Глупец бесплатное чтение

© Е. Шестова, 2025

ISBN 978-5-0068-0519-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

В день, когда врачи помогали матери, небеса были наполнены потоками дождя, аккомпанируя громовыми раскатами. Она, едва взглянув на меня, успела устало и радостно улыбнуться, прошептав напоследок: —Удачи… Отец же канул в неизвестность, словно его и не было. У медсестер не осталось иного выбора, как отдать меня в детский дом.

В тот день одна юная девушка работала в больнице. Ей поручили отнести меня, но сердце ее дрогнуло от жалости и нежности. Она оставила меня себе, нарекла странным, но красивым именем – Иеремий. Когда мне исполнилось пять, я спросил о его значении. В ответ она лишь улыбалась, ласково гладя по голове: – Чтобы тебе легче жилось, мой мальчик.

Она была ко мне нежна и ласкова. Я называл ее мамой, хотя и знал правду. Жизнь с ней была светлой и безмятежной. Мы проводили время вместе: гуляли по городу, посещали разные места, наслаждаясь сладким мороженым. Иногда вместе с ней ходили на работу в больницу. Там меня часто замечали другие тети, с нежностью гладили по голове, одаривали комплиментами и угощали сладостями. Им трудно было выговорить мое имя, поэтому чаще звали просто – Ерема.

В нашем доме царила атмосфера любви, пока однажды мама не привела молодого человека. Он показался мне чужим с первого взгляда. Высокий рост, черные волосы спадали на глаза, которые выражали усталость и боль, а его руки были в шрамах, а тело почти все забинтовано, и его постоянная привычка была пить таблетки. Объяснял это тем, что тяжело болен.

Он жил с нами, проявляя вежливость и благодарность. Заботился обо мне, пока мама была на работе или, когда я болел. Часто одаривал подарками, развлекал нас и не давал скучать. Вместе мы казались настоящей, дружной семьей.

Один день изменил все. Вечером они были на кухне, а я в своей комнате учил уроки. Внезапно раздался оглушительный грохот. Бросившись на звук, замер в ужасе, ослепленный ярким светом, в котором предстала ужасная картина. Осколки посуды усыпали пол. Парень стоял на коленях, сжимая в руке окровавленный нож, а на полу, в багровой луже, лежала мама…

Сердце бешено заколотилось, охваченное тревогой. С губ сорвалось тихое, словно молитва, слово: «Мама…», которое парень, казалось, услышал. Повернувшись ко мне, я увидел слезы, блестевшие в его глазах, и дрожащие губы. Он что-то быстро говорил, медленно приближаясь. Мой разум был пуст, а тело скованно ужасом. Остановившись, не дойдя до меня, схватился за голову, рухнул на пол и вонзил нож себе в грудь. Этот жест поверг в еще больший испуг. Собрав остатки воли, подбежал к маме, взял ее бледную, похолодевшую руку. Слезы и крики вырывались из моей груди. Я просидел долго, не понимая, что происходит вокруг, словно застыл во времени. Слышал лишь чьи-то шаги и голоса, доносившиеся издалека. Они увели меня и отвезли в детский дом.

С того момента я словно переродился. Стал замкнутым, тихим и безразличным ко всему, что меня окружало. Воспитатели относились ко мне с жалостью. Друзей у меня не было, да и не стремился к этому. Они казались мне глупыми, радующимися таким пустякам, как воздушный змей или отличная оценка. Мне больше ничто не приносило радости, как будто солнце погасло в моей душе. Я был погружен в свои мысли, точно в бездонную пропасть. Лишь книги немного отвлекали от гнетущей реальности, но и там находил то, что напоминало о маме и о прошлом, которое навсегда останется незаживающей раной. С возрастом учителя стали относиться ко мне с непониманием и даже строгостью, но мне было все равно.

Иногда меня посещали мысли о самоубийстве, от которых становилось тошно. Душа металась в смятении, как птица в клетке, а смысл жизни был утрачен.

Время шло неумолимо и безжалостно. Закончив учебу, я вступил в новую жизнь с той же тоской в сердце, словно обреченный на вечное скитание.

2

Парень изменился до неузнаваемости. Из маленького и славного, в высокого, худощавого, с темными прядями волос, спадавшие на его потускневшие глаза.

Иеремий проживал в съемной квартире. В ней было темно, мало места и повсюду был плотный воздух от пыли. Постоянной работы не было – директора, словно сговорившись, выпроваживали за опоздания и халтуру.

Долг за квартиру рос и однажды на пороге появилась разъярённая хозяйка.

– Если сегодня вечером вся сумма не будет у меня, можешь катиться отсюда! Ключи оставишь на тумбе.

С хлопком дверь закрылась, оставив парня наедине с безысходностью. В кармане – ни гроша. С обреченностью начал собирать свои вещи, из которых было пару смен одежды и потрепанная книга, которую он взял из библиотеки, но так и не вернул.

Вечером, покинув квартиру, направился в ближайший бар, где изредка подменял бармена. Платой служили напитки за счет заведения, что вполне устраивало.

В этот вечер он вновь заменял уехавшего на свидание коллегу. Посетителей было немного, человек пять-шесть. Один, шатаясь, то и дело выходил и заходил. В полумраке царила умиротворяющая тишина, нарушаемая лишь дурманящим запахом спиртного и табачного дыма.

Дверь распахнулась, впуская шумную компанию. Крики и смех оглушили пространство. В центре внимания оказался невысокий парень с взъерошенными русыми волосами и небрежно заправленной в брюки рубашкой, накинутой поверх футболки.

Они допоздна разговаривали, пили и смеялись. Остальные посетители уже давно разошлись, остался лишь один, мирно посапывающий за столиком. Из обрывков разговоров, Иеремий понял, что эта компания состоит из работающих в одном месте.

Веселье пошло на спад, когда градус выпитого достиг критической отметки, и компания постепенно погрузилась в сон. Лишь русоволосый держался бодро. Откинувшись на спинку дивана, он несколько минут смотрел в потолок, словно пытаясь отыскать там ответы на свои вопросы. Затем, поднявшись, подошел к барной стойке и уселся напротив Иеремия. Схватившись за голову и взъерошив волосы, он взглянул на него:

– Налей-ка мне крепкий кофе. – Голос его звучал устало, но с нотками скрытого веселья.

Поставив перед ним чашку, парень задал вопрос:

– А где бармен, который постоянно здесь?

Протирая стакан тряпкой, Иеремий, не глядя на него, спокойно ответил:

– На свидании.

Парень усмехнулся, изучая Ерему взглядом. Темные пряди волос падали на глаза, а лицо хранило печать холода и отчуждения.

– Заменяешь его значит. А почему домой не идешь? Рабочее время здесь уже закончено.

Взглянув на часы, Иеремий отметил, что стрелки показывали два часа ночи, давно миновав окончание смены. После недолгой паузы, неуверенно произнес:

– Работаю…

– Идти некуда, да?

Иеремий был удивлен его проницательности. Поставив чистый стакан на стол, парень продолжил:

– Слушай, у меня квартира есть, снимаю. Довольно дорогая для одного, правда. Не хочешь пожить со мной? Будем платить пополам. Как тебе такое предложение?

Парень задумался, а затем поднял глаза, встретившись с его горящим взглядом, ответил:

– У меня нет денег.

– А здесь ты что делаешь? Бесплатно работаешь? Ничего, найдем тебе постоянную работу.

– Я даже не знаю…

Он встал со стула.

– Чего ты так сомневаешься? У тебя есть из чего выбирать? Пойдем. Все равно смена закончилась, да и начальство давно намекнуло, что пора домой. Я слышал, а ты, наверное, нет.

Действительно, парень был погружен в свои мысли и не обратил внимания на слова начальника.

– Так что давай. Собирай вещи.

Иеремий чувствовал усталость и, молча взяв сумку, последовал за ним.

Кто-то из компании окликнул их, русоволосый отмахнулся с улыбкой. Несколько шагов прошли в тишине. Парень шагал легко и непринужденно, словно и не пил вовсе.

Иеремий же был поглощен размышлениями. «Почему он позвал меня? Утверждает, что ради разделения платы за квартиру? И зачем решил помочь с работой?» Многое было непонятно, но он не решался задавать вопросы. Общение с людьми всегда было чем-то сложным и тягостным. Парень знал, что его могут не понять, поэтому молча шел следом, сжимая лямку сумки на плече.

Тишину нарушил уверенный голос:

– Как тебя хоть зовут?

– Иеремий. – прозвучал тихий ответ.

Он помолчал, а затем продолжил:

– Меня Калиан. – Снова тишина. – Неразговорчивый ты.

Иеремий взглянул на его лицо. На нем не было ни радости, ни печали, лишь задумчивость. Руки он держал в карманах, а походка была спокойной.