Хранители Белого города бесплатное чтение

Посвящается моим драгоценным родителям Александру Павловичу и Наталье Васильевне.

Спасибо за свободу выбора и поддержку!

Вместо пролога

В кофейне на одной из центральных улиц моего города я оказалась случайно. Искала место, где можно спокойно расположиться с ноутбуком и начать новую рукопись. Для интроверта занятие более чем странное. Зачем выбираться из пустого дома, где и так никто не мешает творить, где есть и W-Fi, и горячие напитки в любимых кружках, и удобное кресло, и гирлянды с тёплым освещением над столом? Зачем ехать на другой конец города, искать людное место, тащить туда ноут с зарядкой и мышью, тратиться на кофе по завышенным ценам, слушать чужие разговоры вместо любимой музыки и терпеть взгляды бариста, намекающего, что одного латте недостаточно, чтобы сидеть в заведении три часа кряду? И всё же время от времени мне было необходимо менять обстановку. Иначе вредная муза просто отказывалась подчиняться.

На дворе стояла осень – моё любимое время года, – и хотелось взять от прогулок как можно больше, прежде чем закрывать себя на зиму в домашней берлоге. Тем более моё вдохновение ещё не вернулось из отпуска, и в квартире без него понемногу зрело ощущение пустоты.

Кофейня с интригующим названием «Темнолесье» располагалась на углу дома недалеко от перекрёстка Преображенской и Пушкина. Она привлекла меня отсутствием окон во всю стену, популярных в кафешках нашего города. В таких чувствуешь себя аквариумной рыбкой. Здесь же окна были обычными по размеру с тонированными стёклами. А вот оформление зала вызывало полный восторг! Наверное, владелец кофейни – большой любитель горных походов и песен у костра под гитару. И гитара, и костёр (правда, в виде камина) здесь имелись. Стены были расписаны вручную: лес, птицы, дерево, нависшее над рекой. Два небольших столика стояли по центру зала. Вдоль стены со стороны окон тянулся ещё один – тонкий и длинный, сделанный по принципу полки. Я сразу представила, как сижу за ним спиной к посетителям и творю, не думая о том, что на меня кто-то смотрит. В колонках звучала группа «Кино» вперемешку со звуками леса. Пахло кофе и пряностями.

– Добрый день!

Широкоплечий парень с аккуратной бородой и модной стрижкой вообще не вписывался в декорации этого места. Такому впору индивидуальные занятия в качалке вести, а не кофе подавать и пирожные по тарелкам раскладывать. Или на входе ночного клуба стоять с угрожающим видом, сумки проверять и, в случае чего, негодяев всяких вышвыривать. Впрочем, кто я такая, чтобы судить?

– Добрый. У вас можно будет поработать? – Я приподняла сумку для ноута.

Он понимающе кивнул и указал на места возле розеток. Я заказала каштановый раф и пудинг с лесными орехами (в кофейне все названия звучали по лесному уютно) и удалилась в уголок за стол-полку, отметив про себя, что «Темнолесье» явно вдохновляет на написание ламповых историй. Странно, что раньше я про него не слышала. Такое оформление должно было привлечь местных блогеров, да и просто желающих заполучить симпатичное фото на аватарку. С другой стороны, я выбралась из дома в будний день да пораньше не для того, чтобы застать толпу народу. Может, кофейня открылась недавно и я буду первой, кто расскажет о ней другим.

Воткнув зарядку в розетку, замаскированную под небольшое дупло в нарисованном дереве, я поставила ноут, расположила кружку и блюдце с пудингом рядом, одобрительно кивнула сама себе и достала телефон, чтобы сделать фото. Три с половиной подписчика в «Телеграме» должны знать, что сегодняшний день я планирую провести очень продуктивно!

Оставалось только придумать идею для новой истории. Обычно у меня с этим проблем не возникало, но в последнее время всё шло наперекосяк. Все задумки казались мелкими, незначительными, а возвращаться к написанию крупной прозы я пока не была готова. Но когда фото было опубликовано, кофе отпит, а десерт съеден наполовину, меня вдруг осенило. А вдруг среди обычных смертных в нашем славном Белом городе живут хранители людского спокойствия – некие духи, оберегающие порядок в нём? В старые времена жители Руси верили, что у каждого болота, луга и леса есть свой хозяин – луговик, лесовик, болотник. Домовым и банникам приносили дары, чтобы те не проказничали, пытались задобрить в лесу водяного и лешего, опасались увидеть лихо. Но потом мир изменился, и всё больше людей предпочитало жить в городах.

Я начала мысленно развивать эту тему, вместе с тем создавая новый документ на рабочем столе.

Старые духи могли заскучать и наделать детишек себе в подмогу. А детишки с возрастом могли осознать, что их место не среди лесов и болот, оно там, где возводятся высокие здания и асфальтом укладывают дороги, где днём и ночью жужжат машины, а солнце отражается от зеркальных окон. Словом, их место там, где в них очень нуждаются, хотя пока, возможно, и не знают об этом.

И так, вразрез с мнением родни, детки перебрались в город и стали духами нового времени.

Я обернулась на бариста, который что-то напевал себе под нос, и усмехнулась. Да, один их духов вполне мог выглядеть именно так. Скажем, городовой – хранитель города, любитель ночных клубов и прогулок под луной – сын лешего.

Когда я отвернулась к ноутбуку, взгляд упал на дома за окном, и сразу возникла новая мысль: если есть домовой, то должна быть и квартирница – его с домашней кикиморой дочка, – разумеется, интроверт, домосед и блогер.

От волнения я начала кусать губы. В доме напротив кофейни на первом этаже светилась вывеска салона красоты. Ну конечно! Вот он ещё один дух – салонник, яркий во всех смыслах мастер красоты на все руки, сын банника и обдерихи1!

Ну, и на сладкое нужно взять самого сурового духа из прошлого, которого все боялись. За этим тоже вопрос не встал – одноглазое лихо. И у него точно была бы дочь, так похожая и вместе с тем так непохожая на родителя.

Итак, герои были созданы, оставалось только дать им имена и придумать конфликты назревающей повести. Ну, второе, допустим, понятно – столкновение поколений, проблема отцов и детей, да и истории жителей моего города добавить не помешает, чтобы получше раскрыть героев. А имена…

Те тоже родились сами, и довольно быстро: Егор, Варвара, Руслан и, внезапно, Хилл.

Что ж, пришло время рассказать историю про них…

Интерлюдия первая. Городские духи

30 ноября 2022 года

– И зачем нужно собираться в этой непролазной глуши? – шипит Варя, пытаясь пролезть сквозь куст, выросший посреди и без того еле заметной тропы.

– Мы уже больше двадцати лет здесь собираемся, могла бы привыкнуть, – добродушно отзывается Егор.

Несмотря на высокий рост, широту плеч и громоздкий рюкзак за спиной, он легче остальных преодолел кустарник и уже ждёт друзей по другую сторону.

– Я что, по-твоему, совсем дурная – привыкать к этому безумию? – Варя дёргает лямку сумки с ноутбуком, но та путается среди колючих веток, застревает. Как и сама Варя. – Хоть раз за все годы могли бы сделать исключение и собраться у меня дома! – Она снова дёргает лямку и вырывается из объятий куста, оцарапанная, растрёпанная, в очках набекрень. – Вот же падла!

– Дорогая, не выражайся! – возмущается Руслан, осторожно влезая следом за ней. – Ты же девочка!

Хилл смеётся, находя зрелище в целом и комментарий друга в частности крайне забавным. Руслан выглядит едва ли не женственней Вари. У него манерный голос, тоналка на лице, подкрашенные глаза, ярко-рыжие волосы и футболка с пайетками, в то время как на ногах подруги кроссовки, а сама она в спортивном костюме и с пучком на голове. Ничего необычного, она всегда так выглядит. Все они уже больше тридцати лет придерживаются каждый своего стиля.

Варя привычно отвечает матерной рифмой ему в тон, на что Руслан, так же привычно, охает. В другое время он бы добавил, что тут же дети, а Хилл, желая подыграть ему, картинно надулась бы, напомнив, что младше их всех всего на десятилетие, а это в мире духов ничего не значит. Но спектакль прекращается раньше обычного – друзья сильно устали. Чтобы приехать к полудню, им пришлось встать в шесть утра, что уже испытание для двоих из них. Потом они добирались до железнодорожного вокзала, тряслись в электричке, тащились до деревни вместе с вещами, а после и за её пределы – в лес, где не пахло даже намёком на цивилизацию. В прошлом году хотя бы в самой деревне собирались, на даче каких-то местных забулдыг, использующих её только летом ради шашлыков и клубники. Выбрали ту, что подальше от центра деревни, замаскировали родительской магией (так они называли между собой дар предков) своё присутствие и отмечали. Но в двадцать втором многое шло не по плану. Так, сама тётка Яга перенесла свой дом в окрестности Белогорья (нашла время, конечно) и, узнав, что давние друзья ежегодно собираются отмечать День матери за городом, решила созвать всех к себе.

– По ощущениям, на Кудыкину гору было бы ближе топать, – продолжает негодовать Варя.

– В Липецкую область-то? – смеётся Егор. – Нет, не ближе.

– А я в вашей геометрии не разбираюсь…

– Ой, остыньте, уже почти добрались. – Руслан останавливается и указывает на высокий холм. – Вон она, стоит, родименькая, на самом верху, как и предупреждали.

– Твою ж мать! – не выдерживает Варя.

– Ты мою матушку лучше не упоминай всуе, дорогуша, а то пописать отойдёшь за баньку – она тебе жопу обдерёт.

– Мою ж мать, – послушно поправляется Варя.

– Вот так-то лучше, – кивает Руслан, и все дружно вздыхают, вспоминая, как Варина мама в прошлом десятилетии чуть не сожгла дом, где они собирались по такому же случаю. С тех пор её к готовке не подпускали. Хотя и странно, что не додумались до этого лет сто назад и без помощи деток.

Избушка стоит на холме посреди леса, точно укрытая им же. Хотя скорее даже лежит, поджав куриные ножки, как настоящая наседка, и оттого меньше всего походит на жилище Яги. Может, та не хотела привлекать внимание к необычной питомице или позволила ей отдохнуть? Друзья решили, что второе актуальнее, ибо в этой глуши даже на возвышенности среди берёз её никто не увидит.

Егора лежачий домик радует тем, что Хилл не придётся скакать, пытаясь туда забраться. Руслан, в свою очередь, беспокоится, как бы Варя не испачкалась ещё сильнее – додумалась же облачиться во всё бежевое, будто на фотосессию, знала же, куда едут. Впрочем, та о грязи не думает вовсе. Во-первых, она всё ещё не отдышалась после долгого подъёма, во-вторых, у неё дома отличная стиральная машинка. Зато наличие розетки, чтобы подключиться к сети и доделать статью, её очень даже заботит.

– Ну, здравствуй, старушка, – Егор подходит к дому и касается ладонью бревенчатой стены. Ему кажется, что дом дышит и даже отвечает тёплым мурлыканьем.

– Со своим отцом будешь так разговаривать, – раздаётся скрипучий голос, отчего Егор вздрагивает. – Тоже мне старушку нашёл, встречник2 тебя дери!

– Тётушка Кикиморушка, как я рад вас видеть! – приветственно тянет Руслан, и остальные лишь теперь замечают Кикимору, выглядывающую из окна.

– Здравствуй, мама, – несколько обречённо здоровается Варя.

Она только сейчас осознаёт, что никакими розетками здесь и не пахнет.

Мама Вари – Кикимора домашняя и дворовая – за год ничуть не изменилась. Даже из окна можно увидеть, что она такая же маленькая и худенькая. Всё те же глаза навыкате рассматривают гостей безо всяких эмоций, волосы со следами паутины и копоти всклокочены, одежда больше напоминает лохмотья.

– Явились, не запылились! – её голос ни злым, ни разочарованным, ни радостным не назвать. Кажется, её снова оставили сидеть дома одну, дожидаться детей, в то время как остальные готовились к встрече.

– Я это не про вас, не подумайте, – соображает Егор. – По дому соскучился. Я ведь часто бывал в нём, воспитывался, можно сказать. Помните?

– Все вы тут росли, сиротинушки, как же не помнить, – вздыхает Кикимора. – Ну, заходите же, заходите. Хатку не будите только, я её еле уложила. Беспокойная она какая-то в последнее время.

– Ну-ну, – комментирует Руслан тихо, чисто для своих. – Яга бы ещё ближе к зоне эмоциональной нестабильности переехала. В Шебекино там или в Грайворон.

Ему дружно решают не отвечать.

В доме всё кажется прежним, тут ничего не менялось уже больше ста лет, несмотря на то, что дом то и дело мигрировал по стране. По центральной её части. Некогда владелице избушки надоело сидеть безвылазно в лесах и болотах, вот она и решила путешествовать и с тех пор дольше, чем на десятилетие, в одном городе не задерживалась. Понять в принципе можно. Леших, домовых, русалок и прочих сущностей в мире много, а она – Яга – одна-одинёшенька на всём белом свете. Ей, пожалуй, только Кощей и может составить достойную компанию.

– Вау! Она внутри больше, чем снаружи! – удивляется Хилл, хотя давно в курсе особенностей избушки на курьих ножках.

– Снова на «Доктора Кто» подсела? – догадывается Егор.

– Сам же меня на него и подсадил, – отвечает Хилл. – Ещё лет сто назад!

– И не только тебя, – вздыхает Руслан, опуская сумки на стол. – Тётя Яга тоже смотрела. Думаешь, откуда она идею взяла?

– Что, правда? – Хилл доверчиво хлопает ресницами, а остальные возводят глаза к потолку.

Общаясь, друзья мельком оглядывают дом. У правой от прохода стены располагается лавка, напротив неё – стол. На нём по центру стоит самовар и плетёная корзинка с баранками. У левой стены – кушетка, застеленная минимум десятью покрывалами, напротив двери – печь, подозрительно напоминающая камин. Рядом с ней – кресло-качалка. Пол деревянный, скрипучий, с люком, который по логике должен выходить наружу, прямиком меж лап избушки, но ведёт в погреб, заставленный соленьями и вареньями. В былые времена на их месте хранились человеческие останки, да так много, что любой лаборант или работник кунсткамеры позавидовал бы. Если, конечно, тётя Яга говорила правду, а не пыталась запугать юных духов.

– Как дела? – включает Варвара в беседу мать. – Как папа? Вы всё в том же доме живёте, не переехали?

– Там же, дочка, всё там, храни нас Зирка3, – отмахивается Кикимора, присаживаясь на лавку. – Куда мы денемся. Отлучились вот по случаю праздника, а впрочем, наши домочадцы тоже в отъезде.

– Это какое вы поколение уже бережёте? – интересуется Егор, начиная потихоньку распаковывать рюкзак.

– Да уж седьмое, Лешенька.

– Его зовут Егор, мама, – Варя натягивает улыбку.

– Ой, всё вы с этими вашими именами человеческими, тьфу!

От метафорического плевка раздаётся взрыв, будто кто-то бросил петарду. Друзья отскакивают в разные стороны, а Хилл запрыгивает на стол. Пол начинается искриться в одной точке, вот-вот загорится. Варя соображает первая: сдёргивает верхнее покрывало с кушетки Яги и накрывает им искры.

– Ну вот, опять, – тяжело вздыхает Кикимора. – Потому меня и оставили тут вас дожидаться, ничего, злыдни, полезного не доверят…

– А избушку им, значит, не жалко, – задумчиво чешет подбородок Руслан.

Его под бок толкает Варя, прожигая многозначительным взглядом. Она переняла некоторые особенности матери, и ей не льстит, когда над ними подшучивают.

– А где все? – спрашивает Егор, чтобы перевести тему.

– Скоро должны подойти, – Кикимора подходит к столу и тянется к самовару, решив налить гостям чай.

– Мама, садись отдыхай, я сама, – перехватывает инициативу Варя, пожалуй, даже слишком поспешно.

Егор и Руслан переглядываются, пряча улыбки.

– И мама придёт? – воодушевлённо интересуется Хилл.

– Ну… – Кикимора неопределённо пожимает плечами. – Коли проснётся…

– То всем кранты, – тихо-тихо говорит Варя, орудуя углём, берестой и кувшином с водой.

– Тогда я сама к ней схожу! – И Хилл выбегает прежде, чем её кто-нибудь успевает остановить.

– Всем кранты-ы-ы… – тянет Варя погромче, пытаясь зажечь спичку.

– Солнышко, ты вроде поработать хотела, – Руся вовремя вспоминает про яблочко от яблони и забирает у неё коробок. – Ну так иди работай, пока народ не собрался.

Варя скрипит зубами, делая вид, что оскорблена до глубины души, хотя сама только и ждала момента, чтобы хоть на полчасика погрузиться в работу.

– А тётя Яга где? – Егор разглядывает подвешенные к потолку пучки трав и гроздья сушёных грибов.

– А не будет её, – машет рукой Кикимора, усаживаясь в кресло-качалку. – К детям праздновать улетела. В Москву.

– Ну, хоть кто-то из вас не дышит в пупок прогрессу, – комментирует Руслан, раздувая огонь старым проверенным методом – сапогом, который у Яги всегда стоит под столом как раз для такого случая.

– Ты о чём это? – не понимает Кикимора.

– О самолёте, – догадывается Егор, одобрительно кивая поступку тёти. – Из какого аэропорта она летела, не знаете? Наш-то закрыт.

– О чём вы, мальчики? В ступе она улетела!

– А-а-а, – разочарованно тянут друзья.

Какое-то время все молчат под мерный скрип кресла-качалки. Варя щёлкает клавишами ноутбука, забравшись на кушетку с ногами. Щёлкает и надеется, что заряда хватит до прихода остальной родни. Руслан разбирается с самоваром. Егор решает затопить печь-камин.

– А что же это Маришка не с вами? – будто опомнившись, вдруг спрашивает Кикимора.

– Работает, – вздыхает Варя с плохо скрываемой завистью.

– Ой, а Водянуша с моей сестрицей прийти обещали. Как же они её не увидят?

– А мы ей привет передадим, – пытается утешить Кикимору Руся. – И расскажем им, какая их дочь молодец. Между прочим, большая часть фонтанов Белгорода – её инициатива!

– Кого-кого, говоришь? – Кикимора заинтересовано склоняет голову набок.

– Фонтанов, – повторяет Руслан и тут же задумывается, как объяснить, что это такое. – Ну, это такие большие колодцы, из которых вода льётся вверх. Иногда под музыку. Иногда даже под светомузыку.

– Не понимаю я этот ваш город, – вздыхает Кикимора. – Всё у вас там неправильно, вода вверх течёт. Может, ещё и огонь не греет?

– Нет, с этим пока всё в порядке, – улыбается Егор, как раз завершая возню с печью. Подготовленные дрова начинают уютно потрескивать, и он по привычке подставляет руки, хотя замёрзнуть ещё не успел. – Но нагревать еду без огня там уже научились.

– Тьфу ты ну ты, – удивляется Кикимора. – Вот я и говорю, что неправильно всё у вас там, не по-нашенски.

– Так, самовар я настроил, но лучше на него не дышать, – вставляет Руслан. – Предлагаю, пока всех ждём, накрыть на стол. Варюш, это по твоей части.

– Ой, счас, – вздыхает Варвара. – Три минуты.

– Вы что, еду с собой привезли? – почему-то пугается Кикимора. – Так ведь Домовой и Леший наготовили всего. Да и у Яги тут подполье в закрутках.

– От закруток у Вари изжога, – отвечает Руслан. – А у меня несварение от дичи. Прошлого раза хватило, спасибо. Будем кушать нормальную здоровую пищу. – И с этими словами он выставляет на стол пятнадцать упаковок с роллами.

– И это ты называешь здоровой едой? – Егор подходит к столу. – Мы тебя что вчера заказать просили? Огурчики, помидорчики… Варя!

– Ну и на кой я вам там? Без меня коробки с палками не откроете?

– Ой, детки, – качает головой Кикимора. – А может, вы лучше вернётесь в лес, а?

– Нет! – в один голос восклицают трое.

***

Тем временем Хилл пробирается по лесу, насвистывая под нос новую песню Кошки Сашки:

– Я иду среди странных теней, я на запах учусь обнаруживать след, уголёк между рёбер храня! Я иду, через люди – к тебе! На молитву, на свет, на тепло, на рассвет, я иду на маяк!

Она точно знает, где лежит мать. И даже ещё более точно знает, что это именно мать, а не отец, хотя в уйме книжек, которые она читала, говорилось, что Лихо – дух бесполый. Собственно, неудивительно, ведь по внешнему виду и голосу определить это было сложно. И всё же Хилл давно для себя решила, что раз Лихо смогло её родить, значит, оно точно мать.

– Ма-а-ам. – Хилл находит в низине холмик между деревьев, обильно укрытый листвой, и стряхивает её. – Мам, проснись! Год прошёл, и я снова приехала тебя увидеть!

Холм начинает ходить ходуном, потом что-то бурчит и хрипит. Всё это для Хилл привычно, как центр города, в котором она живёт.

– Хто здесь?! – ворчит холм, и Хилл замечает среди листьев приоткрытый глаз. – Кто посмел меня потревожить?!

– Это я, – Хилл довольно ложится на землю напротив матери. – В гости приехала!

Глаз скучающе обводит местность. Хилл терпеливо ждёт. Матери нужно время, чтобы сообразить, что к чему, и лучше дать ей его столько, сколько нужно.

– Ты! – наконец вспоминает Лихо. Глаз расширяется, но тут же прищуривается. – Одна тут, что ли?

– Нет, с друзьями.

– Ну, так и иди к ним. Они уже небось соскучились…

И снова не понимает Хилл, женский голос у матери или она всё-таки папа.

– Так и ты ведь соскучилась! – Она пытается подлезть под ветки. – Целый год ведь не виделись!

Лихо горько вздыхает, но Хилл считывает жест за согласие и лезет к матери под бок.

– Рассказывай, как поживаешь? Как здоровье?

– Моё или тех, кто на мои сны покушается? – огрызается Лихо.

Хилл смеётся и подбирается ближе, ложится рядом.

– Я так соскучилась, что готова слушать даже о твоих жертвах! Так что рассказывай всё!

– Вот же багник4 болотный, – шипит Лихо. – Ладно, чёрт с тобой, слушай. На прошлой неделе я сожрало трёх, нет, четырёх забулдыг. Потом мне ведь день снилось, как я сожрало четырёх забулдыг. А вчера…

– Так, ладно, кажется, я всё же не настолько соскучилась, – делает вывод Хилл. – Но зато теперь я знаю, что с аппетитом у тебя полный порядок. Пусть и выбор пищи довольно сомнительный. Вот если бы ты приезжала ко мне почаще, – говорит она так, будто мать хоть раз была у неё в гостях, – я бы тебя в такие места сводила! Ты даже не представляешь, насколько прекрасен наш город! А сколько там мест, где можно вкусно покушать! А ещё там фонтаны, парки, скверы, и везде чистенько-чистенько. А какие праздники летом проходят! В этом году каждые выходные «Белгородское лето» устраивали.

– Какое лето? – бурчит Лихо. – Весна на дворе!

– Вообще-то, осень, – поправляет Хилл. – А фестиваль летом устраивали…

– Как осень?! – восклицает Лихо. – Ты что, меня ещё и раньше весны разбудила?!

– Так я же не просто так, а чтобы с Днём матери поздравить, – Хилл виновато улыбается.

– В таком случае я отец, – бурчит Лихо.

– А я тебя и с Днём отца тоже поздравлю, – приходит Хилл гениальная идея. – Точно! Как же я раньше не додумалась! Теперь мы будем видеться в два раза чаще!

– Типун-Карачун, – ругается Лихо. – Вот же свалилась кажённая мне на голову. Ладно, раз припёрлась, говори, что хотела.

– Тут не говорить, тут показывать надо! – радуется Хилл. – У меня место в телефоне почти закончилось, столько фото и видео я для тебя наснимала! Устраивайся поудобней, сейчас покажу всё-всё, что произошло за этот год!

Таня. Июль 2022 года

Хилл

По реке плавали утки, заставляя ровную гладь волноваться. Таня завидовала реке, ведь внутри неё не бурлило озеро, нагретое до предела июньским солнцем. Не смея оставаться внутри, оно силилось вытечь из глаз, но Таня старательно сдерживалась. Не хотела реветь на виду у всех. Пусть даже до неё в этом парке никому не было дела.

Она бросила взгляд на мост через реку. Красивый, пусть и довольно старый, расписанный птицами, с красными сводами и дорожкой из материала, которым устилают стадионы и детские площадки. Он слегка пружинил, так что по нему было удобно бегать. Таня с Виталиком пробовали, это правда удобно.

При мысли о Виталике на глаза всё же навернулись слёзы. Таня натянула капюшон толстовки, чтобы никто не заметил. И почему всё так несправедливо? Почему его родители затеяли переезд именно сейчас, когда впереди целое лето и можно бегать на пляж, загорать, купаться, гулять по парку и кормить друг друга мороженым? Как она вообще теперь без него будет? Он успокаивал, что будет писать и звонить каждый день, но как она без его объятий и совместных пробежек? Он говорил, что после окончания школы подаст документы в БелГУ. Но ведь не факт, что пройдёт на бюджет, это ведь самый престижный вуз в городе! А платить родители не потянут, она точно знала, они сто раз это обсуждали! Обратно его просто не пустят. Таня не тупая, знает, что не пустят. И он сам тоже не захочет, пригреется на новом месте, найдёт новых друзей, и всё. Да и с девушками в Челябинске наверняка никаких проблем нет.

Слёзы уже рекой текли по щекам, и Таня начала шмыгать носом. Почему этот кошмар происходит именно с ней? Это всё из-за двоек. Таня ненавидела эту цифру, она ей всю жизнь одни беды приносила! Стоило ли ждать пощады от 2022-го, если даже предыдущие два не принесли ничего хорошего?

Ещё и мать нет чтобы поддержать, накинулась как пантера. «Будет ещё этих мальчиков, что ты в него вцепилась, пусть уезжают, раз так боятся». Ничего она не понимает. Вот закончит Таня школу и сама уедет в Челябинск, посмотрит тогда, что она скажет.

– А здесь протекает наша местная Везёлка, в ней вечно полно уток, их люди подкармливают. И даже не только хлебом! Зря ты говоришь, что интернет – это ерунда, он людей просвещает! – раздался по левую руку девичий голос. Сначала будто издалека, но быстро приблизился, и Таня покосилась на прервавшую её уединение, опасаясь, что та не одна, а с компанией.

Она всё же была одна. Странная, хоть в этом городе Таня встречала немало странных людей, и не только своего возраста. На Харьковской горе время от времени видела женщину, одетую и зимой и летом в шубу и какие-то пакеты. Она ни с кем не контактировала, просто ходила по дорогам и всё. В центре Таня периодически встречала мужчину, который вёл себя, как не очень здоровый с психической точки зрения, человек. Но он был добрым и безобидным, поэтому его старались не обижать, зато с радостью делали селфи, как с местной достопримечательностью. Эти были нейтральными, они просто были. Жили в их городе и странные люди со знаком «минус», которые отбирали у других телефоны и курили всякую дрянь. Хотя, возможно, таких хватало во всех городах и странах. Третьи же отличались странностями со знаком «плюс». Таня понимала их не больше, чем остальных, но всё-таки считала, что организовывать мероприятия, помогающие развиваться творческим людям – это большой плюс. Одни ребята, входящую в эту категорию, проводили аниме-фестивали, пока не грянул ковид, другие – дрались на лазерных мечах, воображая себя героями «Звёздных войн», третьи – в основном взрослые мужики – играли в Ваху5 – настольную игру, где требовалось собирать и красить фигурки. Они устраивали с ними целые баталии по каким-то там прописанным правилам. Таня бы и не знала, если бы ей Виталик не рассказал. Он и сам хотел к ним присоединиться, копил на стартовый набор по этой настолке.

При мысли о нём слёзы снова полились из глаз, и Таня отвернулась. Девчонка, внешность которой она успела запомнить с первого взгляда, вполне могла смотреть и аниме, и «Звёздные войны», и даже красить фигурки для Вахи. Таких называют неформалами. Розовая чёлка, подведённые глаза и накрашенные ресницы, чёрная толстовка с каким-то невнятным рисунком типа клякс и ногти, крашенные ей в тон. Кеды самые обычные, чёрные с белым, рваные джинсы и колготки в крупную сетку под ними. Наверняка на шее куча побрякушек с черепами, уши забиты серёжками и бровь проколота. Невольно Таня отодвинулась от неё. Неформалы всегда её пугали, казались стервозными истеричками и выпендрёжниками. Но голос у девушки был на удивление мелодичным и успокаивающим. Что-то в нём было странное. Или странное было в словах?

– Тут очень красиво, жаль, что ты не можешь увидеть лично! Пару лет назад здесь установили лавочки, а напротив, по другую сторону речки, экран. И теперь по вечерам в выходные здесь крутят фильмы. В основном старые, советские, всеми любимые. Я могу привезти показать, тебе точно понравятся! А ещё на этом берегу, прямо здесь, устраивают концерты с местными группами. Они играют рок-музыку и хиты нулевых. Это очень весело! А вот здесь рояль поставили. Настоящий! Иногда на нём кто-то играет. Здесь даже пункт обмена книгами есть. Любой может принести уже прочитанную и оставить, а взамен взять на время другую, что ему понравилась. Такое сейчас во многих городах практикуют, и наш – не исключение!

И тут Таня поняла, что именно её заворожило. Девчонка ни разу не ругнулась матом! Она говорила чисто и складно, при этом быстро. Таня почувствовала уважение. Виталик тоже так умел, а она – нет. Не матом ругаться, конечно, а складывать слова в предложения без запинок через каждые пару фраз. В бок несильно толкнули, и Таня пошатнулась, но до того, как успела оглянуться в недоумении, услышала:

– Ой, прости-прости! Я не специально!

Неформалка смотрела на Таню, а Таня на неё. Во всей красе с опухшим носом и воспалёнными глазами.

– Ничего страшного, – ответила она.

Толкнула девчонка её и правда несильно. Наверное, когда пыталась взобраться по ступеням, глядя в телефон, а не под ноги. Таня так в прошлом году запнулась и проехалась коленками по деревянному покрытию. Стесала кожу. И хоть крови почти не было, ночью коленки болели так сильно, что слёзы наворачивались! А казалось бы, пустяковая рана.

– Поможешь мне? – девчонка улыбнулась, когда Таня уже собиралась вернуться к созерцанию реки и своим мыслям. – Всего несколько фоток!

– Без проблем, – ответила та на автомате, даже не подумав.

Впрочем, ничего сложного в том, чтоб сфотографировать кого-то, Таня не видела. Может, она тоже встречается с парнем на расстоянии. От слова «тоже» вновь захотелось плакать.

Таня поднялась и приняла телефон в чёрном чехле, а девчонка принялась позировать рядом с роялем. Капюшон она не снимала, но Таня заметила, что волосы у неё тёмные, только чёлка, закрывающая один глаз, выделяется. Девчонка оказалась ниже неё, совсем мелкой, и не такой худышкой, как ей привиделось поначалу. Просто её одежда явно была на размер больше. Ощутив какое-то странное преимущество перед незнакомкой, Таня почувствовала себя немного уверенней. Сделала ещё несколько фото на фоне реки и моста и отдала телефон.

– Спасибо! – Неформалка быстро просмотрела фото и кивнула. – Я Хилл. А тебя как зовут?

– Кто? – Таня чуть не поперхнулась.

– Хилл, – чётче повторила та. – «Холм» на английском. Это мой никнейм.

– А-а-а, – Таня смутилась от собственной недогадливости. – Я… Таня.

От простоты и обычности собственного имени стало неловко. Но Хилл только повторно кивнула и предложила:

– Хочешь прогуляться? Сегодня фестиваль, и в парке очень красиво!

Она сказала это так, будто Таня не жила в этом городе и не знала, что уже которые выходные город наполняется праздником. И обычно ей очень нравилась его атмосфера, но сегодня не было в душе ни грамма предвкушения чуда и радости. Только Таня всё равно кивнула. Снова поспешно, не подумав. Может, оттого что сидеть на одном месте и жалеть себя стало казаться глупым занятием или просто захотелось отвлечься. А может, она просто доверилась этой неформалке, потому что та не стала лезть в душу, хотя наверняка и заметила красноту глаз и носа.

Они пошли вдоль речки в сторону «Диорамы». По парку гуляли люди с колясками и без, молодые и старые, громкие и молчаливые.

– Я в таком восторге от фестивалей! Это же надо было так здорово всё продумать! Вот раньше придёшь на подобное мероприятие и что видишь? Тут выставка старомодная, тут концерты советской эстрады – нет, я вовсе не против, но должно же быть хоть какое-то разнообразие, – тараторила Хилл на одном дыхании, не переставая фотографировать парк. – К примеру, локации для детей, для старичков и для молодёжи. Ведь в городе живут разные поколения и каждому нужно своё! Должны быть и игровые зоны, и театр кукол, и сцена для стендаперов, и дискотека пятидесятых, и рок-вечеринка под открытым небом. А ещё мастер-классы и лекции для любителей узнавать что-то новое.

– Так у нас вроде всё это есть, – тихо припомнила Таня.

– Так и я о чём! – восхитилась Хилл. – Впервые на фестивале не города-миллионника, на минуточку, а самого обычного, да ещё и в такое тяжёлое время, угодили абсолютно всем! Это же нонсенс! Ты так не считаешь?

– Почему не считаю?..

– Потому что сидишь здесь, когда весь город развлекается там! – не дала ей договорить Хилл.

Таня лишь пожала плечами и позволила дальше покрывать комплиментами всех причастных к празднику. Она слушала вполуха, продолжая думать о Виталике. Сейчас бы гулять с ним по парку, обсуждать последние серии нового сезона «Очень странных дел» и то, как съездят на ролёвку однажды. А вместо этого он собирает вещи и следит за младшей сестрой, пока родители занимаются продажей квартиры, договариваются с грузчиками и увольняются с работы. Тане с любимым и так осталось немного дней вместе, а приходится и их проводить в разлуке!

Поздно она заметила, как щёки снова намокли, и остервенело их вытерла, только слёзы уже было не остановить, они лились сплошным потоком, загораживая красоту парка. Таня замечала мимолётные взгляды идущих навстречу. Ей была невыносима их безмолвная жалость, их удивление напополам с недовольством. В каждом из них она видела мать с её извечным «Ой, мне бы твои проблемы!». Слёзы ярости пришли на смену слезам несправедливости, и Таня свернула к реке, ускоряясь. Ничего не сказала Хилл. Может, она не заметит и уйдёт? Ей ведь не компания нужна была, а свободные уши. Пусть найдёт кого-то другого, порадостней и повеселее.

Она села у самой реки на корточки, подавляя желание целиком спрятаться в толстовку, натянуть её на колени и спрятать в рукавах пальцы. Надо же, даже в таком состоянии её волновали жара и нежелательный запах, который обязательно появится, если сильно вспотеть. Хотя именно в этом случае все точно бы от неё отстали.

– Прости, Тань, – услышала она голос Хилл рядом.

Девушка всё же спустилась следом. И её слова так удивили Таню, что она даже забыла на миг, о чём плакала.

– За что? – спросила не глядя.

– За то, что не получилось тебя отвлечь, – Хилл села рядом, на траву, и вытянула ноги.

Таня взглянула на неё искоса. Телефона в руках больше не было. Девушка смотрела на другой берег, хотя казалось, что разглядывает собственные картинки в воображении.

– Ты и не обязана. – Голос дрогнул, и новые потоки слёз полились из глаз, только на этот раз Таня не видела им причины. – Мы же не лучшие подруги.

– А у тебя есть лучшая подруга? – с воодушевлением спросила Хилл, но Таня покачала головой.

В последние годы у неё был один Виталик, но ему сейчас звонить было бесполезно.

– Тогда сегодня ей побуду я, – улыбнулась новая знакомая. – Рассказывай.

Та лёгкость, с которой Хилл подбирала слова, без малейшего смущения, страха показаться навязчивой или обидеть, быть посланной, наконец, почему-то подкупали. Или что-то другое? В конце концов, почему бы не высказаться левой девчонке, своей ровеснице, которую, может, она больше никогда и не встретит? Говорят, от такого становится легче. Но Таня знала, что ей не станет. Слова ничего не вернут, ничего не изменят.

Она хотела отмахнуться, сказать, что всё хорошо, но заговорила о том, что болело. О Виталике, о том, что они уже три года вместе и за всё это время ни разу ни ссорились. О том, что он очень умный и добрый, ещё спортивный и творческий, и вообще самый лучший. Потом рассказала о переезде и предстоящей разлуке. О том, что её к нему в жизни не отпустят, а его – к ней. О том, что это конец и любви, и дружбе, потому что на расстоянии нет тепла и объятий, таких необходимых для двух влюблённых сердец. Таня так и говорила, и ей самой становилось тошно от слащавости своих слов. Но Хилл не перебивала, только угукала время от времени, давая понять, что слушает, а не зависает в своих мыслях.

– А мама так вообще, вместо того чтоб поддержать, только и говорит, что найду нового и забуду Виталика. Запретила делать тату на запястье. Мы хотели парные сделать, чтобы помнить друг друга, – взахлёб продолжала Таня. – Знаешь, половинки пазлов, мне на правой, а ему на левой.

– Ух ты! – восхитилась Хилл. – Это же такая память! На всю жизнь!

– Да, память, – Таня улыбнулась и сама удивилась тому, что на душе и впрямь становится легче, будто с неё лопатой сгребают горы щебня. – Но мама…

– Она боится, что ты пожалеешь, – выдохнула Хилл. – Потому что в твоём… то есть в нашем возрасте мало кто встречает любовь всей своей жизни.

У Тани даже слёзы перестали течь, настолько поразило её, как по-взрослому прозвучал голос девчонки. Таня напряглась всем телом, ожидая нотаций и заранее чувствуя, как формируется в груди ответная ярость.

– Но ты её встретила, – неожиданно продолжила Хилл. – Знаешь, это настоящее чудо! Стоит гордиться им, лелеять его. – Она положила руку ей на плечо, и Таня вздрогнула. – Лелеять, а не оплакивать. Может, вам договориться сделать тату в знаменательную дату через несколько лет? Тогда за вас это уже никто не решит. А пока пойдём, я тут один магазин видела, там продаются подвески-пазлы, как ты говорила. Подаришь ему, будете носить и думать друг о друге.

Слёзы, которых не должно было уже остаться, снова полились из глаз, но как-то лениво, будто в край задолбались. Хилл встала и подала Тане руку. Для невысокого роста она оказалась довольно сильной, Таня даже почувствовала себя меньше и младше.

Они снова шли по парку, и кошки, скребущие на душе, постепенно сворачивались клубком и засыпали. Может, и правда выговориться было полезно. Таня даже не осознавала, сколько у неё внутри скопилось яда за это время. А теперь словно кто-то дёрнул рычаг, и вся эта помойка вылилась в канализацию. А Хилл взяла её за руку, и они пошли по парку как давние подруги. Как лучшие подруги! И Таня очень жалела, что это всего лишь видимость. Никто не может сблизиться за каких-то полчаса. Но, может, у них ещё будет время? Она вдруг очень захотела узнать побольше о Хилл. Где учится, чем увлекается, в каком районе живёт? Вдруг они вообще соседи!

– А твоя мама не против, что ты… – начала Таня совсем о другом. И запнулась.

– Что я что?

– Что ты красишь волосы и одеваешься как эмо? – подобрала она слова. – Я, если честно, думала, таким уже никто не увлекается.

– А я и не эмо, – усмехнулась Хилл. – Я просто хочу быть похожей на маму.

– Ого, – а вот это и впрямь было неожиданно. – Так она рок-звезда или типа того?

– Вовсе нет, – замотала головой Хилл. – Просто она любит чёрный цвет, а ещё умеет вселять страх одним лишь взглядом! И она такая могущественная!

Тане тут же представилась Виктория из нашумевшей Metal Family, и она не смогла сдержать улыбку.

– Моя мамочка умная, хитрая и такая таинственная! Мне до неё далеко. Я очень хочу, чтобы она приехала в город, но она отказывается. И потому в следующий раз я решила привезти город к ней, – Хилл многозначительно показала на телефон.

– Вы не вместе живете? – Таня сразу подумала о разводе и испугалась, что эта тема может быть болезненной для Хилл.

– К сожалению, нет, – вздохнула та. – Мама предпочитает одиночество и не любит, когда ярко и шумно. Поэтому живёт за городом, где лес, птички, болота.

– Грибы, ягоды, охота, – пошутила Таня.

– О да, она любит охотиться, – серьёзно ответила Хилл. – А я не люблю. Но, может, когда-нибудь, у нас появится что-то общее. Я бы очень хотела!

Таня открыла рот, чтобы сказать, что хоть она не знает её маму, но Хилл кажется ей очень хорошей, заботливой, доброй. И что любая мать гордилась бы такой дочерью. Даже Танина. Только её мама не позволила бы так одеваться и красить волосы в розовый, но во всём остальном… Только сказать всего этого Таня не смогла. Словно ком застрял в горле. Стало горько за себя, за то, что не смогла ответить незнакомке той же поддержкой, какую дала ей Хилл. И какая из неё после этого близкая подруга? Пусть даже и в перспективе.

– А ты есть в ВК? – спросила Таня единственное, что смогла в такой ситуации.

Собственный вопрос тут же показался таким глупым. Конечно, она есть, если и не в ВК, то в инсте6 точно. И не только там, раз делает столько фоток.

– Я много где есть, но активно ничего не веду, – улыбнулась Хилл. – Можем добавиться для общения, но фоток ты там не найдёшь.

– Так много фотографируешь и не выкладываешь? – на этот раз Таня удивилась основательно.

Хилл всё больше казалась ей девочкой с другой планеты. Одевается как вредный подросток, желающий насолить родне одним своим видом, при этом говорит как взрослая и не стремится к вниманию там, где каждый хотел бы получить хотя бы его частичку.

– Той, для кого я делаю эти фото, нет в социальных сетях, – вздохнула Хилл с сожалением. – У неё и телефона-то нет.

И снова Таня открыла рот, желая напомнить – телефоны сейчас стоят недорого, можно даже б/у найти, такой, чтобы чисто общаться и фотки друг другу слать. Но снова промолчала, только на этот раз намеренно: она не знает ситуацию Хилл, учится ли она, подрабатывает ли, с кем живёт и прочие нюансы, из-за которых у неё может не быть возможностей, доступных другим. И потом, если верить словам Хилл, её мама редкостная затворница.

– И как же вы общаетесь? – нахмурилась Таня. – Голубиной почтой?

Хилл прыснула со смеху.

– Нет, конечно, всё куда проще! Я приезжаю раз в год на День матери, и мы целый день проводим с ней вместе, смотрим фото и видео, разговариваем, просто лежим рядом. Обожаю такие дни!