
Пролог
Июль 2025 года.
Последние минуты ночи цепко держались за комическую землю, но их власть таяла с каждой секундой. Где-то за зубчатой, темно-синей кромкой бескрайней тайги, на востоке, небо начало тлеть. Сначала едва уловимым пепельным светом, затем – тонкой полосой размытого акварельного мадженты. И вот, краешек исполинского, пламенеющего диска, пугающе огромного в этой первозданной тишине, медленно, величаво выплыл из-за макушек спящих лиственниц, превращённых в черные силуэты.
Рассвет над тайгой был зрелищем, ради которого стоило просыпаться в пятом часу утра. Это был не просто восход солнца – это было таинство, спектакль, разыгрываемый самой природой. Первые лучи, острые и почти осязаемые, словно золотые щупальца, пробивались сквозь частокол вековых кедров, пихт и елей. Они выхватывали из предрассветной мглы причудливые узоры на коре, играли на каплях ночной росы, превращая их в алмазные россыпи, и мягко ложились на бескрайние просторы, тронутые легкой, серебристой дымкой. Небосвод над Республикой Коми, бесконечно глубокий и чистый, постепенно менял палитру: от лилово-синих глубин через нежные персиковые и абрикосовые тона к ослепительному золоту, зажигавшему верхушки самых высоких деревьев.
Воздух. Его нельзя было просто вдохнуть – им можно было упиваться, как самым изысканным вином, им можно было заболеть, чтобы потом тосковать по нему весь остальной год. Он был холодным, обжигающе свежим, кристальным на вкус, словно его только что слепили изо льда и звездной пыли. И он был густо, до головокружения, напоён ароматами – сложным, многослойным букетом, который невозможно было воссоздать ни в одной лаборатории мира.
Терпкий, смолистый, бальзамический дух хвои был доминантой, основой всего. Он витал повсюду, проникая в одежду, волосы, мысли. К нему примешивался сладковатый, травянистый, удивительно нежный запах свежескошенной травы с центрального стадиона «Гренады», где накануне закончили последнюю подготовку. От реки Вычегды, широкой и могучей, петляющей внизу, как гигантская серебристая змея, тянуло влажной прохладой, запахом мокрого песка, ивняка и водорослей. И поверх всего этого – едва уловимый, но оттого ещё более волнующий дух далёких гроз. Где-то там, за десятки километров, на границе с Пермским краем, бушевала стихия, и ветер, словно почтальон, нес с собой её весть – запах озона, свежести, промокшей земли и могущества, заставляющий сердце биться чуть чаще в предвкушении чего-то грандиозного.
Тишину этого величественного утра, почти звенящую, нарушил не звук, а скорее ощущение вибрации – глухого, мощного гула десятков моторов, доносящегося со стороны главных ворот. Но прежде чем этот гул стал различим, его опередил другой, традиционный и оттого ещё более пронзительный звук.
Чистая, звенящая, отточенная десятилетиями нота горна разрезала воздух, как лезвие. Её призывный клич, знакомый не одному поколению советских и российских школьников, эхом отразился от огромного стеклянного фасада административного корпуса «Ёлочка», побежала по крышам спальных корпусов, затерялась в глубине лесных массивов, будто будила не только людей, но и саму землю, реку, небо. Это был саундтрек к пробуждению гиганта.
Лагерь «Гренада», целый городок, затерянный в комийской тайге, stretching на сотни гектаров вдоль живописного берега Вычегды, пробуждался ото сна, чтобы встретить своих особенных гостей. Сотни деревянных корпусов из сибирской лиственницы, почерневших от времени и дождей, но невероятно крепких, с резными наличниками, хранившими память рук давних мастеров, выстроились в стройные ряды «улиц» с именами вроде «Проспект Мечтателей» или «Аллея Открывателей». Между ними зеленели газоны, яркими пятнами выделялись клумбы с неприхотливыми северными цветами, стояли скамейки для отдыха и причудливые деревянные скульптуры – медведи, лоси, птицы. Центральная площадь с высоким флагштоком, стадион с беговыми дорожками, открытый амфитеатр для костров, современный учебный корпус с панорамными окнами – всё говорило о масштабе.
И этот масштаб был оправдан. Сто двадцать тысяч подростков. Цифра, с трудом укладывающаяся в голове. Сто двадцать тысяч судеб, характеров, надежд и тревог со всех уголков Республики Коми – из шумного, студенческого Сыктывкара, из суровой, заполярной Воркуты, где за окном вечная мерзлота, из промышленной, нефтяной Ухты, из маленьких, уютных посёлков и сёл, затерянных в глухой тайге, где все друг друга знают. Они съезжались сюда, на уникальную, не имеющую аналогов образовательную смену «Время первых: Создавай и Вдохновляй».
Это был не просто летний отдых у реки, не времяпрепровождение между уроками и дискотеками. Это был масштабный молодёжный форум, гигантский живой организм, уже начавший кипеть энергией, ещё не проснувшись до конца. Это был плавильный котёл идей, полигон для амбиций, стартовая площадка для личностного взрыва. Здесь предстояло перестать быть зрителем, пассивным потребителем развлечений. Здесь каждый был призван стать творцом – своей судьбы, своих проектов, своих открытий. Лидером – не по назначению, а по зову сердца. Первооткрывателем – не новых земель, а собственных скрытых возможностей, о которых он, возможно, и не подозревал.
Воздух буквально трепетал от этого всеобщего ожидания, от сгустка нереализованной энергии, готовой вот-вот выплеснуться наружу. Бескрайнее северное небо, чистое и бездонное, казалось, было готово вместить все самые смелые мечты, все самые безумные проекты, которые родятся здесь, на этой земле, под шепот сосен и мерный плеск Вычегды.
У главных ворот, носивших гордое название «Врата Мечты», уже выстраивалась вереница автобусов. Водители, усталые после ночных рейсов, курили, оперевшись на борт, и перебрасывались негромкими фразами. Сквозь запотевшие стекла машин уже можно было разглядеть лица – взволнованные, сонные, восторженные, задумчивые. Они ещё не знали, что ждёт их здесь. Они не знали, что для кого-то из них это будет просто веселая смена, а для кого-то – точка отсчёта новой жизни. Они не знали, что в корпусе №8, в комнате №7, на подоконнике уже лежит забытый кем-то простой карандаш, который станет немым свидетелем и первым летописцем рождения целой Республики – Республики Атомнюганск.
Смена начиналась. Самое интересное, самое непредсказуемое, самое настоящее было впереди.
Конечно. Вот максимально подробная и детализированная первая глава, раскрывающая атмосферу прибытия, чувства героев и первые впечатления.
Глава 1: Врата Гренады. Первые впечатления.
8:00 утра.
Солнце уже полностью поднялось над тайгой, превратившись из багрового гиганта в ослепительный, но пока еще не жгучий золотой диск. Длинные, искаженные тени от сосен и лиственниц легли на асфальт главной аллеи, носившей гордое имя «Проспект Мечтателей». Воздух прогревался, и ароматы хвои, влажной земли и скошенной травы становились гуще, плотнее, почти осязаемыми.
Именно в этот момент по Проспекту, медленно и величаво, словно огромные разноцветные киты, заплывающие в бухту, начали подъезжать первые автобусы. Они были разных марок и расцветок, но каждого украшала белая табличка с крупной синей надписью, указывающей пункт назначения: «Сыктывкар-Гренада», «Ухта-Гренада», «Воркута-Гренада». За ними, теряясь в лёгкой утренней дымке, виднелись огни десятков других.
Шипение пневматических тормозов разорвало умиротворяющий шёпот леса. Двери автобусов, с глухим стуком отъезжая в стороны, обнажили свои interiors – тёмные, наполненные сонной энергией и запахом дальнего пути, перекусов и пластика. И вот из этих тёмных чрев на свежий таёжный воздух начали высыпать они.
Это была не просто толпа. Это был живой, разноцветный, шумный поток. Поток подростков, несущий на себе следы своих городов и посёлков. Парни в практичных худи и джинсах, девчонки в ярких кофтах и летящих юбках. Огромные чемоданы на колёсиках, с грохотом преодолевавшие стыки асфальтовых плит, громадные туристические рюкзаки, набитые до отказа и придававшие своим хозяевам вид покорителей Эвереста, спортивные сумки через плечо, пакеты-«маечки» с провизией от заботливых бабушек, гитары в чехлах, дорогие фотоаппараты на ремнях.
Звуковой ландшафт мгновенно преобразился. Тишину сменил многоголосый, нарастающий гул: —Ась, смотри, какая сосна! —Машка, ты свой чемодан возьми, я свою тащу! —Офигеть, тут реально большая! —Кажется, я забыл зарядник в автобусе… —Вань, выходи давай, проспишь всё! Смех,возбуждённые возгласы, окрики вожатых, пытающихся навести хоть какой-то порядок, рёв моторов, шипение дверей – всё это слилось в единый, ликующий и немного тревожный симфонический оркестр прибытия.
Административный корпус «Ёлочка», стоявший в самом начале Проспекта, был похож на гигантский хрустальный дворец, вырастающий из тайги. Его стеклянный фасад, отливавший на утреннем солнце ослепительными золотыми и голубыми бликами, казался инородным, футуристическим объектом, заброшенным в эту первозданную природу. Огромные стеклянные двери, способные вместить разом человек десять, были распахнуты настежь, словно объятия.
Оттуда, из прохладных недр здания, вырывался сложный коктейль запахов. Резковатый, химический дух свежей краски, которой накануне подновили плинтусы. Сладковатый, маслянистый аромат полироли для пола, разбавленный влажной уборкой. И едва уловимый, но настойчивый искусственный хвойный ароматизатор, витавший в воздухе, – явная и немного наивная попытка человека соперничать с настоящим, живым лесом, который окружал корпус со всех сторон. Попытка, обречённая на провал, но трогательная в своём старании.
На крыльце «Ёлочки», возвышаясь над суетой, стоял он. Трофим Игорьевич. Начальник лагеря. Мужчина лет пятидесяти, в аккуратно отглаженной форме цвета «хаки», сидевшей на нём так, словно он только что сошёл со страниц устава. Руки, покрытые сеткой прожилок и веснушек, с большими, спокойными кистями, держали огромную эмалированную кружку с надписью «Лучший вожатый». От круги поднимался лёгкий парок, а с ним – терпкий, ягодный аромат чая с морошкой, его фирменного утреннего напитка.
Он не суетился, не кричал, не пытался руководить. Он просто стоял и пил свой чай маленькими, размеренными глотками. Его внимательные, чуть уставшие серые глаза, привыкшие видеть уже не одну такую смену, обнимали прибывающую детскую лавину. Этот взгляд был подобен сканеру: он отмечал всё. Восторженные, распахнутые глаза новичков, впервые покинувших родной город. Немного скучающие, «бывалые» лица тех, для кого «Гренада» была уже третьей или четвёртой сменой. Робкие, испуганные взгляды тихонь, прижавшихся к стене с огромным чемоданом. Дерзкие, озорные ухмылки заводил, уже нашедших себе компанию и планирующих первые шалости. Первые, ещё неловкие, но уже зарождающиеся дружеские связи – помогли поднять сумку, подсказали, куда идти, поделились наушниками.
Его спокойствие было не просто профессиональной выдержкой. Это была уверенность капитана большого корабля, который знает каждый его уголок, каждую мель на пути и доверяет своей команде. Он видел не просто толпу детей. Он видел энергию, потенциал, будущие конфликты и будущие победы. Он видел историю, которая только начинала писаться.
8:15.
Дежурный вожатый, парень лет двадцати пяти по имени Артём, с взъерошенными волосами и голосом, уже начавшим хрипнуть от утреннего напряжения, поднес к губам мегафон. Пластиковый рупор исказил его речь, добавив ей металлической мощи и эха, разносившегося по всей площади.
– Внимание! Прибывшие отряды, слушайте информацию! – его голос, усиленный в десятки раз, заставил многих вздрогнуть и замолчать. – Отряд первый – корпус первый! Отряд второй – корпус второй! Отряд третий – корпус третий! Отряд четвёртый – корпус четвёртый! Отряд пятый – корпус пятый! Отряд шестой – корпус шестой! Отряд седьмой – корпус восьмой! Учебные занятия – корпус седьмой! Не теряйтесь, друг без друга вам тут скучно будет! Повторяю! Отряд седьмой – корпус восьмой!
Корпус №8 стоял чуть в стороне от главного хаба, на самом берегу Вычегды. Дорога к нему вела вниз, по пологому склону, усыпанному хвойными иголками. Это было двухэтажное, почерневшее от времени, дождей и солнца, но всё ещё невероятно крепкое здание из толстенных брёвен сибирской лиственницы. Его стены, просмоленные и грубые на вид, хранили прохладу даже в самый жаркий день. Резные наличники на окнах, работы какого-то давнего мастера, покрытые патиной времени, изображали причудливых птиц и стилизованные северные узоры. Большие, но почему-то немного запылённые панорамные окна смотрели на быструю, холодную воду реки.
Поднявшись по скрипучим, основательным деревянным ступеням на второй этаж и пройдя по длинному, слабо освещённому коридору, пахнущему дезинфекцией и старым деревом, можно было найти дверь с номером «7».
Комната №7. Она встретила первых своих обитателей не гостеприимной уютностью, а скорее стерильной, вымученной чистотой. Воздух здесь был особенным. Это был запах-призрак, сложный и многослойный. Во-первых, запах самого дерева – не свежеспиленного, а старого, добротного, годами вбиравшего в себя тепло человеческих тел, разговоры, смех и тишину ночей. Во-вторых, сладковатый, чистый аромат свежего льняного белья, натянутого на кровати с идеальными, «армейскими» углами. И в-третьих – запах чего-то нового, неизведанного, того, что обычно исходит от только что распакованной коробки с долгожданной покупкой. Это было обещание. Обещание приключений, которые ещё только должны были случиться.
На стене, прямо напротив входа, висел тот самый старый бабушкин ковёр. Огромный, тяжёлый, с выцветшими, но всё ещё узнаваемыми красками. На нём были изображены не просто олени – это было целое эпическое полотно: могучие рогачи с гордыми поворотами голов, бредущие по ягельной тундре под звёздным, холодным небом. Он был немым хранителем истории, связующей нитью между прошлым и настоящим.
В углу комнаты стоял жестяной умывальник-«мойдодыр» с одной единственной, чуть подтекающей холодной краной. Капля, рождаясь на самом кончике носика, набухала, тяжелела и с тихим, звенящим «плик» падала в эмалированную раковину, откладывая на её дне ржавое пятнышко. Этот звук был метрономом, отмеряющим тихие, ничем не занятые минуты.
Но главным украшением комнаты было окно. Большое, широкое, с деревянной рамой, которую нужно было открывать, прилагая небольшое усилие. А из него открывался вид. Не просто вид, а готовая картина, пейзаж, достойный кисти великого художника. Самая красивая часть реки Вычегды – здесь она делала плавный, величавый изгиб, огибая песчаную косу. За ней начиналась бескрайняя, уходящая за горизонт, изумрудно-сизая тайга. Казалось, можно было смотреть в эту даль часами, и каждый раз находить в ней что-то новое – проплывающее облако, отблеск солнца на воде, тень от пролетающей птицы.
Комната была вымыта, выскоблена, вылизана до блеска. Пять двухъярусных кроватей стояли строго по линеечке. Подушки были взбиты и аккуратно разложены. Тумбочки, свободные от пыли, ждали своих личных вещей. Ни один посторонний предмет не нарушал этого идеального, почти милитаризированного порядка.
И только на подоконнике, в луче утреннего солнца, лежал один-единственный, забытый кем-то после последней, предсменной уборки, простой карандаш. «Кохинор», сточившийся почти до самого огрызка, с потёртой, обкусанной зубами желтой краской и стёртой надписью. Он лежал там, никому не нужный, случайный. Но именно он, этот немой и невзрачный свидетель, был единственным, кто знал, что здесь, в этой стерильной чистоте, вот-вот начнётся нечто великое, шумное, хаотичное и прекрасное. Начнётся история.
И она не заставила себя ждать.
Конечно. Вот максимально детализированная вторая глава, где особое внимание уделено Диме, его форме и роли в инспекции “А-класса”.
Глава 2: Первые обитатели комнаты №7. Дима Голышев – инспектор «А-класса».
Шум прибывающих автобусов, слившийся в отдалении в единый гулкий гомон, постепенно начал структурироваться. Из общей массы голосов начали выделяться отдельные команды вожатых, взвизгивания девочек, увидевших что-то невероятно милое на газоне, и гулкое эхо от захлопывающихся багажных отделений. Волна детей, подхваченная течением общих указаний и собственного любопытства, начала растекаться по лагерным «улицам» в поисках своих корпусов.
К корпусу №8, стоявшему несколько особняком, путь лежал по узкой, утоптанной в земле тропинке, ответвлявшейся от главного «Проспекта Мечтателей». Тропинка шла под уклон, мимо зарослей папоротника в рост человека и молодых ёлочек, и с каждым шагом городской шум сменялся нарастающим, влажным гулом – это было дыхание близкой реки. Сам корпус, тёмный, массивный, из грубых брёвен, казался молчаливым стражем на этом рубеже между цивилизацией лагеря и дикой, бескрайней тайгой.
Дверь в комнату №7, толстая, филёнчатая, окрашенная когда-то в зелёный цвет, теперь облупившаяся и потёртая, была приоткрыта. Она ждала.
Первым, кто переступил её порог, был он.
Стук колёс его чемодана по деревянному полу прозвучал неожиданно громко в этой тишине. Он не вкатил его, а скорее ввёл – с достоинством, как спутника, а не как обузу. Он остановился на самом пороге, и его взгляд, за стёклами очков в тонкой, стальной оправе, медленно и методично обвёл помещение. Это был не беглый, восхищённый взгляд ребёнка, впервые попавшего в летний лагерь. Это был взгляд оценщика. Аудитора. Инспектора.
Дмитрий Голышев – Дима. Высокий, чуть сутулый, что выдавало в ноге человека, проводящего много времени за книгами или компьютером. Его движения были лишены резкости, они были экономны, выверены и немного отстранённы. На нём не было яркой, модной одежды, как у большинства сверстников. Его одежда была формой. В прямом смысле этого слова.
Он был одет в строгий, идеально отглаженный комплект формы инспекции «А-класса». Это была не форма полиции, но её отголоски, её строгая, функциональная эстетика читались в каждой детали. Тёмно-синие, почти чёрные брюки со стрелками, заправленные в матовые, массивные берцы со шнуровкой. Светло-серая, тонкой шерстяной вязки водолазка с высоким воротом, плотно облегающая шею. И поверх неё – укороченная, прямого кроя куртка-бомбер из плотной, водоотталкивающей ткани того же тёмно-синего цвета. На её рукаве, чуть ниже плеча, была нашита круглая шеврон-эмблема инспекции «А-класса»: стилизованная латинская буква «А», заключённая в кольцо, из-за которого расходились лучи, напоминающие одновременно и щит, и солнце. Под буквой – акроним «И.А.К.» Выполнено было в строгой сине-бело-серебристой гамме. Куртка была расстёгнута, и на ремне, у бедра, висел многофункциональный чехол-кобура из той же ткани, где в специальных карманах лежали не игрушки, а блокнот в плотном переплёте, несколько ручек, мощный LED-фонарик и мультитул.
Его лицо было спокойным, почти невозмутимым. Чисто выбритое, с чёткими, немного резкими линиями скул и плотно сжатыми губами. Только внимательные серые глаза behind the glasses были постоянно в движении – сканировали, анализировали, фиксировали. Он видел не просто комнату. Он видел потенциальные риски, зоны ответственности, точки приложения сил.
Его чемодан – не мягкий, а жёсткий, алюминиевый, с кодовым замком – замер рядом с ним, словно по команде «стоять». Дима сделал несколько шагов вглубь. Пол под его берцами отозвался глухим, уверенным стуком. Он подошёл к большому столу у окна – массивному, деревянному, видавшему виды. Не глядя, он провёл указательным пальцем в чёрной перчатке без пальцев по его поверхности, проверяя на предмет пыли. Палец остался идеально чистым. Удовлетворённый, он кивнул сам себе, едва заметно. Его губы сложились в подобие улыбки, скорее похожей на гримасу одобрения.
– Здесь будет штаб, – произнёс он тихо, но чётко. Его голос был ровным, низким, без эмоциональных колебаний. – Оптимальная локация. Хороший обзор, близко к выходу, минимальный трафик посторонних.
Он говорил это не кому-то, а самому себе, занося мысленную оценку в невидимый протокол. Он был здесь не просто отдыхать. Он был здесь с миссией. Инспекция «А-класса» – неофициальная, но крайне влиятельная в определённых кругах школьная организация, ставящая своей целью поддержание порядка, дисциплины и высоких стандартов обучения. Их не любили, их побаивались, к их мнению прислушивались. Дима был одним из её старших инспекторов. И для него эта смена была не каникулами, а командировкой. Возможностью оценить организацию лагеря «изнутри», выявить слабые места, отметить лучшие практики. Его отчёт по итогам смены мог повлиять на многое.
Он уже мысленно составлял первые заметки: «Приём организован на удовлетворительном уровне. Шумовое загрязнение – высокое. Логистика багажа – требует систематизации. Состояние корпусов (на примере корпуса 8, комната 7) – хорошее, соблюдены нормы чистоты…»
Его размышления были прерваны грохотом и гомоном, ворвавшимися с коридора.
В дверь, словно шквальный ветер, ввалились двое. Вернее, ввалился один, а второй был его живым, неотъемлемым дополнением. Лев Солод и Коля Пипеткин. Они несли на плечах один на двоих огромный, разбухший, похожий на бочку, мягкий чемодан агонизирующего салатового цвета. Казалось, он был набит не одеждой, а свинцовыми кирпичами.
– Коля, левей! Левее, я сказал! Косяк! – командовал Лев, широко улыбаясь во всё своё веснушчатое, озорное лицо. Его рыжие вихры торчали в разные стороны, как языки пламени. Он был одет в ярко-оранжевую футболку с принтом какого-то неприличного мема и спортивные шорты. Казалось, он один генерировал энергии на весь отряд.
– Да я и так как шведский стол на колёсах! – огрызнулся Коля, с трудом уворачиваясь от дверного косяка, но послушно свернув. Он был чуть ниже Льва, чуть плотнее, и его взгляд был таким же озорным, но более хитрым, выжидающим. На нём была серая худи с капюшоном, натянутым на голову, несмотря на жару.
Их появление было подобно взрыву гранаты в тихом хранилище. Они внесли с собой не просто шум – они внесли хаос, энергию, громкий, беззаботный смех. Лев – крепкий, спортивный, с хитрющими, смеющимися глазами, в которых уже плескались идеи будущих проказ. Коля – его почти точная копия, его тень, его усилитель и соучастник.
Они с грохотом сбросили свой мамонтовый чемодан посреди комнаты, перекрыв собой всё свободное пространство.
– О! А тут ничего так! – провозгласил Лев, уставившись на ковёр с оленями. – Смотри, Коль, зверюги! Прям как у нас в Воркуте, только цветные!
Дима, наблюдавший за этой сценой, слегка поморщился. Его внутренний инспектор уже выводил в блокноте: «Нарушение правил внутреннего распорядка: размещение багажа в проходе, создание помех для свободного передвижения. Шумовое поведение, не соответствующее обстановке». Но он промолчал, продолжая наблюдать.
Следом за этим ураганом, почти незаметно, скользнул в комнату Иван Попов. Невысокий, худощавый, с робкими, немного испуганными глазами за круглыми стёклами очков. Он вёл себя так, словно боялся потревожить воздух. Его «багаж» представлял собой скромный, потертый рюкзак советских времён, видимо, доставшийся по наследству, и небольшой, tied with rope картонную коробку. Он заложил руки за спину и робко огляделся, словно пытаясь найти место, где будет меньше всего мешать. Его взгляд скользнул по громким Льву и Коле, по imposingly спокойному Диме, и в его глазах читалась лёгкая паника. Он осторожно, почти благоговейно, поставил свой рюкзак на крайнюю кровать в самом углу, у двери, словно готовясь в случае чего к быстрому отступлению.
– Э, Попов, а это моё место! – тут же заявил Лев, с размаху швыряя свой рюкзак на соседнюю кровать. Он делал это не со зла, а скорее по инерции, по праву сильного.
– Но… тут же все свободно? – растерялся Ваня, сжимаясь ещё сильнее и делая шаг назад, к стене. Его голос был тихим, похожим на писк.
– Вот теперь уже нет, – фыркнул Коля, поддерживая игру, как всегда. Он принял стойку подбоченясь, пытаясь выглядеть грозно. – Правило лагеря: кто первый занял, того и тапки. Вернее, кровать. Осваивайся на верхнем ярусе. Воздух чище.
Ваня покорно кивнул и начал с трудом взбираться на второй ярус указанной кровати, похожий на маленькое, испуганное животное, прячущееся в нору.
Дима наблюдал за этой микро-тиранией, и его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень чего-то похожего на презрение. «Неконструктивное использование социального доминирования. Подавление инициативы более слабых членов группы», – мысленно констатировал он.
В дверях появились девушки, и атмосфера в комнате снова изменилась.
Первой вошла Камила Сольмина. Высокая, собранная, с идеально гладкими тёмными волосами, убранными в тугой, безупречный хвост. На ней была практичная белая блуза и бежевые шорты. Её умные, внимательные карие глаза, behind the practical glasses with thin frames, мгновенно провели стратегическую оценку помещения. Она видела не кровати, а плацдарм. Не окно, а наблюдательный пункт.
– Так, девочки, эти две кровати у окна – стратегические, – заявила она без тени сомнения, указывая рукой. Её голос был ровным, деловым. – Наши. Вероника, ты будешь сверху или снизу? Верх безопаснее с точки зрения гигиены, но низ удобнее для экстренного покидания локации.
Вероника Липина, вошедшая следом, лишь пожала узкими плечами. Хрупкая блондинка с большими, как у сибирской серой совы, голубыми глазами, в которых читалась лёгкая оторопь от происходящего и тихий восторг от масштабов лагеря. В её руках был не рюкзак, а изящная фиолетовая дорожная сумка на колёсиках.
– Мне всё равно, Кам. Куда скажешь, туда и залезу, – прошептала она, улыбаясь. Её улыбка была лёгкой, светлой.
Камила кивнула, удовлетворённо. – Тогда я наверху. Там лучший обзор.
Их диалог был прерван появлением последней обитательницы комнаты.
Вошла Вика Жилова. Её появление было подобно внезапному падению температуры. Вся в чёрном – чёрная футболка с нечитаемым логотипом какой-то пост-панк группы, чёрные потертые штаны-бананы, массивные чёрные берцы на шнуровке. Её коротко стриженные тёмные волосы были скрыты под чёрной же бейсболкой с прямым козырьком. Её острый, колючий взгляд из-под чёлки скользнул по комнате, по обитателям, и в нём читалась бездна скепсиса и вселенской усталости от этого принудительного оптимизма.
Не говоря ни слова, она молча швырнула свою чёрную, бесформенную армейскую сумку на единственную оставшуюся свободной кровать, с таким видом, будто закладывала взрывчатку. Не глядя на окружающих, она достала из кармана потрёпанный томик – сегодня это был Пелевин – и надела на уши массивные, звукоизолирующие наушники, давая понять, что разговоры, знакомства и прочее сюсюканье она не приветствует и участвовать в этом не намерена. Её прозвище «Чёрная» появилось мгновенно, безоговорочно и без её малейшего участия. Оно просто повисло в воздухе, как сажа.
Комната заполнилась. Семь человек. Семь характеров. Семь вселенных, которые теперь были вынуждены сосуществовать на этих двадцати квадратных метрах.
Дима, закончив свой мысленный осмотр, снял с ремня блокнот и сделал первую запись шариковой ручкой с логотипом ИАК: «Заселение комнаты 7, корпус 8, завершено. Состав: разнородный, высокая вероятность межличностных конфликтов. Выявлены потенциальные лидеры (Камила С.), аутсайдеры (Иван П.), элементы деструктивного поведения (Лев С., Николай П.). Необходимо наблюдение».
Он посмотрел на окно, на бескрайнюю тайгу за ним. Его миссия была ясна. Поддержание порядка. Сбор информации. Контроль. Он был инспектором. И он приступал к работе.
Вечером, после ужина в шумной, пахнущей компотом и котлетами столовой, состоялось официальное знакомство с вожатыми. В комнату вошли три девушки, каждая из которых была воплощением определённого начала.
Настя – с гитарой в руках. Длинные светлые волосы, собранные в loose braid, лучистые голубые глаза, лёгкие веснушки на носу. Она была воплощением творчества и душевности.
Оля – в спортивном костюме с полосками и с волейбольным мячом под мышкой. Короткая стрижка, быстрые, точные движения, открытая улыбка. Энергия, спорт, действие.
И Катя – с блокнотом в руках и строгим, но добрым взглядом из-под очков в роговой оправе. Аккуратный пучок, спокойный, ровный голос. Она была разумом, организацией, порядком.
За ними, словно вечный двигатель, следовала их помощница, Оксана, веснушчатая и энергичная, похожая на заводного робота, заряженного на абсолютный позитив.
– Ну что, Смешарики, – улыбнулась Настя, перебирая струны, извлекая тихий, переливчатый аккорд. – Готовы творить историю? Готовы к приключениям?
– Историю чего? Разрухи? – мрачно, не отрываясь от книги, бросила Вика, сделав вид, что не слышит музыки. Её голос прозвучал глухо из-под наушников.
– Историю успеха! – бодро парировала Оля, подбрасывая и ловя мяч. – Завтра начинаем! Выспаться, зарядиться! Всем по паре ватт! Максимум энергии!
Катя, не поднимая глаз от блокнота, что-то в него записала. Возможно, «Вика Ж. – негативизм, требуется индивидуальный подход».
Трофим Игорьевич, проходя по коридору, услышавший этот диалог, лишь улыбнулся в усы, попивая свой вечный чай с морошкой. Он видел этих ребят первыми. Он чувствовал напряжение, скрытое в Диминой строгости, агрессию в Львиной весёлости, ранимость в Ваниной покорности, мудрость в Камилиной собранности, боль в Викином отрицании и свет в Вероникиной чистоте. Он знал, что смена – это всегда маленькая жизнь. И эта жизнь только начиналась.
Дима стоял чуть в стороне, положив руку на ручку своего алюминиевого чемодана. Его взгляд был устремлён в будущее. Он был готов. Инспекция «А-класса» приступила к работе. Республика Атомнюганск ждала своего часа.
Глава 3: Рождение Республики. Сине-зелёные полосы и железные законы.
Наступил «тихий час». Официальное время, предназначенное для отдыха, чтения или спокойных игр. После насыщенного утра – экскурсии по лагерю, знакомства с распорядком, шумного обеда в столовой – вожатые строго наказали соблюдать тишину.
В комнате №7 царила скука, тягучая и унылая, как болотная тина. Она висела в воздухе, смешиваясь с запахом хвои и свежего белья. Лев и Коля, не в силах противостоять своей кипучей энергии, устроили вялую битву свёрнутыми в комок носками, лениво швыряя их друг в друга с верхних ярусов кроватей. Ваня пытался читать методичку по вожатскому мастерству, но его глаза предательски слипались, а буквы расплывались в одно серое пятно. Камила что-то деловито писала в своём блокноте, составляя предварительный план работы на смену. Вероника, свесив голову с верхней кровати, смотрела в окно на убегающую воду Вычегды и проплывающие облака, её лицо было мечтательным и отстранённым. Вика слушала музыку в своих наушниках, её лицо было каменной маской неприятия происходящего абсурда.
Дима сидел за своим ноутбуком, подключённым к портативному power bank. На экране был открыт сложный Excel-файл с графиками и таблицами. Он изучал расписание лагеря, внося правки и комментарии в отдельный документ под названием «Аудит эффективности. Лагерь «Гренада». Его взгляд был сосредоточенным, пальцы периодически порхали по клавиатуре, занося в клеточки сухие, лаконичные формулировки: «Временной интервал между окончанием завтрака и началом линейки – 15 минут. Не рационально. Рекомендация: сократить до 5… Интервал питания между обедом и полдником…»
Тишину, нарушаемую лишь шуршанием носков, храпом Вани и тихим щёлканьем клавиш, внезапно разрезал резкий, металлический звук. Дима с силой захлопнул крышку ноутбука. Звук был подобен выстрелу. Все вздрогнули, даже Вика на мгновение оторвалась от книги.
– Так. Это не дело, – произнёс Дима. Его голос прозвучал громко и чётко в наступившей тишине.
– Что не дело? – подняла от блокнота идеально очерченную бровь Камила. Её аналитический ум уже почуял в его tone нечто интересное.
– Всё. Бездействие. Скука. Бесцельное прозябание, – он отстегнул свой бомбер, повесил его на спинку стула, оставаясь в тёмной водолазке с шевроном ИАК. Это придавало ему вид оперативника на задании. – Мы находимся на уникальной образовательной площадке. Мы – будущие лидеры, вожатые, организаторы. Мы должны практиковаться. Прямо здесь и сейчас. Создавать атмосферу, структуру, процессы.
Все переглянулись. Лев перестал целиться носком в голову Коли. —И что предлагаешь, профессор? – с лёгкой насмешкой спросил он. – Соревнования по метанию носков на точность? Или аудит эффективности нашего сна?
– Предлагаю создать своё государство, – ответил Дима без тени иронии. Его взгляд был абсолютно серьёзным. – Прямо в этой комнате. Свои законы, свои правила, свои институты власти, свою символику. Полностью самоуправляемую административную единицу в составе лагеря «Гренада». Назовём его… – он сделал театральную паузу, обводя взглядом всех присутствующих, – Атомнюганск.
Идея повисла в воздухе на несколько секунд. Она была настолько нелепой, грандиозной и детской одновременно, что мозг отказывался её сразу воспринимать. Первым взорвался хохотом Лев. —Государство? Серьёзно? Я буду главным! Императором Львом Первым! Будем чеканить монеты с моим профилем!
– А я – его главным палачом! – тут же подхватил Коля, уже представляя себе плаху и топор. – И министром обороны! Будем устраивать танковые битвы на радиоуправляемых машинках!
– А можно мне… ничем не быть? – тихо, почти шёпотом, спросил Ваня, проснувшийся от гвалта. – Я буду… нейтральным наблюдателем. Или послом в соседней палате.
– Нельзя, – тут же отрезал Лев, указывая на него пальцем. – Ты будешь… испытательным полигоном! Главным объектом для отработки санкций и новых указов! На тебе будем испытывать новые системы наказаний и поощрений!
– Это ещё что за должность? – нахмурилась Камила, настораживаясь. Её организаторская жилка восстала против такой хаотичной структуры. – Это неконституционно!
– Самая главная! – засмеялся Коля, подхватывая игру. – На нём будем проверять эффективность наказаний! Научный подход! Если после десяти подзатыльников он ещё жив – значит, наказание действенное! Если после похвалы работает лучше – значит, мотивация работает!
В этот момент в комнату, как ураган, влетела Оксана. Её лицо сияло от восторга и любопытства. —Ой, а что это у вас тут такое бурное обсуждение? По расписанию тихий час! Уже соскучились по активности? Готовьтесь, после сна будет крутейший квест!
– Мы не нарушаем распорядок, – с ледяной, непоколебимой серьёзностью заявил Дима, глядя на неё сквозь стёкла очков. – Мы проводим учредительное собрание. Мы основываем суверенную Республику Атомнюганск. Вы, вожатые, будете нашими… почётными советниками. Комиссарами 1-го ранга всех народных комиссариатов. Ваш опыт будет бесценен для становления молодой государственности.
Оксана засмеялась, но в её глазах мелькнул искренний интерес и одобрение. Она сразу включилась в игру. —Ну что ж, отличная инициатива! Поддерживаю на все сто! Только, граждане, чтобы без экстремизма, нарушения Устава лагеря и порчи государственного имущества. И чтобы налоги были умеренными! Договорились?
– Договорились, – хором, с разной степенью энтузиазма, ответили ребята.
– Тогда продолжайте! – Оксана сделала вид, что поворачивает ключ в скважине. – Считайте, что я вас благословила на государственное строительство! Только чур, тише! А то Катя услышит и объявит вам импичмент! – И с этими словами она выскользнула из комнаты, оставив дверь приоткрытой.
Игра началась. Но для Димы это была не игра. Это был проект.
Этап первый: Кадры решают всё. Номенклатура Атомнюганска.
Дима снова открыл ноутбук. На экране засветилась чистая страница. Он создал таблицу с колонками: «Должность», «Имя», «Ранг», «Обязанности», «Примечания». —Так. Первое. Административное деление и распределение портфелей, – его голос приобрёл официальные, протокольные нотки. – Я, как инициатор и главный идеолог, беру на себя верховную власть. Моя должность – Президент Республики Атомнюганск. Одновременно – Народный комиссар 1-го ранга всех народных комиссариатов. Это аксиома. Обсуждению не подлежит. – Он внёс первую запись в таблицу.
Лев хотел было возразить, но встретил такой стальной, не терпящий возражений взгляд, что проглотил шутку и лишь кивнул, понимая, что шутки кончились.
– Далее, – Дима щёлкнул по клавишам. – Лев Солод. Твоя харизма, напор и… низкий болевой порог, идеально подходят для силовой структуры. Назначаю тебя Комиссаром 2-го ранга Народного комиссариата внутренних дел (НКВД). В твои обязанности входит поддержание порядка, безопасности, пресечение попыток саботажа или мятежа, а также обеспечение физической защиты граждан Республики во время общелагерных мероприятий.
Лев выпрямился, изображая суровую важность. Он даже поправил воображаемый галстук. —Есть, товарищ президент! Порядок будет железным! – он отдал шутливый, но уже почти настоящий честь.
– Коля Пипеткин. Ты – правая рука, заместитель и первый оперативный исполнитель Льва. Комиссар 3-го ранга НКВД. Исполняешь решения и оперативные указания комиссара 2-го ранга, отвечаешь за материально-техническое обеспечение комиссариата (подушки, метлы, верёвки для ограждения территории).
– Ура! Я – меч правосудия! – воскликнул Коля, делая вид, что замахивается невидимым мечом. – Все враги Республики будут повержены!
– Камила Сольмина, – взгляд Димы остановился на ней. Камила instinctively выпрямила спину, готовясь к инструктажу. – У тебя врождённый талант к систематизации, управлению и пиару. Ты наблюдательна, требовательна и обладаешь безупречным вкусом. Твоя сфера – культура, досуг, идеология, информация и пропаганда. Назначаю тебя Комиссаром 2-го ранга Народного комиссариата культуры (Наркомкульт). В твоём ведении – разработка и проведение всех культурно-массовых мероприятий, творческих вечеров, поддержание морального духа, пропаганда ценностей и идеалов Атомнюганска, ведение официальной летописи и выпуск средств массовой информации (стенгазета).
Камила кивнула с деловой серьёзностью, уже мысленно составляя список дел. —Поняла. Летопись заведу в своём блокноте. Нужно будет организовать информационный стенд на двери. И наладить выпуск ежедневных сводок новостей. Возможно, создать Telegram-канал, если позволит покрытие.
– Вероника Липина. – Вероника вздрогнула, услышав своё имя, и покраснела. – Ты – самый чуткий, отзывчивый и эмпатичный человек здесь. Твоё призвание – забота, милосердие и поддержка. Поэтому твой пост – Комиссар 2-го ранга Народного комиссариата здравоохранения (Наркомздрав). В твои обязанности входит: контроль за санитарным состоянием комнаты и прилегающей территории, обеспечение соблюдения личной гигиены (напоминать о мытье рук), оказание первой медицинской помощи при ссадинах, ушибах и солнечных ударах, а также… – Дима сделал паузу, – мониторинг морально-психологического климата в коллективе. Твоё слово в вопросах этики, справедливости и человеческих отношений будет решающим.
Вероника застенчиво улыбнулась и прошептала: «Хорошо… Я постараюсь. У меня есть пластыри с мишками и зелёнка-карандаш».
– Вика Жилова. – Дима посмотрел на неё поверх очков. Вика медленно сняла наушники, давая понять, что слушает, но не факт, что согласна. Её лицо оставалось невозмутимым. – Ты – наш самый критичный, проницательный и бескомпромиссный ум. Ты видишь все слабые места, несправедливость, глупость и лицемерие. Твоя язвительность и цинизм – не недостатки, а ценные инструменты для построения правового государства. Поэтому я назначаю тебя Комиссаром 2-го ранга Народного комиссариата внешних сношений и юстиции (Наркомвнешюст). Твои задачи: разработка и написание Конституции и всех кодексов Республики Атомнюганск, контроль за их неукоснительным исполнением, а также – налаживание дипломатических отношений с другими отрядами, заключение союзов, пактов о ненападении и договоров о культурном обмене. Ты – наше лицо для внешнего мира и наша совесть внутри.
В глазах Вики, впервые за сегодняшний день, мелькнул неподдельный, живой интерес. Её губы тронула тень почти что улыбки. Она оценила точность формулировок. —Закон, – произнесла она чётко, отчеканивая каждое слово, – должен быть безжалостным к глупости, лицемерию и произволу. Наказание должно нести не только карательную, но и воспитательную функцию, а также быть публичным и назидательным. Я составлю Уголовный, Гражданский и Административный кодексы. С системой штрафных баллов, апелляций и общественных работ.
– Идеально, – утвердительно кивнул Дима, внося запись в таблицу. – И, наконец, Иван Попов.
Ваня съёжился, ожидая участи «испытательного полигона».
– Ваня, любое государство, любая империя, держится на труде. Труд – это почётно, это фундамент. Ты становишься Комиссаром 3-го ранга Народного комиссариата труда (Наркомтруд). В твои обязанности входит: организация и руководство трудовыми десантами по уборке закреплённой территории, контроль за дежурством по комнате, помощь на кухне по расписанию (если такое поручение поступит от администрации лагеря), ведение учёта трудовых достижений граждан. И… – Дима сделал паузу, глядя на Льва и Колю, – ты будешь главным испытателем новых идей и проектов, предлагаемых другими комиссариатами. Первый человек, который опробует всё на себе. Твои подробные отчёты о целесообразности, удобстве и эффективности будут crucial для принятия дальнейших решений.
Лицо Вани просияло. Это была не шутка, а настоящая, почётная, ответственная должность! Его перестали воспринимать как объект для насмешек, ему доверили дело! —Я буду стараться! – выдохнул он, сияя. – Я сразу составлю график дежурств и систему мотивации! Можно будет ввести трудовые баллы, которые можно обменять на… на что-нибудь приятное!
– Вот видишь, уже первая инициатива, – одобрительно кивнул Дима. – Вносится в протокол.
Этап второй: Символика и атрибутика. Флаг.
– Государству нужны символы, – заявила Камила, уже полностью включившись в процесс и чувствуя свою ответственность. – Флаг, герб, гимн. Без этого нас никто не будет воспринимать серьёзно. —Гимн – это сложно, это требует времени, – сказал Дима. – Начнём с визуальных идентификаторов. С флага.
Наступила пауза. Идеи закончились. Все молча оглядывали комнату в поисках вдохновения.
– Можно сделать из чего-нибудь? – робко предложила Вероника. – У меня есть цветная бумага… —Бумага – непрочный материал, – отвёл её предложение Дима. – Нужна ткань. Что-то прочное, символичное.
Его взгляд, сканирующий пространство, упал на стопку чистого постельного белья, выданного в лагере и аккуратно сложенного на одной из тумбочек. А именно – на пододеяльник. Он был белого цвета, но по его краю шла широкая кайма – чередующиеся полосы насыщенного синего и ярко-зелёного цвета.
– Идеально, – произнёс Дима. – Эта ткань. Цвета подходящие и символичные. Синий – цвет ясного неба над тайгой и чистой воды Вычегды. Зелёный – цвет бескрайней, могучей тайги, нашего главного богатства и защиты. Это наши национальные цвета. Это наша суть.
– Ура! – крикнул Лев. – Будем рвать казённое бельё на флаги! Да здравствует Республика!
– Не рвать, – строго остановила его Камила, уже чувствуя себя полноправным министром. – А аккуратно распороть и отрезать нужный кусок. Мы же цивилизованное государство, а не варвары. У кого есть нитки? Иголка?
Оказалось, что комплексный мини-набор для шитья с разноцветными нитками, иголками и даже маленькими ножницами был у Вероники («Мама дала, на всякий случай»). Аккуратно, под руководством Камилы, обладавшей самыми прямыми руками и точными движениями, они распороли боковой шов пододеяльника и отделили одну идеальную сине-зелёную полосу. Она была достаточно большой и прочной.
С помощью универсального суперклея из продвинутого канцелярского набора Димы и двух идеально гладких, отполированных рекой сосновых палочек, найденных и принесённых Викой (она молча вышла и молча вернулась с ними), они соорудили флаг. Сине-зелёные полосы расположились горизонтально. Камила аккуратно приклеила ткань к древку, сделав несколько стежков для надёжности нитками в тон. Получилось ярко, узнаваемо, символично и даже профессионально.
– Теперь его нужно освятить, – с полной серьёзностью заявил Лев. – Например, пронести над головой Попова.
– Позже, – парировал Дима. – Сначала герб.
Герб.
– Теперь герб, – сказал Дима. – Он должен отражать нашу суть, наши устремления и наш уникальный путь. Он взял со своего стола лист плотной ватманской бумаги и чёрный графический маркер с тонким стержнем. —Я займусь этим сам. У меня есть опыт в инфографике.
Он рисовал медленно, тщательно, с почти хирургической точностью. Все столпились вокруг, наблюдая за рождением символа.
Сначала появился контур. Стилизованное изображение двуглавого орла – намёк на преемственность с великими империями, но с абсолютно новым прочтением. Но вместо императорских корон на головах у орла были водружены сосновые шишки – символ природного богатства Коми края и той самой тайги, что их окружала.
В одной лапе орёл сжимал не скипетр, а метлу – символ Наркомтруда, созидательного труда каждого гражданина, на котором держится государство. В другой лапе – увесистый том книги, на корешке которого было чётко выведено: «ЗАКОН». Это был символ Наркомвнешюста, верховенства права и справедливости.
На груди орла вместо традиционного всадника, поражающего змия, был изображён сложный знак, напоминающий одновременно атомное ядро с orbiting electrons и шестерёнку. Это был символ прогресса, науки, технологий и рационального мышления – та самая «атомная» составляющая в названии «Атомнюганск». Этот знак был стилизован под микросхему, что придавало ему современное звучание.
Внизу, на стилизованной ленте, он вывел чёткую, лаконичную аббревиатуру: «Р.А.».
– Республика Атомнюганск, – пояснил он, закончив рисунок.
Герб был произведением искусства. Суровым, немного мрачным, но невероятно стильным и запоминающимся. Его приклеили на двухсторонний скотч рядом с флагом на самой видной стене, рядом с бабушкиным ковром-оленем. Теперь у них была полноценная государственная символика.
Гимн.
– Теперь гимн, —宣布ил Лев, ударив кулаком по ладони. – Чтобы было что петь на линейках и перед началом важных мероприятий! Чтобы боевой дух поднимать! —Музыку можно взять от чего-нибудь известного и патриотичного, – осторожно предложила Вероника. – Например, от «Гимна России» или «Гимна демократической молодёжи». Или от «Вперёд, Россия!». —Нет, – категорически возразил Дима. – Это должен быть абсолютно оригинальный мотив. Во-первых, чтобы не было проблем с авторскими правами. Во-вторых, чтобы он был уникальным и сразу ассоциировался только с нами. И чтобы он был быстрым, бодрым, военно-патриотическим, но с современными элементами.
Он замолчал, закрыл глаза, погрузившись в себя. Пальцы его правой руки непроизвольно постукивали по столу, отбивая сложный, маршевый ритм. Все замерли в почтительном ожидании. Через минуту, которая показалась вечностью, он открыл глаза. В них горел огонь творчества.
– Вот. Послушайте, – он продирижировал в воздухе, отбивая такт, и тихо, немного фальшиво, но с невероятной уверенностью и пафосом запел на простой, запоминающийся, бодрый мотив, напоминающий гибрид старого пионерского марша и современного патриотического трека:
Над тайгой комийской широкой, Где шумит сосновый наш дом, Реет флаг наш,сине-зелёный, Мы Республике своей служим!
Припев, более мощный и торжественный: Вперёд, Атомнюганск, великий, Смешариков дружный наш строй! Законы наши справедливы, И комиссары— здесь герои!
Мы трудимся и вдохновляем, Мы охраняем наш уют, Культуру нашу прославляем, И никому не уступим!
(Припев)
Сквозь бури и сквозь непогоду, Сквозь все испытания,труд, Мы будем крепнуть год от году, И нас победа ждёт впереди!
(Припев)
Когда он закончил, в комнате повисла ошеломлённая тишина. Все смотрели на него с открытыми ртами. —Офигенно, – первым нарушил молчание Лев. – Прям как настоящий! Серьёзно, круто! —Мелодия запоминающаяся, бодрящая, – одобрительно кивнула Камила, уже оценивая пропагандистский потенциал. – Текст соответствует государственной идеологии, патриотичный, но без излишнего пафоса. Легко запоминается. —Мне нравится, – прошептала Вероника. – Как в кино. —Можно разучить и спеть на вечерней линейке, – предложила Камила. – Это произведёт эффект.
Вика, не говоря ни слова, тут же начала записывать текст в свой ноутбук, подписывая: «Государственный гимн Республики Атомнюганск. Утверждён Указом Президента №1 от [дата]. Слова и музыка Д. Голышева».
Этап третий: Законотворчество.
Вика устроилась за столом с своим ноутбуком. Она отключила музыку. Её лицо было сосредоточено и сурово. Она чувствовала свою ответственность. —Конституция Республики Атомнюганск. Основной закон, – продиктовала она себе, набирая текст. – Преамбула: Мы, многонациональный народ Республики Атомнюганск, соединённые общей судьбой на своей земле, стремясь утвердить правду и справедливость, гражданский мир и согласие, сохраняя исторически сложившееся единство комнаты №7, возрождая суверенную государственность и утверждая незыблемость её демократической основы, стремясь обеспечить благополучие и процветание граждан, исходя из ответственности за свою Родину перед нынешним и будущими поколениями, сознавая себя частью мирового сообщества, принимаем КОНСТИТУЦИЮ РЕСПУБЛИКИ АТОМНЮГАНСК.
Она писала быстро, почти не задумываясь, черпая вдохновение из известных ей исторических и современных документов.
– Раздел первый. Основы конституционного строя. —Статья 1. Суверенитет и территория. Территория Республики Атомнюганск неприкосновенна и включает в себя: комнату №7 корпуса №8, прилегающий балкон, а также закреплённую за отрядом скамейку у реки. Границы на замке. Суверенитет распространяется на всю её территорию. —Статья 2. Власть. Власть принадлежит Совету Комиссаров. Высшая исполнительная власть – у Президента (Комиссар 1-го ранга). Его слово – закон. —Статья 3. Нарушители. Нарушители внутреннего распорядка и законов Республики подвергаются Суду Правосудия. Единственная мера наказания на данный момент – десять ударов Подушкой Позора (подушка №5, с изображением Чебурашки). —Статья 4. Суд. Приговор выносит Комиссар НКВД 2-го ранга (Лев Солод). Исполняет приговор Комиссар НКВД 3-го ранга (Коля Пипеткин). Сила должна быть отделена от власти. —Статья 5. Вето. Президент (Дмитрий Голышев) имеет право вето на любое решение суда и право помилования. —Статья 6. Права граждан. Каждый гражданин имеет право на свободу слова (в разумных пределах и без оскорблений), личную неприкосновенность (условно) и справедливый суд (с учётом статьи 3). —Статья 7. Обязанности граждан. Каждый гражданин обязан соблюдать Конституцию и законы Республики, уважать её символы, трудиться на её благо и защищать её интересы.