Инквизиция: Дева и приор бесплатное чтение

Инквизиция:

Дева и приор.

От автора:

Прежде чем перейти к основному материалу, считаю необходимым разобрать несколько устойчивых заблуждений об Инквизиции, которые искажают её исторический образ.

Миф первый: Инквизиция занималась исключительно охотой на ведьм.

Распространено мнение, будто главной задачей Инквизиции было преследование колдовства, а её символом стала книга «Молот ведьм». Однако это грубое упрощение.

Во-первых, «Молот ведьм» (1487) часто воспринимают как «руководство по пыткам» или женоненавистнический манифест, хотя на деле это был скорее юридический трактат – инструкция для инквизиторов, регламентирующая процедуру следствия. Основным методом дознания являлся допрос, в ходе которого инквизитор выявлял противоречия в показаниях подозреваемого. Часто применялись теологические диспуты, где опытные богословы уличали еретиков в ошибках.

Во-вторых, вопреки расхожим представлениям, процессы против ведьм составляли ничтожную часть деятельности Инквизиции. В то время как в XVI–XVII веках светские суды отправляли на костёр тысячи обвинённых в колдовстве, церковные трибуналы избегали таких дел – отчасти из-за строгих требований к доказательствам.

Миф второй: миллионы сожжённых и пытки как норма.

Популярный образ Инквизиции – кровавая машина, без разбора уничтожавшая «еретиков». Однако:

– Пытки применялись лишь в ~2% случаев (по сохранившимся документам), и даже тогда их использование жёстко регламентировалось.

– Большинство дел заканчивались покаянием или отлучением, а не казнью.

Конечно, это не означает, что репрессий не было. Но масштабы «сильно преувеличены» позднейшей пропагандой, особенно в эпоху Просвещения, когда критика христианства стала интеллектуальной модой.

Я не отрицаю отдельных мрачных эпизодов, таких как:

– «Процесс Галилея» (1633), где учёного заставили отречься от гелиоцентризма;

– «Казнь Джордано Бруно» (1600), который был осуждён не за науку, но за еретические теологические взгляды.

Эти события – часть нашей коллективной памяти, и помнить о них необходимо, чтобы не повторять ошибок прошлого. Однако история требует точности: Инквизиция была сложным институтом, а не карикатурным «сборищем фанатиков».

Важно! Данная серия историй «Инквизиция» разворачивается сразу после событий романа «Восхождение в бездну», поэтому в ней не исключена огласка на предысторию.

Интермеццо. Осень. Твердыня Адма.

Все Твердыни «павшей империи» выполнены по одному шаблону. Центральная башня – Донжон, сложена слоями этажей. Верхний – занимает Приёмный зал, где сейчас за закрытыми дверями на аудиенцию к апостольскому нунцию Мастема напросился инквизитор Саммаэль.

Он пришёл не один, с ним Конрад Мракобес. По хмурому выражению лица второго, видно, что его не отпускает глубокое чувство обиды за недооценённые труды по организации и проведению Монфокон намедни. Он стоит возле Саммаэля как его молчаливая тень – невольник собственных истязаний.

– Позвольте, Отче? – начал Саммаэль, но в разрешении он не нуждается, такт единственное что требуется соблюдать в данных стенах зала.

– С чего бы и не позволить, позволяю, – широко оскалился нунций, пытаясь не смотреть на прислужника с кувшином. Таким образом он торопится освободить свой кубок от алтарного вина, дабы этот босоногий мальчик наполнил его вновь. – Что у тебя Саммуэль?

– Почему она?

– Почему она что? – нунций наконец-то оторвался от наблюдений за наличием алтарного вина в кубке и его взгляд удосужил своим вниманием обоих инквизиторов. – Если ты пытаешься вступиться за инквизитора Десу, то рискуешь пасть в немилость мою…

– Но Ваше преподобие… – попытался настоять Саммаэль, но тут же был наглым образом оборван в своём обращении.

– Слишком много сомнений у тебя, Саммуэль, – нунций взмахнул кубком, выплеснув остатки вина. Это заметил прислужник и босыми ногами поторопился к каменному трону. Всем видом показывая, что знает, как это попасть в немилость и изо всех сил старается впредь не совершать ошибок. – Хочу напомнить, ты сам предложил отправиться на марш в очаг истины, да бы познать мотивы Люцифера.

– Каюсь, повинен в этом, но замысел был не по одиночке разбрасываться инквизиторами, – в твёрдости слов Саммаэля нет даже ноты сомнений. Он как никогда решительно настроен получить ответ от нунция Мастемы.

– Остынь, Саммуэль, – пригубил обновлённое вино в кубке. – Она никогда не будет одна, с ней верный приор и орден «Тамплиеров», как псы за сучкой во время течки, хоть на край земли…

– Не мне поправлять Ваше преподобие, – голос Саммаэля стал твёрже обычного. Он направленно остановил оскорбительные речи нунция Мастемы. – Речь идёт об инквизиторе, моей сестре, – неожиданно даже для себя, Мастема по истине услышал голос Саммаэля и то с чем он пришёл к нему.

– Именно, – усмехнулся в ответ тот и в очередной раз решил смягчить углы надвигающейся дискуссии. – Между нами, Саммуэль, мне не по душе сама идея, что дева стала инквизитором. Да вам всем должно быть обидно, что вровень мужу стала дева, – громко отхлебнул из кубка. – Быть равным инквизитору – это одновременно быть чем-то большим чем просто человек, не говоря уже про женщину… – за своим нарциссизмом, нунций не замечает простых истин, которые требуются в общении и упускает самое главное, а именно – очередное предупреждение от инквизитора. – Женщина в образе своём порочна. Её узкая талия, крепкие бёдра и пышная грудь, всё её тело просто кричит дабы стать матерью, – он вновь вытянул кубок перед собой, будто хочет сказать тост. – Взгляни на себя Саммуэль, вся твоя защита ни что иное как проявление слабости, – после этих слов нунций встал с каменного трона, но сделать шаг с пьедестала не решился. Он понимает, что лучшая защита – это нападение. Но всё же вести переговоры с возвышенности лучше, чем спуститься и быть поражённым в неравном бою. – Уясни, инквизитор, красота слепит смотрящего – сплетает перед его глазами завесу благодати или великолепия, соблазняет сердце обещаниями надежды. Первое из сих упоений суть погибель, второе – ложь, и оба они сотворены ересью, дабы опутать душу праведника усладительными тенетами (сетями), пока мир вокруг него беспрепятственно гниёт, пылает и кровоточит, – на этой эмоциональной ноте, он добавил трагичности показательно швырнул кубок в сторону. – Тот, кто лелеет красоту, заигрывает с разложением, но те, кто создают, распространяют и воплощают собой её обманы, причисляются к опаснейшим еретикам, – он замер в образе мудрого лидера в затихающем звоне кубка после падения на каменный пол. Звон постепенно угасает и переходит в тонкий писк.

– Она есть инквизитор и этот марш в одиночку не пройти никому из нас, – нунций уже успел поверить в свой триумф, но слова инквизитора прозвучали так же твёрдо, как и в начале разговора ни на окта́ву не ослабив хватку.

– Да, она есть инквизитор и это её испытание. Пусть докажет, что равна мужу иначе, в чём её великий замысел как не в продолжении рода человеческого – стать матерью.

– Разве долг крестового похода не состоит в том, чтобы вобрать все разрозненные осколки человечества, даже его самые заблудшие души, а не наоборот?

– А разве камерарий не достаточно чётко выразился, что хочет, чтобы Его самый преданный легион привёл этих заблудших детей к просвещению? – нунций улыбнулся и вновь сел на каменный трон, однобоко считая себя триумфатором в этой перепалке. Но с высока своего тщеславия, он даже не подозревает, что их конфликт уже практически достиг апоге́я (максимума). – Разве ты не хочешь возглавить тот самый легион, под чьей эгидой свершится праведное деяние? – широко оскалился нунций и тёмные тени пали на его глаза, ошибочно принимая свою правоту за прозрение неизбежного будущего. – Но извини, для этого тебе придётся замараться кровью и не только кровью еретиков…

– Я в первую очередь посланник церкви, а уж потом неотъемлемая часть оружия веры. Но чтобы стать Светом в грядущей тьме, я обязан облечься грехом и мой грех – справедливость.

– На том и остановимся, инквизиторы, – не скрывая своей улыбки, нунций хлопнул в ладоши, давая понять, что аудиенция закончена. Но стоило только инквизиторам покорно откла́няться, как нунций швырнул в спину слова, как подачку нищим. – Да, кстати, Конрад, отдельное спасибо за Монфокон…

– Благодарю, Отче, – поклонился инквизитор в ответ, и не скрывая радости, неожиданно для себя почувствовал слабое тепло в районе сердца. Как касание Создателя к душе, тепло благословения одарило его внутренним светом, в котором он нуждался сейчас больше всего.

– Но, всё же, ты мог и постараться… – высокомерно закончил Мастема, потушив всё то тепло, что возродило надежду в сердце инквизитора.

Открыто ненавидя его всем сердцем, Конрад ничего не ответил, он молча покинул Приёмный зал Твердыни Адма в след Саммаэлю. Уходя, он продолжал слышать эхо захлёбывающегося смеха самовлюблённого апостольского нунция Мастема.

Действие 1. Деса.

Твердыня Адма. Осень.

В новых владениях Инквизиции так резко всё поменялось. Декаду дней тому назад на каменном троне Твердыни Адма диктовал свои порывы апостольский нунций Мастема, теперь же на нём восседает инквизитор Саммаэль. Хмурый как самый тёмный день «павшей империи». Его лицо заметно изменилось с появлением в центре Приёмного зала гроба с телом инквизитора Конрада Мракобеса. Глубокие морщины поразили ему лицо, он навсегда забыл, как это улыбаться, а если даже и делает это, то глаза оставались беспристрастны.

– Ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты, – разлетелся холодный голос Саммаэля с пьедестала каменного трона, когда увидел точёный силуэт девы—инквизитора на входе в Приёмный зал. – Деса, ты – будущее Инквизиции…

– Позволь узнать, к чему такая важность в сей траурный час? – она осекла его вступительную речь и как никогда изящно вошла в Приёмный зал. Дочь аристократа, что пошла против традиций своего Дома, но по воле своих амбиций остриглась в монахиню. Та чьё влияние прорастает корнями в вере, как и её собственная Слава, о которой шепчутся все посвящённые.

– Может ещё не так явно видно, но мы оказались в преддверии великих свершений, сестра. Ты и я, большую часть своей жизни мы провели в борьбе за веру, а остаток нам суждено провести в сражениях за её целостность.

– Ты позвал меня, чтобы напомнить об этом?

– Ты не изменяешь себе, всё так же проницательна. Задаёшь вопрос, хотя уже знаешь ответ, – Саммаэль взволнованно встал, как только она приблизилась к пьедесталу с гробом тела Конрада. С её появлением Приёмный зал наполнился цветочным ароматом, но Саммаэль его не ощущает. Он по привычке попробовал воздух на вкус и почувствовав сладость на кончике языка и улыбнулся. – Ты находишься здесь потому, что тебя призвали, потому, что вся твоя жизнь вела тебя сюда.

– Допустим, на то воля Создателя, но почему я через тебя узнаю об этом?

– Потому что именем апостольского нунция Мастема, на меня возложил сие полномочие и нет повода сомневаться в моих словах…

– Так и есть, брат, – она остановилась возле гроба и намекая на что-то косвенное, её взгляд застыл на бледном лице мертвеца. – Ты никогда не давал причин к сомнениям. Всегда такой уверенный, всегда такой сдержанный, даже в гневе непоколебим. Но верность в эпоху ереси сложно измерить. Нельзя посмотреть в лицо союзнику и понять друг он или враг. А в череде минувших событий, свершения о которых я слышу от тебя сводятся к одному лишь «очищению».

– Лишь потому, что мечты о мире тщетны, сестра, – Саммаэль продолжает стоять и терпеливо ждать, когда она дойдёт до него. – Еретики жаждут огня отпущения, и мы те, кому предстоит начать «очищение».

– Аминь, брат, – Деса вновь посмотрела на Саммаэля, что так жадно ищет её внимания.

– Поверь мне, они не будут бояться и добровольно пойдут на огонь, потому что знают, что мы очистим их души. Ибо всё это замысел Создателя и только нам суждено творить праведные деяния.

– А какова роль в сием замысле у меня? – лёгкая улыбка в уголках её губ, намекнула на глубину важности этого вопроса и ответ не заставил себя ждать.

– Это правильный вопрос, – наконец-то Саммаэль осмелился сойти с пьедестала и стать ближе к ней. Каждый последующий шаг даётся ему труднее, так как он понимает куда отправляет её. – Тебе, сестра, дарована роль пройти тропой восстания Люцифера и дойти до очага истины – города Шеол. Первой из нас постичь истинные мотивы и на себе ощутить всю их мощь, – он подошёл к гробу и смиренно положил свои руки на его бортик. – Я завидую тебе и прискорбно жалею, что меня не будет с тобой в момент кульминации твоего торжества прозрения… – Деса оборвала его усмешкой, что так небрежно отобразилась на её прекрасных устах.

– Мне будет достаточно, если ты просто скажешь, что сожалеешь, а не вот это всё…

– Деса, – он сделал паузу на тяжёлый вздох и посмотрел ей прямо в глаза. – Я сожалею…

– Нунций сам выдвинул меня на этот марш?

– Только в его власти решать судьбы наши, таков наказ нунция Мастема, – как любой другой половозрелый мужчина его лет, Саммаэль скрывает свои низменные желания продолжая смотреть в глаза Десы. Он тайно вожделеет её и в этом грешен. – Ты же знаешь?

– Значит дела куда хуже, чем может показаться на первый взгляд…

– Сестра, наступит день, когда Крестовый Поход назовут другим именем, но он никогда не закончится.

– Как Томас отнёсся к утрате кровного брата? – словно перестав его слушать, Деса дотронулась до руки покойного Конрада. Ощутив смертельный холод брата. Она вздрогнула, но не отдёрнула руку. Её высокоразвитая эмпатия – дар и проклятье одновременно.

– Как никогда ревностно, – Саммаэль с пониманием наблюдает за состраданием Десы, которое она испытывает, чувствуя предсмертную боль Конрада. Из её закрытых глаз выпали слёзы. Её дар, как проклятие ложится на душу тяжким грузом, оставляя неизгладимый отпечаток. – Он даже не остался на панихи́ду, ушёл на свой марш…

– На него это похоже, – она открыла глаза и отпустила руку. – Мне будет не хватать братьев.

– Нам всем будет не хватать… – Саммаэль опустил взгляд. Он понимает, что остаётся один на один со своим грядущим врагом. Так же, как и Томас в своём походе к могильнику Пондемониума и Деса, что сейчас покинет чертоги твердыни Адма и уйдёт на северо-запад к городу Шеол. – Уверяю тебя, Деса, совсем скоро наступит день, когда они все ужаснуться, глядя на нас с высока своих престолов, когда мы будем поднимаемся к ним с самых низов. В тот день мы высвободим весь заключённый в нас потенциал…

– Брат, – короткой фразой остановила его, – Мы не выносим приговоры и не определяем наказание; мы всего лишь беспристрастные орудия праведности и наш Крестовый поход уходит дальше…

– Аминь, сестра, – он поклонился ей, понимая, что она сейчас уйдёт. – Ступай с миром…

Надежда. Село Жуска.

Молва о том, что Инквизиция явила себя в земли «павшей империи» словно тень. Она идёт впереди или позади марша в зависимости от того, движется ли он навстречу Свету или идёт от него широкими шагами.

Первый день в пути и сразу бросается в глаза то, что пригород Твердыни Адма резко меняет обстановку. Люди. Селяне отличаются от горожан как свинец и олово. В глазах селян чётко отпечатана надежда. Надежда на жизнь, которую теперь приходится строить им самим. Но в их обоюдном стремлении жить прослеживается и страх, страх того что «Великое Зло» вернётся. Именно такие взгляды встречает марш девы-инквизитора Десы в ближайшем селе под названием Жуска.

Село считается крупным со свежеподнятой оборонительной изгородью, оно объединяет в себе тринадцать деревянных домов, включая часовню на центральной площади.

– Мир всем! – высоко подняв над головой штандарт Инквизиции, дева-инквизитор возглавляет марш верхом на племенном жеребце. Её голос осыпал встречающих, но ответа не последовало. Она в белом плаще, что спадает с плеч нежно обнимая точёный стан – являя собой символ чистоты. В ножнах под левой рукой – рапи́ра, с длинным изящным клинком в метр и эфесом для одной руки со сложной гардой. – Мир вам, люди! – повторилась она, до последнего не понимая настрой встречающих. Селяне хмуро молчат. Они выстроились по обеим сторонам колоны Инквизиции, всем своим видом показывая, что сами не понимают, как реагировать на марш. – Почему они не выказывают мне почтение?

– Проявите терпение, инквизитор, – сровнялся с ней капеллан Вассаго. Он идёт пешком и босые ноги знают долгий путь. Крепкие пальцы руки, сжимают длинное древко походного колокола, что при ходьбе, содрогаясь, бьёт в набат. Голову венчает гуменцо́ (выбритая часть головы), что блестит не хуже полированной обуви придворных вельмож. – Они видели ужас до селя не сравнимый с любым проявлением жестокости. Память о первородном грехе ещё болезненна—свежа в их умах и сердцах.

– На долго ли это всё? – снизив свой тон речи, дева-инквизитор так же замедлила ход, даже несмотря на то, что миряне никак не препятствуют ей.

– На столько, как долго живёт предательство в сердцах лжецов, – капеллан посмотрел на деву-инквизитора, что свысока седла даже голову не поворачивает в его сторону. – У них забрали то единственное ради чего стоило жить – «надежду». Вот она возродилась малой искрой и её ещё с трудом можно называть полным словом – «надежда».

– Что мне не нравится в Вас капеллан Вассаго, – Деса наконец-то посмотрела на него, но даже лицом не повела, только взглядом отметила своё внимание, как пощёчину отвесила. В её жесте скопилось не больше уважения, чем высокомерия. – Ваше извечное умиротворение.

– В том и суть покаяния, – он по-доброму улыбается и глаза отображают искренность милосердия.

– Да, но мы живём в эпоху ереси, – Деса говорит тихо, только для него, но и в такой тихой речи слышится нарастающее недовольство тому, как единица ордена смеет перечить инквизитору. – Любое покаяние – это как низкий поклон еретику. А так нельзя…

– Во всепрощении – основа истинной веры… – усмехнулся в ответ капеллан и не сбавляя темп, идёт вровень с её конём.

– Да, но не сейчас, – сквозь зубы осекла его Деса. – Я жажду увидеть, когда наступит момент, который заставит Вас бросить типико́н (священная книга) и взять в руки оружие, – она отвела штандарт Инквизиции в сторону и её взгляд встретился с умиротворением капеллана. – Именно в этот момент, я посмотрю Вам в глаза, в которых будет виден ясный отблеск своевременного всепрощения и Вы тогда скажете – Создатель помилуй…

– Аминь, инквизитор Деса, – вздрогнул капеллан и опустил виновный взгляд себе под ноги. – Надеюсь этот момент не настанет, ибо тогда, над всеми нами померкнут небеса…

Марш вошёл в село и пройдя несколько домов занял центральную площадь.

Дева—инквизитор, так и не услышав приветственных слов, спешилась у часовни. Жестом руки она обозначила место капеллана – впредь держаться поодаль от неё, дабы не провоцировать саботаж в ордене.

Пол сотни преданных Тамплиеров выстроились за её спиной. Их символ – красный крест на белых одеждах обезличивает каждого, но создаёт образ в целом. Мечи – основное оружие рыцаря, убраны в ножны, щиты закинуты за спину, их лица скрывают забрала глухих шлемов. Кольчуги двойного плетения защищают тела под латными доспехами, а непреклонная вера – душу.

Тамплиеры – так же известные как орден «бедных рыцарей» с символикой двух всадников на одном коне. Этот орден корнями своего происхождения уходит в нищету и бедность, но несмотря на это, с самого начала его основания, Тамплиеры внушают страх врагам и благоговение тем, кого защищают. Упрямые и беспощадные в бою, бдительные и ревностные в исполнении долга, Тамплиеры относятся к числу самых преданных слуг Инквизиции, тем и славны.

– Я буду разговаривать со старостой, – обозначила свою позицию дева-инквизитор и ткнула штандарт Инквизиции рядом с собой.

Полсотни Тамплиеров за её спиной, как свора цепных псов, готовы лишь по щелчку её изящных пальцев вскинуть свои мечи и обрушить смерть на село Жуска, что так холодно встречает марш Инквизиции.

– Зачем Вы пришли? – напуганная толпа зашевелилась и из неё вышел крепкий мужик с густой бородой. Борода закрывает нижнюю часть лица, оставляя в зоне видимости нос, нижнюю губу и блестящие глаза под густыми бровями и этого достаточно, чтобы понять – он ответ держать будет.

– А зачем восходит солнце? – усмехнулась Деса будто невзначай, но и в этой еле уловимой эмоции было больше гнева, чем во всей злобе мира. – Так и Инквизиция явит себя миру, погрязшему во тьму, и я не скрою, в этом мире Вы – одиноки и забыты.

– Откуда тебе это знать, женщина? – он вроде и дерзит, но взгляд свой не поднимает с ног. Знает, что топчется на гране дозволенного.

– Назовись? – Деса ощутила рядом с собой мощный порыв мужской силы. Диего – верный приор вышел из ряда Тамплиеров и под забралом его шлема она услышала, как он рычит.

– Я, Таммуз (Думузи) – староста, – он гордо произнёс это, в тоже время не смея поднять взгляд.

– Так вот староста Таммуз (Думузи), – Деса слегка улыбнулась, понимая, что от смерти собеседника отделяет лишь её терпение, которого у приора нет, да оно ему и незачем. – Я здесь посланник церкви, я есть инквизитор, – она отпустила штандарт Инквизиции, и приор подхватил его крепкой рукой. – Я здесь чтобы собрать воедино всех заблудших сынов Создателя и привести к Свету. Но чтобы стать этим Светом в вашей тьме, мне придётся облечь себя грехом и моим грехом будет – справедливость к каждому из Вас, – она пошла к нему, властно перечёркивая каждый последующий шаг. – А на что готовы Вы, чтобы Создатель вновь обратил свой светлый лик к Вам?

– Нас столько раз предавали, – староста склонился перед ней и стал ниже. Он очень постарался ведь ростом его не обделили предки. – Нет счёта лжецам и узурпаторам, мы здесь одни сами у себя…

– Предательство – дитя множества родителей: силы, ненависти, жажды возмездия, стыда, вины, горечи, озлобленности и жестокости, – с каждым произнесённым словом Деса подходит ближе, пока наконец не встала перед ним. – Все перечисленные факторы сыграли свою роль в падении Вашей Империи, но к этому списку следует добавить ещё несколько таких как гордыня и слепота, – Деса обошла его вокруг и уже обращаясь к селянам, взмахом руки, потребовала внимания. – Мне не трудно напомнить Вам, что Ваших защитников не осталось – Вы одни. Да, Вы славно потрудились, укрепив свой дом и спрятавшись за оборонительной изгородью. Но хочу спросить Вас всех и каждого в отдельности – надолго ли Вас самих хватит?

– Мы чудом выжили, хвала Создателю, – ответил староста и стал ещё ниже, под её давлением. – Но что Вы ещё требуете от нас?

– Достаточно Вашей веры, непреклонной веры, – с высока оглянулась она на склонившегося старосту.

– Мы верили в Него. Никто не верил в Него сильнее нас. Никто не прилагал больших усилий, чем мы.

– Вам придётся постараться ещё раз, и возможно, в последний раз, – дева-инквизитор, завершив круг почёта, вновь встала перед ним. – Но прежде чем начнутся неизбежные допросы, волей своей, я совершу для Вас одно чудо, – торжественно вскинув руки, приветствуя своё признание. – Просите! – староста поднял взгляд и их глаза встретились. Один молит о помощи, вторая купается в своём величии.

– В лесной чаще рыщет Ужас, его вой слышно в ночи, – голос старосты задрожал как никогда. Такие как он не привыкли просить, такие как он делают всё своими руками. – Избавь нас от него и в верности мы склоним головы перед тобой дева-инквизитор.

– Рассвет Вы встретите с улыбками на своих лицах, и в знак покаяния, я Вас крещу заново…

Первый Изувер. Село Жуска.

Вечер стремительно накрыл село Жуска и селяне запирают ставни на окнах. Грядущая ночь не обещает ничего благополучного, как и дева-инквизитор, что возглавляет рейд в чаще леса.

Рассредоточенной шеренгой, в поле зрения друг друга, Тамплиеры прочёсывают лес. Факела в их руках больше коптят чернеющие кроны деревьев, чем просвечивают чащу.

Ещё за долго до того, как взгляд первого Тамплиера смог определить присутствия Ужаса, слух собак уловил завывание, которое человек мог с лёгкостью спутать с ветром. Затягивая удавки на своих шеях до хриплого лая, собаки натянули поводки. Погонщик, еле сдерживает их порыв, сжимая в руках вожжи до хруста. Их острый нюх почуял резкий запах, и они уже не могут совладать с собой, для них охота уже началась.

Вой усиливается и заметно приближается, обозначая что вектор движения выбран правильно. Его уже слышат Тамплиеры в своих балаклавах под глухими шлемами, а это значит, что настало время спускать собак.

Дева-инквизитор, подала знак приору, и он вышел вперёд. Этим жестом она передала координацию грядущей охоты в его руки, в руки верного приора Диего. Он как никто ждал этого и нескромная ухмылка на его лице подчеркнула это.

– Спустить собак! – озвучил он общее желание; и десяток гончих тут же сорвались с места. Скрывшись в чаще леса, они оставили после себя неугасающий лай, но и он совсем скоро обернулся скулящим воем. – Братья? – Диего вышел из шеренги, отцентровывая направление, и возглавляя охоту. – Враг обнаружил себя и совсем скоро предстанет перед нами. Так не заставим себя долго ждать. Мечи из ножен! – он первый вырвал меч из узких ножен, что сдерживали холодную сталь клинка, и устремил его остриё по направлению. Следом за ним, стальной листопад осыпал шквал взмахов блестящих клинков ордена Тамплиеров, что подтвердили свою готовность к бою. – За мной! – объединяясь в единый конус, Диего направил рейд за собой на остаточный лай гончих.

Запах усиливается, чем глубже в лес, тем ярче он становится. Его уже не спутать ни с чем иным, как только с гарью. Эту вонь источает существо, что будто выбралось из глубинных кошмаров праведника.

Ещё не осязаемый из-за деревьев, Ужас разорвал очередную собаку и замер, предвкушая появления Тамплиеров. Просачиваясь как бледные тени в своих белых плащах с ярко красными крестами, перед ними он пристал более чем реальным твореньем святотатства. Его чёрные глаза бликуют отражением огня факелов, но продолжают оставаться чёрными. Кожа цвета остывшего пепла, витые рога и костные наросты, что шипами поросли по его жилистому телу. По когтистым пальцам стекает свежая кровь и клочки шерсти оставшиеся от разодранной собаки небрежно зацепились за всё те же крючковатые костяные наросты.