
Наглая гостья
В этот солнечный октябрьский день квартира бабушки Анны наполнилась особым теплом и суетой. Сегодня у неё юбилей – 75 лет.
С самого утра в доме кипела жизнь. Внук Костя, студент‑первокурсник, старательно расставлял на столе тарелки и бокалы – бабушка доверила ему важную миссию. Он то и дело поглядывал на часы: «Всё должно быть идеально к двенадцати!»
К полудню начали собираться гости. Пришли соседи, давняя подруга Зинаида Петровна с пирогами, племянница с мужем и детьми. Каждый принёс что‑то вкусное: кто‑то – домашнюю выпечку, кто‑то – букет хризантем, кто‑то – баночку малинового варенья.
Из соседней комнаты вышла Людмила – дочь Анны Людмила сразу включилась в хлопоты: поправила скатерть, проверила, хватает ли чашек, тихо спросила у Кости, всё ли идёт по плану. Её движения были неторопливы и точны, голос – спокойный и ободряющий.
И вот в дверь постучали. Не дожидаясь приглашения, дверь распахнулась, и в квартиру вплыла Татьяна Александровна.
Это была крупная женщина лет 60, с резкими чертами лица и колючим взглядом. Короткие тёмные волосы, строгая причёска, яркое платье с цветочным принтом и туфли на высоком каблуке – всё будто кричало: «Обратите на меня внимание!». Но главное, что сразу бросалось в глаза, – её манера говорить: грубоватая, с обилием нецензурной лексики, будто бранные слова были для неё обычным связующим «словом‑паразитом». Она никогда не подбирала выражений, говорила то, что думала, и это часто резало слух окружающим.
Татьяна Александровна зашла как к себе домой – уверенно, шумно, с видом хозяйки положения. Не снимая обуви, прошлась по коридору, громко цокая каблуками, и крикнула из глубины квартиры:
– Ну что, празднуем, да? Чё тут у вас?
Бабушка Анна, едва увидев гостью, прямо сказала:
– А ты что тут, Александровна? Мы же тебя не звали.
Татьяна Александровна лишь махнула рукой, уже устраиваясь в кресле, словно это было её законное место:
– А меня и звать не надо! Я всё про всех знаю, приду куда угодно и даже не спрошу. Праздник же, нельзя оставлять людей одних в такой день! Да и чё ты, Анна, как не родная? Не съешь ведь меня, в конце‑то концов!
Она без стеснения потянулась к вазе с конфетами, схватила горсть и принялась раскладывать их перед собой, будто это были её собственные сладости.
Бабушка скрестила руки на груди:
– Знать‑то знаешь, да только с пустыми руками, как всегда.
В комнате повисла неловкая пауза. Костя замер с блюдом в руках, а остальные гости переглянулись, делая вид, что увлечённо раскладывают салфетки.
Татьяна Александровна ничуть не смутилась. Голос её стал громче, в нём зазвучали привычные грубые нотки, перемежаемые обильным использованием нецензурной лексики: