество элегантных и красивых дам. Так что простите великодушно мне и эту возрастную слабость, молодые люди…

Географ оказался на редкость разговорчивым, и через полчаса парни узнали о нём больше, чем друг о друге за день знакомства. Родился, жил и окончил литфак в Питере, но хорошую работу нашёл в Перми, где и осел. Правда, был перерыв – два года, будучи по образованию географом, по программе обмена преподавателями, учил студентов русскому языку в Сорбонне, в Париже. Полюбил Францию, но остаться насовсем не захотел – не может жить без России, она его «будоражит». Да и кому там, в Европе, русские преподаватели нужны, своих полно. Высоцкий был прав: «Ах, Ваня, Ваня, мы с тобой в Париже нужны, как в русской бане лыжи».

– Кстати, лыжи – тоже мой любимый спорт, – сообщил Профессор. – Равнинные или горные. Горы горами, но дорогое удовольствие. Поэтому больше всего люблю ходить на лыжах по зимнему русскому лесу. В Париже мы, русские, скучали по снегу. А ещё обожаю плавание. Холодной воды не боюсь, хотя моржом не стал. А вот из русской баньки в снег бросаться всем советую. Тонизирует, омолаживает и помогает держать мужскую форму. А это важно, ох как важно, ребята. Впрочем, что это я, вам это без надобности. Вижу, вы и так в форме.

А я вот в преддверии старости развёлся и увлёкся охотой на красивых женщин.

Коренев и Ружев понимающе и заговорщицки засмеялись. Валерий сидел с отсутствующим кислым видом.

– Ну и как здесь обстоят дела с барышнями, – в том же игривом тоне поинтересовался географ. – Приметили кого-нибудь или уже подстрелили? Не скрою, есть у меня ещё грех… страсть как люблю поохотиться на молодых косуль… Считайте меня неисправимым ухажёром…

Теперь уже засмеялись все трое. У Коренева для веселья была особая причина. Он видел перед собой уже немолодого, хотя ещё крепкого мужика, – если Профессора можно назвать мужиком, – который хорохорится со своим ёжиком оставшихся волос и явно самоутверждается в сфере, далёкой от географии. Эдакий русский плейбой, у которого есть ещё, как говорится, порох в пороховницах, а возможно – и деньги в деньговницах, но который, видимо, не преодолел свои комплексы по мужской части. От журналиста не укрылось, что Профессор развернул шею до предела в сторону прекрасной Аглаи и, как они сами, положил на неё глаз, продолжая непринуждённо нести всякую чепуху о своих «охотничьих буднях». Похоже, он обнаружил жемчужину в раковине, приготовился к погоне за ней, но старался изображать безразличие. И это откровенное вожделение немолодого преподавателя географии с молодёжной стрижкой почему-то смешило Коренева.

В этот момент Валерий тихонечко толкнул его в бок, и он увидел нового гостя, входившего в отель. Личность его сразу было трудно определить, так как пришелец был с ног до головы закутан в плащ-дождевик с капюшоном. И как только он откинул капюшон – Пьеро застыл, как заворожённый, напрягся как струна: видимо, это был именно тот, кого он всё время напряжённо караулил. Узнал гостя и Коренев.

– Неужто Антоша Неринг пожаловал самолично? – шепнул он Атлету.

Об Антоне Неринге, молодом, но уже известном шоумене, желанном госте всех московских тусовок и, по слухам, завидном женихе, Коренев постоянно читал сообщения в инете и жёлтой прессе, но, находясь вдали от бурной столичной жизни, конечно, нигде и никогда не мог с ним пересекаться. Зато Лев Ружев, тоже, как выяснилось, участник столичных тусовок, несколько раз встречался с баловнем богемы и бывал на его представлениях в «Геликон-опере». Сказал, что там Неринг был и трагиком, и комиком, и мимом. Юморил, декламировал декадентские стихи, пел и плакал от горя, заставляя зал содрогаться от сочувствия.

– Короче, театр одного актёра, очень клёво, – заключил Атлет; поэтому первым встрепенулся, ринулся в раздевалку, куда скрылся пришелец, и через минуту вернулся вместе с ним.

Артист охотно присоединился к компании и с улыбкой принял бокал виски из рук услужливого спортсмена. Высокий, стройный, с открытым тонким лицом, явно харизматичный, он как-то сразу вызвал устойчивую симпатию и абсолютно не рисовался. Его бесформенная богемная одежда не могла скрыть его ладную фигуру и физическую силу, необычную для служителя муз. Держался он совсем не как звезда, даже немного стеснительно, но через пару минут завладел всеобщим вниманием. Когда он наконец снял тёмные очки, Коренев, встретившись с ним взглядом, сразу почувствовал неодолимую притягательную силу его личности. В больших синих глазах угадывалась необоримая страсть пылкого любовника, горячий нрав бретёра и калейдоскоп самых сложных чувств мятущегося артиста – от мальчишеского лукавства до скрытой печали. «Не хотел бы иметь такого соперника», – подумал Дмитрий, невольно взглянув в угол, где сидела недосягаемая Аглая Политова. Та была уже не одна. Чуть склонившись к её коленям, Спонсор опять что-то ей бубнил, а она, рассеянно слушая его, то и дело поглядывала в сторону мужской компании с участием Неринга… Ничего не поделаешь – богини выбирают лучших. «В общем, компашка подобралась на славу», – заключил журналист, с нетерпением думая, как всё это отобразить в своём дневнике.

За низким овальным столиком посреди гостиной их теперь было пятеро, но шум они производили за десятерых. Географ любую фразу мог превратить в каламбур или в тему для серьёзного разговора с выходом на литературу. Много ездил по миру и рассказывал о поездках не хуже путешественника Крылова по телику. Неринг, которого журналист сразу прозвал Дионисом, не уступал Профессору в эрудиции: рассуждал о трендах в российском искусстве, пересказывал сплетни, травил тонкие, не похабные анекдоты. И тем самым спасал престиж молодёжной части компании, потому что Коренев как-то стушевался (провинциальный журналист), спортсмен мог говорить только о спорте и девушках, а романтик Пьеро просто слушал других с открытым ртом и своей застывшей на бледном лице блаженной улыбкой. Потом все плавно перешли в зал ресторана.

Совместный ужин проходил под руководством Профессора, разбиравшегося, как оказалось, и в кавказских блюдах. Проверяя качество каждого, он попутно рассказывал о тонкостях французской высокой кухни, что никак не портило аппетита сотрапезников. Кухня Зураба была тоже на высоте. Молодёжь сосредоточилась на поглощении нескончаемой череды блюд и бурно их восхваляла – от ароматных пхали, горячих хачапури, жареного сулугуни, зелёного лобио, душистого сациви и острого аджабсандали до пикантных хинкали и нежнейшего люля-кебаба из барашка; запивали всё это благолепие отличным «Кварели» вперемежку с холодным «Боржоми». Профессор трещал без умолку, мясного ел мало, но нажимал на сыр и вино. По ходу трапезы все соревновались в тостах и громко смеялись любой шутке, избегая скабрёзных, то есть люди собрались приличные. В общем, настоящий грузинский стол. Похоже, никто не задумывался от том, что счёт может оказаться многим не по карману, хотя как раз некоторым молодым участникам гулянья следовало бы об этом помнить.

Чтобы проверить подозрения, Коренев заказал пару бутылок «Шато Мухрани», чем осчастливил официанта. При виде элитного вина молодая троица напряглась. Но журналист снял напряжение, объявив, что всех угощает и предлагает выпить за знакомство и приятное общение. Тогда Профессор тоже пошептался с официантом – и через пару минут директор Зураб самолично явился с бутылкой коллекционного грузинского коньяка, которую он церемонно водрузил на стол. В этом месте уже напрягся Спонсор и тоже зашептался с официантом, после чего на столе появился французский ликёр «Гран Марнье».

– Для дам-с, – с поклоном объявил предприниматель, глядя на телеведущую.

«Не упиться бы», промелькнуло в голове у Коренева.

Обилие спиртного окончательно развязало всем языки. При этом все рассказчики мужского пола, как один, интересничали, явно отыгрывали на Аглаю, у которой рдели щёки от коньяка и ликёра. Антон Неринг сообщил, например, что артистом он стал вопреки воле родителей, те хотели видеть его врачом. Но он понял, что медицина – не его призвание, упёрся и поступил сначала в Строгановку, чтобы учиться на художника. Родители не на шутку рассердились, поэтому он покинул отчий дом в Киеве, уехал в Москву и поселился там с друзьями в студии у одного «великого» архитектора по соседству с театральным училищем им. Щепкина на Арбате. На нём и подрабатывал рисунками для туристов, а потом вдруг решил подать документы в Щепку – и был принят. А когда закончил, распределения не предложили, начинал в каком-то экспериментальном театре на проспекте Вернадского, жил у друзей, где придётся, но пить, как все артисты, не начал, да и денег на выпивку не было. Жизнь богемы его не очень устраивала, пробиваться было трудно, кочевал из театра в театр, а потом придумал свою оригинальную программу, подписал контракт с каким-то шальным импресарио и вытянул лотерейный билетик – объездил всю России, нарубил капусты и теперь вроде всё получилось: «его заметили».

Но надо много работать, придумывать, завоёвывать новые позиции. В пылу разговора Неринг признался, что, выбрав театр по зову души, он рад, что стал артистом, а не художником.

Атлет поведал о трудностях сочетания учёбы в финансовом вузе и спорта, сказал, что не решил ещё с выбором профессии, наверное, финансы надёжнее, но скучное дело – зарабатывать, считать и снова считать. Смекнув в какой-то момент, что на фоне сочных историй географа и шоумена его повествование выглядит не очень ярко, сник и умолк, притворившись, что перебрал спиртного.

Безразличный к выпивке и до этого молчаливый Валерий тоже не очень внятно попытался рассказать о своём счастливом детстве в доме богатой тёти (родители работали за границей, в торгпредствах) и о развесёлой студенческой жизни в промучилище, где он учился на компьютерщика, а потом в институте, где учился на экономиста, а стал страховщиком. «Прозаично, но зато надёжный хлеб, все в наше время что-то страхуют», – объяснил он. Правда, его рассказ звучал не очень убедительно, было похоже, что и весёлые страницы своей жизни он придумал, чтобы произвести впечатление. Во всяком случае его слегка монотонный голос и печальное лицо Пьеро контрастировали с содержанием рассказа, а глаза продолжали коситься в сторону входа в отель.

Приподнято ровно держался только Профессор. Несколько раз он махал рукой, приглашая за мужской стол «представителей элиты», как между собой они определили Аглаю и её спутника, сидевших в другом конце гостиной и, казалось, удручённых этим обстоятельством. В конце концов он поднялся, чтобы подойти к «звёздной» паре, но наткнулся на финансиста. Тот как из-под земли вырос. С минуту они витиевато извинялись друг перед другом, и Профессор пригласил Веригина за свой стол. Глеб Аристархович поиграл губами, как бы размышляя, но приглашение не принял и проследовал к выходу.

– Где-то я раньше видел этого дяденьку, – прошептал Неринг. – Не могу точно вспомнить – где и когда, но точно видел… причём недавно. В инете или на сцене… Некомфортный какой-то… мутный.

На другом конце гостиной географ, похоже, добился благосклонности «элитной» пары, потому что присел рядом с ними, о чём-то увлечённо рассказывая. «Наверное, об очередном путешествии в дальние края», – подумал Коренев. В этот момент из-за стола резко поднялся шоумен.

– Вынужден вас тоже ненадолго покинуть, друзья. Профессор меня опередил.

Оставшиеся недоумённо переглянулись. А Неринг как бы поправил несуществующий галстук и двинул в сторону «благородного» столика, где церемонно склонился к протянутой руке теледивы, изображая поцелуй, и получил в ответ её приветливую улыбку. Получалось, что они были знакомы. Почему же тогда он раньше к ней не подошёл?

– Ну и артист! Чего время тянул? Прикидывался? Конечно же, его и её все знают…

В голосе Валерия прозвучало искреннее осуждение. Коренев и Ружев покивали в знак согласия. Настроение у всех трёх заметно испортилось. Дионис рядом с Дианой – божественная пара, значит, у других шансы нулевые. Забудьте. Журналист первым спохватился: негоже изображать ревность, чай, не калеки! Он поднял бокал и потянулся чокнуться с поникшими друзьями. Но Профессор и Лицедей уже вернулись на место и стали тоже чокаться со всеми. Лицо географа сияло, как медный грош. Он был так возбуждён, что заказал новую бутылку коньяка, хотя ещё не допили первую. Виски шёл лучше. И тогда, покачиваясь для вида, прощаться стал Коренев. Не дождавшись новой бутылки, он покинул сообщество, поднялся к себе в номер, сел за стол, лихорадочно открыл ноутбук и стал подробно записывать в дневник незначительные – на первый взгляд – события прошедшего дня, стараясь ничего не упустить. Почему-то на душе у него скребло без видимой причины, и ему казалось важным поскорее зафиксировать подробности и впечатления первых двух дней отпуска. Шестое чувство подсказывало неординарность даже мелких деталей в поведении новых и случайных знакомых. Заснуть удалось только под утро. Ничего запоминающегося не приснилось.

Четверг встретил журналиста ярким солнцем. Никаких следов дождя и никаких последствий выпитого. Часы показывали ровно восемь – завтрак до 10.00, то есть полно времени, чтобы ещё поваляться и потом принять холодный душ для бодрости. Хотя голова и так была свежа. В процессе валяния в этой свежей голове всплыли и чётко обозначились некоторые подробности воспоминаний о вчерашнем. Зарядкой Коренев пренебрёг, после душа растёрся полотенцем, быстро оделся и спустился в ресторан на завтрак, подталкиваемый вполне определённым желанием… В полдевятого в ресторане ещё никого не оказалось, и он заглянул в гостиную, где нашёл артиста, уткнувшегося в газету.

– Где остальные? Почему не на завтраке? – спросил он его.

– Кого именно, сударь, вы подразумеваете под остальными? – манерно, с ехидцей ответил Неринг. – Мы, скромные жители соседнего пансионата под прозорливым названием «Спартанец», не имеем чести быть постояльцами этого шикарного отеля, только на пансион записались для прохода на элитный пляж. У нас своя программа. Лёвушка и Валерик с утра пораньше отчалили на рынок отовариться фруктами, вернулись минут десять назад и, полагаю, должны явиться на завтрак. Вопрос – во сколько? Вот я их и жду. Другие «остальные» ещё не появлялись.

– Тогда увидимся в ресторане, – бросил Коренев и поспешил в холл, чтобы застать ночного дежурного на ресепшне, ждущего смену.

Мобилизовав всю свою вежливость и дружелюбие, он через десять минут непринуждённого разговора узнал о передвижениях остальных постояльцев. Географ Магута просил не беспокоить его до полудня, господин Веригин спускался очень рано, в половине седьмого, и, кажется, ходил к морю или сидел на террасе, очаровательная телеведущая спустилась в семь, примерно за десять минут до господина Богуна, который предприниматель.

Вернувшись в гостиную, Дмитрий уже не застал там шоумена, но барменша сказала, что тот, кажется, поднялся на второй этаж. В холле тоже никого не оказалось, кроме девушки за стойкой ресепшна, которая показала пальчиком на выход. Выйдя из крутящейся двери наружу под яркое солнце, Коренев нашёл Антона на террасе и поделился с ним добытой информацией. Тот сидел с понурым видом, никак на сообщение не отреагировал и стал рассказывать, что вчерашнее гулянье затянулось, благодаря новой бутылке коньяка, на сей раз французского, и продолжалось почти до рассвета, а Профессор, «в знак уважения» к своим собутыльникам, «разрешил» им за неё заплатить. Представив себе стоимость бутылки коллекционного «Мартеля», Коренев поёжился и порадовался, что покинул «празднество» раньше.

– Не осталось ни гроша в кармане, – пожаловался Антон. – Ну и жучила этот географ, ловко нас выставил, просто-таки кинул молодёжь… плакали наши денежки…

До журналиста только сейчас дошло, почему трое ребят поселились по соседству, в скромном пансионате, а не в элитном отеле, и сложили свои ресурсы. Небось приехали гулять на последние.

– Сочувствую, – неуверенно сказал он в утешение.

– Сами виноваты, с кем соревноваться собрались, – мрачно отреагировал Неринг. – Кроме того, Профессор кривлялся, как клоун, пытался петь и ржал, глядя, как мы через силу допиваем первую бутылку коньяка. До второй так и не дошли, а заплатить пришлось. И она осталась у чёртова географа. Короче, наклюкались, как хрюны, и остались без копейки. А толку… – Артист заставил себя улыбнуться.

Коренев тоже едва сдерживал улыбку. Для него все пьянки должны были заканчиваться именно так – глупо.

Он подавил улыбку, только когда услышал, что в итоге все трое решили сократить срок своего «здорового отдыха на море»: бюджет не позволяет продолжать. В этот момент в гостиной появились и два остальных неудачных гуляки. Но, в отличие от артиста, Атлет и Пьеро (прозвища им явно подходили) были настроены куда бодрее. Они даже посмеялись за компанию вместе с журналистом и стали обсуждать планы на текущий день. Самым правильным было воспользоваться солнечной погодой и пойти на пляж, а не распускать нюни. На том и порешили. А Лев сказал, что покажет замечательное, мало кому известное место для заплыва – укромный заливчик под названием Ближняя лагуна. Все приняли это здравое предложение на ура, кроме Валерия.

Тот вдруг напрягся, как струна, и перенёс взгляд на парадную дверь отеля, у которой бесшумно остановился шикарный лексус. Навстречу машине из дверей выскочил портье, который уже через минуту вытаскивал из багажника и грузил на тележку две тяжёлых и элегантных дорожных сумки. За ним, не торопясь, из правой дверцы вылез солидный мужчина, не старый, но с безукоризненной сединой на висках, одетый с иголочки, несмотря на жару, а с левой стороны машины появился тощий и высокий молодой человек в очках, обвешанный сумками меньшего размера на руках и на плечах. Оба проследовали внутрь здания, даже не повернув головы на террасу с тремя бравыми молодцами. Замыкала кортеж смазливая девица в узком и коротком сарафанчике и изящных сандалиях. Её по-детски свежее личико сияло нежностью и жизнелюбием, а глаза излучали детскую наивность и невинность, хотя, судя по формам, ей было около 20. Да и наряд на ней был самой высокой марки для несовершеннолетней, но девушка этим вовсе не кичилась, держалась естественно и двигалась легко, как по воздуху, позволяя подробно рассмотреть и оценить её упругое ладное молодое тело. Прямо героиня песни Лепса «Ведь ты ж так красива в свои восемнадцать…» Хотелось сразу поднять руки и сдаться. Было отчего открыть рот. Все трое замерли от изумления.

– Девушка хоть куда, чисто Нимфа, – с типично мужским восхищением произнёс спортсмен, а в голове у Коренева мелькнуло: «Да уж, на набоковскую нимфетку Лолиту не тянет, девушка в прыску, прозвище подходит. Хотя лучше было бы назвать её Принцессой… или Музой. Она вдохновит многих».

Когда за приезжими закрылась парадная дверь, троица снялась с места на террасе и, влекомая любопытством, тоже просочилась в холл. Гости, видимо, были важными, так как миновали ресепшн без обычной для регистрации процедур – сдачи паспортов, записи номера кредитных карт – и уже поднимались на второй этаж. Нетрудно было догадаться, что по крайней мере два номера для них были зарезервированы на имя В. Бушманова. Ребята не успели обменяться мнениями о вновь прибывших, как двое уже спускались вниз и через минуту уже сидели в гостиной, как ни в чём не бывало, поджидая официанта с подносом кофе и минералки. Девушка действительно выделялась естественной красотой своего юного лица, точёного тела, огромных глаз и золотого отлива роскошных волос. От внимания Коренева не ускользнуло то, как при виде юной красавицы просветлело лицо Пьеро и как та настойчиво взглядом тоже искала Валерия. «А может, и показалось, – решил он, – но девчура уж больно хороша». Про себя он отметил, что, когда мужчина с седыми висками сердито перехватил взгляд девушки, глаза её ответили ему выражением не совсем искренней, даже фальшивой нежности. «Отлично притворяется, – заключил журналист, – ну и везёт же этому нытику».

Созерцание красоты прервало появление долговязого молодого человека – третьего, вновь прибывшего. На расстоянии он выглядел довольно пижонисто, но, подойдя к застывшей на месте троице, представился вполне любезно: «Борис Рубицкий, юрисконсульт»; спросил, есть ли поблизости хорошее место для купания. Впрочем, несмотря на любезный тон, Кореневу молодой юрисконсульт всё равно чем-то не понравился, особенно его высокий голос и длинное лицо. «Скрытый гонор, сухарь», – решил он и придумал ему прозвище Жердяк. Вместо журналиста долговязому ответил Атлет:

– Ближняя лагуна, отличное местечко, единственный дикий пляж в округе, всегда мало народу. Хочешь, покажем?

Фиксируя голос Лёвы, Коренев краем другого уха с радостью уловил точно те же слова, которые как бы повторила симпатичная девушка, обращаясь к седовласому мужчине:

– Может, сходим искупаемся в Ближней лагуне, папуля?

Ответа Коренев не расслышал, но, судя по улыбке папаши, тот согласился. И, протянув руку Рубицкому, произнёс:

– Спасибо большое за помощь, молодой человек… Меня зовут Виктор Бушманов, страховой агент… Рад с вами познакомиться. Мы с Анной… Анютой… заядлые пловцы… Увидимся на пляже.

«То есть хлыщеватый юрисконсульт не при девушке. Очаровательной Аннушке!» Коренев почему-то обрадовался этому, ему хотелось думать, что встреча Нимфы и Долговязого была чистой случайностью: небось встретились в самолёте, в поезде или в такси… и первичная неприязнь к пижонистому парню как-то незаметно исчезла. Исчезли и трое его приятелей – помчались в пансионат переодеваться для купания.

Через десять минут все были в сборе и поспешили на пляж. Но не успели ещё далеко уйти, как сзади послышались чьи-то шаги. Отец девушки, в белых шортах, белоснежной фирменной футболке и ослепительной белой кепке, дочь в обворожительном купальнике сиреневого цвета приветливо махали им руками. Нагнав молодую команду, Бушманов всем пожал руки, молодые люди наперебой помяли руку Анны – и уже все месте двинулись дальше, причём от внимания Коренева опять не укрылся долгий многозначительный взгляд девушки на Валерия.

– Девочка просто ням-ням, мечта поэта… и не только поэта! Не так ли? – шепнул ему юрисконсульт с многозначительной улыбочкой, но сразу осёкся, увидев, как неодобрительно вспыхнули глаза журналиста.

Дорога до Ближней лагуны заняла около четверти часа. Последние метры пришлось шагать по прибрежной гальке под палящим солнцем. Пот со всех катился градом, но никто не скис, потому что впереди резво шагала юная красавица, стимулируя интерес молодых козликов изящным движением своих стройных ног и аппетитных ягодиц. Разумеется, при отце никто не рискнул комментировать вслух упругие части тела его дочери, но это не означало, что никто о них не задумывался определённым образом. Скорее всего, если бы пришлось, каждый пошёл бы вслед за ними на край света. Поджарый Бушманов не отставал от молодых, шагал бодро, пружинисто, как бы в охотку, тем более что голова только у него одного была защищена кепкой и солнечными очками. Никакого более умного прозвища, чем Папашка, Коренев ему пока не придумал.

Наконец за поворотом показался заливчик под названием Ближняя лагуна, но оказалось – он был в фаворе не только у спортсмена Лёвы. На берегу красовалась палатка, возле которой были натянуты два полотняных навеса от солнца, а в воде поблёскивали три купальные шапочки – белая и две голубые. В этом сезоне на черноморском берегу купальные шапочки почему-то были в моде. Распознать их принадлежность не составило труда. В белой брассом плыла телеведущая Аглая Политова, она же Диана, в голубой – финансист Веригин, которого журналист про себя назвал Цифирь, а в другой голубой – географ Магута, он же Профессор, великий путешественник, рыболов и охотник, который просил ресепшн разбудить его после полудня. Он был единственным из купальщиков, кто отреагировал на появление новой группы, помахав из воды рукой. Выходит, у географа и зрение было отличное, не только мозги. Сильным кролем он двинулся к берегу, радостно крича: «Молодцы! Давайте в воду! Скорее!». Если даже его не очень расстроило появление новых людей на укромном пляже, было ясно, что приход четверых молодых людей и одного не слишком молодого, но вполне боевого, особой радости у него не вызвал. Слишком много претендентов на внимание двух привлекательных особ женского пола.

В этот самый момент с журналистом случилась незадача. Глядя на море, а не себе под ноги, он шагнул в яму и неудачно шлёпнулся всем телом на прибрежные камни, сразу почувствовав острую боль в лодыжке. Сжав зубы, он попытался изобразить героя и продолжить путь, но нога отказала, от боли хотелось громко вскрикнуть, а вокруг щиколотки быстро росла синеватая опухоль. «Если не перелом, то стопроцентный вывих… или порвана связка», – заключил он, чертыхаясь, присев на горячую гальку в позе йога. Первым на помощь поспешил спортсмен, он сделал товарищу массаж, дал ему руку и довёл до воды. Несмотря на боль, купаться очень хотелось. Все остальные спутники уже побросались в воду. Лев нырнул последним, но оказался первым рядом с оранжевой шапочкой в виде кудрявых волос, скрывавшей прелестную головку златокудрой Анюты. «Принцесса», – как про себя уже её называл Коренев; тут же подумал, что прозвище Нимфетка-конфетка ей тоже подходит. Он поднял с земли какую-то палку и, опираясь на неё, дохромал до воды, но у самой кромки моря застонал от боли и снова досадливо опустился на раскалённую гальку, решив воспользоваться хотя бы щедростью солнца. К тому же с берега было удобно наблюдать за пловцами, вернее, за передвижением шапочек. Вот голубая шапочка финансиста Веригина отделилась от группы, преодолела линию прибоя на выходе из заливчика и потерялась вдали, в открытом море. В лагуне остались семь шапочек.

Оранжевая – принцессы Анны. Белая – небожительницы Аглаи. Красная – Лёвы Ружева, Атлета, Атланта (или даже Антея). Вторая голубая – шустрого Профессора географии и большого эрудита. Чёрная – шоумена Антона Неринга, похожего на Модильяни. Зелёная – юрисконсульта Бориса Рубицкого, долговязого Жердяка. Полосатая – Валерия Локотова, беззащитного Пьеро. Как будто все заранее сговорились носить разные шапочки. Из них можно было составить флаги любого государства в мире. У самого Коренева, как и у Антона Неринга, шапочка была тоже чёрного цвета. Легко спутать.

Журналист смотрел, как семь разноцветных шапочек сначала образовали круг, затем одна из них – оранжевая (это понятно) – переместилась в центр круга, а белая стала потихоньку отдаляться. Сперва их движения казались синхронными, но потом слаженность нарушилась. Кольцо вокруг оранжевой шапочки стало сужаться, и вся фигура предстала цветком с пятью лепестками. А белая точка продолжала удаляться и почти исчезла из виду. Её уже с трудом можно было разглядеть среди пенистых волн. Ища глазами в отдалении белую и голубую шапочки, Дмитрий испытал какое-то неприятное чувство тревоги. Ясно, что теледива, не попав в центр круга, сочла это оскорблением и гордо удалилась. Представив её властной, волевой, самолюбивой, ревнивой гордячкой, требовательной в любви, журналист счёл её реакцию вполне естественной. Рядом с любой другой женщиной царственная Аглая, бесспорно, оставалась бы на возвышении и вне всякой конкуренции, но на фоне юной златокудрой красавицы… Только юность была способна потеснить богиню на пьедестале… Досадно, что их пути пересеклись…

Не хватало здесь ещё только женской ревности и конкуренции… Запахло жареным.

Голубая шапочка Веригина уже едва виднелась среди волн. Чтобы рассмотреть её, журналисту пришлось реально напрячь зрение. «Смело для пятидесятилетнего… да и опасно», – мелькнуло у него в голове. Голубая точка продолжала растворяться в изумрудной зыби, как вдруг рядом возникла белая. «Встретились две отважные шапочки… или просто показалось… может, просто солнечный отблеск?» Коренев даже протёр глаза на всякий случай и решил укрыться в тени от слепящего солнца. Опираясь на палку, он доковылял до полотняного навеса и уселся на гальку, досадуя, что авария с ним произошла в такой неподходящий момент. Но налетевший ветерок приятно обдувал пылающее лицо, а из-под навеса было удобнее наблюдать за происходящим в море и можно было снова сосредоточиться на игре шапочек. Оранжевая, например, как раз выбиралась на сушу вместе с остальными «лепестками». Её владелица приветливо помахала журналисту рукой, сочувственно сложив губки. И сразу крикнула: «Папочка! Можно мне ещё немного побезобразничать?» На что немедленно отозвалась седая голова Бушманова, приподнявшаяся над галькой. Кивнув в знак согласия, голова снова опустилась. Вице-президент компании, видимо, был не прочь позагорать.

Следующим был Профессор, вышедший из моря, чтобы проведать раненого бойца. Лицо его светилось радостью, не очень понятной в данной ситуации. Он потрепал журналиста по вихрам, похлопал по плечу в знак ободрения, присел рядом, закурил маленькую сигарку и сочувственно стал рассматривать опухшую щиколотку, по-отечески советуя, как быстрее её вылечить. Не докурив, он присоединился к остальным, вызвав у калеки лёгкое раздражение и ревность: «Куда ещё этому старикашке соваться в молодую компанию?» Обидно быть зрителем… Вздохнув, Коренев вернулся к мыслям о двух соблазнительных женщинах и продолжил наблюдение, старясь запомнить всё происходящее, чтобы записать вечером в дневник. От мысли, что он забросил поручение редакции и вместо поисков «звёзд» в отелях и ресторанах застрял на пляже, он почувствовал укол совести, но не очень сильный. Азарт охоты взял верх.

Теперь в окружении Анны, кроме шустрого географа, возник не менее предприимчивый юрисконсульт Боря. Наблюдать за ними сначала было скучно – игры с мячом на воде, ныряние, догонялки, кувыркание и прочие детские забавы. Но потом весёлая компания придумала более занятную игру – прыжки в воду. Парни изобразили трамплин: Лев и Антон – в основании, а наверх с разбега ловко забрался Валера. Анюта тоже попыталась вскарабкаться на пирамиду, но сорвалась и рыбкой нырнула в воду. Юрисконсульт нырял вторым, но приводнился неловко, плашмя. Профессор не решился изображать шута и подключился к опоре трамплина третьим, видимо, в расчёте, что «рыбка» воспользуется его коленями и плечами. Несколько раз все прыгнули в воду по очереди. Лавры победителя, разумеется, достались юной ныряльщице. За ней места распределились следующим образом: Атлет, Артист, Пьеро и в самом конце Жердяк, он же Сухарь. Прыжки в воду у Бори Рубицкого были явно не самым сильным местом в арсенале его мужских достоинств.

В разгар представления из воды грациозно вышла теледива, отдельные детали её мокрой стройной фигуры могли вызвать головокружение у слабонервных. Она направилась прямиком к раненому журналисту и присела рядышком в тени, спросив, не помешала ли. Коренев, затаив дыхание, согласно кивнул, боясь, как бы дочь богов не передумала. Он был не в силах оторвать восхищённых глаз от потрясающей скульптуры её крепкого тела зрелой, восхитительной и манящей женщины, ничем не уступающей дикой и свежей красоте юной купальщицы Анюты. Утихла даже боль в ноге. Ему показалось, что во взгляде телеведущей он уловил какой-то отклик. Глубокие волнующие глаза. Всё та же улыбка Джоконды. Поступь Дианы. Окончательно смутило лёгкое касание кончиками пальцев его руки, как если бы Аглая хотела устранить между ними какую-то преграду. Обалдеть. Журналист весь напрягся, сдерживая возникшее желание притянуть к себе прекрасное лицо и ощутить прикосновение чувственных губ. Но не прилюдно же. Надо сдерживаться. Вместо этого он приосанился, постарался принять безразличный вид и выставить напоказ свои бицепсы, пусть не такие, как у Атлета, и ещё недостаточно загорелые, но вполне ощутимые.

– Молодёжь славно резвится, правда? – наконец произнесла теледива. – Жаль, что вы не можете к ним присоединиться.

– Да, жаль, конечно. Надеюсь, мой вывих быстро пройдёт. В номере у меня есть мазь. Так хочется искупаться. Но забавно смотреть на их кувыркания. Особенно на Профессора. Вы, кстати, бывали здесь раньше, в Ближней лагуне?

В глазах Аглаи мелькнул какой-то непонятный огонёк, и она, растягивая слова, сообщила, что вот уже лет десять, как приезжает сюда в конце августа или в сентябре, что место, где резвились ребята, называется Тихий омут, не в том смысле, что там черти водятся, а в том, что место это как раз опасное, там сильное подводное течение, нужно соблюдать особую осторожность при заплыве. Спасатели почти за ним не наблюдают. А от Тихого омута дугой тянется песчаная коса к другому опасному месту – Чёрному омуту. Там в прошлом году утонула молодая женщина.

– Я видел… вы классно плаваете, – невпопад отозвался Коренев, – но удивляет, зачем выбирать именно это место для отдыха. Ведь есть более удобные и совсем не опасные.

– Мне здесь просто нравится, здесь всегда мало народу, вода прозрачная и тёплая, а некоторая опасность даже возбуждает. Только надо соблюдать осторожность. Вода греется, потому что песчаная коса отбрасывает холодное течение к двум омутам. Перед косой мощные буруны, и чтобы их преодолеть – нужна не столько сила, сколько сноровка, опыт, навык. Слабых пловцов может снести в один из омутов – и тогда уже невозможно справиться с водоворотом. А в остальном эта лагуна – шикарное место, чем-то напоминает пляжи Испании. И потом – здесь потрясающий вид на море…

Аглая на секунду запнулась и продолжила:

– Мне понравился ваш… твой вчерашний разговор с моим спутником, спонсором… Аркадием. Он, похоже, не понял твоих подначек… Браво… Мне понравилось… Люблю умных ребят… не терплю позёров, пижонов и задавак. Деньги и мышцы – это ещё не всё, что привлекает женщин…

От этих слов у Коренева аж «в зобу дыханье спёрло». Комплимента «своему уму» от такой потрясающей женщины он никак не ждал. Он снова почти забыл про ногу и, наверное, даже покраснел. Но внезапно большая длинная тень пролегла между собеседниками, явно намереваясь помешать наметившемуся между ними сближению душ и тел.

– Уже почти три часа… – раздался скрипучий голос Спонсора. – Боюсь, что твоему визави пора идти… лечить ногу. Вывиху нужен покой. Вот уж совсем некстати эта травма…

Приём, конечно, выглядел подловато. Что ж, у каждого свои методы борьбы. Аглая хотела посмотреть Кореневу в глаза, хотя тот уныло уставился в песок, по всей видимости, претерпевая резкое многократное усиление боли. Но красавице всё же удалось поймать взгляд журналиста – и его испугал холод, внезапно мелькнувший в её бездонных очах. Ничего не сказав, она резко вскочила на ноги, опёршись на руку своего телохранителя, и они быстро скрылись за выгоревшими на солнце кустами в конце пляжа. Журналисту оставалось только разочарованно вздохнуть: прекрасное, но мимолётное виденье исчезло, зародившиеся надежды рассыпались, нога заныла с удвоенной силой.

Между тем международное соревнование по прыжкам в воду закончилось – и начался районный чемпионат по плаванию вдоль берега. Участников по-прежнему можно было легко различить по шапочкам. Наблюдение за состязанием принесло Кореневу новое разочарование. Зелёная шапочка юрисконсульта, всю дистанцию шедшая четвёртой, вдруг вырвалась вперёд и пришла к финишу второй, после красной шапочки Атлета. Тем временем неподалёку от раненого, прямо на гальке, возник Виктор Бушманов, папа юной ныряльщицы, и Дмитрий смог получше рассмотреть его внешность. Даже не седые, а неправдоподобно белые, как у альбиноса, и очень густые волосы. Пляжный наряд его тоже выглядел чудаковато – подчёркнуто фирменный, мол, вот какие мы крутые, что было даже немного нелепо: кого сейчас удивишь шмотками. Тем более что из рукавчиков футболки со знаком Polo почти до колен смешно свисали слишком длинные руки с непропорционально широкими ладонями. Трудно сказать, что происходило в этот момент в воде, но эти ладони сложились в рупор – и прозвучал зычный голос:

– Анюта… Анна… Выходи…

Послушная доченька сразу вышла из моря, но направилась не к папаше, а к навесу, под которым сидел хромоногий журналист, присела рядом, вызвав у него приятное томление, улыбнулась и осторожно потрогала опухшую щиколотку.

– Желаю тебе поскорее встать в строй, Дима, – тихо, заговорщицки произнесла она с нежной улыбкой. – Обещай, что быстро поправишься.

Кореневу оставалось только зажмуриться от неожиданно нахлынувшего на него женского внимания, сострадания и расположения. Он хотел задержать прикосновение руки очередной доброй феи, то есть Нимфы, и протянул ей свою, как бы прося помочь подняться. И руку помощи он получил, причём его подняли с такой силой, какую едва ли можно было предположить в таком хрупком и изящном существе.

Наконец подошёл и Антон Неринг. Осмотрел посиневшую ногу, пощупал все косточки, сухожилия и мышцы и тоже изобразил некое подобие массажа, как бы конкурируя со спортсменом. Результат не заставил себя ждать. Коренев с благодарностью объявил, что боль намного уменьшилась. Затем появился Атлет со взятым напрокат мотороллером – и через несколько минут друзья прибыли в отель. Они помогли товарищу добраться до его номера и там предписали ему лежачее положение, холодные компрессы, а главное – «дать ноге полный покой», то есть не двигаться. Видимо, на время хотели отделаться от конкурента в обольщении чаровницы Анюты, при ближайшем рассмотрении выглядевшей не такой уж и невинной. Но покой он соблюл, воспользовавшись неподвижностью для того, чтобы занести в дневник наблюдения и впечатления третьего дня отдыха. «А ведь я ещё ни одного дельного репортажа не отослал в редакцию. Будет мне выволочка от Палыча наверняка», – снова подумал он.

К вечеру боль почти унялась, наверно, помогла припасённая мазь или компрессы, а может, нога просто онемела, и Дмитрий, прихрамывая, спустился в гостиную, где застал в полном составе группу тех, кто утром обретался в Ближней лагуне, даже финансиста Веригина, по обыкновению, расположившегося в дальнем углу с журналом. Троица из пансионата – Лев, Антон и Валера – подскочила к нему с радостными возгласами и наперебой засыпала советами, как лечить ногу. Анна, слегка ему кивнула, не отворачиваясь от сидевшего рядом Бориса. Коренев отшил советчиков, обвёл гостиную взглядом и прямиком двинулся к столику, скрытому зелёной ширмой растений, где в одиночестве пребывала Аглая Политова, его Диана. Неподалёку, в креслах друг против друга сидели предприниматель Богун и Виктор Бушманов, тоже деловой человек, страховой агент и по совместительству отец Анны. Они о чём-то оживлённо беседовали. Наверное, о превратностях бизнеса. Похоже, Спонсор не заметил прихода журналиста (или сделал вид, что не заметил), во всяком случае никак на это не среагировал. Теледива же восприняла его появление – на удивление – благосклонно, одарила улыбкой и указала на кресло напротив.

В новом полупрозрачном лёгком облачении, подчеркивающем её безупречную фигуру, она могла взволновать кого угодно, а не только провинциального журналиста. По всей видимости, после купания Аглая успела отдохнуть и выглядела свежей и помолодевшей до состояния совершенно неотразимой девушки, готовой посоревноваться с другими претендентками за неподдельное восхищение и даже посягательства со стороны участников рыцарского турнира. Разговор между ними снова пошёл обо всём и ни о чём, как и принято «в высшем свете»: о последних телешоу, кинофильмах и концертах в Москве, о событиях и сплетнях с участием звёзд и прочей муре. Тут Коренева выручила журналистская хватка: чего-чего, а гламурных новостей он поднабрался выше крыши. Правда, моментами он чувствовал себя неуверенно и не совсем уютно, не всегда понимая некоторые жесты и улыбки, которыми прекрасная Аглая сопровождала свои рассказы, многозначительно (многообещающе?) и пристально глядя ему в глаза.

Их уединение прервал голос Анны.

– Ты играешь в покер, Димуля? – немного жеманно и просительно произнесла она, наклонившись близко-близко к лицу журналиста и обдав его шлейфом тонких неизвестных ему духов.

Не ответить на призыв Музы, отказать ей было невозможно и немыслимо. Коренев кивнул утвердительно и резко поднялся с кресла, беспомощно пожав плечами, как бы прося извинения у телеведущей. Оказалось, что Анна пригласила его не в шутку и не для амурной встречи (как он неосторожно подумал), а действительно провела его в соседний с гостиной уютный зальчик, где за столиком под низким освещением склонились над картами три человека – Спонсор, страховщик и юрисконсульт. Дмитрий был четвёртым. Кто и зачем это подстроил? Пока он соображал, Анна уже куда-то улетучилась с ребятами из пансионата. Было заметно, что журналист расстроился так, что все первые партии профукал. Он много пасовал, вяло и занудно торговался, потом наконец услышал предупреждение (или приговор) Спонсора:

– У вас уже набежало 5200 деревянных, молодой человек. Вы продолжите игру?

Оказалось, играли на деньги. Конечно, 5200 рублей – не бог весть какая сумма, но Коренев состроил удивлённое и недовольное лицо и в этот момент уловил за спиной запах других, пряных духов, непохожих на духи Анны. Аглая? Его партнёром был как раз отец девушки Виктор Бушманов, поэтому журналист не стал оборачиваться, собрал себя в кучу и постарался настроиться на серьёзную игру. У себя в провинции, в компании близких друзей, он слыл мастером покера.

Стал играть хладнокровно, расчётливо. А поскольку ему всё время не везло, шла плохая карта – приходилось чем-то жертвовать, просчитывать каждую взятку и все возможные варианты. В конечном счёте карточная фортуна начала ему улыбаться.

– Блестяще, – услышал он чей-то голос совсем близко. – Браво!

К столу подошёл финансист Веригин, который, оказывается, издалека следил за игрой уже с полчаса. Рядом с ним стояла носительница пряных духов – строгая, величественная и потому, наверное, ещё более соблазнительная Аглая Политова. Помня о своём проступке, промахе, ляпе (как ещё было это назвать), Коренев сидел, низко опустив голову, как бы моля о прощении, не решаясь поднять глаза на дочь богов. Краем глаза он видел, что она сосредоточенно, нахмурив брови, тоже наблюдала за игрой. Значит, надо было доигрывать партию до конца. «Выручил» Борис, явно новичок в покере, слабак и ротозей, подставился несколько раз по глупости, хотя ему шла неплохая карта. В итоге журналист загрёб неплохую кучку банкнот и даже подумал дать взаймы неимущим молодцам из пансионата, прогоревшим на коньяке. Но вдруг сразу после этого везение перешло к юрисконсульту – и добыча журналиста быстро растаяла. А когда Рубицкий придвигал к себе рукой выигранные деньги, за спиной у Коренева тихо, но отчётливо прозвучал всё тот же скрипучий голос:

– Какая низость! Просто безобразие!

На лице Веригина застыло выражение глубокого и бесконечного отвращения и презрения. Ничего не объяснив, он резко развернулся и ушёл. О чём это он? Дмитрий оглядел всех сидевших за столом. Борис не спеша пересчитывал свой выигрыш. Бушманов сидел как на иголках, нервно оглядываясь по сторонам, хотя причину его нервозности нетрудно было отгадать – он тоже проиграл. Богун же казался оскорблённым в лучших чувствах, что-то бормотал себе под нос, играя губами, лицо его побледнело, а руки дрожали. Увы, люди, не согласные примириться с проигрышем, встречаются нередко; смотреть на них неприятно. Они воспринимают проигрыш как бесчестие, позор, унижение. Как повод усомниться в их умственных и прочих способностях. Не дожидаясь, когда Спонсор заявит о своём желании сразу отыграться, Коренев заявил, что выходит из игры: разболелась нога.

Четвёртым вызвался быть географ, подоспевший к столу как раз в этот момент. Но игру в покер, несмотря на небольшой выигрыш, неожиданно отказался продолжать Борис. Вместо этого он предложил сыграть в очко. По-видимому, чувствовал себя в этой игре ещё более везучим. Веригин и Богун недоумённо переглянулись, но Магута бурно поддержал идею, и они согласились. Разыграть партию решили в номере географа, чуть позже. Но до того, как игроки удалились, ещё некоторые события произошли в гостиной.

Виктор Бушманов, вице-президент страховой компании и отец юной Музы, медленно поднялся, пересёк зал и строгим, даже сердитым жестом неожиданно выдернул дочь из компании молодых мужчин. Та безоговорочно послушалась, и, наверное, только журналист заметил сигнал, который она взглядом подала Валерию. Коренева, который, хромая, вышел вслед за ним, неприятно поразила нависшая в гостиной давящая тишина, показавшаяся даже зловещей. Все постояльцы разбежались по своим углам, как будто между ними пробежала чёрная кошка и никто не желал больше видеть друг друга. Не только Веригин, застывший в кресле с неизменным журналом. Но и Валерий, не сводящий глаз с внутренней лестницы, и Антон Неринг, который, прислонившись к стене возле бара, с бокалом чего-то в руке изображал непринуждённость, хотя по его блуждающему взору и игре губ было видно, что ему тоже не по себе. Страннее всех выглядел Лев Ружев. Он стоял истуканом на вытяжку перед телеведущей и сердито смотрел на неё. Казалось, он сейчас закричит или бросится на женщину. Но та продолжала неподвижно сидеть в кресле и что-то выговаривала ему, а потом отвернулась и опустила веки. Вся её фигура излучала огромное напряжение.

К счастью, эта непонятная заминка не могла продолжаться вечно. Лев отступил и покинул гостиную, не проронив ни слова. Но через пару минут возле телеведущей на том же месте возник Веригин. Антон тоже оторвался от стены, прощально помахал рукой непонятно кому, галантно поклонился Политовой и направился к выходу, опередив Бориса Рубицкого, преследуемого взглядом финансиста, на лице которого застыла неприязненная маска, оставшаяся после наблюдения за игрой в карты. Поднялся из кресла и Коренев, решивший догнать Атлета, выяснить, что происходит, но передумал, развернулся к окну и принялся созерцать вновь начавшийся дождь. «Вот тебе и отличный прогноз на конец сентября, врут и не краснеют». Голова его быстро наполнялась колкими, неприятными мыслями, подсказывающими, что должно произойти что-то нехорошее, какой-то взрыв, который нарушит приятную атмосферу отдыха… Когда он оторвался от окна и повернулся, то увидел, что гостиная опустела. В своём тёмном углу оставался лишь финансист, как бы окаменевший в кресле.

По дороге в свой номер журналист чуть не столкнулся с Валерием, медленно и понуро спускавшимся по лестнице. Вид его мог испугать кого угодно – глаза запали, лицо пунцовое от прилившей крови, волосы взлохмачены. Он проплыл мимо, не заметив или сделав вид, что не заметил журналиста. Двигался неуверенно, глядя прямо перед собой. Коренев тоже не стал его окликать. Уже на выходе в коридор второго этажа он вдруг увидел Анну, практически голую, в одних стрингах. Её точёная фигура однозначно напоминала статую греческой богини, а нагота рождала резкий прилив желания. Но журналист не поддался внезапному порыву и осторожно переждал за входной дверью на этаж, пока прекрасное видение исчезнет. У себя в номере он буквально запрыгнул за стол и лихорадочно начал фиксировать в дневнике увиденное, стараясь прийти к каким-то заключениям. Хотя голова шла кругом, его рассуждения казались ему вполне здравыми, не мешал даже вывих ноги, давший о себе знать новым приливом острой боли. На том закончился четверг, всего третий день его пребывания на побережье.

Утро пятницы снова встретило Дмитрия ярким солнцем. Он проснулся рано, около 7 часов, но решил опять поваляться в постели, позавтракать в номере печеньем; ещё с полчаса смотрел через окно в ясное синее небо. Около 9 часов он спустился в холл, где на ресепшне ему сообщили, что все постояльцы уже отправились на пляж.

Но, выйдя на террасу, он сразу наткнулся на Антона Неринга. Тот весело погрозил ему пальцем.

– Изволили долго почивать, сударь. Докладывать, в каком номере провели ночь, не обязательно. Я не из любопытных. А как нога?

То есть Артист не пошёл на пляж со всеми и поджидал приятеля, чтобы отвезти его туда на мотороллере. Это трогало. Неринг действительно потребовал показать ногу; щупая её, озабоченно покачивал головой. Если боль стала меньше, то опухоль и синяк не прошли.

– На пляже сделаю тебе массаж, – заключил он. – Надо подольше подержать ногу в холодной воде и осторожно ею подвигать… Ты слышал, что произошло за игрой в очко? Впрочем, откуда тебе знать? К двум часам наш Боречка выиграл тьму бабок, тысяч пятьдесят, половину из которых тут же проиграл Профессору. Магу-та покрыл его семёрку, десятку и короля двумя тузами. Боря страшно рассердился, расстроился, и, похоже, по уровню состояния сравнялся с нами, если не хуже.

Никакого сочувствия проигрыш Рубицкого у Коренева не вызвал. И даже наоборот: если юрыст проигрался в пух, то, может, бог даст, и унесёт его домой. Больно уж он строит из себя крутого и всюду суёт свой нос. Что не способствует установлению атмосферы полного доверия и всеобщей гармонии. Проигрыш – его второй провал. Первый был на любовном фронте – похоже, Анна просто его отшила, потому что, судя по всему, давно знакома с Валерой и, возможно, принадлежит ему не только душой…

В Ближней лагуне приятелей ждал сюрприз. На некотором отдалении от песчаной косы, рядом с тем местом, где постоянно кипели буруны, покачивалось на волнах изящное парусное судёнышко. Яхта с белым парусом под названием «Амариллис», выведенным фиолетовой краской на носу, как выяснилось, принадлежала вице-президенту страховой компании «Стрейт» господину Бушманову, папаше Анечки, а следовательно – всем её друзьям. Во всяком случае так решила молодая часть группы. Лев, Валерий и Борис, сидевшие под тентом, где вчера тосковал раненый Коренев, при виде его с Антоном радостно вскочили и бросились навстречу, галдя, размахивая руками и толкаясь. С чего бы такая радость? Потом, оставив хромоного в тени под тентом, четвёрка рванула в «сектор ВИП» и стала насильно тянуть каждого из расположившихся там в уединении «белых людей» в воду – Аглаю, Анну, Спонсора, Профессора и Папашку, владельца яхты. В общем-то, никто и не сопротивлялся дружественному и мощному набегу. В воде очутились все одновременно – кто прыгнул, кто упал, кого толкнули. Не хватало только финансиста Веригина, чья голубая шапочка виднелась за бурунами, в открытом море, почти на линии горизонта.

Отменная погода настолько усиливала пляжное настроение, что Коренев не вытерпел и тоже решил воспользоваться прелестями моря и советом Антона. Кое-как доковылял до воды, опустился на колени и осторожно погрузился по плечи, не спуская глаз с яхты, которая уже снялась с места и резво скользила по волнам. Судя по скорости судна, на нём были не только паруса, но и мотор. Уцепившись за корму, сзади плыли двое – Антон и Лев. Коренев узнал их по цвету шапочек – чёрной и красной. Вся остальная компания находилась на борту. Чуть дальше в море виднелся пароход, но, судя по всему, яхта шла не к нему, а к голубой шапочке Веригина, мелькавшей среди волн. Пока журналист раздумывал, плыть ему за остальными или нет и болит ли нога, с моря внезапно налетел вихрь, небо потемнело, а набежавшая откуда-то туча принесла холодный проливной дождь, который не замедлил опрокинуться на купальщиков из неба, ясного ещё пару минут назад.

Яхта развернулась и стала быстро приближаться к берегу. Пассажиры сгрудились на палубе, поближе к мачте, укрываясь чем придётся от холодных струй, падающих с неба. Лев бросил якорь метрах в десяти от опасной гряды бурунов. Ближе было не подойти из-за сильного волнения на море. Сцена была тревожной – девять человек попрыгали в воду и пытались прорваться через набегающие валы и полосу бурунов. Видно было, что продвижение к берегу им даётся нелегко. Раньше всех преодолеть барьер удалось финансисту: видимо, он был лучше других подготовлен к подобным испытаниям. Остальные вплавь пересекали Ближнюю лагуну – кто возле Тихого омута, а кто возле Чёрного, в зависимости от того, кого куда унесло течением. Если бы каждый благородно не помогал тем, кто хуже плавал, Анна, Аглая и три парня Лев, Антон и Борис, вряд ли все они смогли бы поодиночке преодолеть водяной барьер. Антон руководил теми, кого отнесло к Тихому омуту, Лев – отнесёнными к Чёрному.

До берега все добрались благополучно, но в полном изнеможении; не добредя до навеса, рухнули на гальку, чтобы чуточку передохнуть. Тут же, как назло, противный дождь прекратился – и над пляжем снова воцарилось яркое солнце. Лица купальщиков тоже озарились радостными улыбками – и все, как один, заявили, что умирают с голоду. Подходило время обеда. Чуткий Антон опять пригласил Коренева на свой мотороллер, пулей, задевая кусты, пролетел по пешеходной дорожке, ведущей от пляжа, высадил товарища перед отелем и умчался назад забирать пляжные вещи.

В ресторан журналист попал не сразу, пришлось задержаться в холле. В дверях он столкнулся с невесть откуда взявшейся девицей спортивного вида, стройной и улыбчивой, с выдающейся грудью и игривыми аметистовыми очами, которые выглядели озёрами на фоне беспорядочных прядей необычного изумрудного цвета, видимо, по последней моде. На крыле носа у неё блестел камушек, похожий на брильянт, а левое веко было стянуто скобкой пирсинга. Продвинутая барышня.

– Как здорово, что вы появились, – в голос воскликнула та, явно принимая журналиста за кого-то другого, но спохватилась и сразу понизила тон: – Извините ради бога, вы не знаете, когда вернётся профессор Магута… Эдуард Георгиевич?

Коренев озадаченно вытаращил глаза, соображая, что бы такое поязвительнее ответить. «Ну, профессор, жучара, неслабые у тебя подружки!» Вспомнив коренастого географа, его ёжик и залысины, журналист на секунду испытал чисто мужскую ревность, стараясь, конечно, не показать своих чувств девушке.

– Думаю, он сейчас появится… Мы были на пляже, но вроде все уже вернулись… Придётся немного подождать, милая барышня…

«Чисто утопленница с зелёными волосами, русалка», – подумал Коренев.

Ну как тут пойдёшь в ресторан? Разве можно пропустить встречу Профессора с такой шикарной бимбой? Хотя бы из простого любопытства. Дмитрий сосредоточенно посмотрел на часы и сделал вид, что кого-то ждёт, чтобы выиграть время. Он старался не пялиться на стройные ноги и выдающиеся формы незнакомки, чтобы ненароком её не оскорбить. На счастье – Профессор появился в холле раньше всех. Один. Пронёсся мимо Коренева, как угорелый, не заметив весьма и весьма заметную посетительницу, которая, впрочем, тоже не обратила на него внимания и вопросительно посмотрела на журналиста. Тот в этот момент боковым зрением наблюдал через окно, как в отель торопливо входила Анна. Тоже одна. Вошла и, увидев гостью, замерла на месте, сделав удивлённое лицо. Потом обе девушки как бы пришли в себя и двинулись по холлу навстречу друг другу – зелёные волосы на золотистые. Сблизившись, красотки не стали обниматься и не протянули друг другу руки. Первой прорезалась зеленоволосая:

– Ты здесь с Валерой или с папашей? Или с обоими?

– С обоими, представь себе, – холодно ответила Анна.

– Понятно! – многозначительно произнесла Русалка.

– А ты что тут делаешь? – спросила Муза скорее из вежливости.

– Жду профессора Магуту…

– Ну поня-я-ятно! – в свою очередь протянула златовласка, развернулась и гордо прошествовала далее.

Невольный (или вольный) свидетель этой непонятной сцены Коренев озадаченно посмотрел вслед Анне, но сразу же галантно переключился на посетительницу и объяснил ей, что географ вернулся и, должно быть, находится в своём номере. Показав девушке пальцем на лестницу, ведущую на второй этаж, он тоже развернулся и, не попрощавшись, направился в ресторан, где нашёл столик за перегородкой из растений и облегчённо плюхнулся на стул, радуясь, что сможет пообедать в одиночестве. Тем более что позиция столика позволяла вести незаметное наблюдение за остальным залом. Финансист Веригин обедал один. Ему быстро принесли какое-то блюдо и налили бокал красного вина. Анны с отцом не было, вероятно, они заказали обед в номер. Аглая и её «спонсор» сидели за столом как два незнакомых человека, не желающих больше смотреть друг на друга. За всё время они не перекинулись ни одним словом, будто бы рассорились напрочь или просто надоели друг другу.

Примерно через полчаса в ресторан спустился Профессор в сопровождении девушки с зелёными, как у кикиморы, волосами. Они уселись за дальний столик в самом углу; хоть не оживлённо, но о чём-то болтали. Такое впечатление, что все продолжали избегать друг друга. Таился и сам Коренев. Он доел спагетти, поднялся к себе в номер и часа через два освежающей сиесты проснулся в прекрасном расположении духа и полный самых добрых намерений, почти позабыв о больной ноге. А когда спустился в гостиную, то обнаружил там прежнюю компанию в полном сборе. Особняком держался только мямля Валерий с тухлым лицом, но, похоже, на взводе. Остальные мужчины сгрудились вокруг Аглаи, и журналист предпочёл присоединиться к ним. За всё время пустяшных разговоров он не проронил ни слова, но никто особого внимания на него и не обратил. И прежде всего телеведущая, на внимание которой он почему-то особенно хотел рассчитывать, хотя все остальные соревновались перед теледивой в остроумии и тонких комплиментах. Даже дубоватого Бориса прорвало на забавные случаи из практики его родного Минюста, в систему которого якобы входила его юридическая контора. Похоже, никто не хотел упустить свой шанс и добиться расположения охотницы Дианы. А вдруг крепость, как кто-то назвал телеведущую, не так уж и неприступна.

Прекрасная Аглая со снисходительной или лукавой улыбкой слушала всех состязателей, не реагируя даже на явные глупости, иногда задавала встречные вопросы, что-то увлечённо рассказывала сама – и тогда все замирали, внимая. «До чего же она классная… и недосягаемая!», – невольно подумал журналист, мучаясь вопросом, кому достанется эта чувственная красота. И будут ли вообще счастливчики? На ум сразу пришла мысль о Спонсоре. Его-то как раз в числе внимающих не было. Взгляд Коренева поймал предпринимателя возле бара в обществе Бушманова, Анютиного папаши и тоже как бы бизнесмена, только по страховочной линии. Судя по бокалам со льдом, они, скорее всего, прихлёбывали виски и вяло переговаривались. А поскольку Валерий продолжал сидеть один с постным видом – его Дульсинея, по всей вероятности, осталась в номере.

Около шести вечера в гостиной снова появился географ Магута, но не со стороны внутренней лестницы, а с улицы. Уже один.

– Наверное, провожал свою Ундину, – тихо произнёс Антон Неринг, наклонившись к Кореневу. – Небось шатались по кабакам, – и тут же добавил уже во весь голос: – Внимание, внимание! В воскресенье всех приглашаю на спектакль в городском театре «Эрмитаж». Никакие отговорки не принимаются. Только клятвенные обещания. Все клянутся быть!

В такт весёлому заявлению все подняли руки и одобрительно зашумели. Артист осенил себя и всех остальных крестом и изобразил аплодисменты. В этот момент Дмитрий ощутил прикосновение чьей-то руки к своей и, обернувшись, с удивлением обнаружил рядом с собой Аглаю. Но та сразу отдёрнула руку и, глядя прямо перед собой, проговорила:

– Дождь прекратился… Что, если мы немного прогуляемся на свежем воздухе?

Журналист, не размышляя, буквально выпрыгнул из кресла, готовый куда угодно последовать за женщиной своей мечты на данный период. Но путь ему перерезал возбуждённый Атлет, который сбивчиво напомнил о каком-то их прерванном ВАЖНОМ разговоре и попросил его подождать, пока ОН ПРОВОДИТ даму. И они вдвоём с Аглаей двинулись к выходу. Возражать, видимо, ей показалось неприличным. Борис тоже привстал, чтобы последовать за ними, но Антон рукой придержал его. Лишь Коренев успел уловить этот жест, равно как и недовольную физиономию Спонсора, хмуро наблюдавшего, как его спутница выходит из гостиной в сопровождении спортсмена.

Через минуту к оставшимся присоединился географ, как всегда жизнерадостный, общительный, немного загадочный. Борис стал саркастически высказывать ему поздравления насчёт изумрудной барышни, но Магута стойко, с улыбкой отпирался и отмахивался, пытаясь рассказать очередной анекдот. Все переключились на анекдоты, причём не первой свежести, но дружно и громко ржали над каждым. Коренев участвовал в ржачке машинально, так как его внимание было поглощено совсем другим. Он заметил, как между деревянными решётками главной лестницы мелькнула голова Анны; сразу вслед за этим Валерий начал мелко суетиться, сорвался с места, подошёл сначала к окну, обогнул вдоль стены всю гостиную и как бы незаметно исчез за стеклянной входной дверью, но было видно, что двигается он в том же направлении, что и Муза, – к лестнице. Не успел он ещё начать подъём, как вслед ему бросился отец Анны. Тут уж Коренев не удержался и последовал за ними, чтобы от входной двери услышать сдавленный голос Бушманова:

– Куда рванул, негодник! Ничтожество! Я тебя сколько раз просил… предупреждал… не суйся к моей дочери. Ещё раз увижу – пожалеешь…

Голос Пьеро звучал неуверенно, испуганно, жалобно:

– Ну, Виктор Адамыч… я не могу… Ну что вы, ей богу…

В ответ раздался звук, похожий на пощёчину.

– Ну этого я вам не прощу… пожалеете…

В шёпоте Валерия прозвучала злость. В голосе Бушманова слышалась угроза.

– Я те тоже не прощу, сопляк… сам увидишь… и очень скоро!

Коренев тихонько ретировался в гостиную. А через несколько минут туда вернулся и Валерий, улыбаясь, как ни в чём не бывало; только приглядевшись, можно было заметить, что одна щека у него краснее другой. Пьеро старался держаться спокойно, не выдавать внутреннего напряжения, но в глазах его то и дело вспыхивали злые огоньки.

– Что-то нажраться хочется… – неожиданно объявил он.

Профессор Магута как будто только и ждал этого заявления и вскочил, как ужаленный:

– Друзья! У меня в номере затерялась бутылка отличного французского коньяка… Подарок друзей. Есть ли желающие пойти со мной её поискать? А заодно и в картишки сразимся? Ну как?

Наиболее горячо на это предложение отреагировал Борис Рубицкий, но географ сразу же охладил его пыл, сказав, что у него есть принцип – пить только с теми, с кем пил и в прошлый раз, и подмигнул Кореневу, мол, шучу. Журналист откликнулся вяло – ни пить, ни играть в карты ему совсем не хотелось. Подмывало подняться к себе в номер и поскорее записать свои наблюдения в дневник. Но отказывать Профессору было как-то неудобно. В эту минуту в гостиную вернулся Лев, один, без Аглаи. Профессор захватил и его, хотя, судя по всему, Атлет тоже не горел сейчас куда-то идти. Он выглядел так, как будто у него что-то стряслось. Валерий молча, безучастно последовал за Профессором. А Борис занудно бубнил, повторяя, что настоящий картёжник, если он благородный игрок, всегда даёт возможность отыграться проигравшему. Признаться, позицию географа без стакана понять было трудно – почему бы не дать отыграться бедняге юрисконсульту. Коренев пообещал назавтра переговорить с Магутой, но Борис отреагировал сердито:

– Да ну его к чёрту! Жлоб хренов! Завтра смоется куда-нибудь, небось рванёт за своей утопленницей, так что не доведётся отыграться…

Но Коренев его уже не слушал. Ему было не до стенаний Жердяка. В проёме входной двери он увидел несравненную Аглаю. Она бочком прошла к лестнице и стала медленно подниматься, опустив голову, как будто плакала. Не последовать за ней – было невозможно. Посередине лестничного пролёта она остановилась, и журналист, продолжая подниматься по ступенькам, оказался совсем рядом. Отступать было поздно и позорно – он прижался к щеке своей Дианы и двумя рукам обвил её талию. Она не оттолкнула его, но и не прильнула. Просто нежно провела ладонью ему по щеке, медленно отстранилась и продолжила путь наверх. И все дела. Играть в карты и пить коньяк в номере Профессора расхотелось окончательно.

Юркнув в свой номер, журналист поймал себя на желании снова ощутить прикосновение руки и щеки восхитительной женщины. Чтобы унять волнение, хлебнул большой глоток из своей заветной бутылочки виски. Не помогло. Часа полтора провёл за ноутбуком, а потом долго не мог уснуть от мысли: «Хорошо, что пятница не 13-е. Ещё один бессмысленный, пустой день без сенсаций. Будет мне нагоняй от шефа, если вообще не уволят». Спал скверно.

Проснулся разбитым и сразу подумал: «Суббота, наверное, тоже ничего интересного не обещает». Решил не спускаться вниз. Заказал завтрак в номер, но снова разочаровал горничную, потому что совершенно не хотелось её ни о чём расспрашивать и вообще с ней разговаривать, даже из вежливости. Буркнул спасибо – и всё, хотя, судя по её откровенной улыбке, барышня была по-прежнему настроена на продолжение разговора.

В половине девятого он всё же спустился в холл, никого там не обнаружил и с удивлением принял от портье записку без конверта. Неизвестным, но разборчивым, школярским почерком было исписано полстраницы: «Прости, что бросили тебя, френд. Решили с утра втроём пораньше прошвырнуться по побережью, заглянуть на рынок, туда-сюда. Хотим записаться на экскурсию, осмотреть местные достопримечательности. Может быть, смотаемся в Олимпийскую деревню или в Дагомыс. Если за полночь не вернёмся, не ищи нас в моргах или в обезьянниках – значит, тусуемся. Не скучай. Береги ногу, Дима! И Анюту не трогай. Валера возражает. Но если всё-таки невтерпёж – вперёд! Жми на все педали! Покажи класс! Но не вздумай спрашивать разрешения у ейного папаши. Больно нервный тип… ненароком врежет. Диану тоже обходи за километр. Спортсмен кивает в знак согласия, говорит, что ладонь у неё железная. И сердце тоже. Едем на такси, сложили последние сантимы. Удачи! Лихая троица сильных духом, хоть и без денег!».

Письмо порадовало журналиста. По крайней мере ребята не забыли его предупредить. Наверняка сочинял Антон, он же и подписал за всех. Судя по улыбке портье, тот был в курсе содержания письма.

– А остальные тоже куда-то уехали? – с деланным безразличием спросил Коренев.

– Остальные? – портье на секунду задумался. – Господин Богун ещё не спускался, но просил заказать ему такси на девять. Госпожа с телевидения… вышла с полчаса назад. Господин Бушманов… тот спозаранку сорвался… часов в семь, тоже на машине, кажется, в Олимпийскую деревню поехал купаться… Сказал, там вода чище… И барышня при нём, в смысле дочка. Господина Магуту не видел, он даже не сказал, когда его будить… А вот господин финансист… ну вы сами знаете… большой любитель раннего купания. Когда погода хоть чуть-чуть позволяет, он ещё до семи уже в море.

Коренев поблагодарил за информацию и вышел на площадку перед отелем – посмотреть, сколь быстро на утреннее солнце надвигаются тёмные тучки, обещая дождь или вообще грозу. Его размышления прервал голос портье.

– Да, забыл сказать. Вместе с господином Бушмановым отбыл и молодой человек, как его… Борис… юрист. На переднее сиденье уселся рядом с шофёром. А девушка поехала с лицом… мрачнее тучи… что вот сейчас на небе. Чем-то была расстроена…

Девушка? Ах да, Анюта, папина дочка. Коренев невесело усмехнулся, вспомнив вчерашнее мальчишество, и двинулся на пляж короткой дорогой, через заросли олеандра. Больная нога сразу же напомнила о себе, шаг пришлось умерить – и через пару минут он присел на невысокую каменную ограду колодца, который раньше не замечал, и сразу сморщил нос от шедшего изнутри резкого запаха стоячей тухлой воды. Пришлось встать, прошагать десяток метров и снова присесть прямо на землю: нога заныла не на шутку. Что было делать дальше – не ясно: вернуться в отель или продолжать идти на пляж к Ближней лагуне, до которой оставалось ещё примерно полпути? Там, наверное, женщина, которая так его волнует и притягивает. Но для этого ли его прислала сюда редакция? К чёрту редакционное задание! И он потащился дальше, кривясь и ковыляя, и даже удивился тому, как быстро оказался у лагуны, под навесом, из-под которого хорошо был виден изящный силуэт яхты «Амариллис», покачивающейся на волнах, а чуть дальше, в открытом море, голубая шапочка финансиста, то и дело выныривавшая из пенистых волн. А вот белой шапочки как раз не было видно совсем. Нигде.

Морщась от боли, Коренев допрыгал на одной ноге до воды, прошёл чуть глубже и поплыл на спине. В горизонтальном положении боль уменьшалась, да и прохладная морская вода приятно омывала тело. Но продвижение в море не помогло – белой шапочки по-прежнему было не видать, и журналист, опасаясь судороги в больной ноге, вернулся на берег и уселся под навесом. Отличный наблюдательный пункт. Томительное ожидание грозило затянуться, но минут через сорок из моря вышел подтянутый и бодрый финансист Веригин, стащил свою голубую шапочку, смешно взъерошил влажные волосы и улёгся на соломенную подстилку под солнцем метрах в пяти от болящего, и оба сделали вид, что не замечают друг друга. Первым не выдержал играть в молчанку журналист.

– Может, перекинемся в картишки после обеда?

– Да не хочется что-то, – сухо откликнулся финансист и отвернулся.

Ничего другого делать на пляже не оставалось, и Коренев потащился назад в отель, куда с муками доплёлся через полчаса. Но в холле и в гостиной, к своему разочарованию, по-прежнему НИКОГО не встретил. В добавок нога разболелась ещё сильнее. Что за чёртов день. Куда все разбежались? И почему вдруг?

Ребята – Лев, Антон и Валерий – к обеду явились с опозданием, около половины второго. Журналист встретил их, уже выходя из ресторана, и сразу определил, что они чем-то расстроены. Хотя, казалось, после прогулки…

– Шофёр, собака, наглый попался, – объяснил Артист, – договаривались об одной сумме, а он затребовал добавку. Мол, пробки, дольше мотались, он, видите ли, много времени потерял… Не драться же с ним, он здесь – своя мафия, ещё на подмогу позовёт. Раздел под чистую, гад…

– Надеюсь, это поубавило у вас желание разъезжать по экскурсиям на тачках, сели бы на автобус…

– Придётся так или иначе на автобус, – ответил Лев, – бюджет больше не позволяет… Олимпийскую деревню посетили, занятное место. Хотели ещё смотаться в Дагомыс, где предки наши отрывались…

– Правильное направление, – с улыбкой поддержал Коренев, – возможно, и прелестная Анчутка тоже куда-то туда направилась с двумя охранниками – папашей и юрыстом.

Он не стал уточнять, что анчутками в славянской мифологии именовали маленьких злых духов, шаловливых бесенят. Но ребята этого, конечно, не ведали. Он заметил, как лицо Валерия вздрогнуло и напряглось.

– Ну и поедем, а что?! – сквозь зубы произнёс Пьеро.

Антон и Лев с удивлением посмотрели на приятеля, потом перевели недоумённый взгляд на Коренева. При этом Антон ему подмигнул.

– Страдает мужик, не видите, что ли? – изображая суровость, сказал Лев и добавил, обращаясь к Валерию: – Не кисни, чувак, пока она при папаше, никто не умыкнёт твою ветреную пассию. А если ты боишься Бориски, то тут есть над чем задуматься… шанс на успех у него есть… Так что ты особо не парься, понаблюдай пока со стороны… Но опасайся Папашки.

Коренев дивился наивности Валерия. «Чёрт бы его побрал! – досадовал он. – Неужели вчерашний вечер его ничему не научил? Далась ему эта Анюта. Мало ли других забот… Меня вон Спонсор хренов ест своими глазищами, дырку в башке просверлит…»

Богун действительно приближался к журналисту.

– Можно вас кое о чём попросить, молодой человек, – с подчёркнутой вежливостью начал он, сквозь зубы.

Почувствовав высоковольтное напряжение в мужчине, журналист невольно сжал кулаки и приготовился к оскорблению и даже к драке. И отозвался с известной долей сарказма:

– Я весь внимание, спрашивайте…

– Прошу меня правильно понять, – выдавил предприниматель, – к вам это прямо не относится… Вы приличный молодой человек… А вот молодые люди… кажется, ваши приятели… из соседнего пансионата, не очень-то соблюдают приличия, принятые в обществе… Ведут себя довольно развязно, что, представьте себе, оскорбляет определённых лиц. Аглая Политова – моя… невеста, даже если в данный момент мы проходим в какой-то степени через зону турбулентности… то есть через определённые трудности, как это бывает у всех людей, это не повод для… В общем, я вас прошу, как интеллигент интеллигента… всё-таки вы журналист… надеюсь, вы меня поймёте…

Что тут было не понять. Но Коренева покоробило это обращение со стороны малознакомого и не очень приятного человека. За его высокопарными словами скрывались унижение и беспомощность. Впрочем, цель его захода была журналисту не совсем ясна, может, это такой приём – чтоб рикошетом намекнуть, чтобы он лично тоже не строил планов в отношении его невесты и «отвалил» от женщины мечты. Или и впрямь считал, что кто-то из трёх пацанов претендует на внимание Дианы, угрожая их помолвке?

– Я не очень понимаю, о чём речь… – промямлил Коренев, – и что, собственно, происходит… И при чём здесь я?

– Мне хотелось бы избежать серьёзного конфликта! – сказал Богун, повышая голос. – Речь идёт о моей чести… или о чести известного лица, и я готов употребить все средства, чтобы его, то есть её, в смысле честь, защитить. Прошу передать это вашим приятелям. Надеюсь на их понимание…

Спонсор выглядел вполне серьёзно. В его голосе звучала сталь, лицо соответствовало речи. Было видно, что он действительно полон решимости.

– Как интеллигент интеллигенту, – спокойно начал Дмитрий, – могу заявить, что я лично никоим образом на вашу честь не покушаюсь и всемерно её уважаю. Однако… что касается чести другого лица… то, полагаю, что оно в состоянии самостоятельно решать, что ей делать и как поступать…

– А вот уже нет! – резко отпарировал Аркадий. Упомянутая персона ещё довольно молода и не обладает достаточным опытом в сентиментальной области.

Кореневу было и жалко страдальца, и неприятно было вести с ним разговор на эту тему. Ну, положим, насчёт сентиментального опыта тридцатилетней привлекательной дамы тот явно ошибался. И даже если он лет на десять старше своей пассии, то выступать её попечителем или наставником в области чувств – ему совсем не пристало. С какой стати!? Ты мужик? Борись, завоёвывай, но дай ей право выбрать. А не разводи душеспасительные беседы с соперниками… по-детски это как-то…

– Прошу меня извинить за это, так сказать, досадное вмешательство… но мне показалось, что среди ваших друзей вы пользуетесь определённым авторитетом.

Журналист поморщился, жалея, что рядом нет невесты, чтобы оценить этот жалкий и бесполезный разговор.

– Быть может, вам известно, – сказал в заключение Богун, понизив голос, – о прискорбном случае, происшедшем вчера вечером. Моя невеста едва отбилась от недопустимых приставаний одного из ваших друзей. Хотя для спортсмена это неудивительно. Впрочем, спорт – это та же богема! Можно считать это домогательством…

Коренев почувствовал, как кровь прилила ему в голову, перед глазами всё поплыло: «Ах этот чёртов Антей!» Но он быстро взял себя в руки и вопросительно уставился на собеседника, ожидая продолжения. Боковое зрение фиксировало финансиста Веригина, дремавшего в своём кресле.

Вместо разъяснения Спонсор свернул тему и, как ни в чём не бывало, но слегка заискивающе, предложил:

– Вы не настроены сразиться в покер?

– А где взять четвёртого? – за журналиста ответил финансист из своего угла.

– Может быть, Аглаю попросить? – уже совсем робко предложил Богун.

На том и порешили. Партия в покер продолжалась до полуночи. Диана, как и подобает дочери богов, играла жёстко, по-мужски решительно и выиграла несколько партий. Возможно, Кореневу просто везло, он играл рассеянно, но тоже выигрывал, хотя в присутствии теледивы не мог думать ни о чём больше, кроме их предстоящей встречи. Ближе к ночи появился жизнерадостный Профессор с очередной бутылкой коньяка. На сей раз армянского. Коренев и Аглая незаметно для всех поменялись рюмками, чтобы прочитать мысли друг друга. При расставании они опять незаметно соприкоснулись руками.

Три товарища так и не прорезались. Видимо, загуляли в Дагомысе или где-то ещё.

У себя в номере Коренев почувствовал эффект выпитого только после того, как поспешно и подробно записал в дневнике все последние события и разговоры. Спал крепко.

Утром в воскресенье, заглянув, как всегда, перед завтраком в гостиную, журналист увидел там Спонсора с чашкой кофе в руке. Тот сразу же подскочил к нему.

– Дмитрий, пожалуйста, забудьте про вчерашний разговор. Прошу считать, что его не было. Это моя личная просьба, ради бога извините меня за… несдержанность. Всё уже миновало… Никаких проблем… Заранее благодарен за понимание…

«Всё уже миновало…» Что именно? Коренев силился расшифровать брошенную фразу. Насколько ему помнилось, во время игры в покер они с Аглаей общались весьма сдержанно, чтобы не вызвать подозрений, как люди, случайно встретившиеся в обществе… О чём тогда толкует Спонсор? Что миновало? Его охватило такое нешуточное волнение, беспокойство, тревога, что он даже не стал слушать «доклад» портье, как делал каждое утро. Но когда тот встал в дверях служебного офиса и стал с кем-то разговаривать – любопытство взяло верх; журналист, подойдя поближе и увидев в проёме двери директора отеля Зураба, чётко услышал слова портье:

– Не беспокойтесь, Зураб Гивович, никто не узнает, что он из полиции. Раз вы говорите, что у него служебное задание…

На цыпочках Дмитрий осторожно отошёл от двери. В его голове забурлило: «То есть один из постояльцев отеля – из полиции. Со служебным заданием. Это что-то новенькое. Неслабо. Кто же это может быть? Троица из пансионата исключается. Молодо-зелено. Кто из оставшихся? Впрочем, какое мне до этого дело. Я в отпуске. Мало ли что привело сюда полицейского. Какое-нибудь рутинное расследование. Пусть ищет себе на здоровье…»

В этот момент он увидел Аглаю, спускавшуюся по лестнице, и поприветствовал её лёгким ироничным поклоном, стараясь перехватить взгляд. В ответ она тоже кивнула и, обдав его долгим безразличным взглядом, прошествовала мимо, направляясь в ресторан. Журналист долго смотрел ей вслед, ничего не понимая. Сердце сжалось от неприятного предчувствия – неужели всё кончилось, ещё не начавшись? Или что? За движением телеведущей издалека наблюдал и Аркадий Богун. Он, было, собрался её нагнать, но, увидев Коренева, остановился и направился к стойке портье.

– Скажите, милейший, никто новенький сегодня не приезжал? – спросил он служащего, кажется, для отвода глаз.

– Как же. Прибыл тут один учёный муж. Солидный такой. Говорит – эколог.

– А как его зовут? – спросил Богун, но вместо ответа портье указал на дверь служебки, из которой выходил мужчина с типичной внешностью не столько учёного, сколько бухгалтера: невысокий, полноватый, лысоватый, подвижный, улыбчивый.

На нём хорошо сидел светлый летний костюм, явно зарубежного покроя, а в руке он держал соломенную шляпу – судя по всему, настоящую латиносскую панаму. Наличие шляпы придавало ему внешность сыщика Пуаро из рассказов Агаты Кристи. Вся его внешность, манера держаться и острый внимательный взгляд указывали на принадлежность к племени удачных чиновников, облечённых властью и избалованных благополучием. Он поздоровался с присутствовавшими, смешно помахав шляпой, которую, похоже, не собирался надевать, прошёл вглубь гостиной и уселся в свободное кресло, положив шляпу на колени. Богун в это время уже выходил на улицу. Через пару минут в холл спустился финансист Веригин.