Мне нельзя бесплатное чтение

Пролог.

Пролог.

Из дневника Роберта.

Вас когда-нибудь преследовало прошлое? Такое, что просыпаешься ночами, выкрикивая имя человека, которому причинили боль?

Чувствовали ли вы вину за свои ошибки, которая мучает вас по сей день? Я – да.

Вина поглотила меня полностью. Я всегда думал, что от прошлого нужно бежать, избавляться, чтобы оно не причиняло боль в будущем. И избавляясь от него, я забыл о том, что важнее этого. Я забыл о настоящем. О единственном родном человеке. Думал, что если сотру прошлое из наших жизней, то спасаю и его, но это нужно было только мне. И теперь у меня есть только своё отражение в зеркале. Я чувствую как поменялся, передо мной будто стоит другой человек. У него светло-зеленые глаза, в которых отражается холод и читается пустота. Я эгоист. Я причиняю боль всем, кто находится в моей жизни. Мне безразлично, что чувствуют и о чем переживают другие люди. Больше не позволяю никому быть рядом, в этом больше нет смысла. Но иногда это не возможно и я снова раню чьё-то сердце. Хоть мне и всё равно, но они пытаюсь после поговорить, выяснить отношения. Зачем мне это? Какие ещё отношения?

Просто уходи.

Я преподаю литературу в университете, книги и чтение единственное, что остается со мной навсегда.

Встретив её однажды на своей паре, я сразу же спугнул её от себя, сделал больно, чтобы держать на расстоянии. Но это оказалось сложнее, чем я думал. Почему? Почему она возвращается каждый раз, когда я делаю ей больно? Я хочу, чтобы она ушла. Но когда она действительно исчезла из моей жизни, словно нашей встречи и не было, я что-то почувствовал.

Впервые за восемь лет я что-то почувствовал кроме одиночества, вины и злости. Я не понимаю, что это. И я должен найти её, чтобы понять. Мне нужно понять на что я способен рядом с ней. Я должен найти её. Я нуждаюсь в ней.

Глава 1. Воспоминания.

Глава 1.

Роберт.

– Нилс! Не уходи!

Я просыпаюсь от собственного крика, держа в своих руках скомканное одеяло. Пальцы рук ноют, не знаю как давно они находятся в таком положении. Грудь вздымается и опадает от отдышки. Это снова повторяется, мои кошмары вернулись ко мне. И я сам виноват, что они преследуют меня. То, как я поступил в прошлом не отпускает меня до сих пор. Я словно сам себя наказываю снова и снова. Но на какое-то время всё утихло, пока я не узнал, что два месяца назад в город вернулся мой брат. И всё снова повторяется, снова я прохожу через это.

Чувствую, как моя челюсть онемела, должно быть я сжимал её во сне. Каждая мышца тела горит от напряжения, кажется я до сих пор не могу расслабить ни одну из них. Тяжело дыша, спускаю ноги с кровати, а тело приподнимаю на согнутых локтях, замечая мокрое пятно на мятой простыне, делаю выдох, словно задерживал дыхание. Я весь взмок, тело блестит в лунном свете, обнажая его каждый рельеф. Мне нужно принять душ. Встав с кровати, еле перебираю ногами, чтобы добраться до него.

Напор воды обдает обнаженное тело прохладой и оно медленно остывает. Оперевшись руками о стену, стою к ней лицом и всё ещё тяжело дышу. Я был у его дома, но он выгнал меня, сказав больше не совать свою рожу к нему на порог. Брат приехал не из-за меня. В его глазах нет больше той горящей ненависти, но все еще есть злость на меня, на мой поступок. Вижу как он повзрослел, как возмужал и то, как превратился в мужчину, напомнившего мне отца. Ещё я узнал, что мой братец сменил имя и фамилию, Нилса Валлеса больше нет, теперь есть Николас Салевас. Кажется не только я старался убежать от прошлого. Забавно.

Наш отец, Джонас Валлес, умер девять лет назад, с тех пор восемь из них мы с братом не виделись и не общались. Наши родители жили в то время в горах, там была небольшая горная деревня, а наш домик находился поодаль, за лесом и громким горным ручьем. «Грин Плейс» – название деревни, отец ходил туда подрабатывать учителем в местной, неприметной школе. Нуждающимся в его помощи он тоже не отказывал, если нужно вырубить пару деревьев или завалить оленя, тут же брался за дело.

Природа в этой местности невероятной красоты, будто качество изображения повысили до Ultra HD, а яркость выкрутили до максимума. Здесь зародилась любовь Джонаса и Амели, здесь родились и мы.

Мать занималась хозяйством: доила коров, собирала яйца с несушек, стригла овец – их шерсть была ценным презентом. Из нее Амели делала пряжу и вязала теплые шерстяные носки, пледы, варежки, которые шли на пользование не только нашей семье, но и на продажу на небольшом местном рынке.

Я появился у них довольно поздно, Амели было тридцать лет, Джонасу тридцать три. Родители уже устроили себе жизнь: построили двухэтажный дом, прикрытый кронами деревьев, наладили торговлю, научились добывать еду и растить культуры. Решив примерить на себя новые роли, Амели и Джонас создали настоящую семью, а через два года появился мой брат. Такая жизнь сейчас кажется мне нереальной в современном мире: любящие до безумия друг друга родители, маленькие счастливые детки, которым отец будет передавать свои знания и опыт по ходу их взросления. Чистый горный воздух, ветер ласкает нежную кожу, проходит сквозь пальцы, путается в волосах, за ним хочется бежать, обуздать его, поддаться потоку. От невероятной красоты пейзажей, замирает сердце: зеленые просторы, густые многоярусные леса, шатры деревьев, под которыми можно укрыться от жгучего солнца или прохладного дождя. Бархатно-малахитовые поля.

Помню, как в детстве любил просто лежать на них часами и смотреть на лениво проплывающие мимо облака, трава щекотала обнаженные ноги, обвивала руки. Горные бурлящие водопады и озера казались кристальными, их звук убаюкивал. Это был звук свободы. Боже, а какая осень в этих местах, она дарит этому месту невероятные краски и звуки, засыпает ими землю, дух захватывает, а по телу рассыпаются мурашки. Ещё мне вспоминается, как дома часто пахло лапшой, или мясным насыщенным бульоном с овощами, детский смех отскакивал от стен.

Но черная полоса решила пройтись по нашим жизням своими тяжелыми шагами. Мать умерла.

Тогда мне было семь лет, а Нилсу пять, мы были слишком малы, чтобы понять чувства отца, но знаю что ему было безумно больно, так, что он готов был вырвать себе сердце и положить его рядом с её бездыханным, но все таким же нежным телом. Частичка его души ушла навсегда. Эта потеря, словно огромное торнадо, навсегда снесло из его души часть чего- то светлого, омрачив жизнь. Второй частью были мы, ради нас он не опускал руки, знаю что Джонас хотел уйти вместе с ней, но не мог позволить себе оставить нас одних, отнять у нас с братом еще и отца. Любовь к нам победила. Я навсегда запомню его тяжелые веки, то как устало он смотрел мне в глаза, там больше не было искры, лишь малый огонек, который боролся за жизнь ради нас.

Отец, после ухода Амели, принял для себя сложное решение – уехать в город, оставить прошлую жизнь позади, он понимал, как ему будет тяжело без нее находиться в том месте, и наша семья начинала новый путь. Мы уехали. Я и Нилс сразу же начали ходить в школу. Вообще я сразу вовлекся в школьную жизнь, по знаниям был впереди многих, закончил школу на год быстрее остальных. Особенно меня привлекала литература. Только в книгах я мог отвлечься от реальности, уйти от боли и окунался с головой в другие, бесконечные миры. Узнавал о жизни когда-то живших писателей, читал и современные книги, я будто погружался в них, чувствовал каждое слово на себе.

Нилс нашел себя в искусстве, особое удовольствие ему приносило участие в школьных постановках, иногда даже помогал со сценарием. Так брат и принял для себя решение, в будущем поступить в университет театральных искусств. Я не понимал это рвение, но старался поддерживать Нилса, отец тоже не осуждал, главное, что мы заняты и у нас есть свои мечты. Но в шестнадцать лет мой мир снова перевернулся с ног на голову: отец сообщил мне, что он серьезно болен и, кажется, ему осталось лет пять максимум. Вот тогда ко мне вернулись воспоминания о боли от детской утраты матери. В один миг через меня будто прошел электрический разряд, уши заложило. Я почувствовал, что не могу дышать, а стены в комнате невероятно быстро сжимаются, давя со всех сторон на моё неподвижное тело. Сердце словно пропускает удары, а кожу обдают кипятком. Не чувствую под ногами опоры, чертов пол кажется растворился, колени дрожат и я готовлюсь провалиться в пропасть. В голове круговорот мыслей, но я не могу озвучить ни одну из них, стены кружатся перед глазами, а отец видит лишь слезы, льющиеся по бледным щекам.

От воспоминаний сводит желудок, в груди ощущается жжение. Эти чувства возвращают меня в реальность, я все еще стою под душем, тело от холодной воды уже покрылось крупными мурашками.

Но я продолжаю себя мучить.

Отец умер. В голове всплывает заплаканное лицо семнадцатилетнего брата, возможно он ощущал себя еще хуже чем я. Мне на тот момент уже стукнуло девятнадцать. Далее все как в тумане: похороны, утешения, соболезнования.

Мы входим с Нилсом в пустую квартиру, она ещё никогда не казалась такой безжизненной и холодной. Зайдя в комнату отца, я застыл словно окаменелый в проходе. Часы отбивают минуты, их монотонное тиканье на фоне пустоты кажется таким оглушающим… Давит на виски. Чувствую, как внутри меня откуда-то из глубины поднимается вибрация, она бежит по телу и подбирается всё ближе к горлу, пока не вырывается крик. Я кричу. Срываюсь с места, подбегаю к столу и сметаю руками с него все вещи нашего отца. Они градом падают на пол: его очки, книги, статуэтки, маятник Ньютона. Хватаю с подоконника гребаную вазу, рывком бросаю в бетонную стену, она будто взрывается и распадается на мелкие частички. От боли в сердце хочется кричать ещё громче, но мне не хватает воздуха, я пытаюсь жадно поймать ртом хоть немного кислорода.

Нилс выскакивает из кухни на звуки погрома, подхватывая меня , пытается заломать мои руки за спину, чтобы я перестал разносить дом. – Роберт, остановись! Прошу не делай этого. Это память о нём! – С округлёнными глазами, всё сильнее сжимая меня, говорит он. Я продолжаю дергаться словно в конвульсиях, пытаясь освободиться. Когда младший брат стал таким сильным? Возможно я просто отдал все свои силы эмоциям.

– Это всё больше не имеет смысла! Эти вещи пустышка без него, эти очки, кому они сдались, а? Чертовы книги? Вечно тикающие часы? Теперь это лишь воспоминания, давящие на кровоточащую рану! Я не хочу этого ощущать! Не хочу! Я сожгу эту комнату чертову, этот дом и вообще всю улицу! Без него тут и так будет словно пустырь! Я кричал пока мой голос не превратился в хриплый, пока в горле не запершило с такой силой, будто мне засыпали туда килограмм шипучки. Нилс молчал, но я чувствовал что ему тоже больно, его дрожь в теле выдавала его, возможно я пугал его своей безудержной агрессией. Отец говорил, что я должен утешить Нилса после его ухода, что он уязвимей, но он будто оказался сильнее меня в этом плане. Брат лишь удерживал меня, он понимал что мне нужно выпустить все эмоции наружу. Он резко развернул меня к себе, и крепко обнял, я пытался выбраться, оттолкнуть его, но после просто обмяк в его руках, поддаваясь на объятья. Обнимая его в ответ, я успокоился и лишь тяжело дышал, позволяя слёзам течь по щекам. Мы плакали оба. В какой-то момент просто облокотившись к стене, сползли вниз, пока не почувствовали задницей пол, опираясь локтями о согнутые колени и обхватив руками свисающую вниз голову, мы сидим.

Я не знаю почему, но именно эти моменты отчетливо впечатались мне в память. Помню, как мы просидели так несколько часов практически не разговаривая, у каждого крутились свои мысли в голове, так и уснули на этом полу, в опустевшей комнате нашего отца.

Что же я сделал в итоге? За что виню себя до сих пор? Я поступил как законченный эгоист. Это было через несколько дней после похорон, нам передали конверт, в котором было завещание отца. В нем было написано что-то типа этого:

«За всю мою жизнь, моим главным наследством является моя квартира, и наш домик рядом с Грин Плейс, которые я завещаю своим сыновьям Нилсу и Роберту». Потом длинный текст адресованный нам с братом, который заставил меня вновь почувствовать ком в горле и окунуться в бурю эмоций, поэтому не хочу вспоминать их снова. В конце добавлено:

« Не продавайте домик, завещанный вам, это место силы, место зарождения жизни, нашей семьи. После моей смерти моя душа хотела бы поселиться там, ведь я уверен, что душа Амели уже ждет меня, гуляя по бескрайним просторам, обходя высокие горы. Там мой рай.

Ваш папа. Джонас Валлес.»

Завещание было написано от руки, а я решил его напечатать, будто так и было, написал всё в точности так же, кроме момента, где он говорит не продавать домик.

Мне безумно не хотелось, чтобы после смерти отца, нас держало бы прошлое, чтобы оно не давало идти дальше, ведь я уверен, что прочитав это письмо, Нилс после совершеннолетия вернулся бы туда и начал строить бы там свою жизнь. Жизнь отшельника. А я хотел, чтобы он пошел за своей мечтой, поступил в театральный университет, занимался искусством. Но эти две жизни настолько отличались, мне не хотелось, чтобы он впал в отчаянье и жил бы другой жизнью, не своей. Это жизнь отца – не его. Брату нужно другое.

Приняв сложное, но быстрое решение, после ночи раздумий, я решаю продать дом.

Место идеально подойдет для курортного домика, или просто тихой жизни. Так что дом быстро купили за хорошие деньги. Я вручил брату поддельное письмо, и банковскую карту с открытым счетом, на нем лежали деньги с продажи дома. А брата я обманул, сказав, что отец завещал нам не только недвижимость, но и накопленные деньги, чтобы мы пустили их на обучение. Нилс поверил мне, ведь он знал, как отец хотел, чтобы мы шли за мечтой. Как я и думал, он то и дело твердил про этот чертов дом, про то, как он уедет туда, как будет жить там. Я лишь улыбался ему, и от каждого его упоминания о доме, меня терзала совесть. Вообще, я думаю, что отец меня бы не осудил за этот безрассудный поступок. Да, я хотел избавиться от прошлого, чтобы болезненные воспоминания не давали повода вернуться назад, но дело же было не только во мне. Я думал еще и о Нилсе, по крайней мере мне так казалось. У него были способности, он мечтал стать тем, кем кстати в итоге стал, и это его правильный путь, его жизнь. Я помог ему идти по правильной дороге, не оглядываясь назад.

От этих раздумий становится чуть легче. Я снова в реальности. Выйдя из душа, протираю рукой запотевшее зеркало, а второй хватаюсь за полотенце. Подойдя ближе к зеркалу, провожу рукой по шее, а затем по мышцам рук, покрытыми татуировками. Обтираюсь его мягкой тканью, взъерошиваю черные волосы , отбросив полотенце на тумбочку, выхожу из ванной комнаты. Моё тело обнажено, я чувствую свежесть от ночного ветерка, еще до конца не обсохшая кожа покрывается мурашками. Я живу один, поэтому я совершенно свободен в выборе в чем мне расхаживать по дому. Ложусь на кровать, пытаясь расслабиться, накрывая одеялом область между ног. Закрываю глаза. Уснуть не получается, воспоминания продолжают врезаться в мысли яркой вспышкой.

Нилс поступил куда хотел, а через год узнал о том, что я сделал в попытке сбежать от прошлого.

–Черт! Этот дом он завещал нам! Ты придурок! Ты знал сколько он значил для него? для меня? мать твою! – выпуливает Нилс, с горящими от злости глазами и практически звериным оскалом на лице.

Склонив голову вниз, я не решаюсь смотреть ему в глаза, наблюдаю как его кулики сжимаются, а грудь тяжело вздымается и опадает. Я клянусь, он смог бы дышать огнем в этот момент, словно дракон, если бы мог.

Толкнув меня в грудь, он срывается на крик:

–

Ты гребаный эгоист, Роберт! Я ненавижу тебя! Ты не имел права так поступать! Ты сделал это только ради себя!

Нет. Это не так. Я сделал это для нас двоих, или так сказал бы любой эгоист? Но отчасти он прав – я не имел права так поступать, не имел права решать за него и лишать его прошлого. Я все еще ничего не говорю, а когда решаюсь посмотреть брату в глаза, мою челюсть пронзает боль, а голову отбрасывает в сторону. Нильс врезал мне. Медленно повернувшись к брату, смотрю на его округлившиеся глаза и поджатые губы. Он словно собирается извиниться, но не делает этого. Я подаюсь вперед, делая шаг, вытянув руки вперед. – Брат…Я…

Я не успеваю договорить, как Нильс снова кричит:

–

Не называй меня так больше никогда! У меня больше нет брата. Говоря это он валит меня на пол. От его слов сжимается сердце, и пустеет в груди. Оседлав меня, он наносит несколько ударов мне по лицу. Я отплёвываю кровь, хватая его в цепкое кольцо из моих рук, пытаясь удержать. Мне удается повалить его ответно на спину, Нилс будто рычит. Держу его руки прижатые к полу над головой, пытаясь успокоить брата. Но он выворачивается, с силой пинает меня ногой в живот, от чего я отлетаю, словно футбольный мячик. Нилс вскакивает на ноги, его тело будто горит адским огнем, развернувшись он направляется к выходу. Державшись, рукой за живот, я кричу:

–

Нилс, не уходи!

Этот фрагмент и был моим сегодняшним сном, от которого у меня перехватывало дыхание. Видимо поэтому мой мозг решил вспомнить сегодня всё до мельчайших деталей. Ночь казалось мучительно долгой, тянулась будто нить из толстого клубка пряжи. В конечном счете, я наконец-то провалился в сон.