Обреченные на провал бесплатное чтение

(книга о трех друзьях на Древней Руси).

Предыстория

Дорогой читатель!

Прежде чем наш рассказ начнёт свой бег, как ладья по волнам Ильмень-озера, позволь познакомить тебя с теми, чьи судьбы нам предстоит разделить. Место действия – гордый и вольный Великий Новоград, сердце Древней Руси. А герои – три друга, чья дружба крепче дуба и честнее новгородского вече. Вот они:

Ярополк – младший из друзей, пылкий и отважный, в чьих глазах плещется озерная синь.

Тихомир – средний, здравомыслящий и спокойный, его разум способен утихомирить любую бурю.

Ратибор – невысокий, но крепкий, словно новгородский булыжник. В его маленьком теле скрыта огромная сила и верное сердце.

Теперь, когда личное знакомство состоялось, самое время сделать шаг вглубь веков, на площадь города, где уже закручиняется водоворот событий…

Глава 1. Вечевой колокол

Перенесемся на площадь Великого Новгорода.

– Да он же слепой! – горячился Ярополк, его глаза, и правда похожие на озеро в солнечный день, метали искры. Он тыча пальцем в бронзовый крестик. – Видишь, лик Спасителя кривой? Платить за такое медяшки жалко!

– Не слепой, а старой работы, – спокойно парировал Тихомир, вертя находку в руках. Его собственный взгляд был сосредоточен и внимателен. – Смотри, орнамент какой искусный. Старину уважать надо. Это ценнее гладкой новизны.

– Ценнее он в душу тебе влепит, коли на весёлке окажется, – проворчал Ратибор. Он не смотрел на крест, а зорко вглядывался в толпу, его коренастая, кряжистая фигура была напряжена, будто чувствовала недоброе. – Торгуешься, как холопская жена с лукошком лука. Давай сюда. – Он ловко выхватил крестик из рук Тихомира и швырнул его на прилавок торговцу-гостю. – Три гривны, и ни оболом больше! И не скули, вижу, глаз у тебя жадный, прибыль всё равно накрутишь.

Торговец, широколицый варяг, опешил от такой наглости, но, встретившись взглядом с калёными, как сталь, глазами Ратибора, лишь буркнул: «Бери, чертово отродье, только отвяжись».

Ярополк расхохотался, а Тихомир лишь вздохнул, доставая кошель. Но заплатить ему было не суждено.

Внезапно гул на площади сменился тревожным ропотом. Толпа расступилась, как вода под носом боевой ладьи. По мостовой, грубо расталкивая людей, шла десятка полтора человек. Во главе – тот, чья поступь была тяжёлой и мерной, а взгляд холодным, будто февральский лёд.

Это был Святополк.

Он был не из новгородцев, это читалось во всём – в дорогом, но чуждом крое его кафтана, подбитом мехом рыси, в длинных, заплетённых в колтавую косу волосах, в тяжёлом взгляде из-под густых бровей. За ним ковылял, опираясь на дубину, его правая рука – хмурый детина по прозвищу Лют, а окружала их разношёрстная, но грозная на вид шайка: кто с секирой за поясом, кто с кистенём на запястье. Колбяги. Наёмники без роду, без племени, продающие свою силу тому, кто звонче заплатит.

Святополк остановился прямо перед лавкой, где стояли друзья. Его глаза скользнули по Ярополку, проигнорировали Тихомира и остановились на Ратиборе.

– А, булыжник, – прохрипел он, и голос его был похож на скрежет камня по железу. – Снова тут свою цену диктуешь? Место себе не ищешь.

– Торг вольный, Святополк. Кому не нравится, может идти лесом. Волховским. По воде.Ратибор даже бровью не повёл, только чуть развернул к плечи к угрозе, становясь между друзьями и бедой.

– Остроумен. Люблю, когда камешки скрипят под сапогом. Слышал, старик-бондарь, что с Рюрикова городища, вчера лавку свою спалил. Говорят, не уплатил за «охрану». Жаль. Хорошие вёдра делал.Лют сделал шаг вперёд, сжимая дубину, но Святополк едва заметным жестом остановил его. Уголок его губ дрогнул в подобии улыбки.

Это был прямой намёк. Слухи упорно связывали имя Святополка с волной вымогательств, что прокатилась по Молотцкому концу.

– Это ты! Я знаю, что это…Ярополк, не в силах сдержать пыл, рванулся было вперёд:

– Не давай повода, Яр. У них он есть, а у нас – нет.Но Тихомир резко схватил его за локоть, силой удерживая на месте. Его собственное лицо побелело, но голос прозвучал твёрдо:

– Умный малый, – произнёс он. – Ум береги. Он хрупок. В отличие от вот этого, – он вдруг резко двинулся вперёд и с размаху ударил ребром ладони по прилавку. Святополк медленно перевёл взгляд на Тихомира, будто впервые заметив.

Деревянная столешница с треском переломилась. Медные кресты, образки и гривны звенящим градом покатились по грязной мостовой. Торговец ахнул и отпрянул.

– А булыжники… бывает, раскалываются, – закончил Святополк, глядя прямо на Ратибора.

На секунду воцарилась мёртвая тишина, в которой был слышен только тяжёлый вздох Лютя. Три друга стояли плечом к плечу: пылкий Ярополк, готовый ринуться в бой, рассудительный Тихомир, лихорадочно ищущий выход, и непоколебимый Ратибор, в чьём молчаливом упорстве копилась ярость.

Их дружбе, крепче дуба, был брошен первый, явный вызов. И водоворот событий уже закрутил их в своём сердце.

Глава 2. Кремень и огниво

На площади повисло напряжённое молчание, гуще новгородского тумана. Казалось, самый звон упавшей монеты отозвался бы громом. Толпа замерла, затаив дыхание, ожидая, чья чаша весов перетянет: чаша ярости или чаша рассудка.

Святополк с насмешливым, холодным любопытством взирал на трёх друзей, словно ждал, когда же этот булыжник наконец треснет. Его шайка, чувствуя настроение атамана, перестала расталкивать народ и сомкнула ряды, образуя вокруг них живое, дышащее ненавистью кольцо.

Ярополк дрожал от бессильной ярости. Его рука сама потянулась к деревянной рукояти ножа за поясом – больше по юношеской привычке, чем с реальным умыслом. Но этот жест не ускользнул от звериного чутья Лютя.

– О-о, щенок зубы точит! – просипел тот, делая шаг вперёд. Его дубина, утыканная ржавыми гвоздями, пришла в движение.

Это было бы началом резни. Исход был предрешён: трое, даже отчаянно дерущихся юнцов, против пятнадцати закалённых в стычках головорезов.

Но в этот миг Тихомир, обычно тихий и спокойный, действовал быстрее мысли. Он не стал бросаться между ними. Вместо этого он резко, с силой, неожиданной для его сложения, наступил на плащ Ярополка. Тот, сделав неловкое движение, споткнулся и грузно рухнул на одно колено, его порыв был мгновенно прерван. Одновременно Тихомир крикнул, обращаясь не к бандитам, а к толпе, к свидетелям:

– Люди новгородские! Вы же видите! На ваших глазах гости чужие чинят расправу над детьми ваших соседей! Да будет суд вечевой!

Это была гениальная и отчаянная ставка. Новгородцы могли струсить перед наёмниками, но упоминание веча – их главного закона и права – задело за живое. Ропот пробежал по толпе. Кто-то сзади крикнул: «Вали их, што ль, разбушевались!». Другой подхватил: «Вече рассудит!».

Святополк, которого не проведешь, мгновенно оценил перемену в настроении толпы. Ему была выгодна тихая, уличная расправа в кольце своих людей, но не открытый скандал с привлечением всего конца.

– Вечевое… – протянул он с притворной задумчивостью. – Ладно. Пусть вече и решает, кто здесь прав. У него, – кивок на Ратибора, – я свой ответ и так возьму. Не сегодня, так завтра.Его ледяной взгляд скользнул с Тихомира на Ратибора и обратно. Уголок рта снова дёрнулся в той же безрадостной усмешке.

Он сделал едва заметный знак рукой. Его шайка, рыча и оглядываясь, стала медленно отступать, растворяясь в толпе, как волчья стая в лесной чаще. Лют, проходя мимо, плюнул почти к ногам Ратибора.

Угроза миновала, но тяжесть от неё не ушла. Торговец-варяг, придя в себя, начал с воплями собирать своё добро, разбросанное по мостовой. Толпа, лишившись зрелища, загудела и потихоньку стала расходиться.

– Зачем ты меня остановил?! Я бы ему рожу-то…Ярополк поднялся с земли, весь багровый от стыда и злости.

– Раскроил бы, да, – резко оборвал его Ратибор, не отводя глаз от спины удаляющегося Святополка. – А потом Лють тебя бы дубиной по башке. И всё. Молчи уж.

– Тихомир прав был, – твёрдо сказал Ратибор, поворачиваясь к друзьям. Его лицо было сурово. – Силы не равны. С ним в лоб не биться. Он не простой забияка. Он… умный. И это страшнее.

Они молча покинули шумную площадь, унося с собой груз первой, настоящей опасности. Воздух свободы Великого Новгорода теперь отдавал горечью и железом.

– Что же делать? – тихо, уже без злости, спросил Ярополк, когда они свернули в тихий переулок, ведущий к их домам.