Шея ломается со звуком Хрясь бесплатное чтение

Глава 1

В загадках есть что-то чарующее, обладающее магнетизмом. Это своеобразный вид кайфа. Интеллектуальный перепихон. Когда, казалось бы, множество несвязанных фактов выстраиваются в чёткую последовательность. В шаги. В симфонию. В законченный вид.

18 июля 2025 года так случилось и со мной. Точнее, почти случилось… Я смотрел в глаза убийцы и ждал… надеялся, что вот-вот признание само вырвется наружу. Главное – не давить. Дать прорасти цветку раскаяния в этой тёмной душе.

Настенный вентилятор гоняет спёртый воздух. Кофе остыл. Молоко, свернувшись, болтается неразмешанными хлопьями в коричневатой жиже. Подозреваемый так и не притронулся к стакану. Его покрасневшие глаза уставились в след от кофейного полукруга на краешке стола. Пальцы, собранные в кулак, еле заметно подрагивали. Кожа на казанках содрана.

Я разминаю шею и провожу ладонью по спутанным волосам. Протягиваю полупустую пачку. Отказывается. Вытягиваю сигаретку, до хруста приминаю пальцами табак и, чиркнув зажигалкой, подношу пляшущий огонёк к кончику. Затягиваюсь… Пепельница переполнена… Сколько я пытаюсь бросить? Полгода, а может, больше? Серый дым тонкой струйкой вьётся к потолку, подхватывается вентилятором и рассеивается в свете тусклой лампы.

– Я не убивал того мужчину.

Указательным пальцем бью по фильтру, стряхивая пепел. Часть упала мимо. Смахиваю ладонью на пол.

И всё же я не верю ни единому его слову. Прокатываю между пальцев сигарету, подношу к губам. Уголёк, пожирая бумагу, добрался до основания фильтра и осел горячим дымом в лёгких.

– Все улики говорят, что это были вы, – тушу бычок о край пепельницы. – Ревнивый муж узнаёт о связи жены с учителем и не выдерживает. Ни вы первый, ни вы последний…

Резкий удар кулака об стол заставляет меня осечься.

– Я не убивал, – цедит сквозь зубы и поднимает на меня свои красные глаза.

Развожу руками:

– Тогда вам нужно ещё раз объяснить, что вы делали в его доме, и почему на лопате возле места преступления нашли ваши отпечатки. И на этот раз, – я подаюсь вперёд, разместив на столе локти, – ничего не утаивайте. Иначе, видит бог, из этого кабинета вы отправитесь за решётку.

– Вам не понять…

– Что ж, я попытаюсь, – поправляю на руке ремешок от часов и понимаю, что на ужин с женой я не попаду. – Давайте с самого начала…

Глава 2

– Как давно вы женаты?

Я ловлю его взгляд на своём безымянном пальце. Прокручиваю плотно сидящее кольцо:

– Четыре года.

– И все четыре года вы счастливы?

Прячу руки под стол:

– Какое это имеет отношение к вашему делу?

Встречаемся глазами. Я отвожу взгляд первым.

– Да, мы счастливы.

– Тогда представьте, что спустя четыре счастливых года в браке от вас уходит жена. Ни намёков, ни недомолвок. В один день она просто исчезает. И как бы вы ни пытались её отыскать – у вас не выходит.

Я внимательно смотрю на его непроницаемое лицо. Слезливая история меня не трогает. Это просто слова. Важен язык жестов. Мимика… но, чёрт возьми, я будто имею дело с роботом.

– Офицер?

– Да? Гхм… – ёрзаю на стуле. – Ничего не бывает просто так. Значит, вы дали повод.

В комнате колом встаёт тишина. Разве что стук секундной стрелки напоминал о ходе времени.

– Мы жили душа в душу. Всё было хорошо. Правда. Мы… – мужчина грустно улыбнулся, – мы были образцовой парой. Отношения – как по учебнику. Не ссорились. Я никогда не поднимал на неё руку. Шёл на компромиссы и всегда… всегда прислушивался к её мнению.

– Тогда вы чего-то не знаете.

– Возможно. Но вот что я знаю наверняка… я не убийца.

За дверью комнаты допроса послышалось шуршание. Затем – вой, и через мгновение дверь распахнулась.

– Капитан, я не знаю, что делать с этой собакой! Она живого места не оставляет, сгрызла мне все ножки стола!.. – молодой сотрудник полиции еле держал за холку пса, рвавшегося в мою сторону.

– Это ваш? – уточняю я.

– Не совсем.

– Что значит «не совсем»? – переглядываюсь с младшим лейтенантом.

– Долгая история.

Пёс тыкается в скованные наручниками руки подозреваемого. Поскуливает и бьётся мокрым носом о ладони.

– Тихо-тихо, Бруно… Вы его покормили?

– А что вы на меня так смотрите? – хмурит брови младший лейтенант.

– Покорми его, – бросаю я.

– Да…

Я кивком прошу его удалиться.

– У нас тут не гостиница для животных… – он пытается перехватить голову, и случайно задев уши, нарывается на грозное рычание.

– Спокойно, Бруно, всё хорошо… – подозреваемый поднимает глаза. – Он любит сайру.

– Сайру?

– Консервированную. Только смотрите, чтобы без уксуса.

Цирк. Ему грозит тюрьма, а он на полном серьёзе рассказывает, как выбрать правильную сайру.

Пса, наконец, уводят, но в комнате остаётся запах овчарки. Опустив глаза, я замечаю слюни на своих идеально вычищенных туфлях.

– Почему вы сказали, что это не ваш пёс?

– Потому что он не мой.

Я качаю головой:

– Вы не убивали того мужчину. Это не ваш пёс. И вообще, вы здесь случайно. Я ничего не упустил?

– Нет, офицер, всё так. Но… в одном убийстве я замешан.

Я взглянул на красный огонёк включённого диктофона. Ладони от предвкушения победы вспотели.

– Что ж… рассказывайте.

Глава 3

– Бруно стал моим псом совсем недавно…

– А вы не могли перейти сразу к той части, где вы говорите про связь с убийством?

На миг задумавшись, он, приподняв запястья, брякнул цепью от наручников:

– Нет. Не могу.

Делаю знак рукой, чтобы продолжал.

– Моя младшая сестра пыталась всучить мне пса под любым предлогом. Мы ходили в питомники, приюты, даже на собачью выставку, и всё это было слишком… – он задрал голову к потолку, и я рассмотрел широкий, рассекающий шрам на подбородке. – Слишком мило… Да, наверное, «мило» подходит.

Я вопросительно приподнял брови.

– Ей казалось, что собака поможет легче пережить утрату.

– Вы с этим не согласны? – Я взял в кулак пачку сигарет. Упаковочная плёнка затрещала.

– Это как заедать голод сладким. Полумеры. К тому же, я никогда не любил собак.

– Что же заставило вас передумать?

– Позволите?

Он взглядом указал на пачку сигарет. Протягиваю. Высыпав на стол пять сигарет, подозреваемый лёгким выверенным движением оторвал верхнюю часть сигаретной пачки с логотипом. Подмял картонные концы и свернул в два раза… получилось что-то вроде брелока.

– Я бы хотел это оставить. – он зажал между пальцев брелок.

Кивнув, я потянулся за пятью сигаретами и снова сунул их в распоротую пачку.

– И всё-таки собаку вы завели..?

– Пришлось. Вмешался случай…

Мужчина прикрыл глаза и монотонно, как в трансе, заговорил:

– Когда Вера исчезла, я просто растерялся. Это как убрать ножку у стола. На вид может всё не так плохо, но стоит опереться – и он рухнет. Так было и со мной… я шёл по тонкому льду и слышал… – он дотронулся пальцем до мочки уха, скривив в болезненной гримасе лицо, – слышал треск… и провалился…

Воспоминание, как раскрытый фотоальбом, перенесло его в один из вечеров после исчезновения жены.

Тёмный проулок, красный свет галогеновых ламп мерцанием ложился на кирпичную кладку, долбёжка техно из закрытых дверей подпольных клубов, снующие крысы, запах мочи, пустые ящики из-под бутылок, переполненные мусорные баки.

Ступив в лужу, я потерял равновесие и припал к стенке мусорного бака. Полбутылки выпитой текилы жгли изнутри. Достаточно, чтобы стоять на ногах, и недостаточно, чтобы притупить ненависть к себе. Мутное отражение кругами расходилось по луже. Сплёвываю… Что-то тычется мне в ногу… поворачиваю голову.

Поскуливая, пёс отбегает на полметра назад.

– Чего?

Виляет хвостом и снова скулит, уши прижаты. Я перевожу взгляд на поводок.

Пёс беснуется – то подпрыгивает ко мне, то отбегает… Я опираюсь о мусорный бак и встаю в полный рост.

– Чё те надо?..

Лает… и рысью бросается в переулок. Я провожаю его взглядом… Разворачивается и опять заливается лаем. Раздаётся звук битых бутылок.

– Чёртов пёс… – бросаю я, расстёгиваю куртку и иду за ним.

Псина то отбегала на метров десять, то останавливалась и заходилась лаем, как сломанная игрушка.

– Не ори, и так голова болит!

Обежав меня, пёс мокрым носом уткнулся мне в ладонь. Я почувствовал на его холке что-то липкое. Убрав руку, я увидел пятна крови.

Припустив за собакой, я выбежал в следующий проулок и заметил вдалеке группу людей, склонившихся над кем-то.

– ЭЙ! – крикнул я и побежал к ним.

Увидев меня, они дали дёру – да так быстро, что отсюда я смог разглядеть только четыре спины и затылки, накрытые капюшонами.

Собака, воя, припала к мешку, лежащему на асфальте.

Держась за бок, я перешёл на шаг и увидел человека… точнее, избитого в месиво парня. Лицо – один сплошной лиловый синяк. Рот напоминал измочаленную губку. Майка изодрана. Рука неестественно выгнута.

Я вмиг протрезвел… сел на корточки, достал телефон и, прижав два пальца к артерии, с трудом нащупал пульс.

– Служба спасения, – раздался женский голос в трубке.

– Тут мальчика избили до полусмерти.

– Скажите, где вы?

Я назвал адрес. Своё имя, фамилию… облокотился на кирпичную стену и сполз на асфальт.

Нос парнишки был вывернут, и по щеке к шее сползала багровая струйка крови.

К горлу подступила тошнота… прижав кулак к губам, я смотрел, как пёс, поскуливая, лёг возле хозяина и положил на грудь морду.

Не знаю, сколько прошло времени, но вдалеке послышалась сирена, и гул всё нарастал… На повороте, сбив мусорный бак, резво въехала скорая и, забравшись двумя колёсами на бордюр, осветила стену позади меня.

Вытащили носилки, парня аккуратно погрузили в кабину, и когда фельдшер захлопнул дверь, пёс встал на задние лапы и стал скрести когтями.

– Это ваш?

Кручу головой.

Лая на задние двери, пёс побежал ко мне и, скуля, принялся биться мне в ноги.

– Он, видимо, хочет с хозяином.

– Не полу… АЙ!!! – Пёс вцепился фельдшеру в штанину и стал дёргать из стороны в сторону. Потеряв равновесие, тот грохнулся на асфальт. Выбежал водитель и принялся оттаскивать. Тащил за холку, перехватывал за шею… пришлось идти на подмогу. Рыча и лая, она снова принялась прыгать на задние двери скорой.

– Залезайте, – рявкнул водитель.

– Вы это мне?

– А ты ещё кого-то здесь видишь? Эта псина перегрызёт тут всех, если мы её не возьмём.

– А причём тут я? Я просто помог.

– Вот и помогай до конца. Как парнишка придёт в себя – узнаем, кому из родственников сможете передать пса.

Глава 4

– И родственникам вы не передали? – спросил я, когда подозреваемый закончил свой рассказ.

Тот лишь покачал головой:

– Мутная история, у парнишки осталась одна тётка в другом городе, и та ничего не захотела слушать. И к тому же этот пёс… – он опустил голову, разглядывая колени. – Преданный. Видно было, что он любил парнишку.

Я сделал пометку в журнале, обведя слово «Бруно» в кружок. Если история о том, как к подозреваемому попала собака, прояснилась, то как она оставила разодранный ошейник в доме убийства, оставалось загадкой.

В деле значилась фотография ошейника Бруно и телефон, написанный на внутреннем обороте кожаного подклада, по которому следовало звонить, если пёс потеряется. Мы успели пробить телефон – он совпадал с номером парня, неделю назад попавшего в неотложку.

– Тогда, – говорю я, закончив вести заметки, – почему вы не отдали пса, когда парнишка пошёл на поправку? Судя по записям… – я сверил показания его лечащего врача, – его должны выписать со дня на день. И вы навещали его три раза?

– Два раза.

Я сделал ещё одну пометку – не соврал. Конечно, нам известно, сколько раз он навещал мальчишку, даже точное время. Всё отражается в журнале посещений.

Постукивая колпачком ручки по столу, я ждал продолжения. Как же так оказалось, что он, да ещё и вместе с псом, оказался на месте преступления?

Экспертиза показала совпадение найденного клока шерсти, не говоря уже про порванный ошейник, застрявший между диваном и журнальным столиком. Но зачем брать собаку на убийство? Этот замкнутый мужчина не выглядит слабоумным маньяком… Здесь что-то другое. Совпадение или…

– Я привязался к Бруно, – нарушил молчание подозреваемый.

– Вот как?

– Знаете, я стал понимать собачников… Ведь их четвероногие друзья любят беззаветно. Меня так родная мать не любила. —ухмыльнулся он. – А тут – ты просто кормишь, выгуливаешь пса и получаешь такую связь.

Я написал в журнале пометку – проверить мать подозреваемого… Кончик ручки завис над страницей. Дописал ещё про отца и сестру. Возможно, они дадут зацепку. Без найденного орудия убийства мои руки связаны. Можно только надеяться на новые улики или же… признание. Мы встретились глазами, и мне сразу стало ясно: признания мне не видать. Однако у меня не осталось сомнений – он точно что-то скрывает.

Глава 5

Закон был на стороне невиновного, нет доказательств… что ж, свободен как ветер. А невиновен всяк, на кого нет вещественных доказательств.

Я расстегнул наручники, посмотрел на красные следы вокруг кистей и отошёл к углу допросной комнаты, сделав вид, что веду записи.

Этот приём я усвоил в самом начале службы. Если подозреваемый ухмыляется – это доходчивый голос ЭГО. Невиновный жаждет поскорее убраться на свежий воздух, ему не до ухмылок…

Стоя к нему спиной, я отсчитывал про себя до пяти…

1… купольная камера снимает, как он встаёт.

2… проводит пальцами по запястью.

3… не прощаясь, со скрежетом отодвигает стул.

4… берётся за ручку двери.

5… выходит.

Пять секунд дадут больше, чем тридцатиминутный допрос.

Этому трюку обучил меня отец, проработавший детективом до своего 63-летия.

Все эти ДОБРЫЙ и ЗЛОЙ коп – заезженный шаблон полицейских сериалов. Детали – вот ключ. Наблюдай, и тело подозреваемого скажет больше, чем отрепетированные слова.

Взяв со стола раздербаненную пачку сигарет, я вышел из допросной комнаты и в конце коридора увидел, как пёс, стоя на задних лапах, облизывает подозреваемому лицо.

– Я выставлю вам счёт за химчистку.

Брюки позади стоящего младшего лейтенанта напоминали собачий половик.

– Не пёс, а зараза.

Я хлопнул его по плечу и прошёл в свой кабинет.

Поднял жалюзи… взял за лапки дохлую муху и, приоткрыв окно, выбросил. Сев на подоконник, я взглянул на фотографию с отцом. На снимке мне около шести лет, и, сидя на батиных коленях, я был счастлив как никогда. Отец в идеально выглаженной форме, чисто выбрит, мощный подбородок, волосы зачёсаны по пробору и усы «щёткой», с которыми он никогда не расставался.

Мать всегда говорила, что он был рождён стать полицейским… я же просто стал преемником, так как по-другому быть не могло. Дисциплина и честность – вот два слова, которые вдолбили мне с самого детства. Два правила. Два постулата. Усвоил их с молоком матери.

Дыхание сквозняка всколыхнуло кипу бумаг на рабочем столе.

Утренний свет приятно прогревал спину.

Я поднял руку и понюхал подмышку.

Да… встаю с подоконника. Вызываю младшего лейтенанта.

Дверь открылась, и сквозняк сорвал два листа на пол. Поднимая их, лейтенант захлопнул дверь.

– Куда их?

– Брось на стол… мы должны организовать слежку. – он поднимает на меня взгляд. – Аккуратно, не привлекая к себе внимания.

– Сделаю.

– Хорошо… и ещё.

– М?

– Он наверняка захочет вернуться на место преступления.

Младший лейтенант переступил с ноги на ногу.

– Вряд ли нам поможет местный отдел полиции. Вы же помните, сколько раз пришлось им напоминать выслать отчёт?

– Именно поэтому я говорю лично тебе. Это дело навело шороху, и всё, что нам нужно, – это не привлекать внимание.

– Но, сэр, я не могу… к тому же Алтай не близкий путь…

Сажусь за стол.

– Оформим тебе отпуск.

– То есть я буду на отдыхе?

Поворачиваюсь к нему.

– Отдыхать будешь на настоящем отпуске. А теперь мне нужно поработать.

Придвинув стул, я взялся за бумаги.

Дверь за мной закрылась… краем уха я услышал про то, что его убьёт жена.

Я вытащил доклад местного отдела полиции и погрузился в дело, ставшее, по словам жителей Аската, «проклятьем». И на то были веские причины.

Глава 6

2009 год, 28 июня, село Аскат (Алтайский край).

… дело об исчезновении Вики Власенко.

4 дня поисковая группа из местной полиции и привлечённая из города Горно-Алтайск оперативная служба (уголовный розыск) прочёсывали леса и горы в поисках тела.

10 розыскных собак, взявших след по запаху девушки, разделили территорию на 4 зоны поиска.

Вертолёт за всё время совершил облёт в радиусе 500 километров от места, где последний раз видели Вику Власенко. Местные жители организовали штабы дружин. 688 километров сплава по Катуни и 241 километр Чулышмана не дали результатов.

На седьмой день поиски официально прекратились.

Девочку признали без вести пропавшей, так как ни просьб о выкупе, ни тела обнаружено не было.

…

К делу прилагаются показания свидетеля – лучшей подруги исчезнувшей. Прямая речь для достоверности сохранена.

Следователь: – Скажите, насколько вы были близки с Викой?

Подруга: – Довольно близко… я не знаю, мы вместе проводили время и…

Следователь: – ?

Подруга: – … вы думаете, она погибла?

Следователь: – Мы не можем исключать эту версию. Вы не замечали в последнее время что-то странное в поведении Вики?

Подруга: – Нет! Но…

Следователь: – Что?

Подруга: – Моя мать не хочет, чтобы я, ну… распространялась об этом… это не по-христиански, как говорит моя мама.

Следователь: – Вы очень поможете делу.

Подруга: – Простите, не могу… поговорите с её родителями, сестрой или учителем…

(пометка следователя: тут девушку резко прервали, и мать, схватив за руку, увела её в дом).

Комментарий родителей в деле отсутствовал.

Сам по себе куцый доклад вызывал подозрение. Слишком он уж никакой… именно это слово подобрал капитан, просматривая отчёт. Возможно, сказывался провинциальный подход или обычная безалаберность со стороны следователей, однако факт оставался фактом: девочка пропала, и дело постарались быстренько замять, а громким оно осталось только внутри Алтайского края.

Больше всего меня насторожило то, что когда младший лейтенант делал запрос в местный участок, там очень нехотя и задавая много (слишком много) вопросов выдали дело.

Мне не составило труда пробить местного майора, отвечавшего в 2009 за розыск. Он уже как 2 года в отставке и наслаждается пенсией в компании двух внуков. Всё бы хорошо… выслуга лет, ордена за заслуги, и тут на тебе – отношение к исчезновению девушки такое, словно дело крутилось вокруг воришки, утащившего сыр из бакалейной лавки.

Закрыв папку, я достал из пачки сигарету и два раза ударил фильтром о край бумаги. На третьем разе сигарета зависла в воздухе. «Поговорите с учителем…» – пронеслось в голове капитана, как на повторе. Убитого мужчину, обнаруженного убитым недалеко от яблони в собственном дворе, звали Вихров Николай Алексеевич, он был учителем литературы Чемальской средней школы. В том самом доме, где пару дней назад были найдены ошейник собаки и отпечатки подозреваемого.

Чиркнув зажигалкой, я осторожно взял лист бумаги, свернул его трубочкой и с размаху прихлопнул муху.

Глава 7

6 дней до убийства

Почёсывая затылок, я стоял перед стеллажом с собачьим кормом.

– Ну и?..

Мы переглянулись с псом: тот лежал на кафеле, раскинув лапы вдоль туловища.

– Что предпочитаете? – я взял первую попавшуюся консерву. – Индейку? Что?.. Нет? Тогда… – тянусь к верхней полке. – Говядина?

Робин шумно выдыхает ноздрями.

– Курица? – чешу глаз… Эта псина после больницы дала мне поспать от силы три часа и ещё выкобенивается… – Так, всё, беру тебе вот эту, – хватаю консерву с красным акционным ценником.

Иду на кассу. Поводок напрягается и оттягивает руку. Оборачиваюсь. Бруно лежит на том же месте.

– Что ещё?

Облизывается… Я подхожу и сажусь на корточки рядом с ним. На уровне его морды пыльными рядами стоят консервы… беру верхнюю: на этикетке фотография рыбы.

– С сайрой? Ты этого хочешь?

Опять облизывается.

– Ох… я думал, рыбу едят только кошки, – удивляюсь я, хватаю ещё пять штук и, прижав к груди, иду на кассу, на этот раз вместе с Бруно.

– Красивый пёс, маленький ещё, – пробивая штрихкод, заявляет продавец. – Породистый?

– Ты породистый? – обращаюсь я к Бруно, высунувшему язык. – Не знаю, он мне не ответил, – это я говорю уже продавцу.

Последняя консерва скрывается в пакете. Рассчитываюсь. Снизу доносится писк…

– А кто это у нас тут бандит такой? – продавец включил стиль «ути-пути» и свесился над прилавком. – Отличная чистилка для зубов.

Я смотрю на Бруно, ухватившего зубами пупырчатую резиновую игрушку. С ценника, торчащего у щеки, капает слюна.

– Берёте?

– Нет.

– Но пёс уже взял.

Вот зараза… и ставят же прямо на уровне собачьей морды.

Я вновь прикладываю карту и, улыбнувшись одними губами, выхожу из зоомагазина. Толкнув дверь, спрашиваю:

– А почему вы сказали, что он маленький?

– Уши.

– Что «уши»? – смотрю я на пса.

– Не окрепли ещё, кончики прижаты.

– А-а-а, – протянул я и вышел.

Сев на лавочку возле придорожного сквера, я разместил рядом консервы, подобрал с асфальта облепленную грязью слюнявую игрушку и сказал:

– Иди… ну, гадь там. Писать, какать – бегом.

Пришлось добавить жестов. Но Бруно ни бум-бум.

– Ты же сам меня с постели поднял… Ай, да ну тебя…

Пёс сел на задние лапы и уставился на меня.

– ГА-ДИТЬ! – тяну. – Туууу… дааа…

Я привстал с лавочки и, похлопав, облюбовал ему проплешину в травке.

Робин принялся чесать лапой за ухом.

– С тобой хрен договоришься. Сидеть до вечера не буду. Всё тогда, – дёргаю за поводок, но тот, как скала, прирос к земле. – Пошли-и-и! – шея выгибается. – Тьфу на тебя, и как тебя твой хозяин терпит?..

Опускаюсь на лавочку. Достаю телефон и – ну конечно! – в этот самый момент он меня тянет. Да так, будто нет ничего важнее. Подойдя к ближайшему дереву, Робин задрал лапу и пискнул.

– И это всё?

Опять тянет… уже к следующему дереву. Я только и успевал быстрым шагом за ним бегать, а пакет с консервами то и дело бил по ноге.

Когда с писательными процедурами было покончено, и одна ворона лишилась отменных чёрных перьев на заднице, я еле как затащил Бруно домой.

Отперев дверь, я вспомнил, что забыл купить миску… ладно, в другой раз. Вывалив целую консерву в обычную тарелку, я поставил её на пол, и Бруно тут же набросился на еду, заелозив тарелкой по полу.

Смыв с рук слюни и собачий корм, я вернулся на кухню и удивился, что тот уже всё съел. Тарелка была вылизана подчистую.

– Слушай, я прилягу ненадолго на диван.

Бруно не ответил, облизнулся и лапой с когтями ткнул тарелку.

– Обойдёшься. Я буду там, – показал я в сторону коридора и вышел.

Достав беруши, я улёгся на диван в гостиной, вставил их и моментально провалился в сон. Проснувшись от шума, я обернулся и впервые почувствовал, что способен на убийство.

Глава 8

Нет… меня не особо расстроила погрызанная диванная подушка, тапочки, дверной косяк и валяющиеся повсюду слюнявые вещи. Привстав, я долго моргал, не понимая, как это по моей квартире пронёсся слюнявый ураган и разбросал тут всё к чёртовой матери… А потом, закончив обзор, я опустил глаза на милого-гадкого-делавшего-непричастный-вид-мирного пёсика. Этот мирный, виляющий хвостом, пёсик поднял на меня глазки. Лежал он на раздербаненном платье жены.

Тут моё терпение, как шкала выставленного на жару ртутного термометра, помчалось вверх. К взрыву. К воплю. К сердечному приступу. Соскочив с кровати, я вытащил из его шершавых лап подол платья и стал тянуть… хоть бы хны.

– А ну уйди!

Переворачивается на бок. Я беру его за задние лапы и оттаскиваю… Вытащив платье, я выхожу в коридор и вижу на полу выстланную дорожку из вещей жены. А дверь в кладовую, где всё это добро висело, со следами когтей раскрыта.

Нагнувшись к полу, я хватаю береты, шарфы, осенние курточки и, набрасывая горку из вещей, иду к шкафу. Оттолкнув дверь, чтобы было легче пройти, я опустил всё на ближайшую полку и потянулся к выключателю. Лучше бы я не включал свет… Обгрызенная обувь и коробки с пожёванным по краям картоном валялись, как после налёта термитов. Робин втиснулся в шкаф и высунул язык.

– Вот ты гад.

Я взял берет жены и запульнул ему в морду.

Я сидел в растерянности, не понимая, с чего начать… Может, с сортировки? Где-то вещи были целы, где-то обслюнявлены со следами зубов, а где-то просто покрыты шерстью, словно на них полежал сам Йети. Взяв с кухни тряпку и маленькое ведёрко, я капнул в него чистящего средства и наполнил тёплой водой. Пена, распушившись, полезла за пределы обода ведра. Поднеся нос к воде, я принюхался… Главное, чтобы эти арома-отдушки не перебили запах Веры.

Вернувшись в шкаф, я обмакнул тряпку и принялся осторожно счищать слюни. Одну вещь за другой… Я бережно, насколько это возможно, смывал слизь. Больше всего досталось любимому шарфу Веры… Не вспомню, где она его купила – может, во время отпуска или ещё где, – но белый шёлк с розовыми цветами сакуры часто защищал её от сибирского осеннего ветра.

Отсортировав всё как следует, я взялся за плечики, вернул ветровки и два пальто на место… зачем-то проверил карманы. Прислонил нос к вороту пальто и, закрыв глаза, глубоко вдохнул. По телу растеклось тепло… молчаливый запах, который в то же время так много рассказывает о жене. О том, какими духами она пользовалась, каким шампунем мыла голову и главное – как пахло её тело…

Остались коробки с обувью. Этот гад, который на протяжении часа даже не пискнул, куда-то запропастился, и покажи он сейчас свою морду, я бы влепил ему этой изъеденной туфлей по носу. Чёрные кожаные туфли со свадьбы – на выброс: он сжевал нос, как жвачку… Сандалии – тоже, хотя ремешок можно заменить… ладно, оставим. Я потянулся за ещё одной коробкой, приподнял её – и дно вместе с Вериными туфлями вывалилось на пол.

Звуки куда-то пропали… Даже треск вольфрамовой нити, освещающей кладовую, притих. Туфли лежали на пухлых вскрытых конвертах, которые я видел впервые.

Глава 9

На ладошках выступил пот, во рту пересохло, нерешительность вцепилась в горло любопытству. Пока счёт 1:1… я завис, как программа на ПК… рука всё никак не слушалась.

Возьми уже этот чёртов конверт, хотя бы за кончик этой пожелтевшей бумаги. Просто возьми… можешь не читать, но ВОЗЬМИ!

Раздираемый любопытством, я подцепил ногтями кончик конверта, словно он меня покусает… приподнял… затем второй… третий… и зачем-то прижал их к груди. Обратного пути не будет.

Я прекрасно догадывался, что там что-то личное. И это личное, если оно было спрятано под двойным дном коробки из-под обуви, мне не понравится.

От пухлых конвертов поднимался запах пыли и что-то ещё, от чего на языке стало кисло. Может, я надумываю раньше времени, но… стук сердца перешёл на следующую скорость.

Ладно, если не понравится, я всегда могу остановиться, правда же? Разорвать к чёртовой матери содержимое и плевать… это же просто текст? Просто слова…

Так я и окунулся в «просто слова». Незаметно для себя я развернул листок из первого конверта, пробежался по нему глазами, перевернул лист обратной стороной и вернулся к началу. В верхнем правом углу значилось: «Дорогая Ви» – и поскользил по тексту. А пока скользил… внутренние органы всё уплотнялись, сжимались, скукоживались, и подступала тошнота.

Стон вырвался из моего рта, когда я дочитал до конца. Я прижал сжатый кулак к губам и принялся за второе письмо, которое оказалось ничуть не лучше предыдущего. От каллиграфического почерка, пропитанного любовью и заботой, затошнило ещё сильнее.

Когда и со вторым текстом было покончено, я швырнул охапку писем в стенку шкафа. Не полегчало… как дурак, схватив растрёпанную кипу бумаг, я выбежал из кладовой. Сел на кухне и, сгорбившись, принялся читать дальше.

С каждым предложением. С каждой строкой. С каждым точно подобранным словом мне становилось всё хуже, но я не мог остановиться. Я подсел, как наркоман, и петлял взглядом от строчки к строчке. А меня вело… вело и вело далее по списку.

Что я могу сказать? Ко второму письму я понял, что рогоносец. К третьему – что рогоносец-болван. А к четвёртому – что рогоносец-болван, который ни черта не знал свою жену. То есть я как бы знал… но только шапочно. Это как всю жизнь пользоваться одной кнопкой на пульте от телека, а потом вдруг заполучить инструкцию и узнать про весь остальной функционал. Пульт уже исшоркался и износился на этой кнопке (метафорически выражаясь), а я всё жал и жал до остервенения. Боже… какой я болван.

Мне не верилось… не представлялось, что моя жена такая.

Я прикрыл глаза и попробовал вспомнить её любимый фильм, сериал, группу – да хоть что-нибудь! А ответа не было… точнее, я мог догадываться, что фильм – «Перл-Харбор», что сериал – «Друзья», что группа – Spice Girls… но всё это догадки.

Ко мне неумолимо пришло осознание, что я совсем не знал собственную жену. Я жил с ней, как сожитель. Встречался во время завтраков, готовил что-то, обменивался банальностями и уезжал на работу. Вечером всё повторялось, разве что вместо завтрака был ужин, а вместо банальностей… впрочем, банальности так и оставались банальностями вне зависимости от положения солнца.

Посмотрев на своё плотно сидящее кольцо, я попытался вспомнить свадьбу… и не смог. Восемь лет назад – не такой большой срок, чтобы забыть, но… я забыл. Да, отдельные фрагменты всплывали… её платье, причёска, её взгляд у алтаря. Мой плохо сидевший костюм, давившие носки туфель, паршивый торт, подколки её отца, много алкоголя, танец… подкидывание букета. Вот и всё… Или не всё? фрагменты, фрагменты, фрагменты, как слипшееся спагетти, скучковались в один неперевариваемый клубок.

Бруно ткнулся носом в бок. Я посмотрел на него. Показалось, что он меня понял. Размазанное состояние сочилось из меня, как сопли у простуженного.

Я встал… снова взялся за открытую консерву и, пока накладывал корм, решил, что надо попытаться узнать жену. Да, поздно. Да, момент упущен. Но…

Бруно лизнул мою руку. Он опять расправился с кормом со скоростью метеора. Я закинул пустую банку в ведро и решил, что мне НАДО восстановить хронологию событий из письма. Именно НАДО, а не нужно… я пока не знал, зачем, но чувствовал.

Для этого мне нужно отправиться в Аскат, в место, где родилась и выросла моя жена…

Глава 10

Только вот было одно НО, и это НО волосатой мордой тыкалось мне в бок.

Куда деть Бруно? Я спустился в подземный паркинг и заклинал… Ну как заклинал, пять раз отчётливо повторил:

– НИЧЕГО НЕ ГРЫЗИ!

Надеюсь, мой тон и вихляющий в воздухе указательный палец дали понять, что я не шучу.

Постелив на заднее сиденье простынь, я шире приоткрыл дверь и…

– Запрыгивай давай.

Бруно сидел на задних лапах и вилял хвостом.

– Особое приглашение нужно?

Я потянул за ошейник и услышал мерное рычание. Отпустил… отошёл и воспользовался планом Б – достал из кармана игрушку-пищалку и кинул на заднее сиденье.

Ударившись о дверь, она отскочила на пол. Бруно посмотрел на меня как на дегенерата.

– У тебя проблема с машинами? Или что?

Ни в какую. Ладно… Я решил лечь сам и показать, как на заднем сиденье просторно. Приподнял голову. Бруно смотрел в сторону. Чёртов пёс. Встаю…

– А НУ МАРШ!

Мимо проехала машина.

– Мне что, тебе везде собачьим кормом мазать, чтобы ты соблаговолил подняться?

Ноль реакции. Я прижал ладошку ко лбу.

– Хорошо, я понял… извиняй за тон. – Бруно выгнул шею. – А теперь залазь, – закончил я доверительным тоном и отошёл.

Встав на четыре лапы, Бруно подошёл к машине, понюхал… и вальяжно забрался.

– Есть! – вскрикнул я, захлопнув за ним дверь, и уселся за руль.

Засунув ключи зажигания в старенький «Форд», я заставил его покашлять вхолостую и с третьей попытки завёл.

Странный пёс. От «неотложки» мы доехали на такси, и он не капризничал… а тут характер показывать стал.

Простроив маршрут до больницы, я помог волосатой жопе усесться, прижав её рукой.

– Сиди… вот так… НЕТ, СИДИ! – говорю я и прижимаю одной рукой задницу, а второй рулю, врываясь в дорожный трафик.

Ехать пятнадцать минут… только я убирал руку, как Бруно порывался встать и тыкаться носом в подлокотник. Встав на светофоре, я открыл его – влажные салфетки, недоеденные чипсы, конфетки…

– Что, хочешь одну?

Трогаюсь…

– Ну на, только не загадь салон.

Свободной рукой я потянул за хвостики фантика и вытащил шоколадную конфету. Протянул Бруно… тот понюхал и осторожно лизнул… затем ещё разок и одним шершавым махом проглотил, оставив слюнявый след на ладошке.

Вытерев руку о край простыни, я взялся за руль и посмотрел в зеркало заднего вида на облизывающегося пса.

Добравшись до больницы, я встал на парковочное место, выделенное для инвалидов, и вышел. Быстро смотаюсь… оставлю эту бестию и поеду в Аскат.

Взяв за поводок Бруно, я поднялся с ним по ступеням в приёмную, толкнул дверь и оказался в мире леченных-покалеченных.

– С собакой сюда нельзя, – это выдала дама, сидящая в очках в роговой оправе за старым школьным столом, со здоровенной бородавкой над губой и завивкой а-ля 70-е.

– Собака не моя, а пациента.

– Молодой человек, вы понимаете русский язык? Нельзя.

На меня уже стали пялиться пациенты, и кто-то даже рискнул погладить Бруно… но рука быстро отдёрнулась от вздыбившейся шерсти и рыка.

– Попрошу немедленно уйти.

Пришлось спускаться и обвязывать поводок вокруг фонарного столба.

Возвращаюсь. Дама одарила меня вежливым взглядом «Да пошёл ты» и вернулась к журналу.

Я по памяти прошёл к лестнице, поднялся на третий этаж и по длинному коридору, от которого поднимался запах хлорки до зуда в носу, остановился. Вынужденно. Точнее, меня попросили встать и не мешать. Женщина с крупным задом полоскала в ведре тряпку. Я подошёл к подоконнику с фикусом. Пробежал глазами по стоянке и нашёл Бруно, сидящего на задних лапах.

Через пять поцокиваний с моей стороны мне всё же «разрешили» пройти. Спасибо. За мной раздавался хлюп-хлюп – влажное соитие тряпки с полом.

Палата, где разместили пацана, была в самом конце, и, взявшись за ручку, я решил, что правильно будет постучать. Постучал. Вошёл.

В мою сторону обратилось помятое искалеченное лицо цвета порченной груши. На него даже смотреть больно… я перевёл взгляд на стул возле стены.

– Меня зовут Костя, это я нашёл тебя в том переулке, – сажусь. Краем глаза вижу выглядывающую из-под кровати наполненную мочой утку.

Слышу сопение. Поднимаю глаза на… заплывший лиловый глаз. Он что-то говорит… точнее, шепчет. Я прошу повторить и слышу: «Спасибо».

– Тут вот какое дело… я… – чешу затылок и пытаюсь отыскать правильные слова, – в общем, твой пёс… он внизу.

Парнишка начал чаще дышать.

– У тебя есть кому я могу его отдать, пока ты… ээ… выздоравливаешь?

Я снова прошу его повторить и слышу: «Нет».

– Что, и дальних родственников… подруги, может?

Опять «нет»…

Я смотрю в открытую форточку, сквозняком колышущую жалюзи.

Не зная, куда деть руки, и кладу их в карманы. Был же план… и вот сейчас… я проглатываю претензию. Да и что я скажу? Забери своего пса? Забрать куда – в палату?

– Ладно, – говорю и встаю. – Я что-нибудь придумаю. – затем подхожу к двери и виновато бросаю: – Выздоравливай.

Я вышел из палаты, и в голове зародился план, куда деть эту шерстяную обузу.

Глава 11

– И это вы называете собачьей гостиницей? – я обвожу «это» взглядом. – Сколько же у вас звёзд: четыре? Что, пять? – приходится перекрикивать нескончаемый гав-ГАФ-гав-ГАФ.

Девушка-студентка поднимает на меня уставшие глаза и, поправляя зализанную чёлку, отвечает:

– Да. Гостиница. Собачья.

Прям тремя предложениями. Вкрадчиво. Доступно.

Я смотрю на неё, она смотрит сквозь меня, а на фоне – нескончаемый ГАФ-гав-саундтрек. Да… не хватает ещё попугайчика в клетке, который, не замолкая, пояснял бы для непонятливых: «Дааа, барррррдак! Баррррррдак!»

В общем, я разворачиваюсь и оставляю эту «гостиницу» за спиной. Запах мочи и собачьих консервов медленно забывается… Сажусь на ступени.

– И куда мне тебя деть?

Бруно, высунув язык, поглядывает на стайку голубей.

– Эй?

Легонько тяну за ошейник. Не… ни в какую, всё его внимание на нахохлившемся голубе, который вальяжно ухаживает за самкой. Туда… сюда… Бруно облизывается и подаётся немного вперёд.

– Спокойно, охотник, тут четыре пролёта ле-е-е-е-ес… – не успеваю договорить слово «лестницы», как Бруно отталкивается задними лапами и, чуть не вырвав моё плечо, во всю прыть несётся на добычу.

А чем всё закончилось, могу только догадываться – мой полёт с лестницы оказался болезненным. Просто БАМ. Коленка щёлкнула, поводок вырвался из рук… Крылья голубей захлопали по асфальту. Обходительное «курлык» перешло в безумное «КУРЛЫК»!

Держась за колено, я перевернулся на бок и, втягивая воздух ртом, смотрел, как перья парят, словно конфетти на празднике. Бруно, с пастью, набитой этими самыми перьями, волчком закрутился на месте – видимо, посчитал, что и его хвост тоже добыча. Вот гад… И как на него обижаться?

Перья осели. Боль в колене чуть стихла. Я встал – и услышал ХРУСТ. Нагнулся к поводку и притянул Бруно к себе… но тот вертел башкой, не успокаиваясь. Пришлось дёрнуть сильнее – кожу защипало. Смотрю на ладонь – ну вот, содрал. Смачиваю слюной и, прихрамывая, веду Бруно к машине. Ну как «веду»… волоку. Он упирается, я упираюсь, однако машина всё ближе.

Открываю дверь. Последнее перо, смазанное слюной, шмякается на асфальт. Бруно закрывает пасть и поскуливает.

– Собачьи консервы вкуснее, согласен, – машу рукой в сторону салона. – Залазь.

Понял… понял… опять поунижаться. Включив приторный тон, я миленько прошу поднять его пушистый зад в машину. Сработало. Со всей силы хлопаю дверью.

Сажусь за руль и говорю:

– Слушай, приятель, ты мне не нравишься, и догадываюсь, что это взаимно. Мне некуда сдать тебя, а раз мы с тобой теперь сожители, то будь добр слушаться!

Бруно отворачивается к пассажирскому окну. Я дышу… дышу… и прокручиваю в голове варианты, где могу оставить пса. Родители? Ммм, нет… мать – кошатница, а отец женат на матери-кошатнице, что тоже аргумент. Сестре? Так она постоянно в разъездах, пёс с голоду сдохнет. Друзья? Что ж, тут тоже мимо.

Поворачиваюсь назад:

– Либо вали. Я открою тебе окно, и упрыгивай на своих чудных лапках куда хочешь. Скажу, что ты убежал. Или… не мешай мне, понял?!

Я жму на кнопку на своей двери, и стекло перед Бруно со скрипом опускается.

– Решайся. Дорога дальняя, ехать далеко. Мы либо как-то начинаем друг друга уважать… – Бруно хрюкнул или издал чихающий-сопящий звук. – Либо рви когти отсюда.

В салон залетела муха и уселась на подголовник пассажирского кресла. Бруно это заинтересовало. ЕЩЁ КАК заинтересовало! Он облизнулся, притих и приготовился к прыжку. Я сработал на опережение и со всего размаху зарядил по мухе. Дохлый трупик упал на пол. Бруно осуждающе посмотрел на меня.

Я завёл тачку и вбил конечную точку – Аскат. Дорога обещает быть весёлой. Чёрт… и угораздило же меня взять этого пса.

Глава 12

В приёмной играла классическая музыка. Негромко. В самый раз. Журналы горкой возвышались на столике. Я перелистал большую их часть. Скверно.

Я расстёгиваю две пуговицы на пиджаке и, освобождая галстук, посматриваю на настенные часы. Две минуты… Тянусь к вазе с конфетами. Ковыряюсь… шуршу… и наконец вытаскиваю мятные. Секундная стрелка идёт на последний круг. Закинув в рот конфетку, перекатываю её по нёбу, задевая зубы.

– Кирилл Валерьевич.

Я поднимаю взгляд к секретарше.

– Вас готовы принять.

Встаю. Поправляю рубашку, разгрызаю на ходу карамельку и подхожу к двери.

Приглушённый свет кабинета, мягкий ворсистый ковёр, в котором утопает обувь, и сделанная на славу шумоизоляция создают эффект кокона. Защищённого и скрытого от всех кокона.

– Присаживайтесь… и… я же просила не брать на сеансы оружие.

– Я при исполнении.

Сажусь и закидываю ноги на софу. Портупея с выпирающим пистолетом упирается в стенку дивана.

Я не вижу её – и это мне нравится. Шелест листов блокнота, бархатный, скорее низкий голос и запах кондиционера для одежды – вот, собственно, и всё, что напоминает о присутствии живого человека.

Формальный вопрос приводит к формальному ответу, и я вспоминаю, какой это по счёту психотерапевт: двенадцатый или всё же четырнадцатый… и почему я решил дать ей второй шанс? Может, потому что она не наседает со своим юнговским подходом, не ковыряет тему родителей… и выжидает. Только вот…

– Зачем вы приходите? – её голос вырывает меня из размышлений.

Моргаю и отвечаю как есть:

– На этом настаивает моя жена.

– Что ж, этого мало, чтобы продолжить. – она закрывает блокнот. Точнее, по звуку я понимаю, что это блокнот.

Приподнявшись на локте, я оборачиваюсь на неё. Пока она, сняв очки с тонкой оправой, массирует глаза, мне удаётся её изучить. Она из той породы женщин, кто к четвёртому десятку по долгу службы маскирует красоту. Минимум макияжа, короткая причёска и никаких украшений. И всё же… это тот тип красоты, который проглядывает сквозь напускной вид серьёзности.

Вернув очки на место, она встаёт. Подходит ко мне. Я чувствую её запах.

– Вам лучше подыскать другого специалиста.

Бесшумно подойдя к двери, она кладёт ладонь на ручку.

– Не тратьте время попусту. – говорит она и открывает дверь. Свет лампы прямоугольником ложится на ковёр.

– Каждый день мне снятся кошмары.

Прямоугольник на полу сужается, а затем исчезает.

– Когда это началось?

Прикрыв глаза, я шумно выдыхаю. Мне сложно объяснить, что кошмары не покидают меня после пробуждения. Они всегда со мной, стоит только закрыть глаза.

Я вижу лицо семнадцатилетнего подростка, его испуганное выражение лица. То, как он поднимает пистолет. Я прошу его успокоиться. Бросить оружие. Его руки трясутся. Стиснув зубы, он учащённо дышит. Я настаиваю, говорю, что ещё можно всё исправить, что я помогу. Чтобы он поверил мне… но он не верит, и предохранитель снят…

От стен заброшенного здания эхом отражаются два выстрела. Он падает на колени. Его стеклянный взгляд, в котором проносится вся его жизнь… возможная жизнь… отпечатывается в моей памяти. На его белой майке в области сердца образуется красное пятно, и затем он валится на пол. Я оборачиваюсь и вижу на кирпичной кладке след второй пули. Чуть выше плеча…

В ушах звенит. В комнате повисает запах пороха. Я опускаюсь к мальчику, проверяю пульс и докладываю в рацию, чтобы прислали наряд скорой помощи. В этот момент во мне что-то надломилось. Безвозвратно ушло. Забрать жизнь, когда можно… я уверен, что можно было решить вопрос мирно…

Закурив, я прижался к стене и смотрел на рюкзак, в котором лежало всего 30 граммов кокаина. 30 граммов в обмен на жизнь. Уголёк так и не тронутой сигареты обжёг пальцы. Когда его тело погрузили на носилки, я подошёл и прикрыл веки. У него было лицо ребёнка – такое невинное, безмятежное. Он просто ошибся, свернул не на тот путь и…

Кашлянув, я глухим голосом закончил:

– Тогда меня повысили. В отделе меня поздравляли, ведь я долго гонялся по следу наркобарыг… а в итоге просто пристрелил бегунка, мальчишку, который так никогда не получит высшего образования, не женится, не воспитает сына и…

Мне чертовски захотелось курить или выпить. Или выпить и закурить. Горло запершило. Она поднесла мне стакан воды. Зубы застучали по стеклу бокала.

– Я готова с вами поработать. Если обещаете ничего не утаивать.

А вот с этим было посложнее… потому что многие тайны должны уйти в могилу вместе со мной.

Глава 13

– А не жирно ему гуляш жрать? – спросила официанточка, чьи лучшие годы были позади. Я скольжу взглядом от плохо выбритых ног по юбке, замызганному фартуку и утыкаюсь в её недовольное дряблое лицо. – Сама готовила, между прочим.

Я улыбаюсь одними губами и вылезаю из-под стола. Бруно нехотя смахивает этот её «сама-готовила-гуляш» с расстеленной на полу газетки. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Да?

Официантка ждёт комментарий. Я отпускаю шутку в духе: – Славненький у вас гуляш, – и она удаляется за стойку.

Это придорожное кафе можно заносить в список «никогда-нибудь». Чёрствый хлеб. Картофельное пюре с комочками, которое, точно вам говорю, подогрели в микроволновке. Зелень с пожухлыми листочками, ну и пересоленный жирнющий гуляш. Я наелся. Спасибо.

Бруно доедает без энтузиазма. Предлагаю ему пирожок с ливером. Он осторожно нюхает и отдёргивает морду.

– А я доем, – жую всухомятку. Вода осталась в машине.

Официанточка поглядывает на меня. Кокетливо. Ну, или мне кажется, что в сочетании этих пухлых губ, поглаживания выжженных дешёвой краской волос и глаз в стиле «Уля-ля» можно списать это на кокетство. Флирт по-деревенски.

Я встаю. Беру со стола зубочистку и оставляю 4 сотни… в последний момент забираю соточку, оставленную на чай.

Бруно вылезает следом. Облизывает нос. Поглядывает на меня.

Выйдя из кафешки, я смотрю на лобовое и радиатор. Почёсываю затылок и думаю, как это месиво из жуков стереть, но не размазать. В салоне нашлась влажная салфетка. Под шум от проезжающих фур протираю стекло – выходит так себе. Бруно, сидя на задних лапах, наблюдает.

– Пописай пока, – перехожу к другой стороне лобового. Он не понимает и продолжает пялиться.

Вот мы только отъехали… через полтора часа гавкать стал – пришлось в чистом поле останавливаться и ждать этого оболтуса. В открытое окно залетело два слепня, и я отбивался как мог. Победил, но какой ценой…

– Пипи-кака. Нет? – сминаю салфетку и закидываю в урну возле кафешки.

Ко мне подошла семейная пара и спросила, вкусно ли в этом чудесном заведении? Я ответил, что лучше не бывает, сел за руль и напоследок рекомендовал им взять гуляш.

Бруно шутку не оценил и широко зевнул на заднем сиденье.

Зубочистка совсем размокла, выкидываю в окно и трогаюсь.

Вечерело, скоро въедем в Горно-Алтайск, и надо бы где-то бросить кости.

Давненько я не крутил руль так долго… отвык от такого количества фур на дороге, обгонов, затёкшей поясницы и постоянного напряжения. И всё же что-то меня подталкивало, давало сил… мне казалось, что я не должен… нет, не то слово. Обязан оказаться в Аскате. Что конкретно я там увижу – непонятно.

Для Веры возвращение на родину было больной темой. Стоило как-то завести разговор о том, чтобы отдохнуть и заодно скататься до мест её рождения, как она менялась в лице и просила прекратить. Всё, что касалось её прошлого, было покрыто ореолом тайны. Не знаю… есть же в семьях темы, которые не принято обсуждать, вот и у нас Верино прошлое стало табу, и, чтобы не злить её, я принял это как данность. Табу значит табу.

Встречный ряд машин помигивал фарами, предупреждая о ближайшей засаде ГАИ. Сбавив скорость, я поглядел на Бруно. Мягко покачиваясь, сложив морду на лапы, он смотрел прямо перед собой. Интересно, о чём он думает? Вспоминает ли своего хозяина… и что бы случилось, если бы я по случайности не забрёл в тот проулок.

Забавная штука – случай. Если бы от меня не ушла жена, я бы не стал травить себя алкоголем, не вышел бы на улицу, ища на жопу приключений, и не набрёл на тот проулок, где до полусмерти избили паренька. Да и если вдуматься… не я нашёл Бруно, а он меня. Как и те письма, спрятанные под двойное дно обувной коробки.

Проглотив ком в горле, я заставил себя переменить тему… мне до боли в груди не хотелось снова мусолить написанные слова в тех любовных письмах. По крайней мере сейчас. Солнечный диск почти скрылся за горизонтом, оставив оранжевые разводы на потемневшем небе. По крайней мере сейчас…

Глава 14

5 дней до убийства

Крик вырвал меня из сна… Подскочив, я, тяжело дыша, огляделся… потрогал руками влажное тело… прошёлся по волосам… смахнул прядь со лба и рухнул обратно на диван.

Яркий свет резанул глаза. Поворачиваюсь на бок, закрыв одеялом лицо.

– Что случилось?

– Ничего…

– Ты кричал.

Я не отвечаю. Жена ещё какое-то время стоит в проходе гостиной и гасит свет.

Зная себя… мне больше не уснуть. Привстаю… в ногах скомканная простынь. Сердце ещё работает на полных оборотах. Грудь вся мокрая от пота. Уткнув локти в колени, я опускаю голову в раскрытые ладони. Сглатываю – и перед глазами всплывает лицо мёртвого мальчишки. Лужа крови, вырастающая пятном на грязном бетоне.

Встаю… подхожу к аптечке, спрятанной за нишей кухонного гарнитура, и на ладонь высыпаю горсть таблеток. Горьковатый вкус растекается по нёбу… наливаю в стакан воду и залпом запиваю. Одна таблетка всё никак не проскакивает в горле… Плеснул в стакан ещё воды. Глоток… зубы ударяются о края стакана.

Подхожу к холодильнику и, открыв дверцу, щурюсь… синий свет ложится на живот, холодок приятно остужает кожу. Беру бутылку виски, наклоняюсь к морозильнику и достаю формочку для льда. Включаю ночник… упираю большие пальцы в формочку и выдавливаю крупный кубик в стакан.

Почему он не послушался меня, не опустил пистолет? Зачем он попытался выстрелить? Или выстрелил я, а он только нажал на курок от испуга?

Виски с плеском наполнило стакан, от чего кубик льда всплыл, звонко ударившись о стеклянные края. Сев за барный стул, я сделал глоток… тепло растеклось по желудку.

Дело о бегунке так бы осталось одним из сотни безымянных дел, если бы не его возраст… Мальчика звали Антон, он учился в средней школе и должен был закончить 11 класс… должен был. Его родители – обычные пропойцы, чей сын воспитывался улицами. А улицы воспитывают своевольно. Попав «не в ту» компанию и поверив в песню о лёгком заработке, он полгода работал мелким закладчиком. Ныкал по подъездам соль, травку и прочий шлак. Ему везло. Он не попадался. Выглядел как обычный школьник, который зашёл «не в тот» подъезд. У парнишки завелись деньги, и в школе поползли слухи. Новый прикид, дорогие цацки быстро бросаются в глаза. Только вот… однажды удача отвернулась от него, и, нарвавшись на «не того» парня, он был хорошенько отделан и лишился товара. Антон пролежал в больнице около недели. Родители спустили всё на тормоза. Дело замяли, списав всё на обычное (пусть и жестокое) хулиганство.

Отпив ещё… я грустно ухмыльнулся… как много «не того» было в жизни Антона.

У каждого бегунка есть свой старший, кто даёт наводку, распределяет товар и курирует наркоцепь. И этот старший, видимо, не очень любил оставаться в дураках. Ограбив Антона, они ограбили и его… так, видимо, и появилась идея выдать подростку ствол. Чёрт…

…Я ещё раз подошёл к холодильнику, вытащил яблоко, отгрызенное с одной стороны, и, вырезав почерневшую часть, стал нарезать тонкие ломтики.

А раз у Антона появился ствол, ему стали доверять товар подороже. Кокаин уже не закладывался по занюханным подъездам. Нет… нужны были более изощрённые места, где легче скрыться, не привлекая к себе внимания. Заброшки, старые заколоченные фабрики, склады… где помимо тебя ещё шарахаются другие повернутые сквотеры и наркоманы. Там в порядке вещей находить подвешенные на торчащих арматуринах трупы животных, начерченные углём знаки на стенах или обычные шприцы.

…Большой палец отозвался резкой болью. Опустив глаза, я увидел, как из порезанной ножом кожи выступила кровь. Я отодвинул яблоко… бросил нож и, притянув палец к губам, почувствовал вкус металла.

Может, нужно было пойти с напарником? В ту ночь… он разругался с женой и хорошенько прикладывался к фляге, не отлипая от телефона. Кажется, они стали делить детей, имущество и… он не на шутку завёлся, напрягая и меня в том числе.

Мы пасли эту старую фабрику три дня, и вот… в щели между заколоченным проходом скрылись пятки Антона. Мальчика… с которым предполагалось должно всё пройти гладко. Поймаю… приведу в участок и легко выбью информацию о том, кто стоит выше. Но… судьба разыграла карты иначе. Два выстрела отвлекли напарника от ругани по телефону. А я… получил то, что получил… и пусть это моя пуля прошила сердце мальчика, я тоже умер. По-своему, потеряв человечность.

Следующие трупы меня не трогали. Они оставались только частью дела. Цепочкой, ведущей к убийцам.

Отпив ещё, я поймал ртом почти растаявший кубик льда. Сплюнув его обратно, я вытер губы и решил проведать могилу мальчика. Сегодня годовщина, как-никак…

Глава 15

Что-то шершавое. Что-то мокрое. Что-то пахнущее слюнями скользнуло по моей щеке. Лбу. Ушам… Во сне я слился поцелуем, наши языки затрепетали. В стиле «французы будут в восторге». Что-то влажное плюхнулось мне на губы, и я приоткрыл один глаз. Волосатая морда. Второй глаз… волосатая морда так и осталась.

– ФУУУУУУУУУУУУУУУУ!!! ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ!!!

Моё лицо напоминало столик кафешки, который только что протёрли вонючей тряпкой.

Собрав с лица слюни-слизь, я тряхнул рукой, разбрызгав ошмётки по стене, потолку… да и телеку досталось.

Привстаю, сбрасываю на пол ни хрена не дышащее одеяло из синтетики и взглядом ищу бутылку. В горле так сухо. Так сухо, что впору повторить это в третий раз – ТАК СУХО. Вода закатилась под кровать. Это я понял, когда прижался щекой к ковру и увидел столько пыли… столько пыли. СТОЛЬКО ПЫЛИ.

Ополовинив бутылку, я воскрес. Взял со столика возле стены блюдце и налил Бруно. Лакает.

Почёсывая задницу, иду в уборную. Принимаюсь за выключатель… вверх… вниз… ещё разок вверх. Приходится оставить открытую дверь, чтобы хоть какой-то свет проникал в душевую. Пол скользкий. Лейка – в белых разводах. Не то чтобы я весь такой неженка-привереда, но есть ощущение, что я принимаю душ после футбольной команды, и запах такой… Я опустил глаза и увидел забившийся волосами слив. Ну да… теперь понятно, откуда запах.

В общем, вылез я из душа с ощущением, что стал не сильно чище… так… мокрее разве что. Тянусь за полотенцем. Капли по руке падают на кафель.

Резкий звук музона чуть не сбил меня с ног. Осторожно выглядываю через дверь, прикрыв пенис. Бруно сидит на полу, под лапами пульт от телека. Полотенце падает на пол. Не сводя глаз с Бруно, наощупь беру полотенце… опять же, пялясь на волосатого монстра, вытираюсь и перекрикиваю музон:

– Если под конец путешествия выяснится, что ты говоришь, я не удивлюсь.

Бруно не обращает внимания и слушает-смотрит-изучает видеоклип. Играет американский панк-рок.

В дверь постучали… нет, задолбили. Обвязав полотенце вокруг пояса, быстро иду к двери и чуть не падаю, подскользнувшись на кафеле.

– Да…? – открываю дверь.

В коридоре мужик в семейниках и натянутой вокруг пузени майке.

– ВРЕМЯ ВИДЕЛ? – орёт он, перекрикивая музон.

Голос у него грозный, конечно. Я решаю не говорить ему, что это не я, а пёс включил музыку… да и пёс с ним. Я прошу прощения, захлопываю дверь и иду к Бруно.

Наклоняюсь, вытаскиваю из будто налакированных коготков пульт. Тыкаю на кнопку. Тихо… слышу, как за стеной ходит мужик и докладывает жене, что я баклан или еблан… что-то с «лан» на конце… не разобрать из-за звука шагов.

А сколько время-то? Шторы вовсю атакованы солнечным светом. Подхожу к окну и впускаю свежий воздух. С тумбочки беру телефон… 6:20…

– Ты чё так рано-то?!

Бруно не отвечает. Облизывается только.

Вспоминаю про консервы… и то, что открывашку взять из дома я не догадался. Ладно… натягиваю штаны, майку… проверяю запах подмышек. Бруно вскочил и виляет хвостом…

– Посиди здесь, я быстро.

Подходит к двери.

– Говорю же, тут будь.

Машу на него рукой и выхожу.

Бруно пулей проносится по коридору, на скорости в заносе врезается в стенку и, стуча коготками, сбегает по лестнице. Снизу раздаётся вопль и БАБАХ, ещё было ДЗЫНЬК… я бегу следом.

Вот какая картина мне открывается: на полу развалилась женщина в позе морской звезды, рядом с ней металлический поднос, разбитые тарелки… и кофейный след. Точно место преступления, только вместо крови – кофейная гуща.

Я приподнимаю губу, оголив зубы. Улыбкой это не назвать.

Бруно уминает с пола хлеб… или что это? Булочку?

– ВЫ ЖЕ СКАЗАЛИ, ЧТО У ВАС ВОСПИТАННЫЙ ПЁС!

Женщина встаёт и стряхивает с блузки осколки керамики. Надо сказать, с достоинством.

– Я возмещу…

– Уж конечно возместите!

Сажусь помогать собрать осколки. Бруно уже след простыл.

– ПЁС НА ПОВОДКЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ НА ТЕРРИТОРИИ ОТЕЛЯ! – это она мне в ухо орёт, когда через окно видит, как он, задрав одну лапу, окропляет мочой клумбу с розами.

Твою ж мать… я бегу за Бруно. Тот, заметив меня, принимается скакать как антилопа, думая, что я играю с ним… Отбежит, прижмёт морду с грудью к земле и хвостом туда-сюда… а потом опять носится.

Администраторша выбежала и прильнула к клумбе, как мать к раненому сыну. А лужа всё растекалась ядовито-жёлтым цветом…

– Чтобы ноги вашей тут через десять минут не было… – процедила она, не отрывая взгляда от клумбы.

– У нас вроде завтрак включён?

– ВОН!

Нам хватило девяти минут. Я сдал назад и вяло помахал женщине, стоящей на крыльце с руками на груди. Она не ответила и испепеляла меня взглядом. Мне аж жарко стало. В общем, мы отъехали, и надеюсь, что порчу она всё-таки не навела. Бруно высунул голову из открытого окна и гавкнул.

Едем дальше…

Глава 16

Про завтрак и рассказывать нечего. Так, сухая статистика – 4 яйца, 2 ломтика помидора, 3 найденные скорлупки, 1 рыжий волос. Именно в такой последовательности. В целом есть можно, если вовремя ногтями подцепить эти самые скорлупки с волосом. Ну да ладно, здесь все посетители сидят с такими лицами, что хоть тарелку с жуками положи – майонезика хряпни и бон аппетит.

Промакиваю салфеткой рот. Встаю. Бруно на этот раз трапезу не разделил. Понимаю… вся кафешка пропахла прогорклым маслом. Что такое вытяжка? Слово из 7 букв да и только… ай… Рассчитываюсь и выхожу.

Из хороших новостей – я раздобыл нож для консерв и пополнил запас корма. Затарился бананами, орехами, чтобы больше уже не останавливаться в чудо-придорожных кафешках и добраться сразу до Аската.

Кстати, про Горно-Алтайск… место странное: вроде город, но в то же время и нет. Скорее большое такое малоэтажное село… Пока ждал открытия магазинов, прошёлся по парку, поздоровался с местными алкашами, занявшими почётное место на лавочках. Сделал пару фоток на фоне Музея Республики Алтай… встал лицом к статуе Ленина. Ильич себе не изменяет: пальто нараспашку, рука указывает в светлое будущее. Я обернулся – куда он там указывает? Оказалось, на гостиницу и торговый центр. Что бы это ни значило… Бруно гавкнул на проезжающего мимо велосипедиста. Пошли обратно к машине.

Садимся. Ставлю телефон на подставку и выбираю дорожный приятный музон – Nickelback. Катим. Опустив козырёк, я подпеваю: «Never made it as a wise man». Вдоль дороги запетляла Катунь. Красиво. Лазуревый цвет реки удивлял… ещё больше – её течение.

«It's not like you to say sorry

I was waiting on a different story» – горланю я до хрипоты в голосе.

Поглядываю на Бруно – уши опущены. Встав на светофоре, чувствую на себе взгляд. Поворачиваюсь.Две девушки хихикают, показывая на меня пальцем. Плевать.

«Yeah, yeah, yeah, no, no

Yeah, yeah, yeah, no, no»

Жму на газ.

«It's not like you didn't know that!»

Ностальгия укрыла мои плечи тёплым пледом… идеальное дорожное полотно унесло в воспоминания.

Мы с Верой стоим в пробке, в наших руках по бургеру, завернутому в бумагу, кола – общая, на стакане капли конденсата. Кусаем… жуём… поём… по очереди журча трубочкой, подхлёбываем. И плевать, куда мы едем… просто едем… на припеве орём в голос… Вера разводит руками, и кетчуп шлёпается ей на кофточку. Я делаю вид, что не замечаю… успеть бы только прожевать, чтобы выдать ПРИПЕВ!!!

Когда с бургером покончено, она берёт с бардачка влажные салфетки и так долго оттирает кетчуп, что образуется здоровенное влажное пятно. Я допиваю остаток колы, всасывая воздух, подношу к уху стакан – внутри шуршит дроблёный лёд.

Сзади сигналят… и я резко беру вправо… чёрт… Чёрная «бэха» проносится вперёд со скоростью не меньше 150 км/ч.

Ландшафт поменялся: по обе стороны высились холмы, вдоль дороги попадались бабульки, укрывшиеся в тени деревьев, продававшие мёд. Казалось, я еду на край земли, где с каждым километром всё меньше и меньше цивилизации.

Странное дело творилось с погодой: то выходили тучи чернее чёрного, то пропадали, и солнце прорывалось, как созревший прыщ. Иногда моросил дождь, но при этом светило солнце.

Встав на кольце, я пропустил несколько машин и посмотрел на навигатор. Почти приехали. Чувствовалось, что это туристическое место. Теперь вместо бабулек у дорог стояли квадроциклы с растяжкой из крупных букв – «АРЕНДА» и номера телефона. Базы отдыха, сельские магазины и кафешки…

У меня не было плана, где остановиться и с чего начать, в точке назначения было село Аскат… и я предполагал, что просто приеду, схожу на разведку и решу, где остановлюсь.

Проезжая по хлипкому на вид мосту через Катунь, я не догадывался, что в этом месте не любят тех, кто задаёт слишком много вопросов, а особенно тех, кто ковыряется в прошлом, оставившем след в виде шрама.

Глава 17

Зажав между зубов сигарету, я с силой соскабливал мясо с шампура.

– Капитан… так недолго язву заработать.

Откладываю нож. Глаза слезятся от дыма.

– Умолкни, а… и ешь свою траву… или что там у тебя в тарелке.

Я снова принялся со скрежетом возить ножом, отрезая тонкие ломтики.

– Подай салфетку лучше, советчик, и… СДЕЛАЙТЕ ЭТОТ ГРЁБАНЫЙ ТЕЛЕВИЗОР ТИШЕ!

Официантка на ходу выронила ложку с подноса, бубнёж за соседними столами затих. Бармен перекинул полотенце на плечо и, взявшись за пульт, убавил громкость.

– Спасибо, – говорю. Поднимаю жирными пальцами стакан минералки и делаю глоток.

– Не понимаю, как тебя терпят…

Закидываю мясо в рот.

– А я не понимаю, – кусочек оказался волокнистым и плохо жевался, – как ты держишь всё в себе.

– Воспитание, – сдержанно отвечает Слава.

– Ага. Именно поэтому ты всё ещё младший лейтенант.

Слава угрюмо принимается тыкать вилкой в разваренную брокколи.

Толковый парень, но характера в нём нет. Он лишний раз извинится и пойдёт окольными путями, чем выскажет всё в лицо. Но мне он нравится. Исполнительный, честный и… (на этот раз я берусь нарезать кусок меньше, противно скребя ножом о тарелку) …правильный слишком.

– Будь добра… – я подзываю официантку. – Надо бы пепельницу освежить и ещё… передай повару, что мясо сегодня, ну…

Она смотрит на мою руку, которой я показываю жест похожий на «ни рыба ни мясо», и, поджав губы, удаляется.

Затягиваюсь… Слава уже «насмерть» затыкал брокколи и принялся за кабачок.

– Ладно тебе… извини.

Его вилка замирает. Поднимает глаза.

– Проехали.

Я пожимаю плечами.

– Кофе будешь?

Мы заказываем по две чашки чёрного. В участке кофе ни к чёрту. Шеф уже полгода обещает приличную кофемашину, но приходится довольствоваться растворимым или автоматом на первом этаже.

Счёт на мне. Встаём из-за стола. Чувствую на себе взгляд из-за соседнего столика и по приглушённому голосу понимаю, что они меня обсуждают.

Останавливаюсь. Слава уже стоит в проходе.

– Иди, я догоню.

Входная дверь хлопает. Я оборачиваюсь к столику и уверенным шагом подхожу.

– Чё, мужики, новости мешал смотреть? – завожу руку в карман, и подогнув пиджак, оголяю кожаную портупею. – Так там ничего интересного, всё одно да потому. – обвожу взглядом троих мужиков, беру со стола пахлаву так, чтобы показалась ручка табельного оружия. – Ничего не могу с собой поделать. Пахлава тут выше всяких похвал, – откусываю. – Ну, вы ешьте, ешьте… не то остынет.

Выйдя на улицу, оглядываюсь. Напарник через дорогу возле газетного киоска машет рукой. Жду, пока проедут машины, перебегаю дорогу.

Из окна Славе протягивают журнал.

– Жена просила.

– А-а-а… – прикуриваю, – она, наверное, не знает, что такое доставка.

Идём к припаркованной тачке. Ксива позволяет парковаться не там, где можно, а там, где хочется. Сев за руль, вспоминаю, что утром обещал заехать на могилу мальчишки.

В рации раздаётся шипение, и оператор просит ближайший патруль подъехать по адресу…

Достаю мятную жвачку. Слушаю вполуха, внимательно глядя, как бабушка продаёт возле дорогого ресторана цветочки. Ну как продаёт – улыбается… протягивает одну хризантему…

– Поехали…

– А?

– В участок поступил звонок. Говорят, слышали, как за стенкой потасовка была, а потом стихло всё. Надо съездить, поглядеть, что там как.

От бабульки шарахаются, как от прокажённой. Открыв окно, выкидываю бычок и трогаюсь.

Глава 18

Первое, на что я обратил внимание, – это воздух. Им не дышишь, его ешь. Можно ложками, а можно так… открыть рот и, как рыбка: АМ-АМ-АМ. Для городского это особенно заметно. В общем, я набрал воздуха в грудь и приоткрыл входную дверь гостевого дома.

Звякнули колокольчики. С половичка на меня, виляя хвостом, смотрела… чёза-хуа-хуа? Или как там их… Размером с кошку и с мордой, как у хомяка, объевшегося квашеной капусты.

– Здрасьте, – говорю и сторонюсь надоедливой слюнявой морды.

– И вам не хворать.

Поворачиваюсь. Женщина с прокуренным голосом, которой впору было работать в сексе по телефону, оценивающе смотрит на меня. Пока она смотрит, её пёс действует… то есть, подняв передние лапы, запрыгивает мне на ногу и работает тазом.

– А можно её… то есть его… ну, убрать?

Я всё пячусь и пячусь, ударяясь то об кулер, то о стенной шкаф.

– Пусик, иди сюда.

Пусик и не думает отлипать, моя нога Пусика изрядно возбуждает. Он в разгаре! Я приподнимаю ногу, и его передние лапы повисают на моём кроссовке.

– Свободные номера есть?

– Нет, – отвечает она, забавляясь.

– Что, даже маленького не найдётся?

– Могу на коврике постелить, Пусику вы понравились.

Что говорить… Толкнув спиной дверь, я вываливаюсь на улицу. Бруно, привязанный к калитке, чешет задней лапой ухо. Подхожу, кладу на голову руку… тот, что-то унюхав, принимается изучать ногу. Взяв за поводок, я двинулся дальше.

Дороги здесь не было – так, грунтовка, по которой редко проезжали машины, поднимая облака пыли.

В следующем доме мне тоже отказали – мол, высокий сезон. И в следующем… и в последующем… а вот через следующий, то есть в четвёртом, мне показали комнатку, в которой поместился бы только Мальчик-с-пальчик или один из семи гномов (важно – без Белоснежки, кровать на одного). Я отказался, услышав вслед пущенный сарказм, остроту: «Удачи найти место!» и «ха-а-а-а-а» – точно скрип ржавых петель. Ей-богу, смех маньяка-убийцы.

Ладно, ищем дальше… Мне принципиально было найти место именно в Аскате. Сам посёлок был крохотный: три улицы – если их можно назвать улицами – и, собственно, всё. Слева гора, впереди гора, а справа, если дойти до конца, упираешься в буддийский дацан и реку. К реке вела вытоптанная тропинка. Живописная тропинка, мне то и дело приспичивало остановиться и сделать фото.

Выйдя к берегу, я ахнул. Точно говорю вам – ахнул. Красиво так, что можно рот раззявить до щелчка в челюсти. Река выглядела мощной движущей силой. Бурлящей. Величественной. Сам берег переходил в небольшой каменистый островок. И что самое главное – ни-ко-го. Не знаю, где ошивались все туристы, но точно не здесь. Тут, как говорят эзотерики, ощущалось место силы. Может, слева был ФЭН, справа – ШУЙ. А может, наоборот… В любом случае полчаса, сидя на берегу, промчались как одно мгновение.

Бруно тоже впечатлился: подбежал к реке, полакал воду, побегал как оголтелый за пчелой, опыляющей фиолетовые цветы… вернулся, поднял на меня слюнявую морду.

Я уже собрался уйти, как на берег вышла женщина, одетая, ну, так сказать, странно: шаль вокруг пояса, яркая бандана, длинная цветастая юбка – а-ля цыганочка. Прошла она мимо меня, уселась в метрах десяти и, оголив ноги, достала из холщовой сумки книгу. Я посмотрел на неё долгим взглядом, но ей как-то было не до меня. Я поздоровался. Она ответила сдержанным кивком головы.

– Вы не подскажете, где я могу снять комнату?

Она перевернула страницу.

– Обошёл уже столько гостиниц, и нигде мест нет.

Откладывает книгу. По обложке кажется —детектив. Теперь она внимательно меня сканирует… снизу вверх, останавливается на моих глазах.

– Сколько дней?

– Пять, – говорю, – может, шесть.

– С вами? – кивком указывает на Бруно.

– Ага.

– Ничем не могу помочь, – снова берётся за книгу.

– Погодите… а без собаки заселили бы?

– Может… быть. – между «может» и «быть» была длинная пауза. Странная пауза.

– А что не так?

– Кошка.

– Для Бруно это не проблема, – переглядываемся с Бруно, – он их любит.

– Ммм… – протягивает она.

– А может, всё-таки?..

Она громко захлопывает книгу.

Ну и колючий взгляд, я вам скажу. Я чувствовал себя подушечкой для булавок.

– Завтрака нет.

– Идёт.

– Оплата вперёд.

– Идёт.

– На мансарде днём жарко.

– Идёт.

– После девяти ворота закрываю.

– Идёт… – уже вяло заключаю я.

Она кладёт книгу в сумку и поднимается.

– Идёмте. Но если моя кошка будет против, ищите себе другое место.

Теперь уже киваю я. Вот будет смеху-то… самый настоящий сюрприз для Бруно. На ходу мы договариваемся о цене, нормальный такой она зарядила ценник. Осталось посмотреть, что это за место.

Но когда мы подходим… я подавляю стон. ЧЁРТ!

Глава 19

Пёстрое безумие. Это если в двух словах. Если нужно поподробнее – рассказываю.

Домик сам по себе был компактный, как и двор, но всё, что вокруг… ух… у глаз истерика начинается. Музей под открытым небом, блошиный рынок, свалка безделушек… не знаю, как и что принимает хозяйка дома, чтобы глаза не выпали, но лично я чуть не окочурился. Точно смотришь в глазок калейдоскопа.

– Миленько, – говорю, а сам пялюсь под ноги, лишь бы ни на что не наступить. Точно минное поле. Игрушки старые, куклы, машинки, деревянные кубики – чего только нет.

– Ага. – подпирая дверь боком, она объясняет: – Ручку вверх, от себя и два оборота влево, понял?

Когда мы успели перейти на «ты»?

– Понял.

Пригнувшись под ловцом снов, она показала туалет, в котором всё в розовом цвете, и на бачке тлела палочка благовония.

– Нажал один раз, отпустил. Нечего воду тратить.

Киваю.

– Полотенце выдам. Пошли.

Лестница, поскрипывая и прожимаясь, вела на чердак. Я попытался было заглянуть вбок, чтобы рассмотреть гостиную, но не успел. Хозяйка попросила не отставать.

На мансарде действительно было жарковато. Она открыла окна, стряхнула с подоконника на раскрытую ладонь дохлых мух, пчёл, слепней и прочих летающих тварей и выбросила на улицу.

– Кровать как кровать, сетка панцирная, привыкнешь. Постель меняю раз в три дня. Что ещё? – она почесала ухо, спрятанное под банданой. – Ночью не шуметь, каждый шаг слышу. Столик тот не дёргай – у него ножка неустойчивая.

Я посмотрел на письменный стол. В целом уютно. Обои в полосочку, светильник, ковёр с наркоманским узором. Собственно, всё.

– Собственно, всё, – заключила она.

Мы ударили по рукам. Она выдала ключи с выпуклым брелком и пошла показывать кухню.

Хари-кришна-домик, ну точно… На стенах картины индийских божеств, миниатюрные фигурки слонов, жаб… На подоконниках цветы – точно филиал джунглей.

– Чайник, плита, холодильник, – хозяйка всё сопровождала тыканьем пальца. – Посуду моем за собой. Хорошо? Намыл, смыл, протёр. – это уже звучало как угроза.

С холодильника за мной наблюдали два кошачьих глаза.

– Марго. Будешь лезть – поцарапает.

Я посмотрел на хозяйку – казалось, это относилось и к ней.

Марго потянулась и мягко спрыгнула на дощатый пол. Принялась обнюхивать ноги. Опять ноги…

– Ладно, пойдём знакомить, – говорит.

Мы вышли снова во двор и, обойдя мольберт с красками, подошли к виляющему хвостом Бруно. Они друг друга заметили.

Марго ощетинилась.

Бруно подался вперёд.

Марго издала утробное «МЕОООО».

Бруно гавкнул.

Мы с хозяйкой переглянулись.

– Спать он будет в сарае, – указала она на приоткрытые двери крохотного строения. – Сено постелю, миску выдам.

Питомцы уже переговаривались на понятном только им языке. Слышалось это как угрозы в стиле старых VHS-кассет: «МЕОООО! РРРРРР! МЕООООООО! РРРРРРРР! (Ублюдок, мать твою, а ну иди сюда! Говно собачье, решил ко мне лезть? Ты засранец вонючий!) МЕОООО! РРРРРРРРРР!»

Я подошёл к калитке и, сняв поводок, спрашиваю:

– А где тут дом Власенко?

Хозяйка поменялась в лице. Вытянулась что ли… Марго спрыгнула с её рук и убежала.

– Зачем тебе этот дом?

Врать не хотелось, и я сказал как есть:

– В этом доме родилась моя жена. – на слове «жена» в горле запершило.

Мы какое-то время смотрели друг на друга.

– Там дом Власенко, – спрятав руки под шаль, она кивком головы указала направление. – У меня дела. Гостей в дом не водить.

На том и порешали. Я стоял с Бруно и, держась за поводок, думал, что сделать первым: начать с писем и найти эти места или сразу пойти в родительский дом?

Глава 20

Следственно-оперативная группа уже вовсю шоркала по ламинату. Собирала пальчики, делала снимки трупа и… Вот недоумок!

Я быстрым шагом иду к участковому. Хватаю за плечо и оттягиваю от плиты. На его губе висит тлеющая сигарета.

– Ты, мать твою, в сериале или на месте преступления?

– Что?

– Прикуривать от печки, что! Ничего не трогать!

Кто-то хлопает меня по спине, я резко оборачиваюсь и взглядом мечу в Славу гром и молнии. Тот отваливает.

– Шеф, да я просто курить хочу, зажигалку посеял где-то.

– Посеял он… дебил! – разворачиваюсь…

Оперативники все как один делают вид, что даже не смотрели в нашу сторону, и с напускной важностью принимаются за работу.

Перевёрнутая вверх дном квартирка с жмуром посередине. Классика. Глаза на выкате, лицо посинело… Присаживаюсь на корточки, натягиваю перчатки и пальцем провожу ниже шеи, оттянув ворот рубашки. Слава садится рядом.

– Что скажешь?

– Потасовка. Не поделили чего-то… слово за слово, и вот уже друзья катаются по полу, круша мебель.

– Друзья? Вряд ли…

Оглядываюсь на кухню. Участковый с виноватым видом выходит. Опускаю взгляд вниз: на полу валяются две пустые бутылки водки.

– Скорее, старые приятели, которые давно друг друга не видели. Один другому по пьяни похвастался или лишнего сболтнул. На шее следы удушения. Проверьте телефон, выгрузите вызовы за последние 7 дней, запросите у оператора записи разговоров.

Встаю, стягиваю перчатки и направляюсь к выходу. Сиплый голос окликает меня на полпути. Оборачиваюсь: прапор с проплешиной на голове ждёт дальнейших указаний.

– Собутыльник наш, вероятно, уже осел на своей даче. Пробейте по базе собственность, если не найдётся – отследите оплаты по карте. За руль он точно не сядет, а значит, сел в такси и уже на полпути к даче. Далее он зайдёт в магаз, чтобы дозаправиться и взять ещё беленькой.

– А что, если он платил наличкой?

– Что ж… тогда придётся ждать экспертизу пальчиков. Но время даром не теряйте и берите пока тёпленький. Расшифровку звонков выдадут сразу. Действуйте. – говорю я, перешагиваю порог и выхожу в подъезд. Соседская собака заливается лаем. – Как же тут воняет.

Слава спускается следом и не комментирует.

Толкнув дверь подъезда, опускаю во внутренний карман плаща руку. Достаю пачку и вытягиваю последнюю сигарету. Затягиваюсь… чувствую на себе чей-то взгляд. Поднимаю голову и вижу бабульку на третьем этаже.

– Она звонила?

– Да. Её уже допросили.

– Не сомневаюсь.

Шагаем к машине. Садимся.

– Капитан, я вот чего не пойму: почему ты сразу упрощаешь? В смысле, разве так очевидно, что он поедет на дачу?

Открыв окно, вытаскиваю по локоть руку с тлеющей сигаретой.

– По синьке расчётливый план отступлений не продумаешь. Сомневаюсь, что он на пути в аэропорт с купленным билетом в страну, где не экстрадируют преступников. – трогаюсь. – Ему отсидеться где-то надо. Прийти в себя. Домой – слишком опасно, если есть жена, лишних вопросов не избежать. А если я не выпью кофе, буду кидаться на людей.

– Ты и так кидаешься.

Переглядываемся.

– Дегенерат-участковый не в счёт.

Мы останавливаемся у кофейни и заказываем два чёрных. Осточертело мне всё… Открыв крышку, высыпаю два пакетика сахара и, помешав, добавляю ещё один.

– Давай в участок без меня. Мне кое-куда заскочить надо.

Слава размешивает свой кофе. Прощаемся. Я сажусь в тачку и направляюсь на кладбище…

Глава 21

Ноги шли в одну сторону… мысли в другую. Что я им скажу? «Э-э, здрасьте, давно не виделись. Что, не узнаёте? Свадьба, помните, я взял вашу дочь в жёны?». Незаметно для себя я наматывал и наматывал поводок на кулак, пока он не стал выглядеть как загипсованная культяпка.

– Нет, правда, что мне им сказать? – сказал я вслух, а Бруно склонил голову. – Может, лучше завтра утром зайти… – Бруно поднял лапу и сделал в воздухе полукруг. – Что? – повизгивает. – Слушай, я тебя не понимаю. Ладно, будь что будет, пошли…

Солнце уже скрылось за горой, на улице ощутимо посвежело. Дом Власенко, если я всё верно понял, стоял в самом неприметном месте. Когда я первый раз делал обход, то, увидев тупик, даже не дошёл до него. Обходя коровьи лепёшки, я поглядывал по сторонам. Соседи будто вымерли. Ни души. Так тихо, что только шорох моих шагов по щебню напоминал о ходе времени.

Первым показался забор колышками с выгоревшей и отшелушенной краской. Дворик изрядно заросший… сорняки расползлись по всей территории и торчали даже на дощатом крыльце, настойчиво проклёвываясь через деревяшки. Взявшись за калитку, я потянул на себя. Не заперто. Скрипя петлями, зашёл внутрь и крикнул:

– Есть кто?

Бруно уже влез в сорняк и с интересом стал обнюхивать головки полыни… Тяну ободок. Ладно… Тонкая тропинка от забора вела к крыльцу. С правой стороны стояла баня, дверь также открытая. Забравшись по лестнице, я подставил кулак к двери и три раза стукнул. Внутри дома кто-то зашевелился. Отойдя на два шага, я спиной упёрся в перила крыльца. Дверь открылась…

В проёме показался седой мужчина в растянутой майке и трениках, в котором я не сразу опознал тестя. Прищурившись, он посмотрел на меня в упор сквозь мутные катарактные линзы.

– Здравствуйте. Я ваш зять, вы узнали ме…

Дверь закрылась перед моим носом. Поморгав, я переглянулся с Бруно и ещё раз постучал.

– Пошёл нахрен, – раздался сиплый голос старика.

Я постучал ещё разок. Быстрые шаги, дверь распахивается, и старик ловит меня за грудки.