Ты мне не враг бесплатное чтение

Пролог

В нашем мире имена решают всё. От них зависит то, с кем ты можешь общаться, с кем – дружить, а кого – любить. Чьей руки можешь коснуться, а от чьей лучше убежать. Иногда имя – это приговор. Иногда – тюрьма. Но чаще всего – это маска, под которой ты забываешь, кто ты такой на самом деле.

Я родился с именем, которое не выбирал. Оно преследует меня, наступает на пятки, каждый раз напоминая мне о том, кто я. Из какой семьи. На что имею право.

Одна случайная встреча, один взгляд – и имя перестало быть значимым. И в тот момент я понял – у меня есть шанс вырваться. Жить в мире, где имя – это не судьба, а лишь слово. В мире, где есть любовь, которая сильнее крови.

Глава 1. Свадьба не для него

Лео

Я стоял у окна, засунув руки в карманы брюк, и смотрел, как солнце садится за крыши старого города. Вид в вечернее время был безупречным. Таким же безупречным, как застеленная кровать позади меня с выглаженным покрывалом. Как свежие рубашки, аккуратно развешанные на вешалках. Или пиджак, который я ещё не надел, но уже всем сердцем ненавидел. Тот самый – тёмно-синий, который отец назвал «идеальным для помолвки».

На самом деле мне казалось, что пиджак был идеален и подходил для всего, кроме меня самого. Он сидел на мне так, как будто был сшит для другого человека – для того, кто верит в брак по расчёту, кто считает, что честь в мире важнее чувств. И в то, что долг семьи нельзя нарушать. Проблема крылась в том, что я в это не верил. И не хотел этого брака. Я не выбирал, в какой семье родиться. Она выбрала меня сама, а я проживал чужую жизнь. Не ту, которую хотел. А ту, которую должен был прожить. Потому что так было положено. Приказано отцом. И возражения не принимались.

Оставалось всего три дня до того, как я стану женихом. А еще через неделю – мужем. Я даже не знал свою невесту. Только лишь её имя. У меня было досье на неё – такое, которое обычно дают на преступников. Будто речь шла не о живом человеке, а об обычной сделке. Финансово выгодной моему отцу. Он выбрал мне в жёны дочь семьи Россетти. Она была красивой (с его слов), воспитанной, послушной и идеально подходящей. Для брака. Для дела. Но я точно знал, что не для меня.

Каждый раз, когда я пытался возразить отцу и дать мне возможность самому принимать решения, на ум тут же приходили его слова, которые он говорил мне в раннем детстве: «Любовь – это роскошь для тех, у кого есть право на ошибку. У нас такого права нет».Я кивал, соглашаясь, но абсолютно не понимая, в чём смысл произнесённых слов. Теперь я понимал. Даже слишком хорошо.

Я потянулся к пачке сигарет, лежащей на подоконнике, и достал одну, но так и не закурил. Просто вертел её между пальцами, по-прежнему не отводя взгляда от окна и надеясь, что что-то случится. Что-то, что оттянет помолвку. Даст мне немного времени. Я вздохнул и убрал сигарету обратно в пачку – курить не хотелось. Хотелось сбежать от себя и никогда не выбирать между долгом и сердцем.

– Ты опять ушёл в себя? – спросил отец, входя в комнату без стука. Но я даже не стал оборачиваться.

– Я просто смотрю в окно, – ответил я тихо. – Или в нашем мире запрещено и это?

Общаться с отцом сейчас я не хотел. Обсуждать свою жизнь – тоже. И уж тем более слушать его нотации о том, что я всё делаю не так. Не так, как делал он.

Отец, надо отдать ему должное, не стал настаивать на разговоре, потому что отлично знал, что в тот момент, когда я не настроен беседовать, его слова бесполезны. Лучше дать мне время, позволить взять паузу, пусть и короткую. Паузу перед бурей, которую отец называл «неизменной судьбой».

Услышав отдаляющиеся шаги и убедившись, что отец ушёл, я вышел на балкон. Вдали шумел город – громко и агрессивно. Где-то играла гитара, а воздух насквозь пропах морем. Он был тёплым, ласковым и сегодня каким-то другим. Не таким, как всегда. В эти минуты я почувствовал острую необходимость побыть собой. Не наследником клана, не будущим женихом и выгодной партией для брака. Не чьим-то орудием. А человеком, который имеет право сделать шаг и совершить ошибку. Свою ошибку.

Я вспомнил маму. Она умерла очень давно… Мне было двенадцать лет, и для меня она была самым родным человеком. Единственным в этой семье, кто понимал меня, доверял мне. Кто искренне любил. Она всегда была свободной – носила белые платья даже тогда, когда отец рявкал во весь голос, что на ужин приедут важные шишки, и все должны быть в форме. Форма – это чёрный. Цвет мёртвой души. Цвет его души. Но мама приходила в белом, игнорируя его приказы со словами: «Я даже здесь остаюсь собой».Отец поджимал губы, но молчал. А после её смерти выкинул из дома всё то, что было белым. Даже посуду. И запретил этот цвет. Даже его упоминание.

Я глубоко вдохнул. Морской ветер коснулся лица, как прикосновение кого-то, кто ещё помнит, каким я был до всего этого. Как прикосновение мамы.

Тихо вышел с балкона и спустился вниз, не сказав никому ни слова. Прошёл мимо охраны – те лишь приветственно кивнули, привыкшие к моей ночной непокорности. Прошёл мимо слуг, которые бросали на меня подозрительные взгляды и, очевидно, уже готовились сообщить моему отцу, что я опять взялся за своё. И мимо портретов родственников, которые застывшими взглядами осуждали меня.

Я пошёл туда, где пахло свободой. Мне нужен был этот вечер.

Я пошёл туда, где мог слиться с толпой. Туда, где мог дышать полной грудью. Туда, где за спиной не слышна стрельба, а карманы брюк не оттягивает оружие.

Глава 2. Портрет в кафе

Лео

Кафе «Свобода на краю» находилось в тени старых сосен и каменных дубов. Он располагалось вдали от туристического центра, скрываясь там, где его могли найти только те, кто знал, зачем ему это место. Здесь не было неоновой вывески, а только аккуратно вырезанное на дереве название. И несколько горшков с цветами на входе. Это были яркие фиолетовые флоксы, которые издалека напоминали воздушные шары. Это место будто выражало протест против яркого туристического бизнеса, скрывая в себе уют и умиротворение.

Внутри пахло молотым кофе, лимонами и корицей. Хозяин кафе – пожилой Энцо был приветлив и учтив. Хотя я знал, что это кафе по документам принадлежит моему отцу, до тех пор, пока был жив старик Энцо, отец сюда бы не сунулся. Какие у него были договорённости, я не знал и меня это не волновало. Но сюда я мог сбежать от привычной суеты, спрятавшись от своей фамилии.

И сегодня ноги привели меня сюда, потому что только тут я обычно я находил то, что искал. И это не уединение – мест для этого в городе было предостаточно. Я искал обычность. Место, где меня никто не будет оценивать. Никто не будет шептать за спиной: «Это же Лео Валенти! Сын человека, который держит в страхе весь город!».

И хотя мой отец не держал тут весь город, его влияние было огромным. Произнеся его имя и фамилию, можно было добиться любых целей. Получить желаемое.

Я заказал кофе и выбрал место у окна, повернувшись спиной к залу. Хотелось тишины. Наслаждаться временным покоем и спасительным одиночеством. И не следить за временем, не смотреть на часы.

И в этом, казалось бы, богом забытом месте, тишина нашла меня сама. Она пришла в образе девушки, сидевшей за соседним столиком и что-то быстро рисующей. Рисунок был скрыт от посторонних глаз, и как я ни пытался разглядеть, что именно она рисует, у меня не получалось. Поэтому я стал наблюдать за самой девушкой. Её волосы были собраны в небрежный пучок, лишь несколько прядей выбивались и постоянно падали на глаза. Она нетерпеливо поправляла их тыльной стороной ладони, и я обратил внимания на то, что её пальцы испачканы то ли красками, то ли чернилами. На её запястье был надет тонкий кожаный браслет с небольшим кулоном. Но что было на этом кулоне я тоже не мог разглядеть. Я смотрел на неё целую вечность, а она словно не замечала мира вокруг. Или, может, просто не хотела его замечать.

Я не видел её лица, только профиль: лёгкий изгиб бровей, кончик носа, чуть приподнятый, когда она задумывалась, губы, которые она прикусывала, задумываясь и поднимая глаза в потолок.

И длинные пальцы, которые двигались, как будто рисовали не на бумаге, а прямо в воздухе – будто они ловили что-то невидимое.

Я никогда так долго не наблюдал за человеком просто так. Ради дела, сделки – да, но сидеть и любоваться…

Девушка внезапно подняла глаза, и наши взгляды встретились. Её – лёгкий и недоумённый. И мой – твёрдый и уверенный. Я не отвёл глаз. Она – тоже.

Казалось, что прошла секунда. Две. А может быть все двадцать. Наконец, она закрыла блокнот. Но вместо того, чтобы уйти, подошла к моему столику и положила его передо мной.

– Прошу прощения, – сказала она тихо, и голос звучал чуть хрипловато, как будто она редко говорит вслух. Или будто очень долго молчала. – Я… не хотела подглядывать. Но вы выглядите так, как будто на ваших плечах покоится вся тяжесть этого мира.

Я усмехнулся – впервые за долгое время искренне. Девушка не просто смотрела на меня. Она меня видела.

Я открыл блокнот. На одной из страниц был нарисован мой профиль у окна. Это были всего лишь карандашные штрихи. Но они как нельзя лучше отражали моё состояние – усталость, ненависть к ситуации… и, возможно, что-то ещё. Что-то, чего я сам не замечал, а она смогла увидеть. То, что не лежит на поверхности, а спрятано глубоко внутри.

– Как вас зовут? – спросил я, по-прежнему не отрывая глаз от рисунка.

– Анна, – слегка замявшись, произнесла она.

Я поднял взгляд, слегка прищурившись. Анна? Она думала над своим именем дольше трёх секунд. Как будто вспоминала его или придумывала. В прочем, сейчас это было неважно. Это всего лишь имя. В этом кафе оно вряд ли имеет огромное значение.

– Лео, – представился я. Впервые не назвав свою фамилию.

Просто Лео.

Она улыбнулась и ненадолго опустила взгляд.

– Хотите, чтобы я дорисовала? – скромно спросила она, кивнув на портрет.

– Хочу, – честно признался, – но не уверен, что имею право об этом просить.

Хотя если я скажу, кто я на самом деле такой, то я могу не только попросить, я смогу даже приказать. И речь шла не только о портрете.

Она посмотрела на меня, и в её глазах я не увидел ни расчёта, ни страха, ни интереса к моей личности. К моему имени.

Просто Лео.

Солнце давно село, окрасив небо в фиолетовый и красные цвета. В углу кафе заиграла музыка. Анна всматривалась в моё лицо и делала какие-то штрихи. И, кажется, в эту минуту в моей жизни что-то изменилось.

Глава 3. Под чужим именем

София

Я вернулась в свою квартиру, чувствуя эмоциональный подъём. И хотя у меня был огромный дом, но комфорт я получала только тут. Комната была крошечной, но светлой: два окна выходили на узкую улочку, где по утрам кричали люди, а по вечерам кошки бродили по черепичным крышам, как тени прошлого. На стенах – полки с книгами, вырезки из журналов, открытки с морских берегов. На подоконнике – горшок с олеандром редкого фиолетового цвета. Единственное напоминание о том, что я всё ещё живая девушка, а не только кукла, выполняющая приказы.

В этой квартире я была Анной. Художницей, мечтательницей. Девушкой. А не дочерью Марко Россетти, чьё имя гремело в этом городе как смертельный приговор.

Я прикрыла глаза, думая о своём поступке. Я не должна была рисовать его. Не должна была подходить к нему. И уж тем более не должна была называть себя Анной! Даже несмотря на то, что это имя давно стало для меня моим убежищем. Побегом.

Моя настоящая жизнь осталась за чертой этого города, за высокими заборами виллы Россетти, где каждый шаг взвешивается, каждое слово обдумывается прежде, чем произносится. Где нет дружбы, а любовь – это сказки для маленьких принцесс. А не для дочери известного мафиози. Особенно той, что скоро выйдет замуж за наследника враждующего клана.

Я внезапно вспомнила, как в детстве отец учил меня отличать друзей от врагов: «Друг – это тот, кто стоит с тобой. Враг – тот, кто смотрит тебе в спину. Все остальные люди – лишь тени».

Но я и сама была тенью. Для себя. И для окружающих.

Отец отдал приказ: «Проверь его. Узнай, в каких он взаимоотношениях с отцом, доверяет ли ему. И самое главное – какие у него есть слабости».

А потом добавил с усмешкой: «Если соблазнится на первую юбку –значит, не опасен».

Я, не имея особого выбора, согласилась. Но причина крылась не только в том, что я была предана отцу или боялась его. Я просто хотела ненадолго вырваться. Стать кем-то другим. Хотя бы на время. И пусть «кто-то другой»– это всего лишь художница с блокнотом, одетая в шмотки, которые раньше никогда не носила.

Но всё оказалось куда сложнее, чем я планировала. Лео не выглядел слабым. Он выглядел… Уставшим. Потерянным. Будто его ожидания рухнули в пропасть, утягивая его самого. Он выглядел как человек, который в своей жизни ни разу не слышал вопрос: «Что ты хочешь?»,вместо него получая: «Ты же помнишь, что ты должен?».

И в этом мы с ним были очень похожи.

Я подошла к зеркалу и провела пальцем по своему отражению. В глазах – усталость, спрятанная под маской притворства и улыбки. На шее – след от цепочки, которую я сняла ещё в кафе, чтобы не выдать себя.

– Обманщица, – прошептала я сама себе. – Лгунья.

На ум пришли его глаза… Тёмные, как омут, в который боишься упасть, потому что он затянет тебя с головой.

Я взяла телефон, настойчиво пикающий и требующий моей реакции.

«Завтра встреча семей. Не подведи».

Сообщение от брата.

Отвечать сразу же перехотелось. Что значило это «не подведи?».Я хотя бы раз подводила семью? За столько лет ни одного дня не заставила в себе сомневаться. Чувствуя, как внутри закипает злость, я достала блокнот и открыла чистую страницу. Пальцы сами начали рисовать. По памяти. Только глаза. Его глаза.

Чёртова семья и чёртовы обязательства! Я вырвала лист и, скомкав, бросила на пол.

За окном зазвенел колокольчик на двери цветочной лавки.

Кто-то пришёл купить цветы.

Я отложила карандаш в сторону и подошла к окну.

Потрогала листы олеандра, чувствуя их гладкость. Цветок ядовитый. Но красивый.

Как и моя жизнь. Впервые за долгое время в голове промелькнула мысль, что будет, если я забуду о долге, чести и семье. Что будет, если нарушу план и расскажу Лео правду? О том, кто я. И зачем я здесь. Раньше, чем эта правда вскроется сама по себе.

Глава 4. Вторая встреча

Лео

Я не планировал вновь возвращаться в то кафе и продолжать то, что не должно было даже начинаться. Но проснулся я с мыслью о блокноте. О её глазах и пальцах, ловко управляющихся с карандашом. И тут же вспомнил её слова о том, что я выгляжу так, будто несу всю тяжесть этого мира у себя на плечах.

И в этой фразе не было ни капли осуждения, а только лишь понимание. И такого понимания мне очень не хватало в этой продажной и притворной жизни.

Поэтому ровно в полдень я был у дверей того кафе, не будучи уверенным до конца, что она тоже сюда придёт. С чего я вообще взял, что встречу её вновь? Обычная художница. Портретистка. Мало ли таких в этом городе? Но признаться самому себе, что художниц, возможно, и много, а такая, как она – одна, я не мог.

И всё же сердце застучало быстрее в тот момент, когда я увидел её за тем же столиком у окна. Перед ней стояла чашка, из которой шёл пар, а в её руке была книга. В этот раз она, видимо, была без блокнота. Но взгляд зацепился за её руку. На ней был тот же кожаный браслет, что и вчера. Как будто знак или напоминание о том, что она действительно была здесь. Она мне не померещилась. Что я не придумал её.

Она подняла взгляд ещё до того, как я к ней подошёл. Как будто ждала. Или, может, просто чувствовала, что я приду.

– Не думала, что вы сегодня придёте, – сказала она, тут же разрушая мои мысли о том, что она тут ради меня. Она закрыла книгу и отложила её в сторону.

– Я тоже не думал, что приду, но ноги сами привели меня в это кафе. Я могу присесть?

Она кивнула. Жест вроде бы простой, но я уловил в нём испуг и дрожь. Будто бы Анна боялась этого момента. Будто он был очередным шагом к краю пропасти. Её или моей.

Между нами повисло молчание. Не неловкое, скорее осторожное. Напоминающее шаги по тонкому льду, когда ты не знаешь, какое движение приведёт к тому, что лёд треснет и потянет тебя за собой в воду.

– Вы часто рисуете незнакомцев? – спросил я, не зная, чем ещё заполнить паузу.

– Только тех, кто выглядит одиноким, – ответила она, отводя взгляд. – А вы часто приходите в кафе, где вас никто не знает?

– Только тогда, когда хочу быть просто собой.

Она, наконец, посмотрела на меня. В её глазах – не любопытство, не интерес к тайне, а что-то более тонкое. Узнавание. Как будто и она носит маску и чувствует облегчение, что рядом кто-то делает то же самое.

– А кто вы в те моменты, когда не бываете собой? – тихо спросила она.

Я задумался. Такие вопросы мне давно никто не задавал. Даже мама в те годы, когда была ещё жива, не уставала повторять: «Ты сын Валенти. Ты наследник великой семьи. Это твоя суть. Твоя судьба. И ты не должен об этом забывать».Но сейчас, в этом приглушенном свете и старинном кафе, наполненным запахом кофе, корицы и старых книг, я ненадолго позволил себе другую правду. Не ту, от которой хочется удавиться. А ту, которая могла бы быть настоящей, родись я в другой семье, под другим именем.

– Я человек, который хочет иметь право выбора, – произнёс я наконец. – Даже тогда, когда этого выбора нет.

Она улыбнулась – тепло и с надеждой.

– Тогда, может, начнём с самого простого? – предложила она как бы невзначай. – Выбирайте: кофе с сахаром или без?

Я посмотрел на неё, слегка приподняв уголки губ. Эта девушка второй раз за короткие срок заставляет меня улыбаться. И я впервые за долгое время почувствовал, что выбор возможен. Даже здесь. Даже сейчас. Пусть даже такой незначительный, но мой.

– Без сахара, – ответил я. – В такой приятной компании сахар уже не нужен, его хватает, когда я смотрю на вас.

Она покраснела. Не заигрывая – по-настоящему. И в этом смущении была такая искренность, что я окончательно понял: я больше не хочу возвращаться туда, где всё разыгрывается по сценарию. Не хочу идти домой, где каждый шаг распланировал на годы вперёд, а любое дей»2ствие выполняется по приказу.

Мы проболтали с ней больше часа. Обсуждали любимые книги, музыку, которую я слушаю в те моменты, когда меня никто не видит. Она рассказала о том, что обожает старые пластинки и звук, который дарит граммофон. Поговорили даже о море, которое хранило тайны всего города. Надёжно и вечно. Потому что море не умеет разговаривать.

Я узнал о том, что Анна мечтает побывать в Португалии с трудом удержался от вопроса, почему она до сих пор там не бывала. Судя по тому, как она выглядела, она была из небогатой семьи. Возможно, они не могли позволить себе такие поездки. Я поделился с ней и своей мечтой – я мечтал о доме, в котором будут огромные окна, выходящие на восток. Для того, чтобы встречать рассветы, а не наблюдать за закатами.

– Почему именно на восток? – спросила она. – Почему рассветы? Закат – это не менее красиво. И не менее романтично.

– И не менее печально, когда осознаёшь, что это конец. Солнце садится – это конец дня. А для кого-то конец эпохи. Темнота забирает жизнь, солнце даёт надежду. Это начало.

Она долго всматривалась в моё лицо, а потом всё же решилась:

– Тогда, может, мы попробуем начать прямо сейчас?

И этот простой вопрос бурей отозвался внутри меня. Неужели в обычном мире можно вот так просто задать вопрос? Неужели можно сделать то, что ты хочешь, не думая о последствиях?

Я не стал отвечать ей словами. Они показались лишними в этот волшебный момент. Я легонько коснулся её руки. Буквально на мгновение, словно спрашивая разрешения.

Она не отняла руку.

Безмолвный ответ и молчаливое согласие. На что? Я и сам не знал, о чём мы договорились. Но когда уходил, она не попрощалась со мной. Она лишь спросила:

– Вы же придёте завтра?

И в ответ я кивнул. Потому что точно знал – приду. Даже если это изменит всё.

И в этот момент мир был не таким, каким должен быть. А таким, каким мы хотели его видеть – пусть и всего лишь на миг.

Глава 5. Тень семьи

Лео

Домой я вернулся под вечер. Последние лучи солнца уже не грели, а лишь слегка освещали контуры мира, будто прощаясь с ним до утра. После проведенного времени с Анной, после такой интимной обстановки, в которой единственным, что мы себе позволили, было прикосновение рук, возвращаться в свой сложный мир мне очень не хотелось.

Вилла Валенти молчала, как и всегда – из неё не доносилось ни смеха, ни музыки. Только тихие и осторожные шаги охраны и едва уловимая брань слуг. Кажется, что даже птицы, пролетающие над крышей, знали: говорить здесь громко – опасно. А мечтать – бессмысленно.

Дом отца стоял на невысоком холм и был окружён высокой стеной из серого камня. Он как будто был отрезан от остального мира. Внутри всё было в мраморе, антиквариате. Портреты, часы, статуи… Всё было очень красивым, очень дорогим. Но в то же время чужим, бездушным и неживым.

Войдя в дом, я уловил напряжение в воздухе. Я знал это напряжение – оно значило лишь одно. Меня ждут. Ждут, потому что даже ветер замер на улице, не решаясь коснуться своим дыханием деревьев.

В кабинете отца горел свет. Дверь была приоткрыта, как всегда: приглашение и предупреждение одновременно. Я вошёл без стука.

Отец сидел за массивным столом из тёмного дерева, застеленным зелёным сукном. Перед ним лежали папки, печати, фотографии. Одна из них – девушка в белом платье, фотография сделана со спины. И подпись – София Россетти.

– Ты был в городе, – констатировал факт отец, не отрываясь от документов. Голос ровный, равнодушный без тени гнева. Но это было намного хуже гнева. Я знал эти интонации, знал эти нотки. Этот голос принадлежал человеку, который уже всё решил.

– Гулял, – ответил я, присаживаясь в кресло в нетерпеливом ожидании, когда отец соизволит хотя бы поднять на меня взгляд.

– Гулял? – с лёгкой насмешкой переспросил отец, наконец, оторвав взгляд от бумаг и подняв на меня глаза. – В то время как завтра приезжает Россетти? В то время как твоя невеста уже где-то в городе?

Я замер. София уже здесь?Она должна была приехать в день помолвки. К чему такая спешка?

– Я не знал, что они приехали, – произнёс я спокойным тоном, стараясь сделать так, чтобы голос не дрогнул.

– Конечно, ты не знал, – отец резко встал и подошёл к окну. – Ты всё чаще забываешь о том, кто ты, Лео. Кем ты должен быть. А, главное, с кем ты должен быть. О чём ты думаешь в эти дни? Что с тобой происходит, сын?

Он говорил не как тиран. В его голосе не было привычной жёсткости. Он сейчас был тем человеком, который тоже когда-то мечтал… и, судя по всему, проиграл.

– Лео, – отец повернулся ко мне и заглянул в мои глаза. – Я не прошу тебя любить её или влюбляться, – продолжил он тише. – Но я требую уважения. К семье. К слову. К крови. К своему долгу. Ты же мужчина. От тебя зависит судьба нашей семьи. Какая разница, кто эта девушка? Ты слишком глубоко переживаешь за ситуацию, на которую не можешь повлиять. Это всего лишь брак. Один из многих.

Я сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не сорваться на крик. Что его «всего лишь брак» звучало отвратительно. Пошло, грубо и вызывающе! Что он ставил неясные ценности выше всего остального. Он ставил кровь выше чувств.

За кровь убивали, за неё умирали. Молчали. Предавали.

– А что… – закусив губу, начал говорить я, – если я не хочу быть частью этого?

Отец вздохнул и потёр виски. В его глазах не было ни угрозы, ни злости. Лёгкая тень усталости. И невыразимая боль. Глубокая, старая. Практически выцветшая.

– Ты родился в этом, сын. Выбор был сделан до твоего рождения. Мы не выбираем судьбу. Она выбирает нас. И так будет всегда.

Он протянул мне тонкий конверт.

– Завтра днём – официальный обед. Ты представишься Софии Россетти как её жених. Вежливо. Достойно. Без сомнений в глазах. И без фокусов, которые ты себе сейчас придумываешь. Ты знаешь, что будет, если ослушаешься приказа.

– Будешь стрелять? – горько спросил я.

– Если возникнет необходимость.

Я с трудом удержался от того, чтобы не закатить глаза и взял конверт из его рук. Внутри – та самая фотография. Холодная. Безжизненная. Снимок, сделанный со спины. Возможно, София и была красивой – оценить по этой фотографии было сложно. Но она не Анна.

Я вышел из кабинета, не сказав отцу ни слова. В кармане сжал листок бумаги, который сегодня отдала мне Анна – там тот самый набросок. Сначала я хотел вернуть его ей, потому что не должен был его брать. Но и вернуть не смог.

В своей комнате – той, что когда-то была детской, а теперь стала тюрьмой с видом на море – я зажёг свечу. Электричество казалось слишком резким для правды. Слишком неподходящим для тех чувств, которые я сейчас испытывал. Я достал эскиз. Тот самый – мой профиль у окна, нарисованный лёгким, почти невесомым штрихом. Тот самый, в котором не было ни величия, ни власти, ни имени. Был только я. Такой, каким она меня увидела.

Я решительно поднёс уголок бумаги к пламени. Огонь лизнул край, и я резко отдёрнул руку. Не смог.

Потому что этот портрет был частью той недолго жизни, которая появилась у меня в эти дни. Завтра я снова стану Лео Валенси. Наследником клана и сыном, который с улыбкой выполняет любой приказ своего отца.

Я аккуратно сложил лист, едва тронутый пламенем, и спрятал под матрас. Туда не заглядывали ни отец, ни слуги. Там же была спрятана ракушка, которую я притащил с пляжа лет в десять и до сих пор не мог