Путь Принятия Тени. Том 1 бесплатное чтение

В первой главе:

Соседи по коммуналке. Мы делили апельсин. Давайте жить дружно. Долгожданное воссоединение. Благодарность от администрации деревни и суперприз за победу над мини боссом.

Глава 1. В одном теле

Осколок души на лезвии Ледяного Вздоха дрогнул, отзываясь на ярость, что пожирала Хань Фэна изнутри. Он замер, боясь вдохнуть. Неужели есть шанс?

«Воскресим Линь Юя, пока его плоть жива», – в сознание, будто отравленный клинок, проскользнул голос Сюэ Лэна. Он звучал без привычной насмешки, с животной, не терпящей возражений жаждой.

Хань Фэн сглотнул ком в горле. Ненависть к этому голосу и его владельцу сжигала его изнутри. Но он смотрел на бледное, остывающее лицо Линь Юя, лежавшее в гробу. На человека, которого он, казалось, потерял навсегда.

«У нас нет времени, – голос Сюэ Лэна прозвучал с беспощадной прямотой. – Без подпитки его оболочка разрушится. Ты не успеешь восстановить душу. Только я могу скрепить осколки его души».

«Не смей!» – Хань Фэн вскинул свой меч, но дрожь в руке выдавала его.

«Решайся. Мешаешь – сотру твой разум. Время на исходе. Или снова допустишь его смерть? Как в тот раз, когда видел все и был бессилен?»

Память ударила острее лезвия: Линь Юй, содрогаясь от рыданий, подносит меч к горлу… а он, Хань Фэн, беспомощно наблюдает, скованный чужой волей.

Мысль о вечном плене, о соседстве с этим демоном в одном теле, вызвала приступ тошноты. Но образ остывающего лица Линь Юя был сильнее.

С трудом преодолевая парализующую ненависть, он прохрипел:

«Делай. Но если предашь…»

Сознание онемело, когда воля Сюэ Лэна просочилась в его душу, как ядовитый туман. Не было боли – лишь леденящий ужас от вселения и безумная надежда, пылавшая в самом сердце.

***

Первым пришло осознание, что он мыслит. Два голоса выдернули его из небытия.

«Зачем ты поверил мне? Зачем поднял меч? С чего ты взял, что я сказал правду?» – этот был яростным, отчаянным и обжигал изнутри.

«Линь Юй, прости… Я был непростительно резок. Дай возможность сказать это лично», – этот звучал как раскаяние, знакомый и родной, но искаженный болью.

Между ними – хрупкое «я» Линь Юя, за которое они боролись. Хань Фэн говорил из боли. А первый… из одержимости. Одержимость пугала, но в ней было живое пламя. В боли – лишь ледяная пустота.

И Линь Юй, не в силах сопротивляться тяготению того огня, согласился.

Он вынырнул на поверхность сознания. Я слышал голоса. Это мои мысли?

Рука сама потянулась к повязке на глазах. И мир обрушился на него лавиной света.

Он видел.

«Я жив. Почему я жив? Я должен был умереть! Я сам выбрал смерть!» – паническая мысль пронзила его. Это было неправильно, чудовищно неправильно.

Знакомая комната. Тот самый дом. Сердце сжалось, едва он начал вспоминать. Но все было не так. Сумрачный свет резал глаза. Мир стал шире, плотнее, чужероднее.

И мертвее. Паутина, просевший потолок, плотный слой пыли. Годы. Прошли годы.

В груди заныла старая, забытая боль. Он призрак? Но грудь дышала, воздух обжигал легкие, прядь волос упала на лицо – и он почувствовал ее.

Он попытался встать – и не смог. Что-то тяжелое и безжизненное придавило его ноги.

Линь Юй опустил взгляд.

И реальность разломилась надвое.

На нем лежало тело в изорванном черном ханьфу, а из спины торчала рукоять меча Пылающий Судья. Длинные волосы скрывали лицо, но знакомый контур щеки не оставлял сомнений. Только кожа была неестественно серого цвета. Хань Фэн, пронзенный своим же мечом.

– Линь Юй, успокойся. Ты жив.

Голос прозвучал не снаружи, а изнутри, на самой грани сознания. Прохладный, собранный.

– Хань Фэн? – его собственный голос прозвучал хрипло и неуверенно. Он не мог отвести взгляд от трупа друга.

– Да, это я. Прости за все. Я был не прав. Ты отдал мне свет, а я заплатил тьмой.

– Я никогда не винил тебя, – Линь Юй заставил себя говорить, сердце колотилось как бешеное. – Главное, ты жив. Ты здесь. Но… твоя душа… внутри? Что произошло?

– Так вышло, – голос Хань Фэна стал твердым, стальным. – Нам нужно уйти. Я все расскажу позже.

Душа Хань Фэна внутри. Теперь это единственное, что имеет значение. Слепо доверяя, Линь Юй отложил вопросы. Взгляд снова зацепился за тело.

– Надо похоронить твое тело. У нас есть время?

Он опустился на колени и быстрыми, четкими движениями совершил огненный ритуал. Тело охватило призрачное пламя. И в тот миг, когда пламя угасло, краем сознания он уловил нечто странное – приглушенный спор, всплеск ярости и… щемящую неловкость. Словно в его голове спорили двое.

И сквозь этот шум пробился единственный ясный голос:

– Линь Юй. Дай мне управлять телом. Я выведу нас из города.

***

«Забавно. Слепой, а вижу. Духовное зрение – отличная компенсация».

Мысли Сюэ Лэна текли с любопытством ученого: «А что, если впихнуть в тело еще пару душ? Четыре – будет ли ночное зрение? Пять – изменится ли вкус? Надо будет испытать…»

Его размышления оборвала чужая паника – Линь Юй. А, точно. Этот идиот Хань Фэн упал на него, а теперь впал в ступор.

Сюэ Лэн мысленно пнул соседнюю душу, вкладывая в «удар» всю возможную ярость:

– Эй, снулая рыбина! Ты язык проглотил? Говори с ним! И смотри – если ляпнешь лишнее, я сам соберу душу Линь Юя по осколкам и склею заново, чтобы он видел, как я разрываю тебя на части! Мы в одной клетке, понял? Хочешь, чтобы он жил – подыграй, когда я скажу.

Если бы не его подсказка, душа Линь Юя могла разбиться снова. А эти мечи… Один неверный шаг – и все кончено.

Противно было слушать этот сладкий сироп: «Мой друг», «Я никогда не винил тебя». Тошнотворно.

– Долго вы будете тут целоваться? – ядовито прошипел он, обращаясь к Хань Фэну. – Хватит. Тащи его и уходим. Пока он не спросил, почему ты мертв, а он – жив.

Но нет, эти двое продолжали свои танцы. «Позволь похоронить твое тело». Кому нужен этот труп? Только время терять.

Вылезать сейчас было рискованно. Блаженный Линь Юй мог снова схватиться за меч. Но…

«Неужели уйдем с пустыми руками?»

Решение пришло мгновенно. Сюэ Лэн рванул управление на себя – резко, без предупреждения. Но наткнулся на каменную волю Хань Фэна. Тот с силой вышвырнул его прочь. Тело дернулось, Линь Юй едва удержал равновесие, схватившись за стену.

– Хань Фэн, что случилось?

– Я должен был сказать тебе сразу, – голос Хань Фэна прозвучал натянуто. – Здесь не только мы с тобой. Внутри… есть еще одна душа.

– Кто? – в голосе Линь Юя послышалась тревога.

– Это не очень хорошая новость…

– Хань Фэн, ты меня пугаешь. Прошу, просто скажи. Кто?

– Обстоятельства сложились так, что в это тело попали две души. Я и… – Хань Фэн замолчал, и пауза затянулась.

«Да какого черта! Долго он будет мямлить?»

Терпение лопнуло. Сюэ Лэн вновь рванул вперед, на этот раз лишь вкладывая силу в голос, прорывающийся сквозь общее сознание:

– Линь Юй, это я. Узнаешь? – голос был ровным, но в каждой букве звенела ядовитая сталь. – Ты теперь видишь… Как трогательно. А тогда… тогда ты так легко поверил мне на слово. И поднял меч. Почему, а, Юй-гэгэ?

Его понесло. Ярость и давняя обида прорвали плотину.

– И попробуй убить себя еще раз – пожалеешь. Я стану злобным духом и…

Он не успел договорить. Энергетический толчок от Хань Фэна, обжигающий и безжалостный, заставил его сознание на мгновение померкнуть, отбросив вглубь.

***

Неужели он был слеп вдвойне?

Мысль Линь Юя оборвалась, пронзенная ледяным страхом. Он не разглядел правды за ложью друга? Или сейчас сам готов закрыть глаза на все, лишь бы верить?

Невозможно. Годами рядом с ним был человек, с которым было легко и весело. Тот, кто вернул краски в его жизнь после тьмы. Да, вспыльчивый, резкий… но не чудовище. Зачем ждать годы для мести?

– Что случилось на самом деле? – голос Линь Юя дрогнул.

– Давай я все расскажу, – с мнимой готовностью откликнулся Сюэ Лэн. – Я очнулся и узнал тебя. Хотел мстить… но ты отказался знать мое имя. Помнишь? И знаешь… меня это устроило. Зачем ворошить прошлое, если можно начать все с чистого листа?

– А что случилось с моим другом? – в голосе Линь Юя зазвучала сталь.

– С даочжаном Ханем? – Сюэ Лэн сладостно протянул, чувствуя, как история ложится в нужное русло. – Он пришел уже одержимый тьмой. Тот самый «друг», что забрал твое зрение и бросил. Он говорил только о мести. Тебе. Клялся, что ты бросил его, и теперь он уничтожит того, кто тебе дорог. Меня.

Сюэ Лэн сделал паузу, давая словам проникнуть в самое сердце.

– Что мне оставалось? Я защищал нашу жизнь, Линь Юй! Да, я использовал темные техники. Да, в ярости перестарался… Но разве твой «друг», пришедший убивать, заслуживал милосердия?

– Хань Фэн, что с тобой случилось? – Линь Юй обратился к молчавшей душе. – Кто это сделал?

– Не помню, – голос Хань Фэна прозвучал как скрежет камня. Все их общее тело напряглось до боли.

История была слишком гладкой. Слишком удобной. Линь Юй попытался сложить осколки воспоминаний, но его прервал торопливый голос Сюэ Лэна:

– Такое бывает с Опустошенными. Даочжан Хань не стал бы врать, верно? – в его тоне плелась едва уловимая паутина угрозы. – Кстати, я полагаю, тут замешан Орден Сияющего Огня. Они хотели избавиться от меня. А Хань Фэн знал, что свидетелей по тому делу подкупили.

Театральная пауза. Уверенное продолжение:

– Вероятно, от него решили избавиться так же, как и от меня. – Голос Сюэ Лэна лился, словно мед, а Хань Фэн чувствовал, как по спине Линь Юя бегут мурашки его ярости. Он сглотнул ком, заставляя себя молчать.

– Думаю, он пришел мстить мне. Я усмирил его и решал: рассказать тебе или… упокоить навсегда. Решил рассказать. Но не успел.

– Я пришел к тебе, – с искренней, ранящей обидой добавил он, – а ты как встретил меня? Стал бы я стелить постель, готовить ужин, если бы не хотел остаться? А потом… ты убил себя. А я… я поддерживал в тебе жизнь, чтобы вернуть!

Последние слова прозвучали убийственно весомо. Осознание обжигало: его дорогой друг был тем самым Сюэ Лэном.

Голос разума кричал: «Ложь! Слишком гладко!»

Голос сердца, израненный одиночеством, молил: «Поверь! Ему можно верить!»

Ему отчаянно нужно было верить, что его друг не был чудовищем. Эта сладкая, ядовитая ложь стала единственным якорем в море отчаяния.

– Я… я сразу поверил твоим обвинениям, – тихо проговорил Линь Юй, и каждое слово причиняло физическую боль. – Вынес тебе приговор в мыслях. Как ребенок, поверил лжи и из-за этого прервал жизнь. Расскажи… как же ты умер?

– Мы живы и мы здесь, – Сюэ Лэн отмахнулся, и в голосе скользнула знакомая насмешка. – Кто старое помянет… А у нас, как ни крути, глаза-то снова в наличии.

Линь Юй не выдержал и звонко рассмеялся – горьким, нервным смехом, в котором слышались вся его боль и растерянность. И тут же осекся.

***

Опасный момент миновал, и Сюэ Лэн тут же перешел в наступление.

– Не будем торчать в этой развалюхе. У меня тут припрятаны ножи, деньги – все для комфортного побега. В отличие от Хань-Даоши, у которого, я полагаю, один меч за душой. Надо забрать.

– Говори где, – холодно отрезал Хань Фэн. – Я возьму.

Следуя указаниям, он опустился перед неприметным камнем. Пальцы нашли едва заметные символы. Камень сдвинулся, открывая нишу, где тускло светились защитные руны. Хань Фэн с отвращением отметил про себя: тайник был собран с убийственной эффективностью. Все для побега – деньги, снадобья, инструменты. Он сложил вещи в пространственный мешочек и вышел.

И город встретил их мертвой тишиной.

Тот самый Город Туманов, когда-то неуютный, но живой, теперь был заброшен. Крыши поросли мхом, улицы пусты. Лишь ветер гонял пыль, да пахло затхлостью и тлением.

Все это – его рук дело.

Мысль вонзилась в Хань Фэна острее любого клинка. Он пошел на ложь, чтобы Линь Юй жил. Но эта ложь ложилась на душу тяжким камнем. «Неужели я становлюсь таким же, как он?»

Он мечтал вышвырнуть этого негодяя в отдельное тело и выместить на нем всю ярость. Особенно после той циничной шутки про глаза, на которую Линь Юй… рассмеялся.

Они вышли на главную дорогу. Именно здесь они когда-то убили Сюэ Лэна. Кровь, должно быть, еще не высохла.

Внезапно его тело дернулось, он споткнулся на ровном месте, едва не упав.

«Не смотри туда», – прозвучал в сознании ядовитый шепот.

Хань Фэн похолодел от ненависти. Он заставил его споткнуться, чтобы обойти то самое место. Чтобы Линь Юй не увидел.

– Действовать может только один, – жестко начал Хань Фэн, чтобы отвлечь друга. – Линь Юй, ты – хозяин тела. Определи очередь. Утром – ты, днем – я.

– Друг мой, но нас трое… – в голосе Линь Юя послышалась неуверенность.

– Ты всерьез доверишь ему контроль? – Хань Фэн не сдержал ярости.

– Разумеется, – тут же вклинился Сюэ Лэн. – Даосы не умеют выживать. Я позабочусь о нашем теле.

– Тебе и впрямь нет равных в искусстве выживать. Раз за разом. – в голосе Хань Фэна звенела сталь.

– Намного дольше вас обоих, – парировал Сюэ Лэн.

Где-то прокричала ворона. Линь Юй вздрогнул, и его голос сорвался на надрывный шепот:

– Прошу вас… перестаньте!

В этом звуке была вся мука человека, разрываемого на части. Спорщики резко замолчали.

– Хорошо, – после паузы, уже спокойнее, сказал Хань Фэн. – Тогда определим, чьи навыки уместны в какой ситуации.

Он рассказал об игре из своего монастыря, где наставник оценивал склонности учеников через гипотетические ситуации. Линь Юй оживился – нечто подобное было и у них.

– Давайте уже поиграем в ваши игры, – с напускным безразличием произнес Сюэ Лэн. – Итак, постоялый двор. Нет свободных комнат. Мне бы ее тут же выделили, да еще и спасибо сказали. А вы?

– Как ты этого добьешься? – мягко спросил Линь Юй.

– О, люди становятся очень сговорчивы, когда понимают, что их жалкая жизнь висит на волоске. – Сюэ Лэн сказал это так же просто, как о погоде. – Знаю, ты не любишь убийств. Можно просто показать нож.

– Но ты отнимешь комнату у других! Хозяин потеряет последних постояльцев! Его семья останется без куска хлеба!

– Какое мне дело до них? – искренне недоумевал Сюэ Лэн. – Мне нужна крыша. Все просто.

– Ты вообще способен думать о ком-то, кроме себя? – не выдержал Хань Фэн.

– Конечно, – без тени сомнения ответил Сюэ Лэн. – Я думаю о тебе. Ты – невыносимый зануда. И я думаю о Линь Юе. Он мне нужен.

Его тон был настолько искренним, что от этого становилось лишь страшнее.

В итоге родился хрупкий компромисс: Хань Фэн будет вести переговоры, Сюэ Лэн – сражаться, а основное время поделит Линь Юй.

– Хорошо. Как скажешь, Юй-гэгэ, – мысленный голос Сюэ Лэна прозвучал подчеркнуто покорно. Слишком покорно.

Он наслаждался победой, заполучив свою роль. Но где-то в глубине, под слоем самодовольства, копошилось странное чувство. Будто он, добившись своего, оказался не на вершине, а в ловушке.

Они вышли из города. С каждым шагом по лесной дороге камень на душе Хань Фэна становился чуть легче, а воздух, пахнущий хвоей и свободой, – чуть свежее.

***

Лес поглотил дорогу, укрыв ее изумрудным ковром. Туман отступил, уступив место прохладе. Горные пики, словно нарисованные тушью, резко выделялись на нежно-розовом небе. Глубокая синева в местах, куда на склоны гор падала тень, завораживала.

Линь Юй шел, и все, что он видел было подобно глотку живой воды после долгой жажды. Он видел. Золото заката, переливающееся в зеленоватую лазурь, одинокий цветок у дороги, иглы сосен на фоне неба. Сердце колотилось и перехватывало дыхание.

Меж деревьев блеснула гладь озера. Идеальное место для ночлега. Решение было мгновенным и единодушным.

Наклонившись над водой, Линь Юй замер. В отражении на него смотрел человек с глазами, пылающими холодным фиолетовым сиянием. В них не было ничего человеческого.

«Три души… – озарило его. – Сосуд переполнен. Избыток энергии проливается светом туда, где была тьма».

И его пронзила мысль, перевернувшая все: а что, если тьму не изгонять, а наполнить светом? Чтобы она стала частью целого. Он смотрел на свое отражение – человека, в котором уживались свет и тьма, – и впервые почувствовал не страх, а хрупкий, незнакомый росток надежды.

– Какие глаза, Юй-гэгэ! – в его мысли ворвался веселый голос Сюэ Лэна. – Прямо как у демона высшего ранга! Где взял?

– Друг мой… – Линь Юй запнулся. – Если мы выйдем к людям, возникнут проблемы. Я не хочу снова носить повязку, но иного выхода не вижу.

– Это пустяки! – с легкостью отозвался Сюэ Лэн. – Доверься мне. Сделаю неотличимыми от самых что ни на есть обычных.

– Какую из своих мерзких уловок ты задумал? – голос Хань Фэна прозвучал обжигающе холодно.

– Хань-Даоши, не тревожьте свою праведную душу. Простая иллюзия, не более. – В его тоне сквозила ядовитая насмешка. – Разве я вас когда-нибудь обманывал?

Они разбили лагерь. Пламя костра рисовало танцующие тени, искры уносились в темно-синюю высь. Линь Юй, завороженный, следил, как огонь пожирает дерево, оставляя багровые угли, которые ветер на мгновение укрывал пеплом, словно шелковым саваном.

– Может, расскажу историю? – игриво нарушил тишину Сюэ Лэн. – Знаешь ту, про женщину, что послала мужа за репой, а он утонул? Ну, так вот. Одна говорит: «Муж утонул», а вторая спрашивает: «И что теперь будешь делать?» А та в ответ: «Не знаю… Рис, наверное».

Линь Юй фыркнул, тут же прикрыв рот, но плечи его предательски задрожали. Смех прорвался сквозь все барьеры.

– Теперь моя очередь, – голос Хань Фэна был тих и неестественно ровен, как поверхность воды перед бурей. – Скорпион попросил лягушку перевезти его через реку. «Нет, – сказала лягушка, – ты ужалишь меня, и я умру». «Это неразумно, – убеждал скорпион, – ведь я тоже погибну». Лягушка согласилась. Но на середине реки скорпион ужалил ее. «Зачем? – прошептала она, умирая. – Мы оба умрем». «Прости, – ответил скорпион. – Такова моя природа».

В тот же миг поленья в костре с грохотом рухнули, выбросив сноп ослепительных искр. Яркое пламя погасло, словно ему перерезали горло. И густая, всепоглощающая тьма обрушилась на них, поглотив последние следы тепла и света.

***

Иллюзия легла на глаза без усилий – тонкая пленка духовной силы, искажающая реальность. Прана текла ровно, маскируя фиолетовое сияние под обычную темную радужку.

Решили идти к ближайшему городу. И только сейчас, в относительном затишье, Хань Фэн осознал всю странность своего нового существования.

Мир ощущался иначе. Грубая ткань одежды казалась шелком, ветерок ласкал кожу, а не хлестал по лицу. Но настоящее потрясение ждало внутри.

Эмоции спутников врывались в его сознание без спроса, как навязчивые мелодии.

Приторное самодовольство, острый азарт. Это – Сюэ Лэн. Чистый восторг, тихая радость бытия. Это – Линь Юй. Одни чувства вызывали тошнотворное отвращение, другие – непрошеное тепло, от которого сжималось сердце.

Дорога вела их через долины и деревушки. Когда они проходили одну из деревень, местные жители, завидев его, тут же прекратили свои дела и почтительно поклонились. Один из них, низко кланяясь, произнес:

– Господин посвященный! Умоляем о помощи!

Вскоре перед ними стоял весь деревенский сход. Староста, седобородый старец с мудрым взглядом, склонился в глубоком поклоне:

– Благословение небес да пребудет с вами. На нас обрушилась беда.

– Говорите, почтенный, – Хань Фэн ответил с подобающей вежливостью, но внутри уже нарастало тягостное предчувствие.

Староста рассказал о дороге, что стала проклятым местом. Люди пропадают. А единственный выживший… сошел с ума. Бредит тенями и демонами.

– Конечно, давай повеселимся! – мысленный вихрь азарта Сюэ Лэна снес все возражения Хань Фэна.

И прежде чем тот успел что-то предпринять, их сознание пронзил твердый, ясный голос Линь Юя:

– Друг мой, мы обязательно поможем.

Делать было нечего. Они выслушали свидетелей: старуху-целительницу, бессильную против кошмаров, охотника, видевшего в лесу живые тени, и того самого безумца, что бормотал о демонах, обводя пустоту безумным взглядом.

Логово нечисти было в нескольких часах ходьбы. Солнце клонилось к закату, заливая небо багровыми тонами. Хань Фэн чувствовал, как его собственная тревога смешивается с растущим беспокойством Линь Юя.

– Линь Юй, – мысленно произнес он, – веди нас. Твое спокойствие сейчас нужнее моей ярости.

Он отступил, передавая управление телом другу. Впереди была тьма, а в их общем сознании смешивались холодная готовность, светлая решимость и жаждущее крови предвкушение.

***

Солнце ласкало землю, дорога вилась между холмами, уступая место стройным соснам, тянущимся к лазурному небу. Воздух был прозрачным и теплым, словно сотканным из света.

Но внутри было не так спокойно. Еще вчера Линь Юй на грани сознания начал ощущать призрачные отголоски чужих чувств. Гнев, острая боль, отчаяние – это был Хань Фэн. Ликование, пьянящий триумф – это был Сюэ Лэн.

Он различал их не по словам, а по эмоциональному шепоту. Связь крепла, прорастая вглубь.

Чтобы разрядить напряженное молчание, Сюэ Лэн принялся рассказывать истории – такие же нелепые и черные, как в те времена, когда они жили вместе. Линь Юй невольно улыбался, узнавая в этом голосе своего безымянного друга – живого, легкого, без тени жестокости.

– …и он говорит мяснику: «Дайте мне два кило простого человеческого мяса!»

Линь Юй рассмеялся – и тут же поймал себя на этом. Как легко стирается грань между монстром и другом…

И в этот миг тени вокруг сгустились.

Сначала это можно было принять за игру света. Но вот они зашевелились, поползли независимо от солнца. Воздух стал леденеть.

Они на месте.

Тени ожили, протягивая к нему щупальца тьмы. Мрак сгущался, становясь осязаемым, плотным, непроницаемым. Демон, питающийся страхом.

«Нельзя поддаваться. Я отвечаю за троих», – пронеслось в голове Линь Юя. Он выхватил Ледяной Вздох.

Из тьмы вырвался вихрь и закрутился вокруг него. Мысли рассыпались на осколки, которые впивались в мозг, ускользая, стоило попытаться их собрать.

И тогда он услышал голос. Знакомый. Искаженный злобой.

«Думаю, мне нет проку говорить, какого Опустошенного ты убил вчера…»

«Это только твоя вина – ты сам напросился!»

«Ты проткнул меня мечом, стоило мне появиться! А теперь просишь пощады?»

Картина сменилась. Он стоял в Монастыре Белых Снегов. Перед ним – Хань Фэн, с лицом, искаженным болью и презрением.

«Это твоя вина. Нам незачем больше встречаться».

Земля ушла из-под ног. Его выбросило в гулкую, ледяную пустоту. Грудную клетку сдавили тиски. Он не смог вдохнуть. Пальцы онемели и разжались.

Ледяной Вздох с глухим стуком упал на землю.

***

Хань Фэн медлил, не решаясь силой вырвать контроль у друга. И это мгновение нерешительности стало роковым.

Кошмары, порожденные демоном, вскрыли его разум, как нож – старую рану.

Сознание поплыло. Внезапно он стоял в цинши Школы Белого Лотоса. Перед ним, окутанная сиянием, стояла наставница Линь Юя. Ее голос прозвучал с безжалостной ясностью:

«Ты видишь этот мир его глазами. Буквально. Год назад Линь Юй совершил “Дар последней зари” – ритуал, в котором добровольно отдал свое зрение тому, кто погряз во тьме. Тебе. А потом ушел, чтобы выполнить обещание, данное тебе же».

Правда обожгла его, как раскаленное железо. Линь Юй отдал ему свои глаза…

Картина сменилась. Он снова в доме Линь Юя, скованный чужой волей. Линь Юй на коленях, его лицо залито кровью, сочащейся из-под повязки. И два голоса, сплетаясь в унисон, вонзаются в его сознание:

«Во всем виноват только ты, Линь Юй!» – яростный крик Сюэ Лэна.

«Это все произошло из-за тебя, Линь Юй» – эхо его собственных, некогда произнесенных слов.

Два обвинения, два голоса, одно имя. Линь Юй. Они слились воедино, высекая сокрушительную искру вины, которая испепелила все внутри.

Волна абсолютного бессилия накрыла его с головой. Сознание потемнело, и он не заметил, как последние нити контроля над телом выскользнули из его ослабевших пальцев.

***

«Слабаки», – метнулась ядовитая мысль.

Демон разбил их, не ударив и пальцем. Какие же они беспомощные против собственных демонов!

Со странным чувством Сюэ Лэн осознал, что, вероятно, стал главным героем их кошмаров. Не дав себе решить, лестно это или досадно, он ринулся в бой.

И это было прекрасно.

Мышцы натянулись, как тетива, сердце забилось в радостном ритме предстоящей резни. Разум прояснился, наполняясь острым, пьянящим наслаждением.

Тьма сгустилась, и из нее возник Линь Юй – окровавленный, рыдающий, сжимающий Ледяной Вздох.

– Я уже видел, как он умирает по-настоящему! – Сюэ Лэн расхохотался, и в смехе звучало чистое презрение. – Ты думаешь, эта пародия меня напугает?

Иллюзия сменилась: Линь Юй и Хань Фэн уходили от него. Он рассмеялся еще громче, но теперь в смехе зазвенела знакомая злоба. Он рубанул Ледяным Вздохом – меч прошел сквозь пустоту.

– Огненные талисманы! – сквозь вихрь кошмара пробился ясный голос Линь Юя.

– И мантру разрушения иллюзий! – тут же добавил Хань Фэн. – Мы обеспечим поддержку.

Сюэ Лэн, наслаждаясь каждым мгновением, действовал. Капли его крови воспламенили талисманы. Ослепительные всполохи выжгли тьму. Демон попытался ускользнуть, но из пространственного мешка вырвались ножи и вонзились в него, сковывая древними заклятиями.

Мига обездвиженности хватило.

Единый, сокрушительный удар обоими мечами, в который он вложил всю свою ярость и торжество, рассек тьму надвое.

От демона остался лишь пепел.

Сюэ Лэн вложил мечи в ножны, насмешливо бросил через плечо:

– Ну что, озаренные добродетелью? Возвращаемся за подачкой за спасение жалкой деревни?

Не дожидаясь ответа, он зашагал прочь, нарочито медленно и вразвалку, погружаясь в наступающую ночь. Его взгляд привычно скользил по теням, выискивая угрозы, но здесь не было ничего, что могло бы его остановить.

Он не мог сдержать самодовольной ухмылки. Линь Юй поверил ему. С дружком он как-нибудь разберется. Глубоко внутри шевельнулась игла сомнения, но тонула в упоении от собственной победы.

– До деревни я вас доведу сам, – хмыкнул он. – А там посмотрим. Если, конечно, Юй-гэгэ не против.

Он шел уверенной походкой, прислушиваясь к ночи. Мышцы приятно ныли, по венам будто текла чистая энергия.

И в этой тишине к нему вернулось странное воспоминание.

Сквозь азарт битвы он тогда уловил отголоски тошнотворных чувств – наверное, их. И вспомнил тяжелую горечь после своего удачного обмана. Чувство Хань Фэна. Слабость, которую можно использовать.

Но были и другие ощущения. Легкие, светлые, как утренний ветерок. Те, что он поймал у костра и на рассвете.

«Неужели… это Линь Юй? – мысль зацепилась за сознание. – Неужели он ВСЕГДА так чувствует мир? Этот восторг? Это ощущение чуда?»

Если да… выходило, проклятый Хань Фэн отнял у Линь Юя не только глаза, но и ЭТО. Эту прекрасную, хрупкую способность видеть мир как чудо.

Луна поднялась выше, освещая дорогу. Сюэ Лэн ускорил шаг. У деревни, в глубокой ночи, он без споров передал управление. Пусть сами решают, что делать дальше.

***

Холодная луна отбрасывала призрачные тени на спящую деревню. Воздух был свеж и прохладен. Когда Хань Фэн ступил на окраину, собаки встретили его настороженным лаем.

В окне дома старосты мерцал огонек. Едва Хань Фэн приблизился к порогу, дверь распахнулась. На пороге стоял сам староста, его седая борода серебрилась в лунном свете, а в глазах читалось безмерное облегчение.

– Достопочтенный! Мы уже и не надеялись увидеть вас живым!

«И не увидели бы, если бы не я!» – язвительно хмыкнул в глубине сознания Сюэ Лэн.

В доме пахло хлебом и травами. Служанки, разбуженные хозяином, спешно накрывали на стол скромное угощение.

– Простите за скудость, – каялся староста, – мы не смели надеяться… что вы вернетесь до рассвета.

«Врет, сученыш! – мысленно фыркнул Сюэ Лэн. – И платить, ясное дело, не собирался!»

Пока готовили ночлег, староста достал из потайного ларца небольшой сверток в шелковом платке и мешочек с монетами. Развернув шелк, он открыл взору нефритовую пластину, испещренную рунами, что светились в полумраке двойным светом – алым и синим.

– Деревня наша небогата, и вознаграждение ничтожно. Позвольте вручить вам этот дар. Он хранился в нашем роду поколениями. Говорят, мой прадед нес в себе две враждующие души, но с обретением сего амулета обрел покой.

Хань Фэн принял дар с подобающим почтением. Пальцы едва ощутимо заныли от прикосновения к древней силе, дремавшей в сердцевине камня.

«Если мои догадки верны… это может стать решением», – промелькнуло у него, пока он ощущал ровное, живое тепло артефакта.

Ни тени проклятия, ни намека на скверну – лишь чистая, нетронутая мощь, ждущая своего часа.

Изменений он пока не чувствовал. Лишь по-прежнему отчетливо осознавал два других присутствия в своем сознании. Но впервые за долгое время в глубине души шевельнулся робкий росток надежды.

***

Во второй главе:

Откроется тайна содержимого тревожного чемоданчика Сюэ Лэна. Сон пронесон. Любопытная Варвара и сама не рада. Покатушки на мече и прочее…

***

Глава 2. Проникновение в чувства

Линь Юй спит, и ему снится чужой кошмар. Он видит глазами Сюэ Лэна.

Ярость. Горькая и едкая переполняет Сюэ Лэна и выливается в слова, которые он швыряет в молчаливую фигуру в белом – в Линь Юя. Он не видит того, кого ранит словами, спеша выплеснуть всю накопившуюся боль.

Краем глаза замечает алое пятно на белоснежном ханьфу. И все в крови. Белые одежды пропитываются алым, а Линь Юй, неумолимо оседает все ниже и ниже. Прямо на землю, что жадно впитывает ярко-алую кровь.

НЕТ.

… сон меняется…

Мир серый, пустой и бессмысленный. А потом наступает темнота. Теперь он и сам мертв. Но в миг, когда душа должна отправиться в цикл перерождений, к нему приходит духовное зрение.

Он видит это. В лезвии Ледяного Вздоха, того самого, что вонзился в Линь Юя, – теплится, словно запекшаяся капля света, самый крупный осколок души Линь Юя.

И все обретает новый смысл.

Его бестелесная сущность, подобно хищной птице, впивается невидимыми когтями в ткань мироздания. Он яростно цепляется, отчаянно сопротивляясь потокам, уносящим его в небытие.

Собрав всю свою волю, всю свою одержимость в ослепительный сгусток, он совершает последний бросок.

К нему. Он останется. Он вернет его.

***

Хань Фэн во сне видит… Он – Сюэ Лэн.

Его сознание – не его собственное – щелкает, как ловушка, сканируя пространство на предмет угроз. Весь мир враждебен. Он ранен. Слаб.

Перед ним – враг. Один из тех самодовольных праведников, что смотрят на него свысока. Как же он ненавидит этих чистюль! Они не знают, каков мир на вкус.

«Ничего, – проносится чужая мысль. – Я окуну его с головой в самое настоящее дерьмо. Начну с этого».

Он притворяется спящим, чувства обострены до предела. Слышит крадущиеся шаги. Едва уловимый шорох – что-то маленькое и легкое положено на подушку. Посетитель, стараясь не шуметь, уходит.

Он открывает глаза. На подушке лежит засахаренный финик.

Просто так. Без условий. Без требований.

Из-за той глупой истории про мальчика, который любит сладкое? Никто и никогда… Это невозможно. Ловушка? Он не понимает. Не может вычислить подвох.

На кухне, при свете дня, он высыпает овощи из корзины. Почти все гнилые. Куплены у жулика с крайнего ряда.

Линь Юй абсолютно беспомощен в этой жизни.

И именно этой своей беззащитной чистотой он цепляет его, Сюэ Лэна, за живое.

«Придется самому навести порядок, – решает он с странным, почти нежным озлоблением. – Я буду пачкать руки. А он… пусть остается чистым».

***

Сюэ Лэн провалился в сон Линь Юя.

И тут же его накрывает волна абсолютного, полного отчаяния.

Испуганный голос девочки звучит как приговор. Он – Линь Юй – верит ей сразу. Это жестокое подтверждение его главного страха: он недостоин этого мира. Он был слеп, закрывал глаза на правду, верил в лучшее в людях.

А сейчас он вдвойне слеп.

Его обманывали. Нет никакого дорогого друга. Есть только жестокий убийца, который мстил ему, и месть удалась.

Он слушает эти слова и хочет лишь одного – исчезнуть. Перестать существовать. Каждое его действие, направленное на добро, вело лишь к большему ужасу. Он не должен больше жить. Никогда.

Картина меняется. Резко. Теперь он – Хань Фэн.

Он приходит в себя и узнает шокирующую правду: прошел год с тех пор, как Линь Юй ушел, пожертвовав ради него всем.

«Если бы я знал… Если бы я знал, что он отдаст за меня свои глаза… я бы никогда не согласился!»

Как он мог обвинять его? Как мог сказать, что не хочет его больше видеть?

Чувство вины обрушивается на него с весом целого мира. Прощения ему нет. Но он может попытаться искупить вину. Найти Линь Юя. Умолять о прощении. Просить лишь об одном – стать его тенью, его спутником, его опорой. Пусть даже не другом.

***

Линь Юй открыл глаза. Несколько мгновений он лежал неподвижно, вслушиваясь в тишину дома. Первые лучи солнца пробивались сквозь шелковые занавеси, рисуя на стенах причудливые узоры. Тело приятно ныло после крепкого сна, а вчерашняя битва с демоном казалась далеким кошмаром. Как и смятение от осознания, что в нем живут еще две души.

Свои ли друзья?

Мысленно возвращаясь к снам, он поражался силе возникшей связи. Они проникали в самые сокровенные воспоминания друг друга. И если сны правдивы… то Сюэ Лэн не лгал. Те ужасные слова были вырваны обидой и яростью. Значит, он не убивал друга? Не был орудием мести?

Но тут холодная мысль вонзилась в сознание: Монастырь Белых Снегов. Род Чжу. Он снова забывал, что его безымянный друг – Сюэ Лэн, чьи руки по локоть в крови.

– Утречка! – в его сознание ворвался веселый голос, словно сорвавшийся с цепи. – Наш благодетель, старик, явно рассчитывал на наш труп. Плата – гроши, а в придачу – пыльная безделушка. За подобную работу Орден Сияющего Огня берет в разы больше.

– Мы были обязаны помочь, – мягко, но твердо парировал Линь Юй. – Дорога – их единственная артерия. Да и разве могла деревня собрать сумму для оплаты услуг могущественного Ордена?

– Артефакт подлинный, – в разговор вступил Хань Фэн. – Возможно, он поможет обрести равновесие.

– От некоторых лишних душ не помешало бы избавиться, – голос Сюэ Лэна сочился ядом.

– Надеюсь, ты не имеешь в виду кого-то конкретного, – Хань Фэн говорил сквозь зубы. – Сейчас не время для этого.

– О, я всегда имею в виду кого-то конкретного. Некоторые души настолько навязчивы, что отравляют все вокруг.

Линь Юй почувствовал, как напряжение нарастает, и поспешил сменить тему.

– Мне… приснилось что-то странное, – он все еще был под впечатлением. – Я видел, как душа Сюэ Лэна оказалась в Ледяном Вздохе. Это… правда?

– А что еще ты видел? – с жадным интересом вклинился Сюэ Лэн.

– Я чувствовал твою злость… обиду. Но не желание моей смерти. И когда ты сам умер, то увидел осколок моей души и сделал все, чтобы остаться.

– Ну конечно, я же говорил! – с искренней обидой воскликнул Сюэ Лэн. – Ты до сих пор сомневаешься во мне?

Воцарилось тягостное молчание. Хань Фэн не хотел помогать врагу, но ложь была невозможна.

– Линь Юй… до твоего воскрешения я видел алые всполохи на клинке. Думаю, это была его душа. – Он делал паузы, подбирая слова. – Я впал в транс, а когда очнулся… он уже был внутри. Это он настоял на ритуале. Я согласился. Так что… да. Эта часть твоего сна, вероятно, правда.

В воздухе повисло невысказанное признание, но его прервал деликатный стук в дверь.

– Почтенный гость, завтрак подан. Не соблаговолите ли вы присоединиться?

***

Подойдя к высокому зеркалу, Хань Фэн окинул себя внимательным взглядом. В отражении увидел, конечно же, не себя, а Линь Юя. Его поразило собственное отражение: горделивая осанка и сурово сжатые губы совершенно не соответствовали тому образу, который он хранил в памяти. Такой Линь Юй вызывал необъяснимое беспокойство.

– Благодарю за заботу, – ответил он служанке, открывая дверь. – Я готов.

Его провели через сад. Влажная трава пружинила под ногами, воздух пах хлебом и травами, но умиротворение не приходило. Воспоминания о сне не отпускали. Если верить им, Сюэ Лэн сначала хотел мести, но потом… проникся заботой. А те ужасные обвинения во время их боя могли быть лишь уловкой, чтобы выбить его из равновесия. И это сработало.

В купальне его ждала теплая вода. Пар окутывал тело шелковистой дымкой. Он погрузился, чувствуя, как напряжение медленно уходит. Мышцы расслаблялись, мысли прояснялись.

И в этот миг он лишился контроля.

Его рука поднялась сама собой – плавно, против его воли. Пальцы коснулись кожи на груди, но ощущение было чужим, навязанным: не его собственное прикосновение, а чье-то постороннее, изучающее и бесцеремонное.

Отвращение и ярость, острые как клинок, вспыхнули в нем. Он резко встал, водой с громким всплеском хлынув на пол, и грубо обернулся в полотенце, пытаясь скрыть не тело, а позор от этого вторжения.

– Кто бы мог подумать, – в сознании прозвучал ядовитый голос Сюэ Лэна, – что наш аскет так болезненно реагирует на простое изучение… обстоятельств.

Хань Фэн, не говоря ни слова, стремительно вышел, оставляя за собой мокрые следы. Внутри бушевал хаос. Это было не просто нарушение границ – это было тотальное осквернение его воли.

– Что, даже пошутить нельзя? – продолжил подкалывать Сюэ Лэн, но тут же замолк, почувствовав, как их общее тело сковывает стальная узда самоконтроля Хань Фэна.

После завтрака он собрался в дорогу. Староста вышел проводить его к воротам.

– Без вас наша деревня была бы обречена. Примите нашу глубочайшую признательность.

– Я лишь исполнил долг, – сдержанно ответил Хань Фэн. – Пусть процветание и мир всегда царят в вашей деревне. А мне пора продолжить свой путь.

***

Солнце поднималось выше, заливая светом луга, куда они вышли из леса. Воздух гудел от пчел, круживших над пестрым ковром цветов. Здесь, в центре умиротворенной духовной силы, Линь Юй решился на эксперимент.

Он развернул шелковый платок с амулетом. На солнце тот казался простой безделушкой, но Линь Юй чувствовал скрытую мощь. Он сосредоточился, направляя к нефриту тонкие нити своей энергии. Но артефакт молчал, отвечая лишь теплым, живым пульсом.

– Юй-гэгэ, надо кровью. Давай я, – Сюэ Лэн вторгся в их общее сознание, мгновенно перехватывая управление и привычным жестом активируя амулет. Его действия были полны уверенности – подобное явно происходило не в первый раз. Пальцы скользнули к поясу, где после сражения с демоном всегда висел один из излюбленных ножей. Отточенными, почти ритуальными движениями протянул руку над нефритовым амулетом и быстрым движением уколол внутреннюю сторону запястья.

Алая капля сорвалась с пореза и повисла в воздухе, словно застыв на мгновение. Затем она медленно, будто нехотя, начала опускаться к поверхности нефрита. В момент соприкосновения магические руны, до этого едва заметные, вспыхнули алым и синим. Кровь будто впиталась в камень, и амулет запульсировал в такт биению сердца. Связь стала абсолютной. Нефрит принял жертву, и древняя сила, заключенная в нем, ожила. Видения начали проявляться одно за другим, каждое ярче и четче предыдущего.

Первым возник серебристый вихрь. Две души в одной оболочке, словно два желтка в одном яйце. Им тесно вместе, они толкаются, но вдруг рядом появляется другая оболочка, и одна из душ перетекает туда. Теперь они обрели независимость, но потеряли глубинную связь – две души и два человека.

Затем его сменил золотой. Две души, подобно двум рекам, сливаясь воедино, переплетаясь, словно нити в драгоценном шелке, рождая нечто новое и могущественное. Но чем дальше развивалось видение, тем яснее становилось: новая сущность обретала собственные черты, поглощая личности обоих.

И наконец – багровый. Одна душа, подобно хищной птице, набрасывается на другую, пытаясь поглотить ее целиком. Более сильная сущность оплетала слабую цепями из чистой энергии, подчиняя своей воле. Сопротивление слабой души было отчаянным, но тщетным – с каждым мгновением ее свет мерк, пока не угас окончательно. Победившая душа, хоть и стала могущественнее, почернела от зла.

Видения растаяли. Линь Юй медленно возвращался в реальность, чувствуя, как призрачные образы тают в воздухе. Он глубоко вздохнул, наполняя легкие ароматным воздухом теплого луга, и медленно открыл глаза.

– Ну что, видели? – голос Сюэ Лэна звенел от возбуждения. – Теперь я знаю, чью душу поглощу. Нам с Юй-гэгэ больше никто не нужен.

– С чего ты взял, что твоя душа сильнее? – ледяно отрезал Хань Фэн. – Лишь подлость давала тебе преимущество.

Линь Юй с укоризной обратился к ним обоим:

– Полагаю, вы же сейчас не всерьез обсуждаете, чья душа поглотит другую? Поглощение душ – это путь тьмы и разрушения.

– Да ладно, расслабься, не съем я твоего Хань Фэна, – небрежно ответил Сюэ Лэн.

Линь Юй примиряюще добавил:

– Есть и другие пути. Нам нужен ритуал разделения и подходящий сосуд. Может, поискать в архивах крупных кланов?

– Точно не в Ордене Цветущего Лотоса, – сказал Сюэ Лэн. – Они не жалуют любые отклонения от праведного пути и жестоко пытают тех посвященных, кого хоть сколько-нибудь подозревают в причастности к темному пути. А нас трое в одном теле – это может вызвать подозрения. Орден Туманных Пиков не подойдет – они знают, что ты мертв. Орден Взвешенных Решений – тупые вояки. – И, подумав, добавил: – Разве что можно было попытать счастья в Ордене Сияющего Огня… Но по-хорошему надо искать там, где пахнет настоящей жизнью. В трех днях пути есть… одно местечко. Там торгуют всяким. Спросим.

– Какое местечко? – настороженно спросил Линь Юй.

– Черный рынок.

– Нет! – Линь Юй и Хань Фэн сказали это почти одновременно.

– Это незаконно и опасно, – добавил Хань Фэн.

– О, не беспокойся, – Сюэ Лэн усмехнулся. – У меня с людьми обычно не бывает проблем. Я всегда договариваюсь.

Линь Юй, игнорируя его, повертел амулет в руках.

– Символы эпохи Разобщенных Кланов… Их использовали для стабилизации духовных структур.

– Эпоха до основания Орденов, – задумчиво произнес Хань Фэн. – Их архивы утеряны… Но я слышал о Безумном Мудреце Гор. Он живет в горах неподалеку и коллекционирует такие реликвии. Если лететь на мече, мы будем там через пару дней.

Путь был определен.

***

Первым на меч встал Линь Юй. Он управлял оружием слишком аккуратно и медленно. Сюэ Лэну почти сразу стало скучно. Мысли невольно вернулись к недавнему сну.

Он тоже во сне видел чужие воспоминания. Выходит, что Линь Юй сразу же поверил в его месть не потому, что относился к нему с презрением, а потому что считал себя недостойным. Что за нелепость? Какая извращенная логика у этих светлых посвященных! Все они такие? Или только Линь Юй настолько своеобразен?

Хань Фэн, похоже, и не подозревал о намерении Линь Юя отдать ему свое зрение. И потом так страдал… Надо же, какой сюрприз тому преподнес Линь Юй! Того и похвалить хочется за изящную месть – вот как надо отвечать на грубость, – да вот только сам-то остался слепым. Вот уж точно – блаженный разумом.

Что же увидел Хань Фэн? Он ничего не рассказал, но заметно успокоился. Вероятно, ничего опасного. Однако сама возможность настораживает. Ведь они могут увидеть и то, что не следует. Возможно ли выборочно показывать свои воспоминания? И проникать в чужие? Стоит попробовать. Наверняка это умение можно использовать в своих целях.

Вспомнилась утренняя сцена в купальне. Любопытный эксперимент. Тело Линь Юя реагирует иначе – кожа мягче, нервы чувствительнее. А реакция Хань Фэна… бесподобна. Надо повторить. В следующий раз, когда он будет уязвим.

Их полет был невыносимо медленным. Каждый плавный поворот, каждый осторожный маневр Линь Юя заставлял Сюэ Лэна сжиматься внутри. Он игнорирует саму суть полета – скорость, свободу, мощь!

Впереди открылся идеальный участок для резкого рывка. Но меч продолжал парить с черепашьей скоростью.

– Ну кто же так управляет мечом. Юй-гэгэ, дай, покажу как надо, – с нетерпением перехватил управление, ощутив сладкое чувство возвращения контроля.

– Не стоит так летать! Это опасно! – тут же возмутился Линь Юй.

– Твои маневры лишены тактического смысла, – холодно поддержал его Хань Фэн.

Сюэ Лэн проигнорировал их. Он нырнул в воздушный поток, закрутил тело в спираль, заставив меч рыскать из стороны в сторону. Он наслаждался не красотой, а чистым физическим вызовом – и своим превосходством.

Над озером он намеренно снизил скорость, заставив меч скользить по самой воде. Протесты позади на мгновение стихли, сменившись тишиной. Не восхищением – просто тишиной. И этого было достаточно.

***

Сюэ Лэн пытался прогнать сон, отслеживая, как сознание спутников погружается в забытье. Когда их мысленные шумы стихли, он и сам на миг провалился в дрему, но тут же вздрогнул и очнулся.

Он лежал неподвижно, прислушиваясь к отголоскам их снов – глухому гулу чужих духовных сил. Теснота давила, как в каменном мешке. Быть запертым в одном теле с двумя другими – что могло быть невыносимее? Весь этот день он был под постоянным наблюдением, словно в клетке.

Старая, выученная привычка – всегда иметь при себе козырь. Спрятанный нож, флакон с ядом, чертеж… что-то, что может перевернуть всю игру, если все пойдет наперекосяк. Эти двое, со своим светом и раскаянием, были самой непредсказуемой угрозой из всех. Доверие – это роскошь, которую он не мог себе позволить. Он медленно потянулся к пространственному мешочку, достал темное дорожное ханьфу. Духовные силы потекли из его ладоней, наполняя ткань рукава особой силой, и пространство внутри его расширилось.

Одна за другой он извлекал предметы из пространственного мешочка и аккуратно перекладывал их в потайной карман рукава. Его пальцы скользнули по знакомым контурам спрятанного в рукаве: прохладные бамбуковые трубочки, шершавый мешочек с порошком, от которого немела кожа, маленький деревянный волчок… Ничего не пропало. На самое дно, подальше от любопытных глаз, он убрал потрепанный свиток с чертежами, которые могли бы перевернуть весь мир. Теперь это была просто старая привычка – всегда иметь при себе козырь.

В мешочке осталось лишь то, что не должно было вызвать вопросов: талисманы, поддельные печати и пропуска Ордена Сияющего Огня, ритуальный нож, лечебные снадобья и прочие сравнительно безобидные вещи.

Теперь амулет. Что он еще может? Сюэ Лэн достал его, но не стал активировать кровью – слишком рискованно. Вместо этого он зажал артефакт в ладони и направил внимание на спящих.

Хань Фэн. Его энергия вибрировала холодной, отточенной сталью. Ровный ритм, но с содроганиями – будто клинок с зазубринами. Сюэ Лэн уловил эхо ярости, скорби о погибшем монастыре. Гнев, направленный внутрь. Его отталкивала эта сдержанность. «Выплесни наружу, отомсти!» – шептал внутренний голос. Но нет – даже во сне тот сдерживался.

Линь Юй. От него исходила ровная, теплая пульсация. Та самая, что Сюэ Лэн, против собственной воли, начал ценить. Единственное тепло, принявшее его без условий и требований. На мгновение он даже позволил себе расслабиться, погрузившись в это непривычное ощущение безопасности. Но старые привычки взяли верх – он продолжил сканирование, выискивая слабости.

И тогда он нашел ее – ледяную трещину. На дне этого озера таился шрам от самоубийства, подобный тонкой нити льда.

Любопытство пересилило осторожность. Он надавил.

И его накрыло волной абсолютной пустоты, чувством предательства, жгучим стыдом и жаждой исчезновения. Его, привыкшего цепляться за жизнь любой ценой, вывернуло от этой ненависти к себе. Это было настолько чуждо, что он едва сдержал реакцию. Этот контраст был невыносим: то самое тепло, что он начал ценить, рождалось из той же бездны, что и его собственная тьма.

Мысленно отпрянув, он испытал не злорадство, а тягостное недоумение, смешанное с чем-то похожим на ярость. Как тот, кто дарил ему единственное светлое ощущение в жизни, мог так же ненавидеть себя?

Чтобы сбросить это чувство, он убрал амулет и резко поднялся, грубо вернув всех к реальности.

– Что случилось? – первым пришел в себя Линь Юй.

– Ничего, – отрезал Сюэ Лэн. – Кто-то должен бодрствовать, пока вы спите. Здесь небезопасно.

– Что именно ты видел? – голос Хань Фэна прозвучал собранно.

– Тени. Шорохи. Обычный ночной лес, – проворчал Сюэ Лэн. – Или демоны должны были прислать приглашение?

– Если есть угроза, нужно укрепить защиту, – невозмутимо заявил Хань Фэн.

– Ты ведь ничего не затеваешь?

– А пошел ты к черту со своими подозрениями, – резко выдохнул он. – Спокойной ночи. Или нет. Мне все равно.

И демонстративно умолк до самого утра.

***

Утро встретило их тяжелыми тучами, влажным воздухом и густым туманом, идеально отражая настроение одного из путников.

От Сюэ Лэна волнами исходило раздражение; сквозь общую связь явственно чувствовались его смятение и яростное недовольство. Казалось, еще мгновение – и он сорвется. Контраст с его вчерашним самодовольством был разительным. Что-то случилось ночью, – отметил про себя Хань Фэн, твердо решив быть настороже во время следующей ночевки.

Линь Юй тут же искренне обеспокоился:

– Друг мой, ты в порядке? Я чувствую твою тревогу. Что случилось?

Хань Фэна по-прежнему изумляла и раздражала эта способность Линь Юя прощать кого угодно и считать друзьями. Даже того, чьи руки по локоть в крови.

На все мягкие попытки Линь Юя выяснить причину, Сюэ Лэн отвечал невнятным бурчанием. Не из уважения, а потому что сам не мог сформулировать этот клубок ярости, отвращения к собственной слабости и… предательского желания снова погрузиться в то теплое принятие, которое он почувствовал в душе Линь Юя и которое теперь ассоциировалось с ледяной бездной отчаяния.

Линь Юй, полагая, что виной всему его вчерашний скучный полет, предложил Сюэ Лэну снова вести меч. Тот проигнорировал предложение, что было страннее любой язвительной шутки.

Управление взял на себя Хань Фэн. Четко, уверенно и быстро он повел меч к цели. Под ногами расстилался туманный пейзаж горных хребтов. В этом полете было практичное единение с природой, расчетливое использование потоков ветра.

Долгое молчание прервал Линь Юй. Он сказал с легкой грустью:

– Хань Фэн, я все чаще задумываюсь… Наше сознание подобно воде: оно может наполнить любой сосуд, но его суть не меняется. Что есть «я», если не вода, а не сосуд?

Хань Фэн задумчиво произнес:

– Но сосуд определяет форму. Вода в чаше – для питья, в реке – для пути. Наша воля – вот что не дает воде застояться.

Через общую связь Хань Фэн почувствовал яростный, почти физический всплеск раздражения от Сюэ Лэна. Тот ненавидел эти абстрактные разговоры, этот свет, который ему сейчас был так неприятен, потому что он его чувствовал и помнил его вкус.

Линь Юй тихо спросил:

– Хань Фэн, помнишь, мы мечтали основать свой Орден? Что бы мы сказали, увидев… нас сейчас?

– Я думаю, – в голосе Хань Фэна послышалась легкая улыбка, – мы бы сказали: «Никогда не теряйте друг друга из виду. И будьте готовы к странным союзникам». Основа – это воля, которая даже в самом странном сосуде находит способ быть собой.

***

В третьей главе:

На приеме у психолога. Ночной дозор. Хотел ударить и наконец это сделал. Внезапное прозрение. Кто сломал спутников Сюэ Лэна. Тройная радуга на ясном небе…

***

Глава 3. Осознание

Вести их сюда было отчаянной надеждой, последним огоньком в кромешной тьме. И вот она – цель. На вершине горы, пронзая свинцовые тучи, пульсировала точка чистейшей праны. Она не светила, а скорее отмечала незримую трещину в самом мироздании. Логово Безумного Мудреца.

Воздух был влажен и холоден, пах мокрой хвоей и тлением. Где-то в глубине ущелья глухо ревел водопад, словно предостерегая их.

К скале, не оставлявшей и намека на вход, на мече приземлилась одна фигура. Но движения ее были странно прерывистыми: изначально плавное скольжение сменилось резким, почти агрессивным рывком перед самой посадкой. Тело, облаченное в белые одежды Школы Белого Лотоса, на мгновение застыло в неестественно прямой, гордой позе – пока легкая судорога не сгладила осанку, выдав внутреннюю борьбу.

– Кончай вертеться, я ищу вход, – прозвучал в их общем сознании ядовитый шепот Сюэ Лэна.

– Тише, – мысленно парировал Хань Фэн, заставляя руку провести по гладкой, мокрой поверхности скалы. – Иллюзия… Искусная.

Внезапно тело дернулось, и на лице сама собой расплылась ухмылка, полная торжествующего презрения.

– Нашел, – вслух прошипел Сюэ Лэн, уже оттеснив остальных. – Дыра в воздухе. Детские картинки для слепых.

Он шагнул вперед, и кожу обдало струей теплого, спертого воздуха – будто невидимая пещера дышала ему в лицо. Сама скала оставалась монолитной, без единой трещины.

Внезапно пространство перед скалой исказилось, будто водная гладь под порывом ветра, и через каменную стену вышел отшельник.

Придав лицу доброжелательное выражение Линь Юя, посвященный сделал шаг вперед, сложил руки, красиво взмахнув рукавами, и склонился в глубоком поклоне:

– Достопочтенный мастер, великая честь встретить вас в наших странствиях. Да пребудет с вами долголетие и процветание.

– Говорите, с чем пришли? Хотя… – Его пронзительный взгляд внезапно сместился в пустоту, будто он видел не одно лицо, а несколько наложенных друг на друга. – …дай-ка я сначала поговорю с тем прохиндеем, что ерзает у тебя за спиной. Без этих церемоний.

Тело посвященного резко дернулось, руки, сложенные в приветствии, разжались, а на еще недавно безмятежном лице вспыхнуло яростное возмущение.

– Эй, старик! – вырвалось из его губ жестким голосом, чуждым мелодичному тембру Линь Юя. – Кого это ты так назва…

Но на полуслове выражение лица вновь сменилось – на сей раз на чистейшую, неподдельную растерянность. Глаза округлились, брови поползли вверх:

– Простите, достопочтенный… – тихо, с легкой дрожью в голосе начал было Линь Юй, совершенно сбитый с толку такой грубостью. Он явно не понимал, как реагировать, и готов был провалиться сквозь землю.

Отшельник лишь усмехнулся, развернулся и прошел сквозь стену, оказавшуюся иллюзией, жестом пригласив следовать за собой. Пещера отшельника поражала уютом, хотя в ней чувствовалось нечто иное, выходящее за рамки привычного. В центре пещеры располагался уютный очаг. Отшельник указал на два кресла.

– Присаживайся, – сказал он. – Вначале я задам несколько вопросов. Кто сможет осмыслить их – со временем станет целым. Начнем с самого беспокойного.

Борьба внутри тела посвященного затихла и, получив наконец полный контроль над телом, в кресле в хищной позе с комфортом развалился Сюэ Лэн:

– Ну, валяй, задавай свои вопросы, – усмехнулся он.

– Ты прячешься за смертью, боясь собственной тени? – взгляд отшельника был подобен скальпелю. – Ты всех стремишься перехитрить. Но не себя ли самого обманываешь?

Сюэ Лэн пренебрежительно фыркнул, но палец, лежавший на подлокотнике, непроизвольно дернулся.

– И что тебе дала месть? – старик не дал ему опомниться. – Пустоту? Ты зовешь привязанность слабостью. Но разве не слаб тот, кто против всего мира – один?

Некоторое время отшельник молча наблюдал, с едва заметной усмешкой в уголках губ, как две души сдерживают третью, рвущуюся в атаку.

– Гордый даос. Лед самоконтроля и пламенный гнев – две стороны одного клинка. – Отшельник повернулся к Хань Фэну. – Ты копишь ярость, как оружие. Но не боишься ли ты, что однажды оно выстрелит в того, кого должен защитить?

Тело дернулось, будто от удара током. Лицо под маской Линь Юя стало мертвенно-бледным, а костяшки на сжатых кулаках побелели. Он знает. Знает про мой срыв в монастыре.

Взгляд отшельника смягчился, но стал от этого лишь пронзительнее. Тело наклонилось вперед с мягкой, но неуклонной вежливостью Линь Юя.

– Юный праведник. Быть слепым – это выбор души, – тихо сказал старик. – Доверие без разума – яд. А боязнь увидеть правду – самая страшная тьма. Почему ты так цепляешься за свою слепоту?

Линь Юй опустил голову. Его пальцы, лежавшие на коленях, задрожали.

– Я… я не знаю, как иначе, – прошептал он.

Внезапно на лице посвященного появилось раздраженное выражение, и с голосом Сюэ Лэна он резко ответил:

– Хватит лезть, куда тебя не просят! Все спросил? Давай ближе к делу. То, что нас трое, ты видишь. Надеюсь, – он угрожающе наклонился к отшельнику, – Мы не зря выслушали всю эту чушь, тебе лучше нам помочь. Смотри, – посвященный достал амулет, – У нас есть такая вещичка. Говорят, она может решить проблему лишних душ. Нам бы расселиться. Что скажешь?

Отшельник откинулся на спинку кресла, и его голос прозвучал с безжалостной ясностью.

– Вы трое в одном сосуде. Ваши души текут друг в друга, как краски в воде. Через год-два от «вас» не останется и следа. Родится нечто новое. – Он посмотрел на них по очереди. – Вы уже чувствуете это? Сны чужие видите? Хотите этого?

В их общем сознании воцарилась абсолютная тишина – оглушительная, как удар гонга. Пустота, в которой утонули даже мысли.

Три беззвучных крика разорвали тишину.

От Сюэ Лэна – слепое, животное «НЕТ!», выжженное страхом небытия.

От Хань Фэна – ледяной ужас логики: «Слияние? С ним? Немыслимо».

А между ними – тихий, тотальный ужас Линь Юя, для которого это звучало как убийство. «Я не хочу терять никого из вас».

От лица всех троих Хань Фэн уверенно ответил:

– Никто из нас не хочет слияния. Гармония не должна достигаться через уничтожение личности.

Отшельник внимательно посмотрел на посвященного:

– Если вы разделитесь, то жизнь разведет вас в разные стороны. Вы готовы к последствиям?

В общем пространстве разума первым взорвался гневом Сюэ Лэн: «Ну и пошли вы оба! Нужны вы мне были!» Но за этой вспышкой его спутники ясно увидели затаившийся страх. Оба даоса хранили молчание, но их безмолвие говорило громче слов – никто из них не желал остаться в одиночестве.

– Хорошо, – взвешено и тщательно подбирая слова продолжил говорить отшельник, – я дам вам ритуал разделения душ, но для этого необходимо согласие хозяина тела, которое вы намереваетесь занять, либо найти пустой сосуд. Потребуется жертвенная кровь носителя и полное доверие.

Он сделал паузу и весомо продолжил:

– В момент перехода душа, покидающая тело, будет крайне уязвима – именно тогда ее легче всего поглотить, усилив свою сущность.

Помолчал, он будто невзначай добавил:

– Ах да… после завершения ритуала принесите амулет мне – он станет вам бесполезен, а взамен я задам каждому еще по вопросу.

Посвященный встал и с напряжением в голосе произнес:

– Почтенный отшельник, благодарим за мудрые наставления. Да пребудет с вами… – он начал было делать поклон, но отшельник остановил его небрежным жестом.

– Церемонии излишни, – голос его не допускал возражений. – Ночь близко, а в горах непогода. Вам предоставлен кров.

***

Отшельник махнул рукой в сторону небольшой комнаты:

– Располагайтесь здесь, – просто сказал он, обводя взглядом помещение. – Можете ходить где хотите, не стесняясь. Мне только не мешайте. Я буду у себя.

Небольшая комната примыкала к главному залу пещеры. Вместо обычной двери вход закрывала легкая магическая завеса – простой барьер, скрывавший происходящее внутри и глушивший звуки. Теперь, зная, куда смотреть, они заметили еще один проход в глубине пещеры. Вероятно, он вел в личные покои отшельника.

Едва отшельник скрылся в глубине пещеры, Сюэ Лэн тут же сорвался с места.

– А теперь, – его голос звенел непривычным, почти научным любопытством, – давайте-ка изучим эту завесу. Без дураков.

И, что было страннее всего, он и впрямь погрузился в изучение плетения. Хань Фэн с изумлением наблюдал, как тот, не сыпля язвительными комментариями, с абсолютной концентрацией анализировал иллюзию. Эта слаженность была пугающей. Что он задумал, притворяясь нормальным?

В создании завесы были применены одновременно три типа магических плетений, органично сплетавшихся друг с другом: иллюзия, барьер для звуков и, что самое необычное, плетение, обеспечивавшее обмен воздухом между пещерой и внешней средой. Вся конструкция напоминала многослойный кристалл, где каждый слой был тесно переплетен с остальными.

Внезапно Линь Юй протянул руку сквозь завесу и мягко, давая другим возможность его остановить, повел тело наружу.

На улице разразился настоящий ливень. Темное небо полностью поглотило мир вокруг. В этой темноте изредка вспыхивали молнии, на мгновения озаряя пространство призрачным светом. У подножия склона, внизу, кроны деревьев при каждом порыве ветра склонялись все ниже, словно пытаясь укрыться от неистового ливня. Шум дождя заполнял все вокруг, а потоки воды, ударяясь о камни, создавали ритм, который то усиливался, то затихал, периодически прерываясь громовыми раскатами.

– Вот ведь погодка, хоть в этом старикашка был прав, – хмыкнул Сюэ Лэн.

Они устроились на ночь. Спальное место оказалось поразительно удобным: матрац был наполнен мягкими травами, а постельное белье – из тончайшего льна. Похоже, несмотря на уединение, отшельник любил жить в удобстве.

Хань Фэн твердо решил не засыпать сразу этой ночью, а проследить, что будет делать Сюэ Лэн. На удивление, тот, похоже, действительно уснул. Хань Фэн выждал немного, не теряя настороженности. Он заметил, как энергетические потоки вокруг Сюэ Лэна замедлились, наполнив пространство тихим хаотичным гулом, словно отзвуком далеких сновидений.

Пока Линь Юй, убаюканный шумом дождя, засыпал, Хань Фэн бодрствовал. Мысль, брошенная отшельником, жгла сознание: «Ваши души текут друг в друга…». Чтобы отвлечься, он проверил содержимое пространственного мешочка Сюэ Лэна. Ревизия лишь усилила тревогу: банальная походная утварь, снадобья… но не было ни ядов, ни зловещих чертежей Печати Разрушения, которые он видел раньше. Куда он их дел? Спрятал в теле? Или задумал нечто, для чего они не понадобятся? Эта мысль заставила похолодеть. Он не мог больше ждать. Ему нужны были ответы. Сейчас.

Амулет в его ладонях был холодным и живым. Глотнув воздуха, Хань Фэн ринулся в сознание спящего.

Первым на него обрушился привычный образ – маска циничного убийцы, от которой исходила знакомая, осязаемая угроза. Броня, – мысленно отметил Хань Фэн и, собрав волю, пробил ее.

И его сознание переломилось.

Не метафорически, а физически – в висках застучало, в груди взорвалась боль. Он не увидел, а ощутил: леденящий ужас запертого в темноте ребенка, вкус крови на губах от собственного крика, запах страха и немытого тела. Он почувствовал, как ломают кости на его собственной руке, как выжигают меридианы раскаленным железом. Жгучее, всепоглощающее отчаяние существа, которого предали все, кому оно доверяло. Мир сузился до боли и страха.

А потом он увидел источник. Черную дыру, зияющую рану, из которой сочилась вся боль мира. Вокруг нее – выстроенная за годы броня, стальной панцирь, готовый отразить и уничтожить любую угрозу. Но в самом сердце этой тьмы, за всей этой броней, теплился один-единственный, хрупкий огонек. Искра той самой нерожденной доброты, которую Сюэ Лэн яростно, до хрипоты, пытался в себе затоптать. Две силы, сцепившиеся в смертельной схватке: слепая, отчаянная жажда – чтобы его любили – и яростное, неукротимое желание причинять боль, лишь бы никогда больше не чувствовать себя таким беззащитным.

С ужасом Хань Фэн отшвырнул амулет на кровать и неосознанно попытался стереть с ладоней чуждое прикосновения к той бездне. Успокоив дыхание, он поднял амулет и попытался осмыслить пережитое.

Он узнал в них ощущения беспомощности и несправедливости – те самые, что питали его собственный гнев. С глухим изумлением Хань Фэн подумал: «У жестокости Сюэ Лэна… есть причина. Чудовищная, искалеченная, но причина». И с горьким чувством он ощутил стыд за собственный гнев – тот самый, что теперь казался ему почти благородным на фоне бездны отчаяния Сюэ Лэна.

То, что он увидел, было слишком интимным – будто он дотронулся до обнаженной боли, до самой незащищенной сердцевины того, кого ненавидел. На фоне искалеченной души Сюэ Лэна его собственная ярость вдруг показалась ему чем-то управляемым, почти что правильным – той силой, что направляется волей и обрушивается лишь в ответ.

***

Сюэ Лэн проснулся первым. Тело было легким, мысли – ясными и острыми. Он не чувствовал себя так… целым… с тех пор, как стал изгоем. Глубоко внутри пульсировал неприятный осадок после вчерашнего разговора со старикашкой. «Прав…» – пронеслось эхом. Он тут же раздавил эту мысль. Какая разница? Линь Юй был жив. Линь Юй доверял ему. И Сюэ Лэн будет следить за каждым его вздохом, отсекая любую боль, любую угрозу. Линь Юй никогда не должен страдать. Никогда. Он принадлежит ему.

Линь Юй никогда не должен узнать о жертвах и обстоятельствах смерти Хань Фэна. Он должен забыть про прошлое Сюэ Лэна. Сюэ Лэн для этого приложит все усилия. Главное – уберечь Линь Юя. Он такой сильный и такой хрупкий. Такой теплый и глубокий. И со страшной раной на душе. Линь Юй должен забыть… Это будет лучше для него. Да, именно так. Это ради его же блага. Линь Юй больше никогда не покинет его.

«А теперь, пожалуй, самое время подразнить Хань Фэна», – подумал Сюэ Лэн и начал ту самую практику утреннего самосовершенствования, что была так популярна в Ордене Сияющего Огня. Стоило ему начать концентрировать энергию, как по телу разлилось тепло.

Линь Юй проснулся и тут же встревожился, почувствовав нарастающую волну чужого удовольствия.

– Пожалуйста, остановись, – мягко произнес он. – Хань Фэну это причинит боль. Этот вид самосовершенствования достаточно личный, и некоторые люди могут принять его за оскорбление.

Но Сюэ Лэн лишь усмехнулся про себя и ввинтил потоки праны с удвоенной силой, намеренно грубо и вызывающе.

Миг – и Хань Фэн вырвался из сна. Не плавно, а рывком, будто его подбросило на волне адской боли. Его душа содрогнулась, и в этом всплеске ярости и отвращения не было ни капли замешательства – лишь чистая, обжигающая атака.

Он резко отдернул их общую руку, разрывая связь. Сюэ Лэн замер, жадно вслушиваясь в их общее сознание, выискивая знакомый вкус ярости, ту самую горячую волну, которую он знал, как обернуть против них…

И наткнулся на ледяную пустоту.

Сквозь нее пробилось лишь два чувства: обжигающее, безразличное презрение и – что было в тысячу раз больнее – жалость.

Когда тот вопреки всем ожиданиям обратился к Линь Юю, испуганному провокацией:

– Линь Юй, не обращай внимания, – голос Хань Фэна звучал устало и с оттенком брезгливости. – Это просто детские попытки испортить нам настроение.

Мысли Сюэ Лэна заметались, и он по привычке попробовал другой способ, который раньше работал:

– А что ты так всполошился? – с язвительной сладостью в голосе тут же вклинился Сюэ Лэн, – У вас в Монастыре Белых Снегов разве так не делали?

Он не успел договорить, как импульс энергии – острый и обжигающий – ударил ему в разум, словно раскаленный молот. Сюэ Лэн почувствовал, как сознание выворачивает наизнанку. Острая боль пульсировала в висках. Его бросило в холодный пот, пальцы непроизвольно сжались в кулаки, а перед глазами заплясали темные пятна. На долгое мгновение он потерял дар речи и способность мыслить, ощущая лишь чистую, обжигающую боль, парализовавшую и тело, и дух.

Сознание медленно возвращалось, собираясь из осколков. Первой мыслью было чистое, почти профессиональное восхищение: «Какая мощь…».

Следом пришло осознание: его ударили. Ударили по-настоящему. Не в ярости, а с холодной, расчетливой точностью.

И тогда накатила третья волна – леденящий шок. Его застали врасплох. Там, где он был королем, его свергли с трона. Старые козыри не сработали.

Его первым порывом была ярость, но он подавил ее, судорожно выстраивая в голове новые стены, чтобы больше никогда не подпустить никого так близко к своей настоящей сути.

– Юй-гэгэ… – голос Сюэ Лэна предательски дрожал, звуча неестественно тонко и по-детски. – Он… он причинил мне такую боль! – в его словах звучала не только обида, но и едва скрываемый страх. – Ты же видишь, что он творит! Останови его!

Он спрятался в глубинах их общего сознания, сжавшись в маленький дрожащий комочек, и отчаянно прильнул к излучающей тепло и покой душе Линь Юя.

– А-Лэн, – растерянно произнес Линь Юй и слегка укутал его своей энергией. Сюэ Лэн, услышав ласковое обращение, прижался теснее. – Ты сам спровоцировал его, – укоризненно и веско продолжил Линь Юй. – Тебе мало того, что ты уже успел сделать? Ты не только не раскаиваешься, но и припоминаешь свою месть при каждом удобном случае. Прошу тебя, перестань разрушать себя и других.

Сразу после удара Хань Фэн ощутил краткое, дикое удовлетворение. Но тут же его накрыла волна леденящего стыда. Он сорвался. Снова. Но на этот раз – не в слепой ярости, а с холодной, расчетливой точностью. Он использовал свою силу не для защиты, а для причинения боли. И это осознание было почти страшнее, чем потеря контроля тогда, в Монастыре Белых Снегов.

***

Линь Юй всегда внимательно прислушивался к наставлениям старших и более опытных учителей. И сейчас он всерьез задумался над обращенными к нему вопросами отшельника, хотя это далось нелегко. Видеть вглубь, не судить поверхностно, различать истинный смысл происходящего – вот что хотел донести до него отшельник.

Раньше сама мысль об этом вызывала в нем страх – он так не хотел, чтобы слова наставницы о мире у подножия горы оказались правдой. Он так отчаянно желал верить в изначальную доброту людей, что предпочитал оставаться слепым. Его сердце сопротивлялось прозрению, укрываясь спасительной завесой наивного оптимизма.

Однако сейчас он открыл глаза. И увидел не просто манипуляцию. Он увидел отчаяние. Тот утренний выпад, эта жалобная уловка «Юй-гэгэ» – это был крик. Крик того самого искалеченного ребенка, чью боль вчерашней ночью, содрогаясь, ощутил Хань Фэн. Ребенка, который не знал иного языка, кроме как причинять боль, чтобы его заметили.

И это прозрение было не страшным. Оно было до горького, до слез печальным.

Как же печально было осознавать эту истину. Сможет ли он дотянуться до Сюэ Лэна, не поощряя его разрушительное поведение? Научится ли тот когда-нибудь общаться по-другому? Эти вопросы тяжелым грузом легли на сердце, но отступать он не собирался.

Похоже, Хань Фэн тоже прислушался к словам отшельника. Линь Юй ощутил тихую, гордую радость за друга – тот не только вовремя среагировал, но и поступил именно так, как следовало: не впал в ярость, а дал сдержанный и достойный отпор.

Эта мысль заставила его задуматься: если Хань Фэн смог измениться, обрести больше цельности, то, возможно, и Сюэ Лэн… способен на преображение? Эта мысль вспыхнула в его сердце робким, но настойчивым огоньком надежды.

Линь Юй не хотел терять никого из них. Мысль об этом причиняла почти физическую боль, словно кто-то сжимал его сердце ледяными пальцами. Он слишком хорошо помнил, как важно не терять веру в человека и давать ему шанс измениться. Сейчас эта вера теплилась в его душе, несмотря на все сомнения и страхи.

Попрощавшись с отшельником, Линь Юй вышел наружу – и застыл, пораженный открывшейся картиной. Пейзаж, умытый ночным дождем, дышал первозданной чистотой: капли на скалах сверкали, словно бесчисленная россыпь самоцветов, сочная зелень деревьев у подножия горы ласкала взгляд, а воздух, свежий и чистый, наполнял легкие живительной прохладой.

Подняв глаза к небу, Линь Юй ахнул. На нежно-голубом своде сияла тройная радуга. Две дуги – яркие, ясные, словно незапятнанная честь Хань Фэна и его собственная, не угасшая надежда. А между ними – третья, призрачная и бледная, но неотделимая от них. Как душа Сюэ Лэна, полная тьмы, но все же часть целого. Словно сама природа шептала ему: чтобы увидеть истину, нужно принять все оттенки, даже те, что прячутся в тени. И это знание подарило ему покой.

Линь Юй поднялся на меч, чтобы найти уединенное место для обсуждения и дать спутникам время пережить случившееся друг с другом наедине. Сюэ Лэн затих, но уже не таился в боли и обиде, а, казалось, обрел некое спокойствие. Хань Фэн тоже пребывал в задумчивости, и от него больше не веяло гневным напряжением сжатой пружины.

Солнце уже поднялось высоко, заливая горные пики теплым золотистым светом. Лазурное небо раскинулось над миром бескрайним куполом. Линь Юй парил над землей, уверенно стоя на мече. Ветер играл с его волосами, на мгновение бросая их на лицо, а затем откидывая за спину. Внизу простирались величественные горные хребты, покрытые изумрудной растительностью. Между скал змеились серебристые ленты рек, сверкающие в солнечных лучах. Воздух был прозрачен и напоен терпким ароматом горных трав.