Барбариски бесплатное чтение

Эту пьесу я посвящаю своему отцу – Шамаеву Юрию Александровичу

"Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно."

"Пролог"

Товарищи! Какое хорошее слово – «товарищи». Как сказал персонаж из одного сериала, «товарищи остались в Советском Союзе». Но мне нравится слово «товарищи». Товарищество. Будете товарищами на сегодняшний вечер? Надеюсь, никто не против.

Этот спектакль я писал скорее для себя, чем для вас. Скорее это моя личная психотерапия. И мне показалась забавной идея показать вам это всё. Вдохновлялся я произведением Евгения Гришковца «Как я съел собаку». Шикарное произведение и спектакль! Я подумал – а чем я, собственно говоря, хуже? Пером как-никак владею. Да и харизма есть, чтобы это всё вам рассказать. Я тоже служил в армии, и тоже там было кучу всего смешного и дурацкого. Расскажу вам об этом чуть позже.

Но есть и вторая тема, которая, как винт, врученный в доску, проходит через весь спектакль. Это мой отец. Шамаев Юрий Александрович. Это важная фигура в моей жизни, хоть его и нет со мной уже 8 лет. Мне кажется, миру будет интересно узнать о нём. И я обещал сделать что-то великое и доброе в его честь. Вот и делаю. Извините, что стали заложниками моих желаний.

Я начинаю.

Глава 1 "Поступление"

Когда я, юный 17-летний школьник, собрался поступать в театральное, меня поддержала вся семья. Почему-то они все верили в меня. А я вот – нет. Но поступал.

Папа ездил со мной на все прослушивания, поехал и на поступление. Заселился со мной в общежитие – вместе с кучей таких же, как я, мечтателей. Человек, которого знала и уважала половина города, главный инженер, начальник, – живёт в обшарпанной комнате с тараканами и облезлыми стенами. Меня всегда поражала его простота. Потрёпанная куртка, никакой важности в голосе. Хотя начальником он был хорошим: его и любили, и побаивались.

Мы заселились, начались прослушивания. Папа держал за меня кулаки. Перед третьим туром я вдруг проснулся посреди ночи с одной-единственной мыслью: «Дальше меня не возьмут». И стал собирать вещи.

Отец приоткрыл глаза, увидел, что я копошусь, и спросил:

– Ты чего?

Я честно объяснил: так, мол, и так – дело ясное, пора домой.

Отец встал, подошёл ко мне, положил руку на плечо и спокойно сказал:

– Лёш, ну нельзя перед последним этапом сбегать. Не возьмут – так не возьмут. Что ж теперь.

А потом добавил фразу, которую я теперь повторяю себе перед каждым важным делом:

– Если уж делаешь – делай хорошо. Или вообще не делай.

Я остался. Прошёл. Причём с лучшими баллами! Из 50 человек – четвёртое место. Меня взяли.

Отец виду не подал, но я-то знаю – гордился. Наверняка всем друзьям рассказывал, но не признавался.

А дальше… Дальше я оказался в театральном. Первый курс. Всё совсем не так, как я себе представлял. Я был не готов. Слишком молод. И меня выгнали.

Глава 2 "Я и армия: хроника одного призыва"

Я боялся армии. Не то чтобы прямо паниковал, но боялся. Хотя, если честно, я вообще мало думал в тот период жизни.

Пришёл забирать документы из ЯГТИ, и тут мне говорят: «Зайди в военкомат – отметиться». Ну, думаю, ладно: заскочу, галочку поставлю, за пару часов управлюсь и пойду дальше жить. Ха-ха, наивный!

В военкомате меня встретила тётя с лицом «плохой жизни». Вот если у меня когда-нибудь будет совсем плохая жизнь, она будет выглядеть как лицо этой тёти. Она посмотрела на меня, как на что-то не очень ценное, и сказала:

– Тебе на комиссию.

Захожу. В кабинете сидят пять человек, во главе дядька с усами, как у Чапаева. Он смотрит на меня внимательно и говорит:

– Ну что, молодой человек, служить пойдём?

– Но я же учиться хочу!

– Ну вот послужишь – потом и учиться будешь.

И тут я понял, что мои планы – это такие нежные, красивые мыльные пузыри, а этот дядька с усами просто взял и с улыбкой проткнул их иголкой.

Я возмущался, злился, звонил маме. Мама плакала, переживала. Дали мне две недели на медкомиссию и съездить домой.

Дома мама сразу предложила «решить вопрос» через знакомых. Я уже готов был ухватиться за любую соломинку, лишь бы не идти в «страшную» армию. Но отец, покуривая на кухне, сказал:

– Косить не будем. Пойдёшь служить.

Он вообще был жёсткий мужик. Перечить ему – всё равно, что спорить с паровым катком. Сильно обиделся я на него тогда. Думал: «Как так?! Родного сына отправляет! Где справедливость?! Он меня не любит!»

Сейчас бы я ему только одно сказал: спасибо.

Призывной пункт, сотни таких же пацанов. Чувство тревоги, неизвестности. Глаза у всех потерянные, отупевшие. Но мы делали вид, что ничего не боимся. Конечно, боялись. Все.

Раздавали симки, чтобы звонить мамам. Первым пришедшим выдавали часы. Не знаю зачем, но – часы. Наверное, чтобы понимать, сколько ещё мучений осталось.

Я мечтал о морфлоте! Романтика! Бескозырка, тельняшка, дальние плавания! Красота же! Но судьба в лице капитана М. распорядилась иначе.

Захожу в кабинет. За столом сидит суровый мужик, прямо как в фильмах про спецназ. Видно, что если его сейчас отправить в тыл врага, он там порядок наведёт, всех спасёт и даже кофе сварит.

– Можно войти?

– Можно Машку за ляшку, можно телегу с разбегу. А у нас – «разрешите».

– Разрешите?

– Шамаев А.Ю.?

– Да.

– Не «да», а «так точно»!

– Так точно!

Он посмотрел в анкету и говорит:

– Вижу, не дурак. Проблемы со здоровьем есть?

– Да нет, только зрение слабовато…

– А чё не лечишь? Как стрелять будешь?

– Ну, как-нибудь…

– Я вот с 50 метров тебе в бошку попаду, хотя у меня минус три. Ладно, беру тебя. Бесполезный ты, конечно… Зачем нам актёр, я не понимаю. Но что-то мне подсказывает, что пригодишься.

– А в какие войска?

– Скоро узнаешь. Войска РВСН.

– А девиз у вас есть?

– «После нас – тишина».

Глава 3 "Крепостная стена"

(В темноте голос, негромко.) Отец был… сложным человеком.

Появляется свет.

Да и, если честно, весь этот спектакль, наверное, про него. Про то, как с ним было тяжело. И одновременно – хорошо.

Пауза.

Он был как крепостная стена. Массивная, каменная. Ты можешь спрятаться за ней – и ничего не бояться.

Он всё продумывал. На каждый случай.

Кто побежит за пивом.

Кто починит ядерный реактор.

У него всегда был план.

Пауза.

(В зал.) Он был управленец от бога. Руководил всем производством на работе. Его любили.

И боялись. Особенно когда он начинал орать.

Господи, какой у него был голос…

(С усмешкой.) За глаза его звали Рупор.

(Тихо, с теплотой.) И когда ты с ним разговаривал… ты чувствовал, насколько ты мелкий. И никчёмный.

А потом он вдруг становился добрым… и это была уже другая магия.

Он становился душой компании.

Для друзей – сделает всё.

Врагов – уничтожит.

(В сторону.) Наверное, это эхо тех времён, в которых он жил.

Драки – двор на двор.

Бизнесы, которые отжимали бандиты.

Он закалился в этом всём.

(В зал.) И я рядом с ним… тоже.

Глава 4 "Войска РВСН"

Выбрали нас десятерых. Каждого можно было в кино снимать.

Выдали форму – на три размера больше, носки – на три размера больше, берцы – наоборот, на три размера меньше. Баланс.

Разместили, выключили свет. Дембеля приходили – просили гражданские вещи. Я отдал футболку. Кто-то отдал штаны.

В полночь нас погрузили в военный ГАЗон и под «Марш Славянки» повезли на вокзал. Помпезности не было. Гордости – тоже. Была только пустота. Всепоглощающая пустота неизвестности.

И вот в этот момент, когда я сел в поезд, не стало «Лёши Шамаева из Сарова». Появился «рядовой Шамаев».

Я отслужил. Верой и правдой. И никто – никто не усомнится в том, что я отдал долг Родине. Было всякое. Хорошее и плохое.

Но главное – я нашёл четырёх друзей, с которыми прошёл эту службу от начала и до конца.

И я ещё обязательно напишу продолжение. Потому что это не просто история про армию. Это история про страхи, ошибки, малодушие; про то, как учишься признавать их.

А главное – про то, как однажды ты осознаёшь, что отец был прав.

Армейский ГАЗон тронулся от призывного пункта под «Марш Славянки». Громко, торжественно. Прямо как в кино. Только вот в кино главный герой в этот момент вдохновлённо смотрит вдаль, а у меня – слёзы на глазах. Не от гордости, не от патриотизма, – а от того, что я вообще не понял, как всё это случилось. Вот только что у меня были другие планы, а теперь – я сижу на жёсткой лавке, трясусь по ухабам и пытаюсь осознать, что меня везут в армию.

На вокзале дали двадцать минут на прощание с родными. Мама, конечно, плакала, а отец… Отец всегда был жёстким, как напильник, но в этот раз что-то в нём подрагивало.

– Лёш, куда вас хоть везут-то? – спросил он, но я сам не знал.

Я пожал плечами:

– Не знаю. Капитан не сказал.

Отец смерил взглядом капитана М. Этот человек выглядел как греческий бог войны: руки скрещены на груди, ноги расставлены, а лицо, как гранитная скала. Подойти страшно.

– Сейчас выясним, – сказал отец, сунул сигарету за ухо и направился к капитану с таким видом, будто идёт договариваться о моей досрочной демобилизации.

– Здравия желаю! Вы моего сына забираете?

– Я.

– А куда, если не секрет?

– Военная тайна. Доедет – сам вам в письме расскажет. Разговор окончен.

И тут отец включил режим «Дипломат».

– Товарищ капитан, я сам человек военный. Подполковник Балтийского флота в отставке! (Примечание: мой отец никогда в жизни не служил. Но у него был друг, который и правда был подполковником Балтийского флота. Видимо, этого хватало)

Капитан М. посмотрел на отца. Посмотрел ещё раз пристально. И вдруг кивнул:

– Под Москву. Наро-Фоминск. Нормальная часть. Будет служить нормально, даже со званием уйдёт. Не волнуйтесь, товарищ подполковник.

Отец кивнул, удовлетворённо хмыкнул и вернулся ко мне с видом победителя. Как будто он только что выбил мне каюту люкс на авианосце.

Мы посмеялись. В этом был весь мой отец. И я, смотря на него, почувствовал гордость.

И тут… шум. Вокзал наполнился криками, песнями и смехом. Я повернулся и увидел, как из-за угла выбежала толпа – человек десять. Гитары, рюкзаки, безудержное веселье; абсолютное непонимание, что сейчас – ночь, вокзал, люди. Это были мои! Театральные! Однокурсники, друзья, ребята с параллельного курса! Даже сосед, который уходил в армию через три дня после меня.

Я не выдержал. Разревелся и кинулся к ним.

Мы обнимались, смеялись, пели. Они провожали меня, как первопроходца, как космонавта, который отправляется в далёкий и опасный полёт.

Но вот время вышло. Нас начали грузить в вагоны. Последние рукопожатия, последние «давай там!», последние «пиши, как приедешь!». Я обнял родителей, вбежал в вагон, сел на свою боковушку. Поезд тронулся.

Я поднял глаза… А они всё ещё там.

Мои.

Мама.

Отец.

И они аплодировали. Просто стояли и хлопали.

В тот момент я понял, что это мои аплодисменты. Самые честные, самые настоящие.

Я встал в проходе и поклонился.

Поезд набирал скорость. В вагоне творился хаос: кто-то уже пытался бухнуть, кто-то спал, кто-то рассказывал, как он «по блату в часть попал».

А я сидел, смотрел в окно и улыбался.

Впереди был Наро-Фоминск.

Глава 5 "Наро-Фоминск"

В Наро-Фоминск мы приехали рано утром 21 июня. Сошли с поезда, нас погрузили в старенький ПАЗик, который, кажется, ещё помнил первые пятилетки, и повезли в посёлок Молодёжный. На КПП – строгий досмотр. Хотя… кого я обманываю? Я из одного маленького города с колючкой переехал в ещё меньший посёлок с колючкой. По-другому просто не могло сложиться!

Первое, что нам дали в армии – рисовую кашу. Со вкусом… нет, не риса. Со вкусом отработанного масла. Это была первая и последняя встреча с этой кашей за всю службу. Но если меня спросят, какая на вкус армия, я отвечу: на вкус она как эта рисовая каша.

После приёма пищи (говорю правильно – я же уже целые сутки как военный) нас повели в расположение. Трёхэтажная казарма из белого кирпича с подкрашенными, но давно побитыми лестницами. Первый этаж – «отделы», второй – рота охраны, третий – КМБ. Курс молодого бойца! Звучит-то как! Прямо название боевика с Джеки Чаном.

Встретил нас майор К.

Майор К. выглядел так, будто его жизнь должна была сложиться иначе. Ну, правда: ему бы в детский сад воспитателем – добрейший человек, огромный плюшевый медведь. Ласковый, заботливый… Даже видео нам на выпуск сделал. Мы в шутку называли его группу «детский садик «Сапожок».

Но на каждый плюшевый комочек найдётся свой угол. В нашем случае это были сержанты. Они появлялись, когда засыпал город. И просыпалась… ну, скажем так, мафия.

Сержант Б. – маленький, но громкий, как взрыв хлопушки; похож на питбуля, который с цепи сорвался и теперь пытается всех убедить, что он лев.

Ефрейтор Ф. – огромный, накачанный, с привычкой идти в драку на опережение.

И, наконец, ефрейтор К., у которого был особый талант: он переделывал все слова, добавляя к ним «хуйдындыр». Например, зелёный – «хуйдындырфлёный», пытался – «хуйдындырфлялся». Попробуйте, кстати, – затягивает!

Нас построили на взлётке (это такой коридор, который надо мыть. Постоянно. Зачем – неизвестно, но мыть его надо до блеска!). Дали команду – вытряхнуть из сумок всё на пол. Мы, конечно, повиновались. Забрали у нас всё, что казалось хоть капельку полезным. Даже мою жёлтую сумочку для мыльно-рыльных принадлежностей. В армии должно быть безобразно, но однообразно!