Дорога без конца бесплатное чтение

Марина Ив. – О.

дорога без конца

Глава 1

В которой Вита и Эм встречаются впервые за 7 лет

 Мы были вплотную друг к другу, в душном помещении, с множеством солнечных зайчиков тут и там – на стенах и на полу. Было странно снова слышать голос Эм – по ощущениям это напоминало тот раз, когда я, старшеклассница на тот момент, нашла в продуктовом ларьке мороженое, которое до этого ела только в возрасте лет семи. Сейчас эффект дежавю был даже сильнее, ведь за десять лет мои вкусовые рецепторы и само восприятие вкуса изменились, а вот голос Эм остался ровно таким же.

– Я никогда не знала, чего хочу на самом деле. У меня была только горсть незакрытых гештальтов, родом из детства, и вечно меняющиеся представления о том, что мне нравится делать, что может меня увлечь. Неудивительно, что теперь я здесь: как бы нигде и везде одновременно. Анна была не такой: вот она всегда знала дорогу, она чувствовала себя на месте. Вы успели про это поговорить?

– Не то что бы мы специально это обсуждали… Тётя Эни редко рассказывала про себя, она была занятой, ну, вы знаете.

– Опять на «вы»? После стольких лет? – Эм поморщилась.

– Прости, давно не виделись.

 Я улыбнулась, сначала сдерживая улыбку, чтобы она вышла более складной, – а потом широко-широко: до меня наконец дошло, какой сегодня удивительный день, и как хорошо, что мы здесь, и мы на «ты».

– Это точно. Вита, а зачем ты здесь?

 Этот вопрос уже не раз звучал в моей голове, пока я готовилась к встрече. Я понимала, что хоть Эм и была лучшей подругой тёти, она удивится моему визиту, особенно здесь. Эм «жила» в самом простом киберспейсе нашего города. Маленькое помещение, меньше спортзала, вмещало несколько столов с мониторами, где сидели гости и общались с аватаром человека, к которому пришли. За стеной были спальни – в этом ценовом сегменте очень маленькие, что-то среднее между капсульным номером и саркофагом: там были тела постояльцев.

 Мне вспомнился визит к отцу. Его киберспейс был настолько больше, что вместо общей приёмной комнаты можно было устроиться прямо в его спальне, в глубоком и удобном кресле, одновременно общаясь с аватаром и наблюдая неподвижную умиротворённость человека на постели.

 Я осеклась, поняв, что круговорот мыслей опять унёс меня от настоящего момента, почувствовала укол злости, что ли.

– Я нашла вашу с тётей переписку, – выпалила я.

 Эм вскинула брови, но лишь на секунду – и тут же на её широком и умном лице появилась улыбка, которую я никак не ожидала. Эта улыбка не была простой: не дежурная и не слишком приветливая одновременно, больше похожая на улыбку Гэндальфа из экранизаций какого-то значимого для землян фэнтези.

– Теперь понятно. У тебя, наверное, много вопросов.

– Я хочу отправиться с тобой в путешествие! – я продолжала палить, не зная, как лучше срезать в эту точку беседы. Конечно, конечно, у меня было много вопросов, но их я всегда могу задать по почте, и пришла я сюда совсем не за этим.

Вот теперь брови Эм не опускались какое-то ощутимое время. Она молчала, и я воспользовалась этой паузой.

– Да, я знаю, что ты ушла в кибер-нирвану семь лет назад и не вернёшься оттуда ещё много лет, если вообще вернёшься. Но твой аватар можно вывести не только на дисплей телевизора, его можно хоть в тамагочи внедрить. Не говоря уже про телефон. План простой: я оформлю постоянный, а не временный, как сейчас, пропуск в твоё нейропространство и возьму твой аватар с собой в путешествие. В путешествие, о котором вы с тётей мечтали: через три земли. В дороге я смогу узнать всё-всё о тёте и о тебе, и о вас с ней. Ну, что скажешь?

 Эм молчала.

– Тебе нужно время подумать? Конечно, с таким нельзя торопиться. Можно я только озвучу то, что ты и так знаешь? Ты ничего не теряешь. Твоё тело останется здесь, и общаться со мной ты будешь только тогда, когда сама этого захочешь. Даже если я потеряю доступ к твоему аватару или сам телефон – это будет только моя проблема.

Эм не дала мне закончить предложение:

– Твоя проблема? Ты думаешь, я позволю любимой Аниной племяннице взвалить на себя эту ответственность с пересечением границ, в наше-то время, с кибертелом? Ты же в курсе, что на Севере это незаконно?

– Да, конечно, но так делают. Ничего страшного. Неужели ты сама не хочешь поехать со мной? Согласна, немного безумия в этом есть, но кто, если не ты, на такое согласится, – голос немного треснул на этом месте, что привело к микро-панике, но я быстро взяла себя в руки.

– Вита, ты серьёзно сейчас, реально не понимаешь, что одно дело – колесить с любимой подругой, на своих ногах, и совершенно другое – быть беспомощным довеском к твоему телефону, потенциальной причиной твоего ареста и моего штрафа.

– Вообще, путешествие не самоцель. Не для меня. Тётя Эни слишком давно не с нами – я ведь совсем мелкой была, когда её не стало, я ничему не успела от неё научиться, понимаешь? От неё, от такой… такой… Ну, ты знаешь, – чёрт, глаза уже намокли, а ведь я так хотела обойтись без лишних эмоций, чтобы Эм не подумала, что я нестабильна.

– Короче, – я взяла себя в руки и продолжила, к счастью выражение лица Эм было достаточно мягким, чтобы не бояться своих же эмоций, – я зову тебя с собой, чтобы узнать больше про неё, про тебя, и почему именно такой маршрут вы придумали, и как вы вообще стали друзьями. Хочу отсюда свалить в конце концов, я давно хотела! Мне не нравится наша колония, этот город мне осточертел. Я решила, что, может быть, ты поймёшь. Ты идеальная спутница для меня, понимаешь? Пожалуйста, поехали вместе.

 Эм выдержала мой долгий взгляд, сглотнула слюну (наверное, рефлекторно, ведь в нейропространстве физиологические процессы были выключены), наконец заговорила:

– Вита, мне нужно время подумать. Я свяжусь с тобой сама, когда приму решение.

 Сказала, как отрезала. Но я решила не сдаваться так просто.

– Но я же знаю, что ты хочешь. Кажется, в той переписке было написано, что это мечта всей жизни?

– Была когда-то, да. Но жизнь меняется. Мы меняемся. Чья мечта, говоришь, это была? Той двадцатилетней девушки или этого цифрового аватара, с которым ты разговариваешь сейчас, спустя… сколько лет там прошло?

– Эм, это всё та же ты. Просто без тела.

– Нет, Ви, мы меняемся каждую минуту. Тело, неважно – кибер или нет, – всё время меняется. И с душой, с головой то же самое. Впрочем, мы совсем о другом говорили.

– Верно, ты как раз сказала, что почти готова дать ответ, и мы…

– Вита! Уже так ловко манипулируешь?

 Я хотела улыбнуться, но уверенности в том, что для этого есть повод, не было. Впрочем, хорошо было и просто слушать Эм, такую родную, которую так любила тётя. Эм, тем временем, продолжала говорить:

– Ты права, часть меня уже готова дать ответ, и я правда мечтала об этой поездке. Но никогда, слышишь, никогда не стоит принимать решений, пока не улеглись эмоции.

– Разум затуманен, причинно-следственных связей не видно? – я засмеялась.

– Вообще-то именно так. Чего хихикаешь? – и хотя Эм пыталась сказать это строго, улыбка на её лице всё же проклюнулась.

– Пожалуйста, не тяни с ответом. На следующей неделе в сторону Калапатры уйдёт караван, в котором служит мой знакомый. Он поможет нам на первых парах, я уже говорила с ним.

 Эм прищурилась:

– Ты что, училась на профессионального беглеца? – она широко улыбнулась, впервые за нашу беседу.

– Ха-ха. Думаешь, я просто так к тебе пришла, просто поболтать, и до дела не дойдёт?

– Нет, Вита, я совсем так не думаю. Ты с самого детства была очень целеустремлённой, – Эм снова улыбалась, но в этой улыбке сквозила грусть.

– Ну, не знаю, с детства ли. Папа с мамой слишком рано сдались и оцифровались, потом тёти не стало, у меня была только я, дядя Марк, с которым я виделась всего несколько раз за последние годы, и родительское наследство. Это немало, но думать приходилось быстро. И часто.

– Ты думаешь, я тоже сдалась?

 Я прикусила кончик языка за свою неосторожность в выборе фраз.

– Ну что ты, Эм. У тебя же цифровая нирвана, туда ещё доступ получить нужно. А у родителей просто, считай, отпуск 24/7, много лет подряд.

– Сдаться можно на разных условиях, – усмехнулась Эм. – Строго ты к нам.

– Прости, пожалуйста, не подумала. Не мне это говорить, я тоже ничего гражданско-полезного не делаю.

 Ну вот, расстроила Эм. Хорошо, что отходит она быстро. Быстро же? Я считала секунды в своей голове, кажется, мы просидели в полной тишине не меньше четырёх минут.

– Вита, – наконец сказала Эм, – мне нужно многое обдумать. Я большего пока не добавлю, без обид. И обещать ничего не буду. Три дня – дашь мне такой срок на раздумья?

– Конечно, – я облегчённо вздохнула. Весьма вероятно, что этот вздох был преждевременным, но на подходе сюда я думала, мои шансы на моментальный отказ сильно выше. Но нет, надежда была. Разве это недостаточный повод для радости?

 Мы попрощались немного скомкано, обе словно в предчувствии чего-то, будто договорившись, что дежурные слова неприемлемы. Мне всегда тяжело смотреть, как аватар моментально пропадает с экрана. Это слишком отличается от обычного опыта, где мы прощаемся постепенно (а со старшей роднёй – целую вечность). Когда аватар пропадает, я неизбежно моргаю и задаюсь вопросом: не приснилось ли мне это? Точно ли это был тот самый человек, которого я когда-то видела во плоти, а не заранее сделанная запись?

Я медленно поднялась со стула и осмотрелась. Кроме меня, в помещении был ещё один человек (кажется). Он смотрел на стену перед собой с щенячьим выражением лица, сразу было видно, что он говорит с тем, кого любит. Пялиться мне не хотелось, и я перевела взгляд на информационную стойку, хотя вернее было бы назвать это информационной стенкой. Под потолком висела огромная плазма (хотя в наши дни «начинка» для ТВ была уже другая, но слово с Земли укоренилось в сердцах жителей колонии). На экране слева крутилась реклама, а справа бесперебойно транслировались правила пребывания в центре.

 Правила, реклама, правила, реклама, реклама, правила, правила, правила… Пожалуй, именно такой состав у столицы – Терра Нексум, места, где мы жили когда-то совсем иначе. Я сама только понаслышке знаю об этом, конечно: строй сменился, когда я была совсем малышкой. Впрочем, на небе только и разговоров, что о старых временах.

 На небе… Я дёрнула ручку двери центра и посмотрела вверх. Красота. Розовато-жёлтое небо, с лёгким смогом, и звёзды уже почти видны. Где там Земля? Когда-нибудь я обязательно выучу, как находить её быстро. Каково это вообще – родиться на другой планете? А хотя… Я и сама себя порой чувствовала инопланетянкой: сколько раз чужими мне казались соседи или одноклассники, их цели и вообще поступки мне казались лишёнными смысла.

 Когда я была маленькой, родители были заняты работой, и со мной часто сидела тётя. Ну, как сидела. Больше, конечно, бегала по своим делам, а меня брала с собой в складной люльке. Её за это, бывало, ругали, но я обожала дни с тётей Эни. У неё было столько сил. Она работала в мэрии и занималась вопросами экологии – почти одна в нашем городе. Уже тогда перестали выделяться большие деньги на «зелёную» повестку, но тётя без устали устраивала сбор пожертвований, работая даже без бюджета. Своими руками и с помощью школьников, студентов, друзей, она озеленяла город и давала лекции о том, почему это важно. Как будто бы опыт землян не был достаточно показателен. Люди здесь предпочитали об этом не думать и каждый раз приводили одни и те же аргументы: мол, озоновый слой здесь намного толще, да и улететь всегда можно.

 Я часто видела подругу тёти, Эм. Мы сразу подружились. Она очень не похожа на тётю, но их связь была особенной и с годами становилась только крепче. В отличие от тёти, Эм часто была без сил. Она много болела, читала книжки, сбегала от реальности. Зачастую у неё не получалось ладить с людьми, и она сама была этому не рада. Даже с лучшей подругой, моей тётей, не всё было гладко. Порой я не видела Эм по полгода. В такие периоды тётя была грустнее обычного. Когда их отношения возобновлялись, я всегда радовалась.

 А потом тёти Эни не стало. Она умерла внезапно: пищевое отравление. Ещё утром я говорила с ней по телефону, а вечером родители ошарашено и сухо сообщили мне новости. Я не верю, что дело было в еде или бактерии. Не верила и Эм: на похоронах вместо последней речи она предложила собравшимся устроить независимое расследование. Времена были уже такие, что никто не поддержал Эм громко, но между собой толки шли разные. Впрочем, это неважно, кто там как поддержал словом или кивком – до дела ни у кого, кроме Эм, руки не дошли. Она два года обивала пороги прокуратуры и детективных агентств: с ней редко говорили долго, даже если в ход шли деньги. Мне тогда было всего двенадцать, и я только краем уха слышала про всё это. Не знаю, как именно была перевёрнута последняя страница в деле гибели Эни, но, видимо, это случилось, и плодов эта история не принесла. Я тогда последний раз виделась с Эм, ну, с её телом – она пришла к нам в гости, просить отца о помощи с киберспейсом. Уже тогда это была опция для немногих. Большая часть людей и других жителей столицы не могла себе позволить оцифровать мозг. Более того, даже если достаточная сумма есть, в цифровом пространстве людей тоже разделяют. Учитывают пожелания, конечно, но это стоит дополнительных и очень серьёзных денег.

 Так, мои родители смогли оплатить пребывание на вечном курорте. Мысленно они вместе и находятся на необитаемом острове с полной инфраструктурой. Пока они жили здесь, «в людях», как говорят некоторые аватары, родители много работали: они были инженерами в отрасли антигравитационного передвижения. Редкие специалисты, и трудились они зачастую в тяжёлых условиях, особенно полевые испытатели. А мои родители относились именно к ним. Поэтому на пенсию они вышли рано, хотя сомневались насчёт оцифровки – из-за меня.

 Да что об этом думать, – со злостью подумала я, пнув ногой булыжник, соседствующий прямо рядом с выходом из центра. Все эти мысли крутились в моей голове, пока я шла от центра к своему транспортному средству. Старый скайбиль, в создании которого ещё участвовали родители. Летает по воздуху со скоростью 500 км/ч. Новые модели могут и в два раза быстрее, но толку в этом мало с тех пор, как вступили в силу ограничения по полётам. Не более 550 км/ч, не выше километра над головой. Ладно, этот закон около дела.

 Я завела скайбиль и уставилась вперёд. Просто смотреть вдаль, наблюдать – какая прекрасная разрядка для мозга. Гиперактивность плюс сверхвосприимчивость, и, как итог, по вечерам я часто страдала от возбудимости, не могла уснуть, не находила себе места. Пережить впечатления от дня мне помогала или ходьба, или вот это смотрение в никуда.

 Как хорошо, что Эм не отказала мне на месте. Даже если она сделает это потом – сейчас своим согласием подумать она уже помогла мне почувствовать себя разумной и взрослой. Ведь мою идею многие нашли бы дикой. Пересекать границу с аватаром запрещено законом: Этерия, а может быть и Калапатра тоже (другие две страны на нашем континенте), не признают цифровизацию мозга. Да и в принципе пересечение границы не приветствуется, хоть это и не незаконно (пока что). Эм права, что если нас поймают, у меня будет много проблем, да и у Эм тоже. Столичные дипломаты смогли договориться о неуничтожении аватаров за границей, но штраф Эм придёт серьёзный.

 Готова ли она рискнуть? Поехать со мной, девчонкой, которую семь лет до этого не видела? Хочет ли Эм вообще делиться тем, что произошло в её жизни, её отношениями с тётей, хочет ли общаться по-настоящему?

 Так сложилось, что друзей у меня здесь не очень много. По большому счёту, настоящая подруга у меня одна – Мэй. Мы вместе учились, вместе выпустились, а ещё она всегда была оптимистичнее меня. Специфика местного режима её не смущает, особенно с учетом удачного трудоустройства. Я даже не пыталась предложить ей сбежать вместе. Она любит свою жизнь здесь, а я люблю её, и значит, не могу мешать её счастью.

 Да и вообще, хорошо будет иметь своего человека здесь. Откуда ещё получать новости? Интернет-технологии здесь такие же, как на Земле, и точно также через границы информация течёт с большим преломлением в искренности и достоверности. Мы с Мэй всегда будем на связи, это я буквально чувствовала животом.

 Я ещё не сказала ей, что вот-вот уеду. И, конечно, не говорила про потенциальную компанию аватара, но я это исправлю. Она должна знать правду. И уж пусть она услышит это от меня, а не от Мирослава.

 Я завела скайбиль. В такой день не получалось разгрузить голову: мысли калейдоскопом сменяли друг друга.

 Мирослав… Ну что за имя! Многие, включая меня, говорили просто «Мира». Его огромные соломенные глаза – теперь единственное, что я видела мысленным взором. Он – получеловек. Его отец прибыл с Земли одним из первых и успел завести отношения с Нексари, пока это ещё было реально. Нексари – коренное население Терра Нексум. Это они когда-то смогли подать людям сигнал о жизни на здешней планете. От людей Нексари отличаются способностью лучше чувствовать среду: они предсказывают погоду, с точностью до десятой градуса могут назвать температуру, там вообще целый спектр метаспособностей. И всё благодаря бледно-жёлтым кристаллам, словно вмонтированным в их высокие, стройные тела. Средний Нексари ростом два метра и носит он до трёх кристаллов на теле, в разных местах, но обычно ближе к сердцу, вискам, запястьям.

 Мира унаследовал от Лины, своей матери, только один кристалл, но внешне он был одного лица с местными жителями. И хотя он никогда прямо не говорил о наличии у себя метаспособностей, таких, как он, всегда охотно хантили в караваны.

 Мира, я и Мэй ходили в одну школу. И Мира уже знает о моей задумке. Совершенно необходимо поговорить с Мэй как можно скорее.

 Наконец-то скайбиль набрал нужную высоту. Медленно – м е д л е н н о – сквозь все мысли, тревоги, сквозь желтоватые облака, дальше от центра с телом Эм, прочь от всех воспоминаний, в холодный воздух близкого вечера, в буферную зону, где носятся сотни скайбилей и почти что чувствуется невесомость, но три ремня безопасности не дают вывалиться из кресла, такого мягкого, и совсем ничего не хочется делать, и лететь как будто некуда и незачем – так действует местный разряженный воздух с содержанием метахимических элементов, но понимание этого совсем не облегчает адаптацию при взлёте.

Глава 2

Где многое проясняется

 Всюду когда-то были реки. Всюду когда-то не было рек.

 Как и Земля, планета Ваайя эволюционировала многие века. Слишком далёкая от Солнца, она не знала тепла и света бóльшую часть своей истории. Но после столкновения крупных небесных тел 320 тысяч лет назад Ваайя была откинута в другой закоулок космоса, где внезапно оказались подходящие для жизни условия. Не совсем такие, как у землян, но достаточные для появления простейших форм жизни. Планета Ваайя – совсем небольшая: у нас всего два континента. Тот, на котором живу я, на своих обширных территориях приютил три страны: Терра Нексум, Калапатру и Этерию. Хотя я никогда не была на Земле, я слышала о географии там, и мне кажется, землянам не представить, насколько различаются страны здесь.

 Насколько я знаю, на Земле границы стран всегда были очень подвижным явлением. Да и сами хозяева планеты – один вид, у которого всегда было больше сходств, чем различий (что бы ни говорили агенты разделения и войны).

 На Ваайе же одновременно существует несколько разумных форм жизни. При этом люди с Земли, ныне доминирующий вид в Терра Нексум, добрались до этих берегов (наверное, к счастью) только когда коренные обитатели уже полностью овладели словом, оружием, политическими технологиями и, самое интересное, метаспособностями. Некоторые из людей называют это магией, но это слишком упрощённое понимание. Я сама толком не знаю, что это такое. Понять, увидеть вживую – одна из целей путешествия через три земли, планированием которого я занималась последние полгода.

 Я родилась в Терра Н. девятнадцать лет назад в семье людей. Я напрямую наследую историю и гены Земли, хоть и никогда не бывала там. Даже мои родители родились уже здесь, а вот их родители, наоборот, так никогда и не побывали за пределами родной планеты в Солнечной галактике.

 Если последняя пара предложений кажется странной – это нормально, ведь на Земле до сих пор рожают женщины, кажется. На Ваайе же люди вынашиваются преимущественно искусственно; так и мои родители были отправлены сюда ещё будучи эмбрионами. Это стоило дедушке всего его состояния – тогда все пытались спасти своих родных, особенно детей, отправляя их на новую планету, ещё чистую и полную воздуха, в отличие от Земли.

 Как итог, публика здесь собралась специфическая. Попасть с Земли могли только самые богатые и самые талантливые люди: астронавты были обязаны уметь разбираться в инженерии, обеспечивающей межгалактические полёты и построение индустрии на месте, либо должны были такие услуги щедро оплачивать. Столица Терры сразу стала hi-tech местом, жизнь в котором кипела, ведь гены большинства здесь заточены на предпринимательскую деятельность, технологии и процветание.

 Коренное население Терры, Нексари, сильнее и могущественнее людей, а может быть, и сострадательнее. Стали бы мы, люди, слать сигналы инопланетянам, звать их переселиться с планеты, которую те уничтожили своими же руками? Говорят, изначально эта идея пришла из Этерии (как и большинство благостных идей), но технически это реализовали Нексари – поэтому люди остались здесь, в Терра Н. В других странах Нексари живут редко, а людей и вовсе единицы. Это связано со сложностью дальних путешествий на этой планете, а также с тем, что со временем группа лидеров Терра Н. взяли охранительный и воинствующий курс, решив отгородиться от не-людей и сосредоточиться на высоких технологиях. Никто нам не угрожал, не стеснял, наоборот, – но Этерия не принимала мозговую цифровизацию, аватаров на границе отключали, и это стало предлогом у нынешней власти для начала холодной войны.

 Называть это так – плохой тон. Не холодная война, но антропоцен 2.0, говорили в СМИ и на улицах. Я кивала, а внутри кипела. Как можно отвернуться от тех, кто нас спас? Зачем нам ежесезонные обновления скайбиля, когда до сих пор не исследован соседний материк? Почему в городе открывают третью фабрику за год, когда экологическая катастрофа на Земле до сих пор бушует?

 Каждый год становилось всё яснее и яснее, что ответов на эти вопросы не будет – более того, эти вопросы даже не будут озвучены. Некоторые люди шептались между собой, косо смотрели на новую фабрику, даже были разговоры о митингах – но ни у кого не хватало смелости выступить открыто, и я могу это понять: мы не на Земле, мы всё же здесь в гостях – в случае большого конфликта, весьма вероятно, нас попросят вернуться домой. В то же время, если наша продуктивность и инновационность будет загрязнять и эту планету, если конфликты с Калапатрой продолжатся – пребывание здесь всё равно окажется под вопросом. Вот в такие непростые времена я живу, хотя говорят, у людей простых времён и не бывало. Мне всё равно повезло: я дышу чистым воздухом и живу безбедно на родительские деньги. На Земле дела обстоят намного хуже.

 Всё вышенаписанное здесь, и тот текст, что будет дальше, – не просто мысли вслух. Меня зовут Вита Энгервиль, и я уже давно собиралась вести записи: нечто среднее между дневником и дорожными заметками. Ведь бóльшая часть разумных существ известных нам планет никогда не жили в Терра Н., они не знают, что происходит, не видели мир моими глазами. Вдруг мои записи прочитают и в соседних странах тоже, вдруг это поможет нам найти общий язык?

 В любом случае литературой тут никто серьёзно не занимается. Инженерам это не очень интересно, а видных писателей с Земли перебралось немного, и их уже давно нет.

Всерьёз ли пишу я? Не знаю: эти записи вполне могут остаться всего лишь моей частной собственностью, копилкой разрозненных фактов и историй.

Пишу это и смотрю на свой фикус. Один из немногих видов растений Земли, который удалось культивировать и здесь, такие они живучие. Но не в этой квартире. Мой фикус умирает. Не отследила вовремя плесень в корнях. Я всерьёз хочу запомнить его когда-то такую пышную крону, его стать: единственное украшение комнаты. Всерьёз хочу сохранить память о нём для себя и рассказать другим об этой и других удивительных формах жизни, о жизни вообще, о дороге, о тёте, о Терра Нексум. А заметки – это так, ребячество: мало ли во Вселенной информационных копилок.

 Было 24 февраля по календарю Земли. Я захлопнула дневник, уже стараясь не смотреть на фикус (больно). День только начинался. Астра – наше подобие Солнца – вышла два часа назад, и воздух ещё был пыльным от ночных песочных буранов. Специфический климат: сухой и прохладный одновременно, и в цветовой гамме этих мест доминирует жёлтый цвет, вернее, желтоватый.

Хорошо бы пойти на прогулку в парк, дать мозгу отдых. Идти одновременно хотелось и нет. Переодеваться из домашнего в уличное, спускаться шестнадцать пролётов вниз, проходить два поста охраны, добираться в парк… Я усмехнулась: если это мне кажется препятствием, о путешествии через континент лучше забыть. Какой замечательный пинок! «Ничто так не мотивирует юный ум, как челленджи, которые ставишь себе сам», – вспомнила я слова Эни.

 Холодное утро, противный ветер с песком. Пост охраны раз, «доброе утро». Пост охраны два – молчим, этот консьерж мне никогда не нравился. Горизонт завален высотками: здесь всегда строили плотно, ведь мы гости, своей земли у нас тут нет, а значит, распоряжаться ею нужно максимально экономно. Мой дом остался позади – небоскрёб цвета стали, почти точно такой же, как почти все остальные строения вокруг. Выделяются на этом фоне школы (для безопасности учащихся их не строят выше четырёх этажей) и парки: маленькие, но встречающиеся чаще, чем на Земле. Все остальные пространства ютятся в небоскрёбах друг над другом. И это порой удобно, но тесно, а ещё это способствовало рождению общества паноптикума, где каждый знает, чем занят его сосед, и чем действительно стоит заниматься. В одном здании на разных этажах стоматология, спортзал, мэрия, студия 3D-печати… Маленькие учреждения делят один этаж: так, информационный городской центр соседствует с библиотекой, где книги только электронные (производство бумажных в своё время решили не налаживать).

 Я иду к парку быстро, почти бегу, одевшись совсем не по погоде. Мой тюлевый бирюзовый шарф не греет, ровно как и жилетка на синтетическом пухе (натуральный стоил бы как крыло самолёта). Сверху жужжали скайбили: люди здесь пробуждаются очень рано и сразу занимаются делами, хотя в самом начале переселения было много разговоров о том, чтобы уйти от ориентации на жаворонков, но от той идеи отмахнулись, как от подрывающей семейные ценности.

 Навстречу мне – никого, как я и думала. Только с первых этажей плотно расположенных рядом зданий иногда смотрели любопытные бледные лица одиноких стариков. Пионеры галактической эмиграции после 65 получали приоритет при заселении на первых этажах, что было разумно с точки зрения их (не)мобильности, и утоляло как никогда острый интерес в подглядывании, подслушивании и обсуждении всего, что творилось во дворах и на улицах города. Прогулки, парки, смотреть по сторонам – вот он, удел стариков, детей и бездельников вроде меня.

 Я думала о вчерашнем разговоре с Эм, во мне заново рождалась вся палитра чувств: страх, предвкушение, нервозность, радость, надежда, страх, страх, страх. Это нормально – бояться большого и нового, бояться встреч с особыми (по любым причинам) людьми, бояться менять уклад жизни, начинать заново, не начинать.

 Я пыталась рассчитать вероятность положительного ответа Эм. Она точно хочет – но боится? Не хочет брать ответственность? Она хотела раньше, а сейчас ей уже хочется совсем чуть-чуть, недостаточно для «да»? С чего я вообще взяла, что она «точно хочет»? Это лишь то, что было в переписке десять лет назад. Моё прочтение её вчерашней мимики вполне могло быть неверным, а отсутствие отказа сразу может говорить просто о шоке, а не о наличии желания.

 Да, с экологией проблемы, да, не дают денег на искусство или гуманитаристику, да, напряжённые отношения с другими странами, отрыв от родной планеты, повсеместные ограничения и «настоятельные рекомендации». Но аватарам-то что? Едва ли Эм актуально свалить отсюда, её мало что касается. Конечно, в области цифровизации мозга тоже есть регулирование, но физически аватары в полной безопасности. Спасибо «Кули-ко», одной из немногих частных компаний, руководство которой было не только на Ваайе, но и на Земле, а потому существование аватаров было стабильным – переговоры об изменениях если и случались, тянулись годами, а потому начинались нечасто.

 «Кули-ко» умели не только налаживать оцифровку, но и занимались межгалактическими полётами. Это они когда-то спонсировали переселение самых первых людей на Ваайю. С тех пор изменился приоритет в их деятельности, появились государственные компании с таким же ОКВЭД – в Терра Н. почти всё было государственным – но влияние «Кули-ко» отстаивалось сильным.

Процентов тридцать пять – вот к такой вероятности я пришла одновременно с тем, как вход в парк наконец стал виден. Шаг, второй – о нет, сегодня же третий четверг месяца. «Санация растительных насаждений», – гласила огромная табличка, прочитать которую можно было даже за пятнадцать метров.

– Ворона, как можно было забыть, всю жизнь так, – начала было я невесёлый внутренний диалог, как вдруг в кармане завибрировал телефон.

 Мира! Во мне стало подниматься беспокойство: он звонил редко.

– Алло, Вита?

 Уф, голос Мира звучал ровно – отставить панику.

– Ага, Мира, привет, ты внезапно, – сказала я, продолжая пялиться в недружелюбную красную вывеску входной арки.

– Я столкнулся с Мэй. Ты могла предупредить, что твоя лучшая подруга не в курсе о нашем плане?

 О нет (опять), – подумала я, возвращаясь в режим паники.

– Прости, я собиралась с ней поговорить! Честное слово. Что… что ты ей сказал?

– Ты правда по телефону о таком спрашиваешь?

– Прости-прости! Так, у меня свободный день, может, встретимся?

– Нет, я занят подготовкой к каравану, на меня повесили кучу покупок. Давай лучше ты к Мэй, просто скажи ей как есть. Я потом к тебе загляну, мы же должны обсудить всё подробно. Завтра – идёт?

– А послезавтра? Послезавтра я узнаю… ну… то самое. Послезавтра будет ответ, и тогда мы сможем сразу в нюансах всё продумать.

– Так даже лучше. До встречи, – сказал сухо и сразу отключился. Это очень в его духе.

 Я удивилась тому, как быстро улеглась тревога и вина перед Мэй. То ли помог спокойный голос Мира, то ли перевесило облегчение от того, что Мэй теперь знает. Мой луч внимания наконец-то отследил поджатые пальцы ног и мурашки на плечах: я стояла у входа уже минут пять и замёрзла окончательно. За оградой зеленели кустарники и невысокие деревья, вдоль забора вилась лиана, у ног притёрлась пыльная собака, собравшая тонну песка на себе. Большая редкость: одинокая собака. Впрочем, весьма вероятно, ей владеет парк или кто-то из стариков ближайших домов. Мы с псом посмотрели друг на друга так, как только и могут смотреть те, кто ничем не связан и не чувствует нужды в игре. Игра в вежливость, флирт, серьёзность, активное слушанье – хотя бы с животными можно было этим не заниматься.

 Я обернулась, услышав шум: то ли громкий рёв, то ли глухой железный грохот. Улыбка расползлась у меня от уха до уха, увидев появляющихся из-за ближайшего угла Нексари, верхом на тавьярде.

Тавьярды – родные для этих мест животные, огромные создания, похожие одновременно на коня и на слона, издревле приручённые Нексари. Их плотная коричневая шкура была покрыта розоватыми пятнами тут и там. Тавьярды имели раздвоенный хвост и мощный эхолокатор, и на этом список их необычайных особенностей не кончался. Вот только я большего не знаю, ведь шанса на живое взаимодействие не было. Пока что – ведь именно на тавьярдах перемещаются в караванах, и совсем скоро Мира познакомит меня со своим Вефиром.

 Тавьярды отлично чувствовали себя на песках, в неглубоких водах, в холмистой местности, но не в городе, а потому всякий раз приближению этих существ предшествовал шум и гам. Жалобы на это были, но нечасто, ибо увидеть тавьярдов в городской среде только и можно было перед отправлением караванов, раз-два в год. Животные перевозили провизию и закупали её уже верхом на них, оптимизируя таким образом усилия по подготовке. Местное производство выпускало баллоны с водой и жидкой пищей сразу такой формы, что их можно было надеть на хомут перевозчиков или зацепить к хвосту – эргономично и удобно.

 Верхом на этом тавьярде сидел незнакомый мне наездник. Хмурый Нексари с длинными светлыми волосами, одетый во всё цвета охры – такая была форма у стражей каравана. Весьма вероятно, я скоро познакомлюсь с ним ближе. В путешествие идут немногие: только самый необходимый персонал, жаждущие нового богачи и лица мутной категории, вроде меня.

 Я несколько минут смотрела, как неуклюже пробирается коричнево-розовый зверь мимо детской площадки, как будто бы двигаясь прямо ко мне. Со временем стало ясно, что так оно и есть.

– Дитя, отойди от входной арки, – Нексари обратился ко мне на прекрасном эсперанто, явно желая пройти в закрытый парк.

– Здравствуйте, парк закрыт, видите табличку?

– Он закрыт для людей. Не беспокойся об этом и отойди. Спасибо, – наездник говорил просто и прямо, хотя как будто бы немного надменно, и что-то во мне расстроилось от его слов.

 Не показывая обиды, я почти что строевым шагом (как будто того требовал случай) отошла подальше. Арка парка действительно распахнулась, и Нексари со своим зверем поторопились внутрь. Часть меня хотела прошмыгнуть внутрь и узнать, что вообще могло понадобиться этим двоим в рекреационной зоне, но я вовремя сдержала этот порыв. За шпионаж не похвалят: нельзя делать ничего рискованного сейчас, накануне отчаливания.

Я медленно пошла прочь. Астра уже светила ярко-ярко, и мне становилось теплее. По мере того как я проходила мимо рекламных щитов, они загорались, каждый раз синтезируя новую таргетированную лично под меня рекламу. Сложно было на неё не смотреть: вместо ИИ-генерированных моделей, как раньше, на каждой рекламе я видела своё же лицо. Вот я чищу зубы и делаю ультразвуковую чистку лица новейшим Ultimate cleaning tool 4X, а на этом экране я лечу на последней модели скайбиля на фоне почему-то Лос-Анджелеса…

 Об адекватности настолько адресной рекламы было много споров, но ничто иное не приносило маркетологам столько внимания (и, как следствие, денег), а потому лоббисты смогли этот вопрос устаканить.

 Немножечко даже обидно, знаете ли, обладать такой цифровой кармой! Вита – любит хайтек-безделушки и крутые тачки, так про меня, значит, думает «большой брат»? Впрочем, я понимаю: с моим вечно включённым VPN информация про меня разнородна. И хорошо.

 Стараясь не смотреть на агрессивную рекламу, я осознала, что ноги несут меня вовсе не домой. Я иду к Мэй. Без приглашения и предупредительного звонка – сегодня суббота, Мэй с большой вероятностью дома и наверняка много думает об услышанном от Мира.

 «Скажи всё как есть», – в голове звучал его совет. Но про Эм… Да, даже про Эм, – вела я внутренний диалог, даже скорее борьбу. Неужели может случиться так, что Мэй проговорится или выдаст меня намеренно? О нет, даже если мы поругаемся, я хочу верить, что она так не сделает – я отказываюсь жить в мире, где такая подлость возможна. Нет, нет, я уверена в Мэй. Пусть я не уверена в её реакции – даже если разговор займёт весь день, даже если она захочет порвать нашу дружбу, – я скажу ей правду. Только ей, Мира и Эм.

 Мэй жила в доме не стального, но чёрного цвета – это был маркер высокого положения. Выдавал это не только цвет облицовки, но и обилие пространства как такового и зелёных насаждений вокруг. Не два, как везде, а три пункта охраны. Не поздороваться с консьержем – не вариант, каждый из них обязательно спросит цель визита, а самый первый к тому же обязан проверить документы. Угораздило же её родиться дочкой министра юстиции.

 Были, конечно, и приятные моменты. Тонкий запах цветов как во дворе дома, так и сразу при входе. Никакой экономии на освещении и акустике (сегодня во дворе негромко играла пост-нео-фанк-классика). Скоростной лифт, прозрачный, с удивительным видом – я каталась на таком только в этой высотке. В пентхаусе Мэй всегда можно было полакомиться деликатесами, зарыться в мягких подушках огромного дивана, попросить батлера разбудить в указанный час и подать на стол ко времени то-то и то-то (делать это было, правда, неловко, но Мэй всегда говорила, что это просто его работа, и я зря тушуюсь).

 Сейчас эти мысли было прокручивать проще, чем думать о повестке нашей встречи. Веселее, чем осознавать факт скорой разлуки. Конечно, я не собираюсь терять связь с Мэй. Может, я вообще вернусь обратно в столицу – ведь не факт, что меня примут надолго где-то кроме нашей колонии, или что я в принципе смогу перебраться через границу. Но если у меня появится шанс остаться в другой стране, увижусь ли я с Мэй вообще когда-нибудь?

 Она не из тех, кто пойдёт в караван – только так, по крайней мере пока что, можно попасть в Калапатру. Сердце кольнуло, когда я поняла, что весьма вероятно это один из самых последних моих визитов к лучшей подруге. Сразу что-то ностальгическое и тёплое зашевелилось во мне. Я искренне улыбалась, приветствуя консьержей.

Мэй жила с родителями, но так как у них был весь этаж, каждый член семьи располагал отдельным входом. Ужасно удобно, плюс не придётся видеться с мистером Сумхаром, отцом Мэй. Правда, он и так почти наверняка не дома – ведь он большая шишка. Но несколько раз я сталкивалась с ним на общей кухне пентхауса, и это было неловко. Меня всегда тошнит от формализма и манерности, а у «слуг народа» это проявляется особенно ярко.

 Звонок двери Мэй был в форме рога животного Земли. Чтобы позвонить, нужно как бы вдавить его в стену, что, конечно, максимально неочевидно – но зато с порога чувствовался задорный характер Мэй. Я «позвонила»: глухая трель звонка слышна даже на пороге.

 Дверь открыли очень быстро, и сделала это сама Мэй, а не её батлер. М-да, нечасто такое бывало. Длинные розовые волосы моей подруги были растрепаны, у лица убраны за уши, а чёлку, лезшую в глаза, она попыталась сдуть струёй воздуха, но безуспешно. На Мэй была надета пижама из плотного зелёного муслина, ноль макияжа на лице, а вместо него – гремучая смесь из расстройства и злости. Её светло-голубые глаза смотрели угрюмо, и россыпь акне на лбу и щеках завершала образ человека в большом дистрессе.

– Видишь, видишь, что со мной сделали эти новости! Я… я вчера легла, не расчесавшись! Уже час распутать не могу. Отрезать придётся, рада ты, скрытница? – голос Мэй был почти злым.

– Скрытница? Мэй, подтяни свой эсперанто, так не говорят, – я не смогла удержаться от этого комментария.

 В семье Мэй говорили преимущественно на английском, и от этого официальный язык колонии – эсперанто – у неё хромал. Её дизайнерское словообразование часто смешило меня, хотя понимать её было легко. Поймёт ли она меня?

– Ага, это самое важное сейчас, – она бурила взглядом, и её алые щёки немного надулись, делая её такой похожей на свою мать.

 Я громко вздохнула.

– Мэй, прости, пожалуйста. Пойдём, я помогу тебе с волосами, – я потянулась к ней с широко раскрытыми руками, и, к моему облегчению, она сделала ко мне шаг и крепко обняла в ответ. Мэй пахла розовой водой и молоком. Мы немного постояли так, сцепившись, и за ручку пошли внутрь её хором.

 Лучи Астры мягко лежали на мебели гостиной, два жирных кота занимали лучшие места самого мягкого дивана, нежась на свету. На стеклянном столе в центре стояли графины с водой и молоком, кофейник, фруктовница с корками от мандаринов.

– Ого, мандарины? В это время года? – каждый визит к Мэй удивлял меня как первый по части нахождения самых необычных яств.

– Да, в последнем забросе с Земли был знакомый отца, фермерский магнат, заходил к нам в гости недавно, – Мэй сказала это почти на автомате, было видно, что мысли её совсем в другом месте. – Вита, ты точно решила, не передумаешь? Правда уезжаешь? На следующей неделе??

– Да. Ты же знаешь – жизнь здесь не для меня, и… – тут Мэй перебила меня:

– Знаю, знаю, но ведь все вокруг так: ворчают, но живут же. Ты думаешь, работу не поищешь?

– Ну, во-первых, правильно было бы сказать «найдёшь» и «ворчат», а во-вторых, – тут я поймала взгляд Мэй: он становился реально злым. – Всё-всё, никакой грамматики больше, прости.

– Так что там во-вторых? – Мэй, всегда такая беззаботная, сейчас была настроена по-боевому.

– Я уже предложила Эм отправиться со мной. Мэй ахнула.

– Чего? Эм, которая цифранулась? Подруга тёти твоей? – глаза её буквально вылезли на лоб.

– Та самая. Помнишь, я рассказывала, что нашла их переписку, и там было много про путешествие? Оно не выходило у меня из головы, Мэй. Жизнь здесь, которую ты так любишь, – ведь и её бы не было, если бы те отважные и любознательные земляне сто лет назад не откликнулись бы на сигнал Нексари. Та переписка – мой личный сигнал, понимаешь? С самого детства я мечтала путешествовать и ненавидела местные порядки. Я знаю, что могу пойти работать в библиотеку или детский сад, «в нашем обществе нет отверженных» (это нам вбивали с трёх лет). Вот только начерта оно мне?

 Я смотрела на Мэй в упор. Говорить было легко и тяжело одновременно: с одной стороны, всё, что из меня лилось, было выношено годами и обдумано много-много раз. С другой – а была ли я когда-то так откровенна с Мэй? И если не была, то почему? Подруга молчала, я тоже: надо дать ей время переварить.

– Мэй, давай это… перекур. Садись, волосы тебе распутаю. А мандарины остались?

– Килааааас, – позвала Мэй внезапно сильным и спокойным голосом, то ли оттого, что теперь окончательно приняла факт скорой разлуки, то ли подцепив решительность от меня. – Мандарин принеси! Три! – скомандовала она батлеру и рухнула на диван рядом с кошкой. – Кофе будешь? – обратилась она ко мне, не глядя.

– Давай, – сказала я, беря прядь её волос в одну руку и тонкую расчёску в другую.

 Минут семь-десять мы провели в тишине. Я почти распутала волосы за это время, выпила свой эспрессо, поздоровалась с Киласом, который шустро принёс фрукты и быстро откланялся. Это было ему не свойственно: обычно мы с ним долго болтали, Килас всегда мне нравился.

– У него установка сегодня быть в покоях мамы, ей нездоровится, – пояснила Мэй. – Да и нам так лучше. Уверена, твоё путешествие – большой секретус?

 Я внутренне поморщилась от исковерканного Мэй слова, но сдержалась и промолчала.

– Да. Об этом знаешь только ты, Эм и Мира. Я даже родителям не говорила.

– Ну, это-то понятно. Твои родители никогда бы этого не одобрили, – Мэй покачала головой, и один из уголков её губ потянулся вверх, кажется, в ухмылке. – А Эм что, правда едет с тобой?

– Не знаю, она взяла время подумать. Должна завтра-послезавтра отписаться. Я думаю, мои шансы – процентов сорок. Я готова отправиться в путь без неё, ты знаешь. Просто мы ведь так никогда и не общались, ну, по-взрослому. Единственный способ это исправить – получить к ней перманентный допуск и уехать вместе.

– Так да не так, – безапелляционно парировала Мэй. – Получи к ней пропуск и дружи с ней здесь, в столице. И ехать никуда не придётся, и с законом проблем нет, и у меня останется моя дорогая Вита.

 Она наконец-то оторвала свой взор от кошки, посмотрела на меня, и я увидела, какие мокрые у неё глаза. Я подсела к ней вплотную, и мы промолчали ещё пять минут, пока я гладила её уже такие гладкие волосы.

– Мэй, не знаю, с Эм или без, но я поеду. Мира поможет с первой границей, и я просто нутром чувствую, что в Калапатре всё будет хорошо. И уж тем более в Этерии.

– В Этерии? Не думала, что у тебя настолько далеко идущие планы. Как ты туда попадёшь? На каком языке там говорят?

– Если верить справочникам первых переселенцев (не спрашивай, как я получила к ним доступ), жители Этерии могут подстроиться под любую речь в течение нескольких часов. Ну, может быть, суток. А как доберусь – честно, пока не знаю. Но мы на одном материке, так что даже если просто идти на своих двоих – я обязательно когда-нибудь дойду, верно? – я широко улыбнулась, словно сказала шутку.

 Мэй не поддержала мой позитивный порыв: озадаченность не сходила с её лица.

– Ви, ты же лучше меня знаешь, что время в Калапатре течёт иначе, чем у нас. Ты уверена, что в принципе успеешь доходить? Откуда нам знать, не изломляется ли оно ближе к границе, и вообще какой обменный курс? Одна твоя молодость на полдороги пути – устроит такой вариант?

 Я усмехнулась. Курс времени, ха-ха.

– Мэй, не издевайся. Ты права, я не знаю, сколько времени займёт дорога, но я думаю, можно быть уверенной, что «курс» не так страшен – иначе бы это было указано в справочниках, мм? Иначе бы люди не уходили туда.

– Люди… Сколько их, беглецов, человек тридцать? Сгинули и всё, мало ли извращённых форм суицида. – Мэй смотрела угрюмо, но её рука нашла мою приветливо и стиснула крепко.

– Минимум полтысячи, Мэй.

 Она широко открыла глаза, бог знает в какой раз, и в недоверии замотала головой.

– Не может быть, Ви, что за чушь? Правительство не допустило бы этого – границы бы уже были закрыты, а караваны шли бы под патрулем!

– А ты понимаешь, что ситуация такая сейчас и есть, ну, плюс-минус? Подобраться к границе официально и хоть сколько-то близко может только караван: у нас нет ни посольств, ни турмаршрутов, ни даже просто дорог и толковой связи с остальным континентом. А в караванах кто работает? Нексари из тех, кто в остальные дни в году или при полиции, или при чиновничьих охранных конвоях. Чем не патруль?

 Надо же, удивительно: Мэй, кажется, действительно видит всё иначе. Неужели не всем ясно, что у нас холодная война?

– То есть, ситуация настолько мрачная, но ты всё равно нашла способ вписаться в караван? С Мира? Ты доверяешь ему? – Мэй выглядела сосредоточенной, желающей во всём разобраться. Мне это нравилось в ней: её задорность сменялась строгой педантичностью ровно там, где нужно.

– Доверяю. А ты – нет? Он хороший парень. Помнишь, в школе я сбежала на годовщину Эни, а Мира прикрыл меня, сказав, что его мама просила меня помочь с эсперанто. Или прошлой весной, когда нас добровольно-обязательно обязали идти на митинг в честь юбилея партии, и Мира ровно в тот же день оформил мне проход в музей Нексари, и я смогла без проблем тот митинг прогулять? Мира говорит, когда про побег узнают, за мной едва ли пойдёт экипаж каравана, им не до этого. Да и вообще – он не дорожит местом в караване, ты знаешь? Он сам это сказал.

– А про Эм он знает?

– Да. Конечно, он отговаривал меня тоже, но потом мы вместе копались в законодательстве последней версии, весь день провели в библиотеке, зато мы выяснили, что, судя по всему, за вынос аватара из Терра Нексум мне в худшем случае выпишут три недели в колонии за городом, на огородах, и не возьмут на госслужбу. А Эм придётся заплатить штраф, который я, конечно, возьму на себя. – Блин, я ей не сказала об этом, осеклась я, – штраф посильный, продажа моего скайбиля покроет расходы.

– Действительно, не такое страшное наказание. Но почему? Нас же с детства пугают страшилками о том, какое это большое преступление – быть беглецом, – лицо Мэй аж сморщилось в попытке всё осмыслить.

– Партия не может ввести людоедские меры пресечения за то, что не причиняет вреда гражданам. Когда-то именно с такой политикой они выиграли гонку за власть. Нас ещё не было, но тридцать лет назад партий было несколько, ты знаешь это, Мэй?

– Я слышала. Но в школе говорили, что те другие партии предлагали пускать в пищу тавьярдов, отправлять в тюрьму за незаконное прибытие с Земли, даже, кажется, хотели ввести смертную казнь?

– В школе-то, конечно, это говорили, вот только умалчивали, что это не были реальные законопроекты, просто вырванные из контекста слова отдельных людей, порой вовсе без подтверждения. Но нынешняя партия сделала эту типа-борьбу с такими идеями своей опорой. Ведь они заявляли, что они демократы, хах. Это нравилось простым астронавтам. И до сих пор депутаты ждут, пока умрут или оцифруются последние пионеры переселения – и тогда у них будут развязаны руки. Думаю, скоро тяжёлые тюремные и карательные наказания будут встречаться чаще. Так что, Мэй, сейчас лучшее время бежать. Даю нынешней «свободе» лет десять – а там… да ладно, оставлю тебя без прогнозов, не хочу негативить, – я тепло посмотрела на подругу и улыбнулась.

– Фу ты, Ви, дурёха, да не будет так, – она снова морщилась. – Да зачем им это нужно! У них лучшие зарплаты в стране, да и куда тратить-то? Одно и то же у всех.

– Хорошо тебе говорить из своего пентхауса, только без обид, – поторопилась добавить я, увидев ползущую вверх правую бровь Мэй.

– Ну а ты что, побираешься?

– Если не уеду – возможно, придётся. Деньги родителей почти кончились. Мой скайбиль скоро перестанут обновлять, такой он старый. На работу в два-три места меня, наверное, и возьмут, вот только жить мне придётся на самом отшибе города и питаться синтетической едой. И если ты думаешь, что я преувеличиваю – спроси Карло из нашего класса. Он так всю жизнь живёт.

– А я вот, может быть, с ним и правда поговорю! Чтобы тебя лучше понимать, – Мэй невесело улыбнулась. – А с квартирой-то твоей что? Живи в ней, ну?

– Можно было бы, угу, но ты же ещё помнишь про моё путешествие, да?

– Ах, продаёшь квартиру для этого?

– Мира рискует из-за меня, так что я заплачу ему и его матери щедро, и остальное – на путешествие. Ведь как минимум в Калапатре есть какие-то экономические отношения, так что деньги могут пригодиться. С аватаром разобраться тоже стоит денег. На границе кому надо отстегнуть. Короче, никак мне без крупных сумм, Мэй. Что мне эта квартира.

 Лицо Мэй нахмурилось. Она долго молчала, пока я ела мандарин и гладила лысую кошку.

– Давай так, – наконец сказала она, – я отца для тебя денег попрошу. Не переживай, твой секрет со мной в могилу. У папы должок передо мной есть. Он не откажет, от него не убудет. А ты за это квартиру оставь, чтобы было куда вернуться в случае чего. И на связи обещай быть, по возможности. Ладно? И не рисковать сильно, хорошо? Обещаешь?

– Мэй, я не могу принять столько денег. Ты хоть знаешь, сколько квартира нынче стоит? Мне много надо, я же, может, навсегда ухожу. А насчёт связи – я сама хотела тебя попросить не теряться: вдруг у вас здесь перемены, или революция, или ещё кто из космоса прилетит. Я хочу быть в курсе, уж не говоря о том, как важно мне не потерять тебя саму. И конечно, Мэй, конечно я обещаю быть осторожной. Я же не жизнь не люблю, я не люблю жить здесь. Всё будет хорошо, я узнавала, – это была её цитата, всегда меня веселившая. Так и сейчас, сказав это, мы обе чуть-чуть поперхнулись со смеха, но быстро пришли в чувство.

– Я поговорю с отцом насчёт денег. Не спорь, Ви, мне это ничего не стоит. Напиши нужную сумму на салфетке, как это делали в ретро-фильмах.

– Спасибо, что не обижаешься, что я не рассказала раньше. Не хотела портить последние встречи тревогой.

– Ага, то есть пора тревожиться на полную? Понял-принял, чур, начнём это делать завтра, – Мэй рассмеялась, развалившись на диване в точности как кошка.

 Я с облегчением вздохнула: буря позади, и остаток дня можно провести беспечно, глядя старые фильмы, обсуждая новости и сплетни, как мы это обычно делали, не думая о завтрашнем дне.

Глава 3

«В Москву, в Москву»

 Я слышала, на Земле есть люди, чуткие к электричеству. У них даже есть целое поселение, а может, и не одно, но в США точно есть. Большинство крутят пальцем у виска, узнавая этот факт, но, может быть, это была одна из дорожек к паранормальному в человеке? Некоторые даже не слышат проводку – а я всегда её слышала. В квартире, в лифте, в офисе – шум бегущих электромагнитных волн меня особо не тревожил, но какое-то воздействие, кажется, оказывал. Заземлял, что ли, не давая забыть, что я дитя цивилизации. Электричество для тела города словно кровь для нашего тела.

 Так я размышляла, лёжа на кровати, раскинув руки, глядя в потолок. Как хорошо выпрямить ноги, потянуться, глубоко вздохнуть, выдохнуть, протереть глаза, сделать глоток воды и упасть обратно на мягкую кровать. Чувствовать силу в мышцах, холод кончиков пальцев, свежесть весеннего воздуха, прущую из широко открытого окна. Много ли в моей жизни будет таких дней, таких пробуждений: без спешки и проблем, в безопасности и комфорте?

 Я села и обвела комнату взглядом. Грустный фикус понуро приветствовал меня. На столе – дневник и корка от мандарина, гостинец Мэй. В окно льётся тусклый свет Астры. Я встала поздно, и день был облачный. На полу лежало тяжёлое одеяло, скинутое мной ночью: слишком тёплое для нынешней температуры.

 На столе телефон – пропущенных нет, отлично. Или не очень? Впрочем, Эм бы не стала звонить рано, она сама, кажется, соня.

 Волочу ноги до ванны, пытаюсь улыбнуться в зеркало – получается хило. Зарядка – 2 минуты, душ – 10 минут, одеваться холодно. Сегодня, по крайней мере пока что, я способна думать и мыслеизлагать только так: отрывочно. Мне кажется, это очень по-человечески. Отрывистость и косноязычность.

 Варю кофе и слушаю новости. Ммм, говорят, новый заброс землян на следующей неделе. Отлично. Это всегда такая суматоха, к каравану будет меньше внимания. Точно, караван → сегодня придёт Мира. Надеюсь, Эм позвонит до этого.

 Надо, значит, приготовить что-нибудь к его приходу или купить готовое. Он, конечно, каждый раз сначала отказывается от угощений, но потом ест, и настроение от этого, как водится, улучшается. Решено: иду в магазин за продуктами, занятие на день найдено.

 Я допила кофе с чувством большей ясности и уверенности в грядущем дне (чудо-кофеин!), вылезла из пижамы, сменив её джинсовым комбинезоном, моим ультимативным нарядом для быстрого похода на улицу. Снова посмотрела в зеркало: улыбнулась во весь рот, расчесала свои не особо длинные тёмные волосы, намазала губы бальзамом и открыла дверь.

 Я шла в магазин, почти не глядя по сторонам, будучи мысленно погруженной то во вчерашний день, то в планы дня сегодняшнего. Как хорошо Мэй приняла услышанное. Может быть, она нутром чувствовала, что я выкину что-то подобное. А может быть, Мэй просто спокойней и эмпатичней, чем я думала. И как же трогательно она злилась в начале нашей встречи.

Что-то в животе у меня сжалось от скорой разлуки. А когда я вспомнила о предложенных деньгах, у меня загорелись щеки и немного сперло дыхание: я не привыкла к таким широким жестам в свой адрес.

 Ну что там, Эм, где звонок?

– Вита! – вдруг услышала я громкий оклик. Совсем близко, у соседнего дома, рядом с относительно маленьким, словно плющевым, тавьярдом стоял Мира. Он подошёл ко мне, слегка улыбаясь. С телесностью между полами в Терра Н. было не лучше, чем на Земле: мы неловко смотрели друг на друга, не зная, обняться ли нам или пожать руки. Каждый раз так! А ведь мы даже это не обсуждали, удивилась я про себя, нахмурившись.

– Чего брови сводишь сердито? – спросил Мира.

– Я поняла, что давно чувствую желание обнять тебя, здороваясь, и одновременно неловкость. Строчкой в голове бегут вопросы: адекватно ли это, хочется ли тебе того же, что случится, если я попытаюсь тебя обнять, а ты отшагаешь назад? Почему эти вопросы остановили меня от попытки?

– Да уж, и я, знаешь, часто в сомнениях, какой приветственный жест будет лучше. Хорошо, что ты это озвучила. Обнимемся?

 И мы обнялись. Это было хорошо. Он пахнул большими заботами.

– С утра на тавьярде? – догадалась я, улыбнувшись, заглядывая в его светло-коричневые глаза.

– По уставшей морде поняла? – хмыкнул Мира.

– Брось, ты отлично выглядишь. Разве что мешки под глазами, – я соврала.

– Утро рано для меня началось, делал на всех парней лухусы. Представь, что в ваши блины добавили хмеля и очень много специй, и при жарке они немного пузырятся, и в этих пузырях остаётся масло: это лухусы, мама только их и научила меня готовить.

– Кстати, знакомься: Вефир. Ваша встреча должна была состояться позже, но раз уж мы столкнулись здесь, – Мира потрепал мягкую шерсть тавьярда ласково, и тот издал глухой звук, похожий разом на рёв и урчание живота.

– Это он так ласку изъявляет? – спросила я, не скрывая удивления.

– Типа того. Ты удивишься, какие они разговорчивые. У них огромная палитра звуков! В школе стражей каравана целый курс этому посвящён.

– Вау.

 Я посмотрела прямо на Вефира, улыбнулась, сделала реверанс и почтительно отчеканила своё имя. Мира засмеялся.

– Это детёныш? Надеюсь, это не прозвучит обидно, но он кажется маленьким.

– Нет-нет, никаких обид. Это действительно молодой тавьярд, хотя врать не буду – уже не детёныш. Такой получился. И не только он такой. Говорят, местная фауна с приходом человека в эти края стала немного скуднее и меньше в размерах.

– И флора тоже, я читала доклады. Эх.

 На наших лицах появилась тень беспокойства. Мы переглянулись и как будто телепатически договорились эту тему не развивать.

– Ты идёшь не ко мне в гости? – я переминалась с ноги на ногу. – Я тебя жду.

– А тебе уже позвонила Эм?

– Нет, – в животе снова что-то сжалось.

– Тогда давай я к тебе вечером. Я так-то на задании ещё, мы с Вефиром идём за водой, это как раз в твоём районе. Освобожусь через часа четыре, а там и тебе, может, позвонят. Подождёшь?

– Конечно. Я не тороплюсь. Пока, Вефир, – я попыталась потрепать зверя за ухом, но всё-таки это не собака: Вефир увильнул от моей руки и загудел неодобрительно.

– Его лучше первое время не касаться. У тавьярдов с этим строго: прикасаться могут только наездники, хотя исключения бывают, но, видимо, не сегодня.

 Мира улыбнулся половинчато (у него часто до верха добирался только один уголок губ), мы помахали друг другу и пошли в разные стороны.

 В магазине было не густо. Торговали у нас в основном жидкой или порошкообразной едой: ею было легко наесться, и в производстве это недорого. «Нормальная» человеческая еда тоже есть – или с огородов и ферм (в городе, конечно же, было много лоббистов ЗОЖ-движения), или наоборот, пища повторной переработки – это следующий шаг после ультрапастеризации, питались этим только бедняки. Когда земляне впервые попадали в наши магазины, они ужасались, начиная подозревать, что с производством и уровнем жизни здесь всё очень плохо: вся провизия умещается в одной комнате! Как такое может быть?

 Очень просто: плановая экономика в действии. Подавляющее большинство домохозяйств в Терра Н. связывались с поставщиками продовольствия напрямую, участие перекупщиков (магазинов) не требовалось. Это было удобнее и дешевле. Но всё же небольшие точки с самыми популярными товарами существовали. Сюда приходили ожидающие своей большой поставки, нерассчитавшие купленного, новоприбывшие с Земли, скучающие пенсионеры и подростки.

 Я взяла сезонных фруктов, пачку витаминизированной муки и сметаны. Раз уж Мира упомянул про блинчики, сделаю их. Продвигаясь к роботизированной кассе, я пробежалась глазами по спейсфуду («еда космонавтов»), думая о том, не пора ли мне затариваться в дорогу. Нет, обождём. Многое зависит от разговора с Мирой – пока что я даже не знаю, сколько дней мы будем в пути. Навскидку сказать можно, конечно, ведь я всё лето изучала отзывы бывалых, но каждый караван особенный. Земли за пределами столицы изменчивы: ландшафт Терры Н. местами аморфен, и сильно заранее нельзя предсказать, сколько времени займёт далёкая дорога.

 У кассы со мной поздоровался взрослый ребёнок соседей.

– А вы слышали шум вчера рядом с нашими квартирами? Мама думала, это у вас, – сказал ребёнок без обидняков сразу после дежурного приветствия.

– Вчера во сколько? Я была у подруги весь день, а потом сразу легла спать. Боюсь, твоя мама ошиблась, – я решила не принимать услышанное близко к сердцу, хотя странно, что в такой ситуации думают на меня. Разве у меня плохая репутация?

– А я ей говорила, что это не вы, звук шёл снизу, а она мне не верила! Теперь у меня есть доказательство! – радостно и внезапно злорадно парировала девочка-подросток, потрясывая петличкой размера с пуговицу на шее.

 Ох, чёрт, я всё время забываю, что многие здесь обвешаны жучками и камерами, незаметными, если про них не знать. Сначала так делали только психологически неустойчивые люди, подозревающие, что их преследуют и потому нуждающиеся в постоянной видеофиксации. Но потом такие записи действительно пригодились в нескольких судебных исках, и власть имущие высоко оценили удобство сбора достоверной информации таким способом. И вот уже и дети носят жучки, используя их вот хотя бы и в таких нелепых спорах с родителями. Я тяжело вздохнула. Следует держать язык за зубами, по крайней мере до отбытия.

 На улице было всё так же серо, и дышать было тяжело. В пасмурные дни песок и космическая взвесь не прибивало к земле, а наоборот, улицы как туманом заполнялись ими; этот песочный смог стоял на уровне глаз и до самого горизонта.

У МЕНЯ ЗАЗВОНИЛ ТЕЛЕФОН.

– Да?

– Вита, это Эм, ждала?

– Издеваешься?

– Может, для приличий спросишь, как мои дела?

– Эм, ты в деле? – я решила проигнорировать вопрос Эм. Её приколы меня мало заботили в данный момент.

– Да, Ви, поехали.

 Тепло растеклось у меня по ногам и груди, я улыбалась, сжимая в руках связку бананов, не замечая, с какой силой я это делаю.

– Эм, спасибо, спасибо! Вау, я даже не думала, что ты правда… Спасибо.

– Ну, рано радоваться, нам бы через границу перебраться и организовать всё для этого. Какой план? – в голосе Эм соседствовали теплота и строгость. Она любила планировать, видеть этапы, знать, что будет дальше.

– Сегодня тот мой товарищ из каравана, Мира, придёт ко мне, часа через четыре. Я наберу тебя, и мы всё обсудим, хорошо? Я сейчас на улице, здесь не стоит про это.

– Конечно. Я уже тоже навела справки, расскажу вам кое-что интересное.

– Хм, столько времени ждать еще.

– Без терпения нам никуда, Ви. Ты же три дня ждала мой звонок, потерпи четыре часа.

– Да-да, без проблем. Просто это моё первое путешествие, очень волнительно, – я нервно сглотнула слюну, впервые за этот разговор.

– Всё в порядке, – она сказала это подбадривающе. – Я буду ждать от тебя звонка. Пакуй вещи, Ви, нас ждёт приключение, – и в телефоне раздались прощальные гулки.

 Я убрала телефон в карман, улыбаясь и волнуясь. В интонации Эм сквозило предвкушение, и это воодушевляло. Как здорово, что в моей жизни были такие люди, как Мэй, такие аватары, как Ви, и такие сущности, как Мира. Я шла домой в полутрансе, не веря, как удачно всё складывается.

***

Ровно в 16 часов мой гость пришёл, сразу поняв по моему настроению, что в путешествие я отправлюсь не одна. Мира был этому рад и не рад одновременно. Я провела его на кухню, где фоново играла джазовая музыка. Мы начали с каких-то дежурных слов о погоде, но беседа быстро стала глубже и серьёзнее.

– Мой отец ушёл от нас, когда мне было 7. Мама была с ним несчастна, и ей стало легче. И со мной отец обращался плохо, поэтому я тоже не плакал от его ухода. Но всё же нас стало меньше, и мне было грустно. Очень двоякие чувства. Вот и сейчас, Ви, я в растерянности, – говорил Мирослав, уставившись глазами в стол, пока я наливала чай.

– Я знаю, про что ты. Мне тоже кажется порой, что у чувств бывает поддон, как у пышных юбок. И то, что сверху является чем-то одним, снизу совсем другое, а со стороны это кажется единым целым, – меня немного удивляли признания Мира, но я была рада, что он мог показать и такую свою сторону.

– Здорово, – продолжал он, – что ты будешь не одна после ухода каравана. В этом смысле, конечно, хорошо, что Эм с тобой. Но ты же понимаешь, это риск. У этого могут быть серьёзные последствия.

– Да-да, я третий день про это слушаю: от Эм, от Мэй, вот теперь от тебя. Но всё уже решено. Эм согласна, так что хватит разговоров об этом. Держи блинчики, сама испекла, – и я подвинула тарелку к его удивлённому лицу.

 Пока Мира ел, я рассказала ему о своих ближайших планах и предложила сразу набрать Эм, чтобы быть в общем информационном поле. Он утвердительно кивнул, и вот уже через несколько минут Эм была на громкой связи. Никогда ещё я не чувствовала себя настолько заговорщически. Познакомив этих двоих, я немного замялась, не зная, с чего или с кого начинать.

– Ребята, – Эм взяла на себя роль говорящей головы, в её обращении чувствовалось небезразличие, – последние пару дней я пыталась связаться с Левранием, он должен быть знаком Мирославу, это начальник охраны караванов, – Мира подтвердил это кивком. – Мы вместе учились, – продолжала Эм. – Разумеется, я ни слова про вас, но я дала понять Левру, что намереваюсь иммигрировать и интересуюсь караванным подвижничеством…

 Мы с Мирой переглянулись, не ожидая, что Эм зайдёт с такой стороны, так решительно и рисково – поделиться с начальником охраны идеей о побеге? Какие отношения их связывали? Конечно, сейчас не время задавать такие вопросы: нам оставалось довериться Эм, что для меня, знающей её всю жизнь, было несложно, а вот Мира явно был напряжён.

– Так вот, – кажется, Эм не почувствовала нашей тревоги, продолжая говорить спокойно, – Левраний дал мне понять, что ближайший караван будет в самый раз для этого: заброс будет почти до границы Калапатры.

 Громкая пауза повисла в воздухе.

– Что? – процедил сквозь зубы Мира наконец. – Почти до границы? Почему об этом не знаю я? Нас ведь даже не вооружают! По действующему соглашению с Калапатрой мы обязаны предупреждать о подходе ближе чем на 150 км за три месяца до.

– Знаю. Поэтому никому не говорите об услышанном. Это плановый заброс, но ваш командир будет вести себя словно это вынужденная случайность. Подыгрывайте этому – нам с Ви на руку близость к границе.

 В голосе Эм слышалась решимость и всё то же спокойствие. Отсутствие мандража легко могло объясняться особенностью её существования за пределами физического. Но мне хотелось думать, что Эм спокойна, потому что уверена в нашем успехе.

 Мира продолжал:

– Но зачем нужен такой дальний заброс? Не нравится мне это.

– Цитаты великих, – пробубнила я в попытке разрядить обстановку. – В любом случае мы должны быть благодарны Эм за новости, а свои вопросы, Мира, попробуй адресовать начальству. Чур, после моего исчезновения.

– Мирослав, – снова подала голос Эм, – ты удивляешься так, словно не обдумывал истинную цель каравана.

– Гм, – перебил Мира, – целей несколько: мы помогаем жителям Терры Нексум познакомиться с континентом, собираем полевые данные, запасаемся необходимыми природными ресурсами… – Мира загибал пальцы на руке, перечисляя, и мне почему-то это показалось милым.

 Теперь Эм перебила его, деликатно, но твёрдо:

– Остановись прямо сейчас. Ты поставил сбор ресурсов на третье место. Ты правда думаешь, что партии и организаторам караванов важнее всего показать людям родной, если можно так выразиться, край?

– Нет, нет, это равноценные истории, я думаю. Я не знаю, если честно, – наконец-то признался Мира.

 Я тоже задумалась. А ведь на самом деле организация каравана по сложности и затратам – совершенно невероятное предприятие. Неужели туристы на борту – просто прикрытие? Для чего?

– Эм, – не выдержала я ещё одной паузы, – ты можешь нам сказать? Какая главная цель каравана?

– Сверхзадача каравана – добыча флокурезца, как его прозвали первые переселенцы. Это минерал, который нужен для межгалактических перемещений. «Кули-ко» – главное заинтересованное лицо, из-за чего и партии приходится напрягаться. Само по себе правительство не нуждается в новой крови с Земли, но если они не будут контролировать действия «Кули-ко», те могут стать единоличными организаторами переселения, а это угроза для нынешней власти.

 Эм (по непонятным причинам) перевела дыхание – это дало нам время переварить услышанное и озабоченно переглянуться.

– Флокурезц, – продолжала Эм, – не имеет свойства обновляться. Многие годы нам везло, и добыча шла относительно легко. При условиях меняющегося ландшафта соседствующих со столицей земель хватало пускать всего один-два каравана в год для того, чтобы собрать достаточно минерала. Но в последнее время дела идут хуже. Четыре года подряд пускают два каравана ежегодно – и этого мало. Флокурезца нет в округе. «Кули-ко» будут расширять диапазон поисков и проводить их чаще, это уже происходит.

– М-даа, – протянул Мира, – я слышал про флокурезц, но это слово звучало среди прочих, никто не говорил мне ничего такого.

– Рядовым стражникам не сообщают всего. Обычные земные практики, – в голосе Эм слышалась печаль.

– У нас, Нексари, так не принято. Мы все говорим как есть.

 Я посмотрела на него с удивлением. Не знала, что он идентифицирует себя как Нексари. Хотя, не так уж это и удивительно: всё-таки он долго жил в деревне с матерью. Это человек-отец бросил его, а не Лина, сущность рода Нексари.

– Это всё для нас не очень важно, так или иначе. Тебе, Мирослав, наверное, пригодится эта информация в будущем – но храни её секретом. Нам же с Ви нужно воспользоваться ситуацией.

– Да, – подхватила я, решив вернуться к насущному. – Я как раз, пока ждала Миру, посчитала, сколько мне нужно спейсфуда в день. Осталось умножить на количество дней в пути – и это сколько, Мира?

– Я думал, что дам тебе ответ, я знал его ещё полчаса назад, – немножко с издёвкой ответил он, – но теперь я не знаю. Чем дальше от наших границ, тем изменчивее ландшафт, путь едва предсказуем. Скажу тебе навскидку – 7 дней мы точно будем в пути. Но с новыми вводными – это может быть и 9, и 10.

– Ага, так, – я задумалась. – А по дороге будут места, где можно обновить провизию?

– Да, но наверняка – только раз. На пятый день караван всегда проходит рядом с деревней Нексари. Мы обновляем там воду. Спейсфуда в деревне мало, только у перекупщиков, но всегда много органики, заготовок, простой еды. Тебе понравится: там живёт моя мама и бабушка, я вас познакомлю.

– Ух ты, было бы славно.

– Вита, Мирослав, – вклинилась Эм, – разговор сейчас рискует уйти в другое, пусть и очень трогательное, русло, а мне пора. Через 10 минут мне нужно подключиться ко встрече с СЕО моего киберспейса, буду просить доступ для тебя, Ви.

– Ты сама это организуешь? Вот это да, спасибо, Эм, а то я ломала голову, под каким предлогом обратиться к вашей кибер-охране.

 Я почувствовала облегчение и с признательностью посмотрела на телефон, жалея, что у нас не видеозвонок и я не могу видеть всегда такой живой мимики Эм.

– Конечно, мне это сделать проще. Я напишу тебе потом с явками и паролями. А, ещё, я вышла на след нескольких беглецов прошлых лет.

 Мы с Мирой переглянулись в очередной раз. Эм же бойко продолжала, не давая возможности засыпать её вопросами:

– Пока что не будем в это вдаваться, я не уверена в надёжности источников. Буду заниматься этим завтра. А ты, Ви, купи провизию, максимально много и только спейсфуд. Мирослав, была рада познакомиться, надеюсь ты умеешь хранить тайны.

Эм отключилась.

 Включив спейсджаз, я сделала ещё порцию блинчиков. Мы молчали. Каждый думал о новых перспективах. Сколько ещё в этой истории информационных лакун?

– Мира, почему твоя родня не перебирается в город? Здесь же намного комфортнее, – я решила сменить тему.

– Они бы, может, и перебрались, но жильё дорогое. Моей зарплаты не хватит на достаточно просторную квартиру, а мамина работа оплачивается двухаррами. Обменника в городе всего два, и курс дикий. В общем, много препятствий. И плюсы у жизни в деревне есть – всё-таки мои родственники там родились. Тут им придётся минимум год потратить только на изучение эсперанто.

– Год, кстати, немного. У Нексари тоже есть склонность к скорообучаемости?

– Да. Почему тоже? – Мира был начеку даже под спейсджазом.

– Я читала, что этой способностью обладают сущности Этерии.

– М-м-м, – протянул Мира, – кажется, у всех вокруг есть доступ к секретной информации, кроме меня.

 В его голосе было небольшое расстройство. Он смотрел на свои большие руки, явно сдерживая гримасу обиды.

– Хэй, Мира! У тебя буквально есть метаспособности, ты наполовину метасущность, и завидуешь нам из-за пары-тройки фанфактов? – я старалась его приободрить.

– Какие метаспособности у меня, Ви? Ты про тот раз, когда мы были на экскурсии в пустыне Лу, и я нашёл там воду?

– Ага. А ещё помнишь, ты говорил, что сезон дождей начнётся в том году сильно раньше – так и было!

– Это мне бабушка сказала. Это у них – метаспособности, а у меня всего один кристалл. Тот случай с водой мог быть просто совпадением.

 Ну вот. Не опять, а снова мои слова не сделали лучше. Я не знала, что ещё сказать: мы были не очень близки, и я боялась усугубить ситуацию неосторожным словом.

 Мира доел блинчики, допил чай и в нескольких предложениях выдал мне оставшуюся информацию по нашему путешествию: встречаемся у административного небоскрёба через 5 дней, он меня встретит, вещей не более 15 кг по правилам, мне можно на пару-тройку больше, но незаметно. На всякий случай – телефон его напарника 7№_99374920 – записан на клочке бумаги.

– Спасибо, Мира, я навсегда твоя должница. Взбодрись, ладно? Посмотри на это с другой стороны: считай нас своими информаторами, ты ведь тоже теперь посвящен.

– Да я не об этом вообще думаю, а про беглецов. А что если… Что если мой отец жив? – Мира посмотрел на меня пронзительно и выпустил долгий-долгий выдох.

 Чёрт, где моя эмпатия? Даже не подумала про это. Мирина мрачность больше не удивляла. Конечно, разве ему сейчас до обсуждения планов, когда появился тусклый шанс что-то узнать про отца. Я покачала головой – пустые иллюзии. Его всё равно не найти. Но Мире я не решилась это сказать.

– Так что, – продолжал Мира тихо, – если ты что-то про это услышишь от Эм или сама выведаешь, если узнаешь хоть что-то про Люксума Лори – сообщи мне, хорошо?

– Конечно, – я протянула ему руку в знак обещания не подвести его. Мира пожал мою руку сразу двумя своими тёплыми ладонями.

– Да, он плохо относился ко мне в детстве, но за что-то мать выбрала его, оставалась с ним? Ведь я даже не знаю, почему он ушёл. Бабушка говорит, что он был в отчаянии, и из-за этих её слов все считают, что он один из суицидников. Но я не помню этого, не уверен, что отец был так плох. Не понимаю, что его толкнуло на уход. Хочу понять.

 Он закончил свою маленькую речь пожатием плеч, быстрым кивком головы и скорым уходом.

 Я осталась снова одна, оглушённая всеми новостями и мыслями. Внимание привлекла плазма, где внезапно упомянули мой адрес:

– Вчера днём в доме 35 по улице Краиля был схвачен с поличным злоумышленник, подстрекающий наших сограждан к террористической деятельности. Уилсон Таафире был поймн у себя дома в процессе создания агитационных брошюр, потенциально угрожающих привычному нам укладу жизни…

 Ах вот оно что. Тот шум, про который говорила соседская дочь. Уилсон живёт как раз этажом ниже. Но какой из него террорист? Я вспомнила соседа: он носил рубашки пастельных тонов и джинсы, работал в университете и пару раз давал мне в аренду такие редкие аналоговые, т.е. бумажные, книги. Где Уилсон – и где терроризм? Диктор продолжал: