Бумажная луна бесплатное чтение

Глава 1.

Стук колёс поезда, проезжавшего мимо, заглушил часть реплик из разговорного динамика телефона.

Не стал переспрашивать.

Общее понимание посыла речи, излагаемой приятным, хоть и слегка искажённым телефонией, голосом девушки, у меня было. И посыл этот был значительно менее приятен, чем голос.

Посыл этот не сулил ничего хорошего.

– А ты даже не позвонил мне, не проверил, всё ли у меня в порядке, – возмущённо завершила девушка затянувшееся на две пронёсшиеся мимо платформы электрички, высказывание.

Не знал, что ответить.

С одной стороны, мог бы сказать, что она – взрослый человек, и я ни в коем случае не сомневался в том, что вчерашнее состояние алкогольного опьянения, пребывая в котором она терроризировала меня в рабочее время по телефону и в мессенджеры, не приведёт к каким бы то ни было серьёзным и тяжёлым, непоправимым последствиям.

Что, конечно же, соответствовало действительности.

Можно было ещё добавить обвинительного мотива пассаж о том, что не стоило изначально так много пить. В конце концов, любому уважающему себя взрослому человеку, без явных проблем с зависимостью, к коим я причислял собеседницу на другом конце "провода", стоит знать меру.

С другой стороны, мог бы извиниться за невнимательность. Сдаться, пойти на уступки. В конце концов, женщинам это всегда приятно. Может, даже потратить вечер на придумывание какого-нибудь широкого жеста в качестве знака моего раскаяния. Устроить запоминающееся свидание, сделать подарок, например. Или, всё это вместе, чтобы не оставить ни малейшего шанса на продолжение выплёскивания на в мой адрес каких-то обид.

Но ни один из этих вариантов меня сейчас не устраивал.

Не понимал, почему.

– Ты даже сейчас молча в трубку дышишь. Тебе сказать нечего? – собеседница не дала мне много времени на раздумья, – А мне есть, что сказать. Я устала от твоего безразличия. Между нами всё кончено.

Следующая тронувшаяся от платформы электричка заглушила короткие гудки в трубке, пришедшие на смену голосу моей, похоже, уже бывшей, девушки.

Убрал телефон в карман.

Какое-то время устройство ещё неистово вибрировало, уведомляя о новых входящих сообщениях. Догадывался, кто и отправляла, и потому не спешил проверять приложение мессенджера.

Это могло подождать.

Слишком приятный вечер, чтобы думать какие-то напрягающие мысли, а поведение Даши – так звали девушку, с которой чуть больше двух месяцев назад начал встречаться – было именно таковым. Хотелось наслаждаться лёгким и тёплым воздухом, свойственным последним дням сентября в наших широтах. Скоро такая возможность пропадёт. Буквально, ещё недели полторы – и природа превратится в злейшего и мрачнейшего врага человечества.

По крайней мере, той теплолюбивой части человечества, к которой я привык себя причислять.

Увидев приближающиеся из за поворота лобовые фонари электропоезда, выбросил окурок на пути. Описывая оранжевую спираль в воздухе, погоняемый лёгким порывом ветра, он в конце концов упал, рассыпавшись снопом искр, где-то между шпалами.

Я подошёл к месту, где, предположительно, откроются двери вагона. Состав в светло-серой обшивке с большими, чистыми и светлыми окнами, остановился на удивление бесшумно. Сделал пол-шага в сторону, чтобы пропустить покидающих вагон пассажиров.

Надел наушники и включил музыку.

Заметил, что оказался прав: поток входящих сообщений действительно был от Даши.

Упрёки, претензии и обиды.

Содержание сообщений было не менее предсказуемым, чем личность их отправителя.

Поймал себя на мысли о том, что не хочу никак на них реагировать. Может быть, просто в моменте. Может быть, вообще не хочу. Если девушка решила обидеться за какую-то, на мой взгляд, мелочь – это её проблема. А от того, что мы расстаёмся, мне и вовсе было ни тепло, ни холодно. А если так, то зачем напрягаться с целью загладить вину, которой, если подумать, и нет вовсе?

Глядя в большое, до абсолютной прозрачности чистое, окно вагона электрички, на проносящиеся мимо городские пейзажи, искажённые едва заметными отражениями сидений в серо-оранжевых чехлах и людей на них, продолжал взвешивать все плюсы и минусы случившегося расставания. Безусловно, виды передо мной открывались красивые. Можно было бы сосредоточиться на них. Забить на сложные размышления. Однако, даже не обладай я фотографической памятью, ездил этим маршрутом уже достаточно долго, чтобы эти самые виды уже приелись. Чтобы я запомнил их настолько хорошо, что мог бы указать каждую достопримечательность, не глядя. В каждое из возможных в наших широтах времён года, в любую погоду. Здесь не было для меня ни одной детали, какую бы не запомнил.

А потому сосредоточиться на проносящихся мимо красотах не получалось. Получалось думать о том, что плюсов в расставании, предотвращать которое я не собирался, в конце концов, значительно больше, чем минусов.

Забавно получается.

Не мог не поймать себя на мысли о том, что никогда с такой легкостью не относился к разрывам отношений. Значит ли это, что я ничего не чувствовал к Даше?

Очень похоже на то.

Хотя, пока мы встречались, не вёл себя, как совершенно бесчувственный камень. Не воспринимал себя таковым. Конечно, до поведения старшеклассника, только-только в кого-то влюбившегося взаимно, мне было далеко; но и годы уже не те. Тем не менее, за непродолжительный срок отношений придумал даже парочку "наших", личных, традиций, которым мы следовали до конца.

Ловил даже от этой авантюры какие-то позитивные эмоции.

Наверное, в сухом остатке, я делал всё это только для себя.

Под эти размышления и альбом «Дёрт» Элис ин Чейнз, не заметил, как вышел из электрички на нужной станции и прошёл от неё добрую треть пути до дома. Идти слишком быстро не хотелось: классная музыка, приятная погода и факт, что в квартире меня никто не ждёт, мотивировали растянуть вечернюю прогулку, если не до встречи рассвета на Холмах, то по крайней мере – до получаса, или около того.

Листья уже начинали желтеть на деревьях и местами опадать. Вселяло некоторую, тихую, и не слишком заметную, но всё же, тоску.

И мысли о том, что неплохо было бы перебраться в более тёплые края.

Чёрт возьми, если бы не повышение на работе, которое внезапно получил на днях, можно было бы смело увольняться и отправляться искать своё счастье где-нибудь на морском побережье. Теперь же новые обязанности добавляли в рутину интерес, а в кошелёк – приличную сумму денег, достаточную для смирения с тем, что впереди меня ждут пол-года сперва мрака и серости, а затем – снега и мороза.

– В следующем году…

Судя по тому, что проходившая мимо девушка обернулась, сказал это вслух.

Усмехнулся.

Как и всё хорошее, вечерняя прогулка подошла к своему логическому завершению, когда ноги, пусть медленно и не самым прямым из маршрутов, привели меня к знакомой двери подъезда, каждую царапину, потёртость и вмятину на бордовом покрытии которой знал уже наизусть. Разминувшись в дверном проёме с соседом, с которым, не вынимая из ушей наушники, обменялся приветственными жестами, достал ключи от квартиры. Несколько оборотов в замочной скважине, скрип, настолько знакомый, что для того, чтобы его услышать, не нужно было ставить музыку на паузу, щелчок выключателем под правой рукой – и можно скидывать ботинки.

Отключил телефон от наушников и подключил к колонке. Как только и этот ритуал был выполнен, можно было окончательно и бесповоротно признать: я дома.

Теперь можно приготовить и употребить ужин и ложиться спать, чтобы утром проснуться и отправиться в путь навстречу новому рабочему дню.

Когда газ под полной воды кастрюлей и щедро залитой маслом сковородкой был подожжен, прикурил сигарету от конфорки и уставился на экран телефона. Как правило, в это время я переписывался с девушкой. Однако, раз звёзды сошлись так, что ничего ей отправлять не хочу, отправил дежурные ежедневные мемы приятелям, у которых был в цене подобный метод общения.

Чувствовал ли я себя более одиноко?

Не знаю.

Наверное, должно пройти некоторое время, чтобы я оценил перемены.

Время, чуть большее, чем требуется для закипания полутора литров воды в кастрюле.

Вскоре ответные мемы были получены и прокомментированы, где должны были быть. Проставлены «огонёчки», «клоуны» и «пальцы вверх», где должны были быть. Ужин приготовлен и сервирован и, оперируя вилкой, я продолжил копаться в себе в поиске то ли какого-то эмоционального отклика на последние события, то ли планов дальнейших действий, которые теперь стоило бы предпринять.

Очистив тарелку от остатков скромного, типично-холостяцкого, блюда, включил игру на телефоне, которой, до знакомства с Дашей, убивал свободное время, стоило таковому у меня появиться.

Всё-таки, за минувшие месяцы, в моей жизни её стало слишком много. Стоило только начать встречаться – Даша, буквально, из всех щелей начала лезть и появляться, то на экране смартфона, то возле двери квартиры, в самые неожиданные моменты.

Хотя это временами и напрягало, но, в целом, было достаточно мило.

Какое-то время бездумно водил пальцем по экрану, отвлекаясь, разве что, на сигареты и переключение музыки в плеере. Отлично работало на то, чтобы отвлечься от попыток продолжить копаться в чувствах, которые длились весь вечер, с момента, когда Даша положила трубку телефона и до сих пор. И на откладывание мытья посуды – процедуры столь же необходимой, сколь и отвратительной для меня.

Может быть, раз теперь больше зарабатываю, стоит задуматься о покупке посудомоечной машины?

Уже лёжа под одеялом, подумал о том, что есть в ситуации ещё один плюс, не столь очевидный ранее. Теперь нет нужды на ночь выключать музыку. Конечно, моя, наверное, уже бывшая, девушка, не каждую ночь проводила у меня; однако, до того, как я начал с ней встречаться, вообще достаточно продолжительное время не приглашал гостей. Особенно на ночь. Появление в сфере взаимодействия с людьми романтического партнёра внесло корректировки во многие аспекты жизни, к которым успел привыкнуть настолько, что, можно сказать, сроднился.

Теперь они снова со мной.

Круглосуточно работающая колонка – один из таковых. Первый, решительно в авангарде ворвавшийся в ознаменованный расставанием новый период жизни. И подобных ему будет ещё немало.

Радует ли это меня?

Как будто бы, нет в жизни однозначно хороших и плохих вещей, событий и явлений. Привыкнуть можно абсолютно ко всему. И я привык, сначала к одиночеству, а потом – к тому, что в жизни появился человек, на это самое одиночество посягавший.

Стоило ответить себе на вопрос – а нравится ли мне быть одному?

Если да – то могу ли со спокойной душой уснуть, не парясь ни о чём?

Если нет – может быть, стоит извиниться перед Дашей, помириться с ней? Или приступить к поиску новой пассии?

Сам не заметил, как открыл приложение дейтинга, через который и познакомился с девушкой в начале лета. Увидел светящийся кружочек возле аватарки бывшей девушки в меню диалогов.

– А ты тоже время зря не теряешь… – с усмешкой перешёл в меню анкет.

Значит, наверное, могу вообще не париться ни о чём.

Полистал какое-то время анкеты. Какие-то лайкнул, над какими-то – посмеялся, от каких-то испытал в тяжелейших проявлениях приступы испанского стыда. Закрыл приложение и отложил телефон на прикованную тумбочку.

Странно.

Почему-то мне всё-таки тревожно.

Почему?

Казалось бы, причин на это нет. На поверхности. Искать их где-то глубже?

Занятие, может быть, и нужное для того, чтобы в конечном итоге понять, что причины для тревоги, которые имеют место – херня, и продолжать загоняться абсолютно бессмысленно. Однако, на это вполне могла уйти вся ночь, что было бы совсем не круто.

Мне уже двадцать семь. А это далеко не семнадцать, когда без особо заметного вреда для бодрости и продуктивности можно не спать двое, а то и трое суток.

Тем более – не спать ночь, рефлексируя на какую-нибудь, совершенно незначительную, тему.

Почему нельзя просто прийти к финальному выводу, понять, что причины для тревоги, которые имеют место – херня, и продолжать загоняться абсолютно бессмысленно, без часов предварительных самокопаний?

Было быудобно.

Может быть, когда-нибудь и получится достигнуть того уровня просветления, а вместе с ним и похуизма, при которых нечто подобное станет возможным.

А сейчас…

Сейчас чертовски сильно хотелось закурить.

И даже если забыть о том, что, хоть и установил себе правило курить исключительно на кухне, временами это правило сам же и нарушал; а значит, мог бы нарушить и сейчас – за сигаретами и зажигалкой нужно было вернуться на кухню.

Для того, чтобы вернуться на кухню, нужно было покинуть уютное гнездо из двух одеял и трёх подушек, которое я уже успел себе свить.

Не мог понять, чего хочу сильнее – курить или оставаться в гнезде.

Очередной сложный выбор между желанным покоем и решительными действиями.

Слишком много дилемм для одной ночи с четверга на пятницу.

Полторы песни спустя понял, что перекур мне всё-таки нужен. Это разрешало одну из дилемм и давало надежду на то, что пресытившийся никотином организм всё-таки отойдёт, наконец, к столь нужному сейчас, сну.

Уже сидя возле пепельницы, снова открыл приложение дейтинга. Увидел, что некоторые поставленные мной ранее симпатии взаимны. Чуть более внимательно, чем при беглом просмотре перед свайпом, прочитал анкеты Жени и Полины. И, если у первой описание было столь скудным, что ничего, кроме «Привет, как дела?» В качестве первого сообщения в голову не приходило, как ни пытался родить хоть какой-то комплимент; то в случае со второй два абзаца текста давали некоторые крючки, за которые можно зацепиться при начале диалога.

Написал обеим. Получил ответы на сообщения.

Прогноз сработал верно на все сто. Диалог с Женей закончился также быстро, как и начался. Решил, что не хочу что-то придумывать, вытягивать из неё сообщения клещами, и в целом как-то напрягать голову ради потенциального знакомства. Диалог же с Полиной начался более оживлённо. Но, как ни крути – с десяток сообщений спустя, завершился вполне закономерно.

Не мог понять, нет у меня ресурса на то, чтобы знакомиться с кем-то, или желания; однако, в любом случае, продолжать общение с девушками в чатах шло в разрез с тем, что сейчас назвал бы для себя комфортными условиями.

Затушил окурок в пепельнице и закрыл приложение.

Хватит с меня социальной активности на сегодня. А то, продолжая втыкать в смартфон, можно и до утра засидеться. Что ни коим образом не сочеталось с желанием выспаться.

Оно, в конце концов, вообще надо мне сейчас?

Может быть, и нет.

Может быть, стоило бы с новыми знакомствами не спешить. Дать время, дождаться, пока осядет пыль.

Которая, как казалось на первый взгляд, вовсе и не поднялась.

Нужно время.

Нужно понять, действительно ли мне всё равно.

В конце концов, получать всё, везде и сразу – безусловно, круто; однако, далеко не всегда полезно в долгосрочной перспективе.

Нужно поспать.

Дать организму заслуженный отдых, а времени – возможность сделать грязную работу за меня.

Следующая по порядку случайного воспроизведения песня «Десекрейшн смайл» в исполнении Ред Хот Чили Пепперс – заставила усмехнуться перед тем, как я всё-таки закрыл глаза и приступил к подсчёту прыгающих через забор, зачем-то возведённый посреди бескрайнего зелёного луга, овец.

Их блеяние, не смотря на всю свою сюрреалистичность в качестве бэк-вокальной партии, умиротворяло и отгоняло сложные мысли на пару с совершенно не нужным прямо сейчас самоанализом, куда-то далеко. За пределы поля моего восприятия.

А это было именно то, что нужно сейчас.

Одеяла становились всё тяжелее…

Глава 2.

Конец совещания ознаменовал собой и конец рабочего дня.

Это было первое для меня совещание в новой должности и первое, которое я проводил самостоятельно, пусть и под присмотром старшего товарища.

Старший товарищ, также известный, как Сёма, сейчас вместе со мной шёл в курилку.

С момента моего повышения он негласно стал кем-то вроде наставника, наблюдателя за тем, как я справляюсь с новыми должностными обязанностями, ходячего справочника на случай, если у возникнут какие-либо вопросы, и спасателя, на случай если я облажаюсь настолько, что возникнет необходимость в принятии экстренных мер для минимизации или устранения ущерба.

До сих пор, конечно, ему в большей степени приходилось выполнять роль ходячего справочника, когда у меня возникали разного рода дебильные вопросы. На которые я и сам, если подумать, знал ответы. Видел ведь, в конце концов, находясь на ступеньку карьерной лестницы ниже, что делают люди, что находились там же, где я сейчас. Однако, то ли от нервов, то ли от тревоги, то ли для того, чтобы убедиться в своей правоте через мнение со стороны, продолжал и продолжал заёбывать Сёму теми самыми разного рода дебильными вопросами.

Он не возражал.

С завидным спокойствием относился вообще ко всему.

Всегда завидовал его спокойствию и настолько ровному, что по нему хоть уровни калибруй, отношению абсолютно ко всему, что происходит вокруг. Он, казалось, был абсолютно непробиваем.

Впрочем, может быть, дело было в возрасте.

Сёма был почти на двадцать лет старше меня.

К любому другому человеку его возраста и статуса я обращался бы, если не по имени и отчеству, на «вы» и шёпотом; то, по крайней мере, полным именем. Однако, Сёма сам не любил, когда нему обращаются как-то иначе, и его полное имя помнили и применяли по назначению только официальные документы, отчёты и сотрудники отдела кадров.

– Хорошо справился. Молодцом.

– Спасибо, – ответил я, – Волновался – пиздец.

– Что там волноваться? Ты же видел, в конце концов, как это делается, десятки раз.

– Оно, конечно, так… Но знаешь, в самом начале я запаниковал настолько, что вообще забыл не только, что и как сейчас нужно говорить и делать. Я забыл как меня зовут.

– Ладно, понимаю, о чём ты. Дальше будет легче. Кстати, хочешь бесплатный совет?

– Вещай.

– Когда от волнения ладони потеют, вытирай их об волосы. Не об рубашку. У тебя на ней пятно осталось.

– Серьёзно?

– Ага.

– Так заметно было?

– Ага.

– Ёбаный стыд…

– Да не парься так. Продолжай в том же духе, и всё будет круто.

Сёма улыбнулся.

Было что-то странное, не от мира сего, в его улыбках.

Они были, словно высечены в камне. Холодные, отстранённые, идеально выверенные движения губ при полном отсутствии и намёка на эмоции во взгляде. Первое время, когда я только устроился работать здесь, было очень не по себе от его улыбок в частности и мимики в целом.

Однако, человек может привыкнуть ко всему. И, со временем, мороз по коже сменился спокойным принятием.

Так и я привык к "экспрессии" старшего коллеги.

– Сделаю всё от меня зависящее, – улыбнулся в ответ.

– Давай-давай. Того и гляди, глазом моргнуть не успеешь и моим начальником станешь.

– Обогнать тебя? А сам-то?

– А что «сам-то»? Я уже староват для карьерных гонок. Это для молодых, – он выдержал паузу, во время которой затянулся сигаретой, – Я своего потолка уже достиг. И меня всё устраивает.

– Ну… Никогда не говори «никогда».

– Кажется, мы солидарны с вышестоящим руководством в том, что повышать меня никуда не нужно, – вновь улыбнувшись своей фирменной улыбкой, констатировал собеседник, – Ты мне вот что лучше скажи. Есть планы на вечер?

– Неа.

– Что, Дашке не до тебя?

– Вроде того. По правде сказать, мы поссорились, и я хуй знает, хочу ли мириться.

– Вот, значит, как. Тогда моё предложение для тебя как никогда актуально.

– Что за предложение?

– В паре кварталов отсюда новый бар открылся недавно. Хочу разведать.

– Звучит заманчиво.

– Присоединяйся. Дёрнем по пивку, или по два. Я угощаю.

– Я и так не собирался отказывать, а теперь… Удивлён, почему мы ещё не бежим в бар, – я усмехнулся в ответ.

Обменявшись дежурными приветствиями и прощаниями со всеми, кто, как и мы, собрался после окончания рабочего дня, в курилке, мы направились к выходу с территории комплекса, где в том числе находился и наш офис. Миновав турникет посреди живой изгороди, всегда идеально ровно, листочек к листочку, выстриженной, вышли на мощёный плиткой тротуар. Настолько узкий, что едва ли было удобно рядом друг с другом идти двум людям.

– Веди теперь.

– Ага, – коротко ответил коллега, свернув за турникетом налево.

Вскоре изгородь, окружавшая территорию с несколькими футуристичного дизайна трехэтажными светло-серыми зданиями с причудливым застеклением осталась далеко позади, а после поворота на короткую однополюсную улочку, и вовсе исчезла из обозримого пространства.

– Не перестаю удивляться тому, какие у тебя размашистые шаги, – в продолжение диалога Сёма всё-таки переключился с обсуждения рабочих процессов и должностных инструкций на что-то более насущное.

– Идти медленнее?

– Да нет. Просто отмечаю твой энтузиазм.

– К ходьбе или к халявному пиву?

– Да.

Мы рассмеялись.

– Что за бар-то? Ты что-то о нём знаешь?

– Помнишь «Ржавый Гвоздь»?

– Этот блядюшник? Был там в последний раз, кажется, ещё студентом.

– Тогда, наверное, не знаешь, что он пол-года как закрыт.

– Неужели? Мне казалось, он вечен.

– Как выяснилось, нет. В общем, на его месте новое заведение. «Счастливая Семёрка», называется.

– Звучит как-то старомодно. Или, как казино. Или, как старомодное казино.

– Вот и проверим.

– Будем повторять «Ещё, ещё», улыбаясь Мэйбл, пока не свалимся в штопор?

– Как Марк Сэндман завещал, – Сёма кивнул в ответ.

В конце концов, он стал одним из первых людей в офисе, с кем я начал близко общаться, в том числе и потому, что случайно узнал – у нас во многом схожие музыкальные предпочтения.

Встретить кого-то, кто слушает хотя бы на половину то же, что и я – явление не слишком частое, чтобы пренебрегать общением с такими людьми.

Вскоре мы прошли те самые два квартала, что отделяли нас от нового бара, и кирпичное здание с панорамным остеклением на фасаде улыбалось потенциальным гостям тёмно-розовой неоновой вывеской с надписью «Счастливая Семёрка».

И действительно, было в этом что-то старомодное.

Из прошлого века.

Следующим, что меня удивило, было отсутствие дуболомов в чёрном с надписью «Охрана» на футболках при входе. Не оказалось таковых и внутри.

Забавно.

На мгновение показалось, что внутри помещение больше, чем снаружи.

Уверенным шагом мы с коллегой пересекли танцпол, на котором уже начинали собираться пятничные тусовщики от студентов и такого же, как и мы, офисного планктона, и заняли два свободных табурета у барной стойки.

По ту сторону гигантской столешницы из массива дуба, хоть и, по идее, новой, но уже собравшей на себе впечатляющее количество сколов, трещин, пятен и иных следов бурного веселья, нас встретил кто угодно, но только не Мэйбл.

В роли наливающего перед нами предстал парень, на вид – мой ровесник. С длинными волосами, собранными в пучок, и не слишком аккуратной бородкой, на два оттенка темнее волос.

– Джентельмены, – обратившись к нам, он улыбнулся. Как-то, даже слишком, тепло, дружелюбно и приветливо.

– Привет, – кивнул в ответ.

– Нам два светлых, – сверившийся быстрым взглядом с меню, Сёма положил на столешницу купюры необходимого номинала и количества.

– А может, по коктейлю?

– Не в этот раз.

– А напрасно. Многое теряете.

– Вечер только начинается, – обнадёжил я сотрудника нового заведения.

– Кажется, ты настроен чуточку серьёзней, чем я, – прокомментировал коллега-собутыльник, как только мы получили свои открытые бутылки ледяного лагера.

– Мне здесь нравится. Определённо больше, чем в «Ржавом Гвозде». Может быть, и задержусь.

– Вот, как? И такой вывод – до того, как ты начал пить?

– Интерьер тут чертовски стильный. И Оффспринг вместо той электронной долбёжки с сотрясающими пол-квартала басами, которую раньше крутили. Это уже два огромнейших плюса заведению.

– Согласен.

– За хорошие кабаки, – поднял бутылку над головой.

– За хорошие кабаки, – повторил за мной Сёма, звякнув стеклом о стекло.

Мы продолжали болтать, обсуждая всё на свете и ничего одновременно, сидя спиной к барной стойке и глядя на танцпол, где в каком-то относительно упорядоченном хаосе двигались людские тела. Гостей бара становилось всё больше, а музыка становилась всё громче, однако, до сих пор не возникало ощущения той потной тесноты просроченных шпрот в консервной банке, как это было в заведении-предшественнике пятничными вечерами. Вскоре громкость музыки возросла до того количества децибел, при котором разговаривать можно было только крича собеседнику в ухо, однако, до сих пор работа местного диджея не вызывала негодования. Наоборот: он как будто бы подбирал музыку идеально под моё текущее настроение.

Моему собутыльнику тоже всё нравилось.

Когда музыки стало слишком много, мы перестали разговаривать. Заказали ещё по одной, растворились в атмосфере нового бара вместе и каждый в своих мыслях по отдельности, до того момента, как привлёкший похлопыванием по плечу моё внимание Сёма жестом не предложил выйти покурить.

Ловко лавируя между танцующими телами, пробрались к выходу.

– Нет, это место совершенно точно мне нравится.

– Согласен.

– Рискну заявить, что этот бар – лучший у нас в городе.

– Ну, тут не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, – ответил Сёма.

– Не хочешь тут задержаться?

– Не сегодня. Староват я уже для того, чтобы тусить всю ночь напролёт, – фраза завершилась фирменной, словно высеченной в камне, улыбкой.

– Как знаешь.

– А тебе хорошего вечера.

– Спасибо. Взаимно.

Мы пожали руки на прощание, и Сёма направился к остановке трамвая.

Я же, затушив в пепельнице окурок, вернулся в бар.

Настало время заплатить бармену за то, чтобы он показал, на что способен. Повестись на ненавязчивую провокацию, что прозвучала, когда я только сюда пришёл.

Проблемой стало то, что я не увидел в меню ни одного знакомого названия. Одно из двух. Либо коктейльная карта здесь, как это модно нынче, полностью «авторская», либо, в попытке выделиться на фоне многих других заведений города, что, на самом деле, лишь больше превращало их в бледные копии друг друга. Либо местный шеф-бармен решил творчески подойти к подбору названий для классики, с которой я хоть в какой-то степени был знаком.

Что в первом, что во втором случае, пользоваться смартфоном и интернетом для сопоставления входивших в меню названий с алкогольными напитками, было бессмысленно.

Оставалось дождаться, пока бармен не закончит то ли флиртовать, то ли принимать заказ у двух подруг, сидевших чуть поодаль.

Пока эти трое болтали о чём-то и смеялись, сам не заметил, как начал постукивать кончиками пальцев по столешнице в ритм игравшей на весь зал песни. Захотелось как можно скорее расслабиться, перестать думать, полностью раствориться в атмосфере заведения, интерьер и музыка в котором к этому располагали.

Для этого не хватало только новой порции выпивки.

Слишком долго себя ждать сотрудник заведения не заставил.

– Итак, о коктейлях, – крикнул я ему в ухо, перевалившись через столешницу барной стойки.

– Я тебя внимательно.

– Нихрена не понял в меню. Может, посоветуешь чего?

– Может, и посоветую.

– Что-нибудь на текиле есть?

– Мне нравится ход твоих мыслей. Есть, конечно.

– Варианты?

– Доверься мне.

Бармен ловко снял с полок четыре бутылки, из которых смог опознать только две – соответственно, с текилой и апельсиновым ликёром. Разлил содержимое каждой из них по льду в шейкере и, завершив смешивание, вопреки моим ожиданиям – без какого-либо типично-барменского шоу с флейрингом и прочими полуакробатическими полутрюками, налил коктейль, словно светившийся бледно-голубым неоном, в бокал на ножке.

Красивая штука.

– Что это?

– Мы называем это «Убить пересмешника». Уверен, тебе понравится.

Его уверенность, конечно, подкупала; однако, вместе с этим и вызывала некоторое недоверие. Которое исчезло полностью, стоило мне попробовать поданный напиток.

Удивительно, но для бармена это было с первой попытки попадание «в десятку».

Коктейль оказался настолько вкусным и, по ощущениям, лёгким, что первая порция была выпита слишком быстро. Бармен даже толком отойти от меня не успел к моменту, когда я заказал следующий.

– Решил налечь на выпивку в гордом одиночестве?

– Второй коктейль. Не так уж и налегаю, – парировал я.

– Ну смотри, он крепче, чем кажется.

– Значит, будет весело.

– Моё дело предупредить. Дальше – любой каприз за твои деньги, – хотя и не мог увидеть лица бармена, кричавшего свои реплики мне в ухо, готов поспорить, где-то под усами, нуждавшимися то ли в расчёске, то ли в бритве, он улыбался.

Не стал отвечать. В конце концов, продолжать разговор через барную стойку при текущей громкости музыки было проблематично. Вернулся в значительно более комфортное, сидячее положение, и достал из кармана кошелёк. Намекая – хотелось, чтобы бармен перестал задавать вопросы, юлить и язвить. И начал делать свою работу.

Раздражение нарастало, однако, не стал его ни коим образом выражать.

Впрочем, он, словно прочитав мои мысли, приступил к выполнению манипуляций со льдом, шейкером и бутылками.

Вопреки громкости музыки, начал слышать разговоры окружавших меня гостей бара. Их голоса пробивались сквозь музыку. Хотя и слышал достаточно громко и чётко, не получалось определить, кому именно они принадлежат. Не получалось разобрать слова. Как будто «Счастливая Семёрка» на самом деле находилась в стране, языка которой я не знал.

Усмехнулся.

И это – после одного коктейля?

Что дальше?

Второй был выпит уже не так быстро. Не знаю, хотел ли я растянуть вкусный напиток, или всё же внял предостережению бармена. В конце концов, за вторым последовал третий.

Рано или поздно, бледно-голубая, будто бы, светящаяся, жидкость в бокале закончилась. Стоило этому случиться, понял, что хочу с кем-нибудь поговорить. Та лёгкость, которую только начинал испытывать от выпивки, улетучилась быстрее, чем успел это заметить.

К горлу подступал ком, который мешал дышать.

Нужно было его выдавить наружу. Раньше, чем задохнусь.

Я начал вспоминать образы.

Ботинок, лежащий на асфальте, немного поодаль от свежих, будто бы дымившихся, чёрных тормозных следов. Холодный бордюр. Окурки под ногами. Чертовски много окурков, целая гора. Не унимающаяся дрожь в руках. Да и во всём теле. Люди в форме, в разных формах, а где-то – в однотипных, бесформенных дождевиках, суетящиеся вокруг.

Много чёрного. Много серого. Много красного.

Красное и синее, то появляющееся, то исчезающее, конусами света вращающихся ламп. Холод и жар, то ли сменявшие друг друга на каких-то неуловимых скоростях, то ли одновременно испытываемые. Темнота и яркий свет вокруг.

Темнота, в которой не было видно абсолютно ничего. До такой степени, что сложно было понять, где верх, а где низ.

Яркий свет от ритмично вращавшихся ламп, синих и красных. Яркий свет, ослепляющий, лишь усиливая тем самым ощущение сменявшей его темноты.

И абсолютно такой же ком в горле, что нужно было выдавить наружу. Однако, сколько бы попыток ни предпринималось, те редкие слова, что получалось произнести, с большим трудом связывались в предложения. Нужно было говорить, когда мне задавали вопросы и, как мог, я пытался это делать.

Не уверен, что это было именно то, чего от меня ожидали.

Кто-то что-то записывал.

Кто-то кому-то звонил.

Кто-то загружал чёрный пластиковый мешок на носилках в белую машину с красными полосами на бортах.

Вспомнил, что лицо тогда было омерзительно мокрым. Не мог понять, от чего именно. Были то слёзы, холодный пот или чужая, ещё сохранявшая какое-то тепло, кровь. Или всё это вместе.

Не знал, что кровь может быть такой вязкой.

Хотелось стереть всё это с лица, очиститься, отмыться. Однако, все попытки сделать это заканчивались только размазыванием склизкой, жидкой массы по лицу и шее.

Мелкие капли противного, холодного дождя ничего не смывали. Только болезненно врезались в кожу, подобно иголкам.

Только добавляли грязи.

Казалось, будто этой грязью теперь покрыт весь мир, и от этого никак не избавиться.

Моргнув, обнаружил себя на улице, пытающимся дрожащими пальцами высечь огонь из дешёвой пластиковой зажигалки. Как только у меня это получилось, понял, что взялся за сигарету не с той стороны, и затянулся плавящимся фильтром.

Откашлялся.

Чёрт возьми, насколько же это было мерзко.

Неожиданный дискомфорт как будто бы вернул в реальность окончательно, и следующую сигарету прикурить получилось правильно, и значительно быстрее.

Воспоминания, яркие и чёткие, не покидали меня.

Это был один из тех моментов, когда я проклинал свою фотографическую память. Чёрт возьми, как же здорово бы было, будь у неё выключатель, или что-то в этом роде. А ещё лучше – кнопка, которой можно было бы попросту избирательно стирать себе память.

Но, в отсутствие таковых, приходилось пользоваться инструментами и средствами, которыми в данный момент располагал.

Когда-то давно кто-то сказал мне, что лучше всего в таких ситуациях выговориться.

Стоило так поступить.

Однако, был ещё слишком трезв для того, чтобы раскапывать воспоминания, что я держал за семью замками, но случайно высвободил под действием зелья из текилы, апельсинового ликёра, и чего-то ещё.

Докурив вторую сигарету, решительно, хотя и всё ещё дрожащей рукой, открыл дверь «Счастливой Семёрки» и направился к барной стойке. Нужно было накидаться до состояния, когда язык окончательно развяжется и я смогу найти какую-нибудь жертву, чьим ушам в ближайшее время предстоит очень много слушать.

Компенсирую дискомфорт угощением моего потенциального слушателя выпивкой.

Пока я искал путь через танцпол, что было бы значительно проще, слушайся меня моё тело в полной мере, голос Мерлина Мэнсона из порталов пел о том, что за гранью всё черно и пути назад нет. Здесь всё начинается, и здесь всё закончится.

Знал эту песню.

Если бы получалось думать о чём-то помимо избавления от пресса давления, что моя душа оказывала на меня же, удивился бы тому, что местный диджей включил её для танцев молодёжи в пятницу вечером.

Казалась для этого несколько мрачноватой.

Оказавшись в скором времени на неким чудом по-прежнему свободным стулом возле барной стойки, облюбованный за этот вечер моей задницей, сел и позвал бармена.

Заказал ещё один коктейль, две рюмки, и попросил не убирать далеко бутылку текилы.

В конце концов, надо же на что-то тратить премиальные?

Глава 3.

Свет – это больно.

Каждый аспект моего сознания начал, буквально, кричать об этом, стоило сознанию вернуться в тело, а телу – попытаться открыть глаза. Потоки мыслей в голове, которых, казалось, секунду назад ещё не было, принялись перемещаться на столь высоких скоростях и по столь непредсказуемым траекториям в черепной коробке, что уследить за ними, хоть за что-то зацепиться – казалось невыполнимой задачей.

И, всё же, я не бросал попыток.

Каждая из них отдавала яркой, болезненной вспышкой серо-зелёно-фиолетового цвета.

Такой цвет вообще существует?

И может ли он быть светом?

Попытки пошевелиться привели к аналогичным попыткам открыть глаза результатам. Каждая мышца моего тела умоляла как можно быстрее и безболезненнее прервать её мучения единственным верным, подходящим для этого, способом.

Следующей блестящей идеей, которую получилось хоть как-то осознать – было не двигаться и не думать.

Попробовать отрубиться ещё раз.

Вероятно, когда оживу в следующий раз, это самое оживание перестанет сопровождаться такой же агонией.

Чёрт возьми, когда, как и зачем я успел так накидаться?

И, что немаловажно – где я?

Для того, чтобы получить ответ на этот вопрос, стоило таки включить восприятие. Болезненное занятие. Но, страх того, что я не знаю, где нахожусь, оказался сильнее боли.

Занятная штука – страх.

Впрочем, ушёл он также быстро, как появился.

Сквозь всё то, чем похмелье искажало мои восприятие и способность мыслить, довольно быстро понял, что нахожусь у себя дома.

На мне нет одежды.

На девушке, что лежит рядом – тоже нет одежды.

Стоп.

Девушка?

Потребовалось некоторое время на то, чтобы глаза, уши и руки убедили меня в том, что рядом со мной лежит, ещё спящая, девушка.

Вполне реальная и живая.

Не являющаяся галлюцинацией, вызванной обильными возлияниями спиртосодержащих напитков. Достаточно привлекательная, хотя и не совсем в моём вкусе. Впрочем, хаотично разбросанные по полу предметы одежды и упаковки из-под презервативов, а также простыни, мятые и грязные – наверное, как и я сейчас – свидетельствовали: не так давно меня этот факт не сильно беспокоил.

Становилось бы всё интереснее и интереснее, если бы не боль и дезориентированность, что правили балом в голове.

Следующей мыслью, которую мне получилось выловить из бесчисленных хаотичных потоков, стала мысль о необходимости выкурить сигарету. Дать организму утреннюю дозу никотина. Может, и не одну. Мысль показалась хорошей, однако, с приведением в исполнение я не торопился. Двигаться было по-прежнему охренеть как тяжело и больно.

Но нужно.

Собрав волю в кулак, встал с кровати, стараясь не потревожить девушку, которой ещё только предстояло проснуться и оценить всю ту палитру ощущений, что испытывал сейчас я.

Было бы, как минимум, не вежливо её сейчас разбудить.

Как максимум – жестоко.

Ходить было тяжело.

Ходить прямо – ещё тяжелее.

Найти джинсы оказалось значительно проще, чем надеть. К счастью для меня, слегка помятая пачка сигарет находилась там, где ожидал её найти – в заднем левом кармане. К несчастью для меня – в оной пачке оставалась последняя сигарета.

Мало.

Впрочем, было бы значительно хуже, окажись пачка пустой.

По крайней мере, я могу выкурить сигарету перед тем, как отправлюсь в магазин за новой упаковкой из двадцати гвоздей в свой гроб.

Чуть не упал несколько раз по дороге на кухню, однако, в конце концов, этот путь был пройден.

Как бы ни старался растянуть на более длительный промежуток времени первую сигарету этого утра и последнюю сигарету этой пачки, всё же, она была ограничена семьюдесятью пятью миллиметрами набитой табаком и смолой бумаги. Сколько бы ни пытался я курить медленней, чем обычно, это не сильно сказалось на времени, через которое, после щелчка зажигателем конфорки и первой затяжки до момента, когда следующая затяжка уже начала бы плавить фильтр.

Кажется, стало легче.

Не достаточно для того, чтобы в полной мере получалось функционировать, как нормальный человек, но достаточно для того, чтобы надеть рубашку и выйти в магазин за новой пачкой и бутылкой пива.

Надеюсь, после короткой разминки ног, дорогу в магазин пройду с меньшим трудом, чем путь от кровати на кухню.

Солнце, свет которого не так давно вызывал желание выковырять себе глаза чайной ложкой, скрылось за тучами к моменту, как я закрыл за собой обшарпанную бордовую дверь подъезда. В некоторой степени, это радовало.

Уже в магазине, стоя возле холодильника, подумал о том, что не стоит ограничиваться одной бутылкой. Не мог вспомнить, когда в последний раз я сталкивался с настолько сильным похмельем, и сталкивался ли вообще; потому сложно было рассчитать необходимое для хоть какого-то облегчения своего состояния, количество холодного светлого.

И, в конце концов, было бы очень не вежливо не оставить пиво гостье.

Гостье, имя которой никак не мог вспомнить.

Несмотря на степень близости нашего с ней знакомства.

Если бы сейчас я не чувствовал себя настолько хреново от сильной интоксикации, прямо здесь же провалился бы под землю со стыда. Однако, вместо этого, лишь достал из холодильника четыре бутылки лагера и направился настолько быстрым и прямым шагом, насколько мог, в сторону кассы.

Решил не дожидаться возвращения в квартиру.

Открыл пиво, отойдя от магазина не больше, чем шагов на десять. Здесь же сел на бордюр. Открыл и пачку сигарет. Хотя голос здравого рассудка, нет-нет, а начинавший пробиваться через хаос души и боль тела, пытался склонить к скорейшему возвращению под безопасную крышу родных четырёх стен, животное начало, требовало обезболиться как можно быстрее и любой ценой. В конце концов, последнее одержало верх в кратком споре о весе мотивации моих поступков.

С каждым глотком холодной газированной жидкости мне действительно становилось легче.

Боль притуплялась, а вместе с ней притуплялись и все остальные чувства. На месте которых возникала сюрреалистичная пустота, а вместе с ней и лёгкость. Такая лёгкость, что, казалось, я могу летать.

Свет солнца, хотя и доходивший до меня через тучи, перестал причинять тот же дискомфорт, что раньше.

Я закурил.

Наверное, прошло не так уж и много времени, прежде чем сознание начало проясняться. Уже получалось удерживать фокус внимания на каких-то мыслях. Начинали вспоминаться и события минувшего вечера.

Покончив с очередным коктейлем, я плюнул на здравый смысл с высоты, которой мог бы позавидовать среднестатистический альпинист. И купил у бармена бутылку текилы целиком. Несколько рюмок выпил вместе с ним. Почему-то он показался мне внушающим доверие собеседником. В достаточной степени для того, чтобы стать слушателем моей исповеди. То ли представители его профессии в целом выглядели по необъяснимой причине людьми, которым можно доверить самое сокровенное. То ли алкоголя в моей крови стало достаточно для того, чтобы вступить в реакцию с непреодолимым желанием выговориться. То ли дело было в его улыбке. Или же, мне просто стало похеру, с кем разговаривать. Лишь бы собеседник обладал одной парой ушей, а также, хотя это и не было обязательно – чем-то между ними, чем можно воспринимать входящую информацию.

Рассказал, что случилось с Надей.

Было странно.

Только сейчас вспомнил, что, игнорируя громкую музыку, мы разговаривали, не крича в уши друг другу. И при этом друг друга прекрасно слышали.

Не придал тогда этому значения.

Был уже слишком пьян?

Рассказал о событиях, которые почти полтора года блокировал в сознании, как мог. О событиях, которые чуть не свели меня с ума в своё время. Казалось, в конце концов, получилось всё это прожить и начать с чистого листа. Не позволять событиям прошлого влиять на настоящее и будущее. Убедить себя в том, что в произошедшем нет моей вины. И навсегда закрыть для себя этот вопрос.

Только вот это «всегда» продлилось до первого с того момента мало-мальски серьёзного алкогольного опьянения. Волна текилы разрушила все стены, что берегли рассудок, и ад сорвался с цепи.

Да, пусть не я был за рулём машины, что сбила её.

Но осознание того, что я был рядом, мог и должен был предотвратить то, что произошло, а смог в конце концов только смотреть на то, как в свете единственной уцелевшей после удара фары белой «Тойоты» жизнь её покидает, перевешивало любые рациональные аргументы и обоснованные доводы.

Не я её убил.

Не водитель белой «Тойоты» её убил.

Это был случай. Судьба. Фатальное невезение. Стечение обстоятельств. Злой рок.

Можно как угодно называть, однако, в какую красивую обёртку ни оборачивай, голос где-то в моей голове продолжал говорить, слишком убедительно говорить, что я мог предотвратить. Не допустить этого. Десятками доступных в тот момент способов сделать так, чтобы произошедшее не произошло. Этот был сильнее десятков других голосов. Голосов внутренних, что, хоть и редко, вступали с ним в спор внутри моей головы. Голосов внешних, что принадлежали либо знакомым, с которыми я обсуждал смерть Нади; либо психологам и психотерапевтам, которых начал тогда посещать с завидным энтузиазмом.

Не я её убил.

Но она умерла из-за меня.

Я снова видел её кровь на своих руках. Снова видел её глаза, в которых отражались синие и красные огни проблесковых маячков машин скорой помощи и полицейских, приехавших слишком поздно.

Три человека не могли уговорить меня отойти в сторону. Три человека смогли оттащить меня от тела Нади, которое я продолжал, не смотря ни на что, держать на руках, только тогда, когда к ним присоединился четвёртый.

Два человека допрашивали меня о подробностях аварии, пока я сидел на холодном бордюре и курил, одну за одной, сигареты, тщетно при этом пытаясь складывать слова в предложения.

Глаза одного человека были закрыты в последний раз.

Я рассказал бармену, что случилось с Надей.

Я рассказал бармену, что до сих пор виню себя в том, что произошло.

Он слушал, продолжая разделять со мной бутылку текилы. Поймал себя на мысли: казалось, что мы с ним выпили очень много, однако, бутылка не пустела, а слушатель не пьянел.

Впрочем, это было не так уж важно.

Куда важнее был последовавший по окончании рассказа диалог со спонтанным собутыльником.

По какой-то необъяснимой причине, вспомнил этот диалог дословно, как будто он случился не больше минуты назад.

– Есть у меня один знакомый, – сказал он, пальцем одной руки поправляя чуть съехавшие очки в тонкой металлической оправе, пальцами другой – перебирая что-то в нагрудном кармане рубашки, словно, в него могла поместиться целая Вселенная полезных мелочей на каждый случай выслушивания загонов очередного пьяницы, – Думаю, он сможет тебе помочь. И нет, не надо на меня так смотреть. Это не психотерапевт, не какой-то другой мозгоправ, и даже не драг-дилер. Вот, приходи по этому адресу.

Он выдержал паузу, протягивая мне найденную в конце концов визитную карточку.

– И кто это?

– Медиум.

– Что, прости?

– Знаю, звучит несколько экзотично…

– В смысле, блядь? Экзотично… Я тут как будто бы нихуя не шутки сейчас шутил, чтобы подъёбки в ответ выслушивать, – сам не до конца понимал, что именно удержало в тот момент от разбития бутылки текилы о патлатую башку бармена.

Однако, стоило вспышке ярости завершиться, понял, что мой собеседник абсолютно серьёзен. Ни единая мышца его лица не выдавала попытки подъебнуть меня.

Либо он действительно верил в то, что говорит, либо я не хотел бы оказаться с ним за одним покерным столом.

Не хотел ничего отвечать. Выхватил визитку и запил это действие очередной рюмкой текилы.

– Он поможет, – сказал в завершение диалога бармен, – Поговоришь с девчонкой, услышишь, что она ни в чём тебя не винит – а я уверен, так и есть – и всё пройдёт. Ладно, может, конечно, и не всё… Но станет легче. Сильно легче. Берёт дорого, но оно стоит каждой потраченной монеты. Главное, делай всё, как скажет медиум. В точности.

Сделав ещё один глоток из почти опустевшей бутылки пива, поставил её на тротуар и принялся шарить по карманам. Очень скоро нашёл визитку, которую вчера получил в «Счастливой Семёрке».

Белый картон, чёрный текст. Номер телефона и адрес. Ничего лишнего. Никаких магических шаров, имён, обещаний, рекламных слоганов и прочих маркетинговых уловок. Всё это, в совокупности с выражением лица бармена, демонстрировавшим исключительную серьёзность, отправляло скептицизм куда-то на второй план.

Может быть, действительно стоит обратиться по указанным координатам.

Скепсис и надежда на избавление едва не сцепились в только-только начинавшем проясняться от похмелья сознание, когда большая, тяжёлая капля воды упала с неба на прямоугольник белого картона, что я держал сейчас в руке.

Следующая капля упала на макушку.

Почувствовал это слишком ярко.

Вот-вот начнётся дождь.

Вознамерившись не принимать таким образом утренние водные процедуры и вспомнив за одно, что вообще-то оставил квартиру не совсем пустой, поспешил подняться с бордюра.

Напрасно поспешил.

Пусть от выпитого пива и стало легче, но пока что не до той степени, при которой можно позволить себе резкие движения.

Игнорируя, как мог, новые вспышки боли в голове и по всему телу, умеренно быстрым шагом направился в квартиру.

Девушка, которую оставил на кровати, начинала приходить в себя, когда закрыл за собой входную дверь изнутри. Она издавала какие-то звуки, держалась рукой за голову, ещё сильнее взъерошивая тем самым длинные каштановые волосы.

Ничего не говорила.

Не стал донимать разговорами и расспросами, лишь протянул ей заранее открытую бутылку пива.

Она принялась пить с завидной жадностью.

Позже, прикрываясь одеялом, как могла, гостья принялась искать на полу свою одежду. Нашла вскоре и очки, почти полностью исчезнувшие под кроватью. В очках девушка стала значительно привлекательнее, хотя я и не мог сейчас в полной мере сфокусировать на этом факте своё внимание.

По крайней мере, понял, почему она мне понравилась минувшим вечером.

Вспомнить бы ещё её имя…

Как такового, диалога между нами, всё же, не состоялось. Каждый раз, когда пытался заглянуть в её глаза, столь же мутные, сколь серые, девушка стыдливо отводила взгляд.

Похоже, проснуться голой в квартире незнакомца не входило в её планы на утро субботы.

Когда она допила пиво и собралась, в чём я ей никак не мешал и не содействовал, гостья подошла и попросила вызвать ей такси. Было заметно: реплика далась гостье с большим трудом, хотя в ней и был отчеканен тихим но чётким, достойным профессионального диктора, голосом, каждый слог.

Звучало как окончательное подтверждение того, что на этом наше с незапланированное знакомство, которое, с большой вероятностью, оба полностью уже никогда не восстановим в памяти, подходит к завершению.

Не стал с спорить, как и не стал ничего отвечать. Может быть и стоило как-то разрядить обстановку, но я не знал, как. Стало быть, будет лучше для всех, если не буду делать лишних движений. Молча кивнул. Достал из кармана телефон и провёл необходимые для вызова машины манипуляции в соответствующем приложении.

Отчитался лишь о времени прибытия, марке и номере автомобиля, как только приложение о них сообщило.

Девушка пробормотала что-то, отдалённо напоминающее «спасибо», и поспешила покинуть квартиру.

Я же остался наедине с почти полной пачкой сигарет, двумя бутылками пива и звоном, то ли в ушах, то ли в сознании; и, что было хуже всего – со своими мыслями.

Снова посмотрел на визитку.

Медиум.

Медиум, блядь.

То есть, я действительно должен был пойти к называющему себя "медиумом" типу неопределённого происхождения, который, обдолбавшись аяуаской, прочитает пару каких-то заклинаний, потанцует в набедренной повязке с перьями в зубах и бубном вокруг магического хрустального шара, поводит указателем по доске Уиджи, и тем самым донесёт до меня мысль о том, что всё в порядке, Надя в раю и не держит зла на меня? Звучало примерно настолько же отвратительно и противоестественно, как я сейчас себя чувствовал.

Чувствовал, как что-то подступает к горлу, и речь явно не о том самом коме, который превратил минувшим вечером «пару пива» с Сёмой в пьяную исповедь бармену и получение совета прибегнуть к помощи некоей фантастической твари.

Это было что-то значительно более приземлённое.

Побежал в ванную комнату.

Дёрнув за рычаг слива бачка, смотрел на то, как мой богатый внутренний мир, крепко воняющий спиртом и кактусами, покидает квартиру через канализационные трубы.

Здесь же и закурил.

– Медиум, блядь…

Нужно было срочно выпить ещё. По крайней мере, для того, чтобы избавиться от мерзкого вкуса во рту.

Открыл новое пиво и сел за кухонный стол.

А может, стоило просто поверить?

Чем больше проматывал в памяти диалог с барменом, тем больше убеждался в том, что он был похож на кого угодно, но точно не на человека, который пытается меня наебать. С другой стороны, работа у них такая, как и у всех, кто занимается активными продажами – впаривать людям то, что им на самом деле не нужно. Если подумать, изрядно накидавшийся, разрываемый внутренними демонами из вины, сожалений и осознания невозможности искупления, пьяница – идеальный объект для подобного впаривания. Чёрт возьми, если хорошо подумать, удивительно было, что я не позвонил по номеру с визитки прямо из бара.

С третьей стороны, абсолютно необъяснимое, непонятно из каких глубин души всплывшее, шестое чувство, говорило: стоит всё-таки это сделать.

Говорило, что это – взаправду действенный способ раз и навсегда закрыть для себя произошедшее, перевернуть страницу и жить дальше.

Стоит обратиться к медиуму.

Если, стоило мне разок хорошенько напиться, воспоминания о той аварии вновь накрыли с новой силой, что будет дальше?

Нельзя было позволять чувству вины продолжать отравлять жизнь.

Не я её убил.

Может быть, если действительно мог бы каким-то образом услышать это от неё, получилось бы наконец отпустить произошедшее, в этот раз по-настоящему, без «костылей», не способных выдержать алкогольное опьянение, пусть и чертовски сильное?

В конце концов, что я теряю, кроме денег?

Уж с чем, а с цифрами на банковском счёте проблем сейчас не было.

Положил визитку на стол перед собой и достал из кармана телефон.

Глава 4.

Указательный палец завис в воздухе в нескольких сантиметрах от маленькой круглой кнопки дверного звонка. Словно остатки сомнений и скептицизма, даже после того, как убедил себя в целесообразности визита к медиуму, позвонил и пообщался с ним, в деталях обсудив проблему и метод решения; вдруг обрели достаточный вес среди прочих мыслей в голове, чтобы как-то повлиять на мои действия.

Заставить себя ещё раз усомниться в том, что поступаю правильно.

Навязчивый, громкий голос, тот же самый голос, что выступал всегда на стороне обвинения в моей голове, продолжал убеждать в том, что мне это не нужно. Это не сработает. Меня просто, как лоха, разводят. А закончится всё тем, что продолжу тонуть, наказывать себя время от времени. В самые неподходящие моменты получая от собственной памяти удары ломом по хребту.

В конце концов, дорога назад ещё есть, и я пока что могу ей воспользоваться.

Наверное, неплохо было бы выйти покурить и подумать ещё раз о том, нужно ли мне всё это. Наверняка понять, что на самом деле не нужно, и уйти.

А что дальше?

Вот, уйду сейчас. Какое-то время всё будет нормально. До тех пор, пока в следующий раз не повторится падение в штопор, которое продемонстрировал два дня назад.

Хорошо, что всё закончилось жёстким похмельем и незнакомкой в постели.

В другой раз, очень может быть, повезёт значительно меньше.

Если подумать, основной источник мотивации уйти – неверие в медиума. Вполне рациональное неверие в человека, визитку которого вручил, когда я был уже изрядно пьян, сомнительный бармен в сомнительном заведении.

С другой стороны, с аналогичным скепсисом относился и к мозгоправам. А когда, в конце концов, попал к одному из них… Всех проблем это, конечно, не решило; однако, неожиданная польза от этой авантюры всё таки была.

Если отбросить мишуру, ситуация выглядела аналогичной.

С этой мыслью, кивнув собственным умозаключениям, отказал себе в выходе на перекур для дальнейших размышлений о целесообразности визита. Вдавил наконец кнопку дверного звонка.