Золото Ленни бесплатное чтение

Глава 1.⠀

Комплаенс-капкан

Офис Зелёного банка. 16:37. До конца рабочего дня – двадцать три минуты.

Телефон на столе завибрировал, на дисплее высветилось короткое «Вован». Ленни ничуть не удивилась, ведь сегодня была пятница, день, когда они частенько ужинали вместе. Так называть отца научила её мама сразу после развода: «Он больше не папа, он – Вован». И имя стало для неё паролем в их тайное братство, где он учил её обходить мамины запреты и был союзником по маленьким мятежам.

– Привет, пап, – вяло ответила Ленни.

– Леночка, сегодня в «Мансарде» фуршет для VIP-клиентов банка одного моего клиента. Я нас записал как почётных гостей, приходи, поужинаем! – воодушевлённо неслось из динамика.

Она фыркнула. В прошлый раз он умудрился провести их на премьеру в Мариинку как «критиков из Le Monde», хотя ни она, ни он не знали французского. Маман бы назвала это «бессовестным нахальством», но для Ленни это было искусством – как её любимые распродажи, где она выискивала платья за 499 рублей.

– Постараюсь, – сказала Лена устало и повесила трубку.

– Елена, зайдите ко мне!

Голос начальницы, Ольги Викторовны, застал в пути по привычному маршруту: рабочее место – принтер – кофемашина. Ленни (у себя в голове она всегда была Ленни, даже когда подписывала документы полным именем) ощутила досаду. Радости на работе было немного и бесплатный кофе был одной из них.

Изменив маршрут, Ленни подошла к приоткрытой двери кабинета начальницы. Приоткрытая дверь – знак, что начальница «доступна». Зашла, встала ровно, как учили на корпоративном тренинге: «Плечи расправлены, взгляд – не совсем в глаза, скорее на переносицу, лицо нейтрально», но в глазах Ольги Викторовны Ленни всё равно читала ту же мысль, что и у Маман: «Ты должна стараться лучше».

В кабинете пахло дорогим парфюмом и усталостью. На столе – награда «Лучшему сотруднику 2018». Рядом лежал журнал с фото Исландии – чёрные пляжи, водопады. Ленни на секунду задержала взгляд. «Ольга Викторовна была там? Или просто купила для имиджа?»

– Вы проверяли договор по «Северному ветру»?

– Да, вчера. Все чисто. – Ленни кивнула, стараясь не моргнуть, на всякий случай ещё раз вспомнила вчерашний вечер, 19:30. Последний раз проверила пункт 4.7. Кофеварка уже отключилась, уборщица сердито гремела шваброй.

– Вот как? – Ольга Викторовна протянула документ с закорючкой заместителя управления. – Сергей Петрович нашёл ошибки.

Ленни (нет, здесь она была Еленой Владимировной, сотрудником отдела комплаенса) взяла бумаги. В глазах запрыгали чёрные точки – третий день на дофамине кофе и глицина.

– Это не ошибки, – сказала она ровно. – Это рекомендации, они не… – но голос звучал слишком тихо, будто растворяясь в гуле кондиционера

– Елена, – начальница наклонилась вперёд, – вам сколько лет?

Вопрос повис в воздухе, как пыль в луче света.

– Тридцать три.

– То-то же. – Начальница вздохнула, как будто разочаровалась не в ошибке, а в чём-то большем. – А ведёте себя как практикантка.

Ленни опустила глаза. В голове пронеслось: «Практикантки хотя бы верят, что это ненадолго».

Дверь закрылась за ней с мягким щелчком.

В коридоре, пока она шла к туалету, из динамиков полилась корпоративная радиореклама: «Зелёный банк – всегда рядом!» Голос был настолько бодрым, что хотелось закричать.

В туалете Ленни включила воду, чтобы заглушить голоса из коридора:

– …ну, Ленке-то легко – без мужа, без детей, может по вечерам сидеть…

– …ага, только вчера опять её отчёт возвращали. В тридцать-то три…

Полотенце в её руках порвалось.

Тридцать три.

Возраст, когда одноклассники уже растили вторых детей или покупали третий автомобиль. А она – переживала из-за замечаний в отчёте.

Телефон завибрировал. Маман: «Купи хлеб. И творог. 9%».

Ленни потянулась за сушилкой – и вдруг заметила на полу листок.

«Нужны люди в экспедицию. Охотск. Без опыта. З/п – от 90 тыс. А.П.»

Бумага была мятая, с грязным следом от подошвы.

«Как это здесь оказалось?»

За дверью засмеялись.

– …да ладно, Лена же нормальная. Просто замуж ей надо…

Она сжала листок.

Глава 2. Медведи и другие риски

Телефонный звонок длился ровно три минуты сорок секунд – Ленни машинально засекла время, как привыкла делать на работе.

– Меня зовут Полина, я руковожу экспедицией, – женский голос звучал устало, будто она уже сто раз сегодня объясняла одно и то же. – Почему женщина в тридцать три года вдруг решает стать геологом?

Ленни, стоя босиком на холодном кафеле своей кухни, вдруг осознала абсурдность вопроса.

– Потому что в тридцать четыре будет уже поздно, – ответила она, и это прозвучало не как шутка, а как констатация факта.

На другом конце провода пауза. Потом – короткое:

– Зубы? Зрение? Страховка не покрывает удалённые регионы.

– Всё на месте.

– Медведей, мужчин в полевых условиях боитесь?

Ленни взглянула на холодильник, где магнитиком была прикреплена памятка офисного комплаенса: «Пункт 4.3: Не допускайте конфликтов с клиентами».

– Нет, – сказала она твёрже, чем ожидала.

– Интересно… – Полина сделала паузу. – Ладно, вылет в Хабаровск 27 мая.

После звонка Ленни целый час сидела на подоконнике. Дождь за окном студии превратился в сплошную серую пелену, размывая контуры парка Победы. Ленни положила телефон рядом, капли воды уже собрались в мелкие лужицы. Ей нужно было сказать Маман. Сегодня. Прямо сейчас.

Через сорок минут, промокшая под ливнем, Ленни звонила в дверь маминой квартиры. В кармане куртки жужжал телефон – Настя звонила уже третий раз, но ответить Ленни решила позже. Сейчас важнее было пережить этот разговор.

Дверь открылась сразу, будто мать стояла за ней всё это время.

– Ты совсем потеряла рассудок?! – Маман поставила чайник с таким усилием, что брызги разлетелись по плите. – Тебя там ждут медведи, бандиты и бог знает что ещё!

Ленни молча разминала в пальцах кусочек сахара.

– У тебя же аллергия на рыбу! – голос матери стал выше. – Там ни больниц, ни аптек!

– Мам, я… – Ленни хотела сказать «я всё продумала», но вспомнила, как вчера, заполняя анкету экспедиции, трижды перепроверяла графу «Опыт». Его не было.

– И что ты там забыла? – Маман перешла на шёпот, будто сообщала государственную тайну. – В твоём возрасте нормальные женщины создают семьи, а не… не убегают в тайгу, чтобы похоронить свою карьеру! – Маман швырнула полотенце на стол. – Без семьи, без детей, теперь и без работы!

Ленни сжала кусочек сахара. «Как тогда, в детстве».

Парк. Осень. Маман шагает впереди, не оглядываясь: «Не отставай, Лена». А она увидела светофор – тот самый, около дома, горящий зелёным, который «разрешает». И вдруг захотелось добежать первой, просто чтобы почувствовать: «Я успела!».

Она рванула вперёд, смеясь.

Резкий рывок за рукав. Маман присела, сжав её плечи так, что стало больно:

– Ты что, перебежать собралась?! – не дав ничего сказать в своё оправдание Лене, выпалила Маман. Глаза были круглыми, как у совы из страшной книжки.

– Тебя могла сбить машина! Умные дети слушаются!

На следующий день гуляли только за руку.

Звук закипающего чайника вырвал Ленни из воспоминаний.

Она встала так резко, что стул грохнулся на пол.

– Билет уже куплен.

Маман замерла. В её взгляде мелькнуло что-то новое – не злость, а страх.

Глава 3. Восемьдесят литров свободы

Ну вот и всё. Последний штрих.

Ещё недавно светлое платье было её главной гордостью – купленное в удачный день распродажи за совершенно смешные деньги, оно символизировало лёгкость и свободу городской жизни. Сейчас же оно скромно лежало свёрнутым в углу шкафа. Ленни улыбнулась. В детстве папа научил её главному правилу: «Если что-то стоит денег – значит, ты недостаточно хорошо искал, как получить это даром». Благодаря этому она находила скидки даже на гречку.

В центре комнаты стоял огромный восьмидесятилитровый рюкзак. Мысленно Ленни перенеслась в один из своих первых походов.

Дождь. Группа спешила к перевалу, а новичок – рыжеволосый студент – тащил рюкзак с болтающимися ремнями. «Перекосит нагрузку, к вечеру сорвёт спину», – мелькнуло у Ленни. Она оглянулась на инструктора, но тот жевал энергетический батончик, безучастно глядя вдаль.

– Эдуард, у Саши ремни не закреплены… – начала она, но её голос потонул в смехе группы.

Ленни сжала компас в кармане. «Правила: сначала – инструктору. Не лезь, если не просят». Но когда Саша поскользнулся, а рюкзак съехал ему на шею, она резко шагнула вперёд:

– Давай поправим. – Её руки дрожали, когда она затягивала ремни. «Я нарушаю границы. Он ведь не просил».

– Э… спасибо, – пробормотал парень. Инструктор лишь хмыкнул: «Глаза бы мои не видели».

Оторвавшись от воспоминаний, Ленни туго затянула свои ремни. «Тот Саша потом носил печенье „в благодарность“. А инструктор… так и не запомнил моего имени».

Внутри каждого кармана и отделения рюкзака находилась частичка новой жизни: разношенные ботинки, помнящие кавказские перевалы, термобельё, пережившее не одну вылазку в Карелию, аптечка со стандартным для походов набором лекарств. Всё размещено с ювелирной точностью, проверенной годами путешествий.

Особое место заняла памятка о поведении при встрече с медведем. Ленни усмехнулась, вспоминая тот случай. В походе по Ленинградской области ей довелось встретить косолапого. Она тогда не побежала, не упала в обморок. Подняла руки, сделала шаг вперёд и закричала – ровно так, как было написано в инструкции. Это был один из редких случаев, когда она повышала голос. И медведь ушёл.

Посмотрев на часы, Ленни прервала сборы и открыла ноутбук. Пришло время онлайн-встречи новых коллег. Ленни внимательно слушала вводные инструктажи, изучая лица новых спутников.

Встречу вела Полина, девушка примерно её возраста, худощавая, с вытянутым лицом, русыми волосами и ярким взглядом. Лицо выражало уверенность и готовность покорять любые вершины. Полина рассказала, что компания, заказавшая геологическое исследование, занимается золотодобычей, и основная работа отряда будет заключаться в системных выходах в тайгу из лагеря, расположенного в нескольких днях пути от Охотска. Выходы будут осуществляться парами, один берет пробу, второй записывает. Лагерь придётся строить самим, связь только несколько раз по спутниковому телефону, по минуте на человека. На участке отряд проведёт полтора месяца, после чего сменит его и продолжит исследование.

В правом углу экрана был мужчина. Ленни про себя назвала его Старый охотник: лицо с глубокими морщинами от зимних ветров и летнего солнца, глубокие глаза, отражавшие опыт десятилетий выживания в дикой природе, и седые усы. Его спокойный голос звучал твёрдо и уверенно, заявляя: «Я буду ходить один». Безошибочно опытный человек, привыкший полагаться только на себя или желающий присвоить себе возможные находки.

Под ним, в соседнем окне, расположился паренёк лет двадцати. Новичок, полон юношеского задора и желания испытать новое. Только-только закончив школу, он был настроен оптимистично и, как показалось Ленни, несерьёзно.

Справа от него разместилась кудрявая девушка с тёмными волосами и круглыми удивлёнными глазами. За всю встречу не сказала ни слова, но выглядела вполне благожелательно.

Несколько мужчин в окнах, россыпью по остальной части экрана: такого вида внешности, что трудно понять возраст, может, и тридцать, а может, и пятьдесят лет. Про таких обычно говорят «мужчина средних лет, без особых примет», коротко стриженные и в целом не вызывающие каких-то особых эмоций.

Внимательно разглядывая лица новых знакомых, Ленни задавалась вопросом: «С кем я буду ходить целыми днями в паре за пробами?»

Положив последнюю банку консервов в отделение рюкзака, она почувствовала лёгкое волнение и ожидание предстоящего приключения. Рюкзак собран, путь выбран, оставалось лишь перешагнуть порог дома и войти в новый этап своей жизни…

Вот она, настоящая свобода – восемьдесят литров счастья и риска, вмещающих целый мир приключений!

Глава 4. Между небом и землёй

Сидя в самолёте, дожидаясь руления на взлётную полосу, Лена достала телефон, чтобы перевести его в авиарежим. Экран вспыхнул: «Настя».

– Лен, ты в курсе?! – голос подруги вырывался из динамика. – После тебя пол-отдела уволили! Оптимизация, блин!

Ленни замерла. «Если бы задержалась на месяц… выходное пособие…»

– …а Ольгу Викторовну, представляешь, в другую ветку перевели! – Настя фыркнула. – Теперь она там бумажки для директора носит.

Ленни сжала телефон. В голове всплыло лицо начальницы: «Ведёте себя как практикантка». Теперь сама стала «практиканткой».

– Ты хотя бы не жалеешь? – вдруг спросила Настя.

– Не знаю, – честно ответила Ленни и выключила телефон.

Самолёт Санкт-Петербург – Хабаровск оторвался от взлётной полосы, и Ленни прижала ладонь к холодному иллюминатору. За бортом виднелся Петербург – серый, мокрый, родной. Где-то там, внизу, оставался её уютный мир:

Друзья, которые называли её Дружочек-пирожочек за мягкий характер и умение всех примирить. Маман со своими капризами и мнением, как надо жить, иногда раздражающим, но за много лет уже не вызывающим особого неприятия. Караоке-бар, где она пела любимые песни на английском, возможно, фальшиво, но всегда с хорошим произношением. Экскурсии по петербургским дворам-колодцам, когда видишь привычные с детства дома не как обычно, вскользь, а всматриваясь в каждый элемент, и узнаёшь историю ещё дореволюционных времён. Воскресные походы в Карелию, где они с подругами фотографировались у водопадов и камней, рассказывали смешные истории у костра и пили джин. Весь этот милый, тесный мир оставался там, внизу, под крылом.

Стюардесса предложила напитки. Ленни взяла чай, добавив побольше сахара.

«Что я вообще делаю?» – мысль ударила неожиданно. В памяти всплыли лица подруг, когда объявила об отъезде.

– Ты?! В тайгу?! – Настя чуть не выронила дайкири из рук. – Там же не будет интернета, как мы будем общаться, и потом, три месяца – это так долго!

Друзья были и удивлены, и немного встревожены таким решением.

Ленни провела пальцами по подлокотнику. Вспомнила, как вчера, перед вылетом, зашла в любимую булочную на Московском. По вечерам нераспроданные за день булочки продавались там с приличной скидкой, а что может быть лучше булочки с корицей? Только булочка с корицей со скидкой!

Самолёт попал в зону турбулентности. Ленни машинально схватилась за подлокотники. В голове пронеслось: «А вдруг это знак? Может, нужно было остаться?»

Но потом она вспомнила другое. Как утром после очередной весёлой вечеринки просыпалась у себя в студии с чувством опустошённости, списывая это на похмелье. Как на работе смотрела в окно, чувствуя, что жизнь утекает сквозь пальцы и каждая минута тянется мучительно долго, сливаясь в нудные часы, которые повторяются день за днём. Вспомнила и то, как в последний поход в Карелию вдруг осознала – эти вылазки перестали быть приключением, а просто появился новый способ убить время.

Звук самолёта выровнялся и стал напоминать шум тайги из сна. Стюардесса объявила о начале снижения. Ленни взглянула в иллюминатор – внизу расстилался бескрайний лес, похожий на взъерошенный зелёный ковёр. Где-то в отдалении можно было разглядеть силуэты города. Совсем другая жизнь.

Самолёт коснулся посадочной полосы, прокатился по земле и остановился. Впереди был перелёт на АН-24, потом – вездеход, тайга, неизвестность.

Она достала телефон. 14 непрочитанных сообщений.

«Долетела?»

«Дружочек-пирожочек, мы уже скучаем!»

«Как долго ты там?»

Ленни улыбнулась, но не ответила. Впервые за долгое время она чувствовала не вину за свой выбор, а странное, щемящее право на него.

И впервые за многие годы – настоящее решение, принятое только ею.

Глава 5. Пропеллер в никуда

Хабаровский аэропорт встретил Ленни гулом голосов. Зона прилёта – просторное помещение с высокими потолками, заляпанными следами от мошек. На стенах – плакаты с улыбающимися рыбаками и надписью «Добро пожаловать на Дальний Восток!». Воздух пахнет керосином, чебуреками из ларька и металлическим холодом кондиционеров.

Раннее утро. Через грязные окна пробивается бледное солнце, освещая толпу встречающих – в основном суровых мужчин в камуфляже и уставших женщин с букетами дешёвых гвоздик.

Запах чебуреков аппетитно дразнил нос, но Ленни не стала испытывать судьбу так скоро и, протискиваясь сквозь толпу, отправилась к указанному месту встречи группы – скамейкам у выхода в город. Здесь было чуть просторнее, но не тише: гул голосов смешивался с рёвом двигателей за стеклянными стенами.

Первой она заметила Полину – та сидела на скамейке, зажав между коленей огромный рюкзак, и что-то яростно печатала в телефоне. В жизни она оказалась меньше, чем на экране, – узкоплечая, с резкими чертами лица, которые выдавали привычку стискивать зубы в трудных ситуациях. Движения её были немного неуклюжими. Трудно было представить, как она потащит свой рюкзак и не сломается пополам.

Увидев Ленни, она на минуту оторвалась от телефона и улыбнулась – не широко, но искренне.

– А, вот и ты! – Полина отложила телефон и протянула руку. – Как долетела? Тут связь в аэропорту – просто кошмар.

Её голос звучал теплее, чем в онлайне, а в глазах читалось лёгкое облегчение – будто она действительно рада была видеть Ленни.

Она говорила быстро, но теперь это было не резко, а скорее энергично – как у человека, который привык всё успевать, но всё же старается быть внимательным к другим.

Рядом, растянувшись на скамейке и прикрыв лицо кепкой, храпел дед Ерофей – так, махнув рукой в сторону, представила его Полина. Его сапоги были стоптаны на один бок, как у человека, который тридцать лет ходит по тайге и давно перестал ровно ставить ноги, а рюкзак – зашит проволокой.

– О, это ты! – раздался слишком громкий голос сзади.

Ленни обернулась и увидела Диму – симпатичного паренька в новеньких треккинговых ботинках, которые явно никогда не ступали в грязь. На футболке красовалась надпись: «Геолог – это звучит гордо!».

– Я тебя со встречи запомнил! – он так энергично замахал руками, что чуть не сбил уборщицу с метлой. – Ты же Лена, да? А я вот…

Он замолчал, вдруг осознав, что все на него смотрят. Дед Ерофей приоткрыл один глаз, будто ждал, когда Дима скажет что-то особенно глупое.

Тишину разорвал спокойный голос:

– Возьми.

Оля – кудрявая девушка, которая на встрече не сказала ни слова, – протянула Ленни леденец-подушечку.

– От укачивания. В АН-24 будет трясти.

Её руки были в тонких синих татуировках – ветки папоротника, а кудрявые волосы убраны под косынку.

Ленни взяла леденец, неожиданно тронутая этим жестом.

– Спасибо…

– Не благодари. – Оля уже снова уткнулась в книгу – на обложке мелькнуло: «Легенды народов Дальнего Востока».

Всем членам отряда выдали снаряжение: грубые резиновые сапоги, куртки на синтепоне, которые на поверку оказались тоньше, чем обещали, и потрёпанные рюкзаки с выцветшими лямками. «Зато – никаких лишних трат», – подумала Ленни. Рабочие перчатки и рации были фирменные, с логотипом компании. «Всё для вашего комфорта», – как язвительно заметил Максим, мужчина, лет сорока, с лёгкой сединой в тёмных волосах, разглядывая дыру на подкладке куртки.

Подождав ещё пару человек, группа отправилась на рейс до Охотска.

Самолёт АН-24 напоминал старую игрушку – облупившаяся краска на крыльях, мутные иллюминаторы, пропеллер, который, казалось, вот-вот отвалится.

– Ну что, никто не передумал? – Полина уже сидела в кабине, высунувшись в дверь. Её голос звучал насмешливо.

– Нет, – ответил единственный голос Димы, остальные члены команды молчали, сочтя вопрос риторическим.

Ленни молча переступила порог. Внутри пахло керосином, маслом и чем-то неприятным. Дед Ерофей уже занял место у окна и задремал, как бы уйдя в режим энергосбережения. Дима вертел головой по сторонам и фотографировал всё подряд.

Двигатель заревел, пропеллер, превратившись в прозрачный круг, резал воздух с таким треском, будто вот-вот разлетится на щепки. Ленни вжалась в сиденье, чувствуя, как вибрация проходит через кости, и впервые за долгое время ощутила настоящий страх – не офисную тревогу, а животный ужас, от которого свело живот.

– Первый раз на таком? – закричал пилот через рёв двигателя. – Не бойтесь! – Он оглянулся, отпуская штурвал. – Они почти никогда не разваливаются в воздухе!

По сравнению с большим самолётом из Санкт-Петербурга, сервис был никудышным, точнее, его совсем не было. Пассажирам были предложены только бумажные пакеты.

Самолёт не летел – он плясал в воздушных потоках. То проваливался в ямы, то бросался вверх. Ленни сжала подлокотники, вспоминая методы избавления от тошноты: «Дышать глубоко, сосредоточиться на точке перед собой», но ком всё равно предательски подкатывал к горлу.

За окном проплывали извилистые ленты рек, сверкающие на солнце, одинокие домики у проплешин вырубок – последние следы цивилизации.

Когда шасси коснулись грунтовой полосы, руки у Ленни дрожали. Но это была хорошая дрожь, как после холодного душа.

– Обеды у всех остались в желудках? – Полина стояла у выхода, загораживая свет.

По нежно-салатовому с испариной лицу Димы пробежала мученическая улыбка. Похлопав себя рукой по животу, он поднял руку с оттопыренным вверх большим пальцем.

На земле их ждал огромный вездеход на гусеницах. Водитель – сухощавый, с лицом, изрезанным морщинами, и оттопыренными ушами – курил, прислонившись к грязному борту.

– Фоткайтесь, пока можете, – бросил он, сплёвывая под колесо. – Через час ни связи, ни лайков ваших не будет.

Дима первым рванул к машине.

– Эй, давайте групповое! На фоне этого монстра!

Он поставил телефон на треногу, побежал настраивать таймер.

Группа замерла в ожидании. Финальное фото отправили в групповой чат, созданный компанией для доверенных лиц членов экспедиции, удовлетворив любопытство оставшихся на большой земле родственников.

– Поехали уже! – крикнул водитель, швыряя окурок под гусеницу. – Кто последний – тот медведю закуска!

Ленни забралась в кузов. Вездеход дёрнулся, заскрипел, выплюнул клуб чёрного дыма. Дима крикнул что-то, но слова утонули в рёве двигателя. Оля крепче вцепилась в сиденье, закрыв глаза. Дед Ерофей уже дремал, качаясь в такт ухабам. Впереди 700 км по бездорожью и долгие часы тряски.

Глава 6. Прибытие в лагерь

Часть отряда высадилась на середине пути для обустройства базового лагеря, а часть, к которой принадлежала Ленни, доехала до «конечной». Вездеход остановился на краю старой просеки, где золотистым пятном виднелись три вагончика, оставленные прошлогодней экспедицией. Ленни стояла, сжимая рюкзак, и смотрела, как Полина, расправив плечи, уверенно идёт к ближайшему вагончику.

– Ну что, дом родной! – распахнув дверь, весело сказала Полина.

Главный вагончик сохранил удивительный уют – полки, аккуратно сколоченные из кедровых досок, на которых ещё никто не разложил вещи, простенькая печка-буржуйка, застеклённое окно, на подоконнике которого стоял засохший букет полевых цветов.

Лабораторный вагончик оказался в худшем состоянии. Зимой у него ветром выбило окно, и ветер разметал небогатое убранство, оставленное прошлой группой, пожелтевшие листы с записями проб и нехитрую канцелярию.

Ещё один вагончик отвели под спальню девушек. Вагончик пах хвоей и немного сыростью, в нём стояли сколоченные в два яруса лежанки.

Ленни разбирала вещи, когда дверь скрипнула. На пороге стояла Оля, теперь её лицо освещала добрая улыбка. В свете вечернего солнца, пробивавшегося сквозь запылённое окошко, её кудрявые тёмные волосы казались рыжеватыми.

– Будем соседками, – приветливо сказала она, осторожно переступая порог в стоптанных резиновых сапогах, явно доставшихся ей от кого-то повыше ростом. В её руках дымился жестяной чайничек, распространяя аромат мёда и таёжных трав. Вагончик как-то сразу стал уютнее.

Ленни заметила, как Оля машинально коснулась пальцами деревянного косяка, прежде чем войти, – едва заметное движение, похожее на старую привычку. На её запястье болталась нитка с бусинами – странный контраст с современной походной курткой.

– Я этнограф, если верить диплому. Хотя здесь, – она кивнула в сторону тайги за окном, – моя настоящая учёба.

Её голос звучал тепло, но в интонации угадывалось что-то неуловимо знакомое Ленни – та же смесь скепсиса и тайной надежды, с которой она сама собирала рюкзак в Петербурге. Оля достала из кармана потрёпанную книгу в кожаном переплёте – «Легенды народов Дальнего Востока» – и положила её рядом с чайником, бережно разгладив загнувшийся уголок.

– Бабушка подарила, – пояснила она, заметив взгляд Ленни. – Говорила, здесь написано всё, что нужно знать о тайге. Хотелось бы проверить, – её губы дрогнули в улыбке, – где правда, а где вымысел.

Она разлила чай по кружкам, и Ленни вдруг поняла, что это не просто жест вежливости – так Оля по-своему отмечала начало их совместного пути в этой экспедиции. В её движениях читалась привычка этнографа наблюдать, запоминать, собирать истории. И, возможно, наконец-то найти ответы на вопросы, которые она так тщательно записывала на полях своей драгоценной книги.

За чаем и приведением вагончика в жилое состояние время пролетело незаметно, наступил вечер. Закат окрасил тайгу в золотые тона. Отряд собрался у костра.

Дед Ерофей раздувал угли, огонь рисовал на его лице глубокие тени.

Ему было лет пятьдесят с лишним, но выглядел он старше, грубоватые черты лица, усы, прикрывающие полуусмешку, да неторопливая, почти медвежья походка создавали впечатление человека, рождённого лесом. Родители назвали его Ерофеем в честь места, где он родился. Ерофей Павлович – необычное название посёлка, затерянного в глухомани Амурской области. Он возник много лет назад, когда прокладывали железную дорогу, и своё имя получил в честь знаменитого землепроходца – Ерофея Павловича Хабарова, чьи шаги когда-то первыми оставили след на этих землях.

Дед Ерофей был профессионалом высшей пробы. Тайгу читал как книгу. По следу зверя, по запаху воздуха после дождя, по тому, как ветер гнул верхушки деревьев, он мог сказать, что ждать от завтрашнего дня. Приборы он не презирал, но доверял им меньше, чем собственному глазу. «Компас хорош, – говорил он, – но если берёза растёт криво – знай, тут болото».

Сбежал он в лес в четырнадцать лет – просто собрал мешок, свистнул собаку и ушёл. Родители-железнодорожники, мечтающие, чтобы сын тоже работал на железной дороге, сначала ругались, потом смирились. Потом были годы работы лесником, долгие зимовки, потом работа проводником для геологов. Одну зиму он пережил едва ли не чудом, о чём говорил коротко: «Тайга меня тогда пожалела».

Люди возвращались из тайги другими, кто-то – с травмами, кто-то – с наградами. Ерофей оставался неизменным. Он не искал золота, не фотографировал закаты. Он просто был частью этой земли, её голосом, её памятью. И если бы тайга могла говорить, она заговорила бы его голосом – глухим, немного хрипловатым, который хочется слушать.

– В начале века шёл по этим местам один человек, – начал он, и голос его звучал как шорох опавшей хвои. – Не старатель, не геолог, а так… мечтатель с компасом. Шёл он с проводником, – продолжал дед, бросая в костёр ветку кедрача, – пешком, на конях, а где и на плотах из плавника. И видел то, что учёные мужи в столицах назвали бы бредом: кварцевые жилы, что как молочные реки текли по чёрным сланцам. Зима была близко, пришлось вернуться.

Оля вдруг вскинула голову – её книга «Легенды народов Дальнего Востока» лежала раскрытой на странице с рисунком «Золотых духов гор».

– Весной взял снова проводника и отправился на поиски. Нашли две жилы – белые, как кости мамонта. Оборудования не было, промыли вручную – и золото! Мельче пыли, но тот искатель аж затрясся: «Здесь кладбище драконов, их золото в жилах!»

Дима засмеялся, но тут же замолчал – дед посмотрел на него тусклыми глазами, в которых отражалось пламя.

– А потом война началась. Проводник ушёл, а искатель, – дед провёл ладонью по горлу, – остался. Говорил: «Либо найду золото, либо умру». Так и вышло. Осенью нашли его в шурфе. Лежит, присыпанный первым снегом, а в руке – мешочек с золотом. Ни следов борьбы, ни ран… будто уснул. – Дед бросил в огонь горсть хвои. – А на том месте потом прииск открыли.

Ветер играл ветвями, и чудилось, что они кивают в такт рассказа, где-то в чаще трещали сучья – может, ветер, а может…

– Медведь? – Дима нервно обернулся.

– Тетерев, – буркнул дед Ерофей, не поднимая головы от костра.

Ленни потянулась за термосом, и вдруг её кольнуло под ребром – точно так же кололо в детстве, когда она забывала позвонить отцу.

Где-то за тысячи километров, в петербургской квартире Ленни, Вован аккуратно поливал орхидею на подоконнике. Телефон пискнул, сообщение от офиса экспедиции в Петербурге: «Добрый вечер! Леночка прибыла на участок. Добирались на вездеходах».

Он провёл пальцем по экрану, оставив мокрый след от цветочной воды: «Добрый вечер! Спасибо».

Поставив лейку, он долго смотрел на плюшевого медвежонка, сидящего в углу дивана. Теперь этот медвежонок покрывался пылью, а настоящие медведи, возможно, ходили вокруг лагеря.

«Хоть бы не встретились», – пробормотал он и пошёл заваривать чай, который всё равно будет пить один.

Вернувшись в вагончик, Ленни забралась в свой спальник, водоворот мыслей о первых искателях золота затянул в сладкую дрёму, а затем и в безмятежный сон.

Среди ночи Ленни увидела, как вагончик наполнился мягким зеленоватым светом, будто сквозь стены просачивалось северное сияние. По полу стелился лёгкий туман. В нём медленно прорастали тонкие корешки, переплетаясь в причудливые узоры. На её рюкзаке расцвели три маленьких лишайника, мерцающих как фосфор. У окна, где днём стоял термос, теперь рос молодой кедр – не выше колена, но уже с крепкими иголками. Его кора переливалась медным оттенком. Она хотела рассмотреть её поближе, но мираж развеялся.

Ленни проснулась с дрожью в пальцах. Зелёный свет, кедр у окна, корешки на полу – всё исчезло. Но запах хвои ещё витал в воздухе, будто тайга ненадолго заглянула в вагончик и теперь не спешила уходить. Она потянулась к термосу – он стоял на своём месте, но крышка была чуть влажной, словно от росы.

Глава 7. Первые тропы

Лагерь раскинулся среди вековых кедров, будто затерянный мир, отрезанный от цивилизации. Три обшарпанных вагончика стояли полукругом, а между ними ютились походные палатки на три и пять человек – наспех поставленные вчера, но уже обжитые. В каждом вагончике и палатках – печки-буржуйки, собранные из ржавого железа, которые чадили ночью, отгоняя сырость.

Особой гордостью лагеря была баня – обычная палатка с железной печкой-каменкой, где после долгого дня в тайге можно было смыть с себя усталость вместе с грязью. Место для кухни организовали под навесом: костровище с подвешенным котлом, ящики с консервами и вечно дымящийся чайник. Удивительно, но в двух вагончиках было электричество – от старого генератора, – и по вечерам тусклые лампочки отбрасывали на стены дрожащие тени. Через пару дней эти вагончики, пахнущие смолой и железом, стали казаться почти родными.

Утро началось с криков кедровки, громких и резких, часто повторяющихся, похожих на дребезжащее карканье звуков. Ленни открыла глаза – в вагончике было холодно, дыхание висело в воздухе белёсым облачком. За окном тайга куталась в предрассветный туман.

– Подъём! Через полчаса сбор у костра! – Полина стукнула кулаком по двери и шагнула дальше, хрустя гравием.

Ленни потянулась к рюкзаку. Вчера, при свете фонарика, она разложила снаряжение по карманам: компас, карта в гермопакете, образцы пакетов для проб, нож. Теперь всё это казалось чужим.

– Ты с нами? – Оля, уже одетая, протянула ей дымящуюся кружку. – Пей быстрее или бери с собой.

У костра уже собрался почти весь отряд. Полина стояла чуть в стороне, слишком худая в своей походной куртке с выгоревшими на солнце плечами. Её русые волосы, завязанные в пучок, торчали в разные стороны, как у воробья после дождя, под глазами пролегли тени от недосыпа. Когда она подняла руку с блокнотом, Ленни заметила тонкие шрамы на пальцах – отметины от острых камней и неаккуратных ударов молотком.

После того как Ленни умостилась на удобное бревно, Полина начала разнарядку. Её голос звучал чётко, без лишних слов, но без привычной начальственной строгости – скорее как у старшей сестры, объясняющей правила игры:

– Оля и Дима – работают в лагере…

Она говорила, время от времени покусывая карандаш, и Ленни вдруг поймала себя на мысли, что Полина совсем не похожа на её бывшую начальницу Ольгу Викторовну. Та всегда напоминала отполированный офисный стол – ровный, холодный, без единой царапины. Полина же была как её потрёпанный блокнот – чуть помятая, с потёртыми уголками, но от этого только интереснее. Особенно когда в её карих глазах вспыхивали искорки азарта при словах «перспективный участок».