Любовь на кончиках пальцев бесплатное чтение

Пролог

– Выше! – покрикивала сухенькая старушка, прохаживаясь между станками. – Выше тяните мысок! Вы что, как коровы! Никакой пластики и грации! Смотреть противно. Лена, подбери свою сраку! Отрастила задницу, никакой элегантности. Маша, не заваливайся набок, ровнее корпус. Наташа, дотягивай колено!

Я обливалась потом и пыталась выпрямить колено, чтобы удовлетворить желания Разумовской. Вот только сварливая бабка, преподающая у нас седьмой год, никогда не была довольна тем, что мы демонстрировали. Как бы ни лезли вон из кожи, она всегда находила к чему придраться. Оскорбления и обвинения стали чем-то понятным и обыденным. Мы даже не обращали на них внимания, смирившись с тем, что для неё это лишь возможность продемонстрировать свою власть.

Кинув быстрый взгляд на часы, едва не застонала. Ещё полтора часа настоящего ада. И зачем спрашивалось, нас так гоняли. Нет, я понимала и учила историю достаточно хорошо. Но всё же… Войны не предвиделось, а в наших реалиях, быть знаменитой балериной не обязательно, чтобы шпионить для своей страны, убивать мерзавцев и передавать сверхсекретные данные. Достаточно просто быть хорошей балериной и состоять в правильной труппе. А это всегда можно было организовать.

Вопль опять настиг меня, и я выпрямила ногу, старательно подтягивая колено, которое и так гудело, после пятничного задания. Рандеву со стеной было жёстким и малоприятным. Но нашей грымзе было откровенно срать, в каком побитом состоянии мы приходили на тренировки. Балерина всегда должна улыбаться. Сквозь боль, страх и слёзы. Главное оружие белого лебедя – его очаровательная улыбка.

– Гранд жете, по диагонали, по одной, пошли! – скомандовала та и ударила тростью о пол.

Девочки потащились в один конец комнаты, тихо ненавидя всё это. Каждая из нас оказалась в приюте не по своей воле. Да и становиться наёмными шпионками страны с детства никто не грезил. Нас собрали со всей страны. Привезли в интернат и сказали, что отныне мы станем самым совершенным оружием в руках нации. Смешно… Но за последние пятнадцать лет я даже не думала о побеге. Какими бы тяжёлыми и изнурительными ни были тренировки, любая из нас готова была терпеть до последнего.

В отличие от многих нам повезло. Нас не выбросили на улицу. Мы были обучены, одеты, обуты, всегда накормлены. Нас не нагружали делами по пансиону. Мы ничего тяжелее снайперской винтовки в руках не держали. Балерины должны быть изящными и ухоженными. Они должны прыгать и порхать над сценой. Готовка, стирка, уборка – не те занятия, которыми должны занимать свой день будущие звёзды большой сцены. Мы и не занимались таким. Потому могла с чистой совестью радоваться своему положению дел. Убивать намного проще, когда привыкаешь к этому, как к рутине.

Тряхнув головой, встала в шестую позицию и приготовила к выполнению заданного упражнения. Мозг, как обычно, отключился и перестал доставлять проблем. Прыжок, короткий полёт, приземление, шаг, прыжок… И таким образом до конца огромного тренировочного зала. Когда ноги последний раз встали в пятую, я выдохнула, сложила руки и медленно поплыла к остальным. Надеюсь, наша грымза сегодня будет довольна одной-единственной прогонкой. Иначе колено реально отвалится.

– Слышали, – девицы тихо шушукались, – будут выбирать нового статиста в Большой.

– И для чего? – я утёрла пот со лба и облокотилась на станок рядом с Анной, нашей лучшей на курсе. – Опять, что ли, какая-то из балерин залетела?

– Нет, поговаривают, что это заказ от правительства, – ещё тише зашептались остальные. – Марьяна, сказала, что старших уже отсмотрели. Никого из выпускниц не нашли. Значит, через две группы придут к нам. Вот бы получить правительственный заказ.

– Ага, – закивала Аня, – тогда можно покинуть этот интернат на два года раньше. Те, кто выполняют такие заказы, всегда на особом счету.

– Не рвались бы вы, девочки, вперёд паровоза, – отмахнулась я. – Лучше потихоньку сидеть в нашем болоте, при деле и деньгах. Чем рисковать своей задницей. Правительственные заказы – всегда рискованные и под грифом с пометкой смертельно опасно. Я бы предпочла свою обыденную работу, таким сомнительным перспективам.

– Ну да, ну да, – скривилась блондинка рядом со мной.

– А ну, закрыли рты и по второму кругу! – заорала с другого конца Разумовская. – Совсем распоясались, дуры малолетние! Едва по восемнадцать стукнуло, а уже подавай им мировую славу. Гранд плие, сто раз! Разошлись по станкам.

Тяжело вздохнув, отлипла от того места, где стояла и потопала к своему станку. Злить тренершу больше положенного не хотелось. А то зная её дерьмовый характер, за оставшийся час она могла нас со свету сжить. Встав, натянула на лицо улыбку, подняла руку в пятую позицию, ноги в третью и приготовилась пахать до падения. Дай боже, мы сегодня хотя бы доживём до стрельб, иначе вся группа издохнет под руководством Макарова, которому срать на то, что Разумовская из нас душу вытрясывала. Тут каждый препод мнил себя важным, нужным и главным. А нам, приходилось как-то выживать…

Глава 1.

Grand

jet

é

– Наталья, прошу, проходите и располагайтесь, – незнакомый мужчина властно кивнул в сторону неудобного металлического стула. – Можете не беспокоиться, это просто стандартная проверка.

Я кивнула и прошла в указанном направлении. В такие сказочки верилось с трудом. Как только, каждой из воспитанниц пансиона, исполнялось четырнадцать, её начинали гонять на штатные мероприятия, и она становилась заложницей своего собственного будущего. Без права голова… Инструмент в руках своей страны. Чувство долго в нас вбивали палками и розгами. И под конец обучения самые совершенные машины для устранения проблем покидали эти стены с сияющими улыбками на устах.

И вот в таком аду, он хотел, чтобы я поверила в то, что это простое интервью перед объявлением миссии? Не смешите мои тапочки, – я прекрасно видела, как стальной блеск за стёклами очков пытался примерить на меня какой-то образ. Потому я сочла за лучшее просто промолчать и занять указанный стул. Злить проверяющего не хотелось, да и искать себе проблем на голову, если честно тоже. Я и так не отошла после последней миссии. Вряд ли меня отберут. Всё же не прошло установленного срока на отдых.

– Восемь, сорок семь, вечер, семнадцатое сентября, допрос Натальи Евгеньевна Иванова, – начал диктовать мужчина в небольшой диктофон. – Задание код «Эрос». Прошу, давайте приступать.

– Хорошо, – покорно кивнула я, даже не поменявшись в лице, при слове допрос.

– Сколько вам полных лет? – мужчина опустил глаза в бумаге перед собой.

– Восемнадцать, – меланхолично ответила я.

– Как вы относитесь к ОПГ? – вопросы этого допрашивающего никогда не имели логических связей, но всегда были основанием для выявления отступников.

– Как и любой законопослушный гражданин, – ровно, без эмоций процитировав выдержку из книги по шпионажу. – Они должны перестать существовать.

– Если вам прикажут использовать свою девственность в качестве оружия перед преступником, который является угрозой для национальной безопасности, как вы поступите? – с любопытством, тот взирал на меня.

– Как и любой законопослушный гражданин, исполню приказ, отданный куратором, ради достижения главной цели нашего существования, – продолжала нести полную ахинею.

– Что вы знаете о «Белых»? – теперь его голос чуть заметно дрогнул, выдавая важность этого вопроса, на фоне остальных.

– ОПГ, появившаяся около двух лет назад и ставшая одной из самых кровавых за последние годы, – чётко и быстро принялась докладывать информацию с лекций. – Убивают без разбора. Сеют хаос и смерть. После них практически никогда не остаётся выживших. По словам разведки, торгуют с иранцами, наркотиками и живым грузом. Также, если верить оперативным данным, группа наёмников убивает политиков и чиновников, которые не желают мириться с таким положением дел и противостоят им всеми силами, стараясь искоренить эту мерзость с наших улиц.

– Прекрасно, – закивал интервьюер головой. – Когда вы последний раз сдавали анализы?

– Как и положено, первого числа, – не стала удивляться такой резкой смене вопросов.

– Что-то по гинекологии в отклонениях есть? – мужчина уставился на меня практически не мигая.

– Нет, – покачала я головой, – девственность подтверждена, а также никаких заболеваний нет. Организм полностью чист.

– Вы знаете человека на фото? – он поднял карточку и продемонстрировал её мне.

– Нет, – ещё раз покачала головой из стороны в сторону.

– Замечательно, – закивал мужчина, – теперь встаньте, поднимите юбку, снимите полностью нижнее бельё, расставьте ноги на ширине плеч и лягте грудью на стол.

Я сперва вздрогнула, но медленно поднялась на ноги, выполняя приказ главного. Дрожащими пальцами, вцепилась в подол юбки и подняла её на талию. Снять бельё было тем ещё испытанием, но я всё же стянула трусики до самых щиколоток и выполнила указание. Прохладный металл стола, остужал кожу щеки и разгонял кровь по венам. Я замерла и постаралась не показывать страха. Вот так, раздвигать ноги перед кем-то было странно. Но это приказ проверяющего, я не могла ослушаться.

– Почему промежность небритая? – резкий хлопок лёг на ягодицу, и я вздрогнула.

– Ещё четыре дня до еженедельных процедур, – холодно ответила я, стараясь дышать через нос и более размеренно.

– Неправильный ответ, – ещё один удар обжёг кожу, – вы уже в том возрасте, когда задание может поступить в любой момент и вы обязаны приступить к его выполнению немедля ни секунды. И как с такими убеждениями и отсутствием дисциплины, вас вообще допустили до работы?

– Прошу прощения, у нас ещё не было смены графика, – шептала я и мысленно старалась успокоиться, чтобы не показать своей паники. – У меня нет права выполнения заданий выше обыденных. Потому о таких правилах я не подозревала. Прощу прощения, обязательно исправлюсь и приложу максимальные усилия, чтобы такого больше не повторилось.

– Ладно, на первый раз действительно прощу, – хмыкнул мужчина, – а теперь ноги шире.

Теперь это всё казалось ещё более унизительным. Но я не смела противиться и сопротивляться. Хотела я того или не хотела, но я вынуждена терпеть. Только так, дойдя до конца, я могла покинуть стены этого особняка и перестать быть живой куклой в руках тех, кто привык ломать и использовать людей для удовлетворения своих потребностей. У меня никогда не было права голоса, а выдержка и воспитание не давали оступиться. Но это не значило, что глубоко в груди у меня не тлело от несправедливости и желания послать всё к чёртовой матери.

Что-то прохладное и склизкое касается мягкой кожи бёдер, и я непроизвольно вздрогнула, не понимая, что вообще происходило. Но задавать вопросы – непозволительная роскошь. Уткнувшись головой в скрещённые на столе руки, попыталась дышать и размеренно отсчитывать минуты позорной пытки. Жирное и хлюпающее нечто было размазано по всех поверхности естестве. Заместо жарких пальцев я ощутила латекс и чуть тянущее ощущение на коже. Что за чертовщина? И по какому поводу я должна была всё это выносить?

Не успела окончательно смириться с мыслью о том, что это конечная в моей истории, как самого потаённого уголка моего тела коснулось нечто холодное. Я вздрогнула и попыталась дёрнуться, но тяжёлая ладонь, тут же надавила на поясницу, придавливая к столу и не позволяя уйти от прикосновения. Ещё секунда и холод пробрался внутрь, остужая сжавшееся нутро. Резкий, противный скрип и я едва не задохнулась в крике, чувствуя, как металл внутри начал расходиться в стороны и толкать стенки, расширяя их.

– Прекрасно, розовый вид и цвет соответствует описанию, данному в досье, – пробормотал мужчина, толкая одну мою ногу своей, – шире разводи! Мне надо проверить, готова ли ты к миссии! Что за детский сад со смущением и стыдом? Ваша задача – убивать самых жестоких преступников, а не впадать в истерику из-за простой проверки!

– Простите, – меня потряхивало от столь унизительного положения, но я старалась не подавать виду и делать всё правильно.

– Ладно, теперь проверим, насколько хорошая у тебя реакция, – хмыкнул тот, – клиент придирчив, а ты не должна вызывать подозрений.

Страх притаился в уголках моих глаз вместе с непрошенными слезами, которые не должны были существовать у правильного агента. Но в груди всё сжималось от прикосновения чужих пальцев, затянутых в медицинскую перчатку. Они проникли внутрь широко разведённого отверстия и принялись хозяйничать. Надавливая и потирая. Возможно, кому-то это показалось бы пыткой или издевательством, но меня воротило, даже в десятый раз. Проверки всегда были жёсткими и максимально некомфортными, это часть моей жизни.

Не успела я набрать в лёгкие воздуха для спасительного прыжка вглубь сознания, как к двум пальцам во влагалище резко присоединился ещё один, но уже в анальное отверстие. Несколько толчков на пробу и меня начали методично трахать, проникая неглубоко, но ощутимо. Раз за разом потирая и надавливая. Унижение мешалось с возбуждением и отчаянным желанием переломать этому ублюдку пальцы. Тонкая и безумно опасная грань, к которой я боялась подойти ближе, чтобы реально не сорваться.

– Прекрасно, консистенция смазки удовлетворительная, вагина сжимается при контакте с анальным отверстием, реакции необученной девицы подтверждены, – бормотал тот и продолжал потирать клитор другой рукой. – Цвет внешних половых губ краснее правильного, но в допустимых нормах. Тест пройден. Можете надевать нижнее бельё, осмотр подтверждает ваше право участвовать в дальнейшем отборе.

– Хорошо, спасибо, – выпрямившись, я постаралась быстрее вернуть трусики на место.

– Теперь присаживайтесь, продолжим наш разговор, – проверяющий кивнул на стул. – Как вы уже слышали, мы ищем агента, способного выполнить важное для страны задание. От этого будет в целом зависеть стабильность нашего будущего.

– Приказ не обсуждается, моральная и этическая сторона не должна волновать агента, – тихо пробормотала я, рассматривая кончики своих туфель. – Это первое правило, которое нам вбили в головы. Чтобы не приказал куратор, мы немедленно должны это исполнить. Остальное не имеет никакого значения.

– Прекрасно, я очень рад, что вы настолько понимающая и отзывчивая, – засмеялся тот, впервые за нашу встречу. – Тогда я обязан задать вам последний вопрос этого интервью. Надеюсь, вы с пониманием отнесётесь к этому.

– Конечно, я не вправе утаивать информацию, – повернувшись, почувствовала, как в лоне всё заныло от растяжки и проверки.

– Если вам будет приказано полюбить объект, добыть сверхсекретные данные, а после убить, каковы будут ваши действия? – мужчина очень внимательно смотрел на меня.

– Я его полюблю и убью, как приказано, – без чувств ответила я, холодно и беспристрастно.

– Что же, на этом можете быть свободной, – махнул рукой тот и потерял ко мне всякий интерес, – позовите следующую.

– Так точно, – отдав честь, я поспешила убраться из допросной.

В голове шумело от переизбытка информации. Настолько жёстко и запутанно меня ещё ни разу не проверяли. Видимо, на этот раз задание в самом деле будет весьма опасным. Да и бог с ним. Вряд ли я справлюсь лучше, чем остальные девочки. Я никогда не рвалась вперёд и всегда предпочитала оставаться в тени и действовать осмотрительно. Зато меня не особо любили кураторы и на серьёзные миссии не отправляли. И этот раз не станет исключением.

Глава 2.

Demi

–

plie

Тренировки занимали две трети моего основного времени. Потому на отдых практически ничего не оставалось. Я могла лишь надеяться на то, что в будущем мои усилия окупятся и я продолжу блистать не только на поприще наёмного убийцы, но и как звезда балета. Не просто же так я гробила всю свою жизнь, день за днём пропадая на тренировках у станка. Репетиции внушали какой-то оптимизм. Показывали мне путь. Они были отдушиной в серых и унылых буднях пансиона, в который и крыса без пропуска не могла попасть. Самый обычный и скучный дом, внутри охранялся самым строжайшим образом, как государственная тайна.

Каждая из воспитанниц страдала парой десятков нервозных болячек и могла посоперничать с психами. Но народ свято верил, что порушенная детская психика, залог гениального исполнения в более возрастном исполнении, и не видела в этом ничего такого. Я же мечтала танцевать для души, для гармонии и для собственного удовлетворения. Вместо крови на руках мне виделись цветы и овации. Когда целый зал Большого театра рукоплескал тебе стоя, после великолепно исполненной партии в Щелкунчике. Я даже о главной пока не смела грезить, лишь бы попасть и стать знаменитой.

Тряхнув головой, забрала выбившиеся из пучка пряди и отошла к воде. Немного сушило и хотелось пить. В голове набатом стучали тяжёлые мысли о собеседовании. Обычно меня отклоняли прямо сразу, не успевала я покинуть допросную и дойти до собственной спальни в пансионе. Но на этот раз всё оказалось немного не так. Я уже примерно поняла, что выбор у куратора не сильно большой. Рыжих и натуральных блондинок на всех годах обучения не так много, а если ещё и возраст учитывать. Нас можно пересчитать по пальцам одной руки.

Все остальные девушки уже получили сообщения о непригодности по этому заданию и дико расстроились. Всё же станцевать на главной сцене страны мечтали многие. И убийство одного козла тут большой роли не играло. Что уж кривить душой. Если мне действительно удастся войти в труппу Большого, то я готова кого угодно хоть голыми руками придушить. К тому же разговор шёл далеко не о законопослушных дяденьках. ОПГ – та ещё головная боль, и отморозков в них водилось столько, что всему нашему пансиону, от мала до велика, горбатиться полгода, дабы всех переубивать.

Сделав несколько глотков воды, постаралась сосредоточиться на занятии. Сегодня от решения не только куратора, но и нашей грымзы будет зависеть выбор в театральную постановку. Легенда должна быть безупречной… Это одно из главных правил, по которым девушкам приходилось существовать в этом балетном аду. Смешно не было… Смех и улыбка – стали оружием, острым клинком, разящим наповал всех, кто неугоден правительству. В мире фальши, лжи и предательства, не осталось места ничему настоящему, светлому и обыденному. Так хотелось послать всё к чёрту, что уже не хватало душевного запала.

Вернувшись к станку, встала в четвёртую позицию и начала медленно выводить фигуру, которая была основной на сегодняшней тренировке по станочному ремеслу. Музыка отдавалась в ушах неразборчивым гулом, и каждую мышцу в теле буквально перекручивало от напряжения. Тряхнув головой, отошла от станка и утёрла катящийся по лицу пот. Нет… Бесполезно, даже если я всю ночь тут проторчу, проще и лучше от этого не станет. Мой предел прекрасно видел каждый преподаватель. Против матушки-природы не попрёшь.

Уставшая как собака, я, заползла в общую душевую комнату. Всё же гениального человека из меня не вышло. Я была полнейшей посредственностью. Крепким средничком, который вполне мог претендовать на главные роли, но впахивать для этого мне приходилось раз в двадцать больше, чем любой другой. И это обескураживало. От этого опускались руки и начинало тошнить от самой себя. Раз за разом, лбом об стену, которую никогда не смогу преодолеть, даже если вывернусь наизнанку и попытаюсь стать кем-то большим.

Я понимала и поощряла желание кураторов больше работать в индивидуальном порядке, но большинство из них проводили лекции без дополнительных умственных усилий, как в стенку. Читали монотонно и по бумажке, не выходя за рамки установленной программы, что неимоверно злило. Свои заумные речи считали интеллектуальной собственностью и либо надеялись, что пансионки каким-то образом сложат их в красивые и правильные думы, либо просто игнорировали наше присутствие, продолжая вещать о чём-то нерациональном и бесполезном.

Но и мне это давало тренировку усидчивости, актёрского мастерства и культурного поведения. К тому же выработался навык сна с открытыми глазами. Чем не благодать? Да и веселее страдать в компании. Всегда можно попросить у одногруппниц лекции, которых у них нет. Девицы так потешно терялись и нервничали, переживая, что заснули на занятиях или подзабыли важную деталь. Всё это проникало в грудную клетку тёплыми росточками. Только всё же этого было маловато, чтобы рвать жопу ради долга и чести… Их просто вбили нам в головы, так же, как и лекции. Шаг вправо, шаг влево и всё расстрел на месте, за предательство страны. Кому такое надо?

Школьные душевые роскошью не отличались, никакого уединения, хлипкие пластиковые перегородки, да прикрученные к полотку лейки. Всё, чтобы минимизировать риск возникновения травм у балерин. Замызганные дорожки, плитка на стенах с мелкой россыпью трещин, мыльные задницы и нервная очередь из страдающих балерин, мечтающих лишь о том, чтобы упасть на кровать и не вставать с неё хотя бы пару суток к ряду. Но это лишь в мечтах. Тут бы помыться по-человечески и уже благодать.

Очередь быстро рассасывалась, уставшие девицы, сидящие в тренировочных залах до самой ночи, переходили к более интересным видам отдыха, и перед отбоем сбегали посмотреть телик и посплетничать о скучной жизни пансиона. Стояли брошенные как попало, не отмытые мыльные подставки, предназначенные для минимизации травм, мол, сажаешь на них задницу и точно не расшибёшься, если заснёшь ненароком. Чьё-то полотенце, утерянное в луже воды, проплыло мимо. Мочалки на крючке. И даже раздавленный шампунь, павший смертью храбрых в борьбе с потом и вонью. В остывшей ванне остались неопознанные тела в дальнем конце душевых.

Я медленно прошла к наименее замыленной скамеечке, тщательно её ополоснула, прежде чем водрузить свой ноющий зад на гладкое дерево. Врубив кипяток, блаженно застонала и принялась тщательно себя поливать и тереть, прогоняя усталость и не позволяя молочной кислоте застаиваться в порванных мышцах. Посредственности становились гениями через боль, пот и кровь. А у меня, под компрессионным бельём для похудения, пот накапливался с тройным усердием. На горизонте маячила очередная проверка, и я не могла позволить себе развалиться на части и не пройти по каким-нибудь нормативам. До выпуска совсем немного…

Все студентки после ухода выпускниц превращались в сущих мегер, страждущих отхватить себе место под солнцем и не собирающихся сдаваться на милость победителей. Наработки не оправдывались, шероховатости сказывались, отсутствие лидерских задатков становилось видно невооружённым глазом. И это всех бесило… Большая сцена отличалась от тренировки, и даже просто стоять спокойно, чтобы продемонстрировать свои умения и возможности, ни у кого не получалось. Мы умели часами лежать в засадах, стрелять и убивать, умели думать, но волнение полностью выбивало всех из колеи, когда над головой вспыхивали софиты.

Нервная дрожь, паническое онемение. Зацикленность… Живые нормальные люди не могли не переживать, и потому, даже умея абстрагироваться, не могли себя показать на сцене с первого выхода. А все, кто реально мечтал танцевать, а не быть инструментом в руках правительства, готовы были зубами рвать глотки, лишь бы добиться желаемого и заполучить свой звёздный час. И я была такой же. Обожала балет и предпочитала его бесполезной рутине агента специального назначения. Это не значило, что я бы осмелилась идти против куратора. Но выбирая между двумя сторонами одной медали, предпочла бы не шпионаж и наёмничество.

Дверь хлопнула. Кому-то ещё приспичило упахаться после ужина до потери ориентации в пространстве, или… Я бросила внимательный взгляд на дверь в надежде понять, кто же такой безбашенный и отбитый на голову. Вроде нас таких на весь пансион не наберётся больше десятка, и троих я уже видела. Две только что вышли из ванной. Минус я… Выбор был широким, и с одной из девиц я бы предпочла не встречаться, даже если пришлось бы продать почку за это. На всякий случай продолжила тщательно тереть плечи и прислушиваться к шагам, чтобы вовремя определить врага. Как ни крути, а инстинкты охотника в нас вбили на совесть.

Вблизи силуэт оказался Элей. Хорошая добротная девочка. Но… Примы и убийцы – другая порода. Мысленно вспоминая выпускниц прошлых годов, снискавших почёт и славу, сравнила их с нашим годом и разочарованно вздохнула. Сравнение было проигрышным, с какой стороны ни посмотри. Далеко нам для этих прекрасных фей, умеющих очаровывать и убивать одной улыбкой. Из нашего потока реально получилось чёрт-те что и сбоку бантик. Не зря же нам твердили, что мы самый провальный набор за всю историю существования балетного пансиона. Примы обязаны быть особенными. То, что позволяло им стоять на вершине, танцевать ведущие партии, не пасовать перед трупами, и в жизни таких людей видно издалека. Как Маю…

Дверь снова хлопнула, и в этот раз колокольчик в голове зазвенел уже более надсадно и тревожно. Настороженный взгляд уловил две тени, медленно шествующие вдоль ряда одинаковых душевых кабинок. Я осторожно заняла более пружинистое положение, которое позволило бы отреагировать мгновенно. Так что приходилось мириться со сложными характерами собранных по всей стране девиц. И не могло же среди этих цветочков не оказаться какого-нибудь гнилого сорняка? Правильно, тут у ромашек зубки были, а уж фиалки и герани норовили откусить от тебя посмачнее. Движение за спиной было слишком тихим для вусмерть уставшей балерины, тащащей своё бренное тело на помывку. Я соскользнул со своей скамеечки на корточки и оглянулась, чтобы тихо выругаться сквозь плотно сжатые зубы. Только не опять…

Глава 3. Coupe

Карина с полотенцем в руках стояла в двух шагах и давила хищную лыбу отпетой маньячки. Хотя в нашем курятнике это уже можно было считать нормой поведения. Ник-то не удивился бы. Девицы стояли в чём мать родила, хотя они были давно вымыты, и даже волосёнки накрутили на бигуди перед важным отбором. Сбоку подступала неизменная прилипала в лице Стаси. У которой отродясь не водилось собственного мнения и хоть какого-то умишки. Трясла мало спортивной задницей, которая для балерины смерти подобна.

Полотенце рядом со мной в этот раз было не махровым. Возвращаться в комнату было лень, а в душевых всегда можно было обзавестись обычными. Отбив атаку спереди, я отскочила влево, вглубь проходов, вылетая из замкнутого пространства кабинки, чтобы не попасть под второе полотенце. Резкие взмахи, словно хлыст, разрезали вялую атмосферу громким матом Стаси, которой прилетело по наглой роже. Третья пока не показывалась? Скорее всего, стояла на стрёме. Пусть час и поздний, но за подобное нарушение дисциплины, девиц выгнали бы взашей. Всё же результаты у всех троих не ахти. Хоть по балету, хоть по стрельбе, хоть по количеству выполненных миссий. Они это понимали. И мою ценность для пансиона тоже оценивали здраво.

Потому все эти стычки происходили так, чтобы остальные не могли на них донести. Полуночные девицы, заныкавшиеся в дальних кабинках, против самопровозглашённой королевы не попёрли бы. А я… Я такое терпеть не могла. Можно было простить синяки, а вот оскорблённую гордость так просто за пояс было не заткнуть. Я продвигался вдоль широкого прохода, парируя выпады. Карина пыталась связать моё полотенце своим, чтобы сделать жертву беззащитной перед туповатой подружайкой, не способной даже на такие простые действия. Этого можно было избежать, отбивая вправо, снизу и поперёк движения противника.

Но в этот раз я ударила вдоль, словно хотела накрыть полотенце противника своим, хлысты свились, я изо всех сил дёрнула рукой, отскакивая назад, и вырвала оружие у самовлюблённой дуры, не знающей своего места. Недооценивать сноровку и силу человека, который до полусмерти впахивал в зале, в качалке и в бассейне, вполне в духе этого тупого трио, считающего, что им всё можно, даже то, что нельзя. Парочке нападающих срочно нужна была помощь третьей, ибо вдвоём они не вывозили, и они её позвали. Словно в нашем противостоянии, это хоть что-то могло изменить. На самом деле ровным счётом ничего.

– Ах ты тварь безродная! – Карина от злости захлебнулась слюной. – Эй! Отдай мне полотенце! Я придушу эту суку!

Пока в руках у меня было целых два хлыста, наглым коровам приходилось отступать и пятиться. Уж у меня-то перехватывать и хлестать получалось на загляденье. Пусть я больше любила балет, но и спецподготовкой никогда не брезговала. Мелкая пухленькая девятиклассница вбежала ещё с двумя тряпками в руках. Вафельными пользоваться не любили, предпочитая возвращаться в общежития за своими собственными, и даже под конец ночных тренировок таких полотенец в раздевалке лежало полкорзины.

Мимо, словно коршун, настигающий зазевавшуюся перепёлку, пролетела чья-то коленка, и размокшие пятки столкнулись с туловищем Стаси, которая явно не ожидала такой подставы со стороны. Отчего вскрикнула и упала, а тело сгруппировалось, отскочило и оказалось Анькой, которая яростно сверкала глазищами, рассматривая замерших куриц. Теперь ситуация накалялась до предела. Лучшая ученица выпускных классов была едва ли не на первых местах во всех списках, и против такого аргумента идти было тяжеловато. Даже если три дуры хотели… На неё не полезли бы. Это не просто выгон из пансиона, это прямая дорога на кладбище.

– Ты на нас напала! – заголосила девятиклассница, которая всё ещё стояла в дверном проёме и ждала товарок по разуму.

– Кто на кого напал? – воинственно наехала на неё представительно класса. – Чё это счяс было? Какого хрена тут происходит? Совсем хамло подзаборное попутало берега?

– Свали нафиг! – Карина зашипела, но благоразумно отступила на шаг и выставила перед собой руки.

– Не лезь не в своё дело! – угрожающе завопила Стася.

– Я тебя, ссыкло, прекрасно понимая понимаю, Наташка всех бесит своей идеальностью и повёрнотостью на балете, – продолжала наступать на ту Анна, которая после виртуозного полёта и без полотенца выглядела внушительней двух щуплых дур. – Но какого лешего вы попёрлись трое на одну? Совсем гордости нет? И я должна вас за это по головке погладить и сказать, какие вы, бляди, молодцы? А?

Пропуская мимо ушей ругательства, я тем временем обезоружила Карину и придавила ногой к полу. Наступать на свежие ушибы оказалось приятно. Особенно когда идиотка от этого шипела и ругалась. Тела в душевых от просмотра драки приобрели некий энтузиазм, повылезали и решили принять словесное участие. Хотя их мнение мало кого интересовало. Тут главное слово было за Аней, а та дико ненавидела всякого рода козни и подставы. Так что на душе было радостно сразу от нескольких факторов.

– Да ты знаешь, что тебе за это будет? – крикнула мелкая.

– Что? – уточнила лучшая выпускница этого года. – Сомневаюсь, что весь пансион соберётся бить одну меня. Или я не права?

– Хватит позориться, – тихо пробормотала одна из одноклассниц самой обделённой мозгами. – Если начнут слухи ходить, что мы тут толпой избиваем тех, кто неугоден, нас не только расформируют, но могут и по этапу отправить. Стась, ты не звезда и давай откровенно, топишь весь класс.

– А потом прилетит от представителя класса, – тихо прошелестело ещё одно тело из дальних кабинок.

– Да какой «прилетит», вы же знаете правила, исключит к чертям, – едва ли не рыдала девятиклассница. – Тут таких выходок не прощают и сразу под статью о нарушении субординации и дисциплины. И пострадают, как всегда, все. Алё, хватит нас в дерьмо втягивать! Если вам что-то не нравится, решайте свои проблемы так, чтобы это не грозило остальным.

Никому такие отвратительные перспективы не приносили сильной радости. Но когда привыкаешь к их наличию в собственной жизни, вопли гнева становятся похожими на вопли боли и свидетельствуют о том, что твоя самозащита работает, ты получаешь расплату за все грехи. У кого-то горит очко, рвутся нервы, закипает желчь и с клыков яд сцеживать можно. Все и так против тебя… Потому что ты лучшая, тебя награждают, тебя выбирают… Но и в этом аттракционе есть свой драйв. Я удачным толчком пятки предотвратила попытку бегства и вдавила в свеженький синяк.

– Чё вы все на её стороне? – сыграла в обиженку Карина, пытаясь подняться.

– Ты, тупица, представляешь, что с каждым из нас из-за вас сделает куратор? – сверкала на неё глазами одна из молчаливых трусишек. – Мы десять лет корячились, чтобы вылететь за издевательство? С занесением в личное дело? И в перспективе с похоронами.

– А ещё есть Разумовская, – напомнила младшая. – Полотенцем бить не будет. На тренировках сгноит, сама сдохнуть захочешь.

Честь внезапно стала какой-то важной, и про неё все вспомнили. Осознали, что тут оценивали по трудам и заслугам. Про Андрея Викторовича, который переставал быть добрым в таких случаях, про Валерия Генриховича, способного переломить биту и убить тебя на стадионе, заставляя наяривать круг за кругом, до полной отключки. И про Разумовскую. Который точно будет бить не полотенцем, а металлической линейкой по сраке, и упаси тебя бог смазать элемент в этот самый момент. Хоронить будет нечего.

Карина, наконец-то, выползла из-под ноги, поднялась, затравленно озираясь по сторонам и прекрасно осознавая, что в этот раз выбрала не то время и, не то место для публичного выяснения отношений. Ей было стыдно вот так отступать. Внутри всё ещё клокотала ярость, требовала выхода и грозила взорваться подобно вулкану. И было её в разы больше, чем перед началом драки. Ибо теперь позор оказался таким же публичным, как и попытки унизить меня и заставить преклонить колени. Анна знала, как запугать до усрачки.

– Ладно-ладно, мы ещё разберёмся, – пообещала та, сплёвывая слюну.

– И ты тоже, Наташ, хороша, – закатила глаза Аня. – Провоцируешь малолетних дебилок, вынуждая на эту драку.

– Так, я не против, – огрызнулась я. – Они пару раз пообщались поближе и начали ходить стайкой. Получать за компанию всяко веселее.

– Доходяги конченные, – люто скрежетала зубами лучшая выпускница нашего класса. – Они чё, тебя всё время преследуют?

– Видела, голышом припёрлись? – я равнодушно пожала плечами. – Боялись, что запалят, и сразу готовили отмазку, мол, мыться пришли. Трусливые… Такие только втихаря могут.

– Я их дом труба шатала, – Аньке, видимо, такие объединения обиженных и обделённых стояли поперёк горла. – Будут дальше выёживаться – намекни. Уравняем шансы. Сорок против троих… Посмотрим, где они соберут свои зубы.

Я ничего не ответила и вернулась к мытью головы и распутыванию рыжих кудрей. Включила воду, выдавила шампунь. Обычно люди не видят дальше своего носа. Большинство даже не хотят смотреть. Ничьи проблемы никого не колышут. Особенно в нашем закрытом и изолированном от внешнего мира пансионе. Небезразличные чаще кучкуются и переживают только за свою кучку. Если ты из неё – за тебя последние штаны порвут. Если не из неё – на тебя наедут и попробуют прессануть. Пожалеют потом, но сто процентов осмелятся. За компанию-то веселее.

Не пахло это ни уважением, ни справедливостью. От таких кучек веяло только многочисленными обидами, завистью и лицемерием. А за обиды лучше платить. Желательно сразу и с процентами, тройными. И принимать мир таким, каков он есть, либо тянешь руку за кучку, и сам по себе никому ты не нужен. Либо ты открыто никому не нужен. А в тот момент, когда из кучки выпадешь или добьёшься успеха, твои товарки сожрут тебя с потрохами и не подавятся. Так что в этом месте выживали лишь те, кто готов был тянуть кучку, но за себя. И кучка эта с каждым годом отдалялась от других, обзаводилась автономией и лидерскими качествами.

Вот Анна не походила на ту, кто будет тянуть за кучку. И не проходила мимо таких ситуаций. А я её прекрасно понимала и хотела бы поддержать. Но кучка наша всегда справлялась со всем самостоятельно, а там, где не вывозила… Лучше не вспоминать. Вода сбегала по плечам, пахло мятой и апельсином. Близился отбой. Девицы давно исчезли, и все остальные, бубня, расходились. Я же лишь прикрыла глаза и понадеялась, что третий раз, вспоминать кто и за кого тут дружит, не придётся. Первых двух мне хватило за глаза.

Глава 4.

Pas

de

bourr

é

e

– Доброе утро, Наталья, – кивнул мне куратор, – проходите, присаживайтесь, сегодня у нас с вами подготовительная сессия.

– Обычно мне дают задания, не требующие личной подготовки от куратора, – удивлённо пробормотала я, присаживаясь на стул. – Разве в этот раз что-то поменялось?

– Теперь у вас начнётся новый этап в жизни, – меланхолично отозвался мужчина. – Вы единственная, из студенток пансиона, которая подходит на роль выбранного плана. Ваша основная задача, сделать всё, чтобы убрать члена ОПГ. Дворцовский Константин Алексеевич. Один из самых опасных перебежчиков за последнее десятилетие. Окончил академию КГБ с отличием, показывал удивительные результаты на работе. Но несколько лет назад стал врагом собственной страны. И это всё в тяжёлый момент развала Советского Союза. Теперь он ваша цель номер один.

– Можно ли мне ознакомиться с информацией? – приподняла я бровь.

– Конечно, – мне подтолкнули папку с досье.

ДОСЬЕ №268792/12-Н

ЛИЧНЫЕ ДАННЫЕ

ФИО: Дворцовский Константин Алексеевич

Дата рождения: 1965 год

Место рождения: г. Москва

Гражданство: РФ (ранее СССР)

Семейное положение: разведён, двое детей

ОБРАЗОВАНИЕ И КВАЛИФИКАЦИЯ

1982–1987 гг. – Московская средняя школа №57

1987–1992 гг. – Академия КГБ СССР (с отличием)

Специализация: контрразведка, оперативная работа

СЛУЖЕБНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

1992-1992 гг. – оперативный сотрудник 2-го Главного управления КГБ СССР

1992–1993 гг. – старший оперуполномоченный ФСБ РФ

1993–1994 гг. – начальник отдела по борьбе с организованной преступностью

ОПЕРАТИВНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Уровень подготовки:

Профессиональное владение методами оперативной работы

Глубокие знания в области контрразведки

Опыт проведения сложных оперативных мероприятий

Владение несколькими иностранными языками

Физически подготовлен, имеет чёрный пояс по дзюдо

ПРЕСТУПНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Период перехода на сторону противника: сентябрь 1994 год

Характер деятельности:

Передача конфиденциальной информации иностранным спецслужбам

Организация каналов нелегальной миграции

Создание и координация преступных групп

Финансирование преступной деятельности

ОСОБЕННОСТИ ЛИЧНОСТИ

Психологический портрет:

Высокий интеллект

Аналитическое мышление

Способность к быстрой адаптации

Развитые навыки маскировки и конспирации

Умение выстраивать доверительные отношения

Высокий уровень стрессоустойчивости

ОПАСНОСТЬ

Уровень угрозы: максимальный

Особые навыки:

Профессиональное владение оружием

Знание методов оперативной маскировки

Опыт проведения диверсионной деятельности

Навыки выживания в экстремальных условиях

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Место проживания: постоянно меняет место жительства

Связи: имеет обширную сеть контактов в различных спецслужбах и преступных группировках

Финансовое положение: располагает значительными средствами, полученными преступным путём

Примечание: объект представляет исключительную опасность для государственной безопасности. Рекомендуется соблюдать повышенные меры предосторожности при проведении оперативных мероприятий. Убить на месте.

Дата составления: январь 1995 год

Подпись: _______________

Должность: _______________

Приложение к досье на Дворцовского К.А.

Приложение 1. Профессиональные навыки и компетенции

Технические навыки:

Владение современными средствами связи и шифрования

Опыт работы с системами видеонаблюдения

Навыки взлома информационных систем

Знание методов противодействия слежке

Приложение 2. Социальные связи и контакты

Родственные связи:

Бывшая супруга – Дворцовская Елена Сергеевна

Дочь – Дворцовская Анна Константиновна (1985 г.р.)

Сын – Дворцовский Михаил Константинович (1992 г.р.)

Деловые контакты:

Бывший начальник отдела – Петров А.В.

Напарник, пропавший без вести – Сидоров П.Р.

Бизнес-партнёр – Смирнов И.П.

Приложение 3. Финансовый профиль

Банковские счета:

В Швейцарии (банк UBS)

На Кипре (банк Hellenic)

В Панаме (банк International)

Недвижимость:

Апартаменты в Москве

Вилла в Испании

Квартира в Черногории

Приложение 4. Особые приметы и привычки

Физические характеристики:

Рост: 192 см

Вес: 85 кг

Особые приметы: шрам на левой руке, родинка на шее

Поведенческие особенности:

Предпочитает дорогие автомобили

Регулярно посещает спортзал

Имеет пристрастие к коллекционированию антиквариата

Владеет навыками самообороны

Все любовницы молодые и рыжие

Приложение 5. Оперативные материалы

Известные места появления:

Ресторан «Гранд»

Бизнес-центр «Атлантика»

Фитнес-клуб «Чемпион»

Галерея современного искусства

Используемые средства связи:

Спутниковый телефон

Зашифрованный мессенджер

Радиостанция

Приложение 6. Психологический профиль

Мотивационные факторы:

Стремление к власти

Жажда наживы

Месть бывшим коллегам

Желание доказать превосходство

Слабые стороны:

Чрезмерная самоуверенность

Склонность к риску

Нетерпимость к неудачам

Комплекс рыцаря

Приложение 7. Дополнительные материалы

Фотоматериалы:

Последние фотографии архива ФСБ (1994 год)

Фотографии с деловых встреч

Семейные фотографии

Аудиоматериалы:

Записи телефонных разговоров

Записи личных встреч

Записи публичных выступлений

Видеоматериалы:

Записи с камер наблюдения

Видео с мероприятий

Записи личных встреч

Примечание: все материалы в приложении подлежат строгому учёту и хранятся в защищённом архиве. Доступ предоставляется только уполномоченным сотрудникам.

Дата составления: январь 1994 год

Подпись: _______________

Должность: _______________

– И вы хотите, чтобы я пошла против такого? – у меня даже глаз нервно дёрнулся после прочтения последней строки в документах.

– Знаете, Наталья, – куратор задумчиво перелистывал страницы досье, – я понимаю ваше беспокойство. Это действительно непростая задача для первого полноценного полевого задания. Но вы сами видели досье.

– Именно так! – я нервно поправила прядь волос. – Он же профессионал высочайшего класса, закончил академию с отличием, работал в структурах… А я только что из пансиона… Ещё даже не выпустилась. Тут бы сотрудника с таким же опытом.

– Наталья, – мужчина поднял глаза от папки, – именно поэтому вы и были выбраны. Ваша молодость, неопытность – это ваше главное преимущество. Практически никто не знает о существовании этого пансиона. Мы больше сорока лет втайне готовим наёмниц высочайшей квалификации. Ваш уровень подготовки выше, чем у любого выпускника академии. И вы понимаете, что только от вас будет зависеть судьба нашей страны.

– Не понимаю… – она нахмурилась.

– Видите ли, – куратор подался вперёд, – Дворцовский слишком хорошо знает, как действуют наши агенты. Он распознает любой стандартный ход. А вы… Вы будете для него неожиданностью. Он никогда не имел допуска к таким, как вы. Балерины, оперные певицы, звезды эстрады… В них никто и никогда не заподозрит киллера. К тому же вам восемнадцать и встретитесь вы совершенно случайно. Кому придёт в голову искать в малолетке, сироте и едва сводящей концы с концами балерине массовки, свою погибель?

– Но я же совсем не разбираюсь в оперативной работе! – в голосе послышалось отчаяние. – Я вообще никогда не получала заданий, связанных с прямым контактом и устранением. А тут сразу такой… Он меня убьёт…

– Именно поэтому мы проведём тщательную подготовку, – кивнул мой собеседник. – Это очень хорошо, что вы понимаете всю степень ответственности и опасности, который представляет Дворцовский для нас и вас, в частности. Вы будете знать каждый его шаг, каждое движение. Мы изучим все его привычки, связи, слабые места.

– А если он меня раскроет? – я сглотнула ком в горле.

– Не сможет, – куратор говорил уверенно. – У вас есть то, чего нет у большинства наших агентов – естественность. Вы не будете играть роль, вы будете собой. Разумовская уверена, что как только вы окажетесь на сцене, то будете полностью погружены в балет. Весь остальной мир просто перестанет для вас существовать. У неё в этом глаз намётан. А ваши эмоции, сомнения… Они только усилят вашу убедительность. Простота и невинность. Вы самая бесхитростная и безамбициозная выпускница этого года. Так что вы идеальны для такого, как Дворцовский.

– Но это же слишком опасно! – я с тревогой посмотрела на куратора.

– Опасно, – согласился он. – Но мы не бросим вас одну. Я буду с вами постоянно, вы сможете докладывать мне напрямую в любое время дня и ночи. Мой офис и дом для вас станут родными. У вас будет поддержка, прикрытие, инструктажи. Каждый ваш шаг будет под нашим наблюдением. Как только станет опасно, мы тут же вас вытащим.

– И всё равно… – я закусила губу. – Это слишком серьёзное задание для первого раза.

– Наталья, – куратор впервые улыбнулся, – иногда самые важные задания даются именно новичкам. Потому что они не боятся рисковать там, где опытные агенты видят только тупик. Я уверен, вы докажите всем, насколько гениальны и прекрасны. Балет даётся вам с трудом, но вы не сдались, не сломались и выстояли до самого конца. Ещё несколько месяцев и вы покинете пансион. Вспомните, сколько вас было вначале и какой процент дошёл до конца. Ваше упорство и стремление к идеалам делают вас агентом наивысшего ранга.

– А если я подведу вас и страну? – в моём голосе звучала искренняя тревога.

– Не подведёте, – куратор говорил уверенно и безапелляционно. – У вас есть всё необходимое: острый ум, наблюдательность, способность к адаптации. А остальное – дело техники. И вас всему учили с самого раннего детства. Опыт не сравним ни с Дворцовским, ни с кем-то из штатных оперуполномоченных. Ваша база обширнее и надёжнее. Откиньте ненужную тревогу.

– Хорошо, – я глубоко вздохнула. – Я поняла. Но обещайте, что если что-то пойдёт не так…

– Мы сразу вас вытащим, – закончил за меня куратор. – Даю слово. Но поверьте, у вас всё получится. Вы – наш идеальный выбор в этом деле.

Я молча кивнула, пытаясь скрыть дрожь в руках. Я понимала, что это будет самое сложное испытание в моей жизни. Самое первое задание и сразу с порога такие неприятности. Лучший выпускник, который всего за несколько лет добился невероятных высот. Против него я всё равно, что неоперившийся птенец. Но отходить от своей роли я не собиралась. Теперь, когда у меня появился реальный шанс выйти на сцену Большого, отказ был исключён. Ради этого я готова рискнуть всем и поставить на кон, даже собственную жизнь!

Глава 5.

Battement

fondu

Небольшая сумка с вещами, тремор в пальцах и нежелание становиться частью безумного мира. Я впервые оказалась один на один с настоящим. Обычно мои задания были скрытными и не выделялись в толпе людей. А тут я оказалась самой главной примой. Девицей, которую выставят напоказ, словно достояние общественности. К такому повышенному вниманию я никогда не была готова и теперь не знала, что с ним делать. Вариантов было немного, и я упорно мотала головой, собираясь с силой духа.

Если кураторы и учителя в меня поверили, следовательноя идеально подходила для этой работы и накручивать себя до истерики не имело смысла. Всё прекрасно. Главное – не опускать руки и не сдаваться. Вера в собственные силы окрыляла и приподнимала меня над многими, кто ломался под гнётом обстоятельств и невозможности сделать шаг вперёд. По крайней мере, я всегда смогу сбежать и раствориться в неизвестности, как и любой агент, работающий во благо своей родины.

Главный репетиционный зал театра гудел, словно растревоженный улей. Я стояла у входа, чувствуя, как сотни любопытных глаз оценивали меня с головы до ног. Рыжие кудри, уложенные в простенькую причёску, блестели в свете софитов, а чёрное платье подчёркивало стройную фигуру. Продуманный до мельчайших деталей образ, заставлял всех поворачивать головы в мою сторону. По залу прокатился негромкий ропот. Балерины постарше переглядывались, поджимая губы, а молодые актрисы демонстративно отвернулись, словно я тут их злейший враг.

– Позвольте представить вам нашу новую артистку, – главный режиссёр театра, грузный мужчина с седыми висками, взмахнул рукой в мою сторону. – Наталья Аркадьевна Соколова присоединяется к нашему коллективу с сегодняшнего дня. Она была порекомендована одной моей хорошей знакомой. Девушка прекрасно танцует и чудесно дополнит наш коллектив.

– Ну надо же, – протянула одна из девиц, высокая блондинка с ярко накрашенными губами, – прямо с обложки журнала к нам пожаловала.

– Да уж, – подхватил молодой балерун с маслеными глазами, – у нас тут не подиум, дорогуша.

Я сохраняла невозмутимое выражение лица, как учили в академии, и улыбалась максимально дежурно и сдержано. Эмоциональная сдержанность – ключ к успеху. Именно об этом нам талдычили практически двадцать четыре на семь. И зачастую именно это спасало жизни агентам. Нельзя показывать больше, чем прописано у тебя в путеводном листе. Актёрская игра должна быть максимально правдоподобной. Наши роли разрабатывались лучшими из лучших, и это тому подтверждение.

– Надеюсь, вы не только красивы, но и талантливы, – процедила сквозь зубы примадонна театра, сверля меня возмущённым взглядом.

– Время покажет, – спокойно ответила я, мысленно отмечая каждую реакцию присутствующих.

– А где вы учились? – спросил пожилой балетмейстер с седыми бровями.

– В Московской театральной школе, – ответила я, не моргнув глазом.

– Ах, в той самой, что при консерватории? – иронично уточнил молодой паренёк слева.

– Именно там, – подтвердила я, не давая сбить себя с толку.

– Что ж, – подытожил главный режиссёр, – давайте дадим нашей новой коллеге шанс проявить себя. Разговорчики оставим на потом, а сейчас займёмся делом.

В зале раздался негромкий смех присутствующих артистов Большого театра, и шепотки пропитались ядом и ненавистью. Я чувствовала, как напряжение нарастает, но продолжала держаться ровно, словно ничего не замечая. Отыгрывала тот сценарий, который мне выдал куратор. Ведь я умная и хорошая девочка, таким не престало поддаваться безумному напору всевозможных истеричных настроений. Это проверка и попытка выбить меня из колеи. Я напоминала себе о мерзком характере людишек и той зависти, которая в них жила. Если уж наши воспитанницы пансиона периодически съезжали с катушек, то о примах и речи не шло. Они пытались вывести меня из себя всеми доступными способами, лишь бы макнуть лицом в грязь.

Проявить терпение и мудрость, показать всем, чего я стою. В голове раз за разом вспыхивали наставления куратора. Они должны принять меня как одного из членов трупы. Пусть и ненадолго, но это место станет моим новым домом. Я улыбнулась, мысленно отмечая каждого потенциального союзника и противника в этом новом для меня коллективе. Главное – не выдать себя и свои истинные намерения. Пока остальные артисты расходились по своим делам, можно было улучить минутку и установить прослушку. Они не должны заподозрить, что я здесь не за тем, за чем кажется на первый взгляд.

В зеркале гримёрной я увидела своё отражение – спокойное, уверенное лицо, ни тени волнения. Я справлюсь с любым заданием, насколько бы идиотским оно ни оказалось. Готовясь к первому выходу на сцену, который станет началом моей опасной миссии. Если не смогу даже такую толпу впечатлить, то грош цена моим навыкам. Разумовская меня с дерьмом сожрёт и не подавится. Эта бабка всегда знала, как доставить нам проблем. И не остановится ни перед чем, если вдруг одна из её самых усердных учениц провалится на таком простеньком прослушивании. Можно будет паковать чемоданы и выбирать сосенку в лесу, под которой меня и закопают.

Я сидела в полутёмной гримёрке, глядя на своё отражение в зеркале, и мысленно считала до десяти, потом обратно до нуля, и так несколько раз по кругу, пока не успокоилась. Рыжие кудри, которые так взбудоражили местных танцовщиц, сейчас казались просто маской, ещё одним слоем защиты. Не торопись… Нельзя совершать необдуманных поступков, каждый шаг вёл нас в бездну ошибок и самоуверенной наглости. Я повторяла про себя слова преподавателя и старалась поймать ту самую точку равновесия и адекватности. Каждое сделанное па должно быть продумано от начала и до конца.

В голове крутились мысли о Дворцовском. Он где-то на горизонте, уже совсем рядом, наши пути пересекаться в этом театре. Возможно, это станет моим концам или новым началом, пока неизвестно. Почва слишком зыбкая, а он матёрый профессионал, которому палец в рот не клади, по самую жопу отгрызёт. Я напоминала себе о дисциплине и сдержанности. Нельзя допустить ни одной ошибки. Пальцы машинально поправили прядь волос. Они считали меня просто красивой пустышкой, и это хорошо. Пусть продолжают так думать. С идиоток спрос намного меньше

Я вспомнила наставления куратора о важности первого впечатления. Я должна стать своей, но не потерять бдительности. Каждая деталь может быть важна. В зеркале отражалась молодая балерина, почти подросток с незатуманенным взором, в котором не было обременительных мыслей. Красивая, уверенная, но ничего из себя не представляющая. Лишь наглость и бахвальство. Всё так, как и прописано в карточке персонажа. Это только начало… Теперь сражение разгорится полноценно, станет ожигающим и взрывоопасным, как и должно быть.

Мысли перескакивали с одного на другое и не желали замирать на месте, продолжая носиться в черепной коробке бешеными тараканами. Дворцовский слишком умён, чтобы попасться на простую игру милой и невинной балерины. Нужно действовать осторожно, шаг за шагом проникая всё глубже ему под кожу. В памяти всплывали образы из досье: шрам на левой руке, родинка на шее. Он будет пойман… Ведь если страна верила в нас, позволяла использовать свои таланты во благо, то мы всегда отвечали на это со всей теплотой и отзывчивостью. Такова участь тех, кто не знал любви и заботы, а видел лишь долг и обязанности.

Я достала из сумочки зеркальце и начала аккуратно подправлять макияж. Нельзя показывать страх… Нельзя показывать неуверенность… Я должна быть безупречна… Всё так, как и объясняла нам Разумовская, театр начинался с вешалки, балет с мелочей и образа. Если я провалю это задание, то подведу не только себя. Подведу всю нашу группу и доставлю неудобства сотням людей, которые днями и ночами готовили это дело. Собирали документы, сводили материалы и шпионили ради уничтожения крысы, посмевшей переступить букву закона. В дверь постучали, приглашая меня на сцену. Ну, собственно, а чего я ждала?

Пора! Я мысленно досчитала до двадцати, в последний раз проверила грим и поднялась на ноги. Перед смертью не надышишься! Я справлюсь! Обязательно… Ведь меня учили лучшие из лучших. Разумовская до сих пор слыла легендой балета, а мне выпала честь перенимать её опыт и талант. У меня нет выбора… Это твой первый и единственный шаг к цели. Я глубоко вдохнула, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Будь самой собой… Будь воздушной и изящной… Будь всегда балериной… Но не забывай, что у каждого лебедя есть свои тёмные перья… И самый прекрасный из всех – чёрный!

Выходя из гримёрки, я чувствовала, как внутри нарастала решимость. Это только начало… У меня всё получится. Я должна выполнить свою миссию. Это просто работа. Каждый руководитель осведомлён, зачем я здесь. Все, кто должны быть в курсе дел, и так понимают, что не им решать, буду ли я танцевать. Но ударить в грязь лицом перед этими наглыми и самоуверенными рожами не хотелось. В коридоре мелькали фигуры танцовщиков, слышался приглушённый гул разговоров. Они не должны ничего заподозрить. Ни одна деталь не должна выдать меня…

Я обязательно справлюсь и покажу идеальный результат. Повторила про себя, направляясь к сцене. Это шанс доказать, что я достойна блистать на сцене. Что я могу выполнить самую сложную задачу. Ведь я училась этому с рождения. Как только меня забрали из детского дома в пансион, всё, что я делала – танцевала и училась убивать. Другого было не дано. За кулисами толпились люди, кто-то спешно проверял костюмы, кто-то репетировал реплики. Сосредоточиться на главном… Не отвлекаться на мелочи… Наёмник всегда должен оставаться с холодной головой…

Встрепенулась, словно скидывая с себя цепь холодной скованности, разбивая на осколки тонкую ледяную преграду, сдерживающую меня. Сейчас время окунуться с головой в балет. Выкинуть всё из головы и стать единым целым со сценой и музыкой. Только так лебедь впишется в стаю, станет единым целым с труппой. Такому учила нас Разумовская. Балет – это не просто искусство, это наша жизнь. И теперь впервые я готова была выйти не для её глаз, а на потеху целой толпе. Пусть пока состоящей из зарвавшихся балерин и надменных балерунов, но вскоре они сменятся реальными зрителями. Так что назад дороги больше нет!

Глава 6.

Rond

de

jambe

en

l

’

air

– Соколова, вы готовы к пробному выступлению? – голос главного режиссёра, как хлопок бича, разрезал тишину гримёрки.

Я вздрогнула, но мгновенно выпрямила спину. Спокойствие, нельзя показывать своих истинных эмоций. В голове пронеслось миллион разнообразных мыслей, пока я поднималась со стула и настраивалась на танец. Глубокий вдох.

– Готова, – ответила я, голос, на моё счастье, остался ровный, вопреки бешеному стуку сердца под рёбрами.

– Отлично, через пять минут, покажете, на что способны, – в его тоне явственно прозвучало сомнение. – Обычно от подобных вам мы ждём немного. Надеюсь, хоть кто-то способен стать исключением из правил.

– Держись, девочка, – прошептала женщина позади меня, но слова потерялись в гуле, бешено пульсирующее крови в ушах.

Показательный танец. Проверка. Костюмер лихорадочно затягивала шнуровку корсета, фиксируя струящуюся пачку. Пока я шла, за кулисами, меня преследовали – взгляды. Десятки глаз артистов: скучающие, насмешливые, откровенно злорадные. Ждущие провала и позора от вчерашней ученицы. Алчущие, чтобы я дрогнула, сломалась и покончила со всем. Первые ноты из динамика ударили по тишине, как капли по стеклу. Я вдохнула полной грудью, ощущая, как ледяная волна страха сменяется жарким приливом адреналина. Быть собой. Только я и танец. Я шагнула в ослепительное марево софитов. Слепящий свет, пожирающий тени. Первые па – скованные, мышцы словно свинцом налиты, не было ни растяжки, ни разминки. Музыка звала, а тело не слушалось. Дышать… Ловить ритм…

И вдруг – прорыв. Музыка влилась в вены, стала пульсом. Тело вспомнило. Лёгкое па-де-бурре перешло в стремительную серию фуэте. Юбка, как белоснежное облако, взвихрилась вокруг. Каждый поворот – точен, как выстрел, каждый прыжок – высокий, невесомый, будто сила тяжести отступила, перестала удерживать меня и совсем пропала. Я парила над сценой в жете антраша, застывала на пуантах в арабеске – линия безупречная, от кончиков пальцев до копчика. Музыка нарастала, превращаясь в бурю, и я бросилась ей навстречу.

Сложные заноски, пируэты, сливающиеся в вихрь, стремительные прыжки, когда казалось, я вот-вот коснусь высокого потолка, с тяжёлым оборудованием. Боль в вывернутой стопе, холодок пота на спине – всё растворилось, пропало, отошло на второй план и окончательно позабылось. Остался только пульс музыки и тело, выписывающее в пространстве гимн торжествующей красоте и силе. Я была центром урагана – спокойным, невероятно мощным и неудержимо прекрасным. В зале повисла гнетущая, абсолютная тишина. Даже шепотки смолкли. Все взгляды, как иглы, впивались в мою скромную фигуру на сцене, но теперь эта энергия питала. Они не ожидали… Мысль скромно мелькнула где-то на краю сознания, когда я исполнила особенно головокружительную серию вращений. Как и учила Разумовская: валить, так наповал!

Кульминация. Музыка взревела медным гласом труб. Я собрала все силы, всё отчаяние, всю гордость в последнюю, безумно сложную комбинацию: стремительный глиссад, прыжок с двойным оборотом в воздухе, и – как падающая звезда – низкое, драматичное падение на колено с вытянутой назад ногой. Последний, пронзительный аккорд – и я замерла. Абсолютно неподвижно. Одна рука – вопрошающий жест к небу, другая – как сломанное крыло. Грудь вздымалась, пульс колотился в висках, но лицо – маска скорбного очарования, как и прописано в партитуре к данному произведению. Пачка застыла в идеальном полукруге вокруг меня, ловя свет и отбрасывая изящные тени на сцену.

Тишина… Разряженная, звенящая. И вдруг – грохот. Аплодисменты, сначала робкие, потом нарастающие, как прибой, сотрясая люстры. Не просто вежливые хлопки – овация. Я медленно выпрямилась. Поклонилась… Сделала глубокий, королевский поклон. Ещё один – в сторону кулис. Третий – залу, где лица скучающих нахалов теперь выражали шок и уважение. Сойдя со сцены, я погрузилась в закулисье, прислонилась к холодной стене. Тело дрожало мелкой дрожью, сердце бешено колотилось, в ушах всё ещё звенела музыка. Костюм, пропитанный потом, прилип к коже. Но это не имело значения. Я танцевала на сцене Большого театра. Не просто показала – я выложилась, выстрадала, победила. Этот танец был моей личной драмой и манифестом.

– Ты сделала это, – прошептала костюмер, с восхищением расшнуровывая корсет. – Сказала всё без слов. У нас редко встречаются такие таланты. Тебя сто процентов примут.

У зеркала – другое лицо. Не девчонка, робеющая перед испытанием, а балерина, прошедшая огонь, воду и Разумовскую. Усталость была, но её перекрывал холодный, твёрдый блеск в глазах. Уверенность, выкованная в горниле софитов. Теперь они видели, на что я способна. Прочувствовали силу, а не только милое личико. Только начало бесконечно долгого пути. Глядя на своё отражение, я ловила шальную усмешку зеркального двойника. Первая битва выиграна… Но война за место под этим солнцем, за право быть настоящей – только начиналась. Дворцовский где-то близко… Азарт захлёстывал, подстёгивал и гнал сделать ещё лучше. Мысль пронзила, как ледяная игла. И я должна быть готова. Всегда готова!

Я глубоко вдохнула, расправляя плечи. Отражение в зеркале ответило мне тем же стальным взглядом. Первый шаг к миссии сделан. Теперь – дальше. Последние шнуровки корсета ослабли, тяжёлая пачка заняла своё место на вешалке. Я быстро надела платье, накинула лёгкое весеннее пальто и покидала вещи в сумку. Окрылённая всем произошедшим, я не могла сидеть на месте. Отработанным движением собрала волосы в небрежный узел, смахнула остатки грима. Зеркало больше не притягивало – сейчас важнее был воздух, пространство, тишина за стенами этого храма искусства и интриг.

Я выскользнула из бокового выхода, предназначенного для артистов. Массивная дверь с глухим стуком захлопнулась за моей спиной, отсекая гулкие коридоры, запах грима и рампы. И – вдох… Весенний вечер обнял меня за плечи, влажный, прохладный, невероятно живой после спёртого воздуха театра, он укутывал в своих объятиях и дарил умиротворение и покой. Воздух пахнул – настоящий, городской коктейль: сырость недавно политого асфальта, едва уловимый дымок где-то вдалеке, и главное – сирень. Где-то рядом, в сквере за театром, она цвела буйно, наполняя сумеречный воздух пьянящей сладостью.

Я остановилась, запрокинула голову и улыбнулась. Со стороны прохожие могли бы подумать, что я псих или маньяк. Но в такой час у театра было спокойно и безлюдно. Высоко-высоко, над величественным портиком Большого, уже загорались первые звёзды, бледные в ещё светлом небе. Лёгкий ветерок, словно вор, сорвал прядь волос у виска, ласково коснулся горячей кожи. Тишина… Не таящая в себе гнетущее ожидание перед выходом, а широкая, глубокая, наполненная отдалённым гулом города – гудками машин с набережной, сдержанными голосами прохожих где-то вдалеке.

Я медленно пошла по знакомой дорожке, огибающей здание. Ноги, ещё помнящие каждое сложнейшее па, каждое напряжение мышц на пируэте, немного дрожали от усталости, но несли меня легко, почти невесомо. Адреналин постепенно сменялся странной, светлой усталостью – той, что приходит после честно выигранного боя. В груди всё ещё пела музыка, отголоском вибрируя в такт шагам. И это удивительное ощущение. Я словно купалась в этом мареве и не могла подобрать иных слов, чтобы закончить своё рассуждение.

Проходя мимо главного входа, я увидела последних работников, выходящих с вечерней репетиции и спешащих по своим делам. Балерины в нарядных платьях, работники сцены в скромных одёжках простого жителя мегаполиса. Они оживлённо обсуждали увиденное, смеялись. Никто не обратил внимания на скромно одетую девушку, идущую в стороне. Им и невдомёк, что настоящий спектакль только что закончился на сцене для избранных. И главная героиня – вот она я. Ведь у любой воспитанницы пансиона была сотня другая лиц. Мы знали своё будущее лучше, чем кто-либо ещё. И ценили то, что нам преподнесла судьба. Всё же послушание в нас вбили слишком хорошо, чтобы даже бунтовали правильно и по делу.

Я свернула на Театральную площадь. Простор! После замкнутости сцены и гримёрок это было как глоток свободы. Фонари уже зажглись, отбрасывая длинные, тающие тени на влажный асфальт. Их свет мягко ложился на старинные фасады, подсвечивал молодую зелень деревьев. Где-то зазвонили колокола храма Христа Спасителя – глубокий, разливающийся по вечернему воздуху бронзовый звон. И это всё успокаивало, наполняло меня живой энергией, и блаженное умиротворение проникало в каждую клеточку тела.

Я замедлила шаг, вбирая в себя эту красоту и покой. Весенний воздух казался шампанским – игристым, бодрящим, смывающим последние следы страха и сомнения. Я чувствовала себя не просто уставшей балериной, а победительницей, заслужившей эту минуту тишины и гармонии. Каждый нерв, каждая мышца постепенно отпускали напряжение сцены, подчиняясь неспешному ритму вечера, пению птиц в сквере, далёкому гудку теплохода на Москве-реке.

Мысли проносились в голове, как холодные тени, но на этот раз я ощутила, чтобы сердце сжалось от ледяной хваткой нервозной паники. Наоборот… Я выпрямила спину, подняла подбородок. Пусть все смотрят. Пусть завидуют. Они видели мой обезоруживающий танец. Видели мою силу и грацию настоящей примы. И сейчас они видели моё спокойствие, эту новую, выкованную уверенность, сияющую тихим светом в глазах. Весенний ветерок словно унёс последние остатки тревоги. Я была готова… Готова ко всему… Эта ночь, этот воздух, этот звон колоколов – всё это было лишь для меня одной. Заслуженной наградой и щитом одновременно.

Я глубоко вдохнула аромат сирени, смешанный с городской свежестью, и пошла дальше – не спеша, наслаждаясь каждым шагом по огромной, залитой вечерним светом площади, унося с собой не только усталость, но и непоколебимую веру в то, что первый, самый важный шаг на пути к моей истинной миссии – сделан. Театр оставался позади, огромный и величественный, но незримые струны, связывавшие меня с ним, теперь были крепче стали. Нерушимые путы, привязавшие меня к миру балета, теперь не казались такими громоздкими и тяжёлыми. Я могла дышать и наслаждаться ими. А остальное подождёт до утра… Особенно Дворцовский!

Глава 7. Arabesque penchée

Вечерний воздух, пропитанный сиренью и свободой, был обманчив. Эйфория от триумфа на сцене растаяла быстрее, чем пар над московскими люками, стоило мне свернуть с освещённой Театральной площади в тень переулка, ведущего к станции метро. Адреналин сменился ледяной прозрачностью оперативного сознания. Разумовская бы одобрила: «Лебедь летит высоко, но видит каждую рыбку в пруду. И щуку, которая ждёт в тени». Щука… Дворцовский. Его досье всплывало перед глазами чётче, чем рефлексы в зеркале балетного зала. Шрам на левой руке. Родинка на шее. Пристрастие к молодым рыжим. Мои кудри, выбившиеся из небрежного узла, сейчас были не просто волосами – приманкой. И я шла, ощущая спиной невидимую мишень.

В метро было душно и тесно. Я вжалась в угол вагона, сканируя лица автоматически, как учили: потенциальная угроза, нейтрал, возможный союзник… Большинство – нейтралы, усталые лица после рабочего дня. Но один взгляд зацепился – мужчина в тёмном пальто, слишком спокойный для часа пик. Не читал, не смотрел в окно. Его глаза, скользнувшие по мне, были лишены обычного человеческого любопытства. Оценивающие… Холодные… Как у куратора во время «проверки». Не Дворцовский – тот выше, массивнее. Но… Свой? Чужой? Инстинкт заставил сжать мышцы пресса, готовясь к рывку. Он вышел на следующей станции не оглянувшись. Паранойя? Или первый звоночек? В пансионе нас учили: паранойя – это не болезнь, а здоровая реакция на реальный мир. Особенно наш мир…

Квартира, которую «подобрали» кураторы, оказалась крошечной однушкой в старой, но приличной сталинке недалеко от Садового кольца. Чисто, минималистично, безлико. Идеальное гнездо для одинокой балерины из провинции, мечтающей о Большом, которую подобрали за её гениальность и посадили на содержание. Я бросила сумку на потёртый диван, первым делом проверив помещение на жучки – отработанным движением включив портативный детектор из потайного кармана пальто. Тишина… Чисто… Словно вакуум…

В ванной, глядя на своё отражение под резким светом лампы, я пыталась отделить Наталью Соколову от Натальи Ивановой. Балерина, только что покорившая сцену… И агент, которому приказали полюбить, чтобы убить. Лицо было одно – бледное от усталости, с тенью синяков под глазами, но глаза… Глаза смотрели слишком внимательно, слишком старше восемнадцати. В них горел холодный огонь пансиона, огонь Разумовской, огонь допросной комнаты. «Сквозь боль, страх и слёзы. Главное оружие – улыбка». Я попыталась улыбнуться зеркалу. Получилось жутко… Улыбка должна быть оружием, а не гримасой поехавшего маньяка.

Заварив крепкий чай, я разложила на кухонном столе копии материалов из досье. Фотографии Дворцовского. Высокий, мощный, с пронзительным, умным взглядом, который, казалось, прожигал бумагу. Шрам на смуглой коже левого предплечья – след от ножа или осколка? Родинка чуть ниже линии челюсти. Его привычки: дорогие рестораны «Гранд», спортзал «Чемпион», галереи. Его слабость: рыжие. Его профессионализм… От которого стыла кровь. Он читал людей как открытые книги. А я должна была стать для него книгой, которую он захочет прочесть до конца, не заметив яда, пропитавшего страницы. Телефон – спецлиния, выданная куратором – завибрировал тихо, как шмель, отображая текстовое сообщение:

«Завтра. 19:30. Ресторан «Гранд». Столик у окна. Будь естественна. Он любит наблюдать. K.»

K… Куратор… Или кто-то от его имени. Игра началась по-настоящему. Не сцена, а ресторан. Поле боя в лощёных скатертях и под звуки джаза. Естественна… Самое сложное задание. Я не умела быть естественной. Я умела быть балериной, убийцей, выносливой скотиной у станка. Но не наивной девочкой, случайно попавшей в дорогой ресторан. Сон не шёл… Тело ныло от перегрузок, но мозг лихорадочно проигрывал сценарии. Что надеть? Как сесть? Что заказать? Как смотреть? Как не смотреть? Каждое движение, каждый жест могли быть прочитаны профессионалом уровня Дворцовского как фальшь.

Я ворочалась на жёстком диване, слушая, как за стеной плачет ребёнок, а где-то в подворотне ругаются пьяные голоса. Этот шумный, грязный, живой мир был так чужд стерильности пансиона и театра. И в него мне нужно было вписаться. Стать своей. Для него. Утро встретило серым дождём. Тренировка в зале Большого была адом. Мышцы, перегруженные вчерашним триумфом, кричали от боли при каждом плие. Разумовская, казалось, чуяла мою нервозность и гоняла с удвоенной яростью.

– Иванова! – её трость щёлкала по полу в такт музыке, как метроном, отсчитывающий время до встречи. – Ты что, как мешок с картошкой? Выше нос! Изящнее! Ты думаешь, на сцене можно расслабиться? Театр – это фронт! Каждый выход – бой!

Она была права. Только на этом фронте врагом была не ОПГ, а собственная усталость, зависть коллег и тень Дворцовского, уже нависшая над моей новой жизнью. Анна, лучшая ученица, поймала мой взгляд во время перерыва. Её глаза, обычно такие уверенные, выражали немой вопрос.

– Ты чего сегодня как варёная? – шепнула она, отпивая воду. – После вчерашнего думала, ты окрылённая будешь.

– Не отошла, – соврала я, потягиваясь, чтобы скрыть дрожь в руках. – Колено ноет.

– Ага, – она недоверчиво хмыкнула. – Смотри не подведи нас. За тобой теперь весь курс глаз положил. Показала, что можно.

Её слова обожгли. Я была надеждой для нашего курса. А сама чувствовала себя фальшивкой, готовящейся к самой грязной игре. Если бы они знали, ради какого «успеха» я на самом деле стремилась стать идеальной… Вечер… Дождь превратился в мелкую морось. Я стояла перед зеркалом в своей каморке, оценивая образ. Простое, но хорошо скроенное чёрное платье, достаточно скромное для начинающей балерины, достаточно элегантное для «Гранд». Туфли на небольшом каблуке – удобно для быстрого движения. Рыжие волосы свободно спадали на плечи – его любимый образ. Минимум макияжа, подчёркивающий молодость и… Невинность? Невинность… Горькая усмешка скривила губы. В пансионе это понятие выжгли калёным железом. Но для Дворцовского я должна была излучать именно его. Естественную, хрупкую, немного растерянную юность.

Ресторан встретил меня волной тёплого воздуха, запахом дорогих духов, трюфелей и лёгкого напряжения. Звуки рояля, смешанные со звоном бокалов и приглушёнными разговорами. Я почувствовала себя щепкой, брошенной в омут. Официант, безупречный как манекен, проводил к столику у огромного окна, за которым мокли огни ночной Москвы. «Он любит наблюдать». Значит, я – на виду. Экспонат под стеклом. Какая прекрасная метафора…

Я заказала минеральную воду и салат, делая вид, что изучаю меню, а на самом деле сканируя зал. Оценка обстановки… Выходы… Персонал… Гости… Мозг работал на износ, раскладывая реальность на оперативные слайды. Пожилая пара в углу – безопасно. Компания бизнесменов – громкие, невнимательные. Одинокий мужчина за столиком напротив… Сердце ёкнуло… Высокий, дорогой костюм сидел на нём безупречно. Но не он… Моложе… Слишком самоуверенный взгляд. Не та мощь, не та глубина. И тогда я почувствовала его. Прежде чем увидела. Волна холодной концентрации, исходящая откуда-то справа. Медленно, будто нехотя, повернула голову.

Он сидел в полутьме у колонны, почти сливаясь с тенью. Столик небольшой, на одного. Перед ним – бокал красного вина, нетронутый десерт. Он не смотрел прямо на меня. Его взгляд скользил по залу, спокойный, аналитический, как сканер. Но я знала – он заметил меня с момента входа. Каждая моя мышца напряглась под платьем. Дворцовский… Он был даже внушительнее, чем на фотографиях. Широкие плечи, мощная шея. Лицо – резкое, с сильной челюстью и глубокими складками у рта. Не красивый, но… Магнетический. Властный… Взгляд, когда он на миг задержался на мне, был подобен рентгену – быстрый, всепроникающий, лишённый эмоций. Профессиональная оценка угрозы или объекта? Я заставила себя опустить глаза, сделать вид, что поправляю салфетку. Руки не должны дрожать. Дыхание ровное. Сердце, замолчи!

Официант принёс мой салат. Я взяла вилку, стараясь двигаться плавно, как на сцене. Каждый кусочек казался безвкусным. Я чувствовала его взгляд на себе, тяжёлый и неотступный, даже когда он смотрел в сторону. Он изучал… Считывал… Видел ли он балерину? Или чуял волка в овечьей шкуре? Прошло вечность… Он не делал ни одного движения, чтобы подойти. Просто наблюдал… Как хищник у водопоя, оценивающий добычу. Моё нутро сжималось от напряжения. Это была пытка. Игра в молчаливую войну, где первым проиграет тот, кто не выдержит и дрогнет. И тут он пошевелился… Не спеша, поднял руку, поймав взгляд официанта. Тот мгновенно подлетел. Дворцовский что-то сказал ему, тихо, кивнув в мою сторону. Официант поклонился и направился ко мне. Кровь ударила в виски. Что?

– Мадемуазель, – официант почтительно склонился, – господин Дворцовский просит передать вам его комплимент. Он был очарован вашей красотой. Он считает, что такой прелестный цветок заслуживает большего, чем ужин в одиночестве. Он просит разрешения предложить вам бокал шампанского.

Комплимент? Шампанское? Идеальный, вежливый ход. Не нарушающий дистанцию, но бросающий крючок. И главное – он зацепился за меня! Значит, был пойман точно на такой же крючок. Холодный пот выступил на спине. Я подняла глаза. Дворцовский теперь смотрел прямо на меня. Его лицо было непроницаемо, но в глазах – тень чего-то… Интереса? Любопытства охотника? Он чуть заметно поднял свой бокал в молчаливом тосте. Мой ответ должен был быть безупречным. Балерина, смущённая вниманием влиятельного незнакомца. Не агент, получивший первую леску. Я позволила лёгкому румянцу окрасить щёки, робко улыбнулась и кивнула официанту.

– Спасибо. Передайте господину Дворцовскому, что я польщена, – проворковала и хлопнула пушистым веером ресниц.

Официант удалился. Через минуту на моём столе стоял хрустальный фужер с игристыми пузырьками. Я взяла его, пальцы чуть дрожали. Подняла взгляд. Он всё ещё смотрел. Я изобразила смущённую улыбку и сделала крошечный глоток. Холодное шампанское обожгло горло. Он ответил едва заметным наклоном головы. Уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Не тёплой… Оценивающей… Удовлетворённой…

Первый контакт состоялся. Он бросил наживку. Я клюнула… Игра пошла по его правилам. Но в этом была моя сила. Он должен чувствовать себя хозяином положения. Пока не станет слишком поздно. Я отпила ещё глоток, глядя в окно на мокрые отражения огней. Где-то там, в ночи, куратор слушал, наблюдал. Но здесь, в шикарной ловушке премиального ресторана, я осталась один на один с хищником. И моим оружием был не пистолет под платьем, а смущённая улыбка, бокал шампанского и рыжие волосы, блестевшие в мягком свете ресторанных люстр. Любовь начиналась с шампанского и взгляда через зал. А смерть… Смерть терпеливо ждала своего часа в тени колонны. Я сделала ещё один глоток, ощущая, как холодная ясность оперативного расчёта накрывает панический страх. Первый шаг был сделан…

Глава 8.

Grand

é

cart

Стены пансиона встретили меня не тишиной, а знакомым гулом – стонами растягивающихся у станков, резкими окриками преподавателей, визгом паркета под пуантами. Возвращение в эту казарму после ночи в «свободе» и шампанского с тенью Дворцовского было как ледяной душ после жаркого пекла. Эйфория от сцены и адреналин от встречи сменились тягучей, знакомой усталостью во всех костях. И тревогой… Глубокой, как старые шрамы, которые никогда не затянуться и навечно останутся, напоминать о наболевшем. Я едва успела переодеться в тренировочное трико, как ко мне подскочила запыхавшаяся десятиклассница, Лиза.

– Наташ! – ухватив меня за руку, она едва смогла отдышаться, а её глаза были круглыми от страха. – Тебя к нему! Срочно! В кабинет!

В пансионе балетного искусства и грации не требовалось уточнений, в какой кабинет и куда тебя могли вызывать с таким выражением на лицах пансионок. Куратор… Виктор Сергеевич… Ледяной комок сформировался под ложечкой. Так быстро? Значит, наблюдали… Следил… Контролировал первый контакт с жертвой. Им всё было известно о шампанском, о взгляде через зал. О том, как я «клюнула». Я кивнула Лизе, стараясь, чтобы голова не моталась из стороны в сторону, как у безвольной куклы, и пошла по длинному, знакомому до боли коридору.

Зеркала отражали бледное лицо с тёмными кругами под глазами. Балерина после триумфа? Скорее – загнанный зверь в капкане, который не знал, как поступить, да и лапу отгрызать было слишком поздно. Кабинет Виктора Сергеевича пах дорогим табаком, кожей и властью. Он сидел за массивным столом, спиной к окну, за которым шёл проливной дождь, превращая двор пансиона в серое месиво. В руках у него была тонкая папка – моё досье? Отчёт о вчерашнем вечере? Он не поднял головы, когда я вошла и встала по стойке «смирно», как учили.

– Закрой дверь, – его голос был ровным, без интонаций.

Хуже крика… И немедленного расстрела. Щелчок замка прозвучал как выстрел. Тишина стала густой, давящей. Он медленно перелистывал страницы, будто меня не существовало. Каждая секунда тикала в висках оглушительным гулом крови. Я чувствовала, как капли дождя стекали по стеклу, словно барабаня по моей спине, хотя это был всего лишь холодный пот. Он знал… Знал… Наконец-то, мужчина отложил папку. Поднял глаза… Взгляд – не рентгеновский, как у Дворцовского, а пронизывающий до самых нервов, подобно хирургическому скальпелю. Холодный, острый, режущий до кости…

– Ну что, Соколова, – он произнёс моё имя с ядовитой сладостью. – Повеселилась вчера? Попила шампанского под джаз в «Гранде»? Чувствуешь себя звездой?

В это мгновение сердце буквально упало в пятки, не желая вновь начинать свой бег и выдавать моей растерянности. Страх парализовал и сковал по рукам и ногам. Я открыла рот, чтобы сказать что-то про задание, про контакт, но он резко прервал жестом, даже не дав заговорить.

– Молчи! – его голос оставался тихим, но в нём зазвенела сталь. – Ты понимаешь, на какую ниточку ты поставила всю операцию? На каком лезвии ты танцуешь?

Он встал, медленно обошёл стол. Его тень легла на меня. Он остановился в шаге. Слишком близко. Я чувствовала запах его дорогого одеколона, смешанный с табаком. Он не кричал. Он шипел. Бросил на стол распечатку – смазанное фото из ресторана: я за столиком, моё лицо в полупрофиль, бокал в руке. И чуть в стороне, в тени – силуэт Дворцовского за его столиком.

– Ты получила приказ: быть естественной, – куратор сделал паузу, и его глаза сузились, впиваясь в меня. – Наблюдать… Вписаться… Где в твоём вчерашнем поведении была «естественность»? Где! Ты вышла туда, как на парад! Как на сцену! С развевающимися рыжими знамёнами! Ты сияла своей доступностью! Он – не слепой дурак с улицы! Он профессионал высшего класса! Он видит игру за версту! И что он видит? Молодую, явно не по средствам одетую балерину, одиноко сидящую у окна в «Гранде»? Нет! Он видит приманку! Слишком яркую, слишком нарочитую! Ты думаешь, он поверил в твоё «смущение»? Он увидел плохую актрису! Он увидел куклу, которой дёргают за ниточки! И знаешь, что это значит?