Пиратский Кодекс: правила для того, чтобы их нарушать бесплатное чтение

Проблема с попугаем

Капитан Барнакл «Билли-Боб» Блисс стоял на капитанском мостике своего корабля «Морская Свинья» и чувствовал себя ужасно непиратски. Ветер был попутный, волны ласково лизали борта, а на горизонте не было ни единого вражеского паруса. Одним словом, скучища.

«Эх, – вздохнул Билли-Боб, с тоской глядя на свою деревянную ногу, которая сегодня с утра натерла ему культю. – Не хватает чего-то… пиратского. Настоящего!»

И тут его осенило. Он хлопнул себя по лбу так, что с его широкополой шляпы свалился засохший морской ёж.

«Попугай! – провозгласил он, обращаясь к экипажу, который в это время мирно играл в кости. – Всем настоящим пиратам положен говорящий попугай! Он будет сидеть у меня на плече и говорить… э-э-э… «Пиастры!» Да!»

Экипаж встретил эту идею с энтузиазмом. Любое событие, нарушавшее монотонность плавания, было желанным.

Боцман «Глот Воды Вилли», чьи седые бакенбарды напоминали заросшее водорослями днище корабля, хмыкнул:

«Капитан, а он точно говорить будет? А то мы в прошлый раз вам обезьянку ловили, так она вместо того, чтобы золото искать, по такелажу скакала и в трюм бананы швыряла».

«На этот раз всё будет иначе! – уверенно заявил Билли-Боб. – Ищите самую яркую, самую наглую птицу! Чтобы дух пиратский из неё так и прет!»

Через три дня поисков на ближайшем тропическом острове юнга, прозванный Вжик за умение проворно лазить по мачтам, принес огромную железную клету, накрытую тряпкой. Из клетки доносилось злобное шипение.

«Ну, показывайте!» – с нетерпением скомандовал капитан.

Вжик сдернул тряпку. В клетке, на жердочке, сидел огромный красно-синий попугай. Он был не просто ярким, он был вызывающим. Он смерил капитана взглядом, полным такого немого презрения, что у того даже деревянная нога зачесалась.

«Поприветствуй капитана, птичка!» – просипел Вжик, тыча в клетку палкой.

Попугай медленно повернул голову, скрипуче щёлкнул клювом и изрёк своим первым словом:

«Дурак».

Экипаж замер в шоке. Капитан Блисс покраснел от обиды.

«Ну, это он, наверное, тебя, – неуверенно сказал он Вжику. – Выпускай его. Иди ко мне, красавец!»

Попугая выпустили. Он, не спеша, облетел палубу, презрительно осмотрел играющих в кости пиратов, пренебрежительно ковырнул клювом потрёпанный штурвал и, наконец, уселся на плечо к капитану. Не на то, которое ближе к лицу, а на дальнее, демонстративно повернувшись к Билли-Бобу спиной.

«Ну, скажи что-нибудь пиратское! – умоляюще прошептал капитан. – Ну, хоть «Пиастры!»

Попугай, которого экипаж уже мысленно окрестил Капитаном Джеком, повернул голову на 180 градусов и ясно и чётко произнес:

«Ваш курс ведёт нас на мель. Если, конечно, эта деревяшка, которую вы называете кораблём, вообще способна куда-то вести. Кроме как на дно».

Наступила мёртвая тишина. Даже Глот Воды Вилли выронил свою трубку.

«Это… Это же гениально! – внезапно просияв, воскликнул Билли-Боб. – Он же стратег! Настоящий морской волк в перьях!»

С этого дня жизнь на «Морской Свинье» изменилась. Капитан Джек не просто критиковал. Он руководил. Он комментировал паруса («Поднимите фок-марсель! Нет, не этот, вы, мешок с костями!»), давал советы по наведению чистоты («Вытрите палубу! На ней можно рисовать гравюры, а вы по ней ходите!»), и регулярно давал персональные оценки членам экипажа. Коку он заявил: «Ваша похлёбка пахнет так, будто в ней утонул сапог боцмана». Боцману: «Ваши бакенбарды – убежище для исчезнувших видов мореплавателей».

Экипаж был в ярости. Но капитан Блисс был счастлив. У него был говорящий попугай! Пусть и не совсем тот, о котором он мечтал.

Однажды утром на горизонте показался грозный силуэт. Это был фрегат Его Величества «Неумолимый».

«Беда! – завопила вжик. – Нас догоняет королевский флот!»

На «Морской Свинье» началась паника. Пираты засуетились, пытаясь повернуть корабль, но паруса наполнялись ветром с удручающей медленностью.

«Спокойно!» – вдруг прокаркал Капитан Джек.

Все замерли, глядя на попугая. Тот важно прошествовал по плечу капитана к его уху.

«Прикажи поднять карантинный флаг, – прошептал он. – И пусть все на палубе начнут громко кашлять».

Билли-Боб, недолго думая, повторил приказ. Экипаз, привыкший к странностям попугая, послушно закашлял с таким энтузиазмом, что с ближайшей мачты свалился полусонный вахтенный.

Капитан Джек взлетел на кнехт и, когда фрегат приблизился, пронзительно закричал на весь океан:

«ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН! У НАС ЧУМА! ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ! ОСПА, КОРЬ И ЗЛОКАЧЕСТВЕННАЯ ПРОСТУДА! СПАСАЙСЯ, КТО МОЖЕТ! МЫ ВСЕ УМРЁМ! АААА!»

С фрегата «Неумолимый» в подзорную трубу наблюдали за этой картиной: жёлтый карантинный флаг, десятки пиратов, корчащихся в кашле на палубе, и истеричный попугай, предрекающий конец света.

Через минуту фрегат, описав широкую дугу, дал полный назад и скрылся за горизонтом с такой скоростью, словно за ним гнался сам дьявол.

На «Морской Свинье» воцарилась тишина, нарушаемая лишь лёгким посвистыванием ветра в снастях. Все смотрели на попугая с новым, почтительным ужасом.

Капитан Джек вернулся на плечо к онемевшему Билли-Бобу, отряхнул перышки и сказал уже своим обычным, скучающим тоном:

«Ну что, продолжим? Ваша деревянная нога опять отваливается. Это непрофессионально».

С тех пор на плече у капитана «Морской Свиньи» сидел не просто попугай. Сидел Капитан Джек. И хотя он так и не сказал заветное «Пиастры!», экипаж готов был отдать за него все пиастры мира. Ну, или почти все. По крайней мере, пару горстей.

Немые заложники – лучшие заложники

Капитан Барнакл «Билли-Боб» Блисс с тоской смотрел на пустой сундук, в котором должны были звенеть золотые пиастры. Вместо этого там лежала одна одинокая монетка с дыркой и два ракушки.

«Экипаж ропщет, – мрачно доложила штурман Графиня Анаконда, бывшая Маргарет из Глазго, точа свой вязальный крючок о поручень. – Ром на исходе. А кок Фрэнсис грозится, если мы не найдём свежей провизии, готовить «суп из сапожных шнурков в рассоле собственных слёз».»

«Я знаю, Анаконда, знаю! – вздохнул Билли-Боб, поправляя свою шляпу, из-под которой выпал засушенный краб. – Но где же нам найти лёгкую добычу?»

В этот момент с мачты пронзительно прокричал юнга Вжик:

«Па-а-а-рус! По левому борту! И какой шикарный!»

«Морская Свинья» ринулась в погоню. Их добычей оказалась ослепительно белая яхта «Незабудка», пахнущая дорогим деревом и полным отсутствием пушек. Пираты взяли её на абордаж с боевым кличем, который больше походил на вопль голодных чаек.

На палубе «Незабудки» они обнаружили не толстого губернатора или трясущегося от страха купца, а группу изящно одетых людей, которые смотрели на них не с ужасом, а с живейшим профессиональным интересом.

«Браво! – воскликнул мужчина в бархатном камзоле, с сединой у висков. – Какая мощная актёрская подача! Какая достоверность! Это новая труппа, приглашённая на фестиваль в Порт-Ройял?»

Пираты замерли в полном недоумении. Капитан Джек, сидевший на плече у Билли-Боба, ехидно прошипел: «Поздравляю. Вы захватили бродячих актёров. Наше пиратское дно достигло нового горизонта.»

«Мы… мы вас грабить будем! – попытался взять себя в руки Билли-Боб. – Это… пиратский рейд!»

«Ах, понимаю! – воскликнул актёр, которого звали Альфонсо. – Вы готовите новый спектакль! «Пираты Карибского моря: Гнев Судьбы»! И вы приглашаете нас для обмена опытом? Какая честь!»

До того, как капитан успел что-то возразить, боцман Глот Воды Вилли, у которого из-за акцента Альфонсо текли слёзы умиления, прохрипел: «Капитан, они говорят так красиво… Словно ром льётся.»

А актёры, тем временем, уже осваивались.

«Какие потрясающие типажи! – восхищалась рыжеволосая актриса Беатрис, разглядывая шрамы на лице Вилли. – Никакого грима! Сплошная правда жизни!»

«Мы не типажи! Мы пираты! – попыталась вернуть всё в грозное русло Графиня Анаконда, размахивая своим крючком. – Немедленно отдавайте все ценности!»

«Ценности? – Альфонсо воздел руки к небу. – Дорогая леди, мы – актёры! Наши ценности – здесь!» – он драматично постучал себя по груди.

Наступила неловкая пауза. Кок Фрэнсис, почувствовав творческий вызов, выкатил на палубу котёл с своей знаменитой «Жаркое из сапожной подошвы».

«Пожалуйте, господа артисты, – просипел он. – Отведайте настоящей пиратской кухни.»

Актёры, восхищённые такой аутентичностью, с жадностью набросились на еду. Через минуту их восторг сменился молчаливым ужасом и всеобщей жаждой.

Вид повисших на леерах и бессильно хватающих ртом воздух актёров тронул пиратские сердца.

«Бедняги, – смахнул скупую слезу Билли-Боб. – Они же с «Незабудки», им не привыкать к изыскам. Мы их неправильно поняли! Они не сопротивляются, они… сотрудничают!»

И капитан принял судьбоносное решение.

«Так и быть! – объявил он. – Мы не будем их грабить. Мы станем их… спонсорами! Меценатами морского разбоя! А они… они поставят для нас спектакль!»

Экипаж, уже успевший проникнуться красноречием актёров, встретил эту идею с одобрением. Весь следующий день на палубе «Морской Свиньи» царил творческий хаос. Актёры репетировали трагедию «Король Лир», а пираты, выполняя роль и спонсоров, и зрителей, и суровых критиков, вносили свои правки.

«Нет, ты неправильно умираешь! – наставлял Глот Воды Вилли молодого актёра. – Когда тебя пронзают шпагой, ты должен не красиво падать, а сначала схватиться за рану, выругаться на трёх языках и только потом отдать концы. Вот смотри!» – и боцман мастерски изобразил предсмертные конвульсии, сметя при этом бочонок с пресной водой.

Графиня Анаконда учила Беатрис искусству угрозы, используя для наглядности свой вязальный крючок и пару несчастных юнг. К концу дня актёры научились не только реалистично хрипеть и скрежетать зубами, но и плеваться, метко попадая за борт, и пить ром, не морщась.

Премьера спектакля состоялась на закате. Это был самый необычный «Король Лир» в истории театра. Лир, умирая, требовал у слуг не «воздуха, воздуха», а «рома, ещё рома!», а шут матерился так, что краснел бы даже бывалый моряк.

Когда финальный занавес (в роли которого выступила старая парусина) упал, на «Морской Свинье» воцарилась оглушительная тишина, а затем раздались такие оглушительные аплодисменты и крики «Браво!», что с соседнего острова снялась стая попугаев.

На следующее утро пираты с грустью выгружали актёров обратно на «Незабудку», снабдив их бочкой пресной воды (в качестве компенсации за обед Фрэнсиса) и парой захваченных ранее абордажных пик «для антуража».

«Это был самый вдохновляющий опыт в нашей жизни! – со слезами на глазах говорил Альфонсо, пожимая лапу капитану Блиссу. – Мы никогда не играли так… так правдиво!»

«Морская Свинья» медленно отходила от «Незабудки». Капитан Джек, наблюдая за прощанием, сидя на штурвале, философски заметил:

«Единственное ценное, что было на том судне, – это их талант. И вы умудрились его не украсть, а… вложить в него свои сбережения. Гениально. Просто гениально.»

Билли-Боб смотрел на удаляющуюся яхту и улыбался. Сундук по-прежнему был пуст. Но в его душе было как-то светло и тепло. Ну, или это просто несварение от похлёбки Фрэнсиса.

Сокровище, которое никто не искал

На «Морской Свинье» царила атмосфера, которую капитан Джек ёмко охарактеризовал как «творческий кризис, граничащий с идиотизмом». После неудачи с актёрами экипаж требовал настоящего, звонкого и золотого успеха.

И удача, казалось, улыбнулась им. Во время рейда на захудалый портовый кабак «Пьяный боцман» Глот Воды Вилли, отчаянно ища хоть каплю рома, выдрал из-под стойки полуистлевшую деревянную дощечку. На ней была выжжена примитивная карта.

«КАРТА СОКРОВИЩ!» – проревел Вилли, врываясь в капитанскую каюту и размахивая находкой перед носом у Билли-Боба, который в это время пытался приклеить отвалившуюся деревянную ногу вареньем.

На палубе собрался весь экипаж. Карта была безупречно пиратской: выцветшая, с пометкой «Х» и парой устрашающих монстров на полях. Правда, при ближайшем рассмотрении один монстр оказался похож на кота с крысиным хвостом, а вместо другого был неразборчивый росчерк, который можно было принять за осьминога, если очень сильно захотеть.

«Видите? – торжественно объявил Билли-Боб, тыча пальцем в заветный «Х». – Остров Черепа! Там нас ждут несметные богатства!»

Капитан Джек, сидевший на рее, скрипуче фыркнул:

«Это не остров. Это пятно от рома. И «Х» стоит не на берегу, а прямо в здании. Если у этого «острова» есть здание, то это не остров, а архитектурное недоразумение.»