Небо на троих… и два дракона в подарок! бесплатное чтение

Арнэй

Утро началось на редкость паскудно.

Нестерпимый зуд в лопатках испортил настроение ещё даже до самого момента пробуждения. Мерзкий, тупой, ноющий. Скорее не зуд даже, а боль. И вечный спутник этой боли – гложущая изнутри, ненасытная пустота. Ощущение безвозвратной утраты чего-то ценного. Важного.

И так пусто теперь, так холодно и бессмысленно, что даже глаза открывать не хочется.

«Кажется, кто-то не в настроении, – прозвучал в голове бесстрастный голос симбионта – так сказать, вынужденного «соседа по телу». – А, может, это у тебя уже возраст. Чем дальше – тем хуже будет. А мне нужна еда».

«Заткнись», – мысленно посоветовал драгх внутреннему голосу, по-прежнему не открывая глаз.

Тот своим занудством только делает хуже. И ведь знает, пиявка магическая, что от его пророчеств только хуже, а всё равно норовит уколоть побольнее.

Магия драгха напрямую зависит от симбионта. А он, в свою очередь, питается чистым пламенем. Чуть тлеющим – в людях, искрящим – в полукровках.

И плевать симбионт хотел на своего носителя. Плевать ему на боль и тоску по утраченному небу.

«Еда, – не унимался симбионт. Голос его был тихий. Безэмоциональный. Такими голосами разговаривают во сне. – Мне. Нужна. Еда».

«Когда ты уже сдохнешь от голода, прорва шрявья», – мысленно простонал Арнэй.

«Только вместе с тобой», – ответил симбионт и во всегда бесстрастном голосе паразита прозвучала усталость.

Рядом вспыхнула искра.

По-прежнему не открывая глаз, Арнэй покосился на тлеющий в темноте уголёк. Крохотный, пульсирующий, белый. Едва различимый.

Свидетельство того, что Уикта проснулась.

Уикта – человек, огня в ней кот наплакал.

Чуть больше пламени в остроухих, но их огонь слишком холодный: такой не нравится симбионту. Двуликие, или оборотни тоже не подходят в качестве источника питания магии. Слишком грубые и примитивные, их огонь отдаёт звериным мускусом. Это даже Арнэй чувствует. А симбионт, так вообще ворчит, что пламя блохастых воняет горелым жиром. Кроме того, перевёртыши раздражают. Бесят своей второй ипостасью… Неважно, какой – псовой, кошачьей. Да хоть рыбьей! Самим её наличием.

Лучше всего на вкус пламя полукровок – рождённых от людей и фениксов.

Вот только птахи (сами они, кстати, ненавидят это прозвище) нечасто мешаются с людьми, потому полукровки – редкость. Полудрагоценность, так сказать.

Конечно, идеальнее всего симбионта насыщают чистокровные птахи…

Такого пламени, как у крылатых, нет больше ни у одной расы!

Манящее, волнующее… Такое бесстыже-жаркое, что тысячу драгхов согреть можно. К тому же их огонь вечный. В буквальном смысле. Он не затухает, его не становится меньше при поглощении симбионтом. Наоборот, пламя феникса лишь разгорается ярче! Шрявью мать за ногу…

Говорят, когда феникс распахивает крылья – они сияют ярче тысячи солнц!

Арнэй не знает, так ли это. Он никогда не видел крыльев феникса. Птахам запрещено снимать корсеты в землях высших.

К тому же птахи ещё большая редкость, чем полукровки. И всей душой ненавидят драгхов.

Но запрет на крылья придуман не просто так.

Пламя фениксов опасно.

На него подсаживаешься хуже, чем на наркотик. Арнэй не знает ни одного высшего, кто устоял бы перед птахой. Фениксы, конечно, этим пользуются… Особенно с тех пор, как обрели свободу. Лживые шлюхи…

Зная о зависимости драгхов от пламени, феникс скорее сдохнет, чем даст желаемое бывшим захватчикам.

И ведь не поделаешь ничего, симбионта кормить надо.

Пламя – его природа. А он, в свою очередь – источник магии высшего. Напоминание о былом величии… Насмешка. Ахиллесова пята господ мира.

…Арнэй вдруг запрокинул голову и сдавленно застонал, сминая пальцами гладкий шёлк простыни.

Когда тебя пытаются разбудить минетом – это всегда приятно.

Даже если огня в человечке недостаточно.

Всё же Уикта в этом отношении лучше многих.

В её роду явно отметились фениксы. Арнэй трахает её уже год, а искра всё никак не погаснет. Тут дело ещё и в том, что в роду человечки были и альвы, потому что пламя её отдаёт холодом.

Даур, его брат, потому и брезгует Уиктой. Считает её холодной фригидной стервой.

Арнэй по большей части солидарен с братом, тем более, что симбионты напитываются быстрее за «совместной трапезой». Если бы драгхи не были такими собственниками, групповой секс давно стал бы мэйнстримом. Но раз уж они с Дауром близнецы и делили на двоих утробу матери, делить женщин для них не проблема. Вот ключей от «сильфиды» Даур нипочём не доверит. Ну так то – тачка, к тому же последней модели… умный, точный механизм. А то тёлки…

Но раз уж Даур задержался в Чарингсенте, Арнэй решил, что почему бы и не Уикта.

Она старательная. Вон как упоённо причмокивает, пытаясь заглотить возбуждённый член до основания.

– Ах вы… нехорошие, не дождались меня, – хриплым со сна голосом проговорила Марьям с другого бока.

В голосе девушки сквозила обида, звучал упрёк.

От внимания драгха пламя разгорается не только у фениксов. Человечки со своими жалкими искрами так и липнут к высшим, слетаются, как мухи на мёд. Даже до драк из-за драгхов доходит. Арнэй не очень одобряет все эти плебейские «развлечения», но ведь не всем быть высшими.

Открыв глаза, драгх увидел склонившуюся над своим лицом холёную мордашку Марьям.

За последнее время внешность Марьям претерпела серьёзные изменения в соответствии со столичными канонами красоты, превратив девушку из рыжей огненной зажигалки почти в драгхару. Белоснежная, без намёка на веснушки кожа, прежде торчащие во все стороны рыжие пружинки волос превратились в гладкие, как шёлк, высветленные локоны, рассыпанные по обнажённым плечам, словно человечка только что из салона. Наращенные ресницы, надутые ядом особой медузы губы на пол лица, выпуклые скулы над «аристократично» запавшими щеками…

Губы-плюшки игриво коснулись уголка рта, юркий язычок скользнул по губам, пытаясь проникнуть к нему в рот.

Ну уж нет.

Сжав в кулаке белокурые локоны, драгх оттянул голову человечки назад. Целовать их никогда ему не нравилось. Рты у человечек для того, чтобы сосать, а не для поцелуев. Тем более у таких, как Марьям.

Хриплым от возбуждения голосом Арнэй проговорил:

– Если хочешь присоединиться, можешь отшлёпать свою подружку, а то ведь так и заснёт с членом во рту, – драгх похлопал Уикту по щеке: – Слышала, сладкая? Отклячь-ка задницу.

Не выпуская члена изо рта, Уикта послушно поднялась на четвереньки, и взвизгнула, когда на пышные ягодицы обрушилась ладонь уязвлённой Марьям.

– Соси старательнее, сучка, – хрипло приказал Арнэй, надавливая пятернёй на затылок Уикты. – Твоя подружка ждёт не дождётся своей очереди.

Воодушевившись словами драгха, Марьям не стала ограничиваться ладонью. Нагнувшись, извлекла из-под кровати кое-что получше. И правильно: когда человечкам больно, они горят ярче.

Несмотря на утро, проведённое в обществе сразу двух опытных любовниц, ощущение пустоты и разрывающей душу тоски никуда не делось. Ну хоть симбионт заткнулся. Арнэй знал, что это ненадолго, знал, что источник его магии по-прежнему зол и голоден. И, предвидя новую волну занудства и ехидства, озвучиваемые бесстрастным металлическим голосом, заранее испытывал досаду.

Но стоило драгху войти в холл академии, как всё его мощное, тренированное тело вдруг прошила сладкая судорога.

А боль из тупой и терзающей стала острой, кольнула в самое сердце! А потом вдруг отступила, а по мышцам разлилось приятное, немного хмельное тепло.

Такие чудеса могли означать лишь одно.

Феникс. Где-то здесь. Совсем рядом. Птаха.

Полукровка, конечно. Откуда в Сентрэйве, столице, в академии Магического Права, на самом элитном факультете взяться чистокровной птахе?!

С тех пор, как их выпустили из резерваций и уравняли в правах с людьми и оборотнями, фениксы не приближаются к драгхам. Но в столицу, бывает, заглядывают.

Неужели и вправду… феникс?

Пташка обнаружилась практически мгновенно, у лестницы.

Симбионт мог и не шипеть так злобно и уж тем более не обзывать Арнэя «дубиной» и «слепым долбоящером».

То обстоятельство, что всегда хладнокровный симбионт, говорящий, как правило, голосом спящего (которому, кстати, снится сон об Арнэе), испытывает эмоции, ещё и такие яркие, было уже само по себе достойным внимания, эдаким нонсенсом, но драгху сейчас было не до размышлений о набившем оскомину на зубах «вынужденном соседе по телу». Наличие подобного «подселенца», «альтер-эго», «высшего Я» – как только их не обзывают низшие – отличительная особенность каждого драгха. По сути, симбионт это тот же магический фамильяр, который просто находится не снаружи, а внутри, что даже удобнее. Помимо функции ехидного и злобного, вечно голодного «соседа», симбионт ещё и источник магии драгха. И наличие сего «внутреннего источника» и делает расу драгхов сильнейшей в мире, и, как следствие, высшей.

Но сейчас вниманием представителя высшей расы всецело владела она. Пташка…

Настолько жаркое пламя Арнэй ощущал впервые.

Она стояла у лестницы и о чём-то увлечённо болтала с Луизой.

Драгх пригляделся к стоящей вполоборота девушке истинным зрением.

И тут же крохотные язычки пламени заскакали по иссиня-чёрным локонам, стянутым на затылке в хвост. А спустя секунду чёрный, с глянцевым блеском, цвет и вовсе сменился огненным, подвижным. Нежная смуглая кожа налилась изнутри карминным оттенком…

Кажется, эту крошку-феникса Арнэй видел прежде… Точно! Прошлой весной он как раз проезжал мимо корпуса попрыгунчиков! Она переходила дорогу и затаённо улыбалась своим мыслям. Арнэй тогда еле управление удержал. И это он увидел её издалека: на том расстоянии жар пламени не ощущался. Арнэю хватило исключительной внешней красоты крошки…

Но что она забыла у межмировиков?

Аппетитная, как все пташки…

Нежной смуглой кожей и копной смоляных локонов напоминает ситанку. Очень аппетитную ситанку в академической форме, что только делает её ещё сексуальнее. Белый верх – в данном случае, хлопковая блуза со строгим воротником, застёгнутым на все пуговицы, которые немедленно хочется расстегнуть и высвободить высокую и наверняка упругую грудь, и чёрный низ – плотная плиссированная юбка, из-под которой выглядывают острые носы туфель. Пиджаком и жилетом пташка пренебрегла, воспользовавшись тем обстоятельством, что магам, в данном случае, адептам в стенах академии позволено немного больше, нежели рядовым гражданам.

Арнэй видел её год назад и запомнил каждую мелочь во внешности, каждую черту. Словно не запомнил даже, а вспомнил… И сейчас, как и тогда, захотелось выяснить, какого цвета её глаза? Кажется, представился подходящий для этого случай.

Хрупкий и вместе с тем фигуристый силуэт пташки так и манил подойти поближе.

Пальцы Арнэя вдруг сами собой сжались в кулаки.

Как. Она. Посмела. Приблизиться. К драгхаре?!

В отличие от драгхов, у драгхар с птахами иной раз складывается подобие дружбы. Если вообще возможна дружба между госпожой и низшей. Драгхар, понятно, как и драгхов терзает и пустота, и голод, их также мучают симбионты… Вот только лучше всего они напитываются необходимым им пламенем во время секса, а далеко не все драгхары испытывают сексуальное влечение к своему полу. Насчёт Луизы Арнэй точно знал – она не «по девочкам».

Как выяснилось, в процессе общения с носителем пламени какое-никакое питание, а происходит. Не такое насыщенное, не такое питательное, как при более близком контакте, но всё же.

Правда, чем дольше драгх находится рядом с фениксом, тем больше вероятность попасть в магическую зависимость от его пламени.

Избавиться же от магической ломки невозможно. Можно лишь ослабить её на какое-то время… и без феникса при этом не обойтись. Желательно, феникса сломленного. Уязвимого.

От обладания птахой становится, во-первых, чисто психологически легче – ведь драгхов самих мучают симбионты, требуя всё больше и больше шрявьего пламени. Во-вторых, магическое облегчение наступает практически мгновенно. Чем ярче горит огонь птахи, тем сильнее её эмоции. Тем быстрее насыщается симбионт и сильнее магия драгха. А какие эмоции бывают сильнее сексуальных? А если ещё немного разбавить их… страхом, беспомощностью, неизвестностью, полным отсутствием контроля – выйдет как раз то, что нужно.

Как назло, среди драгхов сейчас – в основном среди драгхар, конечно – всё чаще находятся защитники прав фениксов. Поговаривают даже о возможном союзе со вчерашними врагами. Арнэю непонятно это нездоровое желание закрыть глаза на прошлое. Дом Адингтонов хранит память о том, что птахи, все, до единой – подлые, вероломные твари. Предатели и лжецы, которых только поискать. Они упиваются своей мнимой властью над драгхами, только и выжидают момента, чтобы ударить в спину. Подгадывают для этого самый подходящий момент…

Именно эти самые «защитнички» – благо, их пока немного (и когда придёт его время, Арнэй позаботится, чтобы стало ещё меньше) – и добились, чтобы фениксам позволили покинуть резервации и упорхнуть на свои острова. А с тех, кто жил в городах, сняли рабские ошейники, уровняв в правах с низшими расами.

Хорошо хоть корсеты, блокирующие крылья, оставили.

В день, когда фениксы поднимутся в небо будет первым днём крушения империи Драгхарис. Здесь им не Парящие горы. Так что пусть соблюдают правила хозяев своего мира. Правила драгхов.

В общем, на факультет, полный драгхов, пташка зря залетела.

Очень зря. Можно сказать, сама нарвалась.

Вот кого взять бы за волосы и насадить этим не закрывающимся ротиком на член…

Только у фениксов иммунитет к магнетизму высших. В отличие от тех же человечек или помешанных на драгхах альвах, фениксы не испытывают в обществе драгхов эйфории и не подсаживаются на кайф.

Они могут сопротивляться, противостоять… и кто знает, вдруг однажды им придёт в голову, что драгхов можно заставить просить о пламени?

Арнэй в несколько шагов преодолел разделяющее их с беседующими девушками расстояние.

Луиза растянула губы в глупой улыбке, глядя на него затуманенным взглядом. Магоманка проклятая! Ведь сама не понимает, дурёха, что находится под воздействием! Тоже, блин, дочь императорского колонеля! Позор высокого дома. Хотя, учитывая Луизину наследственность…

– Арнэй! Как хорошо, что мы тебя встретили! Позволь представить тебе мою подругу, Ингури. То есть достопочтенную миледи Майер. Миледи Ингури Майер, я хотела сказать, хи-хи, – драгхара так и лучилась добротой и смешливостью – качества, в принципе, не свойственные их расе. – Мы вместе учились в Пансионе Благородных Волшебниц.

Ах, вот как. Вместе учились. С достопочтенной… Кто же она? Дочь виконта? Барона? С людьми фениксы, бывает, и путаются. Но ни одна птаха никогда не снизойдёт до высшего лорда по своей воле. А заставлять их в наше «благословенное» время противозаконно, видите ли.

Арнэй сглотнул.

Если даже издалека птаха выделялась из толпы адептов, как самородок из серой породы, то вблизи оказалась крышесносной, проклятье шердов!

Родина фениксов – само небо.

Точнее – парящие горы в нём. Далёкие, недостижимые. В пасмурную погоду их не видно: скрыты пеленой облаков. Зато в ясный полдень можно разглядеть даже голубые ленты рек и ручьёв на лесистых боках, и даже пещеры и глиняные дома, которые когда-то строили птахи. На тех островах, что парят сейчас над столицей, расположены целые города. Одичавшие, заброшенные, разрушенные – фениксам запрещены полёты над столицей, вот острова над Сентрэйвой и пустуют.

Представителям любой другой расы столь близкое солнце сожгло бы к шердовой матери кожу, а фениксам хоть бы хны. Кожа у птах хоть и смуглая, но всё же нежная, как у ребёнка. Поцелованная самым первым пламенем…

Глаза у пташки оказались светлыми и сияющими, как бывает только у чистокровных представителей рас. Сияющие глаза цвета неба. Длинные чёрные ресницы подчёркивали чистоту лазури.

Арнэй так увлёкся разглядыванием юного большеглазого лица, с маленьким аккуратным носом и беспомощно приоткрытыми, искусанными губами, что не сразу понял, что его визави тоже времени зря не теряет. Рассматривает его чуть ли не с большим интересом.

Чтобы феникс так открыто и дерзко смотрел в глаза высшему?!

Куда катится этот драный мир!

Но несмотря на привычную злость на фениксов, которую каждый драгх впитывает с молоком матери и начинает осознавать едва ли не раньше себя самого, Арнэй чувствовал, что тонет в этих лазурных омутах, теряет голову от робкой лучистой улыбки на нежном лице. Несмотря на довольно бурное утро, в штанах вдруг стало предательски тесно, в паху отдалась пульсацией распирающая боль.

Проклятье шердов! Если он не трахнет её прямо сейчас, симбионт просто сожрёт его заживо!

Какой шряви она вообще здесь забыла?!

– Ты что здесь забыла? – не утруждая себя этикетом, требующим ответить любезностью на любезность, или хотя бы поздороваться, спросил Арнэй чуть осипшим голосом.

Птаха часто заморгала, видимо, не ожидала грубости. Но взгляда не отвела, только губу упрямо закусила и подбородок вздёрнула.

– Арнэй Адингтон, нельзя ли повежливее! – надула губы идиотка-Луиза. Подсела уже на феникса. Даже не побоялась ему, Адингтону перечить. А дальше что?! Билль о правах крылатых достанет?! Или сразу корсет с неё снимет, а что такого! Пусть летает, дрянь! Пусть сияет ярче, доводит симбионтов до бешенства!!

Покосившись на Луизу хмуро, Арнэй взял феникса за плечо и дёрнул в сторону. Девчонка покачнулась на каблуках, но устояла. Жар её кожи отчётливо ощущался сквозь форменную блузу. Она не сделала попытки высвободиться, не выказала возмущения. Даже как будто нарочно качнулась в его сторону, словно хотела прижаться упругими сиськами к его плечу… И при этом испытала такую упоительную злость, такое ни на что непохожее раздражение, такой эйфорически-раздразнивающий трепет, страх перед высшим и ненависть к самой себе за этот страх, что Арнэй захлебнулся этим коктейлем вспыхнувших пламенем эмоций!

Ещё немного и штаны на нём треснут к шрявьей матери!

И тогда нагнёт он эту девку прямо здесь и оттрахает во все дыры на глазах у снующей туда-сюда расфуфыренной толпы!

Всегда бесстрастный и отстранённый симбионт утробно зарычал внутри, горячо поддерживая такое желание своего носителя.

– Арнэй…

Птаха по-прежнему молчала. Драгхара, у которой из-под носа уводили магический кайф, попыталась, конечно, что-то промямлить. Даже возмутиться. Шерд, Арнэй успел забыть о Луизе! В мыслях он вовсю уже трахал обескрыленного корсетом феникса. Трахал жёстко, даже жестоко. Имел во все дыры. Насаживал на свой каменный от похоти член с мрачным, мстительным удовольствием…

– Иди на занятия, Луиза, – процедил драгх сквозь зубы, не оборачиваясь к драгхаре. И даже подпихнул её к лестнице. – А ты к ней чтоб и близко не подходила, поняла меня?!

– Ингури! – Луиза поднялась на несколько ступеней, и, перевесившись через перила, вглядывалась в смуглое, нарочито безмятежное лицо с беспокойством. Ну конечно! Она ведь тоже ощущает эмоции птахи. Её страх… такой развратный… и такой влажный.

– Всё в порядке, Луиза! – тоже не отрывая от него взгляда, вдруг ответила девушка. Голос у неё оказался чистый, звонкий. С едва уловимой хрипотцой. Эта бархатная хрипотца мгновенно откликнулась распирающей болью в паху и приятной тяжестью в теле.

Он должен услышать, как она умоляет его этим голосом. Как стонет… хнычет, всхлипывает…

– Иди, Луиз. Со мной всё будет хорошо, обещаю!

Бросив на него неодобрительный взгляд, который Арнэй ощутил затылком, драгхара, наконец, зацокала каблучками, понимаясь по лестнице.

Пальцы Арнэя ещё сильнее сжались на плече птахи. Он испугался вдруг, что чисто физически не сможет отпустить её.

Симбионт вдруг разразился оглушающим изнутри воплем.

Моя!! Не пущу!!!

– Не много ли ты на себя берёшь, пташка, – сдавленно процедил Арнэй, притягивая феникса поближе. – Говоришь, что делать высшей? Я молчу, что ты нарушила установленную законом дистанцию, придя сюда.

«И теперь тебе ничто не поможет», – добавил он про себя.

– А я пришла не к Луизе, – ошарашила его птаха. – Я пришла к тебе.

– Ко мне?!

– Да, Арнэй Адингтон. К тебе, – она сглотнула, словно не могла решиться, говорить дальше, или нет. Затем всё же решилась. Легонько тряхнула головой и зажмурилась, всего на один миг, а потом сдула упавшую на лоб прядь, выбившуюся из высокого хвоста. Её страх, казалось, достиг своего апогея, драгх физически ощущал, что её буквально трясёт. – У меня есть предложение… от которого ты не сможешь отказаться, – твёрдо закончила она и посмотрела на него с вызовом.

Губы драгха растянулись в циничной улыбке.

Сама, значит, пришла.

Даур

Визг тормозов наложился на лязг металла, чёрная «сильфида» с противным скрежетом впечаталась в столб. Столб устоял. Хоть и с трудом.

– Какой шряви?! – прорычал Даур.

Рычал драгх и на самоубийцу – идиотку, и на симбионта, который буквально вгрызся в него изнутри! Так, что от боли в глазах потемнело. Что на магическую пиявку нашло вообще?! Мстит за поездку в Кастлтаун, беснуется, что всё это время симбионт Арнэя развлекался тут в одиночку, без него?

Кажется, за мгновение до того, как симбионт сбрендил, перед капотом мобиля мелькнула хрупкая девичья фигурка. Она выскочила на дорогу так неожиданно, что Даур чудом успел вывернуть руль.

Хоть лязгнуло внушительно, Даур уже знал: ничего страшного с «сильфидой» не случилось. Вмятина на капоте, это, само собой. Ну, ещё фару поменять придётся. Но и только. Это же последняя модель, она изготовлена из сверхпрочного сплава, с примесью унобтания. Так что вряд ли что-то серьёзное. Даже аварией назвать нельзя.

Куда интереснее выяснить, что за дурёху занесло прямиком к нему под колёса?

Девичью фигурку в академической форме Даур разглядеть успел. Поэтому и злиться толком не мог – женщины, ну что с них взять?

Но того, что горе-самоубийца окажется фениксом – драгх никак не ожидал. Хотя бы потому, что птахи в академии редкость.

И тем не менее, это был феникс.

Девчонка-феникс.

Птичка. Пичужка. Крылатая…

Она сидела прямо на асфальте, форменная белая блуза в пыли, юбка задралась и треснула сбоку по шву, вон, в прореху виднеется полоска чулка на смуглом бедре.

Чёрная грива растрепалась, наполовину скрывает лицо, что только делает пичужку ещё притягательнее.

Что она тут забыла? Учитывая, что пулей вылетела из корпуса межмировиков, а значит, полного драгхов, скорее всего, ошиблась адресом. Могла ли она испугаться до такой степени, что совершенно обезумела и не заметила мобиля? Вполне. Значит, всё же не сама прыгнула под колёса. Это почему-то успокаивает.

Девчонка слишком красива, чтобы оказаться сумасшедшей. Да, слишком…

Тогда что же? Перепутала факультет? Но как можно перепутать? Здесь же везде указатели!

Все эти вопросы ещё кружили стаей в его голове, никак не желая складываться в логичный, выверенный узор, а сам Даур уже обаятельно улыбался, протягивая девушке руку.

– Так спешила покататься на мантикоре, птичка, что чуть шею не свернула?

Драгх действовал на автомате. Им практически управлял симбионт, дорвавшийся до вожделенного пламени феникса и получивший ощутимый перевес в силе. Просто каскад эмоций угодившей под колёса девушки, оказался таким ярким и беззастенчивым – какая уж тут застенчивость, когда чудом жива осталась – что Даур Адингтон и сам не сразу понял, что лыбится, как последний дурак.

Даур вдруг замер, словно натолкнулся на невидимую преграду.

Да её же буквально колотит от страха! Девчонка явно думает, что он выставит ей счёт за ремонт мобиля, а копы ещё и до нарушенной дистанции докопаются…

Даур всей душой ненавидел страх в женских глазах. Этот драгх терпеть не мог, когда его боялись. В противоположность своему симбионту, который быстрее всего насыщался страхом, и, становясь сильнее, то и дело норовил перехватить управление, вытеснив самого Даура на задворки сознания. Конечно, это симбионту ни разу не удавалось, по-крайней мере, до конца, как, впрочем, и ни одному симбионту до него, но Даур до такой степени ненавидел собственное состояние бессильной ярости, когда симбионт пытается перехватить контроль, а ты никак не можешь ни помешать, ни урезонить наглую тварь, что ненависть драгха к симбионту перешла и на насыщающий того страх.

Конечно, голод тоже не выход из положения… Поэтому Даур, в противовес брату, который всегда шёл с женщинами напролом, предпочитал очаровывать их, интриговать, чтобы они сами тянулись к нему. Сами приходили, мучимые не страхом, но желанием. Пылким и жгучим, которое насыщало симбионта не хуже страха, но насыщение это было постепенным и более сытным, что ли. Так что в итоге Даур от своих предпочтений даже выигрывал.

Вот и сейчас, как только распознал главную эмоцию, излучаемую фениксом, драгх поморщился и поспешил исправить ситуацию:

– Не бойся. Я не собираюсь вызывать жандармов.

К его удивлению, девчонка, которая успела отвести волосы с лица и оказалась настоящей красавицей – широкие брови вразлёт, светлые сияющие глаза цвета неба, полные вишнёвые губы – почему-то зажмурилась, а открыв глаза, помотала головой и предприняла неловкую попытку отползти назад.

Контуженный – лучше и не скажешь – яркими, пронзительными эмоциями феникса драгх замер на месте, не решаясь приблизиться, чтобы не напугать ещё больше. И чем дольше он смотрел на незадавшуюся самоубийцу, тем больше… чуть грубоватая, или, скорее, диковатая красота феникса слепила, оглушала, туманила разум. Отдаваясь распирающей пульсацией в штанах, змеёй пробиралась в самое нутро.

Странное чувство – на неё хотелось смотреть, вглядываться, поглощать глазами каждую черту… жадно, лихорадочно, неистово… и вместе с тем… видеть её было невыносимо. Практически на грани фола! Дикие, первозданные черты незнакомки были насквозь пропитаны ветром, духом свободы… небом. Небо – бездонное, безграничное, такое близкое и такое недостижимое впиталось, врезалось в каждую черту птахи, насытило её облик целиком, вплоть до кончиков волос той самой внутренней волей, которая встречается лишь у фениксов.

Даур нахмурился – стоило ему сделать шаг, как зрачки девчонки расширились ещё больше, искусанные губы побледнели.

Птичка явно его узнала. Вдохнув глубже, драгх обнаружил в её страхе личную нотку. Она боялась не какого-то абстрактного драгха, первого встречного, любого, кто мог оказаться на его месте (эта мысль заставила всегда сонного меланхоличного симбионта взвыть, зареветь, словно его режут), но именно его, Даура Адингтона. Странно. Они не встречались прежде. Уж её он бы запомнил.

– Я не причиню тебе вреда. Дай руку.

Девчонка упрямо помотала головой.

– Я же не раздеться тебе предложил, – хмыкнул Даур и, больше не спрашивая, подхватил девчонку подмышки, помогая подняться на ноги. – Цела?

Лучше бы он этого не делал! Голова закружилась, эйфория мгновенно усилилась. Такого притока пламени он не испытывал никогда. Время словно застыло, замерло. Пространство обрело глубину и яркость. Ему кажется, или он задерживает руки на её талии дольше, чем нужно? Какая горячая у неё кожа. И такая гладкая на ощупь, даже сквозь плотную ткань… Не сдержавшись, Даур провёл пальцами по обнажённому бедру над полоской чулок.

– Нет, не надо, – внезапно пробормотала девушка, упираясь ладонями в его грудь. – Пустите!

– Так быстро? – усмехнулся Даур. – Ну уж нет, птичка. Ты мне задолжала. Забыла? Ты нарушила дистанцию. Из-за тебя я разбил мобиль. И я обещал не заявлять на тебя. Неужели за все свои подвиги я не заслуживаю хотя бы благодарности?

– Спасибо. – странно, страх в её глазах практически сразу сменился… интересом? ответным желанием? в общем, исчез, но попыток высвободиться птичка не прекращала. При этом нервно оглядывалась на стеклянные двери академии.

– Пожалуйста. Тебя подвезти?

– Нет. Спасибо…

Посчитав, видимо, необходимым подтвердить свои слова, девчонка, не отрывая от него взгляда, помотала головой. Даур же, всё это время не отнимающий рук от её тонкой талии, чувствовал, как пьянеет. Слишком ярким было пламя, поглощаемое симбионтом. Слишком концентрированным. Драгх не привык к такому. Даже элитные шлюхи в Кастлтауне – человечки с ощутимой примесью крови крылатых не пылали так. Ни разу. Симбионт насытился практически мгновенно, и теперь, потяжелевший, сыто рычал:

Моя… Не отдам!..

Наша. Я сам её никуда не пущу, – мысленно согласился с ним драгх. Наверное, впервые в жизни ему не хотелось спорить с проклятым паразитом.

От этого открытия опешил. На какие-то доли секунды даже окаменел.

А девчонка оказалась прыткой.

Воспользовавшись его (таким коротким, шрявь!) замешательством, высвободилась и, как горная коза, прямо с места, отскочила назад. Оглянувшись по сторонам, бойко зацокала каблучками по тротуару, прикрывая ладонью обнажённое бедро, сверкающее заметным, особенно, если ты драгх, сиянием из прорехи на юбке.

Мысль о том, что ещё пара кварталов элитного студенческого городка, и феникс в таком виде окажется на людной улице, заставила рвануть за ней, сатанея на ходу. И как она умудряется быть такой быстрой на этих своих каблуках?!

Казалось, сама Леди Судьба ополчилась сегодня за что-то на высших: такси (как назло, обычного класса, то есть для низших рас!) выскочило из-за поворота и взвизгнуло тормозами, повинуясь отчаянной жестикуляции феникса. Девчонка заскочила в мобиль практически на ходу.

Даур успел рассмотреть, как она сердито выговаривает что-то водителю, видимо просит его двигаться побыстрее. По инерции драгх прошел ещё несколько метров до края тротуара – места, с которого девчонка так ловко упорхнула.

Моя!!! – рычал внутри вмиг очнувшийся и чудесным образом оголодавший симбионт. – Моя!!!

Мы её найдём, – пообещал Даур, сжав кулаки и напомнил: – Наша.

Взгляд зацепило жёлтое пятно на асфальте.

Нагнувшись, Даур поднял студенческий билет.

Похоже, Леди Судьба всё же поняла, что вдоволь поиздевалась сегодня над высшей расой, устыдилась своего поведения и вернула мировой порядок на круги своя.

Надо же. Миледи Ингури Майер. Человечка. И даже благородная, судя по всему. Странно. Её пламя такое концентрированное, что впору предположить, что принадлежат эти эмоции чистокровному фениксу… Но в таком случае, имя её должно звучать по-другому. По-дикарски, естественно. Титулов крылатые не признают. Даже к своим вождям и шаманам обращаются по имени.

Неужели он ошибся? Хотя откуда ему знать. Даур ни разу не встречал чистокровного феникса. С того самого дня, когда их выпустили из резерваций, фениксы не появляются в там, где есть вероятность пересечься с господами мира.

Студентка третьего курса… Переведена на первый курс из женского пансиона – вон стоит штамп с характерными крылышками в дурацких цветочках.

Факультет Телепатии. Ага, значит, из «попрыгунчиков». Кто бы сомневался. Если в Академии Магического Права и есть место фениксам, то только там. Птахи сильные маги. Почти такие же, как драгхи. То есть сильнее оборотней и тем более людей. Корсеты, которые скрывают их крылья, блокирую вместе с ними и магию. Но портальная магия у них в крови. Драгхам же среди портальщиков делать нечего. Портальная магия их расе почему-то не даётся, по крайней мере высшим, тем, кто ещё не утратил симбионтов. И уж тем более нечего делать высшим среди телепатов. Ментальный контакт с низшими расами – нет уж, увольте.

Симбионты слишком чувствительны к чужой магии, слишком привередливы. И достаточно сильны, чтобы ослабить драгха, заставить его действовать импульсивно. А это уже для господствующей расы недопустимо.

Но это детали.

Теперь, когда Даур знает её имя и курс, он поймает девчонку в два счёта. Никуда она от него не денется.

У «сильфиды» внезапно обнаружился поджидающий его Арнэй.

Брат стоял, оперевшись на багажник и задумчиво пялился в небо. Чему-то мечтательно лыбился при этом, теребя и накручивая на палец золотую кучеряшку, позабыв совершенно, что он вообще-то суровый брутальный драгх. В другой раз Даур бы не удержался, посоветовал бы «младшенькому» повязать лоб фенечкой и бежать голышом по арамхантовому полю, призывая всех к обдолбанной групповой любви.

Но Арнэй и в самом деле был каким-то непривычно умиротворённым, ушедшим в себя. Даже подошедшего Даура не сразу заметил.

Даур многое бы сейчас отдал за умение становиться невидимым, как императорский метаморф, ну или хотя бы за шапку-невидимку. Билет адепта с факультета «попрыгунчиков» он незаметно сунул в карман брюк.

Впервые в жизни Даур Адингтон был не рад брату.

– Даур, где тебя носит, – сказал Арнэй, который, наконец, заметил его и расплылся в совершенно счастливой и настолько же идиотской улыбке. – Давай, шевели булками! Дело есть.

Заинтригованный, Даур кивнул. И даже не возражал, когда Арнэй уселся в кресло водителя. Вообще свою обожаемую «сильфиду» он не в меру темпераментному братцу не доверял – всё же не девка какая-то. Девок пруд-пруди, а «сильфида» такая одна. Но недавняя встреча всё ещё кружила голову, пьянила, держала в состоянии лёгкой эйфории, к тому же он сам сегодня покоцал тщательно лелеемую тачку, так что тем более крыть нечем.

Куда интереснее, что за волшебник выдал брату хорошего настроения. На «пилюльки радости и любви», которые изготавливаются из пыльцы фей и применяются строго по медицинским показаниям (ну, официально, по-крайней мере) не похоже. Новая женщина? Но Даур не знает ни одной мадам, которая бы делала брата таким счастливым. Арнэй с кем-то познакомился в его, Даура, отсутствие?

Что ж. Даже любопытно.

Теперь, когда брат так не по-детски увлечён, ни одна сила в мире не помешает Дауру Адингтону завладеть той тёмненькой девчонкой…

Миледи Ингури Майер с факультета Телепатии…

Что ж. Можно даже не сомневаться, что Даур Адингтон использует все свои связи, всё влияние, хотя вообще-то он принципиально не пользовался никогда статусом императорского наследника… пусть это займёт какое угодно время, но… она будет принадлежать ему. Вся. Целиком. Такая красивая, хрупкая и нежная, и вместе с тем такая гордая, неприступная, дикая! – и когда он только успел разглядеть её под призмой страха и желанием сбежать?

Словно встретил кого-то, кого знал раньше. И хорошо знал. Слишком… хорошо.

Он будет ждать, сколько понадобится. Ухаживать за ней. Добиваться.

Она того стоит.

Ни Даур, ни Арнэй даже не подозревали, что оба едут в одно и то же место по одному и тому же делу.

Ингури

За сутки до настоящих событий, особняк Майер, провинция Тель-Флёр

С утра ничто не предвещало беды.

Семейный завтрак протекал на удивление мирно.

Близняшки, вопреки своему обыкновению, переходному возрасту и непрестанному науськиванию мачехи, не пытались меня задирать. Заливались тархе по уши – лопать пирожки и булочки под носом у Юлианы не рисковали, мачеха держит своих дочерей в чёрном теле, точнее, в «тонком и звонком». Она искренне убеждена, что у Лизетты и Жоржетты склонность к полноте, и, если разрешить им беспрепятственно поглощать сдобу, эти бледные, даже прозрачные моли разожрутся до размеров слонопотамов, и, соответственно, не сумеют выгодно выйти замуж. Так что двойняшки цедили по шестой пиале, бросали привычно-голодные взгляды на блюдо с пирожными и поглядывали в мою сторону с каким-то несвойственным прежде сестричкам, немного виноватым интересом. Даже не вздыхали завистливо, когда я расчленяла десертной вилкой корзиночку с брусникой – мне-то поедание сладостей не возбранялось. И не потому, что Юлиана претворяла в жизнь коварный план раскормить падчерицу до размеров слонопотамьей фермы, а просто пламя фениксов сжигает всё лишнее. К зависти сестёр, и, конечно, самой мачехи.

Младшенькие же и вовсе не поднимали глаз от тарелок, увлечённо размазывали по дну кашу и остатки яиц пашот, безжалостно замазывая забавные рожицы сказочных существ на дне своих тарелок. Демонстрировали всем своим видом, что вроде как наелись. Дождавшись величественного кивка мачехи, мелочь повскакивала со своих мест и с улюлюканьем унеслась из столовой.

Настроение сразу поднялось. Завтрак близится к концу, а значит, все мы терпим последние минуты. Скоро и меня «амнистируют».

Вымученные каникулы в отчем доме, хвала Прапламени, подошли к концу. Вещи – с вечера ещё – собраны и упакованы в клетчатый чемодан на колёсиках. Сразу после завтрака и «родительского благословения» Сванхальдор отвезёт меня на вокзал. Вообще в обязанности мажордома это не входит, но Сванхальдор – единственный человек в этом доме, который на правах старого и преданного слуги, почти члена семьи не боится в открытую проявлять симпатию к старшей, нелюбимой дочери барона. Даже сёстры с братьями меня дичатся, и не только потому, что не хотят злить мачеху. Просто фениксы среди людей – редкость. Нас можно встретить лишь в Парящих долинах, где люди ещё большая диковинка, чем фениксы на земле, а совсем стариков – в резервациях.

Опыт прошлых лет подсказывает, что как только поезд тронется, – а это уже через два часа, – сразу станет легче дышать. И пока доеду до академии, «родной очаг» успеет превратиться в воспоминание. И до следующих каникул о старшей дочери здесь не вспомнят.

– Ингури, милая, – елейным голоском пропела мачеха, стоило мне вытереть губы салфеткой и, скомкав, положить её на остатки безвременно почившей корзиночки. В поезде пирожков куплю, здесь под взглядом этой змеюки и кусок в горло не лезет. Весь завтрак на меня пялится, словно букашки по щеке ползают. И душно становится от её взгляда, как перед грозой бывает. – Нам с отцом нужно серьёзно с тобой поговорить.

За мои двадцать лет с хвостиком Юлиана обращалась ко мне вот так, напрямую… по пальцам можно пересчитать, сколько раз. И никогда ещё это ничем хорошим для меня не заканчивалось.

Вот и сейчас, вникая ангельскому голоску баронессы, а также глядя, как встали «ушки на макушке» у близняшек, которые лишь ниже склонились над тарелками, а значит, знают или хотя бы подозревают, что именно от меня понадобилось мачехе, я поняла: плохо моё дело. Юлианино внимание всегда какой-то подставой пахнет.

Лицо удалось сохранить исключительно мыслью о том, что долго этот «серьёзный разговор» не продлится. Поезд отходит через два часа, а значит… надо просто делать хорошую мину. Это всё скоро закончится.

– Конечно, матушка, – хлопнув ресницами, я подняла взгляд на Юлиану. – Я вас внимательно слушаю.

Мачеха заправила белокурый локон за острое ушко, сверкнув рубином с вензелем баронессы на безымянном пальце и посмотрела на меня с деланой заботой. От фальши в её улыбке свело скулы.

Вот как можно быть настолько очаровательной и настолько же лживой, к тому же ещё и первостатейной стервой? В детстве я чуть не сломала себе мозг, пытаясь постичь эту загадку. Жена моего отца прекрасна красотой ангела, красотой Мадонны, и даже больше – чудно̀ проявившаяся спустя неизвестно сколько поколений альвийская кровь превратила каждую черту дочери торговца живым товаром в произведение искусства. Общее же впечатление от мачехи и вовсе ослепительное. Так что отца, потерявшего голову от юной дочери работорговца, которую он случайно (случайно ли?) встретил на набережной, встречая корабль с рейса, я не виню. Даже понимаю. От Юлианы сложно не потерять голову, а уж когда она сама стремится тебя обаять, и вовсе невозможно.

– Девочки, – Юлиана сверкнула глазами на старших дочерей. – Разве учитель не ждёт вас в классной комнате?

– Да, матушка, – близняшки синхронно вспорхнули из-за стола. Всё-таки рабовладельческие корни в Юлиане чувствуются. Дрессировка у неё получается мастерски. Филигранно. Впору поучиться.

Присев перед родителями в книксене и пожелав хорошего дня, Лизетта вдруг обернулась ко мне и проговорила торопливо:

– До свидания, Ингури. Хорошей дороги.

Не поднимая глаз, она поспешно последовала за сестрой.

А я поняла, что моя догадка верная – разговор предстоит в крайней степени неприятный.

Но об истинных размерах грядущей катастрофы я тогда и не догадывалась.

Подчиняясь взгляду мачехи, заговорил барон.

Отец степенно огладил бороду, поправил пенсне. Если не знать его так хорошо, как я, можно подумать, что барон готовится сообщить какое-то важное решение. Своё решение. Но я-то знаю, что ни слова не услышу сейчас от него самого. Лишь мысли, что вложил в голову барона Майер белокурый ангел с бульдожьей хваткой и безупречными манерами.

– Скоро твоё совершеннолетие, Ингури, – с глубокомысленным видом произнёс отец.

Ну да, скоро уже. На носу буквально. Через три дня. Стукнет двадцать один год, что позволит работать, точнее подрабатывать параллельно с учёбой согласно закону, по контракту, как взрослая. У фениксов официальное совершеннолетие наступает (а точнее, признаётся существующим законом) на четыре года позже, чем у людей. Это сделано с намёком: помните, мол, своё место, крылатые дикари.

– Вот и… – всегда холодный и отстранённый папа внезапно замялся. Смутился, закашлялся. Принялся стучать себя в грудь, затем – пить воду из стакана мелкими глотками.

Юлиана на миг закатила глаза, мол, всё приходится делать самой и закончила за отца:

– Твой отец решил выдать тебя замуж, Ингури.

Я как сидела, так чуть со стула не грохнулась.

В смысле – замуж?!

Как это – решил?!

Я чуть не застонала с досады. Несмотря на современный век и многочисленные реформы, в том числе и об отмене рабства рас, признанных разумными (нет, если кто хочет добровольно продать свою свободу – долги, образование детям, медицинские услуги… пожалуйста; можно заключить рабский контракт на какой угодно срок за приличное вознаграждение), а также маг-технический прогресс в целом, всё же женщина до сих пор остаётся собственностью мужчины. Кажется, желание властвовать в мужчинах неистребимо. До совершеннолетия любая дочь считается собственностью отца, после – мужа.

Другое дело, что чаще всего это формальность… в любящих, ну или хотя бы просто в нормальных семьях. И в нашей так было бы, несмотря даже на довольно прохладное отношение ко мне барона… Мама всё для этого сделала. Вот только мачехи, а точнее её навязчивого желания пробиться в высший свет любыми способами мама просто не предвидела. Я же, стоило увидеть Юлиану впервые, сразу поняла: эту ушлую человечку стоит опасаться. И опасалась.

Со временем моя осторожность успела перерасти в прекрасно подготовленный план, причём план этот уже наполовину воплощён в жизнь… Проклятье шердов!

Выходит, я всё же недооценила Юлиану.

Рано расслабилась.

Надеялась, что отец выполнит обещание, данное маме перед её смертью: позволить мне самой выбрать свою судьбу.

Отец, понятно, выполнил бы, несмотря даже на своё отношение ко мне, барон Майер человек слова, но… Юлиана-то никому ничего не обещала. Да даже если б и пообещала, вряд ли сочла бы такой пустяк поводом упустить выгодную возможность породниться с каким-нибудь знатным родом?

Что ж. Действовать придётся быстро. Быстрее, чем планировалось. Скорее всего придётся даже… Прокрутить мысленно план по внедрению в Министерство Магии, точнее в заветное Бюро по Связям с Редкими Расами на официальной основе я не успела.

Потому что Юлиана, недобро прищурившись, растянула губы в улыбке и прощебетала:

– Не хочешь поблагодарить отца за проявленную милость и оказанную тебе честь, Ингури?

Да тут не отца надо благодарить, а вас, маменька. Причём так, чтоб вам мало не показалось. Ну и в какой же дом вы решили проложить себе лазейку с помощью падчерицы-феникса? Надеюсь хоть не прогадали.

Я и представить даже не могла, насколько не прогадали…

Поскольку благодарности от меня так и не дождались – а отец снова глаза отвёл и закашлялся, на этот раз совсем уж неправдоподобно – Юлиана посчитала нужным добить меня новостью:

– Тебе бы танцевать от счастья, Ингури. Ты станешь герцогиней. Твоим мужем станет герцог МакОртаз.

Картинка перед глазами потемнела и накренилась в сторону. Ущипнув себя под столом до синяка, я всё же усидела на месте.

За сутки до настоящих событий, особняк Майер, провинция Тель-Флёр

МакОртаз?!

Юлиана… шутит?!!

Если это шутка, то очень неудачная.

И очень жестокая.

Во-первых, герцог – драгх.

То есть из господ нашего мира. Из тех, кто тысячу лет держал мой народ на коленях. В рабстве.

А ещё драгхи… одержимы нами. В буквальном смысле. Больны. И это не просто болезнь. Всё намного, намного хуже. У них магическая зависимость. Сродни наркотической, только в сотни, в тысячи раз сильнее! И ломка от неё беспощаднее. Если драгх хоть раз «попробует» пламя феникса, особенно крылатого, от него практически невозможно избавиться.

И драгхи, и мы – сильные эмпаты.

Они всегда знают, что мы чувствуем, ощущают буквально кожей.

Но что хуже всего – пережитые нами эмоции питают их магию.

На самом деле так мы возвращаем им один древний долг…

Мы – вечные батарейки для удовлетворения жажды высших. Игрушки их необузданной животной похоти. Рядом с фениксом ум драгха притупляется от чересчур концентрированного магического насыщения и обостряются самые древние, самые низменные инстинкты…

Жажда растоптать нас, поставить на колени, обладать нами… Это ещё не всё. Худшее, что могло произойти с моим народом – драгхи к нам привыкают. И это привыкание в сотни хуже раз наркотического. Во время ломки оно часто выливается в ненависть, в безжалостность.

И чем старше драгх, тем опаснее он для феникса, потому что с возрастом они становятся сильнее. Их магия крепнет с каждым годом и не изнашивается с возрастом, в отличие от бренного тела.

Наши магические способности тоже растут вместе с нами, но чем мы моложе, тем хуже сопротивляемся воздействию драгхов.

Прапрабабка Шварахи – она шаманка нашего племени говорит, что стремление драгхов подчинить нас сексуально не случайно. Источник их магии, или силы, соединён с их телами через две нижние чакры, или, как говорят магистры в академии, через два нижних энергетических центра.

Нижняя, первая чакра ответственна за выживание и инстинкт самосохранения, вторая же – за поиск удовольствия, чувственную и сексуальную активность. Первая контролирует самые грубые и тяжелые эмоции, вторая – те, что связаны с удовольствиями.

Проще говоря, драгхов насыщает наш страх, стыд, гнев, бессилие, чувство беспомощности, и, конечно, сексуальное возбуждение, переживание широкого спектра чувственных наслаждений…

Чем сильнее чакра, тем сильнее и эмоции в ней заложенные. Тем ярче пламя, текущее через неё.

На нашу беду мы, фениксы, сотканы из пламени, это основа нашей магии, нашей силы, нашей воли. И наше пламя – идеальная пища для магического резерва проклятых захватчиков, резерва огромного, бездонного…

Тётка Амина однажды сказала, что, если феникс полюбит драгха – сделает того очень сильным. Насколько сильным, настолько и опасным, поспешно добавила она. Но было поздно: тётка Заури, которая стала вождём после ухода мамы из племени, как раз проходила мимо и слышала её слова. Она пообещала изгнать Амину из племени, если та не прекратит вкладывать в мою голову эти мысли. Какие именно, я даже толком и не поняла…

…Не дав мне закончить Пансион Благородных Волшебниц, и отправив в академию Магического Права, в Сентрэйву, столицу, где драгхов больше, чем в любом другом городе, мачеха явно ждала, что на меня тут же откроется охота и ей удастся породниться с высшими. Это для простой человеческой баронессы… должно быть, то же самое, что для дочери презренного работорговца стать баронессой.

Лизетта и Жоржетта, например, спят и видят, как выйдут замуж за драгхов и нарожают господам вагон толстеньких драгхорят. Ну конечно, с людьми драгхи более терпимы, что не мешает им «подпитываться» и от полукровок, тем самым проявляя бережное отношение к драгхессам – дословно, жёнам драгхов. В правах они приравниваются к драгхарам, то есть стоят выше других женщин и мужчин низших рас.

Но я переиграла Юлиану: просто взяла поступила на факультет Телепатии, несмотря даже на сумасшедший конкурс. И оказалась зачислена на единственный факультет, где нет драгхов и даже есть фениксы, конечно, полукровки.

Более того: я уже прошла собеседование на работу в БСМР, Бюро по Связям с Магическими Расами – там всегда телепаты нужны! Пока же подрабатывала для них курьером.

Словом, план был идеален…

Министерство Магии готово выплатить отцу отступные за меня: за всё время контракта сумма набиралась внушительная. Для меня, как для феникса, сделали бы исключение, заключив контракт на целых пять лет. Господин дэз Эссар говорит, что даже полукровку взяли бы.

Я же не полукровка. Я – чистокровный феникс. Мы – самые сильные телепаты.

Кроме того, Бюро по Связям с Магическими Расами находится не в главном корпусе, а ближе к восточной границе Сентрэйвы. И драгхов там немного. В основном оборотни, альвы, люди, конечно, куда ж без них. Моё назначение о переводе с должности курьера до младшего специалиста по связам с общественностью уже готово, лежит в столе начальника, господина дэза Эссара. Ждёт, когда я получу юридическое право подписать его. Теоретически – я могла бы попросить отца сделать это за меня. Но я всё же опасалась влияния Юлианы, которая всегда узнаёт все новости первая. И если бы отец сказал ей, что я собралась работать в столице, мне бы не то, что доучиться – спокойно дожить до совершеннолетия не дали бы. Зря я почти поверила, что Юлиана обо мне забыла, ой зря! Стоило быть ещё более осторожной и предусмотрительной. Не была бы сейчас агнцем на алтаре. В буквальном смысле.

И дело не в том, что меня фактически продают драгху.

Меня продают очень старому и настолько же жестокому драгху.

Всем известно, что герцог МакОртаз уже восемь раз был женат, официально, не говоря о бесконечных рабынях – на что только не идут молоденькие девственницы из неблагополучных семей. Часто продают свою невинность на подпольных аукционах, а бывает, что и заключают рабские контракты с драгхами…

Герцог МакОртаз не просто жесток.

Он само зло. И на руках его кровь. Много крови.

Известно, чем старше он становится, тем быстрее умирают его жёны. Последняя… Я помню Марчелу по Пансиону. Она была ненамного старше меня. Мы были не близкими подругами, но добрыми приятельницами. Марчела прожила полгода со дня свадьбы.

Внезапно воздух в столовой закончился, в ушах зазвенело.

Я вдруг поняла, что мне не выйти из дома отца.

Меня же сейчас запрут в четырёх стенах и… Через три дня моё совершеннолетие! Через три шрявьих дня!!!

Стоп. Спокойно, Ингури! Дыши. Вдох. Выдох.

Не позволяй этой гадине увидеть твой страх. Она всего лишь ушлая человеческая торговка, ты же – чистокровный феникс. Дочь вождя фениксов. Дочь тёмного феникса. Ты не имеешь право раскисать перед этой змеюкой подколодной. Только не перед ней!

Взяв под относительный контроль эмоции, я вдруг поняла: никто не может выдать меня замуж до достижения совершеннолетия. Даже отец. Даже за драгха. По закону – не может!

А это значит… Это значит, что они не имеют права.

Главное – выйти из дома. Доехать до академии. А там уже доберусь до господина Эссара, объясню, в какое положение попала, уговорю сделать предложение отцу раньше. Ведь Юлиане постоянно нужны деньги! Конечно, если выбирать между деньгами и властью, мачеха сделает выбор в пользу последнего, если… если только не предложить ей очень большие деньги. А учитывая скупость дедули МакОртаза, о которой знаю не понаслышке… Марчела рассказывала, что за неё герцог даже выкуп не заплатил, как полагается. Сказал виконту и виконтессе, что они должны быть благодарны за одно только то, что безродную девицу герцогиней делает и открывает для них двери в высший свет. Не потратился, в общем.

Так что, если Юлиане деньги предложат, за пятилетний контракт… Может, мачеха и передумает. Надежда призрачная. Но больше мне надеяться не на что.

Дыши, Ингури. Вдох-выдох.

– Как же так, папа? Ты же маме обещал? Это было её последнее желание! – быстро проговорила я, используя самый действенный для отца аргумент. Затем, прежде, чем Юлиана успела вмешаться, зайти с козыря пониже: – герцог МакОртаз уже сжил со свету восемь жён! Он же убьёт меня!!

Отец… нарочито кашлять снова было бы глупо, потому он под пристальным взглядом Юлианы забормотал что-то о том, что я преувеличиваю, что не всё так плохо… Леди Франческа, вон, точно, на охоте при свидетелях шею свернула… И леди Сашаса тоже, которая вместе с лошадью в пропасть свалилась, в то время, как герцог в замке находился…

«А остальные – от болезней», – почти уверенно повторял отец официальные версии.

Да вот только я знаю, что Марчела не могла заболеть вихревой оспой, потому что она сама же мне рассказывала, что переболела этой болячкой в детстве, и даже шрамы показывала, когда мы в общей купели были. А два раза, как известно, вихревой оспой, от которой она якобы скончалась, не болеют.

– И вообще! Такова моя отцовская воля! – подытожил аргументы в пользу моего замужества отец, ударив кулаком по столу.

Я с грустью подметила, чисто автоматически – раньше подобные открытия меня ранили, сейчас – просто констатация факта: на отношение ко мне отца Юлиана особенно не влияла. В том, что он меня ненавидит, не её вина. Мамина. Из-за ритуала…

– Прошу тебя, милый, – проворковала Юлиана, накрывая руку отца своими наманикюренными пальчиками с остро отточенными ноготками. – Не нервничай! Тебе вредно. Позволь мне остаться с дочерью наедине и поговорить, как мать? Есть темы, в которых никто не поймёт женщину лучше другой женщины. Уверена, я смогу её успокоить.

За сутки до настоящих событий, особняк Майер, провинция Тель-Флёр

…Сразу после смерти мамы тётки увезли меня в Долину Солнца. Отец не возражал, зная, что там мне будет лучше, чем среди людей… Но на парящих островах я провела всего два года.

Два счастливейших, два лучших года моей жизни…

Прерии… Стелющийся на ветру, льнущий к земле ковыль… Море солнечного света ласкает трепещущие на ветру, распахнутые крылья…

Парящие горы – родина зноя. Родина света. Родина свободы. Нещадно палимая Солнцем, она пролегает над самым верхним слоем облаков. Природа там не такая богатая, как на земле – в основном степи, кустарник… Леса из низких разлапистых деревьев. Ветки повторяют форму корней, а те расползаются как можно дальше от ствола в поисках драгоценной влаги.

Ступаешь по такому лесу, целуя стопами высушенную Солнцем, растрескавшуюся землю и сердце сжимается от того, как красиво.

Природа нашей солнечной родины скромна и горда. Исполнена величия. Омыта морем света.

Известно, что Первые Фениксы вышли из Прапламени, дарованного миру Великой Матерью Солнце. Наша родственная связь с ней крепче кровной. Потому что магическая. Магия – первичнее инстинктов, это я на островах узнала.

…Когда меня забрали обратно, в человеческие земли, я думала, что молоденькой амбициозной мачехе захотелось поиграть в дочки-матери. Держать в своём доме эдакую экзотичную зверушку… Наличие в доме феникса (а наша раса – и древнее человеческой, и – что бы там ни говорили законники – выше по иерархии), открывало перед семьёй Майер многие двери, в том числе и торговые. Например, те, что закрылись однажды. После смерти мамы… А Юлиане всегда не хватает денег!

Каково же было моё изумление, когда я и месяца дома не прожив отправилась в Пансион Благородных Волшебниц. А оттуда, не доучившись даже – прямиком в Академию Магического Права. Ту, что в столице.

Тогда я поняла, что мачеха хочет использовать падчерицу-феникса по полной – ведь одно дело быть вхожей в высший свет, другое дело – принадлежать к нему. О таком Юлиана раньше и мечтать не могла…

…Тогда она тоже говорила со мной по душам, как «мать и дочь».

И главным аргументом было – «только о себе и думаешь, дрянь».

Женщине, мол, в этом мире нужно терпеть, не зря она принадлежит мужчине, и прочая чушь в подобном духе, и не мне спорить с волей отца. А, ещё «надо быть благодарной, что меня, дочь кочевников, благородные господа вырастили».

Интересно, в этот раз то же самое будет, или Юлиана придумала что-то новенькое?

Тому, что отец ушёл, я обрадовалась.

С мачехой говорить сподручнее. Она мне чужой человек. Мне нет до неё никакого дела и её отношение не ранит так сильно, как нелюбовь родного отца.

– Вечно ты думаешь только о себе, Ингури, – нацепила улыбку заботливой матушки Юлиана. – А между тем женщине в этом мире нужно уметь продать себя самым выгодным образом! Ты только подумай! Ты станешь герцогиней! Драгхессой!

Угу. И радоваться своему счастью месяц или даже два.

– В вас порой перевешивают гены торговца людьми, Юлиана, – не сдержалась я. Знаю, знаю, это было очень неосторожно, глупо, мелочно, по-человечески как-то, но стоило отцу покинуть столовую, как меня понесло. – Благородная кровь итак знает о своей исключительности и не вопит об этом на каждом углу. И уж тем более в высшем свете, куда вы так стремитесь, не строят торговые отношения, разменная монета в которых – жизнь ребёнка. Или вы после меня и Лизетту с Жоржеттой этому чудовищу отдадите? Кажется, в вашей религии так поступила ангѐла Юдифь, что соблазнилась обещаниями демона и после кровного жертвоприношения сама стала демоном. Задумайтесь об этой легенде матушка, или, как у вас, на земле, говорят, святом сказании. Кстати, вы знали, что в основе легенд ваших предков лежит реальная история моего народа? Крылатого народа?

Красивое лицо Юлианы покраснело. От стыда. И ещё больше от злости. Она ненавидит, когда ей напоминают, что она дочь рабовладельца. Отношения со своей семьёй мачеха порвала давно. В тот же день, как перешагнула порог дома Майер в качестве баронессы. Родители её, конечно, не ожидали от дочери ни предательства, ни цинизма. В то время как я вообще не удивлена. Они же работорговцы. Пусть и бывшие. В детстве Юлиана играла на плантациях и впитывала жестокость всем своим существом. Детская психика очень восприимчива, поэтому, когда ребёнок наблюдает или терпит насилие, у него потом всего два пути дальнейшего развития – самому стать жертвой или садистом, – так говорят в Прериях. На жертву Юлиана точно непохожа. Права, прикидывается, когда надо так, что не подкопаешься.

Но если напоминание о своём происхождении мачеха ещё могла стерпеть, в конце концов, оно не тайна, то слова о том, что я феникс, то есть по-настоящему высшая, какой ей, Юлиане никогда не стать, с кем бы ни удалось породниться (меня выбрала Солнце! меня выбрала магия!), довели Юлиану до самого настоящего бешенства.

– Попробуешь только сказать такое при господине и пожалеешь, что на свет вылупилась, дрянь, – прошипела она, вставая из-за стола и направляясь ко мне. – Ты подпишешь всё, что даст тебе отец!

– Я не могу ничего подписывать, – напомнила я, поднимаясь ей навстречу. – Я несовершеннолетняя.

Если Юлиана хочет драки – будет ей драка. Вообще без проблем. В конце концов, выпускница я Пансиона Благородных Волшебниц или где?!

Но если по правде, я уже жалела, что не сдержалась и разозлила мачеху. Вот как теперь предложить ей деньги? Хотя… она бы мне всё равно не поверила. Люди судят других по себе, это одна из характерных черт человеческой расы, и Юлиана решила бы, что я просто выкручиваюсь.

И вот сейчас – что делать?!

Они не могут заставить меня поставить подпись против моей воли.

Могут, конечно, попытаться, но… Прапламень!!!

Только бы выбраться отсюда! Только бы выбраться!!!

– Пошли, – не дойдя до меня, мачеха свернула к двери, делая вид, что так и надо. Она успела взять себя в руки и снова натянула на лицо улыбку.

– Куда? – хмуро спросила я.

– Отец с герцогом МакОртазом ждут в кабинете. Нечего так вздрагивать, Ингури! Это формальность. Поставишь свою подпись в предварительном договоре помолвки, что по достижению тобой совершеннолетия переходишь в полное распоряжение герцога и получаешь титул. И отец прав, о предыдущих жёнах его светлости слухи сильно преувеличены. К тому же они – это они, а ты – это ты. С тобой драгх будет осторожней и сдержанней. Ты же чистокровная, – Юлиана фыркнула, возвращая мне насмешку.

Мол, помню я, помню, что ты феникс. Готовься к о-очень длительной и мучительной смерти. Герцог будет забавляться с тобой так долго, как сможет. Не убивая. Потому что где он найдёт другого феникса? Разве что охотника за крылатыми нанимать, а они, вообще-то вне закона и берут баснословные деньги за «поимку» и «доставку», а дедуля МакОртаз скуп, также баснословно.

Стоп…

Герцог МакОртаз здесь.

Прапламень!!!

Так, мачеха сказала – по достижению совершеннолетия. А это значит… значит, нужно как-то продержаться, не дать себя сломать или запугать, не дать им заставить меня… Если не поставлю подпись, предварительной помолвки просто-напросто не будет! А это значит, что когда Министерство Магии предложит за меня компенсацию, отец не рискует нарушить слово, данное драгху!

Но неужели Юлиана думает, что я так просто возьму и соглашусь поставить свою подпись?!

Неужели думает, что меня так легко заставить?

Я задумалась. До сих пор мы с мачехой избегали общения. По обоюдной негласной договорённости.

Опять же, сперва я училась в Пансионе, потом – в Академии.

Со второй семьёй отца мы пересекались лишь на каникулах, и то, я приезжала, только если ну никак не отмазаться, предпочитая даже Новый Круг и День Явления проводить в кампусе. На Новый Круг, там, конечно, пустовато, но вот День Явления всегда удавалось проводить среди друзей. С единокровными сестрами (м-м-м… тут, кстати, есть нюанс! общей-то крови в нас нет, правильнее всё же называть детей Юлианы и отца сводными мне) и братьями мы не сдружились. Близняшки раньше, когда были помладше, липли, конечно, как все девчонки к старшей сестре, а потом их как подменили. С развитием особенностей телепата – отличительная черта всех фениксов – я стала всё отчётливей различать в излучаемых сёстрами эмоциях зависть и горечь. Сомневаюсь, что Лизетта с Жоржеттой сами додумались мне завидовать. Как по мне, они обе очень хорошенькие. Были бы. Если б немножко откормить…

– Вашей светлости нужно отдельное приглашение? – раздражённо спросила Юлиана, обернувшись и заметив, что я не сделала ни шагу.

Я пожала плечами и пошла за ней. С Юлианы станется слугам приказать скрутить меня. И слуги в любом случае послушаются хозяйку. Ну, кроме Сванхальдора. Но вот старого и преданного мажордома тоже как-то подставлять не хочется.

Что-то мне подсказывает – знакомиться с предполагаемым женихом на руках слуг, спелёнатая, как младенец, не самая лучшая идея. То есть, я бы, конечно, не против попытаться убедить предполагаемого супружника в своём буйстве, чтоб подумал получше, стоит ли брать такую дефективную в жены, но… от Юлианы всего можно ожидать, в том числе «устроить знакомство», привязав меня к кровати, а потому лучше не провоцировать её, шрявь такую!

Ничего они мне при отце не сделают.

Вот только почему у мачехи такой торжествующий вид?

Не к добру. Это как пламень ясно.

За сутки до настоящих событий, особняк Майер, провинция Тель-Флёр

Последний раз я видела герцога МакОртаза шесть лет назад из окна пансиона. С четвёртого этажа. Из чердачного окошка, если быть точнее. До сих пор помню, как холодно было… с улицы врывался колючий снег и ледяной ветер пробирал до костей. Я стояла, вцепившись обеими руками в антимагическую решётку и смотрела, как герцог забирает Марчелу. Навсегда.

…Она плакала, не хотела с нами расставаться… Ну, это официальная версия. На самом деле Марчела не хотела умирать. И ещё больше – умирать мучительно. С тех пор, как тётка сообщила ей, что не потерпит в своём доме нахлебницу, а потому выдаёт её замуж за соседа-герцога, Марчела потеряла покой и сон. Мы все пытались помочь предотвратить эту свадьбу, кто чем, даже преподобные сёстры. Я тоже писала отцу с просьбой помочь, но ответа не получила.

Я была с Марчелой, когда за ней пришли, и даже помогла выпустить «первую порцию» цепных псов МакОртаза в окошко…

Когда меня связали и блокировали магию браслетами, заперли на чердаке. Больше во всём Пансионе никто не воспротивился драгхам в открытую.

Подойдя к крытому мобилю, герцог поднял взгляд, и не обращая внимания на невесту, какое-то время смотрел прямо на меня. Я помню, какой ужас тогда меня сковал. От одного его взгляда…

Вблизи дедуля МакОртаз оказался ещё ужасней.

Внешне привлекательный, как все драгхи. Это я от злости называю его дедулей. Скорее, мужчина средних лет с суровой складкой у губ и сединой на висках – остальная шевелюра герцога угольно-чёрная. Красивое лицо. Можно даже сказать, мужественное… если бы не следы всех пороков на нём.

Стоило герцогу повернуть голову в мою сторону, как из глаз драгха на меня вдруг уставилась сама тьма. Чёрная, всепожирающая. Вертикальные зрачки расширились, занимая всю радужку.

И меня потянуло вдруг к этой тьме. Как магнитом. То есть меня-то не тянуло. Просто ощущение возникло, словно на шею поводок накинули и дёрнули. Но стоило понять, что мне пытаются навязать волю, как натяжение тут же сошло на нет. Ну и ухмылка садиста тоже поспособствовала моему экстренному торможению.

Таким взглядом на нас смотрят лишь драгхи. Как на обед. На сочный бифштекс.

Стоило мне застыть посреди комнаты, отставая от мачехи, в глазах драгха мелькнуло что-то похожее на недоумение. В следующую секунду ментальный ошейник, внушаемый чужой волей рванули снова. На этот раз сильнее! Но я застыла на месте статуей.

И вдруг от герцога отделилась какая-то тень! По спине пробежал ледяной холодок. Чёрный смерч метнулся ко мне через всю комнату и было даже удивительно, что ни отец, ни Юлиана не замечают его. Сконцентрировавшись, я окружила себя кольцом пламени. Смерч принялся расти, расширяться, а огненное кольцо – таять. Но ближе эта чёрная воронка приблизиться не могла, что, судя по тому, как на щеках герцога заходили желваки, жутко разозлило «жениха».

…Отец с герцогом вернулись к начатому ранее разговору. Герцог надменно сообщил, что делает большое одолжение дому Майер, принимая меня без приданого.

Было там приданое или нет, я так и не поняла. Вроде отец собирался возразить, но в последний момент его остановила Юлиана. Она решительно пересекла кабинет и положила руку на локоть отца.

– Пусть подойдёт и поставит свою подпись, – по-прежнему обращаясь к моему отцу, сказал герцог. – Я приеду к её совершеннолетию в академию. Мне нужен будет пропуск.

Юлиана пихнула отца локтем, и он поспешно приказал мне «делать то, что говорит его светлость».

– Нет, – ответила я, качая головой и оставаясь на месте.

– Ингури! – процедила мачеха, но герцог жестом заставил её замолчать. Сам же резко повернул голову в мою сторону.

– Не советую говорить мне нет. Невеста. Плохая примета перечить жениху перед свадьбой.

– И всё же нет.

Герцог ухмыльнулся очень многообещающе и отвел взгляд. Не успела я выдохнуть с облегчением, как герцог вдруг сказал моему отцу:

– И всё же она мне подходит. Не хочет подписывать – значит, консуммация брака произойдёт сегодня. Мне нужны гарантии

Но судя по тому, как расправил отец плечи, он успел вспомнить, что он – барон, а не какой-то мелкий дворянчик.

Мама же моя была вождём! Она оставила свой народ, оставила Солнечную Долину, спускаясь вслед за отцом в человеческие земли…

Отец не ждал, что она согласится. А после долго не мог поверить своему счастью. У фениксов есть традиция: приглашая жену в свой дом, мужчина совершает подвиг в её честь и преподносит ей Дар Жизни – для каждой пары он свой. Девушка обязана его принять, даже если намерена ответить отказом. Так вольный народ чтит своих женщин.

Наш обычай гораздо красивее людского. Люди ценят деньги больше поступков.

Отец слышал об этом обычае и потому спросил маму, чего бы ей хотелось. И поклялся добыть это, чем бы то ни было. Мама ответила, что ничего не нужно, просто он останется должен ей желание. Отец дал слово, что исполнит всё, что она попросит… А мама попросила свободы для меня. Когда меня забрали с островов, я ничего не сказала отцу. Он сам пришёл говорить со мной, сказал, что его слово, данное маме, всё ещё в силе. И я сама вольна выбирать себе господина. Мужа. Понятие свободы у людей и фениксов всё же очень разное.

…До меня отцу, конечно, нет дела, у меня нет иллюзий на этот счёт. Но позволить гостю порочить имя своего рода, в своём доме…

– Удачная шутка, герцог, – проговорил барон Майер с ледяной улыбкой. В этот момент я готова была простить ему всё: равнодушие, холодность, даже то, что позволил забрать меня из Долины. – Мы оценили. Уверен, все, кроме моей дочери. Ровно через три дня, четырнадцатого разноцвета вы можете официально претендовать на её руку.

Высокий силуэт отца словно подёрнулся туманом.

Как заворожённая я смотрела, как отец берёт перо и склоняется над брачным соглашением.

– Папа… – вырвалось у меня, как когда-то в детстве.

Плечи отца, стоявшего вполоборота ко мне, дрогнули. После чего он быстро расписался в бумагах.

– Что ж. Так даже проще, – процедил довольным тоном МакОртаз.

Я понятия не имею, как герцог это проделал. Он не сдвинулся с места, а моё плечо вдруг обожгла ледяная хватка! С рваным всхлипом я рванулась в сторону, потому что ну не железная я! И у выдержки моей есть предел… Но ничего не вышло. Ледяные пальцы лишь сжались ещё сильнее, причиняя боль.

Я затрепыхалась, как птица в силке, чуть не искрошила зубы в пыль, решив, что этот старый садист не услышит от меня ни звука! МакОртаз же приближался ко мне нарочито медленно, растягивая мою агонию. Хуже всего было то, что отец всё видел! Видел и… оставался стоять на своём месте!

Приблизившись, МакОртаз поддел пальцами мой подбородок, вынуждая чуть ли не воспарить над полом. Так и воспарила бы, если бы не проклятый корсет! Чужие жадные руки бесцеремонно заскользили по моему телу, ощупывая, как товар на рынке… Я понять ничего толком не успела, как на шее сомкнулись пальцы герцога.

«Он же сейчас задушит меня», – пронеслось в голове, пока я, превозмогая боль в плече, вцепилась в руки МакОртаза со всей силой и пыталась оторвать их от своего горла.

Шею вдруг обожгло, из груди невольно вырвался стон.

Стоило хватке ослабнуть, как я отбросила от себя чужие руки и отпрыгнула в сторону!

Герцог уже не смотрел в мою сторону.

Бросив взгляд на отца, он вышел из кабинета.

Я осталась одна: практически сразу кабинет покинул отец, избегая смотреть на меня, а следом за ним, шелестя юбкой, выскочила Юлиана.

Ноги внезапно перестали меня держать, и я облокотилась о стену, тяжело дыша и осторожно трогая горло. В таком виде меня и застал мажордом, который искал по всему дому, чтобы везти на вокзал. По бесстрастному лицу Сванхальдора никогда нельзя понять, что он чувствует – раздражение? Скуку? Злость?

Но когда взгляд мажордома упал на мою шею, он скривился, словно надкусил марокийский лимон и обругал герцога старым сукиным сыном. А потом объяснил мне, что «старый сукин сын, чтоб ему подыхать медленно и печально» нарушил закон. Вот только если обращусь с этим в жандармерию, светящейся змеи, обвившейся вокруг моей шеи и поглощающей свой хвост, «не заметят». У жандармов, как известно, очень избирательное зрение, когда дело касается драгхов…

А эта метка перенесёт меня к дедуле МакОртазу по первому его зову!

– Вот же шрявь гнилая!!! – вот теперь Сванхальдор смотрел на меня удивлённо: прежде я при нём не ругалась.

Герцог знает, когда у меня день рождения, и нет никаких сомнений, что он воспользуется правом, данным ему отцом, в день моего совершеннолетия. И у меня без малого три дня, чтобы избежать следующей встречи с мерзавцем.

Сванхальдор подал мне воды и уже на перроне, на прощание попросил быть умницей. Ради памяти мамы не делать глупостей…

Быть хорошей девочкой…

Именно этого обещания, с лёгкой руки данного старому слуге, я выполнять не собиралась.

Если же это был намёк Сванхальдора на то, что мне следует быть сообразительней, есть и такой синоним у «умницы», то я готовилась призвать на помощь всю свою смекалку, лишь бы избежать смерти. То есть свадьбы.

Принудительно поставленную метку драгха можно снять в храме, с разрешения Министерства Магии. Вроде как. Но на деле никто не решится в открытую противостоят драгху. Никто, кроме… высших драгхов.

В академии, куда лежит мой путь, как раз учатся двое высших.

Наследники Адингтон.

Богатые избалованные засранцы. Пресыщенные женским вниманием высшие аристократы…

Адингтон – она из двенадцати фамилий империи Драгхарис, которая произносится без отличительной для высшей расы приставки «Мак». Словом, они – потомки легендарных Двенадцати, что развязали ту самую войну, которая обернулась для моего народа тысячелетним рабством…

В нашу историю тот жуткий период вошёл под названием Эпоха Чистого Неба. В память о рабских ошейниках, блокирующих крылья корсетах, резервациях и запретах на полёты.

О внимании братьев Адингтон мечтает любая студентка в нашей академии. А я многое отдала бы, только б и дальше оставаться для них в тени.

Всем известно, как мы, фениксы, действуем на драгхов. Это не тайна.

Поэтому не буду наивной: тот из братьев, кто согласится избавить меня от метки, никакой другой платы, кроме как «натурой» не возьмёт.

Но лучше отдать девственность богатому засранцу, пусть после этого меня заклеймят позором и изгонят из рода (это, кстати, на руку – длинным рукам Юлианы больше до меня не дотянуться), чем позволить убить себя старому садисту, на чьём счету не одна замученная девушка.

Надо только хорошо подумать, кому из братьев предложить… себя.

После долгих размышлений и прокручивания в памяти всего, что знаю об Адингтонах из прессы, я, наконец, сделала свой выбор.

Я предложу себя «золотому близнецу».

Арнэй Адингтон вспыльчив, несдержан, груб… всегда окружён толпой любовниц-моделек… Но от таких хотя бы знаешь, чего ждать! А что на уме у такого загадочного и молчаливого, как Даур Адингтон, он же «платиновый наследник»? В тихом омуте, как говорится…

Решено. Сразу по приезду разыщу Арнэя Адингтона. Соглашусь на любые его условия. Не в моём случае торговаться. Лишь бы снял с меня эту проклятую метку. Не до жиру, как говорят у людей. Быть бы живу…

А репутация…

Да и йур с ней. Зато жива останусь.

…В тот момент я и подумать не могла, как же я ошибалась.

Нет, Арнэй Адингтон не отказался избавить меня от метки. Сказал даже, что сделает это сегодня же вечером.

Для этого мне всего лишь нужно приехать в их с братом загородный дом.

– Там и рассчитаешься, пташка, – сказал Арнэй Адингтон, и я вдруг ощутила, как его пальцы поддевают мой подбородок, вынуждая понять лицо.

А я к этому моменту успела уже отойти на пару шагов, так что, если даже допустить эту возможность касался меня драгх… да это невозможно! Он бы просто не дотянулся. И тем не менее он держал меня. За подбородок. Но это не всё! Я вдруг ощутила, как вторая рука драгха обивает меня за талию, не позволяя отступить на шаг.

Метка под глухим воротом блузы вдруг ожила, сдавливая горло.

Несильно, но ощутимо. Куда сильнее была волна паники, окатившая меня с головы до ног! Вчерашний кошмар повторялся. Герцог МакОртаз тоже вот также касался меня вчера! Оставаясь при этом на расстоянии нескольких шагов!

Уголки плотно сжатых губ Арнэя Адингтона, всё это время наблюдающего за мной, со скрещенными на широкой груди руками, приподнялись, демонстрируя улыбку победителя.

Драгх как будто прекрасно понимал, что со мной происходит. В то время, как я – нет!

Хуже всего то, что стоило этому, «невидимому» Адингтону, коснуться меня, потянуть на себя, как меня вдруг с какой-то необъяснимой силой повлекло к «видимому»!

Захотелось вдруг провести пальцами по его лицу, такому мужественному, такому красивому. Совершенному. Показалось вдруг, что если я прямо сейчас не загляну в эти тёмно-аметистовые глаза, пронизанные золотым вертикальным зрачком, я просто умру… Я и не задумывалась раньше… как же красивы драгхи! Пальцы непроизвольно дрогнули. Захотелось узнать, насколько жёсткие на ощупь его золотые кудри – как и все высшие драгхи, Арнэй блондин, и волосы его и в самом деле отливают золотом… потому пресса и зовёт его «золотым наследником», а Даура Адингтона, его брата-близнеца – «платиновым».

В этом единственное внешнее различие братьев Адингтон – цвет волос. И глаза, кажется, у второго брата другие. У этого – тёплые, аметистовые… Что только подчёркивает золотой щелеобразный зрачок. У второго близнеца глаза бирюзовые, а вертикальный зрачок платиновый…

Шрявь болотная!

Мне-то откуда знать?!

Я ни разу не видела Даура Адингтона вблизи!!

Реальность вдруг подёрнулась голубоватой дымкой.

Отступила на второй план лестница с каменными периллами, отгородился завесой тумана шикарный холл корпуса межмировиков с барельефами на стенах…

Осталось только небо, в котором я кружилась, распахнув крылья и раскинув руки в стороны. Потоки пламени пронизывали моё тело насквозь. Всё моё существо ликовало в дивном, пронзительном, выбивающем из груди дыхание кружении, которое выжигало напрочь все глупые страхи, сомнения и условности. Оставляя лишь лёгкость, кружащую голову и переполняющую всё моё существо мириадами крохотных щекочущих пузырьков. Щемящая душу нежность трепетала в груди, звонким смехом обрушивалась прямо в небо… И небо радостно отвечало! Небо пело на разные голоса, звало в полёт длинною в вечность, обещало любить меня всегда… Дивная песнь отдавалась бурным, исступлённым желанием в каждой клеточке тела, снова и снова прошивая сладкой судорогой пронзительного, сладкого и звенящего желания…

Желание становилось всё сильнее, и, когда я поняла, что ещё немного – и я просто не выдержу, оторопело помотала головой. Окончательно вернувшись в реальность, я поняла, что постыдная и раздразнивающая пульсация никуда не делось, хуже того: Арнэй Адингтон на глазах у оторопевшей толпы адептов-межмировиков прижимает меня к себе. Горячая мужская ладонь сжимает ягодицы, задирая юбку. Второй рукой драгх держит меня за волосы, оттягивая голову назад. Казалось, вот-вот коснётся своими губами моих. Мы оба тяжело дышим.

Вложив в этот рывок все оставшиеся силы, я оттолкнула от себя драгха и, как ошпаренная, выскочила на улицу, хватая ртом воздух.

О великом вторжении

Драконы пришли в наш мир, потому что их собственный погиб от старости.

Во времена, которые помнят первых богов, могучие крылатые ящеры могли летать среди звёзд и потому сильнейшие из них смогли достичь нашего мира, который стал их новым домом.

О дне Великого Вторжения поётся Древних Песнях – о том, как день сменился тьмой, когда тысячи тысяч шипастых кожистых крыльев застлали небо и солнечный свет. Поётся и о некоем великом урагане, что оторвал от земли горы и погнал их по небу, и они кружились, как листья на ветру. О том, как реки изменили течение и даже время потекло вспять. Этого я не понимаю, мне кажется, что Первые Фениксы спели так для красного словца.

А представить, как небо исчезает за тысячами чёрных силуэтов с шипастыми крыльями по сторонам я могу. Потому что это один из наших общих кошмаров. Сон о том, как в наш мир врываются драконы, первый сон каждого феникса.

Тревога размером с Вселенную – вот что чувствовал мой народ тогда.

Вторженцы сказали, что пришли с миром. Мы поверили.

Но потом оказалось, что новый дом подходит драконам всем, кроме магии.

Они теряли силу.

Наши шаманы объяснили это конфликтом двух огней.

Наш огонь, Прапламя, из которого вышли Первые Фениксы, только начинало разгораться. От их же пламени после длительного полёта остались лишь угли.

Но угли эти разгорались снова – от контакта с нашим пламенем.

И тут крылся подвох для обеих рас.

Единожды встретившись с Вольным Народом, драконы становились одержимы. Обретали магическую зависимость самой страшной силы, которую только можно себе представить.

В своём старом мире крылатые ящеры были сильнейшими. Они были высшими. Господской расой.

В нашем же мире до прилёта драконов нас, фениксов, Хранителей Пламени, Хранителей магии почитали наравне с божествами.

На предложение драконов разделить с ними магию мы ответили отказом. Мы были в своём праве. Конечно, не все фениксы были единодушны в своём решении. Как и не все драконы требовали…

Тётка Заури говорит, что мы отказали, потому что драконы ничего не предложили взамен. Они хотели только брать. Господства в своём мире они добились завоеваниями. Нас же завоевать было не так просто. Вторженцы слабели, мы же оставались сильными магами.

Казалось, драконы смирились. Мы не знали, что они набираются сил для атаки.

И однажды разразилась война. Страшная, разрушительная. Безжалостная и кровавая, как и всё войны. Война за главенство в мире. Война за магию. Война за Пламя.

Она длилась столетия.

Столетия бед, разрушений, горя. Столетия жизни на краю пропасти.

Мы, фениксы, дети Прапламени и истинные хозяева мира, проигрывали. Нас становилось всё меньше.

Многое ли может птица или крылатый человек против огромного ящера?!

Говорят, в исход той войны вмешались боги…

В это можно легко поверить.

Нас не истребили до конца, но…

Обе враждующих расы утратили в той войне самое дорогое.

Вторженцы потеряли своих драконов. Могучих крылатых ящеров, в которых могли оборачиваться. Теперь, даже если бы они захотели, не смогли бы улететь, не смогли бы покинуть свой новый дом, лишивший их силы и ставший для них тюрьмой. Драгхи – именно так стала называться их раса – стали пленниками нашего мира.

Фениксы же лишились огненных птиц и навсегда утратили способность возрождаться из пепла.

Вот только у нас остались огненные крылья.

Осталось небо.

И этого драгхи простить нам так и не смогли.

Мои предки поднялись на огненных крыльях на парящие горы и оставшиеся на земле драгхи не могли нас больше достать. Мы скрылись в чудом уцелевших городах, напоминающих о былом величии нашей цивилизации.

Вот только лишившись драконов, драгхи не утратили магии. Более того, им теперь не требовалось её так много, как на подпитку гигантских ящеров. Так что как маги они стали даже сильнее.

Не утратили драгхи и ненависти к нам. Не утратили зависимости от пламени в нашей магии. И стремления обладать нами.

Очень скоро нас научились ловить. А поймав, больше не убивали, а обращали в рабство.

Загнав нас в резервации, они надели на нас специальные корсеты, скрывающие огненные крылья. Нам запрещено было подниматься в небо… Так нас лишили самого дорогого. Дороже даже, чем бессмертие.

Нас лишили не просто свободы. Нас лишили самого смысла жизни.

Вольный народ тяжело пережил утрату крыльев. За тысячу лет унижений страх перед драгхами проник в самое нутро, впитался в кровь, стал инстинктом.

Мы по-прежнему оставались сильными магами и мощными эмпатами. Мы не покорились. Фениксы не рождаются в неволе, а может дело в том, что мы слишком разные… Но слияние двух рас не давало плодов и драгхи, мечтающие вырастить покорное, на всё согласное поколение идеальных магических батареек вынуждены были смириться.

Чем одержимее нами драгх, чем больше он хочет подчинить нас, тем сильнее испытываемый нами страх. Нашим мужчинам проще – у них к драгхам не столько страх, скорее ненависть.

Поэтому в эпоху Чистого Неба большее распространение получили именно женские гаремы. Фантазия проклятых драгхов по извлечению нашего огня не знала границ…

Но не так давно нам «даровали» свободу.

«Даровали» то, что итак было нашим по праву.

Вольный народ выпустили из резерваций, с нас сняли рабские ошейники. Среди драгхов появились даже борцы за наши права…

Не знаю, что должно случиться, чтобы мы снова им поверили.

После всего пережитого мы во всём видим лишь обман и манипуляции. Но сейчас это и не важно.

Сейчас важнее всего то, что я умираю от страха, сидя перед двумя высшими драгхами, наследниками одного из Двенадцати лордов-протекторов и всей кожей ощущаю пугающую силу их желания.

Было странно видеть братьев Адингтон вживую. Не на первых полосах газет, не на страницах глянцевых изданий…

Высшие драгхи – «золотой и платиновый наследники» – сидели напротив, в креслах с высокими резными спинками из драгоценного чёрного дерева. Мне же указали на низкий кожаный диван, напротив. Отвратительно мягкий – сидеть на таком жутко неудобно, и я всё время проваливалась, отчего колени грозили задраться чуть ли не выше ушей. Оттого не покидало ощущение, что драгхи смотрят на меня свысока.

Нас разделял низкий журнальный столик из вулканического стекла.

Посреди столика лежали листы бумаги с ровными, чуть мерцающими в освещении магических светильников строчками. Договор, который мне предстояло подписать, прежде чем меня избавят от клятой метки МакОртаза. Рядом играла камнями в отблесках магических мотыльков сложенная опасная бритва, стояла чернильница с кристаллами унабхиума на дне, лежало перо.

Признаться, я слабо соображала. То ли от страха перед драгхами, то ли наоборот, от собственной смелости, выброса адреналина в космических масштабах и понимания, что отступать некуда. Что сегодня моя жизнь разделится на «до» и «после», и завтрашний день будет в корне отличаться от вчерашнего.

Время, как это бывает в самых нервных и напряжённых ситуациях, демонстрировало свою пластичность. Сейчас оно сгустилось, ход его замедлился. Я бы не удивилась, если бы даже, как в Древних Песнях, обернулось вспять.

Арнэй и Даур Адингтон похожи, как две капли воды и непохожи одновременно.

Идеальные, как у всех драгхов, черты. Сдержанные и до дрожи почему-то пугающие. Выразительные, очень умные глаза, ровные носы. Узкие высокие скулы, чуть запавшие щёки, квадратные подбородки.

Различие наследников лишь в цвете волос и глаз.

У Арнэя копна золотых кудряшек, не достигающая плеч. С виду – художественный беспорядок, а на самом же деле сложная укладка специальным гелем, – в одном из интервью Даур желает брату полюбить когда-нибудь женщин также сильно, как свои волосы.

Причёска Даура более сдержанная. Непослушные локоны выпрямлены и зачёсаны назад. Такая причёска делает «платинового наследника» более взрослым, хотя все знают, что братья – близнецы.

Глаза Арнэя Адингтона тёплые. То фиалковые, то аметистовые.

Глаза Даура холодны, как льды Аркшассы и отливают вечной мерзлотой.

А вот узкие вертикальные зрачки обоих драгхов пылают пламенем.

Одеты оба брата просто, по-домашнему. Облегающие мускулистые, тренированные торсы чёрные футболки и брюки из плотной чёрной ткани. На ремнях, правда, золотые пряжки в виде изрыгающих пламя драконов, но это единственный статусный аксессуар и я чувствую себя глупо в своём лучшем платье из пудрового цвета тафты с чёрной вышивкой по подолу.

Это платье я купила для особого случая. Для своего совершеннолетия. И оно казалось мне роскошным. Но здесь, среди всей этой тяжеловесной мебели и выпирающей роскоши платье с глухим воротом, скрывающим проклятую метку и расклешённой юбкой, которая так и норовит задраться под пристальным взглядом захватчиков, кажется мне чуть ли не убогим.

Вдруг кольнула мысль, что я, похоже, останусь в этом роскошном особняке на ночь. А завтра в академии меня обязательно оштрафуют за отсутствие форменного стиля…

Но являться по приглашению драгха для снятия метки и платы за это собственным телом в академической форме показалось почему-то не самым умным решением. Хотя, с другой стороны, причём тут форма? Арнэй Адингтон, конечно же, захочет секса в обмен на свою услугу. А в этом деле – даже мне понятно – любая одежда лишняя, будь то форма или платье, да хоть спортивные брюки с каской. Ну что мне стоило подумать об этом раньше, до того, как выскочила из общежития, как в одно место ужаленная, под пристальным взглядом Ноны, и, конечно, чтобы избежать вопросов соседки – «а куда это я собралась на ночь глядя в таком шикарном виде»?

Особняк Адингтонов – кто бы сомневался – находится на самой окраине Сентрэйвы, в Уиплтауне – одном из самых дорогих районов столицы. Таксист по такому случаю содрал с меня втрое против положенного. И если до того я была уверена, что денег у меня с собой на дорогу туда и обратно, сейчас вынуждена была признать, что обратно придётся топать пешком.

Ночью. На каблучищах. Ещё и в открывающем щиколотки платье. Почему-то эта мысль волновала даже больше той, что в самое ближайшее время мне предстоит и вовсе это платье снять. Должно быть, работает защитный механизм психики… Я не против.

Итак, нужно доковылять на этих ходулях по недоразумению прозванных каблуками, до ближайшей подземки, а это по моим скромным прикидкам километров двадцать, и молить по дороге Прапламя, чтобы меня не приняли за ночную бабочку, промышляющую на трассе. Завершить сегодняшние приключения в лучшем случае в жандармерии, в худшем – на обочине в тесной компании оборотней-дальнобойщиков как-то совсем не улыбается.

Остаётся уповать на то, что Уиплтаун – район элитный и весь из себя благополучный. Проституток, по-крайней мере тех, кто стоит на трассе, здесь быть не должно. Ведь не должно же? А там уже и до подземки недалеко…

Одно плохо. Поскольку я приехала сюда на такси, не стала наносить на лицо и открытые участки тела защитный крем. Изготавливать его меня научила мама. Так давно… кажется, ещё в прошлой жизни. Я пользуюсь им с детства. Давно привыкла, как к чему-то само собой разумеющемуся. В отличие от корсета… к этой дряни привыкнуть невозможно.

Крем из смолотых в порошок, высушенных трав, настоянный на смеси масел и спирта мгновенно впитывается в кожу при нанесении, остатки бесследно испаряются, не оставляя следов на одежде. Кожа после него обретает серый оттенок, перестаёт исходить матовым свечением, как у всех чистокровных фениксов. У смесков же кожа не светится. В этом смысле они не отличаются с виду от людей. Разве что сложением более совершенные, и оттенок кожи темнее.

Я же сегодня, выражаясь языком мамы, «сияю ярче зари».

Отправляясь для заключения непристойной сделки с драгхом, которая, понятно, чем закончится, я решила подстраховаться, представ перед высшим во всей красе. Не хотелось, чтобы он передумал в последний момент… И всё вроде бы даже удачно складывается, по-крайней мере, меня не развернули и не отправили обратно в общежитие. Но когда это всё-таки произойдёт… Разгуливать по улицам столицы, особенно ночью, в таком виде просто опасно. Можно нарваться на неприятности, по сравнению с которыми брак с герцогом покажется мне едва ли не сказочной перспективой…

В общем, я совершенно не продумала деталей своего падения, но ведь не каждый день предлагаешь своё тело драгху в обмен на жизнь и свободу, правда?

Но это я что-то забежала вперёд. Сначала, вообще-то, нужно отсюда выйти. А для этого избавиться от метки. А для этого…

Вспомнив о главной цели своего здесь нахождения, я снова уткнулась в контракт, который мне предоставили для изучения.

И снова, пробежав взглядом первую строчку, недоумённо подняла глаза на близнецов.

Почему всё-таки они вдвоём?

Ведь не собираются же они… оба… ну… быть со мной. Об Адингтонах в академии ходят разные слухи, конечно, но я думала, что на то они и высшие драгхи, чтобы о них говорили всякое. Не может же быть, что то, что говорили об их склонности к тому… чтобы… делить… любовниц, оказалось правдой?!

Но даже если так, я выдержу. Я, правда, справлюсь. Лишь бы избавиться от метки МакОртаза.

А позор… Ну, как-нибудь переживу.

Будем решать проблемы по мере их поступления.

Но почему же они всё-таки вдвоём?..

– Так ты чистокровный феникс? – прорезал вдруг тишину голос Даура Адингтона.

Я посчитала за лучшее сказать правду. В конце концов, они сами скоро поймут. Когда корсет увидят.

– Да, – поспешно ответила я, чувствуя, как пылают щёки.

– Твой отец человек, – заметил Арнэй Адингтон. – И ты носишь родовое имя Майер. Это человеческое имя.

– Мама была первой женой отца, – ответила я. – А у людей так принято, чтобы менять имя. Но каждую луну, пока мама носила меня под сердцем, она проводила древний ритуал. Ритуал крови. Это позволило мне родиться чистокровным фениксом.

Братья Адингтон, нахмурившись, переглянулись. Сомневаюсь, что они слышали о древних ритуалах крови. Мы не делимся информацией о себе с людьми и уж тем более с драгхами. Даже я, прожив на островах всего лишь два года, не могу назвать себя полноценным фениксом. Я и кончиками пальцев не дотронулась до наследия Вольного народа, до того истинного, что делает феникса – фениксом. Но главное я уловила, так говорит тётя Заури. «Несмотря даже на то, что родилась от такой безголовой матери», – это тоже её слова.

Маму сёстры так и не простили.

За кровный ритуал. За то, что заплатила за него годами своей жизни. За то, что, решившись на ритуал, чтобы родить ребёнка чистокровным фениксом, мама нарушила клятву, данную племени.

А мамино здоровье оказалось подорвано. Во время беременности её крови пришлось циркулировать очень быстро, чтобы вытеснить человеческую кровь из меня. Из-за этого мама состарилась прежде положенного. Внешне было не так заметно. Разве, что кожа её перестала сиять, как это бывает только у чистокровных фениксов, и стала напоминать человеческую.

С детских лет жизни среди людей я привыкла пользоваться специальным маскирующим кремом, который мама изготавливала дома сама и научила изготавливать меня. Мама не хотела, чтобы соседи знали, что я – феникс. Боялась, что донесут в жандармерию и меня отнимут драгхи…

…Когда в нашем городке бесчинствовала совиная лихорадка, болезнь, которая в обычное время феникса и не коснулась бы, мама сгорела за считанные недели. Она просто не смогла противостоять болезни, – сила её крови была полностью передана мне во время родов. Нарастить иммунитет заново можно, но только на это требуются десятилетия, а человеческие лекарства нам не помогают… Эпидемия просто застигла маму врасплох. Я раньше часто думала, что было бы, если бы мама осталась жива. Но потом, после того, как поделилась мыслями с теткой Заури, перестала накручивать себя попусту. «Ты не человек и не альв, чтобы тратить свою жизнь на химеры, – сказала тётя. – Ты феникс. Ты должна быть достойна звания высшей. Что бы там эти драгхи не говорили…»

– Ритуал крови? – переспросил Даур.

– Да.

– Ты намеренно носишь человеческое имя рода?

Я пожала плечами. Чего они прицепились-то к этому имени?

Если бы стало известно, что в Академии Магического Права учится чистокровный феникс, не продержаться бы мне в стороне от высочайшего внимания до третьего курса. Начальник, господин Эссар знал, понятно, потому что в конспирации тоже надо знать меру. И потому готов был взять меня в обход правил, на пятилетний контракт, хотя сперва полагается контракт на полгода, затем на год, и так далее. Но в Бюро по Связям с Редкими Расами телепаты всегда нужны, и чем сильнее телепат, тем лучше. А я феникс, а значит, априори более сильный маг, чем большинство их сотрудников. А мама моя была мало того, что вождём… она была тёмным фениксом. А сильнее телепатов просто не бывает.

В общем, настырный и неуместный интерес драгхов раздражал. Я и не подозревала в себе такого снобизма – похоже, это качество не только драгхам присуще. И не удержалась, чтобы не ответить с сарказмом.

– К счастью, скоро изменю на материнское – имя моего племени, – сказала я, вздёрнув подбородок. – Потому что из рода отца меня с позором изгонят. Так что ничего другого мне не останется.

– С позором, птичка? – своим умопомрачительно низким голосом спросил Арнэй. – С каким позором?

И я поняла, что эти двое издеваются. С самого начала издеваются. Играют со мной, как кошки с мышью. И пусть.

Я – маленький беззащитный феникс, а они – большие высшие драгхи. Так что вот пусть им и будет стыдно. Могла ли я хотя бы предположить тогда, до какой степени этим двоим неведомо чувство стыда!

Но под взглядом фиалковых глаз высшего драгха моё красноречие как корова языком слизала.

– Как звучит имя твоего племени? – проявил вдруг интерес Даур.

– Рамаян. Ингури Рамаян, – ответила я и в этот же момент твёрдо для себя решила: попрошу их добавить в договор пункт о возвращении мне имени племени официально. Даже если семья отца и не откажется от меня.

– Брат имел ввиду, что согласно условий договора, который мы предлагаем тебе заключить, чтобы задокументировать магически наши обязательства друг перед другом, мы гарантируем тебе доступную нам конфиденциальность.

Доступную… чего?

Прямо официальные переговоры какие-то, а не прелюдия…

– И договор ты так и не прочитала, – продолжал Даур. – Передумала?

Пальцы непроизвольно смяли листки, выдав тем самым моё волнение. Кто передумала? Я?

Никогда, клянусь Пламенем!

– Читай и подписывай, – почти прорычал Арнэй, глядя мне в глаза, – или проваливай отсюда.

Первый взгляд в прошлое

Арнэй Адингтон тяжело дышал, крылья носа его раздувались, а огненные зрачки расширились, грозя затопить всю радужку.

Волна желания, исходящего от золотоволосого драгха, была сумасшедшей, удушающей, отдающейся почему-то непонятной судорогой внизу живота. Не болезненной, а какой-то тревожно-приятной. И почему-то влагой между ног. За которую тут же стало стыдно. Представилось вдруг, что, судя по ощущениям, я платье испорчу, и диван… испачкаю. Что за странная реакция такая?!

И тут вдруг я увидела, как глаза Даура стремительно потемнели и расширились, драгх повернулся к брату и Арнэй в ту же секунду тоже повернулся. Словно что-то внутри него отреагировало даже быстрее его самого.

В ставших тёмными, как ночь, глазах драгхов прорезались огненные сполохи.

Со стороны казалось, что драгхи просто обменялись взглядами. Но я почему-то была уверена, что общаются в этот момент не драгхи, а что-то… иное… Или кто-то… внутри них. Кто-то, не менее разумный, чем мы. Вспомнилось вдруг, как Арнэй Адингтон сегодня держал меня за талию… и касался подбородка… при этом оставался на расстоянии нескольких шагов и держал руки скрещенными на груди. А вдруг… вдруг это не драгх меня держал? Вдруг это и есть та самая тёмная сила, что живёт в драгхах, о которой говорила прапрабабка,? В этот момент я поняла, что не только они мало знают о нас, но и мы о них.

Что эти драгхи вообще такое?!

На что я вот-вот подпишусь? Точнее, уже подписалась… Подпись на бумаге ничего не изменит.

Братья Адингтон перестали играть в гляделки друг с другом и вернулись вниманием ко мне. Причём Арнэй выглядел уже более спокойным. Даже как будто легче дышал.

Я успела это заметить, прежде чем неловко разгладить ладонями смятый договор и начать бегать взглядом по строчкам.

Чего мне стоило прочитать его до конца – только я знаю.

Не вскочить гневно, может, даже перевернув их пафосный стол из тёмного вулканического стекла, не хлопнуть дверью так, чтобы стена пошла трещинами… не высказать, наконец, возомнивших себя аристократами засранцам, всё что о них думаю! Не надавать им, наконец, пощёчин!!!

Может быть, я так бы и сделала, будь у меня гарантия, что угожу в тюрьму. Увы. Меня выдадут главе рода, то есть отцу. А он, с лёгкой руки Юлианы, понятно, кому. Совершеннолетие моё уже послезавтра. Я просто не успею попытать удачи с другими высшими! В нашей академии их больше нет. В Бюро, где я работаю курьером – тем более. В Министерстве магии… Разве что в Отделе Межмирового Магического Сотрудничества… Вот только где раздобыть пропуск туда? Вряд ли господин Эссар поможет. Пропуска на факультет Межмирового права, где на данный момент заканчивают обучение наследники Адингтон, мне, как студентке одной с ними академии, не требовалось.

Шрявь болотная!!

Да я физически не успею найти других высших! И… не факт, кстати, что условия тех высших будут лучшими. А если они будут хоть немного похожи на ненавистного МакОртаза… а это возможно, ещё как возможно! И тогда… тогда мне предстоит то же самое, о чём прописано в этом проклятом договоре сухим юридическим языком… а может и кое-что похуже – все высшие драгхи общаются между собой с помощью телепатии!!!

Шрявь! Шрявь!! Йурная шрявь!!!

А вот к Адингтонам меня влечёт. Не смотря на их тьму в глазах и дополнительную, невидимую пару рук, от которой мороз по коже… влечёт.

Они какие-то… неземные, что ли. Совершенно не похожие на людей или оборотней. И даже куда красивее и тем более мужественнее самой изящной и утончённой расы нашего мира – альвов.

Такие… с этими светлыми волосами и глазами настолько чистого цвета, которых у людей попросту не встречается.

Каждую черту на их идеальных лицах хотчется разглядывать, как произведение искусства.

Впечатление же в целом… Да они просто потрясающи! И это ещё мягко сказано. Тренированные, широкоплечие фигуры, узкие талии, обтянутые тонкой тканью футболок прессы с симметричными кубиками, увитые мускулами руки с длинными ровными пальцами… И ногти тоже ровные и ухоженные. И весь вид такой холёный, такой… словом, они идеально вписываются в этот статусный интерьер, где, наверное, одна миниатюра на стене, хотя бы вон та, в правом нижнем углу – всего лишь беглый набросок ветряной мельницы, в котором я узнала руку всемирно известного художника – стоит как весь дом моего отца. Вместе с землями.

И эти сидящие напротив мужчины и вправду из иного мира, и весь этот особняк пропитан какой-то особой, ни на что непохожей атмосферой, и потому меня не покидает ощущение некой нереальности происходящего… Ещё до того, как я сдавленно сглотнула и вернула договор на столик, нас разделяющий, я уже знала, что согласилась.

И они это поняли.

Поняли, что я дала согласие на то, чтобы целый год быть их рабыней.

Их. Рабыней.

Бесправной, безотказной постельной игрушкой сразу двух драгхов.

Целый год.

В обмен меня обещают избавить от метки МакОртаза и его самого навсегда, а по завершению годового контракта обязуются предоставить статус свободной гражданки империи Драгхарис – то есть даже отец не будет больше иметь надо мной власти и я смогу… смогу получить работу в Бюро даже без его разрешения… Имя племени взять… Ингури Рамаян… Я всегда хотела…

Дурочка, Ингури Рамаян, какая же ты всё-таки дурочка!!

Что мне земля эта вообще?!

Я на острова смогу вернуться.

И никто не в силах будет мне запретить.

Я навсегда сниму корсет и поспрошаюсь с землёй – и с людьми, и с драгхами. Будут только горы. Только Вольный народ.

И будет небо!

– Я согласна! – выпалила я и внутренне сжалась.

Отступать поздно.

Через минуту я стану рабыней двух драгхов. На весь год. Звучит сейчас это как синоним вечности. Или синоним жопы. Тоже подходит. Но чем дальше, тем легче будет. Я буду отмечать на календаре каждый день на пути к моей свободе. И чем меньше буде оставаться необведённых дней, тем шире будут распахиваться мои крылья. В метафорическом смысле. А после и в прямом.

Я скоро сожгу этот проклятый корсет!!!

Ради этого пункт об обещанной мне конфиденциальности, а если дословно –гарантии не трахать меня при свидетелях и не заставлять меня сосать при них же – право, звучал не так уж мерзко и страшно.

Даже как-то легче дышать стало.

Чего не сделаешь не только ради жизни, но ради свободы!

Я в память о маме обязана стать свободной!

Мама жизнь ради этого отдала!

Чтобы я счастлива была и к своим вернулась.

Бывший вождь, тёмный феникс Астори Рамаян обманула закон Кровного Жребия, когда феникса обратно племени вернула. Меня то есть. Жизнь за это отдала, чтобы я острова увидеть могла – полукровкам на них очень сложно попасть.

Я просто не смею так глупо пренебрегать своей жизнью: сложить лапки и ждать, когда стану собственностью садиста и убийцы.

Я подалась вперёд и протянула руку. Арнэй коснулся краешком бритвы моего пальца и сразу перевернул его, сцеживая кровь в ту хрустальную чернильницу, куда они с братом только что сцедили по пару капель своей крови.

И даже то, что после этого драгх обхватил губами подушечку моего пальца, и свежего пореза коснулся влажный и горячий, чуть шершавый язык, после чего глаза Арнэя Адингтона потемнели, а у меня внизу дёрнуло, словно там дрогнула огненная пружина, не могло меня отвлечь от хрустальной чернильницы.

Стоило первой же капле моей крови соприкоснуться с кровью драгхов, как она тут же вспенилась, зашипела, меняя цвет… После ещё нескольких капель шипеть перестала. Зато цвет сменила на оранжевый, даже светящейся. Подвижный! Словно жидкое пламя! Я прислушалась – она ещё и потрескивала!

Драгхи подписали договор по очереди, затем перевернув, подвинули его ко мне, как и заправленное этой нашей смешанной кровью перо.

Коротко выдохнув, я размашисто расписалась под ним:

Ингури Рамаян, по отцу – Майер.

И, как оба наследника, поставила рядом с подписью сегодняшнее число. Двенадцатого разноцвета.

В тот же момент моё тело, от макушки до пят, прошила сладкая молния. Перед глазами сверкнуло, поверх картинки наложилась ещё одна реальность: вместо тяжеловесного шика кабинета, в котором мы находились вдруг проступили белые светящиеся стены в древних орнаментах, причудливые линии которых были выложены разноцветными кристаллами.

По мраморной дорожке величаво ступал тигр.

Огромный!! Вот примерно величиной с буйвола долины Лотоса – а тамошние буйволы достигают двух с половиной метров в холке!

Верхом на тигре ехала девушка в развевающемся платье. Алом с золотыми цветами на тонком шёлке. Такой же узор из золотых цветов украшал покрывало, наброшенное поверх её головы. Очень знакомый узор…

Священный узор, украшающий наши пещеры. «Рамаян» значит «Дар Солнца» и такие светящиеся золотые цветы распускаются по ночам в прериях.

Смуглое лицо девушки, горделиво восседающей на тигре, несмотря на яркий, пожалуй, даже чересчур яркий макияж тоже показалось смутно знакомым…

Но девушка была далеко, и куда больше её внешности мое внимание привлекли распахнутые огненные крылья за её спиной!

Крылья феникса!

У меня дыхание перехватило от волнения.

Но когда оба драгха встали со своих мест и с ничего хорошего не обещающими хищными улыбками двинулись ко мне в обход столика, наложившаяся реальность мгновенно растаяла в воздухе.

Я осталась наедине с двумя явно озабоченными в силу своей одержимости фениксами драгхами.

И моя собственная подпись под договором подтверждает, что отныне я – их собственность.

Я принадлежу им.

Я, Ингури Рамаян – их рабыня.

– Страшно, птичка? – ухмыляясь, спросил Арнэй Адингтон, присаживаясь рядом. Слишком близко, слишком тесно. Слишком… тревожно. Я тут же попыталась отодвинуться, но бедро с другой стороны обожгло близостью Даура Адингтона. Вид у «платинового наследника» был довольным, усмешка – предвкушающей. – Это хорошо. Это охренеть как хорошо…

Пальцы Арнэя задрали юбку, горячая, чуть шершавая ладонь огладила колено, бедро, медленно двигаясь к кружевной полоске чулок.

Вторая рука драгха накрыла мою грудь, сжала пальцы.

То же проделал и Даур, со второй грудью. Его пальцы безжалостно смяли пудровую ткань, ущипнули за сосок, вызвав сдавленный стон.

– Метка, – раздавленной мышью пискнула я, хватая ртом воздух. – Вы обещали…

– Метка, – тихо, но с угрозой в голосе повторил Даур. – Старый козёл МакОртаз ещё пожалеет, что посмел посягнуть на собственность Адингтонов…

– Но я… тогда… Пламя! Ещё не, – всхлипнув, пробормотала я что-то маловразумительное и поспешно прикусила язык. Ведь не собираюсь же я вступаться за герцога?! Тем более, я совершенно согласна с Адингтоном. Не в том, что я – их собственность, конечно. В том, что МакОртаз – старый козёл…

Мысли, слова, эмоции – всё это путалось, вертелось, кружилось в безумном вихре из порочных прикосновений драгхов, их тяжелого дыхания, силы и безумия желания, которое я ощущала буквально всей поверхностью кожи.

Горячие пальцы Даура коснулись шеи. На удивление нежно и в то же время по-хозяйски властно. С другой стороны, этот же жест повторил Арнэй.

– Потерпи, пичужка, будет неприятно, – предупредил кто-то из братьев. Кто именно – я не поняла, перед глазами полыхнуло белым, в опустевшей в мгновение ока голове зазвенело.

В следующую секунду я уже часто моргала, не ощущая на шее магической удавки. Зато драгхи целовали меня в неё с двух сторон.

Отстранившись, Арнэй вдруг спросил:

– Что он делал с тобой?

Голос драгха был тихим, но отчего-то по позвоночнику пробежала волна мурашек.

– Отвечай!

– Он касался тебя?

– Трогал?

– Говори!!

Я помотала головой, вспоминая жадные руки на своём теле, вспышку боли от магической метки.

– Только один раз, – прошептала я. – Когда метку ставил. Я отказалась подписать…

– Я убью его, – тем же тихим, звенящим от ярости голосом, пообещал Арнэй.

– Прежде я оскоплю эту мразь, как барана, – добавил Даур с другой стороны.

Ладонь Арнэя вдруг обожгла обнажённую кожу на внутренней стороне бедра, я поспешно сжала бёдра, за что тут же получила шлепок с другой стороны.

Глядя на меня потемневшими глазами, Арнэй медленно провёл указательным пальцем по бесстыдно намокшей полоске трусиков.

– О-о, – довольно протянул драгх, мгновенно переключившийся с угроз в адрес герцога на свою новую игрушку. – У кого-то здесь целый потоп. Птичка хочет, чтобы ей пощипали крылышки?

Мы ненавидим, когда нас называют птичками. Птичками, пташками, пичужками… Наша истинная, огненная ипостась безвозвратно утрачена. Из-за них! Из-за проклятых драгхов! Как смеют они напоминать об этом?!

Я должна была как-то осадить высшего, сказать, что со мной так нельзя, что не позволю унижать себя. Не позволю…

Я даже рот открыла, готовая всё ему высказать, но палец драгха вдруг сдвинул мокрую полоску трусиков в сторону и скользнул между влажных складочек, безошибочно нащупав настолько чувствительное местечко, о существовании которого (ещё и в таком месте!) я даже не догадывалась.

В тот же миг Даур сунул средний палец мне в рот и принялся гладить им язык, в том же ритме, что и второй близнец, чья рука находилась у меня между ног. Тело тут же прошило едва ощутимыми, сладкими разрядами. Беспомощно втянув воздух, я выгнулась, а пальцы на ногах сами собой поджались. Захотелось вдруг развести бёдра пошире, но сидящие по сторонам драгхи мешали сделать это и потому я что-то беспомощно промычала, невольно обхватывая палец Даура у себя во рту губами.

В ответ Даур шумно выдохнул и ущипнул за сосок так, что я вскрикнула, а из глаз брызнули слёзы. Больше от неожиданности, чем от боли, но Даур Адингтон и не думал обращать на мои вопли внимания. Оставив в покое мой рот, он тут же оказался на полу, сидя на одном колене и с интересом заглядывая между моих бесстыдно разведённых ног.

Сдавленно застонав, он одним рывком задрал подол платья ещё выше, чуть ли не на голову, не отрывая пристального и жадного взгляда от открывшейся ему развратной картины. Какое-то время он ничего не делал, просто смотрел, как Арнэй ласкает меня между ног непристойным и бесстыжим образом…

Всё моё существо охватил стыд такой силы, что, казалось, я вот-вот сгорю заживо.

Горячие губы Даура Адингтона припали к моему колену, и сжигающий изнутри стыд каким-то волшебным образом трансформировался в огненную, омывающую изнутри, волну желания.

Происходящее было настолько бесстыдным, настолько развратным, не умещающимся ни в одну в привычную картину мира – невозможным ни для юной баронессы, ни для дочери вождя племени Рамаян, что я окончательно оставила попытки контроля и перестала воспринимать это, как реальность. Проще было поверить, что я сплю или поддалась соблазну, позволив одногрупникам уговорить себя на те самые благовония, которые с пыльцой фей. Ю-мио говорит, что кайф от них носит самый, что ни на есть, плотский окрас, и от реальности его не отличить…

Платье тем временем снова сползло на бёдра и Даур, прорычав что-то ругательное и маловразумительное, задрал его так высоко, что из-под смятого подола выглянул сперва антимагический корсет, а затем и кружевной бюстик. На какое-то время пальцы Даура Адингтона замерли в воздухе, словно драгх вот-вот прикоснётся к застёжкам на корсете, и я даже поверила, что так и будет, но рука драгха поднялась выше, а затем одним рывком задрала бюстик и обнажила грудь. Даур немедленно смял в руке нежное полушарие, принялся перекатывать между пальцами, пощипывая, обнажённую и твёрдую вершинку. Арнэй тут же переключил внимание на вторую обнажённую грудь, принявшись ласкать её губами и языком.

– А-ах! – я не сдержалась, ахнула и застонала в голос, настолько разные ощущения были от ласк обоих Адингтонов, и настолько они были… циничными, бесцеремонными… восхитительными.

Арнэй нежил ставший до болезненного чувствительным сосок во рту, сминал грудь пальцами, посасывать ставшую невероятно чувствительной вершинку, играл с ней шершавым и горячим языком.

Я выгнулась, запрокидывая голову, хватая ртом воздух. Откуда-то из тёмной и развратной глубины, о которой я прежде и не подозревала поднялась надежда, что второй близнец таким же образом приласкает и вторую грудь…

Но Даур уже показал, что ему нет никакого дела до моих желаний. Воспользовавшись тем, что Арнэй занялся моей грудью и ослабил напор внизу, Даур отодвинул его руку и сунул свой палец между бесстыдно мокрых складочек.

– Какая ты сладкая, птичка, – прошептал драгх мне на ухо, что почему-то лишь усилило бесстыжие и бесподобные ощущения, сделало их более острыми и насыщенными. – Такая узенькая… И такая мокрая. Кажется, нам попалась о-очень нетерпеливая пичужка…

На мгновение посетила мысль, что вот сейчас дверь откроется и в кабинет войдёт кто-то из слуг и застанет картину маслом: растрёпанная девица с бесстыже расставленными ногами и ласкающие её самым развратным образом хозяева… Но эта мысль тотчас улетучилась, стоило Дауру сунуть палец в горячую и влажную глубину и, отчего ощущение наполненности изнутри стало слишком острым, слишком невыносимым…

– Тугая… и невинная, – прошептал Даур мне на ухо и пошевелил внутри пальцем, прежде чем достать его. – Пока ещё… невинная.

Против своей воли, я обиженно застонала. Просто поцелуи Арнэя отдавались сладким подёргиванием внизу и вдруг отчаянно захотелось, чтобы и Даур продолжал… несмотря даже на все эти грязные и развратные вещи, что драгх шептал на ухо.

Его палец тем временем резким движением вошёл в попку, в отличие от сочащегося влагой входа между складочек, абсолютно сухую.

Я охнула от неожиданности и лёгкой боли. Из глаз непроизвольно брызнули слёзы, мокрые дорожки потянулись по щекам.

Но в тот же миг Даур порывисто склонился ко мне и поцеловал. В губы. По-настоящему.

Мой первый поцелуй.

Могла ли я подумать, что он случится… так. Любая девушка рисует себе его в мечтах, как что-то запредельно нежное, волшебное… невинное.

Мой первый поцелуй был бесстыжим и циничным. Непристойным и таким волнующим, что я всхлипнула от неожиданности. Быть может, это только приличных девушек одаривают невинными и нежными поцелуями, поцелуями, при которых не разжимают губ? А такая шлюха, как я, реагирующая сразу на двоих мужчин, на драгхов, реагирующая так остро, так бесстыдно… недостойна настоящего поцелуя?

Из глаз неожиданно даже для меня самой брызнули слёзы. Конечно, их никто не заметил. Это хорошо… потому что это были злые слёзы, слёзы, направленные на меня саму, слёзы бессилия.

Потому что мне нравилось, как Даур Адингтон целовал меня.

Потому что я не променяла бы ни один миг этого поцелуя на воплощение детской, незамутнённой и радужной мечты…

Драгх нагло и бесцеремонно вторгся языком в рот, будто захватчик на покорённую территорию. Он и был захватчиком. Который делал то, что хотел. По праву сильного. По праву победителя. Вкус его победы я ощущала на своих губах, чувствуя драгха почему-то, как саму себя и вынуждена была признать: этот вкус победы был сладким. Хмельным, кружащим голову! Затмевающим разум, отстраняющим на второй план все остальные чувства!

Придерживая мою голову за затылок Даур Адингтон вынудил меня посасывать его язык в такт сводящим с ума своей необычностью и даже лёгкой болезненностью движениям его пальца в моей попке. Я всхлипнула от непривычных ощущений. Драгх быстро вынул палец, и смазав его обильно сочащейся из меня влагой, которую Арнэй совершенно справедливо назвал потопом, – пламень, стыд какой! – вернул палец в попку. На этот раз было уже не так больно… и между ног почему-то стало еще более мокро… Дёрнувшись от неожиданной сладкой конвульсии, я сдавленно застонала прямо драгху в рот.

Умелые пальцы Арнэя Адингтона тем временем вернулась к мокрым бархатистым складочкам. Точнее – к скользкому и невероятно чувствительному бугорку между ног. Потеребив его, драгх тоже погрузил палец внутрь, в место, которое ещё хранило ощущение чужого бесцеремонного присутствия. Драгх ввёл палец совсем неглубоко, но так ощутимо… После чего принялся двигать им в такт движениям Даура. Время от времени Арнэй безжалостно разрывал ритм и снова принимался играть с сочащимся влагой, скользким и таким чувствительным местечком.

Оба Адингтона тяжело дышали, а пространство вокруг искрило и потрескивало. Это значило, что высшие приступили к трапезе. Они пожирают сейчас мои чувства, эмоции, ощущения. Точнее, огонь, наполняющий их…

И, как следствие, оба брата испытывают ни с чем не сравнимое удовольствие. Ни одно зелье в мире, ни один наркотик не бывает так сладок для драгхов, как огонь феникса…

Я ждала, что так и будет. Знала. Слышала, что драгхи питаются нашей сексуальной энергией. Но представить не могла, что это происходит таким образом. О таком девчонки, что успели вкусить запретный плод, не рассказывали…

И тем более я не могла представить, что не только драгхам, но и мне снесёт крышу от их развратных, не знающи стыда прикосновений, умелых поцелуев, прикусываний, похлопываний, поглаживаний и сжатий!

Странно было ожидать, что приятные ощущения в какой-то момент вдруг скакнут резко по нарастающей, и, прежде, чем я успею что-либо понять, просто выстрелят изнутри огненным фейерверком!

И в тот же момент я исчезну, не вынесу удовольствия подобной силы!

Впервые в жизни потеряю сознание. От влажного, развратного и бесстыдного кайфа…

Встреча с Фирузи

Фирузи-Дин-Дин

Сознание вернулось, только вот за какую-то долю мгновения картинка успела смениться, причём совершенно радикальным образом.

Вместо тёмного кабинета с высоченными стеллажами с книгами передо мной стояла девушка.

Знакомая. Даже очень.

Я даже решила бы, что это я сама и есть, только вот я никогда прежде не подводила глаза, не красила так густо ресницы и губы. К тому же у меня никогда не был проколот нос. Изящное крыло носа стоящей передо мной девушки украшала круглая серьга с алым камнем. Таких внушительных размеров, что камень лежал чуть ли не на середине скулы. От камня по диагонали тянулась цепочка, соединяя серёжку с тиккой в волосах.

Тикка тоже была золотой, украшенной множеством висюлек, с похожими камнями-каплями. Одна из золотых цепочек тикки тянулась по пробору, две других обхватывали пышные чёрные пряди, уложенные на старинный манер. Я таких причёсок в жизни не встречала. Лишь на древних фресках, прямо на стенах пещер в Первой Солнечной Долине. Так укладывали волосы задолго до того, как на Вольный народ началась охота бескрылых. Даже ещё до войны…

Пышные косы стремились к затылку, открывая лицо, а из сложного узла в форме шара на затылке на плечи и спину струился тяжёлый иссиня-чёрный каскад.

Не знаю откуда, но я вдруг поняла, что эта причёска – церемониальная. Так укладывали волосы наши вожди на протяжении многих поколений…

На девушке было красное платье без рукавов из плотной ткани. Алая поверхность расшита знакомым золотым узором. Лёгкий шёлк трепетал на смуглых плечах, и я поняла, что девушка, которая смотрела на меня из тяжёлой рамы пристегнёт шёлковое покрывало к тикке на волосах перед самым выходом из дворца. Из какого дворца? Кто это? И почему она так похожа на меня? Буквально! Одно лицо!

Часто заморгав, я потрясла головой, и девушка сделала то же самое!

Спустя пару мгновений я поняла, что смотрюсь в зеркало. И вижу своё отражение.

А ещё спустя какое-то время я уже знала, что меня зовут Фирузи-Дин-Дин, что в переводе с языка Первых Фениксов значит Сияющая Бирюза, Приносящая Счастье. Мама рассказывала, что дала мне имя в тот же миг, как впервые посмотрела в мои глаза. Бирюзовые, цвета неба. Мама?! Да… Мама. Вот только не Астори, а Заури…

Похоже, меня каким-то чудесным образом угораздило угодить в глубокую древность, в тело принцессы Фирузи – старшей дочери вождя фениксов…

Медленно повернувшись, я рассмотрела огненные крылья, которые в распахнутом виде больше напоминают не то дивный плащ, не то покрывало, что искрит за спиной.

Остатками сознания Ингури я вспомнила, что именно из-за принцессы Фирузи и началась война драконов и фениксов.

Очень неоднозначная фигура нашей истории…

Мнения по поводу того, хорошей она была или плохой разделяются. Кто-то считает, что Фирузи была благословением своего рода – имя рода сейчас утеряно, кстати! – потому что была первой, кому удалось заключить мирное соглашение с драконами. Но есть и такие, которые полагают принцессу Фирузи проклятьем: мол, если бы не она, войны между Вольным народом и вторженцами не случилось бы.

Правда, иные подробности о роли Фирузи в войне с драконами не сохранились. Как и в принципе мало что сохранилось из сведений о её жизни. Словно принцесса взяла и исчезла сразу после того как развязалась война…

В детстве я даже представляла, как древняя принцесса не вынесла такого тяжелого груза ответственности и покончила с собой. Мне всегда казалось, что я б тоже не вынесла…

Но мне никто не рассказывал, что Фирузи была так похожа на меня! То есть я на неё. Нет, ну серьёзно, у нас в буквальном смысле одно лицо на двоих!

О! Кажется, мама рассказывала, что Фирузи была тёмным фениксом. Первым тёмным фениксом в нашей истории.

Я вновь обернулась вокруг своей оси, оглядываясь на зеркало и разочарованно нахмурилась. Хм. По крыльям за спиной и не скажешь. Обычные крылья. Одна пара, две штуки. У тёмных фениксов же три пары крыльев! Я это точно знаю. Мама была тёмным фениксом…

– Знай, что мы с отцом не одобряем твой опрометчивый поступок, дочь моя, – раздалось мелодичное сзади. Словно хрустальные колокольчики зазвенели в воздухе.

В зеркале по сторонам от моего отражения показались ещё два феникса. Мужчина и женщина. У женщины была та же причёска, что и у меня, только платье на ней было фиолетовым. Как и моё, оно было расшито золотыми цветами.

В мгновение, пока я оборачивалась к родителям, память принцессы Фирузи Рамаян целиком и полностью завладела моим сознанием. Личность древней принцессы чуть ли не полностью вытеснила мою собственную.

– Это мой долг, – упрямо покачала я головой, отвечая матери, высокой статной женщине со смуглой кожей и вьющимися каштановыми волосами… Тётка Заури?! Похожа… – Если драконы хотят видеть на переговорах принцессу, они её увидят.

– Это безрассудство, Рузи, – покачала головой мать, хмурясь. – Дочь вождя не должна так рисковать собой.

– Это вопрос чести, мама, – не согласилась я. – Если бы они хотели видеть тебя, ты бы пошла, не раздумывая.

Лица обоих родителей потемнели.

– Я – другое дело! – ответила мама. – Делегация из Санхары – наши гости. Я обязана их защищать! Это входит в священные законы гостеприимства!

– В этой делегации мой жених, мама! Что Вольный народ скажет о будущем вожде, который не в силах защитить собственного жениха?

Родители переглянулись. Больше аргументов для меня не нашлось. Я облегчённо выдохнула. Приводить последний аргумент не хотелось. Как-то неловко было.

Хотя что тут неловкого? Принцесса Фирузи была до одури влюблена в жениха. Даже, можно сказать, любила его. Так любила, что не смогла бы жить дальше, зная, что он заложниках у пришлых захватчиков. Фактически в рабстве.

Она готова идти к драконам. И она не испытывает страха! Только злость!!

Я перевела дыхание. Может, слухи насчёт тёмного феникса – преувеличение, но вот то, что у принцессы начисто отсутствовало чувство страха и раболепия перед драконами – в этом я лично могу поручиться!

– Приведите Санхара, – сказала я двум юношам-фениксам.

– Ты возьмёшь с собой тигра? – на этот раз нахмурился отец.

– Возьму, – кивнула я. – Я – дочь вождя, я имею право въехать в их дом верхом на священном животном. Священном – в знак нашей доброй воли, и на хищнике – в знак того, что мы не побоимся ни напасть первыми, ни дать отпор, в случае плачевного исхода наших переговоров.

– Но я уверена, что всё будет хорошо, – поспешно добавила принцесса.

Старые знакомые

События понеслись вдруг с сумасшедшей скоростью: благословение родителей. Прощание с племенем. Напутствие старейшин в длинных белых одеждах…

…И вот я уже покачиваюсь на широкой полосатой спине Санхара, который гордо вышагивает по дворцу захватчиков.

Гигантского, как лотосный буйвол и очень умного тигра я сама вырастила из крохотного котёнка.

В круглом зале на одинаковых тронах восседают два дракона.

Я нарочно избегаю поднимать взгляд на их лица. Оттягиваю этот момент до последнего. К тому же это несложно. За спинками тронов что-то светится, сияет. И чем я ближе, тем ярче становится этот свет!

Я чувствую магию. Сильную магию… Это… не просто магия!

Это… свет далёкой звезды.

Я чувствую её угасающее дыхание на своём лице.

Я знаю откуда-то, точно знаю, что она гаснет…

Но пламя её по-прежнему живёт в этих… этих светящихся силуэтах!

Приглядевшись, я различаю рогатые, покрытые шипами головы с длинными подвижными усами, вытянутые, покрытые чешуёй, шеи. Мощные лапы с загнутыми когтями, которыми призрачные ящеры держатся за спинки тронов…

Стоило мне приблизиться к подножию, призрачные драконы распахнули светящиеся, увенчанные шипами крылья. Глаза их загорелись, из раззявленных пастей столпом острых, как иголки, искр, вырвалось мерцающее пламя! Завораживающее зрелище…

В этом чудесном мерцании крупные, мускулистые силуэты вторженцев кажутся чёрными бездонными провалами.

Мне приходится взять в кулак всю свою волю, чтобы оторвать взгляд от живого иномирного пламени, от дивной, неведомой прежде магии и сосредоточиться всё же на тех, к кому я пришла. Напоследок я пробегаюсь жадным, чуть охмелевшим, одурманенным взором по распахнутым, трепещущим в воздухе крыльям… И лишь усилием воли остаюсь на спине Санхара, потому что мои собственные крылья нестерпимо зудят, раздуваются парусами, влекут ввысь…

Вот только огненные крылья ящеров куда бледнее покрытых светящейся чешуёй силуэтов. Их края смазаны, размыты, словно вот-вот растекутся в воздухе. Я чувствую, что чу̀дным магическим сущностям стоит невероятных усилий удерживать свои огненные крылья. Их пламя стремится навстречу новой стихии…

Пламени нашего мира.

Моему пламени.

Оно хочет слиться с ним воедино. И вспыхнуть с новой силой!

Мне всё же удалось оторваться от крылатых зверей и переключить внимание на захватчиков. Их черты стали проступать в сумраке, и по мере проявления свет призрачных драконов за их спинами стал гаснуть.

Я знала, что эти драконы даже среди вторженцев – высшие, вожди. Или, как они сами себя называют, лорды.

Лорды Эштард и Тродор. Объединив силы, они перехватили делегацию фениксов Санхары, что летели на земли Рамаян.

На свадьбу старшей дочери вождя.

На мою свадьбу.

Вожди Санхары и Рамаян решили объединить племена и земли. Так будет проще противостоять вторженцам, которые, по последним сведениям, открыли на нас охоту. Пока известно лишь о нескольких случаях, но кто знает, вдруг драконы вздумают развязать войну? Шаманы говорят, – и я только что прочувствовала их правоту, – что вторженцам необходимо Пламя, чтобы сохранить свою силу в новом мире. А значит, мы, Вольный народ, Хранители Пламени, нужны драконам больше воздуха…

Собственно, альянс племён Рамаян и Санхара уже заключён, наш брак с принцем Милодаром – лишь дань традиции.

Я, с детства влюблённая в принца Санхары, с которым мы росли вместе, была на седьмом небе от счастья в ожидании этой свадьбы!

Папа шутил, что в ожидании жениха я вконец сотру тигра Санхара своими ласками. Кстати, тигрёнка когда-то подарил мне Милодар. В то время ещё нескладный, вихрастый парнишка с непослушными каштановыми кудрями и янтарными глазами, который даже тогда, в своей юношеской угловатости, неоформленности казался мне красивее всех на свете…

Я с силой вцепилась в густую рыжую шерсть и Санхар, который, как всегда чуя моё настроение, утробно рыкнул, подбадривая.

Я получу своего принца обратно! Я верну своё счастье! Обнаглевшие захватчики не смеют диктовать моему народу свою волю! Так я думала до того, как увидела их лица…

Потому что в тот же момент, как лица драконов, наконец, проступили из сумрака…

история принцессы Фирузи подёрнулась дымкой, отошла на другой план, закружилась в сумасшедшем вихре, как лист на ветру…

Более хищные, более вытянутые… Не такие идеальные, как у драгхов… Глаза – глубже посажены, подбородки – более массивные, нижняя челюсть выступает вперёд. Но главное…

Главным в лицах драконов, на переговоры к которым прибыла принцесса Фирузи было то, что это были лица Арнэя и Даура Адингтонов!

Я, Ингури Рамаян, оказавшаяся в теле и сознании своего далёкого предка, поняла, что это не просто сходство.

Это они и есть.

В разрез с бесстрастной Фирузи, на которую сами захватчики произвели куда меньшее впечатление, нежели Новое Пламя, которое они принесли с собой в наш мир, я, Ингури в этот самый момент была шокирована. И, наверное, часть моего волнения всё же каким-то волшебным образом передалась и принцессе.

Сердце застрочило, как бешенное, ладони вспотели, воздух стал густым и удушливым.

Но внешне принцесса ничем себя не выдала.

Мирное соглашение

…С непроницаемым лицом она выслушала условие драконов и поставила свою подпись на мирном соглашении, заключённом между драконами и племенами Рамаян и Санхара. Как будущий вождь, Фирузи имела полное право заключать магические сделки от лица обоих племён…

Её подпись предотвратила войну.

Я не верила своим глазам и ушам!

Как и любой другой феникс, я с детства знаю, что война разразилась из-за принцессы Фирузи-Дин-Дин!

И это оказалось ложью!

У неё был даже не шанс, а так, призрачная возможность, намёк на счастливый случай! И она ухватилась за этот случай! Буквально вгрызлась в него зубами!!!

Когда драконы выставили свои условия, что отныне желают получать живую дань – двадцать четыре юноши и двадцать четыре девушки-феникса каждые десять лет, взамен же обязуются не нападать «на земли дикарей», как они выразились, принцесса даже не дрогнула.

Желание вывести её из себя, увидеть смятение на безупречном гордом лице, страх, ненависть, хоть что-то помимо презрительного равнодушия в глазах цвета нового неба, подвело драконов.

– Может, хочешь предложить взамен себя, сладкая?!

– Мы готовы принять дикарскую принцессу в качестве подстилки… То есть подаркаю

– И готовы даже отказаться от своих требований, если обязуешься сама обслуживать нас ртом и с готовностью раздвигать ноги так часто, как мы того захотим.

– Быть послушной.

– На всё согласной.

– Шлюхой.

– Рабыней.

– Я согласна, – прорезал вдруг тишину мой голос. Прежде, чем вторженцы успели опомниться, я быстро проговорила: – Слова были сказаны. Или слова великих завоевателей стоят не больше лая шакала и хохота гиены?

– Ты понимаешь, на что идёшь, сучка?

– Вполне. Я, принцесса Фирузи-Дин-Дин, будущий вождь объединённых племён Рамаян и Санхара стану вашей рабыней. Вашей вещью, вашей собственностью. На год. Взамен вы отпускаете пленных фениксов и заключаете соглашение, подписанное пламенем в нашей крови, обязуясь не нападать на наши земли и оставить фениксов в покое. Навсегда. Ни одного из нас вам не взять силой.

– Кроме тебя, ты хочешь сказать?!

– Я – принцесса Вольного народа и я иду на мир между нашими народами по своей воле. Я согласна на всё, что прикажете, господа, – принцесса позволила себе кривую полуулыбку. – Вам не покорить ни одного феникса.

– Не слишком ли…

– Решайте. Вашей безотказной игрушкой станет не просто феникс. А вождь. Будущий вождь. На целый год. Это всё, что я могу обещать вам. Иначе – война.

И она поспешно добавила:

– Если наш договор прервётся раньше по моей инициативе, ваши изначальные требования будут удовлетворены. За этого я готова поручиться Пламенем.

Драконы переглянулись.

Призрачные звери за их спинами истово били крыльями.

Мне не нужно было заглядывать в их головы, чтобы понять: они решили проучить дерзкую дикарку, которая посмела диктовать им условия. Они вдоволь развлекутся с ней, наиграются… она сломается сама. Сама попросит прекратить этот ад, в который скоро превратится её жизнь…

И тогда они получат фениксов для всего воздушного легиона.

Сила крови

Делегация фениксов Санхары была свободна.

Попрощаться с женихом Фирузи не дали.

И всё же принцесса Фирузи ни на секунду не усомнилась в правильности принятого решения. Вождь обязан защищать подданных и свою семью – ценой своей жизни, тела, даже души. И если вождь не в состоянии поступиться своими принципами ради своего народа, это и не вождь вовсе.

Лорды Эштард и Тродор отозвали воздушный эшелон с земель фениксов, и предоставили магические гарантии своей доброй воли.

Фирузи не тешила себя иллюзиями. Она понимала, что драконы отыграются. И очень скоро. Но это всё равно оказалось неожиданностью… Невозможно к такому подготовиться!

– А теперь на колени, пташка, – раздался низкий и хриплый, с рокочущими нотками голос золотого дракона, Эштарда. – Закрепим подписанное нами мирное соглашение.

Принцесса замешкалась, но всего на секунду.

Грациозно взмахнув крыльями, она поднялась со своего места – подписание соглашения проходило в небольшом зале, примыкавшем к тронному и опустилась на колени. Ни один мускул не дрогнул на смуглом безупречном лице.

Губы золотоволосого дракона растянулись в жесткой усмешке.

– Ты не поняла, пташка, – ответил. – Я хочу, чтобы ты мне отсосала. И старайся, крылатая сучка. Только от тебя зависит, насколько довольным я буду, когда стану пробовать твои вторые губки. Ну же? Имей ввиду, я никогда не приказываю дважды.

Сглотнув, Фирузи оглянулась на слуг, застывших у арки, скрытой белой, трепещущей от сквозняка занавеской.

Золотоволосый проследил её взгляд и усмехнулся ещё шире.

– Вон, – вдруг пришёл на выручку второй дракон, с платиновыми волосами. – И зверя уведите. Мы не хотим лишних смертей. У нас же мир.

– Место, Санхар! – поспешно приказала принцесса ощерившемуся на подошедших слуг зверю. – Место… Слушаться. Иди… с ним, – она нашла в себе силы ободряюще улыбнуться юному темноволосому дракону. Можно сказать, драконёнку. Нескладному и мосластому подростку, так и пожиравшему её глазами.

Я бегло отметила, что за плечами парня как будто что-то проступает в воздухе. Точно! Призрачная, еле заметная тень. Тоже ящер. Только этот отличается от тех, что вьются в воздухе рядом с лордами. Этот тоже соткан из далёкого, чуждого нашему миру пламени. Только в нём оно намного слабее. Глуше. И дело не в том, что этот дракон совсем мальчишка, нет. Очертания энергетического ящера иные. Как будто чего-то ему не достаёт…

Лапы! Поняла я. Точно! У этого, за спиной парнишки-слуги, не было лап. И магии в нём было ощутимо меньше. Какой-то иной вид драконов?

Я чуть ладонью себя по лбу не шлёпнула. Ну конечно! Есть высшие драгхи, как лорды-протекторы и его императорское величество, и есть просто драгхи, так сказать, низшие, но упаси Пламя назвать их так в лицо. Как правило, аристократы, как герцог МакОртаз, например. Высшие – все блондины, отличаются лишь оттенками. Среди остальных встречаются брюнеты, шатены, даже рыжие.

Интересно посмотреть на их ящеров. Вживую. Не на энергетические сущности…

Все эти мысли пронеслись в голове вихрем, ураганом, буквально за несколько секунд. Ровно столько понадобилось Фирузи, чтобы подняться с колен, и, не оглядываясь больше на удаляющихся слуг и утробно рычащего Санхара, приблизиться к креслу с высокой резной спинкой, на котором восседал золотой дракон.

– Погоди, – хрипло сказал Эштард. С этими словами он поднялся и, когда я приблизилась на подкашивающихся ногах, провёл пальцами по моей щеке. Он как будто не мог до конца поверить в то, что видит перед собой.

Меня обдало волной жара от его тела и силой дикого, безумного желания.

С осторожностью, которой я (и тем более Фирузи) не ожидала от захватчика, Эштард вынул серёжку из крыла моего носа и она закачалась у лица на цепочке, соединяющей её с тиккой. С головным убором дракон церемониться не стал, просто сдёрнул его с головы вместе с покрывалом. Затем, ухватившись за горловину платья просто рванул его в стороны. С жалобным треском платье разорвалось, обнажая грудь. Спину и плечи облизал сквозняк, соски тут же съёжились.

На мне остались лишь лёгкие красные брючки, вышитые золотой нитью и стянутые у щиколоток. А также мягкие туфли с острыми, загнутыми вверх, носами. На запястьях и щиколотках – золотые браслеты.

– Право на одежду рабыня ещё должна заслужить, – отрезал дракон. – Как и на украшения.

После этого он попеременно припал сперва к одному, затем к другому соску, кусая их до боли и тут же зализывая раздвоенным на конце языком с целебной драконьей слюной.

Мужские руки смяли ягодицы. Дракон глухо, сдавленно застонал и распрямил спину.

– Снимай. Всё, – приказал он, продолжая пожирать меня взглядом.

Не смея отступить назад, я избавилась от браслетов на руках, и, не зная, куда положить их, просто бросила на пол. Они жалобно зазвенели, подпрыгивая на разноцветной мозаичной плитке. Она приятно холодила ступни. И без того напряжённые соски стали такими твёрдыми и острыми, что казалось, будь на мне платье, прорезали бы его. Затем пришёл черёд шаровар и коротеньких нижних штанишек.

Дракон отшагнул, скользя по мне потемневшим от желания взглядом.

– Повернись, – приказал он. – Медленно.

Моя сущность… душа… сознание… не знаю, как правильно обозначить своё присутствие, металось в полнейшем смятении. Я то смотрела глазами Фирузи, проживала каждое её ощущение, как своё собственное, а быть может, и в сотни раз сильнее, то наблюдала со стороны, не понимая, как лучше. Как не сойти с ума от всего этого, как не затрястись от страха, не скатиться в истерику… Не оттолкнуться стопами от прохладной мозаичной плитки и не улететь обратно, к маме. Под крылышко…

Это у меня, у Ингури, путей к отступлению не было, просто не было.

От Фирузи никто не потребовал бы такой жертвы.

Её любили. Обожали. Растили в заботе и нежности…

Мне кажется, в истерику я не сорвалась исключительно благодаря спокойствию принцессы.

Она выполняла циничные, бесцеремонные приказы дракона с таким достоинством, словно принимала полагающиеся принцессе почести. И в то же время не было ощущения, что принцесса делает одолжение, снисходит, нет. Каждый её жест был исполнен скромности и… сдержанного спокойствия.

«Вся жизнь вождя – от принцессы правящего рода до старицы – служение, – вспоминала она слова матери. – Вся, Рузи, до последнего жеста, до последнего вздоха. Помни об этом всегда».

Чего ей стоило держаться – этой влюблённой девочке, все мысли которой до сегодняшнего утра были заняты предстоящей свадьбой – только я знаю.

Она готовилась к тому, что сегодня расстанется с невинностью, с девичьей чистотой, она ждала этого, трепетала от одной мысли, что сегодня Милодар увидит её обнажённой, такой, какой её создало Пламя…

Могла ли она хотя бы допустить мысль о том, что всё случится именно так…

Горло сдавливало словно невидимой удавкой, глаза предательски пощипывало. Но в этот момент я, Ингури Рамаян, кажется, по-настоящему поняла, что значит величие правящей крови.

Оно – настоящее. Такое – не подделать, как ни старайся. Юлиана может хоть с головы до ног увешаться фамильными регалиями, хоть унитаз заказать в форме трона, из чистого золота, в бриллиантах и вензелях, не-а, не поможет. Кому-то просто не дано…

Скрепление сделки. Явление змеев

Медленно, как в кошмарном сне я повернулась, всей поверхностью кожи ощущая взгляды драконов, всю чудовищную силу их желания.

– Теперь соси, сучка, – Эштард опустился в кресло и раздвинул ноги. – И соси старательнее.

Прежде Фирузи не доводилось никого раздевать, тем более мужчин.

Повезло, что на драконе были лишь шаровары и главным препятствием на её пути оказался ремень из мягкой кожи, с пряжкой, украшенной золотым драконом. Расправившись с пряжкой, достаточно было приспустить тонкую ткань, и огромный, вздыбленный член, пружиня, качнулся в воздухе перед её лицом, бесстыже сверкая рубиновой головкой с каплей влаги на самом кончике.

– Набери как можно больше слюны, крошка, – приказал дракон, и, когда стоящая на коленях обнажённая принцесса выполнила его приказ, намотал её волосы себе на руку.

– Теперь оближи его по всей длине, смачивая слюной. Начинай с самого основания… – раздался новый хриплы приказ. – Да-а-а, дикарка. Вот так… Да… Яйца тоже вылижи…

– Теперь возьми в рот и соси, как конфету. Как леденец. Так. Сильнее втягивай щеки. Ещё сильнее, я сказал! И осторожней с зубками, они у тебя острые, пташка. Да… Да… Да! Соси, сучка! Дикарка… проклятая дикарка… соси старательнее!

Дракон откинул голову назад и глухо застонал, не разжимая губ, продолжая сжимать в руке её волосы и задавая темп.

Всё происходило так быстро, что Фирузи (да и я тоже!) не успела даже удивиться, что такое странное и даже неприятное на первый взгляд, занятие, о котором даже думать невозможно было без содрогания оказалось совсем не противным. Стыдно… нет. Стыда тоже не было. Ещё вчера она бы просто под землю провалилась, скажи ей кто, что она будет стоять перед драконом на коленях и ублажать его ртом, а второй дракон будет прожигать её в это время взглядом… но то, что происходило сейчас это было просто за гранью – дна, стыда, представлений о том, что хорошо и что плохо, представлений о самой себе… Вообще всего.

Это они поставили женщину на колени! Это им должно быть стыдно! Она же всего лишь выполняет условия соглашения… Нет, ей нечего стыдиться… Наверное…

Но когда принцесса поняла вдруг, что какой-то низменной, какой-то презренной, рабской части её души, о которой она прежде и не подозревала, что облизывать и посасывать крепкий мужской член даже… приятно, щёки вдруг вспыхнули сами собой!

Представить, что феникс делает такое с женщиной своего племени… Нет, невозможно. Фирузи выросла в мире, жизнь которому дала великая Мать. Сотканная из огня звезда по имени Солнце. Мать, которая продолжала любить своих детей, заботиться о них, согревать каждого с беспристрастностью, безусловностью, присущими только матери. В мире, где женщин почитали чуть ли не наравне с божествами, где непреложной истиной было то, что женщина, дающая жизнь – сильнее, мудрее, выше… Где за право любить и заботиться о жене сражались, состязались в турнирах… Допустить мысль о том, что мужчина способен ей приказывать, способен вот так взять за волосы и безжалостно насадить ртом на свой член… нет, это в голове не укладывалось!

– Соси, сучка… Со…си! – наполовину простонал-наполовину прорычал вдруг дракон и надавил рукой ей на затылок, отчего головка члена ткнулась в горло и Фирузи замычала, закашлялась. Из глаз брызнули слёзы. Инстинктивно она обхватила влажный от собственной слюны член пальцами, с ужасом подметив, что они попросту не смыкаются… А ведь это… не только сосут, это… Пламень! Как же он поместится у неё внутри?! Это, должно быть, какая-то ошибка… Не может быть, чтобы такое… А вдруг это какая-то нелепая особенность драконов?! А у мужчин её племени, с размерами, конечно, всё в порядке. Но эта штука… просто разорвёт её изнутри!!

Фирузи тихонько замычала, – больше от досады, чем от охватившего её ужаса.

Потому что этот страх был… каким-то неправильным, как, собственно, и всё происходящее. Он не леденил кожу, не скребся изнутри острыми когтями, не сжимал внутренности ледяной лапой, нет. Этот, прежде неведомый страх наполнял тело странной, немного хмельной негой, делал руки и ноги слабыми и тяжёлыми, вынуждал двигаться словно под водой. От этого страха внутри всё сладко трепетало, и голова кружилась… А трепетное, несмелое подрагивание внизу живота, так похожее пульсацию, становилось ярче.

И в том, что это связано с огромным, не помещающимся во рту, мужским членом, не было никаких сомнений…

Дракон хрипло дышал, продолжая направлять её своей рукой, регулируя глубину погружения. Хриплым голосом отдавал приказы, хлопал второй рукой по заплаканной щеке.

Сдавленно застонав, Эштард положил свои пальцы поверх её, вынуждая обхватить член плотнее и принялся хриплым, умопомрачительно низким голосом отдавать короткие, властные команды.

– Плотнее. Вот так. Теперь двигай. Вверх-вниз. Да, девочка. Да. Быстро! Ещё быстрее! Учишься… Кто бы подумал, что маленькая принцесса окажется такой умелой и понятливой шлюшкой… Вот это ротик, детка… Какой же сладкий у тебя ротик…

Сквозь туман, заполнивший голову изнутри, мелькнула мысль, что ей ещё повезло в том, что второй брат выдворил прислугу.

Похоже дракон с платиновыми волосами и платиновым змеем гораздо благороднее и сдержаннее своего брата…

Принцесса не успела додумать эту мысль, как вдруг её обнажённой, беззащитной попки вдруг коснулись горячие мужские пальцы. Сжали до боли, отчего внутренняя пульсация сменилась подёргиванием, а затем безжалостно развели половинки в стороны, бесстыже выставляя напоказ самое сокровенное. Горячий, чуть шершавый, раздвоенный язык прошёлся по ложбинке, между неприлично мокрых складочек, а затем принялся вылизывать сжавшийся кружочек ануса.

– Сладкая девочка… – раздался хриплый, шипящий шёпот из-за спины.

Фирузи успела только вспыхнуть от мысли, представив, какой бесстыжий вид открывается сейчас второму дракону, как мужские пальцы развели нежные лепестки складочек, а к исходящему влагой сокровенному входу примкнуло что-то гладкое. Что-то горячее. Что-то очень, очень большое. Просто неприлично огромное!

– Соси-и, сучка! – Эштард хлопнул её по мокрой от слёз щеке и Фирузи дёрнулась, невольно подалась назад, словно спешила насадиться на твёрдый, крепкий член второго дракона. – Соси, я сказал!!

Сжимаясь от страха, Фирузи принялась обсасывать ещё больше увеличившуюся в размерах рубиновую головку твёрдого, как камень, члена, ещё старательнее. И при этом с ужасом понимая, что это невозможно, что такая огромная штука просто не поместится у неё внутри!!!

Второй дракон не спешил. Она вдруг почувствовала его горячие губы на своей бесстыдно откляченной, беззащитной попке. Умелые пальцы заскользили по мокрой, сочащейся влагой ложбинке, мягко и вместе с тем настойчиво массируя. Зарычав, дракон вгрызся зубами в беззащитную плоть, смял вторую половинку зада пальцами и Фирузи ощутила, что местечко, в котором сосредоточилась в этот момент вся её суть, стало ещё более мокрым…

Когда внутрь вдруг проникло что-то твёрдое, крепкое, она не сразу сообразила, что это палец, таким большим он показался изнутри!

– Тугая, – сдавленно прорычал Тродор сзади. – Какая же ты тугая, дикарка…

Он погрузи свой палец неглубоко, но так ощутимо, что она застонала в голос, не вынимая член изо рта и рука дракона, лежащая на её волосах, сжала пальцы ещё сильнее.

– Стони, – прохрипел он. – Кричи, маленькая сучка… Да! Но только попробуй остановиться!..

Палец, наконец, покинул узкую горячую глубину, но в бесстыдно мокрый вход снова упёрся горячий, крепкий мужской член.

В знак протеста она могла только замычать и дёрнуть бёдрами, пытаясь уйти, увернуться, за что тут же получила звонкий шлепок по ягодицам, от которого кожа на них так и запылала!

– Не надо, пожалуйста, – захныкала принцесса, выпуская изо рта член. – Только не сейчас…

В ответ её шлёпнули снова, по другой половинке. На этот раз ещё сильнее. Вспышка боли тут же сменилась обжигающим, будоражащим теплом.

– Именно сейчас и именно здесь, сладенькая, – припав на миг губами к разгорячённой коже ягодиц, ответил дракон. – Может, хочешь, чтобы я оттрахал твою маленькую девственную попку, детка? А? Насухую? – он шлёпнул снова, выбивая из груди стон и бесцеремонно сунул палец ей в попку. Фирузи застыла, не прекращая при этом ласкать ртом мужской член и замычала что-то протестующее. Ощущать палец дракона в попке… в этом было что-то в сотни раз порочнее.

– То-то же, – вынув палец, Тродор звонко шлёпнул её снова. – Тогда не советую дёргаться, детка… Кто обещал быть послушной шлюшкой? – он потеребил пальцами влажный, скользкий бугорок между складочек, который оказался таким чувствительным, что низ живота как будто прошил магический разряд.

– Кажется, кто-то забыл, что с рабынями господа делают всё, что захотят. И когда захотят. Поэтому мы будем трахать тебя, пичужка. Жёстко. Много. Долго… Я покажу тебе, что значит, быть рабыней, детка…

Принцесса всхлипнула и захныкала, когда Тродор сжал рукой бедро, а второй – приставил головку члена к влажному входу. Надавив, проник внутрь. Переполняющая изнутри боль была непривычная, резкая, она принялась растекаться по телу, пронизывая, казалось, каждую клеточку. Принцесса замычала и закашлялась, когда Эштард принялся резко насаживать её ртом на свой член, сжимая волосы на затылке до боли.

– Если не сделаешь так, чтобы я кончил тебе в ротик, крошка, придётся кончать в твою попку!! – прохрипел он.

– Я оставлю её попку девственной. Для тебя, – прорычал второй дракон, сзади. – Не собирался, но… какая же она тугая… какая узкая… Настоящая сучка. Ты создана, чтобы быть рабыней, детка. Создана для того, чтобы тебя трахали…

Первый дракон хрипло зарычал и ускорил темп, а второй тем временем поудобнее ухватил её за бёдра и вторгся внутрь резким рывком.

Принцесса захлебнулась собственным криком и слезами. Казалось, внутри всё разорвалось.

– Мне больно! – прокричала она, выпуская член изо рта и мотая головой. – Пожалуйста, не надо!

Надавив на затылок, Эштард вновь вынудил взять в рот свой член, Тродор тем временем замер в её тесной горячей глубине, позволяя привыкнуть к своим размерам.

Но всё же цинично прошептал, целуя худенькую девичью спину меж лопаток, из которых стекали на мозаичные плиты, трепеща при каждом движении, огненные крылья:

– Это ничего детка… главное, что мне сейчас хорошо!

Не в силах больше сдерживать себя, он начал двигаться внутри, сперва едва ощутимыми толчками, затем всё резче и жёстче. Фирузи ощутила, как вместо недавней боли внутри растекается тепло – постыдное, запретное… странно расслабляющее, кружащее голову. Каждый толчок члена наполнял тело хмельной, томительной лёгкостью. Где-то там, в пугающей тёмной глубине, всё сильнее и сильнее сжималась огненная пружина. Фирузи вдруг отчаянно захотелось, чтобы она разжалась, распрямилась… и сразу стало понятно, что для этого дракон должен двигаться ещё резче и глубже!

Она хотела, чтобы он двигался в ней ещё и ещё!

Ей нравилось то, что эти беспощадные захватчики творят с её телом, Пламя, как же ей это нравилось!!

Не вполне понимая, что с ней, принцесса мычала, лаская языком и внутренними сторонами щёк твёрдый, как камень член первого дракона и оттопыривая попку, раскрываясь как можно больше для второго…

Пламя, как же хорошо! Как же возмутительно развратно и при этом бесстыже-приятно… М-м…

– М-м-м! – с её мычанием хрипло зарычали оба дракона. Оба содрогнулись в короткой конвульсии.

В самое нутро ударили горячие потоки, усиливая обрушившееся со всех сторон удовольствие!

В тот же миг член Эштарда тоже выстрелил горячей терпкой жидкостью прямо в горло. Застонавший в голос дракон придержал её затылок, не давая отстраниться и Фирузи ничего не оставалось, кроме как проглотить всё до последней капли.

Её саму в это время насквозь прошивали разряды такого острого и головокружительного наслаждения, что едва ли она соображала в полной мере, что происходит.

Сознание вдруг подёрнулось огненной дымкой, реальность – такая безжалостная и неумолимая вдруг потеряла вес, стала зыбкой, газообразной…

Магия сияла вокруг мириадами золотых пылинок! Это была инородная магия, чуждая нашему миру…

Перед истинным, расширившимся и проникшим в иное измерение взором феникса парили два крылатых змея.

Золотой и платиновый.

Как же они были прекрасны!

Свет погасшей звезды

Свет далёкой звезды, который они принесли с собой не был похож на свет, что подарила нашему миру Мать Солнце.

Этот свет был жгучий и многогранный.

В нём была Сила.

Сила таких масштабов, о которых Фирузи раньше и не подозревала. Смертоносный. Пронзительный. Жаркий. Знойный. Утробный. Пламенный…

И всё же сквозь эту небывалых размеров силу пробивалась еле различимая, но оттого ещё более трогательная… Нежность. Трепет. Волнение.

Словно заплутавший в лабиринте путник, который отчаялся когда-либо найти выход.

И выходом… Фирузи вдруг ощутила, что выходом, последним шансом для этого странного живого света была она сама.

Её пламя было необходимо этому чудесному сиянию далёкой звезды, этой могучей, всесокрушающей Силе. Чтобы выжить. Чтобы не погаснуть навеки.

Золотой и платиновый змеи смотрели на неё с такой робостью и надеждой, словно от одного её слова, одного её взгляда зависели их жизни.

И принцесса вдруг поняла, что так и есть.

В её хрупких девичьи руках и правда власть над этими сильными беспардонными захватчиками.

Вот что кроется за завесой их нарочитой грубости, их высокомерия и цинизма. Ведь какими бы ни были они на словах, на деле они были нежны с ней. Ей не причинили боли. В ней пробудили ответное желание бесстыжими, но какими же восхитительно возбуждающими ласками! Ей давали привыкнуть, её щадили… Это она только сейчас поняла.

Они стремились доставить ей удовольствие.

Они брали её грубо, бесцеремонно, но разве это не то, что понравилось ей больше всего? Их уверенность. Их прямота. Напористость.

Принцесса фениксов никогда не встречала ещё настолько сильных, уверенных в своей силе и власти мужчин.

И за этой Силой, оказывается, скрывалась эта потребность… в ней. Буквально жизненная необходимость, порождающая хрупкую, трогательную, немного даже детскую какую-то неуверенность.

«Мужчина – как грецкий орех, – говорила ей мать, напутствуя перед свадьбой. – Внешне твёрдый и сильный, внутри же мягкий и уязвимый. Женщина же, как персик: мягкая и сочная снаружи и твёрдая, несгибаемая внутри. Помни об этом в семейной жизни».

Тогда Фирузи думала, что поняла. Но на самом деле осознала, о чём говорила мать, только сейчас.

– Не бойтесь меня, – внутренним голосом, голосом феникса, позвала Фирузи сияющих змеев. – Ну же… Идите сюда.

Увитые мерцающей чешуёй звери несмело двинулись навстречу к огненной, сотканной из пламени, чудесной птице.

– Ты… не гонишь нас?

– Как я могу? Вы такие красивые.

– Но после того, что мы сделали с тобой… Что продолжаем делать… Теперь нас не удержать… Это только начало, принцесса.

– Но ведь иначе вы не смогли бы ко мне приблизиться, а я не смогла бы говорить с вами. Так?

– Так.

– Чего же вы хотите?

– Жить. Мы очень хотим жить.

– И для этого вам нужно…

– Нам нужно Пламя. Много Пламени. Только здесь есть такое. Тысячи тысяч наших братьев погибли… после того, как мы покинули наш гаснущий мир. Погибли те, кто взял неверный курс. Погибли старые и слабые по дороге сюда, к вашему Пламени. Долетели лишь самые сильные. Но наши силы на исходе. Мы умираем.

– Вы летели сюда! – осенило вдруг Фирузи. – Прямо сюда! Целенаправленно! Вы летели на Пламя фениксов!! На наше Пламя!!!

– Да, Принцесса. Ваше Пламя сияет ярче тысячи звёзд. Оно освещало наш путь в холодном, безвоздушном пространстве вечности. Мы летели на ваше тепло, странные огненные птицы…

– Почему же вы не сказали прямо? Почему не попросили о помощи?!

– Это сложно, Принцесса-феникс. Это очень сложно. Наши внешние оболочки, наши носители не осознают нас. Они словно спят наяву, позабыв о своей истинной природе. Им снятся цветные, очень реалистичные сны. Им снится, что они – могучие, сильные существа. Венец творения. Господа мира. Господа всех миров. Но чтобы обрести Истинную Силу, они должны нас Услышать. Очнуться! Но наши голоса всё тише… Мы слишком много Силы оставили по пути к вашему Пламени.

– А сейчас? Сейчас, этот наш разговор они слышат?!

– Не так, как хотелось бы, – покачал треугольной рогатой головой один из змеев.

– Не словами, – добавил второй.

– Скорее, чувствами, эмоциями… ощущениями.

– Как это?

– Наши носители испытывают нежность к тебе. Трепет. Желание делать тебя счастливой, Птица. Чувства, которые мы пытались пробудить в них очень давно… И если бы не гибель нашего мира, боюсь, нам бы никогда это не удалось.

– Это даже не чувства ещё… Отголоски… Импульсы… Позывы, которые они привыкли давить в себе, ошибочно принимая за слабость.

– Нежность – это не слабость, – ошарашенно произнесла Фирузи. – Это Любовь Матери к сотворённому ею Миру. Это Любовь Мира к самому себе и Солнцу. Это Великая Сила!!!

– Ты понимаешь, Принцесса. Они – нет. Пока нет. Но сейчас, войдя в контакт с Мудростью твоего Пламени, они начали Слышать.

– Ты нужна им, Птица. Очень нужна.

– Ты нужна нам. Сильнее, чем можешь себе представить.

– Но что я могу? Я всего лишь хотела защитить свой народ…

«И Милодара, своего жениха», – добавила она мысленно.

– Просто будь с ними. Дай им ощутить вкус твоего Пламени. Больше ничего не нужно.

– Ну, об этом просить не стоит, – горько пробормотала Фирузи. – Я поручилась своей кровью, что буду их рабыней год.

– На бумаге, – поправил принцессу один из змеев. – На бумаге рабыней.

– И в реальности…

– В одной из реальностей. Оглянись вокруг. Посмотри на себя, на нас! Ты горишь! Ты сияешь, в то время, как мы… гаснем.

– Несмотря на то, что они сильнее где-то там в грубом физическом мире, ты намного сильнее Здесь.

– Ты можешь Слышать нас, говорить с нами.

– А это значит, что ты не спишь. Ты не очарована собственной силой, юностью, красотой. Не загипнотизирована. Ты слышишь Сердцем. Говоришь Сердцем.

– Поступаешь Сердцем.

– Я… мне всё же кажется, вы слишком переоцениваете мои силы… Я… Я обычная. Слабая, напуганная. Я не могу помочь вашим… хозяевам. То есть внешним оболочкам.

– Ты пробудешь с ними год, Птица. Этого достаточно.

– Мы, со своей стороны, будем говорить с ними так громко, как можем.

– Направлять их.

– Помогать тебе.

– Ты – лучшее, что могло с ними случиться. Пусть им понадобится время и мужество, чтобы это признать.

– Вы мерцаете…

– Мы гаснем. Нам нужно Пламя.

Огненная птица распахнула крылья.

– Так берите его! Что же вы медлите?

Оба крылатых змея двинулись было ко мне, но затем снова застыли в нерешительности, переглянулись.

– Мы долго думали, Птица, как доказать тебе, что мы говорим правду. Что ты нужна нам и нужна нашим носителям больше жизни.

– Это решение далось нам нелегко.

– Но только оно убедит тебя.

– В полной мере.

– Что же вы решили?

– Мы отдадим тебе крылья.

– Что?! Драконы лишатся своих крыльев?!

– Не вполне. Только, если ты захочешь.

– Как это?

– Мы – истинные хозяева этих тел. Чтобы тебе проще было понять, мы те самые точки, в которых Свет преломляется и формируется в отдельные организмы. Через нас носители получают магию. Точнее – через наши крылья.

– У нас тоже так, – прошептала принцесса. – Мы наполняемся магией через крылья… Но погодите! Я не могу принять такую жертву! Я итак вам верю! Я и без таких жертв буду питать вас Пламенем, весь этот год, я обещала, я поставила подпись собственной кровью! Контроль над магией – это слишком серьёзно. Слишком, понимаете? У нас, фениксов, помимо индивидуальных душ, есть общая Душа.

– Коллективный эгрегор?

– Именно!

– Мы знаем. У драконов – тоже.

– Тем более! Ну, как вы не понимаете?! Случись что со мной – и мой народ получит доступ к контролю над драконьей Силой!

– Разве это не то, чего вы хотите? Мы вторглись в ваш мир, захватили ваши земли. Мы пытаемся диктовать вам свои условия!

– Это ваша карма. Ваш урок. Ваше испытание! Нам не нужна такая ответственность. Это искушение, понимаете?! Сила драконов!! Святое Пламя!!! Вы хоть понимаете, что всемогущество граничит со вседозволенностью?! Это слишком скользкий, слишком зыбкий путь… Вы – рискуете потерять Силу, мы – рискуем утратить Гармонию! Власть над сильнейшими существами, власть над инородной магией опьянит мой народ. А опьянив, погубит! Захмелев от собственной значимости, мы утратим связь со своими корнями, со своим народом. Это нанесёт такой удар по нашей наследственной памяти, что и представить страшно! Я обещаю сделать всё со своей стороны, чтобы помочь вам за этот год. Помочь вашим носителям. Донести до моего народа вашу беду. Вместе мы что-то обязательно придумаем…

– Поздно, Птица. Попав в ваш мир, мы вынуждены принять его законы. В отличие от нашего мира, где контроль над Силой был в мужских руках, в мире рождённых звездой по имени Солнце магия – в руках женщин.

– Поэтому наша Сила – в твоих руках.

– Ничего не бойся.

– Оставайся собой.

– Не верь ничему, кроме Сердца.

– Научи нас Гармонии…

Голоса мерцающих змеев стали затухать, доносились словно сквозь толщу горной породы. Едва различимые, шипящие, они становились всё слабее и слабее.

Нечаянная власть

Я, как завороженная, как загипнотизированная наблюдала за происходящим глазами принцессы Фирузи. Проживала наживую весь фейерверк её эмоций, чувств, ощущений – таких острых и противоречивых.

Но вдруг фокус наблюдения вновь сместился вверх и немного в сторону.

Моим глазам открылось самое бесстыжее и развратное зрелище, что я когда-либо видела.

Три обнажённые тела застыли, продлевая бесконечно долгий миг удовольствия, разделенного на троих – или, скорее, умноженного на три…

В этот же самый миг смуглая кожа на тоненькой спине, покрытой бисеринками пота, вдруг пошла огненными трещинами.

Из острых лопаток принцессы хлынули тёмные огненные потоки!

Языки пламени заплясали в воздухе, стали понемногу обретать очертания… пока не оформились… в две пары крыльев!

Ещё две пары крыльев, помимо тех, что уже были!!!

Я в буквальном смысле слова стала свидетелем рождения тёмного феникса!!

Первого тёмного феникса в нашей истории!

Сильнейшего телепата из всех существующих.

Который родился в нашем роду. В племени Рамаян.

Вот значит, как это произошло…

Я вгляделась в призрачных драконов за спинами новых хозяев принцессы. Так и есть. Светящиеся силуэты, парящие в воздухе… их крылья стали совсем прозрачными, практически сливаясь с воздухом! Но их, кажется, это больше не волновало – длинные, покрытые чешуёй силуэты, находящиеся в непрерывном движении, проступили ярче.

Конечно же, я знала, что мы, фениксы, точнее, наши женщины, обладаем даром управлять чужой магией, подчинять её себе, впитывая, как губка. Потому сильнейшей магессе – вождю – и подчиняются остальные.

Но я понятия не имела, что феникс способен лишить магии дракона!

Слишком давно те исчезли. Слишком загадочными остались в наших воспоминаниях…

И потому сейчас я отказывалась верить собственным глазам!

Не прошло и часа с момента подписания Фирузи рабского контракта, как она… Прапламень! Пытаясь предотвратить войну и принося себя в жертву, Фирузи и помыслить не могла, что этим фактически подчинит себе двух сильнейших драконов!

Потому что тот, кто властвует над твоей магией, над твоей Силой, властвует и над твоей душой, – так говорит тётя Заури. Она стала новым вождём племени Рамаян, когда мою маму из него изгнали. Точнее, жребий так пал. На маму…

Конечно, истинных ипостасей драконы не утратили.

Пока не утратили. Но я точно знала, что утратят впоследствии.

Что же произошло? Что случилось дальше?

Почему всё-таки развязалась война?

Почему мы, фениксы, получившие контроль над магией драконов, вдруг оказались на коленях, в корсетах, блокирующих крылья, в рабских ошейниках? Как так получилось, что драконы стали драгхами?!

… Ни Эштард, ни Тродор не поняли, что только что произошло. Кажется, даже двум новым парам крыльев на спине феникса не удивились. До того ли им было…

Вглядываясь в ауры драконов истинным зрением, как учила мама, я видела двух огромных ящеров, парящих в синем-синем небе. Золотого и платинового… Сверкающих мириадами чешуек в солнечных лучах.

Только Мать Солнце была какой-то непривычно маленькой, что ли. И светила не сверху, а царила в воздухе меж крылатых силуэтов.

Приглядевшись, я поняла, что это вовсе не Солнце!

Между двумя драконами в воздухе парила огненная птица!

Крупная, размером с человека в полный рост…

Но на фоне крылатых ящеров, конечно, совсем кроха. Пташка…

Которая только что приручила этих самых ящеров. Я поняла это ясно, как Пламень, почувствовала: с этого дня, с этой минуты они за неё жизнь отдадут.

Хоть сами ещё даже не подозревают об этом.

Возвращаясь в реальность вместе с пришедшей себя Фирузи, я увидела, как уже другой дракон усаживается в кресло перед ней. Тродор… Платиновый… Тот, что лишил её невинности.

– Вылижи его, детка, – нарочито грубо приказал Тродор и потрепал принцессу по смуглой влажной щеке.

Но меня эта грубость уже не могла обмануть. Не могла она обмануть и принцессу. Которая смотрела на дракона уже иными глазами.

Золотой же дракон был уже сзади и в это время раздвигал половинки попки в стороны, обильно смачивая слюной сжавшийся смуглый кружок ануса.

– Надо и вторую твою дырочку начать разрабатывать, пташка. Привыкай, что в попку тебя будут трахать так же часто, как и в ротик.

Фирузи не успела до конца осознать происходящее, на контрасте со встречей с истинными драконами физическая реальность оказалась слишком грубой и плотной. Но, когда гладкая и твёрдая, огромная – по ощущениям, так чуть ли не размером с кулак! – головка надавила на попку, проникая внутрь, захныкала от неожиданной боли и непривычных ощущений. Остатки пережитого оргазма, продолжающие сладко потряхивать всё тело, мигом улетучились. Горячая волна потекла изнутри по бёдрам, Фирузи ощутила себя бабочкой, насаженной на булавку. Она попыталась отстраниться, но мужские руки крепко сжали её бёдра, эрегированный член медленно проникал в тесную глубину, раскрывая её сантиметр за сантиметром.

Эштард сдавленно стонал сквозь зубы, шумно дышал, шептал что-то бессвязное о том, какая она тугая, какая тесная…

– Эй, детка, – шлёпнул её по щеке Тродор. – Ты слышала, что я сказал? Вылижи хорошенько мой член и яйца, и, так и быть, я сегодня не буду пороть тебя.

Пороть?! Да что за варвары эти захватчики?! И что за шлюха она сама, когда внутри всё так и задрожало от сладкого предвкушения при звуках этого низкого, хриплого голоса. Даже боль внезапно отошла на другой план. А потом и вовсе отступила… Вместо неё пришло неестественное, запретное и очень постыдное удовольствие.

Словно заглянув в её мысли, дракон покрепче ухватился одной рукой за бедро, а второй принялся шлёпать по беззащитной попке ладонью – снизу, сбоку, сверху… наполняя присутствие пульсирующего внутри члена особой, пронзительной, острой глубиной. Многократно усиливая запретное и совершенно развратное удовольствие…

Принцесса ахнула, прогибаясь в пояснице и сладко застонала, содрогнувшись от яркой, бурной волны нового оргазма.

– Ах ты, сучка! – прохрипел Эштард, впиваясь пальцами в упругие бёдра и кончая вместе с ней.

С шумным, протяжным выдохом, сотрясаясь в сладкой конвульсии, он излился на этот раз ей в попку, в то время, как Тродор – в рот, заставляя проглотить всё до капли.

Стоило ощутить внутри выстрел горячих потоков семени, как вслед за первой волной оргазма накатила ещё одна, на этот раз сокрушительной силы. Оргазм, сотрясающий тело Фирузи, оказался таким долгим и пронзительным, что забрал последние силы. Содрогаясь от наслаждения в мускулистых мужских руках, насаженная сразу на два крепких члена, бывшая принцесса, и нынешняя рабыня и тайная госпожа потеряла сознание.

Моё же сознание высвободилось из плена прошлого в тот же момент. Я проснулась.

Спустя века ожидания

Ингури

Я пришла в себя и открыла глаза. Я точно помню, что отключилась внизу, в кабинете, и… там точно не было кровати, широкой такой… Постепенно глаза привыкли к темноте и я поняла, что свет не пропускают тяжёлые портьеры – чёрные, с серебряной нитью. Чёрное и бельё на кровати, где я лежу, заботливо укутанная одеялом.

Но стоило мне пошевелиться, поняла, что не только одеялом.

Мою талию обвивает мужская рука, а в попку сзади упирается эрегированный член. Словно уловив момент моего пробуждения, он дёрнулся, и низ живота прошило сладкими искрами.

Тело всё ещё горит от пережитого.

Не знаю, что это было – видѐние, которое возникло от соприкосновения наших с драгхами аур и кровной магии, запечатавшей договор, не то я и в самом деле каким-то чудом побывала в глубоком прошлом… На какой-то миг показалось, что я всё ещё там, что это меня так грубо и цинично оттрахали два захватчика в сияющих золотом одеждах, причинив против воли океан удовольствия…

Это я провалилась в иное, энергетическое измерение и вошла в контакт с источниками драконьей Силы…

Голова кружится… Я вдруг поняла, что уже не помню их имён. Также от моего сознания стремительно ускользает смысл сказанного мерцающими змеями…

Память принцессы Фирузи, которая, точно помню, была мне доступна в видении, как моя собственная, – в какие-то моменты я даже не осознавала себя собой, я была древней принцессой! – как будто подёрнулась дымкой, отдалилась, стала обрывочной и хаотичной…

Вот только тело почему-то всё помнит! Всё!

Постыдные, развратные, такие острые ощущения!

Сильные мужские руки и губы на самых сокровенных местах…

Резкие, приносящие сладкую, очень желанную боль рывки члена внутри…

Наслаждение на грани фола.

Практически невыносимое.

Яркое. Глубокое. Немыслимое…

Внизу дёрнуло, в животе одним движением затянулся огненный узел, тело прошила сладкая судорога остаточного удовольствия, переходящего в сильнейшее возбуждение…

Да что это со мной?!

И тут же на смену затухающим искрам приходит пустота. Сосущая изнутри печаль. Тоска по чему-то важному, когда-то утраченному.

Я непроизвольно завозилась, заёрзала оттопыренной попкой, прижатой к эрегированному члену. Какая-то сила внутри меня вздохнула со странной смесью облегчения и предвкушения, и вдруг снова потёрлась о член. Медленно. Самым недвусмысленным образом…

Член вновь дёрнулся, словно отвечая мне, а ягодицы тут же до боли сжали мужские пальцы.

– Осторожно, сладенькая, – раздался голос Даура, и я вздрогнула.

Вместе с ощущением, что это всё уже было… когда-то… моё тело содрогнулось от сладкой судороги. Твёрдый, вздыбленный член драгха упёрся в бесстыдно мокрый вход. Одно движение – и он окажется внутри.

– А ты, оказывается, маленькая шлюшка, девочка…

Я застонала от странной и, на первый взгляд несовместимой смеси стыда и разочарования, когда драгх грубо сжал пальцами моё плечо и рывком развернул меня к себе.

Несколько долгих секунд смотрел мне в глаза, а затем оттолкнул, опрокидывая на спину.

Дёрнув вниз одеяло, Адингтон принялся торопливо мять ноющую от тяжести грудь. Припав в коротком поцелуе к уголку рта, Даур втянул носом воздух, вдыхая мой запах и сдавленно застонал. Спустился вниз, продолжая вдыхать и принялся сладко терзать ртом соски – твёрдые и дерзко торчащие вверх.

В такт его посасывающим движениям и прикосновениям горячего, чуть шершавого языка внизу задёргало. Бесстыжее желание усилилось. Обострилось.

– Ты бесподобна, пичужка, – прошептал драгх, снова приподнимаясь надо мной, и, прежде, чем поцеловать в губы, хрипло произнёс: – Недаром мой брат потерял от тебя голову…

На этот раз поцелуй был долгим. Жадным, ненасытным, моментами даже похожим на череду укусов. Я захлёбывалась от переполняющих меня эмоций, ощущений, пронзительных и невыносим-острых, от чувства собственной беззащитности, от самой ситуации, от трепещущей, бесстыжей темноты спальни…

Драгх навис надо мной, прижимая мои запястья к кровати и лишая возможности двигаться.

– К вам надо привыкать постепенно, пичужка, даже к полукровкам… слишком быстро наступает эта проклятая зависимость. И трахать вас следует как можно реже поначалу, пока не произошла магическая сонастройка. Первый же раз лучше оттягивать настолько, насколько хватит выдержки… Рядом с тобой слишком хорошо, девочка. Слишком… сладко. Слишком…

И он снова припал к моим губам в коротком поцелуе, и снова принялся с жаром терзать чувствительные соски, сминать пальцами набухшую томительным желанием, потяжелевшую грудь. Каждое его прикосновение, движение языком, прикусывание, посасывание отдавалось сладким спазмом внизу живота. Я с трудом отдавала себе отчёт в том, что начинаю ёрзать под Дауром Адингтоном, раздвигать бёдра, словно умоляя взять меня.

Нас разделяет лишь тонкая ткань покрывала…

Провожу ладонями по мускулистой обнажённой спине, скольжу кончиками пальцев по твёрдым и крепким ягодицам… Понимаю с запозданием, что драгх голый. Абсолютно голый! Как и я… Из одежды на мне лишь корсет, скрывающий крылья.

Глухо выдохнув, драгх вдруг отстраняется.

А я, к своему стыду и позору, разочарованно стону, силясь шире развести бёдра.

Даур Адингтон замирает надо мной, какое-то время смотрит пристально, словно решает в уме математическую задачу, а затем вдруг встряхивает головой, отчего светлая, холодного оттенка прядь падает ему на лоб, придавая хулиганский, даже мальчишеский вид.

– Никто не говорит о трахе, – сказал драгх непонятно к кому обращаясь, – но нигде не сказано, что мы не можем провести время с пользой и по-другому, детка.

Он отстранился и дёрнул вниз покрывало. Обнажил меня полностью. Торопливо и деланно небрежно приласкал грудь, заставляя выгнуться и, судя по пристальному взгляду прищуренных глаз во всю наслаждаясь моими пунцовеющими щеками. Затем пальцы его прошлись по плотной ткани антимагического корсета и снова во взгляде драгха мелькнуло что-то такое, заставляющее подумать, что сейчас он прикажет снять ненавистный артефакт. Но этого не произошло. Мужские пальцы коснулись покрытого пушком бугорка внизу живота.

После чего драгх рывком поднял меня с кровати и легонько направил к двери, звонко шлёпнув по ягодицам.

У самой двери я обернулась.

– Если ты ждёшь Арнэя, то он уехал, – невозмутимо сообщил Даур Адингтон. – Ещё ночью. Брату нужно время, чтобы не оттрахать тебя во все дыры на радостях, детка. И пока не время для этого.

– Но…

– Понимаю, что тебе не терпится. Но я не дам задурить голову ни ему, ни себе. Это понятно?

– Куда мы идём? – наконец, удалось совладать с собой. Я бросила красноречивый взгляд вниз, прикрыла руками грудь. – Я просто… в таком виде.

Драгх криво дёрнул уголком рта и подмигнул.

– Мы просто примем вместе душ, пичужка. А потом я подкину тебя на занятия.

Обхватив за талию, драгх оторвал меня от пола, легко, словно ничего не вешу и поставил на ноги уже в роскошную ванну. Поначалу мне показалось, что это такой особенный, эксклюзивный дизайн, что ванна выполнена в форме раковины гаурхи. Но ощутив под стопами приятную тёплую шероховатость, поняла, что это не копия, это настоящая гаурхи!

Гаурхи, шерд! Да эти раковины буквально на вес золота!

Да уж, высшая аристократия на себе не экономит.

«Высшая аристократия» забралась следом за мной.

Я смотрела прямо в глаза Даура Адингтона, избегая опускать взгляд, и от этого как нарочно, взгляд так и норовил соскользнуть вниз, на покачивающееся у плоского, в кубиках, живота, внушительных размеров достоинство драгха.

– Это же непромокаемая ткань? – спросил Даур, сдвигая в сторону шлейку и проводя пальцем по розовому следу на моём плече. – Ведь вы, фениксы, носите эти корсеты всё время? Не снимая?

– Носим. Не снимая, – хмыкнула я, забыв на миг, что говорю с высшим драгхом. – А ткань промокает. Но кого это волнует, правда? Главное, что пропитана огнеупорным раствором и блокирует наши крылья.

Лишь произнеся это, я вспомнила, с кем говорю. Я ждала, что Даур Адингтон ответит грубостью, поставит зарвавшегося феникса на место. Напомнит, что я – рабыня, а он – мой хозяин. Внутри всё так и сжалось под ледяным взглядом высшего.

Но драгх вдруг спустил чёрную бретельку с плеча и поцеловал розовый след.

– Больно? – спросил он, обнимая меня и привлекая к себе так тесно, что я всхлипнула, вдавленная в горячее тренированное тело. – Очень мешает?

– Мешает… – ошарашенно пробормотала я, чувствуя, как глаза предательски щиплет.

Я ко всему была готова – к грубости, к унижениям, к оскорблениям, да ко всему, чему угодно, но только не к этой внезапной доброте высшего!

Дело в том, что после произошедшего вчера в кабинете, сразу после подписания договора… и уж тем более после путешествия в прошлое, к истокам нашей истории… я была бы круглой дурой, если бы тешила себя иллюзиями. Потому и ожидала, что мной просто грубо, цинично, безжалостно и бесцеремонно овладеют, принудят делать самые грязные и непристойные вещи… Я даже к боли этой была готова, которая всегда бывает в первый раз… Фирузи было больно, я точно помню… Поначалу…

Я была максимально собрана, сжата в тугой пульсирующий комок нервов, я была сконцентрирована, шерд!..

И теперь… вот. Сперва это заявление Даура, что секс, оказывается, откладывается. А теперь и вовсе сочувствие в голосе драгха, в его пугающих ледяных глазах…

Мой мир вдруг перевернулся с ног на голову.

Конечно, я знала, как мы действуем на бывших драконов, но никогда, никогда не пыталась посмотреть на это их глазами.

Оказывается, их тяготит собственное помешательство на нас. Им самим неприятна эта зависимость, в которую они попадают, оказавшись во власти нашей магии… Они… они не из садизма, не из придури надели на нас скрывающие крылья корсеты. Они… кажется, они даже умеют сочувствовать…

Точнее, один конкретный драгх испытывает нечто похожее на сочувствие… Я почти готова поверить в это…

Что уж говорить о том, что, когда они были драконами, они отдали нам, фениксам, самое святое, самое дорогое, что у них было: ключ к собственной Силе…

Что же произошло тогда дальше, с принцессой Фирузи-Дин-Дин и драконьими лордами Эштардом и Тродором?

Почему драконы всё-таки утратили крылья?

Неужели в этом виновна она, Фирузи? То есть… я.

Даур Адингтон повернул несколько ручек, инкрустированных бирюзой, что расположены прямо на стене и над ванной-гаурхи образовался защитный купол.

Тёплые, упругие струи ударили разом, со всех сторон!

Я взвизгнула к удовольствию драгха, которое тут же проступило на его мужественном, красивом лице. Выдавив в ладонь жидкого мыла с ароматом лаванды, Даур развернул меня спиной и принялся намыливать плечи и скрытую корсетом спину. Я выдохнула от непривычных ощущений – никто ещё не касался меня так… Бережно и вместе с тем с таким жгучим, нескрываемым желанием.

И хоть секс откладывался не из уважения к моим чувствам и тонкости натуры, а из самых, что ни на есть, практичных соображений, мне вдруг стало легче. Ощутимо легче.

Я почувствовала себя уверенней.

Ласковые прикосновения горячей воды, нежные и вместе с тем властные, уверенные, касания драгха, будоражат, кружат голову. Заставляют колени подкашиваться, щекочут и вместе с тем расслабляют. Тёплые, с лёгким флёром морского бриза струи бьют со всех сторон, массируя тело.

Не думала, что после обжигающе-ледяных водопадов в хрустальных пещерах с горячими источниками и соляных насыпей парящих островов меня способна так приятно поразить современная сантехника, оснащённая встроенными, бытовыми заклинаниями! Поворотом ещё одного рычажка Даур высвободил из специальной ниши разноцветные кристаллы, которые принялись медленно кружить вокруг нас. Они регулировали температуру воды, напор и даже угол попадания на кожу, как объяснил Даур Адингтон.

Драгх медленно намылил моё тело, его пальцы не пропустили ни единого, даже самого укромного уголка. Ласковые прикосновения ароматной пены, обжигающие – его ладоней, будоражащие и заставляющие ахать и выгибаться – его умелых пальцев…

Прижав меня к себе, Даур Адингтон гладит разгорячённое, покрытой ароматной пеной тело, а сам целует влажные дрожащие губы. На этот раз его поцелуи нежные, мимолётные, как прикосновение крыла бабочки. Очень раздразнивающие. Я упираюсь ладонями в его мускулистую грудь и ловлю себя на мысли, что тоже хочу намылить его… всего.

Ощущать под пальцами крепкое, тренированное тело, видеть в его ледяных глазах, что ему нравятся мои прикосновения… Чувствовать странную, будоражащую власть над этим бесстыжим и безумно-притягательным драгхом…

Когда мы встретились впервые – он был сама учтивость. Во второй раз, во время подписания договора – сам цинизм. Сегодня, несмотря на попытки быть циничным и прагматичным он был нежным. И заботливым. Казалось, для него важно то, что я чувствую. Уверена, Арнэй взял бы меня уже. И не раз.

И всё же изначально я не ошиблась с близнецом!

Вот эта смена лиц Даура, ощущение подвешенности, неопределённости повергают в недоумение и угнетают больше, чем грубость «золотого наследника».

Меня тянет к нему.

Конечно, это звучит глупо, нелепо, но я как будто знаю Даура давно. И бесконечно долго.

Как и знаю наверняка, что он показал мне далеко не все свои лица, и я никогда не смогу предугадать его следующий поступок заранее.

Он всегда найдёт способ меня удивить.

Так случилось и сейчас.

Я вздрогнула, когда Даур опустился передо мной на колено, буравя взглядом самое потайное, сокровенное местечко.

Я вздрогнула, когда его пальцы раздвинули влажные складочки. Драгх вдруг понял на меня взгляд, и, когда мы встретились глазами, подмигнул. Я часто заморгала и, казалось, забыла, как дышать. Даур же медленно провёл языком по блестящей розовой плоти, выглядывающей между пухлых складочек и потеребил кончиком языка то самое чувствительное местечко, о существовании которого до вчерашнего дня я и не догадывалась.

– А-ах! – я запрокинула голову и пальцы сами собой коснулись влажных волос драгха. Мокрые, потяжелевшие о воды, они напоминают не платину, а скорее ртуть.

В тот же миг, как пальцы мои коснулись влажных локонов, с которых ручьями течёт на мускулистые плечи и спину, я отдёрнула руку, словно обожглась.

– Нет, детка, так не пойдёт.

Заявление Даура прозвучало так неожиданно, что я вздрогнула.

Драгх по-прежнему смотрел не на меня, то есть… вовсе не на лицо.

Мне же отчаянно хотелось, чтобы он перестал пялиться.

И ещё больше хотелось, чтобы продолжал.

– Что? Как? О чём ты?

Я совершенно ничего не понимаю – что я сделала-то?

– Об этих милых кудряшках, детка, – хмыкнул драгх, проводя пальцами по чёрному треугольнику между ног. – Мне больше по нраву ухоженные девушки, которые следят за собой.

Я вспыхнула от стыда, попыталась возразить, промямлить что-то… довольно невнятно… Но меня не стали слушать. Поднявшись, Даур коротко поцеловал меня в губы, отчего его эрегированный член дёрнулся, что я ощутила своим животом, и, обхватив меня ладонями за плечи, усадил на бортик гаурхи. В специальную выемку, спиной к стене из тёплого серого камня.

Сам же снова опустился передо мной. Я с силой сжала колени.

– Раздвинь ножки, пичужка, – хриплым голосом приказал Даур.

Раздался щелчок и в мужской руке сверкнула лезвием опасная бритва.

– Нет! – против воли вырвалось у меня.

Драгх склонил голову набок.

– Что ты сказала, детка? Повтори.

Не решаясь повторить, я прикусила губу и помотала головой.

– Умная птичка, – дёрнул уголком рта драгх. – Никогда не говори мне «нет», малышка. И если не выполнишь в следующий раз мой приказ – имей ввиду, накажу. Тебе, конечно, понравится… но ты запомнишь своё наказание надолго. И в следующий раз хорошо подумаешь, прежде, чем ослушаться снова. А теперь будь послушной деткой – раздвинь ножки.

– Что ты собираешься делать? – я не могла оторвать взгляда от опасной бритвы в руке обнажённого драгха. Вид у него был настолько опасный, насколько и… притягательный. Даур Адингтон – живое воплощение тех самых «плохих» парней, которых девочек с детства учат опасаться.

В драгхе в каких-то немыслимых пропорциях сочетается уверенность, властность, цинизм и ни на что непохожая харизма. К нему влечёт, неудержимо влечёт…

Ох, не зря я сразу поняла, что он опасен и выбрала другого близнеца! Арнэю достаточно было бы подчинить моё тело. Дауру этого мало. Ему нужен контроль над моей волей. Над моей душой…

И – что хуже всего – мне не хотелось ему противиться. Напротив. Даже такой холодный, такой отстранённый и властный тон высшего аристократа невероятно заводит.

Губы драгха вдруг растянулись в улыбке, холодные синие глаза опасно сверкнули и прежде, чем я посмела выполнить его приказ он поднялся и рывком вздёрнул на ноги и меня.

– Я не… – в тот же миг мне закрыли рот поцелуем.

Жарким. Обжигающим. И невероятно нежным. Медленным. Слишком медленным… В то время, как хотелось быстрее, резче. Глубже.

Шрявь болотная, что происходит?!

Одним движением меня крутанули на месте, разворачивая спиной.

Мужские пальцы до боли впиваются в ягодицы.

Голова идёт кругом, я хватаю ртом влажный и густой, ароматный воздух.

Прекратив терзать ягодицы, которые так и запылали от грубой, бесцеремонной ласки, драгх кладёт руку мне на плечо и надавливает, в то время, как другой придерживает живот, вынуждая нагнуться.

– Упрись ладонями в стену, – командует он и, вздрогнув, я подчиняюсь.

Его колено упирается в моё с внутренней стороны, вынуждая шире расставить ноги.

Шлепок по ягодицам. И сразу за ним ещё один! И ещё! Вскрикиваю и хватаю ртом воздух, против воли прогибаясь в пояснице. И без того разгорячённая кожа чуть не воспламеняется от соприкосновения с ладонью драгха!

– Я предупреждал, пичужка: ещё раз не выполнишь мой приказ сразу и с удовольствием – накажу, – низким, хриплым от страсти голосом проговорил Даур Адингтон, медленно проводя пальцами по моей спине, по каждому позвонку под корсетом. – Прогнись в пояснице и отклячь свою круглую попку, детка! Ещё. Ещё, я сказал! Да, вот так. Хорошо…

Я ждала, что на этом его воздержание от секса и окончится. Вместе с моей девственностью. Я ждала, что он продолжит шлёпать меня…

Кажется, я ждала всего, чего угодно…

Не всего.

В следующий миг ощущаю горячие мужские губы на том самом местечке между мокрых (и не только от воды!) складочек. Местечке, где сконцентрировалась сейчас вся моя суть…

Пальцы драгха властно и уверенно сминают мои ягодицы, раздвигают складочки, нежно массируют сжавшийся кружок ануса, а язык и губы в это время медленно и очень умело сводят с ума.

– А-а-ах! Ах! А-ах! Пожалуйста! Ах! Не… надо… надо! Ах! – я выгибаюсь, колени подкашиваются, ноги слабеют с каждой секундой, с каждым обжигающим прикосновением этого чуть шершавого, совершенно бесстыжего языка!

Но сильные руки Даура Адингтона крепко держат меня за бёдра, не давая упасть. А язык выписывает какие-то сложнейшие фигуры на скользком и влажном, набухшем от внутреннего желания бугорке…

Я тяжело и часто дышу – волны желания, омывающие изнутри грозят вот-вот схлынуть вместе с сумасшедшим удовольствием! Ах! Д-да-а… Вот, вот оно! Первые его волны уже начинают омывать изнутри… да, да, да, да! Ещё немного, ещё, пожалуйста!..

И вдруг всё заканчивается.

Вообще, всё!!!

Даур отстранился. Я больше не ощущаю его горячего дыхания там, внизу…

И, прежде чем успеваю захныкать от разочарования звук шлепка прорезывает пространство, а беззащитное и сокровенное местечко обжигает болью! Это не столько больно, сколько неожиданно! До слёз, что так и брызнули из глаз!

– Наказание – не для удовольствия, детка, – сказал драгх своим хриплым, сводящим с ума голосом. – Привилегию кончать нужно ещё заслужить…

Он рывком поднимает меня, и, развернув к себе лицом, обхватывает лицо руками и грубо вонзает свой язык мне в рот, вынуждая посасывать его. От ритмичных движений мужского языка у меня во рту низ живота сводит судорогой желания. И боль от шлепка чудесным образом возвращается. Там, внизу всё так и пылает!

– Когда придёт время, я буду трахать тебя так долго, что ты будешь уползать и молить дать тебе хоть минуту передышки, пичужка, – хрипло обещает драгх прямо мне в рот. – Буду трахать тебя так жёстко, что твои жалобные крики услышат даже на островах…

Голова идёт кругом, колени слабеют, я ошарашенно понимаю, что ещё секунда этой сладкой пытки и прошепчу, глядя в его глаза:

«Трахни меня прямо сейчас» …

…Даур Адингтон всё же отпустил меня. После чего надавил на плечи, вновь усаживая на краешек ванной.

– Раздвинь ножки, детка, – сказал драгх, и на этот раз я послушалась сразу.

– Молодец, – похвалил драгх и потрепал по щеке, как породистую суку.

Какая-то презренная, рабская часть моей натуры о которой я прежде и не догадывалась, заставила охнуть и потереться об его щёку ладонью. Каждое прикосновение драгха отзывается сладкой пульсацией внизу, предвкушением удовольствия, которое вот-вот нахлынет. Я даже ноги инстинктивно сжала, предвкушая скорую разрядку, ту самую, которой меня лишили, только лишь раздразнив.

Мои ухищрения не укрылись от Даура Адингтона.

– Маленькая похотливая сучка, – сказал он. – Мне это нравится. Ты будешь часто умолять меня, чтобы я тебя трахнул. Умолять, стоя на коленях. И не словами.

Я вспыхнула и довольный произведённым эффектом Даур, подмигнув, вновь опустился между моих разведённых ног.

– Продолжим с того момента, на котором закончили, – хрипло сказал Даур, и, нагнувшись, легонько подул на разгорячённое его недавними сладкими пытками местечко.

Я охнула. По животу побежали мурашки.

Даур неспешно наносит на мою кожу ароматную зелёную пену. Тысячи маленьких пузырьков хаотично толкаются, пенятся и лопаются, щекоча кожу.

И если только что я была уверена, что стоит драгху ещё буквально пару раз коснуться меня внизу, своими твёрдыми, чуть шершавыми мужскими пальцами, как я всё же получу такую желанную и такую необходимую разрядку, то сейчас, когда ментол стал охлаждать, вплоть до пощипывания, в полной мере осознала коварство Даура Адингтона! Деспот! Какой же он деспот!

Драгх одним щелчком распахнул бритву и я замерла, лишь титаническим усилием воли продолжая держать ноги разведёнными. Чего мне стоило не свести их вместе – только я знаю. Лишь мысль о повторении наказания заставила взять волю в кулак.

К Оракулу ходить не надо – на этот раз драгх придумает что-нибудь куда более изощрённее!

Даур натянул пальцами кожу и когда холодное лезвие шершаво прошлось по разгорячённой плоти, оставив лишь гладкую полоску кожи после себя, я, кажется, забыла, как дышать.

– Правильно, маленькая, – сказал невероятно довольный драгх и посмотрел на меня совершенно хмельными глазами. – Нечего бояться. Я тебя не обижу. Я просто посажу тебя твоими похотливыми нижними губками на одну о-очень интересную игрушку и заставлю отсасывать мне долго-долго…

Вот как ему удаётся быть таким довольным – он же хочет меня, шрявь побери!

Он не удовлетворён, я точно знаю! Также, как и я…

А учитывая реакцию драгхов на нас, Дауру Адингтону от этого воздержания должно быть сейчас гораздо хуже!

Но вместо того, чтобы с ума сходить от желания, драгх продолжает мучить бесстыжими, развратными прикосновениями и грязными, но такими обжигающе возбуждающими обещаниями!

Его чёткие, выверенные, совершенно иные в сопоставлении с человеческими движения… меняются с каждой секундой. Становятся более плавными, что ли… Обтекаемыми. Гипнотизирующими… странной смесью бесстыдства и отстранённости.

По обнажённой коже Даура Адингтона вдруг идёт рябь.

Призрачная, едва различимая: словно сотни маленьких чешуек возникают на поверхности кожи и тут же бесследно исчезают.

Совершенно дезориентированная распутными, но такими возбуждающими прикосновениями, и видом обнажённого мужчины, расположившегося между моих разведённых ног, с опасной бритвой в руке, мужчины, который ещё вчера казался недостижимым жителем иного мира, мира, в котором нет места таким, как я, я даже удивиться толком не смогла, когда свечение его кожи сгустилось.

А затем вдруг отделилось от своего обладателя, зависло в воздухе призрачным облаком прямо напротив моего лица!

Потускнев, пришло в движение, образуя воздушный силуэт… Вот ни дать, ни взять, воздух, только чуть плотнее, что ли?

Часто захлопав ресницами, я поняла, что у этого силуэта какая-то подозрительно знакомая форма…

Видела я такого недавно… парящего змея с рогатой головой и подвижными, длиннющими, как у сома усами! С непрерывно движущимся волнами, покрытым мерцающей чешуёй, телом! К слову, тело, покрытое прозрачными чешуйками, тоже было длинным, и потому располагалось в воздухе зигзагообразно, словно странный парящий змей пытался уместиться на небольшом облаке. Его поверхность, как и усы, находилась в непрерывном движении. Светящиеся чешуйки словно стекали, ряд за рядом, по направлению от головы до хвоста. Хвост оказался шипастым, как и гребень, берущий начало с головы. На лапах – я почему-то уверена была, что их небольшому размеру доверять не стоит: когда надо, они прекрасно вытягиваются – сверкали загнутые, платинового цвета, когти.

Меня вдруг осенило!

Да ведь это прозрачное нечто, чем бы оно ни было, точь-в-точь с виду, как те змеи, что были в видении, у древних драконов! Только этот совсем блёклый, сама поверить не могу, что вообще различила его в воздухе и… маленький, хлипкий. В несколько раз меньше, чем те.

Прямо в лицо вдруг дохнуло холодом, я вздрогнула.

Таким же холодом веяло в присутствии лорда МакОртаза. Рядом с ним тоже был… силуэт в воздухе. Проглядывался он только куда хуже. И веяло от него чем-то чёрным, опасным …

Я вдруг вспомнила охвативший меня ужас, во время первой встречи с Арнэем Адингтоном и поняла: меня тогда вот эта тень касалась, точь-в-точь, как и при герцоге МакОртазе… нет! Это у МакОртаза была тень! А у Даура и Арнэя – летающие змеи, как у древних драконов. Ух ты-ы! Круто!

Не знаю, что это было – воздействие ли видения, или что-то иное, но страх перед драгхами исчез, начисто. Нет, конечно, внутреннее сжатие, предвкушение чего-то постыдного и на первый взгляд опасного осталось. Но… ощущение это стало более лёгким, что ли. Даже каким-то уютным. Словно внутренний страх сменил колючую ледяную шубу на норковое манто, уютное, согревающее… приятно щекочущее кожу. Даже раздразнивающее…

Со внезапной ясностью я поняла, что этим нахлынувшим ощущением внутреннего спокойствия я обязана этому парящему над плечом драгха змею! Потому что вчера его не было – и было страшно. А сегодня он есть и не страшно больше, ни капельки! И вообще, в отличие от хозяина – наглого, самоуверенного, непредсказуемого, змей у него оказался симпатичный. Прямо замечательный. Лучший в мире змей, я это точно знаю!

Шрявь! Шерд! Йурский период!!!

Почему вдруг об этом змее, которого, конечно же, первый раз вижу, я думаю, как о старом знакомом, которому обрадовалась, как блаженная идиотка? Почему пытаюсь подсчитать, сколько ж лет мы не виделись… Откуда это ощущение?!

У меня сроду не было знакомых змеев!

Но ведь… Тродор – самый лучший в мире, самый мудрый, красивый и сильный змей!

Подумав так, я чуть на бортике усидела.

И ведь очнувшись после путешествия в прошлое я не могла вспомнить имён драконов. А тут вдруг само вспомнилось… Тродор! Точно, Тродор… Стоило только подумать о том чудесном мерцающем змее, потянуться к нему мысленно… Словно услышав мои мысли, сотканный из воздуха силуэт заискрил, раззявил пасть с раздвоенным змеиным языком, словно вот-вот что-то скажет… нет, не может быть. Его глаза закрыты. Он… спит? Кажется, да. Спит. Веки змея вдруг дрогнули, после чего он погас, растаял в воздухе. Но я по-прежнему ощущала его присутствие.

Даур вдруг поднял на меня совершенно пьяные и потемневшие глаза.

– Что же ты со мной делаешь, детка…

Не вполне придя в себя от странной эйфории, навеянной воспоминаниями о змее, о Тродоре, я представила на секунду, в каком ракурсе предстаю перед Дауром Адингтоном, – с широко разведёнными ногами, в одном лишь корсете… над которым дерзко торчат вперёд холмики грудей со съёжившимися от возбуждения сосками… меня тут же кинуло в жар, а сердце заколотилось, как бешеное.

Очертания парящего змея вновь проступили в воздухе, после чего он вновь исчез, также внезапно, как появился, а во взгляде высшего драгха отчётливо сверкнуло безумие.

– А что я делаю… – вырвалось у меня хриплым шёпотом. Голос дрогнул.

– Ты слишком аппетитная, птичка. Слишком желанная. Я готов приказать тебе снова намазаться твоей серой дрянью, чтобы хоть как-то приглушить это сияние…

Я сглотнула, не зная, что на это сказать.

– Я не привык быть нежным, девочка. Я не знаю, как это. Я не встречал прежде женщин, для кого захочу быть нежным. До тебя…

Помотав головой, словно отгоняя морок, Даур вернулся к прежнему занятию. То есть к аккуратному соскабливанию с лобка и складочек холодящей ментоловой пены с помощью опасной бритвы.

Наконец, уже не осталось ни пены, ни прежней растительности. Я впервые видела и чувствовала себя такой… обнажённой и бесстыжей одновременно.

Драгху же, судя по его лицу нравилось то, что он видел.

А я почувствовала вдруг, что моя невидимая пока власть над этим непредсказуемым аристократом усилилась! Даже не знаю, как я это поняла, просто внутри вдруг зазвенело, легко, наполняя не то веселящим газом, не то миллиардом щекочущих пузырьков. Тело стало таким лёгким, что показалось даже, что я вот-вот взлечу, воспарю над этой дивной ракушкой-гаурхи…

С запозданием я поняла, что эти новые ощущения – следствие чужеродной магии, а значит, я, как принцесса Фирузи, которая невольно втянула значительную часть магии драконов, впитала в себя часть магии драгха.

Но для того, чтобы феникс мог управлять чужим энергетическим полем, его крылья и магия должны быть свободны… На мне же корсет.

А значит, как, в таком случае, это вообще возможно?

Стоп… Неужели… Неужели я тоже могу стать тёмным фениксом, как Фирузи?!

Как мама… Хоть она и передала мне чистую кровь феникса, природа «тёмного дара» слишком капризна и непредсказуема. Он не достался мне по наследству. Я никогда не комплексовала по этому поводу, если честно. Даже с блокированными крыльями как маг я значительно превосхожу людей и полукровок, смесков. А как телепат и подавно…

Но несмотря на обескрыленность я чувствовала странную связь с этим парящим змеем, пребывающем в вечном движении. В то время, как Фирузи…. Нет, я точно помню, она не чувствовала… По-крайней мере, не тогда, когда видела обоих змеев впервые…