Балабол бесплатное чтение

Нынешнее лето словно решило меня прикончить ― даже старожилы не могли припомнить подобной жары, когда по ночам вместо прохлады измученных пеклом людей ждала духота тесных помещений, где и распахнутые настежь окна были не в состоянии облегчить их участь. Многие выносили матрасы и тюфяки на плоские крыши пристроек и сараев или устраивались прямо под деревьями в саду в надежде, что случайно залетевший с моря ветерок остудит разгорячённые тела, дав им долгожданный отдых.

А с моей чувствительной к солнечным лучам кожей и вовсе приходилось кутаться в плащ, истекая едким потом как свинья прозрачным соком на вертеле. Неудивительно, что тело зудело и чесалось, словно от укусов диких пчёл ― пока спасало снадобье, заранее купленное у бабки-ведуньи, но и оно, как и терпение, уже было на исходе. Понятно, что всё это не улучшало моего и без того отвратительное настроения…

Приказ прибыть в соседний Дебрецен пришёл ещё вчера, но поскольку Вороной начал прихрамывать, я пристроил его в конюшню к знакомому трактирщику, сполна заплатив за уход и содержание. К счастью, для спешащего путника нашлось место в отправлявшемся с утра в столицу округа обозе ― если можно так назвать три крытые повозки с охраной, состоявшей из двух здоровых мужиков с луками. Так что я рассчитывал оказаться у Мастера до закрытия городских ворот.

Наверное, стоило одолжить коня, отправившись в путь ещё вечером, но тракт в последнее время стал небезопасен ― лихие люди совсем обнаглели, а мне не хотелось привлекать внимание к своей персоне. Разумеется, я понимал, что придирчивый Мастер не оставит такое поведение без последствий, но, взбешённый безумной погодой, уже достиг того уровня отчаяния, что готов был пойти на крайние меры ― бросить здешние края вместе с их отвратительным климатом и вечно недовольным Главой Гильдии, перебравшись жить куда-нибудь на север. А в то, что с моими умениями я нигде не пропаду ― сомнений у Андраша Петефи не было…

Несмотря на то, что я изрядно потратился, оплатив место внутри, пришлось довольствоваться плохо обработанной, но хотя бы широкой доской на задах третьей повозки. На которую невезучий «путешественник» уселся, то и дело ёрзая и делая вид, что вокруг не осточертевший густой лес, а что-то по-настоящему интересное. Сил не было слушать стоны и причитания попутчиков ― готовящейся вскоре родить жены сельского старосты и её заботливого супруга, везущего «ненаглядную» в город к лекарю.

Я уже подумывал о том, чтобы спрыгнуть со своего до неприличия шершавого «насеста» и пойти пешком следом за неспешно движущейся повозкой, ведь от тряски, что производило это скрипучее чудовище, желудок скрутило в болезненный узел. Добавьте сюда полное отсутствие даже малейшего движения воздуха и духоту, которую не могла ослабить густая тень от вековых исполинов ― станет понятно, почему, несмотря на сильнейшее желание вывернуть наизнанку не только желудок, но и лёгкие, так зудели кулаки. В этой ситуации мне позарез необходимо было на ком-нибудь сорваться…

Внезапно доска скрипнула, заметно прогнувшись под чужим весом, и рядом, обдавая жаром разгорячённого тела, оказался смуглый парнишка чуть старше двадцати лет с растрёпанной копной каштановых волос, лукавыми глазами и обаятельной белозубой улыбкой до ушей. Посмотрев на это «чудо природы», я сдул прилипшую ко лбу взмокшую чёлку, мысленно произнеся благодарственные слова услышавшему меня божеству:

«Наконец-то ― это то, что нужно…»

Незнакомец окинул попутчика долгим изучающим взглядом, от которого на мгновение вдруг стало холодно, а потом показалось, что беспомощное тело бросили в кипящий котёл. Гнев медленно поднимался из центра живота к груди, обещая выплеснуться наружу, как лава из жерла проснувшегося вулкана. Но «он» меня опередил, обескуражив, казалось, нескончаемым потоком слов:

– Слушай, друг, тебе, наверное, очень жарко? Сними капюшон, а то сваришься. Сегодня просто адское пекло… Но знаешь, могу поспорить, через час пойдёт дождь и похолодает. Я никогда в таких вопросах не ошибаюсь. Кстати, меня зовут Дьюла Грос, еду в Дебрецен, буду учиться в местном университете. А ты кто?

Парень захлопал длинными ресницами, протягивая открытую ладонь для рукопожатия. Живо представил, как перекосится его лицо, когда кинжал войдёт в эту податливую плоть, разрывая сосуды и связки, заливая длинные пальцы кровью, а улыбка сменится гримасой боли, и на душе стало немного легче. Не ответив, я отвернулся, стряхивая рукавом бегущий по щеке солёный ручеёк. Но похоже, этот дуралей не понимал намёков, продолжив доставать сердитого попутчика:

– Не хочешь говорить ― не надо. Наверное, срочное дело в Дебрецене? Понимаю… Смотрю, у тебя такая белая кожа, даже завидно. Ты, наверное, северянин, потому и прячешься от нашего палящего солнца. Прости, что сразу не понял. Сочувствую. Почему злишься? От жары, да? Возьми, выпей из фляжки, там особый морс на травах ― сразу станет легче. Это рецепт одного старика, он только мне его перед смертью рассказал. Не веришь? Зря… может, думаешь, что это отрава? Смотри ― сам глотну…

Я наблюдал за маленькими пылевыми вихрями, поднимавшимися из-под колёс повозки, делая вид, что не замечаю булькающих звуков, и когда он прекратил своё занятие, довольно икнув:

– Ну так как, будешь пить? А то тут осталось меньше трети. Не хочешь, тогда я сам…

Не знаю, что на меня нашло ― молча выхватил фляжку из его руки, прижавшись губами к прохладному ― и это в такое пекло! ― горлышку. Чуть кисловатая, пахнувшая травами влага скользнула в горло, унимая жар и зудящую боль в коже, успокаивая и насыщая, словно волшебный напиток сказочных фей, о которых когда-то рассказывала мама.

Воспоминания бились маленькими кулачками в висок, отдаваясь в сердце почти забытой болью.

Мама, мамочка… Как же хорошо нам было вдвоём, и зачем надо было снова выходить замуж после смерти отца? Это мерзкое чудовище только притворялось добрым и заботливым, а по ночам мучило тебя своей ревностью. Я сидел под дверями Вашей спальни, с ужасом прислушиваясь к его жаркому шёпоту и твоим стонам, не понимая, почему так страшно скрипит большая кровать. А наутро ты виновато отводила взгляд, пряча под слоем пудры синяки и кровоподтёки на руках…

Как же я бесился, снова и снова давая себе слово набраться мужества и уничтожить эту тварь. Пока однажды, грустно улыбаясь, ты не сказала, что любишь его… Это стало страшным потрясением, и я замкнулся в себе, превратившись в нелюдимого подростка с неуправляемыми вспышками ярости. Бог знает, чем бы это кончилось для всех нас, но меня забрал к себе дед со стороны отца и, несмотря на слёзы матери, увёз в своё имение.

Строгий и принципиальный, он сделал всё, чтобы научить «разболтанного негодяя» сдерживать свои эмоции и «вредные» порывы. Суровому воспитанию обычно помогал кожаный ремень с металлическими шипами и вымоченные в солёной воде розги. Как ни странно, это помогло ― я перестал бросаться на людей с кулаками, научившись проделывать «это» с ними в своих фантазиях. Убедившись, что внук «исправился», с головой погрузившись в учёбу, старый мерзавец оставил меня в покое. И Андраш, сын и единственный наследник графа Петефи, почти смирился со своим положением, пока…

Пока однажды не пришло известие о смерти мамы. Я умолял деда отпустить внука на её похороны, но тот не позволил, так и не простив невестке повторное замужество. Тогда я сбежал, но сначала поджёг ненавистный дом… С того момента жизнь подростка из благородной семьи пошла под откос, но для меня эти роковые изменения стали настоящим избавлением от ненавистной опеки, заставив принять их как должное…

Я опустил руку с флягой на колено, наслаждаясь ощущением прохлады и впервые за много дней дыша полной грудью. Глаза встретились с его взглядом: он больше не улыбался, словно только что прочитал воспоминания случайного попутчика. Лицо стало серьёзным и озабоченным ― теперь Дьюла Грос казался намного старше своих лет.