Когда гаснут Зеркала бесплатное чтение

Глава 1-Зеркало в стене

«Иногда я смотрю на своё отражение и вижу кого-то другого. А иногда – не вижу никого.»

Иногда тишина щёлкает, как выключатель. На долю секунды – 0,7 – город будто вынимают из розетки: с экрана у подъезда исчезает рекламная мимика, дроны провисают в воздухе, а внутри груди слышно не пульс, а сухой удар – «тук». Лея всматривается в стеклянную гладь напротив себя и впервые замечает не отражение, а отсутствие. Тонкую трещинку, в которой мир перестаёт смотреть.

Год 2039

Локация: Центр контроля эмоционального поведения (ЦКЭП), Сектор 8, Мегаполис Фрея

Пост ЦКЭП пахнет антисептиком и расплавленным пластиком. На дежурной панели – график эмоциональной погоды района; зелёная линия дрожит в допустимом коридоре. Лея подносит палец к сенсору и на вдохе слегка сдвигает ногтём защитную шторку микрокамеры – на толщину волоса. Индикатор уснёт ровно на 0,7 секунды. Звук в помещении остаётся прежним, но в голове становится слишком тихо. «Сбой» – шепчет привычка. «Выбор», – отвечает новое слово, ещё чужое.

Центр был выстроен из стекла и стали, словно прозрачный лабиринт внутри гигантского улья. Хромированные стены тянулись вверх метров на пятнадцать, переливаясь холодным светом. Всё было отражающим: пол – из жидкого стекла, потолок – из панелей с встроенной подсветкой, которая имитировала естественное небо. Но небо это было безоблачным, вымеренным, одинаково стерильным каждый день.

Лея Кассель шагала по центральному коридору с гулким эхом. Каблуки стучали по стеклу, будто напоминая о её физическом присутствии. Слева и справа – Зеркала. Они смотрели. Некоторые мигающими иконками отслеживали биометрические показатели, другие просто отображали её отражение – но не совсем её. Чуть смазанные черты, замедленные движения. Будто отражение жило по своим правилам времени.

"Идентификация: Кассель, Лея. Статус: наблюдающий. Уровень допуска: Жёлтый-7. Пульс: 87. Эмоциональное напряжение: 18%."

Голос системы был без эмоционален, но, казалось, будто он слегка насмешлив. Лея привычно проигнорировала сообщение, хотя в глубине сознания отметила: пульс выше обычного.

– Всё в порядке, – пробормотала она, глядя на себя в ближайшее Зеркало. – Просто очередной случай.

Система зарегистрировала голос, проанализировала интонацию, и снова наступила тишина. Она знала: слова – лишь часть. Настоящая проверка всегда шла под кожей.

Кабинет пациента 11:13

Комната была небольшой, квадратной, с матовыми стенами, окрашенными в спокойные тона – серо-песочный градиент. Окна отсутствовали. Источник света – из потолка: дневной имитатор, мягкий и рассеянный, не дающий теней. Никаких резких углов, ничего острого – всё по инструкции Центра.

И всё же комната дышала тревогой. В углу – разбитое Зеркало. Паутина трещин покрывала поверхность, на полу – мелкие осколки. Пахло палёной пластмассой и чем-то металлическим, словно перегорел контакт.

Марк сидел у стены. Его руки были опущены, а взгляд – устремлён в центр комнаты, как будто там происходило что-то, что Лея пока не могла увидеть.

– Здравствуйте, Марк. Это Лея Кассель. Мы уже встречались.

Мужчина не ответил. Его глаза остались прикованы к пустоте. Она подошла чуть ближе.

– Марк, сегодня утром произошло что-то необычное. Камеры зафиксировали аномалию в вашей комнате. Зеркало отключилось на 14 секунд. Вы можете рассказать, что чувствовали в этот момент?

Он медленно повернул голову. Его голос прозвучал неожиданно мягко:

– А вы когда-нибудь слышали, как звенит тишина?

Лея опустилась на корточки, стараясь не делать резких движений. Между ними лежал крупный осколок Зеркала. В нём отражалась только её рука. Лица не было.

– Это произошло внезапно? – спросила она. – Или вы чувствовали приближение?

– Приближение? – усмехнулся он. – Это как дыхание. Ты не замечаешь его, пока кто-то не положит тебе руку на грудь.

Пауза. Он продолжил:

– Я слышал тишину. Не отсутствие звука – а его… Замену. Всё стало ровным. Пульс, свет, воздух. Даже мои мысли – будто их выключили. Оставили только оболочку.

Лея почувствовала, как на затылке вспотела кожа. Он описывал то же, что она испытала сегодня утром. Зеркало в её ванной погасло. Отражение исчезло. Она тогда решила – технический сбой. Но теперь…

– Что ты сделал, когда это началось?

– Я смотрел на Зеркало. Оно погасло. И я понял – оно больше не видит меня. Никто не видит. Я был… Свободен.

Его глаза наполнились странным светом, как будто он говорил о родине.

– И что ты почувствовал?

Он наклонился вперёд.

– Спокойствие. Глубокое. Как будто весь шум мира наконец исчез. И только тогда я услышал себя. Настоящего.

Она не знала, что ответить. Камеры в комнате записывали каждый их жест, каждое изменение интонации. И всё же Лея чувствовала, как в воздухе сгущается что-то… Нечёткое.

– Что, если ты ошибаешься? – осторожно спросила она. – Что, если это – побочный эффект изоляции? Нарушение восприятия?

Марк покачал головой.

– Нет. Это – пробуждение. Вы же тоже это чувствуете. Правда?

Она встретилась с ним взглядом. И вдруг – почувствовала, как за спиной моргнул свет. Обернулась. Зеркало на стене… погасло.

На несколько секунд – полная темнота. Без отражений. Без звуков. Без измерений.

Сердце ударило раз. Второй. И затихло. Или показалось?

– У вас был ребёнок? – Лея едва выдавила слова.

Он кивнул.

– Девочка. Она смеялась так, что даже Зеркала сбивались в измерениях. Слишком много радости – система не знала, куда её записать.

– Когда они сказали, что ребёнок «ошибочный юнит», я кричал, – тихо произнёс Марк, не глядя на неё.

Он закрыл лицо ладонями.

– А потом она исчезла. Просто обновили файл. Сказали: «будет замена».

Он опустил руки, и в его глазах не было слёз – только выжженная пустота.

– Вот тогда я услышал тишину. И понял: если они могут стереть смех, значит, мы уже мертвы.

Марк заговорил снова:

– Знаете, доктор Кассель, они боятся тишины. Потому что в ней нет границ. Нет команд. Нет надзора. Только – ты и она.

Он посмотрел на потолок:

– И знаете, что самое страшное? Я начинаю скучать по ней.

Снаружи, в Облачной Комнате, оператор зафиксировал сбой:

"Комната 318. Видеопоток пуст. Биоданные пациента и наблюдающего – временно не определяются."

– Камера упала? – спросил техник.

– Нет, – ответил начальник смены. – Камера на месте. Просто… она не может их увидеть.

Внутри Лея стояла, не в силах пошевелиться. Марк смотрел на неё. Но теперь в его взгляде не было безумия.

– Добро пожаловать в Тишину, – сказал он.

И вдруг в углу комнаты вспыхнул слабый свет. Одно из Зеркал вернулось. Но отражало… Не её.

Кто-то стоял в отражении за её спиной. Но в комнате никого не было.

Она медленно обернулась. Пусто.

И снова – тишина.

«Тишина – не отсутствие звука. Это присутствие чего-то иного.»

Локация: Квартира Леи Кассель, Сектор 3, Верхний уровень жилого купола Фреи

Лея Кассель не была героем. Она не искала нарушений, не мечтала менять мир. Она просто хотела понимать – а в последние дни, всё, что окружало её, теряло смысл. Её называли наблюдающей – должность, связанная с анализом эмоциональных отклонений и психологических угроз. Она хорошо справлялась. В её отчётах всегда было всё чётко, сухо и логично. Её уважали. Но за стеклянной маской профессионала пряталась женщина, которая давно не знала, кто она.

С двадцати лет, Лея жила в почти идеальной квартире – белой, стерильной, из которой был прямой доступ к верхним линиям купола. У неё не было семьи, только архив записей родителей, исчезнувших в Реконструкции. В её биографической ленте не значилось ни одного отклонения, ни одной жалобы. Но Лея всегда чувствовала, что что-то смотрит на неё— даже когда она одна. Особенно когда одна.

Она была из тех, кто не задаёт вопросы вслух. Но внутри – жило постоянное беспокойство. Она часто ловила себя на мыслях, что отражения в Зеркалах движутся с минимальным, почти незаметным запаздыванием. Что в её голосе, записанном системой, слышится нечто чужое. Что во сне ей снится свет – белый, размытый, болезненно чистый, как сама Фрея.

Внешне Лея была собранной и аккуратной. Русые волосы, всегда убранные. Сдержанный мейкап. Голос – ровный, спокойный, без вибраций. Но под этим спокойствием скрывалась хрупкость, которую она тщательно прятала. Она умела слушать. И умела бояться молча.

Мир, в котором она жила, требовал прозрачности. Но самой прозрачной частью себя она доверяла меньше всего – отражению. С каждым днём она всё чаще ловила себя на ощущении, что отражение наблюдает за ней, а не наоборот. Она знала, что такое аномалия. Но впервые начала подозревать: возможно, аномалия – это она.

Именно это чувство – приглушённый, но нарастающий внутренний диссонанс – и сделало её единственной, кто заметил, как реальность даёт сбой. Не потому, что она искала. А потому, что она чувствовала.

Локация: Квартира Леи Кассель, Сектор 3, Верхний уровень жилого купола Фреи

Ночной мегаполис Фрея светился, как нервная система, наложенная на чёрный череп. Неоновые трассы изгибались между башнями, дроны пересекали воздух, оставляя за собой светящиеся следы, а где-то внизу, под слоями стекла и бетона, гудел старый, не модернизированный город. Его больше не показывали в официальных потоках – слишком много теней, слишком мало сигналов. Но Лея знала, он там есть. Тихий. Упрямый. Наблюдающий.

Квартира Леи располагалась на сорок восьмом этаже купола – элитная зона, предназначенная для сотрудников Центра с уровнем допуска не ниже Жёлтого. Она была белой, безукоризненно чистой, почти безликой: глянцевые стены, цифровые панели вместо мебели, встроенное освещение, управляемое голосом. Умный климат держал температуру на ровных 22,3 градуса. Запахов не было. Шума – тоже. Только слабое гудение системы вентиляции. И Зеркала.

Три из них: у входа, в ванной, и – в спальне. Последнее она давно «отключила». Или думала, что отключила. Каждый раз, просыпаясь среди ночи, она видела, как оно еле заметно пульсирует в темноте. Как будто дышит.

Лея сидела в полумраке кухни, медленно крутя в руках стакан с водой. На стене напротив – окно в ночной город. Башни тянулись вверх, освещённые миллиардами микросигналов, отражения которых играли на поверхности стеклянной стены. По проводам между уровнями двигались капсулы-такси. В небе мерцал купол – полупрозрачный экран, защищающий Фрею от внешней среды. Там, за его пределами, был мир, который больше не пускал людей.

Она встала. Пошла в ванную. Открыла воду – тёплая, чистая, без запаха. Вода текла идеально, как всё здесь. Она не чувствовала её. Только видела. Это раздражало.

Лея посмотрела в Зеркало. Оно отразило её мгновенно. Те же черты. Те же глаза. Но в них… Что-то не совпадало. Отражение было синхронным, но не естественным. Словно оно притворялось, что повторяет её.

– Система, сканирование Зеркала, ванная.

"Скан завершён. Отклонений не обнаружено."

– Проверь биопоток отражения.

"Фиксируется только один поток – ваш."

– Подтвердить: отражение не активировано автономно?

"Подтверждено. Никаких следов внешнего управления."

Она отступила на шаг. Сердце стучало громче. Что-то здесь не так.

– Архив событий. Личные Зеркала. Последние 48 часов.

"Доступ ограничен. Уровень допуска недостаточен. Последняя попытка доступа: 02:14. Превышен лимит запросов."

Лея нахмурилась.

– Я не запрашивала доступ ночью.

"Система зафиксировала голосовую команду, соответствующую вашему голосовому шаблону."

– Воспроизвести аудио фрагмент.

Несколько секунд – шипение. Затем: её голос. Спокойный, но чуть хриплый, как будто после сна:

– "Открыть архив. Показать, кто я."

Она побледнела. Ни один фрагмент памяти не подтверждал этого. Она не говорила этого. Или говорила? Во сне? Под внушением?

Свет в ванной меркнул. На полсекунды – всё померкло. А когда вернулось, Зеркало моргнуло. На короткий миг – отражение улыбнулось. Но не она.

Лея вскрикнула и отпрянула, задев локтем раковину. Всё снова стало как было. Но ощущение осталось – липкое, тягучее, как после прикосновения к чему-то живому, холодному.

Она вышла из ванной и прошла в спальню. Включила главный терминал. Ввела экстренный код наблюдателя.

"Запрос: внеплановая консультация. Уровень Чёрный-3. Причина: подозрение на внутреннее нарушение отражения. Протокол 27-Б."

Система подтвердила. Аналитик прибудет в течение одного часа. Она знала, кто это будет – Мар, специалист по когнитивным сбоям и нарушению интерфейсных взаимодействий. Холодный, точный. Никогда не улыбается. И, вероятно, один из немногих, кто уже знает, что происходит.

Тем временем она решила выйти на балкон. Дверь открылась плавно. Холодный воздух ночного мегаполиса обдал лицо. Здесь, на сорок восьмом этаже, шум города был как шорох ветра – едва слышный, но всегда присутствующий.

Она вгляделась в даль. Башня Облачного Центра – гигантская призма из света – мерцала на горизонте. Там сидели операторы. Там следили. Там сохраняли копии лиц.

– Вы ведь всё видите, – прошептала она в сторону башни. – Видите и молчите.

Из квартиры донёсся еле слышный звук. Щелчок. Как будто кто-то… Выключил свет.

Лея резко обернулась. Входная дверь была всё ещё заперта. Но в ванной снова загорелся свет. Сам.

Она подошла на цыпочках. Заглянула.

Зеркало было чёрным. Полностью. Без отражения. Ни света, ни интерфейса. Пустота.

Она медленно приблизилась. Смотрела в тьму. Там что-то двигалось. Из глубины. Как будто пульс.

Вдруг Зеркало включилось.

На долю секунды она увидела не своё лицо.

Женщина. Похожая. Но не она. Чуть длиннее волосы. Другой изгиб губ. И – взгляд. Абсолютно чужой. Без страха. Без эмоций.

И она заговорила. Через стекло. Шёпотом:

– "Ты проснулась. Теперь они увидят тебя такой, какая ты есть."

Экран мигнул. Лея отшатнулась. Всё исчезло. Зеркало снова стало обычным.

В этот момент на дверь квартиры пришёл сигнал. Она бросилась к терминалу.

"Аналитик Мар. Код-ключ принят. Доступ разрешён."

Она открыла дверь. Вошёл высокий мужчина в чёрном пальто. Серые глаза, сухое лицо, ни единого лишнего жеста.

– Доктор Кассель, – сказал он, – Вы уверены, что готовы говорить открыто? Или нам нужно перейти в комнату с заземлением?

– В спальне стоит экранированный модуль. Я включила его.

– Хорошо.

Они прошли внутрь. Лея дрожала. Мар оглядел её внимательно, потом повернулся к Зеркалу в прихожей.

– Когда вы впервые заметили отклонение?

– Сегодня ночью. Но начало – в Центре. С Марком. Он говорил о тишине. О том, что Зеркала отключаются. Что они боятся её.

Мар задержался у Зеркала дольше, чем обычно. Его лицо отражалось без искажений – серые глаза, ровная кожа, усталый разрез губ. Но Лея заметила, что его пальцы дрожат.

– Вам холодно? – спросила она, чтобы заполнить паузу.

Он оторвал взгляд от стекла.

– Нет. Просто… – он осёкся, будто сказал лишнее. – Просто, когда я был ребёнком, моя сестра исчезла именно так. Зеркало погасло – и больше её не отразило.

Он резко замолчал, будто вернул слова обратно.

– Это неважно, – сказал он, снова став холодным. – Давайте о протоколе.

Но Лея видела: его «холодность» – лишь тонкий слой над давней раной.

Мар кивнул.

– Мы фиксируем похожие случаи по всей Фреи. Нечасто. Но слишком синхронно, чтобы быть совпадением. И всё началось после сбоя в ядре.

– В каком ядре?

Он посмотрел на неё. Долго. И сказал:

– В ядре отражения. В самой структуре интерфейса. Мы не знаем, что именно сломалось. Но Зеркала начали… Видеть не только отражение. Они начали дублировать.

Лея закрыла лицо руками.

– Это не просто сбой, да? Это…

– Это вирус. Не цифровой. Не информационный. Это – когнитивная аномалия. Словно коллективное сознание решило посмотреть на себя… И не узнало…Тишина.

Лея проверяет: тишина – её ошибка или закономерность мира.

Глава 2-Пациент 11:13

Стеклянные панели по бокам мягко мерцают данными: пульс, индекс усталости, уровень серотонина – всё о ней разложено на цифры, но она не чувствует себя целой. Её отражение бледное, прозрачное – как привидение, застывшее внутри стены.Коридор Центра Контроля пуст – даже стены кажутся настороженными. Лея идёт медленно, чувствуя, как каждый шаг отзывается под подошвами глухим эхом.

Она знает ответ – но боится произнести его даже внутри своей головы: он похож на меня.Она говорит себе, что делает всё правильно. Она должна была доложить о пациенте. Но не сделала этого. Почему?

Дверь кабинета с отметкой 11:13 приоткрыта. Лея замедляет шаг, прежде чем войти. Вдох – выдох. Она знает: внутри всё будет по-другому.

Он сидит за столом, точно так же, как вчера. Только теперь его руки не сложены на коленях – они лежат на столешнице ладонями вверх, как будто он что-то предлагает.

Сердце сжимается.Когда она заходит, он не поднимает глаз. На миг Лея ловит своё отражение в полированном столе – и в нём, на странный миг, она одна. Его отражения нет.

Он поднимает голову медленно – так, словно взвешивает этот жест.– Доброе утро, – говорит она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Утро, – повторяет он. – У тебя тихий голос. Ты всегда так говоришь?

Он чуть наклоняет голову, будто рассматривает её под новым углом.Лея садится напротив, чувствуя, как под локтём холодит скрытая кнопка вызова охраны. – Как вас зовут на самом деле? – спрашивает она.

– Попробуйте.– Ты хочешь имя? – Я хочу понять, кто вы. – А если скажу – ты поверишь?

Он молчит так долго, что Лея почти слышит собственный пульс – хотя браслет на запястье снова показывает пустой экран. Пульс «не ловится».

– Когда я был маленьким, – произносит он наконец, глухо, – я любил закрывать уши руками. Лежать так часами. Слушать, как кровь гудит. Внутри всегда громче, чем снаружи.

– Где вы жили? С кем? – Она делает паузу. – Вы говорили, что «проснулись». Кто вас разбудил?Лея осторожно записывает это в память – не в блокнот: бумагу нельзя принести сюда.

Он улыбается. Но в этой улыбке что-то обрывается посередине – она не доходит до глаз.

– Голоса. – Его голос становится почти детским. – Там, за Зеркалами. Они стучат по стеклу. Спрашивают, кто я.– Ты слышишь их? – Он смотрит куда-то в стену за её спиной. – Кого?

Он наклоняется ближе. Лея не двигается.

– Я не знал. Пока ты не пришла. Теперь я помню куски. Город. Люди. Свет. Тишина. – Он выдыхает медленно. – Ты тоже часть этого. Ты – дверь.

– Для того, что не спит. Оно идёт, Лея.Лея старается не показать, что дрожит. – Вы говорите, что я «дверь». Для чего?

Он впервые называет её по имени. Холод бежит по позвоночнику.

– Ты знаешь.– Кто идёт? – Она слышит свой собственный шёпот.

На миг она верит, что действительно знает. Где-то глубоко внутри. Но тут он делает движение – почти незаметное: подаётся к ней через стол и кладёт ладонь поверх её руки. Кожа под его пальцами обжигающе холодная.

– Послушай. – Его зрачки расширяются, почти перекрывая цвет радужки. – Здесь.– Отпусти, – шепчет Лея.

Пациент резко наваливается на стол, перехватывая её вторую руку. Лея чувствует его дыхание – странно холодное, будто из пустоты.Его рука сжимает её запястье. Не больно – но сталь под кожей. Он тянет её ближе, и в этот момент весь мир за спиной взрывается сигналом тревоги: Зеркала на стенах вспыхивают красным.

– Ты не слышишь?! Там так тихо, Лея! Они шепчут! Они ждут!

Дверь распахивается, как взрыв – маски охраны, тусклый блеск электродубинок. Лея успевает только выдохнуть, когда Пациента хватают за плечи и буквально отрывают от неё.Лея инстинктивно дотягивается до кнопки под столом – её палец соскальзывает по гладкому пластику, но сигнал уходит.

– Скажи им, Лея… – слышит она его голос сквозь шум. – Скажи им не бояться Тишины.Он не сопротивляется – но смотрит на неё так, будто всё ещё держит её за руку.

Руки в перчатках вырывают его из комнаты. Дверь хлопает, глухо отсекая остатки звуков.

Лея остаётся одна. Она садится обратно, чувствуя, как всё внутри гудит пустотой. Она смотрит на свои руки – на запястьях остались белые следы от его пальцев.

На стене перед ней гаснет красный индикатор. На миг всё в кабинете замирает. В этой искусственной тишине Лея впервые ловит чужой, почти детский смех – будто кто-то хохочет за потушенными Зеркалами.

Она сжимает ладони, стараясь не слушать. Но звук не уходит.

А Лея останавливается. Смотрит в глухую чёрную поверхность. Смотрит на себя – но не видит себя.Позднее той же ночью Лея идёт домой через город. Между домами мерцают Зеркала – но на перекрёстках уже есть пустые пятна. Тёмные, как сломанные витрины. Люди их обходят стороной, как чумные.

«Скажи им не бояться Тишины».«Оно идёт». Голос Пациента всё ещё сидит у неё под кожей.

Сеть не видит её.Лея трогает браслет. Сенсор мигает и гаснет.

Системное уведомление вспыхивает поверх служебного интерфейса, как укус холода: PSY-ALERT // USER: LEA_KASSEL // ОТКЛОНЕНИЕ: 3σ // ПРИЧИНА: НЕОПРЕДЕЛЕНА Текст исчезает сам, словно его не было.

Она закрывает глаза – и впервые слышит, как тихо этот город дышит, когда никто не смотрит.

«Кассель, уровень тревожности – критический. Рекомендуется медикация.»Лея возвращается домой уже к рассвету. Свет в её квартире – мертвенно-бледный, мягкие Зеркала гудят фоновыми данными:

Лея трогает их кончиком ногтя, почти как шрам. Почему он сказал: «Ты дверь»? Почему её?Она стоит в ванной, разглядывает свои запястья – на коже всё ещё видны бледные полосы от пальцев Пациента.

Она резко оборачивается – пусто.Она открывает кран – но слушает не шум воды, а то, что нет привычного гудения за стеной. Сбой. Она выключает свет – и остаётся одна с собственным отражением. На секунду ей кажется, что в зеркале за спиной стоит кто-то ещё – фигура, неясная, прозрачная, как блик.

На кухне вспыхивает уведомление:

Протокол «Особый статус» активирован.»[Вызов ЦКЭП] «Кассель. Срочный разбор инцидента 11:13.

Но видела ли она главное?Она знает этот протокол – значит, что-то раскопали. Значит, Сеть всё-таки всё видела.

Браслет на запястье делает тихое «дзинь», как упавшая монета. Лея прикрывает запястье ладонью – смешной жест, будто можно закрыть глаз Сети телом. В коридоре витрины-балки отражают её в каждом пролёте; зеркальная геометрия множит женщину, которая учится не смотреть себе в глаза. «Спокойно», – говорит протокол. «Смотри», – говорит трещина.

Конференц-зал ЦКЭП – огромная полупрозрачная капсула под куполом. Все стены – Зеркала. Они проецируют каждый отчёт, каждый кадр нападения Пациента в петле.

Перед Леей сидят трое:

Лоран – её куратор, всегда бесцветный, с идеальной улыбкой.

Директор внутренней Сети – женщина с голосом, похожим на шорох шин по льду.

Наблюдатель из отдела нейрокоррекции – чужой, без имени, с пустым лицом и маленькой плоской папкой на коленях.

Лея стоит, стараясь не встречаться с собственным отражением в стенах.

– Он назвал вас дверью. Что это значит?– Вы утверждаете, – сухо начинает Директор, – что субъект проявил физическую агрессию спонтанно. – Да. – Вы пытались извлечь данные о происхождении отклонения? – Да. – Лея делает паузу. – Но пациент был не… целостен.

Лея чувствует, как внутри всё съёживается – слишком много чужих глаз. Она знает: если скажет правду, её закроют вместе с ним. Если соврёт – ещё хуже.

– Я считаю, это метафора. – Она говорит почти спокойно. – У него параноидальный бред. Он строит образы, чтобы оправдать состояние «тишины».

– Локален, – быстро говорит Лоран, опережая её. – Но уже есть вспышки в пределах Центрального Кольца. Мы работаем.Наблюдатель впервые поднимает взгляд от папки: – Уровень заражения «тишиной» по оценке?

– Если это вирус – он должен иметь источник. Найдите его.Директор кивает, отстукивая пальцами по панели.

После собрания Лея остаётся с Лораном в пустом коридоре. Зеркала здесь потушены на обслуживание – редкий момент слепой зоны.

– Не всё. – Лоран наклоняется ближе, чуть шепчет. – Если он был прав – ты уже заражена. Ты ведь понимаешь, что это значит?– Ты что-то скрываешь, Лея, – говорит Лоран почти ласково. – Я вижу. – Вы видите всё. – Она пытается улыбнуться, но улыбка получается кривой.

– Это значит, – Лоран дотрагивается до её локтя, – что теперь ты на крючке. И ты не задаёшь лишних вопросов. Найди тех, кто стоит за ним. Или окажешься там же, где он.Лея отвечает не сразу: – Это значит, что я – часть сбоя?

Коридор был пуст, Зеркала отключены на обслуживание.

Лоран замедлил шаг, будто не хотел сразу отпускать её.

– Ты думаешь, я монстр, Лея? – спросил он тихо.

Она вздрогнула.

– Нет… я думаю, вы делаете свою работу.

Лоран усмехнулся, но в улыбке не было радости.

– Каждый день я смотрю в Зеркала и думаю: если они погаснут, я увижу там своего сына.

Лея подняла глаза.

– У вас был сын?

– Был. – Он произнёс это так, будто проглотил осколок. – Его замена пришла быстро. Система решила, что оригинал «нестабилен». Он резко отстранился, снова надев маску.

– Поэтому слушай меня, Лея. Без них мы звери. Я не дам этому повториться.

Ночью Лея возвращается домой и достаёт старую записную книжку – почти артефакт в мире, где никто не пишет от руки.

На полях – имена старых пациентов, заметки из её «психотерапевтической жизни», до того как её завербовали в ЦКЭП.

Она ищет что-то, что объяснит слова Пациента. «Ты дверь. Ты такая же, как я.»

Она находит старую запись:

«Объект «СОНОМАТРИЦА». Групповой эксперимент по синхронизации сновидений. Прерван. Все участники – амнезия, искусственная нейрокоррекция. Протокол закрыт 2029.»

Под датой – обведённый и зачёркнутый код:P.Z.

Она знает, что имя Пациента не «11:13». И знает, что «P.Z.» – это может быть Первый Зеркальщик. Человек, который исчез до Сбоя – и которого она, быть может, уже знала.Лея откидывается на спинку стула. За спиной гаснет Зеркало в прихожей – снова сбой.

Она пишет на первой странице старой тетради слово, которое нельзя вслух:

ТИШИНА

И впервые позволяет себе подумать:

Может, я не лечу вирус. Может, я – его начало.

Система «видит» Лею – и помечает её как отклонение.

Глава 3 -Эхо разума

Лея лежит на полу своей кухни уже который час. Сквозь стеклянную стену виден город: сеть огней, которая должна успокаивать. Но эти огни чужие – как сотни глаз, приклеенных к коже.

Она не спала двое суток. Каждый раз, когда веки слипаются, она видит белую вспышку и силуэт – Пациент 11:13. Его зрачки, разливающиеся, как чёрная краска в воде. Его ладонь на её запястье. «Ты – дверь.»

Но что-то не сходится. Сердце бьётся быстро – а пульс не читается.Она медленно встаёт и подходит к панели над столом. Зеркало. Оно показывает её пульс, уровень оксигенации, микро дрожь мышц. Всё разложено на цифры, словно она – открытый протокол.

Она кладёт руку на панель. Её отражение размытое – будто кто-то держит его с другой стороны. Лея не отводит взгляда.

Отражение не отвечает.– Кто ты, когда на тебя не смотрят? – шепчет она.

Она вспоминает, как всё начиналось. Ей было пятнадцать. Тогда она ещё верила, что человек не может быть полностью прочитан.

Сначала были только камеры – на перекрёстках, в магазинах, в метро. Потом – браслеты, нейронные сенсоры, протоколы распознавания эмоций. Они говорили, что это для безопасности. После Сбоя – когда тот искусственный интеллект на неделю вырвался из-под контроля и выключил все сети – люди молча согласились, что больше не могут быть одни. Они хотели глаз, которые всегда смотрят. Зеркала стали утешением.

– «Без Зеркал – вы слепы», – тогда говорили политики.

Она была на той конференции – в огромном белом зале, где обещали, что новая Сеть Зеркал никогда не упадёт. Потому что теперь она не управляется одной машиной – теперь это был коллективный протокол. Миллиарды камер, сенсоров, экранов и полупрозрачных панелей вмонтированы во всё: стены, окна, одежду, даже кожу.

И никто не знал, что уже тогда она подписала бумагу о своём участии в СОНОМАТРИЦЕ.

Синхронизация сновидений. Пробуждение коллективного разума. Её память подчистили, чтобы не осталось даже запаха той ночи.

Но теперь всё возвращается, как отзвук внутри черепа.

До Сбоя Роан вел группу экспериментов по «сновидческому перекрытию» – тот самый проект, что потом превратился в СОНОМАТРИЦУ. После – пропал. Официально его объявили «дезориентированным», по слухам – «запечатали» в реабилитационном центре. Никто не видел его живым.Лея нашла его не сразу. Роан Ринц был старше её на десять лет – когда-то преподавал нейропсихиатрию в институте, где она училась. Тихий, насмешливый, всегда с полупустой чашкой кофе в руке.

Но Лея знала, что такие, как Роан, не умирают – они просто уходят за границу Зеркал.

Перепроверяла старые адреса кафетериев, где он любил отсиживаться, обсуждая с ней, «можно ли присниться другому человеку».Она двое суток просидела в подпольных чатах. Открывала архивные журналы, которые ещё чудом кто-то хранил на физических носителях.

В конце концов она отыскала анонимный пост – кто-то написал:

Станция закрыта. Но если знаешь, где дверь приоткрыта – можно войти.«Рыбак сидит там, где вода не светится». Она поняла, о чём речь – старый кофейный киоск на пересадочной станции под линией «Окно 5».

Когда она вошла внутрь, всё было, как в кошмаре из детства. Лампочки мигали, тусклое Зеркало над стойкой показывало лишь мутную пятнистую Лея – без индексов. Даже её пульс не отражался.

Роан сидел на старом диванчике у стены, закутавшись в чёрное пальто. Рядом – кружка с остатками холодного чая. Он крутил в руках старую пластиковую карту, будто мантру.

Улыбка расползлась по его лицу медленно, как трещина.Он поднял взгляд, когда Лея подошла ближе.

– Рыбка приплыла, – сказал он тихо. – Значит, всё-таки проснулась.

Лея села напротив. Руки у неё дрожали – она спрятала их под стол.

– Ты всегда приходила. Просто забывала. – Роан постучал пальцами по кружке. – Ты же помнишь, что такое СОНОМАТРИЦА?– Ты знал, что я приду? – Голос сорвался.

– Отрывки, – выдохнула Лея. – Белая комната. Электроды. Сны. Я… Я помню, как кто-то говорил, что мы будем зеркалами друг для друга.

Роан рассмеялся. Горько, сипло.

– Мы хотели быть не зеркалами. Мы хотели быть эхом. Чтобы каждый человек мог слышать другого без фильтра. Полная открытость – как вирус. Один общий сон, Лея.

Он наклоняется ближе, так что она чувствует запах дешёвого табака.

– А потом кто-то понял, что, если разбудить этот сон – Зеркала не понадобятся. Люди сами начнут смотреть друг другу в головы. Им не нужны будут сенсоры, браслеты, индексы страха.

Лея слышит, как внутри всё хрустит – как ледяная корка под ногами.

– Я тоже забыл. Но потом вспомнил. Когда Сбой выключил всё – он дал нам миг правды. Тогда я понял: сеть не умерла. Она просто ушла под кожу. В нас.– Ты был куратором, – шепчет она. – Ты привёл меня туда.

Роан достаёт из кармана мятый листок и кладёт перед ней.

– Здесь адрес. Архив. Там ты найдёшь остатки СОНОМАТРИЦЫ. Записи сессий. И имя того, кто всё запустил.

Лея замирает. Медленно поднимает глаза – мутное Зеркало над стойкой, треснувшее, всё ещё передаёт размытое отражение. Но теперь в нём видно не только её и Роана.…В этот миг что-то за её спиной щёлкает – тихий, холодный щелчок, как замок, который никто не должен слышать.

Один из них шаг вперёд – и Роан рванулся было, но перчатки прижали его лицом к столу. Лея впервые услышала в его голосе не смех, а боль.Видно троих. Чёрные маски, эмблемы ЦКЭП на плечах.

– Скажи ей… – прохрипел он, глядя в её сторону, – скажи моей дочери, что я всё ещё храню её сон…

Перчатка закрыла ему рот. Но Лея успела уловить это признание. Не философия. Не дерзкий вызов. А тихая, личная мольба.

Кто-то другой касается Леи за плечо – холодно, но почти бережно.

– Кассель, – говорит ровный голос под маской. – Встаньте. Вы с нами.

«Помни, Лея. Ты – дверь…»Роан пытается что-то сказать – но его рот закрывает чёрная перчатка. Его глаза всё ещё смотрят на неё поверх пальцев. Смешок рвётся сквозь чужую ладонь:

Дальше только глухой хруст и шаги, уводящие его в ночь.

Выводят наружу – тёплый воздух станции режет глаза.Её руки сжимают запястья оперативников. Мягкие перчатки липнут к коже. Её поднимают с диванчика так, будто она ничего не весит.

Но нет. Где-то глубже они всё ещё смотрят.Ни криков. Ни лишних слов. Лишь ровный, предсказуемый шорох сапог по кафельному полу. Они ведут её мимо старого турникета, где экраны гудят тусклым синим. На миг ей кажется, что Зеркала в этих экранах погасли совсем.

Свет в кабинете Главного управления режет глаза ещё сильнее, чем синий экран станции. Здесь всё стерильно: прозрачные стены, в которых отражается её собственное лицо сотней искажённых бликов.

За столом сидит Лоран – её куратор. Тот самый, что всегда улыбается так, будто это не он говорит самые холодные вещи на свете.

– Лея Кассель. – Он склоняет голову чуть набок. – Хотите сами рассказать, или мы начнём вытягивать?

Она сидит прямо, спина не касается спинки кресла. Её ладони холодные – одна в другой.

– Он меня нашёл, – выдыхает она быстро. – Я… Я искала старые записи. Методики. Всё легально, Лоран. Всё в пределах доступа. Но Роан… он…

Она делает вид, что голос срывается. И почти верит сама.

– Он меня выманил. Сказал, что у него есть ответы. Я не знала, что он беглый. Я не знала, что он заражён «тишиной». Если бы не вы…

Она запинается, ловит его взгляд. В этот миг она правда чувствует, как внутри всё сжимается от облегчения – её спасли. ЦКЭП здесь, значит, она всё ещё под крылом.

– Если бы не вы… – повторяет она тише. – Он мог бы сделать что угодно.

Лоран встаёт. Медленно подходит. Его рука ложится ей на плечо – ровно там, где только что был холод чужой перчатки.

– Я знаю, – шепчет она.– Ты понимаешь, что значит твоя ошибка? – Голос у него ровный, мягкий. Слишком мягкий. – Ты зашла туда, куда тебе нельзя было идти без разрешения. Но ты одна из нас, Лея.

– Да. Благодарна.– Ты благодарна, что мы нашли тебя раньше, чем он сделал бы что-то хуже? – Он сжимает её плечо чуть сильнее. Лея кивает.

Внутри неё всё ещё что-то колотится, как птица в клетке. Но она давит это внутри себя – крепче, глубже.

– Хорошо. – Лоран улыбается своей безупречной улыбкой. – Отдохни сегодня. Завтра ты поможешь нам закончить это дело правильно.

Когда она выходит из допросной, коридор Главного управления гудит мягким светом. Люди мимо идут молча, как потоки данных: ни взгляда, ни слова.

В рукаве – мятый клочок бумаги. Роан успел сунуть ей его под ладонь до того, как всё рухнуло.Лея идёт между ними, глядя только под ноги.

Она видит себя – слишком бледная, волосы слиплись от пота и чужих перчаток. Она смотрит на собственные глаза и не узнаёт их.Дверь квартиры закрывается за ней глухо – почти беззвучно. Электронный замок гудит ровно: всё в порядке. Она медленно проходит по пустым комнатам – голограммы гаснут одна за другой. Кухня. Стол. Зеркальная панель на стене.

В руке скомканный клочок бумаги, который она так и не выкинула в утилизационный слот на выходе из ЦКЭП.

Она садится прямо на пол, прислоняется спиной к стене и впервые за всё время позволяет себе закрыть глаза.