Белая комната бесплатное чтение

Глава 1. Там за стеной танцевали тени*

Конец лета. На границе августа и сентября. Когда дни ещё тёплые, но в вечернем воздухе уже чувствуется прохладное дыхание осени. В это время свет становится мягче, тише: солнце не жжёт, а будто гладит золотым лучом траву и крыши домов. Ночами туман стелется низко, в него погружается всё вокруг. Так предметы кажутся ближе, теряют привычные формы, словно природа хочет укрыть всех и вся от наступающих холодов.

Такое время бывает между влюблёнными: отзыв в сердце ещё есть, но перемены уже неотвратимы.

Вот и сегодня, солнце, за стенами домов, будто катилось вниз по небу. Никита не видел его, но знал: когда оно упадёт, вместе с ним обрушится ночь. И в этой ночи, он уверен, места для него уже не останется.

Он – высокий молодой человек с каштановыми волосами. Серый вязанный блейзер, который был заправлен в чёрные джинсы, хоть и объёмный, но подчёркивал нездоровую худобу.

– Я уйду, чтоб не мешать тебе жить! – сказал Никита зло. И, не отдавая себе отчёта в словах, быстрым шагом бросился к выходу. Затем спустился вниз по лестнице со знакомым ощущением, что за ним кто-то наблюдает.

Прохладный вечерний воздух ударил в лицо, когда он выскочил на улицу. Закат уже практически забрал с собой свет дня. Молодой человек с тоской посмотрел на окно второго этажа.

Замерев у двери подъезда, он отчетливо услышал: «Тук-тук… Тук-тук». Сердце билось слишком громко, как будто отбивало ритм. Чётко. Отрывисто. Быстро. Казалось, болезненная пульсация отсчитывала последние секунды.

И вдруг в квартире прозвучал выстрел. Короткий, оглушительный, смертельный.

Мир оборвался.

Резкий глубокий вдох и Никита очнулся. Ослепляющий свет врезался в глаза так, что он зажмурился. Молодой человек не сразу понял: «Ссора, закат, выстрел… это сон? Или реальность? Тогда куда всё исчезло?». Одно знал точно: он любил, любит и только что всё потерял.

Никита сидел в кресле, вокруг была странная кезкий глубокий вдох и Никита очнулся. Ослепляющий свет врезался в глаза так, что он зажмурился. Молодой человек не сразу понял: «Ссора, закат, выстрел… это сон? Или реальность? Тогда куда всё исчезло?». Одно знал точно: он любил, любит и только что всё потерял.омната. Сам он в белых широких штанах. От изможденного тела тянулись провода. На маленьком мониторе, у правой руки, мерцали линии пульса. Это сердце толкало жизнь вперёд, неровно и мучительно.

Когда зрение вернулось окончательно, он какое-то время разглядывал себя, будто не узнавал. Затем стал осматривать абсолютно белую комнату: ни дверей, ни окон, свет лился отовсюду ровный и холодный, казалось, исходящий от самих стен. На левой стороне висел огромный экран, а в углу стояло прям на полу зеркало во весь рост. Ощущение, что за ним следят стало более отчётливым.

Никита встал с кресла и подошёл к зеркалу. В отражении – человек, которого он не сразу узнал: старше, чем есть на самом деле. Плечи стали уже, чем он помнил. Слишком бледный, с заострившимися скулами и тёмными кругами под глазами. Волосы взъерошены, как после долгой бессонной ночи. Губы сжаты. Взгляд уставший, опустошённый, но живой свидетель того, что он всё ещё жив. Выглядел молодой человек так, как чувствовал себя внутри: на грани между человеком и собственной тенью.

Он провёл рукой по шевелюре, словно расчёской.

Только отошёл от зеркала, как неожиданно на середине стены ожил экран. Он не сразу понял, что это не фильм, а запись прошедшего дня, после которого он попал в это странное помещение.

Сначала вспыхивает воспоминание: утро того же дня.

Кухню уже ласкают солнечные лучи, заглядывая в разные её уголки. Окно открыто настежь и тянет прохладой. Запах свежесваренного кофе смешивается с лёгким ароматом духов, присущий молодым девушкам.

Никита берёт бутерброд и отпивает ароматный напиток. Лейла сидит в его рубашке, чуть склонив голову. Она поджала ноги, а ладони греет о бокал. Солнечный свет из окна окутал её хрупкую фигуру невесомым одеялом тепла. Волосы густые, тёмно-русые, с мягким блеском, будто в них спряталось летнее солнце. Отдельные пряди иногда падали на щёку, и она машинально убирала их за ухо. Глаза красивые, цвета тёмного янтаря. Внимательный взгляд был всегда пугающим, так как почти проникал в глубины его души. Такая пронзительность давала ощущение, что его прочли как книгу и он не может что-либо утаить.

Улыбка девушки, едва заметная, но в ней было столько тепла, что казалось, она способна растопить даже самый холодный день. Её мягкий голос успокаивал. Такое бывало только в утренние часы, когда дневная суета еще не загружала своими проблемами или ненужными мелочами.

Каждое утро они говорят о своей жизни, об обычных вещах. Тему будущего стараются не трогать, чтобы не потерять ощущение утреннего благоденствия. А может боятся говорить о нём, чтобы не спугнуть счастье. Для этого они оставят день, а лучше вечер: все серьёзные вопросы на потом. Они тогда слушают друг друга, будто впитывают каждое слово, но в тоже время слышат только себя.

Лейла отпила и поставила кружку на стол:

– Знаешь, иногда я думаю… если бы всё остановить на этом мгновении, то было бы идеально.

Он, как обычно, улыбается:

– Ты опять о вечности? – делает глоток и морщится, ни то от горячего, ни то от крепости заваренного кофе. – Лучше давай договоримся: пока есть этот запах кофе и твой смех, я уже в раю.

Она смеётся. Чуть склоняясь к нему через весь стол, тянет губы, вытянутые в трубочку, дожидается ответ губ с той стороны:

– Ты умеешь говорить красивые слова, когда хочешь.

Он, шутливо:

– Это мой единственный конёк?

Она, более серьёзно:

– Я не знаю этого. Ты закрываешься. Будто рядом со мной боишься себя потерять.

Он отвёл взгляд в кружку, как будто там можно найти ответ, и сказал дежурное: «Всё будет хорошо».

Она лишь скептически усмехнулась.

И лишь теперь, глядя на этот кадр, Никита осознал, что именно в этом утреннем ответе, в её разочарованной улыбке и в его пустом обещании «всё будет хорошо», уже было предчувствие вечерней беды.

Картинка дрогнула, и утро сменилось вечером. Кофейные чашки исчезли, слова растворились. Кухня та же, но в воздухе уже висит напряжение, словно невидимый кто-то отключил тумблер тепла и любви. Они стоят напротив друг друга. У него сдержанность в каждом движении, тяжёлый взгляд и резкие слова, те, что так и не успел забрать обратно. У неё глаза полны слёз и отчаяния, в них было больше боли, чем в крике во время ссоры.

– «Постараюсь»… Ты всегда так говоришь! Сколько можно стараться только на словах? – Лейла смахнула предательскую слезу, которая не удержалась и прочертила влажную полосу во всю щёку.

Он, срываясь:

– А что ты хочешь? Я не волшебник, я обычный человек.

– Я хочу, чтобы ты не только рядом был, но и строил со мной будущее, – её голос выдавал рыдания, которые вот-вот прорвутся.

Он, возмущённо:

– Тебе всегда мало!

Она склонила голову направо и сказала еле слышно:

– Ты как будто тут, но в тоже время далеко. Вот что страшно. Так нам не выстроить отношений.

Никита, через паузу, будто подбирая слова, бросил последние слова о том, что уходит и пусть будущее она строит с другим.

Потом хлопок двери.

На экране в следующем кадре он врывается в ночь и слышит выстрел. Мгновенно он почувствовал, что потерял самое дорогое, что у него было. Сердце сжалось: «Значит, это было… и закончилось?». А потом?

А потом непонятная белая комната, которую он растерянно оглядел ещё раз, встретила холодной пустотой.

Как он сюда попал? Ответа не было. В душе он понимал, что сила духа, умение держать всё под контролем, всегда держать лицо – всё это и привело его сюда.

Внезапно тишину нарушил голос. Никого не было, но он звучал бесстрастно, как будто чеканил робот:

– Ты не прошёл проверку. Ты опять ничему не научился.

От неожиданности Никита вздрогнул. Голос очень знакомый, похож на его собственный. Да, он совершает ошибки, потому что человек, который несовершенен. В памяти всплыли слова: «Среди живых идеальных людей не бывает».** Человек – это не идеал, это память, это боль потери, это любовь. Ему показалось, что голос сказал не про исправление, а про неправильный жизненный путь.

– Перед тобой две возможности, – продолжал голос. – Перепройти всё ещё раз. Может быть, тогда ты достигнешь того идеала, которого требует любимая. И вторая, забыть всё: остаться в новой реальности таким, какой ты есть, без воспоминаний о последних отношениях. Тогда ты сможешь жить без того, ради кого хотел всё начать заново. Мы не гарантируем, что в новой судьбе ты встретишься с Лейлой и вы будете рядом.

Забыть – значит предать то, что было. Она была притягательна для него: несмотря на мягкость и нежность, в ней был внутренний стержень. Она не пыталась казаться кем-то. Она была собой. Он хоть и молод, но уже за спиной есть жизненный опыт. Он помнит все свои ошибки, каждое взвешенное решение. Именно это подсказывало ему, что надо продолжать бороться за своё счастье.

После недолгого размышления он почувствовал ясность своего выбора: «Я не могу оставить всё, будто ничего не случилось. Там, откуда я только что вернулся, осталось что-то. Вернее – кто-то. Часть моей жизни. Часть меня самого. И если откажусь от этого, я перестану быть собой».

Никита сел в кресло. Перед ним две кнопки. Два пути. Смотрел он на них невидящим взглядом, так как перед глазами всплыли её красивые печальные глаза, а в голове звучал ласковый голос. Он закрыл лицо руками: «Перепройти? А если я снова её потеряю…». Мысли были мучительны, и от них становилось тяжелее, чем от самого страха уйти в забвение.

«Так. Надо взять себя в руки и пока не нажал на кнопку, продумать план действий. Надеюсь там меня память не подведёт», – подумал Никита в твёрдой решимости. Выпрямил спину вдоль спинки кресла, закрыл глаза и начал мысленно действовать.

«Получил второй шанс, а может и последнюю возможность, значит надо изменить исход события того рокового вечера. Для этого надо найти причину, что пошло не так: возможно, я сам виноват в трагедии. Затем, не повторить ошибку, которая разрушила всё в первый раз. Если сделаю всё "правильно", то не случиться непоправимое».

Никита в полной уверенности открыл глаза. Его сердце было готово выскочить из груди. Он протянул руку к кнопке «Перепройти». На миг остановился…но потом решительно, почти с отчаянием нажал на неё.

Провода, как по команде, змеями поползли к человеку. Как будто они знали, где их «гнёзда» в теле. В тот же миг монитор пискнул, линии на экране начали свой путь. Под ногами задрожало. Пол начал раскалывается на невидимые, а затем на широкие зияющие трещины. Молодой человек закрыл глаза, чтобы не видеть ужасную картину: сквозь белый свет через ломанные линии начал проглядывать мрак, пока пол не исчез окончательно.

Зажмурившись, он сосредоточился на том, чтобы запомнить то, что должен выполнить. Как неожиданно в голове вспомнилась строчка песни: «Но я знаю то, что не любить значит и не жить, не дышать».***

Всё вокруг наполнилось светом: уже утро, солнце режет глаза, и кажется, что сама жизнь рождается заново.

Выбор сделан.

*Юрий Николаенко (NЮ) «Некуда бежать»

**Олег Рой

***Юрий Николаенко (NЮ) «Некуда бежать»

Глава 2. Кто мы с тобой? Кто мы такие?*

Белая комната исчезла. Вместе с ней исчезли воспоминания, планы на будущее, мучения выбора.

Как заезженная пластинка, перед ним опять было утро, много солнца и запаха кофе. На кухне Лейла. Она растрёпана, след от подушки виднелся на щеке. В руках любимый напиток, с которого всегда начинается её день.

Он замер, боясь спугнуть этот момент.

– Ты чего такой? – спросила она, чуть улыбнувшись.

– Просто… рад тебя видеть.

– Мы не виделись пока спали, – уже смеясь, сказала Лейла.

Никита подумал: «Вроде по мелочи, всё как всегда: ароматы, длинные тени от предметов на кухне, изгиб фигуры девушки, свежие полевые цветы в вазе. Она так любит цветы, которые выросли на свободе». Так странно, вроде каждое утро одно и тоже, но сегодня, где-то на подсознании, утро было другим. Вслух же ответил:

– Любимая, у меня был такой сон, что ночь показалась мне вечностью.

«Любимая? Что ему приснилось?»– озадачилась Лейла. Хотела спросить, но промолчала. – Зачем с утра приставать с расспросами? Хотел бы сам рассказал». Она пожала плечами сама себе и сжала губы.

Остальное время завтрака они провели молча, уйдя каждый в свои мысли.

Лейла занялась поисками ответа на вопрос: «Кто мы? Друг другу, миру, коллегам по работе, родителям». Тема оказалась слишком сложной для начала дня.

У Никиты дела обстояли не лучше: «Если я буду самим собой, она уйдёт, мы слишком разные. Она чувственная, но для меня это непозволительная роскошь, я за логику и контроль своих поступков. Она хочет всё делать вместе, но я разве размазня? Не могу проблемы решать сам? Получается парадокс: быть собой – потеряю её, а если буду подыгрывать – потеряю себя. Где выход?».

Контора, в которой работал молодой человек, встретила его приветственным гулом:

– Доброе утро!

– Привет!

– Здравствуйте!

Выражение лица Никиты преобразилось. Тягостные думы, тяжёлая ночь, постоянный страх потери – всё это он убрал глубоко под кожу. Для всех он лёгкий в общении, с чувством юмора, всегда рад видеть коллег, поддерживает любой разговор. За годы работы в коллективе это стало привычным. В его полуулыбке никто не видел, что он не хочет ни общения, ни шуток. Особенно плоских и не смешных. С начальством говорит уверенно. Его слушают, его мнению доверяют. Он умело прятал от всех свою озабоченность тем, что никак не разберётся со своим личным счастьем.

В холле Никита встретил своих соседей по кабинету и решил первым сказать что-то весёлое. Они дружно засмеялись. Один пропустил его вперёд, а второй одобрительно похлопал по плечу.

Он тоже рассмеялся. Смех получился звонкий, открытый, почти заразительный. И никто бы не догадался, что в ту же секунду в глубине его мыслей проскользнуло: «Какой же это фарс!».

Ближе к обеду комната гудела от разговоров и телефонного трезвона. Молодой человек сидел за длинным столом с коллегами, держа в руках чашку кофе. Вовремя вставленное слово вызывало общий смех. Он наклонялся ближе, смеялся вместе со всеми, чувствовал, как плечо соседа дружески толкает его в бок.

Никита выглядел расслабленным. Казалось, что ему всё одинаково легко даётся – и разговоры, и шутки, и работа. Слишком много усилий уходит на то, чтобы не показывать своих проблем в жизни.

«Нельзя быть серьёзным, – думал он, прикрываясь улыбкой. – Если покажешь, что что-то не так, то замучают расспросами и советами. Здесь это любят, а мне это совсем не надо».

В обед, на кухне конторы суета: запах дешёвого кофе перемешивается с запахом жареной картошки и котлет; звук чайника на фоне смеха и болтовни. Никита в центре этой суеты, с привычной лёгкой улыбкой.

– Ну что, ребят, какие планы на выходные? – бросает он. Коллеги начинают предполагать событие, как будто для этого им дали разрешение и отмашку. На его лице выражение то ироничное, то серьёзное, то возмущённое: так он «одобрял» желание людей отдохнуть по полной программе.

Он шутит, рассказывает истории, вовремя кивает. Все вокруг считают его «душой компании». С ним приятно работать, он умеет поддержать разговор, умеет сгладить углы.

Каждый раз, когда Никита садится за свой стол и открывает ноутбук, надевает наушники. Так он чувствует, как спадает напряжение. В эти короткие минуты тишины, когда никто не смотрит и не ждёт от него живой реакции, он может позволить себе просто быть. Плечи расправляются, как будто с них упала невидимая ноша. Лицо теряет натянутую живость. Глаза, глубоко посаженные, становятся теплее. А густые брови, казалось, прячут печальный взгляд. Дыхание становится иным – более ровным.

Правда, такие минуты быстро прерываются. Достаточно кому-то подойти, задать вопрос и снова включается привычная игра. Он отвечает бодро, как ни в чём ни бывало.

В какой-то момент молодой человек поймал себя на мысли, что иногда сам не понимает, где он настоящий. Вот Лейла – она настоящая. Сразу вспомнилось утро: чашка кофе в руках, её ласковые глаза напротив, а в них ожидание чего-то радостного. Там, дома, он тоже молчал. Не потому, что не хотел говорить, а потому, что не нашёл в себе силы обсудить то, что его тревожит. Он же сильный и сам должен решать проблемы. Здесь, на работе, наоборот – говорил и смеялся не потому, что хотел, а потому, что должен. Эти две крайности мучили его.

Лейла вошла в офис неспешно, держа в руках папку с бумагами. Как в любом женском коллективе у неё были подруги и «так себе подруги». Поэтому кто-то здоровался с ней, кто-то просто кивал головой, а кому-то она приветственно улыбалась в ответ.

Добравшись до своего места, она аккуратно разложила документы и с ручкой в руках сосредоточилась на работе. Свет из окна падал косо, подчеркивал линии её лица: широкие губы, небольшой нос и ресницы, накрашенные тушью. У неё точёная фигура в светлом платье из натуральной ткани. На левом запястье тонкий серебряный браслет – подарок Никиты, который она никогда не снимает. Внешне – собранная, уверенная, та, к кому всегда можно обратиться за помощью.

В кабинете стоит тишина, нарушаемая только лёгким шелестом бумаг и редким звонком телефона.

– Всё в порядке, я разберусь, – говорит она коллеге, которая вошла с просьбой. Голос её был сдержан, даже ласков, но руки чуть заметно дрожали, когда она брала папку. Бухгалтер, уходя, подумала: «Какая она надёжная».

Лейлу уважает руководство. Им нравится её дотошность, которая позволяет качественно выполнять работу. На совещании она не только слушает внимательно, но и делает заметки, иногда задаёт вопросы.

В разговорах с коллегами её голос звучит спокойно, мягко. Лейла старается не делиться с подругами на работе о личном, но охотно общается на темы моды и искусства. Она всегда держит спину прямо, словно, не позволяет себе показывать, как раздавлена морально от неопределённости в личной жизни. Вот бы в ней было всё так же стабильно, как на работе. Даже в моменты, когда сердце сжимается от одиночества, она улыбается и отвечает так, будто всё в порядке. Так забавно: она не одна, но при этом одинока.

Ни Никита, ни Лейла не позволяли миру видеть правду.

Решение проблем работодателя всегда высасывало силы плюс дорога, где все такие же измотанные и раздражённые. Удивительным образом, но пробка в городе – это куча возможностей провести время с пользой. Для Никиты наступил момент, подходящий для раздумий, где ему никто не мешал. Он включил спокойную музыку, следил за машиной впереди и размышлял.

Молодой человек припарковался у подъезда. Он решил, что возьмёт себя в руки и будет следить за тем, что говорит и ни за что на свете не выйдет из дома. Так он, возможно, избежит потерю любимого человека. Выдох с облегчением вырвался из его груди, и он вышел из машины.

Дом встретил его тишиной. Лейла только зашла и переодевалась в спальне.

Он снял обувь, тяжело опустился на стул в кухне. Весь день улыбок и шуточек для коллег выжег силы, и теперь каждое слово казалось лишним.

На кухне из окна заглядывал вечер. По макушкам деревьев видно, что солнце уже шлёт последний привет, забирая золото дня. Послышались шаги.

– Ты какой-то совсем мрачный, – сказала Лейла негромко, стараясь придать голосу легкость.

– Я устал, – коротко ответил он. И в этом «устал» звучало всё: и бессонная ночь, и тяжесть рабочего дня, и усталость от размышлений, как ему правильно поступить.

По правде говоря, она тоже была вымотана. Весь день быть приветливой, когда на душе скребут кошки, то ещё удовольствие.

Тяготы дня повисли в воздухе.

Лейла неспешно нарезала хлеб, поставила чайник. Никита молча сидел. По едва заметному напряжению скул угадывалось, что челюсти крепко сжаты. Он глядел в стол, будто не видел ничего вокруг.

– Может выйдем прогуляться? Сейчас воздух вечером приятный, пока ещё нет прохлады осенних дождей. – предложила девушка.

Он поднял глаза и с трудом улыбнулся. Улыбка вышла натянутой, но горестная усмешка с шумным выдохом выдала его обеспокоенность и… и нежность, и любовь.

– Хочу просто лечь. – ответил Никита, он твёрдо решил в машине, что никаких скандалов, значит лучше забыться сном, тем более не спал всю прошлую ночь. И на улицу, ни за что!

Она замерла на секунду:

– А как же ужин? Последнее время ты всегда «устал», – сказала она укоризненно и продолжила более нейтрально. – Давай решим вместе, что с нами не так и в каком направлении нам двигаться. Так больше не может продолжаться!

Он отвернулся. Внутри у него поднялась волна раздражения: снова разговоры, снова упрёки…

Никита подумал: «Я не хочу так, не могу». Но тут же другая мысль резанула: «Если я снова уйду, даже не сказав ни слова – я повторю ошибку. Точно! Пойду лягу».

– Я не хочу ругаться, – сказал он мягче, почти прося. – Просто сил нет. Утром поговорим.

Она поставила тарелки, села напротив, сложив руки. В её глазах было не обвинение, а надежда, что он всё-таки поднимется и скажет: «Пошли, я с тобой».

– А если завтра опять не будет сил? – спросила она. – Когда-то нам придётся разобраться с нашими отношениями.

Ему нечего было ответить. Слова застряли, будто горло резко стало узким. Он встал, чмокнул её в щёку:

– Прости. Я правда сегодня не могу. Завтра будет новый день, надеюсь работа не будет такой загруженной.

Она промолчала. Аппетит пропал.

«Попью чай и пойду прогуляюсь. Может Нину позвать?» – подумала Лейла, но тут же поняла, что это плохая затея, лучше побыть одной. Она тоже устала, целый день держала лицо, подавляла тяжёлые эмоции, и теперь это напряжение требовало выхода: «Я не могу сразу лечь спать. Мне нужно воздухом подышать, хоть немного. Иначе всю ночь буду ворочаться».

А в слух, почти шёпотом сказала в пустоту:

– А я выйду.

Она надела джинсы с футболкой, накинула лёгкую кофту. Тихо закрыла дверь, чтобы не разбудить Никиту, и вышла.

Улица встретила её летней прохладой. Лёгкий ветер трогал листья, которые начинали желтеть, а какие-то уже падать на землю. И в этом ей чудилось, что всё сейчас безнадёжно меняется, но только не у неё. Солнце уже садилось. Небо к этому часу переливалось нежными красками заката: розовый смешивался с сиреневым, а в глубине уже проступал холодный синий. Город потихоньку погружался в ночь, и только фонари пытались помочь ему не упасть в темноту. Суета дня покинула всех и наступил размеренный вечер. Кто-то выгуливал собак, кто-то медленно шёл парочкой. А кто-то ещё только плёлся домой с большими пакетами из магазина.

Она шла по улице неторопливо, стараясь думать о простом: о воздухе, о движении машин по правилам и о светофоре, который подмигивал ей то одним глазом, то другим.

«Как достучаться до него, что в лодке нас двое?» – неожиданно подумала она, как вдруг – отчаянный крик.

Возня у соседнего дома. Два силуэта. Один вырывает сумку у другого.

Она инстинктивно остановилась. Шагнула ближе к стене дома. Но слишком поздно. Что-то обожгло её. Выстрел. Один. Короткий. Рвущий тишину вечернего города.

Она пошатнулась… сделала два неровных шага… мир рассыпался: свет фонаря, тёмное небо, её последние глотки воздуха…

Тусклый отсвет солнца погружал спальню во тьму ночи. Никита лежал на кровати с закрытыми глазами и ждал, когда придёт с прогулки Лейла. И тогда он начнёт разговор с ней. «Кто мы такие?» – сказал он шёпотом кому-то невидимому. Молодой человек уже успокоился, что всё в порядке и он избежал страшного, как неожиданно ощутил странное щекотание вдоль спины. Повисла тревожная тишина.

В ту же секунду Никита почувствовал. Нет. Он узнал выстрел. Он услышал его так ясно, будто сам стоял рядом. Сердце ударило болью: это она. Не было ни доказательств, ни логики. Просто страшная, холодная уверенность, что её уже нет.

В груди что-то оборвалось. Он вскочил в твёрдой уверенности – это не просто случайность. Это было то, чего он боялся. В голове пронеслось: «У меня не получилось».

В воздухе ещё звенел выстрел, отдавая в грудь тяжёлым эхом, как комната будто растворялась: стены таяли, ночь поглощала её с беспощадной скоростью, а в висках билось сердце.

Ослепительный свет разорвал темноту. Он снова в белой комнате. Гладкие стены, уже знакомый экран слева и зеркало в углу. На мониторе сердце колотилось по-прежнему: «Тук-тук…тук-тук». А внутри у Никиты пустота.

Он понял: всё повторяется.

*Юрий Николаенко (NЮ), «Некуда бежать»

Глава 3. Уходи прочь, не уберегу*

Никита почувствовал раздражение. Опять не получилось. Мысленно он уже ненавидел эту комнату: что за непонятные игры с ним, с его любимой? Что за радость, бросать его туда, где раз за разом он теряет? Опять он здесь, как будто судьба бросила его обратно в это пустое пространство, устав от неудачных попыток. Сердце бешено колотилось «Тук-тук…Тук-тук».

Молодой человек встал с кресла. Начал растопыренными пальцами проводить по волосам, пытаясь их причесать, но возвращал руки обратно и волосы вновь ложились хаотично. В его ходьбе из угла в угол казалась какая-то бессмыслица, но на самом деле внутри него пылала душа.

Он меняет главное: не выходит в ту ночь. Но… она всё равно умирает, только иначе. Никита сел на край кресла и закрыл руками лицо. Локти вдавились в колени так, будто на них положили не одну тонну. Где ошибка?

Комната молчала. Её белые стены светились ровно и тускло, будто пытались подслушать его мысли.

Казалось, что у кого-то за стенами лопнуло терпение от любопытства, и там решили ни то предположить направление раздумий этого измученного человека, ни то заложить ему в мозг идею.

Негромкий, спокойный голос появился внезапно. Он по-прежнему звучал чётко и отрывисто:

– Есть мнение… – холодная пауза. – Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей.**

Никита вздрогнул. Слова отозвались в голове гулким эхом. Он вспомнил, как когда-то читал эти строки в школе. Но он, с уверенностью, что жизнь давно переросла пушкинские истины, снисходительно отнёсся к невидимому говорящему и криво усмехнулся. Голос своего добился и в голове Никиты поселилась мысль: «Возможно, это ключ от двери моего счастья? И поэтому судьба заставляет меня терять снова и снова?».

Он усмехнулся ещё раз и устало сказал таинственному «доброжелателю»:

– Значит, быть холодным с ней? Хорошо. Я попробую.

Голос, будто одобрительно, вздохнул, ведь он – добился своего.

Молодой человек поднялся. На мгновение ему показалось, что белый свет стал поярче, стены отступили, давая место новому решению. Для Никиты появилась ясность: его любовь без меры приносит гибель. Значит, он попробует иначе: не давать больше, чем нужно. Он не знал, приведёт ли это к спасению или к новой ошибке, но впервые за долгое время ощутил решительность в своих намерениях. И понял: это чья-то игра жизнями людей. Теперь на кону жизнь Лейлы и его собственная.

Неожиданно вспыхнул экран на стене. Никита сразу вспомнил этот день.

Они только познакомились, беззаботные и счастливые. Получилось так, что провели почти весь выходной под дождём.

Выехать за город на велосипедах ранним утром предложила Лейла. Просто так, провести свободное время на природе. Просёлочная дорога уходила вдаль между полями, где ещё лежала дымка тумана с ночи. От утреннего солнца воздух был тёплый, он пах влажной землёй и асфальтом. Она ехала впереди и подставляла ладошку ветру на вытянутой руке. Так, по-детски, ловила ветер.

– Стой, – крикнула она. – Там, видишь?

Никита притормозил у края дороги. Прищурился от солнца. За канавой тянулось поле полевых цветов: ромашки и васильки танцевали друг с другом на ветру; люпины, как стражи, стояли несгибаемыми кучками; то тут, то там выглядывал цикорий. Такая проста и красота.

Лейла задрала подол платья и пошла в траву. Смеялась, нагибаясь к каждому цветку, будто со всеми знакома. Она собрала букет, который пах утренней свежестью и люпинами.

– Возьми, – сказала она с восторгом. – Пусть дома тоже будет цветочное лето.

Они вернулись к велосипедам, как небо уже начинало меняться: на горизонте поднимались серые тучи, за ними начали собираться тяжёлые свинцовые. Солнечный свет ещё кое-где пытался растопить края непогоды, но воздух напитался влагой и ожиданием, ветер стих. Птицы летали низко, как обещание ливня.

– Скорее поехали! Успеем! – крикнул Никита.

Но не успели. Тёплый летний дождь обрушился на поля, макушки деревьев, дорогу и головы влюблённых. Молодой человек впервые позволил себе быть легким на подъём, непосредственным, не прятаться за словами. Она же не побоялась быть смешной, тянула его за рукав и специально ногой ударяла по луже, чтобы брызги взлетали высоко во все стороны.

– Ну, улыбнись же, разве это не чудо мокнуть вместе?!

И у него сначала появилась радость на лице, затем появились смешинки в уголках глаз. И, наконец, он засмеялся искренне и тоже по-детски.

Крупные и тёплые капли падали на лица, пока они, смеялись и гнали в город.

Небо низко нависло над улицами, казалось, касалось макушек деревьев. И дождевые капли сверкали разными красками в свете фонарей, светофоров и потоков воды вдоль тротуара. Они доехали до подъезда промокшие. Лейла: с растрёпанными волосами, прилипшими к плечам и спине. Она смеялась, переводила дыхание. В этот момент Никите показалось, будто она была частью этого ливня, этой шумной радости.

Лейла вымыла голову и включила фен. Потоки лёгкого ветерка распространяли запах дождя, аромат шампуня и полевых цветов по всей ванной. Она увидела Никиту у двери и хитро подмигнула.

– Наверно, это и есть счастье, – сказала Лейла. – Просто, как дети, быть под дождём и никуда не спешить.

Он улыбнулся:

– Если бы мы знали это точно, то мы бы не боялись промокнуть.

В ту же минуту ему показалось, что дыхание одного короткого мгновения, как тихий свет из прошлого, где все ещё живы и безгранично счастливы. Рядом с ней всё просто, даже дождь, даже грязная дорога, даже усталость.

Никита почувствовал, как любит Лейлу не за что-то, а потому, что рядом с ней мир становился простыми и спокойным.

Он ощутил ритмичный стук сердца в висках. Закрыл глаза и попытался успокоиться:

«Что это? Почему я не могу забыть? – немой вопрос в голове.

– Потому что ты не хочешь. – ответил он сам себе.

– Что же тогда мне делать?

– Бороться!».

Молодой человек уверенно сел в кресло и, не дожидаясь голоса, нажал на кнопку «Перезапустить».

Утро началось как обычно. Сквозь лёгкую тюль на окне кухни просачивался рассвет. Воздух ещё пах ночным дождём. На подоконнике лежала крошечная россыпь каплей, в которых отражалась улыбка нового дня всеми цветами радуги. Будто сама природа говорила: после ненастья никто не отменял солнце.

Лейла сидела у окна, мешала ложечкой кофе сначала у Никиты в кружке, а потом у себя.

– Пошли сегодня в кино? – спросила она с воодушевлением, глядя в чашку, где по кругу вращалась тонкая пенка.

Он усмехнулся уголком губ, больше осуждающе.

– В кино? После работы? Тебе бы то погулять, то развлечься на концерт. Я, между прочим, целую неделю вкалываю, – он раздражён. – Ты не думаешь, что я просто хочу отдохнуть, лёжа на диване перед телевизором?

И более мягко добавил:

– Давай лучше закажем пиццу и посмотрим что-нибудь.

Она чуть вздохнула. Качнула головой влево-вправо, понимая, что опять ничего не изменить и подумала: «Что-нибудь – это, наверное, опять детективы. Вечно он восхищаться "идеальным преступлением", а не отличной работой сыщиков».

Кофе успел остыть, когда она сделала следующий глоток. И тут поняла, что напиток слишком горький.

Никита посмотрел на неё вскользь.

– Да. Крепкий сегодня кофе, – заметил он с лёгкой иронией, – перебор немного.

Она не ответила. Только посмотрела на него спокойно и подумала: «Это ты последнее время и холодный, и горький».

Рабочий день ничем не отличался от остальных.

Лейла прошла в свой кабинет офиса и тут же приступила к делам. У неё нет ни сил, ни желания с кем-либо общаться. Она погрузилась в работу, как в спасательный круг от истощённых эмоций.

Никита вошёл в контору с лёгкой улыбкой, короткими шутками, лёгким похлопыванием по плечу коллег. Всё выглядело естественно, но эта лёгкость давалась ему тяжело. За ней скрывалась усталость от внутреннего противоречия, невыразимого словами.

Чем ближе к обеду приближалось время, тем больше помещение кухни наполнялось какофонией звуков мебели, посуды и голосов. Коллеги обсуждали планы, шутили, кто-то рассказывал про новую машину. Никита решил, что на сегодня хватит с него этой… этой… ну, как бы сказать помягче? Бессмыслицы что ли. И в какой-то момент вышел на улицу подышать воздухом.