Искусственный гражданин #1982 бесплатное чтение

Искусственный гражданин №1982 стоял на перекрестке улиц Второго Съезда Советов и Бессмертия Пролетариата в легкой задумчивости и, беззаветно орудуя метлой, сгребал в кучу обрывки ночной жизни города. Его фотоэлементы старательно пробирались меж силуэтов восточной колоннады жилых и хозяйственных высоток, дабы вновь с упоением понаблюдать за восходом солнца, в то время как локтевые и пястные шарниры без особого труда выполняют возложенную на металлические плечи миссию.

Восемьдесят Второй любил утренние наряды более прочих поручений. Никаких тебе толп вечно куда-то спешащих обывателей, верениц донельзя шумных и так и норовящих проехаться по ноге машин, снующих туда-сюда курьеров из местного отделения «Синтдоставки»… Лишь покой и умиротворение. Потому он всегда с радостью и большой охотой откликался на ранние вызовы и прибывал на место исполнения служебных обязанностей немного загодя, дабы насладиться этой нетронутой благодатью.

Во всяком случае, ему казалось именно так. Ведь любой здравомыслящий человек немедленно рассмеялся бы Восемьдесят Второму прямо в его отполированную физиономию, только заслышав о том, будто робот, пусть и обладающий новомодной С.Э.Р. – системой эмпатических реакций, – способен чего-то там любить, наслаждаться и уж тем более радоваться определенным вещам. Однако искусственного гражданина нисколько не смущало всеобщее мнение ни о его синтетических сородичах или о нем самом, ни возможное наличие лишнего кода в собственной прошивке. А потому каждый восход становился натуральной феерией, представлением на радость душе, желанным настолько, что дворник нет-нет да и подумывал пробраться в башню «погодного управления», повозиться втихаря с тамошним оборудованием и при должном везении устроить нескончаемое утро в тех частях мегаполиса, где по долгу службы приходится бывать чаще прочего.

– Ой! – воскликнул №1982, нехотя отвлекаясь от привычных дум.

Что-то неуклюжее и твердое ударилось о его лодыжку и продолжало настырно давить, стараясь сдвинуть-таки неподатливое препятствие с места. Искусственный гражданин перестал размахивать многоцелевым хозинструментом и удивлённо уставился себе под ноги.

– Прошу прощения, – донесся снизу отрывистый гулкий говор. – Помеха. Помеха. Прошу прощения.

– А, это ты, Артёмка, – буркнул Восемьдесят Второй, делая шаг в сторону и позволяя несклепистому роботу-уборщику, напоминающему скорее стальную бочку с кое-как притороченным спереди ковшом, подкатиться к вороху собранного в пирамиду мусора.

«А.Р.Т.М» – автономный рабочий тех-быт матрицы, а попросту «Артем», являлся представителем модификации метельщика столь древней, что заводской номер, выгравированный на его блестящем брюхе, давно превратился в смазанные черточки и не поддавался никакому прочтению. Однако улицы любого мегаполиса буквально полнились подобными механическими трудягами, исполняющими самую простую работу, до которой у остальных обитателей города не доходили ни руки, ни манипуляторы. Доставка небольших грузов, наблюдение за порядком на оживленных перекрестках, транспортировка мелких отходов до мусороприемников, ловля крыс и прочей живности, не имеющей паспортных чипов, – вот крохотный список весьма неблагородных задач, возложенных на этих металлических гномов.

К тому же вездесущему распространению «А.Р.Т.М» как нельзя лучше способствовало отсутствие любых намеков на человеческий облик в конструкции, отчего граждане из плоти и крови видели в них лишь ведра на колесиках и по большей части не питали к данной модели ни неприязни, ни страха, будто те когда-нибудь смогут потеснить жизненный уклад создателей… чего нельзя было утверждать о гуманоидных формах искусственной жизни, коих тоже насчитывалось немало.

Сам Восемьдесят Второй относился к низкорослым сородичам с легким снисхождением и заботой. А автономного рабочего с улицы Бессмертия Пролетариата и вовсе мнил закадычным товарищем, не только разделяющим его огромную любовь к чистоте и порядку, но и умеющим внимательно слушать, когда сего требовало настроение.

– Давай помогу.

– Помеха. Помеха… – продолжал лепетать робот, пытаясь подцепить всю кучу разом.

– О-ох. Когда ж вашему бестолковому брату уже добавят модуль аккуратности или хотя бы расширят словарный запас? – посетовал искусственный гражданин.

– Помеха. Прошу прощения.

– Да-да, прощаю. На-ка вот, обронил.

Номер одна тысяча девятьсот восемьдесят два согнулся пополам и принялся складывать скомканные обертки от всякой всячины в рабочую часть своего примитивного коллеги.

– Как тебе нынешний рассвет? – поинтересовался он. – Превосходно, не правда ли? Сегодня солнце какое-то исключительно бронзовое. Так и тянет поболтать о судьбе, о предназначении, о вечном, в конце концов. Вот ты, «Артемка», как думаешь, какая у тебя судьба?

– Помеха. Помеха, – загудел в ответ маленький робот.

– Вот и я так считаю, – подхватил искусственный гражданин. – Всё когда-нибудь сходит на нет. Постоянство просто недостижимо. Религии, города, люди… даже самые верные и чистые помыслы обречены обратиться в тлен и оказаться, ну скажем, вот в ковше одного из твоих дубликатов.

– Прошу прощения, – будто возмущаясь, проскрипел в ответ «Артем».

– Именно. А ты на что рассчитывал? Ишь губу раскатал. Хренушки, – имитируя усмешку, гикнул дворник. – До нас с тобой тоже дойдет очередь, уж не сомневайся. Спишут на переработку или, чего доброго, программу обновят. И тогда на наше место придут другие. Точь-в-точь такие же, но уже не мы. Вот и выходит, что всё меняется, однако остается прежним. Интересная штука – жизнь.

Искусственный гражданин испустил нечто похожее на томный вздох, прервал философскую болтовню, водрузил последний комок чего-то липкого и беспросветно-серого поверх ковша маленького трудяги и распрямил колени.

– Вот так, – добавил он. – Готово. Теперь можешь двигаться дальше. Да и мои дела тут сделаны. Пришло время спешить на следующий пункт. В наряде сказано, что сегодня возле резиденции председателя горисполкома намечается работы невпроворот. Надо бы глянуть. Ну а ты, «Артемка», езжай. Не поминай лихом. Будет новый день – авось свидимся.

Автономный рабочий проскрипел нечто неразборчивое, запрокинул мусор в образовавшуюся на корпусе дыру и припустился прочь, продолжая твердить о помехах и прощении.

– Человек идет и улыбается – значит, человеку хорошо… – задорно напевая старую, но по сей день популярную песенку, цокал по брусчатке металлический уборщик.

Теперь, когда коротенькая Орловская была позади, его путь лежал вдоль Шпалерной, налево по Слутского с неминуемым переходом к Суворовскому проспекту, а там уж по прямой и рукой подать.

Времени было предостаточно, что весьма кстати позволяло Восемьдесят Второму вдоволь насладиться прогулкой среди утренней тишины и понаблюдать, как горизонт пенится масляной золотой поволокой, а солнечные зайчики озорным роем атакуют многоярусные профили домов, разливаясь по стеклам ярко-желтыми кляксами.

Центральный нейромодуль номера одна тысяча девятьсот восемьдесят два хранил в себе целый массив данных о совершенно разных местах. Он помнил, как трудился грузчиком в портах Цемесской бухты, стыковал рельсы железнодорожного полотна Амуро-Якутской магистрали, служил близ Поднебесной при министерстве паспортного контроля, а как-то раз даже был прикомандирован «принеси-подаем» к одной полярной экспедиции в далеком пятьдесят четвертом. Однако, будучи списанным за давностью лет и попав в штат петроградского ГосГорТехБыт Управления, безвозвратно влюбился в северную столицу и обрел, что называется «милый дом», если понятие «дом» вообще может быть применимо в отношении существа происхождения не сказать чтобы живого, но произведенного на свет фабричным методом.

И да… Конечно, в то время как Восемьдесят Второй был всего лишь чернорабочим, большинство его синтетических сородичей занимали куда более высокие посты среди банковских служащих или персональных помощников в кругу правительственных шишек. Разодетые в опрятные костюмы и форменные кепи, эти щеголи наверняка гордились столь благоприятным положением дел, однако… Однако искусственный гражданин №1982 не тревожился ни о низком социальном статусе, ни об отсутствии комфортабельного бокса для инженерных осмотров. Всё, что было нужно для удовлетворительного жития, при нем имелось, а задачи по содержанию родных улочек в чистоте и вовсе делали его самым счастливым дворником на всём белом свете.

– Дождевые струны зазвенели… – снова затянул он игривый мотив, приближаясь к Знаменской, но вдруг смолк и насторожился.

Где-то впереди слышалось гудящее эхо множества голосов, резкие хлопки и отрывки рифмованных лозунгов. Самого столпотворения не наблюдалось. Тем не менее звуки абсолютно точно раздавались из-за главного фасада «резиденции», того самого места, куда предписывал явиться перечень сегодняшних задач.