Короткие рассказы и сказки для взрослых (или почти взрослых) людей бесплатное чтение

Точка

Через несколько минут их с гидом пригласили в беседку, где уже ждал монах. Он сидел в своём ярком одеянии, подобрав под себя ноги, и улыбался. После обязательных ритуалов приветствия монах разрешил всем присесть напротив него на пол. Гид Камаль переводил разговор, который монах начал с расспросов. Он интересовался, хорошо ли дошла пара.Гид показал рукой на какой-то деревянный навес над обрывом. Это означало – всё. Пришли. Можно скинуть рюкзаки и немного выдохнуть. Хотя больше хотелось вдохнуть на этой высоте. За несколько дней пути в гору, конечно, удалось немного привыкнуть. Но чем ближе подходили к вершине, тем сложнее давался каждый шаг. Роберт с Джессикой сами решились на это испытание. Так и договорились, что ради брака попробуют дойти до цели и всё узнать. Последнее средство. Последний шанс. Терять больше нечего. Да и отступать некуда.

– Да, без проблем. Немного устали с непривычки.

– Как давно они вместе?

Затем монах широко улыбнулся и сказал:– Двадцать шесть лет уже. Поженились, когда обоим было по двадцать.

– Конечно, вы знаете, куда пришли, и какие знания и умения скрывают монахи здешних мест. Но я хотел бы вам продемонстрировать, чтобы вы убедились сами. Чтобы ваше тело ощутило, а мозг поверил ещё больше. Некоторым людям это важно. Мы практикуем древнюю акупунктурную технику. Причём, используем её не только в медицине. Например, нажмите на ладони здесь и здесь… – он продемонстрировал, на какие именно точки нужно нажать на ладони и с какой силой.

Их глаза округлились. Они смотрели на монаха и не верили, что всё это происходит с ними. Да, они знали про это место, про способности здешних людей, которые могут нажатием определённых точек на теле добиваться любого состояния организма и сознания. Супруги почти месяц планировали этот маршрут. И ещё пара недель ушла на перелёт и сам путь.Пара повторила. Монах подошёл к ним и проверил, чтобы все выполнили правильно. Но эффект уже был. Стало гораздо легче дышать. – Мы не предлагаем нашим гостям никаких угощений, – продолжал монах, стоя рядом с ними, – потому что хотим, чтобы наши гости получили их так же, как получаем мы. К примеру, чай. Монах нажал на какие-то точки на головах Роберта и Джессики. И через мгновение каждый из них ощутил, что выпил по несколько чашек бодрящего горячего чая.

Наступила пауза. Было слышно, как звенит горный воздух. И какая вокруг потрясающая тишина. Было очевидно, что оставаться здесь более не имеет никого смысла. Конечно, где-то в глубине своих душ и Джессика, и Роберт, пока шли сюда, понимали, что их план может провалиться, что местные монахи могут оказаться не такими всемогущими, какими представлялись издалека. Да и с чего они вдруг придумали, что в горах Тибета им вернут любовь, нажав на какие-нибудь точки на теле? И всё же такая надежда была. Была раньше. А теперь она испарялась с каждой секундой. Роберт посмотрел в большие глаза своей супруги. Ветер трепал её крашеные волосы. Они плавными волнами падали на плечи и в откинутый капюшон синей зимней куртки.– А что бы вы хотели из еды? – улыбнулся монах Роберту. – Может, жареное мясо? Многие, кто приходит сюда, заказывают его. Роберт улыбнулся в ответ и пожал плечами. Монах надавил одним пальцем на голову мужчины ближе к левому уху, другой рукой нажал где-то на спине. И вот уже ощущение, что съел приличный, хорошо приготовленный стейк, заполнило желудок Роберта. – А вам лучше, наверное, хорошо отдохнуть, – переключился монах на Джессику. – Что там любят женщины: бассейны и СПА? Сейчас устроим. Он произвёл незатейливые манипуляции руками, и женщина расплылась в блаженной улыбке. Все её тело расслабилось так, словно она и вправду поплавала в бассейне и провела ещё какое-то время в хамаме. Довольный проведённой демонстрацией, монах сел на своё прежнее место. Гости смотрели на него с восторгом. – Так мы и живём, – продолжал монах. – Мы можем контролировать нажатием на определённые точки абсолютно всё. Можем управлять эмоциями. Нажал – и тебе смешно или грустно. Можем не спать ночами – просто нажал – и ты уже выспался. Можем получать даже сексуальное удовольствие. У нас это не запрещено. Да что угодно в этом мире человеческое тело может получить просто за счёт нажатия на определённые точки. Что ж, теперь вы не просто всё это знаете, вы убедились сами. Вы проделали сюда большой путь. Вы мои гости, и я буду рад удовлетворить ваше желание. Рассказывайте без стеснения, какие именно точки вы хотите постичь. Многие просят те, что убирают боль. Можно выбрать те, что притупляют чувство голода – девушки очень любят так худеть. А один парень попросил показать точки, после нажатия на которые возникает чувство, как будто покурил. И такое есть. Да-да. Так что же для вас? Роберт и Джессика переглянулись. Она моргнула, позволяя супругу взять слово. И он начал: – Спасибо вам большое, что приняли нас и показали все эти удивительные вещи, – он сделал паузу, чтобы гид всё перевёл. – Это потрясающе. Мы кое-что слышали про эти места и ваши способности, но даже не могли представить, что всё это работает так здорово. Монах кивнул и улыбнулся. А Роберт продолжил: – Мы же проделали наш путь с одной целью. Мы хотим попросить вас показать такие точки, которые бы вернули нам взаимную любовь. Дело в том, что мы уже больше четверти века вместе, и в последние годы наши чувства стали остывать. Дети с нами уже не живут. И, вроде бы, нет чего-то такого, кроме прошлого, что бы связывало нас. Мы очень стараемся сохранить брак. Но считаем, что для него нужны чувства. Что-то неуловимое должно быть внутри у каждого из нас. Мы разное перепробовали. И психологи, и прочее… но ничего не помогло. Вы – наша последняя надежда. Монах дослушал перевод и тяжело вздохнул. Он посмотрел на пару своими серыми глазами. Поправил  яркие одежды и, ещё раз вздохнув, заговорил: – Я уже рассказал вам, как много точек на теле мы знаем, как много мы можем сделать. Но не предупредил о главном. Влюбить двух людей друг в друга, заставить их даже на мгновение испытать это чувство – мы не можем. С древних времён наши браться ищут комбинации точек, но поверьте мне, ничего не выходит. Джессика, услышав ответ, моментально погрустнела. Её глаза, в которых ещё мгновение назад горела надежда, теперь были полны печали. – Неужели совсем ничего нельзя сделать? – уточнил её супруг. Монах развёл руками: «Просите что-нибудь другое». – Спасибо, но другое нам не нужно, – вежливо ответил Роберт.

– Спасибо. Нам пора, – спокойно сказал Роберт и сделал специальный поклон, которому его заранее научил гид. Джессика повторила. Монах ответил.

Пара ещё раз осмотрела пейзаж, открывающийся с этой вершины. Солнце слепило, и без очков было непросто рассмотреть всю красоту горного хребта. Темные верхушки, обильно присыпанные снегом, напоминали пирожные под сахарной пудрой.

Они уже надевали свои рюкзаки, когда монах не спеша подошёл к паре. Гид был рядом, наготове, чтобы помочь с переводом.

– Путешествие не заканчивается до тех пор, – негромко говорил монах, – пока вы не пересечёте порог собственного дома. Ещё есть время найти ответ на ваш вопрос. Не бывает похожих пар, а значит, не может быть одного рецепта, какие точки нужно нажать, чтобы вернуть любовь.

Он закончил, и, не дожидаясь никакой реакции, отправился по тропинке в деревянное здание, видимо, дом, где жили монахи.

Почти весь обратный путь Роберт не выпускал руки Джессики в шерстяной варежке. Но даже через ткань супруги чувствовали тепло друг друга. За первые полдня, что спускались вниз, они не проронили ни слова. Но мысленно разговаривали друг с другом постоянно, подбадривая, что не случилось ничего страшного. Что они обязательно что-то придумают. Может, есть какие-то способы, просто они их пока не нашли или не вспомнили.

Роберт поддерживал Джессику на каждом шаге их пути. И она была благодарна – несмотря на всё то, что остыло или ушло, он всё равно заботлив и обходителен с ней. Не из жалости. Он никогда не делает того, чего не хочет. Ему так велит сердце. Желание помочь ей и поддержать никуда не ушло.

Вечером, когда был разбит лагерь и приготовлен ужин, они сидели на толстом бревне у газовой конфорки. На ней старательно пытался нагреться чайник. Ночь приближалась с каждой минутой. Гид и носильщики занимались какими-то своими мелкими делами. Роберт и Джессика смотрели на маленький огонёк. Возможно, он даже немного отдавал им тепло.

– Не расстраивайся, – сказала она, – мы попытались.

– Ты-то сама как?

– Нормально.

Она сняла свою мягкую серую варежку с правой, ближней к Роберту, руки. Ладонь была тёплой, и, казалось, от неё даже идёт пар. Она показала Роберту руку. И тот понял в ту же секунду и снял свою варежку с левой руки, что была ближе к жене. И показал ей раскрытую ладонь.

Двумя пальцами – указательным и средним – она нежно погладила его в самой середине раскрытой ладони, внимательно глядя на неё. Провела указательным пальцем по линиям на ней. Ей казалось, что видит эту ладонь и первый, и миллион первый раз. Что это самая незнакомая и самая близкая рука в мире. Она прикоснулась своим аккуратным пальчиком к мозолям на его руке. Ущипнула подушечку под большим пальцем. И понажимала на другие.

Роберт не выдержал и улыбнулся. Её маленькая ручка всё такая же милая и очаровательная, как на их первом свидании, когда они гуляли по парку, и на одной из скамеек Джессика первая взяла его за руку, вложив свои пальцы между его.

Джессика улыбнулась в ответ и тут же быстрым и уверенным движением взяла своей рукой его руку, их пальцы сплелись. Они вглядывались друг другу в глаза и безмолвно спрашивали: ты тоже это чувствуешь?

Она прижалась к нему и положила голову на плечо. Вода в чайнике уже закипела, и гид подсел к костру с набором небольших пластиковых кружек, чтобы всем налить горячего чая.

Прилетели

Сергей Петрович удобно устроился в бизнес-классе самолёта. Он уже успел плотно поесть. Выпить. И даже войти в интернет. Благо, в современном мире возможно и такое. Как вдруг, обновив ленту новостей, он увидел ужасную заметку. В ней говорилось, что, заходя на посадку, в городе N разбился самолёт. Предварительная версия – отказ правого двигателя и ошибка пилотов. Погибли все пассажиры и члены экипажа. Сообщение высвечивалось как свежее. Только что опубликованное. И что самое любопытное – маршрут разбившегося борта был такой же, как и у самолёта, в котором находился Сергей Петрович. «Какой ужас, – подумал он, – а ведь я мог полететь как раз рейсом, который разбился…»

Он вспомнил, как выбирал билет. И вдруг осознал. А вариантов-то и не было! Существовал только один. Вот этот самый рейс. Этот самый самолёт.

Сергей Петрович быстро пробежал взглядом по статье. Нашёл в ней номер рейса разбившегося авиалайнера. Вскочил. Открыл багажную полку. Достал сумку. Уронил её на пол. Трясущимися руками достал посадочный. Прочитал номер рейса. Заглянул в статью. На посадочный. В статью. Номер рейса совпал!

Не может быть. Это чья-то шутка, наверное. Но в интернете уже одно издание за другим публиковали новость. Каждый добавлял свои подробности, которые смогли раздобыть. Более того, один проверенный ресурс опубликовал даже видео.

Сергей Петрович кликнул на PLAY. Проигрыватель долго не запускался. Затем загрузил несколько секунд. На экране предстала ужасная картина.

– Этого не может быть, – прошептал Сергей Петрович и нажал кнопку вызова стюардессы.

Бортпроводница тут же подошла. Улыбнулась во весь рот, очерченный красной помадой.

– Вам, что-нибудь принести?

– Девушка, – задыхаясь от волнения шептал пассажир, – мы разбились.

– Простите? – переспросила она всё ещё с улыбкой.

Он протянул ей телефон. Она внимательно всё изучила. Постаралась сохранить лицо:

– Я могу показать это капитану судна? А вам предложить ещё что-нибудь выпить?

Сергей Петрович мелко и часто покивал головой и протянул девушке пустой бокал.

Через пару минут его пригласили в тамбур рядом с дверью в кабину пилота. Шторку в салон задёрнули. Улыбчивая девушка в форме перегородила спиной проход для пассажиров.

– Юрий, – представился командир судна, назвав свою должность.

– Сергей, – пожал ему руку Сергей Петрович и зачем-то добавил: – пассажир.

– Сергей, спасибо за информацию. Мы уже связались с землёй. Так что всё под контролем. Можете не переживать. Единственное, попрошу вас не рассказывать об этом другим пассажирам. Думаю, вы понимаете.

– Конечно, конечно, – задумчиво повторил несколько раз Сергей Петрович. – А… так что сказали на земле?

Пилот мельком глянул на бортпроводницу. В экипаже она была старшей. Не раз принимала мудрые решения. И сейчас её поддержка, даже одним взглядом, не помешала. Она улыбнулась и моргнула пилоту.

– Сергей Петрович, между нами, – негромко, склонившись к собеседнику, говорил пилот, – связи сейчас нет. Но мы пытаемся её восстановить.

Пассажир взял свой телефон. Трафик интернета закончился. Он обновил страничку с новостями. Всё исчезло.

– Да, – продолжил Юрий, – интернета сейчас тоже не будет.

– Но мы же с вами не сошли с ума… Мы видели втроём одни и те же новости! И видео… Вы узнали борт?

– По маркировке это наш. Несомненно, – спокойно отвечал Юрий, – но могут же быть ошибки у журналистов.

– Я вам скажу, в чём тут ошибка. Мы в «кротовой норе». Я эксперт по данной теме. Я профессор. Физик.

Стюардесса улыбнулась. Легонько прикоснулась к плечу пассажира и предложила принести к его месту ещё выпить.

– Я серьёзно, – не унимался Сергей Петрович. – Я знаю такие случаи, когда самолёт приземлялся в будущее из прошлого, когда его уже не ждали. Когда самолёты терялись и находились через какое-то время. Поверьте мне. Я специалист в этой сфере.

Командир корабля и стюардесса переглянулись. А пассажир продолжил:

– Знаю, что это звучит странно. Но выслушайте. Существуют рейсы, съедающие время. Это когда вы летите с востока на запад столько же, на сколько нужно перевести часы.

Пилот поднял брови и слегка улыбнулся:

– Это вы о том, что мы вылетели в восемнадцать часов, четыре часа летели, перевели часы на четыре часа назад и прилетели в восемнадцать часов? Поверьте, Сергей, подобных рейсов сотни по всей планете каждый день.

– Да, сотни. А время – это мультипространственная иллюзия. Сколько сейчас времени, люди определяют сами. А по сути они это придумывают.

– Вы хотите сказать, кто-то придумал, что мы уже прилетели? – вступила в разговор бортпроводница. Теперь уже без улыбки. Серьёзно. Стараясь уловить смысл в словах то ли специалиста, то ли сумасшедшего.

– Я хочу сказать, – отвечал ей вкрадчиво Сергей Петрович, – что мы здесь все поверили, что мы не разбились. Что мы ещё не прилетели. Не смотрите на часы. Стойте. Сперва ответьте. Сколько прошло времени от начала полёта? Сперва вы, – он повернулся к бортпроводнице.

Она немного смутилась:

– Где-то два часа с небольшим.

Пилот спокойно, не глядя на свои наручные часы, ответил:

– Я знаю точно, два часа тридцать четыре минуты.

– А теперь смотрите на часы, – словно маг-волшебник таинственно сказал пассажир.

Бортпроводница взглянула на свой циферблат. Он показал 20.05.

Часы пилота стрелочками указывали на 20.34.

– Ой, мои, видимо, отстали, – засуетилась стюардесса, стараясь перевести часы.

– Можете не стараться, – они показали то, во что вы верите.

– Бред, – прервал разговор командир корабля. – Мне нужно возвращаться на место. И вам тоже.

– Нам нельзя там приземляться, – прихватив пилота за рукав, шептал Сергей Петрович.

Юрий строго взглянул на него. Бортпроводница настойчиво, но вежливо попросила пассажира занять своё место.

– Спросите время у других, – шепнул он ей и отправился в своё кресло.

– Что думаешь? –  спросил Юра у улыбчивой бортпроводницы Ксении, когда они остались наедине. – Может, он какой-то шутник?

– Давай, я спрошу у разных людей время. Проведу мини-расследование. А ты попробуешь установить связь с землёй.

– Мне бы с тобой установить, – он взял её за руку.

– Юр, не надо. Я всё решила. Ты же сказал, чтобы я делала, что хочу. Я сделаю.

– И что ты сделаешь?

– Аборт, – улыбнулась она.

– Ксюша, милая. Я не знаю, может, это как-то неправильно…

– Зато я знаю, что не буду матерью-одиночкой. Что смогу работать дальше. Закрывать ипотеку. И найду себе нормального мужика. Который не боится брать на себя ответственность. Я устала ждать шагов. Уже прошло достаточно времени, чтобы решиться. Если ты не можешь, то я смогу сама, – слёзы брызнули из её глаз. Она тут же прикрыла глаза рукой и шагнула на кухню. Стала разбирать бутылки.

– Ксюша, – хотел приобнять её сзади Юра, но в этот момент в тамбур, отдёрнув занавеску, зашла ещё одна стюардесса.

– Катя, – притормозил её пилот, – смотри мне в глаза и отвечай. Сколько полет уже длится?

– Ой, я так устала. Думаю, три двадцать где-то. Сейчас будем уже закругляться.

– То есть на часах двадцать минут десятого?

– Двадцать один двадцать. Угадала…

– Угадала, – задумчиво повторил Юра и отправился за штурвал. Через минуту обсуждение ситуации уже началось в кабине между пилотами. Связи с землёй по-прежнему не было. Плюс забарахлил правый двигатель. Стали проверять всё по инструкции. Но понять причину не удавалось.

В кабине повисло напряжение.

Юра словно картинки прокрутил в голове сайты с ужасной новостью, изображение их же самолёта и заплаканные глаза Ксюши.

– Уважаемы пассажиры, говорит капитан корабля, – начал Юра по громкой связи. – Послушайте важное объявление. Дело в том, что у нас необычный полёт. На высоте девять тысяч метров у нас сегодня редкий случай для авиации. Я, капитан корабля, хочу сделать предложение нашей бортпроводнице, женщине, которая меня окрыляет, которую я люблю, с которой хочу быть. И мечтаю быть отцом наших детей. Ксюша, выходи за меня.

Он вышел в салон. Раздались громкие аплодисменты. Он встал на колено и спросил:

– Ты согласна?

Теперь её глаза были полны слезами счастья:

– Конечно согласна! Даже если это до конца полёта.

– Это навсегда. Сейчас попробуем сесть. Готовьте пассажиров, – и он крепко поцеловал её в губы. Снова раздались аплодисменты.

Юра вернулся в каюту. Посмотрел на второго пилота. Тот улыбнулся, показав на приборную панель, где всё свидетельствовало об исправности системы. И правого двигателя. И радиосвязи с землёй.

Вскоре Юра взглянул на часы. Время начинать снижение. В салоне все пристёгнуты. Ксюша держится за лямки ремней безопасности и, сидя на откидном стульчике, всматривается в салон. Там у окна закемарил Сергей Петрович.

На посадке облачность. Самолёт трясёт. 500 метров. 200… 100… 50… касание земли. Гигантская машина плавно скользит колёсами по полосе.

– Прилетели, – выдохнул Сергей Петрович.

– Прилетели, – прошептала одними губами Ксюша.

– Прилетели, уважаемые пассажиры, – изменив традиционным правилам обращения к пассажирам по громкой связи сказал Юра. Посмотрел на часы. Ровно 22. Без опоздания.

Ксюша посмотрела на циферблат своих часов. Они тоже показывали ровно 22 часа.

– Так что это было? – спросила Ксюша у Сергея Петровича, когда тот шёл к выходу.

– Самое главное – всё вовремя, – улыбнулся он и вышел.

Я заплачу

– Я заплачу, – спокойно сказал Мичел Форс. И взял счёт за ужин.

Вернее, он старался держаться как можно спокойнее. А внутри него всё дрожало. Тряслось. Он знал, что в этот момент на него смотрит весь ресторан. Не только официант у их столика. Не только люди, что сидели рядом. Все. Музыканты перестали играть. Бармен так и замер с шампанским, что лилось в бокал. Мичел заметил это всё за одну секунду. Точнее сказать – почувствовал. Но куда важнее было, как отреагирует она.

Ухаживать за женщинами уже давно было не просто некрасиво, но и в некоторых случаях противозаконно. За небольшие нарушения мужчину прощали. Например, подал руку на лестнице. Конечно, дурной тон. Бескультурье. И первый раз за такое будет лишь штраф. И то, если женщина пожалуется. Мол, оскорбил, негодяй. А вот уступить место в транспорте приравнивалось к уголовному делу. За такой беспредел можно на пару лет загреметь за решётку. Впрочем, строгость закона смягчалась необязательностью его исполнения. Многое зависело от реакции окружающих, и прежде всего – пострадавшей.

Мичел Форс давно вынашивал план – попробовать что-то сделать для женщины. Идея несколько лет варилась в его голове. Бурлила, как закипевший суп. А натолкнул на неё дед. На смертном одре он подозвал внука. Притянул к себе. И шёпотом на ухо сказал:

– Настоящие счастье – делать счастливой женщину.

Но это противоречит всем законам, что есть в стране. Физические контакты запрещены. Разговоры возможны только на разрешённые темы. Нарушение правил караются заключением под стражу. И как – не прикасаясь к женщине, не разговаривая, не отмечая её красоту – можно сделать её счастливой?! Да что уж там. Просто сделать ей приятно.

Форсу давно нравилась коллега Стефания. В этом не стоило никому сознаваться. И уж тем более ей. Но пригласить на регламентированную прогулку в парк – можно. Конечно же, с надзирателем.

На следующей неделе он выбил разрешение на поход в зоопарк. Чаще нельзя встречаться. А то комиссия по вопросам домогательства может заинтересоваться им.

Стефания официально соглашалась. Вела себя на встречах по протоколу. Разговаривали в основном о работе. А значит, их встречи попадали под категорию Б: «необходимые для улучшения работы и рабочей среды». Такие можно проводить и в нерабочее время.

И всё же, за всей этой серьёзностью их разговоров пряталось что-то неуловимое. В блеске её глаз, когда она украдкой поглядывала на него. А он замечал. В нотках её речи. Какая-то спрятанная внутри Стефании энергия тонкой струйкой просачивалась наружу. И Мичел это чувствовал.

И вот, когда, спустя полгода редких встреч им отменили надзирателя, Форс пригласил её в ресторан. Именно здесь он решил осуществить свой план. Первое, что он сделал – открыл дверь на входе. Это было не серьёзное нарушение. И Стефания сделала вид, что не заметила. Хотя вздёрнувшиеся брови выдали удивление. Затем он придвинул ей стул, когда она садилась. К счастью, почти никто этого не заметил. А Стефания сделала вид, что проигнорировала и это нарушение, которое тянуло на полгода тюрьмы.

Мичел внутренне весь дрожал. И не от страха. От перевозбуждения. Какое же это удовольствие – ухаживать за девушкой. Как же это здорово – что-то сделать для неё. Ему так и хотелось улыбнуться. Подпрыгнуть от счастья.

И вот теперь он решился на самое страшное – закрыть счёт. Официант молча держал аппарат для оплаты. Стефания замерла, приоткрыв рот. И в полной тишине раздался звук, ознаменовавший, что оплата прошла. Свершилось. Теперь, если она доложит в комитет по правам женщин – его посадят. Лет на пять. А то и больше. Но то чувство, что трепетало в его груди сейчас, того стоило. Восторг! Он повёл себя как мужчина.

Ресторан загудел вновь, вернувшись к своей обычной жизни. Они покинули здание и молча шли по вечерней улице. Вдали раздалась сирена полицейской машины. Мичел вздрогнул. Неужто так быстро кто-то доложил из ресторана и расследование начнут без обвинения? Он украдкой взглянул на Стефанию, ему безумно хотелось узнать её реакцию. Всё это время в ресторане он не смел её спрашивать. Лишь украдкой пытался уловить мимику. Поймать хоть какие-то сигналы и знаки. Понравилось ли ей, когда мужчина ухаживает?

– Мичел, я в восторге, – шёпотом сказала она, когда рядом не оказалось прохожих. – О таком поведении я слышала только от своей бабушки. Она рассказывала. Как же это прекрасно! Но я даже не представляла, насколько. Я так благодарна тебе за все твои ухаживания! Ведь так это называется?

По лицу Мичела расплылась улыбка. Он легонько кивнул. Стефания как будто случайно задела своими тёплыми пальцами его ладонь. Он вздрогнул сильнее, чем от сирены.

Когда он почти довёл её до дома, она нырнула в какой-то закуток. Он за ней. Стефания прижалась к его губам своими. А затем, глядя в глаза сказала:

– Сегодня я почувствовала себя настоящей женщиной благодаря тебе. Это было чудо. Спасибо.

Он даже не успел среагировать, как она легонько вырвалась из его объятий. И упорхнула. А он ещё долго стоял, сам не замечая, что по его лицу расплывается улыбка. А затем крикнул на всю округу, словно освобождая что-то древнее и затаившееся, что пряталось в нём все эти годы.

На следующий день Стефания написала донос.

Мичел был осуждён и лишён свободы на семь лет.

За дверью

Ирма, как обычно, пришла домой в 19.30. Бросила сумочку на кожаный пуфик рядом с зеркалом. Стянула туфли и выдохнула. На работе опять дел навалилось по горло. Ещё и мозоль натёрла, пока шла. А этот засранец даже не вышел встретить. И ведь сто процентов – слышал же, как открылась входная дверь. Ну уж точно не мог не услышать, как ею хлопнула, нарочно посильнее. Чтобы наверняка услышал, вышел и обнял – такую уставшую и замученную. Обычно же выходит. А сегодня – нет. Никакого движения в квартире. Только какой-то шум из его кабинета. Опять засел там и работает, работает, работает… Включает свою дурацкую музыку и что-то программирует, или что он там делает и как это называется.

Ирма босиком прошла к кабинету Стива. И вправду, из-за двери доносилась музыка. Она плавно нажала на ручку, решив зайти тихо, чтобы сделать сюрприз. Но ручка не поддалась. Заперто. Не может быть. Нет, только не это. Она подёргала ручку ещё раз. И ещё. Та даже не шелохнулась. Ну не мог же он опять там запереться? Нет. Всё же, вроде, было хорошо? Не мог он так просто вновь залезть в свою скорлупу и спрятаться там. Запереться на все замки и снова молчать. Не мог. Мы же с ним обсуждали, что он так больше не станет делать.

Ирма постучала. За дверью никто не ответил. Только музыка. Ирма постучала сильнее. По-прежнему никакого ответа. Хорошо – хочешь так, пусть будет по-твоему. Девушка резко развернулась и пошла в ванную, умылась, переоделась в домашнюю одежду. Этого времени вполне могло хватить, чтобы остыть – но получилось иначе. Из-за чего всё это? Днём не ответила на картинку, которую он прислал. Вроде же отправила какой-то смайлик. Да, отправила – она перепроверила в телефоне. Или вот ещё. Она даже замерла, когда дошла до этой мысли. Это из-за выходных. Когда я попросила его после футбола приехать помочь мне с машиной, а он хотел ещё побыть с ребятами в баре. Нет. Не может быть. Он и сам сказал, что пиво больше не лезло. Тогда… Её глаза округлились. Это всё из-за семейного обеда с моими родителями в прошлом месяце. Ему пришлось четыре часа слушать папины байки про армию. Стоп. Нет. Он же мужчина. Ну какой прошлый месяц и выходные – это всё уже было так давно. Да он-то и не вспомнит, что днём произошло. Тогда что? Что ему взбрело в голову? Она снова и снова задавала себе эти вопросы. И вместо того чтобы отвечать на них, только становилась всё злее. Быстрыми шагами она подошла к кабинету Стива.

– Открывай! – со всей силы кулаками стучала Ирма в закрытую дверь и пыталась докричаться до того, кто за ней. – Если тебе что-то не нравится – то открой и скажи мне прямо в лицо. А вот эти твои закидоны – сидеть и молчать по полдня – они никому не нужны!

Руки заболели от частых ударов по дереву. Дверь отбила её эмоциональную атаку. Она и сама уже устала от своих эмоций. Успокаиваясь, Ирма посмотрела на ногти – не отвалился ли лак в порыве её гнева. Сделала глубокий вдох. Выдохнула. Но, толком не успокоившись, вновь затараторила:

– Стив, дорогой. Давай так: ты откроешь, мы спокойно поговорим. А потом я сделаю твой любимый салат на ужин, разопьём бутылочку вина. – Она прислушалась к музыке, которая звучала из колонок в кабинете Стива. – …Хорошо, а перед сном сделаю массаж, и, может быть, не только массаж… Ты только открой, и мы всё обсудим.

Но Стив даже и не думал открывать дверь и что-то обсуждать. «Кажется, все эти уговоры подействовали на него не так, как ожидалось, – думала Ирма. И почему я, уставшая после работы, ещё должна его уговаривать открыть дверь? Я тоже личность! И почему это я должна готовить ему салат на ужин? Я ведь имею право устать и быть слабой? И что, мне больше остальных нужно выяснить, что стряслось?»

Ирма села на пол и прижалась спиной к стене. Было неуютно, из-под двери поддувал прохладный ветер. И ещё эта дурацкая музыка! Её руки безвольно лежали на полу. Было неудобно. Жёстко. И так обидно, что вместо того, чтобы уже вместе ужинать, она сидит тут. А он там. Слёзы покатились по её щекам. Сперва одна, две. Так медленно. А потом словно кто-то открыл кран. Целым потоком. И ей стало себя жалко. И обидно за всё, что сейчас происходит. Впрочем, она достаточно скоро взяла себя в руки. Посидела на полу ещё с минуту-другую. Встала. Вытерла слёзы, отряхнула одежду.

– Хорошо. Если ты так хочешь – будь по-твоему. Сиди там. Занимайся своими делами, – она говорила спокойно, без вызова и претензии. – Я уважаю тебя. И твоё решение так проявить себя. Я пойду на кухню ужинать, а ты…

– Ирма? С кем ты разговариваешь? – раздался за её спиной спокойный голос, но она всё равно вздрогнула от неожиданности.

– Стив?

В первую секунду она не могла поверить глазам. Её молодой человек стоял за ней в коридоре. И было очевидно, что это вовсе не волшебство, просто он только что откуда-то вернулся. – Как ты тут оказался? – Ирма постаралась взять себя в руки и сделать вид, что ничего не произошло.

– Дверь в кабинет захлопнулась от сквозняка. А замок заклинило, – удивлённо глядя на свою девушку, спокойно рассказывал Стив, – вот я и выбежал в магазин за отвёрткой. У меня не было нужной.

– Бывает, – недовольно хмыкнула Ирма и уже сделала пару шагов, чтобы пройти мимо Стива. Однако он заметил неладное. Ловко схватил её за талию. Притянул к себе. И горячо поцеловал в губы.

– Лучше?

– Ага, – шёпотом ответила она, ещё не успев открыть глаза и наслаждаясь моментом. Улыбнулась ему и добавила с улыбкой: – Давай, чини свою дверь. А я пока приготовлю на ужин твой любимый салат.

И, уже дойдя до двери кухни, добавила:

– А перед сном сделаю массаж.

Билет

– Сейчас выберем вам лучшее место, – с улыбкой произнесла Татьяна Валерьевна Мокина, кассир железнодорожного вокзала одного небольшого городка в России.

Поправила быстрым движением свои коротко стриженные седые волосы, которые открывали аккуратные уши. Пальцы забегали по клавиатуре. А лицо её, каким бы ни становилось серьёзным во время поиска билетов и лучших мест для пассажиров, всегда располагало к ней людей. Морщинки делали его только милее.

Белая блузка, красная безрукавка, бейджик с надписью «Татьяна Валерьевна Мокина» – все было серьёзным, кроме её добродушной улыбки, с которой она передавала обратно паспорта с билетами.

Прямо перед ней застыл небольшой зал ожидания. А метрах в пяти – стенка с огромными окнами в пол. И, бывало, когда выдастся свободная минутка, смотрела она туда. А за этими самыми окнами – платформы и самое главное – пути. И шли эти пути в самые далёкие города. Туда ехали семьи, парочки и просто одинокие путешественники, заспанные командированные, солдаты, студенты, профессора и простые рабочие местного завода. Ехали все, кроме неё самой.

Вот уже 32 года она сидела в этом, как она говорила, билетном офисе. И смотрела через два окна – одно из самой кассы, второе – из здания вокзала, как каждый день и час десятки поездов увозят из её городка сотни людей. Некоторые, наверное, даже не возвращались. Иные приезжали после долгих поездок. И все куда-то стремились. Приходили заранее и в маленьком зале ждали своих поездов, поглядывая на часы. Другие еле успевали запрыгнуть в тамбур при отправлении поезда. А третьи причитали, что и вовсе опоздали. Такие обычно шли в её кассу, пытались сдать уже ненужный  билет и купить новый. А она учтиво помогала им, быстро перебирая пальцами по клавиатуре. С такими нужно действовать споро. Многим по инерции кажется, что ещё можно успеть сделать что-то важное. И она успевала, подбирала новое время отправления и каким-нибудь тёплым словом поддерживала расстроенного горе-пассажира.

Каждый раз, когда она вбивала название станции, до которой едет человек, она представляла себе этот город или городок с его вокзалом, улицами и даже музеями и, может быть, широкой рекой, на берегу которой стоит церквушка. Она представляла так ярко и так чётко, словно сама там бывала не раз. Но нет. Из своего родного города на поезде она никогда не уезжала. В соседние, на автобусе – пожалуйста. Да и то туда не больше двух-трёх часов пути.

А почему так сложилось, Татьяна Валерьевна и сама не объяснила бы. В детстве у семьи на дальние поездки не было денег. По молодости – одна учёба, а летом лагеря. Потом свадьба. Сразу ребёнок. Его на ноги надо было поставить. Друзья все тут живут. Семья и родственники тоже. Отдыхать летом можно и на ближайших озёрах и даче. А санаторий от работы в часе езды на том же автобусе. Сперва, когда помоложе была, всё думала: а может, съездить с мужем и сыном куда. Да то у одного работа, то другой приболеет, то ещё что-то… А позже и вовсе было не до поездок: муж заболел. А потом его не стало.

Сын, отслужив в армии, вернулся сюда и тоже осел. И не было уже смысла ехать в другие города. Зачем? И всё же представляла она себе эти другие города. И думала: а как там, в них? Всё так же, как у нас? Или по-другому? И смотрела, как, погудев, с шумом и лязгом, сперва медленно, отъезжают поезда. А потом набирают, набирают ход. А внутри там так тепло и уютно. Особенно зимой, как сейчас. Сидишь себе со стаканчиком чая в подстаканнике. В нём ложечка позвякивает. А на столе обязательно курочка копчёная, яичко варёное и огурчики свежие с солью. Ах да, и варёная картошка. И всё это так ароматно пахнет на всё купе, в котором все уже познакомились и сидят как дома, в тапочках и футболках, и разговаривают обо всём на свете, у кого что в жизни было – рассказывают.

И думала она об этом в очередной раз, когда за огромным окном уже стемнело. И снег валил белыми хлопьями. И только гудок отправляющегося состава её отвлёк от этих мыслей. И никто не знает, в какой раз она взглянула на клавиатуру, взяла мышку. И вдруг быстро-быстро, словно опять старалась помочь какому-то пассажиру, она стала печатать, кликать, прищуриваясь, как обычно, проверять… Заскрежетал принтер. Затрещал. Ожил. Зашевелился. И медленно и бесповоротно из него сперва выглянул, а потом и вышел целиком – билет. На нём имя: Татьяна Валерьевна Мокина.

Как и положено, она взяла отпуск. С запасом. Ведь билет был только в одну сторону. Она не знала, сколько захочет путешествовать. Знала только, куда – в самый дальний город, куда можно было отсюда добраться без пересадок.

За две недели до поездки она всё так же работала в своём билетном офисе. Но теперь как-то иначе смотрела в окно. Не с лёгкой грустью, а с гордостью, что ли. Прежде всего за себя. Мол, уважаемые пассажиры, понимаю, всё для вас делаю, я ведь я сама тоже пассажир. И поезда, что проходили за окнами, стали как будто близкими.

«Один из них и меня повезёт. А я буду пить чай в купе. И смотреть, как мы пролетаем полустаночки и вокзалы, где такие же билетёры работают. Работают и не знают, как же здорово путешествовать.»

И было это ожидание волнительным. И делалось немного страшновато. «Как я приеду в далёкий город? Выйду на вокзале…» – и у неё уже захватывало дух. «Ну и что, – выручал внутренний голос, – выйдешь с вокзала, пойдёшь по улице. Прямо. Авось, и к реке выйдешь. Или к музею какому.»

За день до поездки у неё был выходной. И она успела спокойно сходить в магазин, купить копчёной курицы, овощей и журналы с кроссвордами – а как же без них в поезде. Сварила картошку, яйца. Захватила соль в спичечном коробке. Все продукты сложила в один пакет. А одежду и другие вещи отдельно в сумку – чтоб не пропахли.

В понедельник с утра как обычно на автобусе добралась до вокзала. Только сперва нужно было ещё смену в кассе отработать – и тогда уже на ночном поезде можно отправляться. И как ни отгоняла эти мысли от себя… всё равно они вились в голове. И манили в путь. И от дел отвлекали. И курица, завёрнутая в фольгу и несколько пакетов, не могла источать сильный запах, а всё равно ощущался её аромат. Или это только казалось ей. А часы в этот день словно замерли. И каждая минута тянулась. Особенно последний час работы. Уж и в зале ожидания никого нет. Да и вряд ли кто за билетом-то придёт в такое время. А всё же служба есть служба. И знала она это прекрасно. И оставалось уже минут десять, сменщица вот-вот должна прийти. Как вдруг по лестнице застучали чьи-то каблучки. К окошку кассы подлетела девушка в распахнутом пальто, что было явно не по погоде. Она сунула паспорт и, ещё не отдышавшись, произнесла название города. «Вот который сейчас будет», – добавила она. Пальцы застучали по клавиатуре. Знакомые, привычные действия. Озадаченный взгляд.

– Вы знаете, на этот поезд билетов уже нет. Могу предложить вам следующий… завтра, в это же время.

– Как нет? – огромные голубые глаза округлились. – Вы уверены?

– Да, он прибывает через полчаса. И билетов на него нет. И вряд ли появятся.

Девушка, кажется, ещё до конца не поняла, что произошло. А слёзы уже сами собой полились из её глаз.

– Не может быть… Я же так бежала к нему… так бежала… Он же не дождётся, если я не приеду, – шептала она, а её заплаканные глаза словно заволокло туманом.

Кассир опустила глаза. Посмотрела на клавиатуру. А затем через плечо девушки – туда, в черноту окна, где под редкими фонарями платформы ложился белый снег. Какой-то товарный поезд после объявления из динамика медленно тронулся вдаль. В какой-то город.

– А знаете, сейчас я посмотрю, может, что-то не заметила… – и её пальцы вновь застучали по клавиатуре, заёрзала по столу мышка.

Татьяна Валерьевна посмотрела в паспорт девушки. Что-то вбила. Что-то нажала. Заплаканная голубоглазка замерла и вроде даже не дышала, боясь помешать или спугнуть удачу. Затрещал принтер. И из него вышел билет.

– Давайте проверять.

И они сверили все данные. Это был нужный поезд, который шёл в далёкий город, в котором эту девушку кто-то ждал.

– Спасибо. Спасибо вам! Я так благодарна.

– Только у меня одна просьба. Возьмите кое-что с собой.

Билетёр вышла к девушке через дверь с каким-то пакетом в руках:

– Я тут брала с собой на работу. Тут курочка. Овощи. Всё свежее. Я вижу, у вас даже сумки нет, а ехать-то далеко – вот, хоть будет, чем в дороге перекусить.

– Да что вы! Вы же и так мне помогли… – сперва отнекивалась девушка, а потом приняла. – А можно я вас чем-нибудь тоже угощу?

И теперь уже она уговорила кассира попить с ней чаю с конфетами в маленьком привокзальном кафе. Тем более, что сменщица уже заступила.

Так зацепила Татьяну Валерьевну эта блондинка, что рассказала она ей и о своём детстве, и об автобусах и санаториях, и о муже и сыне. Обо всём практически, как это умеют пожившие немало женщины. Только про свою мечту не стала говорить. И про того, кто ждёт девушку, не спрашивала. А что сердце-то девичье бередить? Главное, чтобы дождался. И так заболтались они, что пошла билетёр провожать её аж до вагона.

– Вот, седьмой здесь останавливается. Аккурат напротив памятника…

Подкатил с лязганьем поезд, разрезав ночь своими прожекторами. На платформу вывалился усатый проводник, кутаясь в воротник, и проверил билет, но ещё не протянул паспорт обратно.

Надо было прощаться. Они крепко обнялись.

– Татьяна Валерьевна, пора, – строго сказал усатый в воротнике.

И протянул документ…

– А мы ведь полные тёзки, – улыбнулась на прощанье билетёр железнодорожного вокзала небольшого города.

Города, каких в России немало. И, если приедете туда, как выйдете с поезда – идите прямо-прямо по главной улице. И обязательно упрётесь в реку. Или в какой-нибудь музей.

Идея

Две пустые бутылки из-под водки валялись под столом. Сперва-то их туда поставили. А потом кто-то из троих мужчин задел их ногой, и тара со звоном упала на кафельный пол маленькой кухни. Этими тремя были: Семёныч, Михалыч и Палыч. Скажем честно, особо описывать их, да и запоминать, не имеет смысла. Потому что к моменту начала повествования они уже мало чем отличались друг от друга. Понятное дело, все трое уже в приподнятом, и при этом философском, настроении. Все трое, уже не смущаясь и не обращая внимания на наличие вилок на столе, квашеную капусту брали пальцами из общей плошки, и эти щепотки опускали в свои рты. Все трое были самого что ни на есть расхристанного вида. Небритые. В потрёпанной домашней одежде. С сальными немытыми волосами.

Но самое главное – Семёныч, Михалыч и Палыч были одногруппниками и друзьями. Вуз по специальности «Экономика» они окончили давно. Судьба каждого из них побросала. Одного наградила болезнями, другого – скверной женой, третьего – низкой зарплатой и скучной работой. А потом всё это перекрутилось, перемешалось. И каждый прошёл через испытания, как у других. Объединяло друзей не только прошлое и переживания, но ещё и разговоры о будущем. Особенно после второй бутылки. И мечтали они даже не о себе. Не о том, что у них всё наладится. А как-то всё больше о стране думали. Что вот-вот – и заживёт Россия!

– Верно ты, Михалыч, говоришь! Пенсии надо поднять!

– Не только пенсии. Но и зарплаты врачам и учителям!

– Ой, как правильно, Семёныч!

И примерно так размышляли они, выпивая уже без закуски, пока одного из троицы вдруг не озарило:

– Мужики, а мы же с вами экономисты! Образование есть! Головы на плечах! А почему бы нам наши идеи не записать и не предложить правительству!

– Верно! Прям президенту!

– Ну, у президента и так дел много. А вот до министра экономики дойти можно. Тем более наш с вами одногруппник Мишка Головастиков в тех кругах вертится. Он поможет наши идеи наверх передать.

Сказано – сделано. Взяли листы бумаги. Накатили ещё по одной. И стали писать. Всё по пунктам раскладывали. Сперва причины реформ расписали. Затем – что делать нужно. И звучали в их разговоре такие слова, как: быстрая ликвидность, альпари и контроль цен. Вспомнили они и про листинг и догму Смита. А после словосочетания «неизбежный экономический рост» работа была завершена.

Выпили ещё по одной. Посмотрели: пять листов исписано. И ведь идеи-то годные. Мысли-то правильные. Расписался каждый на последней странице. Но решили, что этого недостаточно. Всё, что было изложено на бумаге, – новаторство. Причём такое, что может страну спасти. И договорились поклясться, что никто об этом никому не расскажет, пока министр с их проектом не ознакомится. Пустили себе кровь из больших пальцев на руках. И сделали отпечатки рядом с подписями. Бумаги в конверт убрали. Конверт запечатали.

– Ну, что, мужики. Сделали. Теперь нужно Головастику звонить. Номер-то есть?

– Где-то был… Вот он… гудки… Алло, Миша? Привет! Как, жив-здоров? А у нас тут встреча одногруппников. Думали, может, ты заскочишь… хотя понимаем, ты человек занятой…

Головастик, он же Миша, он же депутат, человек был и вправду занятой. Только вся эта госслужба уже страшно ему надоела. Так хотелось чего-то простого и человеческого, что он с удовольствием решился заехать к одногруппникам. По дороге его водитель, он же охранник, он же нянька, набрал закуски, выпивки и всё это вместе с Михаилом Степановичем довёз по нужному адресу.

Под столом валялось четыре пустые бутылки. Пятую, наполовину полную, в руках держал Мишка и разливал по стаканам:

– Парни, дело, конечно, хорошее. Но с министром встречу не так просто организовать. – он осмотрел троих друзей. – Плюс – вам же надо, это… умыться, приодеться.

– Да это мы сделаем. Ты только устрой. Мы и тебя не забудем, как все наши идеи начнут воплощать, – чуть ли не хором заговорили Семёныч, Михалыч и Палыч.

На следующий день Мишка позвонил и в трубку серьёзно рапортовал:

– Устроил. Вас ждут в «МинЭке» к семнадцати ноль ноль. Скажите, что от меня.

Больше времени на разговоры у Головастика не было. Тем более чтобы объяснять, куда ехать. Но троица разобралась без проблем – приехали на Пресненскую набережную без опоздания. Приоделись в костюмы, помылись, побрились и даже подстричься успели. На входе на них строго покосился охранник, но все же пропустил. Тут же их встретила миловидная секретарша. Провела по ступенькам. По коридорам. Прямо в кабинет к Нему. Министру экономического развития. О, как звучит-то теперь! Не просто экономики. Непонятно же, какая она – успешная или нет, эта экономика. Развивается, на месте стоит или вообще в упадке и с горы катится. А тут сразу видно: люди умные, серьёзные – занимаются не чем попало, а именно развитием.

Вошли. Поздоровались. Глаза министра смотрели строго. Изучали каждого. Ну, с чем пришли? Зачем пожаловали? Говорите быстро и чётко – времени на вас ровно пять минут. Не больше.

Протянули конверт. Сказали, что здесь их идеи. Новые. Хорошие. Что намерения самые честные и бескорыстные. Лишь бы стране зажилось.

Министр открыл конверт. Достал бумаги. Посмотрел внимательно первую. Изучил вторую. Его лицо становилось все напряжённее. Все серьёзнее. И, глядя на последний лист, он уже насупился. Сжал челюсти. И как рявкнул, бросая этим троим в лица их новую государственную реформу:

– Это что за писанина? Это что за каракули? Смеётесь надо мной?!

Семёныч, Михалыч и Палыч взяли свои бумажки. Посмотрели. А на них и вправду – одни разводы ручкой. Никаких мыслей и идей новых, да что там говорить, ни одного слова чётко не написано, ни одной буквы. Просто какие-то каляки-маляки детские. Чёрточки волнистые.

Испугались друзья, что сейчас их выгонят с позором. Что Мишку Головастика подставили. Что время у такого важного человека отняли. Стали наперебой извиняться и объяснять, как такое могло выйти. Мол, писали на кухне, под бутылочку. А две другие уже на полу были. Так и так. Придумывали-то всё когда, бодро и весело шло. А в итоге – вот оно как сделалось.