Шесть дней до света бесплатное чтение

Самая страшная для меня сказка – не из книжки. Она случилась на выездной школе. Давно, когда мы только начинали, больше десяти лет назад. Двадцать пять детей, семь преподавателей, лето, палатки на берегу реки. Я – руководитель этой всей радости. Читаю детям в основном физику, но по вечерам у костра, куда без этого, говорим и о психологии.

Девочка Катя, пятнадцать лет. Умная, красивая, с открытой улыбкой. После одной из таких бесед подходит и просит поговорить наедине. Окей, так часто бывает. Садимся на бревно в стороне от лагеря.

– Алексей Петрович, – говорит она человеческим, ровным голосом, – у меня проблема. Только давайте вы никому не расскажете?

Обещаю конфиденциальность. Кивает.

– У меня в жизни всё хорошо, – продолжает она спокойно. – Любящая семья, прекрасная собака, в школе нормально. Я красивая, и я это знаю. И здесь, у вас, замечательно. Лето, речка, костер, замечательные ребята и преподы… преподаватели, извините.

– Осталась одна мелкая проблема, – и на ее лице та же легкая улыбка. – Я уже полгода хочу, чтобы всё это закончилось. Ну вы понимаете, вообще всё. И, если честно, я ехала сюда с чёткой мыслью – это идеальное место, чтобы всё закончить.

И дальше – сухие, выверенные технические подробности. Название лекарства из медпункта, его действие на организм с низким давлением, «я просто усну и не проснусь», план проникновения ночью. Ни тени пафоса, только холодный, отточенный план.

– Так вот у меня к вам просьба, – улыбка мгновенно исчезает. – Давайте вы со мной сделаете… что угодно, что-нибудь, чтобы я так не поступила. Я понимаю, что любые обещания – ерунда, я их нарушу. Я не знаю, почему так. Но пока я себя контролирую, сделайте что-нибудь со мной, пожалуйста.

Вечер. Лето. Лес. И вот так вот.

Воскресенье. День первый

Мир вокруг не изменился. Пахло дымом от костра и речной водой, слышался смех ребят, доносящийся с кухни. Но для меня всё это на мгновение превратилось в картонный задник, на фоне которого происходит что-то нереальное. Внутри всё сжалось в ледяной ком.

«Сделайте со мной что-нибудь».

Она не просила совета. Не жаловалась на жизнь. Она, умная и собранная, поставила передо мной задачу, как инженер – сформулировала проблему и запросила решение. И дала чёткие технические условия: слова и обещания – не работают.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Руководитель, педагог, взрослый дядька – а у меня в руках ноль. Только интуиция и дикий, животный страх совершить ошибку.

– Хорошо, – сказал я, и мой голос прозвучал удивительно спокойно, будто кто-то это сказал за меня. – Спасибо, что поделилась. Это очень смелый поступок.

Я сделал паузу, выигрывая секунды, чтобы мозг заработал.

– Давай договоримся вот как. Первое: пока мы здесь, в этой школе, ты не ходишь в медпункт. Ни днем, ни ночью. Ни под каким предлогом. Это правило. Как «не суй пальцы в розетку». Договорились?

Она кивнула, все с той же лёгкой улыбкой, будто говорила: «Ну, ладно, правило так правило, не беда».

– Второе. Ты сказала – «сделайте что-нибудь». Я буду делать. Ты не обязана понимать логику. Ты не обязана сразу чувствовать результат. Но ты должна соглашаться. Потому что ты меня попросила. Договорились?

– Да, – тихо ответила она.

– Отлично. Начинаем прямо сейчас. Пошли.

Я встал и пошел, не оглядываясь, но кожей спины чувствуя, что она следует за мной. Мы шли мимо палаток, мимо ребят, которые звали нас ужинать. Я бодро отвечал, что скоро придём, и вёл ее прочь от лагеря, к темнеющему лесу.

Я не знал, что буду делать. Ни единого понятия. Но я помнил ее слова: «пока я себя контролирую». Значит, надо было обратиться к чему-то, что за пределами контроля. К телу. К инстинктам.

Мы вышли на небольшую полянку, где трава была по колено.

– Вот твое первое задание, – сказал я. – Кричи.

Она смотрела на меня с недоумением.

– Кричи что угодно. Просто кричи во всю горло.

– Я… я не могу, – она растерянно улыбнулась. – Это же глупо.

– Ты просила меня что-то сделать. Я делаю. Кричи.

Она сжала губы и с силой, от которой у нее напряглись все мышцы шеи, выдохнула: «А-а-а!» – тихий, сдавленный звук.

– Это не крик, – холодно сказал я. – Это шепот. Ты же хочешь, чтобы всё закончилось? Так покажи, на что ты готова! Дай этому голосу вырваться! КРИЧИ!

И тогда она крикнула. По-настоящему. Дико, пронзительно, долго, до хрипоты. Крик, в котором была вся та боль, которую она так тщательно скрывала за улыбкой. Он эхом раскатился по лесу, и наступила мёртвая тишина. Я подумал, что если в лагере услышали, будет нехорошо, придётся объясняться. Мысль промелькнула и исчезла.

Она стояла, тяжело дыша, и смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Улыбка исчезла без следа. Впервые за весь вечер я увидел на её лице не маску, а живое, настоящее чувство – шок и растерянность.

– Хорошо, – выдохнул я. – Первый урок окончен. Пошли ужинать. Завтра продолжим.

После ужина я пришёл в дирекцию, посмотрел на расписание ночных дежурств по лагерю и, ничего не говоря, перенёс своё дежурство на сегодняшнюю ночь. Ваня, которого я переставил на своё место на послезавтра, внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал.

В ту ночь я не спал. Я бродил у костров, дежурил у медпункта, бросая шишки в его стенку, и смотрел на звезды. А наутро началась та самая неделя, которая изменила всё. Неделя, когда я, тогда ещё не психолог, а просто человек, вел ее за собой через телесные практики, через адреналин ночных походов по скрипящим доскам над оврагом, через долгие, исповедальные разговоры у костра, где можно было молчать, где я не давал советов, а просто был рядом. Я создавал для нее реальность, в которой можно было чувствовать – злость, страх, усталость, радость от преодоления. Реальность, в которой не было места отточенному, смертельному плану, потому что каждый день приносил новое, неконтролируемое переживание.

Я не вылечил ее депрессию за неделю. Это сделали позже врачи, к которым я ее в итоге отвел, нарушив обещание о конфиденциальности, потому что некоторые правила важнее. Но именно там, на том берегу, мне удалось то, чего я сам от себя не ожидал – остановить падение. Дать ей опереться на кого-то, когда собственные ноги уже не держали. И услышать спустя годы в переписке: «Вы тогда просто были рядом, когда я решила, что никого рядом быть не должно». Вот и всё мое волшебство.

Понедельник. День второй.

Первый ранний луч солнца застал меня в полудрёме у центрального костра. Тут же вскочил от мгновенного, тошнотворного воспоминания. Весь сжался. Она жива. Пока – да. Но день впереди, а я – не только психолог-самоучка, я еще и руководитель этой мастерской.

План родился за завтраком, пока раскладывал ребятам гречку. Нужно было сделать две вещи: занять ее так, чтобы не оставалось сил и времени на мрачные мысли, и встроить эту «занятость» в общее расписание, чтобы никто не заподозрил неладное. Особенно дирекция школы, которая зорко следила за атмосферой в своих «мастерских».

Первым делом на утреннем летучке объявил:

«Коллеги, сегодня у нас “День физики в быту”. Разбиваемся на группы. Задача – найти и сфотографировать или описать пять физических явлений или законов вокруг лагеря. Свет, звук, механика, термодинамика – что угодно. В 16:00 – общая лекция и разбор полетов».

Общее оживление. Дети обрадовались игровой форме. Преподы – понятному заданию. Я же видел одну цель: структурировать её день и дать ей легальный предлог всё время быть рядом со мной.

Подошел к ней, когда она пила чай, глядя на реку. Та же застывшая улыбка, но в глазах – усталая пустота.

– Катя, у меня к тебе отдельная задача. Ты будешь моим ассистентом. Нужно будет помочь мне собрать примеры от других групп и подготовить материалы к лекции. Тяжело не будет, но ходить придется много. Идёт?

Она посмотрела на меня с легким удивлением, затем кивнула: «Идёт».

Это была первая часть плана – физическая усталость. Мы весь день носились по лагерю и его окрестностям. Я намеренно выбирал самые неудобные маршруты – в горку, через кусты, по мелководью. Она шла молча, но дыхание сбивалось, на лбу выступал пот. Хорошо.

Второе – острая, но безопасная встряска. После обеда, пока другие группы готовили отчеты, я отвел ее к нашему «тренажеру» – старому, толстому бревну, перекинутому через ручей. Высота – метра полтора, падать – в мягкую грязь, но выглядело жутковато.

– Задача – пройти три раза туда-обратно. Без помощи. Я буду страховать.

Она впервые за день выглядела искренне испуганной. Не смертельно, а по-живому.

– Я… я не смогу.

– Сможешь. Вчера кричать смогла. Сейчас пройдешь.

Она пошла. Качаясь, с белым от напряжения лицом. Руки в стороны, как у гимнаста. С первого раза не получилось, чуть не упала. Я молча ловил её взгляд и кивал: «Повторяй».

Когда она прошла в третий раз, на её лице не было улыбки. Было яростное, дикое облегчение. Капля живого чувства.

Третье – интеллектуальная нагрузка. На лекции в четыре я посадил её в первый ряд и постоянно обращался к ней с каверзными вопросами по ходу разбора примеров. Не давал ей «уплыть». Заставлял мозг работать здесь и сейчас, а не там, в медпункте.