Ненадежные бесплатное чтение

Пролог

Все эти годы я строила ледяные скульптуры.

Осторожно, будто боялась спугнуть собственные мечты, я вырезала их из тонких пластов надежды, украшала зеркальными осколками чужих представлений о любви и освещала светом своих наивных иллюзий. Они были совершенны. И каждый раз, глядя на них, я думала: вот теперь – навсегда.

Но скульптуры таяли.

Они не выдерживали ни первых лучей солнца, ни моего дыхания. Таяли не потому, что мужчины оказывались «ненадежными». Таяли потому, что я сама строила их на зыбком льду, веря, что если быть идеальной, достаточно хорошей, красивой и правильной, то кто-то останется. Что это «навсегда» можно вымолить, заслужить или отстоять.

Я цеплялась за образы, придуманные еще девочкой, за страх быть оставленной, за желание быть нужной. Я путала тепло с верностью, страсть – с любовью, а жертву – с силой. Я слишком часто соглашалась на роль декорации в чужих историях. Слишком долго принимала молчание за заботу.

Понадобилось пройти через предательства, одиночество и собственную тишину, чтобы однажды понять: никто не обязан быть опорой. Опора – это я.

Ни один мужчина не обязан оставаться. Оставаться должна я – с собой.

И тогда ледяные скульптуры перестают быть дворцом. Они становятся просто льдом, который можно растопить, вдохнуть, отпустить.

Это история не о том, как я была спасена. Это история о том, как я перестала ждать спасителя. О том, как холод обнажил живое, как пустота превратилась в пространство, как любовь перестала быть чем-то, что мне должны.

Теперь я не строю.

Я живу.

Глава 1. Осколки любовных иллюзий

В детстве я любила читать сказки. Лучшим подарком была новая толстенная книга сказок со всего света. Я читала в свободное время, когда обедала, когда ехала в автобусе… Когда я ложилась спать, то брала с собой книгу под одеяло, которое натягивала на голову, создавая маленький уютный шалаш, включала фонарик и снова читала, пока не погружалась в сон прямо на страницах книг, бессильная перед своим уставшим телом.

Истории в книгах были чем-то похожи и одновременно разные. Но неизменно сказка имела счастливый конец, в который я всегда верила. В сказках были мудрые и надежные отцы, храбрые братья и достойные мужья, дарившие любовь героиням. Я читала столько сказок, но ни разу не задумалась, почему все они заканчивались свадьбами. Хотя в жизни со свадьбы все только начинается…

* * *

Полина сидела на столе в старом деревянном бабушкином доме. Она еще никогда не чувствовала себя настолько красивой. Белое с розовыми цветами свадебное платье, легкая фата, спадающая на светлые кудрявые волосы, которая крепилась к диадеме, и сердце, которое от счастья было готово выпрыгнуть из груди – все это составляло образ невесты в тот день. Образ, ради которого Полина была готова проститься со своей свободой и любимой фамилией – Ветрова. Рядом были только две подруги, с которыми Полина играла в театре.

– Впускаю? – спросила Виталина.

– Впускай, – кратко, на выдохе, но вполне уверенно ответила Полина.

Виталина открыла дверь, и в старинную деревенскую гостиную ввалилась толпа людей. Малознакомые друзья жениха, родные с двух сторон и, конечно, он – жених. Как и ожидала Полина, с уст доброй мужской половины гостей сорвался вздох восхищения ее красотой. Не скрывая радости по этому поводу, Полина улыбнулась.

– Ну все, все, закрываем рты, – запричитала Виталина и сделала жест рукой, имитирующий поднятие нижней челюсти одному из гостей, – нам пора ехать.

Саша подошел к Полине и взял ее за руку. Сердце в груди больно сжалось, его взгляд был холоден, хоть и не лишен рациональной оценки ее привлекательности в этот день.

Как и положено по ритуалу, Саша крепко сжал ее руку и повел из комнаты, будто опасаясь, что она сорвется с места и убежит. Шурша подолом платья, Полина за женихом шла через стройный ряд гостей, которые расступались, осыпая молодых восторженными взглядами. Мужчины не скрывали восхищения ее красотой, а девушки радостно смотрели на жениха, щедро додумывая за невесту то самое сияющее счастье, которого она в этот момент так и не ощутила. Со двора, сквозь открытую дверь, уже доносился нетерпеливый звук мотора – водитель ждал, чтобы отвезти пару туда, где Ветрова официально станет Чужой.

Молодые сели в машину, разделяя ее со свидетелями, и помчались по сухой и пыльной деревенской дороге к ЗАГСу. Помахивая рукой из окна своим молодым и нарядным родителям, светящимся от счастья гостям, женская половина которых смахивала завистливые слезинки с глаз, Полина не давала себе ни малейшего повода даже задуматься о том, правильно ли она сейчас поступает.

* * *

– Ромаха, ты чего так напился? – Полина ткнула свидетеля в бок, переживая за непьющего друга. – Виталина! – грозно шепнула она подруге, – ты присматривай за ним, что-то он сегодня перебрал, как бы чего не случилось, кругом полдеревни малоизученных мужиков.

– Да не переживай ты так, я с него глаз не спущу, – уверенно ответила Виталина, нежно глядя на Рому.

За столом, устроенным прямо под открытым небом, был пир горой, на лавочке у дровницы пьяный престарелый гость расчехлил баян, началось веселье для гостей, не для молодоженов, которые под всеобщие аплодисменты и восхищение покинули праздничный балаган.

Молодые вошли в квартиру, которую сняли им для первой брачной ночи и последующего проживания до момента возвращения домой. Она была маленькая, но уютная. Подруги и родственники явно женского пола постарались украсить ее как подобает: на столе лежали подарки и цветы, постель была украшена лепестками роз и лебедями из полотенец. Полина грустно улыбнулась.

– Помоги расстегнуть платье, – обратилась она к мужу.

– Повернись, – отозвался Саша.

Полина покорно встала к нему спиной. Продолжая попытки быть привлекательной, она медленно убрала локоны с плеч, расправила спину. Саша расстегнул ее платье без особых усилий и без особого энтузиазма и пошел к стулу, чтобы повесить свою рубашку, которую до этого он уже расстегнул. Полина продолжила акт самолюбования и медленно сняла платье. На ней осталась только короткая шелковая белая сорочка, белые чулки и подвязка. Она села на кровать, и аккуратно подняв ногу, сняла подвязку с ноги. Искоса взглянув на мужа, она поняла, что ее сексуальный жест не нашел благодарного зрителя, Саша продолжал раздеваться и стоял к ней спиной. Полина почувствовала прилив тошноты и поспешила в туалет.

– Ты в порядке? – бросил ей вслед Саша.

– Да! – крикнула она в ответ, защелкивая дверь и включая воду.

После этого ее стошнило. Что это? Стресс сегодняшнего дня, безразличие мужа, а может, просто что-то не то съела? Полина оперлась руками на раковину, посмотрела на себя в зеркало и принялась влажной рукой смывать красоту с уставшего лица. Слезы катились из глаз, но она не позволяла себе плакать. Сильные девочки не плачут. Когда она вернулась, Саша уже лежал в постели, свет был выключен. Полина аккуратно легла рядом.

– Хочется спать, день был трудный, – сказала она, будто в оправдание, мужу.

– Да, – коротко и холодно ответил он, явно не сильно огорчившись из-за улетучившийся необходимости проявлять активность в первую брачную ночь.

Утро снова было теплым и приветливым. Полина проснулась и почувствовала себя вполне выспавшейся, хотя горечь вчерашнего вечера все еще мучительно пульсировала в голове. Она поцеловала спящего мужа в щеку. Он поморщился, но не проснулся. Ее душа отозвалась приливом сильнейшей любви к этому мужчине. Она смотрела на него, вспоминая приятные моменты их счастья.

* * *

– Бежим, бежим, – кричали девчонки, а потом просто «внесли» Полину из коридора университета в кабинет, – смотри, смотри, книгу наших стихов опубликовали, и он посвятил поэму тебе! – с вытаращенными от счастья глазами, будто этот романтичный жест был сделан в ее сторону, тараторила Света.

– «Девушка и рыцарь», посвящаю эту поэму Полине Ветровой, да хранит тебя Господь, любимая моя», – процитировала вслух Света название и посвящение к любовному произведению, а остальные девчонки томно вздохнули.

За их романом наблюдал весь филологический факультет университета. Она была яркой, дерзкой и неприступной особой, живущей в мире романов Джейн Остин и сестер Бронте, а он – простой парень из глубинки, круглый отличник, но с явным стержнем лидера. Когда она все-таки сняла оборону после его активных ухаживаний, поэм и писем в духе XIX века, группа «крутых» девчонок с его курса продолжали перешептывались в кафе, наблюдая за их совместными обедами, «И что она нашла в этом деревенщине? Посмотрите, как смешно они смотрятся вместе, она такая стильная, а он…». Их яркие эпитеты, отражающие отвращение к его внешнему виду, лишь укрепили желание Полины испытывать гордость за свой выбор, а потому она взялась за образ своего ухажера и в считанные недели превратила его в стильного и аккуратного молодого студента. Его обновленный гардероб явно привлек внимание недавних «судей в юбках» и постепенно охладил их пыл. Как и случается, пошумели, посплетничали и привыкли.

* * *

Картины из прошлого чередой проносились в воспоминаниях Полины, но тут Саша открыл глаза и немного испугался ее неожиданному вниманию.

– Ты чего? – сонно спросил он.

– Да, ничего, сама только что проснулась, нам пора, – бодро ответила Полина и пошла одеваться в наряд «второго дня», тоже белый, как полагается невесте, но уже более удобный – блуза и брюки.

Появление супружеской пары во дворе дома вызвало бурю положительных эмоций, свист, аплодисменты и крики «Горько!». Пара не стала томить гостей и позволила им лицезреть поцелуй. Насколько он был действительно горьким для Полины, не знал никто. Да и сама Полина старалась не давать такую уж глубинную оценку своему состоянию, а подошла к Виталине и попросила принести ей белого вина. Муж каким-то волшебным образом испарился, отпустив ее руку. Это произошло так естественно, что Полина даже не обернулась. Усевшись на жесткую скамейку вместе с подругой и бокалом, Полина подставила лицо солнышку, отпила глоток и зажмурилась, позволяя прохладному и терпкому напитку освежить ее горло и истерзанную душу. Встряхнув голову, будто скинув мысли, осевшие в ней как ворох осенних листьев на козырек крыши, Полина завела беседу с Виталиной.

– Ну, рассказывай, как прошел вчерашний вечер.

– По расстроенному взгляду Виталины Полина поняла, что что-то все-таки пошло не так.

– Не томи! – резко добавила Полина, и Виталина начала свой рассказ.

– Ромка вчера все-таки учудил. Поля, я не смогла, не смогла.

Полина словно получив удар под дых, на мгновение задержала дыхание, это заставило ее сбросить с себя легкое томление, подаренное первым, но недопитым бокалом вина. Придя в себя, она растерянно уставилась на Виталину, а та продолжала:

– В общем, пил и пил вчера. Я как могла, рюмки отбирала, получалось хотя бы через одну. Потом пошли в пляс, а потом я потеряла его из виду. В итоге оказалось, что одноклассница Сашки увела его к себе домой. Что там было, остается только догадываться, но сегодня с утра они явились сюда под ручку, а на ее лице было такое выражение, будто это их свадьба, а не ваша.

Полина вскочила со скамейки, всучила бокал недопитого вина в руки Виталины и уверенным шагом пошла к столу. Рома сидел с другими гостями, болтал о чем-то и смеялся, его новоиспеченной пассии рядом не было.

– Кремнев! Иди-ка сюда быстро, – сурово сказала Полина и схватила Рому за руку. Тот немного опешил, но подчинился. – А ну, рассказывай, где ты вчера ночью был?

– Поленька, полегче, голова болит. – жалобно прошептал Рома.

– У тебя сейчас еще что-нибудь заболит, если ты не скажешь мне, что произошло.

– А почему ты собственно так злишься? – ответил Рома. – Я человек свободный, что хочу, то и делаю.

В его словах была сплошная правда, поэтому Полина на мгновение задумалась и замолчала. Но потом чувства снова ее захлестнули, и она ответила:

– Мы приехали в гости, это деревня, тут свои правила, а ты ведешь себя неподобающим образом! Это друзья моего мужа, твоего товарища по альма-матер, ты их узнал-то только вчера! А вдруг бы что случилось? Мы тут толком никого не знаем! Где ты? Куда ушел? Как тебя найти? А?

– Что-то я не пойму, ты за меня испугалась? Вообще я вроде не маленький, а вполне взрослый мужчина. И вот сейчас я уже тут, ничего не случилось, я жив-здоров, но ты продолжаешь беситься. Ты сама понимаешь от чего бесишься?

И снова правда была на его стороне, повода для злости по указанной причине уже не было, но Полина никак не могла успокоиться.

– Ты… ты знаешь почему я злюсь. Ты все понимаешь. – опустив глаза уже спокойнее проговорила Полина.

– Я знаю только одно, вчера ты вышла замуж. Похоже, ты любишь своего мужа, и мне странно, что ты отчитываешь другого мужчину за то, что он тоже пытается быть счастливым.

Полину снова захлестнули чувства.

– Счастливым? Ты это называешь счастьем? Пойти по пьяни и перепихнуться с малознакомой девкой? Да? Великое счастье! Да ты вечно только этим и занимаешься! Перепихиваешься с малознакомыми девками! Ты – тряпка, ты – гребная тряпка, поэтому ты – всего лишь свидетель! – выдохнула она, и тут же поймала себя на мысли, что говорит это не ему, а всем «ненадежным» мужчинам в своей жизни, начиная с отца.

В глазах Ромы блеснули огоньки злости и разочарования, он схватил Полину за руку и, тихонько встряхнув, прошептал:

– Ты не имеешь права.

Со стороны сцена уже могла показаться слегка неуместной, благо, Виталина заметила это раньше остальных и уже бежала в сторону конфликтующих. На момент, когда Рома говорил последнюю фразу, Виталина схватила Полину за другую руку и резко повела обратно в сторону лавки. Каким-то волшебным образом «ночная пассия» Ромы оказалась тут же рядом с ним, улыбнулась, ну точно кошка, погладила его по руке и повела в сторону стола, обольщая во всю прыть, что могла со злостью наблюдать Полина, оглядываясь, пока Виталина уверенно тащила ее к месту назначения.

– Виталина от-пус-ти уже, мне больно, – прикрикнула Полина и вырвала свою руку из руки подруги, после чего без сил рухнула на лавку.

– Поля, ты в своем уме! Это вообще-то твоя свадьба, и вот уже идет твой муж, слава Богу он не наблюдал эту сцену, – с чувством заботы проговорила Виталина.

– Да ему плевать, – пробурчала Полина, наливая вино себе в бокал.

– Полина, чем это ты занимаешься? – многозначительно спросил Саша, замедляя вторую часть предложения и поднимая брови, как бы акцентируя внимание на своем неудовольствии от того, что Полина пригубила вина.

– Я пью вино! – с улыбкой ответила Полина, подняв бокал вверх в сторону лица своего мужа, будто чокаясь с ним, – а что? Я не имею права немного расслабиться в свой праздник? Вчера я целый день играла лучшую роль в своей жизни, а сейчас хочу немного расслабиться.

Зная о том, что муж не пьет и не одобряет людей в состоянии опьянения и, конечно, свою жену в первую очередь, в конце своего предложения Полина уже была более смиренна и скорее просила у мужа разрешения на то, чтобы выпить пару бокалов. Муж почувствовал это и, хотя в целом не был доволен картиной, спокойно попросил:

– Пожалуйста, не увлекайся, – после чего скрылся в доме.

– Сукин ты сын, нажрусь сегодня! – с тоном полного протеста пробурчала себе под нос Полина, чем очень рассмешила Виталину.

– Ну ты и бунтарка! Неисправима. И все же, что за сцену ты устроила Роме? – не без легкой ревности спросила Виталина.

Зная ее симпатию к Роме и не желая ссориться с подругой из-за ревности, Полина оправдалась:

– Ну Виталина, ты сама видишь, что за фигня? Он нас предал! Нас тут, итак, немного, почти все гости со стороны Саши. Ну нет бы поддержал, с тобой, со Светкой время провел, а он упорол к какой-то бабе. Чисто за вас обидно. Но вы же за себя постоять не сможете, вот я и вставила ему по первое число!

Виталину удовлетворил и успокоил мой ответ, и девушки продолжили пить вино. Хоть выпито было не так много, но видимо, из-за усталости и стресса, Полина так опьянела, что через два часа уже сладко спала в доме под монотонное бурчание супруга. Сегодня она изменилась, взяв фамилию мужа. И свободная, юная Ветрова стала Чужой. Полина Чужая… Чужая Ромке, чужая себе…

* * *

Роман Кремнев. При виде этого парня многие девочки сходили с ума. Высокий, красивый, отличная осанка, при этом очень милое и добродушное лицо с вечной тенью улыбки. И «повезло» же ему учиться на отделении, где парней можно было по пальцам пересчитать. Не нужно прилагать никаких усилий для завоевания женщины. Его кормили, приглашали на праздники, ублажали, очаровывали. Он только плыл по течению, не испытывая ни чувства благодарности, ни чувства отвращения. Этакий «Иванушка» из русских народных сказок, вокруг которого вечно прыгали «мамки да няньки». Фу. Конечно, Полину, которая привыкла, что мужчины ее завоевывают, этот представитель противоположного пола совершенно не впечатлял. От него не происходило той самой искры, которая могла ее зажечь. Но все же он вызывал в ней какую-то симпатию. Что же это? Полина никак не могла понять. Может, это чувство борьбы, которое заложено в ней от природы. Она – победитель! Вокруг столько соперниц, конечно, надо всех раскидать на пути к цели. Но какой? Что за цель? Цель ее недостаточно цепляла… Может, это «забота», желание защитить этого милого парня от этих низкосортных девушек? Снова «фу» и еще раз «фу». С чего бы ей становиться его защитницей? Она не его мама, да и не выглядит он страдальцем.

Полина сидела на подоконнике в коридоре университета, погруженная в эти мысли, и издали наблюдала за тем, как «эти девки» (как она обобщенно называла легкодоступных недалеких девушек, которые вешались на шею парням, лишенные чувства самоуважения) вьются вокруг Ромы, а он только мило улыбается и старается всем угодить. Ее тянуло к этому парню, но снова и снова она не могла объяснить природу этих чувств. Как будто ей хотелось согреться в его объятиях. Утонуть хоть на минуточку в его больших руках, будто он и только он мог защитить ее от всех проблем и трудностей этого мира. От него веяло таким спокойствием и такой уверенностью, что буйный нрав Полины готов был покориться и смириться перед этим. Так же как холодный неистовый ветер в миг превращается в легкий бриз, ударяясь о безмолвие высоких и мощных скал.

Аккуратно отмахиваясь от назойливых поклонниц, при этом, стараясь оставаться джентельменом, Рома поднял глаза на Полину, и их взгляды снова встретились. Это случалось уже не в первый раз. И не первый раз она видела в его взгляде неприкрытое чувство, а он в ее – мягкую отрешенность и любовное безразличие.

– Так вот ты где? – с улыбкой прикрикнул Сашка и схватил Полину в свои объятия, – я тебя заждался, нам пора на репетицию.

Полина с нескрываемым счастьем отозвалась на нежность своего парня и подарила ему страстный поцелуй. В нем была вся любовь к этому романтичному и яркому молодому мужчине, и легкий укор в сторону любвеобильного Ромы, который, конечно, наблюдал за этим, и взгляд его в миг стал грустным и раздраженным. Полина махнула ему рукой, приглашая присоединиться к ним, ведь он тоже был частью театральной студии, в которой ребята проводили все свое свободное время.

* * *

Александр Чужой. Он действительно был чужак в их творческой стае. Свалился как снег на голову Роме со всем своим природным очарованием, филологическим слогом и явным флером победителя. Выбрал «жертву» – Полину. И спутал все карты. Как водится, в творческих объединениях не хватает мужчин, хотя женщин – на любой вкус. Александр хищно переводил взгляд с одной на другую. Есть брюнетка и есть блондинка, есть стройные девушки и «в теле», классического дамского образа и стильные…

– Ну что ж, приступим! – потер он руки, хитро улыбаясь, и лишь ему одному было известно, к чему конкретно он планировал приступить.

Все девушки вздохнули с улыбками и автоматически включили режим «охотниц», а бессменный режиссер-постановщик в их импровизированном театре – Лариса Аркадьевна залилась привычным заразительным звонким смехом, который постепенно подхватил каждый окружающий, и минут десять все дружно хохотали. С этого начинались все их репетиции.

Но хищник всегда видит жертву. Для Александра жертвой была та, что не проявила к нему должного интереса – Полина. Ее мысли в последнее время были заняты домашними проблемами, и ей было совершенно не до любви, а репетиции немного отвлекали ее от внешних бурь и внутренних разочарований.

Саша был точно гепард – ему не хотелось долго ждать, и разогнавшись до максимальных скоростей, он начал обхаживать Полину. Без интриг, без эмоциональных качелей, без сомнений. В его глазах можно было увидеть зону четкой видимости, проходящую горизонтальной полосой в сторону своей «добычи», чтобы не упускать ее из вида. Его четкие и понятные намерения, а также любовный пыл, сразу разогнали всех конкурентов и конкуренток. Женщины ревностно отключили режим «очарования», почувствовав легкое унижение, а Рома отступил, почувствовав более сильного соперника. Он не мог так. Он не умел. Он не был хищником. Он был как ленивый медведь, стоящий в бурных потоках лесной реки с открытой пастью, когда сотни рыб в период нереста летят ему прямо в нее, и не надо напрягаться. Рома не знал, он не умел, у него не было инстинкта охотника, а потому он просто отошел в сторону. Именно так его видела Полина, снова и снова испытывая разочарование, наблюдая за его дезертирством. Но в тот момент ей не хватало мудрости понять, что он не ленивый медведь, а скорее волк, который наблюдал, выбирая себе волчицу по духу – смелую, упорную, сильную. Правда, он был еще совершенно неопытным волчонком, скорее отталкивающим, чем привлекающим к себе странным для Полины бездействием.

Глава 2. Эскиз будущего счастья

Саша стоял под замерзшими окнами университета и помахал ей, когда она выглянула из своей аудитории, показав грустное лицо и знак, что ей никак не выбраться. Он достал из кармана свернутую бумажку, продемонстрировал ей, улыбнулся и зашагал в сторону входа. Через пять минут призывно прозвенел звонок, и Полина смогла выскочить из аудитории. Ее товарищ по театру стоял с красными щеками и держал в замерзших пальцах ту самую бумажку.

– Держи, – сказал Саша и, сунув секретное послание ей в руку, поспешил в сторону лестницы.

Полина долго не решалась открыть письмо. Ей хотелось растянуть этот миг – последний миг неведения, когда возможна еще сотня разных вариантов. Она была героиней на пороге увлекательной главы своей жизни, и сейчас должна была перевернуть страницу, но никак не решалась это сделать. Она снова и снова проматывала в голове ухаживания Саши и его нескрываемые жесты симпатии в ее сторону, которые он проявлял при каждой возможности прямо при свидетелях – их товарищах по творческой группе. Это всегда вызывало у Полины смешанные чувства. То была легкая гордость за то, что она здесь победитель. Она победила без боя, просто потому, что она так хороша. Но выше этого было чувство смущения, ибо он разыгрывал эти сцены в духе литературных сценариев при других, и легкий стыд, потому что она не готова была играть вместе с ним. Но с каждым разом ее оборона слабела и слабела, она стала ощущать смешанные чувства. Легкое раздражение, когда он был рядом и активно изображал увлеченного героя, и такое же легкое томление в груди, когда ожидание затягивалось слишком долго, и он опаздывал на репетиции.

Полина открыла письмо:

Многоуважаемая Полина,

Осмелюсь предположить, что чувства мои давно перестали быть тайной – ни для нашего общего круга, ни для нашей неизменной вдохновительницы Ларисы Аркадьевны, ни, полагаю, для Вас самих. Но есть нечто, что требует излияния на бумаге, дабы обрести хоть какую-то форму и тем облегчить бремя души.

С той самой минуты, как я Вас увидел, сердце моё оказалось во власти пламени, которого я не искал и которого страшусь. Один лишь взгляд в Ваши очи – и я понял, что нашёл ту, чей образ томил меня все предшествующие годы. Я утонул в них без остатка и не ведаю теперь пути назад.

Каждая ночь моя проходит в мыслях о Вас; каждое утро я пробуждаюсь с именем Вашим на устах, дабы вновь убедиться в жестокой реальности – Вы не разделяете моего ложа и моей судьбы. Я исчисляю часы до тех редких мгновений, когда могу лицезреть Вашу улыбку, ловить Ваш взгляд, ощущать мимолётное прикосновение – пусть лишь в рамках отведённой нам роли на подмостках. Вы так близки и в то же время бесконечно далеки.

Сердце моё изныло от тщетных попыток пробудить в Вас ответный огонь. Вы остаётесь холодны и неприступны, и сие осознание делает меня, быть может, самым несчастным из смертных, познавших муку любви. Я изнемог от сих бесплодных проявлений пылкого чувства. К чему продолжать, коль скоро душа Ваша остаётся глуха?

Пишу сии строки не с упрёком, но дабы поставить точку в сей нескончаемой агонии и быть уверенным, что Вы меня поняли. Прошу Вас, не вмените мне в вину, если отныне я покажусь Вам холоден и отстранен. Мне должно собрать последние силы, дабы отпустить Вас и вступить на тернистый путь исцеления – если таковое вообще возможно для сердца, разорванного в клочья.

Целую Вас в своих грезах – Ваши капризные и столь манящие уста.

Безнадёжно и безответно преданный Вам,

Александр.

Полина застыла с глупой улыбкой на лице. Это было даже больше, чем она ожидала. Да, любовное письмо в стиле эпохи позднего романтизма XIX века было явно чем-то неестественным для нынешнего времени, но совершенно понятным и логичным для Полины, которая уже довольно долгое время живет в паре с книгами и проводит время в театральной студии за старинными постановками. Она как будто очутилась на страницах тех самых книг, которые с таким упоением читала последние годы. Будто сбросила с себя всю ту бренность и извращенность мира, в котором жила. Мира, в котором нет места истинной духовной любви, преданности, заботе. Это письмо просто выбило ее из колеи. Как? Почему? Почему он так легко сдался? Десятки вопросов крутились в ее голове, в этот момент она понимала, что совершенно не готова отказаться от его ухаживаний. Она вдруг осознала всю ценность его ежедневного внимания. Его слог, его образ, его умение любить были как спасательный круг в бурном темном водовороте ее жизни. Что же делать?

На следующий день творческая группа выезжала на межгородские соревнования, конкурс студенческих талантов. Им предстояло сыграть свои роли перед новыми зрителями, проявить все свои таланты, чтобы их идейный вдохновитель мог завоевать свои почетные места в анналах педагогической истории университета и своей жизни.

Все ребята были вдохновлены, настроение было приподнятым. Почти у всех.

– Эй, между вами что, кошка пробежала? – спросила Виталина, ткнув Полину в бок. – Вы сегодня совсем не общаетесь, даже избегаете друг друга.

– Да нет, тебе показалось. У меня просто нет настроения, с мамой поссорилась, а что с ним – не знаю, он мне не докладывает, – ответила Полина и с улыбкой побежала к Свете, чтобы закончить этот неприятный допрос.

Волнение от выступлений затмило все переживания, а страсти, бушующие в сердцах актеров, добавили остроты сюжету. Взыскательной комиссии требовалось время, чтобы вынести свой вердикт, а у молодых творческих людей с пылающими душами было пол дня, чтобы насладиться теплым апрельским солнцем и погулять в незнакомом городке, жарко разделяя друг с другом полученные эмоции.

– А где наши ребята? – вдруг встрепенулась Полина, обнаружив, что на улицу вышла лишь часть их команды, причем исключительно женская часть.

– А они ринулись покорять сердца девушек из других творческих групп, – со вздохом сожаления ответила Света.

Полина с Виталиной с чувством тревоги переглянулись, но злобные огоньки обиды и смелости вспыхнули в глазах первой, и она гордо выругалась:

– Да и пошли бы они куда подальше. Не будем портить такой прекрасный день размышлениями и сожалениями об этих слабаках.

И девушки двинулись по улицам, которые будто расслабились от первых теплых лучей. Перешагивая через прохладные лужи и выбирая то клочки снега, то проталины для разнообразия, они оставляли свои следы, истории своих сердец, в маленьких переулках незнакомого городка.

* * *

– И что он пытается этим показать? – ворчала раздосадованная Полина, кидая мимолетные взгляды на Сашу, который мастерски очаровывал симпатичную брюнетку за другим концом стола.

Им предстояло пережить ночь после победы в конкурсе в ближайшей гостинице, а на завтра возвращаться домой. И молодость просто не позволяла им провести время в одиночестве, погрузившись в спокойный и длинный сон. Они собрались вместе, чтобы отметить веселый день, принесший столько приятных впечатлений, за общим шумным столом, разделив дружественный ужин с теми, к кому удача сегодня не была так благосклонна.

– Ну не стоит так переживать, вы были великолепны, победа просто должна была принадлежать вам, давайте не будем волноваться из-за субъективной оценки недальновидных судей, – доносилось с другого конца стола, Саша будто специально говорил это громко, чтобы Полина услышала, как он утешает «бедную» девушку, аккуратно убирая локон с ее лица и заглядывая ей в глаза.

– Предатель, каков же предатель, – почти прорычала она себе под нос, сжав тарелку так, что пальцы побелели, а вена на виске стала яростно пульсировать, выдавая прилив адреналина.

Виталина предусмотрительно забрала тарелку из ее рук, вполне разделяя чувства Полины. Ведь Рома тоже снова оказался охмуренным одной из девушек «из той компании», но в этот раз это замечала только влюбленная Виталина, Полина же была полностью поглощена эмоциональными качелями, на которых ее раскачивал, еще недавно пылающий страстью на странице письма, Александр.

– Ну что, девчонки! В следующий раз у вас еще будет возможность победить, но сегодня удача выбрала лучших! – гордо и громко произнесла Полина тост, подняв бокал с вином в сторону девушки, которую так усиленно охмурял Саша.

Это было похоже на вызов. Полина привлекала к себе внимание, сделав акцент на то, кто здесь «на коне» и кого упускают мужчины, пытаясь уколоть ранее поверженных соперниц. Зазвенели бокалы, «своя стая» в женском составе поддержала Полину, выкрикивая более нейтральные фразы. Полина многозначительно улыбнулась, глядя прямо в глаза сопернице, которая еще недавно была для нее вовсе никем.

Брюнетка оказалась не робкого десятка и весьма неглупой, а потому, когда смолкли возгласы, она воспользовалась минуткой тишины и тоже подняла бокал:

– Я готова быть подверженной сотни раз, если победа будет такой сладкой! – ответила она и оглядела мужчин, сидящих на ее стороне стола.

Повисла небольшая пауза, Саша с ухмылкой взглянул на Полину и будто осознанно пронзил ее взглядом, после чего, видимо, осознав, что им отвесили комплимент, загоготала и мужская половина стола, торжественно поднимая стаканы, дабы выпить за поощрение, неожиданно выказанное малознакомой красавицей.

Полина выдавила одобрительную улыбку, сжав зубы от подступающей злости и бессилия, которое охватывает, когда тебя положили на лопатки. Она любила сильных соперниц. Но еще больше любила их побеждать, а сейчас был 1:0 не в ее пользу. Ей просто нужен был реванш. Но она решила отступить. Перед прыжком. Ей нужно было остудить свой пыл и подумать над следующим шагом. У нее был только один шанс, чтобы красиво и быстро одержать безоговорочную победу. И она решила вынуть туз из рукава – любовь Александра. Это чувство нельзя было так просто отнять. Любовь не исчезает за несколько дней. К тому же она знала, что охотничий инстинкт Саши просто не позволит ему отказаться от победы. Win-win. Ее победой должна была стать его победа. И она планировала ему ее подарить.

Воспользовавшись моментом, когда ребята разбрелись кто куда (кто-то танцевал, кто-то вышел в туалет, кто-то покурить), Полина вышла в коридор и, изучая глазами места возможного пребывания своей цели, быстро обнаружила Сашу, стоящим у окна. Он просто глядел вдаль и, судя по всему, кого-то ждал. Конечно, свою дерзкую брюнетку. Поля уже изрядно выпила и совершенно потеряла берега, к ее удивлению, сегодня Саша тоже пил, что ему не свойственно. И это подчеркивало тот факт, что он страдает. Она неспешно подошла к нему, сейчас именно она чувствовала себя охотницей, хищницей, которая подкрадывается к своей добыче сзади. В ее руке был бокал вина. Оставаясь позади него, она прошептала ему через правое плечо:

– Почему ты сегодня не разговариваешь со мной?

Александр чуть вздрогнул от неожиданности и повернул голову в сторону знакомого голоса. Их глаза встретились, и на минуту они застыли. Этого Полине было не нужно. В ее игре необходимо сохранять хладнокровие. Она сделала шаг назад и соблазнительно отпила глоток из своего бокала.

– Ты ответишь? Или так и будешь играть в молчанку? – повторила свой вопрос Полина.

Саша развернулся и, оперевшись на подоконник, снова посмотрел ей в глаза.

– А почему ты сегодня не разговариваешь со мной? – вернул ей ее вопрос молодой человек.

– Вопрос-капкан? Хорошо, ну давай поиграем, – улыбнулась Полина.

Саша тоже улыбнулся. В его глазах загорелся огонек надежды и азарта, и он приподнялся. Полина сделала шаг назад.

– Наша игра не предполагает физического контакта, оставайся там, где стоишь, – в приказном тоне сказала Полина. – Я хочу сказать спасибо за твое письмо, я не ожидала столь горячего признания, так же как не ожидала столь быстрого охлаждения и переключения на другой объект, – выражая легкую обиду и разочарование, проговорила Полина.

– Ты же понимаешь, зачем я это делаю? – ответил Саша спокойным тоном.

– Нет, не понимаю. Предположим, вызвать ревность, но откуда может появиться ревность «у сердца, в котором не пробудился ответный огонь»? – процитировала Полина строчку из его письма.

Александр почувствовал себя слегка уколотым ее фразой, которая, как ему показалось, была произнесена с легким издевательством.

– Тогда пусть это будет «тернистый путь исцеления» от моих чувств, – тоже процитировал Саша строчку из своего письма, стараясь придать своим словам тот же издевательский тон.

– О, раз уж вы пылаете чувствами в духе XIX века, то не забыли ли вы, что рыцари так быстро не сдавались? – ответила Полина с вызовом в голосе, уверенно взглянув ему в глаза.

– Не хочешь ли ты сказать, что у меня есть надежда? – с волнением ответил Саша и снова подался в сторону Полины.

Она сделала останавливающий жест рукой, заставив парня замереть, медленно отпила глоток из бокала и ответила:

– Я лишь хочу сказать, что ты ошибся, – закончила Полина, после чего развернулась и быстрым шагом пошла по коридору.

Саша двинулся за ней. Потом остановился, отвернулся, подумал, снова развернулся и еще сделал несколько шагов, после чего снова остановился. Полина уверенно шла вперед, не сбавляя шаг.

– Полина! – крикнул он ей вслед, но она не ответила и не повернулась.

В этот момент из дверной арки комнаты, в которой происходило основное общее веселье, вышел Роман. Он оказался прямо посередине поля битвы. Посмотрев налево, он увидел стройную фигуру Полины, уверенным шагом удаляющуюся в мягкий мрак коридора. Призывный крик «Полина!» заставил его повернуться направо, где он заметил Александра, который метался у окна как дикий зверь, загнанный в угол собственной стратегией. Через секунду хищник метнулся за Полиной, даже не заметив слегка ошарашенного Романа.

Саша настиг свою главную целью, когда она уже вошла в свой номер и захлопнула дверь.

Сбавив шаг, Полина подошла к столу, поставила на него бокал, оперлась на край стола двумя руками и вздохнула, посмотрев на луну, ярко светившую в окно. Она услышала, как дверь тихонько открыли, потом закрыли и все это завершилось щелчком закрывающегося замка. Полина улыбнулась. Сработало. Он пришел. Он оставил свою брюнетку, возможно, с немым вопросом «куда исчез ее ухажер?». Охота прошла успешно.

Несмотря на то, что в тишине номера были явно слышны и звук открывающейся и закрывающейся двери, и щелчок замка, Полина оставалась стоять неподвижно, внимательно слушая каждый шаг Александра в ее сторону. Он остановился, не дойдя до девушки буквально пару шагов. Горячая волна торжества пробежала по ее спине от воспаленного эмоциями мозга вниз в самую суть животных инстинктов, а в груди будто расправились крылья хищной победной радости.

– Объясни, пожалуйста, – он тихо задал ожидаемый вопрос в тишине.

Полина повернулась, и они оказались в позе, зеркальной только что разыгранной в коридоре. Теперь она упиралась, но не в подоконник, а в стол, а он стоял в двух шагах от нее, уверенно глядя ей прямо в глаза.

В момент диалога между разгоряченными влюбленными, Романа, оставшегося стоять в дверной арке посреди коридора, разрывали сомнения: пойти за ними или не вмешиваться в эту сцену, суть которой была ему абсолютно не ясной, ведь еще полчаса назад Александр был увлечен брюнеткой, а Полина заносчиво восхваляла их победы на другом конце стола. То ли любопытство, то ли переживание за Полину заставило его пойти вслед за Сашей и остановиться у закрытой двери, за которой происходил эмоциональный диалог.

– Что я должна тебе объяснить? – как будто не понимая спросила Полина.

– Что значит «ты ошибся»? – повторил он, сказанную ей ранее фразу.

– То и значит, ты ошибся. С чего ты взял, что настолько точно можешь понять мысли и чувства другого человека? Почему ты решил, что если кто-то не проявил к тебе должного внимания в короткие сроки, это может означать полную холодность? Может, ты просто не склонен уделять достаточно времени своим чувствам? Может, ты слишком увлекся, надев на себя маску «рыцаря», и ты просто не способен так самоотверженно любить, как это делали они? А может, это вовсе не любовь, а просто игра? – произнося эти вопросы, Полина старалась быть беспристрастной, но поглощающие ее чувства: злость, ревность, непонимание, которые преследовали ее последние сутки, а также изрядная доза выпитого вина, не позволяли девушке проявить показное равнодушие.

Саша ощутил, что сейчас Полина совершенно точно выражает свои чувства к нему, а потому сделал еще один шаг в ее сторону.

Поняв, что расслабилась, Полина повторила останавливающий жест рукой, и Саша замер. Девушка опустила руку и отвела взгляд. Несколько минут они стояли так в тишине. У обоих бешено колотились сердца, оба не знали, что делать дальше и, кажется, судорожно пытались придумать следующий шаг. Но изрядно истерзанные души обоих (а может, просто вино) сделали все за них – единовременно они подались друг к другу и слились в жарком поцелуе. Эта страсть была для Полины в новинку, была ли она новой для Саши – остается загадкой непостижимой мужской души. Но их ждала развязная любовная сцена явно не в духе XIX века в этом запертом номере, на мягкой большой кровати, освещенной луной, которая должна была снять то самое напряжение, что нарастало в обоих последние недели и только ждало малейшей искры для высвобождения.

Роман не дождался начала этой сцены, поняв, куда движется история по красноречивой тишине, воцарившейся после горькой фразы Полины «А может, это вовсе не любовь, а просто игра?». Эта тишина была страшнее любого крика – она была полным поражением, и Роман не мог этого вынести. Он закрыл уши двумя руками и, повесив голову, большими шагами пошел в обратную сторону, будто отказываясь поверить в то, что сейчас услышал, и не желая давать себе даже повода представить то, чем все это сейчас заканчивается. Он не был нужен на этом поле битвы. Ему не было места в их игре.

Глава 3. Раскол неокрепших иллюзий

Полина стояла у окна своей квартиры и махала рукой любимому, отправляющемуся на работу. Она уже не в полной мере осознавала, насколько была прекрасна. Свежая укладка, безупречный макияж, красивый халат и даже мягкие женственные тапочки. На плите остывали остатки свежеприготовленного завтрака для Саши, а в голове уже крутился план того, что приготовить на обед, чтобы не повторяться. «И что же я готовила вчера?», судорожно вспоминала она, продолжая улыбаться и махать рукой, пока Александр не скрылся за углом соседнего дома. Со стороны – идеальная картинка для сериала про степфорских жен. Со стороны. Изнутри же картина была подернута дымкой, а краски медленно выцветали, будто кто-то исподтишка подменил оригинал на блеклую копию со слегка уставшим и потухшим взглядом. Нет, нет, в нем еще виднелись огоньки былой радости, которую поддерживала неугасающая страсть и любовь к своему мужчине, но было что-то, что как гасильник постепенно тушило свечу за свечой, горевших в ее душе.

* * *

– Поля, ты мне не нравишься, – с полной серьезностью вслух проговорила София.

– Я сама себе уже не нравлюсь, что бы ни делала, мне кажется, я недостаточно хороша, – поддерживая сказанное, отвечала Полина.

– Я не в этом смысле, ты – совершенно восхитительная и просто невероятная молодая женщина, обладание которой должно стать счастьем для любого мужчины на этой земле. Но я уже длительное время наблюдаю, как угасает огонь в твоих глазах, что происходит? – уточнила свое предыдущее утверждение мудрая подруга.

– Мы не спим вместе, – выложила все карты на стол Полина.

– В каком смысле «не спите»? – уточнила София.

– В том самом. Он ко мне не прикасается. Всегда занятой, уставший… – ответила Поля.

– Ну ты же мудрая девочка, неужели ты не используешь средства соблазнения? – недоверчиво спросила подруга.

Полина задумалась, медленно перемешивая сахар в чашке чая. Она вспомнила, с каким стыдом стояла битые пятнадцать минут у входа в магазин секс-игрушек. А потом не могла вымолвить и слова на вопросы учтивого продавца-консультанта женского пола. Вся ее дерзость и активность улетучились при виде кожаных плеток, надувных женщин и искусственных членов разного цвета. Несмотря на то, что она была молодой женщиной в постоянных отношениях, познавшей радости секса, последний для нее был скорее чем-то единым с чувством глубокой любви и привязанности, а никак не ассоциировался с тем животным разнообразием, с которым она познакомилась, переступив порог особенного магазина. От внезапного волнения у нее перехватило дыхание, и она положила ладонь на грудь, испугавшись приступа удушья, будто успокаивая себя. Все эти элементы чистого животного секса в ее глазах выглядели как чучела некогда живых существ, повешенных на стены замка «синей бороды», вызывая не желание, а первобытный ужас, будто она случайно зашла в святилище, где поклонялись не любви, а чему-то древнему и безликому. Закрыв на секунду глаза, она повернулась к консультанту, чья милая улыбка вернула девушку в комфортную реальность и заставила выдохнуть. Для сотрудницы магазина было очевидно, что это – первый опыт Полины. Неприятный опыт. Поэтому, получив молчаливое согласие робкой покупательницы на прикосновение, она взяла ее аккуратно под локоть и подвела к стеклянному прилавку, за которым располагались менее поразительные вещицы из мира секса, близкие тем, кто еще не углубился туда слишком серьезно.

– Вы хотели что-то из этого, быть может? – добродушно спросила обитательница храма секса.

– Дддд-а, – чуть заикаясь и растягивая букву «д» ответила Полина, – я читала, что есть какие-то специальные духи, привлекающие мужчин.

– Да, духи с феромонами, – ответила женщина, – вот они, их огромное количество, но зачем они понадобились столь юной и прекрасной женщине? Уверена, ты расточаешь собственные феромоны без особых трудностей, – подбодрила Полину умудренная опытом дама.

– Это так, просто хочется проверить в действии недавно полученные знания, – попыталась оправдаться посетительница.

Женщина улыбнулась и протянула Полине несколько пузырьков. Расплатившись, девушка пулей выбежала из магазина, будто вырвалась из плена. В висках еще пульсировало от волнения, но заветные баночки, призванные разбудить страсть в ее мужчине, грели душу, как будто были в состоянии спасти любовь. Но именно сейчас Полина верила в их спасительную силу больше всего на свете.

– Знала бы ты, чего я только ни делала, – вернулась Полина из своих воспоминаний на кухню подруги и, отхлебнув чуть остывший чай, продолжила, – покупала кружевное красное белье и чулки, покупала духи с феромонами, даже купила книгу «100 романтических свиданий с мужем» с элементами камасутры.

– О, боже, – с нескрываемой иронией обронила София, – не слишком ли большое разнообразие для вашего возраста, когда все можно вывезти на одной только физиологии и страсти?

– Вот именно… не вывезла ни физиология, ни страсть, ни я… – Полина снова углубилась в самобичевание. – Скорее всего я все-таки недостаточно хороша.

– Так, давай сейчас прекратим говорить эту ерунду, потому что во всей этой истории пока я вижу, что он недостаточно хорош для тебя, но как твоя тяжелая артиллерия? Сработала? – уточнила заинтересованная продолжением подруга.

– Ни мои, ни бутылочные феромоны не разбудили в Саше страсть. Кружевное белье не вызвало энтузиазма даже на моем красивом теле, а уже от первого «романтического вечера» он лениво отмахнулся, сообщив, что слишком устает на работе и ему это совсем не нужно, – подытожила Полина.

– Подожди, и как давно это продолжается? – не унималась София.

– Третий год… третий год нашей «счастливой совместной жизни», – ответила девушка.

– Так вы же чуть больше трех лет встречаетесь, получается, что с самого начала? – докапывалась до истины подруга, а брови ее все выше ползли вверх.

– Ну… да… – неуверенно ответила Полина, – примерно полгода мы не вылезали из постели, все было прекрасно, а потом началось это. Он стал все чаще отказываться от секса, приходил поздно, постоянно уставал. Но он очень занят, я понимаю, он такой умный и невероятно талантливый. Он день за днем редактирует научные произведения именитых авторов, он так вовлечен, он так прекрасен… – продолжала оправдывать и нахваливать Сашу она.

– А насколько часто он бывает «прекрасен» в постели со своей юной и восхитительной женщиной? – не уставала уточнять детали София.

– Ну… если в течение этих лет хотя бы раз в месяц это удается, уже хорошо. Правда обычно это происходит скучно и странно, и то по моим усиленным, почти слезливым просьбам, ибо потребности все-таки существуют, – окончательно открылась подруге Полина.

София нервно вскочила со стула и стала расхаживать по кухне, пытаясь себя чем-то занять. Она схватила чайник, налила в него воду и снова поставила кипятиться. Потом принялась мыть две тарелки в раковине. Иногда она останавливалась, прикладывала палец к губам, принимая задумчивую позу, хмыкала и снова продолжала хозяйничать. Полина наблюдала за ее бурной деятельностью, пока у нее окончательно не закружилась голова от скорости.

– Ну хватит уже мельтешить, сядь и скажи хоть что-нибудь, – взмолилась гостья.

– Если я сейчас сяду, я сразу же встану и пойду убивать твоего АлексАндера! – намеренно сделав акцент на второй букве «а», чтобы подарить своей фразе нотки ненависти, ответила София. – Ты вообще в своем уме? Ты вообще как? А? Ты вообще зачем? А может, он, ну… не совсем по девочкам? – София продолжала сыпать несвязными вопросительными фразами, на которые Полина то утвердительно, то отрицательно качала головой.

– Ну нет, Софа, мы же были вместе, и он мужчина, который умеет желать женщину, – оправдывала Сашу Полина.

– Тогда я не понимаю, не понимаю… Может, он больной? Или у него просто природная низкая сексуальность? Такое бывает… – поддавшись нежной защите любимого, которую демонстрировала Полина, София будто тоже вдруг встала на его сторону, но потом встряхнула головой, ощутив собственную слабость, и продолжила, – нет, нет, нет и нет, невозможно. Пусть идет болеет с другой, нечего тебе жизнь портить.

– Но я так люблю его… – протяжно взмолилась Полина, и ее глаза наполнились слезами. София кинулась к подруге и обняла ее за хрупкие плечи.

– Не плачь, моя дорогая, мы обязательно что-нибудь придумаем.

* * *

Выдался один из тех долгих вечеров, в которые Александра не было дома. Полина уже переделала все дела. Она устала читать и, отложив книгу, стала раскладывать пасьянс в компьютере, чтобы хоть как-то убить время, которое тянулось невыносимо долго. Глаза устали, и она посмотрела в окно. Стоял жаркий летний вечер. Он мог бы быть уютным, но был каким-то непривычно холодным для Полины, она даже чуть подернула плечами, будто прохлада попала внутрь и пробежалась током по каждому ребру. Часы мерно отсчитывали секунды, и девушка будто впала в какой-то транс.

В ее голове вдруг всплыл номер телефона. Номер был городской, и Александр упорно пытался набирать его в своем мобильном, но судя по всему, не получил ответа от того, кого так настойчиво желал услышать. В тот день он вернулся домой довольно рано. Растущая внутри Полины все эти три года неуверенность в себе вдруг выбрала своим объектом Сашу, затем их брак, а после и их любовь… В тот вечер Полина нашла в себе силы отбросить неприятные мысли, ведь любимый вернулся домой рано, и она вовсе не хотела тратить такой вечер на то, чтобы злить его своими подозрениями. К тому же не желая быть замеченной копанием в его личных вещах, она сбросила маску сомнений с лица и улыбнулась Саше, который вышел из ванны, вытирая полотенцем мокрые волосы. Второе полотенце выполняло роль набедренной повязки. Как он был притягателен для истосковавшегося по ласке тела Полины. Она желала его всем своим существом, она тянулась к нему телом, душой, сердцем. Саша будто прочитал эту бурю чувств в глазах девушки и это вызвало в нем внезапный естественный отклик на безумную страсть Полины. Он преклонился перед этим незримым потоком, присел рядом и поцеловал ее в губы с каким-то неподдельным влечением, которое девушка не пробуждала в нем уже несколько лет. Она обвила его шею руками и их ждала ночь, полная любви. Как «та самая ночь», которая стала квинтэссенцией их битвы в гостиничном номере.

Тиканье часов снова вернуло Полину в реальность текущего вечера, настырно выдернув из неги воспоминаний. Она подняла трубку телефона и стала набирать номер, который по непонятным причинам врезался в память. Послышались гудки. Один, второй, третий…

– Алло, – на другой стороне провода Полина услышала женский голос и замерла на миг. Но лишь на миг, потому что следом горячая волна незнакомых эмоций отхлынула от головы в ноги и обратно, будто лава проснувшегося вулкана с неистовой силой вырвалась из его жерла и понеслась вперед, сметая все на своем пути.

Полина положила трубку. Сделав глубокий и шумный вдох она попыталась привести себя в чувства. «Кто это? Кто она?» – пронеслись вопросы в ее голове. «Зачем я положила трубку? Что делать?». Снова и снова она задавала себе вопросы, попутно пытаясь утихомирить взбунтовавшийся организм. Дыхание сбивалось, глаза пытались наполниться слезами, но не находя причины, снова высыхали. «Позвоню еще раз». И Полина снова набрала номер, хотя пальцы не слушались и предательски тряслись.

– Алло! – уже более настойчиво проговорила девушка на том конце провода.

– Здравствуйте, а можно Сашу к телефону? – задала Полина первый вопрос, который пришел ей в голову. Девушка на том конце провода явно не ожидала такого вопроса и тоже была немного смущена, поэтому сначала между ними повисла неловкая пауза, а потом незнакомка ответила:

– Он не может сейчас подойти, он в ванной.

Ясное понимание как холодный водопад обрушилось на голову Полины. Ясное понимание чего-то с одной стороны не знакомого, с другой тянувшегося паутиной семейного опыта с самых дальних полочек памяти… Но она нашла в себе силы продолжить диалог.

– А вы кто? – спросила она девушку.

– Я? – неуверенно и чуть заикаясь переспросила та, но почему-то решила отчитаться. – Я – девушка Александра.

– Девушка? – переспросила Полина.

– Да, извините, а вы кто? – воспользовавшись своей очередью на вопрос, уточнила телефонная собеседница.

– А я его жена… – соврала Полина, но внутри себя она ощущала, что не совсем соврала, хоть они официально не регистрировали брак, она считала Сашу своим мужем, гражданским мужем.

– Жена? – слегка опешила девушка. – Я не знала, что у него есть жена.

– Конечно, – слегка усмехнулась Полина, – обычно девушкам о таком не говорят. – А давно вы с ним… встречаетесь? Давно знакомы?

– Да пару недель примерно, – ответила девушка и, судя по всему, закурила.

– Вы курите? – уточнила Полина.

– Да. – коротко ответила собеседница.

Полина почувствовала свое преимущество, она-то не курила, вела здоровый образ жизни и знала, что Саше это нравится. Как он мог связаться с курящей женщиной? Она плохая! Она испорченная. Полина продолжала наслаждаться своей маленькой победой, но вернула себя в диалог:

– А сколько вам лет? – такой простой и не совсем логичный вопрос для поддержания неожиданного диалога.

– Двадцать два, – снова коротко ответила девушка и затянулась сигаретой.

«Она старше меня и старше его», подумала Полина. С одной стороны звонящая почувствовала преимущество, но оно резко сменилось неуверенностью. Ей показалось, что девушка могла быть опытнее, а от того привлекательнее для ее мужчины. Укол ревности ранил сердце Полины, и она решила привести диалог к естественному разрешению как можно спокойнее, пока ее не захлестнули чувства.

– Пожалуйста, вы можете отправить Сашу домой, когда он выйдет, и если можно, не говорите о нашей беседе, чтобы он не испугался, я хочу, чтобы он приехал домой, нам надо поговорить, – попросила Полина девушку, ощущая с ней некую связь, ведь сейчас они обе были обмануты одним мужчиной.

– О, уж не сомневайтесь, я точно отправлю его домой и больше никогда на порог не пущу. Какое унижение, я никогда не попадала в такую ситуацию и уж точно никогда не стала бы вмешиваться в чужую семью. Я себя уважаю, черт возьми, – девушка на другом конце провода явно искренне недоумевала от сложившейся ситуации, в ее речи не было ни нотки фальши.

– Благодарю вас, до свидания, – закончила беседу Полина и положила трубку.

Словно в тумане она встала со стула и медленно пошла в соседнюю комнату. Пульс так сильно бил в виски, что ей казалось, что ее голова сейчас разорвется на части, и она потеряет сознание. Душевная боль, с которой она только что познакомилась, была такой силы, что отражалась в каждой частичке ее тела. Ей казалось, что она – ледяная скульптура, которую ударили чем-то тяжелым и сейчас она медленно рассыпается на мелкие осколки. Один за другим. Один за другим. Полина дошла до кровати, ее ноги подкосились, и она медленно сползла на пол. Слезы хлынули из глаз вперед рыданий, которые девушка пыталась сдержать. Хватая воздух, как рыба, выброшенная на берег, Полина искала руками подушку, которой может закрыть свое лицо и приглушить крик, чтобы не напугать соседей. Когда подушка была в руках, Полина нырнула в нее всем лицом и завыла, что есть мочи, как одинокий волк. Она сидела, продолжая со всей силы прижимать подушку к лицу, раскачивалась, как душевнобольной пациент психиатрической клиники, выла, кричала, рыдала, издавала другие неестественные звуки, которые никогда ранее не вырывались у нее из груди. Она не могла остановиться, ее тело продолжало болеть и «рассыпаться на куски», и Полина уже не понимала, от чего плачет – от внезапно разрушившей ее хрупкий мир новости или от физической боли, которая разрывала ее тело. Доведя себя до исступления, она будто впала в транс, и в ее голове всплыла картина из прошлого.

* * *

– Поля, Поооооляяяя, – мама встретила Полину неестественными рыданиями, когда та постучала в дверь, возвращаясь из школы в очень хорошем настроении.

Полина немного испугалась, она никогда не видела маму в таком состоянии. Мама была опухшая и красная от долгих рыданий, сгорбилась и поднимала руки к лицу, как будто защищалась от нападений, отчего выглядела очень уязвимой. Ее мама. Воплощение силы, гордыни и властности.

– Что случилось? – неуверенно и не слишком участливо уточнила дочь.

Мать продолжала рыдать, вцепившись в локоть Полины и, опираясь на него, вела дочь в гостиную. Она посадила Полину на диван и начала свой рассказ, который перемешивала с причитаниями, слезами и оханьями.

– Папа, паааапаааааа… – еле проговорила она.

«Господи, что случилось с моим любимым отцом?» – Полина собралась от внезапного испуга и уставилась на мать, ожидая услышать самое худшее.

– Папаааааа…. – продолжала завывать мама, – мне изменил, у него есть другая женщинаааааа, – растянула она и снова начала рыдать и хвататься за руку Полины.

«Фух, живой», внутренне выдохнула Полина, но все же продолжала сидеть как статуя, то ли от того, что протяжные рыдания матери ввели ее в состояние гипноза, то ли до сих пор не понимая, что происходит, и почему мама делится взрослыми проблемами со своей шестнадцатилетней дочерью.

Мама продолжала рассказывать подробности адюльтера и рыдать, а Полина продолжала безучастно сидеть на диване. В какой-то момент, видимо, от того, что удалось разделить свое горе хоть с кем-то, а может уже окончательно измучившись от собственных рыданий, мама встала и пошла в ванную умываться, предложив Полине раздеться и отдохнуть.

Дочь покорно выполнила очередную волю мамы и из благодарного слушателя превратилась в благодарную дочь, беспрекословно исполняющую приказы.

В тишине своей комнаты Полина попыталась переварить случившееся. В ней не было ничего из того, что возможно, мама пыталась найти. Она не разделяла ее боль, она не сочувствовала, она не переживала. Она скорее не понимала. Эта ситуация, эти чувства были ей не знакомы, а потому не вызывали отклика. Ей было всего шестнадцать лет, и она знала только о том, что такое прекрасная и вдохновляющая влюбленность. Проблемы взрослого мира были ей чужды и то, что мама попыталась ее в них погрузить, сделав Полину соучастницей личной трагедии, было так безответственно со стороны взрослого человека. Ее властная и горделивая мама всегда старалась «сохранить лицо» перед окружающими, не выносила «сор из избы», создавала образ крепкой и образцово показательной семьи. Для нее всегда было таким важным отсутствие порицания внешнего мира, отсутствие косых взглядов людей. Ей так важно было сохранить образ хорошей жены, хорошей матери, защитить образ хорошей семьи, что она не замечала, как раз за разом совершает ошибки и разрушает эту семью изнутри. Те шероховатости, все то неприглядное, что должно оставаться снаружи: облупившаяся краска на стенах деревянного дома, трещинки на стеклах, чуть подгнивший фундамент или потекшая крыша. Все то, что таит в себе индивидуальную историю, путь, опыт – не идеальный, но свой. Все это неизменно пряталось внутри и, ввиду неестественной среды обитания, принимало еще больший разрушительный масштаб для нежного и уязвимого внутреннего пространства.

«Папа, что же сделал папа? Другая женщина? А он не уйдет? Он же меня любит?», вела внутренний диалог Полина. Она пыталась осознать, какие эмоции ей должно испытывать сейчас. Должна ли она бояться, расстраиваться или, может, осуждать отца? Груз проблем, который мама свалила ей на плечи, был для юного сердца неподъемным. И она просто ушла в сон, еще не зная, какой серьезный отпечаток эта ситуация оставила в ее сознании.

* * *

Через открытую балконную дверь в вечерней тишине летних уснувших будней, Полина услышала шум колес подъехавшего автомобиля. «Он приехал, соберись!», приказала она себе, вынырнув из подушки. Слез не осталось, только ноющая боль во всем теле, скорее напоминающем руины. Полина выскочила на балкон и увидела, как Саша выходит из такси. Быстрым шагом он метнулся к подъезду. В его уверенной и немного нервной походке читалось неудовлетворение сегодняшним вечером, который был испорчен Полиной, хоть он и не подозревал об этом.

Девушка метнулась в ванную, лицо ее было красным и опухшим, волосы растрепанные. Она посмотрела сквозь зеркало в свои пустые глаза, но не позволила этой пустоте поглотить себя и снова унести в пучину слабости и слез. Раздался звонок.

Полина открыла дверь, отвернулась, не показывая мужу свое лицо, и зашагала в комнату, пытаясь, насколько это было возможным, бодро сказать:

– Привет! Умывайся пока, я сейчас приду.

– Привет, хорошо, – покорно ответил Александр, не почуяв ни единого признака только что пронесшейся по квартире разрушительной бури.

Полина легла в постель, повернулась к стене. Тело начинало отпускать после сильного стресса, и ее начало трясти от холода. Девушка глубже зарылась в одеяло, но никак не могла согреться. Холод мучил ее прямо изнутри. Она услышала, как Саша вышел из ванной. Вот он идет к кровати, вот садится на ее край и снимает тапочки, вот ложится рядом и укутывается.

– Спишь? – задал он короткий вопрос, не вкладывая в него какого-то особенного чувства.

Тут Полина повернулась, откинула одеяло, села верхом на мужчину, который еще не понимал, какую степень разрушения ее души допустил ровно час назад, и взглянула в его глаза. В этой позиции он легко смог рассмотреть лицо Полины, которое явило собой образ нескончаемой боли, прожитой только-только, и его лицо в ответ выразило испуг.

– Почему? Почему ты так со мной поступил? – спокойным тоном, полным печали, медленно проговаривая каждое слово, будто осмысляя его, спросила Полина любимого.

Александр понял, она все узнала. Его реактивный мозг сразу связал неудавшийся вечер с состоянием Полины, и он глубоко вздохнул. Лицо его приняло спокойное выражение, будто каждую секунду своей жизни он был готов принять любой удар и ответить за каждый свой поступок с хладнокровным достоинством.

– Я не знаю, – коротко ответил он.

Полина снова многозначительно взглянула в глаза Саши, затем слезла с него, повернулась к стене, укуталась и замолчала. «Откуда в нем столько холода? Как его безграничная любовь могла превратиться в лед? В нем нет ни капли раскаяния… Как я не могла заметить этого раньше?» – Полина начала внутренний диалог, отвлекая себя от мысли о случившемся факте, чтобы не расплакаться. Но слезы уже предательски катились из ее глаз, хотя для рыданий не осталось сил.

– Что ты будешь делать? – раздался тихий вопросительный голос Александра за ее спиной.

Полина на секунду задумалась, но затем вернула ему его ответ.

– Я не знаю.

Ей хотелось, чтобы он прозвучал также сухо и холодно, как звучал Сашин, но получилось настолько жалко и плаксиво, что ее плечи начали тихонько сотрясаться от плача.

– Я не знаю, как жить дальше, не знаю. Я так сильно люблю тебя, так сильно, что эта любовь просто разрывает мое сердце. Не знаю, как тебя отпустить, но точно знаю, что я не смогу это простить. И эти противоречия убивают меня, – тихо проговорила Полина, продолжая также негромко плакать.

– Я сам себе этого никогда не прощу. Я не прощу себя за то, что так обидел тебя. Я этого не хотел, я правда, этого не хотел, – красноречиво и как по заготовленному сценарию фильма начал причитать Саша.

И тут Полина вдруг узнала его, своего Сашу. Того, кто так неестественно, но красиво ухаживал, писал письма в стиле XIX века, играл образ рыцаря. Играл. «Боже мой, он играл». Она влюбилась в этот образ, обманула сама себя. Полина совершенно не знала этого человека, того, кто прикрывал свою никчемную сущность красивыми образами других достойных мужчин, потому что сам таким не являлся. Никчемный. Пустой. Ненадежный.

Бессильная ярость пришла на смену горести, и Полина развернулась в сторону Саши и села у стены.

– Расскажи, – приказным суровым тоном сказала она.

– О чем рассказать? – сделав вид, что не понял ее, спросил Саша.

– Как ты с ней познакомился?

– Ты уверена, что хочешь это знать?

– Расскажи! – резким тоном повторила Полина. – Где, когда и при каких обстоятельствах.

Не смея перечить дикой злости, которую он прочитал в глазах своей девушки, Александр начал рассказ.

– Пару недель назад я прогуливался после работы по набережной, был довольно жаркий день, я устал, и мне хотелось прогуляться…

– Ну, конечно, ведь дома тебя никто не ждет, – язвительно добавила Полина.

– Поля! – учительским тоном, коря ее за то, что перебивает, отрезал Саша и продолжал, понимая, что она ждет дальнейшего развития событий. – Увидел девушку, стоящую у бетонной ограды реки, и решил подойти познакомиться.

– Подойти познакомиться? Какая цель может быть у знакомства с другой девушкой, если ты не свободен?

– Я не знаю, – снова прозвучал удобный ответ на неудобный вопрос.

– Продолжай.

– Ну, мы пообщались, погуляли. Она улыбалась моим шуткам, слегка краснела. При этом была такая… доступная. И она смотрела на меня так… восхищенно. Ловила каждое слово. Как будто я был для нее самым умным и интересным мужчиной на свете. И я почувствовал себя… Ну, не знаю. Сильным. Победителем. Завоевателем. Как тогда, в университете, когда я за тобой ухаживал. Ты же помнишь? А потом это чувство куда-то ушло. Ты стала такой… идеальной, такой хорошей и правильной, такой… всегда угождающей. А с ней это чувство вернулось. Мне было нужно, чтобы оно вернулось. Понимаешь? Девушка пригласила меня в гости и я, конечно, не мог отказаться, ведь она смотрела на меня так… волнующе. Я понимал, что это полностью моя заслуга, моя победа. И хотел этим насладиться. У меня не было плана превращать это в отношения. Это было просто… приключение. Эмоциональная подпитка. Разве непонятно? Ты же – взрослая умная девочка, и в состоянии это понять.

«В-з-р-о-с-л-а-я»… «у-м-н-а-я»… «д-е-в-о-ч-к-а»… что это? ЧТО. ЭТО.

Очередная маска подчеркнуто притворного уважения к ее интеллекту, как прикрытие своего чудовищного поступка? Попытка заставить ее принять его циничную «логику», вменяя ощущение неадекватности, которая как будто подтверждает обратное, отсутствие ума? Обесценивание настоящей трагедии, которая разыгрывается в ее сердце, всей ее душевной и физической боли до уровня детской капризы – «девочка»?

«Взрослая девочка». Впервые она стала взрослой девочкой, когда мама переложила на ее плечи груз папиного проступка, тогда ее просто насильно заставили повзрослеть. И сейчас Саша взывал к ее зрелости, будто издеваясь, танцуя над руинами ее воздушных замков, которые она так неистово оплакивает. Он использовал против нее тот же прием, когда именно она должна взвалить на свои плечи груз чужой подлости и нести его и ответственность за него.

– Тем не менее ты ходил к ней день за днем эти две недели? – собрав себя после паузы, вызванной глубоким внутренним диалогом, и сдерживая приступ тошноты от неожиданного признания, уточнила Полина, пытаясь уличить его в очередной лжи.

– Я устал, понимаешь? Я устал чувствовать себя неидеальным рядом с такой идеальной тобой! А с ней было легко и просто. Мне не надо было притворяться. К тому же она старше и помимо прочего, с ней было довольно интересно общаться и обсуждать что-то…

– Хватит, достаточно, – Полина прекратила это издевательство и снова отвернулась к стене.

Она прокрутила в голове этот маленький диалог и снова ужаснулась. Он не раскаивается. Он не испытывает вину. Он даже хвалился своей победой. Он гордился этим, совершенно забыв, кому он это рассказывает. Холодный. Холодный и пустой как… просто холодный и пустой, даже сравнение с чем-то будет для него похвалой, но он этого не заслуживает.

Они больше ни сказали друг другу ни слова. Полина тщетно пыталась уснуть, но боль и перенесенный стресс не давали ей ни на секунду забыться. Лишь под утро она провалилась в крепкий и недлительный сон.

Глава 4. Холодная терапия

Первый утренний луч опустился на пол, выкрашенный дешевой краской кирпичного оттенка. Дети еще мирно спали в своих кроватях. Мальчик и девочка. Такие разные, но в одинаковых мягких пижамах. Только у девочки рисунок был розового цвета, а у мальчика – голубого.

– Сёма, Сёма, просыпайся, давай поиграем! – засмеялась Полина и стала толкать братца в бок.

Семен вскочил, схватил Полину за подмышки и стал щекотать. Оба ребенка залились счастливым смехом.

– Давай построим замок вот под этим столом, тащи скорее одеяла, я ставлю стулья.

Полина со всей своей силой и резвостью стала пододвигать стулья к столу, Семен принес одеяла, и через пять минут воображаемый замок уже был готов.

– Я буду принцессой, а ты драконом. Меня заточили в этой башне, смотри, смотри. – Полина выглядывала из-за стула, будто из окна темницы. – О, злой и страшный дракон, кто заставил тебя охранять меня, уйди с глаз долой, дай мне покинуть эту темницу, – со всей своей природной артистичностью завывала Полина из-под стола.

– Я злой и страшный дракон, я буду охранять тебя до скончания веков, а если ты посмеешь выйти – съем тебя, рррррррр. – Семен с суровым лицом наступал на Полину, а та изображала ужас на лице.

– О, где же, где мой принц, когда же он спасет меня, когда ты будешь повержен? – продолжала причитать Полина и добавила, чуть надув губки – ну, чего ты стоишь, беги за папой, пусть он играет принца и спасает меня.

* * *

– Расскажите мне о своем отце, – психотерапевт медленно задала один из важнейших вопросов в жизни Полины.

Взрослая, самодостаточная, красивая и уверенная женщина сидела напротив специалиста по исцелению травм души. Что она искала здесь, в этой незнакомой комнате, с этим незнакомым человеком, в этом комфортном кресле. Спасательный круг? Волшебный пинок? Правильный ответ? Лекарство, лечащее душевную боль? А может, просто утешение…

– Я любила своего отца. Он был главным мужчиной моего детства. Добрый, внимательный, веселый. Мне не на что жаловаться. Он задал высокую планку. Папа был… Был…

На слове «был» Полина замолчала. Закрылась. То, что папы уже нет, тоской отозвалось в ее сердце и напомнило о невыплаканной боли от утраты этой ключевой фигуры в своей жизни. Хоть девушка долгие годы питала обиды на отца, копила, собирала и прятала в потаенные шкатулки своей души, крепко-накрепко запирая их, та основа мужской любви и заботы, которую отец заложил в ее сознание в детстве, была плодородной и питательной почвой для многократного возрождения ее женской души.

– Несмотря на свою занятость, папа много времени проводил со мной в детстве. Каждые выходные мы ездили с ним вдвоем гулять, плавали на корабликах по реке, ели мороженое, веселились. Он катал меня на своих плечах, и мне казалось, что он самый сильный и могучий в мире.

– Казалось? Вы не находили подтверждение его силе и могуществу в каких-то его поступках впоследствии? – задавала наводящие вопросы психотерапевт, чтобы не останавливать поток сознания пациентки.

– Находила. Наверное. В детстве. Но, кажется, примерно с подросткового возраста он начал меня подводить, хотя в тот момент я навряд ли это осознавала.

– Давайте вспомним какой-то эпизод, который сейчас, как вам кажется, мог бы заставить вас усомниться в силе своего папы, – продолжала вести Полину психотерапевт.

– Ну, например, тот самый, о котором я уже вам рассказывала. Когда он изменил маме, – начала вытаскивать из памяти факты Полина.

– Тогда вы скорее вспоминали жесты и эмоции своей мамы, а вы пытались посмотреть на эту ситуацию с позиции отца? Может быть, вы задавали ему какие-то вопросы после этого?

– Нет. Я не была готова. Понимаете, та ситуация пошатнула веру мамы в него, не мою. Он же не предал меня? Он вернулся, он не ушел «к другим детям», он остался моим отцом.

– Тогда здесь вам не за что его упрекнуть, – подытожила психотерапевт.

– Дурацкий пример, – с досадой бросила Полина.

– Напротив, совсем не дурацкий. Мы с вами разделили отношения мамы с отцом и ваши отношения с отцом. Ваши оказались вполне крепкими и сильными, и это прекрасно. Подумаем над другим примером?

– Он все-таки уехал.

– Куда?

– Работать в другой город. Уехал на много лет. Он нас оставил.

– Он оставил конкретно ВАС? – психотерапевт сделала акцент на личности пациентки.

– Всех нас. Маму, брата и меня.

– Что вы почувствовали в этот момент?

– Ничего. Я не поняла тогда. Он просто поехал работать, позвал нас с собой, но мы отказались. Для меня его отъезд был поездкой как бы в длительную командировку. Только сейчас я осознаю, что она была слишком длительная. Целых шесть лет.

– Вы общались с отцом в годы его отсутствия?

– Немного. В самом начале. Он посылал маме деньги.

– С вашего разрешения, я верну вас в ваше с ним общение, оно было?

– Я не помню… может, звонил пару раз, но в целом нет, будто просто исчез из моей жизни, только мама мне периодически говорила о каких-то фактах: позвонил, отправил деньги.

– Вы скучали по нему?

– Наверное. Но в тот момент я не ощущала этого, я была подростком и была больше увлечена общением со сверстниками, чем с родителями, к тому же я была влюблена и полностью погружена в свои первые романтические чувства. Но я помню, что вроде бы я как будто злилась на отца еще до его отъезда и немного позже.

– Можете рассказать, чем была вызвана ваша злость?

– Не того парня я полюбила, компания была дурная. И мне как будто тогда не хватало отцовской строгости, чтобы он пришел, забрал меня оттуда, запретил, поберег. А он был такой добрый. Знаете, слишком добрый. Он всегда разрешал все, мне все было позволено. Никогда не ругался. Я ни разу не подвергалась ни одному акту психологического или физического наказания от отца. Он был как мягкое облако в отношении меня… Это ли не благословение? Но тогда я злилась, ждала от него решительности, но ее не было. А потом он и вовсе уехал, и мне пришлось самой делать выбор и отвечать за свои поступки. Правда, его с лихвой заменила мама со своей строгостью, но меня она скорее раздражала, чем заставляла задуматься.

– То есть вы злились на отца за его излишнюю доброту по отношению к вам?

– Получается, так.

– Были ли более серьезные эпизоды, подрывавшие силу отца для вас?

– После его возвращения был сплошной негативный эпизод, как мне кажется.

– Психотерапевт молчала, ее вопрос оставался в ее глазах, она понимала, что здесь и сейчас не нужно вмешиваться.

– Он вернулся через шесть лет пьяный. И пить почти не прекращал, – продолжала Полина. – В целом я помню небольшие эпизоды его пьянства, но они такие обрывочные и несущественные. Мама как-то быстро приводила его в чувство, и он становился все тем же добрым, заботливым и вкусно пахнущим домашними щами папочкой. К тому же он никогда не был буйным, скорее превращался в еще большую тряпку, напившись. Слушал грустную музыку, плакал, а потом засыпал. Но напивался он сильно, до полной потери ориентации. В общем, он приехал через шесть лет пьяный, как я и сказала. Это был конец весны примерно. Мама уже собиралась уехать к бабушке, когда ей хотелось отдохнуть, она уезжала к своей маме. А отдыхать она хотела довольно часто, особенно в теплое время года.

– И она оставляла вас с братом в одиночестве?

– Ну в целом мы уже были достаточно взрослые. Мне к приезду отца было далеко за двадцать, а брат старше меня на семь лет, и он тогда вообще уже исчез из нашей жизни. В общем, я все лето была одна с люто пьющим папочкой.

– Но когда он приехал, мама еще была с вами, верно? И она уехала и оставила вас с ним, даже понимая, какая перед вами может встать проблема?

– Ну да, а чего ей с ним возиться? За шесть лет он уже начал жить своей жизнью, а она своей. По сути он уже перестал быть ее мужем, но мне ведь оставался отцом.

– Для нее он оставался отцом ее дочери, эту роль не отнять. В том треугольнике по-прежнему было двое взрослых и один ребенок, и этим ребенком были вы.

– Сейчас я должна с вами согласиться? Хоть моя мама всегда была умной женщиной, но может, педагогическая мудрость – не ее конек?

– Вам необязательно со мной соглашаться. Я делюсь лишь своими мыслями по поводу сказанного вами. Роль взрослого – не совсем про педагогическую мудрость. Возможно, и ваша мама слишком рано примерила на себя эту роль, поэтому столь же рано и естественно погрузила туда вас, начиная от эпизода с первой изменой ее мужа.

– Может быть… Сейчас, будучи уже взрослым человеком, я начинаю осознавать, насколько это сложно. Все мы склонны совершать ошибки и не раздумывать, какую степень урона наносим окружающим, особенно нашим близким.

– Вы совершенно правы. Но ведь взросление дает нам и преимущества. Прожитую боль, прожитый опыт, больше знаний, больше развитых способностей. Мы уже можем мыслить яснее, глушить чувства разумом, а значит имеем больше возможности для рефлексии и предвосхищения результатов своих действий, не так ли?

– Склонна согласиться, что не умаляет сложности реализации описанного вами в вашем последнем вопросе.

– Итак, остались только вы в свои двадцать с небольшим и пьющий отец. Как вы думаете, почему он пил?

– Алкоголизм. Это мой текущий ответ. Я поняла, что это болезнь. И иногда она не поддается никакому лечению.

– А тогда не понимали?

– Нет, тогда я считала это отцовской слабостью. Но отец у меня никак не ассоциировался со слабым человеком, поэтому я пыталась бороться всеми способами. Бороться с его алкоголизмом, бороться с ним, бороться за него.

– В чем это выражалось? Как вы вели эту борьбу?

– Сначала я пыталась взывать к его разуму. Когда он сидел пьяный передо мной, я плакала, умоляла его не пить, просила, говорила, как он нужен мне, как мне нужна его поддержка, как не хватает мне его роли отца в моем взрослении.

– Что он вам отвечал?

– Он сидел такой обмякший, пьяный, смотрел на меня своими добрыми-добрыми глазами, улыбался своей доброй-доброй улыбкой, а потом начинал плакать.

– Что чувствовали вы в этот момент?

– Первое время сочувствие, но потом это стало выводить из себя, потому что я понимала, что папа меня не слышит, ведь на завтра он снова пойдет и напьется.

– И что вы делали на завтра?

– Потом я стала более агрессивной. Я кричала на него, ругала, говорила, что он сдохнет где-нибудь в подворотне.

– Это помогало?

– Нет!

– Вы изменили стиль своего поведения?

– Нет! Но во мне бесконечно сталкивались злость на него и сочувствие к нему. Я безнадежно день за днем боролась за папу, желала его спасти, найти нужные слова и действия. Я стала прятать от него деньги и бутылки, которые находила.

– Это помогло?

– На какое-то время. А потом это превратилось в далеко не забавную игру, когда я искала бутылки, а он прятал. И каждый раз находил все более изощренные места, до которых я не добиралась.

– Итог?

– Пьяный отец каждый вечер…

– Как долго вы играли в эту игру?

– Обычно недели две, потом от длительного пьянства у него начиналась белая горячка, и я со вздохом облегчения вызывала «бригаду». Приезжали крепкие бравые парни, которые повидали всякого, но они каждый раз склонялись перед моей нежностью и любовью к отцу. Уже при них я объясняла папе, зачем сделала это, как я его люблю и как хочу ему помочь, но не могу. Врачи понимали, что это не совсем конченный забулдыга и были к нему снисходительнее.

– Куда его увозили?

– В психоневрологический диспансер, в отделение наркологии. Там обычно он проводил недели две. Его лечили, чем-то пичкали, он много спал, гулял на природе и ел.

– Вы навещали его?

– Да, очень часто. Я приезжала и не узнавала его. Он был тихий и покладистый, глаза его были стеклянные, но он по-прежнему улыбался своей доброй-доброй улыбкой, когда видел меня.

– А когда он выходил из клиники? Он снова начинал пить?

– Врачи выписывали ему какие-то таблетки и говорили «если будете их давать, пить он не будет». Я какое-то время контролировала, как он принимает препараты, но потом переставала. На них он не был похож на себя. Все такой же отстраненный, со стеклянными глазами. Да, он не пил, но в те моменты он также не был моим отцом. Он был безвольный, сидел, глядя в одну точку, смотрел сквозь телевизор или спал.

– А когда вы переставали контролировать прием препаратов?

– Он переставал их принимать, спустя какое-то время становился похож на себя, веселел, добрел, был активным, я снова была счастлива – папочка со мной. Но это длилось всего пару дней, после чего вечером он снова заявлялся домой пьяный. И снова начинался этот круговорот: пьяный отец, кричащая и умоляющая дочь, белая горячка, врачи, реабилитация, таблетки, отстраненность… Прямо семь всадников Апокалипсиса.

– Что вы чувствуете сейчас, вспоминая эти эпизоды?

– Я по-прежнему злюсь. Злюсь на него, что не справился, что он… забыл про свою силу, потерял ее. Всю свою силу и мудрость. Я просто пыталась к этому взывать, а он был глух. Но самое страшное, он не хотел, он просто не хотел, он опустил руки…

– У вас есть предположения, почему? Почему он опустил руки, почему он начал пить?

– Возможно. Папа был очень увлечен своей работой, он руководил людьми в компании по разработке месторождений для добычи алмазов. Сначала был инженером, а потом руководил группой инженеров. Он был очень талантливым руководителем, эмпатия и дар общаться с людьми, понимать их, перешел мне именно от отца. В какой-то момент, как бывает в определенном возрасте, он «выпал из обоймы» и так и не смог вернуться, возможно, это сбило его с пути. А может, потеря семьи. Все-таки папа всегда был примерным семьянином, это правда. Он любил маму и заботился о ней, он любил меня и брата и заботился о нас. Но он уехал, завел другую женщину, мама ушла. Потом он потерял то, что пытался заново построить в другом городе, вернулся, а здесь тоже только обломки прежней жизни. Мама не простила. Раньше мама его крепко держала, а теперь держать некому, вот он и свалился в привычный способ «бегства от реальности».

– Еще предположения?

– Думаю, больше нет.

– Вы осознаете, что в этом периоде вы с отцом поменялись ролями? Он был ребенком, а вы были взрослым. Он капризничал, а вы его воспитывали.

– Похоже на то, это имеет какое-то существенное значение?

– Несомненно. Всем нам нужны родители. В сложные периоды нашей жизни, в любом возрасте. Наши родители – это наш дом, наши стены и крыша, наша защита и опора от жизненных бурь. Родители передают нам свою мудрость, помогают не потерять себя в периоды сложностей, с которыми мы сталкиваемся впервые. Порой, люди могут быть лишены родителей или одного из родителей по ряду причин, и эту роль значимого взрослого может занять кто-то другой более взрослый или мудрый, например, бабушка или дедушка, более зрелый друг, тетя или дядя. Вы переживали немало сложных периодов в своей жизни, и если бы в них на тот момент присутствовал значимый взрослый, вы могли бы их пережить легче, мудрее и, возможно, мы бы с вами сейчас не общались.

– Но мы общаемся, потому что мне плохо, длительное время мне плохо, а я не понимаю причину. И сейчас мы говорим о моем отце, о главном мужчине в моей жизни, с которым я пережила глубокое разочарование. Я рисовала в своем сознании образ идеального отца принцессы из сказок, который был добрым и сильным, всегда подставлял плечо и делился мудростью. А в итоге получилось, что я создала еще одну красивую ледяную скульптуру, которая была разрушена?

– Люди склонны «дорисовывать» желаемый образ человека, основываясь на единичных его качествах или чертах личности. Это совершенно нормально. Вот и вы, получая от отца нежность, любовь и заботу в детстве, совместили его с образом идеального отца из сказок и «дорисовали» его жизнь, поведение. В вашем образе отец должен был до конца жизни оставаться мудрым, добрым и стойким. Но ведь обстоятельства разные. У вашего папы была своя генетика, свои планы и цели на жизнь, свои обиды и разочарования. Ваш папа всего лишь человек, со свойственными этому биологическому виду слабостями. Вы тратили много времени и сил, чтобы искусственно затащить отца в ваш «идеальный образ», из которого он спокойно и тихо выползал в реальность. Но вариантов развития событий могло быть гораздо больше.

– Что же мне делать сейчас? Делаю вывод, что мне не повезло? Что мой отец оказался слабым мужчиной. Ненадежным…

– Мы можем заменить слово «оказался» на слово «был». Просто встретились вы с отцовской ненадежностью гораздо позже, что в целом и неплохо. Ведь вы с таким упоением рассказывали о своем счастливом детстве с отцом, и это – подарок! А можем заменить слово «ненадежный» на «имеющий право не оправдывать чужие ожидания», «имеющий право выбирать, как ему прожить свою жизнь». Как вам такая интерпретация?

– Не могу сказать, что принимаю ее, или что она мне нравится. Раз уж мы говорим о взрослом и ребенке, как будто всплывает тема «ответственности». Раз уж ты стал отцом, стал взрослым, ты должен нести ответственность. Ответственность за своего ребенка. Его появление уже внесло корректировки в твою жизнь, осознанные корректировки. А он этой ответственностью пренебрег, он сбежал, а потом запил, а потом и вовсе умер…

Полина замолчала. Словно глыба льда, что годами лежала у нее на сердце, вдруг сдвинулась и обнажила под собой старую, незаживающую рану. Боль была настолько острой и знакомой, что она не могла дышать. Вот оно, вот оно откуда пришло. Первым ненадежным мужчиной в ее жизни был ее отец, что самое главное – любимый отец, обожаемый отец. Все мужчины, которых она любит – ненадежны. Но почему? Это она притягивает это? Это она «пристань для ненадежных мужчин»?

Доктор не вмешивалась в ее осмысленное молчание. Да, цели не достигли, но прогресс есть, есть осознание. Девушка мудрая, а значит сумеет найти правильный путь и отпустить обиды на отца, чтобы перестать быть пристанью для ненадежных мужчин и начать строить маяк, который будет привлекать тех, кто способен выдержать шторм.

Глава 5. Хладнокровное предательство

«И увидели они его издали, и прежде нежели он приблизился к ним, стали умышлять против него, чтобы убить его. И сказали друг другу: вот, идет сновидец; пойдем теперь, и убьем его, и бросим его в какой-нибудь ров, и скажем, что хищный зверь съел его…» (Быт.37:18-22)

«И сказал Иуда братьям своим: что пользы, если мы убьем брата нашего и скроем кровь его? Пойдем, продадим его Измаильтянам, а руки наши да не будут на нем, ибо он брат наш, плоть наша. Братья его послушались и, когда проходили купцы Мадиамские, вытащили Иосифа изо рва и продали Иосифа Измаильтянам за двадцать сребренников; а они отвели Иосифа в Египет» (Быт.37:26-28)

– Ты так и собираешься оставаться тварью? – Полина схватила ключи, заперла дверь и с ненавистью уставилась на брата, который сидел в коридоре на стуле с поникшей головой. – Отдай деньги!

– Не отдам, – с ухмылкой и смешком посмотрел на нее Семен, пребывавший в подвыпившем состоянии и желающий продолжить кутеж.

– Ты тварь, тварь! – Полина стучала кулаками по его плечам, – у мамы сегодня день рождения, не можешь хотя бы в этот день сделать паузу? – и она двинулась в сторону гостиной, чтобы убрать остатки посуды с праздничного стола.

Застолье только что закончилось, и мама вышла прогуляться и проводить своих подруг. Настроение у всех было отличным. У всех, кроме Полины, которая в очередной раз застала брата за воровством маминых денег. Поведение Семена больно ранило ее, хоть он уже давно разочаровал всю семью, каждый новый проступок оставался раной на сердце Полины. Она слышала как Семен со вздохом разочарования снял ботинки, куртку и тихо вошел в гостиную.

– Отдай ключи, – мягко попросил он сестру.

– Не отдам, – отрезала Полина, продолжая собирать тарелки, после чего понесла их в кухню и поставила в раковину.