Когда заканчиваются сказки бесплатное чтение

© Кондрацкая Е., текст, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

1. Пока смерть не разлучит нас

Кирши узнал Василису ещё до того, как она вошла в комнату. Сначала он услышал её шаги, лёгкие и быстрые, их звук разносился по коридору корпуса и становился всё громче и громче, пока не стих у его двери.

Кирши замер, боясь спугнуть невидимую тень, но сердце его радостно забилось, не веря, что ещё мгновение – и он снова увидит её.

Она не стучала – ворвалась в комнату, ослепительно красивая, румяная и запыхавшаяся от бега, в расстёгнутом кафтане и с распущенной косой. Кирши не мог поверить своим глазам, боялся пошевелиться, боялся приблизиться и прикоснуться – тогда она точно исчезнет, растворится, словно зыбкий утренний туман.

– Чего смотришь, будто мертвеца увидел? – Губы Василисы изогнулись в самодовольной улыбке.

Кирши вздрогнул. Это всё же была она! В один стремительный шаг он пересёк комнату и прижал Василису к себе. Тёплая! Живая и тёплая. Он собирал тонкий аромат с кожи, что пахла так же в тот день. Можжевельником и лавандой.

– Я так хотела тебя увидеть, – прошептала она, гладя его по спине.

Кирши закрыл глаза, стараясь запечатлеть этот момент в памяти. Её глаза, её руки, её тяжёлое дыхание.

– Извини, – прошептал он в ответ, – что не спас тебя.

Василиса вздрогнула и отстранилась. В глазах застыло удивление, губы раскрылись. По подбородку сбежала тонкая струйка крови.

– В следующий раз… – Кирши аккуратно вытер кровь и провернул нож, что вошёл Василисе в спину точно между рёбрами, – лучше принимай форму кого-то живого.

Василиса зашипела, словно кошка, оттолкнула Кирши и отскочила. Черты лица её изменились, заострились и вытянулись. Комната покачнулась, зарябила и превратилась в заброшенную избу, засыпанную снегом. В дыру, оставшуюся от крыши, заглядывала подёрнутая дымкой облаков луна.

Василиса шипела и дёргалась, тщетно пытаясь дотянуться до ножа в спине. Нет, это уже была не Василиса. Длинные чёрные пальцы, словно лапки паука, царапали воздух в пяди от рукояти кинжала, лицо посерело, глаза смотрели на Кирши двумя красными угольками, нижняя челюсть отпала, вывалив на грудь длинный сизый язык. Такие же сизые волосы спутанными нитями волочились по полу.

Ночницы – то ещё мерзкое зрелище. Правда, большинству их жертв – слава богам – не приходилось видеть этих злобных тварей в истинной форме. Чтобы подобраться к добыче, ночницы насылали морок, принимая облики красавиц, любовников или близких – кого успевали ухватить из обрывков последних воспоминаний.

Кирши наклонил ножны, и катана выскользнула из них с тонким поющим звуком – клинок жаждал напитаться кровью.

Ночница вскинулась, оставила попытки достать нож и бросилась на Кирши. Когти полоснули воздух у самого лица, и Кирши одним движением отсёк ей пальцы.

Ночница завопила, и крик тут же оборвался – катана вонзилась в тело, разрубив его наискось, от бедра к плечу. Завершающим ударом Кирши снёс ночнице голову. Та, неуклюже шлёпая языком, полетела в снег. Но не успела голова достигнуть земли, как рассыпалась прахом, а за ней исчезло и всё тело. Нож, что прежде торчал из спины твари, глухо ударился о землю.

Кирши стряхнул с меча чёрную кровь, вытер лезвие и загнал обратно в ножны. Катана потяжелела, довольная сегодняшней добычей.

Подобрав нож и вернув его в ножны на поясе, Кирши вышел из избы, взял оставленный на плетне меховой плащ и набросил поверх кафтана. Заброшенная деревня тонула в снегу и темноте.

Воздух задрожал, и на плетне появился чёрный упитанный кот.

– Ать, как ты её! – встрепенулся Тирг. – Уродина какая – жуть! Язык, язык видал? Болтается, как жирный червяк!

– Мог бы и предупредить, что она поблизости, – проворчал Кирши.

– Да ты меня разве слушаешь? – Тирг почесал рваное ухо. – Я тебя с волколаком предупреждал? Предупреждал. А с упырём тем? Тебе лишь бы железкой своей помахать, да чем опаснее, тем лучше. И вообще, я домовой, а не сторожевой. Тебе надо, ты и глазей по сторонам.

Кирши не ответил. Он уже давно понял, что лучший способ заткнуть Тирга – перестать обращать на него внимание. А уж если начнёшь спорить – пиши пропало, домовой будет трещать, пока язык не отвалится.

– А в кого она для тебя обратилась? – спросил Тирг. – Ты её так обнимал, страхолюдину, что я думал, меня стошнит от этой вони.

– Да ни в кого, – пожал плечами Кирши. – Я ей подыграл, чтобы подобраться поближе.

– А-а-а, молодец. Это ты хитро придумал.

Ноги проваливались в снег, холодный ветер забирался под плащ и кусал лицо. Тирг прыгал по следам Кирши и брезгливо потряхивал лапами.

Большинство изб в Горлицах – так называлась деревня – выглядели прилично. Люди покинули дома совсем недавно, до смерти напуганные ночницами, которые принялись душить во сне и жрать местных мужиков. Ночницы обыкновенно встречались редко и поодиночке, но в Горлицах Кирши убил троих. Вряд ли в этой деревне разом любовники убили и забыли похоронить сразу трёх обманутых женщин и те по общему совпадению переродились в ночниц. Эти твари были залётными, пришедшими невесть откуда и невесть по какой причине.

Вороной конь терпеливо дожидался хозяина на въезде в Горлицы и жевал уцелевшую под первым снегом траву. Конь был молодой, длинноногий, послушный и, похоже, побаивался Кирши, ещё не успев привыкнуть к новому хозяину. За старым конём Кирши не уследил – гнедого жеребца сожрал волколак на прошлом задании.

Кирши потрепал лошадь по холке и сунул ногу в стремя.

– Кирши! – позвал Тирг.

– М?

Он не успел повернуться, как тёмная тень сбила его с ног и потащила по снегу. Правую лодыжку пронзила острая боль. Ещё одна ночница! Конь заржал, поднялся на дыбы и дал дёру.

Кирши попытался сгруппироваться, но тварь двигалась так быстро и так крепко держала его за ногу, что он едва успевал закрываться от залеплявшего глаза снега. Эта ночница не стала возиться с мороком, и Кирши мог разглядеть её серую горбатую спину с острыми бугорками позвоночника. Когти впились в лодыжку, пробив толстую кожу сапог.

– Твою мать, – выругался Кирши, когда понял, что задумала ночница.

Она волокла Кирши между домов к невысокому деревянному колодцу. Если он срочно что-нибудь не придумает, то вряд ли выберется – не свернёт себе шею при падении, так замёрзнет насмерть в ледяной воде.

Изловчившись, Кирши наугад пнул свободной ногой руку ночницы. Попал. Она зарычала, но не остановилась. Пнул сильнее, и она обернулась, чтобы схватить и вторую ногу. Этого короткого промедления хватило, чтобы развернуться и выхватить нож.

Кирши всегда плохо метал ножи. Вот и сейчас лезвие, просвистев, воткнулось под костлявую ключицу, хотя метил он в точно в голову. Впрочем, удар оказался достаточно сильным, чтобы ночница выпустила Кирши.

Он перекатился по снегу, выпуская из ножен катану и одновременно поднимаясь на ноги. Ночница закричала, выпучив на Кирши красные глаза, взметнулась туманом и исчезла. Умеет мерцать? Эта тварь сильнее предыдущих.

Кирши стиснул рукоять меча и сплюнул – на языке остался металлический привкус крови. Похоже, он разбил губу при падении.

– Вылезай! – крикнул Кирши, вглядываясь в темноту и медленно продвигаясь вперёд, в сторону колодца, куда так прытко устремилась тварь. Возможно, если он подойдёт достаточно близко, она нападёт, решив довести начатое до конца.

Снег лежал ровный и безупречно белый, настолько, что полная луна, отражаясь в нём, делала ночь светлее. Над колодцем склонилась под тяжестью ягод рябина, яркие гроздья гнули ветви к воде, словно хотели напиться. Несколько ягод оторвались от ветки и нырнули в чёрную бездну.

Всплеск.

– Кирши? – позвал звонкий мальчишеский голос, и в следующий миг на краю колодца появился Хару.

– Ах ты ж сука! – Кирши ринулся к нему, но Хару закрыл глаза и бросился вниз.

Всплеска не последовало.

Кирши чертыхнулся, боком подошёл к краю колодца и заглянул внутрь. В темноте ничего было не разглядеть.

– Останься сегодня ночью со мной? – прозвучало за спиной.

Василиса в одной сорочке стояла на снегу всего в нескольких шагах от Кирши. Он взмахнул мечом, но разрубил лишь чёрный туман.

– Мы всегда будем вместе, потому что клятва вечна. – Голос Атли обжёг ухо. – Ты мой.

Удар. И снова мимо.

Ночница играла с ним. Не пыталась обмануть, как предыдущая, – она хотела его разозлить, заставить в гневе рубить воздух и в конце концов вымотаться, самого себя загнав в угол. Кирши усмехнулся. Ну наконец-то что-то интересненькое.

– Почему ты дал мне умереть?

Снова Хару. На этот раз он сидел на ветке рябины и болтал босыми ногами. С тёмных кудрей капала вода, раскосые глаза смотрели грустно и укоризненно, голова вжалась в худые плечи.

– Потому что ты был засранцем, – бросил Кирши, настороженно вертя головой. Он уже понял, что сейчас на рябине – как и во всех образах до этого – была не ночница, а лишь её тень. Настоящая тварь пряталась где-то во мраке.

– Я думал, мы друзья навек, – протянул Хару, краснея. – Неужели она больше тебе по нраву?

Хару спрыгнул с дерева и обратился в Василису, которая стянула с себя сорочку и бросила на снег. Кирши отвёл глаза. И тут заметил на снегу тёмные, почти чёрные пятна крови.

– Предпочитаю не менять одного мертвеца на другого, – сказал он, медленно отступая к ближайшей избе.

– Не заставляй меня снова приказывать тебе. Я хочу, чтобы ты сделал всё по своей воле. – От голоса Атли по спине пробежал липкий холод. Кирши сглотнул.

– Обычно, – бросил он, не глядя на Атли и подкрадываясь к двери в избу, – ты отлично справляешься сам.

Что ответил Атли, Кирши не услышал – он вышиб дверь ногой и влетел в избу. Раненая ночница, сидевшая посреди пустой комнаты, зашипела и кинулась на него.

Кирши был готов. В последний момент он шагнул в сторону, пропуская её мимо, и, развернувшись, одним ударом отсёк уродливую голову.

– Это последняя? – В комнату трусливо заглянул Тирг.

– Надеюсь.

– Конь твой сбежал.

– Я видел.

– Раз мы теперь пешком, чур, ты меня несёшь.

– Я и так тебя всегда ношу.

– Справедливо. – Домовой опасливо понюхал прах ночницы. – Ну и воняет! Жуть! Что теперь?

– Ты затыкаешься, и мы идём искать коня.

– А потом?

Кирши выразительно взглянул на Тирга, тот состроил глупую морду.

– Это уже надо было заткнуться?

Кирши не ответил. Он уже думал о том, как ночнице удалось обрести такую силу: не только мерцать, но и навести больше одного морока. Определённо творилось что-то неладное.

– Что-то грядёт, – пробормотал он, покидая избу.

Тирг поджал хвост и промолчал. Он отчего-то впервые решил послушаться Кирши и заткнуться. Домовой, понял Кирши, тоже почувствовал тьму, что витала в воздухе. Тьму, что пронизывала ночь и не сулила ничего хорошего.

Конь нашёлся у соседней деревни, в которой Кирши остановился на ночлег. Деревенька такая маленькая, что в ней не было ни трактира, ни постоялого двора. Так что старосте – седому, но ещё вполне себе крепкому старику – пришлось пустить Ворона на порог собственного дома. Жены у старика не было, зато были сын с невесткой, а ещё – пятеро внуков, что, сгрудившись на печке, глазели на Кирши и всю ночь шушукались, мешая спать.

Вот и сейчас, когда Кирши, заснеженный и чуть не околевший от холода, ввалился в избу, они сбились в кучу и возбуждённо заверещали.

– Убил чудище?

– Убил! Убил чудище!

– Страшно!

– Тихо ты, только тебе и страшно!

– Глядите! Это там кровь?

Кирши не обратил на их галдёж никакого внимания, сбросил плащ и устало опустился на лавку. Скинул сапоги и осмотрел раненую ногу. Ничего серьёзного – когти ночницы лишь оцарапали кожу.

В горницу вошла Купава – невестка старосты – маленькая и худенькая, как осинка с двумя тонкими пшеничными косами, она несла завёрнутый в полотенце горшок. Он дымился и пах капустой и грибами.

– Как раз к ужину! – воскликнула она.

Горшок тяжело ухнул об стол, Купава выпрямилась и отёрла полотенцем вспотевшее лицо.

– Батюшка захворал, так что уж почивает. А Видан вот-вот подоспеет. Силки проверить отправился. А ну! – Купава повернулась к детям. – Тикайте отседова!

Она махнула на них полотенцем, и те, завизжав, ураганом скрылись в дверях.

– Деду проведайте! – крикнула она им вслед. – Он вам сказок расскажет.

– А дети есть не будут? – спросил Кирши, натягивая сапог.

Купава замялась и покосилась на двери.

– Они уже поели, – ответила она уклончиво. – Пущай с дедом повозятся. А мы тут как-нибудь сами.

Кирши хмыкнул, но ничего не сказал. Купава заметила пропитанную кровью штанину, тихо охнула, но помощи не предложила.

Дверь в сени распахнулась, и в горницу вошёл Видан, неприлично огромный и широкоплечий по сравнению со своей маленькой женой. Светлая борода и густые брови его покрылись инеем, в красных от мороза руках – по зайцу.

– Завтра жаркого наделаем! – пробасил он, складывая дичь на лавку, и покосился на Кирши. – Чтоб на всех хватило.

– Я работу сделал, – покачал головой Кирши. – С рассветом уеду.

На лице Видана промелькнуло облегчение, но он сказал:

– Оставайся, сколько знаешь, Ворон. Только лихо за собой не приведи.

Кирши в ответ только кивнул.

Расселись ужинать, и за столом тут же воцарилось молчание, от которого, кажется, больше всех страдала Купава. Она всё ёрзала на лавке и тулилась к мужу, поглядывая то на него, то на Кирши, то к себе в тарелку.

– Очень вкусная капуста. – Кирши решил развеять напряжение. Вышло неловко, но Купава немного расслабилась и неуверенно заулыбалась.

– Благодарствую. Не чета столичным кушаньям. Вам, небось, в гарнизонах ваших помудрёнее блюда подают.

– В столице, может быть, а в походах мы едим что придётся. А твоя стряпня дорогого стоит. – Кирши понадеялся, что выдал что-то вроде комплимента.

Купава зарделась и спрятала взгляд, а вот Видан покосился на Кирши неодобрительно и едва заметно придвинулся к жене.

– А это правда, о чём люди судачат? – вдруг вскинулась Купава. – Что невеста царя из-под венца сбежала?

Кирши чуть не поперхнулся от такой резкой смены темы. Так вот чего Купава мялась! Боялась спросить то, что её действительно волновало.

– А люди так говорят? – переспросил он.

– Говорят, что они с царским сынком Радомиру рога наставили, – отозвался Видан. – Опозорили его у всех на виду, и ведьма эта сбежала подальше от царского гнева. Кто-то даже поговаривает, что она чернокнижницей была.

– И говорят, после этого Радомир впал в тоску да запил, а советница его с башни выкинулась, – понизила голос Купава. – Да вот мы не знаем, чему верить, а чего сторониться. А тут ещё и поговаривают, что нечисть себя странно ведёт. Вот мы и беспокоимся.

– Это всего лишь слухи. Беспокоиться не о чем, – солгал Кирши.

Слухи не врали – по крайней мере, не обо всём. У них с Атли были неуверенные предположения, что нечисть беспокоилась из-за запретных чар Белогора, но с его смертью ничего не изменилось, стало только хуже, а значит, причина крылась в другом. Но, впрочем, Кирши это беспокоило мало, сейчас его больше волновали собственные цели. А мир… Мир пусть хоть сгорит дотла.

2. Вдали от дома

Снег медленно опускался на серый город. Огромный и каменный, словно когда-то могучий великан, которого пригвоздили к земле маленькие человечки, растерзали и устроили себе на обглоданных останках новый дом.

Василиса сидела, обхватив колени, на широкой кровати в маленькой комнатке на двадцатом этаже серого дома и боялась даже подойти к окну, чтобы её не стошнило от головокружительной высоты.

В комнату заглянула Дина – высокая худая девушка с пышными кудрями цвета графита и непроницаемо-чёрными глазами. Она не отходила от Василисы ни на шаг с того самого дня, как та пришла в себя.

– Свет, твоя мама звонит, точно не хочешь поговорить? – спросила она, прикрывая рукой розовую светящуюся пластину, которую вечно таскала с собой.

«Смартфон», – всплыло в сознании, и Василиса схватилась за голову: чужие воспоминания и мысли тревожили и пугали. И самое ужасное, она никуда не могла от них деться, как ни старалась.

Приняв этот жест за отказ, Дина поджала пухлые губы и поднесла смартфон к уху.

– Да, Антонина Анатольевна, думаю, ей нужно ещё немного времени. Не переживайте, врач сказал, что со временем… да-да. Нет, приезжать не нужно, мы справимся. Как ваши дела? Как Калифорния? Тепло? – Дина вышла из комнаты, весело щебеча в трубку.

Но уже скоро вернулась с подносом в руках.

– Тебе нужно поесть, – сказала она беззаботно, наморщила нос с выразительной горбинкой и поставила поднос на прикроватную тумбочку.

Комнату наполнил аромат свежей выпечки, корицы и ещё один горько-сладкий запах, которого Василиса прежде не слышала. Василиса, но не Светлана.

«Кофе».

Василиса поморщилась.

Дина села рядом и заправила ей за ухо прядь волос. Чужих волос, почти таких же длинных, но гораздо темнее от глубоко въевшейся краски. Волнистые пряди слипшимися сосульками спадали на спину – Дине каждый раз приходилось буквально загонять Василису в душ. И если бы не она, то Василиса, наверное, совсем ничего не ела бы и уже давно умерла с голоду.

– Эй, – позвала Дина ласково, стараясь заглянуть Василисе в глаза. И уже не впервые за эти дни продолжила: – Что-то случилось с тобой. Ты можешь поделиться со мной всем, чем захочешь.

Язык. Ещё одна вещь, которая поражала Василису до глубины души. Она совершенно точно впервые слышала этот язык. В нём звучали знакомые нотки, обрывки похожих слов, но не более. И тем не менее Василиса понимала каждое сказанное слово. Потому что новое тело его знало? Или потому что глубоко внутри в нём всё же остался осколок Светланы, которую Василиса, сама того не желая, выгнала из дома.

– М? – напомнила о своём присутствии Дина. – Помнишь, когда я пришла к тебе в первый день, ты сказала, что ты не Света. Хочешь, можем поговорить об этом?

– Ты мне не поверишь, – хмыкнула Василиса.

Ей и в её мире вряд ли бы кто поверил. Где это видано – душа-подменыш. А уж в этом мире, напрочь лишённом магии… Сколько Василиса ни пыталась, не могла сотворить даже самых простых чар – она не чувствовала магию ни в себе, ни в окружающем пространстве. И это пугало ещё сильнее. Если в этом мире нет магии, то сможет ли она вообще отыскать дорогу домой?

– Ты же доверяешь мне.

«Светлана доверяла тебе. А я тебя даже не знаю».

– Знаешь меня.

«Не знаю».

– Помнишь, в первом классе ты рассказала мне про подкроватного монстра и мы вместе выслеживали его целую неделю?

Василиса помнила и не помнила одновременно. Чужие воспоминания накатывали на неё, словно волны на пологий берег. Разрозненные картинки, обрывки и вспышки, они появлялись и исчезали, оставляя после себя ощущение бесконечного дежавю. «Дежавю» – это слово тоже было для Василисы не более чем осколком чьей-то прошлой жизни, который отчаянно пытался встроиться в новую мозаику.

Всё, что осталось у Василисы, кроме подёрнутых туманом собственных воспоминаний, – сны. Пронзительные, яркие сны о доме, по которому она так скучала, о холодном море и скалах, которые она никогда не видела, и о синих глазах, которые она боялась больше никогда не увидеть.

– Мне приснился сон, – тихо сказала Василиса, бросая на Дину испытующий взгляд, проверяя, можно ли идти дальше, стараясь одним только взглядом прощупать её отношение к Светлане, её любовь и её веру, которые очень понадобятся Василисе, если она всё же решится рассказать правду или хотя бы её часть.

Дина в ответ кивнула и забралась с ногами на кровать. Она вся вдруг засветилась, будто солнце, взошедшее посреди тёмной ночи. И Василисе стало жаль её, несколько недель смиренно ждавшую, когда Светлана, её Светлана, снова заговорит с ней. Жаль, Дина не знала, что этого не будет, как бы она этого ни ждала. А Василиса не находила в себе сил сказать об этом прямо. Дина нравилась ей, была добра и мила, да и, в конце концов, Дина была единственным проводником Василисы в этом новом мире.

– Мне приснился сон, – повторила Василиса, тщательно подбирая слова. – Что я была в другом мире, и… звали меня иначе. И мир был совсем другой, не похожий на этот. Он был полон магии, дремучих лесов и чудищ…

Василиса рассказывала о своей жизни так, будто это была жизнь совершенно другого, практически незнакомого человека. Словно давно забытое воспоминание, древняя сказка или легенда о девушке, сбежавшей из дома, чтобы стать Вороном – могучей чародейкой, защищающей людей от напастей. О девушке, которая храбро сражалась с нечистью, отыскала добрых друзей и дала обещание самой богине смерти Морене, чтобы спасти дорогого человека. О девушке, что сразилась с самым сильным чародеем всех времён, пала, но выжила, невольно спасённая древним заклятием и силой магического Источника.

Чародейка обрела новое тело, на первый взгляд неотличимое от её собственного: те же руки, то же лицо, почти такая же улыбка. Среди сотен тысяч миров душа нашла двойника, идентичный сосуд и, не желая умирать, заняла чужое место. Василиса смотрела в зеркало и узнавала и не узнавала себя одновременно. Новое тело было худее, тоньше, на руке больше не белел шрам от ожога, который оставила старая ссора с Тиргом, зато нашёлся незнакомый шрам на коленке, который Светлана получила, упав в детстве с яблони. Волосы были такими же длинными и по-знакомому мягкими, но тёмными, почти чёрными из-за стойкой краски, которую Светлана выбрала, чтобы подчеркнуть бледность кожи, тогда как с лица Василисы, привыкшей проводить в тренировках много времени под палящим солнцем, не сходил золотистый загар. Но страннее всего было то, что в приютившем её теле жил новый, огромный, совершенно незнакомый Василисе мир.

Василиса рассказывала свою историю, и по щекам её текли слёзы. Она не плакала, нет, говорила спокойно, даже отстранённо, но слёзы всё текли и текли, и никак не останавливались.

– Значит, теперь, по закону жанра, этой чародейке предстоит вернуться домой? – спросила Дина, когда Василиса замолчала.

За окном расцветал рассвет. Она и не заметила, что проговорила всю ночь напролёт.

– Но это невозможно, потому что в мире, в который она попала, нет магии, – покачала головой Василиса. Дина не смеялась, не осуждала и не обвиняла Василису, говорила спокойно и серьёзно, и Василиса немного расслабилась.

– Но Морена дала ей волшебный клубок, – напомнила Дина. – Тот, помнишь? Который привёл её в пещеру к Белогору.

Василиса усмехнулась.

– Говорю же, в новом мире нет магии, и сколько бы чародейка ни бросала клубок, сколько бы ни молилась и ни призывала чары, клубок не двигался. В этом мире он был не более чем мотком красных ниток.

Она украдкой покосилась на прикроватную тумбочку, в которой лежал бесполезный клубок.

– Так не должно быть. – Дина нахмурилась и завалилась на спину. Чёрные кудри разметались по одеялу. – Когда главный герой завершает свой путь и побеждает чудище, он должен вернуться домой. По законам сторителлинга.

По законам чего? Значение этого слова разум Василисе отчего-то подкидывать отказывался. Дина заметила озадаченное лицо Василисы и пояснила:

– Ну, как в сказках. Нужно не только победить чудище, но и вернуться, иначе история будет не полной.

– Только вот жизнь не сказка, – хмыкнула Василиса и тут же поправилась: – И сны тоже.

Дина помолчала, разглядывая длинную изломанную трещину на белом потолке.

– Я, конечно, ещё не дипломированный психолог, но попробую предположить, что этот сон – пока ты была в коме – казался тебе таким реальным, что ты теперь проецируешь образ этой девушки на себя. Вы вроде как слились. И теперь ты грустишь, потому что её история не получила логического завершения.

– Ну, вроде того. – Василиса понадеялась, что поняла хотя бы половину из сказанного верно.

– Тогда всё просто! – Дина хлопнула в ладоши и села. – Давай вернём её домой?

Василиса не сдержала смешок.

– И как же мы это сделаем?

Дина скрестила ноги, выпрямилась и положила ладони на острые коленки.

– Закрой глаза, – скомандовала она.

Василиса послушалась. На мгновение ей показалось, что, возможно, Дина знает какой-то секрет этого мира…

– Представь себя этой девушкой, как она открывает портал посреди этой комнаты, наподобие того, что был в лесу, как заходит…

– Это не сработает! – оборвала её Василиса, вдруг разозлившись, словно её жестоко обманули.

– Да ты попробуй!

– Не буду я, потому что знаю, что это не сработает.

Дина закатила глаза и разочарованно засопела.

– Конечно, куда вам, технарям, до мысленных экспериментов, – проворчала она. – Вам подавай всё, чтобы ручками потрогать. Ладно, давай по-твоему.

У Василисы уже не было желания ни в чём участвовать, но перебивать она не стала.

– Как бы чародейка могла вернуться домой, если бы магия в новом мире всё же была?

– Но её там нет!

– Ну, ты, блин, представь! Не заморачивайся условностями, просто ответь на вопрос.

– Ну, бросила бы клубок и попросила отвести домой! – в тон ей ответила Василиса.

– А если клубок всё ещё не работает?

Василиса задумалась. Пыталась подбирать варианты, но ничего толкового не приходило ей в голову. Если бы чародеи умели так просто путешествовать между мирами, то Белогору бы не понадобилось убивать столько людей, чтобы приоткрыть хотя бы щёлочку. Хотя… Тут Василиса вспомнила о теории взаимных притяжений. Не то чтобы вспомнила – так, обрывки лекций наставника, которые она слушала вполуха. Как же там было? Подобное притягивает подобное, и чем дальше магические частицы одного порядка удаляются друг от друга, тем сильнее их друг к другу притягивает. Она вспомнила, как однажды Кирши поделился с ней своей силой и как эта сила после стремилась вернуться к нему, как она собиралась под кожей и колола кончики пальцев, чувствуя близость законного хозяина. А что, если…

Что, если Беремиру так сложно было открыть проход между мирами, потому что он хотел доставить в наш мир чужеродный объект? Что, если Василиса, которая не принадлежит этому миру, сможет каким-то образом притянуться к своему? Если это притяжение существует…

Недостаток знаний и опыта не позволял Василисе углубиться в размышления, но она решила выдать хотя бы что-то, что, возможно, хоть как-то могло сработать.

– Чародейка попыталась бы отыскать Источник магии, потому что это…

– Точка соприкосновения двух миров! – подхватила Дина. – Да! Мне очень понравилась эта концепция из твоего сна. Отлично! И как же выглядит такой Источник? Если мы предполагаем, что магия в мире, где оказалась чародейка, не ощущается, можно ли распознать Источник как-то иначе?

В голове сам собой зазвучал голос Кирши: «Поздней осенью, когда северное сияние особенно яркое, в небе над тундрой можно увидеть отражение другого мира. В зелёном сиянии можно разглядеть горы и каменные башни, до которых никогда никому не добраться».

– В некоторых Источниках отпечатывается отражение другого мира, – протянула Василиса неуверенно. – Изображения, звуки, необычные цвета…

Дина кивнула и зарылась в смартфон. Пальцы молниеносно застучали по экрану. Она даже язык высунула от усердия. Хмурилась, бормотала что-то и снова стучала по экрану. Василиса терпеливо ждала.

– Как Китеж-град, например? – Дина ткнула в Василису смартфоном.

Василиса недоумённо уставилась на экран.

– Ну да, куда уж нам историю учить, – скривила розовые губы Дина и принялась объяснять, активно жестикулируя. – По легенде, в каком-то там озере, погоди, загуглю… ага, вот! Озеро Светлояр. По легенде, в нём есть целый город и можно даже слышать звон колоколов из-под воды. Это сойдёт за Источник?

Василиса неуверенно кивнула. Неужели в этом мире тоже есть Источники магии? На горизонте замаячила искорка надежды. И у Василисы перехватило дыхание.

– Прекрасно! – Дина увлечённо тыкала пальцами в экран смартфона. – Значит, в ближайшие выходные мы едем на озеро Светлояр, возвращать твою чародейку домой. И не спорь! Я уже покупаю билеты. И если всё получится, я по твоему случаю научную статью напишу.

Дина соскочила с кровати, рассеянно клюнула Василису в щёку, не отрываясь от экрана.

– Люблю тебя.

Она, конечно, имела в виду Светлану, но Василиса всё равно ощутила тепло благодарности за эту любовь.

3. Снег на волчьих лапах

Атли расхаживал по кабинету из угла в угол и подбрасывал на ладони капитанскую брошь – серебряного ворона на полумесяце.

В кресле у стола сидела Аньяна и терпеливо наблюдала за его метаниями. На ней был белый Журавлиный кафтан, а на шее висел кулон с летящим журавлём – знак того, что теперь она была капитаном.

– Тебе нужно успокоиться, – сказала она мягко. – Всё не так уж и плохо.

Атли остановился и попытался натянуть вежливую улыбку, но получилась скорее вымученная гримаса. Он уже не помнил, когда спал в последний раз.

– Неплохо? – проговорил он как можно спокойнее. – Из всех капитанов только Белава позаботилась о будущем и оставила преемницу. Остальные, видимо, считали, что жить будут вечно.

– Вот видишь. – Голос Аньяны стал ещё мягче и ласковее. – Нас уже двое. И я на твоей стороне. Ты возьмёшь на себя обязанности командующего Гвардией и сможешь назначить новых капитанов Воронов и Соколов.

– Исключено. – Атли сделал ещё несколько шагов туда-сюда и обессиленно рухнул в кресло. – Я не могу стать командующим.

– Но почему? Ты единственный, кто подходит на эту роль. Действующий капитан…

– Потому что я принц другого государства, Аньяна, – поморщился Атли, словно она не понимала очевидных вещей.

– И? Все в Гвардии знают, что ты верен…

– Дело не в Гвардии. – Атли потёр лицо, шумно выдыхая. – Дело в царе и в Совете Чародеев. Они сочтут это попыткой вмешательства в дела Вольского Царства и просто так не оставят. Кроме того, я связан с отцом. Он вожак стаи, а это посильнее любых клятв.

– Думаешь, король Вегейр тоже попытается вмешаться в дела Гвардии?

– Вряд ли, но для Радомира и Драгана уже одного существования этой связи будет достаточно, чтобы выступить против моего назначения. И они будут совершенно правы.

Аньяна замолчала. А Атли откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Голова гудела, истощённый мозг с таким трудом ворочал мысли, будто это были трёхсотпудовые булыжники. Вольская Гвардия расползалась под пальцами, как гнилые нити в обветшавшей ткани. С одной стороны, Атли пытался собрать растерянных и напуганных потерей командиров гвардейцев и хоть как-то организовать их работу. С другой стороны, он пытался решить проблему с Советом Чародеев, который коршуном нависал над Гвардией и требовал немедленно назначить новых капитанов и главнокомандующего, наседая на то, что без командиров Гвардия, а значит, Совет и всё Вольское Царство, под угрозой. И, конечно, предлагали – почти требовали – назначить на эти роли своих выдвиженцев – чародеев из Совета, упирая на то, что погибшие командиры не оставили за собой преемников.

Царь пока отмалчивался, предпочитая встречам с Советом и Атли общество вина и мёда. Сколько ещё он собирался топить своё горе в вине, Атли не знал, но ожидал, что рано или поздно такая прыть Совета начнёт беспокоить даже непросыхающего Радомира и он тоже насядет на Атли, заявив, что если в Гвардию войдут представители Совета, то представители царя обязательно должны контролировать ситуацию и тоже занять руководящие должности соответствующего порядка.

Атли как мог пытался держать Совет в узде, неделями откладывая принятие решения и перенося встречи в попытке придумать, как же сохранить Гвардию независимой. Он ссылался на поиски завещаний капитанов и отбор собственных кандидатов, на необходимость отладить работу и дождаться завершения траура по погибшим. Но откладывать бесконечно было невозможно, и Атли чувствовал, что уже достиг предела возможных отговорок.

Нужно было что-то решать как можно скорее и при этом постараться оставить с носом и царя, и Совет. Если Гвардию втянут в политические игры, последнее, чем будут заниматься гвардейцы, – защищать людей от нечисти.

– Хорошо, если ты не можешь быть командующим, – голос Аньяны выдернул Атли из тревожных мыслей, – давай подумаем, кому ты доверяешь достаточно, чтобы он занял это место. Мы не можем позволить Совету запустить свои лапы к нам в дом.

Атли приоткрыл глаза и посмотрел на Аньяну. Она выглядела серьёзной и собранной, щёки раскраснелись, брови сошлись на переносице, взгляд решительный и дерзкий.

– Это можешь быть ты, – вдруг сказал Атли.

Аньяна, собиравшаяся что-то сказать, осеклась и непонимающе уставилась на него.

– Я?

– Кроме меня, только ты можешь занять это место как преемница Белавы.

Аньяна рассмеялась.

– Ты с ума сошёл? Мне девятнадцать! И я пробыла капитаном Журавлей сколько – неделю? Совет нас засмеёт. Нам нужен кто-то более опытный, более внушительный и желательно воин, а не целитель.

Атли был согласен с каждым её словом, но другого выхода не видел.

– Аргорад был твоим ровесником, когда возглавил Гвардию. И только тебя у нас есть шанс отстоять – по уставу, сейчас ты единственный законный вариант после меня. Я откажусь от своего места и поддержу твою кандидатуру. А ты назначишь других капитанов. Совет будет в бешенстве, но, я надеюсь, они не пойдут против устава. По крайней мере, пока что они пытаются делать вид, что правила и уставы их очень заботят.

Аньяна выдохнула, вся обмякла и растеклась по креслу – такого поворота событий она явно не ожидала.

– Я не смогу, – слабо проговорила она, глядя себе в колени. – Я и с ролью капитана-то не уверена, что справлюсь.

– Ты будешь не одна, – пообещал Атли, впервые за несколько недель чувствуя прилив сил и с каждым мгновением всё больше утверждаясь в своём решении. Они справятся – должны справиться, придётся справиться. У них просто нет другого выбора.

Аньяна зашла в Царские Палаты не через резные двери с изображением грозных медведей, а через скромную, почти незаметную дверь для прислуги. Её отец Ратибор – царский воевода – встретил дочь в тени старой кухни. Он занимал почти всё пространство у двери, подпирая одним плечом кухонный шкаф, а другим – дверной косяк, и нервно переминался с ноги на ногу, то и дело оглядываясь по сторонам. Карие глаза над бурой бородой поблёскивали в тусклом свете из запылённого окна.

– Почему так долго? – прошептал он, но его низкий голос всё равно эхом пронёсся по кухне.

– Атли вызвал меня к себе, – тихо ответила Аньяна, мгновенно проникаясь нервозностью отца. – Не могла же я сказать капитану, что зайду попозже.

– Ты теперь тоже капитан.

– Вот именно, – зашипела Аньяна. – И Царские Палаты – последнее место, где мне стоит находиться. Если Атли или Совет узнают, чем я тут занимаюсь, то мне несдобровать…

– Если кто-то из Совета или придворных увидит царя, то нам всем несдобровать, – в тон ей ответил Ратибор.

Они вышли в узкий коридор и направились в сторону царских покоев, что располагались на верхнем этаже терема. Ратибор вёл Аньяну по коридорам прислуги, которые практически пустовали в этот час. Всего раз или два им встретились служанки с бельём, и каждый раз, проходя мимо, Аньяна опускала голову, надеясь, что тень и простое серое платье не позволят её узнать.

– Это в последний раз, слышишь? – шепнула она в спину отцу, когда они вышли на спрятанную от посторонних глаз лестницу. – Скорее всего, я стану новой главнокомандующей. И тебе придётся справляться самому.

Ратибор остановился и резко развернулся к дочери, так быстро, что Аньяна едва не налетела на него. Он схватил дочь за плечи и расплылся в широкой улыбке.

– Моя малышка возглавит Гвардию? – пробасил он, и глаза его радостно заблестели.

– Тише! – пискнула Аньяна, оглядываясь по сторонам в поисках лишних ушей.

– Я так тобой горжусь, дочь! – Отец хлопнул Аньяну по спине, и из той от удара чуть не вышибло дух. – Мама и сестрёнка будут в восторге.

Аньяна погрустнела.

– Пап, ты же понимаешь, что это не значит, что Гвардия встанет на сторону царя…

Улыбку Ратибора как ветром сдуло, взгляд стал колким и серьёзным.

– Поговорим об этом позже, – сказал он и, развернувшись, двинулся дальше.

– Нам не о чем говорить. Гвардия независима…

– Ты ещё слишком молода и не понимаешь, – оборвал её Ратибор. – Ты не знаешь, сколько у нас врагов, какие опасности ждут царя, а значит – Гвардию и весь народ. Один Драган с его шайкой чародеев чего стоит. Пока вы с Атли играете в игры…

Аньяна закусила губу и бесшумно вздохнула. Вот так всегда. С тех пор как она вступила в Гвардию, ещё ребёнком, отец не умолкая повторял, что Гвардия нужна царю для защиты. Тогда соседние Ранта, Атаррат и кочевники из Чёрной Пустыни, что регулярно совершали набеги на южную границу Вольского Царства, не посмеют даже взглянуть в сторону наших земель.

«И Совет будет ходить по струнке и наконец выполнять то, что велит царь, а не что взбредёт им в головы», – любил повторять он.

Аньяна слушала отца вполуха, на её сторону вставала мать – она была когда-то Соколом, но покинула службу после рождения второй дочери. Она, как и Аньяна, выступала за независимость Гвардии, отчего нередко ссорилась с отцом.

– Дочь, ты должна понять, что царю… – начал было Ратибор.

– Царю надо меньше пить! – не выдержала Аньяна. – И тогда мне не придётся тайно сбегать из гарнизона, чтобы вылечить ему похмелье.

Ратибор замолчал.

– Я помогаю ему только потому, что ты об этом просишь. Но о большем, умоляю, не проси меня. Все вокруг думают, что он запил из-за невесты, но мы-то с тобой знаем, сколько лет я помогала тебе скрывать его любовь к бутылке. Просто сейчас скрывать уже больше не выходит. Рано или поздно это должно было случиться.

– Мы не можем, придворные…

– Я не могу. Атли мне доверяет, мне нужно заслужить доверие гвардейцев. Я выбираю Гвардию, отец.

– Ты совершаешь ошибку, – только и сказал Ратибор с горечью и толкнул дверь в царские покои.

Приближённые царя знали, что выпивка стала лучшим другом Радомира ещё много лет назад, после смерти жены, которая отдала Морене душу сразу после рождения Дарена. Но если раньше он редко напивался до беспамятства и легко сохранял образ надёжного и сильного правителя, то в последнее время царь принялся пить, не просыхая. Возможно, дело и правда было в сбежавшей невесте, появившейся из ниоткуда и исчезнувшей в никуда, – тёмная история, подробности которой знали разве что царевич Дарен и сам царь, но рассказывать их никому не торопились. Злые языки поговаривали, что невеста та была ведьмой и опоила царя приворотным зельем. Так это или нет, Аньяна не знала, но с тех пор как невеста исчезла, Радомир всё чаще стал напиваться вусмерть.

Вот и в этот раз посреди спальни, среди золотых сундуков, покрывал и подушек, на шерстяном ковре возле кровати лежал царь Радомир. В нос ударил резкий запах мочи и вина, и Аньяна поморщилась, прикладывая к лицу надушенный рукав платья. Под царём, словно кровавое пятно, растеклось из бурдюка вино, а он так и заснул – лицом в луже. Золотой обруч съехал со лба. Поверх чёрного платья на царе лежала, обнимая лапами, бурая медвежья шкура.

– Это что-то новое. – Аньяна прошла в комнату и присела на корточки рядом с телом.

Ратибор выглянул напоследок в коридор и плотно закрыл двери в покои.

– У тебя мало времени. С минуты на минуту на аудиенцию должен прийти Драган.

Аньяна напряглась.

– Что ему нужно?

– Не знаю. Поторапливайся.

Аньяна цокнула языком, стащила с царя медвежью шкуру и с трудом перевернула его на спину. Радомир недовольно заворчал, попытался оттолкнуть её, но промахнулся, и рука безвольно упала на ковёр.

– Он обмочился. Новое платье найди ему, – бросила Аньяна отцу, а сама полезла в рукав за снадобьем.

Ратибор выругался, но послушно пошёл к ближайшему сундуку.

– Так плохо ещё не было, – сказал он.

– Будет хуже, если не найдёшь способ уговорить его бросить.

– А ты не можешь? Этими своими чарами.

– Мы это обсуждали, чары не всесильны. Нужно, чтобы Радомир остановился сам.

– Или ты просто не хочешь? На радость своему Атли.

Аньяна ничего не ответила. Не видела смысла спорить, знала, что отец просто на взводе и оттого говорит ей неприятные вещи, чтобы самому было не так тревожно и страшно. А ему было страшно. Слишком много сражений прошёл – ещё юнцом воевал с кочевниками и теперь за каждым углом видел врага. Возможно, и её скоро ждёт то же самое.

Аньяна влила в рот царю горький отвар, и он закашлялся. Положила руку на холодный от пота лоб и прошептала заклинание.

– Скоро его вырвет, и ему станет лучше. Но отвары уже помогают гораздо хуже, так что я не знаю, насколько свеж и бодр он в итоге будет. С остальным, надеюсь, справишься сам? Мне пора возвращаться.

Ратибор кивнул. Он уже держал в руках чистое платье. Аньяна поднялась на ноги и быстрым шагом направилась к двери. Она не нашла в себе сил попрощаться с отцом, ей было противно. От царя, от отца и от самой себя.

Аньяне отчаянно хотелось сбежать. Уехать подальше, не становиться главнокомандующей, не принимать ответственность, не биться за независимость Гвардии, не сражаться с собственным отцом. Она знала, что это малодушно, что не этого от неё ждут, не такие надежды на неё возлагают. Она не могла подвести Атли, не могла подвести Белаву.

Аньяна села на лошадь и направилась в единственное место, где могла какое-то время не думать ни о чём, кроме облаков на небе.

Голая ива посреди заснеженного поля. Ива – маленькое убежище, – под которой они ещё детьми с царевичем Дареном проводили дни, прячась в высокой траве, представляя, что они не дома, а где-то далеко-далеко, там, где могут выбирать своё будущее. Аньяна в детских мечтах была капитаном Журавлей, а Дарен – Вороном. Аньяне повезло, своё будущее в итоге она выбрала сама. По крайней мере, так ей хотелось думать. Дарену же повезло меньше – Вороном он так и не стал.

Сегодня у ивы не было пусто. Аньяна узнала белого коня с красной попоной – он принадлежал царевичу.

– Не ожидал, что ты придёшь. – Дарен поприветствовал Аньяну доброй улыбкой. Он сидел под ивой на седле, на коленях у него лежала книга.

– Давно мы тут не встречались, – улыбнулась в ответ Аньяна. И по примеру Дарена принялась стаскивать седло со своей серой в яблоках кобылы.

Дарен отложил книгу и помог Аньяне справиться с ремнями и установить седло рядом со своим. Они сели рядом, и Аньяна прильнула к тёплому боку друга. Дарен снова взял книгу и зашуршал страницами. Им не нужно было разговаривать. Они могли бы сидеть так часами. Дарен бы читал книгу, а Аньяна наблюдала за облаками, изредка отвлекаясь, чтобы обменяться впечатлениями. Но сегодня Дарен нарушил молчание.

– Как мой отец? – спросил он.

– Не понимаю, о чём ты, – грустно ответила Аньяна.

– Хорошо, – без обид отозвался Дарен и вернулся к чтению. – Он вчера нацепил медвежью шкуру и убеждал служанку, что он Велес. Ратибор дал ей денег за молчание. Но люди, наверное, уже болтают.

– Что читаешь? – Аньяна постаралась уйти от неприятной темы. Меньше всего сейчас ей хотелось думать о царе.

– Сказки. – Дарен смутился. – Если не хочешь разговаривать, могу почитать вслух.

– Почитай, пожалуйста. – Аньяна закрыла глаза и положила голову на плечо царевичу.

Дарен откашлялся, сел ровнее, чтобы Аньяне было удобнее, и начал читать:

«Давным-давно, когда ещё пела свои песни птица Нагай, жили-были брат и сестра, не родные, но названые. Богатырь и богатырша, что вместе бились с чудищами и равных по силе и храбрости им было не сыскать. Звали их Хорив и Марья. Двое тех, от кого начался род царей Вольских и королей Северных.

Марья была родной дочерью самого бога Велеса, а Хорив – обычным смертным. Умела она обращаться в медведицу и в волчицу, оттого как дар этот передался ей от отца, и была верным спутником другу своему Хориву. Не раз выручали они друг друга, но сражались однажды с Аспидом лютым, да сложил в битве той Хорив голову.

Опечалилась тогда Марья и пожелала друга своего вернуть. Рассекла мечом своим врата Нави и отправилась искать его в Полях мёртвых.

Морена, узнав о таком вторжении, явилась к Марье и велела немедленно покинуть царство её подземное. Воспротивилась Марья и сказала, что без друга своего не уйдёт. Да пригрозила Морене мечом своим, что мог даже бога сразить.

«Что ж, так и быть, – сказала тогда Морена. – Потому как дочь ты брата моего. Выполни три моих условия, и верну я тебе друга твоего. Да только ни тебе, ни ему прежними не быть».

«Ставь свои условия!» – храбро согласилась Марья.

«Друг твой Хорив – смертный, а оттого вернуться в мир живых сможет он, лишь напитавшись божественной силой. Готова ли ты отдать половину себя, чтобы он жил? Станешь ты слабее и смогут тебя сразить вороги. Готова ли ты к тому?»

«Готова», – не усомнившись, ответила Марья.

«Для того придётся отдать тебе ему свою звериную суть. Волка ли, медведя ли – решать тебе. Но друг твой Хорив сумеет вернуться в мир лишь в зверином обличье. Будет жить он, но никогда не быть ему больше человеком. Готова ли ты к тому?»

Засомневалась Марья, но ответила:

«Готова. Пусть друг мой волком будет подле меня, а коли решит уйти, то по своей воле».

«И ни один из вас после смерти не ступит в моё царство. Потому как за такое вторжение не приму я вас боле. Исчезнете вы оба во тьме и прахом ляжете среди звёзд. Готова ли ты к тому?»

«Готова», – ответила Марья.

Тогда взмахнула Морена своим серпом и отсекла часть Марьиной души. Взмахнула второй раз – и появился подле Марьи огромный волк с глазами доброго друга её. Взмахнула третий – и покинули они Поля Нави.

Много лет ещё жили они бок о бок, спасали друг друга в битвах и делили пищу и кров. А когда Марье пришло время сложить голову, покинул Хорив те края и пустился на север, где и нашёл своё пристанище. С тех пор зовут его Великим Волком…».

Дарен продолжал читать. Голос его успокаивал, убаюкивал, возвращая Аньяну в детство, туда, где у них не было никаких забот. Туда, где они ещё могли быть самими собой.

Как закончилась встреча с Аньяной и как он добрался до ближайшего леса, Атли не помнил. За недели, проведённые без сна, но в постоянной напряжённой работе, ему приходилось торговаться не только с Советом и царём, но и с Волком, которого Атли не выпускал на волю с битвы в Тёмных Лесах. Волк изголодался по охоте, пахнущему мхом и влагой лесу и отчаянно желал размять лапы. Контролировать зверя с каждым днём становилось всё сложнее, и если бы Атли ночами позволял себе что-то больше неглубокой дрёмы, то наверняка перекинулся бы прямо во сне, и Волк, подавив человеческую волю, перепугал бы до смерти половину Даргорода. Опасаясь такого исхода, Атли даже попросил Аньяну сварить успокоительный отвар из ромашки, мяты и северных трав. Такое зелье частенько давали оборотням-подросткам, которые в силу буйной в этом возрасте крови не всегда могли контролировать превращения.

С отвара Атли не слезал, но и он уже практически не помогал – Волк рвался, злился и рычал, скаля зубы и угрожая в один прекрасный день подчинить Атли своей звериной воле.

Но теперь, когда перед Атли забрезжил призрачный свет решения проблем Гвардии, он нашёл, наконец, время позволить Волку порезвиться. Возможно, он даже отпустит поводья и разрешит Волку насладиться полной свободой.

Лес, что лежал всего в часе езды верхом от Даргорода, обычно был полон сочной дичи – Волк останется доволен.

Атли выбрал самую заснеженную тропку и подбодрил лошадь, стукнув пятками. Нужно забраться как можно глубже в чащу, чтобы случайно не наткнуться на людей. Если он хочет дать Волку волю, лучше не рисковать.

Вечернее солнце запускало рыжие лучи в прорехи чёрных стволов дубов, ясеней и вязов, путалось в поседевшей хвое елей и сосен и хаотичным рисунком растекалось по снежной глади.

Чем глубже Атли забирался в чащу, тем зыбче и слабее становился солнечный свет и тем плотнее смыкались за его спиной деревья и кустарники. Наконец Атли спешился и огляделся: со всех сторон его обступали высокие деревья – наверное, самые старые в этом лесу.

Волк внутри нетерпеливо поскуливал.

Атли разделся и аккуратно сложил вещи в седельную сумку. Кожа тут же покрылась мурашками, и приходилось то и дело переминаться с ноги на ногу, чтобы ступни не так сильно ныли от холода. Атли выпрямился, размял шею, расправил плечи, сжал и разжал кулаки. Быстро выдохнул облачко пара и закрыл глаза.

Тело его содрогнулось, мышцы резко сократились, вызывая приятную истому внизу живота. С ног до головы по коже промчалась лёгкая щекотка, и в следующий миг на снег опустились серые волчьи лапы.

Волк огляделся по сторонам, втянул влажным носом холодный воздух и переступил с ноги на ногу, словно пробуя, насколько прочен снег.

Мир стал острее, ярче. А ещё лес пронизывали десятки запахов, осязаемых и чётких. Они разноцветными полупрозрачными лентами струились между деревьев, стелились по земле и вились в воздухе, сообщая Волку, кто и когда бродил по этой чаще, где протекал ближайший ручей, а где, если хорошенько раскопать снег, можно отыскать сладкую красную ягоду.

Но прежде – сбить с себя человеческий запах. Волк повалился на спину и принялся кататься по снегу. Лошадь обеспокоенно попятилась, но наброшенная на ветку узда не позволила ей сделать больше пары шагов.

Волк вывалил язык и завозился с удвоенной силой, как можно глубже зарываясь в мягкий, пушистый снег. Всё его существо переполняла бурная звериная радость.

Вскочив на ноги, Волк отряхнулся и сорвался с места. Он нёсся сквозь чащу на пределе возможностей. Наконец. Наконец он ощущал тягучее напряжение в мышцах и ветер, что путался в шерсти, ловил окружающие запахи и звуки. Наконец он чувствовал мир полностью, по-настоящему, чуял и осязал всю его суть, а не те жалкие обрывки реальности, что были доступны ему в человеческом облике.

Лапы утопали в снегу и приходилось подпрыгивать, вздымая белоснежные зыбкие волны и распугивая синиц. Свобода. Счастье. Свобода. Жизнь. Воля. Волк не знал всех этих слов, но чувствовал. Ему не нужны были слова, чтобы понимать, кто он, чтобы придавать себе смысл. Самого его существования уже хватало. Он был един с миром, был его частью, он и был миром. И это первобытное, неразрушимое единство становилось его силой, его счастьем и его свободой.

Атли завидовал этой волчьей способности – ощущать себя счастливым и свободным, даже будучи бóльшую часть времени запертым в человеческом теле. Возможно, дело бы в том, что для Волка не существовало ни прошлого, ни будущего, только одно вечное, всепоглощающе прекрасное «сейчас». Сейчас, пока его лапы взрывают снег, пока ветер свистит в ушах, пока мышцы работают на пределе возможностей – всё остальное неважно. Момент, настоящее, миг – вот она жизнь, и кроме этого мига не существует больше ничего, не существовало и не будет существовать. По крайней мере, так думал Волк.

Хрустнула ветка, и Волк вскинулся, навострил уши и принюхался. Запах травы, шерсти и мускуса. Пасть наполнилась слюной, Волк замер, ожидая реакции Атли, но тот отступил в тень, позволяя золоту сознания Волка заполнить всё доступное пространство и решать самому.

Волк бесшумно двинулся навстречу запаху, туда, откуда доносился шум воды. Лапы мягко ступали на снег, обходили веточки и препятствия, не оставляя добыче и шанса услышать приближение хищника.

У ручья пил воду упитанный олень. Он ещё не успел исхудать, и круглые коричневые бока с подпалинами выглядели крайне аппетитно. Огромные ветвистые рога почти касались воды, уши беспокойно стригли воздух.

Волк замер и медленно приблизился, заходя к оленю сзади и стараясь ступать как можно тише. Это оказалось сложно, учитывая, что размером он не уступал своей добыче. Но олень был слишком поглощён утолением жажды, чтобы заметить его приближение. Ещё несколько шагов…

«Прыгай, достанешь», – подумал Атли, но Волк только дёрнул ухом, отмахиваясь от него.

Шаг. Ещё один. Приготовиться. Опустить голову. Прижать уши.

Олень вскинул голову, но слишком поздно.

Волк прыгнул. Мощные челюсти сомкнулись на беззащитной шее, и они вместе покатились по снегу.

Олень не издал ни звука, когда огромные лапы прижали его к земле, а зубы вырвали трахею.

Снег окрасился красным. А Волк, как и полагается волку, принялся утолять голод, делясь своей радостью и звериным счастьем с Атли. Хотел бы и Атли, чтобы в его жизни всё было так понятно и просто.

Когда Атли вернулся в гарнизон, в кабинете его уже ждали. У дверей стоял царский стражник. Он поклонился и открыл дверь.

Царевич Дарен развалился в кресле у стола и лениво листал книгу. Русые волны волос закрывали уши и часть лица, губы едва заметно шевелились, проговаривая написанное на странице. Ноги в высоких сапогах он вытянул и забросил одну на другую. Алый, подбитый мехом плащ небрежно лежал на спинке кресла. Заслышав Атли, Дарен вскинул голову, зелёные глаза его сверкнули в свете свечей, а губы изогнулись в приветливой улыбке. Взгляд скользнул по лицу Атли, и тот тряхнул головой – в зеркало он не смотрелся, но подозревал, что после нескольких часов в лесной чаще успел знатно перемазаться и меньше всего сейчас походил на принца и капитана Гвардии. Но всё же Атли открылся в ответной улыбке – Дарену он всегда был рад.

– Здравствуй, братец! – воскликнул Дарен, и глаза его засветились восхищением и завистью. – Никак бегал по лесу волком?

– Хочешь в следующий раз пойти со мной? – Атли прошёл за стол и опустился в кресло у окна.

Дарен рассмеялся как мальчишка.

– Не оставляешь попыток сделать из меня оборотня? – подмигнул он, достал из рукава шёлковый платок и постучал себя пальцем по левой щеке. – Вот, держи, у тебя кровь.

Атли потёр платком щёку, и белый шёлк окрасился в красный. Шутливого настроения Дарена Атли не разделял, наоборот – сделался серьёзным. Волки не любят шуток, особенно с ними.

– Пусть ваш род и потерял способность обращаться в медведей, – сказал он, – но Волк должен быть где-то внутри. Кровь не обманешь.

Атли замолчал и выжидающе уставился на Дарена. Мать царевича – принцесса Сольвейг – была оборотнем, Волчицей, сестрой самого короля Вегейра, и Атли ни за что не поверит, что её способности не передались их с Радомиром сыну.

Дарен снова запрокинул голову на спинку кресла и шумно выдохнул. Лицо его одновременно выражало досаду и надежду.

– Как бы я хотел, чтобы это было правдой, Атли, – протянул он, глядя в потолок. – Но, боюсь, мои предки так ненавидели магию, что сначала Велес отобрал у нас медведей, а теперь и ваш Великий Волк побрезговал иметь со мной дело.

Он потёр лицо руками, вздохнул и встрепенулся, будто стряхивая с себя мысли.

– Но напомни, братец, мне вернуться к этому разговору, когда наши дела станут… попроще.

– Так ты ко мне по делу? Я уж думал, в кои-то веки поболтать заглянул, – мрачно пошутил Атли, убирая платок Дарена в карман. – Как отец?

– Уже неделю не просыхает. Никогда его таким не видел. Иронично, что он всю свою жизнь ни во что не ставил женщин, но теперь не может взять себя в руки из-за одной из них.

– Будем честны, ты ему добавил сверху. – Атли склонил голову набок. – Закрутив с Рогнедой.

Дарен смутился, щёки вспыхнули стыдливым румянцем.

– Ты знаешь, что всё было не так просто, Атли. И что я бы никогда не прикоснулся к ней, если бы не… – Дарен осёкся и посмотрел в сторону, а Волк внутри Атли почувствовал горький, похожий на полынь, запах вины. – Если бы ты знал, братец…

– Я знаю, что сделал тебе огромное одолжение, не отправив её на плаху, Дарен.

– Ты ещё не нашёл Финиста? – спросил Дарен, и его слова больно укололи Атли.

Финист – продажный Сокол, вор и убийца, успевший, помимо всего прочего, за мешочек золота покуситься на жизнь царской невесты и, когда правда всплыла наружу, сбежавший, воспользовавшись неразберихой в Гвардии. Что ж, такие ублюдки встречались даже и в Вольской Гвардии. Атли должен был поймать его, арестовать и публично казнить, но и думать забыл об этом деле под валом других проблем.

– Дарен… – начал было он.

– Он хладнокровно убил её, Атли! Вогнал нож под рёбра и сбежал как ни в чём не бывало. И ты бы даже не узнал об этом, если бы не я. Нельзя спустить ему это с рук.

Атли тяжело вздохнул и потёр переносицу. Усталость, отступившая на несколько часов, навалилась на плечи с новой силой, отзываясь гулом в ушах.

– Я не спущу ему это с рук, обещаю. Я разослал письма с приказом о его аресте во все Дома Гвардии в Вольском Царстве. Если Финист рискнёт появиться где-то, где есть мои Вороны, то его тут же схватят. Но прошу, пойми: если Гвардия развалится, то ловить Финиста будет некому. И я уже ничего не смогу сделать. Поэтому, пожалуйста, дай мне время. Я прошу тебя как брата.

Дарен отвёл взгляд, поднялся на ноги, одёрнул кафтан и взял со спинки кресла плащ.

– Если тебе потребуется моя помощь, дай знать, – сказал он. – С Гвардией… Я попытаюсь поговорить с отцом.

– Как это ни прискорбно, – Атли тоже поднялся, – пока Радомир топит своё горе на дне бутылки, он не интересуется делами Гвардии. И меня это устраивает.

– Он ничем не интересуется. Двор уже вовсю сплетничает, а князья беспокоятся. Я успокаиваю их как могу, но получается, если честно, не очень.

– Ты будущий царь. Научишься. И всегда можешь рассчитывать на мою поддержку.

– Спасибо, братец. – Дарен коротко кивнул, набросил плащ и покинул кабинет.

Атли упал обратно в кресло и ещё несколько минут задумчиво смотрел на закрывшуюся за царевичем дверь.

4. Осколки озера Светлояр

Огромный железный змей под названием «поезд» проглотил Василису, и она, цепляясь за руку Дины и стараясь дышать спокойно, прошла глубже в его нутро, полное синих мягких сидений. От шума звенело в ушах, от ярких табличек рябило в глазах, а людей вокруг было столько, сколько Василиса никогда не видела даже на рынке в Даргороде, когда привозили свежую рыбу.

Дина потянула Василису в угол, прислонила к серым двустворчатыми дверям с белой надписью «Не прислоняться» и встала перед ней, чтобы оттеснить от остальных. Впрочем, поток людей тут же нахлынул и буквально вдавил Дину в Василису.

– Надо было покупать билеты на день, чтобы не угодить в утренний час пик. Всё равно отгул взяла, могли бы и выспаться, – виновато сказала Дина. – Ты как? Бледная чего-то.

Василиса сглотнула. Нужно успокоиться. Это просто люди, а это – просто их способ передвигаться. Обрывки памяти Светланы подсказывали ей, что это вполне себе обычное место, но сознание Василисы вопило от ужаса и требовало у тела сбежать как можно дальше из этого громыхающего подземелья, под завязку набитого людьми.

«Ты Ворон, – убеждала она себя. – Видела вещи и похуже. Дыши. Дыши».

Рука машинально скользнула к перстню Беремира, но на пальце было пусто. Конечно, пусто. Василиса зажмурилась и медленно выдохнула. Она разделалась с целой деревней волколаков, победила Лихо, пусть с натяжкой, но выстояла против самого могущественного чародея всех времён. Она справится. И без кольца, и без магии, и без Кирши.

– Всё хорошо, шумно очень. – Василиса растянула губы в улыбке. – Отвыкла от… этого.

– Прости, знаю, что ты не любишь метро, но побоялась, что на такси мы не доберёмся на вокзал вовремя по пробкам. Но я купила нам билеты в бизнес-класс, так что нас ждёт четыре часа комфорта.

Василиса растерянно кивнула. Дина говорила быстро, и тело Светланы не успевало подкидывать значения всех слов, так что часть смысла ускользала и терялась, а слова превращались в набор отдалённо знакомых звуков.

Поезд выплюнул их на какой-то станции, а толпа понесла дальше, на улицу, к невысокому каменному зданию с башнями, мимо грозных мужиков в чёрном, которые тыкали в прохожих светящимися палками, и странных аппаратов, в которые люди забрасывали свои сумки. Дина шагала вперёд уверенно и спокойно, и Василиса старалась не уступать ей в уверенности, по крайней мере внешне.

Если Василиса – Ворон, то и вести себя должна как Ворон. Быть собранной, внимательной и осторожной. Сейчас она – воин, оказавшийся на вражеской территории, наступил худший момент, о котором предупреждал Беремир. Без магии, без оружия ей предстоит сложное задание: не только отыскать Источник, но и сделать то, чего раньше не делал ни один чародей – совершить путешествие между мирами.

Василиса сунула руку в карман зелёной куртки, проверяя, на месте ли клубок. Морена оставила его не просто так. Должно быть, клубок – это ключ, а богиня сейчас продолжает развлекаться, наблюдая издалека.

Василиса оглянулась, всматриваясь в серых людей с грустными лицами, спешащих мимо и не замечающих ничего вокруг. Морены, разумеется, среди них не было.

Кстати, сама богиня как-то же проходила между мирами. Конечно, на то она и богиня, что может больше обычных чародеев, но всё же, значит, такие переходы в принципе возможны. И если бы Василиса больше времени уделяла теоретической магии, то смогла бы сообразить, что делать.

Один поезд сменился следующим, Дина усадила Василису на широкое, обитое кожей сиденье, и Василиса с облегчением уставилась в спинку впереди стоящего кресла, радуясь, что оно и расположившаяся рядом Дина отгораживали её от галдящего вагона и взглядов, которые, казалось, все без исключения были направлены на неё.

Чтобы немного отвлечься, Василиса принялась разглядывать свои белые кроссовки на толстой подошве, пытаясь угадать, отчего эта диковинная и страшно уродливая обувь казалась ей такой удобной. Оттого ли, что нога Светланы к ней привыкла, или, может, и Василисиной ноге это страшилище пришлось по душе? Вообще, люди в этом мире одевались странно, жили в странных домах, ели странную еду, всё здесь было настолько не похоже на её – Василисин – мир, что голова шла кругом. Шумный, грязный, без остановки куда-то бегущий, он сводил с ума. И Василиса, глядя на проносящиеся за окном заснеженные деревья, молилась всем известным богам о том, чтобы те позволили ей вернуться домой.

Дина на соседнем кресле почти сразу заснула, подтянув колени к подбородку и опустив голову Василисе на плечо. А Василиса прокручивала в голове воспоминания Светланы, понимая, что их за время её пребывания в этом мире стало заметно меньше. Тень другой девушки, что, кажется, ещё томилась в теле, медленно растворялась, уступая место воспоминаниям, которые хранила Василиса. И Василиса чувствовала себя виноватой за это вторжение, за то, что вот так просто отобрала чью-то жизнь, даже не подозревая этого, не выбирая сама и не дав выбора Светлане.

«А если бы я могла выбрать? – подумала Василиса. – Я бы решила умереть или занять чужое тело?»

Она думала и думала, но ответ не находился. Хотела бы сказать, что предпочла бы умереть, чтобы Светлана жила, но… не могла. И от этого чувствовала себя ещё паршивее. От этого и оттого, что продолжала обманывать Дину, которая была к ней добра.

Василиса не заметила, как, согретая теплом Дины и убаюканная размеренным стуком колёс поезда, заснула, прислонившись лбом к холодному стеклу.

Ей снился Тёмный Лес. Дождь барабанил по лицу, а холодные капли стекали за шиворот. Над Василисой навис Белогор, глаза его горели красным, а в руках он держал серп. На острие серпа билось сердце.

Василиса схватилась за грудь, но наткнулась на раскуроченные рёбра. Руки залило кровью.

– Верни, – прохрипела Василиса, протягивая руку к сердцу на серпе.

– Его хочешь? – Белогор стянул сердце с лезвия, и оно, обливаясь кровью, забилось быстрее. – Его тебе уже никогда не вернуть.

Сердце в его руке почернело и рассыпалось прахом. Василиса закричала и упала на колени, собирая ладонями пыль. Она собирала пригоршню за пригоршней и прикладывала к открытой ране в груди, снова и снова, но пыль оставалась пылью и падала к её ногам.

– Ты убил меня! – закричала Василиса и ударила кулаками землю.

– Нет, девочка, я подарил тебе первый шрам.

Василиса вздрогнула и проснулась. Снова этот сон. Рубашка намокла и прилипла к спине и груди, кожа покрылась мурашками. На языке поселился металлический привкус, а губы пересохли. Василиса с силой потёрла глаза и поплотнее укуталась в куртку, стараясь согреться.

– О, ты проснулась! – Дина, которая, похоже, уже давно не спала, вынырнула из смартфона. – Очень вовремя, мы почти приехали!

Такси оказалось ещё хуже поезда. Василису стошнило уже через двадцать минут поездки. Похоже, даже тело Светланы отказалось ей помочь с этой громыхающей железной телегой, которая неслась с огромной скоростью и при этом подпрыгивала на каждой кочке и выбоине.

Всю дорогу Василиса провела, высунув голову из окна в попытках вдохнуть весь свежий воздух и отогнать тошноту. Когда пытка наконец закончилась, Дина едва ли не на себе вытащила Василису из машины, усадила на ближайшую лавку и ещё добрых пятнадцать минут гладила по спине, пока Василиса, опустив голову между коленей, пыталась прийти в себя.

Дина куда-то запропастилась, но уже скоро вернулась с бутылкой воды. Василиса жадно прильнула к горлышку.

– Сразу пойдём к озеру или хочешь отлежаться в номере? – спросила Дина, присев на корточки перед Василисой и прикладывая прохладную руку к её вспотевшему лбу. – Выглядишь жутко. Зелёная вся.

– Сразу. – Василиса оторвалась от бутылки. Она не собиралась откладывать возвращение домой ни на секунду. – Хочу скорее… покончить с этим.

Дина понимающе кивнула и положила руки Василисе на колени. Грубая джинсовая ткань нехотя пропускала её тепло.

«Так, ладно. Соберись, совсем скоро всё встанет на свои места», – убеждала себя Василиса.

Дина потянула её прочь с пустующей парковки, в занесённую снегом берёзовую рощу, за которой темнело ещё не успевшее застыть озеро. Зеркальный диск сжимало плотное кольцо деревьев.

По берегу гуляли редкие люди: парочка размеренно шагала под ручку, мужчину в яркой зелёной шапке вела на поводке собака, трое мальчишек веселились, бросая в озеро камни; поодаль, у самой воды, сидели на маленьких стульчиках несколько рыбаков. Ничего не выдавало в озере Источника магии.

Василиса подошла к самому краю и попыталась всмотреться в тёмные воды озера, разглядеть в них отражение другого мира, почувствовать магию, щекотку под кожей – хоть что-то. Но, похоже, это было просто озеро. Обыкновенное, холодное и безжизненное.

Василиса стиснула клубок в кармане, сжала зубы. Глаза защипало, а горечь разочарования комом встала в горле, мешая дышать. Надежда на возвращение домой рушилась, не успев обрести чёткие очертания.

– Свет… – Рука Дины легла на её спину. – Ты готова?

– К чему? – сдавленно спросила Василиса.

Дина скользнула по её лицу взглядом, полным заботы и беспокойства. А Василисе стало тошно.

– Вернуть чародейку домой, – ласково сказала Дина.

– Она не вернётся. – Василиса почувствовала, что злится. – Это не Источник, здесь нет другого мира и не звенят никакие колокола! Всё это враньё!

Гнев клокотал, бурлил, и раньше бы он выплеснулся в мир снопом искр или языками пламени, но не теперь – теперь он, запертый, пленённый, жёг грудную клетку и иглами колол лёгкие, причиняя Василисе почти физическую боль.

– Давай просто попробуем. – Дина продолжала мягко давить. – Что для этого нужно? Заклинание? Может быть, какое-то зелье? Тебе нужно…

– Ты не понимаешь! – взорвалась Василиса. – Боги, Дина, ты ничего не понимаешь! Я не она, ясно? Я не твоя Света или кто она там! Я, чубась его за ногу, заперта в этом чёртовом теле! В этом отвратительном мире! И я не знаю – можешь ты это понять, – не знаю, как вернуться домой!

Дина отступила на шаг, ошарашенно глядя на Василису. Кудри её разметал ветер, и лицо на их фоне казалось болезненно бледным. Василиса же жгла её взглядом и сжимала кулаки. Ногти впивались в ладони, а из горла рвался бессильный плач, но она сдерживала его, плотно стиснув зубы.

– Света, давай выдохнем и успокоим…

– Ты глухая? Я не Света!

Тут уже не выдержала Дина. Щёки пошли пятнами, рот перекосило. Она сделала стремительный шаг к Василисе.

– Хватит! – крикнула она. – Думаешь, мне легко? Со всем этим! – Она неопределённо взмахнула руками вокруг Василисы. – Я забочусь о тебе, как о ребёнке! Я терплю, что ты обращаешься со мной, как с чужой! Даже с матерью твоей общаюсь вместо тебя! Потащилась сюда, чтобы тебе, блин, стало легче! Думаешь, мне легко?! Думаешь!.. Всё это!..

Она тяжело дышала, красная и взъерошенная, в чёрном пальто, она вжимала голову в плечи и напоминала побитую ветром ворону. И Василисе стало её жаль, и снова накрыло топкое чувство вины.

– Я этого не просила! – воскликнула Василиса, не способная вынести этих чувств.

Дина открыла было рот, чтобы крикнуть что-то в ответ.

– Да тише вы! – гаркнул кто-то. – Всю рыбу распугаете.

Дина с Василисой замерли и оглянулись. Это оказался один из рыбаков, вернее, рыбачка, – широкоплечая женщина с короткими белыми волосами, она сидела на стуле, вытянув ноги в берцах и скрестив руки на груди. У её ног лежала удочка.

– Разорались, – проворчала она, поправляя лацканы чёрного кожаного пальто. – Дома выясняйте отношения, понятно?

– Где хотим, там и выясняем! – Василисе нужно было хоть куда-то деть свои гнев и разочарование, и лучше уже пусть это будет незнакомка, чем Дина.

– Свет. – Рука Дины уже привычно легла Василисе на спину, голос звучал спокойно и почти ласково. – Пойдём, обсудим всё в номере. Про чародеек, магию и другие миры. Я думаю… думаю, нам лучше всё это серьёзно обговорить и решить, что делать. Тебе… Я думаю, тебе нужна помощь.

– Мне нужно вернуться домой, – пробормотала Василиса, глядя в рыбьи глаза рыбачки. Та бесстрастно хмыкнула и отвернулась.

– Ты уже дома, – эхом отозвалась Дина.

5. На разных краях пропасти

Кирши вернулся в гарнизон поздней ночью, радуясь пустым коридорам корпуса. За весь путь от ворот до своей комнаты он встретил только двух Воронов, когда заводил коня в стойло. Вороны же коней запрягали, явно собираясь на задание.

Нечисть в последнее время так разбуянилась, что гарнизон практически постоянно пустовал, ни один Ворон не сидел без дела. Соколов же по-прежнему держал при себе Совет, что порядком раздражало Атли, но поделать он с этим ничего не мог. Правила Гвардии обязывали Соколов охранять Совет Чародеев в случае опасности, и гибель всех командиров Гвардии как раз считалась таким случаем. Так что пока у Гвардии не появится новый главнокомандующий, отозвать Соколов не получится.

Несколько дней пути вымотали Кирши, и он долго отмокал в ванне, предусмотрительно забросив мешочек, в котором обитал Тирг, в ящик стола. Болтовни домового он бы сейчас не вынес, а тот, питаясь энергией Тёмного, не мог обретать телесную форму, если Кирши не носил мешочек на себе.

Тёплая вода убаюкивала, и Кирши даже несколько раз задремал, пребывая где-то между сном и реальностью, поэтому думал, что непременно уснёт, едва голова коснётся подушки. Но не тут-то было.

Когда Кирши, завёрнутый в полотенце, вышел из ванной, Атли уже ждал его в комнате. Он сидел на стуле у стола и играл с гусиным пером, то балансируя им на пальце, то подбрасывая в воздух и ловко перехватывая на лету.

Сон как рукой сняло, и Кирши внутренне ощетинился, с досадой отмечая, что потерял бдительность и не услышал, как Атли вошёл.

Малахитовые глаза Атли взглянули на Кирши исподлобья, замедлились где-то на уровне живота, скользнули ниже и быстро вернулись наверх, к лицу.

– Видел, как ты приехал, – сказал он и натянул привычную фальшиво-дружелюбную улыбку, от которой Кирши тошнило. – Почему не зашёл ко мне?

– Думал заглянуть утром, когда не буду валиться с ног от усталости, – бросил Кирши, нарочито равнодушно проходя мимо Атли и сбрасывая полотенце на кровать.

Атли затопила горячая волна смущения и рикошетом ударила Кирши под дых. Щёки вспыхнули, а желудок сделал предательское сальто, и Кирши поспешил натянуть штаны. Чёртова клятва.

Кирши обжёг Атли полным ненависти взглядом, сгорая в бессильной злости оттого, что тот не может в полной мере ощутить эту ненависть, тогда как Кирши, словно верный пёс, вынужден делить и проживать все чувства своего хозяина.

Атли отвёл взгляд, и смущение сменилось стыдом, таким топким и ярким, что Кирши даже не мог разобрать, чей именно это стыд – его или Атли.

– В Горлицах было четыре ночницы. – Кирши поторопился сменить тему и натянул рубаху. – Я всех убил.

– Сразу четыре? – проговорил Атли, и Кирши поморщился от его беспокойства. – Леший, что же творится?

– Древнее зло поднимает голову и идёт уничтожить всех нас? Готовьте девственниц и скалы, – хмуро пошутил Кирши и расчесал пятернёй влажные волосы. Холодные капли тут же пропитали рубашку и мурашками разбежались по телу.

Атли проследил за его движением, и Кирши стиснул зубы, чувствуя, как тягучая истома собирается внизу живота, а в голову лезут, сбиваясь в тугой клубок, мысли, слишком далёкие от прикованных к скалам, на радость древним чудищам, девственниц.

Он знал, что как только Атли покинет комнату, наваждение исчезнет, он снова станет собой и обретёт какое-то подобие свободы, хотя бы над своими чувствами. Но пока Атли был тут… Кирши уже сотню раз пожалел о том, что вздумал поиздеваться над Атли с этим дурацким полотенцем. Впрочем, тогда он хотя бы руководствовался собственными чувствами, а не отражением чужих.

– Ты сделаешь для меня кое-что? – спросил Атли, глядя себе под ноги.

Если бы он приказал, Кирши упал бы ему в ноги и принялся радостно вылизывать его сапоги. Одно его слово – и Кирши лишил бы себя жизни. Взгляда хватило бы, чтобы поставить его на колени. К чему эти игры в дружеские просьбы? Он же и сам прекрасно знает, как работает клятва верности.

– Просто прикажи, – выдавил Кирши, до боли вцепившись пальцами в край стола.

– Я не хочу тебе приказы…

– Да мы оба знаем, что любое твоё слово – приказ! – выпалил Кирши. – Просто скажи, что тебе нужно. Убить кого-то? Провести со мной ночь? Я всё сделаю. Только давай без… этого.

– Чего «этого»? – спросил Атли, и Кирши чуть не завыл от жалости, тоски, нежности, ненависти и гнева. Кто-то словно перевернул корзину с клубками и нити размотались, спутались, а Кирши, в попытке вернуть их на место, угодил в эту разноцветную паутину. И чем больше он пытался из неё выпутаться, тем туже она связывала его по рукам и ногам.

Чувство щенячьего восторга от близости к хозяину сменялось волнами жгучей ненависти. Желание трепетно и самозабвенно выполнять каждую его прихоть боролось с желанием голыми руками вышибить из него дух, отыграться за все годы унижений и рабства, которые Атли лицемерно величал дружбой.

Кирши сжал кулаки, зная, что его тело безвольно рухнет на пол ещё до того, как удар достигнет цели. Поэтому всё, что ему было доступно, – полный ненависти взгляд.

– Так чего «этого»? – повторил вопрос Атли.

Кирши выдохнул, беря себя в руки. Он медленно провёл рукой по лицу, будто стягивая с него паутину. Ничего, если у него получится задуманное, скоро всё закончится.

– Ничего. Прости. Я, наверное, устал. Так что ты хотел? – В голос его вернулись привычные спокойствие и скука, хотя в груди всё ещё пульсировал, стягиваясь, клубок перемешанных ниток.

– Я хочу назначить Аньяну главнокомандующей. Твоя помощь пригодилась бы мне на церемонии. После этого сможешь выбрать себе новое задание. Есть уже что-то на примете?

Кирши кивнул. Его интересовало только одно задание.

– Отлично, детали обсудим завтра, – кивнул Атли и расстегнул верхнюю пуговицу на вороте кафтана.

Клубок сжался и обжёг рёбра. Кирши снова схватился за столешницу.

– Ты, – хрипло сказал он, – хочешь остаться сегодня?

Атли перевёл взгляд на свои пальцы, что держались за следующую пуговицу на кафтане, и, покачав головой, спрятал руку в карман.

– Не сегодня. Ты же устал. – Он улыбнулся и, кивнув Кирши, направился к выходу.

Едва дверь за ним закрылась, Кирши, облегчённо выдохнув, сполз на пол. Облегчение смешивалось с болезненным разочарованием и жгучим чувством вины, и Кирши отчаянно надеялся, что они исчезнут, как только Атли покинет этаж.

Наутро Кирши проснулся совершенно разбитым, наскоро умылся и оделся, решив не откладывать разговор с Атли в долгий ящик. Ему хотелось как можно скорее убраться из гарнизона и, возможно, уже не возвращаться назад.

Кирши вышел в коридор и направился к кабинету Атли.

Воздух завертелся чёрным дымом, на пол шлёпнулся Тирг. Он задрал хвост и поспешил вслед за Кирши. Толстые бока покачивались в такт бегу – энергия Тёмного быстро превратила домового в упитанный шерстяной шар.

– Думаешь, он не догадается? – спросил Тирг, обегая вокруг ног Кирши.

– Если ты не будешь орать на весь гарнизон.

– Нет, ну серьёзно. – Тирг понизил голос до скрипучего шёпота. – Дельце-то рискованное.

– Тебя что-то не устраивает?

Тирг призадумался и вильнул хвостом.

– Да нет. Ты как прознал об этой шкатулке, перестал пытаться убить себя на каждом задании. А я, как ты понимаешь, морда заинтересованная в сохранении твоей жизни. Но выглядишь ты, конечно, всё равно, как дерьмо кикиморы.

Кирши усмехнулся.

– Зато ты, Тирг, выглядишь прекрасно.

Довольный домовой распушил усы, запрокинул голову и продемонстрировал мелкие белые клыки. Хвост стоял трубой, а его кончик мелко подёргивался.

– Но мы сейчас не обо мне, – с ноткой сожаления в голосе сказал он. – Мы сейчас о том, что в погоне за шкатулкой ты уже схлопотал болт в плечо и чуть не помер, так что Аньяне пришлось тебя практически с того света вытаскивать. Уверен, что дело того стоит?

– Помяни лихо, и оно уже на тебе сидит, – вместо ответа сказал Кирши.

В конце коридора он заметил Аньяну и отметил про себя, что белый кафтан ей очень к лицу, круглому и вечно румяному, щёки – как два наливных яблочка. Завидев Кирши, Аньяна раскраснелась ещё больше, одним мимолётным движением перекинула косу со спины на грудь и по-детски широко улыбнулась. Да уж, главнокомандующая из неё выйдет… занимательная. Впрочем, Аргорад тоже не был образцом показной серьёзности, но с Гвардией управлялся неплохо.

– Здравствуй! Рада, что ты вернулся! – Аньяна расправила складки на кафтане и приблизилась к Кирши. – Как твоё плечо? Не беспокоит?

– Не беспокоит, капитан. – Кирши коротко кивнул. – Спасибо, что подлатала.

– Брось эти ужасные обращения. – Она махнула рукой, хмурясь. – Для тебя я просто Аньяна.

– Если хочешь заработать уважение, привыкай сама и от остальных требуй. Особенно раз решила убедить Совет в том, что можешь возглавить Гвардию.

– Кирши, уважение не складывается из выполнения требований и обращений по званию.

– Это отличное начало, если уважать больше не за что, – заметил Кирши без задней мысли.

Аньяна вспыхнула. Румянец расползся пятнами по всему лицу, брови сошлись на переносице, рот скривился, а рука взметнулась в воздух. Но вместо того чтобы закричать и отвесить Кирши пощёчину, она засмеялась и хлопнула его по плечу.

– Кирши, ты совершенно прав, – смех вышел натянутым и неправдоподобным, но Аньяна словно не замечала этого. – Но я рада, что такие прекрасные друзья, как Атли и ты, поддерживают меня.

– Мы не друзья, – бросил Кирши и повернул в направлении красной двери в кабинет Атли.

– Боги, ну ты и засранец, – прошептал наблюдавший за происходящим Тирг, оглядываясь на Аньяну, которая плелась следом. – Девчонке и так сейчас тяжело, зачем надо было её добивать? И что Василиса в тебе нашла?

Кирши вздрогнул. Любовное зелье – вот что она в нём нашла. Как и он в ней. Ведь, по сути, что между ними было? Пара объятий и поцелуев, странный обмен воспоминаниями на заплёванном полу кровницы, когда он позволил Василисе черпнуть своих сил.

Они не успели не то что узнать друг друга – сблизиться достаточно, чтобы хотя бы краешком глаза заглянуть под маски. Кирши не о чем было сожалеть, не по кому было скорбеть. Его чувства к ней ничего не значили. Если они вообще были.

Василиса казалась очень лёгкой, практически невесомой. Тяжёлой она стала потом, когда пришло время укладывать её на краду. И он продолжал ощущать эту тяжесть на своих руках даже тогда, когда языки пламени спеленали её тело.

Кирши тряхнул головой – он старался не вспоминать. Но ночницы – проклятые твари – выбили его из колеи. Едва только Василиса перестала приходить к нему во снах, садиться на краешек кровати и, заправляя за ухо отчего-то такие непривычно тёмные волосы, просить прийти за ней. В другие ночи она тянула к нему руки, будто хотела обнять, но чем быстрее Кирши шёл к ней навстречу, тем больше она отдалялась, пока не исчезала вовсе. Иногда она просто плакала, беззвучно так, свернувшись в клубок посреди темноты, будто боялась, что её кто-то может услышать. И каждый раз сжимала в руках сияющий красный клубок.

Кирши принял это за знак – Василиса звала его в Поля Нави. Но чего она хотела? Чтобы он вернул её или чтобы разделил с ней смерть? Но сколько бы он ни спрашивал, Василиса не давала ответа. А после и вовсе перестала приходить.

Кирши терялся в догадках – с Хару такого не было. То ли потому, что он упокоился в своей смерти, то ли потому, что верил в других богов. А может быть, на то были совсем другие причины.

И вот сегодня ночью Василиса пришла снова. На этот раз она улыбалась и сказала, что скоро обязательно вернётся. И эти несбыточные обещания привели Кирши в отчаяние, напомнив ему обо всех смелых, глупых и так и не сбывшихся надеждах, в которые он – всего на краткий миг знакомства с Василисой – позволил себе поверить.

«Это всё не имело значения. И она не имела значения», – повторил он себе в сотый раз, словно заклинание, молитву равнодушным богам.

– Есть у тебя отвар, чтобы не видеть снов? – спросил он Аньяну.

– Кошмары?

– Вроде того.

– Занесу вечером.

– Спасибо.

Когда Кирши зашёл в комнату, сердце Атли непроизвольно подпрыгнуло, но не от радости, а от страха снова увидеть тлеющую злобу в его глазах. Вчера Кирши был похож на затравленного пса, готового не то что укусить – по локоть отгрызть руку тому, кто вздумает его коснуться.

Атли не мог смотреть на него такого, но и не знал, как помочь. Он искренне не понимал, почему Кирши так зол на него, почему не подпускает к себе, а когда всё же подпускает, когда позволяет прикасаться, то всё равно ловит каждое движение Атли, смотрит зверем или не смотрит вовсе. И после Атли каждый раз мучается чувством вины оттого, что снова переступил черту. Черту, которая – как иногда ему казалось – никогда между ними не исчезнет.

Но сегодня Кирши казался спокойным. Усталым, сосредоточенным и абсолютно равнодушным. Вслед за ним в кабинет вошли Аньяна и чёрный кот.

Атли не мог взять в толк, на кой чёрт Кирши сдался этот бесполезный домовой дух, который только и делал, что везде таскался следом и как пиявка поглощал его силы. Толку от него было никакого: бездомный домовой – не более чем паразит. А когда Атли, заботясь о самочувствии и силах Кирши, предложил избавиться от Тирга, Кирши ничего не ответил – только усмехнулся и покачал головой. Больше они к этой теме не возвращались.

– Я назначил церемонию через два дня, – начал Атли, когда вошедшие расселись в кресла. Тирг остался сидеть в углу у двери. Атли он явно недолюбливал; впрочем, это было взаимно. – Аньяна, ты подумала о том, кого назначишь вместо себя капитаном Журавлей?

Аньяна кивнула.

– У Белавы был ещё один приближённый ученик до меня – Лель. Лучший. Я отправила к нему ворона с письмом. Он уехал на юг, латает заезжих Воронов и помогает простому люду.

– Думаешь, он согласится? Доверяешь ему?

– Я не знаю Журавля, более преданного своему предназначению, чем он. Лель ни за что не предаст Гвардию. Я готова за него поручиться.

– Хорошо. – Атли записал имя на листе пергамента. – С Соколами решим, когда они вернутся в гарнизон. Насколько я помню, у Миры было несколько близких учеников?

– Все погибли, – ответил Кирши и выразительно посмотрел на Аньяну. – Осталась одна, но она, кажется, отошла от дел?

– Мама не вернётся. Я говорила с ней об этом, и она наотрез отказалась. Нужно заботиться о сестре, да и сложно будет вести дела независимо, когда твой муж царский воевода. Споров со мной ему и так хватает.

– Значит, будем решать на месте, – сказал Атли. – Возможно, они сами захотят кого-то выдвинуть. Кирши, от тебя мне на церемонии требуется охрана Аньяны.

– Думаешь, кто-то может… – Аньяна прижала руку к губам.

– Сомневаюсь, но лишняя осторожность не помешает. Совет будет в бешенстве, когда узнает. И Драган особенно. Так что на всякий случай ночуй пока в гарнизоне, не ходи домой.

Аньяна закивала и стала белее снега за окном. Бойцом она никогда не была, неудивительно, что перепугалась. Атли ободряюще улыбнулся ей. Что ж, ей многому предстоит научиться, и если Аньяна хотя бы вполовину так же хороша, как была Белава, у неё всё получится.

– Ты хотел взять какое-то задание? – обратился он к Кирши.

Тот запустил руку в карман кафтана и протянул сложенный в несколько раз пергамент.

– Хочу его.

Атли развернул пергамент. Поиск и арест Финиста Вереса, Сокола-изменника, убийцы и вора.

Атли поднял взгляд на Кирши, тот выглядел отстранённым. Синие глаза были холодны и непроницаемы.

– С чего вдруг? Ты обычно брезгуешь охотой на людей.

В глазах Кирши что-то промелькнуло. Атли догадался, что задел его. Как догадывался и о том, почему Кирши предпочитал заказы исключительно на нечисть. Люди охотились за ним, словно за зверем, когда он был ребёнком, травили собаками. Возможно, Кирши не хотел опускаться до их уровня, а возможно, не хотел, чтобы кто-то из людей чувствовал себя так же, как и он когда-то. Так или иначе, Атли понял, что теперь что-то переменилось. Что так заинтересовало Кирши в этом Соколе? Возможно ли, что они были знакомы? Их что-то связывает?

– Так ты даёшь мне это задание или нет? – Кирши предпочёл не отвечать.

Не хочет говорить? Вот как. Но и лгать в лицо не хочет. Боится, что Атли прикажет сказать правду? Атли мог. Всего одно слово, и Кирши выложит всё как на духу. Он с ума сходил от мысли, что у Кирши от него появился ещё один секрет. Но он не хотел приказывать. Он был выше этого. Отчаянно хотел доказать Кирши, что он на его стороне.

– Можешь ехать сразу после церемонии, – ответил Атли. На мгновение ему показалось, что в глазах Кирши промелькнула тень благодарности, и на душе у Атли стало тепло.

6. По следам печалей

Дина сняла на выходные комнату в небольшом домике неподалёку от озера. Деревянный сруб, который на мгновение напомнил Василисе о доме. Две деревянные кровати, стол, шкаф – комната походила на их первое с Кирши задание в Старой Марге, обернувшееся сражением с целой стаей волколаков. Сердце сжалось от тоски и бессильного стремления вернуться. Лучше уж ещё одна стая волколаков, чем здесь, чем так, совершенно одной.

– Ты не одна. – Дина села на кровать напротив Василисы и заглянула в глаза. – Я хочу, чтобы ты это понимала. Я всегда буду с тобой, пройду с тобой через всё. Ты это понимаешь?

– Ты не понимаешь. И я не уверена, что смогу тебе объяснить. Или что ты сможешь это принять.

– Ты считаешь себя чародейкой Василисой. Это я уже поняла. – Дина говорила вкрадчиво и осторожно.

– «Считаю», – повторила Василиса, прокатывая слово по языку и размышляя, сколько времени должно пройти, прежде чем Василиса действительно в это поверит. Сможет ли она отказаться от прошлой себя? Настоящей себя. Надеть маску Светланы и продолжить размеренную жизнь с Диной или без Дины в этом новом мире. Что тут делают люди?

Чужая память подкинула аудиторию университета, офис в стеклянном здании, экран компьютера со строчками текста. Картинки казались бессмысленными и странными, но были частью её прошлой – или будущей? – жизни. Сможет ли она с ней смириться? Сможет ли стать частью этого мира и навсегда забыть о Вольском Царстве, Гвардии, Кирши, Атли, сражениях. Навсегда оставить свой дом?

– Я не могу, – пробормотала Василиса. – Я не могу. Не смогу. С тобой или без тебя, я не могу здесь остаться. Не могу. Не могу.

Она встала с кровати и схватила куртку с крючка, ноги впрыгнули в кроссовки.

– Света… – Дина постаралась её удержать. – Давай поговорим.

Василиса дрожащей рукой отвела её руку и покачала головой.

– Мне надо пройтись. Подумать. Здесь так тесно и душно, мне нужно проветрить голову. Пожалуйста. – Она умоляюще посмотрела на Дину.

Та, помешкав, отступила на шаг и обхватила себя за плечи.

– Пожалуйста, не задерживайся и не ходи далеко. Уже темно.

Василиса рассеянно кивнула и вышла из комнаты.

Снег хрустел под ногами, Василиса почти ничего не видела в темноте, но упорно шла вперёд. Мимо плыли голые берёзы. Даже если ей придётся залезть в это чёртово озеро, даже если придётся утопиться…

Озеро лежало на снегу чёрной бездной. Оно поглотило весь жалкий свет безлунной ночи и манило Василису неизведанными глубинами. Людей в этот час уже не было, как и рыбаков. Василиса стояла на берегу совершенно одна и смотрела, как вода подбирается к носкам кроссовок и отступает, будто не решаясь к ней прикоснуться. Василиса тоже боялась коснуться воды. Ей безумно хотелось верить, что это прикосновение принесёт ответы, перенесёт её домой или позволит ощутить отголоски магии, но ещё больше она боялась, что ничего не произойдёт, что вода – это просто вода.

Собравшись с духом, Василиса присела на корточки и протянула руку к водной глади. Замешкалась на мгновение, а потом пальцы обожгло холодом. Она выдохнула, закрыла глаза и приложила ладонь к глазам. Вода. Это просто вода. Василиса всхлипнула.

– Ну, – протянул скрипучий голос. – И чего ты тут устраиваешь, чужачка?

Василиса вскочила и обернулась. Она видела эту женщину утром. Рыбачка. Высокая блондинка с острыми чертами лица: прямой нос, широкая нижняя челюсть, высокие скулы. Короткие волосы небрежно взлохмачены, а брови такие белые, что практически исчезли с лица, уголки тонких красных губ опущены, маленькие серые глаза, щедро накрашенные сурьмой, смотрят с любопытством, но при этом снисходительно, сверху вниз. Сколько ей было лет, Василиса угадать не могла – что-то между тридцатью и пятьюдесятью.

– Простите?

Рыбачка поправила длинный чёрный плащ, и красный шарф соскользнул с плеча, открыв жилистую шею, на которой темнела татуировка руны «мир».

– Морена говорила, что ты объявишься.

У Василисы чуть не подкосились ноги от услышанного. Неужели!

– Морена? – прошептала она, боясь, что ослышалась.

– Даже в этом мире остались те, кто помнит истинных богов. – Женщина подняла руку, вода в озере за её спиной заволновалась.

– Но в этом мире нет магии… – Василиса ошеломлённо наблюдала за тем, как капли скачут по водной глади, будто озорные рыбки.

– Верно. – Рыбачка сжала руку в кулак, и вода тут же успокоилась. – Они забрали её и ушли, когда люди перестали верить.

– Они?

– Боги. Истинные боги.

– А ты…

– Ягиня, вечный страж Источника Светлояра. Меня оставила Макошь, на случай если боги захотят вернуться. Вот уже тысячу лет я храню покой этого озера.

Василиса обомлела.

Ягини – названые дочери Макоши, хранительницы её земель. Безымянные женщины, посвятившие себя служению богине, оберегающие секреты множеств миров и ведающие тайнами богов. Они старались не вмешиваться в жизнь людей, обитали в заповедных землях и общались лишь с теми, кого привела нить судьбы. По крайней мере, так о них писали в книгах, которые читала Василиса.

– Была ею когда-то.

– А Источники – что-то вроде дверей между мирами?

– Да, однако проходить сквозь них могут только боги. Но для тебя Морена попросила сделать исключение.

Ягиня развернулась и быстрым шагом направилась вдоль берега. Василиса заторопилась следом. Полы плаща Ягини подбрасывал ветер, а концы длинного шарфа то и дело пытались отхлестать Василису по лицу.

– Ягини держат двери закрытыми для людей. Ни один смертный не может по своему желанию их отворить, – продолжала Ягиня, не оглядываясь. Ветер уносил её слова к воде, и Василисе приходилось изо всех сил вслушиваться, чтобы ничего не упустить. – Если люди вздумают путешествовать между мирами, это нарушит и без того хрупкое равновесие и может привести к катастрофическим последствиям. И поэтому тебя, чужачка, надо как можно скорее вернуть на место.

Ягиня поднялась на причал. Тяжёлые ботинки на толстой подошве загромыхали по дереву.

– Я не знаю, сколько миров тебе предстоит пройти. И сколько их вообще существует, я не знаю. Как не знаю, доберёшься ли ты в итоге до своего мира. – Ягиня развернулась, и Василиса чуть не врезалась лицом ей в грудь. – Но за каждую переправу тебе придётся заплатить свою цену.

– Но у меня ничего нет. – Василиса похлопала себя по карманам и достала подаренный Мореной клубок. – Кроме этого. Это путеводный клубок, но в этом мире он бесполезен.

– Сам по себе – да, – кивнула Ягиня и взяла клубок в руки. – Но вместе с уплаченной ценой он сослужит верную службу. Чтобы пройти в другой мир, ты должна что-то потерять, но именно эта потеря станет твоим проводником и поведёт тебя вперёд. И когда цена будет полностью уплачена, ты достигнешь дома.

Василиса ничего не поняла. Она терпеть не могла загадочные фразы и двойные смыслы и поэтому раздражённо хмыкнула.

– Что всё это значит? Как потеря может меня куда-то отвести?

– Давай узнаем. – Ягиня загадочно улыбнулась, сверкнув глазами. – Моя цена – твои слёзы.

Слёзы? Василиса нахмурилась. Что это вообще за цена такая? Ягиня вздохнула, запрокинув голову и продемонстрировав Василисе белые, ровные зубы с удивительно ярко выраженными клыками. Серые глаза её глядели насмешливо. Наверное, для неё – тысячелетней – Василиса была не более чем неразумным ребёнком.

– Я заберу твои слёзы, и они отведут тебя туда, куда так рвётся твоя душа. Но для этого тебе придётся заново пережить прошлую боль, самые страшные твои воспоминания. Ты готова уплатить такую цену?

– Пережить? – удивлённо повторила Василиса. – Вроде как воспоминания?

– Воспоминания, – кивнула Ягиня. – Но будут они такими яркими, будто ты заново переживаешь прошлое. Все чувства, вся боль и страх будут реальны. Ты готова уплатить такую цену?

– Конечно! Грошовая цена за возвращение домой! – Василиса не могла скрыть радости; воспоминания, пусть и страшные, её не пугали. Пережила раз, переживёт снова.

И прежде чем Василиса успела среагировать, Ягиня двумя пальцами коснулась её лба, и Василису окутал золотой свет.

Солнечное летнее утро согревало просторную горницу. Мать сидела на лавке у окна и вышивала рубашки для деревенской ярмарки, а тринадцатилетняя Василиса у её ног дразнила рыжего кота клубком ниток.

– Можно я хотя бы в этом году пойду с тобой на ярмарку? – осторожно спросила она.

– Там опасно.

– Дуня рассказывала, что там музыка, танцы и угощения. Очень опасно!

– Дуне надо меньше болтать и больше тебя пороть, – усмехнулась мать.

– Дуня, в отличие от тебя, меня любит! – обиженно сказала Василиса.

Мать вздрогнула, чёрные, запавшие глаза кольнули Василису, длинные худые пальцы сжали ткань рубашки.

– Никто не любит тебя так, как я, – с расстановкой сказала она. – Я ради тебя…

– «…Пожертвовала всем», я помню. Но я уже большая, я могу сходить на ярмарку и постоять за себя, если что! – Василиса старалась звучать убедительно, но сердце зашлось от страха. Мать могла вспыхнуть в любой момент, но Василиса решила, что в этом году обязана попасть на ярмарку.

– Исключено, – твёрдо заявила мать. – Только я могу тебя защитить.

Василиса разозлилась, и клубок, повинуясь этой злости, в её руках вспыхнул. Кот зашипел и юркнул под лавку. Запахло палёной шерстью.

– Я сама могу себя защитить! – Василиса гордо продемонстрировала горящий клубок. Пламя, подчиняясь её воле, совсем не жгло ладони.

Пинок повалил её на землю. Клубок выскочил из рук и покатился по полу, догорая. Мать схватила резную прялку с лавки и хорошенько приложила Василису по спине. Василиса закричала, съёжилась и закрылась руками. А мать всё продолжала и продолжала колотить её прялкой, выплёвывая на каждый свой удар:

– Чтобы! Я больше! Такого! Не видела! Неблагодарная ты тварь!

Кости, кажется, трещали, хоть и выдерживали, но боль и без того была такой, что у Василисы потемнело в глазах, а крик очень быстро превратился в сдавленные стоны. Мать была жестокой, очень жестокой, но Василиса никак не могла усвоить эти уроки, снова и снова испытывала её терпение, пыталась что-то доказать и как-то изменить. Но ничего не менялось. И, наверное, никогда бы и не изменилось, но тогда, тринадцатилетняя, она ещё не могла этого понять, а потом раз за разом терпела боль и извинялась перед матерью за её же рукоприкладство.

Когда мать выдохлась, прялка полетела на пол и стукнулась о доски рядом с головой Василисы. Мать обессиленно рухнула на лавку.

– Проси прощения, – сказала она, стараясь отдышаться.

– Прости меня, мамочка, – всхлипнула Василиса.

– За что ты извиняешься? – Голос матери не стал мягче.

Василиса продолжала лежать на полу, плакать, закрывая руками голову, словно боялась, что избиение начнётся снова.

– За то, что ослушалась тебя.

– Конкретнее!

– За то, – Василиса глотала слёзы, – что призвала чары, хотя мне того нельзя делать.

– Ещё.

– Что я неблагодарная дочь.

– Ещё.

Василиса не знала, что ещё.

– Ещё! – повторила мать громче.

– Я… я не знаю, – Василиса испуганно сжалась.

– За то, что разозлила меня! И заставила быть с тобой жестокой! – рявкнула мать, поднимаясь на ноги. – Боги! Боги, лучше бы я тебя не рожала! Слышишь? Лучше бы ты умерла!

Мать, пнув прялку, вышла из горницы. А Василиса ещё долго лежала на полу, захлёбываясь слезами и не в состоянии пошевелиться от боли. В тот день она поняла, что больше не может оставаться в этом доме.

Одно воспоминание сменилось следующим, и вот уже Василиса стояла посреди горящей избы, в руках у неё – зыбкое тельце Тирга, а перед глазами – окровавленное тело Беремира. Дым наполнял лёгкие и скручивал их болью, жар грозил поглотить её всю, и только тонкий магический щит стоял между ней и смертью. Ужас, боль, страх, запах дыма и крови, вспоротое горло наставника. Василиса кашляя повалилась на землю, понимая, что вот-вот потеряет сознание и огонь сожрёт её, чтобы насытиться.

Но тогда огонь её не тронул. Отчего? Миколка сумел её спасти, но как? В углу избы, за печью мелькнула тень. Белые волосы поймали отсвет пламени, и тень исчезла.

Ну конечно, Морена.

С трудом Василиса перевернулась на бок. Она не помнила этого, тогда часть воспоминаний стёрлась, отравленная дымом пожара, а теперь… Теперь она вспомнила. Её взгляд зацепился за руну на руке Беремира. Кровавую руну. Василиса прищурилась, стараясь её разглядеть, но дым укутал её и утащил во тьму. Василиса снова потеряла дом.

Василиса открыла глаза, прикованная к алтарю. Над ней высилась тёмная фигура Белогора, дождевые капли падали с серпа.

– Нет! – крикнула Василиса. – Нет-нет-нет! Только не снова!

Серп вонзился в грудь и провернулся в сердце. Василиса закричала от боли…

Ягиня убрала руку, и Василиса рухнула на колени, продолжая кричать и судорожно хвататься за грудь, в которой болело раненое сердце. По щекам градом лились слёзы, но она едва ли замечала это. Когда Ягиня говорила, что воспоминание придётся пережить снова, Василиса не поверила, что оно будет таким ярким, таким… настоящим. Ночь вокруг неё рассыпалась золотыми искрами, освещая причал, словно сотней светлячков. Они ещё хранили отголоски воспоминаний, что вырвались на свободу.

– Так вот он какой твой мир, – причмокнула губами Ягиня, словно после сытной трапезы. – Дым, боль и страх. И ты правда хочешь туда вернуться?

Василиса прохрипела что-то, сама не понимая, что, – боль всё ещё пульсировала в теле, отдаваясь пульсацией в затылке и шумом в ушах. Сердце колотилось и жгло грудь.

Ягиня присела на корточки, поднесла к подбородку Василисы клубок и собрала на него несколько слезинок.

– Ты можешь остаться тут, в безопасности, – шепнула она, лукаво улыбаясь. – Кто знает, может, мир и не рухнет, если песчинка вроде тебя не вернётся на своё место. Я ничего не скажу Морене. А здесь – здесь ты не будешь одна.

Она ухватила Василису за подбородок и заставила обернуться.

На причале стояла Дина. Чёрные кудри разметались, а судя по встревоженному лицу, она многое успела увидеть.

– Что происходит? – Она переводила взгляд с Василисы на Ягиню и обратно. – Кто это? Что за хрень?

– Я не могу пустить её с тобой, – сказала Ягиня. – Но ты можешь остаться с ней. С той, кто действительно тебя любит, заботится о тебе, кто оградит тебя от боли, которой будет ещё очень и очень много, если ты вернёшься домой.

Василиса всхлипнула и, шатаясь, поднялась на ноги. Виски давило, но Василиса уже всё решила. Это был выбор без выбора, решение, которого не изменят боль и страх. Она держалась за призрачную путеводную нить, что связывала её с домом, и не собиралась отпускать.

– Могу я попросить минуту времени?

– Минуту можно. Но не больше.

С благодарностью кивнув Ягине, Василиса вытерла слёзы и направилась к Дине. Когда она уже была достаточно близко, Дина схватила её за рукава куртки.

– Свет, что происходит?

Василиса улыбнулась так ласково, как только умела. Она не знала, что обычно говорят в таких случаях, если с кем-то вообще до этого ещё случались подобные случаи, поэтому сказала просто:

– Я возвращаюсь домой, Дин.

Дина замотала головой.

– Ты что? Какой дом? Мы же вчера… Ты… Я ничего не понимаю.

– Спасибо большое, что проводила меня. Без тебя я бы не справилась.

– То есть ты… не Света? – Дина разжала пальцы, и руки её безвольно повисли вдоль тела. Глаза влажно заблестели. – Вся та история, про чародейку и переселение в чужое тело…

– Правда, – просто сказала Василиса. – И мне очень жаль. Я не хотела забирать её тело.

Губы Дины задрожали, и она сморщилась, замотала головой, будто не хотела признавать происходящее.

– Хочешь сказать, – выдавила она, глядя себе под ноги, – что Светы… больше нет?

Василиса не ответила. Ответ был не нужен, Дина и так всё поняла. Вернее, Василиса надеялась, что она смогла понять и что когда-нибудь сможет принять.

– Минута закончилась! – вороной гаркнула Ягиня.

Василиса обняла Дину, а та замерла, словно не зная, отстраняться ей или нет.

– Она очень сильно тебя любила, – прошептала Василиса, чувствуя, как бешено колотится сердце Дины. – И знала, что ты очень сильно любишь её.

Дина всхлипнула и задрожала. Её тепло, которое она всё это время щедро дарила Василисе, будто бы растворилось, рассеялось, оставив после себя холод и одиночество. Василиса чувствовала это, хоть и не могла объяснить, а поэтому ещё крепче обняла Дину, в надежде поделиться с ней крупицами той нежности, что в ней ещё осталась.

– И что мне теперь делать? – сдавленно спросила Дина.

– Наверное, то же, что и мне. Идти вперёд, – ответила Василиса, утирая слёзы. – Прости меня. И спасибо за всё.

Она быстро поцеловала Дину в щёку и пошла прочь.

Ягиня коротко кивнула, когда Василиса поравнялась с ней, подняла влажный от слёз клубок над головой и заговорила нараспев:

С последним словом заклинания Ягиня подошла к краю и бросила клубок в воду.

Василиса охнула, испугавшись за клубок, но тут вода забурлила и забулькала, словно кипяток в котле, и на поверхность медленно поднялась маленькая красная лодка.

– Вот и первый твой проводник, – сказала Ягиня. – Как только ты сядешь в лодку – пути назад не будет. Я больше не открою врат, и ты не сможешь вернуться в этот мир.

Василиса не сомневалась. Красная лодка качнулась под её весом и двинулась по зыбкой лунной дорожке. Василиса оглянулась. Дина всё ещё стояла на причале, прижав руки к груди. Рядом темнела высокая фигура Ягини.

А потом, достигнув самого центра озера, с оглушительным всплеском лодка утянула Василису на дно.

7. Священный обряд

Кирши сел в кровати и закрыл лицо руками. Ему приснилось, что Василиса тонула, захлёбывалась в холодном озере, кричала от страха и тянулась к свету, но неведомая сила тянула её вниз, в темноту.

Застонав в ладони, Кирши отбросил с лица волосы и спустил ноги с постели. За окном стелилась глубокая ночь, а на столе стояла склянка с отваром от сновидений. Её вечером, как и обещала, занесла Аньяна, а Кирши так и не нашёл в себе силы выпить. С час вертел склянку в руках, но так и не открыл, поставил на стол и решил, что обязательно откупорит, но завтра.

Кирши встал с кровати и подошёл к окну. Оно, скрипнув, отворилось. Морозный ветер тут же ворвался в комнату, и Кирши жадно втягивал его носом, прислонившись лбом к холодному стеклу. Внизу распластался в лунном свете заснеженный Даргород.

Кирши не знал, сколько простоял в таком положении. До тех пор, пока совсем не закоченел, пока не заломило пальцы на руках и ногах, а сновидение не отступило, перебитое болезненным холодом.

Раньше ему часто снились кошмары, особенно в детстве. Чаще всего он видел смерть родителей. Забитый до смерти отец, который до последнего, ползая в луже собственной крови, умолял старосту деревни убить его, но не трогать семью. Поэтому они сначала изнасиловали и убили мать, чтобы отец видел, чтобы понял, что на его мольбы всем плевать.

«Как и твоим поганым предкам было плевать на мольбы людей. Каково это, а, Тёмный?» – Кирши не помнил лица старосты, но хорошо помнил низкий гремящий голос.

Ни разу в своей жизни отец не использовал силу Тёмного и запрещал пользоваться ею и маленькому Кирши.

Кирши снилось и то, как кричала мать, с неё срывали одежды, а она всё просила и просила Кирши отвернуться.

«Закрой глазки, милый. Не смотри».

Но Кирши, скованный страхом, не мог оторвать от неё взгляд.

Потом ему стали сниться собаки. Ими его травили сыновья графа, которому Кирши продали деревенские. То ли решили, что убийства Тёмных – не такая выгодная затея, как продажа, то ли кишка оказалась тонка и они просто не смогли прикончить ребёнка.

Кошмары прекратились только спустя много лет, когда Кирши уехал из Северных Земель и встретил Хару.

Они путешествовали вместе всего неделю. Хару предложил Кирши приличную сумму за сопровождение по незнакомым землям, а тот, впервые предоставленный самому себе, настолько не знал, куда податься и что делать, что не придумал ничего лучше, чем согласиться.

Каким-то чудом Хару на рыбацкой лодке добрался с Восточных Островов до Империи Хэ, и, пересев там на торговый корабль, приплыл в Северные Земли, мечтая исследовать весь континент.

Хару хотел полюбоваться Красным Дубом на востоке Северных Земель и оттуда на корабле отправиться в Вольское Царство.

Стояло прохладное северное лето, и они заночевали прямо в лесу, не успев добраться до ближайшей деревни до темноты. Завернулись в плащи и подобрались поближе к костру.

Кирши в ту ночь снова снились псы. Возможно, виноват был лес, его влажные, дикие запахи и ощущение постоянной опасности, что наблюдает за тобой из тьмы. Проснулся он от собственного крика. Вскочил, стараясь, отдышаться. Рубаха вымокла от пота, тело била мелкая дрожь.

Хару не спал, сидел у костра, и похоже, что-то рисовал углём в своём альбоме, перед тем как Кирши напугал его криком. Теперь Хару уставился на Кирши, и на его загорелой коже, и в карих глазах плясали отблески костра. Черты лица тонкие, плавные, и свет пламени делал их мягче, сглаживая остроту скул и подчёркивая хрупкость узкого, ещё мальчишеского подбородка.

– Кошмар? – спросил он, но из-за сильного акцента Кирши не был уверен, что угадал слово правильно. Хару, заметив замешательство на его лице, решил перефразировать. – Сон… плохо?

– Кошмар, да. – Кирши стёр рукавом холодный липкий пот со лба.

– Уже три ночи кошмар. – Хару старательно выговаривал слова, закивал сам себе и показал три тонких изящных пальца, подкрепляя сказанное. – Много.

Кирши усмехнулся. Что ж, никто и не говорил, что проводник из него выйдет хороший.

– Прости, не хотел напугать. В следующий раз постараюсь не орать.

Хару покачал головой.

– Мне не страшно, но я помогаю.

Кирши не понял, что он имел в виду, но переспрашивать не стал, потому как Хару уже увлечённо скрипел углём в альбоме. Кирши, стараясь отвлечься от дурного сна, завалился на спину и стал вглядываться в звёздное небо в надежде, что то его скоро убаюкает.

И когда его веки уже смежились, а звуки леса стали стихать, Хару похлопал Кирши по ноге.

– Киши, – имя пока давалось ему с трудом. – Бери.

Кирши сел и непонимающе уставился на Хару – тот протягивал ему вырванный из альбома лист.

– Бери, – повторил он и призывно качнул листом в воздухе.

Кирши взял лист и вгляделся в изображение. На нём красовалось уродливое чудище с разъярёнными круглыми глазками и длинным, вытянутым в морщинистую ленту носом, из-под которого торчали вверх два то ли рога, то ли зуба. Зверь твёрдо стоял на четырёх кошачьих лапах, а от пятнистого загривка к тонкому хвосту с кисточкой тянулась грива из пламени. Вид у чудища был воинственный и недружелюбный. На обратной стороне листа были аккуратно выведены два замысловатых символа – иероглифы.

– Бакугасира. Баку, – сказал Хару, тыча в лист кусочком угля. – Ёкай.

– Чудовище, – подтвердил Кирши, не поняв ни слова. – У нас тоже похожие водятся, мы их убиваем.

– Не убивать. – Хару нахмурился и замотал головой, отчего его тёмные волосы тут же разлохматились. – Баку помогать. Есть кошмары. Пож… пожирает сон плохой.

Хару зачерпнул горсть воздуха у виска, забросил невидимый кошмар в рот и закивал.

– Понимает? Киши. Этот ёкай помогай тебе.

– Баку-что-то-там – пожиратель кошмаров? – Кирши постарался собрать слова Хару воедино.

Хару снова закивал.

– В Хиношима, – Кирши слышал, что так называли Восточные Острова их жители, – Баку помогает всегда. Носи его у себя тут. – Хару приложил руку к груди. – И будешь спать хорошо. Баку придёт и съест кошмар.

– То есть это оберег? Простой рисунок? – Кирши с сомнением покрутил листок.

– Рисунок и имя. – Хару указал на иероглифы. – Вместе сильно.

– Ладно. – Кирши неловко улыбнулся, не зная, что ещё сказать, и, аккуратно сложив лист, спрятал за пазуху. – Спасибо.

Больше он не кричал по ночам.

Кирши оторвался от окна и приложил руку к новому шраму на груди. Он напоминал солнце, каким его часто изображали вольские художники, – круг с огненными лепестками короны.

Этот шрам был ещё одним подтверждением тому, что жизнь не принадлежала ему, что кто-то снова распорядился ею на своё усмотрение. Не Василиса должна была умереть, а он. Она хотела жить, мечтала, у неё была цель. Ему же жизнь была даром не нужна.

Уже второй раз дорогой человек умирает, чтобы сохранить ему жизнь.

Кирши ударил по столу, и боль молнией взметнулась от ладоней к плечам, спицей застряв в позвоночнике.

– Я этого не просил, – процедил он в темноту. – Ничего из этого я не просил.

Центральная площадь Даргорода, с трёх сторон окружённая Царскими Палатами, Звёздной Башней и гарнизоном Вольской Гвардии, за пару дней преобразилась до неузнаваемости. Выросла высокая деревянная сцена, над которой развевались три знамени Гвардии. Чёрное с серебряным вороном. Красное с золотым соколом. Небесно-синее с белым журавлём.

По бокам от сцены – два возвышения с креслами и деревянными навесами, защищающими от снега и ветра. Вороны украшали их красным бархатом и белоснежными цветами, наверняка из Журавлиных теплиц. Один навес, должно быть, для царя, второй – для Совета.

– Ну, как тебе? – Атли подошёл сзади и по-приятельски забросил руку Кирши на плечо.

Кирши едва не смело с ног волной его радости и гордости за свою работу.

– Решил устроить из посвящения Аньяны представление? – скептически заметил он и быстрым движением плеча стряхнул его руку.

– И пригнать на него побольше народу! – Атли щёлкнул пальцами перед носом Кирши и расплылся в мечтательной улыбке. – Так Совету будет нечего нам противопоставить. Назначение Аньяны будет подтверждено и одобрено народом. – Он ударил кулаком в ладонь и победоносно взглянул Кирши в глаза. – Ты чувствуешь это?

– Твою самовлюблённость? – Кирши криво ухмыльнулся и отступил назад, выставляя руку между собой и Атли. – О да. Так и разит.

– Победу, Кирши! Они не смогут вмешаться, когда всё свершится на глазах у сотен горожан. Когда обряд свершится публично.

– Обряд?

Атли хитро прищурился и кивком головы отбросил светлые пряди с лица. Кирши невольно проследил за этим движением и залюбовался тем, как утреннее солнце путалось в золотых кудрях.

– Священный обряд посвящения, – важно проговорил Атли, вышагивая перед Кирши и простирая палец к небу, как часто делал Аргорад. – Белогор назначил командиров Гвардии простым письмом – но чтобы заручиться поддержкой народа, нам нужен размах и опора на богов. Так что мы с Аньяной немного поломали голову и придумали Священный обряд посвящения.

– Побольше чар, дыма и искр?

– Смотрю, ты начинаешь понимать. Мы должны показать Совету, что всё в наших руках, а людям – что они под надёжной защитой.

Кирши ухмыльнулся и покачал головой.

– Что? – Атли остановился и всплеснул руками.

– Да ничего, просто ты очень похож на своего отца.

Лицо Атли перекосилось, а Кирши молотом ударила под рёбра злость.

– Не говори ерунды. Мы совершенно не похожи.

– А по-моему, все эти уловки и хитрости как раз в духе короля Севера.

Атли не ответил, только его злость продолжала сжигать Кирши изнутри, и он, признаться честно, был даже рад этому, хотя и не мог до конца объяснить себе, почему.

К полудню площадь заполнилась людьми так плотно, что не то что яблоку было негде упасть – спица бы не прошла между закутанными в шубы и армяки горожанами. Серо-бурое море, разбавленное яркими каплями женских платков. Только ушлые коробейники умудрялись ловко скользить сквозь толпу и предлагать люду сахарные яблоки да красные блестящие леденцы.

В сопровождении десятка Соколов прибыли и расселись по местам девять чародеев Совета. Драган с чёрной бородой в золоте вышагивал впереди всех, опираясь на угловатый деревянный посох с большим фиолетовым камнем в навершии, – камень, словно тонкие узловатые пальцы, крепко держало переплетение ветвей. Вид у Драгана был спокойный, даже равнодушный, в отличие от Ярославы, которая шла следом. Она была бледна и явно недовольна происходящим. Тяжёлые височные кольца на бритой голове двумя огненными жар-птицами обрамляли лицо, отчего скулы казались ещё острее обычного.

Говен – дядя Атли – тоже был мрачнее тучи. Похоже, Совет оказался не в восторге от предстоящего представления.

Царь Радомир появился на площади последним вместе с царевичем Дареном и дюжиной слуг. Был с ними и воевода Ратибор – отец Аньяны. Он, как и полагается защитнику, сел слева от царя. А Дарен – справа.

Раздражённым Радомир не выглядел, скорее казался уставшим и постаревшим. Ходили слухи, что от царя сбежала молодая невеста и он, не сумев с этим смириться, предпочитал топить своё горе в бутылке, позабыв обо всех государственных делах. Где в этих россказнях таилась правда и была ли она там вообще, Кирши не знал, но едва царь опустился в своё кресло, к нему подскочил слуга с золотым кубком и усыпанным самоцветами кувшином.

Царевич Дарен шепнул что-то отцу, но тот лишь отмахнулся от сына и, встретившись взглядом с Драганом, отсалютовал чародею кубком, прежде чем осушить его одним глотком. Драган поморщился, но голову в ответ всё же склонил. А царь тем временем подставил кубок под тёмно-красный поток зелья из кувшина, который поднёс ему виночерпий.

Кирши притаился в самом дальнем и тёмном углу сцены под защитой драпировки, лениво наблюдая за толпой. Рядом стояла Аньяна – красивая, в ослепительно-белом кафтане и тяжёлой, подбитой мехом алой накидке до самых пят, она казалась стройнее и выше. Аньяна кусала губы и мяла в руках пергамент с речью.

– Что, если я не смогу? – Она уткнулась лицом в измятый лист.

– Совет нас уничтожит, – пожал плечами Кирши.

– Ты не помогаешь, – пробубнила она листу.

Кирши вздохнул. Чего она хочет от него? Если нужна помощь, могла бы просто попросить. Просто сказать, что ей нужно. Неужели это так сложно? Ему хватало Атли с его бесконечным потоком невыразимых в словах чувств и переживаний.

– Ты справишься, – сказал Кирши, легонько похлопал Аньяну по спине и добавил, наверное, самую избитую фразу из всех возможных: – Просто говори от сердца.

Но, похоже, это оказалось именно то, что ей было нужно. Аньяна вынырнула из листа и подарила Кирши добрую улыбку, так что ему почти стало стыдно за свои мысли. Почти.

– Спасибо.

– Давай, – он криво улыбнулся в ответ. – Покажи им, на что способна. Покажи им всем.

Аньяна кивнула, спрятала пергамент в карман и широким шагом вышла в центр сцены. Атли оторвался от противоположного края сцены и встал рядом, чуть позади.

– Великий народ Вольского Царства! – начала Аньяна, и голос её стал глубоким, низким и раскатистым, потеряв привычные нежные девичьи перезвоны. – С великим горем приходят великие перемены. Хранители Вольской Гвардии умчались в Поля Нави с искрами погребальных костров. Мы упокоили их и оплакали, и пришло время нам по священному праву…

Небеса расколол громогласный ужасающий вой.

Площадь замерла и обратила свои взгляды ввысь.

Лязгнуло железо. Несколько черепичин упали с крыши Звёздной Башни и разбились о землю. Сначала появилась рогатая тень. Казалось, она заслонила собою солнце. Вслед за тенью на крышу Звёздной Башни, обвивая её хвостом, выполз огромный крылатый Аспид. Его чёрно-золотая чешуя блестела на солнце, острый, как у орла, клюв нетерпеливо щёлкнул, и Аспид, расправив мощные перепончатые крылья, оттолкнулся от крыши, вспоров её когтями, и воспарил над площадью.

Люди не кричали и не разбегались, заворожённо наблюдая за чудищем. Возможно, они решили, что это часть представления, возможно, замерли от страха, но никто не двинулся с места.

Аспид взмахнул крыльями, набирая высоту и разворачиваясь, чтобы описать полный круг. Клюв его раскрылся.

– Бегите!!! – крикнул Кирши, но было уже слишком поздно.

Неостановимо мощный, словно водопад, поток пламени обрушился на площадь, сметая всё на своём пути, и люди, даже не успев вспыхнуть, тут же обращались в пепел.

Другие кричали. Бежали прочь с площади, толкая и давя друг друга, и если бы не крики, Кирши был уверен, можно было бы расслышать, как хрустят черепа несчастных под их ногами.

Аспид рухнул на землю, перекрыв выход с площади и погребя под своим телом с десяток людей. Клюв щёлкнул и переломил пополам женщину, обдав кровью всех вокруг. Аспид подбросил в воздух её бездыханное тело и заглотил целиком. Маленькие жёлтые глазки с яростью посмотрели вокруг, намечая новую жертву.

Аспид рванул к возвышению, с которого слуги спешно уводили царя. Вороны и Соколы пытались пробраться сквозь толпу к чудищу, но увязали в трясине мечущихся в панике людей.

Радомир закричал, закрываясь руками, но путь Аспиду преградил Ратибор, защищая своего царя. Клюв клацнул, и Ратибор оказался в плену. Он кричал, извивался и бил мечом по каменной морде Аспида.

– Отец! – закричала Аньяна и бросилась было к чудищу, но Атли схватил её поперёк талии.

Аспид раздражённо сдавил воеводу, и тот обмяк. Выронив его на землю, Аспид придавил тело лапой и оторвал Ратибору голову. Руки и ноги его ещё несколько раз слабо дёрнулись в луже крови, словно он всё ещё пытался сбежать, и обмякли.

– Держи Аньяну подальше! – крикнул Кирши и с разбегу перепрыгнул со сцены на трибуну. Взобрался на навес и рванул по деревянному настилу к чудищу, которое за эти мгновения успело сожрать ещё троих.

Просвистела стрела и отскочила от чёрной чешуи. Это Сокол взобрался на противоположный навес и постарался отвлечь внимание Аспида на себя. Другой подобрался ближе и попытался спутать Аспида чарами. Они золотыми сетями оплели его лапы и крылья, но недостаточно быстро – щелчок клюва, и от Сокола осталась лишь нижняя половина. Кишки кровавыми бусами разметались по земле.

Чешуя Аспида слишком крепкая – ни чарами, ни оружием её не взять. Что же делать?

Разбежавшись, Кирши прыгнул на голову чудищу, надеясь, что оно не перекусит его в полёте. Но Аспид отвлёкся на пару подоспевших Воронов, и Кирши сумел ухватиться за изогнутый ребристый рог. И прежде чем чудище опомнилось, Кирши вонзил меч ему точно в левый глаз.

Аспид взревел и замотал головой, пытаясь сбросить непрошеного наездника. Руки соскользнули, Кирши улетел в толпу и рухнул на какого-то парнишку. Голова мальчика с треском ударилась о мостовую, и земля тут же напиталась горячей кровью.

– Твою мать! – Кирши схватил его, чтобы поднять, но мальчик уже не дышал и безвольно повис у Кирши на руках. – Твою мать!

Аспид бесновался, пытаясь вытянуть застрявший в глазнице меч, но лапы его были слишком большими и неуклюжими и лишь загоняли оружие ещё глубже. Массивный хвост при каждом движении сметал людей, превращая в бесформенное кровавое месиво.

– Оставь этих людей, чудище! – это кричал Драган.

Он выставил перед собой посох. А за ним сгрудились остальные чародеи.

Посох ударился о землю, камень ярко вспыхнул, и ослепительная фиолетовая молния ударила Аспида в морду. Меч выскользнул из глазницы и упал на землю. Аспид повернул голову к Драгану и заревел.

Драган снова ударил посохом.

– Убирайся, гадина! Да пронзит тебя Перун!

Молния ударила Аспида в грудь, оставив глубокую кровавую борозду. Чешуя искрами разлетелась вокруг. Аспид завыл, взмахнул крыльями и тяжело поднялся в воздух.

Драган в третий раз стукнул посохом, Аспид чудом сумел увернуться от новой молнии и помчался прочь в сторону леса.

Драган обессиленно рухнул, и его тут же подхватили под локти другие чародеи.

Кирши поднялся на ноги. Несколько десятков выживших спешно покидали площадь, спотыкаясь о трупы и падая в лужи крови. Серо-бурое людское море окрасилось в красный, напиталось ужасом и провоняло смертью.

Кирши оглянулся. Трибуна царя опустела. Чародеи уносили с площади потерявшего сознание Драгана. На сцене сидел мертвенно-бледный Атли, на руках у него рыдала Аньяна.

8. Небесные рыбы и золотые берега

Василиса открыла глаза и увидела серое прозрачное небо с бледными огоньками звёзд. По небосводу медленно и бесшумно плыли гигантские рыбы, киты и тёмные скаты с такими длинными хвостами, что те скрывались за горизонтом.

Василиса села, и лодка под ней покачнулась на золотых водах. Слева и справа высились укутанные снегом и туманом горы. Вода в реке была совершенно неподвижной, но лодка медленно плыла вперёд.

Василиса перегнулась через борт и наклонилась к воде. Отражения не было, а дно искрилось золотым песком. Влекомая любопытством, Василиса коснулась неподвижной глади и вскрикнула. Пальцы копотью облепила чернота. Василиса отдёрнула руку и схватилась за запястье. Боли не было, но пальцы почернели, словно обтёртые сажей. Василиса попыталась стереть черноту подолом рубашки, но ничего не вышло.

– Чубасья мать. – Василиса с досадой затрясла рукой, коря себя за излишнее любопытство. Ну вот и надо было ей лезть руками в непонятную жижу в чужом мире? Беремир бы за такую неосмотрительность точно на пару дней в козу превратил.

Одно радовало: пальцы не болели и двигались не хуже прежнего.

Тут под лодкой промелькнула юркая тень. Потом ещё одна. И ещё.

Василиса снова перегнулась через борт, стараясь разглядеть в тенях более ясные очертания. Кто это? Ещё диковинные рыбы?

Тень взметнулась из воды, и острые зубы вгрызлись бы Василисе в лицо, если бы она не отпрянула, вскрикнув.

Василиса завалилась на дно лодки, больно ударившись затылком о борт. Чёрные руки с полупрозрачными перепонками ухватились за край, и над его поверхностью показалась серая блестящая голова, отдалённо напоминающая человеческую. Большие глаза с чёрными белками и яркой золотой радужкой без зрачков, короткий плоский нос с ноздрями-щёлками, огромный рот с пухлыми фиолетовыми губами и рядами акульих зубов. Вместо волос голову украшали длинные золотые водоросли.

– Эша! Эша! – закричала тварь и протянула к Василисе руку.

Вторая пара рук ударила в борт прямо над головой и попыталась ухватить за волосы.

– Кэ эша! – прошипела вторая тварь и принялась раскачивать лодку.

Что они кричат, Василиса не понимала, но не сомневалась, что её собрались сожрать. Со всей силы она ударила тварь по пальцам, и та, взвизгнув, ухнула в воду. Но другая уже забиралась в лодку и перегнулась через борт, обнажив высокий костяной плавник на спине.

Василиса вскочила на ноги, лодка угрожающе закачалась, и едва не падая, Василиса пнула тварь в лицо. Дно лодки забрызгало чёрной кровью. А пальцы на ногах заныли от боли.

Тварь ухватила её за лодыжку и кинулась прочь из лодки. Василиса закричала и упала, попыталась развернуться в полёте, чтобы ухватиться за борт, но лоб встретился с ним раньше рук, голова загудела, и левый глаз тут же залило кровью. В ушах запищало, а мир раздвоился и закачался.

– Чубасья мать! – Из последних сил она зацепилась за борт и свободной ногой пнула тварь точно в нос. Тварь заверещала, и Василиса по привычке выбросила вперёд руку.

С пальцев сорвался сноп рыжих искр.

Тварь в ужасе зашипела, отпустила ногу и юркнула в воду.

Василиса обессиленно распласталась на дне лодки и тяжело дышала. Голова раскалывалась, а кровь из рассечённой брови всё никак не останавливалась, но Василиса улыбалась.

Магия! Магия вернулась!

В этом мире не было солнца, лишь прозрачное золотое свечение. Казалось, светятся сами небеса, словно солнце уже спряталось за горизонт, оставив после себя бесконечные предзакатные сумерки. Василиса не знала, сколько времени уже плывёт лодка. Часы, много часов навстречу никогда не наступающей ночи. Пейзаж не менялся: всё те же туманные горы, всё те же рыбы и скаты вместо облаков.

Голод жалобно сжимал желудок, а от жажды пересохло во рту. Несколько раз Василиса засыпала и просыпалась, чтобы удостовериться, чтобы ничего не изменилось. Вода была спокойной, больше никто не пытался нападать, и Василиса решила, что всё дело было в том, что она окунула в золотую воду руку. К слову, пальцы всё ещё оставались чёрными. Зато резерв – Василиса это чувствовала – капля за каплей напитывался магией. Отлично, какое-то время чары помогут ей продержаться без воды и еды.

Несколько раз, на свой страх и риск, Василиса справляла нужду прямо из лодки и с облегчением отметила, что подобные манипуляции с водой обитающих в них тварей не привлекали. Ну, или испугавшись её чар однажды, они просто решили больше не пытать счастья.

На третий день или, может быть, под конец второго – Василиса не могла сказать точнее – глухой удар лодки разбудил её. Она резко села, готовая к бою.

Лодка вспорола носом песчаный берег. Песок искрился и переливался, будто отшлифованная золотая крошка. Вдали, окутанные туманом, темнели очертания домов и башен. Вот он? Китеж-град?

Василиса сошла на берег и нерешительно потопталась на месте, стараясь привыкнуть к почве под ногами. Оглянулась на реку – неподвижную водную гладь. Лодки в воде уже не было, зато на песке лежал клубок красных ниток. Подобрав его, Василиса двинулась в направлении города.

И чем ближе подходила Василиса, чем отчётливее проступали очертания домов сквозь туман, тем яснее он понимала, что впереди не город, а лишь древние его руины. Обглоданные временем дома встречали гостью чёрными провалами окон, обрушенными крышами и заметёнными песком улицами. От некоторых домов остались лишь одна или две стены с высокими прямоугольными окнами и щербатыми колоннами, украшенными остатками когда-то богатой лепнины. Одна из башен обвалилась и разбросала свои останки прямо поперёк дороги, так что Василисе пришлось искать обходной путь.

Только одно место во всем городе подавало признаки жизни – высокая остроконечная башня в самом его центре. Маленькое окошко под крышей светилось ровным красновато-рыжим светом, словно там спряталось пропавшее солнце этого мира.

Не придумав ничего лучше, Василиса направилась к башне. Повернула на узкую улочку между двух больших домов с колоннами, чтобы обойти очередной завал, и замерла. В тени стояли двое.

– Крэмэтерашэмаэ? – сказал один другому так быстро, что Василиса даже не сумела разбить его речь на отдельные слова.

– Дэра кэ сэ! – отвечал второй, возмущённо взмахивая руками.

Ни один из них не обратил на Василису никакого внимания, и она поняла почему, когда приблизилась.

Это были не люди – лишь их зыбкие полупрозрачные тени. Крупный бородатый мужчина в чалме явно требовал что-то у второго – тощего парня в халате с цветами. А тот отпирался и махал руками с тяжёлыми перстнями.

Что за чудеса такие? Василиса пригляделась. Они не были похожи на призраков, скорее на серые, выцветшие отпечатки людей.

Не желая повторять свою ошибку с речными водами, Василиса осторожно обошла мужчин, стараясь не касаться их зыбкой плоти. А они невозмутимо продолжали свои разборки, и Василиса вздрогнула, снова услышав те же слова.

– Крэмэтера шэ маэ? – сказал один другому.

– Дэра кэ сэ! – ответил второй, возмущённо взмахивая руками.

По кругу. Они говорили одно и то же по бесконечному кругу. Василиса сглотнула, по спине пробежали испуганные мурашки, и она поспешила убраться подальше от этой чертовщины. Но чем ближе она подходила к башне, тем больше теней встречалось ей на пути. Женщины в широких платьях и остроносых туфлях несли на головах кувшины и корзины, мужчины с изогнутыми саблями и пышными завитыми усами прогоняли с улиц смеющихся детей. И приходилось то и дело изворачиваться, чтобы ни с кем не соприкоснуться. На окне одного из домов развалился кот. Дома!

Василиса восхищённо вскинула голову. Тени оплели дома, заполняя собой их недостающие части, так что издалека можно было даже подумать, что дома в этой части города целые и невредимые. По одной из стен даже взбиралась полупрозрачная виноградная лоза. Женщина на третьем этаже, смеясь, сорвала с неё увесистую гроздь и скрылась в окне. Прекрасные фонтаны на следующей улице шелестели потоками воды, а в них плескались тени голубей. Маленькая тень девочки сидела на краю фонтана и тянула руку к птицам. Великолепный разрушенный город застыл в счастливом моменте прошлого.

Но у подножия башни всё изменилось. Башню окружали сотни теней, но они не шевелились, замерли, словно изваяния, и глядели вверх, на маленькое красное окошко под самой крышей. Они стояли плотной неделимой стеной, и если между внешними рядами Василиса ещё видела просветы, то чем ближе к стене, тем плотнее они смыкались.

Несколько раз она обошла башню, пытаясь найти брешь, но всё без толку. Всё, что ей удалось заметить, так это то, что с противоположной стороны башни под крышей зияла дыра в стене и из неё тоже лился ровный красно-рыжий свет.

Делать нечего. Вздохнув, Василиса спрятала клубок в карман и вступила в ряды теней.

Сначала всё шло хорошо – люди стояли достаточно далеко друг от друга, чтобы Василиса могла спокойно лавировать между ними и не опасаться соприкосновения. Но дальше ряды смыкались и приходилось двигаться осторожнее.

Василиса проскользнула мимо красивой женщины с маленьким колечком в носу, от которого тянулась тонкая цепочка к уху. На мгновение они оказались так близко, что если бы женщина дышала, Василиса наверняка ощутила на лице её дыхание. Но Василиса почувствовала другое – упругую, тягучую магию, тяжёлую и неотвратимую, как зыбучие пески. Она дурманом защекотала нос и истомой скользнула вниз живота. Клубок в кармане потеплел.

Источник? Василиса скосила глаза на башню. Значит ли это, что она двигается в верном направлении?

Аккуратно обойдя женщину, Василиса сделала ещё несколько шагов вперёд и остановилась в нерешительности. До цели оставалось всего несколько рядов, но тени стояли теперь так плотно, что буквально наползали друг на друга. Обойти их уже не получится.

Василиса закрыла глаза и прощупала резерв. Он был почти полон. Она прикинула, получится ли создать достаточно аккуратный и мощный поток воздуха, чтобы перекинуть себя через ряды впереди. Попробовала погонять ветерок между пальцами, и тот послушно завихрился, сообщая о том, что не только огонь, но и воздух всё ещё откликается на призыв. Василиса заулыбалась: снова чувствовать магию в крови было опьяняюще хорошо.

Но не она одна почувствовала магию.

Ближайшие тени обернулись и уставились на Василису невидящим взглядом.

– Чубасья мать… – выдавила она, спешно рассеивая чары.

– Эша, – прошелестела одна тень.

– Кэ эша! – эхом отозвались остальные.

Серые руки потянулись к Василисе, забираясь под кожу.

Василиса закричала от страшной, нестерпимой боли, словно кто-то коснулся её обнажённых нервов. Глаза заволокла красная хмарь, и она, спотыкаясь о собственные ноги, ринулась к башне прямо сквозь сгрудившиеся вокруг тени.

Когда Василиса прошла сквозь первую из них, то решила, что её попытались заживо выгрызть из тела, счистить с костей и выпотрошить, оставив одну лишь оболочку – такой сильной была боль. Василиса чудом не потеряла сознание, но всё же рухнула на песок, не в состоянии остаться на ногах.

И только хрупкая и далёкая звёздочка надежды, что боль закончится, не позволила ей остановиться. Стиснув кулаки и закричав что было мочи, Василиса оттолкнулась от земли и рванула к башне.

Одна из рук коснулась сердца, и Василиса захлебнулась криком. Вырвавшись из круга теней, она покачнулась; до двери в башню оставалось совсем немного. Василиса на негнущихся ногах прошла пару шагов и ничком рухнула на песок.

Прошла пара минут или пара часов, прежде чем Василиса открыла глаза. Боли не было – только слабая, зыбкая её тень всё ещё покалывала мышцы. Василиса вскочила, готовая сражаться, но тени больше не обращали на неё внимания. Они стояли в трёх шагах от неё и, как и прежде, заворожённо смотрели на окошко под крышей. Василиса взглянула под ноги – песок под ней был чёрным и тени стояли ровно на его границе. Возможно ли…

Соблазн разжечь на кончиках пальцев пару искр и проверить, действительно ли тени не могут ступить на чёрный песок, был велик, но воспоминания о жуткой боли раскалённой спицей вонзились в мозг. По телу пробежала дрожь, а ноги снова подогнулись. Цена ошибки слишком велика.

Бросив на тени последний взгляд, Василиса направилась к маленькой деревянной двери в подножии башни.

Оказалось не заперто.

Вверх, закручиваясь в спираль, уходила крутая каменная лестница, освещённая дрожащими огнями факелов на блестящих от холодной влаги стенах.

Василиса прислушалась. Тихо, только её взволнованное дыхание эхом отражалось от стен. Магия стала тяжелее и громче, превращаясь в назойливое пчелиное жужжание. Оно щекотало череп изнутри и разбегалось мурашками по телу. Клубок в кармане задрожал.

Василиса смело поставила ногу на первую ступень и двинулась вверх.

Лестница терялась в бесконечности, и приходилось то и дело останавливаться, чтобы перевести дух и постучать кулаками по взвывшим ногам, в надежде ослабить жгучую боль в окаменевших мышцах.

И вот наконец Василиса добралась до маленькой площадки, которая упиралась в тяжёлую дубовую дверь.

Дверь натужно заскрипела, пропуская её в круглую комнату, посреди которой в каменной чаше горело яркое красное пламя. Но – Василиса замерла – пламя было застывшим, словно кто-то заморозил его прямо посреди дикой пляски. Даже рыжие искры над ним недвижимо висели в воздухе.

Василиса осторожно проскользнула в комнату, настороженно оглядываясь по сторонам. Шкафы, полные книг и свитков, разноцветные ковры, письменный стол с единственной книгой на нём, песок на полу, огромная дыра в обрушившейся стене. Сквозь дыру было видно пару скатов, они медленно скользили по небу, и Василиса на мгновение засмотрелась, позавидовав их величественному спокойствию.

– Эша, – позвали из темноты, и Василиса напряглась и вскинула руки, готовая защищаться. Она уже поняла, что это слово здесь не сулило ничего хорошего.

Из-за пёстрой ширмы с цветами лотоса вышла невысокая темноволосая женщина. На ней было белое бесформенное платье, как и на тенях-женщинах в городе. Меж чёрных густых бровей залегла глубокая морщинка, в горбатом носу блестела серьга, а смуглая кожа отливала красным в свете пламени. Блестящие чёрные волосы длинными тяжёлыми косами лежали на плечах. Карие глаза смотрели недобро.

Впрочем, нападать незнакомка не торопилась, лишь скрестила на груди изящные руки с золотыми браслетами.

– Эша мэрэ? – сказала она, и Василиса уловила вопросительную интонацию.

– Я… я не понимаю, – проговорила она и на всякий случай продемонстрировала пустые ладони, показывая, что безоружна и не собирается драться.

– А. – Женщина расплылась в хищной улыбке, показывая две пары клыков, явно больше и острее человеческих. – Давно к экке живые не забредали.

– Ты знаешь мой язык? – Василиса не могла поверить своему счастью.

– Мы – экке – стражи Великих Пределов, знаем все языки всех миров. Но что ты тут делаешь, эша?

– «Эша»? – Василиса неловко дёрнула уголком рта.

– «Эша» – живая душа, по-нашему, – пояснила экке и опустилась на ковёр у костра, скрестив перед собой ноги. – Последняя живая душа появлялась в наших краях тысячу лет назад и стала мор, едва переступив границу города.

– Мор – это тени, что блуждают в городе и окружают башню? – Василиса непроизвольно содрогнулась.

Экке кивнула.

– Если мор овладела тобой, то ты сам становишься мор. Все мор у подножия башни хотели попасть в башню экке. Все искали путь и хотели прикоснуться к Великому Пределу. Но ты сумела пройти, поэтому экке выслушает тебя.

Экке похлопала по ковру рядом с собой, приглашая сесть. Василиса повиновалась.

– Я… мне нужно вернуться домой, – сказала она. – И я готова заплатить любую цену.

Экке внимательно слушала историю Василисы, сидя неподвижно и ровно, лишь изредка кивая и одними губами повторяя за ней некоторые слова, словно силилась понять их смысл. Когда она скрестила руки на груди, на плечах проступила вязь шрамов. Перехватив взгляд Василисы, экке улыбнулась.

– Касания мор, – сказала она. – Теперь и у тебя тоже.

Василиса опустила взгляд на свои руки – ладони были чистыми, если не считать двух почерневших пальцев.

– Выше, – подсказала экке.

Василиса скинула куртку, закатала рукава, а потом и вовсе стянула рубашку. От запястий к плечам тянулись, сплетаясь в причудливые узоры, белые шрамы, будто стая диких зверей исполосовала её когтями. С левой стороны они переходили на грудь и, кажется, на шею – увидеть у Василисы не получалось.

– И на спине немного. – Экке провела тёплыми пальцами по позвоночнику Василисы.

– Это можно убрать?

– Касание мор – это навсегда. Мор нельзя стереть и нельзя забыть. Эти знаки напоминают, что после встречи с мор никто не остаётся прежним.

Василиса стиснула зубы, чувствуя, как под рёбрами закипают обида и злость. Шрамы жгли кожу, и хотелось сорвать их с себя вместе с ней, забраться в воду и тереть мочалом, пока на этом месте не останется сплошное кровавое месиво. Экке ухмыльнулась.

– Касание мор – это честь, знак того, что ты сильный воин. И единственная причина, по которой я ещё не прогнала тебя прочь.

Василиса вздрогнула, скривилась и натянула рубашку.

– Ты сможешь переправить меня домой?

Экке не задумалась.

– Только если у тебя есть дар Шу.

– Дар Шу?

– Дар твоих богов, что проложит путь к очагу. – Экке кивнула на застывший костёр. – Только Шу и их дары умеют ходить за Великие Пределы.

Василиса торопливо извлекла из кармана куртки клубок.

– У меня есть дар моей богини.

Экке взяла клубок и снова хищно улыбнулась.

– То, что нужно. Я могу пропустить тебя.

– Какова твоя цена?

– Твоя сила. – Экке достала из-за пояса изогнутый обоюдоострый кинжал.

Василиса отпрянула и выставила перед собой руку.

– Что это значит?

Экке плотоядно облизнулась и указала остриём кинжала на голову Василисы.

– Твоя коса мне подойдёт. В волосах скрыта великая сила, и ты потеряешь её часть. Но обретёшь проводника. Согласна?

Василиса сглотнула и схватилась за косу, словно она была живой и чувствовала боль.

– Могу я сама?

Экке хмыкнула и, подбросив кинжал в воздух, ловко перехватила его за лезвие и протянула рукоятью вперёд.

Василиса стиснула холодную рукоять, и драгоценные камни на ней впились в ладонь. Второй рукой Василиса перехватила косу, намотав её на кулак для уверенности, и прислонила лезвие к волосам. Лезвие холодило шею сразу под затылком.

«В волосах скрыта великая сила, и ты потеряешь её часть».

Какая часть силы покинет её? Ловкость? Выносливость? Василиса сглотнула. Магия? С чем она готова проститься, чтоб вернуться домой? И с чем ей ещё придётся попрощаться? С какой частью себя?

Выдохнула, зажмурилась и одним движением резанула косу. Волосы затрещали, и коса мёртвой змеёй повисла в кулаке. Остальные волосы, освободившись от тяжести, спружинили и защекотали шею и щёки.

Василиса прислушалась к себе: как будто ничего не изменилось. Чувствовала она себя прекрасно настолько, насколько может чувствовать себя человек, проведший несколько дней в лодке без пищи и после сражения с мор. Магия по-прежнему щекотала вены, и Василиса не сдержала вздох облегчения.

– Давай косу, – сказала экке.

И Василиса подчинилась.

Экке размотала клубок и оплела им отрезанные волосы, быстро зашептав что-то себе под нос на своём языке. Шипела, словно змея, и вскрикивала чайкой, закрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону. А потом, вскинув руки над головой, крикнула очень чётко:

– Эша дэ най! – И бросила клубок в пламя.

Василиса отпрянула. Пламя вспыхнуло, затрещало и ожило, пожирая свою добычу, взметнулось к самой крыше. А спустя мгновение из него выпрыгнул огромный конь рыжей масти с красной гривой. Он галопом обежал комнату и остановился перед Василисой, склонив голову, и нетерпеливо забил копытом об пол, высекая яркие искры.

– Садись и держись крепче, эша, – сказала экке. – Пусть твоя сила укажет путь к очагу.

Василиса опасливо коснулась лошадиной морды, словно боясь обжечься о его яркую шкуру. Морда была тёплой и на вид совершенно обыкновенной. Она обошла коня сбоку, крепко ухватилась за гриву и, оттолкнувшись от пола, в один прыжок забралась на упругую спину.

Конь заржал, поднялся на дыбы и, снова описав круг по комнате, со всех ног сиганул прямиком в пламя.

9. Убежище для волка

По главному залу Царских Палат гуляли сумерки. Царь Радомир сидел на троне, прикрыв глаза ладонью, унизанной золотыми перстнями, во второй руке он сжимал кубок.

Перед троном стояли четверо: Атли, Аньяна, Драган и Ярослава.

– Очевидно, что Вольская Гвардия не способна защищать народ! Тем более с командирами, что сейчас во главе, – сказал Драган спокойно, но метнул испепеляющий взгляд на Атли. – И сегодняшние события это только доказали.

– Аспиды крайне опасные создания, которых мы не видели уже пятьдесят лет. – Аньяна выступила вперёд, лицо её было красным и припухшим от слёз. – После Отворения Нави только Белогору и его Всадникам удавалось…

– Если бы ваши Вороны не занимались украшением площади для сегодняшнего балагана, а делали свою работу, Аспида удалось бы заметить заранее и избежать стольких жертв! – воскликнула Ярослава, тыча Аньяну пальцем в грудь. – Больше ста человек полегло, и это ещё не всех пересчитали!

– Яра, Яра… – Драган лёгким движением опустил руку Ярославы. – Мы собрались здесь решать проблему, а не обвинять друг друга.

Атли хмыкнул. Будто не обвинениями мгновение назад бросался сам Драган.

– Думаешь, я не знаю цену сегодняшнему побоищу? Мой отец погиб! – Аньяна вскинула голову, в глазах её заблестели слёзы, плечи задрожали, но она сдержалась и повернулась к царю. – Лучшие Соколы уже пустились в погоню за Аспидом.

– Ты хотела сказать, выжившие Соколы? – заметил царь, отрываясь от раздумий и переводя взгляд на собравшихся. – Скольких гвардейцев вы потеряли?

Аньяна оглянулась на Атли в поисках поддержки.

– Восемь Воронов и три Сокола, мой царь, – ответил Атли, склонив голову. Он не смотрел на Радомира, но не из почтения, а в попытке скрыть жгучую, разрушительную ярость.

– И защищать народ пришлось нам, мой царь, – отвесил поклон Драган. – И если Аспид вернётся, Совет будет готов взять на себя заботу о нём.