«Тело моей Души. Оголённые частоты» бесплатное чтение

«Память не умирает – она ждёт, когда сердце вспомнит язык ветра»

Комната была почти пуста.

– Тишина, которая не пуста – она полна ожидания.

Высокие потолки. Свет, играющий на шторах. Аромат какао и ладана, с тонкой примесью ночного жасмина, который цвёл под окнами.

Она всегда говорила, что память – это запах. Сегодняшний вечер пахнул так, будто кто-то открыл древний сундук и выдохнул оттуда целую жизнь.

Она стояла босиком в своём зале – просторном, залитом вечерним светом, с полами из старого дерева, которое помнило сотни тел, танцевавших боль и исцеление. На полу – разбросанные подушки, тёплый плед, полуистлевший пало санто в ракушке, музыка где-то на фоне – едва слышна, будто звенит не в колонках, а в самом воздухе.

Она танцевала. Но это был не танец. Это было заклинание.

Её тело говорило с чем-то за пределами. Оно шептало бедрами. Оно пело лопатками.

Оно вспоминало.

В ней было всё: покой, женская сила, хрупкость, которую она не скрывала – наоборот, носила как драгоценность.

Я прихожу к этому движению, как к святому источнику. Я не танцую для глаз или для музыки – я танцую, чтобы открыть дверь внутри себя. Если кто-то войдёт, пусть войдёт в уже развернутый храм – не чтобы потревожить, а чтобы разделить обряд.

Её тело думало раньше ума: оно знало, что мир может измениться одним вдохом. И этот вечер был наполнен тем самым тонким предчувствием – как натянутая струна перед первым касанием смычка.

Он вошёл в её пространство, как входит тёплый ветер в закрытую комнату.

Нежданно, мягко, но с переломом воздуха. И не она его заметила первой – а стены.

Они звенели.

Он не сразу решился переступить порог. Словно чувствовал – если сделает шаг, что-то изменится.

Но он всё же вошёл.

И тогда она почувствовала его. Не взгляд. Не запах.

Вибрацию.

Что-то в ней резко замолчало. Движение остановилось.

Осталась только тишина, в которой тело пульсировало под кожей, как огонь, накрытый шелком.

Она хотела вдохнуть, но воздух стал густым, почти живым. Всё, что раньше казалось внешним, вдруг стало частью её – стены, музыка, аромат жасмина.

Это не мужчина вошёл – это воспоминание в теле проснулось, и каждая клетка узнала зов, который ждала веками.

Высокий, как будто вырезанный из густого вечернего ветра.

Тёмные волосы, мокрые после дождя, рассыпались по вискам.

Запах кожи – терпкий, как старый табак и жаркое дерево.

Он не вошёл – он вторгся в пространство её внутренней тишины, но сделал это так… будто имел право.

И тело, прежде спокойное, вдруг стало огнём.

Кожа – чувствительнее воздуха.

Вдох – глубже. Между лопатками – дрожь.

Она не видела его раньше.

Но знала. Как знают знакомый силуэт, едва он появляется во снах.

Как помнят руки, которых никогда не касались.

Она поймала себя на том, что не может отвести взгляд. Внутри всё сворачивалось в ожидание.

Где-то глубоко шептал тихий голос: «Опасно…», но рядом с ним звучало другое: «Наконец-то».

Он не сказал ни слова. Просто смотрел. И в этом взгляде было всё.

Воспоминание. Жажда. Удивление. Узнавание.

– Вы закрыты? – его голос оказался ниже, чем она представляла. С хрипотцой, будто в нём осталась пыль пустыни.

Он стоял у порога, не делая ни шага вперёд, но уже был слишком близко.

Он не просил разрешения. Он ждал её выбора.

– Почти, – ответила она, поворачиваясь к нему всем телом. Медленно.

В этой медленности – вся суть её женственности. Она двигалась, как вода, как тишина перед грозой.

Они смотрели друг на друга.

Долго.

Тишина между ними была плотной, будто мир вокруг расплавился и осталась только эта вибрация – их частота.

Она впервые осознала, что боится не его – а того, что вспомнит себя рядом с ним.

В этой паузе было слишком много. Будто кто-то сверху разворачивал их старые жизни.

Испания – шелка и танцы в тенистых двориках. Египет – зной, золото, тайные обеты. Восток – сумеречные комнаты, вуали, дыхание сквозь ткани.

Он был там.

Всегда.

В её историях. В её тенях. В её запретах.

Он сделал шаг. Потом ещё один. Медленно. Почти будто двигался не телом, а намерением.

И остановился на расстоянии одного вздоха.

– Ты пахнешь, как дождь в Марракеше, – сказал он.

– А ты как мой сон, который я слишком хорошо помню, чтобы не бояться.

Он чуть улыбнулся. В этой улыбке было узнавание, и что-то ещё – усталость, что бывает у тех, кто слишком долго ищет дорогу домой.

Он не ожидал, что она тоже узнает.

– Я нашёл тебя, – прошептал он.

– Ты снова опоздал, – ответила она, но голос её предал. В нём было тепло. И тайное «останься».

Он протянул руку. Не чтобы коснуться – нет. Чтобы дать ей шанс коснуться его первой.

Между их ладонями воздух дрожал, как тончайшая мембрана, за которой бьётся сердце времени.

Она сделала шаг. Медленный. Ощутила, как в животе сжимается жар.

Как её кожа стала слышать.

И прикоснулась. К его запястью.

Там, где когда-то – в другой жизни – она чертила на нём тонкий знак, защищающий от времени.

И знак вспыхнул в ней. Они оба это почувствовали.

Тело отозвалось волной тепла, глаза сами закрылись, и мгновение стало вечностью.

Он вдохнул глубже, будто этот контакт возвращал ему дыхание.

Она едва удержалась на ногах, чувствуя, как вся вселенная входит через кончики пальцев.

И с этой вспышкой – как будто распахнулась дверь. Не наружу. Внутрь.

В груди стало тесно.

Где-то между солнечным сплетением и горлом поднялась волна – не желания, а паники.

Глубокой, первобытной, древней – такой, что в ней не было слов.

Было только: «Опасно».

Она отпрянула. Отняла руку.

Сделала шаг назад, споткнувшись о подушку, но удержалась. Не упала – как будто сама сила воли схватила её за запястье.

– Нет.

Он не двинулся с места.

Просто стоял, наблюдая. Его взгляд был тихим, ясным. Не уговаривающим, не просящим.

Он знал, что любое слово сейчас разрушит их хрупкий мир, только что открытый прикосновением.

– Почему? – спокойно спросил он.

Голос был всё такой же ровный. Нетребовательный. Ожидающий.

Как будто он знал, что она сбежит. Как и в прошлый раз.

– Потому что я слишком хорошо помню, что бывает потом.

– Когда?

– После узнавания, – прошептала она.

– И что бывает?

– Боль. Потеря. Жертвы. Обещания, которые невозможно сдержать.

Он молчал.

Не шёл ближе.

Просто стоял, позволяя ей сломаться перед ним. Не давя. Не спасая.

В его неподвижности было что-то древнее, то спокойствие, что приходит только после многих потерь.

– Ты не знаешь, что со мной стало после тебя в Египте.

Ты не знаешь, что я сделала ради тебя в Испании.

И как я умирала в Аль-Махаре, зная, что ты не придёшь.

Ты не знаешь.

И не узнаешь.

Её голос стал жёстче. Почти острый.

Плечи напряглись.

Она стояла, как лук перед выстрелом – красивая, сильная и готовая сломаться.

Она была красива в этом сопротивлении – как дикая лошадь, которую нельзя приручить, только завоевать доверием.

– А ты не знаешь, – ответил он, – как я искал тебя, обугленный, сломанный, сожжённый изнутри.

Как я оставлял других женщин, города, тела – потому что все они пахли не тобой.

Ты не знаешь, что я не хотел больше помнить.

Но память – она как ты. Упрямая. Тёплая. Острая. Она всё равно нашла меня.

Он сделал шаг ближе.

Но на этот раз она не отступила.

Между ними было пространство, натянутое, как струна.

И каждая нота их дыхания звенела этой струной.

– Ты веришь в любовь? – спросил он.

– Я верю в её последствия, – ответила она. – А они всегда оставляют ожоги.

– Но, может быть, это и есть доказательство, что всё было настоящим? – тихо сказал он. – Что, даже если ты сбежала – мы остались друг в друге.

Она посмотрела на него. Долго.

В его глазах не было жалости. Не было притязаний. Только глубокая тишина, в которой можно было спрятаться.

Или… вспомнить себя.

И вдруг – всё внутри неё дрогнуло. Не от слов.

От памяти тела.

Как он гладил её лоб, когда она плакала. Как шептал на ухо на чужом, почти забытом языке.

Как звал её по имени, которого сейчас она не вспомнит. Но которое жило у неё под кожей, как шрам.

Она почувствовала, что если останется здесь ещё миг, их мир снова загорится – и всё начнётся заново.

Это было невыносимо.

Она отвернулась. Пошла прочь.

В ванную. На кухню. В любую комнату, где можно было переварить себя.

Она закрыла за собой дверь.

Медленно.

Без щелчка. Без хлопка. Почти с уважением к тишине.

И прислонилась спиной к прохладной стене.

Сквозь ткань платья кожа чувствовала каждый сантиметр.

Словно стены стали зеркалами, отражающими её разлом.

Сердце билось в шее.

Грудь поднималась рывками.

Пальцы дрожали – и не от страха, а от…

Пробуждения.

– Ты не готова, – прошептала она самой себе. – Не сейчас. Не снова.

Но тело не слушалось.

Сначала – жар под кожей.

Потом – щекочущее давление в затылке, будто кто-то невидимый водит пальцами по волосам.

Она закрыла глаза. Внутри головы вспыхнул свет, тонкий, почти прозрачный.

Она хотела сопротивляться, но поток был сильнее.

И потом… она исчезла.

Мир разошёлся по швам.

И в одну секунду – исчез свет. Стены. Шум города за окном.

Вместо них – медный полдень пустыни.

«Каждая встреча – это пароль, набранный на клавишах Вечности»

Воздух был плотным, как ткань.

Пахло пряностями, глиной и чем-то сладким – тем, что остаётся на губах после поцелуя, который невозможно забыть.

Она стояла у балюстрады.

На ней – полупрозрачное покрывало из тончайшего шёлка, украшенное мелкими монетками, звенящими при каждом движении.

Кожа – загорелая, жгучая, как песок пустыни после полудня.

В ушах – серьги в форме полумесяцев.

Губы – выкрашены соком граната.

Каждое её дыхание было как молитва, каждая тень на лице – как заклинание памяти.

И он – вошёл в покои не как гость. А как тот, кому принадлежит душа.

В этой жизни он был другим.

Моложе. Суровее. С ястребиными глазами и руками, знавшими боль и победу.

Но душа – та же. Узнаваемая. Настоящая.

Та, что всегда находила её, даже через пепел и столетия.

Он схватил её запястье – резко, но нежно.

Притянул к себе.

И прошептал на ухо:

– Если ты снова уйдёшь – я разорву небо, чтобы тебя найти.

Ты – моя кровь, моя песня, моя война.

Она дрожала. Не от страха – от правды.

Каждое слово отзывалось где-то внизу живота, в сердце, в горле – будто всё её тело знало, что это не впервые.

Он провёл пальцами по её щеке, затем ниже – по шее, ключице, груди…

И каждый жест был обетом.

Каждое касание – вспоминанием, которое плоть приняла прежде, чем разум успел осознать.

Она не смогла убежать тогда.

Но они не выжили.

Их предали.

Он погиб.

А она осталась. В кандалах.

И поклялась – в следующей жизни сбежать.

Раньше. До любви. До боли.

…

Резкий удар – возвращение в тело.

Она открыла глаза.

В груди – боль, будто её сердце вспомнило, как умирать.

В горле – крик, которому она не позволила вырваться наружу.

В животе – жгучее, живое чувство, будто кто-то заново посадил в неё пламя.

– Чёрт… – выдохнула она. – Ты снова пришёл. И я снова не готова.

Она опустилась на пол, обхватив колени.

Тихо. Без слёз.

Потому что плакать – значит потерять силу. А она должна была её удержать.

Только внутри – пульсация, тихое заклинание судьбы:

«Если ты не выберешь – судьба выберет за тебя»

Комната дышала её тревогой.

Она сидела, прижав щёку к прохладной стене, платье сбилось, обнажив плечо.

Дыхание выравнивалось. Почти.

Но именно в эту тишину – он пришёл снова.

Не телом. Не шагами.

Энергией.

Мягкой. Уверенной. Несущей узнавание.

Как горечь кофе, как аромат мускуса, как перец на кончике языка – терпкий, горячий, обволакивающий.

От неё дрожали пальцы, и сердце забывало ритм.

Сначала она почувствовала надавливание в центре груди.

Словно кто-то лёгкой, но настойчивой силой положил туда ладонь.

Пульс сбился, дыхание изменилось, жар поднимался от низа живота вверх – тёплой волной, как память о древнем ритуале.

И вдруг – понимание:

«Ты не рядом. Но я уже чувствую тебя. Ты не касаешься. А я уже вся – в тебе»

Она выдохнула – резко, как после долгого, беззвучного поцелуя.

Он вошёл в поле.

И всё внутри неё отозвалось, будто по старинному, сакральному коду.

Она слышала его дыхание, хотя он молчал.

Чувствовала, как он стоит с другой стороны двери.

Не касаясь, не торопя, просто есть.

Как будто знал: её тело – храм, который нельзя брать штурмом.

Но который сам откроет ворота, если вспомнит, кто к нему пришёл.

«Сколько веков я держала замок…

Сколько раз ломала ключ, лишь бы не впустить судьбу…

А теперь – сердце само тянется к тебе, как к дому»

Она не двигалась. Но в ней началось движение.

Там, где душа касается плоти. Где контроль рушится под дыханием жизни.

Где стон застревает между вдохом и словом. Где хочется – и страшно.

Где всё вокруг – он.

…

Вспышка.

Испания.

Тёмный зал.

Алые портьеры. Свечи в кованых подсвечниках.

Танец. Без слов.

Она – в корсете, с длинными серьгами, волосы убраны назад.

Он – в чёрном, глаза, как ночь перед бурей.

Они не говорят.

Тела не касаются.

Но воздух между ними вибрирует, будто натянутая струна.

Каждое движение – зов. Каждый взгляд – ответ.

И всё, что не было прожито, всё, что не успели сказать – оживает в этом безмолвном танце.

Она открывает глаза – снова здесь, сейчас.

Пламя внутри вспыхнуло. Замок треснул. Больше нельзя было притворяться.

Она встала. Медленно. Подошла к двери. Лбом – к дереву.

Он там.

Она знает. Если откроет – начнётся всё. Снова. Сначала. И, возможно, впервые.

– Либо в этот раз – до конца, – шепчет она. – Либо не будет ничего.

Рука зависла над ручкой. Не дрожала. Но в этом покое – буря.

Он стоял с другой стороны.

Она чувствовала его, как дыхание через ткань сна.